Таблетка от разума

Она открыла глаза. На нее смотрел потолок. Такой далекий, такой близкий. Она повернула голову – со всех сторон ее окружали белые стены. За завешанным шторами окном, кажется, разливался солнечный свет, отсветами он просачивался через щели и растворялся в холодном камне. Хоть в комнате и было сумрачно, глаза ее заболели, обессилев, она захлопнула их.

Она открыла глаза. Солнечные щупальца больше не проникали в комнату. Без них комната стала серой коробкой с кроватью по центру. Откуда-то из глубины противоположной стены доносился слабый звук радиоприемника. Неясный тихий голос, казавшийся таким знакомым, монотонно произносил слова. Она напряглась, но ничего не смогла различить, слишком тихо, слишком монотонно, слишком непонятно. Глаза, казалось, вдавливались в глазницы. Больно. Непривычно. Хотелось спать. Запах хлора изнутри расцарапывал ноздри. Она потянула руку, чтобы почесать его, но заметила прицепившийся к руке шнур от капельницы.

Странно. Она попыталась понять, что было до сна, но мысли с трудом собирались воедино. Голова страшно болела, словно накануне она выпила сотню таблеток и проспала десяток лет. Но нет, она выпила только одну таблетку снотворного, выписанного их новым врачом, запила стаканом воды и легла спать. Он еще не вернулся с работы, поэтому она оставила свет в коридоре и отвернулась к окну. Да, она была дома. Так почему она здесь? И где – здесь? Похоже на больницу, но слишком тихо. Еще этот голос, едва различимый, настолько неясный, что заставляет усомниться в своей реальности. Откуда он здесь? И что он говорит?

Она держалась за эту мысль. Растягивала ее, разматывала, но держалась за нее как за спасительную соломинку, удерживающую ее в реальности. Но нить становилась все тоньше и тоньше, она проваливалась в сон.

Где-то за запахнутыми веками раздался шум от движения. Тень от приблизившегося предмета добралась до ее сознания и вырвала ее из лап сна. Она открыла глаза. Окно было распахнуто и через него солнце разливалось по комнате. Она моргнула. Перед ней стоял он.

Они ехали в машине домой. Он рассказывал, как нашел ее дома без сознания и отвез в частную больницу, которую ему посоветовал тот новый доктор, а затем ждал, пока она придет в себя. Рассказывал, как перепугался и как рад, что сейчас с ней уже все хорошо. Говорил о работе и о чем-то еще, оправдывался за что-то, извинялся, но она его не слушала, она не могла его слушать. Слова вливались в ее уши, но она их отгоняла как назойливых мух. Ей было не до них. Ее волновало другое. Ее волновала она сама.

Странное чувство поселилось внутри нее, но она не могла его разобрать. Она даже не могла понять, чувство ли это или просто сомнение, закравшееся ей в голову из-за проведенных без сознания дней. Чтобы это ни было, ей было не по себе. Ей казалось, что что-то изменилось. Или же изменилась она сама. Но в глазах как-будто что-то мешалось, как-будто видели они как-то не так, не так как обычно, не так открывались или не так захлопывались. Будто запаздывали на сотую секунды или наоборот слишком быстро открывались. И не только глаза. Нос тоже работал неправильно. Она стала прислушиваться к дыханию, и оно как-будто было не ее. Уши зажили своей жизнью и стали выборочно выхватывать из мира звуки, отсеивая ненужные, усиливая остальные. Ее сводили с ума эти ощущения, это ощущение подмены, неясное, безотчетное. Поддавшись панике, она машинально потянулась к ноге, чтобы ущипнуть ее, но в последний момент одернулась. Она не поддастся, она не будет потакать этой панике.