Правила Вейла
Глава 1. Долг
Гулкий стук в дверь прозвучал как похоронный звон. Не два вежливых постукивания, а три отрывистых, тяжёлых удара, от которых сдвинулась тяжёлая дубовая филёнка. Сердце Ариэль провалилось куда-то в пятки, оставив в груди ледяную пустоту.
Она знала, кто за дверью.
Не конкретно кто – имя, лицо – нет. Она знала что это. Олицетворение того кошмара, в котором её семья жила последние полгода. Тени, которые с каждым днем становились всё плотнее, всё реальнее.
«Не открывай», – прошептал внутри голос, дикий и испуганный. Но она слышала за дверью тяжёлое дыхание и понимала – неоткрытая дверь их не остановит. Они просто выбьют её.
Ариэль провела ладонью по дереву, чувствуя под пальцами шершавую краску. Этот дом был её крепостью всю её жизнь. Сейчас он превратился в ловушку. Она медленно, будто на эшафоте, повернула ключ.
На пороге стояли двое. Не карикатурные бандиты в кожаных куртках. Один – крупный, в дорогом, но безвкусном костюме, с лицом, на котором навсегда застыло выражение скучающего презрения. Второй – поменьше, в спортивной ветровке, его глаза бегали по прихожей, оценивая обстановку с профессиональным безразличием.
«Ариэль Стоун?» – голос у большого был низким, сиплым, как скрип ржавой двери. Он не ждал ответа. Он уже всё знал.
«Отец… его нет дома», – выдавила она, и голос прозвучал хрипло и чужим.
«Нам без разницы», – сиплый, которого звали Гриша, шагнул вперёд, заставляя её инстинктивно отступить. Его взгляд, тяжёлый и липкий, прополз по её фигуре от макушки до пят. «Время вышло. Твой папаша решил поиграть в прятки. Глупая затея. Мы всегда находим. Или находим того, кто поближе».
Он кивнул в её сторону. Второй, в ветровке, беззвучно закрыл дверь, оставшись стоять у выхода. Блокпост.
«У нас нет денег», – сказала Ариэль, сжимая кулаки, чтобы они не дрожали. Она чувствовала себя загнанным зверем. «Скажите вашему боссу…»
«Нашему боссу плевать на твои слова, девочка», – Гриша прошёлся по гостиной, его пальцы скользнули по спинке маминого кресла, и Ариэль содрогнулась. «Ему нужны цифры. Конкретные. Три миллиона долларов. Или их эквивалент».
Он остановился перед семейной фотографией. Счастливые лица, солнце, другой мир. «Мило», – бросил он и отвернулся.
«Мы пытаемся продать бизнес…» – начала она, чувствуя, как звучит эта фраза – как жалкий, никчемный лепет.
«Бизнес ваш уже никому не упал, его раздербанили на запчасти, – отрезал Гриша. – Вы что, до сих пор не поняли? Вы в дерьме по самую маковку. И если через сорок восемь часов на нашем счету не будет этих денег…» Он повернулся к ней, и в его глазах не было ни злобы, ни ярости. Только холодная, безжизненная пустота, от которой кровь стыла в жилах. «…мы начнём отбивать их с твоего папаши. Кость за кость. Потом перейдём на маму. А потом…» Его взгляд снова медленно пополз по ней. «…дойдём до тебя, красотка. И с тобой мы будем развлекаться долго. Очень долго».
Мир сузился до точки. До этого взгляда. До этих слов. Ариэль почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть.
«Что… что мне делать?» – прошептала она, и в этом шёпоте был сломлен весь её дух, вся её гордость.
Гриша ухмыльнулся, будто ждал этого. Он достал из внутреннего кармана пиджака не конверт, а обычный, смятый листок бумаги. Чек из блокнота. На нём было написано одно имя и адрес.
«Есть один человек. Единственный, кто, возможно, согласится помочь с таким… деликатным делом». Он протянул листок. Ариэль механически взяла его. Бумага была холодной.
«Магнус Вейл», – прочитала она вслух. Имя показалось ей тяжёлым и чужим на языке.
«Передай ему, что от Григория. И что долг Стоунов теперь его проблема. Если он согласится её принять». В голосе сипого прозвучала странная нотка – нечто среднее между страхом и уважением.
«А если… если он откажется?»
Гриша снова ухмыльнулся, оскаливая желтоватые зубы.
«Тогда возвращайся сюда. И жди нас в гости. Всей семьёй».
Он повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел. Его тень последовала за ним. Дверь закрылась с тихим щелчком, который прозвучал громче, чем тот стук, с которого всё началось.
Ариэль стояла одна в центре тихой, пустой гостиной. В ушах звенело. Она разжала пальцы и посмотрела на смятый листок. «Магнус Вейл. Улица Вечнозелёная, 1». Адрес в самом престижном районе города, за высокими стенами и колючими проволоками.
Она не знала, кто этот человек. Не знала, какую цену он потребует. Но она понимала одно – только что ей вручили единственную соломинку, за которую можно ухватиться, вися над бездной. Соломинку, которая, возможно, была отравлена. Но выбора у неё не было.
Она сжала листок в кулаке. Бумага впилась в ладонь. Долг был озвучен. Игра началась.
Глава 2. Предложение
Лифт поднимался бесшумно, на такой скорости, что закладывало уши. Ариэль смотрела на свои отражение в полированной бронзе дверей – бледное лицо, испуганные глаза, простое платье, которое вдруг показалось ей убогим. Она сжала сумочку так, что костяшки пальцев побелели. Внутри лежал тот самый смятый листок, её пропуск в ад или, возможно, к спасению.
Лифт остановился. Раздельный пентхаус. Двери разъехались беззвучно, открывая прямо в холл – пространство из бетона, стекла и чёрного металла. Ни одной лишней детали. Стерильно, холодно, бездушно. Как космический корабль.
Её уже ждал. Не Гриша с его сиплым голосом, а мужчина в идеальном костюме, с лицом бухгалтера, подсчитывающего убытки.
«Мисс Стоун. Меня зовут Артур. Господин Вейл вас примет. Пожалуйста, пройдёте».
Он не предложил ни чая, ни возможности отдышаться. Он просто развернулся и пошёл, и Ариэль, как загипнотизированная, последовала за ним по скрипящему тёмному полу.
Кабинет был огромным, с панорамным остеклением во всю стену. Город лежал внизу, как россыпь бриллиантов, но здесь, в комнате, царил полумрак. Горела лишь одна лампа – массивный бронзовый торшер, отбрасывающий жёсткие тени.
За столом из чёрного дерева сидел он.
Магнус Вейл.
Он был моложе, чем она представляла. Лет тридцати пяти. Темные волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и резкие, словно высеченные из гранита, черты лица. Он не был красив в привычном смысле. Он был… точен. Как лезвие. Он читал какую-то папку, даже не взглянув на неё, когда она вошла. На нём была тёмная рубашка с расстёгнутым воротником, и даже в этой небрежности чувствовалась абсолютная власть.
Артур бесшумно исчез, закрыв за собой дверь.
Ариэль стояла, чувствуя себя школьницей, вызванной к директору. Прошли секунды, тянувшиеся как часы. Он перелистнул страницу. Поставил какую-то пометку на полях. Наконец, он отложил папку в сторону и поднял на неё глаза.
И всё внутри у неё оборвалось.
Его глаза были не просто тёмными. Они были пустыми. Как два куска антрацита, не отражающих света. В них не было ни любопытства, ни злобы, ни даже презрения. Ничего. Только всепоглощающая, леденящая пустота.
«Мисс Стоун», – его голос был низким, ровным, без единой эмоциональной ноты. Он не спрашивал. Он констатировал.
«Господин Вейл… я… мне сказали, что вы можете помочь», – начала она, и голос снова подвёл её, прозвучав слабо и жалобно.
«Мне много чего говорят», – он откинулся на спинку кресла, сцепив длинные пальцы на столе. Его взгляд скользнул по ней, быстрый, оценивающий. Как будто он взвешивал её на невидимых весах и уже почти вынес приговор. «Григорий передал, что у вас проблемы с долгами. Три миллиона. Плюс проценты за просрочку».
«Да», – прошептала она.
«Ваш отец, Марк Стоун, проиграл их в покер людям, с которыми не следовало играть. Теперь эти долги переуступлены мне». Он сказал это так, будто сообщал прогноз погоды.
«Переуступлены?» – не поняла Ариэль.
«Я выкупил ваш долг, мисс Стоун. Теперь вы должны мне». В его глазах что-то мелькнуло. Не вспышка, а скорее проблеск некоего холодного интеллекта. «И я предлагаю вам сделку».
Он потянулся к ящику стола, достал тонкую папку и бросил её на край стола, по направлению к ней.
«Это контракт. Прочтите».
Сердце Ариэль бешено заколотилось. Она сделала шаг вперёт, взяла папку дрожащими пальцами. Внутри лежало несколько листов. Она начала читать. Сначала не понимая, потом с нарастающим ужасом.
«…Добровольно соглашается на полное и безоговорочное подчинение господину Магнусу Вейлу на срок двенадцать месяцев…» – её голос дрогнул.
«…Обязуется выполнять все распоряжения и приказы без возражений…»
«…Не имеет права покидать указанное место проживания без прямого разрешения…»
«…Все контакты с внешним миром осуществляются только через уполномоченных лиц господина Вейла…»
Она не могла читать дальше. Это было рабство. Легализованное, прописанное сухим юридическим языком.
«Что… что это?» – выдохнула она, поднимая на него глаза, полые от шока.
«Это решение вашей проблемы, – ответил он так же ровно. – Вы подписываете этот контракт. Я аннулирую долг вашего отца. Гарантирую, что к вашей семье больше никто не придёт. Ни Григорий, ни кто-либо другой. На двенадцать месяцев вы принадлежите мне. Ваше тело, ваше время, ваша воля. После этого срока вы свободны. И чисты от долгов».
Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Воздух в комнате стал густым, как сироп.
«А если я откажусь?» – наконец прошептала она.
Вейл медленно поднялся из-за стола. Он был высоким, очень высоким. Он подошёл к ней, и она инстинктивно отпрянула, прижимаясь спиной к стене. Он остановился в шаге, его пустой взгляд буравил её.
«Тогда вы уходите. И я позвоню Григорию, сообщу, что сделка не состоялась. И он вернётся к вашему отцу. А потом к вашей матери. А потом к вам». Он наклонился чуть ближе, и она почувствовала исходящий от него холод. «И поверьте мне, мисс Стоун, условия, которые предлагает он, покажутся вам куда менее… комфортными, чем мои».
Он выдержал паузу, дав ей осознать каждое слово.
«Так что выбор за вами. Подписать и спасти свою семью. Или уйти и обречь их на муки. Всё очень просто».
Просто. Да. Просто, как выбор между гильотиной и виселицей.
Ариэль посмотрела на контракт в своих руках. Бумага казалась обжигающе холодной. Она смотрела на его пустые глаза. Она думала об отце. О матери. О Грише и его безжизненном взгляде.
И она поняла, что выбора у неё на самом деле нет.
Её рука сама потянулась к ручке, лежавшей на столе. Дорогой, тяжелой, из матового металла.
«Где… где я должна подписать?» – её голос прозвучал чужим, плоским, как будто кто-то другой говорил её устами.
Уголок губ Вейла дрогнул на миллиметр. Это нельзя было назвать улыбкой. Скорее, тенью удовлетворения.
«На последней странице», – сказал он.
Она перелистнула. Поставила подпись. Размашистую, некрасивую. Приговор самой себе.
Он взял папку, взглянул на её росчерк и кивнул.
«Поздравляю, мисс Стоун. Сделка заключена. Артур отвезёт вас в ваше новое жилище. С этого момента вы – моя собственность».
Глава 3. Новая жизнь
Артур вёл её через тот же холодный холл обратно к лифту. Его молчание было оглушительным. Ариэль шла, как автомат, не видя ничего вокруг. В ушах стоял гул, а в висках отдавалось одно-единственное слово: «собственность». Оно било по мозгам, как молоток.
В лифте она смотрела на своё отражение в бронзе. Та же девушка. То же платье. Но всё было иным. Она продала себя. Добровольно. Поставила подпись. Теперь она была вещью. Вещью Магнуса Вейла.
Лифт спустился в подземный гараж, где их ждал чёрный автомобиль без опознавательных знаков. Артур открыл ей дверь, и она молча села внутрь. Салон пах кожей и каким-то стерильным очистителем воздуха. Как в больнице. Или в катафалке.
Машина тронулась, выехала из гаража и погрузилась в вечерний поток машин. Ариэль прижалась лбом к холодному стеклу, глядя на мелькающие огни. Её старая жизнь, её дом, её семера – всё это осталось там, за стеклом, в другом измерении. Она думала, будет кричать, плакать, рыдать. Но внутри была только тягучая, чёрная пустота. Шок. Тело и разум отказывались принимать произошедшее.
Они ехали недолго. Ворота с кованым орнаментом бесшумно разъехались, пропуская их на территорию, скрытую от посторонних глаз высокими стенами. Дом. Вернее, особняк. Современный, аскетичный, из стекла и бетона, он скорее напоминал бункер или тюрьму строгого режима, чем жилое помещение.
Машина остановилась у парадного входа. Артур вышел, открыл ей дверь.
«Пройдёмте», – сказал он всё тем же безжизненным тоном.
Она последовала за ним по гравийной дорожке к массивной двери из чёрного дерева. Дверь отворилась сама, прежде чем они до неё дотронулись.
Внутри пахло холодным камнем и дорогим деревом. Гигантское пространство, открытое, с высокими потолками. Минимум мебели, всё в оттенках серого, чёрного и белого. Ни ковров, ни картин, ни безделушек. Ничего, что говорило бы о том, что здесь живёт человек. Только роскошь, доведённая до абсурдного минимализма. Это было красиво, страшно красиво, и от этой красоты становилось жутко.
В холле их ждала женщина лет пятидесяти, в строгом сером платье, с гладкой седой причёской и непроницаемым лицом.
«Это Эльза», – представил её Артур. – Она управляет домом. Все ваши вопросы к ней.
Эльза кивнула, её взгляд, быстрый и оценивающий, скользнул по Ариэль, не выразив ни удивления, ни интереса.
«Добро пожаловать, мисс Стоун. Пожалуйста, за мной».
Артур развернулся и ушёл, его шаги бесшумно растворились в гулком пространстве. Ариэль осталась наедине с Эльзой.
«Я покажу вам ваши комнаты», – сказала Эльза и пошла вглубь дома, не оглядываясь.
Ариэль поспешила за ней. Они прошли через гостиную, где всё было расставлено с геометрической точностью, словно никто никогда здесь не сидел, миновали столовую с огромным столом, за которым могли бы разместиться двадцать человек, и поднялись по широкой лестнице на второй этаж.
Коридор здесь был таким же бесконечным и безликим. Эльза остановилась у одной из дверей и отворила её.
«Ваши апартаменты».
Ариэль переступила порог. Комната… нет, целый комплекс комнат – спальня, гостиная, гардеробная, ванная – был выполнен в той же гамме. Широкое панорамное окно открывало вид на тёмный, подсвеченный прожекторами сад и высокую стену, увенчанную колючей проволокой. Красивая клетка.
На кровати лежало несколько вещей – простая серая туника и такие же штаны, сложенные стопкой. Ни нижнего белья, ни чего-либо ещё.
«Ваша одежда», – пояснила Эльза. – Личные вещи вам не понадобятся. Ужин в восемь. Его принесут сюда. Завтрак в семь. Не опаздывайте.
«А что… что мне делать?» – спросила Ариэль, и её голос прозвучал потерянно в этой пустоте.
«Ждать указаний господина Вейла», – ответила Эльза. – Вам запрещено покидать эти комнаты без сопровождения. Телефон, интернет и другие средства связи отсутствуют. Правила дома будут доставлены вам завтра утром.
Она повернулась, чтобы уйти.
«Постойте!» – крикнула Ариэль, и в её голосе прозвучала отчаянная нотка. – Я… я могу позвонить родителям? Сказать, что я в порядке?
Эльза остановилась на пороге и обернулась. Её лицо оставалось каменным.
«Это запрещено. Все контакты с внешним миром осуществляются только через господина Вейла или по его прямому указанию. Спокойной ночи, мисс Стоун».
Дверь закрылась. Ариэль услышала тихий, но отчётливый щелчок замка.
Она медленно обернулась, осматривая своё новое жилище. Роскошное. Стерильное. Бездушное. В ней не было ничего от неё. Ни одной фотографии, ни книги, ни старого зайца, с которым она спала в детстве. Только она и эти стены.
Она подошла к окну и прикоснулась ладонью к холодному стеклу. Там, вдали, за стеной и колючкой, была её жизнь. А здесь, внутри, начиналось что-то иное. Не жизнь. Существование.
Она сжала кулаки, чувствуя, как дрожь, сдерживаемая шоком, начинает прорываться наружу. Она была собственностью. Вещью. Заключённой в золотой клетке.
И её тюремщик даже не потрудился появиться лично, чтобы посмотреть на своё новое приобретение.
Глава 4. Первое правило
Солнце, яркое и безразличное, будило её уже час. Ариэль лежала на краю огромной кровати, уставясь в идеально гладкий белый потолок. Она не спала. Каждую минуту этой долгой ночи её мозг прокручивал один и тот же кадр: её рука, подписывающая контракт. Пустые глаза Магнуса Вейла.
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, вошла Эльза. В руках у неё был поднос с завтраком – яичница, тост, долька апельсина. Всё односоставное, безвкусное. Как еда в больнице. Она поставила поднос на стол у окна.
«Доброе утро», – сказала Эльза, и в её голосе не было ни капли приветливости. Она протянула Ариэль один-единственный лист бумаги. «Правила».
Ариэль медленно села на кровати и взяла листок. Он был напечатан тем же шрифтом, что и контракт. Безликим, юридическим.
«Свод внутренних правил для Ариэль Стоун.»
Она начала читать, и с каждым пунктом ком в горле становился все больше.
П.1. Перемещение по резиденции разрешено только в пределах собственных апартаментов и только в сопровождении Эльзы или Артура.
П.2. Запрещены любые попытки установить контакт с внешним миром.
П.3. Запрещено приближаться к кабинету господина Вейла на третьем этаже.
П.4. Одежда предоставляется. Личные вещи конфискованы.
П.5. Распорядок дня соблюдается неукоснительно. Подъем: 7:00. Отбой: 23:00.
П.6. Физические тренировки в спортзале с 8:00 до 9:00 ежедневно. Обязательно.
П.7. Запрещено задавать вопросы, не относящиеся к вашим непосредственным обязанностям.
П.8. Господин Вейл не терпит неподчинения. Нарушение правил влечет за собой санкции.
Она опустила лист. Руки дрожали.
«Что… что за санкции?» – тихо спросила она.
«Это определяется господином Вейлом», – ответила Эльза. «Ваша еда остывает. После завтрака я отведу вас в спортзал».
Она вышла, снова оставив Ариэль наедине с давящей тишиной. Ариэль посмотрела на еду. Есть не хотелось. Хотелось разбить что-нибудь. Заорать. Но даже на это, казалось, не было сил.
Час в спортзале на беговой дорожке под присмотром Эльзы был новым видом пытки. Монотонное движение, стерильный воздух, взгляд, постоянно ощущаемый на себе. Потом – возвращение в комнаты. Ожидание. Ни книг, ни телевизора, ни музыки. Только её мысли и четыре стены.
К обеду отчаяние начало перерастать в нечто иное. В гнев. Тихий, ядовитый. Она не была рабыней. Она была заложницей обстоятельств. И она не собиралась с этим мириться.
Когда Эльза принесла обед, Ариэль стояла посреди гостиной, сжав кулаки.
«Я хочу видеть Вейла», – сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Эльза, ставя тарелку на стол, даже не взглянула на неё.
«Господин Вейл вас примет, когда сочтет нужным».
«Я не прошу принять! Я требую поговорить с ним! Сейчас!» – голос Ариэль сорвался на крик. Это был крик отчаяния, протеста против всего этого абсурда.
Эльза наконец подняла на неё глаза. В них не было ни страха, ни раздражения. Только холодное презрение.
«Вы нарушаете пункт седьмой. И демонстрируете неподчинение».
«Да пошёл он…» – начала Ариэль, но дверь уже закрылась за Эльзой.
Прошло десять минут. Двадцать. Ариэль металась по комнате, адреналин пульсировал в висках. Она чего-то добилась. Она бросила вызов. Что они сделают? Запрут её? Уже запёрли. Отнимут еду? Она и так не могла её есть.
Внезапно дверь открылась. На пороге стоял не Артур и не Эльза.
Стоял Магнус Вейл.
Он был в чёрных брюках и тёмно-серой рубашке, расстёгнутой на горле. Он вошёл, и комната словно сжалась, наполнилась напряжением. Его пустой взгляд упал на неё, и она почувствовала, как по спине пробежал холодок.
«Мне сообщили, что у вас есть претензии», – произнёс он ровным, лишённым интонации голосом.
Ариэль, собрав всю свою храбрость, шагнула вперёд.
«Это не жизнь! Это тюрьма! Я не просила…»
Он резко поднял руку, и она инстинктивно замолчала. Он подошёл так близко, что она почувствовала исходящий от него холодный запах дорогого одеколона и чего-то ещё… металлического, опасного.
«Вы ошибаетесь, мисс Стоун», – сказал он тихо, но так, что каждое слово врезалось в сознание. «Тюрьма – это то, что ждало вашу семью снаружи. То, что ждало лично вас. Здесь вам предоставлены безопасность и кров. Взамен я требую одного – подчинения».
«Я не собака, чтобы подчиняться!» – выпалила она, глядя в его пустые глаза, пытаясь найти в них хоть что-то человеческое.
«Собаки хотя бы полезны», – парировал он без единой усмешки. «Вы пока – просто пассив. И вы только что нарушили своё первое и главное правило. Вы проявили неподчинение».
Он медленно обошёл её, и её кожа покрылась мурашками.
«Вы кричали на мою экономку. Вы требовали моего присутствия. Вы позволили себе гнев». Он снова оказался перед ней. «Этого не повторится. Понятно?»
Она молчала, стиснув зубы, дрожа от унижения и ярости.
Его рука молниеносно взметнулась и сжала её подбородок. Пальцы были холодными и твёрдыми, как сталь. Он заставил её поднять голову.
«Я спросил, понятно ли вам?» – его голос оставался тихим, но в нём впервые появилась стальная нить.
Боль от его пальцев была острой, унизительной. Слёзы выступили на глазах, но она не позволила им скатиться. Она кивнула, не в состоянии говорить.
Он отпустил её, и на её коже остались красные следы.
«Хорошо. Запомните этот урок. Правила существуют, чтобы их соблюдать. Нарушение – имеет последствия. Сегодняшнее последствие – лишение ужина. И подумайте, мисс Стоун, хотите ли вы узнать, какими будут последствия за более серьёзный проступок».
Он развернулся и ушёл. Дверь закрылась.
Ариэль стояла, потирая онемевший подбородок, и смотрела на свою нетронутую тарелку с обедом. Первое правило было усвоено. Ценой боли и унижения. И она поняла самую страшную вещь: её тюремщик не был безразличен. Он наблюдал. И он реагировал.
Глава 5. Наблюдатель
Голод был тупым, ноющим сверлом в пустоте под рёбрами. Лишение ужина оказалось не просто символическим жестом. Это была физическая боль, напоминание о её полной зависимости. Эльза принесла завтрак – ту же безвкусную овсянку и яблоко. Ариэль съела всё, до последней крошки, ненавидя себя за эту покорность.
После завтрака, как и положено по расписанию, Эльза отвела её в спортзал. Дорога туда была молчаливой. Ариэль не смотрела по сторонам, стараясь не встречаться глазами с немногочисленной прислугой, которая появлялась иногда в коридорах, как тени. Они смотрели сквозь неё, не видя. Или делая вид.
В спортзале она встала на беговую дорожку. Эльза устроилась на стуле у стены, достала планшет и уставилась в экран. Ариэль завела тренажёр и побежала. Монотонный гул, стук собственного сердца в ушах. Она закрыла глаза, пытаясь представить, что бежит по парку возле дома, что ветер в лицо, а не кондиционированный воздух.
Открыв глаза, она посмотрела в огромное зеркало во всю стену. И взгляд её зацепился за едва заметный чёрный объект в углу у потолка. Маленькая, аккуратная камера. С тёмным стеклышком, как зрачок.
Она замедлила бег, всматриваясь. И тогда она увидела другую. Напротив. И ещё одну – над дверью. Они были везде. Встроенные так искусно, что их почти не было видно, если не искать специально.
Лёд пробежал по коже. Она всегда чувствовала на себе взгляд. Приписывала это Эльзе, самой атмосфере этого места. Но это было нечто иное. Это было наблюдение. Постоянное, тотальное.
Она резко остановила тренажёр и повернулась к Эльзе.
«Зачем камеры?» – выдохнула она.
Эльза не оторвалась от планшета.
«Безопасность».
«Вы наблюдаете за мной?»
«За всем, что происходит в резиденции, ведётся наблюдение», – ответила Эльза, и это прозвучало как заученная фраза.
Ариэль огляделась по-новому. Эти стерильные стены. Минимализм. Всё это было не для красоты. Это было для контроля. Ни одной лишней детали, за которой можно спрятаться. Ни одного слепого пятна.
Вернувшись в свои апартаменты, она начала искать. Медленно, тщательно. Забрасывала взгляд на карнизы, вентиляционные решётки, углы потолка. И находила. Маленькие, чёрные, безмолвные точки. В гостиной. В спальне. Над душем. В туалете.
Её вырвало. Прямо в раковину. От ужаса, от унижения. Ни одного частного момента. Ни одной секунды, когда бы она была по-настоящему одна. Он наблюдал. Всегда.
Она упала на колени посреди спальни, обхватив голову руками. Дышалось с трудом. Это было хуже, чем замок на двери. Хуже, чем правила. Это было проникновение внутрь, в самое её нутро. Она была не просто пленницей. Она была экспонатом в стеклянной витрине. А он – холодным коллекционером, изучающим её через лупу.
Вечером, когда Эльза принесла ужин, Ариэль не тронула еду. Она сидела на полу, прислонившись к стене под одной из камер, и смотрела прямо в чёрный объектив.
«Скажи ему, что я знаю», – тихо сказала она Эльзе.
Эльза ничего не ответила. Просто забрала нетронутый поднос и ушла.
Ночь была долгой и безсонной. Ариэль ворочалась, чувствуя на себе невидимый взгляд даже сквозь закрытые веки. Она натянула одеяло на голову, как ребёнок, пытаясь спрятаться, зная, что это бесполезно.
Утром, когда она вышла из ванной, завернувшись в полотенце, на кровати лежал не её обычный серый комплект, а другое платье. Глубокого винного цвета, из мягкого шёлка. Оно было красивым. Дорогим. И от этого ещё более отвратительным. Как наряд для куклы.
Она не стала его надевать. Она надела свою старую, серую тунику.
Вскоре после завтрака дверь открылась. Вошёл Вейл.
Он был в своём обычном тёмном костюме, безупречный и холодный. Его взгляд скользнул по её серой тунике, затем поднялся к её лицу.
«Я слышал, вы обнаружили систему наблюдения», – сказал он без предисловий.
Ариэль молчала, сжимая кулаки в складках безобразной ткани.
«Это необходимая мера безопасности», – продолжил он, делая шаг вперёд. «И инструмент контроля. Я должен быть уверен, что моя собственность в сохранности. И что она ведёт себя подобающим образом».
«Я не собственность», – прошептала она, но это прозвучало слабо, как детский лепет.
«О, ещё какая», – он оказался прямо перед ней. Его палец протянулся и коснулся пряди её волос. Она вздрогнула, как от удара током. «И у собственности нет права выбора. Например, выбора одежды».
Его рука резко рванулась, схватив её за ворот туники. Ткань с треском разорвалась. Ариэль вскрикнула, пытаясь прикрыться, но он отбросил лоскуты ткани прочь. Она осталась стоять перед ним в одном нижнем белье, дрожа от унижения и ярости, чувствуя на своей коже безжалостные глаза камер.
«Теперь», – его голос был тихим и опасным, – «вы наденете то, что я для вас выбрал. Или будете ходить так. Выбор за вами».
Он повернулся и ушёл, оставив её стоять полуголой посреди комнаты, под прицелом его всевидящих глаз. Она посмотрела на изящное винное платье, лежащее на кровати. Оно казалось теперь не тряпкой, а орудием пытки. Ещё одним способом сломать её.
Слёзы наконец потекли по её щекам, горячие и солёные. Она медленно, как в кошмарном сне, надела платье. Шёлк был нежен и прохладен на коже. И невыносимо тяжёл.
Глава 6. Искушение
Прошли дни. Ариэль научилась жить в режиме наблюдения. Она двигалась по комнате, как манекен, стараясь не выдавать эмоций, не смотреть в чёрные точки камер. Она ела безвкусную еду, часами занималась на тренажёре, смотрела в окно на непроницаемую стену. Она стала тихой. Послушной. Сломленной, как ей казалось.
Но внутри всё кипело. Унижение от того, что её раздели, заставили надеть это платье, горело на её коже ярче любого ожога. Она ненавидела шёлк, скользящий по телу, ненавидела его за то, что он был так мягок. Ненавидела себя за то, что надела его.
Однажды вечером, после ужина, дверь открылась без стука. Вейл. Он стоял на пороге, оценивая её. Она сидела в кресле у окна, стараясь не шевелиться, делая вид, что не замечает его.
«Вы выглядите уставшей, мисс Стоун», – произнёс он наконец. Его голос, как всегда, был лишён тепла.
«Отличная наблюдательность», – сорвалось у неё, прежде чем она успела подумать. Она тут же внутренне сжалась, ожидая вспышки гнева.
Но её не последовало. Вместо этого он вошёл и медленно обошёл её кресло, остановившись сзади. Она почувствовала, как напряглись все мышцы её спины.
«Это место должно было стать вашим спасением», – сказал он, его голос раздавался прямо у её уха. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей шее. «А вы воспринимаете его как наказание. Это неблагодарно».
«Что я должна быть благодарна?» – прошептала она, глядя в тёмное стекло, в котором отражалась его тёмная фигура. «Тюрьме? Надзирателям? Вам?»
«Благодарна за то, что ваши родители спят спокойно. За то, что над вами не издеваются грубые мужланы в грязном подвале. За крышу над головой и еду. Всё это имеет свою цену».
Его руки легли на подлокотники кресла по обе стороны от её головы. Она оказалась в ловушке.
«Я заплатила свою цену», – сказала она, и голос её дрогнул. «Я здесь».
«О, нет, – он наклонился ещё ближе, и его губы почти коснулись её кожи. От этого призрачного прикосновения по телу побежали мурашки – отвратительные, предательские. – Вы заплатили лишь вступительный взнос. Истинная цена… она в деталях».
Одна его рука медленно поднялась и коснулась её плеча. Пальцы были холодными даже через шёлк. Она замерла, сердце заколотилось где-то в горле, дикое, испуганное.
«Не трогайте меня», – выдавила она.
«Почему?» – его пальцы начали медленно, почти ласково двигаться вниз по её руке. Это было чудовищно. Это было интимно. Это было насилие, облачённое в форму псевдонежности. «Я имею на это право. По контракту. Вы – моя собственность. Я могу делать с вами всё, что захочу».
Его рука скользнула с её плеча на шею, ладонь легла на горло. Не сжимая. Просто лежала, твёрдая и холодная, напоминая, кто здесь хозяин жизни и смерти.
«Я вас ненавижу», – прошептала она, и в её голосе была настоящая, неподдельная дрожь.
Он тихо рассмеялся. Это был короткий, безрадостный звук.
«Ненависть – это сильное чувство. Оно согревает. Гораздо лучше, чем равнодушие». Его пальцы слегка сжались, не перекрывая дыхание, но заставляя её осознать хрупкость своей жизни. «Я предпочитаю ненависть. Из неё можно извлечь многое. Страсть, например».
Его губы наконец коснулись её шеи. Сухие, холодные. Поцелуй палача. Она зажмурилась, пытаясь отстраниться, но кресло и его тело держали её в плену. Внутри всё кричало, рвалось наружу. Но тело… её тело отреагировало предательски. По спине пробежала дрожь. Не только от страха. В этом прикосновении, в этой абсолютной власти была какая-то тёмная, запретная искра.
Он почувствовал это. Его губы растянулись в улыбку у неё на шее.
«Вот видите, – прошептал он. – Даже ненависть не может заглушить всё. Ваше тело понимает, кому оно принадлежит. Оно учится принимать».
Он выпрямился, убрав руку с её горла. Давление исчезло, оставив после себя лишь память о прикосновении и стыд, жгучий и всепоглощающий.
«Спите хорошо, мисс Стоун», – бросил он через плечо и вышел.
Ариэль сидела, не двигаясь, ещё долго после того, как дверь закрылась. Она тряслась. От ярости. От страха. От стыда. Она подняла руку и потрогала то место на шее, которое он поцеловал. Кожа горела.
Она посмотрела на своё отражение в тёмном окне. Растрёпанные волосы, широко раскрытые глаза, яркое пятно платья. И самое ужасное – она не могла отрицать. В том смятении чувств, что бушевало в ней, был не только ужас. Было что-то ещё. Что-то тёмное, дремавшее глубоко внутри и теперь пробудившееся от его прикосновения.
Искушение не было в том, чтобы поддаться. Оно было в том, чтобы признать, что где-то в самых потаённых глубинах её души жило чудовище, которое откликнулось на зов другого чудовища.
Глава 7. Наказание
Этот поцелуй на шее горел неделю. Не физически, а как клеймо. Ариэль чувствовала его каждую секунду. Она мылась, трогала это место, и её охватывала волна жгучего стыда. Она ловила на себе взгляд Эльзы и видела в нём знание. Все знали. Все видели. Камеры зафиксировали каждый её вздраг, каждый предательский румянец.
Её покорность стала хрупкой, как тонкий лёд. Внутри всё кричало, требовало действия. Любого действия, которое доказало бы, что она ещё человек, а не кукла.
Возможность представилась утром, когда Эльза пришла за ней для «ежедневного мониторинга здоровья» – ещё одной унизительной процедуры, когда безразличный врач измерял её показатели, словно скоту на продажу.
Эльза, как всегда, ждала её у двери. Ариэль вышла из спальни и, проходя мимо тумбы в гостиной, намеренно задела локтем хрустальную вазу. Она упала с отчаянно громким, звонким треском, разбившись на тысячи осколков.
Эльза вздрогнула, её каменное лицо исказилось на мгновение.
«Неловко», – произнесла Ариэль, и в её голосе прозвучала первая за долгое время искра чего-то своего. Не страха, не покорности. Вызова.
Эльза ничего не сказала. Она просто достала телефон и отправила сообщение. Потом посмотрела на Ариэль. «В вашу комнату. Немедленно».
Ариэль повиновалась, но внутри ликовала. Она сделала это. Она внесла хаос в его стерильный мир. Она разбила что-то дорогое, возможно. Она заставила их отреагировать.
Ожидание было сладким и тревожным. Она ждала его гнева. Крика. Нового физического унижения. Она была готова.
Но когда дверь открылась через час, вошёл не Вейл. Вошёл Артур с двумя другими мужчинами в такой же бесстрастной униформе. Они не смотрели на неё.
«Господин Вейл просил передать, что он разочарован», – сказал Артур своим безжизненным тоном. «Он ожидал большего от вас. Детский бунт его не впечатляет».
«Где он?» – спросила Ариэль, пытаясь сохранить браваду.
«Он занят. Он поручил нам привести в исполнение наказание».
Один из мужчин достал из кармана плоский чёрный ящик. Другой подошёл к панорамному окну и нажал кнопку на незаметной панели. Снаружи, с легким шипением, начали опускаться массивные стальные ставни. Они перекрыли вид на сад, на стену, на клочок неба. Свет в комнате стал искусственным, больничным.
«Нет!» – крикнула Ариэль, подбегая к окну. Но было поздно. Ставни со звучным щелчком замкнулись. Её мир сузился до этих четырёх стен. Единственная связь с внешним миром была уничтожена.
«Освещение будет регулироваться для имитации суточного цикла», – пояснил Артур, пока его помощник устанавливал устройство из ящика рядом с дверью. Оно издало тихий щелчок, и свет в комнате стал чуть теплее. «Приём пищи и тренировки будут проходить здесь. Временно».
«На сколько?» – голос Ариэль предательски дрогнул.
«На столько, на сколько сочтёт нужным господин Вейл».
Они ушли. Ариэль осталась одна в своей красивой, роскошной, абсолютно герметичной клетке. Она подбежала к ставням, била по холодному металлу кулаками, но он не поддавался. Она кричала, зная, что её никто не услышит. Или услышат, но не отреагируют.
Прошли часы. Свет приглушился, имитируя вечер. Принесли ужин. Она не тронула его. Одиночество, которое она чувствовала раньше, было ничто по сравнению с этим. Раньше у неё было окно. Был вид на стену, но был хоть какой-то намёк на пространство. Сейчас его не было. Только гладкие, непроницаемые стены.
Она легла на кровать и уставилась в потолок. Это было не лишение ужина. Это было не больно физически. Это было гораздо, гораздо хуже. Это было лишение надежды. Лишение даже иллюзии свободы. Он даже не удостоил её своим гневом. Он просто… устранил неудобство. Как инженер, починивший сломавшийся механизм.
И она поняла всю глубину его власти. Он мог сломать её, даже не прикасаясь к ней. Просто нажав кнопку. И самое ужасное было в том, что это работало. Гнев внутри неё сменился леденящим, всепоглощающим ужасом. Она была в ловушке. Навсегда.
Глава 8. Тень прошлого
Три дня. Семьдесят два часа в герметичной коробке. Искусственный рассвет, искусственный полдень, искусственные сумерки. Ариэль перестала кричать. Перестала стучать по ставням. Она сидела на ковре, прислонившись к кровати, и смотрела на узор его ворса. Она изучила каждую его нить. Каждую микроскопическую трещинку на идеально гладкой стене. Её мир сузился до размеров её тюрьмы, и она начала исчезать в нём.
На четвертый день, когда искусственный свет имитировал утро, дверь открылась. Вошла Эльза с завтраком. Но что-то было не так. Её обычно бесстрастное лицо было бледным, а вокруг глаз легли тёмные тени. Она двигалась чуть более резко, чем обычно.
Она поставила поднос на стол. Рука её дрогнула, и ложка с грохотом упала на пол. Эльза замерла, закрыв глаза, словно собираясь с силами.
«Что случилось?» – тихо спросила Ариэль. Её собственный голос прозвучал хрипло от неиспользования.
Эльза резко встряхнула головой, поднимая ложку. «Ничего. Ешьте».
Но это было не «ничего». Ариэль видела. Это был страх. Настоящий, живой страх на лице женщины-машины.
Позже, в «дневное» время, пришёл врач для осмотра. Обычно молчаливый, сегодня он нервно покусывал губу, пока измерял её давление. «Всё в норме», – пробормотал он, упаковывая прибор. Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло нечто странное. Не оценка, а… жалость? Он быстро отвел взгляд и почти выбежал из комнаты.
Вечером принесли ужин. Но сделал это не обычный слуга, а один из охранников, тот, что помогал устанавливать ставни. Он был груб и тороплив, поставил тарелку так, что суп расплескался.
«Эй!» – автоматически сказала Ариэль.
Охранник обернулся на пороге. Его лицо было искажено злобой. «Сиди тихо, вещь. Из-за вас всех у нас тут нервы на пределе».
«Из-за кого? Что происходит?»
«Старые грехи, – хмыкнул он. – Чёртовы старые грехи возвращаются. И он…» Охранник резко замолчал, будто споткнувшись о собственный язык. Страх снова мелькнул в его глазах, погасив злобу. «Заткнись и ешь».
Дверь захлопнулась.
Ариэль осталась одна, но уже не в той давящей пустоте. Комната была наполнена чужим напряжением. Что-то случилось. Что-то, что выбило из колеи даже этих железных людей. Что-то, связанное с Вейлом. Со его «старыми грехами».
Она думала о его пустых глазах. О его абсолютном, безраздельном контроле. Какие грехи могли заставить его дрогнуть? Что могло напугать его самого?
Ночью, во время «сумерек», она не могла уснуть. Она ворочалась, прислушиваясь к тишине. И сквозь толстые стены до неё донёсся приглушённый звук. Грохот. Как будто что-то тяжёлое упало и разбилось. Сверху. С третьего этажа. Оттуда, куда ей было запрещено ходить.
Потом – тишина. Ещё более зловещая.
Она подкралась к двери, прижалась ухом к дереву. Ничего. Только стук собственного сердца. И потом… шаги. Тяжёлые, неровные. Они спускались по лестнице. Прошли мимо её двери. Она узнала эту походку. Вейл. Но в ней не было привычной уверенности. Она была сбивчивой, почти спотыкающейся.
Она услышала, как хлопнула дверь его кабинета на первом этаже.
Ариэль отползла от двери и села на пол, обхватив колени. Лёд страха внутри неё смешался с чем-то новым – с жгучим любопытством. У её тюремщика была трещина. У монстра было уязвимое место. Он был не всемогущим богом, а просто человеком. Очень опасным, очень жестоким, но человеком, за которым тянулась тень. Тень, которая, судя по всему, только что настигла его.
И впервые за все дни заточения у Ариэль появилась искра чего-то, кроме отчаяния. Не надежда. Нет. Нечто более тёмное и сложное. Понимание. Они оба были пленниками. Она – в этих стенах. Он – в своём прошлом.
Глава 9. Ложная надежда
Ставни поднялись на пятый день. Ранним утром, без предупреждения, с тихим шипением металл пополз вверх, открывая вид на залитый солнцем сад. Ариэль, стоя посреди комнаты, зажмурилась от яркого света. Воздух, пахнущий дождем и мокрой листвой, хлынул в комнату, и она сделала глубокий, жадный вдох, словно вынырнув из-под воды.
Это была не победа. Это была передышка. Но после темноты и духоты даже эта крошечная уступка казалась даром небес.
Эльза пришла за ней, как ни в чем не бывало. Ее лицо снова было маской бесстрастия. «Господин Вейл ожидает вас к завтраку. В столовой».
Это было ново. Впервые ее выводили из ее комнат не для тренировки или осмотра. Ариэль молча последовала за экономкой, сердце учащенно билось. Она не знала, чего ждать. Раскаяния? Новой игры?
Столовая поразила ее своим масштабом. Длинный, полированный до зеркального блеска стол мог вместить три десятка человек. На одном его конце был накрыт всего один прибор. И стоял он не во главе стола, а сбоку. Рядом – второй прибор.
Вейл уже сидел там. Он читал что-то на планшете, не глядя на нее. Он выглядел… уставшим. Темные круги под глазами, чуть более резкие черты. Тень прошлой ночи все еще лежала на нем.
«Садись», – сказал он, не отрываясь от экрана.
Ариэль медленно подошла и села. Перед ней поставили тарелку с омлетом и свежей выпечкой. Настоящий кофе пах дразняще и маняще. После дней тюремной пайки это было пиршество.
Они ели молча. Она украдкой наблюдала за ним. Он был сосредоточен на своем планшете, но его пальцы, перелистывающие страницы, были чуть более нервными, чем обычно.
«Вам стало скучно в четырех стенах?» – наконец он поднял на нее взгляд. Его глаза все так же были пусты, но в их глубине плескалась какая-то темная усталость.
«Было тесно», – осторожно ответила она.
Уголок его губ дрогнул. «Иногда теснота необходима. Чтобы оценить пространство».
Он отпил глоток кофе и отставил чашку. «Я подумал, что вы, возможно, соскучились по человеческому обществу. Кроме общества Эльзы, разумеется».
Он говорил ровно, но в его словах была какая-то странная, неуместная легкость. Как будто он пытался вести светскую беседу. Это было жутко.
«Общество?» – переспросила Ариэль. «Вы называете это обществом?»
«А что вы называете обществом? Вечеринки? Друзья? Семью?» – он отложил планшет и полностью перевел на нее свое внимание. Его взгляд стал тяжелее. «Все это – иллюзия. Договоренности. Как и ваш контракт. Только менее честные».
«Мои друзья не покупали меня», – бросила она, набравшись смелости.
«Нет? – он наклонился через стол. – Они покупали ваше время. Ваше внимание. Вашу улыбку. Комплиментами, обещаниями, ложью. Я, по крайней мере, заплатил сполна. Я спас ваших родителей от инвалидности, а вас – от участи, которую вы даже не можете себе представить. Я купил вас честно. И я требую только того, на что имею право».
Его рука легла рядом с ее тарелкой, длинные пальцы постукивали по столу. «И сегодня я решил проявить великодушие. Вы можете задать мне один вопрос. Любой. И я отвечу на него честно».
Ариэль замерла. Это была ловушка. Она чувствовала это кожей. Но возможность была слишком соблазнительной. Она могла спросить о его прошлом. О том, что случилось прошлой ночью. О том, почему он такой.
Она посмотрела на его руку, на его усталое лицо, в его пустые, но полные какого-то внутреннего напряжения глаза. И она задала вопрос, который горел в ней с самого начала.
«Мои родители… они в безопасности? Вы сдержали слово?»
Он смотрел на нее несколько секунд, и на его лице появилось что-то странное. Почти разочарование. Затем он медленно кивнул.
«Да. Долг аннулирован. Григорий и его люди больше не придут. Ваш отец нашел скромную работу. Ваша мать… поправляется после стресса. Они думают, что вы уехали работать за границу по срочному контракту. Дорогостоящему. И потому не можете выходить на связь».
Облегчение, волной накатившее на нее, было таким сильным, что у нее потемнело в глазах. Слезы выступили на глазах, и она не стала их смахивать. Это была правда. Она чувствовала это. Он не лгал. Не в этом.
«Спасибо», – прошептала она, ненавидя себя за это слово, но не в силах его сдержать.
Он снова взял свою чашку. «Видите? Я могу быть честным. И я могу быть щедрым. Если мне подчиняются».
Он встал. «Завтрак окончен. Эльза отведет вас назад».
Он вышел из столовой, оставив ее одну с остатками еды и смешанными чувствами. Да, он был монстром. Но он сдержал слово. Он защитил ее семью. И в этом чудовищном обмене была своя, уродливая, но честная логика.
Она поднялась и пошла к двери, где ждала Эльза. И впервые она не чувствовала себя разбитой и униженной. Она чувствовала себя… странно успокоенной. Он дал ей то, чего она так отчаянно хотела – уверенность в безопасности ее семьи. И он сделал это не из доброты. Это была сделка. Но она сработала.
И эта мысль была самой опасной из всех. Потому что она заставляла видеть в нем не просто тюремщика, а человека, который, каким бы ужасным он ни был, выполнял свою часть договора. А она – свою. И в этой чудовищной симметрии была своя, темная, дьявольская надежда.
Глава 10. Бежать нельзя остаться
Спокойствие было обманчивым. Как затишье перед бурей. Уверенность в безопасности родителей стала якорем, но он держал её на дне, в темноте, не позволяя всплыть. Прошла неделя с того завтрака. Режим не изменился: комната, спортзал, еда под присмотром. Но что-то сломалось внутри. Прежняя ярость выгорела, оставив после себя холодную, ясную решимость.
Она не могла прожить здесь год. Не могла. Даже ради родителей. Потому что через год от неё ничего не останется. Она станет пустой оболочкой, призраком, который носит платья, выбранные для неё монстром.
Побег. Это слово стало навязчивой идеей. Она изучала всё. Распорядок дня Эльзы – она приходила ровно в 7:00, 13:00 и 19:00. Охранники делали обход территории каждые два часа, она слышала их шаги под окном. Камеры были везде, но слепые зоны должны были быть. Должны.
Она заметила одну деталь. Когда охранники шли по восточной стороне дома, их не было видно из её окна примерно три минуты. Они огибали массивную статую и кусты. Три минуты. Мало. Но это было что-то.
План был безумным. Отчаянным. Но это был план.
Она выбрала день, когда с утра шёл дождь. Серая пелена неба, потоки воды по стеклу. Плохая видимость. Её шанс.
Когда Эльза принесла обед, Ариэль сидела на полу, прислонившись к кровати, с закрытыми глазами, изображая недомогание. «Я не буду есть», – слабо сказала она.
Эльза, как и ожидалось, не стала уговаривать. Она поставила поднос и ушла. Ариэль подождала, пока шаги затихнут. Потом вскочила.
Она надела тёмные штаны и серую тунику – всё, что у неё было. Подошла к окну. Дождь хлестал по стеклу. Она знала, что окно не открывается. Но она помнила ту самую хрустальную вазу, которую разбила. Один осколок, длинный и острый, как кинжал, она спрятала под матрасом.
Она достала его. Рука дрожала. Она подошла к раме окна и с силой ударила осколком по углу стекла. Раздался оглушительный треск, но не тот звонкий, что был с вазой, а глухой, приглушённый дождём. Стекло покрылось паутиной трещин. Она ударила ещё раз, и кусок выпал наружу. Холодный влажный воздух ворвался в комнату.
Сердце колотилось где-то в горле. Она просунула руку в дыру, нащупала защёлку с внешней стороны – аварийный механизм, который она надеялась найти. Щелчок. Окно с тихим скрипом отъехало в сторону.
Пространство. Свобода. Всего в шаге.
Она перелезла через подоконник и оказалась на мокром карнизе. Дождь тут же промочил её насквозь. Вниз было страшно. Высота второго этажа. Но внизу были кусты. Густые, мокрые рододендроны.
Она свесила ноги, глубоко вдохнула и оттолкнулась.
Падение показалось вечностью. Ветки хлестали по лицу и рукам, рвали ткань. Она больно приземлилась на мягкую, мокрую землю, зарывшись в листву. Лежала, не дыша, прислушиваясь. Ни криков, ни сирен. Только шум дождя.
Три минуты. У неё было три минуты.
Она выбралась из кустов и, пригнувшись, побежала к восточной стене. Камеры. Она молилась, чтобы дождь ухудшил видимость. Добежала до стены. Высокая, гладкая, увенчанная колючей проволокой под током. Но в одном месте, за той самой статуей, росло старое дерево. Его ветви перекидывались через стену.
Безумие. Чистейшее безумие.
Она полезла. Кора была скользкой от дождя, руки затекали. Она цеплялась, скреблась, поднималась выше. Мысли путались. Она думала о родителях. О их безопасности. О том, что предает их, сбегая. Но она не могла. Не могла остаться.
Она добралась до ветки, перекинутой через стену. Перелезла на другую сторону. Упала. Приземлилась на гравийную дорожку по ту сторону стены. Боль пронзила лодыжку. Она встала, хромая, и побежала. Вперёд. Прочь. В серую пелену дождя.
Она бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь, плача и смеясь одновременно. Она была свободна. Свободна!
Она добежала до дороги. Пустынная загородная трасса. Машин не было. Она побежала вдоль обочины, надеясь успеть уйти дальше, пока её не хватились.
И тогда из-за поворота медленно выехал чёрный автомобиль. Тот самый. Без опознавательных знаков.
Он остановился прямо напротив неё. Задние дверцы открылись. Из них вышел Магнус Вейл.
Он стоял под дождем, без пальто. Вода стекала с его тёмных волос по лицу. Он не выглядел злым. Он выглядел… разочарованным. И от этого было в тысячу раз страшнее.
Ариэль замерла, не в силах пошевелиться. Её дикий, отчаянный рывок к свободе закончился. Не пройдя и полукилометра.
«Кончилась прогулка, мисс Стоун», – сказал он. Его голос был ровным, но в нём слышался лёд. – «Пора домой».
Он сделал шаг к ней. Она отпрянула, но сзади подъехала ещё одна машина, из которой вышли двое его людей. Они взяли её под руки. Она не сопротивлялась. Всё внутри опустело.
Её посадили в машину рядом с ним. Он не смотрел на неё всю дорогу. Он смотрел в окно на струи дождя. Ариэль сидела, мокрая, грязная, с разбитыми руками и больной ногой, и понимала – это был не побег. Это была всего лишь первая попытка. И она провалилась. С треском.
И теперь ей предстояло узнать, какую цену он потребует за эту попытку.
Глава 11. Клетка
Машина мчалась по мокрому асфальту, и каждый поворот отдавался ноющей болью в её вывихнутой лодыжке. Ариэль сидела, вжавшись в угол салона, стараясь не касаться Вейла. Он молчал, и это молчание было гуще и страшнее любой бури. Он не смотрел на неё, уставившись в залитое дождём окно, но она чувствовала его внимание, тяжёлое, как свинец.
Вернувшись в особняк, он вышел из машины первым и, не оглядываясь, направился ко входу. Двое охранников вытащили её и повели за ним. Мимо бесстрастной Эльзы, мимо опущенных голов прислуги. Они поднялись по лестнице, но не в её старые апартаменты. Они прошли дальше по коридору, в самую его глубь, и остановились у неприметной металлической двери.
Один из охранников ввёл код. Дверь открылась с тихим щелчком. Внутри была маленькая комната. Совсем маленькая. Без окон. С голыми белыми стенами. В комнате стояла только узкая кровать с тонким матрасом, прикрученная к полу. В углу – унитаз и раковина из нержавеющей стали. Ни тумбочки, ни стула, ни ковра. Свет исходил от матового плафона в потолке, за решёткой.
Её втолкнули внутрь. Дверь захлопнулась. Звук тяжёлого автоматического замка прозвучал как приговор.
Ариэль осталась одна. В абсолютной тишине. Тишина здесь была иной, чем в её прежних комнатах. Там был шум системы вентиляции, отдалённые звуки дома. Здесь не было ничего. Только гул в ушах и бешено стучащее сердце.
Она осмотрела свою новую клетку. Три шага в длину. Два в ширину. Гладкие стены, без единой зацепки. Дверь без ручки снаружи и с глазком изнутри. Она подошла к глазку. Видела только пустой коридор.
Она опустилась на кровать. Пружины жалобно заскрипели. Холод от стальной рамы проникал через тонкий матрас. Она сидела, обхватив колени, и смотрела на белую стену напротив. Так начался её первый день в карцере.
Время потеряло смысл. Еду приносили два раза в день – просовывали металлический поднос в узкий лоток в нижней части двери. Еда была пресной, жидкой, как в тюрьме. Воду она пила из раковины.
Никто с ней не разговаривал. Никто не смотрел на неё. Её оставили наедине с собой. Сначала она злилась. Потом плакала. Потом начала разговаривать сама с собой, лишь бы нарушить давящую тишину. Она вспоминала свой побег. Каждую деталь. Шум дождя. Запах мокрой листвы. Ощущение свободы, пусть и мимолётное. Потом приходило осознание провала. И унижение. Он поймал её так легко, будто ловил сбежавшего котёнка.
Она думала о его лице в тот момент, когда вышел из машины. Не злость. Разочарование. Как будто она не оправдала его ожиданий. Каких? Того, что она смирится? Что сломается окончательно?
На третий день её вывели из камеры. Два охранника повели её не в её старые комнаты, а вниз, в подвал. Она шла, хромая, сердце уходило в пятки. Что теперь? Пытки? Избиение?
Но её привели в обычный, хорошо оборудованный медицинский кабинет. Там её ждал тот самый врач.
«Садитесь», – коротко сказал он.
Он осмотрел её лодыжку, обработал ссадины на руках и лице. Всё делал молча, профессионально, безразлично. Когда он накладывал повязку на её запястье, она тихо спросила:
«Надолго?»
Врач взглянул на неё, и в его глазах снова мелькнуло что-то – на этот раз не жалость, а укор.
«Это зависит не от меня. Вы сами выбрали свой путь. Не самый умный».
«А какой умный?» – прошептала она.
Но он уже закончил и отвернулся, чтобы вымыть руки. Охранники увели её обратно в белую комнату.
Дверь снова закрылась. Замок щёлкнул. Она осталась одна со своими мыслями. «Вы сами выбрали». Да, она выбрала. Она выбрала попытку. И проиграла. Теперь ей приходилось расплачиваться.
Прошла неделя. Возможно, две. Она уже сбилась со счёта. Она часами лежала на кровати, уставившись в потолок, или медленно ходила из угла в угол, как зверь в вольере. Она начала понимать истинную природу его наказания. Это была не боль. Не лишение удобств. Это была пытка изоляцией. Пытка ничто. Он стирал её. День за днём. Превращал в призрак.
И самое страшное было в том, что это работало. Её гнев выцвел. Её решимость ослабла. Оставался только животный, первобытный страх и тоска по звуку человеческого голоса. Любого голоса. Даже его.
Однажды дверь открылась не для того, чтобы принести еду. В проёме стоял Вейл.
Он был в чёрном, его фигура заполнила собой всё пространство дверного проема. Он вошёл, и дверь закрылась за ним. Комната стала ещё меньше.
Он молча смотрел на неё. Она сидела на кровати, поджав ноги, не в силах поднять на него глаза.
«Ну что, мисс Стоун? – его голос прозвучал громко в гробовой тишине. – Готовы ли вы вести себя как цивилизованный человек? Или вам требуется ещё время для размышлений?»
Она не ответила. Она просто смотрела на его начищенные туфли.
«Ваш побег был… впечатляюще глуп, – продолжил он. – Вы рисковали жизнью. Мои люди могли принять вас за злоумышленника. Вы могли сорваться с того дерева и сломать шею».
Он сделал шаг вперёд.
«Я вложил в вас средства, мисс Стоун. И я не собираюсь позволить вам так легко себя уничтожить. Вы принадлежите мне. Ваша жизнь, ваше тело, ваше дыхание – всё это моё. И если вы не в состоянии этого понять в роскоши, возможно, вы поймёте это в аскезе».
Он наклонился, и его пальцы под её подбородком заставили её поднять голову. Его глаза были пусты, но в них горел холодный огонь.
«Скажите, что вы понимаете».
Она смотрела в эти глаза, и всё внутри неё сжалось в комок страха и покорности. Она кивнула.
«Слова, мисс Стоун».
«Я… я понимаю», – выдохнула она.
Он отпустил её.
«Хорошо. Завтра вас переведут обратно. Но знайте – это ваша последняя отсрочка. Следующий проступок будет иметь необратимые последствия. Для вас. И, возможно, для тех, кого вы так хотели спасти».