Заклятие истинной любви

1. Эванджелина

Эванджелина Фокс всегда верила, что однажды попадет в сказку. Всякий раз, когда в лавку ее отца поступала новая партия диковинок, маленькая Эванджелина немедленно бросалась к ящикам. Рассматривала каждый предмет внутри и задавалась вопросом, может ли он быть тем самым, что перенесет ее в сказку.

Как-то раз в огромном ящике лежала одна лишь дверная ручка. Изысканного зеленого цвета, украшенная драгоценными камнями и таинственно поблескивающая на свету. Эванджелина верила, что если она прикрепит ручку к нужной двери, то попадет в другой мир, где и начнется ее сказочная история.

К сожалению, дверная ручка не помогла открыть нечто удивительное. И все же Эванджелина не теряла надежды на то, что однажды обязательно окажется в необычном месте.

Надеяться на чудо, представлять магический мир и верить в волшебство было для Эванджелины так же привычно, как и дышать. Тем не менее, оказавшись среди магии, она поймала себя на том, что отчего-то дышать в объятиях красивого молодого человека, назвавшегося ее мужем, было тяжело.

Муж. От одного слова у нее кружилась голова. Как? Как? Как? Эванджелина была так потрясена, что могла думать лишь об этом вопросе. У нее не хватило сил даже на то, чтобы просто произнести его вслух.

Если бы сильные руки не удерживали ее, Эванджелина непременно бы рухнула на пол. Слишком многое ей нужно было осознать, и слишком многое она так внезапно обрела.

Последнее, что она помнила, – как сидела рядом с умирающим отцом в их родном доме. Но даже это воспоминание казалось каким-то искаженным. Его смерть словно была частью сюжета выцветшей картины, вот только картина эта не просто потускнела. Некто безжалостно оторвал куски от полотна. Эванджелина не могла вспомнить ни месяцы, предшествовавшие смерти отца, ни все то, что произошло после. Она даже не помнила, как он подхватил лихорадку, которая его и погубила.

Эванджелина знала только одно: ее отца, как и матери, больше нет в живых – и с момента его смерти прошло уже некоторое время.

– Я понимаю, тебе наверняка страшно. Кажется, что ты совсем одна, Эванджелина. Но это не так. – Незнакомец, назвавшийся ее мужем, крепче прижал Эванджелину к себе.

Он был таким высоким, что в его объятиях Эванджелина ощущала себя совсем крохотной. Он обнимал ее, и она чувствовала дрожь, охватившую и его тело тоже. Он не выглядел таким же испуганным, как она сама, но в то же время казался Эванджелине несколько растерянным.

– У тебя есть я, и я все для тебя сделаю.

– Но я тебя не помню, – произнесла Эванджелина. Отстраняться ей не хотелось, но все это было подавляющим. Он давил на нее.

Когда Эванджелина отпрянула, между бровями незнакомца пролегла глубокая морщина. И тем не менее он старался говорить терпеливо, а его голос звучал спокойно и ровно:

– Мое имя Аполлон Акадианский.

Эванджелина замерла в ожидании вспышки узнавания или крошечной его искры. Она нуждалась в чем-то привычном, за что могла бы ухватиться; в чем-то таком, что позволило бы ей тверже стоять на ногах, а Аполлон смотрел на нее так, словно хотел стать для нее этой опорой. Никто прежде не вглядывался в ее глаза так пристально.

Этот мужчина напомнил ей сказочного героя. Широкоплечий, с волевым подбородком, блестящими темными глазами и одеянием, кричащем о богатстве и навевающем мысли о сундуках с несметными сокровищами и внушительных замках. Он был одет в темно-красный плащ с высоким воротом и искусной золотой вышивкой на манжетах и плечах. Под ним Эванджелина заметила что-то вроде камзола. По крайней мере, она думала, что его одежда именно так и называлась. Мужчины у нее на родине, в Валенде, одевались несколько иначе.

Но она, судя по всему, уже была не там. Эта мысль вызвала очередную волну паники, и Эванджелина торопливо выпалила:

– Как я здесь оказалась? Как мы познакомились? И почему я совсем тебя не помню?

– Твои воспоминания стер тот, кто пытался нас разлучить. – В глазах Аполлона что-то промелькнуло, но злость это или боль, Эванджелина не успела разобрать.

Она хотела вспомнить его, но чем сильнее пыталась, тем хуже ей становилось. Голова раскалывалась, а внутри нее образовалась пустота, словно она утратила нечто гораздо более важное, чем воспоминания. В какой-то момент боль стала такой невыносимой, что Эванджелина схватилась за грудь, почти ожидая ощутить под пальцами рваную рану. Но ее не было. Сердце все еще находилось там, где и положено, и она чувствовала, как оно бьется. И все же страшное предчувствие не давало покоя. Ей казалось, что все это неправильно, что сердце ее должно быть разбито так же, как и она сама.

Внезапно ее посетило не ощущение даже, а некая мысль – отрывистая, краткая.

Она должна сообщить кому-то нечто очень важное.

Эванджелина не помнила, что именно ей нужно было передать, но чувствовала, что от этого зависит вся ее жизнь. От одной лишь мысли об этом в жилах стыла кровь. Эванджелина отчаянно пыталась вспомнить, что и кому ей нужно сказать. Возможно, как раз этому самому Аполлону?

Может быть, из-за этого и стерли ее воспоминания?

– Зачем кому-то разлучать нас? – спросила Эванджелина.

Она могла бы задать еще множество других вопросов, могла бы узнать, как именно они познакомились и как давно женаты, но Аполлон выглядел слишком взволнованным.

Он бросил быстрый взгляд поверх ее плеча и тихо сказал:

– Сложно объяснить.

Эванджелина обернулась к странной деревянной двери, рядом с которой лежала, свернувшись калачиком. По обе стороны от нее возвышались два ангела, похожих на воинов, хотя для каменных статуй они выглядели на удивление реалистично. На их расправленных крыльях виднелась засохшая кровь. При виде багровых пятен у Эванджелины защемило сердце, как будто ее тело все еще что-то помнило, хотя разум уже забыл.

– Ты знаешь, что здесь произошло? – задала она вопрос.

На лице Аполлона промелькнуло нечто похожее на чувство вины, но, возможно, то была всего лишь грусть.

– Обещаю, я отвечу на все твои вопросы. Но сейчас нам лучше уйти. Нужно покинуть это место, пока он не вернулся.

– Кто он?

– Злодей, который лишил тебя воспоминаний. – Аполлон схватил Эванджелину за руку, крепко сжав ее, и торопливо потянул за собой, прочь из зала с загадочной дверью и ангелами-воинами.

Тусклые лучи позднего утра освещали стеллажи с манускриптами, перевязанными ленточками и веревками с кисточками на концах. Видимо, они находились в древней библиотеке, но чем дальше продвигались, тем более новыми выглядели книги.

Полы из пыльного камня сменил блестящий мрамор, потолки стали выше, освещение – резче, а вместо манускриптов на полках появились тома в кожаном переплете. В свете утренних лучей Эванджелина снова попыталась найти что-то знакомое. Что-нибудь, что помогло бы ее воспоминаниям вернуться. В голове у нее немного прояснилось, но ничего хоть сколько-нибудь знакомого Эванджелина так и не увидела.

Она и впрямь попала в настоящую сказку и, скорее всего, пробыла в ней достаточно долго, чтобы повстречать как героев, так и злодеев, да еще и оказаться в гуще сражения добра и зла.

– Но кто же он? – не унималась Эванджелина. – Кто тот человек, что лишил меня памяти?

Аполлон невольно замедлил шаг, но спустя несколько мгновений устремился вперед еще быстрее.

– Обещаю, я все тебе расскажу, но сперва нам нужно покинуть это место…

– Ох, святые небеса! – воскликнул кто-то неподалеку.

Эванджелина обернулась и увидела фигуру в белой мантии, замершую между книжными полками. Женщина – что-то вроде библиотекаря, как предположила Эванджелина, – прижала ладонь ко рту, удивленно глядя на них. У нее на лице отражалось истинное благоговение, а взгляд широко распахнутых глаз не отрывался от Аполлона.

В зал вошла еще одна библиотекарь. Она ахнула и тотчас упала в обморок, рассыпав стопку книг по полу, а первая женщина выкрикнула:

– Случилось чудо!

Еще больше библиотекарей и ученых выступали вперед и оглашали зал удивленными восклицаниями.

Толпа так стремительно окружила их, что Эванджелина невольно прижалась к Аполлону, словно в поисках защиты. Сначала библиотекари, затем слуги и придворные. Наконец, в библиотеку ворвались широкоплечие стражники в сверкающих доспехах, без сомнения, привлеченные всеобщим шумом.

Зал, в котором они находились, в высоту занимал не меньше четырех этажей, но внезапно он показался Эванджелине крошечным и удушливым, поскольку к ним приближалось все больше и больше незнакомых людей.

– Он вернулся…

– Он жив…

– Настоящее чудо! – наперебой повторяли они с нескрываемым благоговением в голосе, а по щекам всех собравшихся текли слезы.

Эванджелина была совершенно сбита с толку и не понимала, что происходит. Казалось, она стала свидетелем события, место которому в храме. Возможно ли, что она вышла замуж за святого?

Эванджелина бросила взгляд на Аполлона, пытаясь вспомнить его фамилию. «Акадианский» – так он сказал. Она не смогла воскресить в памяти ни одной истории об Аполлоне Акадианском, но о нем наверняка слагали немало легенд. Впервые увидев его, она решила, что он вполне может сойти за героя, однако толпа смотрела на него так, словно он был кем-то гораздо, гораздо большим.

– Кто же ты? – прошептала Эванджелина.

Аполлон поднес ее ладонь к губам и поцеловал костяшки пальцев, отчего тело Эванджелины охватила дрожь.

– Я тот, кто никому не позволит причинить тебе вред.

Услышав его слова, несколько человек поблизости восхищенно ахнули.

Затем Аполлон повернулся к галдящей толпе и поднял ладонь, призывая к тишине.

Собравшиеся мгновенно подчинились, а гул стих. Кто-то даже опустился на колени.

Удивительно, как стремительно успокоилась столь большая толпа. Казалось, они все затаили дыхание, когда над их головами разнесся голос Аполлона:

– Я вижу, что некоторым из вас трудно поверить своим глазам. Но это реально. Я жив. И когда вы покинете этот зал, передайте всем, кого увидите, что принц Аполлон умер и прошел через ад, чтобы вернуться обратно.

Принц. Эванджелина едва успела осмыслить это короткое слово и все, что с ним связано. Почти в ту же секунду Аполлон отпустил ее руку и быстро снял бархатный камзол, а затем и льняную рубашку.

Кто-то ахнул, и Эванджелина тоже не сдержала удивленного возгласа.

Грудь Аполлона была безупречной, гладкой и мускулистой, а над сердцем красовалась потрясающая татуировка двух мечей, скрещенных в форме сердца. В его центре виднелось имя. Эванджелина.

До сих пор все происходящее напоминало Эванджелине лихорадочный сон, из которого ей, возможно, удалось бы вырваться. Но ее имя на груди Аполлона оказалось более весомым, чем сказанные им ранее слова. Он вовсе не был незнакомцем. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы запечатлеть ее имя на своем собственном теле.

Он повернулся, чтобы показать кое-что еще, и увиденное поразило не только Эванджелину, но и всю собравшуюся толпу. Красивая, гордо выпрямленная спина Аполлона была испещрена паутиной жутких шрамов.

– Эти отметины – та цена, что я заплатил за возвращение из мертвых! – выкрикнул он. – И когда я говорю, что побывал в аду, именно это я и имею в виду. Но мне нужно было вернуться. Мой долг – исправить ошибки, совершенные за время моего отсутствия. Я знаю, многие винят в моей смерти моего брата Тиберия, но они заблуждаются.

По толпе прокатился удивленный тихий ропот.

– Меня отравил человек, которого я считал другом, – прорычал Аполлон. – Лорд Джекс – вот кто убил меня, а затем стер воспоминания моей жены Эванджелины. И я не успокоюсь, пока Джекса не найдут и он не заплатит за свои преступления собственной жизнью!

2. Эванджелина

Голоса эхом отражались от стен, заставленных книжными стеллажами, а библиотека полнилась шумом. Стражники, гремя доспехами, клялись отыскать бесчестного лорда Джекса, а придворные и ученые в лощеных мантиях, словно градом стрел, осыпали Эванджелину и Аполлона вопросами.

– Когда вы очнулись, Ваше Высочество?

– Как вы вырвались из преисподней, мой принц?

– Почему лорд Джекс украл ваши воспоминания? – Эти слова пожилой придворный, прищуривший глаза, адресовал Эванджелине.

– Довольно, – прервал их Аполлон. – Я не для того рассказывал вам об ужасах, которые пережила моя жена, чтобы вы нападали на нее с вопросами, ответов на которые нет. Я посвятил вас в происходящее лишь по той причине, что требую найти лорда Джекса – неважно, живым или мертвым. Впрочем, прямо сейчас я бы с радостью посмотрел на его бездыханное тело.

– Мы вас не подведем! – выкрикнули стражники.

Выкрики о справедливом наказании и Джексе сотрясли стеллажи древней библиотеки и обрушились на Эванджелину. Внезапно всего этого стало слишком много. Шум, вопросы, круговорот незнакомых лиц, рассказ Аполлона о том, как он прошел через ад…

Со всех сторон до нее доносились громкие голоса, но слова слились в единый невыносимый звон в ушах.

Эванджелина хотела прижаться к Аполлону – единственному знакомому в этой новой реальности. Но он также являлся влиятельным принцем, поэтому не мог принадлежать только ей одной. Аполлон был нужен и всем остальным тоже. Эванджелина боялась беспокоить его новыми вопросами, хотя их накопилось так много. Она до сих пор не знала, где именно находится.

Со своего места Эванджелина разглядела овальное окошко, расположенное под аркой книжных полок. За бледно-голубым стеклом виднелись зеленые хвойные деревья, высокие, словно башни, и покрытые толстым белоснежным слоем. В Валенде снег выпадал редко, и никогда он не шел такой густой, как сейчас, как будто мир был пирогом, а снег – густой белой глазурью.

Как Эванджелина заметила ранее, мода здесь тоже отличались. Стражники выглядели как рыцари из древних сказок, а придворные носили строгие наряды, почти как у Аполлона. Мужчины были в камзолах, а женщины отдавали предпочтение изысканным бархатным платьям с открытыми плечами и заниженной линией талии, украшенным парчовыми поясами или нитками жемчуга.

Прежде Эванджелина не видела, чтобы кто-то так одевался. Но слышала, что где-то так бывает.

Ее мама родилась на Великолепном Севере, и она рассказывала бесчисленные истории об этих удивительных землях. То были всего лишь сказки, которые тем не менее создавали впечатление, что Великолепный Север – самое волшебное место во всем мире.

К сожалению, сейчас Эванджелина не чувствовала никакого волшебства.

Взгляды Аполлона и Эванджелины на мгновение пересеклись, и он тут же отвернулся от поредевшей толпы, окружавшей их. Очевидно, люди начали расходиться, чтобы разнести весть о воскрешении принца Аполлона. А почему бы и нет? Эванджелина никогда раньше не слышала, чтобы кто-то возвращался из мира мертвых. И от этой мысли она почувствовала себя совсем незначительной рядом с таким великим человеком.

В книжном зале осталось всего несколько человек, но Аполлон не обращал на них внимания и внимательно смотрел Эванджелине в глаза.

– Тебе нечего бояться.

– Я и не боюсь, – солгала она.

– Ты смотришь на меня иначе. – Аполлон одарил ее улыбкой столь очаровательной, что Эванджелина удивилась, как же сразу не поняла, кто он такой.

– Ты ведь принц, – пискнула она.

Аполлон улыбнулся еще шире.

– Тебя это беспокоит?

– Нет, просто… – Эванджелина едва не ляпнула, что прежде и не мечтала выйти замуж за принца.

Разумеется, подобные мечтания все-таки посещали Эванджелину. Вот только в ее воображении все складывалось совсем по-другому. Происходящее здесь и сейчас превосходило все ее детские фантазии о королевских особах, замках и дальних краях. Но Эванджелина отдала бы все на свете, лишь бы вспомнить, как именно попала сюда, как влюбилась и вышла замуж за этого мужчину. Как потеряла, казалось, часть своего сердца?

И тут ее осенило. В сказках за волшебство всегда приходилось платить. Ничто и никому не давалось задаром. Простолюдинки всегда расплачивались за то, что становились принцессами. И внезапно Эванджелина задумалась, а не являются ли ее утраченные воспоминания той ценой, которую она заплатила за все это?

Неужели она обменяла свои воспоминания и часть своего сердца на то, чтобы быть вместе с Аполлоном? Могла ли она совершить столь непростительную глупость?

Улыбка Аполлона вдруг смягчилась и из очаровательной превратилась в ободряющую. Потом он заговорил, и голос его прозвучал спокойно, как будто Аполлон понимал, что сейчас чувствует Эванджелина. Или, быть может, он хорошо знал ее, хотя она совсем не знала его. И все же у него на груди красовалось ее имя.

– Все будет хорошо, – тихо, но твердо произнес Аполлон. – Я понимаю, тебе слишком многое нужно осмыслить. Мне ужасно не хочется тебя покидать, но я должен уладить некоторые вопросы. Стражники пока проводят тебя до покоев. Обещаю надолго тебя одну не оставлять. Поверь, для меня нет никого важнее тебя, Эванджелина.

Аполлон еще раз поцеловал ей руку и бросил на нее прощальный взгляд, прежде чем удалиться прочь в сопровождении личной стражи.

Эванджелина же осталась на месте и внезапно почувствовала себя одиноко. Голова раскалывалась от роя терзающих ее вопросов, ответов на которые Эванджелина все никак не находила. Если Аполлон только восстал из мертвых, то как мог узнать, что именно с ней случилось? Что, если он ошибался насчет того, что это лорд Джекс стер ее воспоминания, а Эванджелина, напротив, была права, думая, что расплатилась ими лишь по собственной глупости? И эти подозрения навели ее на мысль, а сможет ли она когда-либо вернуть их?

Вопрос этот не давал ей покоя, прокручиваясь в голове снова и снова, пока она следовала за стражниками, которым Аполлон приказал сопровождать ее по замку. Они не были расположены к разговорам, но все же поведали Эванджелине, что замок Аполлона называли Волчьей Усадьбой. Его возвел первый король Великолепного Севера – прославленный Вульфрик Доблестный, чье имя всколыхнуло в памяти истории о Севере, которые рассказывала ей мама.

По сравнению с родными землями, где росла Эванджелина, Север был невероятно древним; казалось, каждый камень под ногами хранил тайну ушедшей эпохи.

В каком-то из коридоров Эванджелина увидела множество дверей с самыми замысловатыми ручками. Одна из них была вылита в форме маленького дракончика, другая напоминала крылья феи, но еще там находилась волчья голова в красивой цветочной короне. Именно такие ручки и манили потянуть за них, заставляли подозревать, что в них некогда вдохнули жизнь, совсем как в колокольчик, который висел на двери, ведущей в лавку диковинок ее отца.

Стоило Эванджелине подумать об этом, как сердце ее пронзило острой болью – не только от мыслей о колокольчике, но и о лавке диковинок, о родителях, обо всем, что она потеряла. Воспоминания, словно бурный поток, обрушились на нее столь внезапно, что Эванджелина не сразу поняла, как перестала двигаться.

Стражник с густыми рыжими усами наклонился к ней и участливо поинтересовался:

– Ваше Высочество, с вами все в порядке? Может, одному из нас понести вас на руках?

– Ох, нет-нет, – выпалила Эванджелина, ужаснувшись от предложения. – Я вполне способна идти самостоятельно. Просто столько всего случилось… Что это за зал?

– Крыло Доблестей. Многие считают, что раньше здесь располагались покои наследников Доблестей, но никто не знает наверняка. Двери не отпирали с тех пор, как погибли члены той семьи.

– Но ты можешь открыть нас.

Странный голос доносился словно из одной из дверей. Эванджелина покосилась на обоих своих стражников, но никто из них, казалось, его не услышал. Тогда и она притворилась, что тоже ничего не заметила. Эванджелина и так находилась в затруднительном положении. Не стоило усугублять ситуацию, утверждая, что она слышит голоса, исходившие от неодушевленных предметов.

К счастью, больше ей ничего не мерещилось. Когда стражники остановились перед искусно украшенными двойными дверями, инкрустированные драгоценными камнями ручки радостно сверкнули, но не издали ни единого звука. Эванджелина услышала лишь тихий шелест, когда двери отворились, впуская ее в самые роскошные покои, которые ей когда-либо доводилось видеть.

Внутри оказалось столь прекрасно, что ей вдруг показалось, будто здесь должны раздаваться чудесные трели арфы и нежное щебетание птиц. Все вокруг, куда бы ни падал взгляд, сверкало, переливалось золотом и было украшено цветами. Внушительный камин обрамляли стебли многоцветных лилий, а столбики кровати были увиты лозами с белыми бутонами, похожими на клематис. Даже огромную медную ванну, которую Эванджелина увидела в купальне, заполняли цветы. Вода, от которой поднимался пар, была фиолетовой, а на поверхности плавали нежные белые и розовые лепестки.

Эванджелина подошла ближе и окунула пальцы в воду. Все казалось таким идеальным.

Даже служанки, поспешившие помочь ей принять ванну и переодеться, были совершенно прекрасны. К удивлению, Эванджелина насчитала их около дюжины. Все они разговаривали милыми голосами и услужливо помогали ей облачиться в платье – такое же невесомое, как шепот.

Платье с открытыми плечами и прозрачными рукавами было сшито из нежного розового тюля и украшено дымчато-розовыми лентами, точно такими же, как на глубоком вырезе платья. Маленькие бутоны роз усыпали приталенный лиф. Струившаяся юбка ниспадала до самых пят. Для завершения образа служанка заплела золотисто-розовые волосы Эванджелины в корону и украсила ее венком из позолоченных цветов.

– Ваше Высочество, поверьте моим словам, вы выглядите великолепно.

– Благодарю…

– Мартина, – подсказала служанка, чтобы Эванджелина не мучилась, пытаясь вспомнить имя. – Я тоже выросла в Меридианной империи. Его Высочество решил, что мое присутствие поможет вам быстрее освоиться.

– Должно быть, принц весьма заботлив.

– Когда дело касается вас… он старается предусмотреть каждую мелочь.

Мартина улыбнулась, но в ее словах сквозила легкая неуверенность, и Эванджелина на мгновение замерла от настигших ее сомнений. Образ Аполлона, как и все остальное, казался слишком идеальным, чтобы быть правдой.

Когда Эванджелина наконец-то осталась одна, она посмотрела в зеркало и увидела принцессу. О таком можно было только мечтать.

И все же Эванджелина не чувствовала себя таковой.

Она словно воплощала собой образ принцессы, наряженной в утонченное платье, получившей и принца, и замок в придачу, но в то же время Эванджелина ощущала себя той, кто всего этого совсем не имел. Ей казалось, что она просто примерила чужой наряд и играла роль, из которой могла бы легко выйти, вот только она не представляла, кем еще ей быть. А все потому, что она больше не чувствовала себя той девочкой, которой была раньше, – девушкой, полной надежд, верящей в сказки и любовь с первого взгляда, мечтающей обрести «долго и счастливо».

Останься она той девочкой, то, возможно, приняла бы резкие перемены и не стала бы задавать так много вопросов.

Но что-то случилось с той девочкой – что-то случилось с ней. И Эванджелина не могла отделаться от мысли, что проблема крылась не только в утраченных воспоминаниях.

Невыносимая боль все еще терзала ее сердце, как будто оно было разбито и от него остались лишь острые осколки. Эванджелина прижала ладонь к груди, словно боялась лишиться и того, что осталось от сердца. И снова ее охватило неотвратимое чувство тревоги, что среди забытого было кое-что более важное – важнее всего остального, важнее всего на свете.

Она должна была передать кому-то нечто жизненно важное. Но как бы ни пыталась, Эванджелина никак не могла вспомнить, что именно должна рассказать и кому.

3. Эванджелина

Солнце уже клонилось к закату, и в покоях Эванджелины начало темнеть. Она расхаживала туда-сюда по коврам, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из своей прошлой жизни. Она лишь надеялась, что по возвращении Аполлон сможет дать ответы на изводившие ее вопросы. Но когда двери в ее покои наконец-то открылись, вместо принца Эванджелина встретилась с пожилым лекарем и парой его молодых учениц.

– Я лекарь Ирвис Стиллграсс, – представился ей бородатый мужчина в очках, сидевших на самом кончике его острого носа. Указав на двух девушек рядом с собой, он добавил: – А это мои ученицы, Тельма и Ирелл. Его Высочество приказал нам задать несколько вопросов, чтобы понять, какая часть ваших воспоминаний была утрачена.

– Есть ли способ их вернуть? – спросила Эванджелина.

Лекарь Стиллграсс, Тельма и Ирелл одновременно поджали губы. Эванджелина приняла этот жест за отрицательный ответ, что даже не удивило ее. Еще один тревожный знак. Эванджелина всегда надеялась на лучшее, но сегодня надежда отчего-то покинула ее. Она по-прежнему хотела понять, что же с ней случилось.

– Вам лучше присесть, принцесса, – предложил лекарь, указывая на мягкое кресло у камина, и Эванджелина послушно опустилась на него.

Молодые ученицы остались стоять, почти нависая над ней, а Стиллграсс принялся задавать вопросы.

– Сколько вам лет?

– Мне… – Эванджелина внезапно замолчала, пытаясь отыскать в памяти нужный ответ. В одном из последних четких воспоминаний ей едва исполнилось шестнадцать лет. Отец тогда еще был жив, и Эванджелина смутно помнила его счастливую улыбку, когда он открывал новый сундук с диковинками. Но больше Эванджелина ничего не смогла припомнить.

Остальные воспоминания оказались размытые и нечеткие, словно она смотрела сквозь грязное окно, за которым угадывались лишь очертания пейзажа, но четко разглядеть его не представлялось возможным. Эванджелина была уверена, что отец ее умер через несколько месяцев после этого краткого воспоминания, но не могла воскресить в памяти подробностей. В глубине души она просто знала, что его больше нет и с тех пор прошло некоторое время.

– Думаю, мне семнадцать.

Тельма и Ирелл записали ее ответ, а лекарь Стиллграсс задал следующий вопрос:

– Расскажите о вашем первом воспоминании о принце Аполлоне.

– Я только сегодня его встретила, – произнесла Эванджелина и сделала небольшую паузу, а потом все же спросила: – Знаете ли вы, когда мы с ним познакомились на самом деле?

– Я здесь для того, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них, – бодро ответил лекарь Стиллграсс и вновь принялся пытать Эванджелину: помнит ли она их с Аполлоном помолвку, их свадьбу, ночь его смерти?

– Нет.

– Нет.

– Нет.

На все вопросы у Эванджелины был лишь один ответ. Но когда она пыталась спрашивать то же самое у лекаря, тот неизменно отказывался отвечать.

В какой-то момент в покои вошел незнакомый молодой человек. Эванджелина даже не заметила, как он проскользнул внутрь, но внезапно встал прямо за спинами Тельмы и Ирелл.

Одет незнакомец был почти так же, как ученицы лекаря: в длинную тунику из коричневатой кожи, надетую поверх облегающих черных брюк и подпоясанную двумя кожаными ремешками. На одном бедре крепился набор ножей и флаконов, а на другом – держатель для записной книжки. Ее он уже держал в руках, но его манера письма сильно отличалась от других учеников лекаря.

Молодой человек писал размашисто, помахивая пером так, что Эванджелина то и дело поглядывала на него. Поймав ее взгляд, он подмигнул и приложил палец к губам, тем самым велев ей помалкивать.

И по какой-то причине она ничего не сказала.

Эванджелина чувствовала, что его здесь быть не должно, пусть и одет он был совсем как остальные. И он единственный из всех этих лекарей проявлял к ней участие, пока она пыталась дать хоть какие-то ответы. Незнакомец ободряюще кивал и сочувственно улыбался ей, а когда Стиллграсс выдавал какой-нибудь особенно неприятный комментарий, многозначительно закатывал глаза.

– Я подтверждаю, что ваши воспоминания о минувшем годе полностью утрачены, – черство сказал Стиллграсс, глядя на Эванджелину с важным видом. – Мы оповестим Его Высочество, и один из нас будет каждый день навещать вас и проверять, не вернулась ли память.

Трое лекарей направились к выходу. Стиллграсс прошел мимо молодого человека, даже не взглянув на того, но и Ирелл, и Тельма заметили его.

– Простите, лекарь Стил… – начала Тельма, но Ирелл, лицо которой вытянулось от удивления при виде незваного гостя, дернула ее за рукав мантии, не позволив сказать больше ни слова.

Они втроем покинули покои Эванджелины, но незнакомый молодой человек отчего-то задержался.

Он неторопливо подошел к Эванджелине и вытащил из кармана прямоугольную красную карточку.

– Я бы ни за что не поверил в это, если бы не увидел все собственными глазами, – тихо произнес он. – Мне жаль, что вы потеряли память. Если вам захочется поговорить и, возможно, получить ответы на некоторые вопросы, я смогу заполнить пробелы.

Он протянул Эванджелине карточку.

Кристоф Найтлингер

Южная башня утреннего дозора

Шпили

– Но какие вопросы… – удивленно спросила Эванджелина, прочитав странные слова на карточке.

Но незнакомец уже исчез.

В камине потрескивал огонь.

Эванджелина внезапно очнулась ото сна, хотя вовсе не собиралась засыпать. Она сидела в кресле у камина, поджав под себя ноги, и размышляла о маленькой красной карточке с именем Кристофа Найтлингера. Что странно, Эванджелина до сих пор чувствовала, как незнакомец вкладывает карточку ей в ладонь.

Но она ощутила и кое-что еще. Мужские руки скользнули под нее, бережно подняли и прижали к груди, от которой пахло бальзамом и чем-то древесным.

Аполлон.

Все внутри у нее скрутилось узлом.

Эванджелина сомневалась, что именно Аполлон держал ее в объятиях, но не стала открывать глаза, поддавшись искушению оставаться в неведении. Сложно сказать, почему она вдруг пожелала притвориться спящей или почему ее сердце забилось быстрее оттого, что он нес ее на руках. Аполлон должен был ответить хотя бы на некоторые ее вопросы. И все же Эванджелина боялась их задавать.

Она не понимала, чем вызван этот страх: тем, что Аполлон был принцем, или же тем, что он все еще оставался для нее незнакомцем.

Руки еще крепче сжались вокруг ее тела. Эванджелина напряглась. Но затем ей показалось, что она начинает кое-что вспоминать. Ничего особенного, просто смутное воспоминание о том, как ее несли куда-то на руках. Потом у нее в голове пронеслась мысль: «Он пронесет ее не только через ледяные воды. Он пройдет вместе с ней сквозь бушующий огонь и пламя, если понадобится, вырвет из лап войны и вызволит из разрушенных городов и расколотых миров…»

У нее внутри что-то щелкнуло, и на одно мгновение Эванджелина почувствовала себя в безопасности. Ей стало вдруг так спокойно. Но не хватило слов, чтобы точно описать возникшее ощущение. Эванджелина знала лишь, что никогда раньше не испытывала ничего подобного такому глубокому чувству защищенности.

Она медленно приоткрыла глаза. За окном уже воцарилась ночь, а в ее покоях горел только огонь в камине, отчего большая часть помещения была погружена в тень, за исключением фигуры принца, который держал ее на руках.

Тусклый свет пламени падал на Аполлона, придавая кончикам его темных волос золотистое свечение и подчеркивая линию волевого подбородка, пока он нес Эванджелину к кровати.

– Прости, – шепнул Аполлон. – Не хотел тебя будить, но на кресле неудобно.

Он осторожно уложил Эванджелину на пуховое одеяло и быстро поцеловал в щеку. Поцелуй вышел таким невесомым, что она, возможно, и не заметила бы, если бы не ощущала так остро каждое прикосновение Аполлона и медленное скольжение горячих рук по своему телу.

– Сладких снов, Эванджелина.

– Постой, – выпалила она, хватая его за руку.

На лице Аполлона отразилось изумление.

– Ты хочешь, чтобы я остался?

Вероятно, ей стоило ответить «да».

Они были женаты.

Он был принцем.

Властным.

И очень привлекательным принцем.

Она многое бы отдала за то, чтобы оказаться рядом с таким мужчиной.

Аполлон поглаживал ее запястье большим пальцем, ожидая ответа.

– Мне жаль, что я тебя не помню. Но я пытаюсь… – едва слышно произнесла Эванджелина.

Аполлон легонько сжал ее пальцы.

– Эванджелина, я не желаю, чтобы ты страдала, но прекрасно вижу, как тебе плохо от потери памяти. И если так случится, что воспоминания не вернутся, мы вместе создадим новые.

– Но я хочу вспомнить! – Более того, Эванджелина чувствовала, что ей необходимо все вспомнить. Ей все еще казалось, что она должна что-то кому-то рассказать, но память никак не возвращалась. – Быть может, есть какой-то способ вернуть воспоминания? Что, если заключить сделку с тем человеком, который отнял их у меня?

– Нет, – отрезал Аполлон, качнув головой. – Даже если бы способ и существовал, он не стоил бы подобного риска. Лорд Джекс – чудовище, – грубо добавил он. – Он отравил меня в ночь после нашей свадьбы, и из-за него тебя обвинили в убийстве. Пока я был мертв, тебя едва не казнили. У Джекса нет ни совести, ни чести. Если бы я хоть на секунду подумал, что он может помочь, то достал бы его даже на краю земли и привел к тебе. Но если он найдет тебя, боюсь, мы больше никогда не увидимся.

Аполлон глубоко вздохнул, а потом заговорил вновь; голос его звучал гораздо мягче:

– Я могу только представить, как больно смириться с этим, но, возможно, оно и к лучшему, Эванджелина. Джекс поступал с тобой ужасно, просто непростительно, и я искренне верю, что для твоего же блага будет лучше оставить все это в прошлом.

4. Аполлон

Покойный король Роланд Титус Акадианский всегда презирал слово «хороший». Хорошими называли слуг, крестьян и других простолюдинов, которым не хватало индивидуальности. Принц же должен быть умным, могущественным, мудрым, проницательным, даже жестоким, если придется, но никак не хорошим.

Король Роланд частенько говорил своему сыну Аполлону:

– Если тебя называют хорошим, значит, ты больше ни на что не способен. Человек ведет себя хорошо только потому, что так принято. Но ты, будучи принцем, должен стать кем-то бо́льшим.

В детстве Аполлон воспринял этот совет как разрешение быть легкомысленным по отношению и к своей собственной жизни, и к другим людям. Он не был жестоким, но и не обладал теми достоинствами, которые превозносил его отец. Аполлон всегда считал, что у него еще достаточно времени стать умным и могущественным, мудрым и проницательным. Однако он и не подозревал, что в процессе превращался в кого-то другого.

Эту тревожную истину Аполлон осознал, когда очнулся после зачарованного сна, в который его погрузил бывший друг лорд Джекс. Узнав, что весь Великолепный Север считает его погибшим, Аполлон ожидал увидеть бесчисленные охапки цветов и толпы скорбящих людей, которые оплакивали его даже после того, как официальный траур закончился.

Как оказалось, жизнь в королевстве текла своим чередом. Не прошло и двух недель, а от воспоминаний об Аполлоне осталась лишь заметка в скандальной газетенке, где о нем не было сказано ничего примечательного.

Аполлон находился под действием проклятия Лучника, когда наткнулся на эту заметку, опубликованную на следующий день после его так называемого «убийства». В газете упомянули лишь о гибели принца. И описали его одним скромным словом – «дорогой». Там ничего не говорилось ни о его великих деяниях, ни о выдающейся храбрости, да и как он мог ее проявить, если большую часть своего времени позировал для портретов?

Теперь, когда Аполлон шел по коридорам Волчьей Усадьбы, направляясь на встречу с Кристофом Найтлингером из «Ежедневной Сплетни», все эти картины вызывали у него лишь раздражение.

Он получил второй шанс, чтобы добиться большего, как и наставлял отец. После вчерашнего шокирующего возвращения из мертвых Аполлон заметил, что подданные стали относиться к нему иначе. Голоса звучали тише, головы склонялись куда быстрее, а в глазах появилось столько удивления, будто он стал кем-то бо́льшим, чем простым смертным.

И все же Аполлон никогда не чувствовал себя таким уязвимым или несчастным.

Все слова его были ложью. Он вовсе не вернулся из мира мертвых. Его проклинали, и проклинали, и проклинали. Сейчас, впервые почти за три месяца, он не был околдован, но чувствовал себя проклятым из-за того, что сотворил с Эванджелиной.

Аполлон полагал, что, освободившись от проклятия Лучника, станет меньше вспоминать о ней. Ведь это проклятие заставляло его охотиться на Эванджелину. Находясь под его влиянием, он думал о ней каждую секунду. Каждую минуту задавался вопросом, где она и чем занята. Перед его мысленным взором всегда стояло ее ангельское личико. Аполлон желал только ее одну, но, когда нашел, им завладело жгучее желание ее выпотрошить.

Он все еще желал Эванджелину, но уже иначе. Когда он увидел ее, желание убить пропало. Отныне он хотел защитить Эванджелину и обеспечить ее безопасность.

Вот почему он стер ее воспоминания.

Знал, что так будет к лучшему. Джекс обманул Эванджелину так же, как когда-то обманул Аполлона, заставив стать его другом. Если Эванджелина снова попадет в плен к Джексу, он попросту ее уничтожит. Аполлон же сделает ее счастливой. С ним Эванджелина станет настоящей королевой, которую будут любить и обожать. Он с лихвой искупит вину за то, что сотворил с ней в прошлом, если только она никогда ни о чем не узнает.

Узнай она, что именно Аполлон забрал ее воспоминания, то все пойдет прахом.

Лишь один человек знал, что это Аполлон стер память Эванджелины. Но если все сложится удачно, волноваться о нем уже не придется. А что касается поисков Джекса, то Аполлон надеялся, что утренняя беседа с народом поможет ему в этом вопросе.

Наконец он добрался до небольшой комнатки в башне, где и назначил встречу. Обычно он предпочитал более величественную обстановку: просторные залы с большим количеством света, окон и роскошных украшений, которые ни на мгновение не позволяли забыть о том, что он принадлежит к королевской семье. Но сегодня Аполлон выбрал непримечательную комнату в башне, потому что не хотел, чтобы кто-то подслушал грядущий разговор.

Как только Аполлон переступил порог комнаты, Кристоф Найтлингер мгновенно поднялся и отвесил поклон.

– Рад видеть вас живым и полным сил, Ваше Высочество.

– Уверен, мое возвращение весьма благоприятно скажется на популярности вашего издания, – ответил принц. Все еще таил обиду из-за того, как скудно его чествовали в той статье.

Разумеется, Кристоф Найтлингер сделал вид, что ничего не заметил.

Он лишь растянул губы в улыбке. Казалось, он всегда пребывал в хорошем настроении. Его зубы, как невольно подметил Аполлон, были такими же белыми, как кружевное жабо на рубашке.

– Конечно же, наша беседа тоже внесет свой вклад. Благодарю вас, что нашли время встретиться со мной. Моих читателей терзают вопросы о том, как вам удалось воскреснуть и каково быть мертвым, а еще видели ли вы живых.

– Я не собираюсь отвечать на эти вопросы, – прервал его Аполлон.

Улыбка мигом сползла с лица Кристофа.

– Ваша статья должна быть посвящена бесчестным деяниям лорда Джекса и тому, как важно его немедленно схватить.

– Ваше Высочество, не знаю, в курсе ли вы, но я уже упоминал о проступках этого человека в утреннем выпуске.

– Так напишите снова, и в этот раз позаботьтесь о том, чтобы его деяния выглядели еще более отвратительно. И пока этого преступника не найдут, я требую, чтобы о нем писали каждый день. Его имя должно стать в один ряд с самым мерзкими существами на свете. Это нужно не только мне, я делаю все это ради безопасности принцессы Эванджелины и всего Великолепного Севера. Поэтому, как только лорда Джекса поймают, вы получите ответы на свои вопросы. Но сначала исполните мою просьбу.

– Разумеется, Ваше Высочество, – согласился Кристоф, улыбнувшись.

Но это была уже не та улыбка, что раньше. В ней не отражалось его природного добродушия. Ему пришлось растянуть губы в приветливой улыбке, потому что Аполлон был принцем и у Кристофа не было иного выхода.

При виде этого Аполлон почувствовал, как нечто похожее на вину кольнуло его сердце. На секунду его даже посетила мысль смягчить требования, но потом он снова вспомнил слова отца. Нельзя быть хорошим.

Закончив встречу с Кристофом, Аполлон захотел проведать Эванджелину. Разумеется, за ней приглядывали слуги, которые сообщали ему последние новости. И до сих пор они говорили, что принцесса здорова и все еще ничего не помнит.

Аполлон всей душой надеялся, что после вчерашнего предостережения она откажется от любых попыток вернуть память. Но та Эванджелина, которую он знал, никогда не сдается. В конце концов, она нашла способ избавить его от проклятия Лучника, и Аполлон опасался, что если подвернется возможность, то она сможет вернуть и свои утраченные воспоминания. Именно поэтому Аполлон не планировал оставлять ей ни единого шанса.

Он уже позаботился о том, чтобы этим утром она была занята. Аполлон предпочел бы лично занять ее время, но такой шанс ему представится позже.

Для начала стоило разобраться с еще одной проблемой.

Совет Великих Домов.

Вчера он встретился с несколькими его представителями, чтобы доказать, что он не самозванец и в самом деле вернулся из мертвых. Потом разразились бесконечные споры о том, что делать с наследником-самозванцем, который пытался украсть его трон. Но проблема эта решилась сама собой: во время Совета Великих Домов мошенник сбежал.

Видимо, самозванца, выдававшего себя за наследника трона, предупредили служанки, которые были им очарованы.

Аполлон отправил за ним нескольких стражников, но в настоящее время у него были более первостепенные задачи.

Принц замедлил шаг, подойдя к двери, которая вела в зал совета. Он всегда напоминал Аполлону гигантский оловянный кубок. Стены имели слегка округлую форму, из-за чего повисшие в воздухе слова звенели подобно серебру. Это даже придавало обсуждениям и спорам остроту, как у рыцарских клинков. В центре помещения находился старинный стол из белого дуба, который, как поговаривали, стоял здесь со времен первого короля Великолепного Севера Вульфрика Доблестного – сурового мужчины из другой эпохи, что сидел сейчас на дальнем конце стола.

Стоило Аполлону войти в зал, как все голоса разом смолкли. Но, судя по открывшейся перед ними картине, все разговоры крутились исключительно вокруг нового члена совета – знаменитого Вульфрика Доблестного. Лишь Аполлон знал, кем на самом деле был Вульфрик. Никто в Совете даже не подозревал, что вплоть до вчерашнего дня он сам, как и остальные члены семьи Доблестей, были заперты в Доблести, спрятанной в этом же замке.

Отныне Вульфрик носил гордое имя лорд Вейл. И все же каждый мужчина и каждая женщина в Совете отчего-то тянулись к нему. Это играло Аполлону на руку, ведь теперь он мог с легкостью осуществить свой план, но ему все равно было неприятно видеть, как советники реагировали на появление легендарного первого короля Севера, даже не зная, кем он был на самом деле.

– А вот и он, восставший из мертвых! – проревел Вульфрик, и вслед за его словами раздались аплодисменты, которые распространились по залу подобно лесному пожару. Когда принц Аполлон направился к столу из белого дуба, члены Совета вскочили на ноги и радостно захлопали ему.

Вульфрик подмигнул. Словно давал понять, что они союзники. «Мы заодно, – говорил его знак. – Мы друзья».

Но Аполлон слишком хорошо помнил предательство своего последнего друга. Если Вульфрик тоже решит пойти против него, Аполлон не сможет противостоять членам прославленной семьи. Поэтому оставалось только держать свое слово и надеяться, что Вульфрик сделает то же самое.

– Вижу, многие познакомились с новым членом Совета, – сказал Аполлон, намеренно сформулировав это как утверждение, а не вопрос.

Хотя Аполлона еще официально не короновали, он все равно обладал большей властью, чем Совет. Конечно, на Великолепном Севере принц не мог стать королем, пока не женится. Но закон этот, как и его предстоящее восхождение на трон, был по большей части показным. Королевские мероприятия, такие как коронации и Нескончаемая Ночь, помогали принцу завоевать расположение своего народа и наполняли королевство надеждой и любовью.

Тем не менее Совет Великих Домов не был совсем уж бессилен. Они не могли помешать Аполлону включить в Совет еще один Великий Дом, однако имели право вступить с принцем в конфликт и раскопать опасные тайны, которые Аполлон желал бы похоронить навсегда.

Не хватало еще, чтобы все королевство прознало, что прославленные члены семьи Доблестей внезапно восстали из мертвых и теперь выдают себя за Великий Дом Вейлов.

Аполлона считали погибшим всего несколько недель, но для всего мира Доблести были мертвы уже сотни лет.

Он до сих пор пытался свыкнуться с той мыслью, что рассказы о Доблестях оказались правдой и что члены этой семьи все это время были заперты в замке. Думать о том, какой шум поднимется в королевстве, если все об этом узнают, было невыносимо. Аполлон боялся даже представить, какие вопросы задаст Эванджелина, узнав, что Арку Доблестей она открыла своими же собственными руками.

Похоже, его брат Тиберий с самого начала знал, что Эванджелина это сделает.

Аполлон лишь надеялся, что подозрения Тиберия о том, что случится после открытия арки, окажутся ошибочны.

– Лорд Вейл и его семья были рядом, когда я вернулся к жизни, – спокойно объяснил Аполлон, и он даже не лгал. Онора Доблестная, жена Вульфрика, избавила его и от проклятия Лучника, и от зеркального заклятия. Аполлон чувствовал себя в долгу перед ней, и поэтому искренне добавил: – Без этой семьи меня здесь, возможно, и не было бы. В качестве награды я нарекаю их Великим Домом и дарю земли, где они смогут заботиться о других так же, как позаботились обо мне.

В зале на мгновение воцарилась оглушительная тишина. Но кое-что не укрылось от внимания Аполлона. Хотя члены Совета ранее проявили к Вульфрику симпатию, они все же сомневались в этом суровом мужчине, а после заявления Аполлона и вовсе разволновались.

Прежде Аполлон – как и отец до него, как и отец его отца, – никогда не удостаивал семью чести именоваться Великим Домом. Сделать это было довольно просто, но стоило словам повиснуть в воздухе, как отменить решение становилось крайне сложно. Дать власть всегда проще, чем отнять ее.

Аполлон чувствовал, что каждый член Совета опасается лишиться власти.

Он даже представил вопросы, которые прямо сейчас крутились в головах представителей Великих Домов: «Вы только воскресли, неужели вы и вправду считаете это мудрым решением? Быть может, вы желаете создать и другие Великие Дома? И почему так уверены, что этот дом достоин стать Великим – стать таким, как мы?»

– Моя семья благодарит вас за щедрость, Ваше Высочество. Для нас большая честь стать членами этого Совета и находиться среди замечательных людей. – Голос Вульфрика звучал мягко, но взгляд его был жестким и непоколебимым, пока он изучал всех собравшихся за столом из белого дуба. Он посмотрел в глаза каждому советнику, и многие из них даже перестали дышать.

В детстве Аполлон слышал множество историй об этом человеке. Ходили слухи, что Вульфрик Доблестный одним боевым кличем ввергал в ужас целые армии и отрывал головы врагам голыми руками. Он объединил враждующие северные кланы в единое королевство и построил Волчью Усадьбу в качестве свадебного подарка для своей жены, после того как украл ее у другого мужчины.

На первый взгляд, человек перед ним не выглядел таким уж грозным, как утверждалось в книгах. Аполлон был куда выше и носил гораздо более изысканные одежды. И все же Вульфрик обладал тем неуловимым, о чем всегда говорил отец Аполлона. Вульфрик воплощал в себе все то, что принц всю жизнь пытался достичь, но так и не преуспел.

Члены Совета не произнесли ни слова, пока Вульфрик не отвел от них взгляд.

Только после этого лорд Байрон Беллфлауэр осмелился заговорить:

– Добро пожаловать в Совет, лорд Вейл. Надеюсь, вас уже посвятили во все последние события королевства. Однако есть несколько важных вопросов, которые необходимо сегодня обсудить.

Беллфлауэр повернулся к Аполлону. В отличие от тех, кто одними из первых увидел принца живым, он не смотрел на него с удивлением или благоговением.

Они не ладили уже долгие годы, и по насмешливому взгляду Беллфлауэра Аполлон понял, что за время его отсутствия тот стал еще более неприятным человеком. Ходили слухи, что возлюбленная Байрона умерла, хотя Аполлон не удивился бы, узнав, что она инсценировала свою смерть, чтобы сбежать от лорда.

– Итак, – громко сказал Беллфлауэр и многозначительно замолчал, ожидая, когда внимание всех собравшихся полностью переключится на его персону.

Большинство советников были уже в возрасте, но Аполлон и лорд Беллфлауэр приходились друг другу почти ровесниками. В детстве их связывала дружба, но ровно до тех пор, пока юный Байрон не повзрослел настолько, чтобы понять, что Аполлону суждено унаследовать целое королевство, в то время как ему достанется один лишь замок на холодной унылой горе. Аполлон бы с удовольствием исключил Байрона из Совета, но, к сожалению, замок Беллфлауэр охраняла внушительная личная армия, с которой он не стремился вступать в конфронтацию.

И подобная ситуация могла возникнуть почти со всеми членами Совета. Если бы кого-то из них исключили, это породило бы серьезные последствия, которых Аполлон старался избегать.

Байрон тем временем продолжил, обращаясь к принцу:

– Мне известно, что вчера вы беседовали с некоторыми членами Совета о скорой коронации. Однако в свете имеющихся вопросов о вашей жене многие считают подобный шаг неблагоразумным.

Аполлон напрягся.

– Что еще за вопросы о моей жене?

Беллфлауэр внезапно усмехнулся, словно только этих слов и ждал от принца.

– Некоторые из нас недоумевают, зачем лорду Джексу стирать память Эванджелине. Что такого она знает, что может навредить ему? Если только… это не она помогла лорду Джексу отравить вас.

– Это заявление – самая настоящая измена, – резко перебил его Аполлон.

– Тогда предоставьте нам доказательства обратного, – сказал Беллфлауэр.

– Не вижу необходимости.

– Ну почему же, это и правда поможет, – поддержала Байрона леди Касстел. Она была одним из старейших и мудрейших советников, поэтому остальные часто прислушивались к ее словам. – Я не верю, что ваша жена убийца, но после вашей смерти о ней ходили весьма нелицеприятные слухи. И к тому же она прибыла сюда из другого королевства. Если вы предоставите доказательства ее невиновности, это пойдет только на пользу. Ваши подданные наконец-то поймут, что Эванджелина – полноправная жительница королевства и полностью предана своему принцу.

– И что, по-вашему, я должен сделать?

– Вам с Эванджелиной нужен наследник, – без раздумий ответила леди Касстел. – Это пойдет на благо не только всему королевству, но и защитит вас. Тиберий был лишен титула и теперь числится пропавшим…

При упоминании имени брата Аполлон невольно вздрогнул, и шрамы на его спине тотчас заныли. Реакция эта не укрылась от некоторых членов Великих Домов.

К счастью, особенного удивления они не выказали, поскольку никто не знал, что жуткие шрамы на спине ему оставил родной брат. Посвящены в это были лишь Хэвелок и несколько вампиров. Его личный страж непременно унесет эту тайну в могилу, а вот в молчании вампиров Аполлон сомневался, потому старался вовсе о них не думать. У него и без того было достаточно проблем – взять хотя бы внезапную просьбу Совета произвести на свет наследника.

Но, судя по решительному тону леди Касстел, эта тема обсуждалась задолго до заседания.

– Нет никого, кто мог бы напрямую претендовать на трон, – продолжила она. – Если с вами снова что-то случится, очередной самозванец легко приберет королевство к рукам.

– Со мной все будет в порядке, – процедил Аполлон. – Однажды я уже победил смерть, и больше она за мной не явится.

– Но в конце концов она вернется за тобой, – подал голос Вульфрик Доблестный. – Смерть придет за всеми нами, Ваше Высочество. Рождение наследника не просто защитит королевство – оно поможет на некоторое время отпугнуть саму смерть.

Вульфрик окинул собравшихся за столом торжествующим взглядом. Если бы захотел, он мог бы поведать всем советникам, что Аполлон на самом деле никогда не возвращался из мертвых, и все же Вульфрик этого не сделал.

Хотя Аполлону не хотелось этого признавать, он прекрасно понимал, что Вульфрик прав. Мало кто решится бороться за трон, если появится преемник. Кроме того, рождение наследника укрепит его отношения с Эванджелиной. Как только у них появится ребенок, она ни за что не оставит Аполлона. Но он не хотел принуждать ее оставаться с ним.

– Эванджелина все еще не помнит меня, – сказал Аполлон.

– Разве это проблема? – Беллфлауэр пожал плечами. – Вы принц, и она должна быть счастлива, что вышла за вас замуж. Без вас она была бы никем.

Аполлон бросил на него неприязненный взгляд и на мгновение задумался о том, а не скрывалось ли в презрительных словах Байрона нечто большее, чем подозрение, что Эванджелина помогала Джексу убить принца.

– Эванджелина не какая-то там девушка. Она моя жена. И вопрос о наследнике я подниму только после того, как она почувствует себя более комфортно со мной.

– И сколько времени это займет? – спросил Беллфлауэр, повысив голос, словно пытаясь привлечь и остальных на свою сторону. – Я был там вчера. Ваша жена выглядела рядом с вами как испуганный призрак, вся бледная и дрожащая! Если бы вы беспокоились о судьбе королевства, то избавились бы от нее и нашли себе новую жену.

– Мне не нужна другая жена. – Аполлон поднялся так резко, что кувшины с вином опрокинулись, а несколько виноградин высыпались из тарелок на столешницу. Этот разговор зашел слишком далеко.

Кроме того, они отклонились от темы, которую планировал обсудить Аполлон.

– Никто более не смеет обсуждать Эванджелину. Следующий, кто унизит ее, не произнесет ни единого слова в этом зале. Если вас и впрямь заботит судьба королевства, то прекратите беспокоиться о преданности Эванджелины и начинайте лучше искать лорда Джекса. Пока он жив, ни о какой безопасности не может быть и речи.

5. Эванджелина

С наступлением нового дня Эванджелина по-иному взглянула на происходящее. Оно уже не казалось горячечным сном с размытой картинкой, а скорее напоминало мозаику из разноцветного витражного стекла. В покоях витали ароматы лавандового чая, масляной выпечки и незнакомой, едва различимой травянистой сладости, навевавшей воспоминания о великолепных ухоженных садах.

На одно прекрасное мгновение Эванджелина поймала себя на мысли, что именно так и ощущается совершенство.

По крайней мере, должно ощущаться.

Однако все внутри нее разрывалось на части, словно противясь этой прекрасной идиллии. Тихий, но твердый голосок в голове настойчиво шептал: «Это не идеально, все это неправильно». Но больше он ничего не успел произнести – его заглушили множество других, более радостных возгласов.

Шум нарастал постепенно и теперь доносился прямо из-за двери. Затем, будто цветочный фейерверк, ее покои заполонили и сами обладатели задорных и звонких голосов.

Ими оказались три портнихи, и все они широко улыбались, приветствуя Эванджелину:

– Доброе утро, Ваше Высочество!

– Вы выглядите отдохнувшей, Ваше Высочество!

– Надеемся, вы хорошо выспались, Ваше Высочество, ведь сегодня много дел!

Девушек сопровождала вереница слуг, которые несли рулоны ткани, катушки лент, корзины с различными украшениями и перьями, нитками жемчуга и шелковыми цветами.

– Зачем все это? – спросила Эванджелина.

– Для вашего королевского гардероба, конечно же, – одновременно ответили три мастерицы.

– Но у меня уже есть наряды. – Эванджелина бросила вопросительный взгляд на маленькую нишу между ее спальней и ванной комнатой, где была обустроена гардеробная.

– Верно, у вас имеется повседневный гардероб, – сказала главная портниха, или она не была главной вовсе, а просто любила поболтать. – Нам же поручено сшить для вас наряды для особых случаев. На коронации вы должны выглядеть сногсшибательно. Королевский бал тоже не за горами, да и Охота может начаться в любой день.

– Потом вы, конечно же, организуете свой собственный Совет, – добавила самая высокая мастерица. – И для всех этих встреч ваши наряды должны быть идеальны.

Девушки тотчас принялись щебетать о необычном цвете волос Эванджелины, который прекрасно подходил для весны, и как было бы замечательно добавить такой оттенок розового к каждому ее наряду.

В самый разгар болтовни и суеты появились другие слуги. Они вкатили золотые тележки, уставленные закусками и угощениями в таком же изобилии, как золотые монеты в сундуках. Эванджелина разглядела и печенье в форме за́мков, и тарталетки с блестящей глазурью на фруктах, и томленные в золотистом соусе груши, и засахаренные финики в миниатюрных коронах, и устрицы на льду с розовыми жемчужинами, искрящимися в лучах солнца.

– Надеемся, вы найдете себе что-то по вкусу, – поклонившись, произнес один из слуг. – Если захотите чего-нибудь другого, только скажите. Его Высочество принц просил передать, что любое ваше желание будет мгновенно исполнено.

– А если вам захочется отдохнуть, просто дайте нам знать, – добавила высокая портниха и достала из кармана миниатюрного фартука измерительную ленту.

Немного погодя, когда с рук Эванджелины снимали мерки для перчаток, мастерица заметила шрам. Он находился на внутренней стороне правого запястья – тонкий и белый, по форме похожий на разбитое сердце. Эванджелина точно знала, что раньше его там не было.

Как только с замерами было покончено, Эванджелина подняла запястье, чтобы получше рассмотреть странное разбитое сердце. Она осторожно провела по нему пальцем. Стоило ей только коснуться шрама, как по коже ее побежали мурашки.

Внезапно ей показалось, что пузырь, внутри которого она находилась все это время, лопнул. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Интерес к угощениям, сладостям и восхитительным тканям померк в тот самый момент, когда Эванджелина уставилась на маленькое разбитое сердечко. Она совершенно не помнила, откуда именно оно взялось, зато все еще слышала тихий голосок в своей голове, который предупреждал ее, что здесь не все идеально.

Эванджелина продолжала изучать отметину, изо всех сил пытаясь вспомнить, как она ее получила, пока не заметила, что высокая портниха как-то странно на нее косится. Тогда Эванджелина быстро прикрыла шрам другой ладонью.

Портниха ничего не сказала о сердце. Но смотрела на него так пристально, что Эванджелина невольно почувствовала необъяснимую тревогу. Потом она увидела, как мастерица эта незаметно выскользнула из покоев, хотя остальные еще продолжали работать.

Эванджелина не знала, стал ли ее шрам причиной для беспокойства, или же она неверно истолковала реакцию этой девушки. Казалось, тревожиться было решительно не о чем, разве что из-за тихого голоска в сознании, упрямо шептавшего, что здесь что-то не так. Хотя, кто знает, возможно, проблема состояла в том, что она слышит голос в своей голове.

Может, Эванджелина и прислушалась бы к нему, если бы ее бросили в темницу. Но она попала в настоящий замок, совсем как в одной из маминых историй, и вышла замуж за прекрасного принца, который восстал из мертвых и, как оказалось, был отчаянно влюблен в нее. Ее новая жизнь была не просто сказкой – она больше походила на легенду.

Эванджелина окончательно запуталась в ворохе невесомых тканей и паутине противоречивых мыслей. Тем временем в ее покоях появилась еще одна посетительница – вчерашняя ученица лекаря. Эванджелина помнила, что ее зовут Тельма.

Сколь долго она наблюдала за ней, Эванджелина не представляла, поскольку в тот момент примеряла малинового оттенка накидку с капюшоном из плотной бархатной ткани, который закрывал ей глаза.

– Я пришла провести осмотр, Ваше Высочество, – сказала Тельма. – Быть может, мне стоит наведаться к вам позже?

– О нет, останьтесь. Я всего лишь исполняю роль подушечки для булавок, – ответила Эванджелина, надеясь, что ее голос звучит жизнерадостно, хотя внутри все сжималось от тревоги.

– Как ваши утраченные воспоминания? – спросила Тельма. – Что-нибудь вспомнили?

– Боюсь, что нет, – ответила Эванджелина и замешкалась. Стоит ли рассказывать о странном голосе, который раздавался у нее в голове?

Но следующие слова Тельмы вынудили Эванджелину не торопиться с признаниями.

– Жаль, что вы ничего не вспомнили.

Возможно, Эванджелине просто померещилось, и все же она могла поклясться, что ученица лекаря вовсе не выглядела огорченной. Совсем напротив. Тельма облегченно выдохнула, и эта странная реакция напомнила Эванджелине о том, что прошлым вечером сказал ей Аполлон: «Джекс поступал с тобой ужасно, просто непростительно, и я искренне верю, что для твоего же блага будет лучше оставить все это в прошлом».

До сих пор Эванджелина старалась не думать об этом. Размышления об утраченных воспоминаниях отбирали у нее остатки сил, а вынырнуть из пучины беспокойства становилось все сложнее и сложнее. Эванджелине хотелось верить, что если она сможет найти способ вернуть память, то все мгновенно наладится.

А вдруг Аполлон прав? Что, если воспоминания только усугубят ее и без того тяжелое состояние? Казалось, принц был искренне обеспокоен тем, что однажды память Эванджелины вернется. А теперь и Тельма выглядела так, словно чувствовала то же самое – словно Эванджелине и правда лучше не вспоминать о прошлом.

И все же избавиться от беспокойства у нее никак не получалось. Возможно, это было связано с тем, что ей приходилось довольствоваться только лишь заверениями Аполлона.

– Тельма, прошлым вечером я кое-что слышала и хотела бы узнать, правда ли это. Аполлона в самом деле убили в ночь после нашей свадьбы, а меня обвинили в убийстве?

Стоило вопросу повиснуть в воздухе, как с лица Тельмы сошли все краски.

– Я никогда не верила, что это сделали вы.

– Но другие были убеждены в этом?

Тельма помрачнела и неохотно кивнула.

– Те времена выдались тяжелыми для всех нас. Но теперь, когда принц Аполлон вернулся, все плохое осталось позади. – Она медленно выдохнула, словно стремясь вернуть себе спокойствие, а потом мечтательно добавила: – Как чудесно, что принц ожил ради вас!

Тельма одарила ее взглядом таким искренним, таким милым, чистым и благоговейным, что Эванджелина на мгновение почувствовала себя неловко из-за того, что едва не доверилась тревожному голоску в голове.

К тому времени, когда портнихи, лекарь и слуги наконец-то ушли, уже наступил поздний вечер. В покоях Эванджелины, из которых совсем недавно доносился непрекращающийся гул, словно из оживленного улья, воцарилась непривычная даже тишина, прерываемая лишь потрескиванием огня в камине и отдаленным боем башенных часов. Впервые за весь день Эванджелина осталась одна.

Тишина тем не менее сохранялась недолго. Вскоре после того, как все посторонние покинули ее покои, в дверь постучали.

– Могу я войти? – раздался с той стороны голос Аполлона.

Охваченная нешуточным волнением, Эванджелина взглянула в ближайшее зеркало, чтобы проверить, как она выглядит, и быстро пригладила волосы.

– Входи, – наконец сказала она, все еще пытаясь успокоиться.

Дверь тихо отворилась, и Аполлон уверенно шагнул через порог.

Он по-прежнему был красив и по-прежнему являлся принцем.

Не то чтобы Эванджелина ожидала, что он за одну ночь изменится внешне или перестанет носить королевский титул. И все же она так и не свыклась до конца с правдой. Аполлон стоял в ее покоях, такой высокий и величественный. И она вдруг подумала, что он наверняка знает, настолько хорош собой и какой эффект производит на нее.

Он улыбнулся еще шире, и щеки Эванджелины зарумянились. Она лишь надеялась, что однажды перестанет смущаться перед ним. Они ведь знакомы всего полтора дня, а их общего прошлого Эванджелина совсем не помнила.

– Я слышал, ты весь день провела в замке. Не хочешь прогуляться со мной? – сказал Аполлон с легкой усмешкой в уголках рта, словно намекая, что им предстояло нечто большее, чем прогулка.

Все внутри нее сжалось от волнения.

Виной тому могло стать возвращение воспоминаний, или, возможно, Эванджелину и правда тянуло к нему.

– Да, с удовольствием.

– Рад это слышать.

Аполлон поднес Эванджелине мягкую белую накидку, подбитую белоснежным мехом. Он помог ей одеться и задержал теплые пальцы на ее затылке, перебирая мягкие локоны. Казалось, он сделал это намеренно, а не случайно. По правде говоря, Эванджелина начала подозревать, что все действия Аполлона были четко выверены.

Покинув ее покои, он кивнул ожидающим у входа стражникам. Точнее, почти незаметно опустил подбородок, но в этом коротком движении чувствовалась сила отданного приказа.

Стражники одновременно склонили головы и отступили, чтобы Эванджелина с Аполлоном могли пройти. Затем они последовали за ними, держась на почтительном расстоянии.

Первые несколько залов замка Эванджелина и Аполлон прошли в молчании, освещенные теплым светом бра, украшавших старинные стены. В голове у Эванджелины крутилось множество вопросов, которые она хотела бы задать Аполлону, но сейчас чувствовала лишь нервное возбуждение.

Возможно, она не рискнула заговорить из-за близости стражников, облаченных в сверкающие бронзовые доспехи. Они шли немного позади, но Эванджелина слышала стук их ботинок по каменному полу, и ей казалось, что если она произнесет хоть слово, то они обязательно услышат.

Внезапно Аполлон взял ее за руку, и Эванджелина удивилась.

– Чтобы ты перестала думать о страже и начала думать обо мне, – шепнул он, легонько сжимая ее пальцы.

Это было… приятно. Его крупная ладонь бережно укрывала ее маленькую ладошку. Тем не менее волнение никуда не делось, по-прежнему мешая завести разговор. Признаться честно, беспокойство охватило Эванджелину еще сильнее, чем прежде. Все эти эмоции и впечатления были для нее в новинку, и она не совсем понимала, как реагировать на происходящее. Аполлон не был обычным юношей, который трудился в конюшнях или в пекарне своего отца. Он правил целым королевством и обладал властью, способной влиять на жизни всех его подданных. Но в эти секунды он просто держал ее за руку.

Только Эванджелина набралась смелости спросить, как они впервые встретились, когда вдруг увидела плакат, прибитый к одной из круглых дверей замка.

Обвиняется в убийстве и более тяжких преступлениях, совершенных против короны

У Эванджелины кровь застыла в жилах.

Под списком преступлений лорда Джекса находился портрет, если, конечно, его можно так назвать. Изображенный на нем человек напоминал скорее тень с двумя темными провалами вместо глаз и узкой прорезью рта.

Заметив, к чему был прикован ее взгляд, Аполлон притянул Эванджелину ближе к себе.

– Не обращай внимания на эти плакаты.

– Неужели лорд Джекс и правда такой?

Аполлон называл его чудовищем, но она совсем не ожидала, что он выглядит столь жутко и пугающе.

– Это просто грубый набросок. Он больше похож на человека – правда, лишь отчасти. – Слова Аполлона едва ли не сочились ненавистью.

От таких эмоций у Эванджелины появилось желание свернуться калачиком или же спрятаться от него подальше. У Аполлона наверняка имелись все основания злиться, но на одно мгновение Эванджелине остро хотелось сбежать. Или, быть может, все дело в изображении Джекса на плакате?

Мысли ее снова и снова возвращались к неясному образу, и Эванджелина так глубоко погрузилась в размышления, что в какой-то момент перестала понимать, где они находятся и куда направляются. Внезапно она обнаружила, что идет по узкой винтовой каменной лестнице.

Перила с одной стороны полностью отсутствовали, открывая вид на ужасающий обрыв, ведущий к подножию башни. Если бы не круговорот мыслей в голове, которые на время оторвали ее от реальности, Эванджелина ни за что бы не приблизилась к этой лестнице.

Эванджелина вытянула шею, но ступеней впереди оказалось так много, что она не смогла даже разглядеть вершину. Кроме того, лестница была слишком узкой, чтобы идти с Аполлоном бок о бок.

– Куда она ведет? – неуверенно спросила Эванджелина.

– Пусть это останется сюрпризом, – ответил Аполлон. Он следовал позади нее, и Эванджелина отчетливо слышала каждый его шаг. Но никаких других звуков до нее больше не доносилось. Значит, стражники остались внизу, у подножия лестницы, и вскоре Эванджелина начала им завидовать.

– Ты не мог бы намекнуть, куда мы идем? – наконец не выдержала она. – Там находится башня, в которой ты собираешься меня запереть?

Услышав это, Аполлон замер.

Эванджелина сразу поняла, что сморозила глупость.

– Эванджелина, ты не пленница. Я бы никогда не посадил тебя под замок.

– Я… я знаю. Просто пошутила. – И в тот момент ей отчаянно хотелось верить, что она и правда говорила не всерьез. Эванджелина вовсе не думала, что Аполлон действительно запер бы ее в башне, совсем как жестокий король из сказок. И все же сердце ее учащенно забилось, словно отбивало в такт слова: «Опасность! Опасность! Опасность!» Но поворачивать назад было уже слишком поздно.

Они с Аполлоном почти достигли вершины. Еще несколько шагов – и Эванджелина увидела еще одну дверь: простое прямоугольное полотно, лишенное хоть какого-либо узора и украшений.

– Должно быть не заперто, – произнес Аполлон.

Эванджелина разволновалась, но все же послушно сдвинула засов. Дверь распахнулась, и темная ночь тотчас приняла Эванджелину в свои объятия. Ветер засвистел в ушах, и очередной его порыв запутался в ее волосах.

«Только не оставляй меня здесь одну», – в отчаянии подумала она.

– Не волнуйся. Я рядом, – мягко сказал Аполлон.

Эванджелина не знала точно, почувствовал ли он ее страх, или же она просто высказала мысли вслух. Как бы там ни было, принц тут же встал за ее спиной, заслоняя от холодного ветра и окутывая теплом своего тела.

Когда глаза ее привыкли к темноте, Эванджелина увидела, что ночь была не такой уж темной, как ей показалось вначале: из замковых окон внизу лился свет, освещая невысокую зубчатую стену, окружавшую башню со всех сторон. Мир за пределами замка был погружен во тьму, если не считать россыпей звезд, образующих незнакомые созвездия.

– Ты это хотел мне показать? – спросила она.

– Нет, – тихо ответил Аполлон. – Нужно подождать еще пару секунд.

И правда. Спустя несколько мгновений раздался бой курантов.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

Динь.

С каждым ударом вдалеке зажигались огоньки. Сперва их было всего несколько – далекие тлеющие угольки, вспыхивающие то тут, то там, совсем как осколки упавших звезд. И внезапно непроглядная ночь словно бы отступила. Мир засиял, как будто небеса и земля поменялись местами, и теперь все вокруг было усыпано мерцающими звездами.

– Что это? – изумленно спросила Эванджелина.

– Наш с тобой подарок. Ночь костров… Древнее благословение Севера, – ответил Аполлон спокойно и тихо, все еще прижимаясь грудью к спине Эванджелины. – Обычно эта ночь предшествует военному походу короля. По всему королевству разжигаются костры, и жители просят благословить их правителя. Отовсюду доносятся пожелания здоровья, неиссякаемых сил и надежды на то, что король возвратится домой целым и невредимым. Узнав, что в честь нас двоих устроят Ночь костров, я подумал, что тебе захочется посмотреть на это. Каждый костер, который сегодня разжег народ, горит для нас с тобой. Прямо сейчас подданные всего Великолепного Севера возносят молитвы за наше здоровье и счастливую жизнь.

– Я будто попала в сказку, – пробормотала Эванджелина. Но стоило словам сорваться с ее губ, как она поняла, что это не совсем так.

Происходящее не напоминало сказку. Это и была самая настоящая сказка. Ее сказка.

Изменилось бы что-нибудь, если бы она помнила, как попала сюда, как встретила Аполлона, как они полюбили друг друга и поженились? Или Эванджелина сейчас чувствовала бы себя иначе? Кто знает, возможно, если бы ее память не пострадала, Аполлон все равно бы заставлял ее сердце так трепетать.

Ветер хлестал по щекам, внизу вспыхивали все новые огни, когда Эванджелина медленно повернулась и посмотрела на принца.

Ее принца.

– Ты смотришь не в ту сторону, – протянул он с дразнящей ухмылкой.

Сердце Эванджелины неистово забилось в груди, будто снова предупреждая: «Опасность! Опасность! Опасность!» И тем не менее Эванджелина сомневалась, что может ему доверять. А возможно, ей нравилась эта опасность.

– Похоже, меня больше привлекает этот вид. – Эванджелина протянула руку и коснулась щеки Аполлона, заставляя его склониться к ней, а затем медленно провела кончиками пальцев по его слегка шершавой коже.

Она не знала, правильно ли поступает. В то мгновение, когда приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам, Эванджелина чувствовала лишь неподдельное волнение.

– Наконец-то, – прорычал Аполлон. Он прикусил ее нижнюю губу и жадно поцеловал.

В отдалении вспыхнули фейерверки. Эванджелина слышала, как они взрываются в небесах. Аполлон скользнул руками под ее накидку, чтобы притянуть ее ближе к своему телу.

И в тот момент Эванджелина не могла точно сказать, движутся ли они оба к краю башни, или же у нее просто кружится голова. Однако она чувствовала, как ветер дует ей в спину, и знала, что от падения ее удерживают только сильные руки принца.

6. Эванджелина

Мир изменился в одночасье, и дело было не столько в том, что Эванджелина чувствовала бабочек в животе каждый раз, когда вспоминала поцелуй с Аполлоном.

Пока она спала, время года, похоже, сменилось и место зимы заняла весна. Эванджелина выглянула в окно, ожидая увидеть укрытые снегом поля, а не все краски сочной зелени на деревьях и кустах и изумрудный мох, покрывающий глянцевитую поверхность скал. Все это окутывала невесомая пелена серебристого дождя, который барабанил по крышам.

Этим дождливым утром к Эванджелине заглянул другой лекарь, чтобы узнать, не вернулись ли воспоминания, но она так ничего и не вспомнила. Затем в ее покои пришли портнихи, но надолго они не задержались.

Как оказалось, в расписании Эванджелины значилась еще одна встреча, о которой она даже не догадывалась, пока к ней не нагрянул новый гость.

– Добрый день, Ваше Высочество, меня зовут мадам Восс. Очень рада с вами познакомиться. – Женщина присела в идеальном реверансе, и подол ее изумрудно-зеленого платья скользнул по каменному полу. Ее волосы красивого серебристого оттенка были уложены в изящную прическу, а на вытянутом лице пролегали глубокие морщинки от улыбки, отчего на сердце у Эванджелины как-то враз потеплело. – Я буду вашей наставницей во всех королевских делах. Но сначала давайте начнем с вас.

Мадам Восс положила на колени Эванджелине красивую синюю книгу. Страницы ее были покрыты мерцающим золотом, что отлично сочеталось с названием.

Эванджелина прочитала вслух:

– «Величайшая история любви из когда-либо рассказанных: правдивая и полная история Эванджелины Фокс и Принца Сердец».

Мадам Восс испуганно ахнула.

– Какая досадная ошибка!

Она похлопала по книге на коленях Эванджелины, пока название наконец не сменилось на «Величайшая история любви из когда-либо рассказанных: правдивая и полная история Эванджелины Фокс и принца Аполлона Титуса Акадианского».

– Прошу прощения, Ваше Высочество. Книгу только-только напечатали. Я думала, что проклятье ее не затронет, раз уж она совсем новая, – пробормотала мадам Восс и бросила на переплет осуждающий взгляд. – Надеюсь, подобных ошибок вы в ней больше не встретите.

– Вам не за что извиняться, – успокоила ее Эванджелина.

До этого момента она не слишком-то задумывалась о проклятии сказок Севера, о котором ей еще в детстве рассказывала мама. Каждая сказка на Великолепном Севере была проклята. Некоторые истории никак не получалось записать, другие не могли покинуть пределы Севера, а сюжет всех остальных менялся каждый раз, когда их рассказывали, и в конце концов доверять им становилось поистине сложно. Считалось, что любая сказка на Севере изначально описывала правдивую историю, но со временем проклятие исказило все так, что там остались лишь крупицы истины.

– Там, откуда я родом, книги спокойно стоят на полках, – произнесла Эванджелина. – А истории Севера весьма необычны.

Она еще какое-то время разглядывала обложку. Эванджелина впервые видела такое, чтобы слова в книге сменялись прямо на глазах. Мадам Восс отнеслась к этому с раздражением, но для Эванджелины происходящее казалось чем-то магическим. Потому что это и была самая настоящая магия.

И все же Эванджелине стало любопытно, почему в первом названии упоминался Принц Сердец.

В Меридианной империи, где Эванджелина прожила почти всю свою жизнь, Принц Сердец считался мифическим существом – персонажем, встречавшимся в колодах гадальных карт, – а не реальным человеком из плоти и крови. Она вдруг задумалась, не является ли здесь Принц Сердец еще одним прозвищем принца Аполлона?

От этой мысли ей стало не по себе, и Эванджелина снова распереживалась, что ничего не знает о собственном муже. Впрочем, она продолжала убеждать себя в том, что все это не имеет значения. Они с Аполлоном вместе создадут новые воспоминания, как те, что остались с прошлой удивительной ночи.

Тем не менее Эванджелина не могла избавиться от необъяснимого беспокойства, которое охватило ее, когда она открыла книгу мадам Восс.

На титульных страницах разместились потрясающие полноцветные портреты Эванджелины и Аполлона, смотрящих друг другу в глаза на фоне ярких всполохов фейерверка. Аполлон был изображен в роскошном королевском фраке, с накидкой и огромной золотой короной, украшенной крупными рубинами и другими драгоценными камнями.

На секунду Эванджелине показалось, что она увидела на картинке третьего человека – еще одного мужчину, внимательно наблюдающего за ней с края страницы. Но, как и случилось с самым первым названием книги, силуэт только появился, а затем так же быстро исчез.

На следующей странице Эванджелина нашла еще больше иллюстраций, но в этот раз ни одна из них не двигалась. Самый верх листа украшали изображения солнца, луны и звездного неба, а под ними были выведены слова:

Давным-давно девушка, которая искренне верила в сказки, украла сердце прекрасного принца, некогда давшего клятву никогда не влюбляться.

– Это правда? – удивленно спросила Эванджелина. – Принц Аполлон поклялся никогда не любить?

– Так и есть. Некоторые считали это просто шуткой, но мне так никогда не казалось, – призналась мадам Восс. – По правде говоря, его настрой немного пугал меня. Как вам должно быть известно, у нас на Севере есть традиция – мы устраиваем роскошный бал, прозванный Нескончаемой Ночью.

Эванджелина мало что помнила о Нескончаемой Ночи, но не стала признаваться в этом. Она до сих пор не знала, как впервые встретилась с Аполлоном, и даже прошлой ночью так и не решилась расспросить его об этом.

– Аполлон тогда сказал, что бал, если начнется, будет длиться вечно, потому что он не собирался жениться, – продолжила мадам Восс. – А потом он увидел вас. Как жаль, что вы ничего не помните. То была поистине любовь с первого взгляда. Меня там, правда, не было. На ужин пригласили лишь узкий круг лиц, но мне известно, что вы встретились на уединенной поляне, скрытой аркой.

Слово «арка» она произнесла иначе, чем все остальное, словно в нем скрывалось нечто волшебное, а не то, что Эванджелина, вероятно, представила.

– Похоже, арки здесь считаются чем-то особенным? – не сдержала она любопытства.

– Верно, – кивнула мадам Восс. – Их построила семья Доблестей, наши первые король и королева, чтобы путешествовать по всему Северу. Но арки также прекрасно подходят для хранения ценностей. Например, у принца есть арка, которая оберегает дерево-феникс удивительной красоты. Обязательно попросите принца показать его вам. Ах, подождите. – Мадам Восс перевела взгляд на книгу в руках Эванджелины. – Здесь наверняка есть его изображение.

Наставница перевернула страницу, и Эванджелина увидела потрясающий портрет Аполлона, восседающего на ветке одного из самых великолепных деревьев, которые она когда‑либо видела. Каждый его листок, казалось, сверкал. Половина из них, словно феерия теплых цветов осени, переливалась желтым, оранжевым и красновато-коричневым, но остальные были похожи на настоящее золото. Блестящее, искрящееся золото из сокровищниц дракона.

– Это и есть дерево-феникс, – пояснила мадам Восс. – После того как оно вырастает и все его листья распускаются, требуется более тысячи лет на то, чтобы они превратились в чистое золото. Но если сорвать хоть один листок до того, как все они изменятся, дерево мгновенно вспыхнет. Пуф! – Мадам Восс взмахнула рукой, бросив на Эванджелину предостерегающий взгляд.

– Не беспокойтесь, я не стану срывать листья, – заверила ее Эванджелина.

Но мадам Восс уже перелистнула на следующую страницу.

И там снова был изображен Аполлон. Но в этот раз он сидел верхом на белом коне и одет был более скромно: в бриджи темно-коричневого цвета, рубашку с распахнутым воротом и меховой жилет с перекрещенными кожаными ремешками, которые крепили висевшие за спиной золотой лук и колчан со стрелами.

– В этот день принц сделал вам предложение, – сказала мадам Восс. – Нескончаемая Ночь только началась, а принц нарядился персонажем любимой сказки, «Баллады о Лучнике и Лисице».

– Я знаю эту историю, – воскликнула Эванджелина. – Она мне нравится…

Или нравилась. Произнесенные вслух слова казались ей не до конца правдивыми.

– Это ли не прекрасно! – улыбнулась мадам Восс. – Полагаю, вы хорошо знаете сюжет. Принц Аполлон выглядел так роскошно, когда въезжал на бал на своем могучем белом коне, и одет он был совсем как Лучник…

Внезапно Эванджелина перестала что-либо слышать. Голова начала немилосердно раскалываться, а грудь сдавило так, что сделалось невыносимо больно. Ее сердце, казалось, разрывалось на куски, а каждый его удар словно пронзал ее острием стрелы – да и мысли об этом тоже почему-то отзывались болью. Эванджелина отчаянно пыталась вспомнить, почему упоминание ее любимой сказки вызвало столько страданий, но в памяти было…

пусто…

пусто…

пусто…

Чем отчаяннее Эванджелина пыталась воскресить хоть одно короткое воспоминание, тем сильнее болело ее сердце. Ощущения были похожи на те, что она испытывала два дня назад, когда Аполлон нашел ее, свернувшуюся калачиком на полу в старинном зале. Вот только сейчас ей не хотелось плакать. Терзавшая ее боль была острой и полной ненависти – как безмолвный крик, который грозился разорвать ее пополам, если его не выпустить наружу.

И снова она отчетливо вспомнила, что должна кому-то что-то рассказать, но в этот раз желание стало совсем невыносимым.

Глаза мадам Восс расширились в удивлении.

– Ваше Высочество, вы в порядке?

«Нет! – хотелось выкрикнуть Эванджелине. – Я забыла нечто очень важное и никак не могу вспомнить, что именно».

Прошлой ночью она почти убедила себя в том, что может просто отпустить утраченные воспоминания. Но теперь осознала, что то был лишь самообман. Аполлон предупреждал, что возвращение воспоминаний только навредит ей, но ради чего-то особенно важного можно и пострадать. Эванджелина верила, что это именно такой случай.

Она должна все вспомнить. Обязана.

– Прошу меня простить, мадам Восс, – наконец произнесла Эванджелина, с трудом взяв себя в руки. – У меня внезапно разболелась голова. Не могли бы мы отложить наш урок?

– Как пожелаете, Ваше Высочество. Наведаюсь к вам завтра и расскажу, чем закончилась история. И если вы будете хорошо себя чувствовать, то мы также проведем первый урок королевского этикета.

Мадам Восс присела в прощальном реверансе и тихо удалилась.

После ухода наставницы Эванджелина снова принялась изучать страницы книги, гадая, не пробудит ли она в ней еще какие-нибудь чувства или воспоминания. Но записанная на страницах история – история ее с Аполлоном любви – больше походила на детскую книжку с картинками, искаженную сказку без главного злодея.

Эванджелину всегда влекли истории о любви с первого взгляда, но слова «любовь с первого взгляда» упоминались в этой книге так часто, что она невольно ожидала увидеть в конце книги рекламу флакона духов «Любовь с первого взгляда» со слоганом: «Отчаялись найти свое “долго и счастливо”? Хватит искать, пора благоухать!»

Разумеется, ничего подобного Эванджелина не нашла. Да и книга не всколыхнула в ней ни намека на какие-то чувства или воспоминания. И даже сердце ни разу не екнуло.

Отложив наконец книгу, Эванджелина устроилась перед камином. Она ломала голову, пытаясь вспомнить хоть одну историю о потере памяти, которую в свое время могла услышать от мамы, в надежде, что это поможет ей найти способ вернуть память. Но ничего не получалось. В какой-то момент Эванджелина невольно подумала о странном незнакомце, который на днях передал ей маленькую красную карточку со словами: «Если вам захочется поговорить и, возможно, получить ответы на некоторые вопросы, я смогу заполнить пробелы».

Эванджелина тут же бросилась на поиски красной карточки, но нигде ее не нашла. К счастью, у того мужчины было довольно запоминающееся имя.

В этот момент Мартина – молодая служанка, которая, как и Эванджелина, происходила родом из Меридианной империи, – вошла в покои. Она несла в руках поднос, на котором стояла кружка с горячим чаем и свежее малиновое печенье.

– Мартина, – обратилась к ней Эванджелина, – ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Кристоф Найтлингер?

Служанка вскинула голову и улыбнулась.

– Разумеется. Я читаю его статьи каждый день.

– Читаешь?

– Он пишет для «Ежедневной Сплетни».

– Для скандальной газеты? – удивленно переспросила Эванджелина.

Как раз сегодня утром она знакомилась со статьями, и некоторые тревожные заголовки хорошо ей запомнились.

Где скрывается лорд Джекс и какое еще чудовищное преступление он собирается совершить?

Самозваный наследник престола все еще на свободе! Проявит ли героизм Гильдия Героев?

Насколько Эванджелина поняла, господин Найтлингер разбавлял скандальные сплетни своим личным мнением. Его статья о лорде Джексе была почти идентична той, что он публиковал накануне, однако Эванджелине пришлись по вкусу другие написанные им истории. Комментарии господина Найтлингера, в частности о самозванце, выдававшем себя за наследника престола, оказались в высшей степени забавными. Он столь красочно описал случившееся, что Эванджелина невольно представила взбалмошного щенка, который украл корону только потому, что она была блестящей, красивой и с ней весело играть. Но затем господин Найтлингер предположил, что самозванец мог быть вампиром!

Эванджелина подозревала, что Кристоф Найтлингер, возможно, не самый надежный источник информации. И тем не менее она была почти уверена, что его взгляд на прошлые события будет несколько отличаться от того, что написано в книге мадам Восс о «любви с первого взгляда». Вероятно, именно господин Найтлингер поможет ей вернуть некоторые ее воспоминания.

7. Эванджелина

Эванджелина всегда любила строить планы, но нынешняя ее задумка оказалась весьма простой – всего лишь однодневная поездка, а не грандиозное событие. Впрочем, она сомневалась, что посещение господина Найтлингера займет целый день. И все же ей хотелось отправиться в путь как можно скорее.

Накануне наставница завершила их урок уже ближе к вечеру. После всплеска волнения, которое Эванджелина пережила во время разговора с мадам Восс, она решила немного вздремнуть. И проснулась только на следующее утро.

Эванджелина так и не нашла маленькую красную карточку с именем Кристофа Найтлингера, но Мартина рассказала, что редакция «Ежедневной Сплетни» располагалась в Шпилях, и дворцовая стража без труда доставит ее туда.

– Шпили произведут на вас неизгладимое впечатление! Там вы найдете всевозможные очаровательные лавочки и даже яблоки, запеченные в драконьем пламени! Уверена, вам понравятся эти милые дракончики, – щебетала Мартина, пока искала пару перчаток, подходящих к наряду Эванджелины.

Сегодня Эванджелина выбрала повседневное платье фиолетового оттенка с открытыми плечами и облегающим лифом, украшенным переливающимся жемчугом и вышитыми золотыми нитями цветами, которые также усеивали ее струящуюся юбку.

– Вот, держите, Ваше Высочество. – Мартина протянула Эванджелине розовую накидку и пару прозрачных фиолетовых перчаток выше локтей. Они совсем не защищали от холода, но выглядели очень красиво. Эванджелина всегда чувствовала себя немного счастливее, когда надевала необыкновенной красоты вещи.

Около ее покоев уже ждали четверо стражников с аккуратно подстриженными усами, в начищенных бронзовых доспехах и бордовых накидках, ниспадающих с плеч.

– Доброе утро. Меня зовут Эванджелина, – представилась она и спросила имена стражников.

– Меня зовут Йейтс.

– Бриксли.

– Квилборн.

– Руквуд.

– Рада познакомиться с вами. Мне бы хотелось посетить Шпили. Кто-нибудь из вас может организовать для меня карету?

На мгновение воцарилась тишина, а затем трое стражников повернулись к тому, кто назвался Йейтсом, – самому старшему мужчине с гладко выбритой головой и густыми черными усами.

– Ваше Высочество, мне кажется, поездка в Шпили – не самая удачная идея. Быть может, мы лучше покажем вам Волчью Усадьбу?

– Почему же моя идея не пришлась вам по душе? Служанка поведала мне, что в Шпилях можно найти множество интересных лавок.

– Все так и есть, но принц Аполлон велел проследить, чтобы вы не покидали территорию замка. Так безопаснее.

– То есть вы хотите сказать, что никто из вас четверых не в силах обеспечить мою безопасность за пределами замка? – съязвила Эванджелина, не испытывая по этому поводу ни малейших угрызений совести.

Стражники помоложе отреагировали именно так, как она и надеялась.

Они выпятили грудь и, казалось, приготовились сию же секунду доказывать ее неправоту.

Однако Йейтс быстро сказал:

– Мы обязаны следовать приказам принца Аполлона. И сейчас он желает, чтобы вы оставались на территории замка, где никто не сможет вам навредить.

При любых других обстоятельствах Эванджелина, возможно, рассмеялась бы над его словами, но стражник выглядел весьма серьезным. А судя его тону, все на Севере хотели ее убить.

– Что именно мне дозволено посетить в Волчьей Усадьбе?

– Все что угодно. Главное не покидать замок.

– А принц Аполлон сейчас здесь?

– Да, Ваше Высочество.

– Замечательно. Тогда отведите меня к нему, – спокойно попросила Эванджелина, уверенная, что произошла какая-то досадная ошибка. Всего два дня назад Аполлон уверял ее, что она никакая не пленница и он никогда не запрет ее в замке. Более того, он выглядел глубоко уязвленным, когда она упомянула об этом. Вероятно, стражники неверно истолковали приказ своего принца.

– Прошу меня простить, но в данный момент принц занят, – ровным голосом возразил Йейтс.

– И чем же?

Стражник раздраженно шевельнул усами.

– Мы не можем разглашать эти сведения, – проворчал он. – Но мы готовы сопроводить вас на прогулку в один из королевских садов.

Улыбка Эванджелины тут же растаяла. Она пыталась вести себя вежливо и любезно, но эти мужчины не выказывали ни малейшего уважения к ней.

Возможно, до потери памяти она не доставляла бы столько хлопот. Возможно, ей хотелось бы просто бродить по замку и садам и вести себя как принцесса, которой легко угодить. Но сейчас ее совсем не заботило поддержание образа довольной и беззаботной принцессы. Она должна была все вспомнить. И шансы вернуть память будут навсегда утеряны, если ее заточат в неприступном замке, где некоторые его обитатели считают, что ей лучше забыть о прошлом.

– Хотите сказать, мой муж сам сообщил вам о том, что не желает меня видеть?

– Нет, но…

– Господин Йейтс, – перебила его Эванджелина, – я хочу видеть мужа. И если вы снова откажете мне или посоветуете прогуляться по саду, то я позволю себе предположить, что вы либо считаете, что моего мужа можно заменить цветами, либо наделили себя правом раздавать мне приказы. Ну так что, я права, господин Йейтс?

Стражник, стиснув зубы, внимательно выслушал ее.

Эванджелина затаила дыхание.

Наконец Йейтс ответил:

– Нет, Ваше Высочество, это не так.

Эванджелина постаралась скрыть облегчение, охватившее ее в ту же секунду, и окинула остальных стражников внимательным взглядом.

– А вы что думаете? – спросила она.

– Нет, Ваше Высочество, – в унисон пробормотали они.

– Замечательно! Пойдемте же скорее к Аполлону.

Но стражники даже не шелохнулись.

– Мы не станем мешать вам искать принца, но и не поведем к нему, – сказал Йейтс.

Эванджелина никогда не любила ругательства, но в тот момент едва удержалась от крепкого словца.

– Я отведу вас к принцу, – выкрикнул новый стражник, стоявший в нескольких футах от них.

Эванджелина в недоумении посмотрела на незнакомого молодого человека.

Он носил такую же форму, как и другие стражники, но на доспехах его виднелось множество глубоких царапин, как будто он лично бывал в битве. Испещренное шрамами лицо также намекало на боевое прошлое.

– Меня зовут Хэвелок, Ваше Высочество.

Он замер в ожидании.

Эванджелина сразу поняла, что он надеется на то, что она вспомнит его. И это только усилило ее разочарование, когда она не ощутила даже проблеска узнавания.

– Все в порядке, – тихо произнес Хэвелок и кивнул на накидку, которую Эванджелина до сих пор держала в руках. – Вам это не понадобится. Принц находится в зале приемов, и камин там занимает целую стену. Верхняя одежда никому не нужна.

Хэвелок не солгал.

Приемный зал представлял собой место, где по вечерам могли собираться дети у камина, чтобы послушать сказки дедушки и бабушки. Эванджелина с любопытством огляделась и задержала взгляд на окнах в пол.

Дождь по ту сторону шел серебристой завесой, и капли его с силой ударяли по стеклу и игрались с темно-зелеными иголками на деревьях. В огромном камине радостно потрескивали поленья, то и дело высекая искры и наполняя комнату новой волной тепла.

И хотя плечи Эванджелины были оголены, она почувствовала, что и впрямь согрелась.

Аполлон стоял у каминной полки и разговаривал с незнакомым мужчиной. Он был ростом с принца, но фигуру его полностью скрывал длинный тяжелый плащ, а голову – глубокий капюшон.

Эванджелина вновь ощутила беспокойство, вспомнив слова стражника, что плащ в этом зале не нужен. Они эхом отдавались в ушах снова и снова, пока она проходила в глубь комнаты.

– Надеюсь, я вам не помешала.

Стоило Аполлону заметить ее, как глаза его вспыхнули.

– Нет, ты как раз вовремя, дорогая.

Человек в плаще и капюшоне не обращал на нее внимания, продолжая смотреть на огонь.

Эванджелина понимала, что, вероятно, нарушает дворцовый этикет, столь бесстыдно разглядывая незнакомца, но ничего не могла с собой поделать. Впрочем, пользы в этом не было никакой. Она лишь убедилась, что человек этот был мужчиной, но не более. Нижнюю половину лица скрывала густая борода, а верхнюю – черная маска, не позволявшая разглядеть ничего, кроме слегка прищуренных глаз.

Аполлон перевел взгляд на незнакомца и сказал:

– Эванджелина, хочу представить тебе Гэррика из Гринвуда. Он лидер Гильдии Героев.

– Рад познакомиться с вами, Ваше Высочество. – Голос Гэррика звучал низко и хрипло, и Эванджелину охватило дурное предчувствие, более сильное, чем раньше.

Она никогда не слышала ни о Гэррике, ни о Гринвуде, но вчерашним утром как раз читала о Гильдии Героев.

Эванджелина попыталась вспомнить, что именно говорилось в той скандальной статье. Кажется, все началось с рассказа о самозванце, который после смерти Аполлона провозгласил себя наследником престола. Самозванец этот якобы был больше озабочен вечеринками и флиртом, чем управлением королевством, поэтому группа воинов взяла на себя обязанность поддерживать порядок в нескольких районах Севера. Они прозвали себя Гильдией Героев. Однако Кристоф Найтлингер усомнился в искренности их намерений: они могли быть как героями, так и преступниками, решившими нажиться на череде неблагоприятных обстоятельств.

– Гэррик возглавляет отряд, который вот‑вот отправится за пределы Валорфелла на поиски лорда Джекса, – пояснил Аполлон.

Герой хрустнул костяшками пальцев и одарил Эванджелину холодной усмешкой.

– Мои люди – отличные охотники. Совсем скоро лорд Джекс будет мертв. Однако ваше содействие поможет нам ускорить события.

– Но чем я могу помочь? – в удивлении спросила Эванджелина. Фантазия услужливо подбросила образы того, как ее привязывают к дереву, чтобы хладнокровно использовать в качестве приманки.

– Не волнуйся, дорогая, – мягко произнес Аполлон, взяв ее за руку. – Больно будет всего мгновение.

– Боль? – Эванджелина отдернула руку и, отшатнувшись, едва не упала, запутавшись ногами в пышной юбке.

– Эванджелина, тебе нечего опасаться.

Гэррик в тот же момент пробормотал:

– Если только вы не боитесь вида крови.

Аполлон бросил на него хмурый взгляд.

– Ты совсем не помогаешь ее успокоить.

– Как и вы, Ваше Высочество. Простите, не хотел показаться грубым, – добавил Гэррик, даже не пытаясь скрыть язвительность в голосе. – Мы провозимся здесь целую вечность, если продолжите миндальничать. Просто расскажите ей о проклятой метке.

– О чем вы? Что за метка? – насторожилась Эванджелина.

Аполлон сжал губы в тонкую линию, а затем взглянул на запястье Эванджелины.

Но Эванджелина уже и так догадалась, о чем идет речь. Как только Аполлон посмотрел на ее прозрачные перчатки, она почувствовала, как шрам в виде разбитого сердца на ее запястье загорелся. Ее сердце тотчас тревожно забилось в груди.

Она вспомнила портниху, которая, увидев шрам, тайком выскользнула из ее покоев. У Эванджелины возникло ужасное предчувствие, что теперь она точно знала, куда именно ушла та женщина. Сбежала, чтобы доложить обо всем Аполлону.

– Шрам на твоем запястье оставил лорд Джекс. Это его метка, и она означает, что ты в долгу перед ним.

– О каком долге речь? – спросила Эванджелина.

– Это мне неведомо, – ответил Аполлон. – Мы можем лишь помешать лорду Джексу получить то, что, как он считает, ему причитается. – Он хмуро взирал на Эванджелину. Кожа его некогда приятного оливкового оттенка отчего-то посерела.

– Но как это сделать?

– Найти его раньше, чем он доберется до тебя. Метка, которую он оставил на твоем запястье, связывает вас двоих. Поэтому Джекс найдет тебя, где бы ты ни находилась.

– Но она же поможет нам обнаружить его самого, – добавил Гэррик. – Связь между вами укажет нам путь к лорду Джексу, но для этого мне нужна ваша кровь.

Он обнажил зубы в хищном оскале, и где-то в зале тотчас раздалось громкое и тревожное карканье. Эванджелина изучала лицо Гэррика, и лишь одно слово билось в ее сознании. Кровожадный.

Эванджелине совсем не нравилась мысль, что она в долгу перед Джексом, но и отдавать свою кровь незнакомцу тоже не желала. На самом деле ей отчаянно хотелось выскочить из этого зала и бежать до тех пор, пока не подкосятся ноги. Однако у нее сложилось впечатление, что Гэррик из Гринвуда был из тех людей, которые с азартом преследует все, что от них ускользает.

– Могу ли я подумать? – спустя некоторое время спросила Эванджелина. – Разумеется, мне бы очень хотелось, чтобы лорда Джекса поскорее поймали, но мне немного не по себе от того, что придется дать свою кровь.

– Что ж, пусть так. – Гэррик дважды щелкнул татуированными пальцами. – Аргос, пора.

Похожая на ворона птица спикировала с одной из балок под потолком и полетела к Гэррику, расправив изящные иссиня-черные крылья. Эванджелина почувствовала, как одно из перьев коснулось ее лица и…

– Ой! – вскрикнула Эванджелина, когда птица резко клюнула ее в плечо. Из двух маленьких ранок вытекли блестящие струйки крови, пачкая платье. Эванджелина попыталась остановить кровотечение ладонью, но Гэррик оказался проворнее. Он двигался почти так же стремительно, как его птица, когда подскочил к Эванджелине и прижал ткань к ране, собирая ее кровь.

– Прошу меня извинить, Ваше Высочество, но у нас нет времени на размышления. К тому же мы все продумали за вас. – Гэррик спрятал окровавленную ткань и, довольно насвистывая, направился к двери. Ворон приземлился ему на плечо.

Эванджелина кипела от ярости, продолжая истекать кровью. Она не знала точно, кто ее больше всего расстроил: наемник, только что натравивший на нее свою птицу, или же ее муж.

Два вечера назад, той ночью на крыше башни, Аполлон был таким милым. Таким заботливым и внимательным. Но сегодня, после того что совершил Гэррик и его птица, после того как она узнала, какие указания Аполлон давал стражникам, Эванджелина увидела принца другими глазами. Он казался совершенно другим человеком. И она не знала Аполлона достаточно хорошо, чтобы с уверенностью утверждать, в какие моменты он был с ней настоящим. Эванджелина полагала, что инцидент со стражниками был всего лишь недоразумением, но теперь сомневалась.

– Ты знал, что Гэррик так поступит? Знал, что он был готов взять мою кровь даже без моего на то согласия?

Аполлон стиснул зубы, но все же ответил:

– Мне кажется, ты не осознаешь, насколько опасен Джекс.

– Вот уж точно. Ты постоянно твердишь, что он злодей. Но сам только что позволил другому мужчине натравить на меня птицу, чтобы выследить и убить Джекса. А еще приказал моим стражникам, которые, к слову, не слишком-то любезны, не выпускать меня из замка, хотя недавно ты обещал, что я никогда не буду здесь пленницей. Так что нет, я не представляю, насколько опасен лорд Джекс, но начинаю видеть угрозу в своем собственном муже.

Аполлон уставился на Эванджелину с неподдельной тревогой.

– Думаешь, я способен тебе навредить?

– Я думаю, что ты – принц и можешь делать все, что тебе захочется.

– Ты ошибаешься, Эванджелина, – произнес он дрожащим голосом. – Я ничего из этого не хотел, но я пытаюсь защитить тебя не только от Джекса. Некоторые люди в этом замке, в особенности советники, считают, что мне нельзя тебе доверять. Они уверены, что ты помогала Джексу убить меня. И если эти люди сочтут, что я ошибаюсь насчет твоей преданности и ты все еще действуешь заодно с ним, мне не удастся тебя уберечь.

– Но ведь Джекс стер мне память, – возразила Эванджелина. – Как я могу действовать с ним заодно?

Аполлон бросил испуганный взгляд на запястье Эванджелины, на котором белел шрам в форме разбитого сердца.

– Кое-кто считает, что он стер тебе память намеренно, чтобы ты не выдала ваших намерений.

– Неужели ты в это веришь? – нахмурившись, спросила Эванджелина.

Некоторое время Аполлон молча смотрел на нее. В его глазах не отражалось больше ни страха, ни злости, но и назвать взгляд теплым и наполненным любовью тоже было нельзя. Он казался холодным и отстраненным, и на какую-то секунду Эванджелина даже испугалась. Аполлон был ее единственным близким человеком на Великолепном Севере. Если бы не он, она осталась бы совершенно одна и без крыши над головой.

– Я не помогаю лорду Джексу, – наконец сказала Эванджелина. – Мои воспоминания исчезли, да, но я точно знаю, что никогда бы так не поступила. Я не собираюсь ни встречаться с ним, ни предавать тебя или кого бы то ни было в этом замке. Но если ты будешь обращаться со мной как с пленницей или пешкой, если позволишь еще раз натравить на меня каких-нибудь животных, то я не стану это терпеть и перестану подчиняться. И вовсе не потому, что я не верна тебе.

Аполлон глубоко вздохнул, и холод покинул его взгляд.

– Я знаю, Эванджелина. И верю тебе. Но значение имеет не только мое мнение.

Он наклонился и коснулся ладонью ее подбородка. Потом опустил глаза, и Эванджелина поняла, что Аполлон хочет ее поцеловать. Он собирался закончить их спор, прижавшись к ее губам своими, и отчасти она готова была позволить ему. Эванджелина не могла рисковать потерять его. В новой реальности у нее не было никого, кроме Аполлона.

Но то, что он стал для нее всем, вовсе не означало, что она отдаст всю власть в его руки.

– Я все еще злюсь на тебя.

Аполлон медленно провел пальцами вдоль ее щеки и запустил их в волосы.

– Как думаешь, ты сможешь простить меня? Мне очень жаль, что все так вышло с кровью. И прости за стражников. Я приставлю к тебе новых. Но ты должна доверять мне и быть осторожной.

Эванджелина упрямо вскинула голову.

– Хочешь сказать, что мне нельзя покидать Волчью Усадьбу?

– Лишь до тех пор, пока мы не поймаем лорда Джекса.

– Но…

Внезапно дверь в приемный зал распахнулась, и стражник, который привел Эванджелину сюда, сообщил:

– Прибыл лорд Слотервуд. Он просит встречи с вами, а также утверждает, что у него есть сведения о лорде Джексе.

8. Аполлон

Хэвелок выбрал идеальное время, чтобы прервать беседу, но Аполлон пожалел, что он упомянул о Джексе. Реакция Эванджелины не заставила себя ждать. На ее лице отражались все эмоции, которые ему с легкостью удавалось считывать. Он замечал и смущение, и страх, и даже гнев, а сейчас, когда она прикусила нижнюю губу, он увидел и любопытство. Она была мотыльком, а Джекс – тем самым пламенем, к которому она летела, не боясь обжечься.

– Хэвелок, проводи лорда Слотервуда в мой кабинет. Я приму его там.

– Могу я присоединиться? – спросила Эванджелина. – Мне бы хотелось послушать, что скажет лорд.

Аполлон сделал вид, что раздумывает над ее просьбой. На самом деле он просто тянул время, желая убедиться, что, выйдя сейчас из зала, Эванджелина не столкнется с лордом Слотервудом нос к носу.

Когда все считали Аполлона мертвым, а он сам находился под заклятием Лучника, ему на глаза попалась одна статья в скандальной газетенке. В ней говорилось, что Эванджелина посещала торжество по случаю помолвки лорда Слотервуда. До сих пор она никак не отреагировала на его имя, но Аполлон не мог рисковать и позволять ей встречаться с человеком, который мог пробудить некоторые из ее воспоминаний. Аполлон боялся, что Слотервуд мог сказать что-нибудь о Джексе, с которым, как подозревал Аполлон, она и появилась на празднике.

– Мне жаль, дорогая, но я не думаю, что это хорошая идея. Помнишь, что я говорил? Многие верят, что ты помогаешь Джексу. И если кто-нибудь узнает, что ты присутствовала на встрече, где раскрылось его местонахождение, ты вновь попадешь под удар, если Джекс снова скроется.

Эванджелина недовольно поджала губы. Она собиралась поспорить – Аполлон ни капли в этом не сомневался. Но, что бы она ни сказала, это не имело значения. Все это было нужно для ее же защиты.

Он вновь погладил ее щеку.

– Надеюсь, ты понимаешь.

– Я понимаю. Но и ты тоже должен понимать, что, пока со мной обращаются как с пленницей, недостойной доверия, я буду вести себя как пленница, а не как твоя жена.

Она отстранилась от Аполлона, не говоря больше ни слова, развернулась вышла из зала, взмахнув золотисто-розовыми волосами.

Внезапно ему захотелось броситься за ней в погоню – отголосок проклятия Лучника, которое заставляло его остановить ее прежде, чем она приблизится к двери, и запретить ей уходить. Но Аполлон подавил это желание. Он понимал, что сейчас ей и правда лучше покинуть его.

И хотя Эванджелина сказала, что не хочет вести себя как его жена, это не отменяло того факта, что она ею уже была. Она принадлежала ему. И рано или поздно она захочет быть с ним так же сильно, как он желал ее.

Спустя несколько минут Аполлон принял лорда Слотервуда в своем личном кабинете.

Робин Слотервуд всегда отличался добродушным характером, который притягивал к нему людей словно магнитом. Но сегодня он даже не улыбался. Под глазами у него залегли темные круги, губы были поджаты, а лицо приобрело землистый оттенок. С тех пор как Аполлон видел его в последний раз, он выглядел постаревшим лет на пять.

– Чудесно выглядишь, друг мой. Помолвка тебе к лицу.

– Как же искусно ты лжешь, – отозвался Слотервуд. – Вид у меня жуткий, а помолвка разорвана. Но я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь.

– Ты узнал, где искать Джекса? – быстро спросил Аполлон.

– Нет, – тихо ответил Слотервуд, медленно приближаясь к камину. – Это был просто предлог. Вряд ли ты бы захотел, чтобы я сообщил стражнику о браслете Венджинса Слотервуда.

– Так ты нашел его? – Аполлон старался не выдать своего волнения. Браслет этот, не более чем сказочная вещица, упоминался в одной старинной истории, в которую Аполлон никогда полностью не верил. Но совсем недавно он понял, что в некоторых древних сказках скрывается гораздо больше правды – и могущества, – чем ему казалось раньше.

– Нет, – отрезал Слотервуд. – Если он и существует, то у моей семьи его нет. Но я обнаружил кое-что еще, что, как мне кажется, может тебя заинтересовать. – Он протянул Аполлону тяжелый свиток, перевязанный тонким кожаным шнурком. – Будь осторожен с этим. И что бы ты ни делал, не выбрасывай пепел.

9. Эванджелина

И хотя Эванджелине запрещено было покидать замок, чтобы навестить Кристофа Найтлингера, следующим утром вместе с завтраком ей принесли очередной номер скандальной газеты.

Разумеется, этого было совсем недостаточно. Эванджелина все еще хотела нанести личный визит господину Кристоферу Найтлингеру и попросить его рассказать ей все, что он знал о ее прошлом.

Она бы даже согласилась на то, чтобы обозреватель светской хроники пришел к ней в Волчью Усадьбу. Однако он так и не ответил на письмо, которое она написала ему прошлым вечером. Поэтому Эванджелина устроилась на диване и начала читать еще одну скандальную заметку.

Ежедневная сплетня

ПОЛУНОЧНАЯ ПОЕЗДКА

Автор: Кристоф Найтлингер

Вчера Волчья Усадьба напоминала растревоженный улей, и все по причине личной встречи Гэррика из Гринвуда, лидера Гильдии Героев, и принца Аполлона. Стоит ли говорить, что я совершенно не удивился, узнав, что Аполлон потребовал от таинственного героя поимки подлого лорда Джекса? Однако меня насторожило известие о подозрительной полуночной поездке принца спустя несколько часов.

Мои осведомители сообщили, что принца видели выходящим из замка ровно в полночь в сопровождении одного из своих самых верных стражников.

Но куда же он направлялся?

Насколько мне известно, Аполлон до сих пор не вернулся, поэтому нам остается только гадать. Быть может, он решил лично поохотиться на лорда Джекса? Или же есть другая тайна, которая вынудила его покинуть и Волчью Усадьбу, и любимую жену Эванджелину Фокс?

Эванджелина не хотела поддаваться любопытству. Она хотела по-прежнему сердиться на Аполлона – и сердилась. Ее плечо все еще болело в том месте, где птица Гэррика прокусила кожу до крови, а сердце каждый раз щемило при мысли, что Аполлон не всегда был таким милым, как в тот удивительный вечер на крыше. И все же Эванджелина не могла не задаться вопросом, куда он так спешно отправился.

Нарядившись в невесомое платье персикового оттенка, расшитое розовыми, белыми и фиолетовыми цветочками, Эванджелина спросила у Мартины, известно ли ей что-нибудь об отъезде принца. Но, как и она сама, служанка узнала об этом из скандальной газеты.

Тогда Эванджелина решила узнать о планах принца у стражников, охранявших ее покои. Она поправила ленты на рукавах-фонариках и, мысленно приготовившись к возможному сопротивлению, шагнула к дверям. Они распахнулись во внешний коридор, где стояли два новых стражника в сверкающих доспехах.

– Здравствуйте, Ваше Высочество, – в унисон сказали они, склонив головы перед ней.

– Я Гензель.

– А я Виктор, – добавил второй.

Эванджелина предположила, что они были родными братьями, учитывая их одинаковые подбородки с ямочками, одинаковые могучие шеи и одинаковые рыжие усы. Ей в голову даже невольно закралась мысль, а обязательно ли всем стражникам отращивать усы для службы?

– Чем можем вам помочь? – с улыбкой спросил Гензель.

Эванджелина на мгновение забыла, зачем покинула покои. Оба стражника были ей незнакомы и пока что казались вполне милыми.

Аполлон все же сдержал слово.

Конечно, ему не составило труда сменить стражу. В его распоряжении наверняка находились тысячи солдат. И все же Эванджелина немного смягчилась по отношению к нему.

– Может ли кто-то из вас сказать, куда отбыл принц Аполлон?

– Извините, Ваше Высочество, но Его Высочество принц не сообщил нам, куда отправится, – ответил Гензель.

– Но у нас есть послание для вас, – добавил Виктор. – Ваша наставница попросила передать. – Он протянул Эванджелине свиток, перевязанный шнурком винного цвета.

Восковой печати не было, а значит, открыть письмо мог кто угодно. При этой мысли сердце Эванджелины сжалось от дурного предчувствия.

Она едва не оттолкнула руку стражника, державшего послание от наставницы, – настоящая пленница не стала бы покорно следовать указаниям своих надзирателей. Но уже спустя несколько мгновений Эванджелина развязывала веревку и быстро читала записку.

Ваше Высочество,

Я предлагаю сегодня провести урок в королевских садах. Встретимся за полчаса до полудня у Колодца желаний?

Постараюсь прийти вовремя, но если все же задержусь, воспользуйтесь случаем загадать желание.

Под подписью наставницы Эванджелина обнаружила старательно прорисованную карту садов Волчьей Усадьбы. И лишь чудом разглядела едва заметную надпись в самом конце свитка: «Пожалуйста, приходите!»

Эванджелина не знала, что сильнее поразило ее: слово «пожалуйста» или же восклицательный знак. Возможно, именно сочетание того и другого заставило ее почувствовать, что в просьбе этой кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

Часы на башне только пробили одиннадцать, когда Эванджелина покинула замок.

Бархатисто-серое небо было затянуто клубящимися облаками, которые грозили вот-вот пролиться дождем. Опасаясь промокнуть, Эванджелина торопливо шагала по мощеным дорожкам, окаймленным живыми изгородями с яркими пурпурными цветами.

На территории Волчьей Усадьбы располагались четыре роскошных главных сада: Затонувший, Водный, Цветочный и Древний. Но внутри каждого из них скрывались еще четыре малых сада: фей, мхов, тайн и желаний.

Согласно тщательно составленной наставницей карте, Сад желаний, где и располагался Колодец желаний, находился прямо в сердце Цветочного сада. Он же, в свою очередь, был обнесен стеной и окружен рвом, и к нему вел небольшой мост.

Найти Цветочный сад оказалось достаточно легко. Карта была весьма точной, и вскоре Эванджелина уже восхищалась видами идеально ухоженного Цветочного сада.

Прошедший вчера дождь окрасил территорию замка в насыщенные и сочные оттенки – краски столь глубокие, что Эванджелине показалось, что если она дотронется до бутонов, то их лепестки испачкают кончики ее перчаток. Все вокруг выглядело так прекрасно, что стало почти невыносимо. Эванджелина не желала очаровываться красотами сада. Чувствовала, как близка была к тому, чтобы вновь попасть под чары Аполлона.

Но как же трудно было не восхищаться видом. Пусть даже отчасти. Серебристый туман окутывал сады, словно волшебной завесой, рассыпая таинственные искорки по всем деревьям и кустарникам. Туман был настолько чудесен, что Эванджелина даже не замечала, насколько густым он стал, пока не сделала шаг и не осознала, что не видит ничего, кроме каменной дорожки в нескольких футах перед собой. Дымка оказалась плотной настолько, что Эванджелина не смогла разглядеть, где находятся ее стражники. Она чуть было не окликнула их, чтобы узнать, по-прежнему ли они следуют за ней по пятам. Но потом передумала.

Не хотела, чтобы стражники следили за ней, и… внезапно ее осенила безумная идея.

Возможно, наставница как раз и рассчитывала, что Эванджелина избавится от надзора. А может, она хотела просто встретиться и поговорить наедине. Эта женщина слыла экспертом во всем, что касалось Волчьей Усадьбы и королевской семьи, а значит, ожидала, что сад в этот час будет скрыт туманом. Возможно, наставница устроила все специально, чтобы рассказать Эванджелине нечто такое, что не должны услышать другие.

Наверно, ей не стоило надеяться, что полученные сведения помогут ей вернуть воспоминания, и все же Эванджелина невольно ускорила шаг.

– Принцесса, прошу, не торопитесь! – раздался позади голос Гензеля. Или, может быть, Виктора. Оба стражника продолжали взывать к ней, но Эванджелина ни разу не откликнулась.

– Мы потеряли вас из виду! – крикнул кто-то из них.

Но Эванджелина только припустила вперед, сойдя с мощеной тропинки, чтобы каблуки ее сапог не стучали и стражники не смогли легко за ней проследить. Земля под ее ногами была влажной и мягкой. Опавшие лепестки цеплялись за подол ее накидки и налипали на мыски.

Динь-дон!

Башенные часы вдали пробили половину двенадцатого.

Эванджелина боялась опоздать, но тут наконец увидела мост, ведущий к обнесенному стеной Саду желаний. Она быстро пересекла его, оставляя за собой дорожку из грязи и цветов, по которой стражники наверняка найдут ее, если подойдут достаточно близко. Но Эванджелина надеялась, что у нее будет хотя бы несколько минут наедине с мадам Восс.

На другой стороне моста туман немного рассеялся, открыв взору округлую дверь, испещренную следами старости. Эванджелина подумала, что когда-то это была блестящая бронза, но со временем она поблекла – словно воспоминание, которое однажды исчезнет совсем.

Дверная ручка была покрыта зеленой патиной, что напомнило ей об одной давно прочитанной сказке. Речь там шла о дверной ручке, которая чувствовала руки каждого, кто к ней прикасался, и определяла, какое у человека сердце. Именно так она и узнавала, кого впускать внутрь, а кого – нет.

Эванджелина не помнила, кого та защищала, но точно знала, что некто со злым сердцем обманул дверную ручку, вырезав свое собственное сердце. Эванджелина забыла, что случилось потом, но не хотела тратить время на воспоминания. Ей нужно было попасть в сад до того, как стражники ее догонят.

Она прошла вперед, и вокруг ее сапог тут же заклубился туман. В отличие от остальной территории королевских садов, этот небольшой квадратный участок зарос буйными цветами и непокорными виноградными лозами, которые обвивались вокруг деревьев и свисали с ветвей, как ленты на торжестве. Тропинку укрывал голубовато-зеленый мох, расстилаясь перед Эванджелиной, словно ковер. В самом ее конце находился маленький колодец, каким-то чудом не тронутый буйной растительностью.

Колодец был выложен из белого камня, с аркой, на которой висела веревка и золотое ведерко. Когда Эванджелина направилась к нему, на землю пролились первые капли.

Эванджелина огляделась в поисках своей наставницы. Она обвела взглядом деревья и вернулась к странной двери, так никого и не увидев и не услышав ни единого звука. В саду стояла тишина, и только усилившийся дождь все громче барабанил по листьям. Робкие капли быстро переросли в настоящий шторм.

Эванджелина накинула на голову капюшон и мысленно попросила, чтобы наставница появилась как можно скорее. А затем она вспомнила последние строки письма: «Постараюсь прийти вовремя, но если все же задержусь, воспользуйтесь случаем загадать желание».

Сперва Эванджелина подумывала пожелать, чтобы наставница наконец-то пришла на встречу. Но это было так глупо – тратить желание на такой пустяк. Потом ее посетила мысль, что, вероятно, не стоило воспринимать слова наставницы буквально.