Фундамент

Книга о Любви,

Их история не началась с удара молнии или внезапно пролившегося дождя, под которым они смеялись, запрокинув головы. Нет, она началась с тишины. Тишины, которая была громче любого слова. Его звали Лев, и он был архитектором, человеком, который строил миры из бетона и стекла, но в душе своей лелеял хрупкие акварели забытых садов. Ее звали София, и она была реставратором старинных книг, врачом, возвращавшим к жизни пожелтевшие страницы, в чьих пальцах время обретало второе дыхание.

Они встретились в читальном зале городской библиотеки, в том самом, где свет падал под особым углом, окрашивая пыль в золото. Он искал трактат по витражному искусству XV века, она переплетала ветхий фолиант с стихами нидерландских мистиков. Их столы стояли рядом. Он уронил карандаш, она подняла. Их пальцы коснулись на долю секунды дольше, чем того требовала простая вежливость. Не было искр, не было перехватывающего дух волнения. Было ощущение… узнавания. Тихого, как шелест страницы. Он посмотрел на ее руки, умелые и бережные, на тонкую кисть, с которой она работала, и подумал, что эти руки могли бы выстроить самый гармоничный дворец, не из камня, а из тишины и внимания. Она взглянула на его чертежи, на четкие линии и смелые проекции, и подумала, что этот человек мыслит как поэт, только его слова – это пропорции и свет.

Первое слово было за ним. «Простите, вы не знаете, где здесь могут быть работы Альберти?» Голос у него был низкий, немного уставший, как у человека, который привык разговаривать с чертежами, а не с людьми. Она подняла на него глаза – глаза цвета старого дуба, глубокие и спокойные. «Альберти? – переспросила она. – Он в третьем зале, на верхней полке. Но будьте осторожны, переплет ветхий». Это был диалог, каких тысячи, но в нем прозвучала незаметная забота, едва уловимая общность.

Так началось их странное, медленное сближение. Они не ходили на шумные свидания в бары. Их свиданиями стали эти самые читальные залы, прогулки по пустынным паркам, где осенняя листва шептала под ногами древние секреты. Они говорили обо всем. Лев рассказывал Софии о музыке, что таится в симметрии готического собора, о том, как свет, проходя через витраж, не просто освещает пространство, а рассказывает историю, написанную цветом. София говорила ему о запахе старой бумаги, о том, как по водяным знакам можно прочесть судьбу мастера, ее создававшего, о тихой грусти, которая исходит от книги, много лет пролежавшей нераскрытой.