Сладкий яд затворничества

1. Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу

 Шуршат влекомые сквозняком, терпко пахнущие, полуистлевшие листья. Отполированные столетиями камни пола вытянули из тела остатки тепла по капле. Не открывая глаз, он чувствовал над головой высокие гулкие своды храма. Приоткрыл глаза, а на пороге ее силуэт, белый и призрачный. В струях воздуха развивается юбка, очерчивая стройные ноги, а тень от шляпки полностью закрывает лицо. Но Захар знает, что это она. «Эмма» – шепчет он, и глаза снова закрываются. Что за странный, но очень знакомый запах? Ладан? Или запах лекарств? Все путается в голове. Это сон? Он пытается вспомнить как все начиналось.

– Нам еще пару пива! – Захар махнул рукой, попытался привстать, но его качнуло, и Леша едва успел поддержать его.

– Может уже пора домой? Столько работы навалилось! – рыжий Леха, уже который раз, тревожно посматривал на часы. Народу в пабе заметно поубавилось и стали видны дубовые столы и барная стойка, ранее закрытая от них разношерстной публикой.

– Ну ребят! Так редко видимся… И повод такой! Пришло время подведения итогов: «Земную жизнь пройдя до половины…» – тут разговорившегося Захара прервал круглолицый Сенька.

–  Интересно, когда во времена Данте наступала половина жизни? Небось, лет в двадцать. Жили гораздо меньше, но… поэтичнее что ли? Или осмысленнее, острее? А мы спешим, глядя в телефоны, а внутри пустота и безразличие, – Сенька запустил длинные пальцы в густую, вьющуюся шевелюру, собранную в хвостик. Стало заметно, что и его порядком развезло.

–  Все в этой твоей строчке противоречит нашему сегодняшнему поводу. Мы, наоборот, только выбрались из сумрачного леса, и дела у нас наладились. У Сеньки пошла карьера. Ты получил такой заказ, который тебя всю жизнь кормить будет. А у меня скоро родится двойня! – Леха осекся на полуслове и огляделся по сторонам, как будто выдал государственную тайну. За столом все затихли, а потом Захар и Сенька не сговариваясь захлопали.

–  Двойня!! Все скрывал! Поэтому ты Ксению давно нам не показывал? Ты первый из нас станешь отцом. Это – повод! Сдвинем бокалы! За это грех не выпить! – Захар поднял тяжелую кружку с пивом.

–  За это пить не буду! Нельзя! Сглазить можно! Не проболтайтесь Ксюхе, что знаете, она мне башку свернет! У нее – суеверия, боится сглазить. Я пью за успех Захара!

–  Да ну, брось ты! – Захар пытался скромно улыбнуться, но улыбка получилась какой-то кислой. – А сколько мне пришлось выбегать и скольким противным физиономиям улыбаться, чтобы продвинуть свою идею! А я кабинетный работник! Компьютерный, в смысле… Мне это все – ножом по горлу!

–  Вот развоевался! Как будто нам всем не приходилось в жизни прогибаться! – Сенька криво улыбался, демонстрируя полное безразличие к оплеухам жизни.

–  А я так не могу! Моя бы воля, я бы вообще из дому не выходил, и никого бы не видел! Никогда! – разошелся Захар, убирая с лица русые волосы, остриженные модным каре.

–  А нас? Ты кривишь душой! Затоскуешь!

–  Ну разве что вас… – сделал реверанс из вежливости Захар.

–  Ведь мы как три мушкетера, всегда вместе! С детства, в один вуз вместе пошли! – Леха пытался делать какие-то жесты, по его мнению, напоминающие о дружбе мушкетеров, но его никто не поддержал.

–  А ничего, что мы почти два года не виделись? Ты жениться успел и даже на свадьбу не пригласил!

–  Простите ребята! Замотался. Да я и не праздновал особо…

–  Помните, как хорошо было во время ковида? Никуда нельзя было ходить, работали дома! Тогда у многих и появилась эта великолепная возможность дистанционной жизни, – все гнул свою линию Захар.

–  «Дистанционной жизни»! Ну и названьице придумал! Сразу понятно, что это не жизнь, а ее суррогат! Вспомни, как мы мучились когда нас всех рассадили по домам! Тренажеров накупили, а в скайпе любовались пальмами на балконах друзей, которые тоже сидели дома, но далеко за рубежом. Тогда и народилось это полчище курьеров, заполонивших сейчас наши улицы! Я помню, как после заточения впервые вышел на улицу и почувствовал ветер, треплющий мне волосы. Это тебе не домашний сквозняк, а свободный, уличный ветерок! – разошелся Сенька.

–  Кое у кого культ волос! – усмехнулся Леха и, с явной завистью, пригладил свой уже редеющий у лба рыжий ежик.

–  А я мечтаю вернуться к той жизни!

–  Ну и посиди дома, раз устал. Но долго не просидишь. Недельку- другую, не больше.

–  А спорим, что год, да и даже два года просижу, и ни разу на улицу не выйду? Разбей нас Леша! – Захар протянул руку для пожатия Сене, который ее охотно пожал, но Захар не отпускал ее. – Разбей-разбей!

–  Дураки что ли? Завтра посмеетесь над своим спором!

–  Нет! Я серьезно.

–  А на что спорим-то?

–  Давай на миллион!

–  С ума сошел? Откуда у меня такие деньги? – возмутился Сенька.

–  Ага! Значит не уверен в победе!

–  Почему? Уверен! Да и вообще ты завтра забудешь об этом. Ладно, миллион так миллион! Разбей, Леха! – и Леха ребром ладони закрепил спор, разбив крепкое рукопожатие друзей.

–  Завтра все доделаю, оформлю и лягу на дно! – предвкушая покой и сладостное одиночество, Захар улыбнулся и сладко зевнул.

–  Да мы не оговорили все условия, сроки… – разволновался Семен, как речь зашла о миллионе.

–  Условия простые – с послезавтра я не выйду за пределы своей квартиры ровно два года, – повторил Захар. – Через два года вы увидите перед собой совершенно другого человека, очистившегося от шелухи негатива, скопленного за жизнь в прагматическом обществе, лишенном гуманистических идеалов! Сколько времени у меня высвободиться от пустой беготни по Москве, от лишних встреч и разговоров с неприятными мне людьми, только потому что это «нужно!» «нельзя обидеть!» «не придешь, выпадешь из обоймы» … Это время можно потратить на самосовершенствование и выход на новый уровень в своей профессии! Нам не хватает сил чтобы сосредоточиться, осмыслить свои цели и понять самого себя…

–  Это только так кажется, а сами заваливаемся на диван и зависаем в интернете, рассматривая всякую ерунду. Мы отвыкли думать! – из опыта резюмировал Леха.

–  Эк, загнул! А сколько пафоса в его речи! Прямо манифестация! Главное самому верить в то, что говоришь! – это как-то не по-доброму прозвучало из уст Сени. Или так показалось Захару, объятому демонами и спиртовыми парами.

–  Пора к дому! – наконец поддержал будущего отца семейства Захар и расплатившись, они вышли из паба, но еще долго стояли на углу, никак не находя в себе сил расстаться.

Сильно болела голова. Зачем нужно было вчера так обильно подливать Бехеровку в пиво? Это все Сенька с его четырьмя годами жизни в Чехословакии! Или уже в Чехии? Захар не помнил. Многие моменты вчерашнего дня вспоминались с трудом. Он только отчетливо помнил их с Сенькой спор. И вместо той радости, которую он ощущал вчера от мысли, что можно на два года остаться в обществе самого интересного ему собеседника – самого себя, он ощущал только страх. Примерно такой же липкий страх, который он ощущал всегда, когда ему приходилось выступать с докладом в компании, идти на публичные встречи, представлять свои работы перед большой интерактивной доской с графиками и схемами. Конечно, он знал, что он интроверт. Как говорил его отец – «бирюк». Он надеялся, что это с возрастном пройдет, но – нет, не прошло.

Сегодня ему придется убедить начальника, что для фирмы выгоднее, если он продолжит свою работу дистанционно. Работы много, необходимо создать целый пакет сопряженных программ, механизм действия которых кроме него никто не представлял. Он заранее думал, как отразить возражения начальника и как убедить его в пользе удаленной работы. Заходя в кабинет, он чувствовал, что у него намокли ладони. Вопреки его ожиданиям, начальник бодро выскочил из-за стола к нему навстречу и долго жал ему руку, приветливо улыбаясь. За его спиной, в огромной застекленной стене, гасли ночные огни Москвы и алел поздний зимний восход. «Наверное будет опять морозно» – некстати подумал Захар.

Половину того, что говорил начальник, он не запомнил, или не услышал от волнения. Начальник все время повторял какую-то астрономическую сумму перечисленного ему аванса, похлопывая его по плечу. А Захар не мог оторвать взгляда от его белоснежных зубов на загорелом лице, следил за движением губ и не улавливал смысла сказанного. Но главное он понял – ему позволили самостоятельно решать, как ему удобнее работать: «Дома, так дома». Все придуманные им аргументы не пригодились, даже жаль. Договорились что, если что-то понадобится подписать – пришлют с курьером. А так все – по почте и через интернет. Захару показалось, что начальник с нескрываемым любопытством стал его разглядывать после его настойчивого желания уйти на «удаленку». Раньше особого интереса к нему он не проявлял. Или, может, он почувствовал запах перегара, который, похоже никак не удалось победить, ни традиционным мускатным орехом, ни ароматическими пастилками?

Захар обожал свою квартиру, которую смог приобрести относительно недавно. До этого он жил много лет в старой двушке, оставленной мамой, в Кузьминках. Он очень любил район, в котором вырос, но всегда мечтал жить ближе к центру. Понты? Нет, конечно, нет, он был начисто лишен снобизма. Но этот район вызывал у него какие-то необъяснимые сильные чувства.

Во-первых, центр города с трехэтажными домами и церквушками на каждом шагу ассоциировался со свободой и независимостью, ведь именно здесь он снял свою первую квартиру. Ему казалось, что здесь и народу меньше и дышится иначе.

А во-вторых, он искренне верил, что в одной из прошлых своих жизней он жил где-то здесь, неподалеку.

Все в его душе переворачивалось, когда он заходил в одну из многочисленных церквей неподалеку. Он всегда считал, что не верит в бога, но его всегда тянуло зайти в церковь. Прошло немало времени, прежде чем он решился.

Первое посещение церкви он помнит до сих пор. Преодолев свой страх, потоптавшись на входе, он робко зашел внутрь. Кроме него в церкви была еще женщина в черном, которая в полутемной лавочке раскладывала свечи и открытки. Тогда смутило, что Иисус смотрит на него грозно и неодобрительно, он чувствовал себя крайне неловко и все время ждал, что монашка грубо сделает ему замечание, а то и вовсе выгонит из церкви. Но этого не произошло, и позже он снова решился зайти. Постепенно он научился ставить свечки и креститься. Молится он не умел, не знал слов и пока к этому не был готов. Не то, чтобы он считал себя атеистом, а сейчас ощущал себя на перепутье.

Однажды, зайдя в белокаменную церковь XVII и, потянув на себя тяжелую дверь за кольцо, он отчетливо представил, какой пол будет дальше, перед второй, совсем низкой дубовой дверью. Между двумя серыми камнями был один побольше, розоватый, вытертый до ямки ногами прихожан, а справа в нем шла глубокая трещина, отделяя от него большой треугольник. Когда он преодолел первую, тяжелую дверь и бросил взгляд под ноги он обомлел – все именно так! И трещина на месте! Он точно был здесь! Когда-то очень давно. Захар был в полном замешательстве. Ему не хватало воздуха, волнение его душило. Казалось, что он сейчас вспомнит, когда и с кем бывал здесь в прошлой жизни. Но вместо этого воображение упорно продолжало работать и рисовало ему двор в брусчатке, окруженный сиренью и белокаменное одноэтажное здание. Трапезная?

Захар скорее выбежал из церкви во двор, обогнул ее вокруг, но не нашел ни трапезной, ни кустов сирени! Все ушло… жгучее ощущение дежавю пропало. Но сохранилось твердое убеждение, что он тут раньше был. О своих переживаниях он никому не говорил.

И теперь, возвращаясь к себе домой, он радовался, что живет в этом районе, с которым он связан иррациональными воспоминаниями и необъяснимыми чувствами, что видит из окна самый диковинный дом в Москве с непропорционально высокими колоннами, спящими львами и драконами. Эклектика этого дома как нельзя лучше отражала его мироощущения, мятущегося и противоречивого, то неуверенного в себе, то способного на самые отчаянные поступки.

Он не переставал надеяться, что однажды он все вспомнит, поймет и разгадает все загадки, которые ему подбрасывает подсознание.

Бросив ключи на тумбу в прихожей, он устало развалился на диване, даже не снимая кроссовок. И тут его осенило, что «послезавтра» наступает уже завтра. Этот день, когда ему уже не выйти на улицу и так два года! Может надо пока куда-то сбегать? Запастись чем-то? Его охватила паника, вскочив с дивана он сделал несколько кругов по комнате. Потом вышел на улицу и купил пару бутылок коньяка и текилы. «На два года, конечно, не хватит. Ну ничего, буду жить здоровой жизнью!» – подумал он. Или произнес вслух?

2. Тяготы начала пути

Вода из крана, стекавшая в ладони, никак не хотела согреваться. Захар не стал ждать и бросил в лицо целую пригоршню ледяных капель. Лицо слегка покраснело, а некоторые капли застряли в щетине как утренняя роса на лугу. Уже на второй день одиночества он решил не бриться и, с удивлением, заметил первые седые волоски в отросшей бороде.

–  А ведь мне только тридцать шесть лет! Седина… – сказал он в слух.

Разговаривать с самим собой довольно давно вошло у него в привычку, но раньше он часто себя одергивал и боролся с этим, а теперь, в добровольном заключении, он счел это не только приятным, но и полезным. Иногда создавалось интересное ощущение, как при игре в шахматы с самим собой – второе «я» начинает тебе в чем-то возражать и пытаться учить тебя. Все это нимало забавляло его, казалось, что он не один, а их уже двое.

Вот уже больше недели он наслаждался одиночеством. Действительно, наслаждался. Ему даже удалось оптимизировать свой быт, избавившись от лишних теперь дел. Он ходил в трикотажной футболке и шортах и в этом же спал, даже пару дней не чистил зубы, но потом одумался, неприятно. Конечно, он ничего не гладил и не убирался. Спартанская обстановка позволяла и так сохранять относительный порядок.

Первое, что он сделал на пороге новой жизни – позвонил Семену.

–  Сенька, ты помнишь о нашем споре? Время пошло. Я уже сутки не выхожу из дома!

–  И че?

–  Ты забыл??

–  Нет, не забыл, но одно дело – сутки, а совершенно другое – два года. Ты не выдержишь!

–  Выдержу! Я наслаждаюсь!

–  Ну-ну… Потом поболтаем, я на работе, занят.

На начальном этапе нужно было продумать все нюансы организации быта. Это было несложно. Большую часть продуктов уже давно заказывал с доставкой. А если и заходил в магазины, по дороге с работы, так чтобы посмотреть, не захочется ли чего-то эдакого…

Но на самом деле он был равнодушен к пищевым изыскам и часто даже не замечал, что ест, погруженный в свои мысли. Единственная проблема, с которой он столкнулся – это мусор. Он его сортировал в три пакета, придерживаясь экологической концепции потребления. Пакеты вскоре наполнились. Что делать? Спасительная мысль пришла довольно быстро. Захар открыл дверь на лестницу, сел в свою оранжевую грушу – любимое бесформенное кресло, и углубился в работу. Время летело быстро, и он чуть не пропустил внука престарелой общительной соседки

–  Привет! – парень удивленно посмотрел на соседа. До этого они не здоровались.

–  Привееет!

–  Выручай, брателло! Можешь мне помочь выбрасывать мусор в контейнер во дворе?

–  Чего это? Я тимуровец что ли? Да и ты не беспомощная бабушка, – ухмылялся великовозрастный подросток в красной бейсболке, надетой козырьком назад, и непомерно широких штанах.

–  Я тебе буду платить каждый месяц. На карту переводить. Три тысячи. Договорились?

–  Пять! – сосед впился глазами в Захара, и тот опустил взгляд.

–  Ладно…

–  Может лучше наличкой?

–  Нет! – на этот раз твердо сказал Захар и сдвинул брови. – Диктуй номер, переведу аванс за месяц.

–  Ух ты, уже! Класс!

Захар встал и вынес три мешка в прихожую.

–  Неет, сортировать я не буду. Все – в один мешок! – упрямился прыщавый.

–  А как же экология? Тебя, человека будущего, это не волнует?

–  Неа…

–  Ладно. Но мешок буду выставлять за дверь. Если увижу, что не вынесен – оплату приостановлю.

–  Океюшки, – и парень сгреб мешки и, нелепо приволакивая ноги, двинулся вниз.

Так был улажен этот сложный вопрос.

Работа шла очень быстро. Ничто не отвлекало от нее: не нужно было тратить время на дорогу и пустую болтовню с коллегами, которой очень тяготился. Погода стояла морозная, а дома было тепло и уютно. Сидя дома, Захар любил вспоминать, как он утром с трудом вбивался в густую топу вагона метро и, избегая взглядов плотно прижавшихся к нему людей, думал: «Когда же это закончится?». И вот – закончилось.

Каждый день доставлял радость, обрастал ритуалами и оттого становился еще прекрасней. Захар не садился к компьютеру пока не сварит себе крепкого кофе. Работать и прихлебывать маленькими глотками кофе из тяжелой керамической чашки, стоящий справа от клавиатуры, было очень приятно. Правда, иногда, уйдя в работу с головой, он вспоминал про него спустя часа два, когда кофе становился совсем холодным. Но Захар не был гурманом и допивал холодный с неменьшим удовольствием.

Начальник оставался доволен его результатами – он никак не ожидал такой продуктивности от расхлябанного на вид Захара. Уже дважды за это время ему присылали курьера за дисками с рабочими материалами, так как иные способы пересылки Захар считал сомнительными. Первый раз приходил молодой стажер из их отдела, полный, вертлявый парень, назойливо внедрившийся в святая святых квартиры – к компьютеру и, жадно оглядываясь по сторонам.

Захар не понимал, что в квартире могло вызвать такой интерес парня. Конечно, квартиру он любил и, приобретя ее, возомнил себя дизайнером, всю энергию направив в организацию ремонта и оформления квартиры. Дизайнера, конечно, пришлось нанять для профессионального подхода к ремонту и материалам, но он работал под строгим контролем Захара. Поэтому квартира, полная противоречий и эклектики, явилась отражением этой схватки гламурного дизайнера и аскета -хозяина. Захару удалось отстоять его любимый угол – три стола, объединенные в каре, с тремя компьютерами на них. Два их них он заказал у мастера по мебели, потратив кучу денег, а третий позже купил в ИКЕЕ. Для потолка в этой комнате Захар выбрал глубокий серо-оливковый цвет, настояв на этом цвете, пришлось пойти на уступки и согласиться на огромный серый длинношерстный ковер, навязанный дизайнером. Но против кафельной плитки он уже стоял насмерть, и в комнате постелили теплый серый паркет. Это была его пещера, в которой всегда был полумрак, только тут хорошо работалось и думалось. Здесь же стоял постоянно разложенный диван, на котором он спал. А сейчас он иногда стал спать и на диване в гостиной, если там его охватывал сон, чего никогда раньше не делал.

Гостиная явилась отражением полной победы дизайнера – пол в белой плитке с черными узорами, от которой иногда рябило в глазах, одна стена с черными обоями с тиснением, вторая с белыми. Острый угол комнаты завершался эркером, наполняющим квартиру воздухом и радостью. Захар был против декорирования эркера и использования портьер. Портьер не было нигде! Свет и темнота свободно проникали в квартиру, делая ее частью московской жизни с ее отблеском витрин и всполохами фар, проезжающих машин.

Захар даже не заметил, как стремительно курьер в костюме, который ему был явно мал, повесил куртку в прихожей и, пройдя по квартире, расположился на диване. Почему-то он напомнил ему жука из мультфильма про Дюймовочку, шлицы пиджака расходились сзади и напоминали надкрылья жука.

Оставалась надежда, что, получив пакет с дисками, он сразу встанет и уйдет, но не тут -то было. Наверное, именно так пару веков назад у московского купечества, проживающего неподалеку, на Большой Ордынке, и было принято наносить визиты, степенно, не торопясь. Тогда, судя по фильмам, подолгу пили чай и вели неспешные разговоры о погоде. Но не сейчас! «Не надейся, кофе я тебе не предложу! Уходи!» – думал Захар, хмуро глядя на улыбающуюся розовощекую физиономию юнца.

–  Так вот где рождаются гениальные идеи нашего подразделения! И квартира необычная! А я с мамой живу, – сделал широкий круглый жест курьер и зачем-то добавил про маму.

«Мне это не интересно! Когда же ты, наконец, уйдешь?!» – злился Захар. Хотя после такого грубого комплимента, парень уже перестал казаться столь неприятным.

–  Ой, я забыл! Мне нужно срочно позвонить! – Захар решил применить такой безобидный намек, чтобы выгнать курьера.

–  Да-да, звоните, я подожду! – еще шире улыбаясь, ответил краснощекий.

Тогда Захар встал перед ним, надеясь, что такой сигнал он воспримет скорее. Но, увы… парень даже не пошевелился, не испытывая дискомфорта от того, что он с задранным подбородком вынужден смотреть снизу вверх на хозяина квартиры.

Пришлось выйти в другую комнату и изображать разговор по телефону. При этом Захар проклинал себя за мягкотелость и принял твердое решение сейчас же выгнать нахала, крадущего его время. Сжав кулаки, он стремительно вышел из спальни, но увидел, что парень уже одетый стоит в прихожей:

–  Простите, мне пора! Засиделся я тут с вами, – и, подхватив свой рюкзачок, он вышел на лестницу.

–  Пока, – растерянно сказал он, уже закрытой за курьером двери, и чувство радости горячей волной охватило его. – Можно и выпить глоток!

Захар пил не часто, но собственное вознаграждение было одним из его ритуалов. Награды были не столь уж разнообразными – чашечка кофе с утра, необыкновенный завтрак, неспешное рассматривание альбома по искусству и глоточек спиртного, выбранного по настроению. Сегодня он в стакан с толстым дном налил немного виски, сделал глоток, сморщился, поставил стакан на журнальный столик и удобно развалился на диване.

Наверное, самым любимым его занятием было воспоминать, закрывать глаза и видеть картинки своего детства.

Вот они втроем зимой идут из школы. Вместо того чтобы сразу идти домой, они сворачивают в парк, кататься с горки. Впереди идет Лешка, он на голову меньше их, многие принимают его за их младшего брата, его физиономия покрыта веснушками, а из-под вязаной синей шапки торчат рыжие вихры. А за ним идут Семен и он, Захар. Семен пухлый, похож на девочку, с двумя ямочками на щеках и черными кудрями, которых он почему-то очень стеснялся. У него, единственного из троих, родители обрели благополучие именно сейчас, в перестройку, ничем особенно не выделяясь ранее. Как говорила мама Захара «успешно ловили рыбку в мутной воде». Отец стал важным начальником, за которым по утрам приезжает машина с водителем, а мама бросила работу, занимаясь исключительно собой. Все это и давало надежду Сеньке на лидерство в их группе, он задирал нос и важничал. Но слабый характер и отсутствие куража постоянно низвергали его с возведенного им трона. Это сохраняло в их тройке остроту постоянной борьбы за верховенство. Себя Захар тоже хорошо представлял со стороны – худой и несуразный, в пальто с короткими рукавами, он очень быстро вырос, а у мамы не было возможности купить новое, да и зима подходила к концу. На руках и запястьях не проходили цыпки от мороза. Длинный нос его постоянно краснел от мороза, а шапочка нестерпимо колола лоб, отчего он все время чесался.

Почему-то всегда вспоминался именно тот день. Была середина марта, солнце слепило, отражаясь от снега. Брызги снега вылетали из-под фанерки, на которой катался с горы Захар. Перед им мелькала на буграх красная куртка Лехи. Скорость была огромная. Снег попадал в глаза и все вокруг – яркие пятнышки людей на снегу, замерзшая широкая гладь озера расплывалось в глазах и стекало слезами по щекам крупными слезами. Все трое раскраснелись и смеялись от счастья.

И вдруг, синее пятно Лехи пропало. Захар описал дугу, в основании горы, и резко затормозил, поднимая целый веер снежных брызг. И тут он услышал крик Леши. Бросился к озеру и увидел глубокую колею до самой полыньи, а в полынье – синюю шапочку. Лица на таком расстоянии не было видно, но Захару показалось, что он видит широко разверстый в крике рот. Он понял, что бежит к полынье только тогда, когда под ним угрожающе затрещал лед. Сообразив, что он тяжелее Леши, лег на живот и пополз. А Леха все кричал, но уже тише – хрипло, и барахтался из последних сил, обламывая лед по краям полыньи в безуспешных попытках выбраться…

Еще немного! Уже близко! Но тут огромная трещина под ним расколола лед до самой полыньи. Захар замер. Синие губы Лехи уже совсем близко что-то шептали. Но было не слышно что. Еще сантиметр – и треск усилился. «Сейчас мы будем вдвоем в полынье!» – отчетливо понял Захар…

Потом, когда он вспоминал события этого дня, он думал о том, где же был Сенька? Ведь прохожие, вытащившие их и вызвавшие скорую, заметили их сами, без Сеньки. Несмотря на то, что он потом хвалился, что выручил их. Мужчины сразу бросились их спасать, вроде они были совсем рядом, гуляли. Иначе, неизвестно что бы было. Хорошо, что под горой, в кустах, нашлась эта фанера, или даже доска, на которую один из них лег и вытащил сначала Алешу, а потом и его. Там много было подручных материалов, на которых ребята гоняли с горы.

Леху отвезли на скорой а, потом, из больницы его забрала мама. Леха быстро выздоровел, а Захар болел долго, и только к лету у него прошло воспаление легких. Хотя он просто лежал на льду, не двигаясь и напитываясь выступающей из трещины водой, как губка. Сенька позже уверял, что бегал по дороге и звал на помощь. Но в озеро он не бросился! Он всегда был таким. Безграничная любовь к себе всегда брала верх!

Внезапно тишину разорвал резкий телефонный звонок. Сенька, легок на помине!

–  Привет! Ты как?

–  Нормально.

–  Уже два месяца прошло.

–  Я в курсе, слежу.

–  Небось, ты там выходишь, пока никто не видит? – непонятно было, шутит ли Сеня.

–  Нет, я слово держу!

–  Знаешь, брат, вопрос-то серьезный. Лимон, как никак! Как ты будешь доказывать, что не выходил из дому?

–  Я как-то не думал об этом… Просто я не вру.

–  Не обидишься, если я повешу напротив твоей квартиры камеру? Это ведь в твоих интересах тоже… – мямлил Семен. – Конечно за мой счет. Завтра установят.

«Значит ты, парень, давно думал об этом. Небось и камеру уже купил» – подумал Захар, но вслух сказал:

– Прекрасная идея, брателло! Давай. Как дела-то твои? Заскакивай в гости, если хочешь… Я всегда дома, – хмыкнул Захар.

–  С удовольствием. Но позже, замотался. Знаешь – моя новая должность не сахар. Никакого творчества, одна рутина. Управляем-с. У меня в подчинении двести тридцать человек.

–  Понимаю и сочувствую. Карьера это… – Захар поперхнулся бранным словом, застрявшим в горле.

И, правда, буквально через день, он скорее почувствовал, чем услышал, что кто-то шевелится за дверью. Потом раздался страшный грохот. Открыв дверь, он увидел мужика в спецовке с огромной металлической лестницей в руках. Похоже, именно ее он и уронил, произведя столько шума. На спине куртки красовался логотип фирмы, в которой работал Сеня.

–  Что здесь происходит? – Захар прекрасно знал, но хотел услышать официальную версию.

–  Велено установить видеокамеру. Может, у вас тут хулиганят? – высказал догадку рябой мужик с коротким носом. Из чего Захар понял, что Семен не поделился правдой со своим работником. Может и правильно? «Поспорили» – это как-то не комильфо…

–  Бывает и хулиганят, – встряла в разговор полная соседка с руками, испачканными мукой, за ней выглянула физиономия, которую сразу трудно было узнать без красной бейсболки, ее внук. – Спасибо вам, позаботились!

–  Что-нибудь подписать? – спросил Захар.

–  Неа… – бросил через плечо мужик, стоя на стремянке.

Захар захлопнул дверь. Почему-то это событие повергло его в растерянность. Нет, конечно, за ним никто не следит, ведь он находится за дверью… Но какое-то неприятное чувство у него появилось. «Ничего, привыкну! А каков дружок! Небось, за счет компании установил, сэкономил!» – громко хмыкнул Захар. Вроде, Сенька и не был жмотом, но уж точно был экономным.

Момент установки камеры можно было считать моментом признания Семеном серьезности спора. Захар не сомневался, что ему ничто не помешает соблюсти условия договора. Некоторые его знакомые тоже работали дистанционно и, руководство тоже со временем находило в такой форме деятельности все больше и больше плюсов. Его друг Борис, практически переселился в Крым и наслаждался теплым климатом и морем, часами работая на пляже или на балконе своего номера. Опять резкий звонок телефона напугал его.

–  Захар! Привет! У меня сегодня родилась двойня! Две девчонки! Это нужно обмыть, приходи в наш любимый паб.

–  Поздравляю, друг! Как назвали? Ты что, забыл наш спор с Семеном?

–  Прости, забыл! Забегался! Ты все держишься? А имен еще не придумали. Жалко, что тебя не будет…

–  Держусь, уже четвертый месяц пошел. Семен тебе говорил про камеру?

–  Какую камеру?

–  Он повесил перед моей дверью видео камеру, чтобы я не мухлевал.

– Вот дает! Хотя, он в своем репертуаре.

–  Это точно!

–  Крепись, заскочу к тебе на недельке! А пока лови – кидаю фотки дочек.

– Как тебе имена Фекла и Агриппина? Или Синклетикия?

– Тьфу на тебя!! – звонко засмеялся Леха.

–  А сколько весят?

–  Одна два пятьсот, вторая два сто, маленькая…

–  Поздравляю! Оторвитесь там напоследок, обмывая ножки!

Захар открыл мессенджер и посмотрел на фото малышек. Пока они выглядели не очень… Какие-то желтоватые, с отекшими глазками, синеватыми носами и несимметричными лицами. К его удивлению, ручки не были запелёнаты и напоминали морщинистые руки старушек с длинными прозрачными ноготками. Совершенно не хотелось воскликнуть, как это обычно делают девушки: «Какие миленькие!». «Миленькими» они явно не были! Конечно, он искренне верил, что они изменятся и похорошеют, но сейчас они вряд ли могут кого-то восторгать кроме родителей.

Задумчиво рассматривая фотографии, Захар снова почувствовал себя счастливым оттого, что у него нет детей. Даже в детстве, когда он мечтал о собаке, так и не решился ее завести, осознавая всю степень ответственности за нее. Хотя мама была и не против. А тут дети! Маленькие и хрупкие. Можно не так взять, поранить, пропустить тревожные признаки болезни… Нет! Он твердо решил, что никогда не женится и никогда не заведет детей. Он был счастлив только в одиночестве. Даже в присутствии мамы, которую горячо любил, самого близкого ему человека, он не мог долго находиться и искал уединения. Хорошо, что у них была маленькая двушка в «хрущевке», где можно было уйти в другую комнату и спокойно читать, делать уроки, или просто думать.

На следующий день снова пришел курьер с работы. Его предупредили об этом, поэтому он шел открывать дверь уже злясь и думая, как перегородит путь нахалу и не пустит его в комнату.

Распахнув дверь, он потерял дар речи – на пороге стояла маленькая девочка, чуть выше его пояса, хрупкая, полупрозрачная, с сиреневыми волосами. Его поразили огромные кроссовки на тонких, как ниточки, ножках. Она ему напоминала кого-то из детства. Может, светлячка Скипирича из любимой анимации его детства?

–  Вы ко мне?

–  Я курьер из фирмы. Вас разве не предупредили?

Тут Захар сильно смутился. Он давно не смотрел в зеркало, не причесывался, и уже дней пять не принимал душ. На самом видном месте, на животе, пятно кетчупа конкурировало по яркости с принтом и напоминало амебу. Девочка, в отличие от того парня, явно заходить не собиралась. Захар суетливо начал паковать диски в мешок, а девочка-эльф сказала:

–  Вам разве не говорили, что лучше сдавать на флешке? На накопителе. Я привезла несколько, шеф передал, – и достала из своей маленькой сумочки целую горсть флешек, разного цвета и конструкции: на цепочке, на ленточке, на хомутике.

–  Рекламная продукция? Где столько натырили? – ухмыльнулся Захар и заметил обиженный взгляд девочки.

–  Не обижайся, я про шефа. Сейчас скину. Хочешь пить? – почему-то ему захотелось сгладить неловкость и задобрить этого обиженного ребенка.

–  Да, хочу, – глядя прямо в глаза, без тени кокетства сказала она.

Захар плеснул в хрустальный стакан сока и сунул накопитель в порт.

–  Сейчас будет готово. Садись? – вопросительно посмотрел на девочку. Она жадно пила сок, сев на самый краешек банкетки в прихожей.

–  На улице жара, хотя только середина апреля! Пыльно, ветер гоняет песок, насыпанный зимой, – пытаясь сгладить неловкость девочка заполнила паузу в разговоре.

–  А я почти четыре месяца не был на улице, – зачем-то сказал он и пожалел, боясь шквала вопросов, но их не было.

– Там хорошо, весна… – сказала она и, позвякивая разнокалиберными серьгами в ушах, засунула флешку в карман сумочки. Попрощавшись, собралась уходить.

–  Пока…

И вот он снова один. После этой девочки в прихожей остался шлейф горьковатого запаха трав и чувство необъяснимой грусти. Появилась странная мысль: «Могла ли она быть его дочерью? Может, если бы он женился в восемнадцать» – и тут он громко, вслух засмеялся чтобы разогнать грустные мысли.

А потом он зашел в ванную, бросил футболку в стиралку и пристально посмотрел на себя в зеркало. Несмотря на такой малоподвижный образ жизни, он слегка похудел, лицо приобрело землистый оттенок. Щеки казались совсем впалыми из-за бороды, которая добавляла ему лет десять. Он не подумал о парикмахере, а волосы уже тоже отрасли почти до плеч. Взяв ножницы, попытался ровно подрезать волосы, но ровно не получилось, намучился и бросил: «Неужели я так из-за этой девчонки так задергался?» Но почему-то он снова увидел себя ее глазами – помятый, заросший, с огромным пятном на футболке. Чувство неловкости снова больно резануло живот.

3. Кто она?

 Уже прошел месяц, а Леха так и не заскочил, как обещал. Захар понимал, что у парня сейчас трудный период и не обижался на него.

 Однажды вечером, в сумерках, когда свет распадается на мелкие пиксели и опадает на асфальт, обнажая серый задник пейзажа, Захар развалился на балконе в плетеном кресле из проволочного «ротанга» и заварил себе крепкий чай с чабрецом. Глаза болели от долгой работы у компьютера. Именно этим вечером он впервые увидел ЕЕ.

 Фонари еще не зажгли, а темнота уже стремительно падала на Москву широким занавесом. Он заметил, что в начале лета совершенно иначе распространялись звуки, они становились совсем близкими и выпуклыми. Было ощущение, что шуршит где-то рядом, как будто Захар не на четвертом, а первом этаже. Это дворник, он громко поскреб метелкой тротуар и тут же ушел.

 И вдруг он обратил внимание на какую-то женщину, которая нетерпеливо ходила взад и вперед по тротуару. Она периодически посматривала на часы и совершала новый круг. Он понял, что так привлекло его внимание – она совершенно не вписывалась в обстановку и выглядела как любительница винтажных образов, или квестов с погружением в разные исторические эпохи. При этом она выглядела очень органично и уверенно. «Актриса!» – подумал он, рассматривая ее невероятную шляпу и зеленое платье с крупной красной розой. Лица из-под шляпы не было видно, но по порывистым движениям и грациозной фигуре он решил, что она молода. И тут появился ОН, в военной форме. Она ринулась к нему, стуча каблучками и внезапно ладонью, с размаху, ударила его по лицу. От так сильно оттолкнул ее, что она не удержалась и упала на тротуар. А он решительно поправил фуражку и, не оглядываясь, скрылся за углом. Тогда он услышал ее истерический смех похожий на рыдания, который долго звучал у него в ушах.

 Почему-то эта сцена произвела сильное впечатление на Захара. Что-то в ней было неестественное, театральное. Казалось, с появлением женщины, тротуар совершенно опустел, а когда она, неуверенно встав и держась за стену, ушла, снова появились одинокие прохожие и группки людей, торопящихся домой. Жаль, что его отвлек звонок, и он не видел куда она ушла. Она выглядела как наклеенная на кадр с сероватым знакомым пейзажем яркая картинка из довоенной рекламы. А форма? Его военная форма явно не была современной, запомнились галифе и блестящие сапоги. Захар задумался, прихлебывая холодный чай, но на улице стало совсем промозгло, поэтому пришлось закончить прогулку.

Сев к компьютеру, он, по обыкновению, почувствовал то особое наслаждение, от которого слегка подрагивали руки. Захар больше всего любил работать по ночам, это у него повелось с институтских времен, когда приходилось и учиться, и подрабатывать. Именно ночью рождались все самые свежие идеи. Но последние пару дней он стал уставать и ощущать непреодолимое желание лечь, глаза, казалось, наполнены песком. Потер, бесполезно, только все в комнате стало расплываться, а лампочек в торшере стало две, вместо одной.

–  Надо пройтись! – по привычке громко сказал он. Почему-то стало неуютно и даже тревожно. Как будто он не один в квартире и выглядела она как-то иначе, неузнаваемо. Увеличилась, что ли. Слова его повисли под потолком гулким эхом.

–  Вот черт! Мне же нельзя на улицу! Забыл! – выйти захотелось еще сильнее, к горлу подступило удушье. – Скорее на балкон!

Жадно хватал воздух, как свежая рыба под ножом повара. Стало легче. Захар опустился в кресло и осмотрелся. Что-то не так! И тут он понял, что совершенно темно. Света нет нигде. Не горят фонари, нет света в домах напротив, нет света фар проезжающих машин. И тихо. Никаких звуков.

Наверное, так выглядел этот мир до первого дня творения, или именно таков глубокий мрак преисподней. Страх парализовал сознание и полностью обездвижил тело. Кашлянул. Глухое эхо быстро вернулось сухой пощечиной, как в замкнутом помещении. Ужас парализовал члены и погрузил в глубокий сон, похожий на обморок. Тело стало неподъемно -тяжелым и намертво слилось с холодным креслом.

–  Дай я тебя поцелую! – напротив глаз – круглые глаза гигантской золотой рыбки, ее огромная морда неуклонно приближалась. Он чувствовал смрадный запах из ее пасти, мотал головой. Волосы, поднявшись в воде, как водоросли, окружали его лицо и тормозили движения.

Уворачиваться от рыбы становилось труднее. Но вдруг, она резко развернулась, задев его хвостом и поплыла. Удар хвостом поднял вокруг муть, и гирлянды разноцветных пузырей, похожих на мыльные.

–  За мной!

Не было сил противиться этому зову. Более того, он охотно поплыл за ней, причем на своих синеватых руках заметил тугие перепонки между пальцами. Это спокойное движение в воде умиротворяло и доставляло ему огромное наслаждение. Потоки прохладной воды омывали тело. Он как кит, огромный и безмятежный! Душа наполнялась предчувствием чего-то прекрасного. Дышать в воде было легко и приятно.

А потом, он стал медленно опускаться на пол храма почему-то в одной легкой сорочке, как на парашюте, и его босые ноги наконец достигли холодных каменных плит. Тут же его крепко ухватила за руку миловидная грустная женщина в черной кружевной косынке. Смотрела она на него сверху вниз, и вызывала в нем бурю теплых чувств. Он маленький? Карлик? «Коля…» -только успела она сказать, как тут раздался резкий звонок. Он бесцеремонно вырвал Захара из сна. Почему «Коля»? Это имя все звучало у него в голове.

Все тело затекло. Было очень холодно, но первые лучи солнца уже согревали оживающую улицу. Внизу, снова дворник метлой скреб асфальт, на фоне шуршания шин потока машин. В кармане упорно звонил и вибрировал телефон.

–  Да!

–  Спишь, чё ли? Уже почти восемь! Хорошо жить бездельникам!

–  Привет, Сенька! Никакой я не бездельник! Сам знаешь – работаю.

–  Что ты знаешь о работе? Работа – это сплошные нервы, разрыв аорты! Кругом одни подставщики и бездельники!

–  У тебя возникли проблемы? – Захар растирал затекшую, всю в иголках, руку.

–  И да, и нет! Всего много. Можно вечерком заскочу? Вискарь с меня! Может, и кое с кем познакомлю!

–  С девушкой? Предупреждать надо – я уберусь.

– Ну, да. Кажется, у нас серьезно. Хотел тебе ее показать.

–  И который раз у тебя – это серьезно? Десятый? Пятнадцатый?

– Нет… Ну ты сравнил! Впрочем, сам увидишь! В восемь вечера, нормально?

–  Буду рад. Ибо дичаю. Даже сам постригся. Выгляжу чучелом!

–  Вот даешь! Умеешь насмешить. До вечера!

–  Жду.

Впрочем, до вечера у Сеньки все могло измениться. Но, все равно, надо провести ревизию холодильника. Надо же чем-то закусывать. А тут еще девушка! Любопытно.

–  Приснится же такое! – вспомнил он сон про рыбу и ухмыльнулся. Сон почти забылся, но приятное чувство осталось. – Похоже сон в руку. Гости.

Настроение было прекрасное. Вчерашние события совершенно изгладились в памяти. Автоматическими движениями, Захар бросил в рот горсть разноцветных капсул, включил телевизор и, разбив яйцо о край сковородки, плеснул его на раскаленный металл. Потом еще одно. Шипение яичницы поддерживалось мурлыкающими звуками кофеварки. Кухня наполнилась приятными запахами, которые никогда не надоедали Захару.

– Совсем заработался! Засыпаю на балконе, – Захар потер все еще затекшую от неудобной позы шею. – Все! Сегодня не работаю, буду кутить! С Сенькой.

Привычно бросил взгляд в окно на странный особняк со львами напротив. Очень было жаль, что его балкон – с другой стороны дома, откуда не виден этот диковинный дворец. Дом напоминал корабль, носом он выходил на перекресток улицы и маленького переулка, главной достопримечательностью которого была церковь. Ее хорошо было видно с балкона. «Надо убрать беспорядок на балконе» – рефлекторно подумал Захар, но взял ножницы. Еще нужно еще было привести себя в порядок. Сомнений не было, что это получится прекрасно, если не торопиться и подражать парикмахеру. Вдруг он почувствовал запах гари из кухни. Едва успел спасти яичницу.

Почему-то кофе показался безвкусным, а яичница отдавала гарью, помидоры закончились – в общем, завтрак полностью разочаровал. Но прекрасное настроение не пропадало. Насвистывая перед зеркалом, подравнял волосы.

–  Неплохо, совсем неплохо! – ободрил сам себя вслух Захар. Из зеркала на него смотрело вполне привлекательное лицо, с тонким носом и маленькой бородкой, чем-то похожее на Христа.

Еды пришлось заказать много, весь стратегический запас подошел к концу, даже яйцо было последним и одиноко белело в пустом контейнере. А так хотелось приготовить что-то необыкновенное. Захар любил готовить, особенно если это приходилось делать изредка.

Бормоча, и поднимая глаза к потолку, он оформил заказ на доставку продуктов и с облегчением поставил телефон на зарядку. Сегодня он не будет работать! Решил твердо. Особенно после того, что он нащупал на днях, можно отдыхать целую неделю. Может получиться нечто феноменальное! Пока, наверное, не стоит рассказывать Семену об этой задумке. Зная его нрав, это может только испортить ему настроение. Сенька был неплохим парнем, но на дне его души была какая-то муть, гнильца что ли. Завистлив он был не в меру, причем сознавался, каялся, но никак не мог это преодолеть… Поэтому, не стоит ему пока ничего рассказывать, да еще эту прогу надо как следует доработать.

В ожидании доставки он подошел к тренажеру с твердым намерением возобновить давно забытые тренировки. В начале своего добровольного заключения он думал, что будет каждый день пробегать по десять километров, потом планка снизилась до пяти, а сейчас беговая дорожка покрылась толстым слоем пыли. Иногда она играла роль вешалки, куда он бросал футболки, ленясь их донести до стиралки. И тренажер превращался в непонятное существо, то ли лося, то ли медведя без головы, иногда ночью, натыкаясь на него взглядом, он пугался, не сразу понимая, что это.

Спортивный энтузиазм быстро пропал, как всегда, что-то его отвлекло от быстрой ходьбы. Пришел курьер, выставляя на коврик при входе пакеты с едой, один за другим. В общей сложности получилось пять пакетов. Когда Захар покидал беговую дорожку, ему показалось, что она укоризненно скрипнула ему в след, и ощутил чувство стыда…