Галерея на тихом холме. Роман-лауреат Международной литературной премии Сегье
채기성
부암동 랑데부 미술관
Chae Ki Sung
Buam-Dong Rendez-Vous Art Gallery
© Original Russian translation rights arranged with Namu Bench through EYA (Eric Yang Agency).
Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: Feodora_21 / Shutterstock / FOTODOM
Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM
© Ванюкова Д., перевод на русский язык, 2025
© Бортник В. О., обложка, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Однажды в Пуамдоне
Лучи утреннего солнца ласково и ободряюще касались лица Хосу, но тот, крайне взволнованный, будто не замечал этого. Тяжело вздыхая, он плелся вверх по холму недалеко от общественного центра Пуамдона.
«Зачем я вообще туда поднимаюсь?» – думал Хосу Впрочем, он знал ответ: потому что внизу для него не было места. Эта горькая мысль заставила его остановиться и оглянуться. Спуск с холма казался отражением жизненного пути, по которому Хосу бессмысленно брел последние шесть лет. Когда он вспоминал, сколько усилий приложил, чтобы стать диктором, ему казалось, будто все это происходило в прошлой жизни или на другой планете. Давным-давно и бесконечно далеко… Его страсть остыла и засохла, как холодная каша, которую уже не разогреть. А горячее желание, питавшее его жизненные силы все эти годы, превратилось в призрачное воспоминание. Хосу помотал головой, прогоняя апатию, и снова зашагал вверх по холму. Неужели ему теперь каждый день придется подниматься от автобусной остановки по этой дороге? Может, не стоило вообще никуда идти. Он должен был сейчас быть на телестудии в центре города, а не здесь! Хосу снова оглянулся. Как ни крути, Пуамдон – совсем не его место.
Пройдя перекресток перед воротами Чханыймун, он свернул на улицу Пэксоктонгиль. Ориентируясь по указателям, нырнул в переулок, несколько раз сменил направление и наконец заметил небольшую вывеску на кирпичном заборе.
«Художественная галерея “Рандеву”».
По крайне мере, он не опоздал. Переводя дыхание, Хосу смотрел, как свесившиеся через забор ветви деревьев раскачиваются на ветру, и думал: «Это больше похоже на путешествие, чем на обычную дорогу на работу». Он не решался сделать шаг вперед и с тяжелым сердцем продолжал топтаться перед воротами, снова и снова перечитывая слова на вывеске.
После бесконечных неудач на «настоящем» телевидении Хосу, словно хватаясь за соломинку, откликнулся на вакансию корпоративного диктора в одном благотворительном фонде. Даже прошел первый этап собеседования. И хотя эта должность не вызывала у Хосу особого энтузиазма, он все равно с замиранием сердца ждал результатов. Увы, ему отказали. Неудача стала жестоким разочарованием – Хосу решил, что ему суждено навсегда остаться безработным. Эти мысли гнали его из дома, и он часами бродил по окрестностям, убивая время и все глубже опускаясь на дно глубокого колодца отчаяния. Пока однажды ему не позвонил представитель фонда.
Да, ему все-таки предложили работу. Не ту должность, на которую он претендовал, а место в административном отделе музея при фонде. Хосу был сбит с толку таким поворотом событий, но времени на раздумья не было – ответ требовали дать сразу. Движимый внезапным порывом, он поклялся, что возьмется за что угодно. Выслушал инструкции, повесил трубку и понял: судьба сделала очередной кульбит. Однако радости Хосу не испытывал. Его охватило какое-то странное неприятное чувство: было ужасно обидно отказываться от мечты стать диктором. Слишком много времени он потратил на ее воплощение – целых шесть лет! К тому же он совершенно не разбирался в искусстве. Поэтому в свой первый рабочий день Хосу не мог отделаться от мысли, что ему стоило остаться дома. Он размышлял об этом, даже когда уже добрался до галереи.
Наконец Хосу решился. Сделал пару шагов – и очутился в небольшом внутреннем дворике. В одной его части ровными рядами были высажены деревья и цветы, в другой расположились два небольших здания. Они стояли близко, и их очертания образовывали букву «киёк». Левое – с двускатной крышей и фасадом из светло-серого бетона; правое – одноэтажное, облицованное бежевой терракотой. В него-то и направился Хосу.
Помещение, в которое он попал, оказалось узким и тесным. Язык не поворачивался назвать его холлом – скорее, это был коридор. Прямо возле входа располагалась стойка информации, за которой виднелась закрытая дверь. Вдоль стен стояли стеллажи. В здании царила оглушающая тишина. Казалось, Хосу был единственным человеком внутри. Он медленно шел мимо стеллажей, разглядывая выставленные на них книги по искусству, каталоги и художественные принадлежности, и размышлял, не стоит ли, пока не поздно, уйти.
– Вы, должно быть, господин Юн Хосу? – раздался голос за его спиной.
От неожиданности Хосу вздрогнул, резко обернулся и увидел молодую женщину. Судя по всему, она вышла из двери за стойкой информации.
– Да, это я, – ответил Хосу с волнением в голосе, которое его удивило. Спохватившись, поклонился.
– Сегодня у вас первый рабочий день, верно? Приятно познакомиться. Я Сон Дами, научный сотрудник галереи, – представилась женщина и протянула Хосу визитку. Принимая картонный прямоугольник, Хосу смог рассмотреть женщину вблизи. Овальное лицо, большие глаза, четко очерченные губы – она была красива. Собранные в хвост длинные волосы придавали ей уверенный и деловой вид. Хосу снова поклонился. Волнение из-за внезапного появления Сон Дами улеглось, и он опять ощутил апатию. Ничего интересного впереди не ждало. Ему предстояло заниматься делом, которое совершенно не привлекало. Хосу чувствовал себя путешественником, потерпевшим кораблекрушение и дрейфующим по необъятным просторам океана в резиновой лодке без всякой надежды на спасение.
– А вот и вы, – раздался мужской голос.
Из служебного помещения, откуда до этого вышла Дами, появился мужчина средних лет.
– Это О Ёнгюн, глава научного отдела галереи, – негромко пояснила женщина.
Хосу тут же поклонился.
– Здравствуйте!
– Рад знакомству. – Руководитель О протянул широкую ладонь. Кожа на ней была грубой, а рукопожатие оказалось крепким и решительным. Выглядел новый начальник Хосу довольно экстравагантно: старомодные очки в золотой оправе на бесстрастном упитанном лице, благородная седина в волосах.
– Прежде чем приступить к работе, вам следует осмотреться и понять, в каком месте вы оказались. Госпожа Сон, проведите, пожалуйста, экскурсию. И по возможности вкратце объясните господину Юну, чем ему предстоит заниматься.
– Хорошо, сделаю, – кивнула Дами.
Пока они говорили, Хосу заглянул в помещение для сотрудников за стойкой регистрации. Там стояли два рабочих стола, и больше ничего не было.
– В галерее, кроме вас, никто не работает? – Вопрос, заданный из любопытства, заставил руководителя О нахмуриться.
– В нынешних условиях даже этого много, – пробормотал он, и Хосу почувствовал себя неловко – здесь тоже он был не к месту. – Мне сказали, что вы хотели получить должность диктора, верно? – вдруг спросил начальник, взглянув поверх очков с явным недовольством.
Хосу съежился от стыда, с горечью отметив про себя, что везде и всегда его считают лишним.
– Ну да ладно, осмотритесь хорошенько. Вам нужно привыкнуть к этому месту. Ведь это не совсем то, на что вы рассчитывали… Разбираетесь в искусстве? – с надеждой в голосе спросил руководитель О.
– Нет, – признался Хосу.
– Тогда хорошей прогулки…
Руководитель О разочарованно махнул рукой и, уже уходя, проворчал себе под нос:
– Нет, ну зачем отправлять сюда человека, который провалил собеседование? Ума не приложу. У нас здесь что, проходной двор?
Хосу, и без того с самого утра чувствовавший себя не в своей тарелке, расстроился еще сильнее. Слова начальника, как будто не предназначенные для его ушей, но совершенно отчетливые, заставили всерьез задуматься о скорейшем увольнении.
– Вы готовы идти? – Голос Дами прервал его невеселые размышления.
Хосу поднял голову и стиснул зубы. Нужно продержаться до конца дня!
– Подождите, подождите! Сумку оставьте здесь! Зачем она вам? – неожиданно вновь раздался голос начальника.
Руководитель О ловко выхватил сумку из рук Хосу и, прежде чем тот успел опомниться, скрылся в служебном помещении.
– Не обращайте внимания, – шепнула Дами, проводив начальника взглядом. – Он иногда ведет себя немного импульсивно. Поворчит и успокоится.
Глубоко вздохнув, Хосу спросил:
– Какой он человек?
– Ну… Как бы сказать… Наверное, чуть-чуть занудный.
– В смысле?
– Порой он бубнит, как настоящий старик, хоть и пытается это отрицать.
Уголки губ Дами дрогнули в сдержанной улыбке, и Хосу не смог сдержать ответной усмешки. Как неожиданно! Когда он в последний раз смеялся? Хосу не мог вспомнить. Он вдруг почувствовал, что краснеет. Эта работа, внезапная улыбка, которую он поспешил прикрыть рукой, люди, сама галерея – все казалось ему совершенно чуждым и незнакомым. И все же… Додумать Хосу не успел: Дами уже открыла входную дверь и вышла на улицу. Он догнал ее во дворе.
– Это выставочный зал, – объяснила Дами, остановившись перед вторым зданием.
– Это? – Хосу окинул взглядом строение, пытаясь представить, что внутри.
– Там несколько комнат, но мы используем только часть.
– Почему?
– Сейчас в галерее выставлена всего одна работа.
– Одна… – с нескрываемым разочарованием в голосе прошептал Хосу.
Он ожидал, что галерея, принадлежащая крупной компании, будет более масштабной.
– Так какие картины вы выставляете? – спросил он, силясь улыбнуться.
– Сначала мы собираем истории наших посетителей, а потом художник на основе одной из них создает работу, которая и выставляется здесь. Получается, в зале находится произведение, рассказывающее историю одного конкретного человека.
Принцип работы галереи показался Хосу странным и сложным.
– Хотите посмотреть?
Дами жестом предложила ему войти. Хосу направился к выставочному залу, но заметил, что женщина так и осталась стоять.
– Мне идти одному? – спросил он, указывая на дверь.
Дами кивнула.
– Думаю, так будет лучше. Только увидев все своими глазами, можно понять, что это за место.
– А… ну ладно.
Ему здесь не нравилось абсолютно все. И смотреть на картину вовсе не хотелось. Но выбора не было.
– Тогда я пошел, – пробормотал Хосу, слегка поклонившись, и открыл дверь выставочного зала.
Он твердо решил продержаться до конца рабочего дня и больше никогда сюда не возвращаться.
Под ногами
На белой стене рядом с арочным входом в выставочный зал висела инструкция, напечатанная черным готическими шрифтом.
Художественная галерея «Рандеву» – это частное пространство, созданное специально для Вас. Вот несколько советов, которые помогут Вам подготовиться к простой, но судьбоносной встрече с самим собой.
1. Добро пожаловать в галерею «Рандеву», в которой всегда выставляется одно-единственное произведение искусства.
2. Вы можете поделиться своими впечатлениями после просмотра работы, оставив отзыв в гостевой книге.
3. Если после посещения галереи вы захотите заказать произведение для себя, то, пожалуйста, пройдите в «Комнату историй».
4. В «Комнате историй» сядьте за стол и не спеша запишите свою историю, а затем опустите в специальный ящик.
5. Если художник выберет именно Вашу историю, сотрудники галереи свяжутся с Вами для уточнения деталей и сбора необходимой информации.
6. На основе Вашей истории художник, сотрудничающий с галереей, создаст уникальное произведение искусства, которое будет находиться в выставочном зале в течение определенного времени.
Задумавшись, как может выглядеть произведение, созданное подобным образом, Хосу медленно вошел в помещение. В центре темного выставочного зала, освещенного лишь тусклым прожектором, стоял стол с ноутбуком. Рядом с ним – велосипед. Оглядевшись, Хосу заметил надпись на одной из стен.
Я поставил на кон свою жизнь и проиграл. Скажите, что такое надежда? Она вообще существует?
Хосу тут же вспомнил инструкцию, которую читал у входа минуту назад. В памяти всплыли слова, что произведение создается на основе истории из жизни какого-то человека. Значит, это она и есть. Хосу стал медленно читать текст.
На отложенные деньги я открыл кафе. Оно стало местом, которое жители нашего района по-настоящему полюбили. Кто-то удивлялся, как такое уютное заведение могло появиться рядом с их домом. Думаю, именно любовь людей удерживала меня на плаву во время пандемии, хотя все же пришлось взять кредит. Однако ситуация изменилась, когда рядом одна за другой стали появляться крупные сетевые кофейни. Если в одном районе открывается целых четыре кафе, конкуренции не избежать. Я снизил цены, но это не помогло, выручка редко когда превышала 100 000 вон. Стоимость продуктов росла каждый день, и почти все деньги уходили на оплату аренды и процентов по кредиту. Снаружи кипела жизнь, а внутри моего кафе было уныло и тихо. В конце концов я сдался и принял решение закрыть бизнес. Из вещей у меня остался только ноутбук. Он вскоре сломался, и все хранившиеся на нем записи и воспоминания исчезли. Мою жизнь будто перемололи в кофемолке. Мне больно просыпаться по утрам. Я не знаю, что делать, с чего начать, как выплатить долги. Заслуживаю ли я права на надежду? Она вообще существует?
Автор истории Пак Сэён.
Закончив читать, Хосу взглянул на табличку с названием произведения.
«Пожалуйста, услышьте мой голос»
Следом шло пояснение:
«Если Вы сядете на велосипед и начнете крутить педали, то сможете услышать мой голос».
Хосу растерянно смотрел то на надпись, то на само произведение. Затем все же сел на велосипед и начал медленно крутить педали. Ничего не произошло. Лишь тихий звук вращающейся цепи нарушал тишину зала. Хосу увеличил скорость, и в этот момент маленькие лампочки, обрамлявшие корпус ноутбука, вспыхнули.
«Вы меня слышите? Слышите мой голос?»
Вслед за звуком на экране появилось изображение – портрет молодого человека. Первое, что бросалось в глаза, – его короткая стрижка в стиле «Лиги плюща», овальное лицо и яркая жизнерадостная улыбка. Сосредоточившись на изображении, Хосу сбавил скорость, и экран ноутбука вместе с подсветкой тут же погас. Тогда Хосу изо всех сил налег на педали, и свет снова зажегся, возвращая на экран молодого человека.
«Я – Ваш внутренний голос, который Вы можете слышать, пока продолжаете крутить педали. Поэтому, пожалуйста, приложите еще немного усилий. Потому что я хочу сказать Вам кое-что важное».
Хосу вдруг показалось, что они с молодым человеком внешне чем-то похожи. Он закрутил педали быстрее. Внезапно портрет исчез с экрана ноутбука, а вместо него появилось видео – бескрайнее поле, снятое в движении. Окружающий пейзаж стремительно проносился мимо. В тот же миг откуда-то подул ветер, который мягко коснулся лица Хосу и растрепал его волосы.
«Вспомните, как Вы когда-то мчались вперед без оглядки. Вам ведь тоже знакомо это чувство – когда отпускаешь все тревоги и с ветерком летишь вперед?»
Слушая голос молодого человека, Хосу действительно перенесся в бескрайнее поле. Происходящее перестало казаться странным или неловким – наоборот, появилось ощущение легкости и свободы. Хосу крутил педали, а ветер ласкал его кожу, как вдруг экран ноутбука потемнел и раздался оглушительный раскат грома. На лицо Хосу упало несколько холодных брызг, напоминавших капли дождя. Он вытер мокрую щеку тыльной стороной руки.
«Вы в порядке? Начинается дождь. Но Вы ведь не остановитесь только потому, что промокли и плохо разбираете дорогу, верно? Прошу, постарайтесь. Я еще не все Вам рассказал. Если сдадитесь сейчас, то мы застрянем здесь. Мой голос затихнет, а потом я полностью исчезну. Давайте, еще немного! Просто заберитесь на этот холм».
На видео показался крутой подъем, по которому Хосу медленно поехал вверх. Окрестности окутал сумрак, хлынул проливной дождь. Педали велосипеда крутились уже не так легко, как раньше; Хосу приходилось прилагать больше усилий. Создавалось ощущение, будто он действительно поднимается по склону. Хосу привстал с сиденья, перенес вес на педали, но этого было недостаточно – экран ноутбука мигал и грозил вот-вот погаснуть. Изрядно устав, Хосу решил, что пора слезать с велосипеда, но неожиданно раздался голос:
«Еще немного, потерпите еще немного. Будьте сильными. Я еще не все Вам сказал».
Молодой человек говорил так проникновенно, что Хосу, зажмурившись, изо всех сил заработал ногами. В его голове вспыхнули воспоминания о шести годах, которые он посвятил попыткам стать диктором. Вспомнился восторг, с которым он впервые дрожащим голосом зачитывал текст новостей во время собеседования, и фраза «Вы нам не подходите» – она ножом вонзилась в сердце, разрывая его на части. Хосу вспомнил, как стоял в темноте где-то на окраине, смотрел на город и осознавал, что там, среди огней и людей, для него самого нет места.
Сквозь сомкнутые веки Хосу ощутил проблеск яркого света и медленно открыл глаза. Экран ноутбука и все лампочки погасли, но на стене на огромном экране проектора простиралось бескрайнее цветущее поле. Деревья покачивались на ветру. Прошедший ливень принес приятную прохладу. Исчезнувший молодой человек заговорил вновь:
«Ну вот и все. Я хочу, чтобы Вы вспомнили: в жизни бывают и хорошие моменты, и темные периоды, похожие на крутой подъем в гору. Это не первый раз, когда Вы столкнулись с трудностями. Продолжайте крутить педали изо всех сил, не сдавайтесь и двигайтесь вперед. Пока Вы боретесь, я тоже буду жить».
Изображение поля исчезло, ветер стих, наступила полная тишина, нарушаемая лишь звуком педалей, продолжавших по инерции вращаться. Хосу слез с велосипеда. Он заметил, что на погасшем экране ноутбука что-то написано. Вглядевшись, прочел:
«Я обрел надежду. У Вас под ногами».
Хосу почувствовал, как его накрывает волна смутной грусти. Шесть лет он посвятил только одной цели – стать диктором – и ни разу не задумался о смене профессии. Почти никто не верил в него. Окружающие говорили лишенные искренности слова поддержи, вроде: «Однажды у тебя все получится»; или с тревогой спрашивали: «А может, попробовать себя в чем-то другом?» Под их неизменно мрачными взглядами все внутри Хосу сжималось. Постепенно он превратился в человека, которому было трудно сказать о своих желаниях. Ни о какой надежде не могло быть и речи – его повседневная жизнь все больше напоминала медленное погружение в болото апатии. И тогда, неожиданно даже для самого себя, он оказался здесь, в художественной галерее «Рандеву», где столкнулся с таким странным, почти забытым словом «надежда».
Оторвав взгляд от экрана ноутбука, Хосу обернулся и увидел в углу зала еще один стол, на котором лежала гостевая книга. Приблизившись, осторожно открыл ее на первой странице и прочитал:
«Отчаяние затмевает все вокруг, поэтому не знаю, можно ли назвать надеждой то, что нельзя увидеть. Но я попробую встать. Попробую сесть на велосипед и начать крутить педали. Если подумать, однажды в прошлом я уже нашел надежду, когда, опустившись на самое дно, начал двигаться. Нужно смахнуть с себя пыль, переодеться и выйти на улицу.
Пак Сэён».
Это было послание от человека, чья история легла в основу произведения, а следом шли записи других посетителей:
«Если любовь – это дар Купидона, то надежда – лучший подарок, который может сделать человек самому себе. Но это трудно. Будьте добры к себе. И любите себя».
«Вам, должно быть, очень тяжело. Понимаю. Но одно поражение – это еще не конец. Раз шесть я терпел неудачи, а ошибался и того чаще, но каждый раз поднимался. И Вы тоже, пожалуйста, не сдавайтесь».
«Держитесь»-.
«Великолепная выставка. У меня на душе было неспокойно, но теперь я чувствую себя немного лучше».
«Похоже, при создании видео была использована система распознавания лиц. Я чуть не упал с велосипеда, когда на экране появился похожий на меня человек».
«Первый раз вспотел в галерее! Ха-ха-ха! Ух, как жарко».
Хосу в задумчивости поднял глаза от гостевой книги. Рядом со столом висели тяжелые бордовые шторы, скрывавшие проход в «Комнату историй». Осторожно их отдернув, Хосу заглянул внутрь. Обстановка оказалась скромной и непривычной: на небольшом деревянном возвышении посреди комнаты стоял письменный стол с низким стулом. Судя по всему именно за этим столом нужно было записать свою историю, а после – опустить листок в ящик у дальней стены. Хосу на мгновение подумал, что было бы неплохо снять обувь, подняться на возвышение и написать свою историю. Однако вспомнил, что принял решение больше никогда не приходить в галерею. Он резко задернул шторы и направился к выходу.
Дами за дверью не было. Вместо нее у входа в выставочный зал стояла уборщица – пожилая женщина, седая и немного сгорбленная. В одной руке у нее был пульверизатор, в другой – сухая тряпка. Женщина аккуратно протирала стекла.
– Вы, наверное, наш новый сотрудник? – спросила она, не прерывая работы.
– Что? А, да, – чуть смутившись и снова оглядываясь по сторонам, ответил Хосу. Он размышлял, стоит ли идти в другое здание без Дами.
– У вас очень расслабленный вид.
– Простите?
– Молодежь сейчас постоянно на нервах. А вы выглядите так, будто ни о чем не переживаете.
– Правда? – переспросил Хосу, неуверенно проводя ладонью по лицу. Ему никто никогда такого не говорил.
– В наши дни люди, если что-то идет не так, сразу сдаются, – продолжила пожилая уборщица, распыляя чистящее средство на стекло. – Они боятся что-то потерять, поэтому слишком спешат.
– И я их могу понять, – неуверенно ответил Хосу.
Женщина вновь посмотрела и улыбнулась:
– Но, кажется, это не про вас.
Ее слова, словно бабочки, мягко опустились ему на плечи.
– А как вас зовут, молодой человек?
– Меня? Хосу. Юн Хосу.
– Какое красивое имя.
Вдруг Хосу осознал, что улыбается старушке в ответ. Что-то в ее словах заставило его воспрять духом.
Он почувствовал, что это место, которое, казалось, ничего не могло ему дать, заговорило с ним. Может быть, задержаться в музее на день-другой не такая уж плохая идея? Лучи солнца пронизывали шелестящие листья и слепили глаза, но Хосу почему-то нравилось ощущать их тепло.
Утраченная молодость
С каждым днем Чхунхо все острее ощущал, что жизнь теряет краски. После смерти жены чувство одиночества стало невыносимым. Старые друзья, с которыми он мог перекинуться парой фраз, один за другим переезжали. Чхунхо ловил себя на мысли, что похож на полевой цветок, уцелевший после бури, – ему все реже удавалось поговорить с кем-то по душам. Оставалось лишь ворчать да бормотать себе под нос, до чего все изменилось. Как же ему нравились старые-добрые времена, когда люди жили дружно!
Район, в котором обитал Чхунхо, внезапно стал популярным у молодых людей, так что старик уже и не надеялся найти собеседников – хоть бы спокойно прожить остаток жизни, не испытывая лишних неудобств. Однако даже этому скромному желанию не суждено было сбыться.
Три месяца назад в квартиру этажом выше въехала молодая пара. Раньше там жили пожилые супруги примерно одного с Чхунхо возраста – их присутствие было почти незаметным. Перемены, начавшиеся после смены жильцов, ошеломили Чхунхо. Он-то рассчитывал провести оставшиеся годы в тишине… Но сверху доносился такой ужасный шум, что в первый же день после заселения молодых людей Чхунхо был вынужден позвонить им по домофону.
– Дети бегают, да? – начал он без лишних предисловий.
– Здравствуйте. У нас один ребенок, но сейчас его нет дома, – ответил молодой женский голос. – Я разбирала вещи и наводила порядок. Наверное, увлеклась и поставила весь дом на уши. Извините…
– Да-да, просто было очень шумно. Ничего страшного.
Не дав женщине договорить, Чхунхо повесил трубку. В очередной раз он с досадой подумал, что современная молодежь слишком много болтает. А еще его удивило, что звуки, которые он принял за детский топот, на самом деле издавала женщина. Мысль о беспокойных соседях, которых придется терпеть, была невыносима.
Шум, доносившийся из квартиры сверху, был разнообразным. Чхунхо мог легко отследить передвижения жильцов по звукам их шагов; по мелодии будильника узнавал, когда они просыпаются и уходят на работу, а по топоту ребенка сделал вывод, что тот очень энергичен. Особенно шумно стало во время чемпионата мира по футболу. Когда играла сборная Южной Кореи – неважно, было это ранним утром или ночью по местному времени, – потолок сотрясался от топота и криков. Чхунхо это так раздражало, что в глубине души он надеялся на скорый вылет корейской сборной из турнира. Именно тогда его недовольство соседями переросло почти в ненависть.
Раз в неделю или чаще Чхунхо звонил соседям по домофону и жаловался на шум. Он понимал, что, наверное, перебарщивает. Но в то же время думал: если не решить проблему сейчас, потом будет только хуже. Единственное, чего он хотел, – тишины. Сам Чхунхо жил просто: у него не было телевизора; ложился спать он в девять вечера, когда темнело; старался не включать свет, довольствуясь одной неяркой лампочкой в гостиной; и открывал нараспашку окна, чтобы чувствовать себя ближе к природе Пуамдона. Чхунхо любил покой и уединенность.
Однажды соседи сверху вместе с ребенком решили заглянуть к Чхунхо в гости, но тот, увидев их через камеру домофона, не открыл дверь. Он давно свыкся с мыслью, что проведет остаток жизни в одиночестве – так ему было комфортно. Когда соседи ушли, Чхунхо обнаружил у своей двери корзину с фруктами и маленькую записку:
«Здравствуйте. Это Ваши соседи из квартиры 301.
Приносим извинения за доставленные неудобства. Мы понимаем, что ребенок шумит, когда бегает или играет, поэтому учим его вести себя тише. Впредь обещаем внимательнее за ним следить. А еще будем носить домашние тапочки и постелем толстые ковры, чтобы минимизировать шум. Мы постараемся в будущем вести себя как можно тише, чтобы не доставлять Вам неудобств».
Тем же вечером Чхунхо вернул корзину с фруктами – повесил ее на ручку входной двери квартиры сверху. Если соседи надеялись сгладить ситуацию подобным пустяком, то не на того напали! Он не собирался идти на компромисс.
К тому же они не стали шуметь меньше. Может быть, жители верхней квартиры и постелили ковры, но из-за этого их ребенок прыгал еще активнее. В конце концов Чхунхо не выдержал и в ответ на любой шум стал яростно стучать по потолку палкой, конец которой обмотал джутовым мешком. Это помогало выплеснуть злость, но одновременно Чхунхо ощущал какую-то внутреннюю опустошенность. А от физического перенапряжения он задыхался. Решив, что слишком зациклился на проблеме шума и довел себя до нервного истощения, Чхунхо стал каждое утро прогуливаться по тропе, ведущей к горе Пугаксан.
Гуляя, Чхунхо размышлял о вещах, которые тревожили и пугали его. О том, как на место привычного приходит нечто новое и непонятное. Он боялся, что однажды сам станет старым и бесполезным. Поведение соседей сверху – супружеской пары и их ребенка – все больше укрепляло его в мысли, что сегодняшняя молодежь думает только о себе, не проявляя ни капли уважения к окружающим. Эти выскочки говорят все, что придет им в голову, и ведут себя так, будто кроме них никого не существует!
В тот день Чхунхо, как обычно, шел по тропе, ведущей к горе Пугаксан, когда на развилке увидел увлеченно фотографирующуюся молодую пару. В какой-то момент он пересекся взглядом с парнем, но, почувствовав, что тот собирается с ним заговорить, тут же прибавил шагу. «Наверное, хотел попросить их сфотографировать. Хорошо, что я не стал останавливаться», – думал Чхунхо. Уже пройдя вперед, он оглянулся и еще раз посмотрел на молодых людей в неброских, но симпатичных спортивных костюмах. Кто-то однажды ему сказал, что такой стиль называется «горпкор[1]». Чхунхо перевел взгляд на свои ботинки, которые от времени стали напоминать кору старой сосны. Одежда на Чхунхо была темная, грубая и тоже сильно поношенная. На фоне парочки он выглядел жалко, и это расстроило его. Казалось возмутительным, что эта разодетая молодежь приходит в горы исключительно на свидания или чтобы сделать селфи. Чхунхо ухватился за собственное клокотавшее внутри недовольство как за спасительную соломинку и продолжил путь наверх.
Когда боль в коленях после долгого подъема заставила его остановиться и передохнуть, рядом с ним снова оказалась та самая пара.
– Простите, вы не знаете, как пройти к ущелью Пэксасиль? – спросил запыхавшийся парень в солнечных очках.
Не успел Чхунхо подумать, что, возможно, тогда на развилке молодой человек хотел узнать дорогу, а не попросить сделать фото, как у него вырвался грубый ответ:
– Тц, вам надо было свернуть! Зачем вы сюда вообще поднялись?
Вспомнив, как они беззаботно делали селфи и смеялись, Чхунхо почувствовал новый приступ раздражения и даже отвращения. И вместе с тем было в их беззаботности что-то теплое и живое.
– Что?.. – в недоумении переспросил парень.
Чхунхо уже не мог остановиться. Эмоции взяли верх.
– Там, где вы фотографировались! Нужно было спуститься! Чего вы приперлись аж сюда?
– А… да, наверное… – пробормотал покрасневший парень и покосился на девушку. Та, в отличие от своего спутника, стояла прямо, скрестив руки на груди, и сердито смотрела на Чхунхо.
– Ну что за дед… – прошептала она.
Парень подтолкнул девушку в спину, поторапливая:
– Ладно, пошли.
Молодые люди стали спускаться, уходя все дальше, а Чхунхо провожал их взглядом, цокая и качая головой.
Он уже собрался продолжить путь, как вдруг что-то блеснуло на земле у его ног. Рекламная листовка. Чхунхо всегда подбирал мусор, который попадался ему на дороге, поэтому машинально поднял и эту бумажку. Ворча что-то о небрежных молодых людях, которые не могут даже элементарно уследить за своими вещами, он прочитал:
«Художественная галерея “Рандеву” – пространство для одного-единственного произведения искусства, созданного на основе чьей-то истории».
Название показалось Чхунхо знакомым. Он вспомнил, что уже несколько раз проходил мимо этого места во время своих прогулок по улице Пэксоктонгиль. Взгляд остановился на описании, которое гласило, что история любого человека, если она понравится работникам галереи, может найти отражение в произведении искусства.
– Что насчет моей истории? – задумчиво протянул Чхунхо, не в силах оторвать взгляд от листовки.
Он подумал, что когда-нибудь обязательно туда заглянет. А потом вдруг решил: почему бы не прямо сейчас? Ноги сами понесли его в нужную сторону.
Да, Чхунхо хотел, чтобы его оставили в покое. И в то же время остро ощущал желание выговориться, излить душу. Вокруг не было никого, с кем можно поговорить, и порой за целый день он едва произносил пару слов. Поэтому, вместо того чтобы подняться в гору, Чхунхо почти бежал вниз по дороге к художественной галерее.
Когда он вошел в выставочный зал, комья грязи, налипшие на его походные ботинки, рассыпались по полу. Чхунхо на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки и осторожно двинулся в сторону экспозиции – к единственному произведению, как и было указано в буклете. Он настороженно осмотрелся по сторонам и только после этого обратил внимание на полотно. Первый раз в жизни он пришел в галерею, чтобы насладиться искусством. До этого Чхунхо лишь безучастно разглядывал репродукции в книгах или мельком смотрел на картины и фотографии, выставленные вдоль оживленных улиц. Его окутала холодная отчужденность. Даже шуршание собственной одежды, казалось, доносилось до него из какого-то иного измерения. Чхунхо привык находиться в знакомой обстановке, следовать четко установленному распорядку дня. Теперь, входя в «Комнату историй», он испытывал странные чувства, от которых по коже бежали мурашки.
Сев за небольшой столик на возвышении, Чхунхо взял ручку и придвинул к себе лист бумаги. Попытался что-то написать, но тут же их отложил. Ему казалось, что все это зря, – ну кто обратит внимание на его историю? Однако внутреннее упрямство оказалось сильнее: «Почему бы не попробовать? Что в этом такого страшного?» – подумал он и снова взял ручку. На этот раз в груди поднялась целая буря эмоций. «Что ты здесь забыл? Ты ведь не такой. Тебе не нравятся подобные вещи». Охваченный внезапным волнением, Чхунхо невольно сгорбился. В обычной ситуации он бы просто встал и ушел, потому что привык поддаваться своим сиюминутным порывам.
«Ладно, напишу хотя бы строчку. Вдруг больше сюда никогда не вернусь», – собрался с духом Чхунхо. И, сжав ручку покрепче, начал писать, с усилием выдавливая буквы на бумаге.
Пожалуйста, нарисуйте мою утраченную молодость.
Если бы только можно было снова увидеть себя молодым… Не знаю, возможно ли это, но я хочу убедиться, что тоже когда-то был полон сил. Я устал видеть каждый день в зеркале старое, морщинистое лицо. Если же Вы собираетесь просто нарисовать дряхлого сварливого старика, то не утруждайтесь. Но если Вы сможете показать ту искру жизни, что, возможно, все еще теплится во мне, если сможете вернуть ее мне хотя бы на картине, то, умоляю, нарисуйте. Прошу!
Заявитель: Ким Чхунхо
Чхунхо закончил писать, но все еще сидел, сгорбившись над листом. Он думал, что, возможно, его раздражает. Куда более невыносимым старость неизбежна, что с годами человек становится все более одиноким, теряет смысл жизни и каждый новый день для него превращается просто в поток времени. А следующим шагом будет смерть. Чхунхо вспомнил, как иной раз просто лежал в постели и тихо плакал.
Когда он вышел из галереи, мир вокруг выглядел не так, как раньше. Зелено-золотистые листья на деревьях теперь казались алыми. Осень брала свое, вторя пустоте в сердце Чхунхо. Он брел по дороге, усыпанной опавшими листьями.
Вернувшись домой, Чхунхо обратил внимание на непривычную тишину. Обычно в это время ребенок из квартиры этажом выше возвращался из детского сада и носился по комнатам, производя невыносимый шум. «Просто сегодня такой день», – подумал Чхунхо, но все же забеспокоился: вдруг с ребенком что-то случилось. Эта тревога показалась странной. Раньше он ничего подобного не чувствовал…
Открыв окно, Чхунхо вслушался в шелест листвы на ветру – этот звук успокаивал хаос в мыслях. Вот в чем была прелесть жизни в Пуамдоне. Ветер здесь не натыкался на бетонные стены, и порой его дуновения напоминали Чхунхо прикосновения теплой материнской руки. Эти воспоминания жили не в людях, а в природе.
Звук телефонного уведомления прервал размышления Чхунхо. Пришло сообщение из художественной галереи «Рандеву»:
«Здравствуйте, господин Ким Чхунхо!
Поздравляем, Ваша история ляжет в основу картины для выставки “Одно-единственное произведение искусства, созданное на основе чьей-то истории в художественной галерее “Рандеву”! В связи с этим у нас есть к Вам небольшая просьба. Если Вас не затруднит, пришлите, пожалуйста, несколько Ваших старых и новых фотографий.
Меня зовут Юн Хосу, я менеджер галереи “Рандеву”. Вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. Мы скоро с Вами свяжемся!»
– Вот морока, – пробормотал Чхунхо, прочитав сообщение. Пока он думал, зачем вообще в это ввязался, сверху раздался топот. Чхунхо посмотрел на потолок и впервые попытался вспомнить лицо бегающего малыша. Неожиданно у него вырвалось: «Кажется, все в порядке». Не успел он почувствовать облегчение и смутиться из-за этого, как сверху донесся глухой удар. Чхунхо вздохнул: «Ну вот, опять началось…»
Чхунхо подошел к шкафу и достал старый фотоальбом, который не открывал много лет. После смерти жены он ни разу не возвращался к воспоминаниям о прошедших годах – это казалось бессмысленным. Надев очки и напевая какую-то мелодию, Чхунхо медленно перелистывал страницы. Он всегда пел или мычал какой-нибудь мотив, когда был чем-то увлечен или погружен в работу. Правда, в последний раз делал это очень давно…
Впервые за долгое время Чхунхо было чем заняться.
Добрый взгляд
Дверь кабинета открылась, впуская прохладный ветерок. Вошла Дами. Она поспешила закрыть доступ сквозняку и огляделась.
– Что-то ищете?.. – начал Хосу.
– Вот это. – Дами выхватила несколько салфеток из стоящей на столе коробки. – В выставочном зале плачет посетитель. Я хотела подарить ему наш буклет в качестве сувенира на память.
– Плачет посетитель?
– Да, пожилой мужчина.
– Пожилой…
Пытаясь что-то вспомнить, Хосу выпрямился и наморщил лоб.
– Случайно, не в походной одежде?
– Кажется, да. – Дами кивнула.
Ким Чхунхо лично приходил в галерею, чтобы передать фотографии, и Хосу запомнил его седые волосы, редкую неряшливую бороду, морщины, появляющиеся в уголках рта при каждом слове, поношенный наряд и грязные ботинки, явно видавшие лучшие времена.
– Думаю, именно он подал заявку.
– Ах… теперь понятно, – пробормотала Дами и задумчиво взглянула на салфетки в руке. – Наверное, нужно взять побольше. Пойдете со мной?
– Да, давайте.
Хосу без колебаний встал и вышел из кабинета вместе с Дами. По пути к выставочному залу он не мог отделаться от мысли, что эта галерея действительно необычная: художник, имя которого нигде не было указано, просто рисовал те картины, которые хотели видеть люди. А теперь Хосу направлялся в выставочный зал, чтобы утешить одного из этих людей. Качая головой, он ускорил шаг.
В зале действительно стоял Ким Чхунхо. На нем была та же одежда, что и при первом визите в галерею. Пожилой мужчина замер спиной ко входу, слегка выдвинув вперед одно плечо. Он сосредоточенно рассматривал работу художника. Обычно в зале демонстрировалась только одна картина, но на этот раз их было целых шесть. Казалось, одно произведение разделили на части: шесть полотен располагались парами, одно над другим; под нижними в качестве названия был указан возраст – двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят и семьдесят лет. Художник, опираясь на фотографии, изобразил эволюцию внешности Ким Чхунхо – с юности до сегодняшнего дня. Большие и выразительные глаза двадцатилетнего юноши с годами уменьшились из-за нависающих век, а в пятьдесят и вовсе превратились в щелочки. Высокие скулы, которые в молодости придавали лицу живость, к шестидесяти годам заострились из-за худобы. Опущенные уголки глаз и глубокие морщины делали лицо суровым и неприветливым… Под всей серией жирным шрифтом было написано название:
«Взгляд»
Хосу понял: несмотря ни на что, взгляд Ким Чхунхо не изменился. Пусть с годами его лицо похудело, морщины стали глубже, а волосы реже – глаза излучали ту же твердость и живость, что в двадцать лет. Ким Чхунхо наконец сделал пару шагов. Он подошел к разделу художника» и стал медленно водить пальцем по строчкам.
Примечание художника
Сначала это показалось мне немного странным. Вокруг так много молодых, полных энергии людей, а он попросил изобразить именно свою молодость. Я подумал: возможно, он считает, что растратил свои лучшие годы, и поэтому чувствует себя одиноко.
Пусть я никогда не встречался с Ким Чхунхо лично, но, изучая его фотографии, смог увидеть, как он менялся с годами, превращаясь из юноши, излучавшего решимость и силу, в зрелого мужчину. Время не щадит никого, как банк, который без колебаний снимает деньги со счета и не дает отсрочек.
Когда я просматривал фотографии и перечитывал историю, у меня возникло ощущение, что Ким Чхунхо просит меня найти последние сохранившиеся следы своей молодости. Возможно, он не хотел окончательно превратиться в старика, который читает нотации молодежи.
Но я нашел не следы, а саму его молодость. Он старел, но одно оставалось неизменным – его живой и яркий взгляд. Я приложил все усилия, чтобы передать это в картинах.
Господин Ким, в Вас есть молодость. Не обрекайте себя на одиночество. Каждый когда-то был молодым. И вы тоже. Создавая эти картины, я кое-что понял. Молодость не только снаружи, но и внутри. Просто однажды наступает момент, когда внешняя сияющая молодость проявляется особенно ярко. Но ведь момент короток, а жизнь длинна.
Поэтому не завидуйте молодости и не бойтесь ее. Мне нравится Ваш неизменный, глубокий и добрый взгляд. Взгляд молодого юноши, который Вы, словно драгоценность, пронесли сквозь года. Не потеряйте его.
Ким Чхунхо снова и снова перечитывал послание художника, проводя рукой по словам, будто желал прикоснуться к написанным мыслям. Затем он потянулся к гостевой книге, лежащей на столе рядом. Сколько прошло времени? Его плечи подрагивали, когда он, согнувшись, медленно перелистывал страницы. Старик плакал.
Когда Ким Чхунхо, тяжело ступая, направился к выходу, Дами предупредила Хосу:
– Я дам ему платок и вернусь, – и направилась следом за посетителем. А Хосу тем временем раскрыл гостевую книгу, пытаясь понять, что так сильно растрогало пожилого мужчину.
«В этом году мне исполняется восемьдесят три, но я все еще считаю себя молодым. По сравнению со мной Вы, господин Ким, еще совсем юны! О какой потерянной молодости Вы переживаете? Ха-ха-ха».
«Сейчас Вы выглядите моложе, чем в свои двадцать или тридцать лет».
«Действительно удивительный взгляд! Вы выглядите очень молодо».
«Прошу прощения, но мне кажется, что Ваш взгляд не столько молод, сколько… зрел. Такое ощущение, будто он говорит мне: “Ты тоже скоро постареешь”. Немного жутко, ха-ха-ха. Надеюсь, у Вас все будет хорошо».
«Стареть – это тяжело. Я редко кому говорю такое, но здесь я обрел товарища. Ваш взгляд молод, и это придает мне сил. Наверное, когда приду домой, взгляну на себя в зеркало. Держитесь!»
«Мне кажется, что в Вашем взгляде отражается весь Ваш пройденный путь. Пусть внешне Вы и изменитесь, но, надеюсь, даже к ста годам сохраните этот взгляд».
Перелистывая страницы, Хосу наткнулся на запись, оставленную самим Ким Чхунхо в ответ на два других пожелания.
«Дедушка, вы же наш сосед снизу, да? Я слишком громко бегаю у Вас над головой, поэтому Вы так постарели? Извините. Каждый раз, когда мама говорила мне так не делать, я вспоминал Ваше строгое лицо. Но на картинах Вы выглядите совсем не так. Дедушка, я больше не буду бегать. Держитесь!
Крольчонок из квартиры 301».
«Здравствуйте, уважаемый сосед из двести первой квартиры. Я мама ребенка из триста первой. Мы с ним совершенно случайно зашли в эту галерею. Мне хотелось навестить Вас, но никак не получалось, и вот мы встретились здесь. Рассматривая Ваши портреты, я осознала, что в последнее время слишком часто в разговоре с близкими и окружающими повторяла, что старею. Но Вы ведь выглядите совсем молодым! Простите нас за доставленные неудобства. Желаем долгих лет жизни и здоровья».
На бумаге, между записями ребенка и матери, остались мокрые пятна. Видимо, Ким Чхунхо плакал, пока читал. Свой ответ он аккуратно и с особым усердием записал ниже.
«Сосед из триста первой… нет, крольчонок… В общем, малыш. Как ты узнал, что это я? Прости меня. Не переживай обо мне и бегай, сколько хочешь. Веселись от души. Все равно днем я хожу в горы, поэтому дома никого нет. Только вечером будь потише, потому что дедушка рано ложится спать. Прости, что все время ходил с грозным лицом. Теперь я буду с тобой добрым. Станем друзьями. Дедушка из двести квартиры».
Хосу посмотрел на выход из выставочного зала. Ему было любопытно, с какими чувствами Ким Чхунхо покинул это место. Возможно, мир для него стал выглядеть немного иначе. Выйдя на улицу, Хосу заметил быстро удаляющуюся фигуру, за которой безмолвно наблюдала Дами.
– Мне кажется, у него доброе сердце, – пробормотала она, продолжая смотреть вслед Ким Чхунхо.
– Да, я тоже так думаю, – согласился Хосу.
– Кстати, Ким Чхунхо признался, почему расплакался. Когда я протянула ему салфетки, он сказал, что в последнее время часто плачет.
– И почему же?
– Сначала его растрогали слова художника и сами портреты. А потом, открыв гостевую книгу, он уже не мог сдержать слез. Там была одна запись… о добром взгляде. Это напомнило ему о том, что сказала его покойная жена перед смертью.
– Жена?
– Ты ведь на самом деле добрый человек, правда?
Дами произнесла эти слова, повернувшись и пристально посмотрев на Хосу. Тот смутился и почувствовал, как запылали щеки, – будто эта фраза предназначалась ему.
– Вот что она сказала. Хоть сам он никогда себя добрым не считал. После ее смерти Ким Чхунхо жалел, что не всегда был с ней ласков. Та запись в гостевой книге всколыхнула притупившиеся чувства. Он понял, что есть «то» дальше если продолжит жить так, как прежде, то перед смертью будет снова сожалеть. Потому что никогда ни с кем не был по-настоящему добр.
Несколько минут Дами просто стояла и смотрела куда-то вдаль, далеко за пределы художественной галереи, а потом, не отрывая глаз от горизонта, поинтересовалась:
– Вы будете сегодня обедать?
Хосу не захватил еду из дома, поэтому слегка улыбнулся и уклончиво ответил:
– Устрою легкий перекус.
В галерее не было традиции обедать всем вместе. Перерывом каждый распоряжался по своему усмотрению. В первый рабочий день, когда пришло время обеда, никто не сдвинулся с места. Растерявшись, Хосу просто сидел и ждал, не понимая, что делать. Наконец к нему подошел начальник и сказал:
– Нет-нет, так не пойдет. Не сидите без дела, идите пообедайте!
После того как его буквально вытолкали на улицу, Хосу шатался по Пуамдону в поисках места, где можно было бы перекусить, но так и не нашел ничего подходящего. Поэтому, бесцельно побродив по окрестностям, вернулся и до конца рабочего дня боялся, что кто-нибудь услышит, как урчит у него в животе.
Через несколько дней Хосу понял, что начальник во время перерыва предпочитает оставаться на рабочем месте, а Дами куда-то исчезает или тихонько уходит в конференц-зал. Они не спрашивали друг друга о планах на обед и не ходили вместе в ресторан. Тогда Хосу стал покупать сэндвичи. Он съедал их, сидя на скамейке между выставочным залом и вторым зданием, или просто пропускал обед и продолжал работать.
– Господина О нет, так что я, наверное, где-нибудь пообедаю и вернусь, – сказала тем временем Дами.
– Да?.. Тогда можно мне пойти с вами? – немного смущаясь и внутренне дивясь своей смелости, спросил Хосу. – Я не знаю ни одного хорошего ресторана поблизости. Было бы здорово, если бы вы показали мне парочку.
– Конечно, пойдемте.
Хосу почувствовал облегчение. Наконец-то он сможет нормально пообедать!
Следом за Дами он вышел из галереи и увидел, как по крутому склону поднимается Ким Чхунхо. Солнечные лучи касались его макушки, и старик часто прикладывал руку к голове, словно они ему мешали. Хосу не мог оторвать глаз от этой фигуры. Ким Чхунхо как раз остановился, как будто застыл на полушаге.
– Вы идете? – донесся голос Дами. Женщина уже ушла вперед и теперь поджидала замешкавшегося спутника.
Но Хосу не мог пошевелиться. Только когда Ким Чхунхо снова зашагал вперед, Хосу выдохнул и тоже сдвинулся с места.
Некоторые пути легко стираются из памяти, а другие превращаются в непреодолимый подъем. Для Хосу дорогой, по которой сложнее всего было идти, стала та, что пролегала прямо перед ним. Однако остановиться или развернуться он не мог. Делать шаг за шагом, преодолевать поворот за поворотом – разве не это смысл жизни? И Хосу вдруг представил, что однажды окажется на месте Ким Чхунхо. Он подумал, что все в жизни циклично, как времена года, и за спуском всегда следует подъем. Ему захотелось поддержать Ким Чхунхо, пожелать ему, чтобы его добрый взгляд никогда не тускнел. Ведь, в конце концов, время течет одинаково для всех, унося нас, словно волны, к неизбежному финалу.
Когда Хосу поднял голову, Ким Чхунхо уже исчез.
Вкус утешения
Хосу и Дами вышли из художественной галереи и неспешно зашагали по дороге. Хосу еще не привык к запутанным улицам Пуамдона с их крутыми спусками и подъемами.
– Вы раньше никогда не бывали в Пуамдоне? – спросила Дами, как будто прочитав его мысли.
– До того, как устроился в галерею, нет. Я даже не знал, что в Сеуле еще остались такие районы.
Хосу смотрел на оживленную дорогу, которая виднелась далеко внизу, за паутиной линии электропередач. Его не покидала мысль, что это место словно затерялось среди каменных джунглей небоскребов в самом центре города. По утрам Хосу стоял в очереди за кофе, днем пробирался через толпы клерков, пообедать, а вечером наблюдал, как на опустевшие улицы среди безмолвных высоток опускается тишина. Офисы вещательных компаний, в которых он хотел работать, находились в деловых районах, на фоне которых Пуамдон казался слишком тихим и уединенным.
– Не слишком ли здесь тихо? – спросил он у Дами.
– Да, и мне это нравится.
– В этом что-то есть… – из вежливости ответил Хосу, чувствуя легкое замешательство.
– Я часто гуляю по этим улочкам, и такое чувство, что каждый раз, поворачивая за угол, нахожу что-то новое, – продолжила Дами. – Встречаю уличных кошек, вижу, как у кого-то перед домом распускаются цветы, замечаю валяющиеся у бара пустые бутылки вина. Это место каждый день открывается для меня с новой стороны.
Слушая Дами, Хосу подметил, какие они с ней разные.
– Знаете, чего нет в Пуамдоне, в отличие от других районов Сеула? – вдруг спросила женщина.
– Нет… – покачал головой Хосу.
– Гипермаркетов, учебных центров и метро.
А ведь так и было! Это показалось Хосу удивительным.
– И правда! – проговорил он задумчиво. А потом осторожно добавил: – Добираться сюда, конечно, не очень удобно.
Следующие слова Дами заставили Хосу окончательно убедиться, что она живет в совершенно другой реальности:
– Поэтому-то мне так нравится Пуамдон. Его можно прочувствовать, только прогулявшись пешком.
Они остановились перед небольшим заведением, на вывеске которого было написано «Ресторан Чонбэ». Хосу заглянул внутрь и увидел лишь три-четыре столика.
– Здесь особенно вкусно. Как насчет супа с рисом? – спросила Дами.
– Звучит заманчиво. Но я удивлен, Думал, что вы пропускаете обед или ограничиваетесь салатом.
Дами едва заметно улыбнулась:
– Всегда по-разному.
Хосу вдруг почувствовал, что очень сильно проголодался, и сглотнул. Они с Дами протиснулись внутрь, пропустив группу посетителей, уже закончивших есть.
– Вы у нас впервые?
Вопрос задала крупная женщина с кудрявыми волосами и добрым лицом. Она убирала грязную посуду на тележку и с любопытством посматривала на Хосу.
– Он недавно устроился в нашу галерею, – объяснила Дами. Хосу вежливо поклонился.
– Вежливый, – сказала женщина, убрав на тележку последнюю тарелку. – Приходите почаще. Знаете, как называется это место? Ресторан «Чонбэ» – а это значит, что тепла и уюта здесь вдвое больше!
Ее слова заставили Дами и Хосу рассмеяться.
– Кстати, давно хотела спросить. Подать заявку на создание произведения для вашей выставки может абсолютно любой? Даже я? – Женщина убрала тележку и вернулась к их столу.
– Конечно! Приходите, посмотрите выставку, подайте заявку, – ответила ей Дами.
Женщина широко улыбнулась, обнажив передние зубы.
– Правда? Тогда обязательно загляну.
С этими словами она направилась на кухню.
– Это хозяйка ресторана, – вполголоса сказала Дами.
Оглянувшись, Хосу заметил, что перед входом уже выстроилась очередь из десяти-пятнадцати человек.
– Похоже, это довольно популярное место, раз люди готовы даже в очереди стоять.
– Ага. А может, все дело во внезапном похолодании?
Дами отвернулась к окну, и на мгновение ее лицо стало бледным. Хосу хотел спросить, что случилось, но передумал – они не были настолько близки, чтобы общаться на личные темы. К тому же мысль о том, что он может в любой момент уволиться из галереи, заставляла держаться с коллегами на расстоянии.
Хосу решил сменить тему и спросить о начальнике:
– Господин О вообще когда-нибудь обедает? Я заметил, что он всегда сидит в кабинете.
– Вряд ли он вообще не ест… – Дами слегка наклонила голову. – Думаю, он где-то перекусывает, но позже. А вообще, похоже, ему не очень нравится есть вместе с кем-то, так что на совместные обеды рассчитывать не стоит.
Пока Дами говорила, к их столику, с грохотом толкая перед собой тележку с блюдами, снова подошла хозяйка. В ресторане стало шумно и оживленно: люди суетливо сновали туда-сюда. Хозяйка, окинув взглядом зал, посетителей и пустые столы, взяла с тележки глиняный горшок с горячим супом.
– Осторожно! – воскликнул Хосу, заметив, что большой палец женщины уже наполовину погрузился в блюдо.
– Ничего страшного, он не горячий.
– Но ведь…
– Не волнуйтесь.
Хозяйка принесла второй горшочек, снова обмакнув большой палец в суп.
– Ваш палец! – выговорил побледневший Хосу.
Не обращая на него внимания, женщина спокойно и быстро поставила на стол закуски и, не теряя ни секунды, развернулась, чтобы поприветствовать новых посетителей.
– Присаживайтесь сюда, пожалуйста.
Хосу молча смотрел на горшочек перед собой, а затем вполголоса спросил у Дами:
– Вы ведь не это имели в виду, когда говорили про особый вкус здешних блюд?
Дами тихо рассмеялась.
– Абсолютно верно, – но потом все же добавила: – Шучу!
Однако у Хосу уже пропал аппетит.
– Попробуйте, – начала уговаривать Дами. – Как бы сказать. На вкус этот суп как утешение. Когда мне плохо, я всегда прихожу сюда и заказываю его.
Несмотря на слова Дами, Хосу лишь ковырялся палочками в закусках, но потом, хоть и неохотно, все-таки зачерпнул ложкой суп и отправил его в рот. Мягкое тепло тут же разлилось по телу согревая изнутри. В последнее время Хосу редко завтракал и обедал, а ужинал чем-то приготовленным наспех, так что это был редкий случай, когда он мог порадовать свои вкусовые рецепторы. Дами, сидевшая напротив, тоже с аппетитом ела, но казалась глубоко погруженной в свои мысли.
– У вас что-то случилось? – осторожно поинтересовался Хосу.
Дами вытерла рот тыльной стороной руки и спросила в ответ:
– Так заметно?
– Нет-нет. Просто показалось, что вас что-то беспокоит.
– Ничего особенного.
– Тогда ладно.
Они продолжили есть молча. Вдруг мобильный телефон Дами, лежавший на столе, завибрировал.
– Сообщение от начальника, – сказала она, глядя на экран.
– И что он пишет? – полюбопытствовал Хосу.
– Что художник выбрал историю для следующей работы, но ему нужно помочь.
– Помочь?
– Говорит, мы обсудим это завтра на работе.
– А… понятно.
На самом деле для Хосу галерея была абсолютно непонятным местом. Пусть он устроился совсем недавно, но уже успел заметить, что при ограниченном штате сотрудников задачи распределялись хаотично. В нем закипало раздражение, но, осознав, что возражать бесполезно, он попытался успокоиться и быстро отправил в рот еще одну ложку супа.
– Кстати, мне стало любопытно, кто этот художник, который работает с галереей, но не подписывает свои картины?
Неожиданно на этот вопрос Дами ответила холодно и с настороженностью во взгляде:
– Не знаю. Хотя мне тоже интересно.
После этого она больше ничего не сказала, продолжая сосредоточенно есть суп. Хосу не понял, что произошло, и лишь тяжело вздохнул. Если так продолжится, то он умрет от любопытства раньше, чем уволится. И все же суп был действительно вкусным – настолько, что почти удалось забыть о побывавшем в нем пальце хозяйки. Хосу буквально уткнулся носом в горшочек и поймал себя на мысли, что уже давно не ел с таким аппетитом.
Искренний жест
Когда Хэчжу попыталась оплатить покупку в магазине, продавец сказал, что на карте недостаточно средств. Девушка словно остолбенела.
А потом вспомнила, что покупала в рассрочку дорогую одежду и обувь для выступлений и подготовки к университетскому и региональному фестивалям. Сегодня как раз подошел срок очередной выплаты. Больше всего в этой ситуации удручало, что все мероприятия были отменены из-за банкротства организатора.
– У вас нет другой? – спросил продавец, возвращая бесполезную карту.
– Нет, извините, – тихо ответила Хэчжу.
Опустив голову, она вышла из магазина с пустыми руками. Мысли о предстоящих платежах за страховку и электричество давили на плечи тяжелым грузом. А все из-за отмененных выступлений. Если бы они состоялись, Хэчжу смогла бы покрыть расходы гонорарами. В полном отчаянии она села в автобус.
Светило солнце. Сухие листья, подхваченные ветром, кружились, опускаясь у серой стены, и напоминали Хэчжу ее саму. Ей казалось, что она медленно падает.
– Может, просто вернуться домой? – пробормотала девушка.
Идти на встречу с Бае в таком настроении, да еще и без подарка, было неловко. Еще хуже было ощущать себя ничтожной. Однако, когда автобус начал подниматься в гору на подъезде к Пуамдону, Хэчжу вдруг почувствовала себя немного лучше. Полупрозрачный золотистый свет разливался по дороге, наполняя все вокруг теплом. Выйдя на остановке, она глубоко вдохнула. Стало чуточку легче. И тогда она твердо решила пойти на встречу с Бае, пусть и с пустыми руками. Хэчжу понимала, что будет жалеть, если пропустит его первый концерт. Нужно просто набраться смелости. Если бы не Бае, Хэчжу, возможно, никогда бы не увлеклась уличными танцами. Она просто обязана была увидеть его выступление.
Хэчжу впервые встретила Бае, когда тот пел на улице. В тот день девушка возвращалась домой после ужина с университетскими друзьями – поздравляли парня, которого пригласили в зарубежную танцевальную труппу. Хэчжу искренне радовалась за приятеля, но глубоко внутри испытывала грусть. Все ее одногруппники с кафедры современной хореографии уже чего-то добились, а она топталась на месте. К чувству собственной неполноценности из-за того, что никто не признавал ее таланта – по крайней мере, так ей казалось, – добавилась еще и угасающая страсть к танцам.
Бесцельно блуждая по улицам и перебирая в голове невеселые мысли, Хэчжу вдруг услышала песню, пробивающуюся сквозь гул толпы. Нежные гитарные аккорды и низкий мужской голос заворожили девушку и она не заметила, как оказалась в самой гуще людей, которые слушали музыканта.
Закрыв глаза, Хэчжу полностью растворилась в мелодии и голосе незнакомого парня. Было грустно, но одновременно легко. Тогда Хэчжу поняла: хоть она и жила только танцами с самого детства, у нее никогда не было настоящего увлечения.
Незаметно для себя Хэчжу подняла руки. Она приоткрыла глаза, и уличные фонари показались ей софитами. Хэчжу уверенно сделала шаг вперед, будто подталкиваемая музыкой.
Почти вприпрыжку Хэчжу двигалась сквозь толпу, обходя людей, которые замечали ее лишь спустя мгновение. Оказавшись перед сценой, на которой выступал гитарист, она поняла, что пути назад нет. И в этот момент девушку охватило ощущение полной, безграничной свободы.
Ее тело плавно раскачивалось в такт музыке. Неожиданно к ней присоединились еще две девушки. Без малейшего колебания они начали танцевать под песню, которая не отличалась ни яркими ритмами, ни сложной мелодией. Одна исполняла движения в стиле вакинг: вытягивала руки и быстро ими вращала, разрезая воздух. Другая танцевала хип-хоп – двигалась мягко, словно волна. Люди стали стекаться поближе к сцене; время от времени из толпы доносились восторженные возгласы. Танцовщицы разных жанров сплетались в единое целое под объединяющую музыку. Хэчжу сбросила туфли, оттолкнулась от земли и выполнила гранд жете. Ей показалось, что она летит. В ушах стучало, и девушка слышала свое тяжелое, прерывистое дыхание. Но это было неважно… Давно она не чувствовала такой легкости и свободы.
В тот день Хэчжу познакомилась с Бае и прикоснулась к ощущению полета, но сломала палец на ноге. Девушка неудачно приземлилась, хотя сразу этого не заметила. Травма, которую сначала Хэчжу посчитала незначительным ушибом, поставила на паузу ее карьеру. Некоторое время девушка не могла танцевать. Пришлось отказаться от запланированных выступлений и просмотров.
Во время вынужденного отдыха интерес Хэчжу сместился в сторону более свободного стиля – уличного танца. Когда перелом зажил, она первым делом отправилась не в студию, а на улицу. Туда, где ее ждали Бае и две танцовщицы с того самого первого выступления. Каждый раз, когда ее тело двигалось в такт музыке Бае, Хэчжу ощущала удивительный прилив энергии. Видя, как люди следят за каждым ее движением и мгновенно реагируют, она наконец чувствовала себя живой. Освобождаясь от привычных рамок, постепенно погружалась в мир уличного танца – в мир, который она и представить себе не могла, если бы не та случайная встреча на сцене под открытым небом. Если бы не Бае.
Хэчжу опоздала. Она осторожно открыла дверь и вошла. В зале на табуретах и длинных скамьях уже сидели около двадцати человек. Им пришлось подвинуться, чтобы девушка смогла втиснуться на место в углу. Едва опустившись на свое место, она услышала голос Бае – чистый, нежный, уже такой любимый. Его дыхание волнами расходилось в воздухе. Тексты песен, которые всегда звучали как исповедь, успокаивали Хэчжу. Она медленно раскачивалась в такт музыке, позволяя мелодии захватить себя.
Внезапно у Хэчжу завибрировал телефон. На экране высветился пропущенный звонок и сообщение от арендодателя:
«Вы не внесли арендную плату, и я звонил узнать, в чем дело. Пожалуйста, перезвоните».
Арендная плата автоматически списывалась с карты каждый месяц, и Хэчжу только сейчас осознала, что на ее счете нет денег. Она поспешно сунула телефон в сумку, закрыла ее и поставила на пол. Увы, волшебство момента было потеряно. Теперь Хэчжу не могла сосредоточиться на выступлении Бае, потому что думала о деньгах. Нужно было срочно раздобыть нужную сумму или найти работу. Однако, вместо того чтобы встать и заняться решением проблемы, Хэчжу просто сидела и слушала музыку. Из-за этого она снова почувствовала себя жалкой.
Выступление закончилось, и они с Бае остались вдвоем. После поздравлений Хэчжу сразу же подняла тему денег. Она была в отчаянии.
– Ты можешь одолжить мне немного?
Легкая счастливая улыбка в один миг исчезла с лица Бае. Теперь он выглядел растерянно.
– Ты ради этого сюда пришла?
Хэчжу знала, что Бае на самом деле так не думает, но его холодность ранила.
– Нет, извини. Я, наверное, пойду.
Лицо пылало от стыда, и она уже развернулась к выходу, когда услышала:
– Напиши номер счета.
Хэчжу замялась, но сейчас у нее не было возможности беспокоиться о своей гордости. Она отправила номер счета в сообщении.
– Готово.
И сразу же получила перевод.
– Пятьсот тысяч вон. Немного, но больше у меня нет.
– Я верну, – почти равнодушно сказала Хэчжу, не сумев подобрать нужных слов благодарности.
– Сделаю вид, что меня развели мошенники.
Эти слова Бае задели девушку.
– Что?
– Это ведь правда. Что такого? – пробормотал Бае, избегая смотреть Хэчжу в глаза.
– Как ты можешь так говорить?
Хэчжу шагнула ближе, требуя объяснений, и заметила в глазах Бае боль.
– Мне обидно. Почему именно сейчас? Ты же знаешь, что у меня сегодня был концерт.
– Знаю.
Хэчжу постаралась успокоиться, потому что Бае выглядел так, будто в любой момент мог расплакаться.
– Не торопись возвращать. Прости, что наговорил гадостей, – произнес он, опустив голову. – Мне очень жаль.
«Мне тоже, мне тоже…» Слова застряли в горле, и Хэчжу могла лишь повторять их про себя.
– У меня правда больше нет, – пробормотал Бае. Чувствуя, как внутри разливается горечь, Хэчжу попросила:
– Ты тоже дай мне номер своего счета.
Получив сообщение, она не раздумывая вернула деньги.
– Перевела.
– Зачем? – удивленно спросил Бае.
– Я думала только о себе и поступила некрасиво… Прости.
Безвольно опустив руки, Хэчжу развернулась, чтобы уйти. А Бае беспомощно смотрел ей вслед.
Выйдя из концертного зала, Хэчжу бездумно зашагала по улице. На самом деле именно Бае впервые рассказал ей о квартале Пуамдон:
– Иногда мне как будто трудно дышать. И тогда я приезжаю сюда – становится легче. А еще мне нравится смотреть на город с высоты. Чувствуешь себя далеко от суеты.