Психолог, который калечит

Глава 1. Лена

Лену вызвали к шефу ровно в 10:03.

Она взглянула на часы, и в животе неприятно ёкнуло. «Опять?» Длинные русые волосы скользнули по плечу, когда она резко подняла голову – это был уже третий вызов за неделю в редакции местного информационного канала, где она с недавнего времени работала. Хотя… может, она просто параноик? В Москве на неё бы уже давно орали, а здесь шеф лишь вежливо просил зайти. Она машинально пододвинула ногу, коснувшись теплого бока собаки, дремавшей у ног.

Немецкая овчарка по кличке Диккенс – её друг, её защитник. Он всегда был рядом – дома, на улице, даже здесь, в редакции, где руководство снисходительно разрешило его присутствие, а сотрудники с улыбкой поглядывали на необычного «коллегу». Воспитанный, умный – он никогда не создавал проблем, в отличие от своей хозяйки, которая вечно спорила с начальством, доказывая, что можно сделать лучше.

Стул скрипнул, когда она откинулась назад. В груди знакомо заныло – не страх, а это противное предчувствие, будто вот-вот случится что-то плохое. «Чёрт бы подрал эту тревогу!» – мысленно выругалась она, пытаясь глубоко вдохнуть. – Всё будет хорошо».

Диккенс тут же поднял голову. Его уши – острые, чуткие, напряглись, а тёмные глаза, словно покрытые чёрной маской, уставились на неё безмолвным вопросом. Он всегда знал раньше, когда что-то не так. Когда она сама ещё не осознавала, что уже на грани.

– Всё нормально, – прошептала она, протянув руку к его холке.

Пальцы погрузились в густую шерсть, ощущая под ней твёрдые мышцы, готовые в любой миг броситься вперёд. Диккенс не дрогнул, но его дыхание стало чуть глубже, чуть медленнее.

«Он чувствует меня лучше, чем я сама», – мелькнуло в голове девушки.

– Жди тут! – скомандовала она овчарке, которая послушно улеглась у двери, когда хозяйка покинула помещение.

Кабинет шефа. Стеклянный аквариум, но не клетка – скорее прозрачная граница между его миром и остальной редакцией. Лена знала, что за этими стенами её не разорвут на части, а наоборот – дадут пространство для манёвра. «Москвичка» – это прозвище здесь звучало почти ласково, с оттенком уважения к её столичному опыту. Хотя настоящей москвичкой она так и не стала – 13 лет в том бетонном муравейнике лишь доказали, что провинциальная закваска в ней крепче любых амбиций.

Она вошла без стука – за две недели работы это уже стало их негласным договором. Шеф, сутулясь над бумагами, лишь махнул рукой в сторону стула, не отрываясь от документов.

– Садись, – его голос звучал устало, но без привычной начальственной строгости.

Она опустилась в кресло, – зелёные глаза сразу нашли точку на стене, куда можно смотреть, чтобы не встречаться с начальственным взглядом.

– Видео с этой девушкой уже везде прошло, – главный редактор наконец оторвался от бумаг и выглянул из-за ноутбука. – Надо дать материал. Но, Лен… – он провел рукой по щетине, и она узнала этот жест – значит, бюджет снова урезали. – Без твоих фирменных копаний, ладно? Просто поговори с родней, возьми цитаты с ролика.

Горло сжалось, но не от злости – от досады. Она знала, что он прав.

– То есть, просто пересказать, что уже есть? – спросила Лена, и в голосе невольно прозвучало разочарование.

Шеф посмотрел на неё – темные глаза под густыми бровями стали мягче.

– Я же знаю, как ты умеешь, видел твои прошлые работы, – он даже улыбнулся уголком рта. – Но тут не Москва. Времени нет, денег тем более. Интервью с семьей и хватит.

Лена глубоко вдохнула, разминая пальцы. Просто сжимала и разжимала кулаки – привычка, оставшаяся с московских времен.

– Хорошо, – кивнула она.

Шеф задержал на ней взгляд, будто проверяя, не затаила ли обиду. Потом ткнул пальцем в ноутбук:

– Файлы прислал. – В его тоне слышалась не приказная интонация, а скорее просьба старого товарища: «Сделай, как прошу, просто поверь мне». И в этом было что-то такое… почти отеческое.

Она кивнула и поспешила обратно в свой кабинет. Маленький. Без окон. Но её личный. Единственное место, где она могла не притворяться «командным игроком». Где не надо было улыбаться, не надо было сдерживаться. Где можно было быть собой – колючей, резкой, неудобной.

Диккенс ждал у двери, как всегда.

Как только она переступила порог, он встал, потянулся всем своим мощным телом и медленно подошел, тыкаясь холодным носом в её сжатые кулаки. «Без твоих фирменных копаний, ладно? Просто поговори с родней… Тут не Москва. Времени нет, денег тем более», – роем крутились в голове слова редактора.

– Всё нормально, – садясь в рабочее кресло, пробормотала Лена, но пёс не купился.

Он положил морду ей на колени, дожидаясь, пока она не разожмет пальцы и не вцепится в его шерсть. Теплую. Грубую. Настоящую.

– Место, – прозвучала привычная для собаки команда, и он, подчинившись, лег рядом с брошенным на пол поводком.

Лена открыла файл. Первое же фото погибшей девушки Яны – заставило её замереть. Слишком молодая. Слишком… знакомая. В глазах Яны стояло то же выражение, которое она видела в зеркале каждое утро.

«Я не хочу так больше».

Диккенс тяжело вздохнул и переместился к её ногам и лег, прижавшись боком к сапогам. Тяжелый, живой.

Лена пролистала документ. Сухие факты: «Обвинила психолога… покончила с собой… видео в сети…»

«Чёрт, – резко нажала на красный крестик она. – Шеф хотел просто статью». Но «просто» – это не про неё.

Диккенс поднял голову, уловив изменение ритма её дыхания.

– Всё в порядке, – провела рукой по клавиатуре, второй – автоматически расправила складки на водолазке, подчёркивавшей её хрупкую фигуру. – Мы же любим копать глубже, да?

Пёс не ответил. Но ей и не нужно было. Она уже запускала браузер.

Глава 2. Яна

Экран монитора мерцал в полутёмном кабинете. Лена наклонилась ближе, пальцы судорожно сжимали мышку.

«…он сказал, что я сама во всём виновата. Что если бы я была нормальной, он бы не…»

На видео девушка – Яна, юная, со светлыми волосами, собранными в небрежный хвост, будто она совсем недавно перестала за собой следить. Её лицо было бледным, почти прозрачным, а под глазами синеватые тени, словно она не спала несколько ночей подряд. Но больше всего Лену поразили её глаза – большие, неестественно яркие, цвета летнего неба, в которых теперь не осталось ничего, кроме пустоты. Они смотрели в камеру, но казалось, что девушка не видит никого, будто уже простилась с этим миром.

Говорила она тихо, почти без интонации, словно читала чужой текст. Губы слегка дрожали, но слёз не было. Только ровный, мёртвый голос и этот взгляд – будто она смотрела не в объектив, а куда-то далеко, за пределы экрана, туда, где её уже никто не достанет.

«Психолог сказал, что мы не подходим друг другу… Он меня не слышит… И я его бросила… А теперь не знаю, как жить дальше… Я больше не могу. Я всё потеряла…»

Лена резко нажала на паузу.

Слишком знакомый взгляд. Слишком знакомые слова.

Москва. Месяц назад. Андрей стоял в коридоре квартиры, где они так много времени провели вдвоем. Лена собиралась уходить.

– Давай оставим все как есть? – его голос был пака еще мягким. – Чем тебя не устраивают свободные отношения?

– Свободные? – её собственный, дрожащий, как у затравленного зверька. – Чтобы ты мог гулять с кем хочешь?

– Нет, Лен. Просто без брака.

Он пытался убедить ее, что официальный статус ничего не изменит. Не убедил. А потом началась ссора, где он кричал, что она пытается его переделать, пытается им управлять.

– Это твой психолог тебе наговорила? Как она там говорит? Я непоследовательная и неуравновешенная?

– Взбалмошная, – добавил он. – И советует мне с тобой прекратить общение…

– Так и спи с ней!

Лена пристально посмотрела на девушку в мониторе… И снова погрузилась в воспоминания, которые вспышкой ударили в висках.

– Я устала! Оставь меня уже в покое! – на прощание бросила она.

– Ну и иди! Надоело! Ты сама всё портишь! – в след крикнул он.

Лена моргнула – и снова увидела экран. Яна смотрела на неё тем же взглядом. Пустым. Без надежды. «Я тоже так смотрела», – мелькнуло в голове.

Хлопок дверью. Тишина. Потом – пустота.

Тревога. Лена потянулась за кофе, не глядя – рука сама нашла единственное свободное место на захламленном столе. Странно, как этот хаос из бумаг и папок уживался с её маниакальной потребностью расставлять книги по алфавиту. Пёс, лежавший рядом, преданно наблюдал за её попытками не смотреть на экран.

Она вдруг осознала, что дышит слишком часто, а ладони стали липкими. Диккенс поднял голову, уловив перемену, и ткнулся носом в её колено.

Лена машинально потянулась к нему, пальцы вцепились в шерсть.

– Не сейчас. Только не сейчас, – пытаясь отмахнуться от подкатывающей волны эмоций, прошептала она. Но тело не слушалось. Ком в горле. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу.

К жизни её вернул телефонный звонок. Резкий, пронзительный, как удар током. Лена вздрогнула, чуть не опрокинув чашку с кофе. На экране высветилось: «Лиза».

– Алло? – прозвучало хрипло, будто она только что проснулась.

– Ты вообще нормальная? – раздался в трубке резкий, но с нотками обиды голос сестры. Она говорила слишком громко, будто хотела докричаться до неё сквозь годы молчания. – Две недели как приехала, а мне даже не позвонила!

Лена сжала телефон. «Она не понимает. Никто не понимает».

– Я работаю, – выдавила она.

– Боже, да хватит уже прятаться! – Лиза взорвалась. – Ты снова в своей яме и никому не позволяешь себе помочь! Вечером приезжай. Или я сама приеду и вытащу тебя за шкирку!

– Хорошо.

– И не вздумай сбежать!

Лена положила телефон и глубоко вдохнула. «Немец» внимательно смотрел на неё, будто спрашивал: «Ты справишься?»

– Спокойно, – она провела ладонью по его голове. – Всё хорошо.

Но это была ложь.

Лена резко закрыла видео. Но Яна не исчезла. Её лицо всплыло в темноте экрана – бледное, искаженное отражением.

«Ты следующая», – шепнуло эхо в её голове.

Диккенс зарычал. Тихо. Будто почуял то, чего она ещё не видела.

Глава 3. Психологический сеанс

Лиза сбросила вызов и тяжело вздохнула, поправляя бежевую блузку, идеально сидевшую на ее точеной фигуре. «Она снова убегает», – пронеслось в голове, и пальцы с аккуратным маникюром сами собой потянулись поправить лежащую ручку. Лена уже две недели была в городе. Две недели. И даже не потрудилась сообщить. О приезде сестры Лиза узнала случайно от мамы, когда забежала за забытым пакетом с вещами младшего сына, Александра. «Лена приехала, – услышала она, зайдя в когда-то их с сестрой комнату и увидев ее вещи. – Не сложилось у нее в Москве…» Будто так и должно быть. Будто это не странно – молча вернулась после стольких лет в столице и затаилась в детской, как испуганный зверь.

Лиза провела ладонью по лицу, ощущая, как под пальцами напрягаются мышцы. Черная юбка до колен мягко зашуршала, когда она села за стол.

Кабинет был безупречен – ни пылинки, ни лишней бумажки. Блокнот с рабочими записями, рядом ручка, открытый ноутбук с вытертым до блеска экраном. Она не была перфекционисткой, как Лена, но…

«Хотя бы здесь все должно быть под контролем, – думала, замечая, как ее взгляд снова и снова возвращается к телефону. – Почему она не сказала? Что случилось на этот раз?»

В дверь постучали.

– Проходите, – голос Лизы прозвучал ровно, хотя губы, подкрашенные нейтральным блеском, упрямо не хотели складываться в улыбку.

Дверь открылась, и в кабинет вошла девушка. Высокая, с каштановыми волосами, уложенными в идеальные волны, и холодными, изучающими глазами. Она не спешила садиться – сначала медленно обвела взглядом помещение, будто оценивая обстановку, затем взгляд скользнул по Лизе: от аккуратно собранных волос до кончиков туфель.

– Даша, – наконец представилась она, опускаясь в кресло с грацией хищницы. Голос звучал ровно, но в уголках губ играла едва уловимая усмешка.

– Лиза, – ответила психолог, поправляя непослушную прядь русых волос, чуть спадавших на лицо. – Рада знакомству.

Она сделала паузу, давая клиентке освоиться, затем продолжила профессионально ровным тоном:

– Для создания доверительной атмосферы предлагаю перейти на «ты», если вам это комфортно.

Даша слегка приподняла бровь, но кивнула.

– На наших встречах ты можешь говорить обо всём, что считаешь важным, – продолжала Лиза, складывая руки на столе. – Я здесь, чтобы слушать и помогать тебе разбираться в вопросах, которые ты захочешь обсудить.

В кабинете повисла лёгкая пауза. Девушка удобнее устроилась в кресле, её пальцы принялись теребить ремешок дорогой кожаной сумки.

– Расскажи, с чем пришла? – мягко спросила Лиза, ловя её настороженный взгляд.

Даша откинулась на спинку кресла, пальцы начали теребить прядь волос.

– Мне кажется, я влюбилась, – произнесла она, но в ее тоне не было ни восторга, ни смятения. Скорее… вызов.

– Влюбленность может быть непростым переживанием, – осторожно начала Лиза. – Хочешь рассказать подробнее?

Девушка задержала взгляд на психологе, будто проверяя реакцию.

– Он старше. Намного. И… он мой преподаватель.

Лиза кивнула, не меняя выражения лица.

– Такие чувства могут быть сложными, особенно когда есть разница в статусе. Что тебя больше всего беспокоит в этой ситуации?

Даша вдруг наклонилась вперед, глаза сверкнули.

– А как бы ты поступила на моем месте? – Она подчеркнула «ты», будто подбрасывая психологу горячий уголь. – Если бы влюбилась в того, кто… ну, знаешь, не должен отвечать взаимностью?

Лиза почувствовала легкое напряжение в плечах. Клиенты иногда задавали такие вопросы, но обычно – позже, когда уже было установлено доверие.

– Моя роль – не давать советов, а помочь тебе разобраться в своих чувствах, – мягко ответила она. – Но если тебе важно знать… Я бы, наверное, задумалась, что именно меня привлекает в этом человеке.

Даша засмеялась – коротко, без радости.

– О, я знаю, что меня привлекает. Вопрос в другом – что ему нужно от меня? – Она снова скользнула взглядом по Лизе, оценивающе. – Ты замужем?

– Давай вернемся к твоей ситуации, – психолог слегка нахмурилась, но голос оставался ровным. – Ты говоришь, он твой преподаватель. Как он реагирует на твои чувства?

– Он… – Даша закусила губу, но в глазах не было ни смущения, ни боли – только расчет. – Он не говорит «нет». Но и не говорит «да».

– То есть ты не получаешь четкого ответа?

– Он ведет себя… двусмысленно. Смотрит дольше, чем нужно. Остается после пар. – Она вдруг улыбнулась, и в этой улыбке было что-то хищное. – Ты же понимаешь, о чем я?

Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Вопрос был явно о личном.

– Даша, я чувствую, что тебе важно обсудить именно эти моменты – его поведение, твои ожидания. Давай попробуем разобраться, что для тебя значат эти знаки внимания?

– Знаки внимания? – Девушка фыркнула. – Ты говоришь, как учебник.

– А как бы ты хотела, чтобы я говорила?

Даша замерла, затем медленно провела языком по губам.

– Честно. – Она наклонилась еще ближе. – Вот представь: ты – это я. Молодая, красивая. Перед тобой мужчина, который точно хочет тебя, но не признается. Что бы ты сделала?

Лиза ощутила, как сжимаются ее пальцы на блокноте.

– Я бы спросила себя: зачем мне человек, который не может сказать «да»?

Даша откинулась назад, разочарованно выдохнув.

– Ну, конечно. Ты же психолог. У тебя на все есть правильный ответ.

– Нет правильных ответов, Даша. Есть твои чувства и твои решения.

Девушка вдруг встала, резким движением поправив юбку.

– А твой муж тоже преподаватель? Мне показалось, что для тебя моя история пахнет чем-то личным.

Сердце Лизы едва заметно дрогнуло, но лицо осталось невозмутимым.

– Мы здесь, чтобы говорить о тебе, Даша.

Девушка усмехнулась и продолжила свою игру, в которой не столько хотела рассказать о своих проблемах, сколько прощупать проблемы психолога. Но Лиза за годы работы в психологическом центре не раз сталкивалась с подобными манипуляциями и умела профессионально держать границы. Хотя в этот раз, в ней словно что-то треснуло. Но все же она выдержала.

Когда дверь за клиенткой закрылась, она уронила голову на руки, чтобы дать себе передышку. Следующий клиент должен быть только через час, а пока…

Глава 4. Алиса

Лиза только закрыла глаза, когда дверь с треском распахнулась.

– Мам, можно я сегодня у Маши останусь ночевать? – Вопрос прозвучал как выстрел. Алиса остановилась перед столом, переминаясь с ноги на ногу в своих ярких кроссовках.

Лиза медленно подняла взгляд, отмечая каждую деталь дочернего облика. Широкие джинсы с потертостями на коленях. Черная толстовка с вызывающей надписью. Небрежный хвост, из которого выбивались русые пряди. Те же голубые глаза, что и у нее самой, но с совершенно другим выражением – дерзким, вызывающим.

«Боже правый, она точная копия меня в ее возрасте. Только я носила рваные колготки и черную подводку, а она – эти мешковатые джинсы и толстовки», – пронеслось в голове у Лизы. Она почувствовала, как в висках застучало – знакомое чувство, когда эмоции начинали перевешивать разум.

«Отпустить или нет? С одной стороны – важно давать ребенку свободу, возможность социализироваться, учиться самостоятельности. С другой – тревожно: вдруг что-то пойдет не так? – пронесся анализ ситуации в голове не матери, а психолога. – Что бы я сказала клиенту в такой ситуации?

Первое, на что стоит обратить внимание – семья подруги. Знаю ли я ее родителей? Какая у них атмосфера дома? Если есть малейшие сомнения в их ответственности – лучше подождать. Второе – моя дочь. Готова ли она эмоционально? У нее ранее не было ночевок вне дома, а значит, лучше начать с вечера, а на ночь забрать.

Обязательно обсудить с ней правила: что будут делать, смотреть. И главное – как себя вести, если станет некомфортно. Важно, чтобы она знала – я всегда на ее стороне, и она может позвонить в любое время, и мы решим проблему без осуждения.

Если все сходится – доверие к семье, готовность ребенка, четкие договоренности – почему бы и нет?»

– У какой Маши? – спросила Лиза, намеренно делая паузу между словами. Ее пальцы сжали ручку чуть сильнее, чем нужно.

– Ну ма-ам! – Алиса плюхнулась в кресло напротив стола и закатила глаза с преувеличенным драматизмом. – Из моего класса. Я же рассказывала!

«Рассказывала? Когда? В тот ужин на прошлой неделе, когда ты обмолвилась, что в вашем классе появилась новенькая?» – хотелось выпалить Лизе, но она лишь глубже вжалась в кресло, чувствуя, как напрягаются мышцы спины.

– Это новенькая? Я даже незнакома с ее родителями, – голос прозвучал ровнее, чем она ожидала. Внутри все сжималось – страх, беспокойство, досада.

Алиса шумно вздохнула, демонстративно скрестив руки на груди.

– Папа разрешил.

Два слова. Всего два слова, и Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. «Разрешил? Не спросив меня? Как будто я вообще не участвую в воспитании собственного ребенка».

Она закрыла глаза на секунду, собираясь с мыслями. «Но я не знакома ни с девочкой, ни с ее семьей. Спокойно. Не срывайся. Найди правильные слова. Стоит предложить альтернативу. Главное – не из страха ограничивать, а из разумной заботы создавать безопасные условия для ее взросления».

– Солнышко, – начала Лиза, разжимая пальцы и кладя руки на стол ладонями вверх – жест открытости, которому она учила своих клиентов. – Давай поговорим об этом спокойно… Ты знаешь, почему я волнуюсь?

– Потому что ты всегда волнуешься! – дочь развела руками. – Сашу отпускаешь к друзьям, а мне всегда нет да нет!

Лиза почувствовала, как сжимается сердце. «Она действительно так думает? Что я ее в чем-то ограничиваю?» Она провела языком по пересохшим губам, собираясь с мыслями.

– Саша ходит к Мише, с чьими родителями мы знакомы пять лет, – тихо сказала Лиза. – А я даже не знаю, как выглядит мама Маши, как и сама Маша, в прочем.

Она встала и обошла стол, осторожно присев рядом с дочерью на край кресла. Алиса слегка отстранилась, но не отодвинулась совсем.

– Я не просто запрещаю, – Лиза осторожно положила руку на дочкино колено. – Я хочу быть уверенна, что ты в безопасности. Представь, если бы я отпустила тебя ночевать к людям, которых даже не знаю.

Алиса надула губы, но плечи ее слегка опустились. Лиза знала этот жест – начало сдачи позиций.

– Давай так, – предложила она мягче. – Сегодня ты идешь к Маше на до вечера, посмотришь, как у них дома. А я заеду за тобой и познакомлюсь с ее родителями. Если все нормально, в следующий раз можешь остаться с ночевкой.

– Но ма-ам…

– А в субботу давай пригласим Машу к нам? – Лиза поспешила добавить, ловя момент. – Устроим вечер кино. Я приготовлю твой любимый попкорн с карамелью и те блинчики с бананом, которые ты обожаешь.

Она увидела, как в голубых, точь-в-точь ее собственных глазах мелькнул интерес. Алиса пыталась сохранить надутый вид, но уголки губ уже предательски подрагивали.

– Ну… ладно, – наконец сдалась девочка. – Но блинчики должны быть еще и с шоколадом!

Лиза не сдержала улыбки и потянулась обнять дочь.

– Договорились!

Алиса фыркнула, но не сопротивлялась, даже на мгновение прижалась к материнскому плечу.

«Слава богу, пронесло», – подумала Лиза, вдыхая знакомый запах дочерних волос – клубничный шампунь и что-то еще, типично подростковое. Она поймала себя на мысли, что последний раз так обнимала Алису… когда? Месяц назад? Два?

– Я тебя очень люблю, – прошептала она, целуя дочь в макушку. – Даже когда ты ворчишь, как старый медведь.

– Ма-ам! – Алиса фальшиво возмутилась, но не отстранилась сразу, позволив матери еще пару секунд держать ее в объятиях.

Когда дверь за дочерью закрылась, Лиза тяжело опустилась в кресло, чувствуя, как дрожь в руках постепенно утихает. Она провела ладонью по лицу, отмечая влажность кожи. «И это всего лишь разговор о ночевке у подруги. А ведь скоро начнутся мальчики… Как я вообще переживу ее подростковые годы?»

Ее взгляд упал на фотографию на рабочем столе компьютера: Алисе восемь, Саше три.

– Господи, как же вы быстро растете, – шепот пустому кабинету.

Она глубоко вдохнула, выпрямила плечи и снова стала Елизаветой Александровной, профессиональным психологом. Но где-то глубоко внутри все еще оставалась просто мамой, которая боялась отпускать свою девочку во взрослый мир.

Проверив, отключен ли звук на телефоне, Лиза заметила уведомление из соцсетей: «Елена Воронцова обновила статус». Всего два слова: «Собаки не предают».

«Как ты смогла закрыться настолько, что даже я стала чужой? – пронеслось в голове, словно пуля, прошедшая на вылет. – Мы же делились всем. Даже страхами под одеялом, когда папа был в рейсе…»

– Елизавета, можно? – в кабинет заглянул следующий клиент.

– Да, проходите! – Лиза отложила телефон. Под столом ее нога нервно забила дробь.

«Почему ты не позволяешь мне помочь? – мысленно кричала она сестре, улыбаясь вошедшему мужчине в пиджаке. – Или ты уже даже мне не веришь?»

Глава 5. Собаки не предают

«Собаки не предают». Лена щелкнула «опубликовать» и тут же отложила телефон, словно боялась, что кто-то увидит эти слова. Диккенс, лежавший у ее ног, поднял голову и фыркнул, будто спрашивая: «И зачем ты это сделала?»

Она резко потянулась к ноутбуку, стоявшему среди хаотично разбросанных бумаг, и притянула его ближе. Синий свет экрана подчеркнул глубокие тени под глазами – следы двухчасового копания в соцсетях Яны. Девушка оставила после себя цифровую исповедь: сотни постов о предательстве:

«Чем ближе человек, тем больнее его предательство».

«Дать второй шанс человеку, который вас предал, тоже самое, что дать вторую пулю человеку, что с первого раза в вас не попал».

«Человек, которому я доверяла, оказался не просто предателем… Он за мои же деньги, лицемерно подталкивал меня к пропасти, в которую я свалилась… Плохо, когда тебя обманывают. Еще хуже, когда обманщик прикрывается дипломом… Вся эта психологическая помощь оказалась фарсом…»

Проведя пальцем по тачпаду, она заметила частые комментарии Виктории П. – девушки с аватаркой в стиле аниме, у которой Яна значилась в «Лучших друзьях». Пальцы сами собой потянулись к клавиатуре.

«Здравствуйте, мне нужно поговорить о Яне».

Отправив сообщение, она закусила губу до боли. Ответ пришел почти мгновенно, и уже через час Лена, резко дергая ручник, парковалась у института, в котором учились обе девушки: Яна и Виктория. Диккенс вскочил с заднего сиденья, его когти скребли по обивке.

– Спокойно, – пробормотала она.

Дверь машины открылась и оттуда выскочил лохматый, тут же заняв место с ногой хозяйки. Проводя дрожащей рукой по его холке, Лена заметила приближающуюся девушку – высокую, крепкую, с густыми темными волосами, спадавшими ниже лопаток. На вид ей было около двадцати, но лицо выдавало опыт, далекий от юношеской безмятежности – резкие скулы, плотно сжатые губы, взгляд, привыкший оценивать и рассчитывать.

– Вы Елена? – затормозила она в пару метрах, боясь собаки.

– Да, здравствуйте! Он не тронет, не бойтесь!

– Я, если правда, даже не знаю, чем могу быть вам полезна… – неуверенно начала Виктория, теребя молнию на куртке. – Я же ничего не знаю… Яна… Она была закрытая, ничего о себе не рассказывала…

– Но ее соцсети достаточно активно велись.

– Ну вот там она и выговаривалась, по-видимому. А на словах… Знаю лишь, что встречалась с одним… Вроде как ее психолог. Потом разошлись, был кто-то еще… Но кто? Вам бы лучше ее дневник почитать.

– А такой есть?

– Да, онлайн. Но не знаю, открыт ли он?

– Как я могу его найти?

– Давайте я вечером вам ссылку пришлю, сейчас не могу, все дома на компьютере.

– Хорошо, спасибо! И… Виктория, если еще что-то вспомните, позвоните мне.

– Вы правда хотите докопаться до сути?

– Правда!

– Столько журналистов уже приходило, спрашивало, но всем лишь бы написать. А я бы хотела, чтобы… Чтобы виновного наказали!

– Вы все-таки думаете, она не сама?

– Сама, конечно! Но она искала помощи, а ее обманули! Я считаю, таких нужно лицензии лишать, как минимум.

– Психологией многие занимаются без лицензии…

– Тогда просто предать огласки эту историю. Чтобы к таким психологам люди больше не ходили! Они же не спасают, а калечат!

Лена попрощалась с девушкой и, запустив пса в машину, села сама.

– Почему мне кажется, что здесь не так все просто? – запустив двигатель, обратилась она к собаке.

Диккенс повернул голову набок, улавливая каждый звук произносимых слов.

– Эти психологи… Если мне удастся прочитать дневник Яны… Как думаешь? – Она посмотрела в преданные глаза через зеркало заднего вида.

Пес потянулся к ней, тычась мокрым носом в плечо.

– Ладно, гений. Поехали к ее маме.

Через двадцать минут она стояла у квартиры №54. Дверь захлопнулась, едва она произнесла: «Мне важно узнать правду». Лена замерла на лестничной площадке, сжимая телефон так, что самой стало больно.

– Вам важно, вы и разбирайтесь! – донесся из-за двери голос Яниной мамы.

Медленно спустившись по ступеням, Лена заметила, как Диккенс прижимается к ее бедру, будто чувствуя дрожь в ее коленях. Достала телефон и набрала сестру.

– Я скоро заеду, – сказала она Лизе, глядя на пса, который не отступал ни на шаг. – Я не одна. С другом.

Сбросив вызов, Лена села в машину и повернулась к собаке, покорно разместившейся на своем месте сзади.

– Ну что, друг, готов познакомиться с моей сестрой? – Она подмигнула, но уголки ее губ дернулись – не улыбка, а гримаса.

Диккенс протяжно зевнул, и она рассмеялась – коротко, хрипло, но искренне, заводя двигатель. Лена включила фары – впереди темнела дорога к сестре. К той, которая, несмотря ни на что, продолжала ждать.

Глава 6. Тётя Лена

– Мам, с кем ты разговаривала? – Саша замер в дверях кухни, его серые глаза, точь-в-точь как у отца, блестели от любопытства.

Лиза быстро опустила телефон, будто пойманная на чём-то.

– С тётей Леной. Скоро приедет. – Она машинально провела пальцами по его светлым вьющимся волосам, таким знакомым на ощупь. Те же мягкие локоны, что и у Сергея. И черты лица – точная копия отцовских.

Мальчик оживился, хотя едва помнил эту загадочную тётю, появлявшуюся в их жизни редкими вспышками.

– Она нам что-нибудь привезёт?

– Не знаю, – Лиза провела рукой по волосам, чувствуя, как в животе завязывается узел. Почему Лена вернулась именно сейчас? Почему решила приехать с другом? Раньше она со своими друзьями не знакомила.

В дверях появился Сергей. Высокий, с широкими плечами и спортивной фигурой, которую упорно поддерживал на тренировках трижды в неделю. Серые глаза, обычно насмешливые, сейчас прищурились с деловым интересом.

– Кто приезжает?

– Лена. И… – Лиза замялась, – С кем-то. С другом.

Его брови поползли вверх.

– Другом?

– Так она сказала.

«Сама в шоке!» – пронеслось у неё в голове. Сестра не подпускала к себе никого ближе, чем на пушечный выстрел. Может, наконец…

Сергей усмехнулся:

– Ну что ж, будем знакомиться с кавалером.

– Только, ради Бога, без твоих шуточек, – Лиза схватила его за рукав. – Ты же знаешь, как она…

– Буду шелковым, – он поднял руки в мнимой капитуляции, но в глазах читалось любопытство.

– Серёжа!

– Я буду молчать. – Он обнял жену за талию. – Обещаю.

Его губы коснулись её виска, но Лиза не расслабилась. Он всегда так говорил. А потом «случайно» отпускал какую-нибудь колкость. И Лена замыкалась. Или просто сбегала.

Лиза отвернулась к плите, где готовился ужин. «Какой он, этот друг? Коллега? Случайный знакомый? Или…»

Алиса ворвалась на кухню, как ураган, и сразу потянулась к тарелке с нарезкой, но Лиза легонько шлёпнула её по руке.

– Ну, мам, я есть хочу!

– А мне помочь не хочешь?

Алиса фыркнула, но всё же ухватила кусочек сыра.

– Ты и сама хорошо управляешься.

Лиза на мгновение задумалась: «Подростки. Им нужно чувствовать себя значимыми, но без давления. Если заставить – взбунтуются. Если попросить, как равную – возможно, согласится».

– Помоги накрыть на стол, – предложила она спокойно. – А я быстрее закончу с ужином.

Алиса замерла, раздумывая. Потом пожала плечами.

– Ладно.

Расставляя тарелки, дочь неожиданно спросила:

– Мам, можно я волосы покрашу?

Лезвие ножа на секунду замерло над томатом. «Кризис идентичности. Потребность выделиться. Классика пубертата. Сказать „нет“ – значит спровоцировать бунт. Запреты в этом возрасте только подпитывают желание. Но и разрешить всё – значит потерять границы. Нужен компромисс».

Лиза медленно выдохнула.

– В несколько прядей. И не в кислотный цвет.

Алиса засияла.

– Какая ты у меня клёвая!

Дочь бросилась обнимать её, и Лиза невольно рассмеялась. «Вот и весь секрет. Дать немного свободы – и они чувствуют себя победителями».

Звонок домофона заставил её вздрогнуть. Сердце бешено заколотилось.

– Они приехали! – прокричал Саша, несясь к входной двери.

Лиза поправила фартук, сглатывая ком в горле. «Как она выглядит? Я не видела её несколько лет. Кто с ней? Почему вдруг…»

Дверь открылась. На пороге стояла Лена. За ней – немецкая овчарка. И… больше никого.

– Ну что, сестра, встречаешь гостей? – Лена усмехнулась, видя растерянность на лице Лизы.

Пёс гордо шагнул вперёд, будто говоря: «Вот он я, тот самый друг».

Лиза замерла, осознав, что все, и она в том числе, наивно ждали какого-то мужчину. А Лена… Лена привезла единственное существо, которому доверяла.

– Познакомься, – она положила руку на голову собаки, – это Диккенс.

Пёс внимательно осмотрел Лизу своими умными глазами, будто оценивая: «Достойна ли она доверия?»

– Это… твой друг? – Лиза услышала, как её голос стал неестественно высоким.

– Единственный, кто меня не предал, – Лена потрепала собаку за ухом, и в её глазах мелькнуло что-то тёплое – может, впервые за много лет.

– Проходите, – шире распахнув дверь, наконец выдавила Лиза, чувствуя, как в горле встаёт ком. – Оба. Сережа будет не в восторге.

– Что там опять твоя сестрёнка… – он не успел добавить «вычудила», как увидел всё своими глазами.

Диккенс сидел рядом с Леной, его мощные лапы оставили мокрые следы на полу. Лиза молча принесла тряпку и протянула сестре.

– Вытри ему лапы, – сказала она ровным тоном, но в глазах читалось: «Я не против твоей собаки. Но давай без провокаций».

Лена на мгновение замерла, затем взяла тряпку.

– А нельзя было оставить этого медведя в машине? – буркнул Сергей.

– А ты своих друзей тоже в машине оставляешь? – не поднимая головы, отозвалась Лена, тщательно вытирая Диккенсу лапы.

– Мои друзья не такие грязные…

– Серёжа! – резко остановила его Лиза, видя, как начинается привычная перепалка.

Саша уже тянулся погладить овчарку, не обращая внимания на взрослые разборки. Алиса стояла чуть поодаль, изучая тётю заинтересованным взглядом. И только Лиза, глотая ком в горле, понимала: её сестра привезла не просто собаку. Она привезла свою броню.

Диккенс, почувствовав свободу, первым переступил порог – огромный, уверенный, занимая место между Леной и остальным миром.

«Так вот какой у неё „друг“», – мелькнуло у Лизы. «Единственный, кому она верит».

– Проходите, – повторила она тише, отступая вглубь коридора. – Ужин почти готов.

И когда Лена наконец шагнула в дом, Лиза поймала себя на мысли: впервые за долгие годы её сестра не приходила одна. Она пришла под защитой.

Глава 7. Семейный ужин

Пар от горячего чайника стелился над столом, смешиваясь с тяжёлым молчанием. Лена сидела, отгородившись от всех чашкой чая, которую держала обеими руками – будто это был щит, а не посуда. Диккенс лежал у её ног, положив массивную голову ей на носок, как будто чувствовал: хозяйке нужна опора.

– Так почему ты всё-таки вернулась? – Лиза осторожно подала тарелку с салатом. – Не то, чтобы я не рада, но… ты даже не предупредила.

Лена пожала плечами, избегая взгляда сестры.

– Устала. Москва – душная.

– А работа?

– Перевелась в местное издание.

Коротко. Чётко. Без подробностей.

Лиза заметила, как пальцы сестры слегка дрожат, когда та берёт вилку. «Классическое избегание. Она не готова говорить. Но если давить – сбежит прямо сейчас, даже не доев ужин».

Сергей, до этого молча ковырявшийся в тарелке, вдруг ухмыльнулся:

– Ну ладно, с работой понятно. А с личной жизнью что? Неужели за все эти годы никого, кроме пса, не завела?

Лена замерла. Диккенс тут же поднял голову, уловив напряжение.

– Сергей, – предупредительно сказала Лиза.

– Что? Нормальный вопрос! – он развёл руками, изображая невинность. – Девушке почти тридцать, а она с собакой по жизни…

Лена резко поставила чашку, и звон фарфора заставил всех вздрогнуть.

– Мне не нужен мужчина, чтобы чувствовать себя полноценной.

– Да ладно, – Сергей не унимался, – все говорят «не нужен», пока не встретят того самого…

– Хватит. – Лиза ударила ладонью по столу. «Она уже сжимает кулаки – ещё немного, и взорвётся».

Сергей закатил глаза, но замолчал.

Алиса вдруг оживилась:

– Тётя Лена, а Диккенс знает команды?

Лена слегка разжала плечи, переключив внимание.

– Конечно!

– Вау! – Саша, забыв про ужин, потянулся погладить собаку. – Мам, пап, а нам можно такую?

Лиза почувствовала, как внутри всё сжалось. «Если сказать „нет“ – обидится. Если „да“ – ответственность на мне. Нужен баланс».

– Собака – это не игрушка, – она мягко положила руку на плечо сына. – Её нужно выгуливать, воспитывать, убирать за ней. Ты готов каждый день рано вставать, чтобы с ней гулять?

Саша надул губы, но через секунду ответил:

– Да.

Лиза заметила, как его веки дрогнули – классический признак внутреннего сопротивления. «Ребёнок уверен, что готов. Но его „готовность“ – это эмоции, а не осознанный выбор».

Она медленно положила вилку, давая себе секунду на размышление.

– Если ты действительно готов вставать в семь утра, даже когда холодно и идет дождь… – её голос звучал мягко, но в глазах читалась проверка на искренность, – …то давай попробуем. Но не сразу.

Саша засиял, но Лиза подняла палец:

– Сначала – тест. Ты будешь просыпаться в семь каждые выходные и идти со мной на прогулку. Без жалоб. Месяц. Если справишься – будем говорить о собаке.

«Дать ощущение выбора – мысленно прокрутила она профессиональную схему, – он не получает запрет, а принимает условия. Проверить реальную мотивацию – дети часто переоценивают свои силы. И создать „ритуал ответственности“ – если он выдержит месяц, это уже привычка, а не импульс».

– Но это же долго! – Саша надулся.

– Воспитать щенка – ещё дольше, – парировала Лиза, ловя взгляд Лены. Сестра едва заметно кивнула.

– А если я не справлюсь? – в голосе мальчика прозвучало первое сомнение.

– Значит, пока не время. Собака – не на год. Она будет с тобой десять, а то и пятнадцать лет. Ты готов к этому?

Саша задумался. Его брови сдвинулись – тот самый момент, когда детский энтузиазм сталкивается с осознанием реальности.

– Ладно… – он вздохнул. – Попробую.

Лена вдруг хитро прищурилась:

– Диккенс встаёт в шесть.

– Шесть?! – Саша аж подпрыгнул.

– Армейская привычка, – Лена потрепала пса по загривку, и в её глазах мелькнуло что-то тёплое. – Но тебе можно с семи.

Сергей улыбнулся:

– Ну что, сынок, теперь ты хотя бы будешь завтракать с нами, а не валяться до десяти.

– Ну… может, не каждые выходные?

– Вот видишь, – Лиза улыбнулась. «Дать ему осознать последствия – лучше, чем просто запретить. Пусть сам поймёт, что не готов». – Давай сначала почитаем про уход за собаками, а потом решим.

Лена вдруг фыркнула:

– Психологический приём?

Лиза встретила её взгляд и улыбнулась.

– Работает же.

Напряжение за столом слегка спало. Даже Сергей перестал ерничать, сосредоточившись на еде.

Лена отодвинула тарелку.

– Спасибо за ужин. Я, наверное, пойду.

– Уже? – Лиза нахмурилась.

– После работы устала, еще и с собакой нужно погулять.

Диккенс встал, готовый следовать за хозяйкой.

Лиза хотела возразить, но сжала губы. «Она перегружена. Если удержать – сорвётся».

– Хорошо. Но не пропадай надолго.

Когда дверь закрылась, Сергей вздохнул:

– Ну и характер.

– Прекрати, – Лиза сказала это тихо, но так, что он сразу замолчал.

Алиса переглянулась с Сашей.

– Мам, а почему тётя Лена такая…

– Грустная? – Лиза договорила за дочь. Она просто… очень устала.

Но в голове уже крутились мысли: «Она не просто так вернулась. Что-то случилось. И пока она не готова говорить… мне остаётся только ждать».

В это время Лена шла по двору, а рядом с ней, как тень, двигался Диккенс.

Единственный, кто знал правду.

Глава 8. Ночные разговоры

Темнота спальни была мягкой, но Лиза не могла расслабиться. Она лежала на спине, глядя в потолок, пальцы нервно перебирали край одеяла.

– Ты не спишь? – тихо спросила она.

– Нет, – ответил Сергей, поворачиваясь к ней. В свете уличного фонаря его лицо казалось резче, чем днем.

– Ты заметил, что Лена что-то скрывает?

Он усмехнулся:

– Конечно. Она же даже не ела – просто сидела, сжимая чашку, как гранату.

Лиза вздохнула, перевернулась на бок, чтобы лучше видеть его.

– Это не просто усталость. Она… будто на грани. Ты видел, как она сжалась, когда ты заговорил про мужчин?

– Видел.

– Может… – Лиза на мгновение замолчала, прокручивая в голове разные гипотезы, – это расстройство?

– Ты же знаешь, как работают проекции. Ты просто боишься, что с ней что-то серьёзное, и ищешь диагнозы.

– Я не ищу, – Лиза слегка нахмурилась. – Но ты сам психиатр. Разве её поведение не настораживает? Она закрыта, избегает контактов, живёт в своём мире с этой собакой… Может, шизоидное?

– Шизоидное расстройство? – Сергей приподнял бровь. – Не-е.

– Почему?

– Потому что шизоидам плевать на людей. Им не больно, не страшно – им просто неинтересно. А Лена? Она не избегает людей – она от них защищается.

Лиза задумалась.

– То есть…

– То есть она не шизоид. Она напугана. Ты же видишь – она не равнодушна. Она злится, взрывается, у неё панические реакции. Шизоид бы просто ушёл в другую комнату и забыл про всех.

– А если это акцентуация?

– Возможно. Но даже так – это не патология. Это характер.

Лиза потянулась за стаканом воды на тумбочке, сделала глоток.

– Тогда почему она так держится за эту собаку?

Сергей задумался, выбирая слова.

– Потому что Диккенс её не предаст. Не осудит. Не скажет: «Ты сама виновата». Собака – это безопасность.

– Как в детстве, – прошептала Лиза.

– Что?

– Ничего.

Она отвернулась, но Сергей положил руку ей на плечо.

– Ты думаешь, это из-за отца?

– Отчасти. Но не только. – Лиза закрыла глаза. – Она всегда была такой… своенравной.

– И что ты собираешься делать? Только не говори «ничего», я же вижу, что ты уже что-то задумала.

– Не знаю. – Она открыла глаза, уставившись в темноту. – Ждать. Не давить. Но…

– Но?

– Но я боюсь, что, если не помочь сейчас, она снова исчезнет.

Сергей обнял её, притянул к себе.

– Ты не можешь её заставить.

– Я знаю.

Она прижалась к нему, слушая его ровное дыхание. Но в голове всё ещё стоял образ Лены – сидящей за столом, сжимающей чашку, будто это единственное, что её держит.

«Что ты скрываешь?» – мысленно спросила она.

Темнота не ответила. Лиза закрыла глаза. Но сон не шёл.

За окном ветер шевелил ветки деревьев, где-то в городе на пустой улице, шла Лена, рядом Диккенс – её молчаливый страж, единственный, кому она доверяла.

Глава 9. Мысли

Лена брела по пустынному тротуару, её шаги отдавались глухим эхом в ночной тишине. Диккенс двигался рядом, не строго у ноги как на тренировках, а в нескольких метрах от хозяйки – достаточно близко, чтобы в любой момент встать на защиту, но не сковывая её движений. Жёлтый свет фонарей дрожал в лужах после недавнего дождя, превращая их в разбитые зеркала, отражающие лишь осколки реальности.

Мысли Лены путались, как нити в старом клубке. Она вспомнила одну фразу, гуляющую в сети: «Ну почему многих волнует вопрос, есть ли у меня муж? – так отозвалась цитата, произнесенная когда-то Людмилой Гурченко в одном из своих интервью, – Хоть бы кто поинтересовался, есть ли у меня аппетит, норковая шуба? Была ли я на Кипре? А то сразу – муж, муж…» Актриса произнесла ее в одном из своих интервью, отражая свой фирменный юмор и иронию по поводу публичного интереса к её личной жизни. И сейчас эта фраза как нельзя кстати подходила к её ситуации.

Она могла бы рассказать Лизе правду, или хотя бы часть ее, но только если бы они остались наедине. В присутствии Сергея, детей, в этой атмосфере семейного уюта, который так давил на неё своей чуждостью, откровенность казалась невозможной. Слишком много глаз, слишком много ожиданий.

«Я как-то не шибко откровенна с сестрой», – мелькнуло в голове. Но тут же нахлынуло другое: «А стоит ли ее грузить этим? У неё своих проблем хватает».

Она вздохнула.

«Что толку?» – нога невольно пнула камешек. Она знала, как бывает: подумаешь рассказать, а потом вспомнишь, как было раньше… Когда делишься чем-то важным, а на тебя смотрят, как на сумасшедшую.

А может причина была глубже? Может, она не смогла рассказать из-за этих неловкости или стыда, что в голове звучали чьим-то злым голосом: «Ты сама виновата, что не подумала».

«Да и зачем? Чтобы услышать стандартные утешения или, что хуже, непрошеные советы?» Она знала этот сценарий наизусть: стоит только открыться, как тут же последует поток «правильных» слов: «Ты преувеличиваешь», «Не зацикливайся», «Просто найди хорошего мужчину». Как будто все её проблемы решались парой банальностей. А если попытаешься объяснить, что не всё так просто – на тебя посмотрят с тем выражением, которое Лена ненавидела больше всего: смесь жалости и непонимания. «Ну ты же умная девушка, как ты могла…» или того хуже «Почему ты не можешь быть, как все?» Да, для многих она казалась странной. Она к этому давно привыкла.

Диккенс неожиданно остановился, прервав её мыслительный поток. Его мускулистое тело напряглось, уши встали торчком. Лена стала смотреть вперед, следуя взгляду собаки. Из-за угла появилась мужская фигура – высокий, широкоплечий, в тёмной куртке. Диккенс мгновенно занял позицию между хозяйкой и незнакомцем, не рыча, но всем своим видом демонстрируя готовность к действию.

«Хороший мальчик», – мелькнуло в голове у Лены, в то время как её пальцы сами собой схватились за ошейник.

Незнакомец замедлил шаг, оценивающе оглядев пару.

– Красивая собака, – бросил он через плечо, продолжая движение.

Лена лишь кивнула, пропуская его вперед, но не расслабляясь. Она знала эти уловки – сначала безобидный комплимент, потом «не пойти ли нам с вами…»

Как она ненавидела эти игры. Почему они не могли просто пройти мимо? Почему всегда находился кто-то, кто считал своим долгом нарушить её покой? Её пальцы нервно держались за ошейник, пока она ждала, когда мужчина отойдёт на безопасное расстояние.

Но вместо этого он остановился у киоска в двадцати метрах впереди, делая вид, что что-то выбирает, но слишком явно поглядывая в её сторону. Лена почувствовала, как по спине пробежали мурашки. В Москве она научилась доверять только своей интуиции – и сейчас все внутренние тревожные звоночки звенели в унисон.

«Хватит на сегодня», – решила она и резко развернулась, направляясь обратно к парковке у дома Лизы. Диккенс моментально подстроился под её настроение, заняв защитную позицию сзади, периодически оборачиваясь, чтобы контролировать обстановку.

Лена почти бежала последние метры до машины, дрожащими руками открывая дверь. Диккенс запрыгнул на заднее сиденье без команды – он давно усвоил этот маршрут.

– Место, – бросила она уже автоматически, и пёс лег, но его тёмные глаза не отрывались от окна, следили за каждым движением снаружи.

Когда двигатель заурчал, Лена позволила себе выдохнуть. В зеркале заднего вида она ещё раз проверила – незнакомец действительно остался на месте, но теперь уже не скрывал, что наблюдает за её отъездом.

«Вот почему я предпочитаю собак», – подумала она, резко выезжая на пустынную ночную дорогу. Собаки не притворялись. Не играли в эти дурацкие игры. Они либо любили тебя, либо нет – без полутонов и без скрытых мотивов.

Она вспомнила, как Лиза смотрела на неё за ужином – с этой смесью беспокойства и надежды. «Расскажи», – словно говорил её взгляд. Но как объяснить то, что не укладывалось в обычные рамки? Как описать этот постоянный страх, это чувство, что ты всегда начеку, даже среди, казалось бы, близких людей?

Лена прикусила губу. Возможно, когда-нибудь она найдёт слова. Но не сегодня. Сегодня было достаточно того, что она вообще пришла на этот ужин. Для неё это уже был шаг вперёд.

Глава 10. Дневник Яны

Ключи звякнули о деревянную тумбу в прихожей, и этот звук разнесся по тихому дому, заставив Лену затаить дыхание. Она прижала ладонь к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце – не столько от быстрой ходьбы, сколько от того, что происходило на улице. Диккенс, проскользнувший первым, уже сидел в темном коридоре, его умные глаза блестели в полумраке, следя за каждым движением хозяйки.

В доме пахло вечерним чаем, пирогами и чем-то неуловимо родным – запахом детства, который почему-то сейчас вызывал не уют, а странное сжатие в груди. Лена задержалась у зеркала в прихожей, мельком отметив свое отражение: бледное лицо, слишком широко раскрытые глаза, следы усталости под ними. Она машинально провела пальцами по шее, будто проверяя – все ли на месте.

Тихо ступая, направилась к своей комнате, но свет на кухне остановил ее. Отец сидел за столом, перед ним стояла полупустая кружка. Его большие, грубые руки лежали на столе – руки дальнобойщика, привыкшие к рулю, а не к нежностям.

– Лен? – его голос прозвучал тихо, но в ночной тишине показался ей неожиданно громким.

Она вздрогнула, как от внезапного хлопка.

– Я… у Лизы была. Ужинали.

Он медленно поднял на нее глаза – эти знакомые с детства глаза, в которых всегда читалось больше, чем произносилось вслух.

– Так поздно?

– Заговорились… – она отвела взгляд, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Он всегда знал, когда она врет. Всегда.

Но отец лишь кивнул, сделал глоток из остывающей кружки.

– Ладно. Спокойной ночи!

Ее комната встретила знакомым полумраком и запахом древесины. Лена щелкнула выключателем, и мягкий свет лампы осветил полки над столом: детские фотографии, где они с Лизой смеются, обнявшись; кубки с собачьих выставок, блестящие и холодные на ощупь; книги, которые она когда-то любила, но теперь они стояли нетронутые, покрываясь тонким слоем пыли. Диккенс запрыгнул на свою подстилку, свернулся калачиком, но его внимательные глаза не отрывались от хозяйки.

Лена села за стол, включила ноутбук. Синий свет экрана резко выделял ее худое лицо в темноте комнаты. Два новых сообщения:

Виктория прислала ссылку на дневник Яны.

Шеф: «Завтра жду статью».

Она замерла на мгновение, потом щелкнула по ссылке. Перед ней открылись чужие, такие знакомые слова:

«Мне всю жизнь нужно было, чтобы меня просто услышали…»

Первая же строчка впилась в сознание, как заноза. Лена почувствовала, как сжимается горло, как холодеют кончики пальцев.

«Сначала не слышали, а потом дали понять, что говорить не стоит. Но от этого желание только разрывало изнутри…»

Она машинально провела ладонью по шее, почувствовав под пальцами пульсацию вен. Где-то глубоко внутри зарождалось что-то тяжелое, болезненное.

«Когда Она окатила меня очередной дозой насилия, мне хотелось хоть с кем-то поговорить, а никого рядом не было. Никогда не было. И я, задыхаясь, ревела без остановки, проклиная всю свою жизнь».

Лена резко откинулась на спинку стула, словно получила удар в грудь. Кто эта «Она»? Мать? Подруга? Психолог? Но вопросы мгновенно утонули в следующей строчке:

«Я осталась жить, но что-то умерло во мне в тот день…»

Флешбэк. Не картинки. Не звуки. Только ощущения: холодный линолеум под щекой, липкий от чьего-то пота? крови? Тяжелый запах перегара, смешанный с дешевым одеколоном. Гул в ушах, будто после взрыва. И четкая, леденящая мысль: «Я умру. Сейчас все закончится».

Ее руки задрожали так сильно, что она с трудом удержала мышку. Сердце колотилось, вырываясь из грудной клетки, дыхание стало поверхностным, частым. Диккенс вскочил, уперся теплой мордой в ее колени – живой, настоящий якорь в этом внезапном шторме.

– Все… все нормально… – она сглотнула ком в горле, но голос прозвучал чужим, разбитым.

Прошло минут десять, прежде чем дыхание выровнялось, а пальцы перестали дрожать. Лена открыла документ World. Статья о Яне. Она писала быстро, механически, без души – так, как требовал шеф. Но в конце, вопреки всему, добавила две строчки из дневника:

«Иногда боль не кричит. Она молчит. И от этого – еще страшнее».

Сохранила. Выключила ноутбук. За окном уже серело – ночь подходила к концу, но покоя это не приносило. Лена легла, прижав к себе Диккенса, чувствуя его теплое, ровное дыхание.

«Я осталась жить. Но что-то во мне, действительно, умерло», – пронеслось в голове, прежде чем сон, наконец, сжалился над ней.

Глава 11. Расследование

Лена проснулась с ощущением, будто всю ночь бежала по узкому мосту над пропастью. Кошмары не оставили четких образов – только липкий страх, осевший где-то под рёбрами, и тяжесть в висках, будто кто-то сжимал её череп всю ночь. Она провела ладонью по лицу, смахивая невидимые остатки сна, и потянулась к телефону. Шесть утра. Диккенс, почуяв её движение, тут же поднял голову, уши настороженно торчком.

– Всё в порядке, – прошептала она, но собака не купилась на этот голос – хриплый, будто перетёртый песком.

Завтрак прошёл в тишине. Родители ещё спали, и Лена была благодарна за это – ей не хотелось объяснять, почему она ковыряется в тарелке, а не ест, или почему пальцы то и дело подрагивают, когда она подносит кружку ко рту.

В редакцию она приехала раньше всех. Пустой коридор, тиканье часов, скрип её собственных шагов – всё это казалось сейчас удивительно успокаивающим.

– Статья готова? – Шеф появился внезапно, как всегда, застав её врасплох.

– Да. Отправила вам на почту.

– Отлично! – Он кивнул и скрылся в своём кабинете.

Но Лене этого было мало. «Отлично» – не то слово, которым можно описать смерть девушки. Не то слово, которое должно закрывать историю.

Она вернулась в свой кабинет, открыла ноутбук и снова погрузилась в дневник Яны:

«Сейчас поеду на первый сеанс психотерапии. Посоветовали хорошего психотерапевта. Правда, не совсем нравятся его методы: психоанализ и точечный массаж. Еще и раздеваться надо… Вчера уже думала отменить встречу, но подруга убедила хотя бы попробовать. Схожу, посмотрю… Но все же меня смущает… Стоимость сеанса по современным меркам очень высока, а приём ведётся в обычной квартире. Ещё и просит принести пеленку».

Лена нахмурилась: «Пеленку к психотерапевту? Это что-то новое!»

Её пальцы сами собой потянулись к телефону.

– Алло? – голос Лизы прозвучал сонно.

– Это я. У меня вопрос.

– В восемь утра? – Лиза фыркнула, но в её интонации уже проснулся профессиональный интерес. – Что-то важное?

– Нормально ли, если психотерапевт делает массаж?

На другом конце провода воцарилась пауза.

– Какой именно массаж?

– Точечный. На сеансе психоанализа.

– Точечный… – Лиза задумалась. – Если это телесно-ориентированная терапия, то да, иногда используют лёгкие техники. Но…

– Но?

– Но психоанализ и массаж – вещи несовместимые. Это как смешать антидепрессанты с энергетиком.

Лена почувствовала, как в груди зашевелилось что-то холодное.

– А если просят раздеться?

– Что?! – Лиза резко повысила голос. – Лена, тебе кто такое предлагает?!

– Нет, – она слишком быстро ответила. – Это… для статьи.

– Для статьи, – повторила Лиза с явным недоверием. – Ладно. Так вот: никакого раздевания и массажа. Это смешение ролей – конфликт интересов. Если специалист на этом настаивает – беги.

– Поняла.

– Лен…

– Всё, мне пора. Спасибо.

Она положила трубку, не дав сестре договорить. Нужно было найти этого «удивительного» психотерапевта и убедиться, что он, действительно, работает в такой странной методике.

Имя психотерапевта Яна не указала, но Лена быстро нашла его сама: точечный массаж в описании методов, квартира-кабинет в спальном районе и цена – та же, что и в дневнике.

Она колебалась. Пальцы замерли над телефоном.

«А что, если…» – но мысль не закончилась. Вместо этого Лена набрала номер. На том конце ответил сам психотерапевт, представившийся Вячеславом. Он выслушал обращение, рассказал про терапевтический подход.

– Для массажа вам понадобится пелёнка, – объяснял мужской голос.

– А если я не хочу массаж? Мне нужна только психотерапия.

– Вы можете отказаться, – он замялся, – но я рекомендую пройти массаж.

– Почему?

– Это помогает снять блоки.

Лена с силой сжала телефон, до боли в пальцах – этот физический дискомфорт помогал ей сохранять видимое спокойствие. Она попросила время на размышление точно так же, как когда-то Яна. Сомнения роем кружились в голове: странные методы, подозрительные условия, этот абсурдный «точечный массаж». Но профессиональный интерес – то самое журналистское чутьё, что всегда вело её к разгадкам – в конечном итоге перевесил все опасения.

Перезвонив, она дала согласие на пробный сеанс, тщательно контролируя каждый звук своего голоса, чтобы не выдать внутреннего напряжения. Как только разговор закончился, и трубка легла на стол, её руки сами собой впились в волосы.

«Что я вообще делаю?» – этот вопрос прозвучал в сознании с пугающей ясностью. Но ответа не последовало – лишь странное, почти болезненное любопытство, разъедающее изнутри:

«Что на самом деле чувствовала Яна в тот момент? Что он с ней делал за закрытыми дверями той квартиры?»

Эти вопросы висели в воздухе, не находя разрешения, оставляя после себя лишь тяжёлый осадок тревоги и смутное предчувствие, что она стоит на пороге чего-то важного и одновременно опасного.

Диккенс, сидевший рядом, ткнулся носом в её колени.

– Всё хорошо, – она провела рукой по его голове. – Всё под контролем.

Но это была ложь. Контроля не было. Было только решение – пойти туда. Увидеть. Понять. Рискнуть.

Глава 12. Лолита

Звонок оборвался, оставив после себя гулкую тишину. Лиза медленно опустила телефон на одеяло, чувствуя, как пальцы слегка дрожат.

– Что это было? – Сергей перевернулся на бок, подперев голову рукой. Его голос, ещё хриплый от сна, звучал спокойно, но в глазах уже читался профессиональный интерес.

Лиза провела рукой по лицу, смахивая остатки дремоты.

– Лена звонила. Спрашивала про психотерапевта, который совмещает психоанализ с точечным массажем. Но самое странное, что он предлагает для этого раздеться.

Сергей нахмурился, брови сдвинулись в одну тёмную линию.

– Психоанализ с раздеванием? Кажется, я о таком слышал.

– Только не говори мне, что это нормально!

– Был у нас в больничке один такой… Вячеслав звали. Его лет пять назад выгнали за такие методы. Теперь принимает на дому, без лицензии, конечно.

– Ты знаешь его?

– Знаю. Полу-шарлатан, полу-фанатик. Уверен, что через телесные практики может «вылечить» любую проблему.

Лиза почувствовала, как в животе завязывается узел.

– А Лене он зачем? – Сергей сел на кровати, голос стал резче.

– Говорит, для статьи.

Они переглянулись. В этом взгляде было всё: и недоверие, и тревога, и молчаливое согласие не произносить вслух очевидное – Лена врёт.

Кухня наполнилась запахом кофе и горячих тостов. Лиза расставляла тарелки, стараясь не думать о звонке, но мысли возвращались снова и снова, как навязчивый ритм.

«Почему Лена интересуется этим Вячеславом? Что она задумала?»

Саша увлечённо рассказывал что-то про школу, размахивая ложкой, от которой летели брызги варенья. Сергей кивал, изредка вставляя замечания, но взгляд его блуждал где-то за окном.

Лиза налила себе кофе, но не пила – просто держала ладони вокруг кружки, чувствуя, как тепло проникает в кожу.

– Мам, ты меня слышишь? – Саша дотронулся до её руки.

– Конечно, – она насильно улыбнулась. – Доклад по английскому, да?

– По окружающему миру!

– Ах, да…

Кофе остывал.

После завтрака Лиза зашла в комнату. Дверь была приоткрыта, а внутри, у стеллажа с книгами, стояла Алиса.

Дочь перебирала корешки, её пальцы скользили по старым переплётам с какой-то странной, почти торопливой решимостью.

– Что ты ищешь? – спросила Лиза, прислонившись к косяку.

Алиса вздрогнула, но не обернулась.

– У нас есть «Лолита»?

Вопрос повис в воздухе, острый и неожиданный, как удар иглой.

«Откуда это?» – мелькнуло у Лизы. «Просто любопытство к „запретному“? Или что-то глубже?»

Она сделала шаг вперёд, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

– Зачем она тебе?

– Хочу узнать, о чём это.

Алиса наконец повернулась. Её лицо было обычным – ни смущения, ни вызова, только детское любопытство. Но Лиза знала: за этим может скрываться всё что угодно.

– Это сложная книга для взрослых, – осторожно сказала она.

– Мне нельзя такое читать?

– Не то, чтобы «нельзя»… – Лиза подошла ближе. – Но есть книги, которые стоит читать, когда у тебя уже достаточно опыта, чтобы их понять.

– Почему?

– Потому что они поднимают темы, которые могут быть… травмирующими. Или просто непонятными в двенадцать лет.

Алиса нахмурилась.

– Мам, я просто хочу знать, о чём эта книга!

– Хороший вопрос, – Лиза мягко улыбнулась. – А откуда ты вообще про неё услышала? Может, в школе кто-то упоминал?

Дочь отвела взгляд – первый признак того, что вопрос попал в цель.

– Так ты ответишь?

– Это история о взрослом мужчине, который одержим девочкой-подростком, – Лиза говорила медленно, следя за реакцией. – Она написана красиво, но сам сюжет… о болезненной и нездоровой страсти.

Дочь ничего не сказала, но её пальцы сжали край полки.

– Тебе правда интересны такие темы сейчас? Может, обсудим, почему?

– Ты не поймёшь! – Алиса резко отстранилась.

«„Ты не поймёшь“ – классический подростковый код для „Мне страшно“ или „Мне стыдно“», – проанализировала Лиза.

– Может, ты не про книгу, а про что-то другое переживаешь? – она сохраняла мягкость, но внутри всё сжалось. «Что, если кто-то уже „объяснил“ ей, о чём „Лолита“? Что, если это не просто любопытство?» – Ты точно можешь мне доверять.

– Мам, давай потом поговорим? Я в школу опаздываю.

Лиза глубоко вдохнула.

– Хорошо, давай потом. Но если захочешь обсудить это сегодня после школы – просто скажи. Я не буду давить, но буду рядом, если понадоблюсь. – Пауза. – И… давай обнимемся перед выходом?

Алиса сначала замерла, потом неохотно шагнула вперёд. Лиза обняла её, чувствуя под руками тонкие, ещё детские плечи. Дочь пахла клубничным шампунем и чем-то новым, почти взрослым – духами?

– Я люблю тебя, – прошептала Лиза.

Алиса не ответила, просто выскользнула из объятий и убежала в свою комнату.

Когда дверь захлопнулась, Лиза осталась стоять посреди комнаты, глядя на полку с книгами. «Лолита» лежала на самом верху – старая, в потрёпанной обложке. Она потянулась, взяла книгу в руки.

«Что происходит с моей девочкой?» – мысль, острая, как лезвие, которую прервал Сергей, появившийся в дверях. Его взгляд скользнул по обложке в ее руках, и губы растянулись в ухмылке.

– Ну надо же, – протянул он, медленно заходя в комнату, – моя жена решила эротическую классику почитать? Или это новый метод психотерапии? – Его глаза весело блеснули.

Лиза сжала книгу чуть сильнее, чувствуя, как тепло разливается по щекам.

– Очень смешно, – сухо ответила она, но уголки губ предательски дрогнули. – Алиса спрашивала про нее. Хотела почитать.

Сергей поднял брови, его шутливый тон сменился на более серьезный, хотя легкая усмешка все еще играла на губах.

– «Лолита»? В двенадцать лет? А что не «Эммануэль»?

– Сергей! – Лиза шлепнула его по плечу книгой, но тут же пожалела о резком движении.

Он ловко поймал ее запястье, осторожно забирая книгу.

– Успокойся, я же шучу. Ты сама-то её во сколько прочитала?

– В четырнадцать, – улыбнулась Лиза. – И ничего не поняла. А когда перечитывала лет в двадцать – ужаснулась.

– Ну вот! – Сергей захлопнул книгу. – Так что расслабься. Если даже ты в четырнадцать не поняла весь подтекст, что уж говорить про нашу девочку.

Он положил книгу на полку и обнял жену за плечи.

Лиза вздохнула, проводя рукой по волосам:

– Просто… не знаю. Может, это паранойя. Но почему именно эта книга? Почему сейчас?

– Потому что она взрослеет, Лиз. И лучше уж пусть спрашивает у нас, чем ищет ответы где-то еще. – Он поцеловал ее в макушку. – Хотя если завтра попросит «50 оттенков», вот тогда будем паниковать.

Лиза фыркнула, толкнув его плечом, но напряжение уже отпускало. Она прислонилась к мужу, чувствуя, как его спокойствие и эти глупые шутки, как всегда, возвращают ее к реальности – где дочь-подросток, интересующаяся классикой, пусть и такой, это нормально. Где они всё ещё могут смеяться над такими вещами. Где они всё могут решить.

Глава 13. Школьный конфликт

Не успела Лиза прийти на работу, как из школы поступил звонок.

– Алло, Елизавета Александровна? – в трубке прозвучал строгий, слегка раздражённый голос. Лиза машинально прижала телефон плечом к уху, продолжая листать ежедневник.

– Да, слушаю вас.

– Ваша дочь устроила драку. Просим вас срочно приехать.

Пальцы Лизы замерли над блокнотом. В коридоре уже сидела её клиентка – молодая женщина, которая после месяцев «уговоров» наконец решилась обсудить свою тревожность. Отменить сеанс сейчас – значит снова загнать её в панцирь недоверия.

– Я приеду, но только через два часа. У меня важная консультация, которую нельзя перенести.

В трубке раздалось недовольное сопение.

– Хорошо. Только учтите, ситуация серьёзная.

Лиза тихо вздохнула, поправила очки и пригласила клиентку, стараясь не выдавать внутреннего напряжения.

Сеанс тянулся мучительно долго, и Лиза старалась держаться профессиональным психологом, отодвигая материнскую тревогу на второй план. Но как только клиентка попрощалась и скрылась за дверью, включилась мама. Звонить Алисе было бесполезно, на уроке она не ответит, поэтому Лиза сразу поехала в школу.

Дверь в кабинет директора открылась с лёгким скрипом. В комнате, пропахшей старыми книгами и кофе, сидели: директриса Марина Викторовна – строгая женщина с собранными в тугой пучок волосами, завуч по воспитательной работе Светлана Петровна, нервно постукивающая ручкой по столу, классная руководительница Анастасия Сергеевна, сжавшая в руках стопку бумаг, и мать Максима – второго участника конфликта – полная женщина с нахмуренными бровями, крепко вцепившаяся в плечо сына, нервно ёрзающего на стуле, украдкой поглядывая на дверь. Алиса сидела, сгорбившись, пальцы её бесцельно теребили край футболки.

– Наконец-то, – протянула завуч, резко откинувшись на спинку кресла.

– Извините, работа, – Лиза мягко закрыла за собой дверь, не спеша села на свободный стул.

Светлана Петровна тут же начала, отчеканивая каждое слово:

– Ваша дочь напала на одноклассника. В приличной школе такое недопустимо!

Лиза молча слушала, лишь слегка сжав губы. Когда поток обвинений иссяк, она спокойно положила руки на колени:

– Я понимаю серьёзность ситуации, но, прежде чем делать выводы, хотелось бы услышать версию моей дочери.

Алиса резко подняла голову, её глаза блестели.

– Можно нам на минуту выйти? – Лиза вопросительно посмотрела на директора.

Та нехотя кивнула.

В коридоре Алиса стояла, прижавшись спиной к холодной стене, руки её дрожали.

– Что случилось? – Лиза мягко наклонилась к ней, но ответа не последовало. – Родная, я не могу тебе помочь, если ты будешь молчать.

Алиса резко выдохнула, сжав кулаки.

– Он назвал меня безотцовщиной.

– Но у тебя есть папа.

– Но он же мне не родной!

Лиза почувствовала, как в груди защемило.

– Он не твой биологический отец, но ты для него самая что ни на есть родная! Он тебя обожает. И мне казалось, это взаимно?

Алиса сглотнула, смахнула предательскую слезу.

– Мам… Это не всё. Он сказал, что я с ним… как Лолита. Ну, ты понимаешь?

Лиза резко вдохнула, словно её ударили в живот. «Вот откуда ее интерес к этой книге». Она взяла руки дочери.

– Никто не имеет права так говорить с тобой. Я понимаю, почему ты ударила его. Но драка – не выход. Давай решим это по-другому.

Алиса кивнула, вытирая щёку рукавом.

– Пойдём! – Лиза уже знала, как будет действовать, когда они возвращались в кабинет. Она села прямо, положив руки на стол.

– Я выслушала свою дочь. Максим оскорбил её, причём не просто обзывательством, а унизительным намёком сексуального характера.

Мать мальчика – Ольга Николаевна – резко повернулась к сыну, её лицо покраснело.

– Ты что несешь, балбес?! – она с силой треснула его по затылку.

Максим съёжился, втянув голову в плечи. Лиза заметила, как он напрягся – не от боли, а от стыда. «Его не защищают. Его бьют за ошибки, а не учат их исправлять», – подумала она.

– Давайте без рукоприкладства, – Лиза твёрдо подняла руку, словно останавливая поток. – Я предлагаю подключить школьного психолога. Детям нужно разобраться в границах и уважении. А пока – они могут извиниться друг перед другом: Максим – за слова, Алиса – за удар.

Директор переглянулась с завучем. Та недовольно нахмурилась, но промолчала.

– Хорошо. Дети, вы свободны, – Марина Викторовна махнула рукой.

Когда они вышли, в кабинете повисло тяжёлое молчание. Первой не выдержала Ольга Николаевна:

– Ну и что теперь? Конфликт исчерпан? Я могу идти?

Лиза медленно повернулась к ней:

– Ольга Николаевна, это не просто конфликт. Ваш сын допустил сексуализированное оскорбление. Вы понимаете серьёзность этого?

– Да он просто глупости ляпнул! – женщина махнула рукой.

– Такие «глупости» могут сломать человеку жизнь, – голос Лизы стал твёрже. – Если мальчик сейчас не поймёт, что это недопустимо, дальше будет только хуже.

Директор вздохнула, потирая виски:

– Елизавета Александровна, вы же понимаете, мы не можем контролировать каждое слово детей.

– Но вы можете реагировать, – Лиза слегка наклонилась вперёд. – Школа должна заниматься не только наказаниями, но и профилактикой буллинга. И уж тем более – сексуального характера.

– Они же дети, сами не понимают, что говорят. Где-то услышали…

– В шестом классе дети уже прекрасно понимают, что говорят, – Лиза холодно посмотрела на неё. – И, если школа закрывает на это глаза, значит, она поощряет такое поведение.

Директор подняла руку:

– Хорошо. Мы примем меры. Поговорим с психологом, проведём беседу в классе.

– Не мешало бы еще решить вопрос с сексуальным воспитанием. Я уже не первый раз слышу от дочери неприемлемые вещи. И это всё она приносит из школы от одноклассников.

Ольга Николаевна фыркнула, скрестив руки:

– Вы предлагаете с детьми говорить о сексе?

– Не мешало бы.

– Елизавета Александровна, но это уже не наша ответственность. Это вы в семье такие вопросы закрывайте.

– О чём вы? – возмутилась Ольга Николаевна. – Какие вопросы? Моему мальчику только 13 лет!

Лиза глубоко вздохнула, собрав мысли, и начала говорить спокойно, но убедительно:

– Я не предлагаю рассказывать детям про технику секса. Но объяснить, что: тело человека неприкосновенно, сексуальные намёки – это не «шутка», а унижение – это минимум, который убережёт наших детей от ошибок, которые могут сломать жизнь. Если вам сложно подобрать слова – школьный психолог может помочь. Есть специальные программы для подростков, где всё объясняют корректно. Но молчать – значит позволять детям учиться на улице.

Пауза. Директор переглянулась с завучем. Ольга Николаевна сжала губы, но уже не перебивала.

– Я готова помочь организовать такую беседу. Потому что моя дочь не должна краснеть и драться из-за того, что кто-то не знает границ. А ваш сын – не должен становиться тем, кого потом будут бояться.

В кабинете снова повисла тишина – но теперь в ней было не сопротивление, а тяжёлое раздумье.

Тем временем в коридоре шла своя дискуссия:

Максим стоял, засунув руки в карманы, и ковырял носком кроссовка пол.

– Извини… Я не хотел…

Алиса молчала, глядя в окно.

– Классная у тебя мама. Моя за меня так не заступается.

Алиса почувствовала странное облегчение. Он не монстр. Он просто… запутавшийся.

– Ладно. Только больше так не говори.

Максим кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на благодарность.

А Лиза, выходя из кабинета, думала о том, что защита – это не только про «отстоять своего». Иногда – это помочь понять и другого.

Глава 14. Сигареты

Тихий перезвон фарфора наполнял уютное кафе через дорогу от психологического центра. Лиза сидела у окна, наблюдая, как солнечные блики играют на поверхности остывающего кофе. Напротив расположились Светлана, семейный психолог, и Марина, арт-терапевт. Между ними стояла тарелка с круассанами, от которых остались лишь крошки.

– Что там у вас произошло в школе? – Светлана отодвинула пустую чашку, оставив на столе влажное кольцо. – Расскажешь?

Лиза медленно выпрямила спину, почувствовав знакомое напряжение между лопатками. Она провела пальцем по краю блокнота, где делала пометки к вечерней консультации.

– Одноклассник обозвал Алису… – она сделала паузу, – Лолитой. Намекая на её отношения с отцом.

Марина резко подняла брови:

– Но он ведь ей не родной отец? Ты не думала, может…

– Марина! – Лиза резко поставила чашку на блюдце. Звонкий стук привлёк внимание соседних столиков. – Я запрещаю тебе говорить такие вещи о моей семье. Сергей воспитывает Алису с четырёх лет. Для неё он отец, точка.

Светлана поддержала коллегу:

– Да, Марин. Такими словами не бросаются просто так.

– Простите, я не хотела…

– Ну и как твоя драчунья? – Светлана, наклонилась вперёд. Её пальцы нервно постукивали по краю чашки. – Разобрались с тем мальчишкой?

Лиза вздохнула, отодвигая блокнот.

– Разобрались. Хотя слово «разобрались» здесь не совсем уместно. Скорее, начали диалог.

– Ну, хоть извинился?

– Извинился. Но проблема глубже – мальчик повторяет то, что слышит дома. А его мать предпочитает ремнём воспитывать, а не объяснять.

– Мне б твои проблемы! – Марина резко отодвинула свою чашку. – Мой вон сигаретами стал баловаться. У отца, гадёныш, ворует! И как тут объяснишь, если отец дымит как паровоз?

Лиза медленно выпрямилась, её профессиональное «Я» автоматически включилось в анализ ситуации:

– Во-первых, важно разделить роли. Ты – не полиция нравов для мужа. Ты – мать, которая может установить границы для сына.

– Какие границы, если он видит, что папе можно? – коллега развела руками.

– Можно провести параллель с алкоголем, – спокойно продолжила Лиза. – Мы же объясняем детям, что взрослым иногда можно то, что нельзя им. Но главное – почему.

– И что, сказать: «Папа гробит здоровье, а ты не смей»?

– Можно сказать: «Папа взрослый, он делает свой выбор. Но его лёгкие уже сформированы, а твои – нет. Курение в твоём возрасте замедляет рост, ухудшает память». Подростки часто бунтуют против запретов, но реагируют на информацию о последствиях для их тела.

– А если не сработает?

– Тогда вводи санкции. Но не наказания, а логические последствия. Украл сигареты – лишаешься карманных денег, потому что воровство неприемлемо. Закурил в школе – сам разбираешься с директором. Главное – быть последовательной.

– Лиз, как у тебя всё просто! – Марина вздохнула.

– Просто? – Лиза неожиданно почувствовала, как сжимает чашку слишком крепко, и намеренно расслабила пальцы. – Это годы практики, Марин. Воспитание детей – ежедневная работа. Иногда – на износ.

– Работа, на которую у меня нет сил! – Она опустила голову на руки. – Я целый день выслушиваю чужие проблемы, а вечером должна быть идеальной матерью…

Лиза мягко положила руку ей на плечо.

– Ты не должна быть идеальной. Ты должна быть достаточно хорошей. И иногда – просить помощи. Может, стоит обсудить с мужем его курение? Не как упрёк, а как вашу общую проблему?

– Он скажет, что я несу чушь.

– Тогда предложи альтернативу: курить не дома, не на глазах у ребёнка. Это минимальный компромисс.

Светлана, до этого молча слушавшая, вдруг встряхнулась.

– Знаете, я в таких случаях рекомендую поговорить про деньги – посчитать вместе, сколько уходит в месяц на сигареты, и что можно купить вместо них.

Коллега вздохнула, но в её глазах появилась твёрдость.

– Ладно. Попробую. Хуже уже не будет.

– Главное – не бросаться в крайности, – добавила Лиза. – Не нужно скандалов и ультиматумов. Просто последовательность и честность.

Они допили кофе, разговор перешёл на другие темы, но Лиза ловила себя на мысли, что её профессиональные советы – это не просто слова. Это то, что она сама пытается применять с Алисой. И иногда – с самой собой.

Перерыв подходил к концу. Возвращаясь в кабинет, Лиза набрала номер сестры. После четвёртого гудка раздался знакомый голос:

– Алло?

– Привет! Хотела узнать… насчет утреннего разговора, – Лиза прижала телефон плечом к уху, открывая дверь кабинета.

На том конце послышался шум улицы и тяжелое дыхание – Лена явно куда-то шла.

– Что именно?

– Про этого… психотерапевта. Ты действительно для статьи интересовалась?

Пауза затянулась. Лиза слышала, как на фоне лаял Диккенс.

– Да ладно, Лиз, – наконец ответила Лена, – не бери в голову!

– Я волнуюсь за тебя.

– Не стоит. Я уже большая, помнишь? Я заскочу к тебе завтра, ладно? Сейчас неудобно.

– Хорошо, – только и успела ответить Лиза, и соединение прервалось.

Рука с телефоном опустилась, а в груди ощутилось знакомое беспокойство. Она знала – когда Лена говорила «завтра», это могло означать что угодно. От «я действительно приду» до «оставь меня в покое».

Очередная клиентка постучала в дверь. Лиза глубоко вдохнула, расправила плечи и заставила себя улыбнуться. Впереди было еще два сеанса, а мысли о сестре придется отложить. Хотя бы до вечера.

Но где-то в глубине души она уже знала – сегодня снова будет плохо спаться.

Всё-таки психологам проще решать чужие проблемы. Свои – всегда сложнее.

Глава 15. Первый психолог: психоанализ

– Я заскочу к тебе завтра, ладно? – в очередной раз отмахнувшись от вопросов сестры, произнесла Лена. – Сейчас неудобно.

Она резко сбросила вызов, не дожидаясь ответа. В ушах ещё звучал голос Лизы: «Никакого раздевания и массажа… Если специалист на этом настаивает – беги».

Но она не могла бежать. Её профессиональный нюх был не хуже, чем у овчарки, которую ей, к сожалению, пришлось оставить в машине в тот самый момент, когда в ней остро нуждалась.

Лифт содрогнулся и остановился. Шестой этаж.

Лена шла по коридору, отмечая каждую деталь: потрескавшуюся краску на стенах, запах сырости, глухие звуки телевизора из-за двери.

«Что я тут делаю? Ещё не поздно сбежать…» Но её рука уже тянулась к звонку.

Дверь открылась. Перед ней стоял мужчина лет сорока пяти – выцветшая футболка, потертые джинсы, растрёпанные волосы. Он выглядел так, будто только что проснулся, а не готовился к приёму.

– Добрый день! Проходите! – Он широко улыбнулся, пропуская её в квартиру.

Маленькая прихожая. Запах лаврового листа и чего-то затхлого.

– Проходите, устраивайтесь на диване! – Он махнул рукой в сторону единственной комнаты.

Лена неуверенно переступила порог, сняла сапоги и вошла.

Комната. Старый советский диван. Стул у изголовья. Полки с книгами по эзотерике. «При таких расценках – и такая обстановка?»

– Вам лучше лечь, – сказал Вячеслав, указывая на диван.

Лена медленно легла. Спина напряглась, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

Диккенс, оставшийся ждать в машине, сейчас бы лег ей на ноги своей тяжелой теплой головой. Всего сорок килограммов преданности, которые всегда знали, когда ей нужна защита…

– Рассказывайте! – голос психотерапевта прозвучал слишком неожиданно и громко.

– Что?

– Что хотите!

Тишина.

Лена лежала, чувствуя, как пот проступает на спине. Она не видела его лица – только слышала дыхание где-то за головой, и это пугало ещё больше.

«Что я должна говорить? Почему он молчит? Неужели так и должно быть?» – множились мысли в её голове.

Прошло десять мучительных минут, прежде чем она выдавила:

– Я пришла к вам, потому что… у меня не складываются отношения с людьми.

Тишина.

– Мне кажется, они меня не понимают…

Тишина.

Её пальцы дрожали. Горло сжалось.

«Это пытка? Почему он всё время молчит? – Лена уже начинала паниковать. – Как быть? Говорить что-то дальше? Спросить его, почему он молчит? Или просто закончить эту адскую муку и уйти?»

– Расскажите о каком-нибудь последнем событии, которое вам запомнилось, – наконец сказал он.

Она начала говорить об ужине у Лизы, о странном напряжении, о том, как все смотрели на неё. Но в ответ – снова тишина.

«Он вообще слушает?»

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем психотерапевт подал голос:

– Вы принесли пелёнку? – внезапно спросил он. – Давайте перейдём к массажу.

Лена резко села.

– А мы не будем обсуждать то, что я рассказала?

Он поставил стул перед ней, взял её руки в свои. Его пальцы щупали точки на её ладонях, потом на лице.

– Вам нужно больше пить воды, – произнёс он. – И… вы едите рыбу?

– Редко.

– Нужно чаще. Например, по утрам съедать бутерброд с кусочком солёной рыбки.

«Какая рыбка? Он о чём?» – Паника сменилась растерянностью.

– А по вашей проблеме… – он сменил тему. – Я рекомендую вам ежедневно проводить анализ трёх событий по следующей схеме: событие – мысли по поводу этого – чувства в это время – реакции тела – действия.

Лена сжала губы. «Я должна была разбирать это здесь, а не дома!»

– Расстелите пелёнку, – сказал он, указывая на пол.

«Массаж на полу? За такие-то деньги!? Сервис по-русски…»

– До какой степени нужно раздеваться? – её голос звучал ровно, но внутри всё сжалось.

– Можно голышом, – ответил он. – Я всем так делаю.

– Эм.. А если я не хочу?

– Меня можете не стесняться, я же врач.

Его глаза скользнули по ней. Лена втянула голову в плечи, кожа покрылась мурашками. Она понимала, что раздеваться точно не готова. Какой бы врач он не был, но точно не тот, перед кем нужно обнажаться. Да и эта убогая квартирка совсем не походила на медицинский кабинет.

– Я не стану раздеваться до гола! – Прозвучал резкий и холодный отказ. – Могу остаться в футболке и шортах.

– На первом сеансе можно «в футболке и шортах», – ответил странный врач.

Массаж был болезненным. Его пальцы впивались в мышцы, будто искали что-то под кожей.

– Инь и янь, – бормотал он. – Нужно сбалансировать энергии…

Лена стиснула зубы. «Какой баланс? Какая энергия? Это что за бред?»

Но она молчала. Запоминала каждое слово. Каждое прикосновение. Потому что Яна прошла через это. И теперь её долг, как журналиста, понять – что с ней случилось.

Когда сеанс закончился, она выскочила из квартиры, ловя ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Её пальцы судорожно сжимали перила, пока она спускалась вниз, будто боясь, что ноги подкосятся в любой момент.

Диккенс встретил её в машине, сразу уловив состояние хозяйки. Он, поскуливая, тыкался мокрым носом в шею, словно пытаясь стереть невидимые следы чужого прикосновения.

– Всё в порядке, – прошептала она, зарывая лицо в его густую шерсть. Но голос дрожал, выдавая ложь.

Слёзы текли по щекам сами собой, горячие и солёные. Сердце колотилось так сильно, что казалось – вот-вот разорвёт грудную клетку. Тело помнило каждое прикосновение, каждый болезненный нажим его пальцев. И самое страшное – это чувство грязного, липкого унижения, будто её действительно изнасиловали. Не физически, но психологически – точно.

«Какая же это терапия?» – проносилось в голове. Это был кошмар, прикрытый медицинской терминологией. Молчание, создававшее напряжение. Грубые руки, причинявшие боль под видом «снятия блоков». И этот взгляд… Этот оценивающий, скользящий по телу взгляд, когда он говорил о раздевании.

Лена резко тряхнула головой, пытаясь остановить оцепенение. «Виктория говорила, что Яна встречалась со своим терапевтом… Неужели с этим человеком?» Мысль была отвратительной, но логичной. Если его «особые методики» включали такие «процедуры», то как далеко они могли зайти?

Дрожащими пальцами она достала телефон. Нужен был эксперт. Не просто сестра – профессиональный психолог. Хотелось услышать объяснения, где заканчивается терапия и начинается… Что-то совсем другое.

– Алло? – голос Лизы прозвучал обеспокоенно. Она всегда чувствовала, когда с сестрой что-то не так.

Лена сглотнула ком в горле:

– Мне нужна твоя помощь. Как специалиста.

В трубке повисла секундная пауза.

– Говори. Я слушаю, – ответила Лиза тем твёрдым, рабочим тоном, который включался у неё на консультациях.

– При встрече. Можно я сейчас приеду?

– Что-то случилось? – мгновенно насторожилась сестра. – Лен, с тобой всё в порядке?

– Да, – выдохнула она, кусая губу до боли, чтобы голос не дрогнул.

И пока они договаривались о встрече в кафе, Диккенс положил тяжёлую голову ей на плечо, будто понимал: это «да» стоило ей больше, чем любая правда.

Глава 16. Сестра – консультант

Кафе было тихим, почти пустым. Лена сидела у окна, пальцы нервно обхватывали кружку с чаем, который уже остыл, но она так и не сделала ни глотка. Диккенс лежал у её ног, время от времени поднимая голову и пристально глядя на хозяйку – он чувствовал её напряжение даже сейчас, когда внешне она казалась спокойной.

Дверь кафе открылась, впуская поток уличного шума и Лизу. Сестра сразу направилась к её столику, взгляд её был острым, профессиональным – она уже видела, что с Леной что-то не так.

– Рассказывай, что у тебя произошло? – Лиза опустилась на стул напротив, потрепав за ухом пса, который тут же потянул к ней морду.

Лена провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть следы усталости.

– Не у меня. Я расследую одно дело, и там… В общем, мне нужно разобрать один случай психотерапии. Ты можешь, как эксперт, объяснить мне кое-что?

– Если это в пределах моей компетенции, конечно!

Лена сделала глубокий вдох.

– Если девушка приходит на первый сеанс психоанализа, ей предлагают лечь на диван, терапевт ничего не объясняет, просто сидит и молчит… Я знаю, что есть такой метод, когда терапевт молчит, а пациент что-то свободно рассказывает. Но в первый раз это же как-то оговаривается? А не так что «ложитесь» – и всё.

Лиза нахмурилась.

– Совершенно верно. Первая встреча, даже в классическом анализе по Фрейду, предполагает беседу глаза в глаза. Нужно обсудить запрос, уточнить, чего ждёт пациент. И да, не все готовы лечь на кушетку – это по желанию.

– То есть можно вообще не ложиться?

– Конечно! Кто-то ложится, когда сформировалось доверие к психоаналитику, кто-то вообще не ложится. Есть люди, которым нужно контролировать ситуацию и видеть терапевта.

Лена кивнула, её пальцы сжали край стола.

– А телесные практики допустимы?

– В психоанализе – нет. Там только работа головой: ассоциации, сны, фантазии.

– Я слышала, некоторые психологи совмещают несколько подходов.

– Если ты аналитик, тебе не нужны «костыли» в виде других техник. – Лиза откинулась на спинку стула, изучая сестру. – Может, ты уже расскажешь, что произошло?

Лена опустила глаза.

– И не отнекивайся, – тихо добавила Лиза. – Я же вижу, что ты на грани.

Сжатые плечи – как будто она до сих пор пыталась защититься от чего-то. Быстрое моргание – признак того, что её мысли скачут, не находя покоя. И дрожь в пальцах, которую она пыталась скрыть, сжимая край стола. Всё это не могло ускользнуть от опытного взгляда психолога.

Минута молчания, теплый взгляд сестры, без давления и оценки, и Лена сдалась. Она говорила тихо, спутанно, хоть и старалась не пропустить ни одной детали: квартира-кабинет, больше похожая на съёмную халупу; молчание терапевта, которое длилось мучительно долго; никаких объяснений ни «до», ни «после»; его руки на её лице, абсурдные схемы диагностики, советы про рыбу; массаж.

Лиза слушала, не перебивая, но её лицо постепенно наполнялось ужасом. Когда сестра закончила, в кафе повисла тяжёлая тишина.

– Он сказал, что нужно 10—15 сеансов, чтобы «вылечиться»! – Лена резко выдохнула. – Но он даже не вник в мою проблему. И это психиатр!

Лиза медленно поставила свою чашку на стол.

– Это не психиатр. Это шарлатан.

– Но у него же диплом…

– Диплом – не показатель! – Сестра говорила чётко, как на лекции, но в голосе звучала ярость. – Грамотный специалист никогда не допустит такого! Первая встреча – это знакомство, а не молчание. Телесный контакт – только с согласия пациента и только если это часть метода (например, телесно-ориентированная терапия). Но не в психоанализе.

– Почему он так делает? – Внутри нарастал холод.

– Два варианта. Либо он некомпетентен и просто не знает, как работать. Либо… он сознательно создаёт ситуацию, где пациент чувствует себя беспомощным. А беспомощным человеком легче манипулировать.

Лена вздрогнула.

– Ты думаешь, он мог бы… не ограничиться массажем?

– Не знаю. Но то, что ты описала, – это не терапия. Это игра на уязвимости.

– Что с этим делать?

– Прекратить эти сеансы. Заявить о нём в профессиональное сообщество. И… – Лиза наклонилась вперед, – рассказать мне правду. Ты ведь не просто «расследуешь дело», да?

Лена не ответила. Но её молчание было красноречивее любых слов.

Диккенс ткнулся носом в её колено, напоминая: «Я здесь». И впервые за этот день Лена почувствовала, что не одна.

Глава 17. Второй психолог

Зайдя домой, Лена закрыла за собой дверь, прислушиваясь к звукам ужина на кухне – стук тарелок, приглушенные голоса родителей. Она замерла, втянув голову в плечи, будто пытаясь стать меньше, незаметнее. В животе скрутило от голода, но мысль о том, чтобы сесть за стол и поддерживать разговор, казалась невыносимой.

– Лен, будешь ужинать? – донесся голос матери, выглянувшей в коридор.

– Я не голодна! – крикнула она в ответ, слишком резко, и тут же пожалела.

Мать подошла ближе.

– Ты уверена? Может, хотя бы чаю?

– Давай чаю. Принесёшь?

Через несколько минут в комнате появилась мама, которая бережно поставила на стол перед дочерью кружку горячего чая и блюдце с конфетами.

– Может, всё-таки поужинаешь?

– Мам, мне нужно поработать.

Тишина. Потом осторожный вздох и отдаляющиеся шаги. Лена зажмурилась. Она знала этот вздох – мамин «я беспокоюсь, но не буду давить». И от этого становилось еще хуже.

Компьютер зажужжал, освещая лицо холодным синим светом. Пальцы быстро выстукивали заметку – сухие факты, без эмоций, как настоящий репортаж:

«Сеанс у Вячеслава. Методы: молчание без объяснений, телесный контакт, предложение раздеться. Ощущения: дискомфорт, граничащий с паникой. Вывод: не терапия, а нарушение границ. Проверить лицензию».

Она сохранила файл и потянулась к чашке с остывающим чаем. Горечь на языке заставила поморщиться. Конфеты притупили голод, и теперь Лена готова была продолжать своё расследование.

Дневник Яны был открыт на месте, где она закончила. Лена пролистала несколько страниц, выискивая хоть что-то о том сеансе, но попадались лишь обрывки:

«Чувствую себя ужасно. Зачем я туда пошла?»

«Это была не терапия, а какой-то кошмар!»

Ничего конкретного. Лена провела рукой по лицу, чувствуя, как веки наливаются тяжестью. Еще пара страниц – и она уже почти готова была закрыть браузер, как вдруг глаза зацепились за строчку, выделенную жирным шрифтом:

«Кажется, я нашла хорошего психолога! Одна девочка мне его так расхваливала, что я решилась еще раз попробовать».

Сердце екнуло. Дальше – адрес, имя.

– Вот это подарок!

«Дмитрий Сорокин. Кабинет на ул. Блюхера».

Лена схватила блокнот, торопливо записала данные. Пальцы дрожали – наконец-то зацепка.

Поисковик выдал номер телефона за пару секунд. Она уже хотела набрать его, но вовремя остановилась. Полдесятого вечера – звонить неудобно. Но написать…

Открыв мессенджер, продумывая каждое слово, она выбила:

«Здравствуйте, Дмитрий. Меня зовут Елена, я ищу специалиста по работе с травмой. Возможна ли запись на консультацию?»

Отправила. Телефон завибрировал через пять минут.

«Добрый вечер, Елена. Работаю преимущественно с ПРЛ, БАР, ПТСР и суицидальным поведением. Если ваш запрос в этом спектре – можем обсудить».

Лена замерла. ПТСР. Она знала, что это. Знакомое чувство – будто живешь с открытыми нервами, а мир постоянно бьёт по ним. Воспоминания, которые возвращаются без спроса. Паника там, где её быть не должно.

Она набрала ответ: «Да, у меня ПТСР. Хотелось бы попробовать терапию».

Ответ пришел почти сразу: «Сейчас график плотный, но как появится окно – сообщу».

– Блин! – Она откинулась на спинку кресла. – Сорвалось!

«Утро вечера мудренее» – мелькнула мысль в голове, призывающая хоть немного отдохнуть.

Но сон не шел. Лена ворочалась, пытаясь найти удобное положение. Диккенс лежал рядом, время от времени тычась носом в ее руку – проверял.

За закрытыми веками всплывали картины: руки Вячеслава на ее лице, его голос: «Вам нужно больше пить воды», холодный пол под пеленкой…

А потом – другие руки. Грубые. И чей-то голос: «Ты сама виновата».

Она резко села на кровати, схватившись за голову. Диккенс вскочил, уставившись на нее в темноте.

– Все хорошо, – прошептала она ему. – Все хорошо…

Но это была очередная ложь.

Утро встретило ее разбитостью и тяжестью в висках. На тумбочке замигал экран телефона – новое сообщение.

От Сорокина: «Елена, у меня появилось окно – завтра в 18:00. Если вам подходит, подтвердите».

Лена сжала телефон в руке. Теперь выбор был за ней.

«Мне подходит!» – коротко ответила она, понимая, что нужно идти до конца.

И тут же получила сообщение: «Отлично. До встречи!»

Лена выдохнула. Завтра. Еще один шаг. Еще одна попытка.

Телефон снова замигал. На этот раз сообщение от Лизы.

«Привет, сестренка! Мы сегодня с Алисой идём на прогулку в наш парк. Ей очень хотелось, чтобы вы с Дики присоединились к нам. И мне бы тоже этого хотелось. Обещаю: никаких расспросов! Просто прогулка. Я очень по тебе скучаю».

Еще в начале сообщения хотелось ответить отказом, но к концу почувствовалось какое-то забытое тепло. «В наш парк». Как давно Лена не была в этом парке, где они когда-то с сестрой пропадали после уроков…

«А Сергей?» – уточнила она, прежде чем принять окончательное решение.

«У них с Сашей своя прогулка. Будем только мы с Алисой».

Короткий ответ: «Я приеду!», после чего Лена обняла Диккенса, чувствуя, как его сердце бьется в такт ее собственному.

Тихий, но верный стук. Напоминание: «Ты жива».

Глава 18. Дочь – ошибка?

Парк встретил их прохладным ветерком, который шевелил еще не ожившие после зимы ветви деревьев. Несмотря на выходной, людей было немного – лишь редкие парочки возле карьера, да мамы с колясками, прогуливающиеся по тротуарам.

Алиса и Диккенс носились по поляне, оставляя за собой следы на влажной после дождя траве. Пес с радостью подхватывал брошенную палку, а девочка смеялась, видя, как серьезно он несет свою добычу обратно.

Лиза с Леной сидели неподалеку на лавочке и вели банальный разговор.

– Не жалеешь, что не стала врачом? – неожиданно спросила Лена, кивнув в сторону племянницы.

Лиза на мгновение замерла, словно не ожидая такого вопроса.

– О чем ты?

– Я помню, как ты мечтала о медицинском. А потом… беременность, и все планы коту под хвост.

Губы Лизы слегка дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.

– Лен, это было мое решение.

– Ты же с седьмого класса твердила, что видишь себя только психиатром. А потом эта… ошибка… Твоя беременность стоила тебе карьеры…

– Сама ты ошибка! – Резкий голос Алисы прозвучал, как удар. Девушки резко обернулись – девочка стояла в нескольких шагах, кулаки сжаты, а в глазах блестели слезы.

– Алиса… – начала Лиза, но дочь уже развернулась и побежала прочь.

Девочка остановилась только у самого карьера, где села на большой камень, обхватив колени руками. Лиза подошла осторожно, словно боясь спугнуть. Она знала, если ребенок случайно слышит болезненный разговор, важно проговорить его эмоции, подчеркнуть: «Взрослые иногда говорят резко, но это не значит, что они правы» и закрепить уверенность: «Ты – самое важное, что у меня есть». И все это необходимо сделать, не нарушая личное пространство, используя «я-послания», а в конце перевести фокус на позитив.

– Можно я сяду рядом? – спокойно спросила Лиза.

Алиса не ответила, но и не убежала.

– Ты расстроилась из-за слов Лены? – Она присела с боку, не спеша, давая дочери время.

– Мам… – голос девочки дрогнул. – Ты правда из-за меня не стала врачом?

Лиза глубоко вдохнула, собираясь с мыслями.

– Солнышко, я не стала врачом, потому что сама так решила. Ты здесь ни при чем.

– Но это же из-за того, что ты забеременела мной?

– Да, но я могла пойти учиться позже, а я не захотела. Потому что причина была не в тебе.

Алиса подняла глаза, в которых читалось столько боли, что у Лизы сжалось сердце.

– А почему Лена так говорит?

– Она не подумала и сказала глупость. – Лиза осторожно обняла дочь. – Ты моя самая большая радость в жизни! Ты моя первая любовь! Ты та, которая учила меня быть матерью. Как ты можешь быть ошибкой?

Девочка прижалась к ней, и Лиза почувствовала, как по ее спине пробежала дрожь.

– В тот день, когда я впервые взяла тебя на руки, я поняла, что нет ничего важнее в жизни, чем ребенок. Мой ребенок.

– Правда?

– Правда.

Алиса задумалась, потом тихо спросила:

– Ты не обманываешь?

Лиза покачала головой в разные стороны.

– А еще… Если бы не ты, я бы не познакомилась с папой.

– Ты про Серёжу?

– Да.

– Как это?

– Я познакомилась с ним в институте, куда пошла учиться. А если бы поступила в медицинский, то… – Лиза улыбнулась. – Тогда не было бы ни его, ни Саши. Ни нашей семьи.

Девочка задумалась, потом неожиданно рассмеялась:

– Получается, я тебе даже помогла?

– Конечно! – Лиза прижала ее крепче. – Ты мне во всем помогаешь. Даже когда не подозреваешь об этом.

Вдалеке раздался лай Диккенса – он явно устал ждать и требовал внимания. Алиса вскочила:

– Пошли к ним?

– Пошли.

И когда они шли обратно, Лиза поймала себя на мысли, что она справилась на «отлично»: не обесценила чувства дочери, дала ей уверенность в своей нужности и переключила фокус на положительные стороны. Это был пример эмоционально грамотного родительства, где ребенок чувствует, что его любят безусловно, чтобы Алиса вынесла из ситуации опыт поддержки, а не травму.

А Лена наблюдала за сестрой и племянницей, возвращающимися с карьера. Алиса что-то оживлённо рассказывала, размахивая руками, а Лиза слушала с той мягкой улыбкой, которая всегда появлялась, когда она общалась с детьми.

В груди защемило. Лена вдруг осознала, что завидует сестре. Не её жизни, не идеальной семье… А той лёгкости, с которой сестра находила самые нужные слова. Тем простым, тёплым фразам, что залечивали детские обиды лучше любых лекарств. Сама же она не смогла выдавить из себя даже «Прости». Такого простого слова, которое так не просто порой давалось. Особенно когда его нужно было сказать ребёнку.

Просить прощения у детей считалось непозволительной роскошью для многих взрослых. Возможно, потому что они не осознавали серьёзности своих поступков по отношению к маленькой, но уже личности. А возможно… потому что боялись признать: тот, кто младше и, казалось бы, неразумнее, достоин подтверждения твоего взрослого провала.

Но истина, как это часто бывает, лежала посередине. Любой человек, независимо от возраста, заслуживал извинений. И признать свою ошибку – значило не расписаться в собственном поражении, а проявить настоящую зрелость.

Диккенс вдруг потянулся и лизнул её ладонь. Лена вздрогнула, возвращаясь в реальность. Алиса уже бежала к ним, крича что-то про мороженое. Лиза шла следом, и в её глазах читалось то самое понимание, которого Лене так не хватало.

«Может, и мне стоит научиться говорить эти простые слова?» – мелькнуло в голове. Но вслух она лишь крикнула:

– Мне ванильное!

И когда Алиса рассмеялась в ответ, Лена почувствовала, как какая-то старая, застарелая тяжесть в груди начинает понемногу рассасываться.

Глава 19. Правда о биологическом отце

Лиза постучала в дверь комнаты дочери легким, привычным стуком – не слишком тихим, чтобы не испугать, но и не громким, чтобы не нарушить хрупкие границы.

– Входи, – донеслось из-за двери.

Алиса сидела на кровати, укутавшись в одеяло, а в руках у нее был старый альбом с фотографиями. Лиза сразу заметила, как дочь напряглась при ее появлении – плечи слегка поднялись, пальцы сжали край страницы.

«Она готовилась к этому разговору», – промелькнуло в голове.

– Пришла пожелать тебе спокойной ночи, – мягко сказала она, садясь на край кровати.

– Мам… Посиди со мной немного? – голос дочери звучал неуверенно, почти как в детстве, когда она боялась темноты.

«Не убегай от разговора. Если она решилась заговорить – значит, доверяет. Разрушь это доверие сейчас – и следующий разговор может случиться через годы… или никогда».

– Конечно, – Лиза придвинулась ближе. – Хочешь поговорить?

Алиса опустила глаза, перебирая уголки фотоальбома.

– Ты сегодня сказала, если бы не я… ты бы не встретила папу.

– Да.

– А мой… настоящий отец… – она сделала паузу, подбирая слова, – почему он не захотел быть со мной?

Лиза почувствовала, как в груди что-то сжалось, но внешне осталась спокойной. «Только не называй его „настоящим“. Для нее это может значить, что Сергей – „ненастоящий“. Слова имеют вес. Она всегда знала правду, но сегодня впервые спрашивает. Не как ребенок – как подросток, который хочет понять».

– Потому что мы были очень разными. Я – заканчивала школу, он – уже взрослый мужчина. Он не был готов к ребенку… и, наверное, к такой ответственности вообще.

– То есть… он просто сбежал?

Голос дрогнул. Лиза осторожно взяла ее руку.

– Да. Но знаешь, что я поняла потом? Если бы он остался… у нас не было бы той семьи, что есть сейчас.

Алиса нахмурилась.

– Но почему он даже не пытался меня увидеть?

«Не обесценивай ее боль. Даже если твой ответ не сможет ее утешить – он должен быть честным».

– Не знаю, – честно призналась Лиза. – Возможно, ему было стыдно. Или он думал, что будет только мешать. Но это не из-за тебя, понимаешь? Это его выбор, его слабость. Ты здесь ни при чем.

– А… он знает, какая я? Интересовался мной?

Девочка отвернулась, но Лиза заметила, как ее пальцы вцепились в одеяло. «Осторожно. Она ищет подтверждения, что важна. Даже тому, кто ее оставил».

– Нет. И знаешь, может быть так даже лучше. Потому что, если бы он вдруг появился сейчас… он бы не знал, что ты любишь «Форсаж», но боишься ужастиков. Что ты рисуешь потрясающие комиксы. Что ты терпеть не можешь манную кашу. Он бы видел тебя чужой. А Сергей… он знает.

Алиса медленно выдохнула.

– Он правда меня любит? Даже если я не его?

Лиза почувствовала, как в горле встает ком.

– Солнышко, он тебя обожает. Помнишь, как он три ночи сидел с тобой в больнице, когда у тебя болел живот? Или как водил тебя на бальные танцы, хотя терпеть не может эту музыку?

Уголки губ Алисы дрогнули.

– А ты… тебе было тяжело? Одной?

Лиза вздохнула. «Не пугай ее своими страхами. И дай понять, что она стоила того».

– Было. Но я была не одна. Мне помогали родители. А еще… когда я впервые взяла тебя на руки… все страхи исчезли. Ты была такая маленькая, а уже диктовала правила – кричала, если голодная, тыкала мне кулачком в щеку, когда хотела внимания.

Алиса наконец улыбнулась.

– Я и сейчас диктую правила.

– И всегда будешь, – Лиза обняла ее.

– Мам… а какой он?

Пауза. «Она имеет право знать. Но не сейчас – не перед сном. Это останется с ней до утра».

– Давай поговорим об этом завтра? Когда у нас будет больше времени.

Девочка задумалась, потом кивнула.

– Договорились.

Лиза поцеловала ее в лоб, пожелала спокойной ночи и выключила свет. Уже в дверях она услышала тихое:

– Спасибо. За то, что ты не сбежала.

Глаза матери наполнились слезами.

– Никогда. Я люблю тебя.

Лиза вернулась в свою спальню, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней лбом, чувствуя, как дрожат руки.

– Она всегда знала, что ты не ее биологический отец, – тихо проговорила она. – Но сегодня впервые спросила по-настоящему.

Теплые руки обхватили сзади. Сергей прижал подбородок к ее плечу.

– Ты справилась, – прошептал он.

– Я не знаю, правильно ли ответила…

– Правильно.

Он повернул ее к себе, осторожно вытирая молчаливые слезы, катившиеся по ее щекам.

– Она взрослеет, Лиз. Такие вопросы будут приходить снова. Но ты показала ей главное – что она любима.

Лиза прижалась к его груди, слушая ровный стук сердца.

– Спасибо, – прошептала она.

– За что?

– За то, что стал ей отцом.

Сергей улыбнулся:

– Да я просто счастливый подарок судьбы получил – не только любимую женщину, но и самую лучшую дочку.

И в этот момент Лиза поняла – несмотря на все тревоги, все страхи, все «если бы» – именно так все и должно было случиться.

Глава 20. Ночные кошмары

Лена проснулась среди ночи с резким вдохом, как будто вынырнув из глубины. Ее тело покрылось липким холодным потом, сердце бешено колотилось, а в горле стоял ком, мешающий сделать полноценный вдох. Она судорожно схватилась за край кровати, пытаясь убедиться – это всего лишь сон. Но кошмарные образы продолжали всплывать перед глазами с пугающей четкостью.

В сновидении она пришла на прием к психологу. Кабинет выглядел странно – слишком уютно, больше похоже на гостиницу, чем на профессиональное пространство. Терапевт, чье лицо постоянно менялось, протягивал ей бокал вина. «Чтобы расслабиться», – говорил он мягким, маслянистым голосом. Лена знала, что это непрофессионально, но ее руки сами потянулись к бокалу. Потом – резкий скачок сна. Она проснулась в незнакомой постели, с тяжелой головой и ощущением грязи на коже. Ужас охватывал ее целиком, хотелось бежать, но она не могла.

Диккенс, почуяв неладное, сразу поднялся со своего места и влажным носом ткнулся ей в лицо, напомнив: «Я здесь, ты в безопасности». Лена машинально провела пальцами по его шерсти, ощущая знакомые жесткие волоски. Это помогло немного успокоиться.

Но стоило закрыть глаза, как перед ней всплыли обрывки воспоминаний, смешиваясь с кошмаром. Квартира знакомого парня, которого она считала другом. Его настойчивые предложения выпить. Ее маленькая бутылочка, которую она всегда носила с собой, «случайно» разбита им. Его пиво с противным горьким вкусом, которое она согласилась попробовать. Всего пара глотков. Потом – провал в памяти. Утро после. Головная боль. Чужая постель. Ощущение грязи, которое не смылось даже под самым горячим душем. Она так и не вспомнила, что произошло той ночью, но тело помнило все. Помнило и молчало.

Лена встала с кровати, чувствуя, как подкашиваются ноги. В ванной она умылась ледяной водой, пытаясь смыть остатки кошмара. В зеркале на нее смотрело бледное лицо с темными кругами под глазами. «Ты выглядишь ужасно», – мысленно констатировала она.

И тут в памяти всплыла запись из Яниного дневника: «Открыла кран, а из него течет грязная вода. Мне никогда не смыть эту грязь!» Теперь Лена понимала это ощущение слишком хорошо. Как будто вся грязь мира проникла под кожу и никак не смывается. Она залезла под душ. Горячие струи воды обжигали кожу, но ощущение нечистоты не исчезало.

Выключив воду и, завернувшись в полотенце, Лена опустилась на корточки прямо в ванной, прижавшись лбом к холодному кафелю. «Дыши, просто дыши», – приказывала она себе.

Постепенно дыхание выравнивалось и Лена вернулась в комнату, где, сидя на кровати, встретилась взглядом с Диккенсом, в котором читалось столько преданности и заботы, что на глазах неожиданно навернулись слезы. Она потянулась к нему, обняла за шею, чувствуя, как его тепло постепенно разгоняет холод внутри.

«Это не ты грязная, – вдруг осенило ее. – Это они. Они оставили на тебе свои грязные следы». Эта мысль, такая простая и очевидная, почему-то никогда не приходила ей в голову раньше.

Глава 21. Психологический сеанс

Кабинет психолога оказался именно таким, каким его описывала Яна в дневнике – уютным, без навязчивой стерильности клиник, но и без панибратской домашности. Книжные полки, аккуратно расставленные растения, мягкий свет лампы, создающий ощущение безопасности. Сам Дмитрий – мужчина лет тридцати пяти с внимательными серыми глазами и спокойными движениями – встретил ее у двери, не протягивая руку для рукопожатия, лишь слегка кивнув.

– Присаживайтесь там, где вам будет комфортнее, – он обвел кабинет взглядом, – пуфик, кресло, диванчик или даже ковер.

Лена выбрала небольшой диван у окна, пристроившись на самом краю, как будто готовая в любой момент вскочить и убежать.

– Прежде чем мы начнем, – его голос звучал ровно, без давления, – я хочу предложить перейти на «ты» во время наших сессий. Это помогает создать более доверительную атмосферу, стирает формальности.

Лена кивнула, сжимая ремешок сумки-рюкзака.

– Хорошо. Расскажи, что привело тебя сюда? – Дмитрий сел напротив, сохраняя дистанцию.

Тишина растянулась.

– У меня… есть травма. Связанная с мужчинами.

– Ты можешь сказать, какая именно?

Она резко вдохнула, будто собираясь нырнуть в холодную воду.

– Я не могу рассказать всё, потому что мне невыносимо стыдно. Это как… прийти на прием, где нужно раздеться, а там врач-мужчина, и он говорит: «Что я там не видел!» Но дело не в нем. Для меня он сначала мужчина… и только потом специалист. Вот и сейчас такое… Я понимаю, что ты хочешь помочь, но обнажиться нужно мне.

Дмитрий не перебивал. Просто ждал.

– Когда пытаешься обнажить душу, а там… – голос Лены сорвался.

– Там рана, – тихо закончил он. – Давай попробуем иначе. Бывают ли у тебя моменты, когда воспоминания накрывают внезапно? Будто это происходит прямо сейчас?

– Каждую ночь, – она стиснула кулаки. – Просыпаюсь и не могу дышать. Иногда днем, если кто-то резко заденет меня в толпе.

– А как тело реагирует?

– Дрожь. Тошнота. Как будто… Как сегодня… Мне снился кошмар… Мне часто снятся кошмары… Это как в ее дневнике… Грязная вода и ощущение, что я никогда не отмоюсь от этого. – Она резко встала, подошла к окну. За стеклом мерцали огни парковки, где в машине ждал Диккенс. – Почему мне снятся кошмары?

– Часто?

– Периодически.

– Может, гормональное?

– Такое бывает?

– Конечно! Попробуй отследить свой цикл и сны.

– Хочешь рассказать, что тебе снилось?

– Эм… – Лена растерялась, ведь ей снился сеанс у психолога, с которым она потом провела ночь. – Я не знаю, как об этом рассказать…

– Мы можем сделать паузу, – предложил Дмитрий.

– Нет. Просто… трудно говорить об этом прямо.

Он кивнул:

– Тогда давай попробуем иначе. В следующий раз встретимся в кафе через дорогу. Нейтральная обстановка иногда помогает.

– Это… необычно.

– Иногда нужно стереть границы, чтобы построить новые. Подумай и сообщи завтра, если согласна.

Когда она вышла в прохладный вечер, первое, что увидела – настороженную морду Диккенса через оконное стекло автомобиля.

– Вроде не чокнутый, – прошептала она, залезая на водительское место. Пес тут же сунул холодный нос ей в шею.

Лена завела машину, но не сразу тронулась с места. Пальцы её сжимали руль, пока она перебирала в памяти детали сеанса – ни одной пошлой шутки, ни одного лишнего прикосновения, никакого давления. Только вопросы, которые не ранили, а помогали выдохнуть. Даже предложение встретиться в кафе – не попытка нарушить границы, а способ сделать терапию менее пугающей.

– Может, он действительно знает, что делает? – прошептала Лена, гладя Диккенса по голове.

Пёс вздохнул, будто говорил: «Главное, чтобы ты знала, что делаешь».

Она улыбнулась и включила передачу. Впервые за долгое время казалось, что где-то впереди – не тупик, а дверь. И пусть она пока приоткрыта лишь на щелочку, но это уже что-то.

– Завтра напишем ему, – сказала она, выезжая на пустынную вечернюю дорогу.

Диккенс лег на заднем сиденье, удовлетворённо зевнув.

А Лена ехала домой, и в голове её, вместо привычного хаоса, звучала всего одна мысль: «Возможно, Виктория просто что-то напутала, и Яна не встречалась с ним, а просто их сеансы были в неформальной обстановке…» Ей хотелось верить, что было именно так.

Глава 22. В кафе

Кафе «Старый город» пахло свежесваренным кофе и корицей. Лена сидела у окна, разминая пальцами уголок бумажной салфетки, пока Дмитрий внимательно слушал ее рассказ о родителях.

– Папа всегда был молчаливым, – говорила она, следя, как тает сливка на поверхности рафа. – Возвращался из рейсов, разгружал сумку с гостинцами – мне шоколадку «Алёнка», Лизе – «Мишку на Севере». Садился за стол и… молчал. Как будто все важные слова оставались где-то на тех дорогах.

Дмитрий аккуратно помешивал ложкой свой американо:

– А мама?

– Мама компенсировала. Говорила за двоих, смеялась за двоих, волновалась… – Лена сделала глоток кофе. – Иногда мне кажется, я унаследовала от них оба этих качества. Молчу, как папа. Но внутри – такой же ураган, как у мамы.

– Ты злишься на него? На отца?

Вопрос застал врасплох. Лена задумалась, наблюдая, как за окном стайка школьников о чем-то спорила.

– Нет. Мне его… жаль. Он просто не умел по-другому. Когда мне было четырнадцать, я заболела воспалением легких. Температура под сорок, бред. И вот однажды ночью я просыпаюсь – он сидит у моей кровати, держит меня за руку и… плачет. Молча. Это единственный раз, когда я видела его слезы.

Дмитрий кивнул, делая заметку в блокноте:

– Значит, любовь была. Просто без слов.

– Да. Без слов, – она вздохнула. – Наверное, поэтому мне так сложно верить, когда мужчины что-то обещают вслух.

Разговор тек легко, будто они знали друг друга годами. Когда Дмитрий спросил про отношения, Лена даже не напряглась:

– Нет, не замужем.

– А встречаешься сейчас с кем-то?

– Расстались не так давно… Или давно… – она покрутила чашку в руках. – Там все очень сложно.

– Понимаю, – он не стал копать глубже.

Когда сессия подошла к концу, Дмитрий закрыл блокнот:

– Сегодня было хорошо. Гораздо свободнее, чем в кабинете, правда? В следующий раз можем продолжить в таком же формате.

Лена кивнула. Впервые за долгое время терапия не оставила ощущения вывернутой наизнанку души.

Дмитрий похвалил ее за открытость и предложил продолжить в таком же неформальном формате.

– Только в следующий раз – кино.

– Будет кинотерапия? – Лена рассмеялась.

– Типа того, – улыбнулся он.

– Ну, давай! С тобой легко!

Он достал телефон, пролистал календарь – и лицо его омрачилось.

– Только на следующей неделе у меня время все занято… Если тебя не смутит, что это будет в 9 вечера?..

– А давай! – она ответила слишком быстро, будто боялась передумать.

Договорились. Фильм Дмитрий выберет сам – «Что-нибудь, что поможет продолжить нашу работу», – загадочно пояснил он.

Диккенс встретил ее в машине радостным поскуливанием. Лена запустила двигатель, но не сразу тронулась с места, давая себе время осмыслить сеанс.

«Странно, – думала она, глядя на отражение в зеркале заднего вида, – мы почти не говорили о травме. Только о семье. А стало легче».

Она вспомнила, как рассказывала про отца – и впервые не чувствовала привычной горечи. Как будто психолог каким-то образом помог ей отделить боль от любви, оставив только последнюю.

И впервые за много лет что-то внутри нее не кричало «Беги!», когда речь заходила о доверии. Может быть, потому что Дмитрий не требовал этого доверия сразу. Не лез в душу с ногами. Просто сидел рядом и давал понять: «Я здесь. Но ты решаешь, когда открыться».

Диккенс положил морду ей на плечо, тыкаясь влажным носом в шею.

– Да-да, едем, – улыбнулась Лена, включая передачу.

На светофоре ее телефон завибрировал – сообщение от Лизы: «Как ты? Встретимся на неделе?»

Лена набрала ответ одной рукой: «Нормально. Много работы. Давай на следующей? На ДР у мамы?»

Она не хотела этой встречи, но и полностью отказать не могла, поэтому работа и День рождения мамы – стали отличной отговоркой, которую сестра приняла без лишних слов.

На парковке у дома она еще минут пять сидела в машине, гладя Диккенса по голове и наблюдая, как в окнах зажигается свет.

«Когда-нибудь, я, возможно, смогу рассказать ему про тот случай, – подумала Лена.

И это «возможно» не вызывало ужаса. Лишь легкое волнение, похожее на то, что испытываешь, стоя на краю вышки перед первым в жизни прыжком в бассейн. Страшно. Но впереди – вода, которая примет.

Глава 23. Неожиданная встреча

Их очередная неформальная терапевтическая встреча началась с кино. Комедия «Походу любовь» оказалась удачным выбором – легкая, но не пустая, с тонкими наблюдениями о человеческих отношениях. Когда они вышли из кинотеатра, Дмитрий предложил зайти в ближайшее кафе продолжить обсуждение фильма. Лена согласилась – после полутора часов смеха и анализа киноперсонажей она чувствовала себя необычайно расслабленно.

Поздний вечер, несмотря на раннюю весну, был очень тёплый и красивый: звёздное небо и огромная луна, которую время от времени накрывали лёгкой дымкой облака.

– Вы просто ангел, спустившийся откуда? – с улыбкой произнес Дмитрий, придерживая для нее дверь кафе.

– Из Пскова, – автоматически ответила Лена, вспомнив следующую реплику из только что увиденного фильма.

Они рассмеялись одновременно – это был тот редкий момент, когда шутка попадала точно в цель.

Смех замер на ее губах, когда за барной стойкой она увидела Его – невысокого брюнета, с такой уверенной осанкой, что это сразу бросалось в глаза. Его темные волосы были слегка растрепаны, как всегда, когда он забывал о расческе.

Андрей. Сколько времени прошло с их последней встречи? Месяц? Больше?

Она машинально сжала ремень сумочки, внезапно осознавая, как выглядит: сапоги на каблуке, красное платье, легкий макияж – совсем не та Лена, которая завалена работой. Рядом с ней – высокий брюнет с лукавым взглядом карих глаз в белой рубашке, черном костюме и лакированных туфлях. Сцена выглядела как предательство, хотя они давно расстались.

Андрей смотрел прям на нее. Их глаза встретились, но она не отвела взгляд, а собралась и, улыбнулась своему спутнику:

– Классный был фильм!

– Я же говорил – тебе понравится!

Неловкую сцену нарушил бариста:

– Ваш заказ?

– Большой раф с имбирем и мятой, пожалуйста, – автоматически ответила Лена, чувствуя, как Андрей рассматривает ее с ног до головы.

– А ты? – обратилась она к Дмитрию, нарочито демонстративно.

– Да, мне американо, пожалуйста, – сказал он бариста, затем понизил голос, обращаясь к Лене: – Мы здесь будем или поедем?

– Как хочешь, – улыбнулась она, бросая вызов и себе, и Андрею.

Ей хотелось увидеть, что он будет делать. Ведь они не поздоровались и не подали виду, что знакомы. Она подумала: «Почему я побоялась? Ведь мы давно уже не вместе…» Но ответа на этот вопрос не было, лишь раздирающие голову мысли, фоновой тревогой бьющие в виски.

Дмитрий отлучился в туалет, и она, воспользовавшись моментом, не поворачиваясь к Андрею, произнесла:

– Привет. Молчишь?

– А что сказать? Ты очень сексуально выглядишь, но думаю, твой кавалер уже это отметил. – Его голос звучал ровно, но в уголках карих глаз дрожали знакомые морщинки – он ревновал.

– Как минимум «Привет», – парировала она, игнорируя откровенный комплимент.

Он промолчал.

– Ваш заказ! – Бариста поставил перед ней два стакана.

– Спасибо, – Лена взяла свой раф, чувствуя, как пальцы слегка дрожат.

В этот момент вернулся Дмитрий.

– На улице прекрасный вечер. – Он взял свой стакан. – Может, прогуляемся?

– Почему бы и нет? – ее улыбка была напряженной.

Когда она выходила, чувствуя на спине горящий взгляд Андрея, внутри все сжалось.

Они шли по освещенной фонарями улице, и Дмитрий продолжал анализировать фильм, но Лена его не слушала. Мыслями она была далеко – с Ним. С человеком, из-за которого сбежала из столицы. С тем, кого до сих пор любила…

«Он писал… Звонил… Предлагал встретиться…»

Ей хотелось всё бросить и помчаться к нему. Но в голове звучал голос московской подруги: «Не соглашайся сразу! Пусть помучается!»

Эти советы никогда не работали. А теперь всё стало ещё хуже. Она солгала Андрею, что загружена работой, а сама…

«Что он сейчас думает? Что я ему врала? Что это свидание?»

Гнев вспыхнул внезапно:

«Да какого чёрта я вообще ему что-то должна!? Мы расстались! Он сам сделал свой выбор!»

Ей хотелось плакать. Потому что сейчас рядом был не тот, кого она хотела видеть, а просто психолог с «нестандартными методами».

– Отвезти тебя домой или… – Дмитрий приоткрыл дверцу машины, оставляя фразу незаконченной. Лена и не заметила, как они вернулись на парковку.

– Давай просто прокатимся? Не хочу домой, – быстро ответила она, но он «услышал» другое.

Машина свернула в тёмный переулок и остановилась. Лена, погруженная в свои мысли, не сразу поняла, что происходит. Его руки уже были на ней. Губы прижались к шее, пальцы впились в бёдра. Она попыталась высвободится.

– Ты же хочешь, не ломайся! – прошептал он, дыша ей в лицо.

– Что? Нет! – Она рванулась к двери, силой оттолкнув его.

Выскочила на улицу. Шла быстро, не разбирая дороги. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с тушью.

«Опять. Снова…»

Где-то позади просигналила машина – Дмитрий ехал следом. Он поравнялся с ней, опустив стекло.

– Лена, садись в машину.

– Иди к черту! – бросила она, доставая телефон. Единственный человек, которому она хотела позвонить, был тот, кого так боялась увидеть.

Дмитрий нажал на педаль газа, и его машина с громким хрипом рванула вперед, оставляя девушку наедине с ночным городом. Она так и не решилась позвонить.

Глава 24. Бессонница

Лена сидела на подоконнике, кутаясь в старый свитер, и смотрела, как за окном медленно светает. Всю ночь она провела в странном оцепенении – то ли пытаясь уснуть, то ли намеренно избегая сна, боясь новых кошмаров.

Диккенс лежал у ее ног, время от времени поднимая голову и внимательно глядя на хозяйку. Его преданный взгляд словно говорил: «Ты в безопасности». Но сегодня даже его присутствие не помогало.

Перед глазами снова и снова всплывали моменты с Андреем – те редкие, светлые, когда он просто обнимал ее после тяжелого дня, не требуя ничего взамен. Когда укладывал спать, читая вслух статьи из ее же журнала, потому что знал – ей так легче заснуть. Когда караулил ее сон, как сейчас это делал Диккенс.

«Господи, за что мне это? Почему так?» Она провела руками по лицу, пытаясь стереть воспоминания. Но вместо этого перед глазами всплыло лицо Дмитрия – его внезапная агрессия, горячий шепот: «Ты же хочешь!»

Лена резко встала, задев локтем стакан с водой, разлив ее по столу, заливая клавиатуру ноутбука.

– Черт!

Она схватила футболку со спинки стула, торопливо вытирая ей лужицу, и вдруг замерла. На экране, среди капель воды, выделялась строчка из Яниного дневника:

«Мы притягиваем к себе то, что транслируем».

Лена медленно опустилась на стул, перечитывая запись снова и снова, как будто в чужих словах могла найти оправдание своим мыслям.

«Я не понимаю, почему мне встречаются одни подонки? Такое ощущение, что у меня на лбу написано „трахни меня!“, и я никак не могу вывести эту надпись. Она въелась как татуировка. Я задала этот вопрос своему новому психологу, и она на удивление, ответила, что мы притягиваем к себе то, что транслируем. Т.е. я транслирую, что я шлюха? Одно знаю точно, транслирую я это или нет, но от мужчин нужно держаться подальше!»

«Я транслирую, что я шлюха?» – мысль ударила, как ножом под ребро.

Она закрыла глаза, вспоминая, как легко согласилась на «неформальные сеансы», как смеялась над его шутками, как не сопротивлялась, когда он придерживал дверь, касаясь ее спины…

«Я сама дала ему повод?» Голова раскалывалась. С одной стороны – рациональное понимание: никто не имеет права трогать ее без согласия. С другой – жгучий стыд: «А что, если я действительно вела себя как…»

Лена откинулась на спинку стула, чувствуя, как по щекам текут слезы.

«Я не одна» – это осознание не принесло облегчения. Лишь горечь – от того, что таких, как она и Яна, тысячи. И все они задают себе одни и те же вопросы: «Почему я? Что я сделала не так? Как теперь жить с этим?»

Диккенс подошел и положил голову ей на колени, и она машинально запустила пальцы в его густую шерсть, чувствуя, как дрожь постепенно уходит.

– Все хорошо, – прошептала она. – Все…

Губы сами сложились в горькую улыбку. «Ложь. Ничего не хорошо. И, возможно, никогда не будет».

Но за окном уже светало. Значит, надо было вставать, одеваться, делать вид, что жизнь продолжается.

Телефон завибрировал, и Лена потянулась за ним. Сообщение от Лизы: «Привет. Мне сегодня приснилась ты. Я волнуюсь. Давай встретимся? В нашем кафе».

Лена закусила губу.

– Как думаешь, Дик, пойти? – она потрепала пса за ухом.

Тот лишь зевнул, показывая, что решение за ней.

Лена набрала ответ сестре: «Сегодня не могу. Занята!» Затем встала, потянулась и пошла в душ. Вода смывала следы бессонной ночи, но не могла смыть главного вопроса: «За что я так с собой?»

Глава 25. Беспомощность

Лиза бежит по длинному туннелю, стены которого облеплены фотографиями её и Лены – из детства, юности, последних лет. Но чем дальше она движется, тем больше изображения искажаются: лица Лены становятся бледными, глаза – пустыми, а в некоторых кадрах она и вовсе исчезает, оставляя после себя рваные дыры.

Туннель сужается, Лиза спотыкается и падает – и вдруг оказывается в маленькой комнате, где Лена сидит спиной к ней, сгорбившись над столом.

– Лена? – зовёт Лиза, но сестра не оборачивается.

Когда она подходит ближе, то видит, что Лена пишет что-то в блокноте, страницы которого залиты чернилами, будто слезами или кровью. Лиза пытается разглядеть слова, но они расплываются, как только она фокусирует взгляд.

– Что с тобой? Дай мне помочь! – кричит Лиза, хватая сестру за плечо.

Лена медленно поворачивается – и вместо лица у неё зеркало. В отражении Лиза видит себя, но её собственные черты искажены гримасой ужаса. А затем зеркало трескается, и из щелей начинает сочиться густая тьма.

Лена шепчет, но голос будто доносится из далека:

– Ты же психолог. Ты должна была заметить раньше.

Лиза проснулась с ощущением, что не может дышать и мыслью: «Я теряю её. И она не зовёт на помощь». Сердце бешено колотилось, ладони были влажными, а в горле стоял ком. Она провела дрожащими пальцами по лицу, пытаясь стереть остатки кошмара, но образы продолжали всплывать перед глазами с пугающей четкостью.

Туннель с фотографиями. Лена, исчезающая на снимках. Чернильные слезы в блокноте. Зеркало вместо лица…

Лиза схватила телефон со столика. Экран ярко вспыхнул в полутьме, освещая её бледное лицо. Пальцы сами набрали сообщение: «Привет. Мне сегодня приснилась ты. Я волнуюсь. Давай встретимся? В нашем кафе».

Ответ пришёл почти мгновенно: «Сегодня не могу. Занята!»

– Чёрт! – Лиза швырнула телефон на кровать, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.

Дверь спальни тихо скрипнула, в проёме появился Сергей.

– Проснулась? – его голос был тихим. Увидев её лицо, он мгновенно пришёл в себя. – Эй, что случилось?

– Кошмар, – Лиза сглотнула ком в горле. – Про Лену.

Она подробно описала сон, а Сергей слушал, по профессиональной привычке анализируя каждую деталь. Когда она закончила, он выпустил ее руки из своих и крепко обнял, притянув к себе. Такое необходимое тепло заполнило минуты тишины. И когда она, выскользнув из его объятий, сама попросила интерпретацию, он мягко начал говорить:

– Этот кошмар отражает твою тревогу. Твоя профессиональная часть понимает, что навязчивая помощь может навредить, но сестринская любовь требует действий.

Он перечислил символы, как на лекции для студентов:

– Лена исчезает – ты чувствуешь, что она отдаляется. Блокнот с расплывающимися словами – символ её недоступности. «Ты должна была заметить» – классическое самообвинение. А зеркало…

– Моя беспомощность, – догадалась Лиза.

Сергей кивнул:

– Ты видишь в ней своё отражение, но оно искажено.

За дверью послышался топот детских ног и голос Алисы:

– Пап! Мам! Мы проголодались!

Сергей встал.

– Пойдёмте завтракать, Елизавета Александровна. Дети ждут.

– А что у нас на завтрак?

– Блины с кленовым сиропом? – предложил он.

– Готовишь ты!

– Не вопрос! – улыбка в ответ и протянутая рука. Его тёплая ладонь сжала её холодные пальцы, и Лиза позволила себя поднять.

Она сделала глубокий вдох и шагнула навстречу утру.

Глава 26. Семейный конфликт

Кухня наполнилась ароматом подрумянивающихся блинов и сладкого кленового сиропа. Сергей ловко переворачивал очередной блинчик на сковороде, а Лиза делала себе бутерброд, механически выполняя движения, в то время как мысли продолжали возвращаться к тревожному сну. Пальцы то и дело замирали, когда перед глазами вновь всплывали образы – исчезающие фотографии, чернильные пятна…

– Мам, Саша съел последнюю клубнику! – Алиса скрестила руки на груди, бросая брату недовольный взгляд.

– Это не я! Она сама ее взяла! – мальчик показал язык, явно провоцируя сестру.

– Врешь! Я видела, как ты ее схватил!

– А ты врешь, что я вру!

Лиза сжала нож в руке, чувствуя, как напряжение в висках нарастает. Обрывки сна – исчезающая Лена, треснувшее зеркало – смешивались с детскими криками.

– Хватит! – ее голос прозвучал настолько громко, что даже Сергей вздрогнул и чуть не уронил блин. – Вы уже поели? Тогда марш в свою комнату! Сейчас же!

Алиса замерла с открытым ртом, ее глаза округлились, наполнившись слезами. Саша съежился, его плечи поднялись к ушам в защитном жесте.

– Но… мы только сели… – прошептала дочь, и в этом шепоте было столько недоумения и обиды.

– Я сказала – в комнату! Немедленно!

Дети молча побрели к выходу. Саша волочил ноги, специально шаркая носками по полу. Алиса демонстративно вытирала щеки – слезы текли по ним обильно, оставляя блестящие дорожки.

Лиза опустилась на стул, вдруг осознавая, что дышит слишком часто и поверхностно. Ее ладони дрожали, а в груди было такое ощущение, будто кто-то насыпал туда колотого льда.

– Лиз… – начал Сергей, но она его перебила.

– Я знаю. Я сорвалась.

Она провела рукой по лицу, чувствуя, как стыд разливается горячей волной.

«Какой же я психолог, если не могу контролировать свои эмоции? Какая я мать, если срываюсь на детей из-за собственных проблем?»

Сергей молча поставил перед ней чашку. Крепкий черный чай с бергамотом – именно так, как она любила в моменты стресса. Дымка пара поднималась спиралями, унося с собой запах.

– Ты не обязана быть идеальной, – сказал он просто, садясь напротив. Его серые глаза смотрели не осуждающе, а с пониманием. – Дети – не хрустальные вазы. Они могут пережить мамину вспышку гнева, если потом последует искреннее объяснение.

Лиза обхватила чашку обеими руками, позволяя теплу проникать в озябшие пальцы.

– Но я психолог, – прошептала она. – Я должна…

– Ничего ты не должна. Ты прежде всего человек. А люди устают, люди злятся, люди ошибаются. Главное – что ты делаешь после ошибки.

Он потянулся через стол, осторожно прикрыв ее дрожащие пальцы своей широкой ладонью. Его руки были теплыми, чуть шершавыми, но такими надежными.

– Иди к ним, – сказал он тихо. – Говори честно. Они поймут.

Лиза сделала глубокий вдох, поднялась и направилась в гостиную, где слышалось движение. По пути она остановилась у зеркала в коридоре – ее отражение показалось ей уставшим, но решительным.

Дверь была приоткрыта. Лиза застыла на пороге, наблюдая сцену: Алиса сидела на полу, уткнувшись в телефон, но пальцы ее не листали ленту – просто сжимали гаджет слишком крепко. Саша возился с конструктором, но его движения были резкими, неаккуратными – детали то и дело выскальзывали из рук.

Лиза постучала по косяку.

– Можно войти?

Дети переглянулись. Алиса кивнула, поджав губы. Саша лишь пожал плечами, но его взгляд стал чуть менее колючим.

Лиза села между ними на ковер, скрестив ноги по-турецки. Она взяла их руки в свои – Алисину тонкую, почти взрослую, и Сашину – еще детскую.

– Я пришла извиниться, – начала она, глядя попеременно то на дочь, то на сына. – Я была не права, что накричала на вас. Мне очень стыдно за свое поведение.

– Почему ты так злилась? – спросил Саша. Его голос дрожал, выдавая подавленные слезы.

Лиза задумалась на мгновение. В голове мелькнули профессиональные рекомендации – «говорите с детьми на их уровне, но не лгите». Она выбрала правду, но адаптированную.

– У меня был очень страшный сон про тетю Лену. И когда я проснулась, все мысли были только о ней. А потом вы начали спорить, и я… не справилась со своими эмоциями.

Алиса подняла глаза. В них читался неподдельный интерес:

– А что тебе приснилось про тетю Лену?

– Что я пытаюсь ее догнать, помочь ей, но она все дальше и дальше, – Лиза не стала вдаваться в страшные подробности. – И мне стало так грустно и страшно, что я сорвала злость на вас. Это было неправильно.

Саша неожиданно прижался к ней, обхватив за талию.

– Мы тоже иногда злимся, когда нам страшно, – пробормотал он. – Вчера я разбил чашку и так испугался, что накричал на Алиску.

– Это правда, – подтвердила сестра, неожиданно вставая на защиту брата. – Но мы потом помирились.

Лиза почувствовала, как в груди что-то теплеет. Она притянула детей к себе, обнимая их крепко, но осторожно.

– Вы у меня самые мудрые. Знаете, что? Пойдемте доедать папины блины.

– Ура! – Саша вскочил первым. – Папа обещал сделать блинчик в форме робота!

– А мне – в форме сердца! – воскликнула Алиса, внезапно снова став любимой дочкой, а не обиженным подростком.

Когда они вернулись на кухню, Сергей уже выкладывал на тарелки шедевры кулинарного искусства – «художественные» блины. Лиза поймала его взгляд и без слов поблагодарила.

За завтраком, наблюдая, как дети спорят, чей блин вкуснее, она вдруг осознала простую истину: быть хорошей матерью – не значит никогда не ошибаться. Это значит уметь признавать свои ошибки. Искренне. Без оправданий.

И если с детьми это сработало, может, и с Леной получится? Главное – найти правильные слова. И время. Это осознание принесло неожиданное облегчение. Возможно, не все потеряно. Возможно.

Глава 27. Загадочный психолог

Пустой редакционный зал встретил Лену гулким эхом собственных шагов. Субботнее утро окутало помещение странной атмосферой – привычно шумное в будни пространство теперь дышало тишиной, нарушаемой лишь тиканьем старых настенных часов и мягким постукиванием когтей Диккенса по полу. Пёс шел следом, как тень, его теплый бок иногда касался ее ноги – напоминал, что он рядом.

Лена прошла в свой кабинет, и Диккенс тут же улегся на привычное место у стола, положив тяжелую голову на лапы. Она села в кресло, провела ладонью по холодной поверхности компьютера, ощущая легкий слой пыли – уборщица явно не приходила.

Лена намеренно выбрала этот день для работы. Дома было невыносимо – отец с его молчаливым укором, мать с ее тревожными взглядами. Прошлая ночь врезалась в память четкой картинкой: она крадется по коридору, а в кухни сидит отец. Он поднимает голову и слегка кивает, когда она проскальзывает мимо. Но в этом кивке – целая история. «Я знаю, что что-то не так», «Я ждал тебя», «Я беспокоюсь». Все это читалось в одном мгновенном взгляде, которым он окинул ее, прежде чем снова уставился в ночь.

Диккенс, словно уловив ее напряжение, поднял голову и ткнулся холодным носом в ее колено. Лена машинально провела пальцами по его шерсти, ощущая под ладонью твердые мышцы и тепло живого существа.

– Все в порядке, – прошептала она, но пес не отводил внимательного взгляда.

Она резко встряхнула головой, отгоняя воспоминания. Ее пальцы потянулись к кружке с кофе – холодному, с коричневым ободком на стенках. Она сделала глоток и поморщилась. Горький, как ее мысли.

На экране компьютера мигал курсор над почти готовой статьей. Обычно она гордилась своей способностью работать в любых условиях, но сегодня это была не работа – бегство. Бегство от отца с его молчаливыми вопросами. От матери с ее тревожной заботой. От собственного отражения в зеркале, которое напоминало ей о вчерашнем вечере.

Пальцы сами собой выстукивали последние абзацы. Проверка, правка, отправка шефу. Все. Статья, которую нужно было сдать только в понедельник, ушла на два дня раньше. Лена откинулась на спинку кресла, чувствуя странную пустоту. Обычно после сдачи материала приходило удовлетворение, сегодня – только усталость.

Она переключилась на другую вкладку – дневник Яны. Черные строки на белом фоне, сотни записей, в которых пыталась утонуть. Глаза автоматически выхватывали знакомые фразы:

«Я не планировала начинать терапию, но… Почти случайно попав на групповой сеанс символдрамы, я выделилась из всей группы не только негативной окраской, но и очень сложными образами.

– А что значит, вот это? – спрашивала я время от времени, сверяясь со своим рисунком.

– Такое никто не рисует! – отвечала психолог.

– Я нарисовала!

В итоге мой диагноз был подтвержден еще одним человеком. ПРЛ. А потом я услышала бьющую по живому, фразу: «Яна, долго вы будете бегать от помощи психолога?

Кажется, не долго. Я созрела для терапии».

«Я поразила психолога своими образами. Римма Михайловна сказала, что таких случаев в ее практике еще не было! Более того, она по первым же рисункам смогла увидеть то, что я много лет скрывала. Не один специалист не мог этого увидеть, а она смогла».

«Римма Михайловна говорит, что я слишком зациклена на прошлом. Что нужно смотреть вперед. Но как, когда прошлое держит за горло?»

Лена стиснула зубы. Имя «Римма Михайловна» встречалось на каждой третьей странице, но никаких конкретных данных – ни фамилии, ни телефона, ни даже места приема. Она открыла сайт профессиональной ассоциации психологов, вбила в поиск «Римма» + их город. Ноль результатов.

– Может, онлайн-консультации? – пробормотала Лена, но тут же наткнулась на новую запись:

«Виктория сегодня опять завела свою пластинку: „Эта Римма – шарлатанка!“ А сама даже не попробовала нормально поработать! Она считает, что терапия должна быть удобной, но… разве правда бывает приятной? А еще она говорит, Римма – нарцисс. Ха! Много она понимает!»

Лена резко вдохнула. Ее пальцы сами собой потянулись к телефону. Сообщение Виктории набиралось дрожащими руками: «У меня появились важные вопросы. Можем поговорить?»

Отправила. И начался самый длинный час в ее жизни.

Лена встала, прошлась по пустому офису. Диккенс тут же поднялся, потянулся и пошел следом, его когти цокали по полу. Она подошла к окну – на улице редкие прохожие спешили по своим субботним делам. Вернулась к компьютеру. Перечитала дневник снова. Проверила телефон – нет ответа. Открыла почту – письмо от шефа: «Статья ок, но перепиши заключение и…» Она даже не стала читать дальше.

Каждая минута тянулась как час. Лена бесцельно листала документы, открывала и закрывала вкладки, не в силах сосредоточиться. Диккенс, уловив ее нервозность, положил голову ей на колени и тяжело вздохнул.

– Все хорошо, – пробормотала она, но пес не отводил внимательного взгляда.

Наконец – звук уведомления. Лена резко схватила телефон.

«Вы обещали докопаться до правды, а написали ту статью. Нам не о чем говорить!»

Холодные слова жгли глаза. Лена ощутила дрожь в руках – от злости, от бессилия, от всего этого кошмара. Ее пальцы быстро бежали по экрану: «Я опубликовала тот материал по требованию редактора. Но расследование не прекратила. У меня появилась новая информация».

Три точки. Долгое ожидание. Лена прикусила губу до боли. Наконец ответ: «Хорошо. Сегодня в 15:00 на парковке возле института».

Лена выдохнула, не осознавая, что задерживала дыхание. Она посмотрела время – до встречи оставалось четыре часа. Диккенс зевнул и потянулся, будто чувствуя, что скоро им снова предстоит куда-то ехать.

– Ну что, друг, – Лена провела рукой по его холке, – кажется, мы нашли зацепку.

Пес ответил лишь довольным взмахом хвоста.

Глава 28. Виктория

Лена примчалась на встречу заранее, боясь опоздать. Парковка возле института была почти пустой – субботний вечер разогнал студентов по домам, и только редкие прохожие торопились по своим делам. Она заглушила двигатель, оставила Диккенса в машине с приоткрытым окном и вышла.

Минут двадцать ждала, переминаясь с ноги на ногу, то и дело поглядывая на часы. Диккенс, сидя на заднем сиденье, время от времени поскуливал, будто чувствовал ее напряжение.

– Спокойно, – шепнула она ему через стекло. – Скоро вернусь.

Наконец вдалеке показалась Виктория. Девушка шла неспешно, руки глубоко засунуты в карманы ветровки, взгляд опущен в землю. Лена сделала шаг навстречу.

– Может, пойдем в кафе? – предложила она, указывая на небольшое заведение через дорогу.

– Нет, – Виктория резко мотнула головой. – Здесь нормально.

Они остались стоять возле машины. Диккенс насторожился, уши его напряглись, но он не зарычал – просто внимательно наблюдал за незнакомкой.

– Вы не сказали мне, что ходили с Яной к одному психологу, – начала Лена, стараясь говорить мягко, но твердо. – Кто эта Римма? Я не смогла найти ее ни на одном сайте.

Девушка помялась, переступила с ноги на ногу, потом резко подняла глаза.

– Я просто не хотела говорить о своем обращении к ней. Очень неприятный опыт.

– Она так плоха?

– Она – нарцисс, если вы понимаете, о чем я?

Лена немного слышала о нарциссах. Это те люди, которые видят мир только через призму собственного величия. Они обожают восхищение, а другие для них – лишь инструменты, зеркала, в которых они любуются своим отражением.

Она кивнула, а Виктория продолжила, слова ее лились теперь быстрее, с горечью:

– Римма преподавала у возрастную психологию. Так мы все к ней и попадали – она заговаривала зубы студентам на лекциях, намекая на какие-нибудь проблемы, а потом предлагала «помочь». Но…

– Вам не помогла?

– Да она и не собиралась! – Виктория резко выдохнула. – Ее только деньги и слава интересуют! Строит из себя заботливую, а потом начинает мозг промывать. Я не поддалась, вот она меня и сбагрила.

– Как это?

– Намекнула, что работать со мной не хочет, что я бесполезный клиент.

Лена почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– А Яна?

– Яна долго к ней ходила. Сначала ей вроде как нравилось, а потом… Потом ее как будто подменили. Мы дружили с ней со школы, вместе в институт пошли, никогда не ссорились, а тут… Она мне заявляет, что я ее использую, и она устала решать мои проблемы! А потом… я читаю у нее в дневнике, что ей Римма сказала, будто я – инфантильный паразит, которого она должна скинуть со своей шеи.

– И она «скинула»?

– Да, стала грубой, постоянно отказывать во всем. И ведь дело не в помощи, а просто в человеческом общении.

– Вы пробовали с ней об этом поговорить?

– А толку? Она кроме Риммы никого не слушала! Она даже с парнем своим рассталась по ее «совету»!

– У нее был парень? – Глаза округлились от удивления. Об этом ни в одной записи не было.

– Да, но… Я не знаю, правда. Она вроде и с психологом каким-то встречалась, и с парнем этим…

Лену передернуло при слове «психолог». В памяти всплыли холодные руки Вячеслава, настойчивые прикосновения Дмитрия.

– У вас есть контакты этой Риммы?

– Телефон не сохранила, но в институте могу спросить.

– Я была бы вам очень благодарна.

– Но только в понедельник, сейчас уже все разошлись. Я пришлю вам СМС-кой.

– Спасибо. – Лена на мгновение замолчала, а потом посмотрела девушке в глаза. – А вы как думаете, кто все-таки подтолкнул ее к этому? Римма? Или кто-то другой?

– Этого не знаю. Но знаю то, что у нее был какой-то там диагноз… эмоциональная нестабильность что ли?.. И она очень сильно сливалась с людьми. Болезненно переносила любое расставание. И с тем психологом, и с парнем. Но наносить себе самоповреждения она начала во время терапии у Риммы.

– Самоповреждения?

– Да, вы об этом еще не читали?

– Нет, видимо, не дошла.

Виктория резко посмотрела на часы.

– Я больше ничего не знаю. И мне пора бежать, извините. – Она развернулась и ушла, не попрощавшись.

Лена осталась наедине со своими мыслями. Диагноз… Она открыла в телефоне заметки и прочитала: ПРЛ – выписала себе еще утром.

Набрав Лизу, она отмахнулась от ее вопросов привычным «Все хорошо!» и перешла к сути:

– Ты знаешь, что такое ПРЛ?

– Да, – голос сестры насторожился. – Зачем тебе это?

– Лиз, давай без твоих «зачем»? Я статью пишу! Так ты скажешь?

На другом конце провода раздался вздох.

– Это пограничное расстройство личности. Если простыми словами… Люди с таким диагнозом живут как на качелях: сегодня они обожают тебя, завтра ненавидят. Они боятся быть брошенными, но сами же отталкивают близких. Их эмоции – как открытый нерв, любое прикосновение к нему вызывает боль. Они могут впадать в ярость из-за мелочи или резать себя, чтобы заглушить душевную боль физической.

Лена стиснула телефон.

– А с этим психологи работают?

– В паре с психиатром только. И то – это долгий процесс.

– Я поняла тебя. Спасибо.

Она уже хотела сбросить вызов, но Лиза успела завладеть ее вниманием:

– Лен? Я соскучилась. Приезжай к нам? Или хочешь, встретимся где-нибудь?