Аврора

Глава 1

Снова по залу он искал глазами ее. Бал был в полном разгаре. Здесь, в доме князя Рогозина, кружили в ритме вальса пары. Ныло колено. Замкнутый круг: при одной мысли о взмахе ее ресниц старая травма давала о себе знать и в то же время как только острая боль пробивала ногу, в памяти всплывала ее улыбка. Чувствовать как она касается рукой его руки и не иметь возможности обнять, сказать все, что ощущал, когда была возможность и был рядом, было самой страшной пыткой и наказанием.

Музыка, запах плавленного от свеч воска смешивался с ароматами духов и пряностей приготовленных яств, доносящихся из столовой, откуда, после праздного ужина вышли в зал танцев гости, все сливалось. Он слушал и слышал каждого, даже молчавшего в этом зале. Мысли людей как и всегда в основном были греховны и порочны. Но сегодня его это не интересовало, всю работу исполнят преданные всадники. Его же накрыла волна воспоминаний.

Люди… Сотни лет он идет со своей свитой по Земле, уставший, отрешенный, с душой, в которой только редкие проблески света осветляют мрак, света памяти о ней.

Он-Денница.Всетемнейщий князь.

-Господин, поступили сведения, что есть особый случай, требующий Вашего вмешательства …-Азазель стоял за спиной у сидящего в кресле мужчины, вглядывающегося в пламя горящего камина, он был смущен, что нарушил покой князя.

Порой, от дум своих Его Светлость на глазах перевоплощался в глубокого старца. В такие моменты Азазель хотелось обрушить весь мир людской, чтоб облегчить его страдания. Он слышал лишь отголоски душ и мог только представить, что испытывает тот, кто находился перед ним, от этих отголосков у него были смешанные чувства: ужас, паника, азарт, безумие.

–Мой друг, -голос князя звучал низко, бархатно, обволакивающе, не громко, но так, что пробирал до трепета, -Присядь.

Азазель повиновался беспрекословно, сев в кресло, стоящее напротив, стараясь не смотреть в глаза господину.

–Что ты помнишь о доме?

Губ Азазель коснулась едва заметная улыбка;

–Я помню все, Ваша Светлость…

– А более всего? Есть что-то, что было б памятнее всего?

–Пожалуй, да…-Азазель поднял глаза и, встретившись взглядом с Мессией промолвил: – Небо. Бескрайнее синее небо. То чернильное в алмазах в ночи, то бездонное голубое…Бесконечный полет и свобода.

Глаза старца в миг наполнились свечением, морщины разгладились, волосы вновь стали цвета воронова крыла, ни намека на седину. Он немного сменил позу, расправил плечи, будто как прежде хотел взмахнуть крыльями. Крепок, хорошо слажен. Даже под черными складками домашнего одеяния проступала могучая грудь, которая не раз во время ожесточенных боев вставала щитом от полчищ врагов в защиту Азазель.

–Для меня свобода не более чем возможность…друг мой. Но каждый волен помнить то, что волен помнить....Я слушаю тебя, излагай суть. Свечение в глазах угасло также внезапно как и возникло, уступив место мягкой синеве в обрамлении черных длинных ресниц. Приподняв густую, но аккуратную бровь, он дал понять, что весь во внимании и откровенному разговору больше места нет, это была минутная слабость.

Под покровом глубокой ночи телега тяжелым ходом приближалась к усадьбе. Лошадь плелась едва-едва , да и кучер особо ее не подгонял, “клевал” носом, путь был не близкий от торговой площади города до хозяйского дома. Наконец, показались огни, кучер встрепенулся, немного приободрившись в предвкушении холодного кваса и скромной краюхи хлеба.