Давуд. Мое спасение

Глава 1

– Он был… у него не было мужской силы, – произношу, вглядываясь в барханы.

Сегодня ветрено, и песок как будто завис облаком над пустыней. Я сложила перед собой руки. Больше они не дрожат. Наконец-то я дождалась момента, когда без содрогания могу говорить о бывшем муже, благодаря которому оказалась в настоящем аду.

– Его это злило. Каждый раз, когда видел меня, впадал в ярость, – продолжаю. – Не знаю, случалось ли такое с другими женщинами, которых у него было очень много. Но со мной он сходил с ума и каждый раз придумывал все более изощренные пытки. Последней каплей стало то, что после многочисленных изнасилований его братом и солдатами я лежала на кровати. На спине. Пока меня… пока один из его солдатов… – Сглатываю. До сих пор помню, как все происходило. Но теперь не испытываю ни отупения, как раньше, ни боли. Словно смотрю на все это со стороны. И все же не могу озвучить то, что со мной вытворяли эти нелюди. – У меня не было сил плакать, кричать или умолять. Я просто смотрела на Абида, пытающегося что-то сделать со своим бессилием, и улыбалась. Видела его руку в штанах и радовалась, потому что понимала, насколько это для него унизительно.

Замолкаю.

На губах непроизвольно появляется улыбка.

Не злорадная, потому что я вспомнила, как мой бывший муж-импотент пытался что-то сделать со своим бессилием. Нет, я улыбаюсь потому, что наконец перестала что-то чувствовать при этих воспоминаниях.

– Что было дальше? – напоминает о себе психотерапевт.

– А дальше вы знаете, – отвечаю и улыбка сползает с моего лица. – Трое суток пыток, операция, после которой никогда не осуществится моя мечта о семье. Он просто… – судорожно втягиваю в себя воздух. А вот это все еще болит. И всегда будет болеть. – Он просто вырезал мне детородные органы. Потому что я прошептала ему, что он не мужчина. Он сказал, что раз он не мужчина, я не буду женщиной. После операции я пришла в себя уже в поселении бедуинов.

Психотерапевт вздыхает.

– Аиша, вы сказали, что хотите закончить терапию.

– Да, – киваю.

– Почему?

– Потому что то, что так сильно болит, будет болеть всегда. Я не стану мамой. Именно это сильнее всего разрывает сердце. Остальное… – Оборачиваюсь к доктору Джонсон. – Остальное уже история. Я каждый день благодарю Всевышнего, своего брата и невестку за то, что жива. Остальное не имеет значения.

– А как же наш разговор о том, что вы попытаетесь построить личную жизнь?

Качаю головой.

– Нет, – отвечаю твердо. – Моя личная жизнь, моя семья – это семья брата и его дети. Я приняла решение посвятить себя им.

– Аиша…

– Это мое решение, – заявляю твердо. – Вы просили не прерывать терапию резко, я вас послушала. Попросили, чтобы я присутствовала на последней встрече, я так и сделала. На этом закончим. Я благодарна вам за помощь. Доктор Джонсон, за это время вы проделали огромную работу, но дальше я хочу жить сама.

– Благодарю, что доверились, – произносит она, вставая. Откладывает на столик планшет со стилусом и берет меня за руки. – Я не встречала более сильной женщины, чем вы, Аиша.

– Спасибо, – отзываюсь и, слегка сжав ее ладони, покидаю комнату.

А ночью, как всегда, плачу.

Навзрыд.

Щедро заливаю слезами подушку. Правда, теперь не от страха, а от облегчения, что мне не нужно будет дважды в неделю пересказывать ужасы своего прошлого. А еще от того, что моя самая большая боль никогда не пройдет. Она будет преследовать меня до самой смерти.

Утром по привычке накладываю патчи под глаза, чтобы жена моего брата, Абаль, не поняла, что было ночью. Ей нельзя волноваться. Она на третьем месяце беременности, и мы все с нетерпением ждем пополнение в семье. Пусть она спокойно выносит третьего ребенка моего брата.

– Госпожа, ваш кофе, – произносит служанка, появляясь в комнате, и несет поднос на террасу.

– Спасибо, Захра, – благодарю ее и выхожу на улицу.

Делаю глубокий вдох, насыщая легкие духом пустыни.

Это мое место силы.

Бабушка говорила, что у нас в роду были берберы и египетские шаманы. Все они были тесно связаны с пустыней. Жили в ней, рожали и умирали. Пустыня для них была матерью. Именно таковой и я ощущаю ее.

Поставив кофе со сладостями на стеклянный столик, служанка удаляется, оставляя меня с пустыней наедине.

Поправив свой длинный шелковый халат, встаю у ограждения и, взявшись за перила, закрываю глаза. Позволяю пустынному ветру трепать мои длинные волосы, запутываясь в прядях. Делаю один за другим глубокие вдохи, набираясь силы от барханов. Чувствую, как она дышит. Слышу ее пение. И тихий шепот. Она говорит, что я поступаю правильно. Заставляет оставаться на месте, чтобы напитываться ее мощью.

Наконец рой мыслей в голове понемногу стихает, и наступает полнейшая тишина.

Только я и пустыня.

Мы как старые подруги, которые каждый день делятся своими горестями и радостями, не говоря вслух ни слова.

Она забирает мои печали, я впитываю ее.

И так становится легко, что на губах сама-собой появляется улыбка.

Открываю глаза и шепчу “спасибо” так тихо, что сама себя едва слышу.

Опускаю взгляд на лужайку под своей террасой и ахаю.

Резко отскакиваю от балюстрады, но все равно вижу через стекло мужчину. Он стоит на газоне, засунув руки в карманы белых брюк, и смотрит прямо на меня.

Я в ужасе глазею на него и пытаюсь убедить себя сбежать, но ноги как будто налились свинцом.

Семь утра! В это время в доме брата не бывает гостей! Откуда он взялся?!

Может, мне просто кажется? Возможно, у меня… передозировка пустыней, и поэтому я начала галлюцинировать? Может такое быть? Не стоило, наверное, отпускать психотерапевта.

Нет, этого мужчины здесь нет. Точно нет. Но как во дворе может появиться мираж?!

– Аиша! – слышу из комнаты голос Абаль.

Резко разворачиваюсь и бегу туда. Сердце вырывается из груди, и меня начинает трясти.

– Абаль, – обращаюсь к невестке, вбегая в комнату. Резко торможу, глядя на то, как она приближается ко мне.

– Доброе утро, – улыбается она. – Зашла проверить, готова ли ты отправиться на скачки. Но вижу, что нет. Через час выезжаем. Успеешь собраться?

– Ох, совсем забыла о скачках, – вздыхаю.

– Ты какая-то взволнованная. Плохо спала?

– Нет, все отлично. А у нас… у Сауда нет сегодня гостей?

– Каких гостей? – спрашивает Абаль.

– Не знаю. Может, кто-то с нами поедет на скачки.

– Нет, – хмурится моя невестка. – Ты точно хорошо себя чувствуешь?

– Да, все в порядке, – улыбаюсь и отмахиваюсь. – Приснилось, что у брата гости, не обращай внимания. Я буду готова через час.

– Будем ждать тебя внизу.

Абаль выходит из комнаты, а я бегу на балкон.

Сердце просто как с цепи сорвалось. Колотится так быстро, что мешает дышать.

Подкрадываюсь к балюстраде и смотрю вниз. На том месте, где стоял мужчина, пусто. Как будто его и не было.

– Неужели я сошла с ума? – спрашиваю сама себя, и лоб покрывается испариной.

Знала бы я в этот момент, что этот мужчина станет моим проклятием и благословением… И что на мираже сюрпризы этого дня не закончатся…

Глава 2

Мы располагаемся в просторной ложе среди других женщин.

У всех у нас закрыты лица, потому что мы на общественном мероприятии. Абаль пока еще не очень довольна этим, хоть уже пять лет замужем за моим братом. Она никак не привыкнет к такому порядку. Для меня же это норма. А после всего пережитого – тем более. Я теперь с непокрытым лицом нахожусь только в доме брата.

– Какие красивые скакуны, – произносит моя невестка, когда мы усаживаемся на просторные кресла. Абаль подносит к глазам бинокль, чтобы лучше рассмотреть лошадей на выгуле. – Зачем они водят их перед забегом?

– Это не участники сегодняшних соревнований, – поясняю я. – Этих лошадей вывели на обозрение, чтобы после забега устроить аукцион.

– О, видишь, а я два года смотрела на это и не могла понять, зачем они так делают.

Я с улыбкой поднимаю край никаба и через трубочку делаю несколько глотков воды из стакана.

– Грациозные животные, правда? – спрашиваю Абаль, наблюдая за лошадьми.

– Я тебе даже завидую немного, – усмехается она. – Ты трижды в неделю с ними.

– Я предлагала тебе ездить со мной.

– Ой, когда мне? Канал, дети, подготовка к родам отнимают столько времени. Да и брат твой требует внимания, – хихикает Абаль.

Брат и правда словно одержим своей Машей-Абаль. С ума по ней сходит. Если он дома, то она обязательно должна быть где-то неподалеку.

На самом деле это прекрасно.

У них непростая история, но такая красивая любовь.

(Историю Абаль и Сауда читаем в книге “Игрушка жестокого шейха”)

– Ладно, – вздыхает Абаль, – раз не езжу с тобой, значит, несильно хочется.

Я смеюсь и киваю.

– Так и есть. На серфинг же у тебя находится время.

– О, кстати! Я уговорила Сауда, мы поедем на Бали. Хотим пригласить тебя с собой. Недели на три. Пока еще нет большого живота, хочу покататься на доске. Нам всем будет полезно отдохнуть. Как ты на это смотришь?

– Когда?

– В пятницу вылет.

– Почему бы не начать новый жизненный этап с отдыха на островах? Я согласна.

Скольжу взглядом по снующим на ипподроме людям. Европейки в красивых нарядах и шляпках. Многие арабские женщины тоже. Невероятное зрелище. Хотела бы и я обладать смелостью надеть костюм или платье с красивой шляпкой.

Вздыхаю, и этот вдох застревает в горле.

Сауд общается в компании мужчин. Мой брат улыбается, попивая воду из стакана. Но не он привлекает мое внимание.

Рядом с ним стоит мужчина.

В белых брюках, песочного цвета рубашке и такого же цвета мокасинах. Он держит руки в карманах брюк и смеется, слегка откинув голову.

Сердце подскакивает к горлу, и я, не моргая, смотрю на этого мужчину. Он стоит спиной ко мне. А мне так нужно увидеть его лицо! Прямо сейчас! Я даже привстаю, как будто это заставит его обернуться.

Он одет так же, как тот, которого я увидела во дворе брата. Но это просто невозможно!

Наконец ведущий объявляет начало заезда, и мужчины начинают расходиться по своим местам.

Я мысленно прошу этого в белых брюках обернуться, но он пожимает руку моему брату и… уходит!

– Аиша, – слышу голос Абаль. – Аиша, все хорошо?

– Что? – оборачиваюсь и растерянно смотрю на невестку.

– Все нормально? Ты взволнована.

– А… да нет… так, показалось.

– Точно все в порядке?

– Да, точно, – киваю.

Прячу под никаб стакан с водой и большими глотками выпиваю почти все.

По коже бегут мурашки.

Внутри какое-то такое волнение, что я никак не могу взять себя в руки. По телу то и дело проходит легкая дрожь.

Да что ж я так разволновалась?

Начинается заезд. Я наблюдаю за лошадьми и жокеями. Получаю удовольствие. Но в памяти образ незнакомого мужчины, от которого меня слегка потряхивает.

Я не понимаю пока природы этой дрожи. То ли мне страшно, то ли просто волнительно. Хочется убежать и спрятаться, но я заставляю себя сидеть на месте и смотреть на заезд.

– Номер восемь, – говорит Абаль, вырывая меня из задумчивости. – Какая красивая лошадь, правда?

– Что? А, да, очень красивая.

– Аиша, точно все хорошо? У тебя голос дрожит.

– Да-да, все в порядке. Я только… отлучусь в уборную, ладно?

– С тобой сходить?

– Не надо, – отзываюсь и слегка сжимаю руку невестки.

Она провожает меня взглядом до выхода из ложи. Я чувствую это по теплу, растекающемуся по спине.

В уборной снимаю никаб и, намочив руки холодной водой, аккуратно прикладываю к пылающим щекам, чтобы не смазать макияж.

Что ж это за сумасшествие?

Надо как-то успокоиться, но я не знаю, как.

Успокоительные и антидепрессанты я не принимаю уже год. Но сейчас не отказалась бы. Потому что кажется, будто мои руки никогда не перестанут дрожать.

– Фу-у-ух, – выдыхаю. – Это всего лишь мужчина, – шепчу. – Незнакомец. Я больше никогда его не увижу.

Только что за иблис заставил меня увидеть образ мужчины? И ведь не в пустыне, не среди барханов, а во дворе моего брата! Как такое вообще могло произойти?

Немного отдышавшись и успокоившись, надеваю никаб и возвращаюсь в ложу. Абаль снова внимательно всматривается в меня.

– Аиша…

– Абаль, ты зря тревожишься, – произношу уже спокойно, хотя руки все еще подрагивают. – Все и правда в порядке.

– Хорошо, – соглашается подруга.

До конца скачек мне удается успокоиться. Во время аукциона мы с Абаль и Саудом прогуливаемся к лошадям, где мой брат предлагает купить мне нового скакуна, но я отказываюсь.

– Бархан прекрасно справляется, – напоминаю ему о подаренном мне два года назад арабском скакуне. – Спасибо, брат.

– Я бы уже поела, – говорит Абаль.

– Кстати, об этом, – произносит Сауд. – Сегодня вечером у нас на ужине будет особенный гость.

И вот снова мое сердце пропускает удар, а потом заходится в сумасшедшем ритме.

– Кто? – спрашивает Абаль.

– Мой новый деловой партнер, Давуд. Он планирует построить себе дом неподалеку от нашего. Я предложил ему поужинать в пустыне, а потом переночевать у нас. Если конечно, ты не против, моя дикая роза.

– Не против, – тут же отзывается Абаль. – Все равно его разместят в мужской части на первом этаже. Нужно сказать Мадине подготовить для него комнату.

– Еще успеешь. Пойдем поедим, раз ты голодна.

– Оставайся, мы пойдем на женскую половину, – говорит Абаль и разворачивается лицом ко мне. – Аиша, ты выглядишь испуганной.

– Ох, – выдыхаю. – Просто показалось, что наездник сейчас упадет с лошади, – киваю ей за плечо, выдумывая на ходу. – Пойдем поедим?

Кивнув, Абаль идет к женским ложам, а я следую за ней. Там можно будет приподнять ткань никаба, чтобы спокойно поесть, потому что мы будем скрыты от посторонних глаз. Но в то же время по моему лицу невестка сможет понять, насколько я напугана.

Что за гость посетит дом брата вечером? Если это тот мужчина, как мне не умереть от страха и… какого-то священного трепета, который он на меня нагоняет?

Глава 3

Вздрагиваю, когда моей ноги касается мягкая шерстка, и опускаю взгляд вниз. Карамель задирает голову и, мурлыкнув, прищуривается.

– Хулиганка, ты меня напугала, – зарываюсь пальцами в шерсть, а кошка продолжает тереться о мои ноги.

Потом она резко разворачивается и бежит на балкон, а я срываюсь за ней.

– Карамель! Карамель, вернись в дом!

Подхватываю кошку брата у самой балюстрады и бросаю взгляд на пустыню. Воздух все еще плавится, но на улице стало значительно прохладнее.

Прищурившись, всматриваюсь в дорогу, ведущую к особняку брата, по которой едут два джипа. Сердце почему-то начинает частить так, что тяжело сделать вдох.

Это едет тот самый гость брата, никаких сомнений. Сглатываю и крепче прижимаю к себе кошку.

Машины останавливаются у ворот, а потом въезжают на территорию и скрываются за домом.

– Госпожа, – в комнату заходит служанка, – господин сказал, что вас будут ждать внизу.

– Ладно, – выдыхаю. – Моя сестра приехала?

– Да, госпожа Ильхам уже здесь, – отчитывается Зухра. – Она в гостиной с вашими племянниками.

– Хорошо, спасибо, я сейчас спущусь.

Закрыв дверь на балкон, опускаю Карамель на кровать, а сама возвращаюсь к туалетному столику в гардеробе, чтобы надеть никаб. Знаю, Сауд скажет, что это слишком. Точнее, мог бы сказать лет восемь назад. Но сейчас он позволяет мне одеваться, как мне того хочется.

А я желаю скрываться от мира. Потому что нигде, кроме дома брата, не чувствую себя в безопасности с открытым лицом.

Когда-то монстр, который лишил меня невинности не только физически, но и морально, сказал, что у меня лицо… я даже не стану повторять это слово. Но им обычно называют женщин, которые предоставляют интимные услуги за деньги. Вот с кем он сравнил меня. Сказал, что мои губы созданы, чтобы…

– Аиша, – вздрагиваю от голоса сестры и поворачиваю голову. – О, как красиво ты подвела глаза, – восхищается Ильхам, буквально врываясь в комнату вихрем свежего воздуха, которого мне иногда так сильно не хватает.

Ильхам потрясающая. Она нежная, добрая, светлая. И Сауд пригрозил отцу, что если тот отдаст младшую сестру замуж без согласования с ним, он и ее заберет, чтобы спрятать от родителей.

Вообще мой брат стал много и часто идти против воли отца, что раньше в нашей семье было совершенно неприемлемо. Но после того, что произошло со мной, отец перестал быть таким категоричным.

– Добрый вечер, моя хорошая, – улыбаюсь и приобнимаю сестру, которая наклонилась ко мне.

– Можно я помогу тебе? – спрашивает она, кивая на мой черный никаб.

– Конечно, – киваю и поворачиваюсь к зеркалу.

– К Сауду приехал гость. Очень красивый мужчина.

– Ильхам! – восклицаю и смотрю на сестру с притворным возмущением, а она по-девичьи хихикает.

Как же мне хочется, чтобы она сохранила в себе эту чистоту и восторженность!

– А что? Я так, только одним глазком, – подмигивает сестра. Ее подведенные сурьмой глаза светятся игривым огоньком. – Он меня не видел, я спряталась за кадками с теми огромными растениями, которые насадила наша Мария.

Сестра очень любит настоящее имя невестки. Ей оно кажется экзотическим, и она напрочь отказывается называть Марию как-то иначе. Хотя, надо сказать, Сауда это немного бесит. Но такая уж наша Ильхам.

– Ох, – качаю головой и цокаю языком, когда сестра аккуратно надевает на меня никаб.

– Да ладно тебе! Красивый, богатый. Что еще надо?

– Не торопись, мы еще его не знаем.

– Представь себе, если Сауд решит выдать тебя за него. Он не такой, как тот урод… Прости, я увлеклась, – стихает Ильхам.

А я чувствую, как в жилах застывает кровь.

Я больше никогда не выйду замуж!

Ни одному мужчине не позволю прикоснуться ко мне!

Я слишком долго залечивала свои раны. А некоторые залечить так и не удалось. Мое время ушло безвозвратно.

Теперь я хочу жить с семьей брата, заботиться о них и дарить им радость. Это и есть мое личное счастье.

– Кстати, Сауд говорил, как его зовут? – спрашивает сестра, поправляя ткань никаба.

– Давуд, – произношу, а потом начинаю хмуриться.

Какое же знакомое имя…

Когда-то давно – кажется, будто в прошлой жизни, – в моем университете был преподаватель. Говорили, что он внештатный, скорее приглашенный гость, который специализировался на инвестициях.

У меня он ничего не преподавал. Но я пару раз в неделю наблюдала за тем, как он шел от своей машины по парковке. Шаг расслабленный, даже немного небрежный. Всегда в сопровождении студентов. Всегда смеющийся.

Мне тогда казалось, что столько может смеяться лишь очень добрый и светлый человек.

А потом он просто перестал приезжать, и у меня в памяти остались только улыбка и имя. Давуд…

– Ну все, готово, – довольно произносит Ильхам и выпрямляется, а я встаю со своего кресла.

– Помни не кормить детей сладостями на ночь, – наставляю сестру, когда мы выходим из моей спальни и идем вниз. – Иначе ни ты не поспишь, ни прислуга, ни они сами. Будут до утра на голове стоять.

– Помню-помню, – бубнит Ильхам.

Я поправляю свою длинную накидку.

Сегодня на мне не абайя. Я надела льняные брюки, такую же рубашку, а поверх – накидку до пят с двумя разрезами по бокам. Такой наряд позволит мне погулять по пустыне и пообщаться с ней, пока брат с женой будут общаться со своим гостем.

Мы спускаемся по широкой лестнице, и мое сердце с каждой секундой бьется все быстрее, то подскакивая к горлу, то стремительно ухая в пятки.

Да что ж за реакция такая?

Хотя ничего удивительного. За последние пять лет я впервые окажусь в обществе незнакомца. Именно из-за желания избежать этого я не посещала многочисленные приемы, на которые ездят Сауд с Абаль. Но сейчас, когда я закончила терапию, чувствую, что хочу немного выглянуть из своей раковины.

– О, Аиша, мы заждались, – произносит Сауд, когда мы появляемся в гостиной.

Я чувствую, как немеют кончики пальцев и лицо, когда мой взгляд мечется между братом и его гостем.

– Давуд, позволь представить тебе мою сестру Аишу, – говорит брат, и гость оборачивается.

Я же застываю с открытым ртом, встречая взгляд ореховых глаз.

Глава 4

Давуд

– Сынок, мы прилетим через два дня, – говорит мама в трубку, пока я надеваю на запястье часы.

– Я встречу вас в аэропорту.

– Мы же летим частным рейсом, – смеется она. – К тому же, ты наверняка пришлешь за нами кучу машин.

– И в одной из них буду сидеть я, – отзываюсь. – Мама, это не обсуждается.

– Девочки очень сильно соскучились по тебе.

– И я по ним тоже, – отзываюсь севшим голосом.

Мы минуту молчим. Каждый о своем. Мама – с осуждением, я – с болью.

– Ладно, мне пора, – нарушает она молчание. – До встречи.

– Скажи малышкам, что я люблю их.

– Обязательно, – хрипловато произносит мама и кладет трубку.

Я оседаю на кровать в своем номере и смотрю на заставку экрана, на которой у меня все еще установлена фотография моей Эммы с нашими малышками. Девочкам тогда было всего по два года, когда их мама – журналист и военный корреспондент – полетела в горячую точку, из которой не вернулась.

В тот день наша жизнь разделилась на до и после.

Дочки едва ли помнят саму Эмму, но хорошо помнят, что у них была мама.

Сейчас малышки временно живут у моих родителей на греческом острове, но я попросил маму привести их ко мне хотя бы на неделю, потому что чертовски сильно соскучился.

Вообще мама не разделяет моего желания переехать в Эмираты и, уж тем более, забрать сюда дочерей. Несмотря на то, что она сама из этих краев, все равно категорически против. А у меня здесь бизнес, приятные воспоминания об Эмме, с которой мы познакомились в Дубае, и пустыня, которая стала для меня сакральным местом.

Бросив на себя в зеркало еще один взгляд, выхожу из отеля и, сев в машину, еду к своему новому деловому партнеру, шейху Сауду.

Мы познакомились на экономическом форуме в Саудовской Аравии еще год назад. Сауд приглашал меня погостить у него, а я поделился, что собрался строить бизнес на территории его страны. У нас пересекались интересы, и два месяца назад я предложил ему сотрудничество.

Сауд пригласил меня на ужин в пустыне и ночевку в его доме. Я согласился. Это позволит познакомиться с ним ближе, а бонусом провести время в пустыне, которая необъяснимо манит меня вот уже который год.

Когда Эмма была жива, мы провели ночь в этой пустыне. Мы тогда сидели у шатра, и моя жена мечтала построить дом в этой пустыне и каждый день любоваться этими невероятными закатами и рассветами. Это одна из причин, почему я хочу построить здесь дом.

А вторая… вторая мне самому непонятна.

Мама говорит, что ее предки были кочевниками в этой пустыне. Настоящими бедуинами, которые со временем разбогатели на нефти. Точнее, разбогател только один, мой дед. И он единственный, кто захотел жить в цивилизации. Семья осудила его, и он ушел, больше никогда не вернувшись.

Может, в этом причина того, что меня так упорно тянет в эту пустыню? Дух предков?

Правда, я вряд ли бы сел на верблюда и согласился жить в палатке среди небытия.

Дом у Сауда роскошный. Даже скорее особняк. Огромный, величественный, выполнен из белого камня с арочными окнами и дверями.

Меня встречает один из слуг шейха и сразу провожает в просторную гостиную с высокими потолками, тахтамейками вдоль двух стен, зоной с кожаными креслами и кофейным столиком между ними и фонтанном в самом центре. Слуга оставляет меня ждать, а я подхожу к большому окну с видом на задний двор с бассейном.

Сердце почему-то на мгновение заходится. Как будто я уже видел это место, хотя впервые посещаю дом Сауда.

– Давуд, добро пожаловать, – раздается за моей спиной, и я разворачиваюсь, чтобы пожать руку хозяину особняка.

– У тебя невероятный дом, – произношу совершенно искренне. – Не уверен, что смогу с тобой соперничать, когда буду строить свой. Хотя и не стану. Все равно бесполезно.

Сауд смеется и предлагает мне присесть в одно из кожаных кресел, сам же устраивается рядом. На столик тут же ставят поднос с чашечками кофе, розеткой с традиционными сладостями и небольшими стаканами воды.

– Нам придется немного подождать, – ставит меня в известность хозяин дома. – Мои женщины долго собираются. Еще и дочь немного капризничает сегодня.

– Папа! Папа! – раздается крик, а потом в гостиную вбегает мальчуган, который безошибочно находит взглядом своего отца и сразу бросается к нему. – Ильхам едет!

– Прекрасно, – усмехается Сауд. – Только ты опять ведешь себя неподобающе. У нас гость. Познакомься, это Давуд. А это мой сын Галиб.

– Приветствую, Галиб, – улыбаюсь я, а он смотрит на меня, склонив голову набок.

– Где тут мои красавчики? – слышу юный женский голос, и сын Сауда срывается с места.

В гостиную входит молодая девушка. Она окидывает нас заинтересованным взглядом, а потом тушуется. В ее ноги врезается Галиб, и она тут же подхватывает малыша на руки.

– Моя младшая сестра Ильхам, – знакомит нас Сауд. – Ильхам, это мой деловой партнер, Давуд.

– Рад познакомиться, – произношу я, вставая.

– Взаимно. Так, хулиган, где твоя сестра?

В гостиной появляется красивая женщина в льняных брюках, поверх которых надета длинная накидка темно-синего цвета. На ее руках малышка, которую Сауд представляет как свою дочь. А женщиной оказывается его жена Абаль. Кажется, она в положении, но не берусь утверждать. Из-за нескольких слоев ткани ее живот не рассмотреть, да и разглядывать я не стану. Это не просто неприлично, это запрещено.

Пару минут спустя сестра Сауда отпускает племянника и идет позвать другую их сестру. Мы остаемся в гостиной ждать и обсуждать роскошный дом моего нового делового партнера и мои планы на постройку собственного.

– Я могу подсказать тебе отличную строительную бригаду, – говорит шейх.

– Свою? – усмехаюсь я.

– Лучше моих не сделает никто, – подхватывает мой тон Сауд. – Можешь обыскать всю страну и собрать рекомендации, в итоге все равно остановишься на моей компании. Они сделают качественно и сравнительно быстро.

– Спасибо, я подумаю.

Внезапно атмосфера в комнате меняется. Да так, что волоски на всем теле встают дыбом. Мне даже кажется, будто я слышу едва различимый женский вздох. Такой, от которого по коже бегут мурашки.

– О, Аиша, мы заждались, – произносит Сауд, глядя мне за спину. – Давуд, позволь представить тебе мою сестру Аишу, – говорит он, и я оборачиваюсь.

Передо мной стоит молодая женщина, чье лицо практически полностью скрыто от моего взгляда, если не считать глаз. За довольно плотной тканью никаба я не могу рассмотреть ровным счетом ничего. Но глаза… они притягивают. Цвет такой же, как у Сауда. Но глаза Аиши выразительнее. Может, причина в темной подводке. А может, в том, что ее взгляд острее. Он прошивает до самых глубин, поднимая оттуда нечто такое, что я давным-давно уже похоронил в себе.

Глава 5

Мы едем в пустыню на разных машинах. Сауд с Абаль выехали чуть раньше, чтобы покататься по барханам. Она очень любит пустынное сафари, так что мой брат никогда не отказывает жене в этом развлечении.

Гость Сауда поехал за ними, а я попросила водителя отвезти меня сразу к тому месту, где мы будем ужинать.

Машина останавливается на вершине бархана.

Выйдя на улицу, покрываюсь мурашками.

Стараюсь не частить с поездками в пустыню. У меня такое ощущение, что между нашими встречами нужен перерыв. Мне так точно.

Поднимаю руку с раскрытой ладонью, давая охране и слугам понять, что за мной ходить не надо. Пара человек, которые уже сделали шаг, возвращаются на свое место.

Бреду по бархану. Хочу начать говорить, но боюсь, что за словами польются и слезы, а макияж не водостойкий. С другой стороны, если я его испорчу, могу в любой момент сесть в машину и уехать домой. Никто меня не осудит. Ни брат, ни его жена. А до гостя мне дела нет.

Почти нет…

Когда мы встретились в гостиной, внутри меня что-то чувствительно дернулось.

Я смотрела ему в глаза всего пару секунд, но у меня было стойкое ощущение, что я уже их видела. Что они уже смотрели на меня. Прожигали. Заставляли трепетать.

Но ведь не могло же такого быть.

Когда услышала его имя, провела параллель с преподавателем в моем университете. Но это был не он, я знаю наверняка.

Сажусь на край бархана и сразу набираю в ладони теплый песок. Закрываю глаза. Слушаю и слушаю, но она молчит. Как будто ждет, что я заговорю первой.

Судорожно втягиваю в себя воздух.

– Абид любил смотреть на мою боль, – произношу шепотом. Мне и не обязательно кричать. Я знаю, что пустыня услышит, даже если я не пророню ни звука. Достаточно шевелить губами. – Он наслаждался каждым мгновением моих страданий. Особенно ему нравилось, когда меня насиловали его солдаты. Пять-семь человек, терзающие меня целую ночь. Они творили что хотели, – выдавливаю из себя и сцепляю зубы.

Меня начинает трясти. Я знаю, что все это – часть моей собственной терапии. Она гораздо эффективнее той, что была у меня с психотерапевтом. Потому что здесь никто не будет смотреть на меня с ужасом в глазах. Доктор Джонсон изо всех сил старалась не показывать своих чувств, но она тоже человек, и реакции непроизвольно все равно проскакивали.

Пустыня же может только вздыхать и петь. И это именно то, что мне так нужно, чтобы очиститься и пережить весь тот ужас, через который меня, словно голую по стеклу, протащил мой бывший муж.

– Он всегда оставался в той же комнате, – продолжаю, когда болезненный спазм в горле наконец ослабевает. – Ходил вокруг, чтобы рассмотреть все с разных ракурсов. Насколько больным нужно быть, чтобы наблюдать, как твою жену одновременно насилуют двое-трое мужчин, пока остальные смотрят и готовятся сделать то же самое? – Кривлюсь от отвращения. – Но потом я поняла, что могу противостоять ему. Смогу посмотреть в лицо и… улыбнуться. Страшно даже представить, как выглядела эта улыбка, – грустно усмехаюсь. – Но главное, что это его задело. Он взбесился и выгнал всех в ту ночь еще до наступления рассвета. Он побил меня. Сильно. Сломал два ребра. Пинал ногами. Он делал все, чтобы я не могла встать с постели без посторонней помощи. Потому что испытывал удовольствие, видя мою беспомощность.

Замолкаю.

С содроганием вспоминаю, как этот ублюдок заставлял меня умолять дать мне воду и еду. Как заставлял ползать за ним на коленях. Как унижал, толкал, ставил миску с водой на пол, чтобы я пила из нее, как собачонка.

Меня начинает тошнить от воспоминаний.

Сглатываю едкий ком.

Подумываю уже закончить, но потом на моем лице расплывается болезненная улыбка.

– А знаешь, почему он решил убить меня? Потому что я, устав от его издевательств, в следующий раз обняла одного из его солдат и начала стонать. При этом улыбалась и смотрела в глаза мужу. Мне уже было все равно, как он меня убьет. Мне просто… просто хотелось, чтобы этот кошмар закончился. Я не чувствовала своего тела. Не чувствовала боли. Только желание поскорее довести мужа до крайней черты.

Обнимаю свои колени и сквозь слезы всматриваюсь в песчаные барханы.

– И я довела его. В ту же ночь. Не буду рассказывать тебе все те ужасы, которые мне довелось пережить. После всего он выбросил меня в пустыню. Да-да, это ты спасла меня. Ты помогла. Ты прислала тех бедуинов, которые выхаживали меня и каждый раз, когда я хотела умереть, заставляли жить. Я даже не понимала, зачем вы с ними помогли мне. У меня больше не было смысла жить. Абид… – произношу его имя уже без отвращения. Больше я ничего не чувствую к этому человеку. Боль, страх или даже малейший трепет перед человеком будет свидетельствовать о том, что мне не все равно. А, значит, память о нем жива. Я же хочу, чтобы это чудовище кануло в небытие. – Он лишил меня самого главного – мечты и надежды. Стать мамой. Стать счастливой женщиной. Тогда я перестала быть женщиной. Стала лишь объектом для больных развлечений монстра с черной душой.

Втягиваю в себя воздух и, подняв голову, моргаю, чтобы прогнать слезы.

Я думала, уже не болит. Верила, что пережила все это во время психотерапии. Но здесь, в объятиях пустыни я раскрываю свою душу полностью. Делаю то, чего не могла сделать с доктором Джонсон. Я оголяюсь. Предстаю перед песками с оголенными нервами. Совершенно беззащитная. Потому что только пустыне я доверяю.

Ложусь на песок и зарываюсь в него пальцами. Закрываю глаза.

Хорошо, что Сауда сейчас нет рядом. Он бы начал говорить о змеях и опасных насекомых. Но я верю пустыне. К тому же, во мне больше нет страха смерти.

– Я очищаюсь, – шепчу. – Мне становится легче дышать. И сейчас я понимаю, ради кого выжила. Мой брат… Моя смерть принесла ему много страданий. Как же он радовался моему возвращению! И моя мама. Она постарела лет на десять, когда ей сообщили о том, что я пропала без вести. Теперь у меня есть еще и Абаль. Моя сестра. Моя подруга. Та, кто в первые – самые жуткие – ночи была рядом. Обнимала, качала в своих руках, успокаивала, слушала и не осуждала. Она никогда не осуждает. А еще малыши. Мои любимые племянники, ради которых и стоило выжить. Те, кто наполняют мою жизнь смыслом.

– Аиша! – слышу голос брата и открываю глаза.

– Спасибо, – шепчу, садясь. Чувствую, что мои сжатые внутренности понемногу расслабляются. – Спасибо, – повторяю.

– Аиша, ты как? – спрашивает Сауд, садясь рядом.

Я поворачиваю голову и смотрю на брата с улыбкой.

Как же приятно видеть его счастливым! От частых улыбок в уголках его глаз теперь больше маленьких морщинок.

– Хорошо, – отвечаю. – Теперь хорошо.

– Ужин готов.

– Я сейчас приду.

Сауд молча смотрит мне в глаза. Потом берет за руку.

Семья – это единственные люди, кому я позволяю к себе прикоснуться. Всем, кроме отца. Не знаю, смогу ли когда-нибудь найти в себе силы простить его за то, что продал меня, как скот на базаре. Поэтому с ним я почти не разговариваю и не позволяю касаться меня.

– Маленькая моя, – произносит брат чуть хрипловатым голосом. Я вижу боль, которую он пытается скрыть. Чувствую ее. Она вибрацией проносится от его руки по моему телу и утопает в песке.

– Хорошо покатал Абаль?

– Больше не буду, – подхватывает мой легкий тон брат. – Ей уже нельзя, а она требует взбираться на самые высокие барханы.

Я улыбаюсь.

– В этом вся Маша. Она хочет получить все впечатления сразу.

– Это точно. Но до родов больше никакого сафари.

– Ты только в поездках в пустыню ей не отказывай. Она чувствует пустыню. Поэтому должна бывать здесь.

– Хорошо, – с легкой улыбкой соглашается брат. – Пойдем?

Мы поднимаемся и медленно идем к небольшому шатру, в котором уже накрыли стол. Мария разговаривает со служанкой, а гость Сауда стоит у края шатра и, держа руки в карманах, смотрит на пустыню.

Впервые за долгое время я отмечаю красоту мужчины. Но тут же прогоняю эти мысли. Они слишком опасны для меня.

Мы с братом подходим ближе, и легкий ветер доносит до меня аромат парфюма Давуда. В этот момент он поворачивает голову и смотрит прямо на меня. А потом, словно вспомнив о том, что это запрещено, быстро переводит взгляд на Сауда.

– Абаль, – зовет брат свою жену и идет к ней. – Абаль, давайте ужинать.

– Я бы хотел пригласить вас на свидание, – внезапно произносит Давуд, и я впиваюсь в него испуганным взглядом.

Глава 6

Руки…

Его руки повсюду.

Они трогают мое тело. Проникают в такие места, которые от боли уже стали нечувствительными. Он трогает и трогает, а я рыдаю и прошу его перестать.

Нависает надо мной. Смотрит. Его глаза стали черными. Как будто в них совсем нет радужки. Хотя я же видела в пустыне, что она стала немного светлее, напоминая растопленный шоколад.

Но сейчас они темные. Пугающие.

Он улыбается. Так, как когда-то улыбался ублюдок Абид.

Он знает, что причиняет мне боль. Что пугает меня. И все равно трогает.

Я пытаюсь закричать, но голоса нет.

Открываю рот, но оттуда не вылетает ни звука.

Резко сажусь на кровати и распахиваю глаза.

Ночная сорочка насквозь мокрая от пота.

Меня всю трясет. Сердце колотится, чуть ли не ломая ребра.

Тошнит. Опять тошнит!

Мне казалось, эта пытка закончилась.

Но сегодня ночью в доме брата ночует его гость, и почему-то это пробудило во мне все скрытые страхи.

Я специально заперлась в своей спальне. В смежной спит служанка, так что она при необходимости может легко прийти ко мне.

– Я в безопасности, – шепчу дрожащим голосом. – В безопасности.

Встаю с кровати и тороплюсь в ванную, чтобы смыть с себя пот и переодеться в сухую одежду.

Когда Давуд сказал, что хочет пригласить меня на свидание, я сухо ответила “Это невозможно” и остаток вечера почти не смотрела в его сторону.

Даже если у этого мужчины и мог быть какой-то шанс, его настойчивость и попытка так быстро наладить контакт свела этот шанс к нулю.

Только вот стоя под теплыми струями душа, я с удивлением обнаруживаю, как тянет низ живота. Замираю и кладу дрожащие пальцы на то место, где порхает пара заблудившихся бабочек.

Хмурюсь еще сильнее, понимая, что… возбудилась. Во время жуткого сна?

Что это вообще за больная реакция моего организма на страшные воспоминания?

Зажмуриваюсь на пару секунд, потом заканчиваю мыться и, вытершись, надеваю длинный халат. Уже хочу вернуться в кровать, как передумываю и иду на мини-кухню в гареме, чтобы выпить теплого молока. Мне нужно как-то успокоиться, и я решаю подогреть себе молоко с медом и немного побыть на своем балконе, полюбоваться на пустыню. Только это позволит мне вернуть здравый рассудок и поможет прогнать демонов, которые засели в моей голове.

Открываю холодильник на кухне и несколько раз обвожу его взглядом. Молока нет. Ни единой бутылки! Только прохладительные напитки, ягоды и фрукты, которые мне приносят перед завтраком.

Выйдя из кухни, торможу в длинном коридоре. Если пройти пару шагов и свернуть направо, можно подняться в свою комнату, разбудить служанку и дать ей указание подогреть мне молоко. А можно пройти по коридору до конца, выйти в основную часть дома, там скользнуть на большую кухню и самой сделать это.

Сердце пускается в галоп. Сама не знаю, почему, ведь в другие дни я спокойно хожу по дому брата даже в одном халате. А сейчас особенно остро ощущаю отсутствие никаба или даже простейшего платка.

Сегодня все иначе.

Я ощущаю его присутствие. Чувствую, что в доме чужак. И хоть за ужином от него не исходило никакой опасности, после моего сна я эту опасность начинаю чувствовать. Жду, что меня накроет паника, но с удивлением обнаруживаю, что крупные мурашки на коже и вставшие дыбом волоски скорее будоражат, чем пугают.

Сглотнув, медленно двигаюсь по коридору, мысленно отговаривая себя от этого поступка. Но все же толкаю тяжелую дверь и выхожу в основную часть дома.

В просторном холле царит полумрак. На ночь прислуга оставляет включенными только тусклые точечные светильники под потолком. Через большие окна пробивается свет луны, освещая дом голубоватым светом. В тишине раздается только журчание фонтана перед широкой лестницей. Не слышен даже звук моих шагов, потому что я иду босиком по прохладному полу.

Вдруг со стороны мужской половины как будто раздается какой-то скрип, и мое сердце подскакивает к горлу. Развернувшись, тороплюсь на кухню. Здесь тоже горят такие же светильники, что и в холле, на случай, если прислуге понадобится разогреть молоко для детей или, например, кто-то захочет выпить чаю.

Дверь, выходящая на задний двор, немного приоткрыта, и оттуда пахнет сигаретным дымом. Я хмурюсь, потому что, кажется, никто из прислуги не курит. Брат предпочитает сигары.

И вот опять сердце заходится от мысли, что это может быть гость Сауда. Но что ему делать тут ночью? Да и не курил он во время ужина. Может, мне просто показалось?

Тонкая ткань халата трется о мурашки, которые никак не хотят рассосаться на коже, пока я двигаюсь к холодильнику. Достаю из него молоко. Наливаю в турку и возвращаю бутылку на место.

Протягиваю руку, чтобы поставить турку на плиту, но тут слышу:

– Вам тоже не спится? – и вздрагиваю, выпуская из руки турку.

Словно в замедленной съемке, наблюдаю за тем, как турка летит вниз, но практически у самого пола ее подхватывает мужская рука, не давая молоку выплеснуться на светлый кафель.

Замерев в ужасе, наблюдаю за тем, как мужчина поднимается и протягивает мне емкость с молоком. И я наконец понимаю, насколько близко он стоит. Волоски на теле еще сильнее электризуются, натягиваясь, будто маленькие антеннки. Улавливают опасность, которая уже включила громкую пищащую сирену в моей голове.

Спиной я ощущаю жар тела Давуда. Его дыхание овевает мою шею и заставляет тонкую прядь щекотать ее основание.

Судорожно втягиваю в себя воздух, который вдруг стал вязким и тяжелым.

– Простите, если напугал, – негромко произносит мужчина, и теперь я понимаю, откуда тут взялся запах сигарет. Это гость брата курил на заднем дворе.

Только почему он вышел туда именно через кухню?! Нельзя было сделать это из гостиной, чтобы не доводить меня до сердечного приступа?!

– Ваше молоко, – напоминает Давуд и чуть выше поднимает турку.

– Спасибо, – еле слышно отзываюсь я.

Забираю посудину так, чтобы не соприкасаться с Давудом пальцами, иначе снова выроню ее.

– От вас так приятно пахнет, – хрипло говорит он.

Я зажмуриваюсь.

Это невыносимо!

Как же сладко ты пахнешь, моя кошечка…

Трясу головой, чтобы прогнать из головы голос Абида. Потому что после приятных слов всегда следовали пытки, которые невозможно было выдержать, сохранив при этом здравый рассудок.

– Давуд, вам стоит… Вы не могли бы… Отойдите от меня, пожалуйста, – немного нервно прошу я.

– Это очень сложно сделать, – отзывается он. Произносит так, будто змей нашептывает на ухо какие-то заклинания. Во рту пересыхает, потому что меня вот-вот накроет паника. – Но если вы так хотите…

– Да, – выдаю надтреснутым голосом.

– Аиша, я пугаю вас? – задает он ужасный в своей точности вопрос, моя голова дергается, и я сталкиваюсь взглядом с гостем моего брата.

Глава 7

В полумраке кухни кажется, будто у Давуда вообще нет радужки, настолько сильно ее поглотил зрачок. Взгляд тяжелый, темный. Такой, который заставляет меня дрожать и хватать воздух пересохшими губами.

Надо бежать, а я замерла и не могу сдвинуться с места. Еще и позволяю постороннему мужчине глазеть на меня.

Удивительно, но Давуд не пользуется своим положением настолько, чтобы окидывать взглядом мое тело. Нет, он смотрит только в глаза и… на губы. Хочется облизать их. Смочить, чтобы кожа не была настолько стянута. Но я не решаюсь, чтобы не подавать неверные сигналы постороннему мужчине.

– Вы красивее, чем я думал. Хотя мне казалось, в моих фантазиях вы самая красивая из женщин.

– Давуд, вы… – произношу хрипло, но не могу продолжить предложение.

Потому что не знаю, что именно хотела сказать.

Вы нарушаете мое личное пространство?

Вы пробуждаете мои кошмары?

Вы только что приснились мне?

Что я должна сказать ему?

– Аиша, я все еще не теряю надежды на то, что вы согласитесь на свидание. На ваших условиях, – уточняет он. – Время, место, поведение. Вы решаете. Вы устанавливаете правила.

– Я вам сказала, что это невозможно, – отзываюсь дрожащим голосом.

И тут чувствую жар возле своего предплечья. Руки до локтя не прикрыты тканью, и я ощущаю, как волоски на коже практически плавятся. А я сама замираю и едва ли чувствую свое тело. Как будто немеет все от шеи до кончиков пальцев на ногах.

Сглатываю, и мои глаза расширяются.

Сердце вдруг резко запускается и так стремительно разгоняется, что практически сотрясает ребра.

Я чувствую, как ноги начинает печь от потребности бежать.

И я бегу. Только сначала буквально впечатываю в грудь Давуда турку с молоком. От неожиданности он немного отшатывается. Я пользуюсь этим замешательством и, подхватив подол длинного халата, несусь из кухни. Дважды поскальзываюсь, потому что ступила в маленькую лужицу молока, и мои стопы теперь мокрые.

Все же мне удается добежать до входа в гарем. Распахиваю тяжелую дверь и на секунду оборачиваюсь. Схожу с ума от мысли, что за мной гонится гость Сауда, но… нет. Давуд остался на кухне.

Облегченно выдохнув, тороплюсь по коридору к лестнице, потом наверх. Не, останавливаясь, пробегаю мимо своей спальни и влетаю в гостиную. Тут же сажусь за рояль и, подняв клавиатурный клап, начинаю играть.

Из-под моих пальцев вылетает какое-то резкое, немного нервное попурри, которое складывается из нескольких музыкальных партий. Тело заливает потом. Соски торчат так, будто кто-то то и дело оттягивает их и крутит. Это ощущение отдает томительной болью в низ живота, где закручивается незнакомый мне вихрь.

Теоретически я понимаю, что происходит с моим телом.

Но практически…

Практически мне кажется, что я схожу с ума, если меня возбуждают такие эпизоды.

Я же обещала себе, больше ни одного мужчины в моей жизни! И их не будет! Ни за что! Никогда!

Пальцы бьют по клавишам с такой силой, что я чувствую вибрацию до самого основания руки. Халат намокает. Волосы прилипают к шее. Дыхание сбивается. Взгляд почти полностью затуманивается. Я не вижу практически ничего, кроме сплетения тел, и от этой картины меня слегка подташнивает. Но в то же самое время внизу живота все опять сжимается до боли, и я пытаюсь сделать глоток кислорода, которого мне так не хватает.

Последнее, что я успеваю заметить – это то, как в гостиную влетает испуганная служанка. А после музыка резко обрывается, потому что я теряю сознание.

– Госпожа, вас ждут к завтраку через полчаса, – говорит мне утром Захра, когда я с трудом разлепляю веки. Фокусирую взгляд на служанке. Она с опаской смотрит на меня.

– Спасибо. Скажи, что… я позавтракаю у себя. Накрой мне на балконе.

– Госпожа, ночью вы попросили не рассказывать господину о произошедшем. Он будет волноваться и придет вас навестить.

Я тяжело вздыхаю и прикрываю веки.

После обморока я довольно быстро пришла в себя и поняла, что лежу на полу. Захра хотела позвать на помощь, но я заставила ее оставаться на месте. Сидя на полу, я мелкими глотками пила воду, которую дала мне служанка. Уставилась взглядом в узорный ковер и пыталась понять, что произошло.

Только одна часть моего тела подсказывала, чем закончился мой внезапный музыкальный этюд. Я получила первый в своей жизни оргазм.

Насколько сильно я свихнулась, чтобы он случился во время игры на фортепиано?

Что поразительно, я не испытываю стыда. Только шок, недоумение и страх.

Меня на самом деле пугают реакции моего тела на происходящее. И на нового делового партнера Сауда. Возможно, я больше никогда его не увижу. Но точно знаю, что он еще не раз явится мне в моих снах. Снова будет угрожать, трогать, разговаривать со мной. И если в прошлом сне он больше молчал, то теперь, уверена, будет говорить все то, что выдаст мое подсознание. А там… там скрыто столько всего, что мне самой страшно даже подумать.

– Госпожа? – напоминает о своем присутствии Захра.

Открываю глаза и встречаюсь взглядом со служанкой.

– Гость шейха будет завтракать с нами?

– Полагаю, что так, госпожа. Он еще не уехал.

– Приготовь мою одежду.

– Вы желаете сегодня только абайю?

– Никаб, Захра, – отзываюсь недовольно и, откинув одеяло, встаю с кровати.

– Но вы дома…

– Выполняй, – отрезаю резковато. Глаза служанки становятся больше. Я никогда так не разговариваю. И я бы рада произнести все это мягче, но…

Кончики пальцев подрагивают, когда я, спустя двадцать минут, подвожу глаза. Никогда не крашусь дома. Но… И этих “но” становится как-то слишком много.

Наверняка у моей семьи возникнут вопросы, зачем я нанесла макияж и надела никаб. Не стану же я озвучивать им истинную причину. Потому что даже для меня самой она слишком… недопустимая.

Наконец я собрана. Смотрю на свои глаза в разрезе никаба, и в отражении зеркала сегодня они кажутся мне не такими, как обычно. Слишком ярко сверкают, при этом видно, что моя ночь была неспокойной, хотя я изо всех сил старалась замаскировать это макияжем. Но разве скроешь что-то в отражении глаз? Недаром говорят, что они – зеркало души.

Покидаю комнату и спускаюсь вниз, чтобы выйти на просторную лужайку, где слуги уже накрыли стол. Замираю на пороге, потому что неподалеку от тахтамеек стоит Давуд. Ровно на том месте, где стоял, когда я впервые увидела его.

Не его, мираж.

Сердце разгоняется, когда Давуд поднимает голову и смотрит ровно в то место, где находится мой балкон. Как будто знает, где он расположен. А потом опускает взгляд и встречается им с моим.

Глава

8

Секунды растягиваются. Они словно резиновые.

Наши с Давудом взгляды как будто склеиваются, и я не в силах отвести свой, чтобы прервать этот контакт.

Внутри меня разливается тепло. Даже не тепло, там жгучая лава. Она несется по венам, разгоняя кровь.

Снова хочется сбежать. Нестись так далеко, как только смогу. Пробежать огромное расстояние, насколько хватит дыхания. А еще… опять сесть за фортепиано и сыграть очередную экспрессивную мелодию.

Между ног странным образом сжимается, и мне становится стыдно за свою реакцию.

Просто ты шлюха…

 Слова Абида больно ударяют в грудь, и мои руки сами собой сжимаются в кулаки.

– О, а ты чего в никабе? – раздается за спиной голос Ильхам, и я вздрагиваю.

Смотрю на сестру, мечась взглядом по ее лицу. Я едва ли замечаю, что сегодня на ней красивая абайя ментолового цвета, которая роскошно струится по женственным изгибам Ильхам.

Беру сестру за руку и заглядываю ей в глаза.

– Как жаль, что я не видела, как ты взрослеешь, – произношу.

– Что случилось, Аиша? – вдруг хмурится Ильхам. – У тебя все хорошо?

В ее голосе сквозит тревога, а я сжимаю ее руку и пытаюсь улыбнуться, чтобы сестра увидела эту улыбку в моих глазах.

– Все хорошо, родная. Просто спала не очень хорошо.

– Опять кошмары?

– Не бери в голову. Меня просто поразило, что ты как будто стремительно выросла и из девочки превратилась в красивую девушку. Тебе очень идет это платье.

– Спасибо, – на лице сестры снова расцветает улыбка. – Это подарок Абаль. Она сказала, что к моим глазам подойдут все оттенки синего, а этот цвет находится на пограничье зеленого с синим.

Она щебечет, рассказывая об одежде и том, какие украшения ей дарят Сауд с Абаль. Я улыбаюсь, глядя на нее, но все мысли за моей спиной. Там, где стоит гость нашего с Ильхам брата. Тот самый, чей тягучий, горячий взгляд я до сих пор ощущаю на себе.

– Доброе утро, – здоровается Сауд, вынося на улицу нашего племянника, Галиба. Малыш трет сонные глазки и тянет руки ко мне.

Я с облегчением прижимаю к себе ребенка, наконец чувствуя, что расслабляюсь, когда мои близкие рядом. С каким бы удовольствием я сейчас поцеловала пухлую щечку и вдохнула детский запах! Но для этого пришлось бы снять никаб, а я… я просто не могу.

– Уверена, что тебе будет удобно дома в никабе? – как всегда, заботливо уточняет брат.

– Все в порядке, – отвечаю максимально мягко.

Наконец мы подходим к столу, который уже накрыли к завтраку.

– Доброе утро, – здоровается со всеми Давуд и улыбается.

Я еще накануне за ужином немного… зависла, глядя на его улыбку. Когда она растягивает губы, в уголках глаз появляются морщинки, напоминающие лучики. И сама улыбка… она открытая и лучезарная. Так улыбается мой брат, но только в кругу семьи.

Из дома выходит Абаль, а впереди нее бежит малышка Джумана, размахивая волшебной палочкой. На ее голове маленькая корона, в которой сверкают стекляшки, имитирующие натуральные камни.

– Малышка, что там у тебя? – спрашивает Ильхам, и Джумана несется к ней.

– Я сегодня принцесса-волшебница, – гордо заявляет она, коверкая слова, и мы все смеемся.

Джумана утопает в объятиях Ильхам и косится на меня, слегка хмурясь.

– Доброе утро, принцесса-волшебница, – ласково произношу я.

Она склоняет голову на бок, а потом ее голубые глазки начинают сверкать.

– Аиша! – восклицает. Я киваю. – Хочешь, я для тебя поколдую? Я могу творить чудеса!

Ох, малышка, никакие чудеса уже не изменят мою жизнь… Но в ответ я, конечно, соглашаюсь.

Дети съедают свой завтрак очень быстро, потому что Галиба ждет пиратский корабль, а Джумана понимает, что чудеса сами себя не сотворят. Малыши соскальзывают с рук своих родителей и вместе с Ильхам уходят к бассейну, а мы остаемся.

Нам подают кофе, который приносят прямо в турках.

Я сглатываю, и мой взгляд мечется к Давуду, который тоже смотрит на меня. Мы как будто думаем об одном и том же. Хотя, полагаю, так и есть. Каждый из нас вспоминает прошлую ночь, турку с молоком. Взгляды. Голоса. Шепот. Мурашки и огонь, о который я чуть не обожглась.

И как мне вообще пришло в голову греть молоко в турке? Для этого же есть сотейники.

Кажется, прошлая ночь была… будто в тумане. Я вообще совершила много странных действий после своего кошмара.

А был ли тот сон кошмаром?

Был. Точно был. Потому что во сне руки Давуда были липкими и грязными. Будто бы залитые моей собственной кровью.

Но на кухне я чувствовала мужчину иначе. И потом, когда играла на фортепиано… я тоже чувствовала его… иначе.

– Мама! Скорее! Пойдем! Я собираюсь потопить пиратский корабль! – кричит Галиб, прибегая к нам.

– Может быть я посмотрю? – спрашиваю его, желая как можно скорее уйти из-за стола.

– Нет, мама! – восклицает малыш, и Абаль приходится подняться, чтобы пойти за сыном.

Мы остаемся втроем. Брат с Давудом обсуждают строительство дома последнего, медленно попивая кофе, разлитый по маленьким белым чашкам. Задаюсь вопросом, почему нам принесли его не в традиционном чайнике далла, как делают обычно?

Как будто все сговорились и решили напоминать мне о том, что произошло прошлой ночью. Понимаю, что перегибаю палку, думая так, но теперь мне не дает покоя мысль о том, что джезвы оказались здесь не случайно.

– Почему нам принесли кофе в турках? – задаю вопрос брату, когда они замолкают.

Мужчины переводят на меня взгляды, и я чувствую, как мои щеки покрываются румянцем. Хорошо, что их никто не видит.

– Это моя просьба, – отвечает Давуд, и я облизываю губы. Роскошь, которая не была доступна мне прошлой ночью, но сейчас я нуждаюсь в этом не меньше, чем тогда. – Мои предки бедуины.

– Как и наши, – улыбается мой брат.

– Так вот всегда, когда нахожусь в пустыне, стараюсь пить кофе, приготовленный на песке в джезве. У него особенный вкус, вам не кажется? – Я сглатываю, а Давуд продолжает. – Пустыня как будто добавляет горечи и в то же время нежности вкусу.

Я чувствую, что воздух между нами потрескивает. Как будто в моей руке снова оказывается джезва с молоком, а за моей спиной – горячее мужское тело.

– Что происходит? – слышу голос брата и вздрагиваю.

Глава 9

– Ничего страшного, – слышу голос Абаль и резко поворачиваю голову. – Галиб бросил игрушку, попал Джумане по ноге.

– Она не плачет? – спрашивает Сауд и всматривается в дочку.

А я медленно тихо выдыхаю.

Вопрос брата заставил мое сердце пропустить удар. Я подумала, что он заметил напряжение между мной и своим гостем. А оказалось, просто увидел Абаль, которая несет на руках надутую Джуману.

– Наши дети подрались, – произносит невестка и останавливается перед столом. – Прошу меня извинить, я должна переодеть Джуману.

– Я тоже поеду с вашего позволения, сегодня встречаюсь с подрядчиком, – говорит Давуд, поднимаясь. Вместе с ним встает и мой брат. – Спасибо за гостеприимство, Сауд. Предлагаю встретиться в пятницу и обговорить детали нашего сотрудничества.

– В пятницу я лечу с семьей на отдых, поэтому не получится.

– Тогда после возвращения. Вы всей семьей летите? – спрашивает, и я чувствую, как он косится в мою сторону.

Что же это у нас за связь такая необъяснимая, что я каждым волоском на коже ощущаю внимание Давуда? Это немного сбивает с толку и даже беспокоит.

– Да, отдохнем немного. Жена хочет успеть посерфить, пока я еще разрешаю ей это.

– Что ж, тогда хорошего отдыха и до встречи. Госпожа Аиша, – произносит он мое имя таким голосом, что я покрываюсь плотным слоем мурашек.

Киваю, не поднимая взгляда.

Наконец гость брата покидает дом. Я медленно выдыхаю и снимаю никаб. Делаю несколько вдохов, насыщая легкие кислородом.

– Все хорошо? – спрашивает Сауд. Перевожу взгляд на брата и киваю. – Просто мне показалось, будто ты некомфортно чувствуешь себя в присутствии Давуда. Если это так, только скажи, и больше ты его не увидишь.

Почему-то от этой перспективы неприятно сжимаются внутренности.

– Сауд, ты не убережешь меня от встречи со всеми мужчинами. Чтобы так получилось, мне нужно стать затворницей. А я не к этому стремлюсь.

– Ты права, – кивает брат. – Но если станет невыносимо, только скажи.

Я ласково улыбаюсь и легонько сжимаю его большую руку в благодарность за заботу.

Спустя час отправляюсь в конюшню. Она находится на территории брата, но я хочу покататься по пустыне. Сейчас, когда солнце поднимается все выше, ни один нормальный человек не появится на песках, которые уже через пару часов будут напоминать раскаленную лаву. Туристы, выезжающие на сафари, уже наверняка вернулись в свои отели, и до вечера в пустыне не будет ни единой живой души.

Вывожу из стойла Бархана и оглаживаю его черную гриву. Он в ответ приветственно фыркает, пока я приговариваю ласковые слова, которые мой скакун так сильно любит.

– Госпожа, я отправлю с вами сопровождающего, – предлагает конюх Вафи. Его седая борода шевелится, когда он говорит.

– Спасибо, Вафи, я недалеко. Справлюсь.

– Госпожа, скоро станет слишком жарко.

– Я недалеко, Вафи, – повторяю. – До ближайшего бархана.

– Я сообщу господину.

– Он в курсе, – вру я.

Не хочу, чтобы брат знал, иначе вокруг меня тут же появится с десяток всадников, которые будут контролировать периметр.

Поправляю сбрую Бархана и забираюсь на него. Снова глажу и похлопываю по могучей шее, а потом мы выезжаем с территории конюшни. Огибаем длинное стойло, подъезжая к воротам. Я надеваю крупные солнцезащитные очки и заправляю край шелы так, чтобы он закрывал нижнюю часть моего лица.

– Доброе утро, госпожа, – здоровается помощник конюха и торопится открыть мне автоматические ворота.

Бархан нетерпеливо перетаптывается на месте и фыркает в ожидании, когда ворота наконец отъедут в сторону, и я пущу его в галоп.

Как только образуется достаточный проем для коня, я направляю его за пределы поместья брата. Мы проезжаем еще немного по мощеным дорожкам, а потом спускаемся на песок.

Я чувствую, как конь подо мной вибрирует. Эта  дрожь передается и мне, заставляя сердце заходиться от радостного предвкушения.

Крепче перехватываю вожжи и, легонько стукнув пятками по бокам скакуна, пускаю его в галоп.

Что бы со мной ни происходило, как бы я ни боялась выходить с территории брата в одиночку, никогда не могу отказать себе в поездке на Бархане на сумасшедшей скорости.

Даже сквозь ткань шейлы слышу свист ветра. Кожа под одеждой намокает от пота. Чувствую, что становится все жарче. Но мне плевать.

Сейчас я снова свободная. Настоящая. Живая. Только здесь ощущаю себя таковой.

Даже в семье на меня давят рамки. Нужно сдерживать эмоции, подбирать слова, помнить про воспитание и подчиняться нормам приличия.

Только пустыня – моя подруга – позволяет мне все. Принимает меня такой, какая я есть. Со всеми моими неровностями, шероховатостями, дикими сторонами, которые много лет во мне подавляли.

Мчусь, то поднимаясь на пустынные барханы, то спускаясь. Конь периодически вязнет в песке, но он у меня парень привычный к такому, так что только фыркает и несет меня дальше и дальше. Так далеко, что в какой-то момент понимаю, увлеклась.

Натягиваю вожжи, заставляя Бархана остановиться. Мы стоим на высокой дюне. Солнце уже практически в зените. Еще час-два, и оно начнет сжигать все, на что попадают его лучи.

Бархан топчется на месте и тяжело дышит, пока я осматриваюсь.

Вдруг замечаю, как к нам движется белый джип. Внутри меня что-то неприятно дергается, и я, развернув коня, срываю его с места.

Мы несемся обратно к дому моего брата. Сердце заходится, заставляя то и дело разгонять коня на максимум. С огромного бархана мы чуть не скатываемся, потому что под нами вниз съезжает песок.

– Быстрее, – шепчу в тишину. Слышу, как приближается джип, и вскрикиваю, пытаясь пустить коня еще быстрее. – Давай, малыш, – умоляю его, задыхаясь.

Бархан перескакивает на следующую дюну и несется во весь опор.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, насколько близко к нам джип, и с ужасом обнаруживаю, что машина буквально метрах в тридцати от нас.

Дергаюсь, но теряю равновесие и на полной скорости слетаю с коня, падая на песок. От удара из легких вылетает воздух, и я кубарем качусь вниз по бархану, в то время как мой конь несется дальше к дому.

Я оказываюсь под большой дюной, куда на огромной скорости несется тот самый белый джип. Он тормозит в нескольких метрах от меня, и я с ужасом наблюдаю, как открывается водительская дверь.

Глава 10

Мои глаза широко распахнуты, но я едва ли вижу лицо мужчины, который торопится ко мне от машины. Упершись руками в песок, как могу быстро отползаю от него, передвигаясь на ягодицах. Но все равно недостаточно быстро!

– Аиша? Аиша, вы в порядке?

На мгновение зажмуриваюсь и снова распахиваю глаза, сталкиваясь взглядом с Давудом.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю, задыхаясь от ужаса.

Меня до сих пор трясет так, что сердце колотится, как ненормальное.

– Выехал покататься, а потом заметил всадницу и решил посмотреть. Вы невероятно красиво держитесь в седле.

Надо, наверное, поблагодарить за комплимент, но в горле пересохло, и я только хмуро киваю.

Давуд протягивает руку, чтобы помочь мне встать, но я смотрю на нее с осуждением и пытаюсь подняться самостоятельно. Запястье простреливает болью и, вскрикнув, я опять падаю на песок.

– Давайте помогу.

Одну ладонь Давуд кладет мне на спину, а второй хватается за мой локоть. Помогает подняться, прожигая своими прикосновениями даже через ткань рубашки с длинным рукавом.

По телу пробегает волна дрожи, и я не могу определиться, приятная она, или нет.

– Вы уже можете отпустить, спасибо, – напоминаю Давуду, когда оказываюсь на ногах, но он не убирает руки.

На пару секунд в голове проскальзывает воспоминание о нашей встрече на кухне, и тело снова покрывается мурашками.

Меня начинает раздражать такая реакция организма. Слишком я чувствительна к присутствию этого мужчины. Будто каждый волосок на теле, словно антенна, настроен на него.

Давуд медленно – словно нехотя – отстраняется, и мне становится немного легче дышать. Условно легче. На самом деле я продолжаю дрожать, каждой клеточкой тела ощущая присутствие мужчины рядом.

– Ваш конь ускакал, – говорит Давуд.

Я поднимаю голову и пытаюсь посмотреть в сторону дома брата, но дюна, само собой, мешает. Перевожу взгляд назад на мужчину и киваю.

– Да. Он, судя по всему, почувствовал мой страх, и сам испугался.

– А чего испугались вы, Аиша? Мне казалось, вам нравится пустыня.

Хочется вернуть на лицо шейлу, которая открепилась во время падения. И тут я понимаю, что она совсем слетела, потому что пустынный ветерок треплет мою косу, из раза в раз доставая из нее новые тонкие пряди волос.

Резко поднимаю руку, чтобы нащупать на шее ткань, но запястье снова простреливает, и рука опадает.

– Позвольте я вам помогу, – произносит Давуд.

Не дождавшись моего согласия, сокращает расстояние между нами, и я буквально физически ощущаю, как он вторгается в мое личное… нет, даже не личное – интимное пространство!

Сердце снова заходится. А когда его горячие пальцы касаются шеи, мои губы приоткрываются, и я втягиваю в себя воздух.

У меня такое ощущение, будто окружающий мир застывает. Мелкая песчаная пыль замирает в воздухе и не двигается. Даже ветер как будто стихает, и создается впечатление, словно мы с Давудом попадаем в пузырь, где только я и он. И я могу слышать его дыхание. Но это же невозможно! Только в нашей с ним истории, кажется, нет невозможного. Потому что я чувствую то, что вроде как не должна.

Давуд натягивает ткань шейлы и бережно покрывает ею мои волосы. Это похоже на какой-то таинственный и очень интимный ритуал, который заставляет сердце колотиться чаще.

Я не свожу взгляда с его лица, но он на меня не смотрит. В смысле, в глаза не смотрит. Давуд внимательно наблюдает за своими действиями, пока поправляет платок, а потом… он аккуратно заправляет под него растрепавшиеся пряди.

Я вздрагиваю, но с удивлением обнаруживаю, что у меня не возникает желания оттолкнуть его руки или его самого. Наоборот, мне как будто хочется прижаться теснее. Потому что от Давуда исходят сила и спокойствие, которые я ощущаю от брата.

Отбросив даже тень этого желания, отстраняюсь и сама заправляю здоровой рукой выбившуюся с другой стороны прядь.

– Мне нужно… – произношу тихо и хрипло, но понимаю, что он меня слышит. – Сауд будет волноваться. Наверняка ему доложат, что Бархан вернулся без меня. Так что мне пора.

– Позвольте отвезти вас.

– Нет! – восклицаю. А потом продолжаю уже чуть спокойнее: – Нельзя. Запрещено.

– Тогда проведу.

– Я не заблужусь. Я не так далеко от дома.

– Аиша, не глупите, – чуть раздраженно произносит Давуд. – В пустыне уже слишком жарко. Вы без воды, ваши очки сломались, – кивает он куда-то на песок. – Давайте я довезу.

– Я справлюсь. Не впервой.

– Вам не нужно справляться. Я рядом. Позвольте взять на себя заботу о вас. Обещаю, не будет ничего…

Он не успевает договорить, как я слышу рев двигателей квадроциклов. Поднимаю голову и наблюдаю за тем, как мой брат со своими охранниками несутся по вершине бархана, потом начинают спускаться, и Давуд делает пару шагов назад, чтобы отойти от меня на почтительное расстояние.

Сауд чуть ли не на ходу спрыгивает с квадроцикла и быстро подходит ко мне. Охранники остаются на месте.

– Аиша! С тобой все хорошо? – взволнованно спрашивает брат. – Ты не ушиблась?

– Только запястье повредила при падении. Но, кажется, это только ушиб. Прости, что напугала тебя.

Вижу, что брат хочет обнять меня. Но он знает, как после возвращения я отношусь к прикосновениям, поэтому просто сжимает мое плечо и поворачивается лицом к Давуду. Я же внезапно отмечаю, что не противилась прикосновениям нового партнера брата. Более того, наслаждалась этим.

Давуд внимательно смотрит на моего брата, не отводя взгляда.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Сауд. – Я думал, ты уехал.

– В ожидании встречи с подрядчиком, – отвечает Давуд, – решил прокатиться по барханам. И, судя по всему, не зря.

– Это Давуд спас меня, – говорю брату, чтобы избежать недоразумений.

– Тогда я должен быть тебе благодарен, – отзывается Сауд. – Проси у меня что хочешь.

– То, что госпожа Аиша в безопасности, – это уже достаточная награда для меня.

Сауд немного прищуривается и впивается взглядом сначала в Давуда, а потом и в меня. Я чувствую, как мои щеки заливает румянец.

– Что ж, в любом случае я твой должник, – говорит мой брат.

– Мне пора ехать, – отзывается Давуд. – Будьте здоровы, госпожа Аиша, – добавляет он и, пожав руку Сауду, уходит к своей машине.

Мы с братом провожаем Давуда взглядами. Как только он заводит машину и развернув ее, начинает подниматься по бархану, я слышу голос брата:

– Что у тебя с Давудом?

Глава 11

Вопрос брата заставляет меня вздрогнуть и бросить на него испуганный взгляд.

– Ничего, – отвечаю я быстро и впервые за долгое время хочу обмануть брата.

Потому что происходящее между мной и его деловым партнером невозможно назвать словом “ничего”. Что-то происходит. Что-то очень интимное и очень запретное. Но что именно, я и сама пока не могу понять.

– Поехали, – бросает Сауд раздраженно. – Маша волнуется.

Развернувшись, брат даже не проверяет, иду ли я за ним. Он точно уверен в том, что я последую к квадроциклу и сяду за его спиной.

Обнимаю Сауда здоровой рукой, вторую опускаю вниз, потому что адреналиновый всплеск уже отпускает, и я начинаю чувствовать болезненную пульсацию в запястье.

Дома нас ждет взволнованная Абаль. Она выбегает на крыльцо заднего двора, едва заслышав шум двигателя. Сжимает перед собой руки и ждет, пока я слезу с квадроцикла.

– О, боже, Аиша, я чуть с ума не сошла, когда увидела в окно, как Бархан один скачет к конюшне. Ты в порядке?

– Запястье ушибла, – отвечаю я.

Открываю рот, чтобы поделиться с Машей своими переживаниями. Но тут же смыкаю губы, вспомнив, что мы не одни. Я бы не хотела никому рассказывать о том, что чувствую в присутствии Давуда. Но мне кажется, что если я никому не откроюсь, то эти чувства сожгут меня изнутри. Они уже как будто плавят жизненно важные органы, и мне нужен кто-то, кто не станет осуждать, а просто выслушает.

– Я вызову доктора, – сухим тоном произносит Сауд и скрывается в доме.

– Аиша, – Абаль кладет ладони мне на плечи. – В пустыне что-то произошло? – спрашивает она, взволнованно заглядывая в мои глаза.

– Всего лишь упала с Бархана.

– Как? – выдыхает она, и ее глаза широко распахиваются.

– Так… получилось, – пожимаю плечом. – Просто не рассчитала и слишком быстро погнала его с высокой дюны.

Абаль прищуривается и слишком пристально изучает мое лицо.

– Было что-то еще, – произносит она утвердительно.

– Почему ты так решила?

– Прости, но я уже успела узнать тебя за эти годы, и вижу когда ты взбудоражена. И не говори мне, что это из-за падения. Здесь что-то другое. Ты можешь поделиться со мной. Можешь довериться мне, ты же это помнишь?

– Ох, Абаль, – выдыхаю я, но больше ничего не успеваю сказать, как из дома выходит Захра.

– Госпожа, господин Сауд сказал, чтобы вы заходили в дом, на улице слишком жарко.

Кивнув, выполняю распоряжение брата. Не потому, что боюсь его гнева, а потому, что расцениваю появление Захры как знак того, что мне не стоит ни с кем делиться своими чувствами.

Спустя час в доме брата появляется наш семейный врач. Она осматривает руку, констатирует растяжение, делает перевязку и сообщает, что мне крайне повезло отделаться такой легкой травмой. После ее ухода я прошу принести обед мне в комнату, потому что по какой-то причине не могу смотреть в глаза брату.

После обеда немного отдыхаю, а потом сажусь за рояль. Играть полноценно я, понятное дело, не смогу. Но я и не за этим сюда пришла. Меня будоражат воспоминания о том, как я играла в прошлый раз, и чем это закончилось.

По телу разливается тепло.

Я поднимаю клапп и, положив правую больную руку на колено, левой начинаю играть простейшую мелодию. Скорее даже просто перебираю клавиши, выжимая из инструмента практически несвязные звуки. Но в моей голове они звучат как самая прекрасная мелодия, потому что по венам курсирует тепло от воспоминаний.

Перед глазами лицо Давуда. Эти фантазии будоражат, однако странным образом не пугают. Как будто, пока я думаю о нем, остаюсь в безопасности. Но сегодня, находясь рядом с партнером брата, я тоже чувствовала эту защищенность, хотя не должна.

– Аиша, – в комнату заходит Сауд, и я сразу отдергиваю пальцы от клавиш.

Следом за братом в комнату забегает Карамель. Она сразу трусит ко мне и, встав на задние лапки, аккуратно касается передней моего больного запястья.

– Да, Карамель, я ушиблась.

Ответом мне служит протяжное “мур-р-р”, а потом кошка возвращается к брату. Тот садится на тахтамейку в глубине комнаты, и кошка сразу запрыгивает к нему на колени. Сауд рассеянно поглаживает ее, а я делаю глубокий вдох и присоединяюсь к брату.

– Я хочу знать, что происходит, – говорит он серьезным тоном. – И не надо мне говорить про “ничего”, Аиша. Когда ты вернулась в мой дом, я поклялся защищать тебя. Чтобы выполнить свое обещание, я должен знать, какие отношения у тебя с посторонними людьми. Я вижу, как вы с Давудом смотрите друг на друга. – Открываю рот, но Сауд разрезает воздух ладонью, пресекая мою попытку придумать новую отговорку. – Если ты решишь устроить личную жизнь, я не возражаю. Даже приветствую это. Но хочу чтобы ты знала, я не отдам тебя первому встречному. Сто раз проверю его до пятого колена, чтобы быть уверенным, что больше никто не причинит тебе вреда.

– А ты разве не проверил Давуда? Не думаю, что ты стал бы работать с кем-то, о ком ничего не знаешь.

– То есть, что-то все же между вами есть, – прищуривается брат.

Я тяжело вздыхаю и опускаю взгляд.

– Не знаю, что тебе сказать.

– Он пересек черту? Есть что-то, за что он должен понести наказание?

– О чем ты говоришь? – спрашиваю, нахмурившись, и снова смотрю на брата.

– Аиша, он прикасался к тебе? – спрашивает Сауд.

Его голос звенит сталью. Я вижу, что он сдерживается изо всех сил, видимо, чтобы не напугать меня своей яростью. Но брат явно готов сейчас же сорваться с места и разорвать Давуда на мелкие ошметки, стоит мне только подтвердить его догадку.

– Нет, – вру в который раз.

Те прикосновения, которые позволил себе Давуд, они же не считаются, правда? Сауд же спрашивает об интимных? Или нет? Стоило бы, наверное, уточнить, что брат имеет в виду. Но мне страшно, что даже те невинные, которые позволил себе его деловой партнер, приведут к катастрофе.

– Ладно. Больше он никогда не появится в моем доме. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь некомфортно. Потому что это и твой дом тоже. Мне не хочется, чтобы ты ходила дома в никабе. Здесь твое место силы и расслабления. Так что никаких чужаков больше в нашем доме. Хорошо?

Хорошо…

Хорошо же?..

Наверное…

Глава 12

Давуд

– Ты видела ее, – произношу и подношу сигарету к губам.

Я сижу на крыше своего внедорожника и курю, глядя на дом Сауда в отдалении. Между мной и особняком большое расстояние. Достаточное, чтобы никто меня не увидел, и камеры не засекли.

Чувствую себя каким-то сталкером. Неадекватным маньяком, преследующим ни в чем не повинную женщину. Смешнее всего то, что я ж не молодой парень. Мне, черт побери, сорок пять! И я вроде как должен вести себя соответственно. Но Аиша пробуждает во мне что-то такое… дикое. Первозданное.

Сердце в груди заходится, когда я вспоминаю взгляд ее кристальных глаз. Глубоких, словно омуты, в которые меня с каждой встречей засасывает все сильнее.

– Она невероятная, – снова произношу вслух.

Если бы кто-то посмотрел на меня со стороны, наверняка подумал бы, что я схожу с ума, раз пытаюсь вести беседу с кучей песка. Но моя мама всегда говорила, что эта куча живая. Она слышит. И поглощает переживания. Поэтому я и решился озвучить все то, что меня волнует.

– Чувствую себя предателем, – наконец выдаю ту информацию, которая съедает меня изнутри. – Будто предаю память Эммы. Ни с одной из женщин, которые попадали в мою постель, я такого не испытывал. Аиши в моей постели еще даже не было, а я уже как будто изменяю жене.

Делаю тяжелый вдох и от практически погасшей сигареты прикуриваю новую.

– Она сводит меня с ума, понимаешь? Будоражит изнутри. Я не просто хочу ее. Я хочу ее всю. Ее душу, тело, все взгляды, шепот, стоны, слова, крик, смех. Целиком. Хочу выпить ее без остатка и до краев наполнить собой. – Усмехаюсь. Никогда не выражался так высокопарно. Но именно так я чувствую. К тому же, кроме песков меня никто не слышит. – Мне нужно съездить к Эмме. Рассказать ей. Она бы поняла. И, наверное, даже приветствовала бы, что я кем-то увлекся. Но как же тяжело даже самому себе признаться, что я так серьезно очарован кем-то другим.

На несколько минут замолкаю, пока курю и сверлю взглядом особняк Сауда, скрытый за высоким забором.

– Я до сих пор злюсь на Эмму, – цежу раздраженно. – Как она могла бросить меня с нашими девочками? Как оставила годовалых детей ради нового расследования?

Рычу и ложусь на крышу джипа. Смотрю на звезды и медленно докуриваю. Тушу окурок о металлическую крышку, которую прихватил с собой.

– Не знаю, что будет дальше, но я твердо намерен заполучить Аишу. Почему-то мне кажется, что она единственная женщина, которая снова пробудит во мне радость к жизни.