Альтер Эго

Аннотация

Она – хрупкий лёд, который не хочет, чтобы его растопили. Он – огонь, что не ищет тепла. Их встреча была неслучайной, и она рискует разрушить привычный мир обоих. Что их объединяет? Пустота в сердце на месте давней раны и пугающее прошлое, которое они так тщательно скрывают. Смогут ли они найти друг в друге спасение или лишь вызовут пожар?

Это глубокое погружение в мир, где чувства – не подарок, а риск. История о людях, которые отчаянно ищут то, что потеряли, и находят друг друга там, где не должно быть места любви. В книге много любви, много драмы, немного психологического триллера и самоанализа.

Нас ждёт очень эмоциональная, сложная и волнующая история. Обещаю, что будет очень горячо, но хэппи-энда не обещаю. Впрочем, как всегда.

Пролог

– Вадим Игоревич, здравствуйте. Вот принесла вам дело по распоряжению главного.

– Проходи, Мария.

Молодая девушка в форме зашла в кабинет и положила папку на стол. Вадим Игоревич взвесил бумаги в руке и опустил их на стол.

– Небольшое дело. Почему не закрыли до сих пор?

– Не нашли.

– А искали?

Девушка пожала плечами:

– Как полагается по протоколу.

– Ну присаживайся, рассказывай. О чём дело?

Мария вздохнула и нехотя села на стул, закинув ногу на ногу.

– Да обычное. Мужчина тридцати трёх лет ушёл с работы и не вернулся

– Куда не вернулся? На работу? Я тоже так хочу.

– Шутник вы, Вадим Игоревич. Никуда не вернулся: ни на работу, ни домой. Жена сообщила на следующий день, но искать начали только через трое суток.

– Ничего подозрительного?

– Нет.

– Сбежал от жены?

– Не знаю, не похоже.

– Как семья?

– Обычная. Жена и ребёнок, мальчик, три года. Живут в его квартире.

– Что говорит жена?

– Как обычно, Вадим Игоревич: всё было нормально, все всех любят. Обвиняет бывшую. Что ещё говорят в таких случаях?

– Да разное говорят. А что бывшая?

– А бывшая говорит, что три года уже его не видела и видеть не хочет. Развод по его инициативе, он ушёл к любовнице, второй жене. Но разошлись с бывшей мирно, ничего не делили.

– Звонки проверяли?

– Да, с бывшей контактов не было. Да и в общем, всех адресатов выяснили, никаких подозрительных контактов. Спамеры звонили, конечно, но коллекторов среди них нет. Долгов у него не было, никто ничего из него не выбивал.

– Кто он? В смысле, кем работает?

– Стоматолог.

Следователь присвистнул.

– Деньги у него имеются. Клиенты?

– Вряд ли.

– Движения по счёту? Снятие наличных?

– Нет. На счету 3–4 миллиона рублей, выписки в деле, крупных движений не было, снятий тоже. Но это ни о чём не говорит.

– Но странно: если бы человек хотел сбежать, то взял бы с собой хоть что-то. Может, дома было отложено? Заначка?

– Не знаю. Он стоматолог, наверняка, была «чёрная бухгалтерия», что-то хранилось дома.

– Мы не налоговая. Наличные деньги у него были, с этим я не спорю, но сколько – вот в чём вопрос. Хватило бы на побег? А жена что?

– И жена не знает.

– Документы?

– Все дома: паспорт, загранпаспорт, водительское.

– Восстановили день перед исчезновением?

– Не полностью. Он вышел из дома, как обычно, около восьми часов утра. На работу приехал на метро к девяти часам. У него было три пациента. Потом он сказал помощнице, что пошёл на обед. Обедал в сетевом ресторане рядом с клиникой, какие-то суши-роллы, его там опознали. Оттуда вышел в неизвестном направлении. Это всё.

– Помощница?

– Ничего необычного.

– Коллеги на работе?

– Тоже.

– Кому-то был должен? Игры? Ставки? Кредиты?

– Нет, я же говорю, коллекторы его не искали. Обычный человек, вышел и пропал.

– Отличительные приметы?

– Нет.

– Тогда и по моргам тоже бестолку искать, если только у него чудом с собой не было документов, которые не спёрли. Но их не было. Не ходите, граждане, без документов.

– Да.

– Но дело не закрыли?

– Вы же знаете, Вадим Игоревич, процедура, протокол, срок давности не вышел. А Павел Иванович на пенсию уходит, дела передаёт. Я что? Я только младший следователь. Мне сказали дело вам передать. Вы человек опытный. Сами разберётесь.

– Да, понятно. Сейчас пойду по второму кругу на случай, если вы что-то пропустили.

Девушка лишь безразлично пожала плечами.

Глава 1. На шестом этаже ада

Я зашла в гостиницу, и двери послушно разошлись, пропуская меня в просторный холл. Охранник в костюме окинул меня беглым взглядом. Я не вызываю подозрений: дорогой костюм, туфли-лодочки, даже какое-то подобие причёски на голове, которое ещё держится в конце долгого рабочего дня. Большая кожаная сумка, в которой без труда угадывается ноутбук, придаёт мне особую солидность. Женщина, таскающая ноутбук в пятницу вечером, почти ночью, внушает доверие. Она уж точно не легкомысленная особа и не за развлечениями сюда пришла.

Их главное заблуждение – будто я не представляю опасности. Как же они ошибаются. У меня даже возникает желание ударить себя по лбу, но я сдерживаюсь. Люди часто ошибаются, я-то точно это знаю, потому что сама такая.

Девушка за стойкой регистрации даже не обратила на меня внимания. Мне и не нужно регистрироваться, всё заказано и оплачено заранее. Поэтому я сразу прохожу к лифту и нажимаю на цифру шесть. На шестом этаже я не знаю, куда сворачивать, но потом замечаю таблички с номерами: 600–625 направо, 626–650 налево. Мне – налево. Как символично. Не 666 номер, и то ладно, иначе я бы подумала, что добровольно спускаюсь в ад, поднимаясь на шестой этаж дорогой гостиницы. Мы всегда представляем, что ад где-то внизу, глубоко под землёй, где раскалённая лава прожигает путь наверх, а по ней, как по волнам, плавают котлы с обречёнными на вечные страдания грешниками.

Но что, если ад наверху, или где-то на Земле, а может, в параллельной вселенной? Или мы находимся в нём прямо сейчас?

На самом деле, все эти мысли и ассоциации ничего не значат. Это всё только в моей нездоровой голове, которая рисует иллюзии без перерывов и выходных, даже в пятницу вечером, когда уже пора отключиться и отдохнуть. Но нет, отдых – это не про меня. С нескончаемым потоком мыслей я уже почти смирилась. Я даже научилась почти ничего не говорить из того, что крутится в моей голове, или произносить лишь отдельные фразы, которые не могут меня скомпрометировать.

Я даже не могу точно сказать, такое поведение – это результат профдеформации, или я всегда была такой, поэтому занимаюсь тем, чем занимаюсь. Конечно, второе. Дорога по коридору до нужного номера заканчивается быстрее, чем поток моих мыслей. Хотя о чём это я? Мысли никогда не имеют начала и конца.

Я остановилась перед дверью, самой обычной гостиничной дверью с номером сверху посередине. Наверняка, есть какие-то нормы, на какую высоту вешать номерки, чтобы они всем были заметны и понятны, какого они должны размера и формы. Я подняла и собрала руку в кулак, примеряясь, чтобы постучать. Мой стук не должен быть нервным, нетерпеливым или тихим и неуверенным. Я стучу размеренно, не сильно, не слабо, три раза, как по учебнику. Большинство людей стучат трижды, кто-то даже проводил исследования по этому поводу, возможно, это были британские учёные, у них почему-то самый большой бюджет в мире, чтобы исследовать всякую всячину.

Мне ведь откроют?

Сейчас я почти готова развернуться и бежать обратно к лифту. У меня ещё есть время, несколько секунд, пока человек дойдёт из комнаты по узкому коридору и потянет ручку двери вниз. Я как раз успею скрыться за поворотом. Он никого не увидит, может быть, выйдет в коридор, посмотрит по сторонам, удивится, вероятно, пожмёт плечами или нахмурится, но делать нечего. Вернётся в номер и снова закроет дверь. Он же не пойдёт меня искать? Ведь уехать на лифте я вряд ли успею.

Или не откроют? Вдруг я пришла раньше, и в номере ещё никого нет. И вот я стучу, топчусь перед дверью, а человек только выходит из-за поворота по коридору. Я ведь даже не знаю его в лицо и не узнаю, что это он. Зато он поймёт, кто я, потому что я мнусь перед нужной дверью. Он подойдёт, усмехнётся, вставит ключ-карточку, дверь откроется, и он пропустит меня вперёд или войдёт сам и подождёт меня внутри.

Яркие образы проносятся у меня в голове один за другим. В иллюзиях я прожила уже десятки минут, прокручивая странные альтернативные варианты развития событий, но на самом деле прошли лишь доли секунды. Я отчаянно пытаюсь избавиться от образов и даже трясу дурной головой.

И в этот момент дверь открывается.

Я пытаюсь сфокусировать взгляд, который ещё блуждает где-то в моих миражах. Вся цензурная лексика моего внутреннего голоса заканчивается, и на ум приходят нецензурные выражения, которые не несут никакой сложной смысловой нагрузки. Смысл их примерно такой: «Ух ты!» или «Вот это да!».

Глава 2. Дважды незнакомец

Я смотрю прямо в лицо мужчине. Очень красивому мужчине. И я его знаю. Точнее, я с ним не знакома, но я его видела. У меня отличная профессиональная память на лица, но он меня наверняка не помнит.

В моей голове всплывает флешбэк. Пятница на прошлой неделе. Клуб. Подруга пригласила. Я уже прилично приняла на грудь и планировала догнаться ещё чуть-чуть, самую малость, чтобы мой внутренний голос заткнулся. Но кого я обманываю, он никогда не замолкает, только становится тише и медленнее.

Я иду, пытаясь обогнуть танцпол, и почти у стойки бара сталкиваюсь с мужчиной. Не сильно, лишь натыкаюсь на него, потому что он стоит, а я не смотрю, куда иду. Я утыкаюсь ему в грудь и только потом поднимаю глаза, чтобы посмотреть на его лицо. Он лишь улыбается и осторожно придерживает меня за плечи, потому что я плохо стою на ногах.

Я тоже как-то глупо улыбаюсь в ответ, извиняюсь и иду дальше. Вряд ли он меня запомнил, потому что неделю назад в клубе я выглядела совсем по-другому. Волосы были распущены и закручены в локоны, вечерний макияж подчёркивал глаза и губы, тело обтягивало платье-бандо, и я даже была выше почти на десять сантиметров на шпильках. Таких, как я, там было много, но даже на фоне похожей толпы мне нет равных, потому что я человек-невидимка. Я умею не просто не выделяться, а скрываться, сливаться и растворяться в толпе. А уж в неоновом освещении тем более. Так что я зуб даю, что он меня просто не заметил. Мало ли девушек на него натыкаются в переполненном клубе. Может, сразу записаться к стоматологу, а то у него вечная очередь на два месяца вперёд?

А сегодня мои волосы убраны в строгую причёску, макияж что называется натуральный, тело скрыто брючным костюмом, а рабочий каблук всего пять сантиметров. Сегодня я совсем другой человек – по крайней мере, внешне. Бардак в моей голове всегда примерно одинаковый, но это сразу не бросается в глаза.

А он такой же. И он снова мне улыбается. У него тёмные глаза, открытый взгляд, прямой нос и, в общем, что называется, волевые черты лица. Он высокий, и мне приходится чуть поднять голову, чтобы смотреть только на лицо, потому что я боюсь неприлично опускать взгляд на его фигуру. У женщин обычно оценивающе смотрят на грудь, а про мужчин я даже подумать боюсь, куда стоит смотреть.

Это объективизация. Когда человека воспринимают как сексуальный объект и оценивают по внешним признакам. Но он ведь «мужчина по вызову» или как там это у них называется. Да и я тоже не лучше, потому что пришла сюда к нему из всего многообразия нормальных свободных мужчин. Но я-то сама очень далека от нормы. Да и что значит «нормальный мужчина»? Я не знаю ответа на этот вопрос.

И всё же мой взгляд скользит по руке, которой он легко удерживает дверь на пружине, норовящей закрыться. И эта рука более чем крепкая и привлекательная. А потом мой взгляд неожиданно, даже для меня, падает ему на грудь, обтянутую чёрной футболкой. На грудь, к которой я уже прижималась, даже не представляя, что у меня будет возможность рассмотреть его ещё раз и даже гораздо ближе.

Строго говоря, я никогда не знаю, куда меня заведут мысли. Чаще всего они очень витиеваты и нелогичны. Минуту назад я думала, как побегу обратно к лифту, а сейчас думаю, что пора заходить.

Глава 3. Сделка с совестью

Я не знаю, чего ожидала и как он должен был выглядеть. Конечно, мой мозг рисовал множество разных и, порой, странных образов, но не этот. Этот мне нравится. Он красивый, но не слащавый, с глубоким, не оценивающим и не насмешливым взглядом. У него крепкие руки и в меру накачанная фигура, не гора стальных мышц – такие меня пугают. А он – нет. Сталь в мышцах редко оставляет место для мозговой активности и времени для чего-то кроме тягания железа. Но он явно занят не только в спортзале. С этой мыслью я делаю шаг вперёд.

Он чуть отстраняется, чтобы пропустить меня. Но совсем немного, потому что он крупный, а коридор узкий, почти такой, каким я его и представляла. Проходя мимо, я чувствую тепло его тела, аромат мужского парфюма и его собственный запах. Всё вместе мне нравится, и моё тело бросает в жар, щёки начинают пылать.

Я прохожу в комнату. Она большая и знакомая, мебель на привычных местах, большая двуспальная кровать. Меня это не пугает и не волнует. Я часто бываю в таких номерах в командировках, поэтому ничего удивительного в моих познаниях нет. Что нам знакомо, то нас не пугает.

Я просто останавливаюсь посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Раздеваться? От этой мысли мне хочется ударить себя по лбу или дать себе смачную пощёчину, но это будет выглядеть странно. Я просто стою на месте. Так безопаснее. Я меньше глупостей наделаю, если просто молча постою. В конце концов, первый шаг я уже сделала, теперь его очередь. Он же профессионал.

Он делает всё остальное, избавляя меня от дальнейших решений. Всё, что ему нужно, я уже сделала: оплатила, зашла в номер, дала молчаливое согласие. А дальше начинается его работа. Так получается, что я – его работа?

Хотя насчёт молчаливого согласия меня тоже терзали сомнения. Американские психологи считают, что женщина может в любой момент отказаться от секса, даже когда уже лежит без белья с раздвинутыми ногами. Но российские специалисты придерживаются иного мнения: после первого глубокого поцелуя уже поздно отказываться. Этот поцелуй вроде бы и есть согласие, и теперь «мне не понравилось» или «я не хочу» – не причина, чтобы давать задний ход. «Мне не понравилось» вообще не аргумент. Хотя сейчас тенденции меняются, и женщина перестаёт быть безмолвным предметом для удовлетворения сексуальных потребностей.

И для себя я решила, что могу сказать «нет» в любой момент, если мне не понравится. Я подумала об этом заранее, поэтому такая сделка с совестью меня вполне устраивает. Он же не будет делать то, что мне не понравится?

Я понятия не имею, что он будет делать. Инициатива полностью в его руках. Он осторожно забирает у меня сумку, которую я всё ещё держу. Я даже забыла, что она со мной, хотя ещё на входе в гостиницу думала, какая она тяжёлая и как мне надоела. Это освобождение от ноши сразу делает момент легче, и я даже выдыхаю. Так просто.

Я не знаю, куда он её поставил, потому что он стоит за моей спиной и не выходит вперёд. Я не оборачиваюсь, даже стараюсь не поворачивать голову, потому что мои щёки пунцовые. Он уже наверняка понял, что я ненормальная психопатка. Но если он работает с женщинами, то должен был привыкнуть к тараканам. Однако мои даже по общепринятым стандартам особенные. Когда я решила прийти сюда, они аплодировали стоя. К сожалению, все билеты на представление распроданы. Я не часто вывожу своих питомцев поразвлечься, но сегодня тот редкий случай. Аншлаг.

Он подходит совсем близко, я чувствую его спиной, и перестаю дышать в предвкушении и ужасе. Он наклоняется к моему плечу и целует в шею, легко касаясь губами кожи. И я выдыхаю, чуть поворачивая голову. Он целует меня в губы, тоже мягко и нежно, лишь пробуя на вкус. Его вкус – ментол и кофе. Приятная прохлада и терпкая ароматная горечь. Почему я так легко поддаюсь?

Я думала, мне будет сложно даже просто подпустить незнакомого мужчину так близко, но он не просто рядом, он уже в моём личном пространстве и будет ещё ближе, глубже. Мне становится жарко от мыслей. Но ведь именно этого я и хотела: не отношений, не ухаживаний, ничего серьёзного, над чем придётся работать. Просто секс. Хороший. Горячий. С удовольствием. Моим. Его тоже приветствуется.

Это меня возбуждает. Никогда раньше не думала, что я ещё и сексуальная маньячка. Но сейчас я чётко осознаю, что интимная близость для меня начинается гораздо раньше самого контакта: с самой мысли о близости, предвкушения, соблазна, запрета.

Я пропускаю тот момент, когда он кладёт руки мне на плечи, пока он не стягивает с меня пиджак и не начинает массировать плечи через тонкую ткань блузки. Он умеет прикасаться к женщинам, но так ведь и должно быть. Он – профессионал, и у него было много женщин, чтобы изучить и научиться. У него горячие руки и чуть шершавые ладони и подушечки пальцев, но я бы и не хотела, чтобы у мужчины были мягкие руки.

Я расслабляюсь в его руках. Это происходит непроизвольно, как будто он пошагово запускает неведомую мне программу реакций на раздражители. Он развязывает бант на блузке, сжимает и чуть приподнимает грудь, тоже очень мягко. И я непроизвольно открываю рот и начинаю дышать глубже, одновременно закрывая глаза и откидывая голову.

– Да. Вот так. Расслабься. Сегодня тебе будет хорошо.

Я резко открываю глаза. Я слышу его голос впервые. С того момента, как он открыл мне дверь, он заговорил. И мне нравится его голос. Это голос из влажных фантазий, эротической дополненной реальности, ласкающий слух, настраивающий тело на нужный лад. И я снова закрываю глаза, осознавая, что он уже научился управлять моим телом лучше меня. И меня это полностью устраивает. Если бы он ещё и мыслями моими мог управлять, я готова нанять его с бессрочным контрактом.

Он расстёгивает пуговицы на блузке, искусно вынимая маленькие горошины из петель. Наверняка, он делал это сотни раз, поэтому у него выходит так легко. Дальше я не успеваю подумать, потому что его руки опять на моей груди, но теперь уже под блузкой. Они сжимают и раскатывают соски́ под кружевной тканью бюстгальтера. Да, я подготовилась: бельё дорогое, красивое и отлично сидит на мне.

Он не спешит снимать бельё, хотя уже наверняка понял, что застёжка впереди. Но теперь я понимаю, почему говорят, что кружевное бельё подходит для особых случаев. Не только потому, что оно не слишком удобное и слишком красивое, но потому что ласки через жёсткую ткань с витиеватым рисунком заставляют чувствовать прикосновения острее. Моё дыхание сбивается, а мысли спотыкаются. Я всё ещё думаю, но уже понимаю, что он задаёт направление. Лучшего собеседования на роль моего медиатора и быть не может.

Он расстёгивает молнию на моих брюках, и они предательски падают. Я ведь сама выбрала свободный фасон. Его рука сразу оказывается у меня между ног и растирает нежные складочки через ткань таких же кружевных трусиков. И я становлюсь влажной от одних только поверхностных прикосновений. Я не думала, что со мной такое бывает: так быстро, так просто, так приятно. В какой-то момент это становится слишком острым, и я поддаюсь назад, совершенно зря, потому что теперь я явно чувствую его твёрдое возбуждение, прижимаясь к нему попкой. Но ненадолго. Другой рукой он крепко перехватывает меня за талию, возвращая в нужное положение. И я уже выдыхаю целый стон.

Я сама поворачиваю голову, и он меня целует. На этот раз глубоко, властно, проталкивая язык. А его рука опускается в трусики, и пальцы оказываются внутри, размазывая влагу. Он окончательно стягивает бельё, а потом чуть передвигает моё тело, чтобы я освободилась от брюк и трусиков, повисших на лодыжках.

И не даёт мне расслабиться. Сначала он касается входа, тут я ещё соображаю, что это вроде бы клитор, и поэтому мне так хорошо. А потом он продвигается глубже, касаясь каких-то других точек, и мне становится ещё лучше. Я постанываю ему в рот, а он отстраняется, убирает руку, и улыбается:

– Вот так, моя девочка.

«Моя девочка»? Я чувствую недоумение в голове и пустоту снизу. И подаюсь вперёд, сама наталкиваясь на его руку.

– Вернись, пожалуйста.

– Да. Так?

Я слышу довольную улыбку в его голосе. Он хотел, чтобы я заговорила и получил целых два слова. Он ещё не знает, как сложно мне даётся произносить слова в нескончаемом потоке сознания. А может быть, уже знает. Мне кажется, что он знает и понимает меня лучше других, вероятно, лучше меня самой. Скорее всего, это тоже иллюзия моего больного воображения, но так мне легче. Мне так хочется.

Его пальцы снова во мне и нажимают на одну точку. Поначалу мне просто хорошо, мышцы тяжелеют, сжимаются, вибрируют. Я с трудом дышу, но ещё могу делать вздохи, короткие и рваные. А потом удовольствие становится острее, и из меня вырываются стоны. Кислорода просто нет, потому что я не могу полноценно вздохнуть, а тело сводит судорогой. Я бы упала, если бы он меня не поддерживал за талию, потому что ноги стали ватными, а коленки предательски дрожат. А потом происходит что-то невероятное. Тело сводит сильная судорога, я срываюсь на крик и бьюсь в неконтролируемом экстазе. По бёдрам течёт жидкость. И я понимаю, что ничего уже не понимаю и даже больше не думаю.

Он подхватывает меня на руки, потому что стоять я уже не могу, да это и не нужно. В нашем распоряжении огромная кровать, на которую он меня опускает. Дальше всё в каком-то тумане. Он одним ловким движением освобождает мою грудь от бюстгальтера, легко справляясь с застёжкой, и раздевается сам, стоя на коленях между моих разведённых ног. Он снимает через голову футболку, оголяя грудь и торс. Он всё-таки накачан, кубики пресса и грудные мышцы выделяются под упругой горячей кожей без грамма жира, но мне это всё ещё нравится.

Потом расстёгивает пряжку ремня, и я заворожённо залипаю, с трудом пытаясь продышаться и сглотнуть. Он не торопится и наблюдает за моей реакцией. Стягивает свободные джинсы, что я заметила только сейчас, открывая чёрные боксеры. Я отчаянно моргаю, пока он снимает и их тоже, открывая своё «достоинство».

Он уже возбуждён и колышется от собственной тяжести, когда освобождён от тесного белья. Значит, его возбудило то, что он со мной делал. Или это действие препаратов для потенции? Мне сейчас это не важно.

В моей голове нецензурная лексика опять вытесняет цензурную, и я даже приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше рассмотреть. Ситуация настолько понятная, очевидная и однозначная, что желание и осознание снова скручивают меня в тугую пружину в предвкушении.

– Хочешь дотронуться?

Он снова улыбается, не насмехается, но я, видимо, всё же его забавляю. Некоторые мои мысли он уже читает. Я как будто попала в музей. Передо мной – статуя Бога, древнего, как сама жизнь, идеального и прекрасного, созданного на заре человечества, когда люди тренировали тело в процессе выживания, умели наслаждаться простыми удовольствиями и не были настолько пресыщенными. И у меня есть возможность дотронуться до него.

Я снова смотрю в его глаза и не вижу, что могло бы меня остановить. Я протягиваю руку, осторожно касаясь бархатистой головки, а потом так же мягко обхватываю член и провожу до самого основания. Его очередь выдыхать. И я проделываю этот фокус ещё несколько раз, пока он не перехватывает мою руку за запястье. Он подносит мою руку к губам и целует ладонь, а я теряюсь и могу лишь широко раскрывать глаза.

– У тебя очень мягкие руки. И так будет слишком быстро.

Другая его рука уже опять у меня между ног, которые я не могу свести, но мне и не хочется, когда он так двигается. Он опускается губами на мою грудь, целуя кожу, захватывая соски́, посасывая их так томно, что я выгибаюсь, одновременно приподнимая бёдра, потому что ласка сразу двух чувствительных мест сводит с ума.

Но главное, он смотрит на меня, прямо в глаза. И никогда раньше я не чувствовала, что мужчина меня настолько хочет. И это не просто пошлая похоть. Нет, меня хотели и раньше, и не раз я ловила на себе самые сальные взгляды. Но этот взгляд другой. Он хотел не просто трахнуть, вставить член поглубже, хотя уже мог бы. Он хотел меня всю. И не потому, что я заказала удовольствие, а потому что он тоже этого хочет, чтобы бы нам было хорошо вместе.

И если это просто профессиональный взгляд, годами отточенный на разных женщинах, то у него лучшая профессия в мире: дарить наслаждение и чувство, что ты – единственная женщина на земле, самая желанная. Сегодня он только мой и его взгляд адресован только мне.

А потом он опускается губами и языком к разбухшим и слишком влажным складочкам, втягивает клитор, лижет чуть внутри и снова вставляет палец. Я протяжно стону, потому что теперь отчётливо понимаю, что одного пальца мне мало, когда я видела и трогала его член. Но он добавляет второй палец и снова растирает заветную точку, на этот раз прижимая вторую руку к моему животу сверху. И я снова взрываюсь, так быстро, как это только возможно. Я срываю голос до хрипа, исторгая влагу и сжимаюсь так, как никогда раньше. И бьюсь в сильнейшем оргазме, который выбивает все дурные мысли из моей головы. А за этим приходит настоящее умиротворение, чего со мной раньше никогда не случалось.

Я снова выпадаю из реальности, но на этот раз не в свои иллюзии и образы, а просто отключаюсь, испытывая самый настоящий кайф, чистое удовольствие. Так и становятся наркоманами. Однажды, получив такую дозу эндорфинов, невозможно не захотеть снова. А я хочу уже прямо сейчас. И он об этом знает. Он даже член ещё не вставил.

Он достаёт из кармана джинсов презерватив и раскатывает его по члену, мучительно долго, но так возбуждающе. И я снова в предвкушении. Похоже, я теперь в рядах сексоголиков и нимфоманок в довесок к прочим моим маниям.

Он опускается на меня, целует губы, лицо и медленно входит. Если бы я не была такой влажной, не просто возбуждённой, а дважды кончившей со сквиртом, то не знаю, как осилила бы его размер, потому что он, без преувеличения, большой для меня. Но сейчас это именно то, что нужно. Он скользит плавно, безумно медленно, с оттяжкой входит до самого конца, задевая каждый нерв. И я понимаю, что в моей голове прямо сейчас нет фантазий. Мне не нужно представлять кого-то другого на его месте, чтобы кончить. Мне не нужно самой себе помогать, потому что мне достаточно его члена, его движений, его взгляда глаза в глаза. Мне не нужно думать, я просто плавно подхожу к логичному концу вместе с ним. Именно так и должно быть. Это настолько правильно и совершенно, что должно длиться вечно.

А потом он меня долго обнимает и прижимает к себе. Я даже перестаю думать и засыпаю.

Глава 3. Непристойное утро

Моя вторая личность просыпается раньше меня. Или, может, она никогда и не дремлет, не спит, не отдыхает, позволяя мне расслабиться лишь на краткие мгновения. Но не сегодня. Сегодня я сначала открываю глаза и только потом начинаю соображать. В голове пусто, но она не болит. Значит, я вчера не пила. А что я тогда делала? И тут мысли снова понеслись вскачь.

Флешбэки моей неудавшейся жизни один за другим всплывают в сознании. В моей личной жизни всё настолько плохо, что хуже просто не бывает. Я уже три года одна, совершенно одна. Я не просто одинока, я сознательно избегаю отношений, боюсь их как огня. Я не хочу больше испытывать боль, не хочу, чтобы кто-то опять был близок к моим странностям, не одобрял их, пытался исправить или со временем становился безразличным. Где мне найти человека, который примет меня со всеми моими тараканами, или которого они хотя бы не будут раздражать? Это насущный вопрос на миллион долларов. Денег таких у меня, конечно, нет, поэтому я старательно избегаю мужчин.

У меня есть подруга Ира. Мы дружим с самой начальной школы и очень разные. Я всегда была невзрачной заучкой, а она – яркой неформалкой. Она научила меня использовать мои недостатки на благо, а я помогала ей открывать её способности. В подростковом возрасте мы стали почти сёстрами-близнецами. Подростковый возраст вообще сглаживает различия. Тогда нам казалось, что розовые волосы и одежда в стиле «я сегодня попугай» – это и есть то, что отличает нас от остальных. Но, как оказалось, таких, как мы, были миллионы.

Ира не раз вытаскивала меня из депрессии. Последний раз был особенно сложным, но благодаря ей я всё ещё живу. Это она, видя мои неудачные попытки создать отношения, сказала, что мне они не нужны, и я должна остановиться и переосмыслить себя. Ира гораздо умнее, чем кажется.

Я снова хочу выйти замуж, стать примерной женой и родить ребёнка. И поверьте, я могу это сделать. Но я боюсь снова облажаться. Я хочу сказку: «и жили они долго и счастливо и умерли в один день», но я до ужаса боюсь несчастливого конца. Реальная жизнь не предполагает хэппи-энда. Сейчас каждый знает, что брак не на всю жизнь, и готовится к тому, что когда-то близкий человек перестанет быть любимым и удобным, и тогда придётся оставить его и идти дальше. Но я так не хочу. Да и семья – это не совсем то, что мне нужно. Это попытка доказать, что я всё-таки обычная, нормальная, полноценная женщина. А это совсем не так. Я высокоинтеллектуальная психопатка, хотя в моей медицинской карте и нет такой записи.

Я не могу принять себя, поэтому никогда и не найдётся человек, который поймёт и примет меня такой, какая я есть. Поэтому любая моя семья закончится так же, как и первая. Мы с Ирой решили, что мне не нужны отношения – ни сейчас, ни традиционные, – а вот секс нужен. Благо, для этого есть варианты. Не очень правильные, законные и благопристойные.

Ира работает менеджером в клубе. Она знает, где достать и кому позвонить, чтобы организовать мне удовольствие. Подцепить мужчину не проблема, на одну ночь ещё проще, но я так не хочу. Не хочу связываться с человеком, который может хотеть продолжения или, наоборот, забудет меня через час. Да и редкий мужчина с первого раза может быть хорошим любовником. Он-то своё удовольствие получит, я постараюсь, а я останусь с пожеланием: «Ну теперь давай как-нибудь сама». Для этого мне мужчина вообще не нужен. Или: «Мои женщины кончают за семь минут». И тогда мне хочется постучать ему по голове и просветить, что его женщины просто не хотят, чтобы он бездарно елозил и дальше. «Кончил и молодец, слезь наконец с меня», – семи минут достаточно. Но я слишком хорошо воспитана и никогда так не сделаю. И его предыдущие женщины тоже так не делают, поэтому он пребывает в святом неведении и считает себя богом «секса за семь минут».

Поэтому вариант с профессиональным сексом мне подходит больше, хотя это мой первый и, наверное, единственный раз. Мне, конечно, понравилось, но я не хочу продолжать, потому что это слишком интимно. Слишком сложно подпустить мужчину так близко, особенно зная, что через несколько часов его уже не будет рядом. Никогда не будет рядом.

Так вот, мне не нужны отношения. Я их не ищу. Я их не начинаю. Я их боюсь, как огня.

И поэтому я здесь. В номере дорогой гостиницы на двуспальной кровати. И я всё ещё не одна. Не одна? Почему? Сколько времени оплачено? Сколько я ему ещё должна?

Хорошо, что я говорю гораздо меньше, чем думаю. Но мой взгляд с выпученными глазами, должно быть, выдаёт меня с потрохами, с самыми потаёнными мыслями. Он говорит сам за себя.

– Доброе утро.

Я с трудом сглатываю, потом несколько раз открываю рот и только потом хрипло отвечаю:

– Доброе утро.

Голос я, похоже, вчера сорвала.

– Ты хорошо спала?

Я ничего не помню, ни единого сна, никаких образов, но чувствую в его вопросе подвох. И он лишь подогревает мои сомнения:

– Ты разговаривала во сне.

Тут нецензурная лексика опять спорит с цензурной, пока я смогу пискляво произнести хоть что-то приличное:

– И что же я говорила? Надеюсь, ничего непристойного?

Он смеётся:

– Нет, всё непристойное было вчера. Ты беспокоилась, что оставила дома ключи, а дверь захлопнулась.

– О, вот как! Эта фраза помогает выдохнуть, и после неё становится легче.

– Ключи от дома у тебя с собой или это был вещий сон?

Он что, беспокоится, смогу ли я попасть домой? Или боится, что связался с бездомной психопаткой, которая продала квартиру и потратила последние деньги на ночь с ним? Я пытаюсь вспомнить, запирала ли дверь вчера утром, уходя на работу, и понимаю, что моя дверь не захлопывается сама. Бывает, я забываю её запереть, но тогда она всё равно останется открытой лишь на язычок. Заходи, кто хочет, бери, что хочет. Бывает, я пару раз утром возвращаюсь, чтобы проверить – иногда не зря. Но это уже другая проблема.

– Ты улыбаешься.

Да, я начинаю улыбаться, как придурочная.

– Моя дверь автоматически не захлопывается.

– Это хорошо?

– И да, и нет.

Да уж, одной проблемой меньше для него и для меня. Не нужно ему изображать слесаря. Интересно, он умеет что-то делать руками, кроме того, что показывал вчера? Он придвигается ближе:

– Мне нравится, как ты пахнешь с утра.

Это очень странно, но помогает мне подпустить его ещё ближе, когда он меня обнимает и мягко прижимает к себе. И я чувствую его эрекцию. Разве такое возможно? Это уже не действие препаратов для потенции, если, конечно, он их вчера принимал. А может, это утренний стояк? В принципе, он же молодой мужчина, почему бы и нет. Нет! Потому что для него это работа. Я бы не стала с энтузиазмом в субботу утром писать аналитические отчёты. Хотя кого я обманываю, стала бы и делала. И не мне его осуждать. Особенно, когда он так нежно меня целует.

Мне почему-то очень стыдно. Может быть, потому что я настроилась только на вечер, а сейчас уже утро, и он не обязан всё это делать. Может быть, потому что он всё-таки совсем незнакомый мне человек, и я, конечно, хочу секса, но без эмоциональной близости сложно его допускать в своё интимное пространство раз за разом. Вчера я пошла на сделку с совестью, но сегодня у моего договора закончился срок действия. Говорят, у проституток ПТСР хуже, чем у военных, но я же с другой стороны баррикады. Или нет?

Эти мысли окончательно сбивают настрой. Я упираюсь руками ему в грудь:

– Нет, подожди. Я не могу, больше не должна…

Он сразу же выпускает меня из объятий. Я, путаясь в одеяле, пытаюсь встать. Это удаётся мне не сразу. Я бы чем-нибудь прикрылась, но одеяло всего одно, и я не готова у него его отбирать, потому что тогда он будет совсем обнажённым. А это даже хуже. Лучше уж я, чего он там не видел. В итоге борьба с одеялом и самой собой окончательно лишает меня сил. Я просто сажусь на край кровати к нему спиной, опуская дурную голову на руки.

Причёска распалась, и длинные волосы падают на лицо. Я пытаюсь их убрать, но получается плохо.

– Извини, я не хотел тебя напугать.

Я качаю головой:

– Нет, это ты меня прости.

Я встаю и иду в ванную комнату. Запираю дверь и сразу включаю воду. Не хочу слышать, как он будет собираться. Он бы не сделал мне ничего плохого. Я сама не знаю, чего испугалась и почему оттолкнула, ведь мне было приятно. Точнее, тело реагировало правильно, а голова – нет. В этом и проблема.

Я смываю всю вчерашнюю страсть, стараясь не замочить волосы. Когда я выйду, его уже не будет в комнате, и, наверное, это хорошо. Неприятно, что так всё закончилось, но со мной не может быть по-другому. Я всё умею портить. Мне можно вести мастер-классы «Как уничтожить свою жизнь: Практические советы бывалой» или «Как отделаться от парня за одно утро: Смотри и учись».

Я заворачиваюсь в банный халат и выхожу. И вижу, как он всё ещё сидит на кровати с телефоном в руках. На нём даже боксеры. Он как ни в чём не бывало спрашивает:

– Ты не хочешь позавтракать?

Спрашивает так, как будто мы с ним давно знакомы. И я вместо ответа смотрю на наручные часы и со знанием дела произношу:

– Сейчас почти одиннадцать. Завтрак уже закончился.

– Но ресторан-то открыт.

– Да.

– Тогда собирайся, а я пока схожу в душ, – и уже в дверях добавляет: – Только не убегай, я быстро.

Он наверняка спросил из вежливости, и я должна была отказаться. Но нагло согласилась, даже не заметила, как. Хотя согласилась я не на завтрак, а с тем, что ресторан открыт. Но ведь ресторан в гостинице открыт круглые сутки, на крайний случай всегда можно поесть и выпить в баре. Он подвёл меня к ответу, спровоцировал. Но я ещё вчера заметила, что он может мной управлять. Читает мои реакции и направляет, задаёт наводящие вопросы, даже нужные слова заставляет произносить. И то, что мне вчера в нём казалось положительным, сегодня вызывает сомнения.

Я чую манипуляции за версту, потому что сама это умею. Но только в профессиональных масштабах, в личных целях у меня ничего не выходит. Теперь уже поздно сожалеть. И бежать тоже, тем более что он попросил этого не делать. Я всё-таки воспитанная женщина и не хочу обманывать без причины.

Я собираю одежду с пола и одеваюсь, пока он не смотрит, а то я бы опять смущалась. А когда он выйдет, я буду уже полностью одета. Вот только что делать с причёской? Волосы вьются и падают на лицо, а у меня даже резинки с собой нет. Хорошо хоть расчёска в сумке завалялась.

Глава 4. Поцелуй на прощание

Он не такой стеснительный, как я, и выходит из душа лишь с полотенцем на бёдрах, которое того и гляди упадёт к его ногам. Я не могу смотреть на его атлетически сложенное тело, отточенное в спортзале и совершенно прекрасное, особенно при свете дня. Я резко отворачиваюсь, зажмуриваюсь, чтобы точно ничего не видеть, а потом падаю на кресло и начинаю изучать содержимое своей сумки, хотя ничего интересного там, конечно, нет.

Он хорош, даже слишком. Вне этой комнаты мы бы с ним никогда не встретились, потому что красивых и популярных мужчин я обхожу по ещё большему радиусу. Он, кажется, усмехается, глядя на мою неловкость, но я ничего не могу с собой поделать. Надеюсь, что я его только забавляю, и он не испытывает никаких неприятных эмоций. Мне не хочется его раздражать, хотя, какая разница, если мы с ним сегодня разойдёмся навсегда и больше никогда не встретимся.

Я стараюсь не поднимать глаз всё время, пока он одевается. Но потом тень от него падает на меня, когда он стоит рядом, прямо передо мной.

– Ты готова? Можем идти?

Я смотрю на его ботинки, потом осторожно поднимаю глаза по джинсам, нервно сглатываю, доходя до ширинки, и опять опускаю взгляд, любуясь его красивой обувью. Он протягивает мне руку, но я вскакиваю сама. Конечно, он терпеливо ждёт, пока я соберусь с мыслями. Он даже готов мне помочь, но в моём случае это нерешаемая задача, и мне поможет только топор от головы.

Мои мысли постоянно разбегаются, сталкиваются, падают, смешиваются и проделывают много странных акробатических номеров, ограниченные черепной коробкой. Пока я принимаю решение и начинаю действовать, мне нужно время, чтобы осмыслить. Поэтому я не отвечаю сразу, что приходит в голову. Поэтому люди считают меня излишне рассудительной и очень задумчивой. Зато это помогает мне в работе, а мои тесты на профпригодность бьют рекорды.

Когда я резко вставала, не подумала, что он стоит близко – практически в двадцати сантиметрах от меня. И я резко отступаю назад, натыкаюсь на кресло, колени подкашиваются, и я снова падаю в него. Он уже открыто надо мной смеётся и всё-таки помогает мне встать, аккуратно подтягивая за локти, и сразу отступает, чтобы у меня было больше пространства для манёвра.

– Не ушиблась? Всё нормально?

Хотя он знает ответы на свои вопросы. Они риторические, и он всё это сделал специально. И я повела себя именно так, как он хотел. И всё же я отвечаю:

– Нет… Да.

Мы наконец выходим из номера. В лифте я забиваюсь в дальний угол. Он встаёт у задней стенки. Он гораздо более уверенный и расслабленный, чем я. Я сейчас похожа на невротичную девицу, близкую к обмороку от того, что нахожусь в лифте с красивым мужчиной, который меня вчера отменно трахнул.

Именно так и должны подумать люди, которые входят в лифт этажом ниже. Пара средних лет окидывает нас взглядом. Мужчина слегка кивает мне в знак приветствия, женщина безразлично отводит взгляд.

Когда я соглашалась на эту встречу, то не думала, что будет именно так. В моей картине мира всё должно было закончиться вчера ночью, через пару часов. Он должен был собраться и уйти. Благо, сейчас даже про деньги на тумбочке не нужно напоминать – сумма заранее переведена на банковскую карту. Ира сказала не обсуждать с ним этот вопрос, мол, это не принято, и, в общем, неприлично. Прилично или нет, ей виднее. Как он объясняет это налоговой – не мои проблемы. Но стоит он немало, поэтому, если бы пришлось нести столько наличных денег, я бы, наверное, отказалась. И на тумбочке они бы не поместились. Меня вполне устраивает, что мы с ним не обсуждаем материальную сторону сделки.

Лифт наконец приезжает на нужный нам этаж, оставив пожилую пару ехать дальше, и мы выходим вдвоём.

– У тебя тяжёлая сумка. Я могу понести.

– Нет, спасибо, я справлюсь.

– Всегда справляешься сама.

Это не вопрос, он утверждает. Да, а как же иначе, учитывая, что я одна? Конечно, это мой выбор, и все дела, но иногда и правда хочется живого человека рядом, и не только поговорить или поплакать – для этого у меня есть подруга. Но хочется и чтобы поделиться радостью, да и всякими мелочами. Иногда хочется, чтобы кто-то был рядом, ничего больше. Но это лишь фантазии. У меня уже был муж, но близким человеком он не стал. Я раньше не чувствовала такой отчуждённости, даже от посторонних людей, хотя поняла это только много позже. Конечно, дело было не только в нём, сколько во мне, но легче от этого не становилось. Я бы хотела сказки, но я знаю, что реальная жизнь иная, и поэтому я сама несу свою сумку. Если женщина стала слишком самостоятельной, то мужчина ей нужен, только если она его полюбит, во всех остальных случаях он лишь мешает и раздражает.

Я знаю, где здесь ресторан, поэтому иду первой, или он позволяет мне быть впереди. Но он всё равно рядом.

Девушка на входе с улыбкой интересуется:

– Вы вместе? Столик на двоих?

Он отвечает быстрее, пока я думаю, как странно, что мы всё ещё вместе. Нонсенс. Меня с головой накрывает когнитивный диссонанс.

– Да.

– Пойдёмте.

Она усаживает нас за столик у окна. Я осторожно озираюсь по сторонам. Маловероятно, что здесь сегодня в субботу утром могут быть мои знакомые, но чем чёрт не шутит. Я не нахожу никого знакомого и наконец смотрю на него. А он всё это время смотрит на меня. Его взгляд открытый и дружелюбный. Сейчас он не пытается меня очаровать или склеить, ему это попросту не нужно. Я и так с ним, а причины, которые бросили меня к нему в объятия, уже не имеют значения.

У меня к нему столько вопросов, которые я не стану задавать, но какая разница? Могу ведь я поинтересоваться хоть чем-то. Я никогда бы не подумала, что первой начну разговор, но язык у меня сейчас так и чешется. Пожалуй, сейчас я боялась неловкого молчания даже больше, чем сказать глупость. Я знаю миллион способов начать ничего не значащую беседу. Можно поговорить о природе или о погоде. Это самое простое. Но о чём говорить с мужчиной, который вместо слов приветствия меня трахнул?

– Алекс – это производное от Алексея или Александра?

– Ни то, ни другое.

– Творческий псевдоним?

– Можно и так сказать. Почему Аврора?

Люди не верят, что живого реального человека в двадцать первом веке могут звать Авророй. Но это как раз мой случай. Мой папа, Герман, решил, что имя Аврора как раз подходит к его отчеству, особенно в сочетании с фамилией Виннер. А мама не возражала. Да-да, чуете, в чём подвох? Я – Заря-Победительница. Зато я могу называть своё имя незнакомым людям, и они никогда не подумают, что оно настоящее. Они подумают, что я странная. Опять же, в век параллельной цифровой реальности мне не нужно придумывать ник в социальных сетях или адрес электронной почты, у меня есть настоящее имя. Люди из кожи вон лезут, чтобы придумать что-то оригинальное, а я хотела бы попроще, но не получается.

– Папа так меня назвал.

– Ты и правда похожа на утреннюю зарю.

– Чем же?

– Ты как богиня утренней зари, приносишь дневной свет людям. От Авроры произошли все звёзды, горящие на тёмном ночном небосводе, в том числе Люцифер. Ты именно такая – светлая и чистая, а в душе у тебя самые тёмные демоны. Но именно в этом контрасте и вся прелесть.

– А ты поэт.

– Иногда, но спасибо.

– И тебе – спасибо.

Я не ожидала, что он может говорить нечто подобное. Это не вяжется с его идеальным телом. Нет, не подумайте, что я подвержена самым банальным стереотипам о качках. Я лишь думаю, что мужчины, как с обложки журнала, из другого общества, не моего. И это абсолютно верно, потому что если я услышу имя римского бога, то вряд ли смогу навскидку рассказать о нём, даже несмотря на моё высшее образование. Но он просто достал из своей памяти нужную информацию и очень красиво её изложил, в лучших традициях ухаживаний за женщиной. Возможно, это тоже профессиональный навык. А возможно, он образован даже лучше меня. Но он сделал мне приятно. Опять. И я снова улыбаюсь.

– Можно я задам тебе неприличный вопрос?

Я почему-то краснею. Какой неприличный вопрос он может сейчас задать?

– Да, но я оставлю за собой право на него не отвечать.

– Ладно, – он усмехается, – сколько тебе лет? Не пойми меня неправильно, но вчера, когда ты пришла, я немного испугался, что нарушаю закон, – он заговорщически улыбается.

– Тебя только это во мне напугало?

Он вопросительно поднимает бровь. Я, конечно, молодо выгляжу, но не настолько. И он сейчас ведёт какую-то хитрую игру, подводит меня к каким-то выводам или заставляет испытывать определённые эмоции. Я пока не могу разгадать его двойную игру. Хочет, чтобы я показала ему паспорт?

– Возраст согласия я уже перешагнула.

– Это хорошо, тебе больше шестнадцати, но мне этого недостаточно.

– Двадцать семь, мне двадцать семь.

Это всего лишь цифра, и я её не стесняюсь. Если он хочет знать, сколько мне лет, то это не та информация, которую я буду скрывать. Он картинно выдыхает.

– Это хорошо, гораздо лучше шестнадцати или восемнадцати.

Я не знаю, что на это ответить. «Спасибо»? Люди думают, что главное во флирте – сексуальность, но на самом деле главное – умение удивлять. И нет ничего сексуальнее этого. Я очень сомневаюсь, что кто-то предпочтёт молоденькую, свободную от проблем девушку зрелой женщине с колонией тараканов в голове, которые трещат наперебой. Но то, что он говорит и как, заставляет думать, что всё не так уж плохо, даже хорошо прямо сейчас. К нам наконец подходит официант, и он избавляет меня от необходимости хоть что-то сейчас отвечать.

Но когда заказ принят, меня опять кто-то тянет за язык:

– К тебе, наверное, не приходят молоденькие девушки?

Это звучит обидно, но он и бровью не ведёт.

– Почему? Разные приходят.

Я чуть не ударила себя по лицу. В моей стереотипной картине мира за его услугами должны обращаться или женщины в возрасте, которые вышли в тираж, а молодого мужчину всё равно хочется, или зрелые женщины, которые хотели бы узнать, что такое хороший секс, хотя бы и с профессионалом, или карьеристки, у которых нет времени на поиски подходящего человека и отношения. Но среди них мало молодых. Или я, больная на всю голову.

– Прости, я не хотела тебя обидеть.

– Ты и не обидела. Я могу тебя кое о чём попросить?

– Да.

– Запиши мой номер телефона, если захочешь поговорить.

«Поговорить» в его устах звучит не просто двусмысленно, но даже вполне однозначно и не в прямом смысле. Я разве тяну на постоянную клиентку, которая придёт без посредника? Почему бы и нет. Я явно одинокая, травмированная и платёжеспособная. И не очень взрослая, если ему это важно.

– Хорошо.

Я достаю телефон, и он диктует номер. А потом я делаю ещё одну эпическую глупость и нажимаю на кнопку вызова, сама не знаю, зачем. И тут же даю отбой, запоздало понимая, что теперь у него есть мой номер. Я чётко слышала, как завибрировал в его джинсах телефон. Он улыбается ещё шире то ли моей глупости, то ли моей непосредственности. Но в любом случае, он получил всё, чего хотел, и даже больше. Я и правда не тяну на двадцать семь лет, максимум лет на шесть с половиной – уже не детский сад, но ещё и не школа.

Я не успела довести рефлексию до критического уровня, потому что нам принесли завтрак, а я, оказывается, была голодная как волк. Он чувствует себя уверенно, его движения размеренные и простые. И я тоже немного расслабляюсь. В конце концов, если он здесь со мной, то это его выбор, его желание. Он сам предложил позавтракать, мог уйти и раньше – например, вчера вечером или ночью, даже утром, а теперь уже поздно.

Я часто притворяюсь, скрываю свои мысли, говорю то, что нужно, а не то, что хочется. Я умею производить хорошее впечатление, но не с ним. Со вчерашнего вечера я показывала себя настоящую в разных ситуациях и позах. А теперь мы просто завтракаем – это безопасная территория, где я могу себя контролировать. Честно говоря, это самообман. Я уже и так слишком много лишнего сказала. Сказала то, чего не стану больше никому говорить, задавала неудобные вопросы.

Но тарелки почти пустые, кофе выпит, и у нас уже нет никаких причин оставаться вместе, быть рядом. Нужно что-то сказать на прощание, но у меня язык отчаянно прилип к нёбу. Я забыла все стандартные слова, которые говорят на прощание. И вдруг он говорит:

– Ты красивая. Иногда даже слишком.

Что? Это запрещённый приём, он бьёт ниже пояса, точнее, выше – в самое сердце. Я вскакиваю, хватаю сумку, сбивчиво произношу:

– Спасибо, но мне уже пора. Я должна идти. Надеюсь…

Последние слова я уже не успела произнести. Они потонули, когда он встал. Одну руку положил мне на талию, а другой зафиксировал мою дурную голову за затылок и поцеловал. Сначала влажно захватил мои губы, а потом протолкнул язык поглубже, не оставляя места для манёвра. И я забыла, как дышать, а мысли разом выветрились. Остался только вкус кофе, сейчас снова с мятой. Но и его было достаточно. Рефлексы сработали как надо, я потеряла голову, сердце затрепетало, дыхания не было, а трусики опять намокли.

Остальной мир померк, как в кино при затемнении заднего фона, чтобы сделать акцент на главном. Это и было главное, то, чего я не понимала до сих пор, то, с чего всё началось, и то, чем всё закончится.

И он ушёл первым, а я ещё какое-то время стояла, в ушах звенело, а перед глазами плясали яркие мушки. Я очнулась, потому что всё же нахожусь в общественном месте. Посетителей в ресторане было человек пять, не считая персонала, и все они сейчас беззастенчиво пялились на меня. Ну и ладно. Вероятность, что я их встречу в других обстоятельствах и мы друг друга узнаем, стремилась к нулю.

Глава 5. Два непрочитанных сообщения

Я не помню, как добралась домой, как вышла из гостиницы, вызвала такси и доехала до квартиры. Выходные я тоже почти не помню. Очнулась только, когда будильник зазвонил в понедельник утром. И у меня включился автопилот: принять душ, собрать волосы, съесть быстрый завтрак и выпить кофе, надеть костюм, взять сумку и пойти в офис. Правда, зубы я чистила, наверное, раза три, потому что не помнила, делала ли это раньше, а с нечищеными идти боялась. А в кофе положила немереное количество сахара, потому что не помнила, насыпала ли его раньше. С одеждой оказалось проще, потому что два пиджака не наденешь даже с моей больной головой. А вот дверь я, похоже, не заперла и не проверила, но подумала об этом уже в метро. Поздно. Слишком поздно.

Я совершила ошибку, которую невозможно исправить. Я ввязалась в авантюру. Пойти на встречу к мужчине по вызову. Это, пожалуй, даже хуже, чем сходить на стриптиз. Мне ужасно стыдно за себя. Но ещё хуже то, что он остался на ночь, а потом пригласил на завтрак. Завтрак! Я перешла в категорию легкодоступных женщин, которых без единого свидания можно сразу пригласить на завтрак. Как низко я пала.

Я не помню, как оказалась на рабочем месте. Но работа никак не шла. Я открыла почту, но не прочитала ни одного письма. Смотрела на задачи, но ничего не сделала. Даже утреннюю планёрку чуть не пропустила, пока Аня не пришла за мной:

– Аврора, ты совсем заработалась?

Я непонимающе на неё посмотрела, а она лишь развела руками.

– Мы уже опаздываем на планёрку.

Конечно, уже одиннадцать! Я схватила телефон, и мы шустро пошли в переговорку. Но и планёрка как-то не задалась.

– Аврора, ты с нами?

Этот вопрос, видимо, повторяли не один раз, пока я услышала.

– Да.

– Когда ждать отчёта?

«Какого?» – я почти это спросила, потому что не слышала, о чём шла речь.

– Сегодня до конца дня.

Это безопасная фраза.

– Будем надеяться.

Сегодня я никому не внушала доверия, даже самой себе. Вот так бывает, годами зарабатываешь кредит доверия, который тает на глазах, стоит только побыть один день не в форме. Иногда я думаю, что рассказы про кредит доверия – сказки для начинающих сотрудников, мол, работай хорошо, и когда ошибёшься, зачётка сработает на тебя. А на самом деле, любой кредит обнуляется в тот же день, когда человек перестаёт быть платёжеспособным или работоспособным, и резко начинает капать просрочка.

Одна встреча стоит мне слишком дорого. И не только денег, но и моральных сил, и сомнений в моей адекватности. Но как забыть его глаза, сильные и нежные руки, мягкие губы? Я до сих пор чувствую его прикосновения, его вкус, и мурашки разбегаются по телу.

У него нет татуировок. Я думала, что такие парни все забиты, но не он. И если бы я не знала, кто он, то, наверное, никогда бы и не подумала. Он выглядит как обычный парень, очень красивый, но совершенно нормальный. Хотя откуда мне знать, как должны выглядеть парни, занимающиеся проституцией? Это мои больные фантазии.

Мне было хорошо с ним. Я не знаю, почему и как это произошло. Скорее всего, потому что у меня очень давно, уже два года, никого не было. Но я не бросаюсь на живых мужчин, которые меня окружают. Более того, я их опасаюсь, а уж думать о них как о сексуальных объектах и вовсе не могу. Но с ним всё было просто и по-другому. Он изменил правила игры. Мои правила.

Просто Алекс. Я не называю его по имени, потому что оно не настоящее. Я бы хотела называть его по-другому, так, как его называют друзья, родные или близкие. Я, конечно, могу придумать ему подходящее имя, которое нравится мне, но не буду этого делать. С этими воспоминаниями нужно завязывать. Если у него будет имя, то я никогда его не забуду, потому что я не забываю имён. Он перестанет быть случайным безымянным парнем с творческим псевдонимом, а перекочует в категорию знакомых парней.

Мысли мешали работать. За час до конца рабочего дня я уже понимала, что не успеваю закончить отчёт. Но сделать с этим уже ничего нельзя. Даже если я сегодня задержусь, всё равно не успею к назначенному сроку, и уже не так важно, сделаю это сегодня или завтра. Запас времени у меня ещё есть.

Мне нужно поговорить с Ирой. В конце концов, именно она меня подбила на эту авантюрную встречу. И она умеет изгонять из моей дурной головы ненужные мысли. Она лучше любого психотерапевта. Желательно поговорить сегодня, прямо сейчас. Чем быстрее она вправит мне мозги, тем скорее я начну жить дальше – не будущим, конечно, но и не прошлым. Я живу одним днём, и только так я могу существовать дальше.

Телефон зазвонил. Обычно знакомые мне не звонят в рабочее время. Номер незнакомый. Может, спам? Но что-то меня всё равно тянет ответить:

– Да?

– Аврора Виннер?

– Кто спрашивает?

– Старший следователь прокуратуры Пушкинского района, Степанов Вадим Игоревич. Вы – Аврора Виннер?

Это очень похоже на мошенников, которые начинают рассказывать занимательную историю о том, как ваш счёт грабят прямо сейчас и на какой «безопасный» счёт нужно перевести деньги. Но у меня есть причина, чтобы верить, что это и в правду следователь, и говорить с ним дальше.

– Да, – я протянула совсем неуверенно, как будто забыла собственное имя, но вовремя спохватилась. – Чем могу помочь?

– Вы знаете, что ваш бывший муж пропал три месяца назад?

Да уж, к сожалению, это не телефонный мошенник, а настоящий следователь.

– Да, – я об этом знала.

Его нынешняя пассия сообщила, но без неё я бы всё равно знала.

– Мне нужно вас опросить по этому делу.

– А есть дело?

– Да. Уголовное.

Следователь не будет запугивать, если только у него на ваш счёт нет подозрений. А у него они, очевидно, есть.

– Можете завтра подъехать в тридцать четвёртое отделение на Пушкинской?

Я смотрю в календарь, но ничего не вижу и просто отвечаю:

– Могу, но вечером, после семи.

– Хорошо, я пришлю вам сообщение с адресом и кого спросить на пропускном пункте. Я буду вас ждать. До свидания.

– До свидания.

Я не успела об этом подумать, как телефон завибрировал, показывая, что у меня есть одно непрочитанное сообщение в Instagram. До чего дошёл прогресс: следователи уголовного розыска уже и сообщения подозреваемым рассылают. Я не блогер, в социальных сетях я лишь просматриваю ленту новостей и ищу информацию. Некому писать.

Спам? Но тем не менее, какая-то неведомая сила снова заставляет меня открыть приложение и посмотреть на уведомления. «Алекс подписался на ваши новости». «У вас 1 непрочитанное сообщение». Если это шутка, то очень неудачная.

Глава 6. Бог на прогоне

Ира работает в клубе. Когда все учились на экономистов, юристов и переводчиков, она пошла изучать гостиничный бизнес и туризм. И не прогадала. Теперь она – директор по маркетингу в ночном клубе.

Даже в пандемию Ира смогла остаться в плюсе. Клубы пострадали меньше, чем туристические компании. В самые тяжёлые времена люди не отказываются от ночных развлечений. Даже наоборот, они стали единственной отдушиной. Во время сухого закона и великой депрессии в США люди тоже ходили на нелегальные вечеринки с алкоголем, а киноиндустрия выросла почти в четыре раза. Чем хуже ситуация, тем больше людям требуется хлеба и зрелищ. Так что рост на развлечения ещё только начинается.

Клуб – это почти гостиница, только без проверки паспорта на входе. Конечно, здесь тоже ведут картотеку, а высокоточные камеры с искусственным интеллектом распознают лица даже лучше, чем системы ФСБ.

Я не люблю клубы. Днём здесь слишком мрачно, а ночью слишком шумно и ярко. Несмотря на приглушённый свет, неон бьёт по глазам и каждому нерву гораздо хуже, чем фонарь, который светит прямо в лицо. Я не могу находиться здесь на трезвую голову, я ведь тот ещё невротик.

Но у Иры в кабинете всё сдержанно и аккуратно. У неё мне нравится. Однотонные серые стены, правда, без окон. На столе только монитор и клавиатура, ни бумаг, ни чашек с кофе. Она очень аккуратный человек. Это тоже ненормально, но ведь у каждого есть странности.

– Не буду тебя спрашивать, как прошло, и так вижу: ты вся светишься. Под хорошим мужиком и бревно зашевелится.

– Вот спасибо, подруга.

– Это шутка, не бери в голову. Никакое ты не бревно, но он хороший мужик, потому тебе с ним было хорошо.

– Что ты о нём знаешь?

– В смысле? Справку его не спрашивала. Надеюсь, у тебя хватило ума пользоваться презервативом?

– Презервативом?

Я только сейчас судорожно стала вспоминать, чем мы предохранялись, и покраснела, когда сознание подкинуло яркий образ, как Алекс невероятно сексуально раскатывает презерватив по мощному стволу. Об инфекциях я не подумала, а зря. Но я вовремя спохватилась и не дала Ире развить эту тему.

– В смысле, что он за человек? Много у него клиенток? Постоянных? Как он цепляет?

– Что за вопросы, Аврора? Вот так, один раз поможешь подруге, и я уже сутенёр со стажем, – она закатила глаза с идеально нарисованными стрелками.

– Он написал мне в Instagram.

– Как он тебя там нашёл?

– По номеру телефона и по имени, наверное.

– Ты дала ему свой номер? – теперь она была действительно удивлена.

– Нет, но он попросил меня записать его номер, а я зачем-то… Не спрашивай зачем, я не знаю… набрала его. И теперь у него есть мой номер. А по номеру можно кого угодно и где угодно найти.

– А вот теперь я хочу знать подробности. Что ты с ним такого делала, что он аж дал тебе свой номер?

– Да я вообще ничего не делала, – я развела руками, потому что это была истинная правда.

– Да ладно, – Ира даже откинулась в кожаном кресле, усаживаясь поудобнее, – давай рассказывай, а я уже решу, что ты такого не делала.

– Ну, я пришла в гостиницу, поднялась в номер. Он был уже там. А потом было… кхм…

– Ладно, это можешь опустить, – Ира опять закатила глаза, поражаясь моей стеснительности.

– Потом мы уснули, а утром…

– Так, стоп. Вы вместе провели целую ночь?

– Да, я тоже в шоке.

Она лишь открыла рот и развела руками в немом вопросе.

– Я не знаю, как так вышло. Правда.

– Самые лучшие истории – это те, которые не идут по плану.

– У меня вся жизнь такая, и я не могу сказать, что она лучшая.

– Твоя жизнь такая, какой ты её делаешь, не считая твоего бывшего, конечно. И у тебя не самый плохой расклад, миллионы людей мечтают жить, как ты. Ладно, отставим лирику. Рассказывай дальше.

– Мы спустились в ресторан и позавтракали. Разговор был ни о чём, а потом он попросил записать его номер. Я согласилась. Я не собиралась ему звонить, мамой клянусь. А потом чёрт меня дёрнул набрать его номер. Не знаю, зачем. Привычка, может, но я это сделала. И вот сегодня вечером он подписался на меня в Instagram и что-то даже написал в сообщении. Но я не читала.

– Привычка? Нет у тебя таких привычек.

Это звучало настолько бредово и непохоже на правду, что я сама начала сомневаться, что это происходило со мной на самом деле. Я даже достала телефон, который радостно разблокировался от вида моего бестолкового лица.

– Дай сюда,

– Ира ловко перегнулась через стол и выхватила телефон из моих слабых рук, а потом нашла нужное приложение тонкими пальцами с отличным красным маникюром. И вот я уже слышу характерный звук.

– Теперь ты тоже на него подписана.

– Ира!

– Да брось. Ты видела его фотки. Он же красавчик!

И мы обе теперь облокотились на стол, рассматривая его фото. Он в ресторане расслабленный и уверенный в себе, ровно такой, каким я его помню, когда он сидел напротив меня. Он в спортзале в майке и спортивных штанах сидит на тренажёре с идеально прорисованными бицепсами и трицепсами, в которые я вонзала ногти, когда он был сверху. Я покраснела. Он босой развалился в кресле в джинсах с голым торсом. Я нервно сглотнула. Он в безумно дорогой машине с кожаным салоном. Он богат?

– Хватит пялиться, Ира, – я сама не заметила, как начала его ревновать к подруге, как самая настоящая собственница.

– Да и правда, ты же натуру видела и трогала, а фотки – это так, неинтересно, – она подмигнула и напоследок поставила пару лайков, пока я не выхватила у неё телефон.

И наконец я прочитала его сообщение. И зависла.

– Аврора? Что он написал?

– «Привет! Как ты смотришь на то, чтобы продолжить общение не в интимной обстановке?». И даже с запятыми!

– Тебя только это удивляет?

– Нет. Ира, мне соглашаться?

– Не знаю, тебе решать.

– Ну Ира…

– Да знаю я твою историю. И я бы на твоём месте точно согласилась. Но ты не я.

– Что ты про него знаешь?

– Да почти ничего. Сухие факты. Он стриптизёр.

– Стриптизёр?

– Да, знаешь, танцует на сцене и постепенно раздевается.

– От этого не легче.

– Не будь ханжой, он хорошо танцует. Я, конечно, видела только прогоны, но на них он – Бог. И зарабатывает хорошо.

– Я заметила. Подработка тоже недешёвая. А ещё что?

– Да больше ничего.

Но я по глазам её видела, что она недоговаривает.

– Ира, не ври мне.

– Да нет больше ничего. Я ничего не знаю. Тебе нужен был классный парень для интимной встречи. Я его нашла. Вам понравилось. А больше я ничего не знаю. Да мне и не нужно. Не хочешь – не отвечай. Тем более, сколько уже часов прошло?

– Почти четыре…

– Ну вот, вероятность, что он о тебе всё ещё думает, стремится к нулю. Вот только ты о нём думаешь, – Ира покачала головой. – Позвонить или написать человеку не сложно, просто нужно быть уверенной, что тебе это нужно. А тебе это нужно.

– Ладно.

Иногда я поступаю как самые обычные и нормальные люди. И руки сами потянулись стучать по экрану слова: «Привет. Если ты этого хочешь, то я не против».

Я отправила сообщение и нервно отложила телефон на стол. Конечно, он уже и думать обо мне забыл. Написал, я не ответила, он ушёл развлекаться с другой. Мало что ли у него женщин, хоть для интимной обстановки, хоть для обычной? Встречи с ним ни к чему не обязывают – ни его, ни его женщин.

Ира посмотрела на меня с сожалением.

– Слушай, дорогая, я знаю, как тяжело тебе даются отношения с мужиками.

– Да, не и начинать…

– Твой бывший отбил у тебя всякую охоту к отношениям, но это же неправильно. Кстати, где он? Всё ещё в бегах?

– Не знаю. Хотя его жена вроде всё ещё считает, что он пропал без вести, а не сбежал. Мне, кстати, звонил следователь из прокуратуры, просил зайти поговорить.

– Следователь?

– Да, там, похоже, целое дело сшили.

– Когда пойдёшь?

– Завтра?

– А тебе есть что ему сказать?

– Не знаю, Ира. Нет, наверное.

– Он ведь даже практику никому не продал. Странно это. Он такой расчётливый…

Я не хотела это обсуждать – ни с Ирой, ни со следователем, ни с кем-либо ещё. Я ничего об этом не знаю и знать не хочу. Но вот моя вторая личность, которая ни на секунду не замолкает, точно знает ответ на этот вопрос. Моя вторая личность гораздо более мрачная и циничная. Я не могу её контролировать, она вечно в моей голове. Но пока она лишь голос, то почти мне не вредит. Но иногда она берёт верх. Я, в принципе, могу контролировать её появление, но не всегда хочу. Когда она занимает основное место в моём сознании, всё происходит как в тумане, как во сне. Я не я, когда она активна. Но она совершает поступки, на которые я бы никогда не решилась. Правильные и очень неправильные. Я её не оправдываю, но это часть меня.

– А помнишь, в девятом классе к нам пришла новенькая? Одну четверть только проучилась и тоже пропала.

– Помню.

Я хорошо помнила тот день, хоть и хотела забыть. Был ноябрь. Это был первый день в году, когда снег наконец ложился. Он всё ещё был мокрым и тяжёлым, потому что температура ещё не успела сильно опуститься ниже нуля. Я опаздывала в школу и решила пойти через парк – так быстрее. Папа не разрешал мне ходить через парк, потому что там могло быть опасно, но для меня тогда опоздать на проверочную работу по английскому было куда опаснее.

Я бежала по мокрому снегу, а мои следы заметал свежий снег. Я догнала другую девочку с розовой прядью, которая не очень-то торопилась в школу…

Не прошло и минуты, как телефон на столе пиликнул, а я даже не успела погрузиться в рефлексию. Воспоминания померкли так же быстро, как и появились. Я с сомнением взяла телефон.

– Ну не томи, Аврора. Что там?

– Он спрашивает: «Ты боишься высоты?»

– Но ты ведь боишься!

– Да!

– Так и напиши!

– Ладно.

«Очень боюсь».

«Ты хочешь посидеть, отдохнуть или погулять?»

«Погулять».

Прогулки на безопасной территории всегда можно закончить. Они ни к чему не обязывают. Их всегда можно резко закончить.

«Встретимся завтра на ВДНХ в 8 вечера?»

«Да».

«Буду ждать у главного входа».

– Ну и? Не томи…

– Завтра в восемь на ВДНХ.

– А месье большой оригинал, – Ира заговорщически подмигнула.

– Надеюсь, что нет.

Глава 7. Правда в полутонах

Попасть внутрь отделения полиции ненамного проще, чем выйти оттуда.

Как говорил один известный герой в одном известном фильме: «Тебя посодют, а ты не воруй!». А я не ворую. Я совершаю вещи гораздо хуже.

Все, с кем мне пришлось общаться на входе, были отделены от меня либо стеклом, либо решёткой, либо и тем, и другим. Как дежурный, который списывал данные моего паспорта и выдавал пропуск. Всё это напоминает зоопарк. Только опасные личности разгуливают свободно, а люди, которые пытаются их поймать, наоборот сидят в загонах. Потом были двери с решётками, узкие лестницы, коридоры и наконец кабинет следователя.

Я думала, что он будет один, тем более что время на часах было уже позднее. Но в кабинете их было трое: мужчина в форме, женщина в форме и мой следователь в темно-сером костюме.

Каждый из них сидел за отдельным столом с компьютером и большим органайзером с канцелярскими товарами. А все свободные стены заняты двухметровыми металлическими шкафами-сейфами с замками. А на окнах – решётки.

Не здание, а крепость, не только снаружи, но и внутри. Атмосфера угнетающая. Чтобы не попасть сюда снова, можно рассказать всё, что угодно, даже соврать, отпираться в содеянном до последнего вздоха. По крайней мере, я бы именно так и делала. Я не подпишу здесь чистосердечное признание, но сейчас ведь я здесь не за этим…

– Аврора Германовна? – следователь в костюме почти по слогам произнёс моё имя, предварительно сверившись с бумагой на столе.

– Да, это я.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Я села на стул с другой стороны его стола.

– Я старший следователь Нестеров Вадим Игоревич. Я задам вам вопросы и буду вести протокол, записывать ваши слова. Вам это понятно?

– Думаю, да.

– Тогда начнём. Знаете, о чём бы я хотел с вами поговорить?

– О моём бывшем муже, наверное.

– Верно. Что вы делали и где были четвёртого апреля этого года?

– На работе?

– После работы?

– Допустим, я была на работе сутки.

– Сутки? – Следователь произнёс это с утвердительной интонацией и внимательно на меня смотрел.

– Да. Я работаю со второй степенью секретности и не могу распространятся о работе. Можете запросить информацию для через службу безопасности МИДа.

– Понятно. Когда вы виделись с Артёмом Ивановым последний раз?

– Три года назад, когда в ЗАГСе получали свидетельство о расторжении брака.

– И с тех пор вы его не видели?

– Нет.

– Может, вы с ним общались? Вы ему звонили?

– Нет.

– А он вам?

–Тоже нет.

– Переписывались?

– Нет.

– Совсем? Даже в соцсетях?

– Даже ни одного лайка ему не поставила.

– Хм…

Следователь был уже немолодой, лет под пятьдесят. Тени и мешки под глазами выдавали усталость после множества рабочих часов, складывающихся в десятки лет. И тонны опыта. Он меня изучал. Он мне не верил. Не может молодая женщина после развода не общаться с бывшим, даже в соцсетях, не может ни одного слова не написать, ни одного лайка не поставить. Он искал во мне то, что поможет найти моего бывшего мужа. С ним нужно быть осторожнее. Впрочем, как и со мной.

– У вас с ним не было никаких дел после развода? Вещи, скажем, не заезжал собирать?

– Все свои вещи он забрал сразу, когда сообщил, что уходит к другой. Машину предусмотрительно вызвал заранее и увёз сразу всё.

– Что-то из его вещей у вас осталось?

– Уже нет. Была мелочь, вроде старых носков, которые он не стал забирать. Я их выкинула.

– Вы не делили имущество?

– Нечего было делить. Мы жили в квартире, которая досталась мне в наследство от дедушки. У него была машина, но это его машина. Столовое серебро и постельное бельё он не взял.

– Идиллия. Расстались друзьями.

– Нет, просто расстались.

– Хм…

Следователь не верит в тихие разводы. Бывшим всегда есть что предъявить друг другу. И тут он прав. Если не материальное, то моральное.

– Вы знакомы с его нынешней женой?

– Лично, нет.

– А как?

– По фотографиям.

– Ясно, – он усмехнулся, что-то человеческое во мне нащупал, – она утверждает, что он не просто так пропал, не мог сбежать.

Я лишь пожала плечами. Что я могу об этом знать… От меня-то он как раз сбежал, разница только в том, что я знала, куда.

– Вы знаете, что он не продал практику? Ни кабинет, ни оборудование, ни материалы, хотя это стоит немало, если человек собирается в бега.

– Знаю.

– У него были враги?

– Враги?

– Да, люди, которые желали бы ему зла. Может, он задолжал кому-то?

– Я этого не знаю. Он был обычным человеком. Неплохо зарабатывал стоматологом, но он не брал в долг, не играл, насколько мне известно. Во всяком случае, я даже не знаю, были ли у него кредиты, но мне кажется, не было.

Но это они должны проверить: его счета, кредиты, связи. Пусть потратят на это время, покопаются в его прошлом, вытащат на свет его грязное бельё.

– А друзья? Вы знали его друзей?

– Тоже обычные люди, коллеги, в основном, учились вместе.

– У вас есть общие друзья? Как вы познакомились?

– На студенческой вечеринке. Общих друзей не было. Я пришла с подругой, это её знакомые.

– Вы с кем-нибудь из его друзей сейчас общаетесь?

– Нет.

– Клиентов его знаете?

– Я не знакома с его клиентами, и он никогда не рассказывал про клиентуру.

– Вы купили место на кладбище шесть месяцев назад. Зачем?

Я глубоко вздохнула. Я ступила на зыбкую почву, но я знаю, как тут пройти.

– Хотела перезахоронить нашего ребёнка.

Об этом он не знает, и теперь опускает глаза, делает глубокий вздох, чтобы задать следующий вопрос:

– У вас был совместный ребёнок?

– Не совсем. Я была беременна от мужа, бывшего. У меня были преждевременные роды на двадцать первой неделе, три с половиной года назад. Ребёнок родился мёртвым, но это уже не плод, а ребёнок, потому что больше двадцати недель и вес больше пятисот грамм. Таких детей кремируют. У него есть место в колумбарии, но я хотела его перезахоронить. Купила место, но потом передумала. В колумбарии ему лучше… Мне лучше…

Я должна рассказать это как есть, чтобы следователю нечего было об этом спросить. Я не думаю, что он щепетилен, чтобы беречь чувства подозреваемых и свидетелей, но он тоже человек.

– И вы не обсуждали это с бывшим мужем?

– Нет. Я думала ему об этом сказать, но потом решила, что не стоит. Он никогда не интересовался, где похоронен наш сын.

– То есть, вы хотите сказать, что он не знает, где похоронен ваш сын?

– Не так. Он знает, но ему это не интересно. Он даже на похороны не пришёл.

– Откуда тогда его нынешняя жена знает о месте на кладбище?

– Не знаю.

– Вы об этом кому-нибудь говорили?

– Да, отцу, подруге.

– Они общаются с вашим бывшим мужем?

– Не знаю, но не думаю.

– Ясно. Что в итоге с местом?

– Ничего, оно пустует.

– Мы можем его вскрыть? Раскопать?

– Вы думаете, что он там?

– Не знаю. А вы?

– Я думаю, его там нет, но вы можете… раскопать… пустую могилу.

Я специально делала паузы, чтобы ему казалось, что мне об этом тяжело говорить. И это действительно так. А он как раз посчитал:

– Вы знаете, что у вашего бывшего мужа есть сын трёх лет?

Следователь совсем не щепетилен. Его задача – выбить меня из колеи и узнать, как можно больше, когда я в стрессе сболтну лишнего. Но это не про меня. Он меня не знает, не представляет даже, какими резервами личности я располагаю, а личности у меня целых две.

– Да, он родился почти тогда, когда должен был родиться наш сын.

– Откуда вы об этом знаете, если не общались с бывшим?

– Соцсети, его жена на радостях выложила фото. Много фото, а я умею считать.

– Так вы знали?..

– О чём? О том, что у него есть любовница и запасной ребёнок? Нет. Он об этом сказал только, когда уходил.

– И не подозревали?..

– Нет.

Теперь ему меня жаль, искренне жаль. Я – идеальная жертва, мудрая жена, простушка, дурочка. Женщина, потерявшая ребёнка, пока её муж изменял и делал другого, а потом просто ушёл в подготовленную заранее семью. Я имела право желать ему зла, но теперь он поверил, что я ни при чём.

– У меня больше нет вопросов, Аврора Германовна, – он опять сверился с бумагой, на которой написано моё имя. – Я сейчас распечатаю протокол. Вы его подпишете. А ещё подождите, я напечатаю согласие на вскрытие места на кладбище.

– Хорошо.

Пока он печатал, пришла моя очередь спрашивать:

– Так он пропал без вести? Ушёл и не вернулся?

Следователь внимательно на меня посмотрел:

– А вы как думаете? Мог он сбежать?

– Как оказалось, я его совсем не знала. Не видела то, что было у меня под носом. Что уж говорить о том, что я понятия не имею, как он живёт сейчас.

– Многие не видят или не хотят видеть. А потом начинают видеть. Думаете, он жив?

– Так он умер?

Следователь усмехнулся, потому что я умею задавать вопросы не хуже, чем он:

– Его жена так думает. Она уверена, что он не мог сбежать. И статистика на её стороне. В семидесяти процентах случаев, если человек не находится в первые две недели, то он либо мёртв, либо не хочет, чтобы его нашли.

– И каков результат оставшихся тридцати процентов?

– Их почти никогда не находят, а если находят, то не живыми.

– Он мог уехать за границу.

– Тогда у погранконтроля была бы информация о нём, а её нет.

– Ну а если он выехал, допустим, в Беларусь, а оттуда дальше? Паспорт сменил?

– Интересная теория. Думаете, он покинул страну?

– Я этого не исключаю.

– Хм…

Теперь моя очередь усмехаться. Я подписала бумаги, а он подписал мой пропуск обратно на волю. Я сказала ему правду, но не совсем. И подкинула пару мыслей. В моей жизни было много полутонов «не совсем». Была семья, но не совсем. Был ребёнок, но не совсем. Я была нормальной, но не совсем.

Год назад я получила сообщение с незнакомого номера: «Видел тебя вчера. Ты очень красивая». И я даже точно знала, кто мне пишет.

Накануне я была в торговом центре. Уже заходила в очередной магазин, как напротив краем глаза увидела бывшего мужа. Я его помнила настолько хорошо, что узнала бы и через десять лет, и через двадцать, и через тридцать. Заметила даже, что он остановился и посмотрел на меня, значит, тоже увидел и узнал. Но я не стала останавливаться и зашла в магазин.

Я ждала, что он пойдёт за мной следом, и даже старалась быть на виду, не скрываясь за вешалками или в примерочной. Но он в магазин не зашёл. Тогда я купила одну вещь, чтобы у меня в руках был пакет, негоже с пустыми руками выходить из магазина. И поспешила на выход, надеясь, что он ждёт меня у входа. Я натянула самое счастливое выражение лица, но я тогда и правда была счастлива от одного только его взгляда.

Мы с ним не виделись и не общались всё это время, но я очень хотела, чтобы он вернулся. Несмотря ни на что, вернулся. И всё было бы как раньше. Я на всё была согласна, лишь бы он был рядом. Но он не возвращался. И не ждал меня у магазина.

Я огляделась по сторонам, его нигде не было видно. И моё счастливое выражение лица как водой смыло. Я почти расплакалась, но в последний момент сдержала слёзы. А на следующий день он мне написал.

Как я узнала, что это он? Всё просто. Когда он уходил, то ответил на все мои вопросы, не было уже смысла скрывать методы конспирации от бывшей жены. У него был второй телефон. Симка куплена в переходе на чужое имя. Нет, я всегда знала, что он был. Но думала, что это рабочий телефон для пациентов. Даже когда он звонил вечером, или ночью, или в его выходной, а Артём собирался и уходил со словами: «Это с работы». Знаю, что было очень глупо в это верить. Но я его любила. Правда, любила. Хоть и понимала, что он не самый лучший человек и ему со мной просто удобно до поры до времени.

А ещё я свято верю в личное пространство, на которое все имеют право даже в браке, поэтому я не стану проверять телефоны, не буду запрещать общение с друзьями и занятия любимым делом. Я этого, правда, никогда не делала, даже в ущерб себе и нашим отношениям. Я не мудрая, я просто удобная дурочка.

Понимала, что он удерживает меня тем, что он «настоящий мужчина» со всеми атрибутами: жестокостью, отсутствием эмоций, эмпатии, молчаливый, скупой, жестокий. «Настоящий» ведь не может быть слабым, мягким, эмоциональным расточителем. «Настоящий» должен уметь воспитывать жену, молча или наматывая волосы на кулак. Иногда, когда я начинала сомневаться, он выдавал мне немного ласки и тепла в кредит, чтобы я не думала о том, что могу быть кому-то кроме него нужна. И своё он всегда забирал обратно. Он же «настоящий», а я обычная и никому ненужная, а чуть позже, ещё и бракованная.

И в тот вечер, получив от него сообщение, я вдруг поняла, что в первый год после его ухода я думала о нём каждый день. Не проходило ни дня, чтобы я не вспоминала о нём только хорошее и не представляла, как он вернётся, и мы заживём как раньше.

На второй год я думала о нём через день, но и этого было много, чересчур много. Я это понимала. И тогда я начала думать о том, как избавиться от мыслей о нём, избавиться от него навсегда. Иногда прошлое настолько тяжёлое, что его нужно оставить, чтобы идти дальше.

В том магазине он мог бы пойти за мной или подождать меня и поговорить со мной, сказать, что я красивая, мне в лицо. Но скорее всего он был там не один, и не мог общаться с бывшей женой, точнее, не хотел. Может быть, у него просто не было на меня времени. А сейчас он пишет мне со второго номера втайне от своей жены. Она теперь находится на моём месте, а он продолжает прежнюю жизнь. Теперь он обманывает другую женщину.

И этот подкат и правда сработал, как три года назад, так и сейчас. Но в итоге он вылился в план. План, который удался, но про который я не расскажу для протокола.

Глава 8. Мост в бездну

Артём написал мне после встречи в торговом центре. Он меня заметил и узнал. И я была счастлива, ведь это именно то, чего я так долго хотела.

Я пришла по адресу, который он мне дал. Я отлично понимала, что этот дом – если не то же самое место, куда он приглашал свою любовницу, которая теперь стала его женой, то похожая квартира. Возможно, когда-нибудь круг обернётся, и я снова окажусь на месте его жены?

Место именно такое, куда водят любовниц, которых не хотят показывать в приличном обществе. Спальный район, многоэтажка коридорного типа, где никому ни до кого нет дела. Хлипкая дверь, дешёвая обстановка, возможно, почасовая оплата. Теперь я нахожусь на месте, которое меня недостойно. Но моего достоинства больше не существует, оно потеряно или его никогда не было. Возможно, мне казалось, что я приличная женщина, но на самом деле никогда ею не являлась. Теперь я даже не знаю, что это значит. Я переступила границу допустимого. Я олицетворяю всё то, что всегда осуждала и считала неприемлемым.

Я больше не его жена и не имею права быть рядом с ним. Более того, я знаю, что он женат и у него есть ребёнок. Он меня даже больше не обманывает. Единственное оправдание для меня – я свободна. Я никому не изменяю. Это слабое утешение, но у меня нет другого.

Мы с ним договорились встретиться за углом у дома. Я впервые сталкиваюсь с такой конспирацией для сокрытия обмана. Меня это не только пугает, но унижает, если это в принципе ещё возможно. Я тоже завела второй телефон с сим-картой, купленной в переходе метро на имя неизвестного мне человека. Я пришла чуть раньше, он – чуть позже и бросил скупое:

– Пошли, – уже на ходу.

И я пошла. Я его знала, он немногословен, и странно было бы ждать, что он начнёт хотя бы с приветствия или поцелуя. Чего я ждала? Вероятно, что с любовницей он другой. Если я поменяюсь ролями, то он будет со мной другим. Никогда ещё мои иллюзии не были такими наивными.

Нежность тоже не про него. Но я знала, на что иду и с кем. И всё ещё его любила.

Мы молча поднялись на лифте. Он смотрел на меня, беззастенчиво оценивая, а я смотрела на него и не верила, что это происходит на самом деле и со мной. Между нами была невидимая преграда, которую не переступим ни он, ни я. Он не изменился, совсем, ни внешне, ни повадками.

Он открыл дверь и зашёл сначала сам, а потом махнул мне рукой, чтобы я тоже зашла. Вся эта ситуация более чем унизительна, но разве у меня есть выбор?

Когда я закрыла за собой дверь, он резко и без прелюдий прижал меня к стене прямо в узком коридоре, запечатав мой рот поцелуем, который закончился укусом. Я никогда не заводилась быстро, но разве это когда-нибудь останавливало Артёма? В эту минуту я думала, что помню его слишком хорошо. Помню его запах, его вкус, его напор, его крепкие руки, тяжёлое дыхание, твёрдый член под брюками.

А дальше всё было слишком быстро. Он задрал моё платье и дёрнул трусики вниз так, что тонкая ткань затрещала по швам, но чудом уцелела. Специально для него я надела чулки, но он вряд ли их заметил. Он никогда не заморачивался тем, чтобы раздевать меня с чувством, с толком, с расстановкой, хоть я и старалась выглядеть и одеваться так, как ему бы понравилось.

Он быстро дёрнул замочек ширинки вниз, спуская брюки и трусы, одновременно подхватывая меня под бёдра и входя сразу на всю длину. Я вскрикнула, и он истолковал это как стон удовольствия, вдалбливаясь быстро и яростно. Мне было просто больно, но он этого никогда не поймёт. Он быстро вышел, отпустил мои бёдра, чтобы развернуть меня к себе спиной, сильно и больно захватил плечо, заставляя нагнуться, и вошёл сзади. Так ему было удобнее двигаться. Жёсткие и резкие толчки бёдрами выбивали из меня хриплые вздохи.

Я крепче упёрлась в стену руками и вдруг поняла, что стараюсь фиксировать внимание на отвлекающих вещах – затхлом запахе в квартире, пыли, летающей в тусклых лучах дневного света, который движется к ночи, стене в прихожей с дешёвыми обоями под кирпич.

Всё кончилось даже быстрее, чем я успела испугаться. Испугаться своих мыслей и чувств, точнее, их отсутствия, того, что я больше не хочу чувствовать ничего подобного.

Артём кончил, наполнив меня спермой, и теперь тяжело дышал, навалившись на меня всем телом так, что я была прижата к твёрдой и недружелюбной стене с дешёвыми безвкусными обоями, а потом он всё же вышел. Я боялась на него смотреть и видеть всё то же, что было раньше: безразличный колкий взгляд, как будто сквозь меня. Он развернул меня сам, посмотрел и погладил по щеке. Я не знала, что сказать, да и нужно ли что-то говорить в такой ситуации. Это тот случай, когда лучше промолчать. Я опустила глаза, на которые предательски наворачивались слёзы, превращая всё окружающее меня в туман.

– А ты хорошо выглядишь. Захотел тебя ещё, когда на улице увидел, думал трахнуть в лифте, но ты бы этого не поняла. Вот только каблук слишком высокий, ты всё ещё стесняешься своего роста.

Классические кнут и пряник. Я должна быть польщена, что возбуждаю его как сексуальный объект. Я не существую для него ни как личность, ни даже как любимая женщина. Я просто дырка с функциями, которую он использует по своему желанию и для своих прихотей. А когда я потеряла одно из важных качеств женщины – способность рожать ему детей, то он меня просто выкинул.

Я поправила бельё и платье.

– Ты же не думаешь, что уже всё? Я хочу тебя ещё, – и он опять меня поцеловал, на этот раз мягче и дольше, – ты моя.

Я не хотела ничего отвечать, потому что точно знала, что уже всё. Я слишком далека от всего того, что было между нами раньше, но отлично понимала, что теперь он не отпустит меня. Никогда не отпускал. Всё это время я оставалась его собственностью. Тот факт, что я пришла сюда по первому его зову, – прямое подтверждение его власти надо мной. И он это отлично понимает.

В тот момент я наконец чётко поняла, что больше не люблю Артёма. Между нами пропасть, через которую не перебраться. И эта пропасть была всегда. Я перебрасывала через неё тонкий мостик, который дрожал на ветру и мотался из стороны в стороны в постоянный ураган нашей совместной жизни. Я медленно и с риском для своей жизни ходила по нему туда и обратно в одиночестве, а теперь он рассыпался и улетел в бездну. Я не хочу перебрасывать новый мост. Мне он больше не нужен. Я хочу быть на своей стороне без связи с ним и с прошлой жизнью.

Я сама виновата, что была слишком неопытной и наивной и позволила ему потратить три года моей жизни так, как он хотел. Я была слишком мягкой, я пренебрегала своими желаниями. Да я и не знала, чего хочу на самом деле, чего хочу для себя.

Он не захотел жить со мной, когда я показывала, что чувствую по-настоящему, когда мне было плохо и больно, но он готов снова быть со мной, когда я свободна и относительно излечилась от его влияния. Он может начать со мной заново, применяя всё те же старые методы. Он ведь меня знает. Он думает, что самый простой подкат вернёт меня, ведь он и раньше не особенно старался меня завоевать, а я всё равно вышла за него замуж, и полгода не потребовалось.

И он оказался прав, но лишь отчасти, потому что я хоть и немного, но изменилась.

Я долго думала, что причина во мне, и он наконец-то нашёл хорошую женщину, «настоящую», не бракованную, которая станет ему женой и родит наследника дома Иванова. Да, я целых три года носила его фамилию. И даже не хотела её менять после развода на девичью, но папа настоял. Я была Авророй Ивановой, представляете?

И вот у него хорошая жена, а он пишет мне банальный комплимент, рассчитывая на продолжение банкета. Мне, бывшей жене, от которой он сам ушёл, изменяя на протяжении всего нашего гнилого брака. И он приглашает меня в съёмную квартиру, чтобы трахнуть в коридоре, хотя хотел в лифте. Горбатого исправит только могила.

А я так не хочу. Его больше не хочу. Но пока он жив, пока он ходит где-то со мной на одном земном шаре, то ситуация будет повторяться. Он держал меня в плену эмоций раньше и держит сейчас. Единственный способ освободиться – сложный, но я придумаю и решу, как его реализовать.

Я пришла к тому, что любовь не всё стерпит. Это, пожалуй, одно из самых больших заблуждений в моей жизни. Я любила Артёма больше жизни и была готова ради него на всё, но когда я постоянно чувствовала себя несчастной, я дошла наконец до своего предела. Моя точка невозврата – это элементарная усталость от обиды, безразличия, одиночества и горечи. Любовь не должна терпеть. Любовь должна наполнять человека энергией, помогать жить и приносить счастье.

Но самое главное, что я поняла тогда, стоя в том коридоре, – любовь невозможно заслужить. Человек что угодно готов сделать, чтобы его любили. Все это знают, все этого человека используют. Но не полюбят. Никогда.

В этот момент я стала другим человеком. Моя вторая личность проснулась. Она спала долго, но время пробуждения пришло. И ничего хорошего это не означало. Когда умирает надежда, начинается жизнь.

Глава 9. Портрет подозреваемой

– Итак, у нас пропавший человек.

Вадим Игоревич стоял рядом со столом, на котором были разложены бумаги и открытые папки. Перед ним сидела оперативная группа из трёх человек: Мария – молодая девушка, которую только что повысили до младшего следователя, Олег – младший следователь сорока лет, который не горит желанием искать своё призвание, и стажёр, ему просто нужно отбыть положенное время для зачёта.

– Иванов Артём Михайлович. Тридцать три года. Стоматолог. Женат. Четвёртого апреля около восьми утра он вышел из своей квартиры и направился к метро. Камеры у входа в метро «Пушкинская» его опознали. В 8:40 он пришёл на работу, в стоматологическую клинику. Камеры на выходе его не опознали. У него было два пациента, оба его постоянные. Первый – с 10:00 до 11:40, второй – с 12:00 до 12:50. Ничего подозрительного. Около часа дня он предупредил помощницу и пошёл обедать в кафе рядом. Там его опознали администратор и официант. Заказал бизнес-ланч, пробыл в кафе до 14:00. И пропал. Его прогнали по системе распознавания лиц в городе, но никаких совпадений.

– Не поздно ли искать, Вадим Игоревич? Четыре месяца без малого прошло.

– Никогда не поздно, Олег.

– Что говорят на работе?

– Ничего особенного. Далее. Из ближайшего окружения. Жена. Иванова Маргарита Викторовна, двадцать семь лет, домохозяйка. Когда муж уходил из дома четвёртого апреля, она отводила их сына, которому полных три года, в детский сад. Около 14:00 ей позвонил воспитатель из детского сада и сообщил, что ребёнок заболел и его нужно срочно забрать. В 14:10 Иванова вышла из дома, в 14:50 вернулась с ребёнком и больше дом не покидала. Это подтверждают камеры на подъезде и соседи. Хотя это ничего не подтверждает. Как показал опыт в ковид, половина жильцов ходит туда, сюда, обратно не распознанной. Около десяти вечера того же дня она начала писать и звонить мужу, но ответа не было. Ночевать он не пришёл. Жена утверждает, что ничего подобного раньше не было. Утром следующего дня она позвонила в полицию, ей, как водится, сказали ждать трое суток, если ничего подозрительного не случится. Седьмого апреля она пришла в отделение на Пушкинской с заявлением.

– Мотив у неё есть?

– Нет, но она утверждает, что пропажа мужа связана с его бывшей женой.

– А у неё мотив есть?

– На первый взгляд, нет. Бывшая жена, Виннер Аврора Германовна…

Олег даже присвистнул:

– Это настоящее имя?

– Да.

– Актриса, певица?

– Нет. Двадцать семь лет. Очень необычная особа. Умная, сложная, склонна к манипуляциям, умеет играть словами, не говорит больше, чем необходимо. Умеет задавать вопросы. Внешне похожа на ангела, сошедшего с холста Боттичелли.

Олег громко хмыкнул.

– Да, Олег, с классическим художественным искусством тоже нужно знакомиться. Работает в МИДе, на данный момент не замужем, детей нет. В браке с Ивановым была три года. Почти три года назад у неё был выкидыш на двадцать первой неделе. Ребёнок похоронен на Митинском кладбище в колумбарии. Насколько могу судить, она тяжело переживала потерю, что стало одной из причин развода. Через три месяца муж от неё ушёл к нынешней жене. Здесь важно знать, что отношения с нынешней женой у него к тому времени длились уже пару лет, и она тоже была от него беременна, родила в срок, тогда же, когда должна была родить Аврора Виннер.

– А вот и мотив.

– А вот и нет, Олег. Разошлись они мирно, недвижимость не делили. Они проживали в квартире Виннер, на тот момент Ивановой. Бывшая жена утверждает, что они не общались с момента развода. Это подтверждают распечатки звонков: никаких контактов. Утверждает, что четвёртого апреля она была на работе сутки. Подтверждений этому нет. И мы не сможем это подтвердить или опровергнуть.

– Вадим Игоревич, можно вопрос?

– Да, Коля.

– Почему не сможем подтвердить или опровергнуть, если Виннер была на работе?

– Она работает со второй степенью секретности. Даже если она отлучалась с работы, ходила на обед или не важно куда, служба безопасности МИДа не даст нам эти сведения даже по запросу.

– То есть, они её прикроют?

– Неправильное слово, стажёр. Они выполняют свою работу. Это тайная канцелярия ещё со времён Петра Первого. Там судят только за измену Родине. Поэтому, если мы будем предъявлять обвинение Авроре Виннер, то нам нужны вещественные доказательства, улики с места преступления. Четвёртое апреля по часам мы у Авторы Виннер восстановить не сможем.

– То есть, алиби у неё нет.

– Алиби ей нужно, если её подозревают в убийстве. А у нас тела нет. Тело – наша главная задача на данный момент.

– Почему тогда жена думает, что эта Виннер виновата?

– Ревность. Твоя жена бы тоже тебя ревновала к Виннер, хоть ты её никогда и не видел.

– Что же там за особа такая, хочу её увидеть, – он засмеялся и обернулся в поисках поддержки.

– Может быть, ещё увидишь. Не знаю, что за самомнение у этого Артёма Иванова, но я бы не стал изменять Авроре Виннер и никогда бы по собственной воле от неё не ушёл… Однако. Жена не может поверить, что он мог сбежать от неё. Думает, что с ним что-то нехорошее случилось. Многие так думают, годами живут с человеком и не знают его, не знают, как он хотел сбежать и наконец сбежал от них всех. Родители Иванова проживают в Туле. У них он не объявлялся. Кстати, о его жёнах они отзываются исключительно положительно, особенно о первой, но тоже не верят, что он мог сбежать. Границу он не пересекал, заграничный паспорт его остался дома, хотя мы знаем, что он мог получить другой, случаи такие нам известны.

– Это всё?

– Из фактов, да. Из интересного, Виннер в марте купила место на кладбище для перезахоронения ребёнка, но передумала. По её словам, место пустует. Какой у нас план действий?

– Надо ещё раз поговорить с Виннер.

– И что ты у неё будешь спрашивать, Олег?

– Найду, список составлю.

– И она тебе ничего важного не скажет, повторит то, что уже говорила. А ещё тебя допросит и всё информацию о следствии выманит. К ней без моего разрешения не соваться, не звонить, ничего не спрашивать.

– Ну тогда, я не знаю.

– Ясно, Олег, помолчи.

– Надо съездить на кладбище, проверить, была ли она там в тот день, – неожиданно оживился стажёр.

– Правильно, надо взять записи с камер, если они там есть, если они рабочие, если записи сохранились. Опросить персонал, она там часто бывает, может быть, кто-то её запомнил. Ты этим и займёшься. Заодно возьми разрешение на вскрытие могилы.

– Какой могилы? – парень поёжился.

– Того места, которое она купила для ребёнка. Оно должно пустовать.

– Ааа.

– Фото Виннер знаешь, где взять?

– В Instagram посмотрю.

– Молодец, пацан. Бери то, что без фильтров, наиболее реалистичное.

– Ясно.

– Тебя, кстати, как зовут? Забыл.

– Коля.

– Мария, запроси ещё раз оператора сотовой связи на предмет, не появляется ли в сети телефон Иванова. Обнови и разошли его фото с описанием по моргам и больницам. По регионам разошли тоже. Был у нас случай один. Искали мужика, тоже ушёл из дома и не вернулся. Пропал в Москве, нашёлся через шесть лет в Магадане, в колонии строгого режима. Его приняли в Челябинске за кражу со взломом и нападением, там же осудили и этапировали. Родственников он не предупредил. А Челябинским следователям до этого и дела не было. Личность установили и хорошо. Его ориентировку московский следователь только через шесть лет опознал, зато дело закрыл.

– Поняла, Вадим Игоревич.

– Ну что же, начинаем искать.

Группа неспешно и неохотно поднялась со своих мест и побрела на поиски.

Глава 10. Свидание по анекдоту

Я специально пришла чуть позже, буквально на три минуты. Не люблю стоять у входа в ожидании. Да и были у меня сомнения, что он может не прийти. Но он стоял справа от основного входа. Сейчас разгар лета, и темнеет поздно, поэтому в восемь вечера сумерки лишь слегка опускаются на город.

Алекс выглядит как обычный парень. Из толпы он выделяется только очень привлекательной внешностью. Я не ошибусь, если скажу, что каждая девушка, проходящая мимо него, надеялась, что он обратит внимание именно на неё. И каждая из них хотела бы быть на моём месте, и очень бы удивилась, что он ждёт меня.

На нём снова футболка, только сегодня белая, и джинсы с кедами. Он не висит в телефоне, а просто стоит, вглядываясь в толпу. И он широко улыбается, когда видит меня. Его улыбка настолько заразительная, что я краснею и тоже начинаю улыбаться, как идиотка. Я не помню, чтобы кто-то когда-то так на меня смотрел.

– Привет, – он наклоняется и целует меня в щёку, – ты очень красивая.

Это неожиданно, но приятно. Мы с мужем редко ходили на свидания. И я, конечно, каждый раз волновалась, но абсолютно зря, потому что мой бывший был бесчувственным чурбаном, который совершал определённые действия, чтобы сделать меня своей женой, как по инструкции, без души.

Знаете, как говорят: если мужчина скуп на слова и комплименты, то вам достался настоящий мужик, и его нужно судить по поступкам. На самом деле к настоящему мужику это никакого отношения не имеет. Просто человек не испытывает чувств, он эмоциональный инвалид, не умеет общаться, выражать свои мысли и чувства, а часто он к вам просто ничего не чувствует. Теперь я знаю многих мужчин – сильных, привлекательных и по-настоящему мужественных. Они умеют делать комплименты, чувствуют, любят и не боятся это показать. И от того, что они поцелуют свою жену и скажут, какая она красивая, они не перестанут быть мужчинами. А вот если мужчина этого не делает, то это повод задуматься.

У нас с мужем всё довольно быстро закрутилось. Буквально через полгода мы уже были мужем и женой, а свидания остались в прошлом. И я не думала, что когда-то вернусь в категорию женщин, которые ходят на свидания. Бывший муж отбил у меня охоту вступать в отношения, чтобы не разочароваться, чтобы никогда не узнать, чем это закончится.

– Привет, – мои щёки окончательно заливаются пунцовой краской, и я опускаю глаза. Выпускница школы благородных девиц, не иначе.

– Пойдём?

– Да.

Мы входим на территорию выставочного комплекса.

– Я тут очень давно не была.

– Я тоже, хотя живу здесь рядом.

– Это запрещённый приём. Мы не пойдём сегодня к тебе в гости.

– Хорошо. Не сегодня.

Отличное уточнение. Я сама всегда себя хвалю за все глупости, сделанные и сказанные, ну а кто же ещё.

– Помнишь, как тут всё начиналось?

– Нет, меня тогда ещё даже в проекте не было.

Он смеётся.

– Меня тоже, но в 2019 году тут праздновали восьмидесятилетие. Так я узнал, что всё начиналось в тридцать девятом году с Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, а отстраивать павильоны и менять ландшафт по проекту стали только после войны. Тогда же это место стали называть Выставкой достижений народного хозяйства.

Я не знала этого, но без подготовки не смогла бы вытащить из памяти и рассказать, а он мог.

– Ты готовился?

Он рассмеялся, а мог бы обидеться.

– Нет.

– Прости. Из интересных фактов я помню только про фонтан и почему скульптур шестнадцать, хотя республик было пятнадцать.

– И почему?

– Потому что, когда строили фонтан, была ещё Карело-Финская республика, которая потом получила автономию. Это вон та девушка с ёлочкой. Давай посидим здесь.

Мы сели на бортик фонтана. Когда так сидишь рядом с текущей водой и очень приятным человеком и смотришь на красоту вокруг, становится даже почти хорошо.

– Говорят, здесь есть бункер, под павильоном «Дружба Народов», а подземный вход прямо под статуей Ленина.

– Но туда ведь не водят экскурсии?

– Не знаю, но я был бы не против оказаться там с тобой вдвоём и без экскурсии на пару дней.

– Ты бы довольно быстро об этом пожалел.

– Не думаю.

Нужно переводить тему или заканчивать этот разговор, потому что он переходит в небезопасное для меня русло.

– Тут красиво. Иногда нужно выходить погулять.

– Расскажи о себе.

– О!

Это было почти отчаяние, потому что я не знала, что можно безопасно рассказывать, что не используют против меня. Поэтому обычно не рассказывала ничего, но сейчас нельзя было проигнорировать вопрос. Он и так уже считает меня не от мира сего.

– Я работаю аналитиком в Министерстве иностранных дел, живу в квартире, которую иногда забываю запирать, когда ухожу на работу. И у меня есть кошка. Да.

Вот так, да, просто и безопасно. Вроде бы содержит некую информацию, но ничего важного.

– Кошка, значит, – он усмехнулся. – Как попадают в МИД?

– По-разному. Я училась в МГИМО, работаю по специальности. А ты где учился?

– В ПТУ на механика.

– О! Так ты механик!

– Не удивляйся, я даже работаю автомехаником в сервисе.

– О! – я снова искренне удивилась, зная, что работает он не только механиком.

Это и правда странно. Я почему-то представляю его в спецовке в сюжете какого-то немецкого фильма для взрослых. Он в масле с инструментами, крутит гайки в машине навесу, рукава закатаны, а мышцы напрягаются от усилий. И он отвлекается и смотрит на меня, а я пылаю. Я пытаюсь сбросить это видение. Стала бы я представлять то же самое, если бы мы встретились при других обстоятельствах? Не знаю, но вполне возможно с моим уровнем вожделения.