Роковое представление на Молочайном лугу

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Text copyright © 2023 by Elaine Dimopoulos

Illustrations copyright © 2023 by Doug Salati

All rights reserved, including the right of reproduction in whole or in part in any form.

Charlesbridge and colophon are registered trademarks of Charlesbridge Publishing, Inc.

© Шульга Е., перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2025

1

Устраивайтесь поудобнее, на поляне всем хватит места.

Знаю, вы хотите услышать историю о жутком пожаре в дубовом лесу. Я расскажу её вам и заботливо проведу по самым страшным её частям. И всё-таки, соберитесь с духом. В сердце каждой истории лежит зерно истины, и истина нашей сегодняшней истории до сих пор поражает меня до глубины души.

Бабушка Мята в своё время предупреждала нас, как быстро распространяются пожары. Давным-давно в доме, где её держали в клетке, большие люди рассказывали маленьким о возгораниях, способах спасения, о том, когда нужно падать на пол и передвигаться ползком. Мы, кролики, всегда находимся близко к земле – это одно из наших врождённых преимуществ. Но когда пламя лизнуло то дуплистое дерево в лесу и его кора обуглилась и почернела, когда дым за считаные секунды изгнал его кашляющих обитателей… Что тут сказать, это оказалось гораздо страшнее, чем мы могли себе представить по бабушкиным рассказам.

Конечно, вы все прекрасно знаете, чем закончился пожар. Его потушили – сначала одной, затем многими парами рук.

Вопрос в другом: кто был его зачинщиком?

Хоть ветки и кустарник пересохли после пяти дней без дождя, пожар возник не сам по себе. И если посмотреть на это с одной стороны, то виноват в этом один-единственный обитатель Молочайного луга – тот, кто поджёг ветки. Но если посмотреть с другой, то это был крошечный камушек, который покатился с вершины холма, расшатал большой камень, который врезался в булыжник, приведший в движение валун.

Все обитатели деревьев, нор и домов сыграли свою роль в розжиге этой искры.

И я, Тыковка, не исключение.

Но чтобы рассказать эту историю как следует, я должна вернуться на три недели назад, в середину лета.

2

В те дни идеи жужжали надо мной, как пухлые шмели. И вот передо мной замельтешил, требуя моего полного внимания, новый сюжет для истории. О двух сёстрах-сурках, одна из которых украла у другой цветочный венок. Я уже знала, что луговым обитателям нравятся истории о воришках, лгунишках и их секретах, поэтому хотела почаще включать таких персонажей в истории, хотя бы ради острых и интересных конфликтов.

Одним памятным летним утром я проснулась раньше своих братьев и сестёр в спальном гнёздышке в нашей норе. Я решила, что ранний завтрак утолит мой голод и, возможно, разгонит мозг, поможет заполнить сюжетные дыры в моей истории.

Поглощая ароматный росистый клевер, я заметила какое-то движение в небе и, щурясь, задрала голову к солнцу, поднимающемуся из-за дубового леса. Это была птица. Она летела, размахивая широкими, сильными крыльями. Птица находилась далеко, но по её размерам можно было догадаться, что она крупнее любой другой на Молочайном лугу. Это была не сова – я знала, как выглядят совы, к тому же они не любили летать по утрам. При виде силуэта с растопыренными перьями на хвосте и головой с острым клювом, в моей памяти всплыло кошмарное слово: ястреб.

Бабушка рассказывала, что ястребы – территориальные птицы. Это значит, что, как только они находят место по душе, они селятся там и охотятся. До сих пор нам везло. До сих пор ни один ястреб не остановил свой выбор на Молочайном лугу.

Однако вам следует знать, что страхи расцветают в моём воображении подобно колючим кустарникам и распространяют свои узловатые ветви в разные стороны, заставляя думать о наихудших из возможных исходов. Когда я увидела ястреба, мои колючки начали опутывать мои мысли. «Что, если ястребиные когти вонзятся мне в спину, когда я буду мирно пастись на лужайке? Что, если он подбросит меня в воздух? Что, если он совьёт гнездо на нашем Молочайном лугу и сожрёт нас всех, одного за другим?»

Хищная птица описала дугу над лесом и направилась на север. Когда она перестала загораживать собой солнце, я увидела, что её хвост был рыжевато-красного цвета, как будто его окунули в огненное рассветное небо. Наконец она нырнула под кроны деревьев и скрылась из виду.

В этот самый момент мои братья и сёстры выбрались из норы на завтрак.

Глаза моей сестры Мальвы заблестели.

– Надеюсь, ты оставила нам немного клевера, Тыковка.

– Конечно, оставила! – Моя сестра Люцерна, выползшая последней, наградила меня добродушной улыбкой.

Я задумалась, стоит ли делиться своими страхами с Люцерной. Мои сородичи и друзья прислушиваются ко мне, когда это нужно, и любят меня, несмотря ни на что. Но, если верить слухам, ястребы и раньше пролетали над домом, но никогда не задерживались в наших местах. И эта птица тоже не стала здесь задерживаться. Пока что. Когда моё сердце перестало выпрыгивать из груди, я предпочла съесть ещё немного травы, а не делиться с близкими своими страхами. Пока что.

Завтрак ещё не закончился, а я уже чувствовала тяжесть предстоящего дня. Но если вы думаете, что наша мама, Крапива, из тех крольчих, что позволяют своим крольчатам подолгу бездельничать в знойные летние деньки, то – ой, как же вы ошибаетесь.

– Попрыгали за мной! – позвала мама. Я украдкой бросила ещё один взгляд в небо, пока мы гуськом семенили по зелёной лужайке. Настало время уроков.

3

Серые белки Инка и Твен, брат с сестрой, выскочили из высоких луговых трав и присоединились к нашей процессии.

– Вы знакомы с Иганом? Расскажите про него, – попросила их моя сестра Люцерна.

Иган, рыжая белка, был у нас сегодня приглашенным лектором. Я с радостью переключила своё внимание на него, надеясь позабыть о ястребе.

Белки переглянулись.

– Иган задорный, очень задорный, – сказала Инка.

– Скорее задиристый, – пробурчал Твен.

Не так давно мы с Люцерной помогли двум белкам разлепить их хвосты, намертво склеившиеся из-за попавшей на них сосновой смолы. Теперь Инка и Твен иногда присоединялись к нам, чтобы получать образование, – в нашем семействе это было доброй традицией. С тех самых пор, как в начале лета обитатели Молочайного луга объединились, чтобы спасти семерых осиротевших детёнышей койота, мама стала приглашать всех желающих на наши уроки.

Мы добрались до дальнего угла человеческого дома. Мои четверо братьев (Кейл, Цикорий, Латук и Клевер) и пять сестёр (Люцерна, Лаванда, Мальва, Расторопша и Морковка) уселись вплотную друг к дружке. К нам присоединились и другие любопытные птицы и белки.

Знаю, что для самого начала истории персонажей многовато. Но запаситесь терпением, потому что станет ещё больше. Впрочем, я слышала, вы уже самую малость знакомы с обитателями нашего луга.

Я огляделась в поисках Лира, юного самца малиновки, моего первого и самого лучшего друга. Лир посещал наши уроки при любой возможности, особенно если те проходили на свежем воздухе. Но сейчас его нигде не было видно, а я понятия не имела, где он пропадал. Думать о ястребах и знакомиться с новыми задиристыми существами было гораздо приятнее вместе с ним.

Игана тоже носило неизвестно где. Мама встала перед одной из металлических водосточных труб, которыми был оснащен дом, и откашлялась. Мы ждали. На ветке неподалёку воробьиха Амелия начала постукивать когтем по дереву.

Молчание нарушила Инка.

– Тыковка, если Иган не появится, ты же выступишь вместо него и расскажешь нам одну из своих потрясающих историй? Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста?

Остальные луговые жители закивали и затрещали в знак согласия.

Я с гордостью несла знамя рассказчицы, привычное кроликам нашего семейства. Мы, кролики, оттачивали своё мастерство у себя в норе, слушая друг друга и учась доводить свои истории до совершенства. Этим летом мы с братьями и сёстрами начали делиться историями за пределами норы, с соседями по лужайке. Мне особенно запомнилось, как однажды мама рассказала историю о том, как она заблудилась на лугу, будучи ещё совсем махоньким крольчонком. Да уж, она была бесподобной рассказчицей. Но мне нравилось, что меня обычно просили рассказать историю первой. Со времен необыкновенного спасения я стала крольчонком, к которому прислушивались.

– О да! – взвизгнула моя сестрёнка, малютка Морковка.

– Тыковка говорит, что придумала какую-то новую историю о сурках. И больше ничего не рассказывает!

– Это потому что я ещё не закончила, – ответила я. – Скоро всё узнаете.

– Тогда расскажи что-нибудь старое, – предложил кардинал Эфрон.

Полностью подчинять себе внимание аудитории при помощи слов – это удивительно, согласны? В то время я ещё не признавалась себе, но это заставляет тебя немножечко, самую малость оторваться от действительности.

– Тише, тише, – сказала мама. – Понимаю, всем не терпится начать, но давайте проявим уважение и дадим Игану ещё несколько секунд.

Словно из ниоткуда на водосточной трубе возникла рыжая белка и начала сновать вверх и вниз.

– А вот и я! – с хрипотцой пропищал он. Иган был мельче Инки и Твена, с небольшими белыми отметинами вокруг глаз. Когда на его рыжую шубку падал свет, казалось, будто она цвета пылающего заката. – Так-так-так. Ага, ну, что ж, давайте начнём. Времени у меня в обрез. Хлопот, знаете ли, полон рот. Так что, вас, ушастых, интересует рацион рыжих белок? Среда обитания? Наш жизненный цикл? Я всё правильно понимаю?

Мама слегка нахмурилась.

– Спасибо, что нашёл время, Иган. Да, я попросила бы тебя просветить нас в вопросах, касающихся особенностей вашего вида. Что отличает рыжих белок от остальных?

– Первое, что мне хотелось бы подчеркнуть, – Иган замер на середине водосточной трубы, лязгнув коготками по металлу. Обхватив трубу одной лапкой, он потряс перед нами другой. – Мы… вам… не… какие-то… БУРУНДУКИ!

Иган рассказывал о том, что рыжие белки питают слабость к семенам сосновых шишек. Он провёл небольшую демонстрацию – оторвал несколько чешуек с сосновой шишки и выгрыз зубами семена.

– Вкусно и питательно, – сказал он с набитым ртом.

Мы, кролики, конечно, тоже грызем сосновые шишки, чтобы притупить свои растущие зубки, но я никогда не пробовала их семена. Думаю, на вкус они как деревяшка. То ли дело мягкий сладкий банан. С другой стороны, мало что на свете сравнится с бананом.

Иган заявил, что чаще всего рыжие белки предпочитают обустраивать свои жилища, гнездясь в лиственных деревьях.

– Если только вы не очень-очень умная рыжая белка! – воскликнул он. – Тогда в плохую погоду вы можете укрыться в теплом, сухом и уютном доме. Угадайте, где я провёл прошлую зиму?

Кейл энергично задёргал ушами. Ожидаемо. Мой старший брат любил первым отвечать на все вопросы. Справедливости ради замечу, что он старался не выделываться, когда его ответы оказывались правильными. (Что случалось чаще всего.)

Но Иган ткнул своим когтистым пальцем в Люцерну.

– Ты! Что скажешь?

– Э-э-э… – Люцерна крепко задумалась. – В заброшенном осином гнезде? – наконец выдала она.

– Что? Назови мне хоть одно существо, которое по доброй воле подступилось бы к осиному гнезду. Хоть заброшенному, хоть нет. И как бы я пролез внутрь? Оса ведь крошечная, а я гигантский! Ужасный ответ.

Люцерна пожала плечами.

– Просто это был бы очень милый дом.

– Нормальный ответ, вовсе не ужасный, – прошептала я Люцерне, которая, впрочем, совсем не расстраивалась, когда её ответы оказывались неправильными. (Что случалось чаще всего.)

– Отвечай, Кейл, – сказала мама.

– Чердак человеческого дома? – предположил он.

– Ты прав, ты совершенно прав! Главное в этом деле – не царапать когтями пол, и тогда люди никогда не узнают, что вы гостите у них! Показывать вам свой секретный лаз я, конечно, не собираюсь. А то, когда ударят морозы, чердак окажется тесен для нас всех. Вы-то, кролики, может, и не умеете лазать по стенам, а вот вы, товарищи белки, вызываете серьёзные опасения.

– Спасибо, я лучше останусь на своём дереве, – пробормотала Инка. – Столько болтовни я бы не вынесла.

– Тыковка, как думаешь, ты могла бы забраться по водосточной трубе? – громко прошептала Люцерна. – Ты ведь смогла залезть не шпалеру.

Кейл улыбнулся мне, и несколько моих сородичей захихикали. Я шикнула на Люцерну. Да, однажды я забралась на шпалеру со стороны чёрного входа и чуть не сломала себе позвоночник. Но именно так я познакомилась с Лиром, чьё гнездо умостилось на самом верху этой самой шпалеры.

Где же он пропадал целое утро?

– Возможно, если вы попросите очень-очень вежливо, – продолжал Иган, – и пообещаете не лезть ко мне, я покажу вам, как можно проникнуть в дом людей, оставшись незамеченным, и…

– Внимание! Внимание всем на Молочайном лугу! Бросайте все свои дела! Подходите и подлетайте поближе! Вы не захотите пропустить эту новость, таково моё мнение!

Знакомый голос прорезал утренний воздух. Две ярко-голубые сойки стремительно приближались к нам. Я знала их, и колючки в моих мыслях снова пустили узловатые корни. Они хотели предупредить о ястребе? Неужели птица всё-таки выбрала Молочайный луг своим домом и теперь истребит нас всех?

Я снова посмотрела в небо.

– Где же ты, Лир? – прошептала я.

4

– Здравствуй, Трикси, – поздоровалась мама. – Вы с Васильком хотите нам что-то сказать?

Сойка опустилась на землю рядом с моей мамой.

– Что за дивное утро выдалось сегодня на лугу, не правда ли, матушка Крапива? В такой день невозможно хмуриться. С добрым утром всех! – Трикси озарила нас лучезарной улыбкой, и мы улыбнулись ей в ответ.

Её тон заставил меня усомниться в том, что они хотят предупредить нас о ястребе.

– Эй-эй, простите, птички, – Иган постучал коготками по водосточной трубе. – Вы срываете мой урок.

– Ох, батюшки, – разволновалась Трикси. – Мы можем подождать…

– Нет, не можем! – воскликнул Василёк. Он уселся на конёк крыши над Иганом. – Нам ещё обратно лететь. Серый, зови остальных горлиц! Синицы! Дятлы, прекращайте долбить деревья своими клювами и спешите сюда!

Когда вокруг нас собрались все птицы и белки Молочайного луга, Василёк спорхнул с крыши и встал рядом с Трикси. Не знаю, как ему это удалось, но Василёк, эта беспардонная голубая сойка и бывшая гроза луга, сумел охмурить самую добрую и нежную птичку в мире.

– Обещаю, мы не отнимем у вас много времени, – обратилась Трикси к Игану. Беличий самец не скрывал своего недовольства.

– Важная новость, – начал Василёк, обводя толпу блестящими чёрными глазами. – Лучший день моей жизни, таково моё мнение. Хотя впереди дни ещё лучше этого, вот уж точно, но я хотел, чтобы вы знали… – Голос Василька дрогнул и сорвался. Мне показалось, или у него дрожал клюв?

– Продолжай, Василёк, – мягко подбодрила его Трикси.

– Не могу. Распирает от гордости. – Василёк повесил голову и залился слезами.

– Ох, право слово, – вздохнула Трикси. – Василёк хочет сказать, что в нашем гнезде появилось пять яиц. А к концу лета на Молочайном лугу появится пять новых обитателей!

– Я самая везучая птица на свете! – прогорланил Василёк, пока мы все щебетали и клекотали, поздравляя их. Он уткнулся в голову Трикси. – Как же мне повезло, – повторил он.

Долго Василёк не давал житья обитателям Молочайного луга. Но он изменился и сыграл важную роль в спасении детёнышей койота. Лир считал, что на него благотворно повлияли истории, которые я рассказывала на лужайке. Как бы я ни верила в силу историй, всё же не хочу ставить себе в заслугу столь разительные перемены в характере птицы. Лир проявил к нему намного больше доброты. Как бы то ни было, Василёк осознал, как важно жить в мире с другими, и переменился.

– Пока мы высиживаем яйца, видеться часто не получится, – сказала Трикси. – Лир, эта добрейшей души малиновка, сейчас присматривает за нашим гнездом.

Так вот где он пропадал. И, конечно, он уже обо всём знал. Лир был таким дружелюбным существом, что я ничуть не удивлялась, когда с ним первым хотели поделиться важными новостями.

– Да, и кстати о Лире. – Василёк прочистил горло. – Матушка и Отец Перволёт? Вы здесь?

Всеобщее ликование поутихло. Дерзость, с которой Василёк обратился к малиновкам, поразила меня. Весной он украл яйцо из гнезда Перволётов.

– Да, Василёк. Я здесь, – твёрдым голосом отозвалась Матушка Перволёт.

Василёк не дрогнул.

– Хочу, чтобы вы знали, теперь я особенно понимаю вашу утрату. Это непростительно. Всё ещё сожалею. Но я и впредь буду пытаться загладить свою вину. Буду защищать луг и его обитателей.

Колючие мысли не позволили мне промолчать, особенно теперь, когда над нами нависла угроза.

– Теперь тебе нужно защищать свои собственные яйца, Василёк, – сказала я. – Сегодня утром я видела, как над опушкой дубового леса кружил ястреб.

Луговые обитатели ахнули. Малютка Морковка начала прыгать вперёд-назад, вглядываясь в небо.

– Ты уверена, что это был ястреб? – спросил Кейл.

– Тыковка не ошиблась. Это был краснохвостый ястреб, – подала голос Матушка Перволёт. – Я тоже видела его вдалеке, в северной части леса. Сторожите свои яйца. – Её голос смягчился. – И поздравляю вас обоих. Это радостная новость. Не могу дождаться встречи с вашими малышами.

Василёк помрачнел.

– Домой, – сказал он Трикси. – Рисковать не годится, таково моё мнение. Прощайте! – С этими словами он взмыл ввысь, ярким пятном промелькнув в прозрачном летнем небе.

Закончив принимать добрые пожелания и предложения помощи от других птиц, Трикси полетела за ним.

– С внеурочным общением покончено? – поинтересовался Иган. – Можем мы, пожалуйста, вернуться к уроку?

Когда Иган закончил свою лекцию, Инка и Твен убежали на луг играть в салочки, а кролики решили, прямо не сходя с места, пополдничать сочной травкой с лужайки.

Едва я набила рот травой, как услышала у себя над ухом жизнерадостный голос:

– Ты уже слышала новость, Тыковка? Большое потомство ждёт Василька! Какое счастье!

Я обернулась. Это был Лир Перволёт собственной персоной – кто же ещё это мог быть?

У Лира начиналась линька. Он все ещё был птенцом, но из-под пестрых пёрышек на его грудке одно за другим появлялись новые красноватые перья. К концу лета вся грудка у него будет красной.

– Слышала! Чудесные новости.

– Яйца у них голубовато-зелёные в темную крапинку! – докладывал Лир. – Нежные и изящные!

– Винни они бы понравились, – сказала я. Наша хорошая подруга Винни, оленёнок со сломанной ногой, покинула лес вместе со своей мамой ещё до истории со спасательной операцией. Мы с Лиром тяжело переживали разлуку.

– Да, – вздохнул Лир. – Когда я летаю над лесом, я всегда высматриваю её стадо.

– А ястреба ты не видел? – осторожно спросила я. – Я приметила его сегодня утром. Он напугал меня. Надеюсь, эта птица продолжит охотиться вдали от луга.

– Мама рассказала, где видела пернатого хищника. – Лир запрыгнул на камень, украшающий лужайку, и набросал когтем карту Молочайного луга, где бабушка Мята когда-то и построила наше семейное гнездо. Он нарисовал человеческий дом, газон, дорогу, сам луг и окружающий его дубовый лес. – Похоже, ястреб поселился здесь, – сказал он, указывая на место у северной границы дубового леса. – От нас далеко, видишь? – Я понимала, что мой друг пытается меня успокоить, и была ему признательна. – Кроме того, – продолжил он, – мы оба знаем, что колючие страхи – не помеха твоей отваге.

Слева от нас на лугу гордо тянулись вверх летние цветы. Жёлтые рудбекии, розовые монарды и синие васильки расплескали повсюду яркие краски. По соседству с ними обильно рос молочай, который служил пищей гусеницам бабочек-монархов. Когда гусеницы превращались в бабочек, молочай в их организме делал их ядовитыми, поэтому хищники избегали их. Наша бабушка выработала свод строгих правил, надеясь привить нашему семейству тот же иммунитет, что монархам прививал молочай. Так она пыталась уберечь нас от хищников и других опасностей. Но этой весной я поняла, что, даже принимая разумные решения, мы не сможем оградить себя от всех опасностей. И это нормально.

Лир был прав. Наш совместный опыт изменил меня. Колючие веточки моих страхов могли разрастаться в густые заросли, но впредь они не помешают мне жить полной жизнью.

– Эй, Тыковка! – Мы задрали головы, когда над нами пролетел Василёк. Чёрно-белые пятнышки на его крыльях как всегда выглядели очень эффектно. – Сегодня вечером Трикси дежурит в гнезде. Слышал, ты сочиняешь для нас новую историю? Она будет готова к ужину? Только чтоб не слишком длинная. Некоторым из нас нужно яйца охранять, таково моё мнение!

– Я тоже жду не дождусь твоего нового рассказа, – заявил Лир.

– Договорились, Василёк, – отозвалась я. Он коротко кивнул и улетел прочь.

– Василёк будет смотреть в оба, и мы, птицы, готовы взять воздушного вредителя на себя. – Лир стёр свою карту. – Даю слово: буду держать тебя в курсе насчёт этого ястреба.

– Спасибо, – робко отозвалась я. Конечно, Лир расскажет мне всё без утайки. Он был честной птицей.

Это я хранила от него секрет.

Я дождалась, пока Лир попрощается и улетит на поиски личинок. Дождалась, пока все животные разбредутся и лужайка почти опустеет. Убедившись, что никто не видит, я подобрала зубами с дорожки кварцевый камушек и положила его на нижнюю ступеньку у задней двери человеческого дома. Его белые грани сверкали на солнце.

Мне не удалось удивить Лира новостью о пяти яйцах Василька и Трикси, но я смогу удивить ими кое-кого ещё.

Я шустро упрыгала прочь и присоединилась к своим братьям и сёстрам, которые как раз совершали набег на ежевичный куст. Они ничего не заметили.

5

Даже как-то странно вспоминать, что ещё в середине лета обитатели Молочайного луга жили своей обычной жизнью: получали образование, высиживали яйца, встречались с друзьями, рассказывали истории. Тогда мы и представить себе не могли, какая стихия вот-вот ворвётся в наш дом, словно горящая комета, оставив от нашего мирного существования одни угольки.

Я рассказывала друзьям вечернюю историю, когда беда пришла, откуда не ждали.

Дневная жара начала отступать, над лесом сгущались сумерки. Василёк устроился на ветке вишнёвого дерева неподалёку. Иган снова сидел на водосточной трубе. Инка расположилась на газоне вместе с Твеном и другими членами их большого беличьего семейства.

– Тс-с, – торжественно прошептала она. – Тыковка вот-вот начнёт.

Все притихли, даже болтливые белки.

Я выдохнула. Все мучившие меня пробелы в новой истории я заполнила ещё днем, во время семейного набега на куст ежевики.

– Слышали ли вы про луг, похожий на наш, где раз в году, в особый летний вечер, все сурки собираются вместе и устраивают танцы? Неповоротливые и неуклюжие днём, в этот особенный вечер они легко и изящно танцуют на четырех лапках. Они украшают головы цветочными венками и, набравшись смелости, заводят новых друзей, а подчас и находят пару. В конце концов, кому из нас не идёт цветочный венок?

И вот, старшая дочь одной из тамошних сурковых колоний наконец достигла того возраста, когда ей разрешили пойти на летние танцы. Дни напролёт она плела толстый венок из маргариток, и её глаза загорались каждый раз, когда она представляла, как наденет его в этот торжественный вечер.

Но однажды венок пропал. Сама не своя от горя, сурчиха бросилась расспрашивать своих родителей и четверых братьев и сестёр, не видел ли кто её венок. Все ответили, что не видели. В их голосах звучало искреннее сочувствие.

– Но её младшая сестра солгала. – Я выделила последнее слово, для пущего драматизма. – Она украла венок из маргариток и спрятала его у самой реки. Тайком она спускалась к берегу и примеряла венок там. То так, то сяк вертелась она, любуясь своим отражением в водной глади.

Мои братья и сёстры беззвучно пережевывали траву, внемля моему рассказу. Птицы и белки не смели пошелохнуться. Лир слушал с округлившимися глазами.

– Юная сурчиха знала, что к танцевальному вечеру венок стоило бы вернуть. Но с её крошечными лапками потребовалась бы целая вечность, чтобы сплести себе точно такой же. Тяжело быть младше и меньше всех! В конце концов, у её сестры и без венка было полным-полно красивых вещей. Она убедила себя, что её не за что осуждать. Она наблюдала за сестрой из темноты норных туннелей, – уверенно продолжала я. – Та обнюхивала камни и рыла землю в поисках потерянного венка. Наконец настал вечер летних танцев, и её сестре пришлось пойти на них без венка. Перед тем как покинуть нору, она тяжело и горько вздохнула, отчего у юной сурчихи задрожали лапки. И всё же, отметила она, её сестра прекрасно проводила время. Несмотря ни на что, она заливисто смеялась в компании других сурков, танцуя в золотых сумерках.

– Расторопша, – возмущённо зашептала Люцерна. – Ты что, спишь?

Расторопша распахнула глаза и посмотрела на Люцерну.

– Гусь тебя подери, нет, конечно! Я закрываю глаза, чтобы в красках представлять всё, что описывает Тыковка. Не мешай мне.

– Тсс, – шикнули на них другие животные.

– Продолжай, Тыковка, – попросил Кейл. – Что было дальше?

– Поймают ли юную сурчиху на вранье? – не терпелось знать Инке.

Нет ничего приятнее, чем видеть, что твоя история волнует умы слушателей!

– Младшая сурчиха так и жила бы с этой тайной, – продолжила я, – но со временем венок из маргариток начал увядать. Она поняла, что скоро от него ничего не останется и он больше никому не принесёт радость. От этого ей стало грустно.

Моё внимание привлекло какое-то движение на лугу. При виде крупной птицы у меня перехватило дыхание, но это был не ястреб, сейчас в высокой траве вышагивал кое-кто другой. Прежде мне уже доводилось видеть птиц, подобных этой, ровным строем марширующих по обочине дороги. Это был индюк – грузное создание с многослойным оперением на груди и яркой бородкой на шее. За ним показались четверо его сородичей.

В этой части истории я хотела чуть сбавить темп, чтобы заострить внимание на душевных терзаниях юной сурчихи и её сомнениях. Но индюки приближались слишком быстро. И направлялись они, похоже, прямо к нашей лужайке. Другие животные, заметив их, начали оборачиваться.

Я повысила голос.

– Юная сурчиха нарвала целую охапку маргариток. Пришло время сплести венок самой – или хотя бы попытаться.

До моих ушей донёсся тихий мотив. Индюки… пели?

– Её лапы неумело переплетали стебли маргариток. – Меня уже почти никто не слушал – все глазели на нежданных гостей. – Когда те непослушно расплетались, она в отчаянии втаптывала цветы в землю. А потом начинала сначала… – Мой голос затих.

Индюки шагали по лужайке в такт собственной песне, они двигались прямо на нас. Их скрипучие голоса гармонировали друг с другом, сливаясь в слаженный хор. На каждую восьмую долю они кивали головами. Мы расступились, и они заняли свое место в кольце зрителей.

Пятеро индюков выстроились полукругом позади меня и пропели песню от начала и до конца во второй раз. С клюва вожака, стоявшего во главе полукруга, свисал длиннющий коралл, который подпрыгивал в воздух каждый раз, когда он подавал голос. Индюк, замыкавший полукруг с другой стороны, немного уступал остальным птицам в размерах, а его перья казались по-юношески тонкими.

Я не понимала, что происходит. К толпе индюков, распевающих свой задорный гимн на нашей лужайке, жизнь меня не готовила. Других жителей луга тоже, если судить по выражениям на их мордочках. Я подсела к Люцерне.

– Ого… – только и сумела вымолвить она.

Даже Кейл выглядел впечатлённым.

Они потянули финальный аккорд несколько лишних секунд, прежде чем умолкнуть. Мы восторженно щебетали и клекотали, пока индюки отвешивали поклоны.

Я бросила взгляд в сторону человеческого дома, но не увидела ни света, ни движения в окнах. Похоже, никого не было дома.

Мама подошла к индюкам. Она не выглядела встревоженной, но и не была очарована так, как мы. Мама всегда была открыта новым впечатлениям, но я пока не понимала, насколько радушный приём она собиралась оказать этим странным чужакам, которые одной-единственной песней пустили под откос этот вечер – и мою историю.

6

– Добро пожаловать на Молочайный луг, – сказала мама. – Меня зовут Крапива. Вы чудесно поете. Но не могли бы вы изложить суть вашего дела в прозе, а не в стихах? Если я правильно поняла, вы хотите устроить здесь что-то вроде театрального представления?

Индюк с длинным кораллом распушил хвост и склонил голову. Вечерний луг огласился его зычным басом:

– Мадам Крапива, имя моё – Монтекки, и я – руководитель сей скромной труппы, именуемой «Пилигримы». Для друзей, к коим уповаю причислить и вас, о честная крольчиха, – Монти. И – да, именно представление, и именно театральное! Не откажите в любезности и соизвольте лицезреть скромные плоды нашего ремесла. Пилигримы, на исходные!

По его команде индюки закопошились и расступились в стороны, образовав проход. На освободившееся пространство вышел самый мелкий индюшонок. Он прихрамывал, волоча одно крыло по земле, будто оно было сломано. В его глазах застыла печаль, страдания его казались неподдельными, хотя минуту назад, во время песни, он выглядел абсолютно здоровым. Выйдя на середину, он выдержал паузу и медленно обвёл нас взглядом полным тоски.

– Я призрак, – наконец провозгласил он хриплым шёпотом.

Я подпрыгнула. Люцерна и пара других зверей взвизгнули. Мама вздохнула.

– Я умер здесь, на этом самом месте, семь лун тому назад. Пара человеческих рук сомкнулась на моей шее. О, как я сопротивлялся! Я сломал крыло, пытаясь вырваться из лап чудовища. Я клевал его нежную кожу. Но словно клещи, эти руки вырвали из меня последний вздох. Вообразите. Вообразите, если осмелитесь, как вам сдавливают горло, навсегда лишая чистого, сладкого воздуха.

Я судорожно сглотнула. Разговоры о призраках и удушении направили мои колючие мысли в пугающее русло. «Неужели это действительно призрак индюка, умершего на этом самом месте? Неужели на Молочайном лугу водятся… привидения?»

– Я поведаю вам свою историю, – продолжал индюшонок хриплым голосом. – Ту её часть, что мне известна. Я не дожил до её финала, но, возможно, сегодня мы с вами увидим его вместе.

На сцену вышли ещё два индюка, и поведение мелкого индюшонка изменилось. Он вернул крыло в обычное положение. Горечь на его морде сменилась озорным выражением, когда он начал играть с другими индюками в салочки.

Я почувствовала себя глупо: это надо же было решить, будто у него действительно сломано крыло! Теперь-то я понимала, что никакой он не призрак. Но он говорил так убедительно…

– Говори тише, братец, – сказал один из индюков мелкому индюшонку. – Ты разбудишь отца.

– Я не сплю, сыновья мои. Боль моя слишком сильна. – Монти, индюк с длинным кораллом, лежал на траве чуть в стороне от них. Когда остальные птицы подошли к нему ближе, мне пришлось напомнить себе, что на самом деле Монти им не отец. Он только изображал их отца. Но из-за его возраста и того, как мастерски он владел своим голосом, в это было легко поверить.

По ходу действия мы узнали, что индюк-отец слёг с тяжёлой болезнью, вылечить которую мог только виноград, покрытый живыми дрожжами. И как бы старший индюк не отговаривал сыновей от похода на виноградник, те решили во что бы то ни стало помочь отцу. Грустно было наблюдать за их прощанием, особенно когда отец повёл речь об опасностях, поджидающих их на пути, и добавил, что надеется снова увидеть всех троих своих храбрых сыновей живыми и здоровыми. Мы уже знали, что младший из них – призрак, – скорее всего, не вернётся. Когда индюшонок коснулся головой головы отца, Люцерна тихо заскулила.

В следующей сценке сыновья отправились на поиски целебного винограда. Земля на лужайке была ровной, но они будто взбирались по отвесным склонам гор. Воздух был неподвижен, но суровые ветры ерошили их перья и срывали с насестов во время сна. Пятый индюк в труппе выступил сначала в роли крадущейся ласки, а затем пикирующего ястреба. Затаив дыхание, я следила, как братья уклонялись от хищников. Потом они поссорились. Один из братьев сказал, что опасность слишком велика, и повернул домой.

Наконец младший индюшонок и его брат нашли виноградник. Их радости не было предела. Затем индюшонок повернулся к нам, и его лицо снова исказила страдальческая гримаса.

– Мой брат был мудрее меня. Он хотел дождаться наступления темноты, когда вокруг не будет людей. Мне же не терпелось забрать виноград и вернуться домой, поэтому я отправился на виноградник один.

Индюшонок крался по траве. Его лицо просветлело, когда он нашёл папоротник и начал его ощипывать. Я поняла, что сейчас должна видеть у него в клюве не листочки папоротника, а ягоды винограда. И я их видела.

На сцену вышли ещё три индюка: Монти шёл по земле, широко раскинув крылья; второй индюк, хлопая крыльями, балансировал на спине у Монти; а третий громоздился на спине у второго. Вместе они вполголоса затянули зловещий мотив, от которого меня бросило в дрожь. Пока они пересекали лужайку, младший индюшонок продолжал самозабвенно собирать виноград. Я видела башню из трех индюков, но ещё я видела высокого человека с жестоким сердцем, и от этого зрелища у меня кровь стыла в жилах.

Индюшачья башня повернулась к нам спиной и поглотила младшего индюшонка.

Когда башня отодвинулась, индюшонок неподвижно лежал на земле. Люцерна залилась слезами. Я всхлипнула.

Актёры неподвижно застыли. Тишина затянулась.

По невидимому сигналу они перестроились. Двое зажали в клювах прутики и встали с ними перед братом, который хотел дождаться ночи, чтобы украсть виноград.

Младший индюшонок поднялся с земли.

– Так я встретил свою кончину. Проскитавшись по планам бытия, я нашёл дорогу обратно, к этому самому месту. Меня переполняют вопросы. Что стало с моим отцом? А что с моим сбежавшим братом? Какая участь ждала моего второго, мудрого брата, оставшегося на винограднике?

– Вот же он! – взвизгнула моя сестрёнка, малютка Морковка. Луговые обитатели засмеялись, с радостью ухватившись за возможность разрядить обстановку.

– Где же он, где? – подыграл ей младший индюшонок.

– Да вот же! – Морковка перебежала через лужайку и запрыгала кузнечиком возле индюка-брата.

– Живой! Но пойман в клетку человеком! – вскричал индюшонок. – Ты слышишь меня, брат?

Печальный индюк в клетке продолжал смотреть прямо перед собой.

– Не слышит, потому что ты призрак! – нетерпеливо подсказала Морковка.

– Морковка, – ласково окликнула её мама, – дай им закончить представление.

– Пусть я более неведом ему, – произнёс младший индюшонок, – но я всё ещё могу вызволить моего дорогого брата из плена. – С этими словами он схватил прутики клювом и отбросил их в сторону.

– Но что это? – удивился брат, делая шаг вперёд. – Ужель прутья моей клетки заколдованы? И провидение ниспослало мне свободу в эту ночь? Верно, высшие силы хранят меня!

– Хранят, хранят! – пискнула Морковка, прежде чем юркнуть к маме под бок.

Пьеса закончилась тем, что освобождённый брат, добыв виноград, отправился домой. Младший индюшонок незримо следовал за ним. Освобождённый брат застал сбежавшего брата у постели их больного отца. Конечно, тот был незамедлительно прощён. Съев виноград, индюк-отец сразу почувствовал себя немного лучше. Он сел, и братья с облегчением улыбнулись.

– Но я вижу только двоих из вас, – заметил отец. – Где ваш брат?

– Я нашёл смысл в смерти, – обратился к нам младший индюшонок, в то время как остальные актёры застыли на месте. – Мои братья воссоединились, и мой отец будет жить. Но я не могу оставаться здесь ни минуты дольше. Мне невыносимо смотреть на свою семью и чувствовать их холодную скорбь по мне вместо тёплой любви. Я отправляюсь искать других страждущих. Я ухожу. И если с кем-то из ваших близких случится несчастье… быть может, я навещу именно вас. – Бросив на прощание печальный взгляд на свою семью, младший индюшонок ушёл со сцены.

Птицы выстроились в ряд и поклонились. По моей мордочке скатилась слеза. Сколько радости и невыносимой тоски было в этом финале! Я чувствовала себя опустошённой.

– Трагедию хорошо дополняет комедия! – заявил Монти. – Если позволите, у нас для вас припасён ещё один короткий этюд… Пилигримы, на исходные!

О, что за этим последовало! Сюжет новой сценки крутился вокруг белки, которая то и дело воровала у индюков еду, а те пытались ей помешать. (Белку играл младший индюшонок, и этот персонаж выходил у него настолько же смешным, насколько мрачным удался предыдущий.) Четыре индюка, погнавшись за белкой, сбивали друг друга с лап. Попадали в расставленные друг другом ловушки. Расшибали себе лбы.

В какой-то момент они швырнули в белку по пригоршне земли, но угодили друг в друга. Мы от души веселились, наблюдая, как каждая из забрызганных грязью птиц, ощерившись, бросается на своего собрата, сделавшего это по недоразумению. Вскоре все четверо уже валялись в грязи, а младший индюшонок по-беличьи хихикал в сторонке.

Как я хохотала! Как хохотали Люцерна, Морковка и все мои братья и сёстры! Инка и Твен схватились за животики. Даже у Кейла на глазах выступили слезы.

Я почувствовала, как пёрышки Лира щекочут мне бок.

– Что скажешь об этих потрясающих чужаках? – спросил он, пока мы свистели и топали лапками от восторга по окончании второй, куда более озорной пьесы, которая завершилась безоговорочным триумфом белки.

– Они смешные, – ответила я.

– Феерически смешные! Признаюсь, игривая комедия мне больше по душе, чем высокопарная драма. Славный подарок преподнесло нам лето! Какая удача, что этих талантливых гастролёров занесло на наш Молочайный луг, правда?

– Спасибо, спасибо. Прошу, минуту вашего внимания! – подал голос Монти прежде, чем я успела ответить Лиру. Индюк снова распушил свой роскошный хвост. – Когда мы пели о том, что нашей бродячей труппе не хватает вас, мы имели в виду вас не только в качестве зрителей. В наши скромные планы входит постановка большого летнего концерта с песнями, танцами и драматическими сценками. Это будет фантастическая фантасмагория! Боско смастерит декорации. Роло предоставит реквизит. Хьюберт – костюмы. – Индюки поочередно кивали, когда Монти называл их по имени. Я заметила, что он не представил самого мелкого индюшонка, который повесил клюв и нахмурился. Я его не винила. Он так хорошо играл свои роли. Я бы тоже обиделась, если бы обо мне забыли.

– Мы будем признательны вам за помощь в любой из этих технических сфер. А ещё нам нужны… актёры! Мы хотим занять в нашей постановке местных дарований, населяющих этот красочный луг. Кто-нибудь желает почувствовать себя фигляром, неистово шумящим на подмостках? Прослушивание состоится завтра вечером в дубовом лесу. Разучите песню и небольшой монолог, если хотите принять участие.

Все заговорили одновременно. Люцерна припрыгала к маме и стала упрашивать:

– А мы, мы пойдём на прослушивание? Ну, пожалуйста?

Кардиналы Тори и Эфрон расчирикались, выбирая среди множества знакомых им трелей наиболее подходящую. Иган сновал вверх и вниз по водосточной трубе, ритмично постукивая по металлу крошечными кулачками и что-то напевая себе под нос. Твен и несколько других белок носились по лужайке, повторяя движения индюков из комедийной сценки.

Лир не скрывал своей радости.

– Нам дадут шанс выступить перед аудиторией? Какая упоительная весть!

– Ты пойдёшь на прослушивание? – спросила я.

Лир посмотрел на меня с недоумением.

– Все жители Молочайного луга должны пойти на прослушивание! Или хоть как-то поучаствовать в постановке. Это же такой шанс! Ты ведь помнишь девиз нашей спасательной операции: «Крупица товарищеского единства – и все выйдут победителями»? А театральное представление – это даже не крупица, а целое печенье товарищеского единства!

– Наверное, ты прав, как и всегда, – протянула я, хотя от маячащего на горизонте выступления перед индюками колючки начали привычно царапать мои мысли. Когда мама позвала нас обратно в нору, я испытала внезапное облегчение. Представление закончилось в час, когда мы обычно уже укладывались спать, и мама сказала, что вопрос с прослушиванием будет решать на семейном совете с бабушкой Мятой следующим утром.

В спальном гнезде мне не терпелось поскорее приступить к нашей традиционной истории на ночь. В тот вечер была очередь Цикория рассказывать, но я надеялась, он не станет возражать, если я займу его место.

– Цикорий, можно сегодня я дорасскажу свою историю о сурчихе? – спросила я, перекрикивая гомон.

– А? – переспросил Цикорий, едва удостоив меня взглядом.

Мои братья и сёстры до сих пор делились впечатлениями от сегодняшнего спектакля. Они без умолку болтали о том, как будут учить реплики, выполнять трюки, и фантазировали о своих костюмах.

Я подошла к Кейлу.

– Сегодня будет история на ночь? Я бы хотела…

– Не сейчас. Уже поздно, Тыковка. Угомонитесь, все! – Кейл велел нам всем вести себя тихо и ложиться спать, а не то он побросает нас в ручей во время завтрака. Несмотря на угрозу, кроличьи шепотки не стихали ещё долго.

Внутри меня затлел крошечный неприятный уголек. Я думала, чем же обернётся появление этой индюшачьей труппы на Молочайном лугу для его обитателей – и для меня лично.

Люцерна прижалась к моему боку.

– Ты так и не дорассказала свою историю, – напомнила она.

На сердце у меня потеплело от любви к моей сестре. Конечно, Люцерна не забыла.

– Ничего страшного. Представление было очень интересным.

– Сурчиха призналась своей сестре, что это она украла её венок? – сонно спросила она.

– Не сразу, – прошептала я. – Но секрет не давал ей покоя. Поэтому перед следующими летними танцами она сама сплела своей сестре красивый новый венок из самых разных луговых цветов и рассказала всю правду о прошлом лете. Её сестра поначалу разозлилась, но почти простила её. Она пришла на танцы в новом венке, и тот произвел такой фурор, что к концу вечера сурчиха простила свою младшую сестру окончательно.

Я взглянула на Люцерну, чтобы увидеть её реакцию, но та уже крепко спала.

7

Я покинула нору прежде, чем мои братья и сёстры, жмущиеся друг к дружке в нашем спальном гнёздышке, разлепили глаза. Я прокралась к игровому домику с качелями, установленному за большим человеческим домом. Устроившись на его порожке, я стала ждать. Вскоре появилась Талия – она шла по траве на цыпочках, неся коричневую тетрадь. Заметив меня, она помахала рукой.

Талия – маленькая самка человека, живущая в доме.

Она нашла кварцевый камушек, который я для неё оставила, поэтому знала, что я буду ждать её здесь. Воровато оглядевшись, она нырнула под крышу домика. В полный рост Талия была выше оленёнка, но она согнула свои тонкие, прямые ноги и села рядом со мной.

– Тыковка! – счастливым шёпотом воскликнула она, а потом открыла свою тетрадку и вооружилась карандашом. – Что нового на лугу?

Я хотела рассказать ей о пяти яйцах Василька и Трикси и о ястребе, но поймала себя на том, что без остановки говорю об индюках. О том, как их труппа нарушила наш покой, пока я рассказывала историю. О том, как они покорили всех своим выступлением. О том, как они позвали обитателей луга на прослушивание.

– Как жаль, что вчера вечером меня не было дома, – вздохнула Талия, делая пометки в своей тетради. – Ты пойдёшь на прослушивание?

– Не знаю. Я умею рассказывать истории. Но разыгрывать их по ролям – это совсем другое. Сомневаюсь, что у меня получится. – Я попыталась представить себя на сцене: вот я подволакиваю за собой лапку, как это делал младший индюшонок со своим крылом; во всеуслышание объявляю себя призраком. Я так и видела, как другие существа смотрят на меня презрительно, не веря ни единому слову. – Чтобы зритель поверил в твою игру, нужно самому верить, что ты не тот, кто ты есть, – сказала я Талии. – Не знаю, смогу ли я забыть, что я – Тыковка.

Талия кивнула.

– Но вдруг в постановке будут номера, задача которых – просто развлечь зрителя? Например, ты могла бы петь и танцевать с другими животными. Ты умеешь петь?

– Я умею мелодично мычать.

– Значит, ты умеешь петь!

Мне с трудом верилось в её слова.

– Лир очень хочет, чтобы я сходила на прослушивание, так что, вероятно, придётся идти. Если мама и бабушка нас отпустят.

– Вот здорово! – Талия захлопала в ладоши. – Ты только скажи мне, пожалуйста, когда состоится выступление. Я бы очень хотела его увидеть. Можно? Я буду стоять далеко-далеко – вы меня даже не заметите.

– Скорее всего, оно будет вечером. Думаешь, у тебя получится уйти из дома так, чтобы никто ничего не заподозрил? Твой брат не увяжется за тобой следом?

– Разве что чтобы подразнить меня, – пробормотала Талия. Её лицо помрачнело, и я спросила, что случилось.

– Не знаю, какая муха укусила Тедди. – Маленький самец человека, живущий в доме, всего на два года старше Талии.

– Муха? – заволновалась я. – Это точно были не клещи? Не термиты?

Талия отрицательно покачала головой.

– Всё изменилось с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. Раньше, когда вы, кролики, выползали на лужайку, он всегда звал меня к окну, где бы я ни находилась. Мы вдвоём могли часами наблюдать за лужайкой и кормушкой – во всяком случае, мне казалось, что это длилось часами. Мама всегда говорила: «Видели бы вы себя со стороны! Как сияют ваши глаза!»

Талия говорила всё громче, и я сделала ей знак лапой, чтобы она понизила голос.

– Я помню ваши лица в окне, – пробормотала я.

– Да! – продолжила она шёпотом. – И вот, когда я впервые услышала, как Василёк ругается с какой-то птицей, я призналась Тедди, что мне кажется, будто вы разговариваете друг с другом. Он сказал, что это полная чушь. Подслушав разговор двух твоих сородичей, обсуждавших вкус клевера, я попыталась заставить Тедди прислушаться к вам. Я усадила его на подоконник в своей комнате, когда вы паслись на лужайке. Я велела ему не шевелиться и попробовать услышать то, что слышала я. Мне ужасно хотелось, чтобы кто-то подтвердил, что эти голоса принадлежали вам, животным, а не были плодом моего воображения.

– Он их услышал?

– Он продержался две минуты. «Это глупо», – сказал он и встал. А потом добавил: «Только маленькие дети верят в говорящих животных».

Я сморщила нос.

– Это уже попросту грубо.

Ночью прошёл дождь, и в домике пахло соснами и травой. Талия рассеянно вертела в пальцах деревянную щепку. Меня изумляло, что люди так коротко стригут свои когти. Это казалось непрактичным – что, если им вдруг захочется покопаться в земле?

– Даже после этого мы продолжали наблюдать за вами из окна кухни. Иногда. Но больше никогда не говорили о том, что вы умеете разговаривать, – закончила Талия.

– И его глаза… больше не сияют?

Она задумалась над моим вопросом.

– Вообще-то, Тедди замечательно проявил себя во время спасения. В машине он так осторожно держал коробку с детёнышами койота. Просил маму ехать быстрее. Чуть не заплакал от облегчения, когда Лир наконец моргнул и вскочил на ноги. Что бы там ни было, ему не всё равно.

Именно детёныши койота и свели нас с Талией. Мы познакомились одним ранним утром на росистой траве лужайки вскоре после необыкновенного спасения. Вам, наверное, интересно услышать эту историю, поэтому я её сейчас расскажу.

В нашу первую встречу она посмеялась, когда я сказала, что меня зовут Тыковка. Я тогда ещё не знала, что её саму зовут Талия. Она сказала, что это сокращение от имени Эфталия, что означает «цветущая» или «благоухающая». Для моих ушей её имя тоже звучало забавно – в конце концов, этим же словом мы называем часть тела, – но я не могла не признать: имя ей очень подходило.

Я поведала Талии самую длинную историю, которую когда-либо рассказывала, – правдивую историю о ночном спасении. О том, как мы, жители этого луга, тайно принесли больных детёнышей койота к заднему крыльцу дома Талии, чтобы она и её семья могли им помочь. Как мы обрадовались, когда она наконец проснулась и привела на крыльцо членов своей семьи, которые забрали щенков – и Лира, пострадавшего от собственного героизма, к себе. И какое облегчение испытали, когда люди нашли щенкам койота новый дом, а Лир вернулся на Молочайный луг здоровым.

Талия спасла Лира. Я знала, что могу ей доверять.

Она сказала мне, что из всех, кто живет в доме, только она понимает нашу речь. Ей нравилось сидеть на подоконнике в своём спальном гнёздышке – как и все люди, она называла его просто «спальней» – у приоткрытого окна и слушать нас. У неё была книга с пустыми страницами в коричневой обложке – тетрадь, в которой она писала специальной палочкой. Она призналась, что записывала в неё всё, о чём говорили Лир, я и другие луговые животные.

– Так и знала, что ты нас подслушиваешь, – сказала я тогда. – И много тебе удалось узнать?

– Это пришло с опытом, – ответила она. Ей приходилось напрягать слух, чтобы расслышать наши тихие голоса сквозь жужжание насекомых и гул машин. Иногда ветер уносил наши слова. Но она записывала всё, что успевала уловить, и дополняла наши диалоги своими замечаниями и описаниями. Она любила это больше всего на свете.

Мы придумали свою систему сообщения: если кто-то из нас хотел повидаться, он оставлял на ступеньке у заднего входа маленький кварцевый камушек. Встречаться мы условились в игровом домике с качелями. Он находился далековато от норы и кормушки, а забор скрывал его от глаз даже самых ранних пташек.

– Спасибо, что заговорила со мной, Тыковка, – сказала Талия перед тем, как мы простились в то утро. Её глаза сияли. Лишённая шерсти кожа на лице была гладкой, как лепесток. – Я чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

Система работала исправно. В следующий раз Талия принесла с собой коричневую тетрадь. Она показала мне человеческие письмена, и те показались мне похожими на корни сорняка. Она прочла мне рассказ о том, как я поведала на лужайке историю о крольчихе, спрыгнувшей с утеса и ставшей частью звёздного неба. Это непередаваемое ощущение – быть персонажем чужой истории. И она описала всё именно так, как оно и случилось – и то, как солнце в тот вечер тяжело висело за деревьями, и то, как луговые обитатели слушали меня, затаив дыхание, и финал истории, одновременно счастливый и печальный. Это заставило меня вспоминать тот момент с нежностью. И с гордостью!

Талия, как и я, обладала даром рассказчицы. Мы понимали друг друга.

– Ты рассказала обо мне Тедди? – тихо спросила я.

Она покачала головой.

– Я бы не поступила так без твоего разрешения. Я очень дорожу твоим доверием. Но я надеюсь, что когда-нибудь смогу это сделать. Я бы хотела разделить с ним радость знакомства с тобой. Точнее, с ним прежним, – грустно добавила она.

Я прекрасно понимала её желание посвятить кого-то близкого в нашу необычную дружбу.

Мне тоже хотелось рассказать Лиру о Талии. Я знала, что он не выдаст мой секрет, даже такой. Но мои колючки начинали неприятно царапать мысли каждый раз, когда я думала о том, чтобы признаться ему во всем, и на то было две причины.

Во-первых, я была готова дать хвостик на отсечение, что моя родня по-прежнему считает, что вступать в контакт с людьми рискованно и безрассудно, даже после того, как они собственными глазами видели, как люди пришли к нам на помощь в ночь спасательной операции. Мама наверняка сказала бы, что, даже если сама Талия и её семья заслуживают доверия, другие люди поймают нас и посадят в клетки, если узнают, что мы умеем говорить. В конце концов, люди поступали так даже с существами, о чьей способности к речи они не подозревали, как, например, с бабушкой Мятой. Какие-то люди держали её в своём доме взаперти, в качестве домашнего питомца, пока бабушка не нашла способ отпереть клетку и сбежать. Дружба с человеком расценивалась как предательство по отношению к животным. Не ровен час и меня отлучат от семейства, если мама или бабушка когда-нибудь прознают об этом.

Вторая причина не делает мне чести. Дело в том, что мне не хотелось ни с кем делить Талию. Она проявляла неподдельный интерес ко всему, что я ей рассказывала. Я была центральной героиней в её рассказах о жизни животных! А Лир был такой обаятельной малиновкой, что я нисколько не сомневалась, что Талия с не меньшей радостью возьмётся за написание рассказов из его жизни тоже. Наверное, мне нравилось быть центром её внимания, так же как мне нравилось приковывать к себе внимание во время моих рассказов – хотя всё и изменилось с появлением индюков.

Талия выглянула из окошка, чтобы убедиться, что мы по-прежнему одни.

– Сегодня утром я случайно разбудила Тедди, когда кралась мимо его комнаты, – зашептала она. – Поэтому он видел, как я выходила на улицу с тетрадкой в руках. Но он только покачал головой и цыкнул, как бы говоря: «Не будь ребёнком, Талия». – Она отбросила щепку в сторону и обхватила колени руками. – Вредина.

– Как-то я пока не уверена, что хочу с ним знакомиться, – протянула я.

– Да, – согласилась Талия. – Пока не стоит.

Мои мысли вернулись к Лиру. Он не был врединой. Он бы никогда не сказал мне «не быть ребёнком». Он с благодарностью принимал проявленную к нему доброту, он благодарно принял помощь, которую оказали ему люди, когда он поранился. Он всей душой верил в то, что доброта присуща любому живому существу. А я… Я понимала, что поступаю не по-товарищески, но всё равно была не готова делиться своим секретом.

– Не огорчайся из-за Тедди, – сказала я вслух. – Если Василёк смог измениться к лучшему, значит, никто не безнадёжен.

Талия улыбнулась.

– Ни пуха ни пера тебе на прослушивании.

Я в ужасе посмотрела на неё.

– Есть такое выражение у людей. Означает «желаю удачи». Обязательно расскажи потом, какая тебе досталась роль!

Зажав в руке коричневую тетрадку, Талия зашагала в сторону дома, древесные щепки мягко хрустели под её ногами

Я выждала несколько минут и направилась обратно к норе. Не дойдя до дома, я услышала слабый металлический лязг. Рыжая белка Иган снова лазил по водосточной трубе. Прищурив один глаз, он вперил в меня любопытный взгляд.

– Ты на удивление рано встала, рассказчица, – протянул он.

8

Мои колючие страхи были тут как тут. Видел ли он, как уходила Талия? Слышал ли он наш разговор?

– Доброе утро, – ответила я Игану, стараясь сохранять непринуждённый тон. – Мне просто захотелось размяться.

– Неужели.

– Ну… да. – Я знала, что мой голос звучит виновато, поэтому попыталась сменить тему. – Ещё раз спасибо за вчерашнюю лекцию.

– Очень надеюсь, что матушка Крапива организует нам ещё одно занятие, – оживился Иган. – Я прочитал только половину подготовленного материала. Мы даже не успели поговорить о способах коммуникации у рыжих белок. Или о размножении. Или о социальном устройстве. О нашей непоколебимой силе духа! – Меня обнадёжило, что, как только речь зашла о нём самом, Игана тут же перестала волновать моя утренняя прогулка. Я вежливо выслушала его и сказала, что ещё одно занятие точно будет кстати.

– Но не в ближайшее время. Сейчас нам всем нужно думать о предстоящем представлении на Молочайном лугу. Вот уж и вправду событие?

Вряд ли Игану было интересно моё мнение, поэтому я решила просто с ним согласиться.

– Весь прошлый вечер я провёл, корпя над своим этюдом для прослушивания – я назвал его «Ода рыжей белке». Вышло, не скрою, довольно складно – уверен, что такая опытная рассказчица, как ты, оценит его по достоинству. Только не сейчас! Мне нужно репетировать, так что беги своей дорогой!

Меня не пришлось долго уговаривать.

Я присоединилась к своим братьям и сёстрам на лужайке. Все старались побыстрее расправиться с завтраком, сгорая от нетерпения услышать вердикт наших старших насчёт прослушивания для летнего концерта индюков. Не успела я съесть и трёх пучков клевера, как Морковка заявила, что сыта, и поторопила нас всех вернуться в нору.