Наша благодарность не имеет границ
Дисплей на стальной переборке грузового ангара замерцал сперва красным, затем жёлтым цветом, и наконец светится зелёным в тот момент, когда выгрузка линейного челнока подошла к завершению. Александр подходит к экрану и набирает комбинацию клавиш, которая приказывает автоматическим системам отстыковать грузовые магистрали от корабля. Компьютер подтверждает приказ и извещает капитана о том, что операция пройдёт в режиме автопилота.
Мужчина складывает руки на груди и поворачивается к кораблю. Больше ему здесь было нечего делать.
Раньше, ещё в прошлом году, в грузовом ангаре ещё появлялись люди. Техники, инженеры, логисты путей сообщения и диспетчеры. Теперь, когда распределение уже прошло, человечество разделилось на две части, причём части весьма неравные. Люди, живущие на огромной космической станции, что вот-вот отправится далеко за пределы Солнечной системы, получили шанс на спасение и золотистые браслеты на правую руку. Все остальные – полтора миллиарда, подавляющая часть населения Земли, обречены были остаться на умирающей планете, колыбели человеческой цивилизации.
И те, первые, старались не говорить со вторыми. Кто-то говорит, что их мучает совесть, но в это Александр не верит. Кто-то ведь должен лететь. И кто-то, конечно, должен остаться. Элементарный закон полётов в бескрайнем космосе; если хочешь набирать скорость – нужно выбрасывать что-то в противоположную сторону.
– Вылет разрешён.
Тишину в грузовом ангаре нарушает синтезированный машинный голос, что звучит из динамиков возле экрана управления выгрузкой. Александр молча кивает и идёт к трапу своего челнока.
– Капитан!
Совсем другой голос. Живой. Мужчина оборачивается и видит, что шлюз в помещение диспетчерской, где он не был уже несколько месяцев подряд, открыт. Молодая девушка, лет двадцати пяти, не больше, переступает через низкий комингс и на ходу заглядывает в стандартный грузовой планшет. На ее руке позолоченный браслет.
– По моим данным, это был ваш последний рейс, – произносит она, подкрепляя свои слова виноватой улыбкой, – Трюм Ковчега заполнен. Больше вы ничем не можете нам помочь.
– Вот как.
– Наша благодарность не имеет границ.
Александр усмехается. Эта фраза уже стала больше походить на шутку. Особенно с того момента, когда её начали вставлять во все передачи и печатать на упаковках с гуманитарной помощью.
– Что мне делать с кораблём? – спрашивает мужчина, кивком головы указав на свой челнок, – Оставить его на космодроме, или…
– Вы можете приземлиться на ближайшем к вам космодроме. Затем вам следует самостоятельно отключить все системы корабля и оставить его там. Правительство прекращает финансирование полётов.
– То есть, я должен бросить его там?
– Напоминаю, что корабль принадлежит агентству и вы не можете использовать его в личных целях. Вам надлежит доставить его на космодром и отключить все системы.
Капитан поджимает губы и переводит взгляд на браслет девушки, чтобы вскоре вернуться к её глазам.
– Вы логист? Диспетчер?
– Нет, капитан, я психолог. Прощайте. Наша благодарность не имеет границ.
Она улыбается, делает несколько шагов назад и нажимает кнопку на панели управления гермозатвором – дверь задраивается без шума и очень быстро. Изнутри грузового ангара никакой панели управления шлюзом нет.
В стратосферу челнок входит под острым углом, почти параллельно орбитальной траектории. Тормозить без грузовых контейнеров сложнее, но ничего невозможного в этом нет. Капитан из чистой формальности вызывает центр управления полётами и запрашивает разрешение на посадку.
Никто не отвечает.
Тогда Александр, наплевав на инструкцию девушки с золочёным браслетом, ведёт челнок прямо к своему дому. Да, это против правил, но уже завтра или послезавтра, а может быть прямо сегодня все, кто эти правила составлял, покинут сферу тяготения Земли.
Корабль садится на бесплодное поле, выжигая остатки сухой травы под посадочными опорами. Вымерший, обратившийся в сухое нагромождение ветвей, вереск трещит и ломается от воздушных потоков.
– Сломался? – спрашивает хромоногий старик, вышедший из дома на шум двигателей, – Здесь мы его не починим.
– Нет, – Александр качает головой, спускаясь по сходне, – Он никому больше не нужен. Послужит нам какое-то время. Топливо ещё осталось…
– Ясно.
Некоторое время они молчат. На западе собирается смог. Грязно-серая туча ядовитого газа, которая медленно набирается сил чтобы позже сдвинуться с места и отправиться в странствие по окрестным землям. Опять придётся закупоривать все окна и тратить энергию на контроль атмосферы.
– По радио сказали, что Ковчег отправится завтра.
– Да, я был там сегодня. Они готовы.
Между ними вновь повисает тишина. Мужчина поднимает голову к небу и в косых лучах закатного солнца видит тень исполинского корабля, что висит на орбите и завершает последние приготовления перед стартом. Корабль настолько большой, что его очертания можно различить невооружённым глазом.
Настоящий Ковчег.
– Они сказали, что возьмут ещё людей. Сегодня ночью.
– Кого?
– Не знаю.
Александр смеётся и хлопает старика по плечу.
– Наша благодарность не имеет границ.
– Этого не может быть. – Анна не отрывает взгляда от планшета в её руках. На экране ярлыки дел необходимых для старта постепенно меняют цвет с серого на зелёный, что является отметкой о выполнении, которую ИИ корабля проставляет незамедлительно. Однако не все из них сменили окраску и это заставляет Анну хмуриться. До запланированного старта осталось тридцать четыре часа, слишком мало времени сталкиваться с серьёзными трудностями, все проблемы должны были быть решены к этому моменту.
– Уже около часа об этом говорят по внутреннему каналу. – Регина, корабельный психолог, на своём экране выбирает необходимый файл и жестом ладони смахивает его на планшет Анны, где файл раскрывается в квадрат с воспроизводимым видеороликом. На нём капитан корабля и одновременно назначенный лидер всего движения Исхода, сидя за столом, на фоне которого лишь серая стена, за неимением флага или иного опознавательного знака ковчега, сообщает всем жителям космической станции о намерении поднять на борт ещё тридцать человек с земли.
– На планете это видели?
Регина кивает.
– Этого не может быть, – повторяет Анна. – Ковчег рассчитан ровно на две тысячи человек, даже один лишний потребует перераспределения ресурсов, а он хочет добавить тридцать.
– Тебе как будто не нравится идея спасения жизней этих несчастных.
– Конечно. Я предпочту, чтобы выжили те, кто уже на корабле, тщательно и честно отобранные в конкурсе, и мне не нравится идея рисковать всеми ради прихоти капитана делать благородные жесты.
Она недовольно качает головой и разворачивается на сто восемьдесят, чтобы пойти в обратную сторону, к мостику, где рассчитывает отыскать капитана. Или хотя бы старшего из архитекторов.
Архитекторами Анну и восемь её коллег, включая старшего – Максима, называют иносказательно. На космической станции, названной за недостатком воображения на библейский манер ковчегом, проектировать здания или города нет возможности и необходимости, это своего рода спасательная капсула для человечества и излишки здесь недоступны. Архитекторами называют тех, кто стоит у истоков Исхода, кто всё спроектировал и воплотил в жизнь, организаторы из различных областей, строго следящие, чтобы запущенный ими механизм работал как часы.
Когда стало известно, что атмосфера земли настолько загажена деятельностью человека, что всё живое на планете погибнет в течении следующих пяти-десяти лет, именно архитекторы запустили свой проект. Одновременно с космической станцией параллельно запустили план подземных и подводных убежищ, но перспективными они не выглядели. Это архитекторы собрали команду учёных, инженеров, строителей, которые смогли воплотить мечту о космической станции, которая в своё время станет кораблём и семенем, что человечество надеется посадить в другом мире. Это они наладили поставки материалов, механизмов, рабочих рук. Это они определили специалисты из каких отраслей понадобятся для беспрецедентного путешествия и разработали план конкурсного отбора на каждое из двух тысяч мест на Ковчеге. Они исключили возможность для богатейших жителей планеты купить себе место, исключили гуманистические позывы общества спасать женщин и детей, самые великие умы планеты и власть имущие остались за бортом, если они ничего полезного не могли сделать для путешествия и колонии, которую человечество надеется основать в конце пути. Частично несправедливость распределения шансов на спасения они решили, но не полностью, выбирая какого-то специалиста они предлагали место на Ковчеге ему одному, тем самым разрушая семьи, вынуждая их оставлять всех своих близких на верную гибель. Очень жаль, конечно, но в деле спасения расы сантиментам не место. Это Архитекторы утвердили личность каждого из присутствующих на Ковчеге, а теперь капитан, которого они же назначили на это место принимает такие значимые решения без согласования и даже без их ведома.
Уровень доступа, закодированный в золочёном браслете Анны позволяет ей пройти на мостик, где она обнаруживает пятёрку членов экипажа, капитана Виктора, старшего из архитекторов – Максима и двух её коллег. Между ними пылает спор, а значит новость о дополнительных пассажирах для них всех неожиданность.
Максим как раз возмущённо говорит капитану о запасах продовольствия, медикаментов, кислорода, рассчитанный на обитателей станции с учётом их физических и биохимических параметров, о степени износа механизмов, инструментов и запасных для них деталях, о максимальной массе, о запасах топлива. Но Виктор не похоже, чтобы прислушивается, он только дожидается паузы в монологе старшего архитектора, чтобы привести собственные доводы.
– Я вовсе не намерен изменять численность населения Ковчега, вы всё неправильно поняли. – Невозмутимо отзывается капитан, медленно поднимаясь из капитанского кресла.
– Тогда зачем вся эта демонстрация? Зачем обещать людям на земле то, что мы не можем сделать? Они и без того достаточно напуганы и разозлены предстоящими событиями.
– Дело в том, что я намерен поднять тридцать человек с земли и при этом сохранить столь оберегаемое вами равновесие.
– Как? – Спрашивает Елена, ещё одна из архитекторов.
Анна фыркает и отвечает раньше капитана.
– Он намерен кого-то спустить вниз.
Все, в том числе Виктор, переводят взгляд на неё.
– И кого же ты собрался убрать с корабля? – Она в упор глядит на зачинщика смуты. Они ещё даже не стартовали, а проблемы уже начались. – Инженеров? Работников заводов? Врачей или фермеров?
– Я просмотрел все списки внимательно много раз и нашёл несколько должностных позиций без которых мы, в целом, сможем обойтись.
– Без кого? – настаивает Анна.
– Без нас, – вместо капитана отвечает Максим.
Действующих метеорологических станций осталось совсем мало, а те, что до сих пор ещё посылали шифрованные передачи в центры погоды, уже некому было переводить с машинного языка на человеческий и составлять карты изменений климата. Без того было очевидно, что с каждым днём становится только хуже. Истончившаяся атмосфера пропускала все больше солнечной радиации, медленно, но верно убивая органический слой планеты. Трещины и континентальные разломы, образовавшиеся после излишне жадной добычи ископаемых и газа из недр Земли, выбрасывали на поверхность смрад и вредные, убивающие все живое испарения, которые периодически скапливались в смертоносные облака и передвигались благодаря переменчивым ветрам. Сегодня Александру и всей округе – их было немного, всего шесть человек на расстоянии десяти минут перелёта челнока друг от друга – повезло и ветер сменился, утащив тучу в другую сторону.
Раньше люди старались переселяться, убегая от разломов и пытаясь защитить себя от ядовитого смога, но в последний год это занятие представлялось бессмысленным. Слишком уж много таких трещин образовалось на поверхности планеты.
Земля билась в агонии, стараясь сбросить с себя полтора миллиарда надоедливых паразитов.
– …убедительно просит вас не пытаться преследовать Ковчег на личных кораблях и не пересекать траекторию движения, о которой будет объявлено заранее, – негромко говорит радио в пустой гостиной, звук доносится до слушателей через открытое настежь окно, – В целях безопасности мы просим вас воздержаться от полётов вблизи Ковчега и ни в коем случае не приближаться к грузовым и пассажирским гаваням. Нарушители безопасной дистанции могут быть поражены бортовой охранной системой. Наша благодарность не имеет границ.
Александр качает головой и делает несколько глотков крепкого, терпкого чая. Конечно, настоящим чаем это назвать сложно, но лучшего нет, приходится обходиться тем, что есть. Рано или поздно привыкаешь ко всему, даже к странным белковым заменителям и странным высушенным листьям, которые дают куда больше цвета, чем вкуса. Необходимость достать хорошее, пригодное для генераторов топливо, встаёт на первое место и замещает собой потребность во вкусной еде и привычных напитках.
Впрочем, тем, кто помоложе, приходится легче. Александру сорок, и он ещё застал настоящие продукты, но это было так давно, что кажется несбыточным сном. Он был ребёнком и не вспоминает прошлое с теплотой. Лиз, которой недавно исполнилось тридцать, жила с мужем к югу отсюда и вовсе не помнит ни красного животного мяса, ни заправочных станций с почти бесплатным топливом. Тео, старик семидесяти двух лет, каким-то чудом продержавшийся так много при средней продолжительности жизни в пятьдесят семь лет для мужчин, не может выпить чашку эрзац-чая и не припомнить о том, каким вкусным был настоящий листовой напиток.
– Неужели кто-то будет тратить топливо на такую бесполезную затею? – удивляется Артур, бывший диспетчер пассажирского причала ближайшего космопорта, а ныне фермер-любитель с вымирающими полями, – И много вообще осталось кораблей, которые ещёспособны выйти на орбиту? Бред какой-то.
– Может быть, это предупреждение больше для лунатиков? – предполагает Лиз, имея в виду жителей Луны, – Если, где и работают ещё фабрики по переработке ископаемых, то только там.
Александр откидывается на спинку шаткого кресла и закладывает руки за голову.
– Доперерабатывались уже… ничего там нет, и людей – тоже. Шестой флот снял оттуда последних инженеров ещё в прошлом месяце. Без поддержки с Земли работать там невозможно, а Земля…
– Ее благодарность не имеет границ, – шутит старик и за столом под тусклой лампой накаливания раздаётся тихий смех, – Посмотрите, с гор опять тянет этой пакостью. Пора бы нам расходиться по домам.
На старой веранде под дощатой крышей кружки стучат об обшарпанную деревянную столешницу. Александр не двигается с места и молча поглядывает за тем, как собираются остальные. Ветра нынче предсказать практически невозможно, и никто не может сказать наверняка, пойдёт ядовитое облако к ним или уйдёт в другую сторону, отравлять жизнь соседней общине, которая едва ли больше размером и тоже медленно умирает. Дети не рождаются, пшеница тоже. Умирает картофель и давно уже сгнили в земле кости последних животных. На планете остались только самые живучие её создания – люди – но и тех с каждым днём все меньше. Не научившись морали и бережному отношению к своему дому, человечество встало на ноги и начало размахивать руками, стараясь достать до невиданных высот и разрушая при этом пространство вокруг себя. Как ребёнок, оставшийся без мудрых родителей.
Лиз уходит последней. Прочие уже уехали и пылят по наезженным тропам среди вымерших полей, но ей нужно совсем в другую сторону. К опустевшему домику на берегу высохшей реки, где похоронен её муж, который умер несколько недель назад.
К смертям они уже привыкли, и кто-то даже зовёт это избавлением. Оставшиеся в живых стараются держаться вместе, потому что отсрочить конец можно только так. Они учатся ценить друг друга, учатся помогать друг другу и жить сообща, существовать в гармонии с окружающим пространством и ценить то, что имеют, а не мечтать о несбыточном. Жаль, что подобного рода мудрость пришла слишком поздно. Впрочем, могла ли она прийти раньше.
– Останешься? – спрашивает Александр, поймав женщину за руку, – Смотри, облако уже спустилось с гор. Трудно тебе будет ехать.
Туча с тусклым голубым сиянием действительно подходит все ближе.
– Пожалуй, – кивает Лиз, – Правда, у меня открыто окно. Ладно, не в первый же раз… это что, почта? Она все ещё работает?
Александр поднимается на ноги и прислушивается. Вокруг тишина, но сквозь неё в самом деле пробивается негромкий свист автоматического доставщика. Выйдя из-под навеса, он задирает голову и всматривается в зелёную точку, что медленно приближается к дому по тёмному уже небу.
Через минуту дрон опускается ниже и аккуратно сбрасывает пластиковый ящик прямо возле крыльца. Машину Александр ловит и совершенно варварским методом вонзает отвёртку в панель управления, повреждая связи внутри аппарата. Огни на панели горят красным, значит – он все равно не пролетит и километра, а зарядный хаб на дорожной развязке давно отключён.
– Что там? – спрашивает женщина, взглядом указав на ящик, – Гуманитарная помощь?
Александр пожимает плечами и открывает посылку, приложив указательный палец к специальной панели. Крышка отщёлкивается и разделяется на две половины, а те в свою очередь расходятся в стороны.
Мужчина вынимает запечатанный конверт с официальными визами космического агентства и вскрывает печать. Вынимает лист бумаги и быстро пробегается глазами по строчкам.
– Ты биохимик, да? – вдруг спрашивает он, подняв глаза к Лиз, – Я и не знал.
– Какая уже разница, – смеётся она, – Но… почему ты спрашиваешь? Там что-то про меня?
Александр не отвечает. Вместо этого он сунет руку внутрь пластикового ящика и достаёт какую-то вещь, замотанную в несколько слоёв непрозрачного полиэтилена. Весит она совсем немного.
Разорвав упаковку, он мельком заглядывает внутрь и передаёт посылку женщине.
– Это твоё.
– Что это? – спрашивает она, одновременно разрывая пластик ещё сильнее, – Что…
В её руках оказывается золотистый браслет. За то время, пока она в полной мере осознаёт происходящее и приходит в себя, Александр успевает скрыться в доме и вернуться уже в лётном комбинезоне.
– Почему… почему его отправили тебе?
– Потому что у меня есть корабль и доступ на Ковчег. Формально я все ещё числюсь на флоте. Я должен отвезти тебя наверх и…
Капитан вздыхает, замерев на полуслове.
– …и, очевидно, спустить кого-то вниз. Первая часть мне нравится больше. Пойдём.
3 часа до старта. В продолговатой комнате, куда собрали всех архитекторов, нескольких учёных, учителей, психолога, специалистов по искусственному интеллекту, заводских рабочих, и других менее значимых для миссии людей, висит тишина. Все только переглядываются между собой и невольно накрывают ладонями браслеты на правом запястье, как будто опасаются, что их вот-вот отберут. И не верят, никто из них не верит, что их в самом деле спустят на землю, ведь многие в том числе и Анна уже два года не была на поверхности.
Как только на станции появились помещения пригодные для жизни туда отправили полсотни сотрудников необходимых для строительства, обустройства, настройки и управления. Их были сотни – архитекторов, которые бывали на станции, когда здесь ещё и гравитации не было, каждый следя за подвластными ему делами, выискивая недостатки в конструкции или технике строительства, расположения отсеков, чтобы их можно было исправить ещё на начальном этапе, а не предоставлять улетевшим посреди дороги сталкиваться с дополнительными трудностями, которых можно было избежать.