Акрополь

Размер шрифта: 13

1

– Кирюха, доставай винцо…

– Один момент, Дед…

Парень приподнял край куртки и вынул из внутреннего кармана пластиковую бутылку, наполовину занятую тёмной жидкостью. Следующим движением он ловко отвинтил крышку и протянул ёмкость своему старшему товарищу, всклоченная борода и нечёсаная шевелюра которого делала его похожим на староверца из прошлого, случайно оказавшегося в наше время поздним осенним вечером в центре города сидящим на магистральном теплопроводе. Это были две широкие трубы, выходящие из-под земли в районе городского ручья, протекающего в низине. Теплотрасса перекидывалась мостиком через тёмные, грязные воды и вновь пряталась под землю, являя собой часть городских коммуникаций. На коротком промежутке между склоном и водой находилось место, облюбованное местными маргиналами, где они восседали в прохладное время, опершись спиной на одну трубу и закинув ноги на другую. Такое положение тела в пространстве внешне напоминало позу пациента в стоматологическом кресле или расположение космонавта в чреве ракеты в преддверии старта. Эти люди полулежали, грели тело и общались между собой. Обычно это был процесс винного возлияния, свойственный такой категории граждан, не отягощённых излишними заботами и повседневными делами. Низина давала им некое подобие уединения, одинокого закутка, и городская жизнь проносилась над ними, наверху, не трогая их бренные тела своим непреходящим движением.

Бородач медленно повернул тело и взял бутыль в левую руку, занял исходное положение и, прежде чем выпить, решил сказать несколько слов своему молодому соратнику. В этой печальной идиллии парень по имени Кирюха соблюдал непреложную субординацию, примерно такую, какую испытывает сын по отношению к своему отцу или подчинённый к руководителю.

– Ну, за нашу будущую счастливую жизнь…

Кирюха хмыкнул от неожиданности, а Дед, довольный столь обнадёживающим спичем, наклонил бутылку и сделал несколько больших глотков, после чего передал вино парню.

– А что ты смеёшься, пострел? Не веришь в свою счастливую звезду?

– Моя звезда в полной заднице, как и твоя, старик!

Затем прикладывается к бутылке и пьёт тёмно-красное вино.

– «Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах…»

– Каких алмазов?

– «Мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир. И наша жизнь станет тихою… э-э-э, сладкою… нет, нежною, сладкою, как ласка». Вот видишь, помню…

– Тебе повезло, ты артистом был. Шекспир?

– Нет, Кирюха, Антон Павлович Чехов…

– Нам бы несколько хороших алмазов найти не помешало…

За ручьём, в том месте, где трубы теплопровода уходили под землю, на площади, стоял огромный торговый центр, построенный на месте бывшей автобусной развязки, куда стекались автобусы нескольких городских маршрутов. Здесь высаживались пассажиры, водители пили чай в специальной будке, курили, отдыхали и вновь двигались в путь, захватив из-под остановочных навесов новую порцию пассажиров, спешащих по своим делам. Но место было столь лакомое, как говорят искушённые в делах бизнеса люди, что в один прекрасный момент, когда наступивший буржуазный бум поглотил последние увядающие ростки социализма, асфальт сломали, вырыли огромный котлован и стали возводить новый «денежный храм», иначе говоря, большой торговый центр, готовый своим убранством затмить все центры, уже существующие в этом городе. Работали днём и ночью, создавая монолитную конструкцию из железа и бетона. Парковку было решено разместить на верхнем этаже здания и на территории вокруг центра. И вот новое здание, в семь этажей, засверкало блеском стёкол и огнями рекламных вывесок. Две приставные шахты поднимали вверх прозрачные лифты из стекла, позволяя посетителям наслаждаться видами центральной части города. Название торговому центру дали «Акрополь», что по греческий означает «верхний город». Это было как имя, данное новому кораблю, в преддверии спуска со стапелей на большую воду. И когда всё было готово, городскому люду осталось только сделать это местом для своего посещения – облюбовать магазины и бутики, расположенные в трюме «Акрополя». Возможность выбора усложнялась тем, что в ближайших окрестностях уже имелись три торговых комплекса, сравнимые по размеру и количеству торговых точек, кофеен и ресторанов. Центр города превратился в агломерацию гигантских торговых площадок, сверкающих роскошью и манящих огнями неоновой рекламы. Теперь в праздничные дни жители города садились в свои личные автомобили и ехали за покупками в самое сердце Калининграда, создавая пробки и заторы на пути движения общественного транспорта, ведь люди хотели парковать свои авто под самые двери любимых магазинов, террас кафе и ресторанов. Здесь, сидя на летней площадке за столиком с чашкой кофе, можно было спокойно наблюдать бурлящую городскую жизнь, проносящуюся мимо.

На третьем этаже «Акрополя» находились офисы, сдаваемые в аренду различным учреждениям и фирмам. И если в одном из помещений, расположенном на западной стороне, подойти к окну и посмотреть вниз, то можно увидеть вечерний город, погружённый в искусственный свет фонарей, и улицу Горького, запруженную автомобилями в оба направления движения. Деревья уже сбросили листья, открыв пространство городского сквера с путаной вереницей дорожек, разбавленных тёмными остовами массивных скамеек, острыми столбиками декоративных фонарей, подсвечивающих желтоватым светом холодную темноту вечера, овражек ручья и две маленькие одинокие фигуры, восседающие на трубах городской теплоцентрали.

Дед слегка встрепенулся и полез в карман штанов, для чего задрал полы куртки и перенёс вес тела на левый бок. В помятой пачке с надписью LD на крышке ещё было несколько сигарет, что стало настоящим подарком для двух подвыпивших аскетов.

– Киря, на, держи!

Дед выдвинул руку в сторону парня.

– О, хорошо… а огонь?

– Пошукай у себя…

– Пошукай… Нашёл же слово!

Кирюха хлопает себя по карманам, предварительно зажав фильтр губами, проверяет запасы, после чего констатирует отсутствие спичек открытыми ладонями, обращёнными к небу. Это жест отрицания и желаемой помощи с небес. Дед кажется расстроенным.

– А как же быть?

Но парень уже видит выход из столь щекотливого положения. Он кричит, обращаясь наверх, в поблёскивающий полумрак вечера:

– Эй! Земляк!

Отчего Дед чертыхается и начинает беспомощно крутить головой, пока не замечает фигуру человека, остановившегося на дорожке сквера, вверху.

Кирюха быстро начинает развивать мысль и объясняет прохожему, что от него требуют в данный момент:

– Огонька не найдётся?

Фигура молча стоит на своей неприступной высоте, непроницаемая, несколько отчуждённая, и непонятно, услышал ли незнакомец вопрошание страждущего или просто остановился, чтобы передохнуть, и сейчас продолжит свой путь.

– О-гонь-ка!

Кирюха выкрикивает это по слогам, пытаясь донести слово до слуха незнакомца, который делает шаг на тропинку, ведущую к ручью, затем ещё шаг, прощупывая путь, после чего проходит вниз и останавливается возле восседающих на трубах героев.

Это был достаточно молодой человек, в элегантном светлом плаще и с тёмным кожаным портфелем в руке. Свободную руку он опустил в левый карман верхней одежды, достал из него зажигалку и протянул перед собой, безошибочно определив адресанта, жаждущего огня. Кирюха прикурил, глубоко затянулся и передал зажигалку Деду. Теперь задымил старик, между делом посматривая на незнакомца. Все трое разглядывали друг друга, но нюансы внешнего облика скрадывались темнотой вечера и искусственным свечением уличных фонарей. Кирюхе внезапно захотелось отблагодарить этого доброго человека, оторвавшегося от дел ради, казалось бы, такого пустяка, как зажигалка. Парень нащупал свободной рукой пластиковую бутылку с дешёвым вином, поднял, встряхнул и протянул незнакомцу.

– Будешь?

Дед тут же уловил нотки непозволительной фамильярности в короткой речи младшего товарища и поспешил исправить положение:

– Имеем честь предложить вам толику доброго вина…

Незнакомец невозмутимо взял бутылку, ловко приподнял её перед собой, в знак благодарности негромко произнёс:

– Ну, за знакомство… – И сделал несколько глотков, после чего вино на дне пластиковой тары закончилось, перекочевав в желудок человека в плаще.

Вкусовые рецепторы ощутили избыточную сладость напитка, имевшего отдалённое сходство с виноградным вином. Это был сваренный в подпольных лабораториях продукт, и его послевкусие от приёма внутрь было нестерпимо приторным, с ярко выраженными нотками этанола, заполнившего всё пространство нёба и верхнюю часть гортани. Желудок свело от нахлынувшей сивушной крепости, но человек не показал и виду, что напиток был плох – наоборот, он открыто улыбнулся, проявляя зыбкое добродушие по отношению к двум маргиналам, развалившимся перед ним на огромных трубах, как в удобных креслах, беспардонно курящим и выпускающим дым в прохладное пространство вечернего города. Человеку в элегантном светлом плаще нравились эти простодушные бродяги, так легко решающие свои мелкие бытовые проблемы. И тогда он решил угостить этих тёмных людей хорошей выпивкой, тем более что они поделились последним, а так поступают только настоящие джентльмены. Это была огромная редкость в наше суматошное время. Лица этих героев можно было разглядеть с трудом, было понятно только, что один из них сильно юн, а другой изрядно стар.

Эта странная пара была достойна внимания, и незнакомец произнёс вежливо, не мудрствуя лукаво, одну фразу:

– Позвольте вас угостить хорошим вином, господа…

2

Молодого человека в элегантном светлом плаще звали Станиславом. По профессии он был журналист, работник областной независимой газеты, классический начинающий представитель среднего класса, проводящий на работе всё своё личное время, отчего можно было сделать промежуточный вывод о неустроенности его личной жизни. Много факторов слагают в одно целое тонкую нить счастливой человеческой жизни, подверженной в массе своей элементам нестабильности и скрытым от постороннего взора глубинным внутренним изменениям. Прохладным осенним вечером Стас брёл через городской сквер, терзаемый простой человеческой дилеммой, где кризис журналистской деятельности и мелодрама в отношениях с женой давали молодому человеку повод для глубоких личных размышлений. Ничего нового в голове не возникало, мысли обычно крутились вокруг уже существующих проблем, создавая некие завуалированные обходные манёвры, уводящие от главной цели, но не несущие подлинного разрешения. Тогда принималось кардинальное решение о покупке бутылки водки и приёма её внутрь как лекарственного средства, имеющего определённый терапевтический эффект. На выходе из сквера Стаса окликнули, или это ему только показалось, но он остановился, на всякий случай, и огляделся вокруг. Голос шёл из низины, где около грязного ручья на трубах теплоцентрали сидели два человека, и один из них обращался непосредственно к Станиславу, прося о маленьком одолжении. Он просил «огонька», то есть хотел прикурить сигарету. Место было тёмное, люди неизвестные, просьба пустячная, и можно было смело идти дальше, к супермаркету, где на полке его уже дожидалась бутылка хорошей водки и нарезка сырокопчёной колбасы в вакуумной упаковке, но Стас нащупал в кармане плаща остов газовой зажигалки и пошёл вниз, осторожно ступая по земляной поверхности.

На трубе сидели два бомжа, снедаемые непреодолимым желанием выкурить по дежурной сигаретке. Здесь не было ничего необычного – пустая формальность. В ответ на любезность парень протягивает Стасу помятую пластиковую бутыль с остатками тёмной жидкости и предлагает выпить за знакомство. Эта форма вежливости выглядит нелепо, но люди делятся последним из того, что есть, подкрепляя это высоким слогом «имеем честь». А почему бы и нет, коли дело идёт о чести? Ещё одна редкая вещь. Подобная авантюрная мысль очень даже свойственна русскому человеку, находящемуся в непростых эмоциональных отношениях с самой жизнью. Стас снимает крышку, произносит краткий тост и вливает в себя содержимое бутылки, ожидая непосредственной реакции организма. Бродяги пристально наблюдают за ним, поэтому человек прилагает усилия, чтобы оставаться непроницаемым, сохранить лицо, хотя это даётся Стасу нелегко. Когда оказалось, что всё не так и страшно, у молодого человека возникло, а затем и утвердилось желание выпить с этими загадочными людьми вина, вот здесь, прямо сейчас, о чём он и сообщил своим новым знакомцам, впрочем ещё не зная их имён и регалий.

Стас поднялся на тропинку и направился прямиком в супермаркет, к той самой заветной полочке с бутылкой водки, по пути размышляя о своём новом плане, сформулированном только что. Спонтанное знакомство с двумя доходягами как сюжет с продолжением. Это будет большой и развёрнутый репортаж о жизни бездомных, некое камерное путешествие, проведённое вместе с настоящими бродягами, проживание в естественных декорациях большого города, судьба маленьких людей, потерянных для нормальной жизни, брошенных и покинутых, но сохранивших свои человеческие начала. Здесь, естественно, вырисовываются жёсткие картины антагонизма, противоречий современного общества, его чёрствость и ярко выраженный эгоцентризм эфемерной урбанистической личности. Это будет драматическая история человеческих судеб, документальное повествование от первоисточника, репортаж с «самого дна». Об этом и размышлял журналист Станислав Серов, двигаясь мимо полок продуктового супермаркета.

– Не придёт, спорим?

Молодой и старый сидят на трубах, не меняя своей позы, и ждут незнакомца, который обещал им дармовую выпивку. Это греет их посильнее огня, но Кирюха выражает постоянные сомнения относительно обещаний незнакомца и говорит об этом вслух:

– Обманет нас этот тип… Как пить дать… А сейчас бы выпить ещё чуть-чуть было в самый раз, правда?

– Не спорю… Вечер прохладный, воздух влажный. Друг мой, верить в людей надо. Разве он нам обещал чего, кроме надежды?.. Добросердечия здесь вполне достаточно…

– Альтруист ты, Дед…

– А вон и твой тип возвращается. Сейчас расскажу человеку, как ты его называешь…

– И что?..

Стас спустился по уже знакомой тропинке вниз, неся в одной руке кожаный портфель, а в другой – белый целлофановый пакет с покупками. Положив портфель на трубу, он достал из пакета вакуумную упаковку сырокопчёной колбасы и бросил её парню:

– Держи! Открывай!

Следом выудил набор пластиковой посуды и отдал старику, который сразу стал вскрывать упаковку и вынимать стаканчики один за другим. В это время в руках Стаса оказалась большая бутылка прохладной водки, он отвинтил крышку и стал наливать в подставленную Дедом тару.

– Ну что, за знакомство?

Все выпили и зажевали колбасой.

Стас налил ещё и представился:

– Станислав, можно Стас.

– Кирилл, а иначе Кирюха!

– Дед…

Они чокнулись и вновь выпили. Водка способствует сближению людей, но все трое молчали, сохраняя скрытую классовую разобщённость, выражаемую в элементарном человеческом смущении, охватившем нечаянных собутыльников. Что-то типа «Как дела?» выглядело излишне вульгарно, а банальное «Чем помочь?» ущемляло человеческую гордость.

Стас верил, что разговор польётся полноводной рекой, но процесс тормозил где-то на начальной стадии, поэтому взял в руку бутылку и поднял её:

– Ну, за тех, кого нет с нами…

Тост был третьим и выпили его все не чокаясь. Кирюха засуетился, тогда Стас достал из пакета целую пачку сигарет и протянул ему. Этот поступок вновь пришёлся пареньку по душе, он ценил простые человеческие радости, будучи лишённым многих из них. Вытянув ноги, Кирюха задымил в ночной воздух, а его старший товарищ отказался от сигареты и решился заговорить со Стасом о жизни.

– А вы, Стас, почему решили сегодня с нами выпить?

Вполне разумный вопрос, логичный, грамотно поставленный, на него сам Бог велел ответить. Ай да старик, враз разрешил такую сложную задачу: как заговорить в компании, соображающей на троих в вечернем городском сквере. Стас собрался с мыслями, хотел пошутить, рассказать о русском интернационализме, древних духовных скрепах, объединяющих жителей большой страны, но начал говорить о своих накопившихся проблемах. Он обрисовал в общих чертах кризис своей журналистской профессии, затем перешёл к особенностям отношений со слабым полом, которые выражались в нескончаемых локальных ссорах с родной женой. Парень внимательно слушал, а Дед кивал головой, словно знал всё наперёд. Этакий доморощенный психоаналитик из вонючей подворотни. Но Дед кивал головой из вежливости – ему льстило внимание солидного человека, изливающего свою пьяную душу. Стас повествовал с особым жаром, пытаясь выговориться, не забывая при этом наливать в стаканчики водку. Когда первая бутыль опустела, он вынул из пакета вторую, открыл и стал наливать дальше. В наступившей тишине был слышно, как на дно стаканчика льётся водка. Оказалось, что дорога, проходящая рядом, опустела, тротуары освободились от пешеходов, а магазины закрылись, следуя установленному графику работы. Одним словом, наступила ночь, что не мешало спонтанной компании пить и вести беседу.

– А ты кем по профессии, Дед?

– А он – актёр… – поведал Кирюха.

– Сколько раз тебе говорил, пострел, не актёр – артист!

– Бывший… Но фразами сыплет хорошо. Вот сегодня Горького цитировал…

– Не Горького, а Чехова…

– А какая разница…

– Интересно…

Стас попытался сосредоточиться и посмотреть на старика под другим ракурсом, желая разглядеть в нём облик известного в прошлом артиста.

Старик добавил для солидности:

– Я выступал на сцене Новосибирского театра драмы двадцать пять лет.

– Ого!

– За это надо выпить!

Кирюха делает попытку подняться на ноги, барахтается, силится перевернуться, но всё безуспешно.

– Помогите…

Парень протягивает руку, Стас хватает её и тянет вес тела на себя. Кирюха поднимается на ноги, и его шатает от выпитого количества алкоголя.

– Наливайте, Стас… Выпьем за артистов!

Стас послушно следует просьбе страждущего юноши, разливая остатки водки по стаканчикам.

– Куда тебе пить, гляди, упадёшь…

– Нет! Фиг дождётесь… За искусство!

Кирюха выпивает, комкает и бросает стаканчик в сторону ручья. Со своего насиженного места медленно поднимается и старик, но делает это сам, без посторонней помощи. Теперь все трое стоят, создавая монументальную ночную скульптуру, олицетворяющую собой символ народного алкоголизма. Им впору было держаться друг за друга, ибо все социальные и возрастные препоны в одночасье рухнули, сблизив совершенно разных людей на почве бытового пьянства.

– Стас! Спасибо за вечер!

Кирюха страстно жмёт руку Станиславу.

– А вы куда? Спать в свой коллектор?

Дед засмеялся.

– Нет, серьёзно…

– Мы – люди неприхотливые…

Стас и не сомневался в аскетизме своих новых знакомых, но спать в грязном коллекторе было, по его мнению, не эстетично, о чём он незамедлительно и сообщил. Все с этим утверждением согласились.

– А пойдёмте ко мне домой, в моё бунгало. Там в холодильнике стоит початая бутыль вискаря.

Озвученная Стасом идея очень даже вдохновила компанию, и люди пришли в движение, ища достойный путь к великой цели.

– В бунгало, – повторил восхищённо Кирюха и упал на жухлую траву, не совладав с амплитудой своего начального движения.

Пришлось Стасу поднимать его за плечи, вести, толкать в горку. На самом верху Дед вспомнил, что на трубах остался кожаный портфель журналиста и засеменил вниз, к ручью.

Идти надо было недалеко, главное – по дороге не попасться на глаза наряду полиции, патрулирующему улицы спящего города. Впереди шёл Стас, поддерживая за локоть Кирюху, а замыкал движение Дед, несущий в руках кожаный портфель журналиста. Сия небольшая процессия двигалась молча, сосредоточенно, можно сказать – целенаправленно, но из всей троицы только Стас знал конечную цель маршрута. Это была двухкомнатная квартира, расположенная на седьмом этаже девятиэтажного дома, стоящего на улице Горького в глубине двора.

Часы показывали один час двадцать три минуты, когда компания нечаянных друзей остановилась на лестничной клетке; Стас пошарил в карманах, достал ключ и открыл входной замок квартиры номер шестьдесят три.

Яркий свет прихожей выхватил уставшие и печальные лица, излишне сосредоточенные от долгого хождения. Стас оживился, предвкушая дежурную рюмочку виски из холодильника. Кирюха присел на одинокую тумбу для обуви и погрузился в дремоту. Дед прикрыл дверь и защёлкнул собачку замка, а затем разулся и прошёл на кухню. Стас уже наливал в рюмки виски, оторвал взгляд от процесса и увидел Деда в ярком свете электрической лампы. Эффект был неожиданный, даже для человека нетрезвого. Там, у ручья, в полутьме, старик был похож на деревенского пенсионера, опустившегося на завалинку, чтобы отдохнуть и послушать местные новости. Его речи убаюкивали, а плащ походил на модный в прошлом аксессуар. Теперь же на пороге кухни стоял грязный, немытый, остро пахнущий человек неопределённого возраста, одетый в рваный балахон, бывший в прежнее время добротной демисезонной курткой. Спутанные волосы и неопрятная борода навеяли Стасу образ Григория Распутина, запечатлённого на одной из старых чёрно-белых фотографий, где старец смотрит в объектив сосредоточенным, умным взглядом, словно пронизывая пространство и время истории. Но Стас вовсе не роптал на происходящее. Находясь в изрядном опьянении, он видел перед собой доброго собутыльника, просто не успевшего переодеться и сходить к цирюльнику.

Станислав взял две рюмки и одну из них протянул Деду, вторую же отвёл чуть в сторону, намереваясь чокнуться, и произнёс:

– Давай, Дед…

Чокнулись. Выпили. Стас налил ещё. Процесс опьянения настолько завладел его сознанием, что необходимо было напиться до последнего, до момента, когда рука устанет наливать и сон овладеет сознанием индивида.

В коридоре раздался неожиданный шум: это на пол грохнулся Кирюха. Оставленный без присмотра, он пригрелся, заснул на самом краю тумбы и упал вниз, на пёстрый линолеум коридора. Стас и Дед вышли на звук и увидели, что парень мирно спит на полу, поджав ноги и засунув руки под голову, не испытывая при этом ни малейшего неудобства.

– Надо его переложить на кровать.

– Нет, Станислав, пусть спит. Это его стихия…

– Стихия?

– Ну рыба спит в воде, улитка в своей раковине. А бездомный – там, где упадёт…

– Умно… А ты? Что скажет Дед, если ему предложат постель, с одеялом и подушкой?

– Не откажусь, пожалуй…

– Ценю! Только завтра, чур, помыться. Окей?

Дед кивнул, скинул свою демисезонную куртку с прорехами, накрыл ей паренька и пошёл вслед за хозяином в тёмное пространство комнаты, желая поскорее добраться до постели и уснуть.

– Вот сюда, на диван, ложись. А я укрою…

Дед, как был, улёгся на диван, и Стас заботливо накрыл старика тёплым одеялом, после чего побрёл на кухню выпить ещё одну рюмочку перед сном.

3

Стас проснулся внезапно от звука работающего в соседней комнате телевизора. Голос диктора объяснял политическую ситуацию в мире. Голова болела, в горле было сухо, и причиной тому вполне могла быть последняя рюмка виски, выпитая натощак в два часа ночи на кухне. Как же он не любил себя в этот миг, но не умирать же из-за одной минутной слабости. Общая картина мира в сознании складывалась из разрозненных фрагментов вчерашнего дня, где ключевое место занимало желание выпить с бродягами. Это было поздним вечером и продолжалось достаточно долго. Сколько они выпили? И как пришли сюда? Выходит, что эти люди, в данный момент, находятся в зале, сидят и смотрят телевизор. Он понял, что сейчас придётся заново знакомиться с вчерашними собутыльниками, ведь по факту он ничего о них не знает. Пьяная беседа забылась, оставив фрагментарные знания о своих будущих героях, о которых Стас решил сделать репортаж. Да, эта идея родилась спонтанно, после того как парень по имени Кирюха попросил огонька. Молодой бродяга. Такое бывает? Выходит, что бывает. А старик? Был в прошлой жизни артистом. Так не бывает. Стас поднимается и осторожно приоткрывает дверь в зал. В образовавшуюся щель он просовывает голову и поворачивает её, ища оптимальную позицию для обзора. Картинка была почти идеальная. В зале, расположившись на диване, сидели два человека и смотрели на экран телевизора, внимательно вслушиваясь в монолог диктора, голос за кадром, сопровождающий чёрно-белую картинку документального фильма. Они походили на двух родственников, дедушку и внука, решивших совместно провести утро, коротая время за просмотром любимой телепрограммы. Правда, вид у них был несколько диковатый, и Стас даже засомневался в правильности своего вчерашнего выбора. А что, если эти двое – законченные забулдыги, пропившие своё сознание и утратившие элементарные поведенческие начала? Отменить всю затею, дать им по тысячи на опохмел и отправить с Богом? Тут же, мельком, проскочила мысль о том, что «надо меньше пить»[1]. Фонтанирование пьяных идей есть абстрактный путь, не приспособленный к реальному пространству жизни. Такая блажь, потеха, игра сознания, кладезь нереализуемого, скрытого и непознанного. Судьбу не обманешь, остаётся лишь покориться происходящему и…

Дверь чуть скрипнула, и сидящие на диване люди повернули головы в сторону звука. Худые, слегка одутловатые лица, с космами нечёсаных волос на голове – облик особых людей, очутившихся в непривычной домашней обстановке чужой квартиры. Выгонять их было жаль. Пока – жаль. Надо покормить. И пусть помоются под душем. Тогда, с чистой совестью, по тысяче в руки и за порог.

– Как спалось?

– Хорошо.

Дед кивает головой, а парень молчит, испытывая свойственную этому возрасту застенчивость. Стоит такому выпить, и смелость касается его чела. Знакомое состояние, когда трезвый очкарик, приняв на грудь, превращался в силача и хулигана, грозу района. Протрезвление всё ставит на свои места.

– Я на кухню, а вы примите душ, по очереди, и милости прошу на завтрак…

Это была фраза уверенного в себе человека, занимающегося важным домашним делом.

На кухне Стас быстро открыл холодильник, достал бутыль виски, снял пробку и налил себе полную рюмку. «Что поделать, такой я человек». Он придумывал фразы, определяющие его действия как компромиссные. Подобное соглашательство могло быть признаком малодушия, если бы Стас не был сильным. Холодное виски горячо обожгло нёбо. Висящие над кухонным столом декоративные часы показывали девять часов утра. В редакцию можно было выдвинуться ближе к одиннадцати, вот только решить вопрос с этими ребятами. Это было похоже на дилемму, где на кону хорошая идея, но слабый материал, хотя ещё есть время посмотреть, поговорить…

На кухню, двигаясь бочком, вышел старик. Аборигены пришли в движение. Слышен шум льющейся за дверями ванной воды. Стас хотел незаметно убрать бутылку, разве может посторонний знать о слабостях хозяина квартиры, но было поздно. Оставалось лишь предложить выпить и вошедшему на кухню Деду.

– Будете?

– Нет, спасибо, перетерплю… Давайте помогу завтрак приготовить.

– Давайте… Может, на «ты»?

– Не возражаю…

Стас наливает ещё одну рюмку, быстро выпивает, открывает холодильник и прячет бутыль внутрь. Взамен этого достаёт упаковку яиц, масло, небольшой кусочек варёной колбасы и кладёт на столешницу у плиты. Находит в нижнем шкафу сковородку и ставит её на конфорку.

– Вот, пожалуйста, занимайся…

– Идёт.

И старик, засучив рукава своего затёртого джемпера, принялся жарить яичницу с колбасой. Стас занял место на табурете, опёрся спиной о стену и стал наблюдать за работой Деда. Небольшие дозы алкоголя, смешавшись с кровью, растекались по самым дальним уголкам организма, вызывая лёгкую эйфорию. Головная боль отступила, тревоги улетучились, появилось естественное желание съесть здоровой и вкусной пищи. Стоящий у плиты Дед делал всё медленно, но правильно, что могло говорить о том, что его жизненные навыки не совсем утрачены. Руки этого бродяги уверенно нарезали колбасу, правильно разбили яйца, не уронив скорлупы, посолили блюдо и накрыли крышкой сковороду, чтобы яичница доходила до необходимой кондиции. Кожа в районе локтевых сгибов была не такая уж и дряблая, не подёрнутая временем, наоборот, эластичность её говорила о том, что человек был не так и стар, каким казался внешне. Диссонанс восприятия был связан с грубостью черт лица, которые несли на себе бремя тяжёлых жизненных испытаний, отсюда и человек казался старше своих лет, из-за чего его принимали за древнего старца, хотя он был лишь на пороге старения. Сколько этому человеку лет? Дед завершил свою поварскую работу, выключил газ, обернулся лицом к Стасу и теперь стоял напротив, словно конкурсант, ожидающий вердикта жюри. У него были довольно правильные черты лица, выдающие заправского красавца в прежние молодые годы, ловеласа восьмидесятых, с высоким лбом и мягкой линией бровей. Покоритель женских сердец и душа первого курса театрального училища наверняка был полон творческих планов и больших надежд. Влюблялся в красивых девушек, или они сходили от него с ума. Теперь от былого остался один взгляд живых и пытливых глаз, скрытых под кустистыми дугами бровей. Слегка приплюснутый нос, глубокие складки возле щёк, жёсткая спутанная борода. Явные следы непростой жизни, отпечатавшиеся прямо на челе. Живой пример суровых испытаний, выпавших на его долю. Стас пытался представить прошлое этого человека. У него вполне может быть семья, дети, внуки. Только где они? В какой момент своего существования этот человек лишился всего этого?

– А как тебя зовут, если не брать в расчёт сегодняшнего имени, похожего на звание?

– Александр Тимофеевич Ильинский…

Дед прищурился, концентрируя внимание на разговоре. Для него это всё было непривычно. И если даже учесть, что вопрос задал журналист и это часть его прямой профессии, Дед слегка насторожился, ожидая естественного продолжения беседы.

– Что с тобой случилось?

– А что нашего брата, артиста, губит…

– Что?

– Водка губит. В моменты творческого кризиса стал пить, или, как говорят, прикладываться к бутылке. Вроде всё было. Жена, дочка, роли в театре. Мог в кино сниматься. У Светланы Дружининой пробы проходил…

Хлопнула дверь ванной, и на пороге кухни появился Кирюха. Он был закутан в тёмно-синий халат, слегка мокр, с чистыми, но растрёпанными при вытирании волосами. Сейчас это был молодой, энергичный человек, с открытым взором и проснувшимся здоровым аппетитом.

– Есть хочу… – бесхитростно произнёс он и прошёл на другой край кухни, где отодвинул табурет и сел на свободное место за столом.

Дед вынул с сушки чистые тарелки и разделил приготовленное блюдо на три части, после чего поставил порции на стол, дополнив вилками и тарелочкой с нарезанным хлебом.

Всё происходило буднично, спокойно, словно эти два человека всегда жили в этой квартире, а Стас зашёл в гости, попал к моменту завтрака и был приглашён за стол по старому знакомству. Это могло показаться, в определённой степени, наглостью, но хозяин усматривал в этих движениях посторонних людей явные и позитивные моменты. Сии живые люди проявляли желание жить, пусть даже в таких простых мелочах. Да, они были наглы, а скорее просты, непосредственны и вполне годились для будущего репортажа. Теперь они ели яичницу на седьмом этаже в цивильных условиях – и делали это с определённым шармом, достойным для подражания.

Стас посмотрел на часы и поднялся из-за стола.

– Друзья мои, мне надо уехать по делам. Но вечером я вернусь. У меня к вам есть одно предложение… Александр Тимофеевич остаётся за главного…

Стас ушёл в комнату и быстро оделся. Действие алкоголя отступило, организм пришёл в норму, необходимо было ехать в редакцию. Сейчас он особенно верил в удачу своего будущего дела. Обуваясь в прихожей, Стас вспомнил про жену, которая могла появиться в доме во время его отсутствия, и заглянул на кухню.

Гости уже съели свой завтрак, и теперь Дед ставил на плиту чайник с водой.

– Александр, я совсем забыл. В моё отсутствие может появиться моя любимая жена. Женщина красивая и дюже бдительная. Зовут Ирина. Вероятность её прихода мала, но существует. Запомните, вы мои дальние родственники из Волгограда…

Кирюха кивнул.

Дед спокойно ответил:

– Не беспокойся…

– Мойтесь, ешьте, отдыхайте и набирайтесь сил. Пока.

– Пока, – Кирюха махнул рукой.

Стас развернулся, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.

4

– Здравствуйте…

Кирюха повернул голову на звук женского голоса и замер в полной растерянности. В проёме двери стояла статная блондинка в модно скроенном пальто персикового отлива, застёгнутом на все пуговицы, и внимательно рассматривала постороннего молодого человека, находящегося в чужой квартире. Этот наглец сидел на диване, перед ним был журнальный столик, на котором находилась широкая тарелка, полная бутербродов с маслом и колбасой, и стояли две кружки с чёрным чаем. По телевизору шла музыкальная программа с участием звёзд российской эстрады. Только что спела Татьяна Буланова.

– Ты кто, вор?

Кирюха нервно сглотнул слюну и крепко сжал кусок бутерброда в руке.

– Что молчишь? Как ты сюда залез? Отмычкой дверь открыл? А? Или с крыши спустился?

Она мельком посмотрела на окно и балконную дверь, ища подтверждение своей фантастической догадке. Такого напора, подкреплённого красотой незнакомки, парень осмыслить никак не мог, поэтому продолжал молчать, вжавшись в спинку дивана.

– Язык проглотил. В полиции будешь более разговорчив…

Женщина достаёт из кармана пальто телефон и начинает искать номер отдела, находит, делает вызов и ожидает гудков, приложив аппарат к уху.

В это время за её спиной, в коридоре, раздаётся негромкое мужское пение, и в зал, мимо блондинки, проходит Дед в белоснежном халате, с полотенцем на шее, вытирая одним его краем волосы на своей непокорной голове.

– «Кто может сравниться с Матильдой моей…»[2]

Теперь в недоумении оказывается дама, опускает телефон, делает несколько шагов в сторону, пока не опирается спиной о стену.

Дед вальяжно разворачивается в её сторону и приподнимает в удивлении излишне густые брови, прерывает своё камерное пение и обращается к женщине:

– Здравствуйте, Ирина! Вы намного прекрасней, чем на той фотографии, что мне прислал Стас. Фото никогда не передаёт истинной красоты, данной нам самой природой, за редким исключением. Разрешите представиться, Александр Тимофеевич, дядя по материнской линии. А это мой племянник, Кирилл, паренёк застенчивый, вот и растерялся, увидев даму. Наш приезд из славного города Волгограда был столь стремителен, что об этом мало кто узнал. Раньше говорили в старину – инкогнито.

– Это что, шутка? Какой дядя… Что-то я про вас не слышала раньше…

– А про вас Стас очень много говорил. И всё в высшем тоне. Я слышал, что у вас всё прекрасно! А теперь имею счастье лично наблюдать… Станислав пригласил погостить, посмотреть город, бывшую столицу Восточной Пруссии. Вильгельм Второй, Великое посольство, Кант. Романтика! Грех было не воспользоваться такой возможностью! Да вы позвоните ему…

Ирина вновь вооружилась телефоном, набрала номер Стаса и вышла в коридор для частичной конфиденциальности разговора. Она медленно ходила по пространству прихожей, не выпуская из виду подозрительных незнакомцев.

– Алло! Стас! Привет… Всё нормально… А ты почему мне ничего не говоришь, что к тебе дядя из Волгограда прилетел, с племянником? Да? Да?

В это время Дед незаметно подмигивает Кирюхе, пытаясь вернуть его в нормальное состояние. На экране телевизора начинает петь Алла Пугачёва.

– Ты продолжаешь вести себя как подросток. Ни капли ответственности! Нам пора серьёзно поговорить… Хорошо. Хорошо. Всё, пока…

Завершив разговор с мужем, Ирина вошла в зал. От неожиданного волнения её аккуратно уложенные белокурые волосы слегка растрепались, щёки раскраснелись, но взгляд уже обретал прежнее спокойствие, пошатнувшееся пятью минутами ранее. Дед, как истинный артист, обратил сомнение женщины в долгожданное гостеприимство.

– Хорошо. Я поговорила со Стасом. Располагайтесь, смотрите город, только прошу вас, не пейте. А то мой муж любит напиться и пригласить в дом целую кучу друзей-алкашей. Сидят, бухают, курят, соседям спать мешают.

– Да вы что? А я после операции. Алкоголь противопоказан…

– Операция? Что случилось?

– А… – Дед махнул сокрушённо рукой, – панкреатит…

Ирина сочувственно покачала головой, не ожидая услышать таких печальных подробностей из жизни дяди из Волгограда.

– Берегите себя, Александр Тимофеевич… До свидания.

Окинув комнату и людей, в ней находящихся, прощальным взглядом, Ирина вышла в прихожую и ушла, прикрыв за собой входную дверь.

Только теперь парня отпустило. Он разжал пальцы руки, и на столик упала спрессованная пальцами мякоть хлеба с вкраплением кусочков розовой колбасной массы. Концерт на экране телевизора завершился, пошли титры. Кирюха, стряхнул с ладоней крошки, потёр ладони, взял в руки пульт и стал щёлкать каналы, не задерживаясь долго ни на одной программе, до тех пор, пока не появилась картинка боксёрского поединка. На ринге дрались боксёры-тяжеловесы, нанося друг другу мощные удары, а между ними бегал рефери небольшого роста, внимательно наблюдая за движениями соперников. Действие происходило за границей, при большом скоплении зрителей, что говорило о статусе транслируемого поединка.

Народ шумел, красивые девушки ходили в перерывах с табличками номеров следующих раундов. Кирюха проникся поединком, выбрав фаворитом высокого спортсмена с мощным торсом, которому противостоял боец с пивным животом и агрессивной манерой боя. Оба боксёра хорошо держали удар и много двигались, хотя к середине поединка темп сильно упал. При такой массе тел любой удар мог привести к нокауту, и оба спортсмена знали об этом.

Дед взял с полки книгу и присел на диван рядом с молодым спонтанным болельщиком, открыл её и стал просматривать страницу за страницей.

– Бей!

Кирюха криком пытается помочь одному из спортсменов, боксёру в синих трусах.

– Что, нравится?

– Я в детстве хотел заниматься боксом.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы уметь постоять за себя… У нас, в детдоме, слабаков не жаловали…

Дед заинтересовался поединком, ради этого дела отложив книгу в сторону. Это был томик произведений Шекспира. Боксёр в синих трусах пропустил от соперника хук слева и зашатался, прижавшись к канатам. «Пивной живот» пошёл в атаку, пытаясь закрепить успешный выпад, чередуя апперкоты и боковые удары. Внезапный гонг возвестил окончание очередного раунда. Атлет в синих трусах тяжело опустился на стул в углу ринга. Тренер машет перед его носом полотенцем, а помощник протирает влажной губкой плечи и шею боксёра. Закончился десятый раунд. Развязка боя была совсем рядом. Парень заёрзал на диване.

– Что, Кирюха, волнуешься?

– Есть немного…

– Так здесь же всё давно решено…

– Как? Что ты говоришь?..

– Люди из американской мафии сами назначают победителей и устанавливают проигравших.

– Сказки не рассказывай…

Кирюха недоверчиво покосился на Деда, который невозмутимо смотрел поединок двух тяжеловесов, ожидая предрешённой развязки, словно сам и был мафиози, снимающим главные барыши подпольного спортивного тотализатора.

– Вот смотри, этот качок в синих трусах мог уже проиграть…

– Время раунда закончилось!

– Но ещё два впереди, а это столько времени. Ритм упал. Толстяк наседает, и у него руки как кувалды, но…

Гонг возвещает о начале одиннадцатого раунда. Бойцы встали в стойку, рефери взмахнул рукой, и битва продолжилась. Отдохнувший «качок» сделал выпад, но «пивной живот» ушёл в защиту, сбил натиск и сразу пошёл в нападение. У боксёра будто открылось второе дыхание, и он решил завершить бой досрочно. Кирюха внимательно следит за ходом поединка.

– Ну, что скажешь, Дед? Кто должен «упасть», по-твоему?

– Толстяк. Здесь и думать не надо. Даже скажу больше: он сам на себя и поставил. На свой проигрыш. Такие там нравы, парень…

– Как он проиграет, если он сейчас мутузит этого, в синих трусах, без зазрения совести…

– А вот так. В назначенное время сидящий в первом ряду помощник главного босса подаст сигнал. Это будет что-то типа взмаха рукой или снятая с головы шляпа, то, что привлечёт внимание продажного бойца. Как только боксёр этот сигнал уловит, хоть краем своего глаза, тут же упадёт в нокдаун. Бах, и всё… Его, конечно, будут презирать, болельщики отвернутся, но таковы суровые правила жизни. Понимаешь, сынок?

В это время «качок», буквально загнанный в угол и использующий клинчи как единственное средство личного спасения, наклоняет корпус, делает нырок и бьёт «пивной живот» снизу в челюсть. Толстяк падает на ринг как подкошенный. К нему бросается рефери, наклоняется и начинает отсчёт времени, сопровождая секунды движением пальцев на руках. Упавший боксёр пытается подняться, но падает вновь, не имея возможности наладить внутреннюю координацию. Судья поднимает над головой окрещённые руки, констатируя глубокий нокаут спортсмена. «Качок» внезапно осознаёт свою победу и бежит в угол к тренеру, чтобы обнять его в порыве нахлынувшей радости. Зал ликует.

Кирюха медленно поворачивает голову в сторону старика. Дед берёт в руки томик произведений Шекспира, открывает его и погружается в чтение.

5

Стас вышел из магазина, неся в руке большой пакет с продуктами. Настроение у парня было отличное. Редактор принял его более чем благосклонно, внимательно выслушал и согласился, что тема будущего репортажа актуальна и вполне вписывается в общую концепцию издания. Газета специализировалась на жизни региона, занималась частными расследованиями и освещала криминальную обстановку области. Финансирование издания происходило из независимых источников, и редакция всегда выражала свою личную позицию в печатаемых материалах. Редактор являлся, по совместительству, депутатом областной думы, был человеком серьёзным, как говорят – неординарной личностью, поэтому и в коллектив подбирал людей своеобразных. Станислав Серов вполне мог быть ведущим репортёром большого издания в столице нашей родины, городе Москве, где успешно окончил журфак МГУ, был рекомендован для работы в крупных издательствах, но вернулся домой и устроился в независимую газету. Некоторые знакомые посчитали это признаком слабости, посмеивались над наивностью парня, ища скрытую подоплёку такому глупому с точки зрения карьеры поступку. Другие искали женщину, как принято в определённых условиях, и основания для этого были. Стас был влюблён в девушку по имени Ирина с ранней школьной скамьи, и этот долгий любовный роман завершился торжественным бракосочетанием, прошедшим в межрайонном отделе ЗАГС номер один города Калининграда, три года тому назад.

Свадьба была не очень пышная, но тёплая, почти радушная, дающая надежду на долгую и счастливую жизнь. Ещё одной причиной возвращения Стаса в родные пенаты можно было назвать некоторую природную лень. Обладая живым характером, молодой человек предпочитал свободу как основополагающий фактор своего существования, где тяжёлой и трудной работе отводилось малое место, почти ничтожное, а творчество и полёт мысли были в большем приоритете. И редактор знал о таланте Станислава, его несобранности в жизненных мелочах, но последовательности и педантичности в работе. Новый проект был очень даже актуален, особенно в это неспокойное время всеобщего отчуждения. Мир охватило безразличие людей друг к другу, что порождало целый комплекс бед, результат которых мог быть виден спустя всего несколько поколений. То есть будущее может явиться ужасным, беспросветным, пустым и абсолютно безнадёжным. Спасая бездомных, мы сохраняем человека в себе. Обращая внимание общественности на проблему бродяжничества, журналист задаёт новый социальный запрос на справедливость. «Под лежачий камень вода не течёт», – сформулировал главный редактор итог личной встречи с корреспондентом Станиславом Серовым и дал добро на старт нового проекта. Срок на работу отвели в рамках одного календарного месяца. В бухгалтерии выдали энную сумму на возможные производственные расходы и пожелали большой удачи.

По дороге домой на его телефоне прозвучал звонок. Это была Ирина, его жена, и разговор их начался с вопроса о людях, присутствующих в пространстве их общей квартире. Стас внутренне сжался, предчувствуя скорое разоблачение, ведь нюх у этой женщины был особый, любое спорное противоречие она трактовала в свою пользу. «Приняв Деда и Кирюху за воров, она вызовет наряд полиции и отправит бедолаг в КПЗ. Но старик действительно оказался хорошим артистом, сходу убедив жену в дальних родственных связях со мной, её законным мужем. Как мы её сделали! Мою любимую жену. Прости меня, Ирина».

План действий формировался в движении: на выходе из редакции, по дороге, в магазине, пока Стас совершал покупки, расплачивался у кассы, он предлагал сам себе разные концепции подачи информации, включая самые радикальные. Например, внедриться в шайку бродяг под условным псевдонимом, обрести доверие главаря и стать его правой рукой. Жить на мусорных полигонах, сдавать ветошь и металл в утиль, побираться у больших магазинов и у входа на центральный рынок. Но для этого необходимо было, хотя бы с неделю, не мыться, не стричь ногти, не расчёсывать свои волосы. Приходить, так сказать, в форму. Так разведчики проходят специальную подготовку перед заброской в тыл врага. А ещё обучиться особому арго, профессиональному жаргону, свойственному бездомным, овладеть походкой и набором иных движений, помогающих проще сойти за своего. Допустим, есть хорошие учителя, но сможет ли Стас освоить всё это быстро и качественно? Сама мысль была очень заманчива, но требовала серьёзных усилий, отнимающих время, обусловленное договором с редакцией газеты.

Оставался один вариант, абсолютно беспроигрышный, бескровный и гуманный, о котором и осталось поговорить с истовыми аборигенами помоек и тёмных закоулков прямо сегодня, не откладывая в долгий ящик. У них нет причин отказываться, они будут вознаграждены и, быть может даже, прославятся на региональном уровне. Надо будет серьёзно поговорить, узнать их судьбы, причины падения, следствия, услышать мысли и пожелания – иными словами, сдвинуть всю ситуацию в иную плоскость.

«По-моему, неплохо…» – резюмировал журналист свои размышления, входя в подъезд дома.

6

– Давайте-ка, братцы, нажимайте на итальянскую кухню…

Стас сидел за столом на кухне и смотрел, как его новые гости поглощают приготовленный им только что ужин. Это были спагетти, посыпанные тёртым сыром и обильно политые томатным кетчупом. Дед ел аккуратно, наматывая на вилку очередную порцию макарон и закладывая в рот осторожно, боясь запачкать густую растительность на лице. Он даже приготовил тканевое полотенце для промокания бороды, восседая за столом, как старорусский купец в провинциальном трактире. Кирюха же ел жадно, неловко, ловя непокорные спагетти на столовый прибор, как советский турист, впервые оказавшийся за границей, в подлинной итальянской траттории. Умывшись и чуть причесав непокорные волосы, парень стал больше походить на совсем ещё зелёного юношу, кем он, собственно, и являлся, но чья сущность была скрыта за грязной вторичностью старой одежды и напускной ершистости, вызванной тайным страхом перед большим миром, порочным и беспощадным.

Дед, параллельно с поеданием итальянского блюда, рассказывал перипетии дневного столкновения с Ириной, случившейся очень неожиданно для всех участников сценического действия:

– Я стою в душе, намыливаю голову и вдруг слышу, как входную дверь ключом открывают. Тут два варианта: или ты, или твоя жена, верно?

Стас улыбается и кивает головой.

– Выключил воду, прислушался… женский голос. Ну, думаю, всё, попали! Лихорадочно размышляю, вытираюсь полотенцем насухо, попутно ищу образ, в котором предстать придётся, и вдруг вспоминаю твой умный совет… Дядя. Русский человек из Волгограда. Этакий провинциальный сибарит, псевдоинтеллигент, ловелас… Да, именно ухажёр и повеса в далёкой молодости…

Дед оставил вилку на краю тарелки, освободив две руки для эффекта жестикуляции в процессе своего рассказа. Кирюха смотрит на старшего товарища с затаённой улыбкой на устах, как соучастник эксцентричной городской сценки, развернувшейся днём в замкнутом пространстве квартиры.

– Накидываю на плечи белоснежный халат, завязываю поясок туго, прокашливаюсь, как тенор перед выходом на сцену, и появляюсь в зале, непринуждённо исполняя отрывок из оперы Чайковского «Иоланта», помните?

Стас напрягся, а Кирюха уже готов был вступить в дуэт, стоило лишь напомнить ему первые слова произведения.

– Ну как же, ария Роберто: «Кто может сравниться с Матильдой моей! Сверкающей искрами чёрных очей! Как на небе звёзды осенних ночей! Всё страстною негой в ней дивно полно. В ней всё опьяняет! В ней всё опьяняет и жжёт, как вино…»

Кирюха наивно и трогательно вторит Деду, махая пустой вилкой над столом, используя её как дирижёрскую палочку. Стас подхватывает общую тему, и все трое повторяют: «Как вино!» На этом знание слов из арии произведения великого композитора закончилось, поэтому все дружно засмеялись, а Дед продолжил повествование:

– Прохожу я в зал мимо самой хозяйки, а она чихвостит Кирюху, колет его на предмет взлома квартиры. Смотрю, парень поплыл совсем, затаился…

– И ничего я не поплыл!

– Да уж… Сэндвич свой в руке зажал и смотрит так жалобно…

– Ха-ха-ха! – Стас смеётся от всей души.

– И тогда я представился твоим дядей из Волгограда, а Кирюха превратился в моего племянника. Такая вот сложная родственная комбинация. И это сработало, Стас…

– Дед сыграл правдиво…

Этот парень находит возможность вставить несколько своих слов в общую беседу и нисколько не расстраивается, приняв правду о себе с лёгким юмором. Он был нормальным человеком, открыто смеялся, естественно удивлялся и с хорошим аппетитом поглощал свежую пищу. За окном стемнело, еда была съедена, и Дед просит парня убрать и помыть за всеми посуду, и Кирюха берётся исполнить эту просьбу старшего товарища безропотно, в благодарность за ужин.

Странная идиллия ещё недавно совершенно незнакомых людей показалась Стасу добрым знаком, и, когда парень убрал, помыл, поставил на сушку тарелки, обратился к своим новым гостям с деловым предложением. Деловым оно было лишь отчасти, ведь речь о каких бы то ни было преференциях и не шла вовсе. Скорее это была просьба о помощи, приглашение к сотрудничеству людей, хорошо разбирающихся в бродяжьей жизни.

– Александр Тимофеевич, я хотел бы попросить тебя и друга твоего поучаствовать… нет, не так… Я хочу сделать репортаж о бездомных и пригласить вас помочь мне в этой работе.

Стас произнёс первые фразы и умолк, давая возможность людям осмыслить сказанное.

– Чтобы мы всё тебе показали и рассказали?

Дед неловко чешет свою бороду. Кирюха прошёл на своё место и опустился на табурет. Стас ожидал подобную реакцию. Осторожное недоумение, которое просилось на язык логическим вопросом «А зачем?». Зачем нормальному человеку спускаться по социальной лестнице вниз, на самое дно, добровольно, испытывая только смутную необходимость.

– Надо для репортажа… Работа такая – освещать события, происходящие вокруг нас.

– Это понятно… Поэтому мы здесь в этом доме и задержались, да?

– А что, отдохнули, набрались сил…

Разговор пока не особо клеился, но Стас не сдавался, ища возможность донести свою мысль как можно полнее.

– Знаете, я не так выразился… Этот проект окончательно оформился у меня в голове вчера вечером, именно в тот момент, когда Кирюха окликнул и попросил меня прикурить свою сигаретку. Ведь шансов встретить адекватных людей в подобной среде не так много. А здесь… предложили вина, да ещё сказали так заковыристо: «Имеем честь предложить вам…». Как там дальше, Александр Тимофеевич?

– «…толику доброго вина».

– Точно. Толику доброго вина. Прямо выпить захотелось после таких слов, за компанию. Тогда я и задумался о душе…

– А что душа? – Кирюха неожиданно заинтересовался терминологией журналиста.

– Что могли собой представлять два человека, сидящие на трубах у городского ручья? Теплилась ли мысль в головах этих бродяг? Какова их судьба? Именно поэтому я и пошёл дальше, решил поступить чисто по-русски, выпить водки и попытаться узнать душу двух этих незнакомцев. Одного и второго.

– Узнал?

– Да подожди ты, пострел, дай умному человеку мысль сформулировать.

– А я разве не умён?

– Дуралей ты молодой, зелёный ещё.

Кирюха слегка надулся, для проформы, а после решил общаться со Стасом напрямую, минуя инстанцию в виде старшего товарища.

– Станислав, мы готовы вам помочь в столь важном деле. Это… Во сколько завтра будем начинать вести репортаж?

– Как проснёмся, позавтракаем и переоденемся в старую одежду.

– А мы будем менять облик? Надевать старые рваные вещи, мазать сажей лицо?

– Зачем? – Стас удивлённо приподнимает брови. – Александр Тимофеевич, разве так надо?

– Ну в начале прошлого века бродяги так делали специально, чтобы разжалобить обывателя, на слезу пробить, денежку заработать. Я когда играл в пьесе Горького «На дне» роль Сатина, то нам костюмеры шили из новой ткани обноски. Парадокс: вещи только что из-под швейной машинки, а уже похожи на ношеные. Вот мастера были… И вот надеваешь эти невзрачные штаны, мятую рубашечку, лапти и ходишь по коридору театра, туда-сюда, наполняешь вещи душой своего персонажа, как вторую кожу примеряешь на себя.

– Интересно как…

– По ходу, Дед, ты из этого образа до сих пор не вышел, – прыснул со смеха Кирюха, вскочил с табурета и рванул в комнату, не дожидаясь ответа на свою колкость.

Дед проводил его движение взглядом.

– Ну что с этим парнишкой делать? Люблю я его…

– Значит, вы согласны помочь мне?

– Можно… Тогда надо раньше спать лечь, отдохнуть перед дальней дорогой.

– Ну она будет не такой уж дальней… Я заведу будильник часов на девять, да?

– Ты у меня спрашиваешь? Кто хозяин в доме, ты или я? Помнишь такой анекдот?

– Это что-то на тему семейных отношений? Знакомо…

Станислав зевнул и поднялся со стула.

– Ну я ушёл спать, а вы… ты располагайся в зале, на прежнем месте, а парень кресло пусть разложит. Не на полу же спать всё время…

С этим было трудно поспорить, хотя обстоятельства порой диктуют иные законы. Для новых гостей Стас отвёл все спальные места в зале, сам же удалился во вторую комнату, где стояла двуспальная кровать – супружеское ложе, ставшее холодным и пустым за время непредвиденной конфронтации с женой. Стас быстро разделся и забрался под одеяло, заворачиваясь в него, как в кокон спального мешка, принимая наиболее удобную позу для погружения в сон.

7

Утро всегда приходит внезапно, проникая через сонное сознание далёкими и невнятными шумами пробуждающегося внешнего мира. Это могут быть голоса людей за стеной, звук проезжающей по дороге автомашины, далёкий лай собаки. Постепенно количество звуков увеличивается, они теряют прежнюю деликатность, становясь настойчивее, громче, исподволь побуждают к действию, и тогда приходит долгожданное пробуждение. Стаса разбудили голоса своих новых гостей, доносящиеся из соседней комнаты. Казалось бы, люди, долго лишённые нормального сна, должны дрыхнуть без задних ног, отсыпаясь за всё прежнее утерянное время, но выходит всё наоборот. Организм этих достопочтимых бродяг настолько мобилизовался за период долгих и непрерывных скитаний, что они спят крепко и мало, как император Наполеон перед сражением или царь Пётр Первый при постройке нового корабля, пробуждаясь до первых петухов, предвкушая новый день своей жизни. Да они – гурманы.

За ночь гостиная успела наполниться тяжёлым «ароматом» старой заношенной одежды, с которой ни Дед, ни Кирюха так и не захотели расстаться, являя этот запах едва ли не главным составляющим своей натуры, или, принюхавшись, совсем не различали его, считая вполне естественным фоном и не подозревая, какие это приносит неудобства окружающим. Стас кивнул им головой в знак приветствия, прошёл через комнату и открыл настежь окно, впустив свежую прохладу осеннего утра и тот самый шум городской жизни, который постоянно напоминает о тщете жизни.

– Так, друзья, долой ваши обмотки! Все, безжалостно, в мусорные пакеты и на свалку! Такой духан нам не нужен!

Эти слова Стас произнёс несколько назидательно, в духе раннего постсоциализма, после чего пришла пора театрального переодевания, где костюмерная была прямо здесь, в зале, около дивана и телевизора.

Он открыл шкаф и стал доставать свои запасы одежды, выкладывая на кресло одну вещь за другой. В какой-то момент Стас поймал себя на мысли, что тряпок на стеллажах слишком много, а это прекрасная возможность выбора.

Гости послушно раздеваются, скидывая с себя старые вещи, пропитанные потом и овеянные дождями и ветрами. Делали это они неловко, неуклюже, и, чтобы сильно не смущать аборигенов, хозяин вышел из комнаты. На кухне Стас открыл холодильник, достал початую бутылку виски и поставил её на стол. Первым его желанием было выпить рюмку-другую – что с этого будет, когда ненормированный рабочий день и отсутствие всевидящего ока жены и главного редактора создают великую иллюзию настоящей свободы, дарованной человеку особыми обстоятельствами. Главное – не считать это привилегией, ведь тогда все составляющие кардинально меняются местами. К чему это приводит, можно было увидеть, заглянув в зал, где на данный момент переодевались новые знакомцы Стаса. Они уже сняли свои ветхие одежды и осторожно брали новые вещи, подбирая и меря их на себя. Тогда остатки виски водворяются на своё место, на боковую полку, расположенную на тыльной стороне дверцы холодильника, и на плиту ставится чайник, полный воды. Лучшим вариантом для завтрака будет три чашечки кофе и хлеб с маслом.

В зале было тихо, не терпелось заглянуть в комнату и оглядеть картину происходящего. Стас гнал от себя сомнения прочь, заваривая кипятком молотый кофе в кружках. Затем, нарезая хлеб, он утешал себя банальностью всего происходящего: «Масло пусть каждый мажет себе сам». Поставил сахарницу и, с чистой совестью, поспешил к своим новым друзьям, занятым глобальным переодеванием, а иначе говоря, сменой своего личного имиджа. И вот что он увидел.

Кирюха облачился в почти новый спортивный костюм фирмы Adidas и стал похож на студента физкультурного техникума. Он крутился перед зеркалом, принимая боксёрские позы, выкидывал вперёд руки, имитируя удары, делал нырки, чем бесконечно веселил Деда, давая ему лишний повод для очередной шутки.

– Дед, смотри, нормально?

– Да. Сразу стал похож на мастера спорта…

– По боксу?

– Нет, пострел, по шахматам…

Парень прекращает бой с тенью, поворачивается лицом к старику и смотрит на него с несколько преувеличенной укоризной. Видно, что разряд по шахматам его устраивает не так сильно, как звание мастера спорта по боксу.

– Махать руками – дело не хитрое. А потом знаешь какие у этих ребят в жизни проблемы бывают, после долгих боёв на ринге?

– В смысле?

– В очень прямом смысле. Бьют им кулаками по голове постоянно, а внутри черепной коробки что? Правильно, мозг. А это вещь деликатная. Им думают… А отбитые мозги мысли не генерируют, а, наоборот, провоцируют всякие болезни. Паркинсона, например, или Альцгеймера. Ходишь трясёшься, два слова связать между собой не можешь, руки непослушные, спишь плохо, под себя ходишь… Вот и выбирай, что лучше: бокс или шахматы. Ответ очевиден…

Безрадостная картина таинственной болезни Паркинсона не сильно впечатлила цепкий разум парня, нацеленный на долгую и счастливую жизнь, а слова Деда трактовались как шутейные, сказанные для поддержания весёлого разговора.

– Но костюм спортивный хороший, хороший, правда, Стас?

– Да. – Стас с ходу включается в диалог. – А вот эти джинсы вполне подойдут Деду.

– Штаны, я вижу, тоже хорошие… Хозяин на шмотках не экономил. Эти джинсы цвета индиго сделают из меня настоящего хиппи. Вот с этой клетчатой красной рубашкой, а?

Дед надевает штаны, затем рубашку и выходит к зеркалу, чтобы проверить свой внешний вид. Яркая одежда сделала его похожим на стареющего ковбоя, давно покинувшего своё ранчо и подавшегося в большой город на заработки. Но в мегаполисе он не нашёл себе место и теперь часто тоскует по утраченному дому. Отсюда и измождённое жизнью лицо, и печальная борода, скрывающая половину лица. Как ни крути, но, даже поменяв одежду, Дед оставил при себе некоторую долю печали, присущую ему в жизни.

– Ну вот, с Божьей помощью, снизошедшей к нам в лице Стаса, два образа и готовы…

– Два образа? – Стас перестаёт рассматривать вещи и с удивлением обращается к старику.

– Конечно, настоящие образы, навеянные скрытыми состояниями души. Точно подобранный костюм подобен оправе, хранящий бриллиант…

– Александр Тимофеевич, и что же за бриллианты стоят сейчас передо мной?

– Ну как же, образы замечательные. Кирилл, например, стал похож на спортсмена. Только не на рэкетира какого, из девяностых годов, боже упаси. Здесь вышел такой студент из стройотряда. Или вот: увлечённый туристическими походами энтузиаст.

– Походы я люблю… – мечтательно произнёс Кирюха.

– А ты?

– Я? Сначала подумал, что похож на хиппи из шестидесятых. Люди эти были мирные, против войны выступали, музыку психоделическую любили и постоянно травку курили. Так, для настроения. А сейчас вижу: ну какой я хиппи?.. Чисто американский ковбой… Хау а ю?

– Чего?

– Как дела, Кирюха?

– Бери вел…

– Вот видишь, мы оба говорим на иностранном языке. Стас, присоединяйся!

– Нес оф кос… А я, пожалуй, тоже ковбоем наряжусь, как на ёлке, в третьем классе. Только тогда у меня ещё была кобура с пистолетом на боку и широкополая шляпа на голове. Все готовы? Тогда милости прошу на кухню. Надо подкрепиться перед дальней дорогой.

8

Солнце уже нагрело асфальт двора, когда из-под козырька подъезда девятиэтажного дома вышла троица друзей, одетых в яркие одежды, спустилась по ступенькам и остановилась на асфальтовой дорожке, как на перепутье, щурясь от яркого утреннего света. Такая погода могла только благоприятствовать задуманному Стасом предприятию: хорошее начало утра вселяло будущую надежду. В руке Кирюха сжимал большой чёрный пакет со старыми вещами, оставшимися от прежней жизни. С минуту все трое стоят, наслаждаясь солнечными ваннами.

Первым приходит в себя журналист:

– Ну что, Александр Тимофеевич, с чего начнём?

Дед удивлённо поворачивает голову, словно не понимая, о чём идёт речь. Его непокорная борода поблёскивает в ореоле ярких лучей, взгляд прищуренных голубых глаз внимателен и строг, что говорит о большой ответственности, ложащейся на плечи старого актёра, невольно играющего роль законченного бродяги.

– Естественно, мы начнём с самого главного, с азов, так сказать… правильно, Кирюха?

– Мусор бы, выбросить…

Дед поднял руку, сжав кулак и оставив вытянутым вверх только один указательный палец, акцентируя таким образом внимание на последней фразе, произнесённой молодым человеком в процессе диалога.

– Парень верно мыслит… Первым делом мы все пойдём на мусорку. Стас, где ближайшие баки для сбора мусора?

– Здесь, рядом. Вон за тем домом.

Ближайший дом, как и тот, в котором жил Станислав, тоже имел девять этажей, остальные дома в округе были пятиэтажными. Крупный район старых советских построек создавал особый колорит существования большого количества людей, проживающих свою жизнь в пространстве отдельных квартир этих панельных домов, стоящих так плотно друг к другу, что из окна одной квартиры можно было увидеть происходящее в доме напротив. Отсутствие визуальных секретов подкреплялось явной обособленностью жильцов, где размеры их личного пространства были сжаты рамками придомовой территории и ограничены старым проёмом входной двери.

– А почему именно мусорка?

– Ну как сказать… Ты же обращал внимание, что у городских баков часто бомжи ошиваются, верно?

– Да. А почему?

– Ну так большая река начинается с ручейка, а зерно, брошенное в землю, только готовится превратиться в будущее растение. Это некое начало, исток, возможность обретения…

Стас и Кирюха невольно переглянулись, не понимая сути произносимых Дедом фраз. Нет, говорил он ладно, приводя аргументы, сопоставимые в сравнении, показывающие в динамике масштаб будущих процессов, но как это относилось к сути вопроса, заданного журналистом, было не совсем понятно. И тут Дед, предчувствуя общее недоумение, развил мысль ещё дальше, охватив проблему вселенского масштаба, и сообщил, что человечество просто прижато бытовым мусором к стенке, свалки стали настоящей угрозой для существования человека на этой планете: ещё вот-вот и мир превратится в технологическую пустыню, непригодную для счастливой жизни простых людей. Почему именно простых, а не всех живущих, он не уточнил.

– Каждая произведённая человеком вещь потенциально является мусором. И когда её выбросят, остаётся только вопросом времени. Ни больше ни меньше…

Кирюха не выдержал столь продолжительной речи своего товарища и громко спросил:

– Дед, а при чём здесь бомжи?

– Ну так как… Они дают старым вещам новый шанс на жизнь…

Стас прыснул со смеха – настолько гениальными показались ему аргументы старика. Это было удивительно с точки зрения здравого смысла. Выбрать себе в помощники старого бродягу, который не утратил остроты своего языка, не превратился в ходячую клячу, а способен мыслить и рассуждать здраво, понимать суть проблем и вещей.

Между тем Александр Тимофеевич откровенно признался, что просто пошутил:

– Не слушайте вы меня, грешного… Разговорился, после долгого молчания. Начинаю чувствовать вкус простой жизни. Если честно, я сам не знаю, почему бомжи тянутся к мусорным бакам. Кирюха, ты что на эту тему думаешь?

Парень сразу посерьёзнел, выпрямил спину, как перед ответом на заданную тему у школьной доски.

– Один раз, говорят, на мусорке нашли пакет, в котором лежало одиннадцать миллионов рублей.

– Сколько? – Стас почти перешёл на фальцет.

– Одиннадцать лямов в пакете за пять рублей. Человек пошёл мусор выбрасывать и пакеты в руках перепутал.

– Вот простофиля! И что?

– Да ничего… Ушли деньги с концами…

Наступило общее молчание, навеянное масштабами далёкой «мусорной» истории. Каждый из компании думал о пакете, ставя себя на место человека, обнаружившего столь необычную находку.

– А я бы деньги вернул владельцу, – задумчиво произносит Дед.

Стас и Кирюха вновь посмотрели на старика. Определённо, этот человек любил привлекать к себе внимание, быть в центре, под самыми софитами, и это можно объяснить тем, что по профессии он был артист, а эти люди не могут жить без аплодисментов.

Мусорный бак оказался огромным контейнером, схожим по форме с грузовым кузовом самосвала. Он стоял в некотором отдалении от домов и был ограждён с двух сторон кирпичной стенкой в половину человеческого роста. На стене была развешана старая одежда, принесённая на выброс. Одинокий рыжий кот заметил приближающихся людей, лениво выпрыгнул из контейнера и побрёл в сторону детской площадки.

– Мы пришли, – Кирюха напомнил о первой цели путешествия.

Все остановились и замерли в невольном созерцании столь монументального приспособления для сбора вещей, отживших свой короткий век. Внутри контейнера были навалены горой свежие пищевые отходы в полиэтиленовых чёрных мешках, торговая картонная тара, пластиковые бутылки разных размеров, обломки мебели. Этакое мусорное ассорти. Стасу всё это было знакомо, он сам выносил мусор по утрам и бросал пакеты в контейнер. Понятно, что это место вполне могло быть источником вторсырья, ведь были же, в своё время, старьёвщики, занимающиеся скупкой худых вещей с последующей их перепродажей. Но то было время натурального хозяйства, а сейчас в мире существует явный избыток произведённых товаров. Непреходящее время всеобщего потребления.

– Так, Александр Тимофеевич…

– А что всё я да я?.. Кирюха, расскажи журналисту!

Парень выступает вперёд и начинает двигаться вдоль контейнера, как экскурсовод, ведущий экскурсию по залу музея. Он отступает спиной, повернувшись лицом к членам экскурсионной группы, и, прежде чем повести речь, бросает чёрный полиэтиленовый пакет со старыми вещами вглубь кузова. Это было эффектно, новаторски, если учесть, что после этого Кирюха начал свой рассказ.

– Мусорный контейнер – источник грязи и всяческого зловония. Особенно это ощущается летом, в жару, когда мухи, коты и крысы, привлечённые особым запахом, спешат к контейнеру. А на деле всё, что можно взять в этом месте, – это только мусор, который выброшен простым обывателем, живущим по соседству. Печальная история среднего по размерам мегаполиса.

– Я не понял, что ты за чушь несёшь?

Кирюха наивно пожимает плечами.

– Ну ты сам так обычно говоришь…

– Да? Ясно. Тогда плавно переходи ко второй части своей информационной лекции.

– Подождите, подождите… Насколько я понимаю, берут определённые вещи. Бутылки, например, так?

– Ещё еда…

– Вы едите отходы?

– Голод не тётка… Что мы, совсем, что ли?

– Но есть и такие, кто не брезгует. Едят, не отходя от рабочего места… в смысле контейнера.

– Фу! Понятно. Ну что, попробуем что-то достать…

Стас нерешительно продвигается к самому контейнеру, останавливается у железного борта и осторожно заглядывает внутрь. Дед и Кирюха затаили дыхание в преддверии столь эпохального события. Журналист осматривает чрево контейнера, замечает пивную бутылку, торчащую горлышком вверх меж пакетов, и решает её достать. Это оказывается не так и просто. После первой неудачной попытки Стас засучил рукав рубашки и, привстав на цыпочки, сунул руку за «добычей» второй раз. Это была пивная бутылка из тёмного стекла.

– Одна есть, – торжествующе весело докладывает о своей находке Стас.

Кирюха и Дед понимающе кивают головой. Стас замечает ещё одну бутылку, но она находится дальше от борта, и, чтобы достать её, он ставит одну ногу на выступ в основании, опирается рукой на бортик, приподнимается и чуть не ныряет вглубь кузова, пытаясь достать заветный предмет. Это был смелый и ловкий приём журналиста независимой газеты. Теперь вся верхняя часть туловища находится в кузове, и Стас уверенно раздвигает кучи мусора ради очередной удачи.

– Станислав Иванович?

Рефлекторно Дед и Кирюха поворачиваются в сторону прозвучавшего голоса и видят высокого мужчину, стоящего чуть поодаль на вытоптанном газоне. Он внимательно следил за действиями журналиста. На поводке у мужчины находилась собака породы такса, которая застыла на секунду, приподняв левую переднюю лапу, и с интересом разглядывала человека, сидящего внутри мусорного контейнера. Секунда, две, три, и вот такса уже вьётся под ногами хозяина, тщательно изучая пространство на предмет необходимых уличных запахов. А вот хозяин пса продолжает внимательно всматриваться в фигуру журналиста, пытаясь признать в ней знакомые черты. Он даже, ради этого интереса, повторил вопрос:

– Станислав Иванович?

И тут Стас расслышал, что кто-то произносит его имя и отчество. Это было удивительно, если учесть, какую пикантную позицию он занимал в данный момент в плоскости мусорного контейнера. Вероятность встретить знакомого человека в районе, в котором проживаешь, крайне велика. Бывают случаи, когда два человека, проживающие на одной улице, встречаются в другом городе, например на линии метрополитена Новосибирска. Они удивляются, пожимают друг другу руки и в глубине души, тайно, находят в этом скрытые доказательства некой духовной целесообразности, организующей столь необычные жизненные переплетения.

Стас поспешил спрыгнуть со стенки кузова и при приземлении чуть не подвернул ногу, но удержался, восстановил равновесие и повернулся на зов. Эта настоящая неловкость – быть застигнутым, вот просто так, в мусорном контейнере, рано утром, до обеда.

– Павел Андреевич? Здравствуйте…

– Вот так встреча…

– Неожиданно видеть и вас тут…

– Я здесь часто собаку выгуливаю… на этой территории…

Павел Андреевич обводит взглядом пространство мусорного дворика, как помещик свою родную вотчину, одёргивает, с помощью поводка, свою излишне подвижную собаку, громко выдыхая команду:

– Фу!

Стас, неожиданно для себя, начинает глупо оправдываться:

– Вот, взялся помочь своим товарищам…

Павел Андреевич, уже собирающийся идти гулять со своим псом дальше, задержался, чтобы выслушать человека. Дед и Кирюха стоят как вкопанные, ожидая развязки возникшей ситуации, которая явно тянула на звание нештатной.

– Вон Александр Тимофеевич заначку в задний карман старых брюк спрятал, а жена возьми да штаны выброси… Вот ищем…

– Какая незадача… Заначка – это дело святое! Такие вещи всегда нужно тщательно прятать. У женщин нюх на деньги отменный. Но, самое главное, хорошо, когда есть что в потайной карман положить. Верно?

Павел Андреевич обращался к Деду, проявляя характерную мужскую солидарность, свойственную хозяйственным и работящим людям, где спрятанные от жены деньги играли роль некоего символа юношеского псевдогероизма. Собаковод подмигнул почему-то Кирюхе и двинулся дальше, вполне удовлетворивший своё праздное любопытство. Такса бежала впереди и смешно семенила своими короткими лапами.

– Кто это? – почти шёпотом произнёс Кирюха.

– Да так, бывший коллега.

– Ещё один журналист?

– Ну не совсем… Водителем у нас работал. Одно время.

Внезапная остановка действа полностью охладила пыл участников, особенно Стаса. Он никак не мог прийти в себя после того, как был застигнут внутри мусорного контейнера, хотя прекрасно понимал всю мелочность своих переживаний. Можно было считать, что первый художественный эксперимент вступает в свою промежуточную фазу, и этот перерыв можно было использовать с пользой.

– Надо срочно сделать паузу и что-нибудь перекусить. Как вы считаете, друзья?

Кирюха чуть не подпрыгнул от радости. Дед одобрительно закивал головой.

9

В пределах микрорайона находилось пищевое заведение, где использовался старый добрый принцип самообслуживания. Человек брал поднос и выбирал себе еду, двигаясь по ленте к кассе, где оплачивал покупку, садился за свободный столик и поглощал еду с чистой совестью. Ушедшие было, после перестройки, в небытие предприятия подобного типа стали, спустя много лет, возрождаться, но это было уже нечто другое. Рафинированные, с блестящими новыми стойками для самообслуживания и цветными подносами на столике у входа эти столовые больше походили на уютные кафе семейного типа, с новыми занавесками на окнах и большой кофемашиной в районе кассы.

В заведении под названием «Простая кухня» наши герои встали друг за дружкой, держа подносы наготове, и замыкал эту композицию Стас. Во избежание казусов, он дал команду:

– Не стесняйтесь, берите всё, что пожелаете…

Выбор был не широк, но супы, базовые гарниры и тефтели из курицы были в наличии. Дед долго выбирал, сомневаясь в себе, после чего поставил на поднос пиалу с борщом, порцию тефтелей с картофельным пюре и компот из яблок. Стас ограничился порцией пельменей и чашечкой кофе. А Кирюха беспорядочно заставлял поднос порциями, среди которых даже был заметен один салат из свежих огурцов. В результате места на личном подносе не хватило, и оставшиеся порции парень пристроил на поднос к Деду.

За столиком Дед и Стас внимательно наблюдали, как голодный парень выставляет еду на столик, теперь уже сортируя блюда по номерам. Это было три первых, три вторых, два салата, пирожное «Заварное», чай, два апельсиновых сока и шесть кусков белого хлеба. Ещё раз окинув взглядом свой будущий обед, Кирюха убрал поднос, опустился на стул и взял в руку алюминиевую ложку. Только теперь он заметил, как внимательно смотрят на него соседи по столу.

– Что?

– Осилишь, сынок? – осторожно спрашивает Дед.

Кирюха делает вид, что не слышит слов старшего наставника и начинает ложкой есть из тарелки суп.

– Ну что, романтика мусорных баков, отчасти, ясна, – произнёс журналист, после чего добавил: – А всё же простая пища, приготовленная руками наших местных поваров, понятней и родней.

После этих слов Стаса все активно принялись за еду. Неизвестно, знал ли молодой человек по имени Кирилл, что утоление голода и количество съеденной за один присест пищи – это разные вещи, но в какой-то момент его желудок начал буксовать, темп замедлился, а перерывы между порциями, отправляемыми в рот, удлинялись. В отличие от молодёжи, люди старшего поколения поглощали еду неспешно, солидно, успевая в процессе, перекинуться друг с другом фрагментами былых воспоминаний на тему еды.

– Я когда в театральном училище учился, денег карманных порой не хватало. Мы вечно голодными ходили – в тонусе, так сказать… И вот одно время повадились своей компанией бегать в столовую механического завода, пробирались через проходную. Как мы это делали, то отдельный разговор… Там в обед частенько бывали тефтели с гарниром из картофельного пюре, по тридцать пять копеек за порцию. Наберём по две тарелки и ещё компот за пять копеек захватим. Лепота!

Дед отставляет в сторону пустую пиалу, промокает бумажной салфеткой бороду и принимается за второе блюдо.

Кирюха за это время съедает две порции супа и откидывается на спинку стула для короткой передышки.

– Уф…

– А мы, в институте, любили ходить в одну пельменную. Там за сущие копейки можно было взять двойную порцию настоящих пельменей. Поливались они сверху маслом, или сметана добавлялась для вкуса. Ели и еле, потом, выходили из столовой…

Пасторальные картинки прошлой – светлой и непорочной – жизни, вспыхивали в сознании новых друзей, и они находили возможность транслировать эти рассказы друг другу, словно делясь чем-то драгоценным, оставшимся им в наследство от далёкой юности. Когда это было? Существенного значения время тогда не имело, и молодые люди больше полагались на яркость сиюминутного ощущения, рождённого в упоении потенциального бессмертия, ожидающего каждого будущего гения. Теперь промежуточные итоги для Деда и для Стаса были несколько иными, в силу разницы менталитета и возраста, идеи молодости трансформировались до неузнаваемости, но тарелка вкусной еды, съеденная в условные восемнадцать лет, объединяла этих разных людей и делала ближе.

А в это время Кирюха, отбросив все сантименты, шёл к своей «великой» цели, суть которой была проста и неимоверно банальна. Непременно съесть всю ту еду, которую он набрал себе на обед, любой ценой.

– У нас на курсе был парень родом из города Горького. Он имел феноменальную природную память. Прочитает текст роли, листок убери, а он всё слово в слово перескажет.

– Гений…

– Не то слово… Он худой был, маленький, но поесть очень любил. – Дед аккуратно убирает на край стола пустую тарелку из-под второго блюда. – Вот, сколько ни поставь перед ним еды, всё сметёт…

Кирюха вздрогнул и исподволь посмотрел на старика. Дед взял в руку стеклянный стакан с компотом и сделал небольшой глоток.

– Знаешь, Александр Тимофеевич, в любой компании находится подобный персонаж. И здесь дело даже не в голодном детстве или, как пел Борис Гребенщиков[3], «не в старом фольклоре и не в новой волне» – это такой кураж, желание непременно доказать миру…

– Или просто глисты…

– Всё! Хватит! – огрызнулся Кирюха.

– Да ты ешь, ешь… а мы со Станиславом подождём снаружи, у кафе, покурим. Правда?

– Согласен…

10

На улице было свежо, но небо затянуло матовыми облаками; солнце исчезло, и заметно похолодало. Реалии осени диктовали свои права. Дед спустился со ступенек кафе, привычно ссутулившись, поискал по карманам сигареты, но не обнаружил и проговорил вслух:

– Сигаретки забыл в старых вещах…

Стас представил, как вновь лезет в мусорку и пытается найти смятую пачку сигарет, забытую в кармане затрёпанной куртки. От этой мысли он инстинктивно съёжился, скрестив на груди руки. Отсутствие курева заставило Деда начать поиски сигареты прямо сейчас, не медля, отложив все дела и разговоры, неотлагательная потребность привела в движение весь организм человека, его сознание, и старик пустился в дело. Он спросил табаку у одного прохожего, затем у второго, и лишь третий человек откликнулся, вынул из пачки сигарету и протянул её нашему страждущему. После чего дал ещё и прикурить. Теперь Александр Тимофеевич вновь обрёл невозмутимое спокойствие, выпуская дым в небо и погрузившись в свои пространные размышления.

– Кирилл ведь сирота, брошенный ребёнок, поэтому и обидчив бывает на мир. Эти его чудачества от молодости и неуверенности в себе. Этакий сорванец без Бога в голове.

– А как он на улице-то, оказался? Разве государство ему не обязано было жильё бесплатное дать?

– Должно, очень даже должно, а что толку? В какой-то момент это надо было делать, куда-то обращаться, инстанции, администрации… Куда ещё? Видно, прошляпил парень это дело, а может, помогли… История тёмная… Вот, как-то, встретил его на улице, у помойки часто ошивался, водку с последними алкашами пил, и взял под своё крыло… Вот такая молодость… Так что его желание хорошо поесть можно просто объяснить, правда? Как верблюжонок…

– Я разве что сказал? Так, посмеялись, по-дружески… Надо что-то делать, а? Александр Тимофеевич?

Стас даже растерялся от такой откровенности, хотя и подозревал что-то похожее, уж очень силён был контраст возраста и существующего положения парня. Такое жизненное пике всегда предсказуемо заканчивается для молодого и неокрепшего ума.

– Я бы рад… Да что в моих силах? Ты же сам, Станислав, видишь, кто мы и где… «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят? Вот в чём загадка, вот что удлиняет несчастьям нашим жизнь на столько лет».

На крыльце заведения появляется в красном спортивном костюме сытый и довольный Кирилл. Он улавливает краем уха последние слова речи своего старшего товарища.

– Чехов, что ли?

– Нет, Кирюха, Шекспир Вильям…

– Опять не угадал… Дед, дай сигаретку…

– Книги читать надо, лентяй! Нету, – Дед бросает потухший сигаретный окурок в центр урны, стоящей у входа кафе, – поел, пострел?

– Поел, маленько…

Он стоял совсем рядом, этот молодой беспризорник, нагловатый, совсем ещё безусый, зелёный, с большой нечёсаной шевелюрой на голове и сонным взглядом, свойственным людям, желающим вздремнуть полчаса, после плотного обеда. Как в подтверждение своих намерений, Кирюха зевнул, широко открыв рот.

– Смотри, простудишься от такого зевания, – прокомментировал это действие Дед.

– Да, похолодало… Дядь Стас, ну что, пора на мусорку?

– Зачем? – Стас недоуменно поднял брови.

– Ну как, репортаж писать… в газете ждут с нетерпением…

– Нет. Мусора на сегодня уже хватит. Давайте пойдём и купим вам тёплые вещи. Зима на носу.

Центральный рынок был в пяти минутах ходьбы. Зайдя на территорию, Стас повёл друзей в вещевые ряды, где в мини-павильонах торговали сезонной одеждой. По традиции продавцы зазывали к себе потенциальных покупателей, но делали это не навязчиво, не по-восточному, а вскользь, словно разговаривали сами с собой.

– Куртки зимние в ассортименте… – зевнула моложавая дама, с причёской в стиле «Клеопатра», где волосы были окрашены в радикально-чёрный цвет.

Этого клича дамы оказалось вполне достаточно, чтобы друзья вошли в павильон столь стильной хозяйки. Ассортимент был ограничен рамками помещения, если его можно было таковым назвать. На пространстве четыре на четыре метра на трёх стенах висели на плечиках плотно друг к другу зимние куртки различных покроев и размеров, преимущественно выполненных в консервативных чёрных и серых цветах.

Рамка четвёртой стены была рольставней, и она была поднята до самого верха.

Стас направился к одной из стоек и принялся разглядывать товар.

Дама, приняв его движение как сигнал к действию, заговорила низким голосом:

– Есть куртки любых размеров. Вот для вашего сына размер сорок шесть – сорок восемь. А для папы стильные пуховики, чтобы спина не мёрзла, воротник высокий…

Сравнение всей компании с семьёй понравилась Стасу. Дед был, по замыслу продавщицы, отцом, Стас походил на сына, а Кирюхе досталась роль внука. Но внуком он был для Александра Тимофеевича, а для Станислава являлся сыном. В то же время сыном был и Стас, но уже по отношению к Деду. Вот такая сложная коллизия родственных отношений, и здесь можно было вконец запутаться, но женщина определила так, и с этим все присутствующие согласились.

Клиенты магазинчика были абсолютно непривередливы, все больше молчали, примерив только по одной вещи, для проформы, и покрутившись около зеркала, стоящего на полу. Были куплены: одна зимняя куртка на синтепоне, чёрная, пуховик китайский на лебяжьем пуху, чёрный, одна демисезонная куртка до колен, тоже чёрного цвета и три шапочки лыжные из трикотажа. Тоже чёрные. Об этом и записала хозяйка магазина в тетрадь, для отчётности. Стас достал кошелёк и расплатился. Довольная женщина забрала деньги и пригласила всех троих приходить в павильон на следующей неделе, пообещав щедрые скидки как постоянным клиентам.

– Шарфы, шапки меховые, перчатки, всё, что нужно для жизни в морозное время года. Милости прошу! – отрапортовала «Клеопатра», одарив «семью» почти царской улыбкой своих ярко накрашенных губ.

Кирюха на выходе зачем-то поклонился даме в знак благодарности, но дама не оценила этого поступка, выкрикивая призывные слова следующим потенциальным клиентам, возникшим на ближайшем горизонте.

– Куртки зимние! Любых размеров!

11

Незаметно день стал клониться к вечеру. Стас не сомневался, что это время было проведено с определённой пользой. Дед и Кирюха шагали чуть впереди, закутавшись в новые вещи, ощутимо преобразившись, и о чём-то тихонько переговаривались. Их странная и печальная гармония выражалась в похожести походки, неспешности некоторых движений, а если брать дальше, то и вереницы мыслей. Парню просто необходим был наставник, отец, старший товарищ, помогающий двигаться вперёд, шаг за шагом. Это естественная потребность человека, пришедшего в этот мир. Особенно в момент, когда его родители просто растворились на просторах нашей бескрайней земли. И вот на пути неофита возник старый бродяга, бывший артист, этакий доморощенный философ, стоящий на самом краю, а может, и за самым краем. Здесь визуальная задача зависит от места стороннего наблюдателя, подробно рассматривающего нечаянную коллизию. В какой-то мере это можно было назвать судьбой, если подразумевать удивительную фатальность сего происходящего. Человек лишает себя всего, и что это, как не внутренняя слабость характера, дефект духовных сил, дающих такой сильный сбой внутри самой личности. Тот же Александр Тимофеевич играл на подмостках театра роль опустившегося человека по фамилии Сатин. И что он, этот персонаж, говорил? Он твердил: «Человек… это – великолепно! Это звучит… гордо!»[4] Почему артист не следует своему образу, а падает, падает, падает, довольствуясь не то что малым, а ничтожным… Какой же он наставник? Чему он может научить этого печального сорванца – правильно сортировать отходы, извлекая максимальную выгоду для поддержания внутреннего огонька своей заблудшей жизни? Или грамотно спасать себя в холодную стужу, обходясь самою малостью из тёплых вещей? Поддерживать все эти потуги цитатами из монологов великих персонажей мировой театральной драмы? Надо что-то изменить в этом фатальном хитросплетении, взять на себя роль верховного рефери, судьи, а может, творца или просто советчика, прохожего, в конце концов, протягивающего руку к водоёму, месту, где беспомощно барахтается незадачливый утопающий. Сколько противоречивого и ни одного решения в точку, всё вокруг да около. Сложно нарушить свой уклад ради чужого и неизвестного.

Дед и Кирюха замирают на месте и синхронно поворачиваются, как королевские пингвины в телевизионной передаче про Крайний Север. Лыжные шапочки натянуты так низко, что лица новых друзей не узнаваемы вовсе. Сейчас «дядя из Волгограда» и его «племянник» будут спрашивать об очередной достопримечательности города. Это похвальная тяга к архитектурным реалиям прошлого.

Опережая их коллективный вопрос, Стас прокричал громко, так, чтобы эти двое услышали:

– Домой! Домой идём! Баста!

Как ни странно, но итальянское слово возымело своё благодатное действие – по крайней мере, наши герои так же синхронно повернулись обратно и пошли вперёд, начав движение с правой ноги. И это было очень трогательно.

На кухне Александр Тимофеевич взял на себя ставшие уже привычными обязанности повара, решив немного поэкспериментировать с имевшимися в доме продуктами. И на вопрос, какое блюдо он хочет приготовить, Дед лаконично ответил:

– Ирландское рагу…

Название было очень знакомо. Неужели старик бывал в Ирландии? А что, вполне может быть – ездил на гастроли с театром, раньше это было модно: давать русские пьесы для иностранных театралов. Так сказать, Алексей Максимович Горький в исполнении русской труппы артистов Новосибирского драматического театра. Но Дед озвучил Стасу несколько другую версию этого кулинарного блюда:

– Если ты читал роман Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая, собаки», то это рецепт, который Джордж рекомендовал своим друзьям на биваке во время путешествия на лодке по реке Темзе.

Стас внимательно слушал, вспоминая при этом в первую очередь фильм, в котором играли замечательные отечественные актёры: Миронов, Ширвиндт и Державин. Но сам рецепт он вспомнить не мог, как ни старался.

– Ну как же, главное условие рецепта – это класть в кастрюлю всё подряд. Любые остатки продуктовых запасов, которые завалялись на полках холодильника, в шкафах и тумбочках кухни, используются в процессе приготовления самого блюда. Для начала возьмём четыре картофелины…

Стас достал из нижнего шкафчика пакет с картофелем и вынул из него четыре корнеплода.

– Подожди, а почему четыре?

– То же самое спросили Джорджа и его друзья. Они просто не умели чистить картошку, это обычная проблема английских джентльменов. Все дела по дому за них делали слуги. Сам Джордж это количество картошки тоже посчитал нелепостью и бросил в кастрюлю, помимо очищенных друзьями, ещё пять-шесть нечищеных картофелин, затем туда отправился кочан капусты и пять фунтов гороху.

– А это сколько?

– Грамм четыреста фунт…

– Два килограмма?

– Согласен, избыток…

Вода в большой кастрюле уже готова была закипеть, поэтому Стас строго следовал указаниям бородатого шеф-повара, доставая и выкладывая на стол необходимые ингредиенты.

Картошку Дед почистил и бросил в кастрюлю, куда следом пошла нашинкованная белокочанная капуста и несколько жменей гороха. В это время Стас почистил одну морковину, освободил от шелухи и тонко нарезал две луковицы, получив за это устное одобрение от Деда. Затем на плиту ставится сковорода, сбрызгивается подсолнечным маслом, и овощи быстро обжариваются. На запах приготавливаемой пищи из комнаты пришёл Кирюха, проводящий, доселе, время перед телевизором.

– М-м-м… вкусно пахнет…

– Давай доставай хлеб, режь…

Пассированные овощи следуют в кастрюлю. Дед берёт ложку и хорошенько перемешивает содержимое ёмкости.

– Чего-то не хватает… – задумчиво констатирует повар.

– Мяса, – не раздумывая, сообщает Кирюха.

– Верно! Станислав, что у нас там, в холодильнике?

Стас поспешно открывает дверцу и окидывает хозяйским взглядом содержимое полочек. Здесь находятся несколько сосисок, завёрнутых в прозрачную плёнку, средних размеров кусок копчёной колбасы, полбанки томатного кетчупа.

– То, что надо!

Кастрюля заполняется под самую завязку, прикрывается крышкой, и газ убирается, до самого минимума.

– Когда будет готово? Жрать хочется…

– Не жрать, а есть… А ты хлеб порезал?

Кирюха достаёт из шкафчика полбуханки, берёт нож и нарезает крупные ломти белого хлеба. Стас открывает холодильник и достаёт банку сметаны.

Парень краем глаза замечает на боковой полке полбутылки виски и мечтательно произносит:

– Сейчас бы выпить по сто грамм…

Стас машинально захватывает свободной рукой горлышко и выставляет початую бутылку на стол, следом возникают три рюмочки, куда хозяин наливает густой тёмный напиток.

– Александр Тимофеевич, что с нашим ирландским рагу?

Дед приподнял крышку и констатировал:

– Ещё чуть-чуть…

– Тогда давайте выпьем за наше общее дело!

Звучало пафосно, даже несколько неприлично для столь небольшого помещения кухни, но клич поддержан, и первым это сделал Кирюха. Машинально протерев ладони о ткань спортивного костюма на груди, он наклонился и взял рюмку в руку. Следом поднял рюмку и Станислав.

– Дед, давай. Что ты? – парень вопросительно вскинул брови.

– Ох, нет, спасибо… Я чайку попью, пожалуй, потом…

– Вот это правильно, – одобрительно выдыхает журналист и опрокидывает рюмку себе внутрь.

Дед выключает газовую конфорку и накрывает закрытую кастрюлю полотенцем.

12

– А что, неплохо, совсем неплохо…

– Недурно!

– Ну такое блюдо у любого народа найдётся… Вот, например, солянку домашнюю часто делают по принципу «Что найдёшь мясного в холодильнике».

– Ну так ведь это полезно, избавился от старых продуктов. И в магазин, с чистой совестью!

– Я ещё рагу себе добавлю…

Привычно проявляя активность за столом, парень поднялся, взял черпак и наполнил свою тарелку изрядной порцией ирландского рагу.

Его аппетит был не подделен и, казалось, неисчерпаем. В тот момент, когда Дед и Стас заканчивали ужин, Кирюха только-только входил во вкус.

На донышке бутылки ещё оставалась небольшая порция виски, и Стас, подняв бутылку, разлил остатки в две рюмки и произнёс:

– Ну, за новую жизнь…

Кирюха прекратил жевать, поднял рюмку и стал внимательно слушать, о чём говорит хозяин квартиры. Парню всё происходящее казалось определённой удачей, но счастливое продолжение подобной халявы, по его внутреннему разумению, вот-вот должно было закончиться. Журналист был не ханурик и не спивающийся интеллигент, находящийся на пороге своей скорой смерти, а небольшая и вполне уютная квартира вовсе не была блатхатой. О какой будущей жизни говорил Станислав, парню было неведомо, но услышать что-то необычное хотелось, пусть и несколько фантастическое, но хорошее и, непременно, доброе. Кирюха, мельком, взглянул на Деда, ожидая его реакции, но старик сидел тихо и смиренно наблюдал за человеком, произносящим тост. И Стас почувствовал, как эти два нечёсаных маргинала, ещё вчера вечером существующие сами по себе, теперь затихли в ожидании чего-то важного. Или это только ему показалось, но тост был продолжен. Он не был длинным и не был звонким, оказался менее значимым, чем хотелось, и смысл получился не таким, каким задумывался вначале. Возможно, виной тому был алкоголь, действие которого всегда портило картину диалога, внося некую двусмысленность в речи ораторов, не вполне отдающих отчёт всему сказанному.

– …которую мы сами себе делаем…

Стас и Кирюха чокнулись и быстро выпили виски.

– Александр Тимофеевич, поставьте чайку, пожалуйста…

Дед поднялся и пошёл к плите. Стас доел рагу и отставил тарелку в сторону. Кирюха не понял из речи почти ничего, кроме словосочетания «новая жизнь», – он принял его за название газеты, в которой работал Станислав.

Рагу было сытное, наваристое, и парень ел его с видимым удовольствием и думал о том, что хорошо было бы сейчас ещё выпить для крепости будущего сна и прочего духовного равновесия, наступающего при приёме хорошей порции крепкого алкоголя. Но Стас убрал пустую бутылку и принялся пить чай, любезно заваренный Александром Тимофеевичем.

– Ну что, друзья, завтра встаём, наверное, как обычно, и за работу. Первое дело – парикмахерская! Лишнее убрать, как говорится… Кстати, сейчас в барбер-шопах и бороды стригут… – Стас зевнул, прикрывая рот ладонью. – А я пойду спать. Устал что-то…

И, следуя своему слову, поднялся и тихонько вышел из кухни. Это было несколько неожиданно, и Дед с Кирюхой провожали журналиста взглядом до тех пор, пока он не исчез из вида.

– Дед, что мы здесь делаем?

Парень говорил полушёпотом, как матёрый заговорщик, чуть наклонившись в сторону старика и прищурив тёмные глаза. Вторая тарелка ирландского рагу вот-вот должна была уместиться в желудке парня, осталось съесть пару ложек.

– Я это, сам посуду помою, – проговорил Дед, поднялся из-за стола, стал собирать грязные тарелки и ставить их в раковину.

– Ты же понимаешь, Дед, что мы вечно здесь жить не будем. Рано или поздно – всё закончится…

– Ты давай доедай и иди ложись спать, пострел. Поздно уже…

– Что вы все меня гоните! Может, я хочу здесь ещё посидеть, чай попить, а?

– Сиди, Кирюха, тебя никто не гонит…

Дед ставит вымытые тарелки на сушку, ополаскивает кружки и вытирает о кухонное полотенце РУКИ.

– Ну, я тоже спать. А ты не гони лошадей. Поживи немного, как человек. Что тут плохого? Головой думай…

– Я и думаю…

– А вот это, мой друг, очень похвально…

Дед не спеша идёт к выходу, но в последний момент останавливается, оборачивается и почти весело подмигивает пареньку, а затем покидает кухню.

Кирюха подмигивает старику в ответ и улыбается. На повестке вечера была дежурная кружка горячего чая, которую он хотел, непременно, выпить перед сном. Так, как это делают английские аристократы – типа тех, о которых сегодня разговаривали за столом Стас и Дед.

Для пущей подлинности парень заговорил вслух с невидимым джентльменом из высшего общества:

– Не подадите ли мне чайник, сэр… Непременно, сэр! Благодарю вас, сэр! И я вас! А нет ли у вас чего-нибудь сладкого, сэр? Возможно, возможно, возможно…

Кирюха поднялся и, подойдя к кухонным шкафчикам, стал открывать дверцы в поисках сладостей. Ни конфет, ни печенья он на полках не обнаружил. Что же это за хозяин такой, коли у него таких простых вкусных вещей в доме нет? Вот если бы он с женой не ссорился, то и на кухне было бы всё иначе. Девчонки любят сладости и хранят их на всех свободных полочках. Что-то типа заначек. А у парней вот только полные бутылки виски в потайных шкафчиках. Кирюха достаёт с нижней полки алкоголь и плитку шоколада в яркой упаковке. Значит, сладость к чаю, всё же, есть. Он вертит в руке бутылку, разглядывает этикетку, ставит виски на стол. На цыпочках подходит к кухонным дверям, застывает, прислушиваясь к звукам снаружи, после чего притворяет дверь и идёт на своё место, садится и застывает на несколько минут. После раздумья открывает бутылку, наливает полную рюмку и распаковывает плитку шоколада. Мягкое шуршание фольги абсолютно не нарушало покой ночного пространства квартиры.

13

Рано утром в комнату тихонько постучали. Это была осторожная, деликатная просьбы о пробуждении, и Стас, ещё не совсем проснувшись, ответил неожиданно казённым тоном:

– Да, да, войдите…

Дверь в спальню приоткрылась, и в проёме возникла бородатая голова Деда.

– Кирюха исчез…

– Что? Как…

Стас тяжело поднимается и протирает глаза.

– Который час?

– Семь тридцать утра…

– Так рано… А откуда эти сведения?

Что, нельзя было подождать? Куда этот парень уйдёт, у него ведь нет дома. Наверное, вышел на лестничную клетку покурить или закрылся и сидит в туалете.

– Александр Тимофеевич, ты всё проверил?

– Всё… Он это, нашёл вчера в шкафу полную бутылку виски и выпил её, в одно горло…

– Что?

Стас поднялся с кровати, надел спортивные штаны и прошёл мимо Деда на выход из комнаты. Необходимо было срочно принять душ, освежиться, стряхнуть с себя эту тяжёлую усталость, взявшуюся невесть откуда. Он включил воду, настроил кран так, чтобы из него шла прохладная вода, и встал под душевую струю. Получается, что все планы, намеченные на сегодняшний день, меняются кардинально.

Странная идиллия между абсолютно разными людьми, ещё недавно не знавшими друг друга, начала рушиться, не успев окрепнуть. Стас не рассчитал всю серьёзность их положения, предположив, что сможет помочь закоренелым бродягам быстро исправиться, предоставив им некие блага. А что эти блага оказались для них? Или не так. Думал ли Стас об этих людях вообще или просто хотел создать репортаж о бездомных, пригласив на главные роли доходяг из этой же среды? А затем аккуратно вернуть их обратно, на трубы теплоцентрали. Они повели себя сообразно своим внутренним состояниям, вернее, один повёл, и причём без видимых причин. Надо было предвидеть подобное, но тут себе, порой, не совсем доверяешь.

На кухне, на обеденном столе, Стаса уже дожидалась чашка свежезаваренного кофе, источая мягкий североафриканский аромат. Дед смиренно дожидался хозяина квартиры и пил из кружки чёрный чай. На столе у стенки одиноко высилась пустая бутылка виски, рядом на боку лежала опрокинутая неловким движением рюмка и смятая фольга от шоколада. Стас взял чашку и сделал несколько небольших глотков.

– Ну, что скажешь, Александр Тимофеевич?

Положив локоть одной руки на край стола, Стас стал похож на полководца, собравшего свой генералитет для тайного совета перед дневной битвой.

Дед пожал плечами. Для него подобное поведение юного товарища не было чем-то неожиданным. Это могло быть, а могло и не произойти вовсе, примерно так начал свой ответ Александр Тимофеевич.

– Есть грешок такой за Кириллом… Не ответственный он человек.

О какой ответственности говорил старик, Стасу было не совсем понятно. Создавалось впечатление, что и Дед не видел в этом предпосылок для тревоги. Иначе говоря, такая модель поведения для этих людей была привычна.

– О какой ответственности ты говоришь? – Станислав повысил голос, вплетая в интонацию нотки раздражения. – Повести себя вот так, как мальчишка, в ответственный момент создания специального материала! Что ему не хватало? Ел от пуза, оделся в чистую одежду, спал на белоснежной простыне! Скажи мне, мудрый человек!

Дед удивлённо захлопал глазами, втянул голову в плечи, обняв двумя руками кружку с чаем и внимательно слушал посыл журналиста. Старик был сам расстроен произошедшим и в возникшей паузе, когда громкая тирада прервалась, рискнул вставить несколько слов в своё оправдание:

– Что толку кричать…

Теперь пришла очередь Стасу удивиться столь смелому началу речи бородатого оппонента.

Дед продолжил:

– В конце концов, я могу просто уйти… вслед за пострелом. Стас, ну что с нас толку. А? Мы в этот дом не ворвались, а пришли вместе с хозяином, по его же приглашению. Разве не так? А звучащие сейчас слова упрёка лишь признак слабости людской…

– Подожди, подожди… Чьи это слова?

Дед пространно пожал плечами.

– Так, всплыли строчки…

– Как это верно сказано… Ты извини, если я обидел, задел как-то, не то сказал. Просто я переживаю… И дело даже не в репортаже. Человек пропал!

– Да куда он денется. Найдём. Ты посмотри, лучше, свой кошелёк. Он мог, вполне, взять наличные. Для продолжения банкета.

1 Слова из фильма Э. А. Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!».

2 Слова из оперы П. И. Чайковского «Иоланта», в основе которой либретто М. И. Чайковского.

3 Признан иноагентом на территории Российский Федерации.

4 Цитата из пьесы М. Горького «На дне».

Продолжить чтение