Законы подлости

Глава 1

Господин Ф. нас знатно всех развлек! Подумать только, указ о дополнительной проверке посетителей дворца. Держим все сумочки открытыми, дамы! Отдел Тайного сыска ищет в наших косметичках шпионов! Хотя, тут стоит отметить некоторую логику. Мы бы тоже обвиняли в преступлении каждую, кто еще пользуется синими тенями. Но что же нас ждет дальше? Раздеваемся и встаем у стеночки? Какие славные времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

Этот мир наполнен магией. Магией разных существ. Красочной и прекрасной. Она словно мозаика, что складывается в необыкновенный водоворот волшебства.

Можно часами сидеть в чайной на Приаллейном проспекте, откуда до королевской резиденции десять минут быстрой ходьбы. Надо только свернуть на Династическую аллею, пройтись до пересечения с бульваром Кингсквин, свернуть вправо и попасть в Белый переулок, который выходит прямо на мост короля Герольда. И вот вы уже смотрите на массивные стены дворца песочного цвета. Правда, задние стены. Мы с вами попали к, так сказать, черному входу. Но тот, кто знал, где искать, мог увидеть несколько фресок Темных времен.

Но мы отвлеклись… Вернемся на Приаллейный, в чайную, название которой покрыто тайной, но стоит лишь сказать «Чайная на Приаллейном», и каждый житель столицы поймет, о чем идет речь.

Как я уже сказала, я могла бы часами сидеть на веранде за круглым столиком, правда, с одним условием – только если на улице будет не ниже пятнадцати градусов тепла. К холоду я весьма чувствительна.

Сидеть и смотреть на проходящих людей и, конечно, нелюдей, которыми наша Авьена полнилась изо дня в день, словно резиновая бочка. В столицу приезжали со всех уголков страны. Иностранцев тоже хватало. Четыре столичных вокзала, где паровые магические составы плевались дымом похлеще всякого любителя сигар, плюс два речных и один морской шумели, не переставая ни на минуту, все двадцать шесть часов в сутки на протяжении всех трехсот семидесяти трех дней в году.

Так что, посмотреть в столице было на кого. И я, не стесняясь, этим пользовалась. По улицам, не замечая друг друга, не поднимая головы выше расписаний омнибусов на столбах, шагали, быстро шли, даже бежали и подпрыгивали, а порой почти летели, светлые маги и магиссы, темные колдуны и колдуньи, оборотни и гномы. Мелькали разноцветные волосы фей и высокие фигуры эльфов. Иногда, где-нибудь посреди дороги, открывался пространственный телепорт, что вызывало неразбериху и массовое недовольство. В воздух взлетали испарины магии, делая его плотнее и наполняя всевозможными запахами, ведь магия каждого – уникальна.

И в этом уникальном магическом мире я самое обыкновенное недоразумение. Так я раньше думала, в детстве. Просто, когда рождаешься в семье с аристократическими корнями незаконным ребенком, да еще без какого-либо потенциала к магии, появляются некоторые комплексы.

«Маленькая бедненькая Селиночка» – шушукались за спиной. Но начнем с того, что маленькой я никогда не была, в тринадцать лет я уже на голову возвышалась над всеми ровесниками, а к своим двадцати четырем вымахала, попрошу, ровно сто семьдесят шесть сантиметров и четыре миллиметра, не больше и не меньше. Ну а про бедность, вообще, нечего говорить. Отчим оставил нам с мамой огромное состояние с кучей удачных вложений и акций. Добавьте к этому дом в самом центре столицы, загородное поместье в фешенебельном районе в предместьях Авьены и небольшую яхту, доставшуюся маме от первого брака. Думаю, на «бедную» тяну с приличной натяжкой.

Чай остыл, а ведь я люблю горячий чай. Это был хороший повод встать и засобираться восвояси, но тело напрочь отказывалось двигаться. Для начала осени погода стояла расчудесная, а я любила осень больше других времен года. Именно в первые две недели после лета столица начинала кипеть. Снова открывались многочисленные магические школы и Академии, с удвоенной силой начинали работать все лавки, кофейни и ресторации. Жизнь бурлила. Для тех, кто любил суматоху, шум, ежедневные проблемы и романтические светлые ночи, Авьена была райским местом.

Прожив в столице всю свою недолгую жизнь, я не знала иного и искренне любила город. Город, наполненный магией.

Опустив взгляд на газету на столике, подсунутую подавальщиком, я пробежалась глазами по первой полосе Авьенской Хроники. Как обычно, это были объявления о предстоящих, особо громких, и не очень, свадебных церемониях. Затем следовало длинное, но лаконичное перечисление столичных мероприятий на будущую неделю. Я с волнением нашла: «Осенняя конференция Королевского ботанического общества» и улыбнулась.

В Хронике, конечно, не писали об ожидаемых докладах и не выказывали радости по поводу открытых заседаний, но мне это и не нужно было. Я и так наизусть все выучила, особенно пункт, где говорилось, что на второй день конференции, ровно в двенадцать дня, на кафедре номер три, выступит со своим докладом госпожа Селина Ладье, младший научный сотрудник.

Авьенская Хроника была излюбленным чтивом столичных жителей в начале каждой недели. Я, правда, предпочитала Новости магии и науки, но их мне за столик не преподнесли. Пришлось мириться с Хроникой и листать страницу за страницей, усердно выискивая что-нибудь поинтереснее светских сплетен и некрологов в печальных черных рамочках.

Возвращаясь к первой странице, я взяла чашку и почти отпила холодного чая, как мои глаза наткнулись на знакомое имя.

– Что…

Объявление сообщало о помолвке госпожи Розмари де Лерой и господина Огюста де Грога, совершившейся в аккурат накануне вечером. Свидетелями счастливейшего события стали все посетители ресторации отеля Голдгравия.

Я не сдержала громкого шокированного восклицания, и не скажу, что это восклицание особенно вписывалось в мироустройство приличного общества, зато отлично подходило ситуации.

Я не помню, как вскочила со стула, совсем некрасиво открыв рот, не помню, как оступилась, покачнувшись назад, не помню, как рука с зажатой в ней чашкой взмахнула вверх. Зато я прекрасно запомнила его сурово поджатые губы и горящие зеленые глаза.

Мой чай вылился прямо на черный пиджак сидящего за моей спиной мужчины. Он вскочил, смяв свою газету, как ошпаренный, хотя чай давным-давно остыл, и медленно поднял на меня взгляд, ожидая покаяния.

– Простите… – пробормотала я невнятно.

Другие посетители чайной поглядывали на нас с интересом, явно в предвкушении хорошей взбучки. Два подавальщика вылетели из стеклянных дверей и засуетились рядом, быстро убирая беспорядок в виде разбитой чашки, содержимое которой впитывалось в дорогую ткань костюма незнакомца, словно в губку.

Мужчина всем своим видом напоминал мне темную тучу, готовую вот-вот извергнуться ливнем на мир. Черные волосы, собранные в хвост, длинный нос с характерной горбинкой, высокие, острые скулы и черные соболиные брови над двумя разъяренными темно-зелеными омутами. Колдун, поняла я, что можно определить по глазам: ярким, меняющим оттенки под действием одолевающих эмоций. И сейчас колдун передо мной явно злился.

Мне бы извиниться еще раз, более внятно, объясниться, посмеяться над ситуацией и предложить оплатить чистку костюма, но я почему-то не смогла издать ни звука, даже тихо проблеять. Однако и бури не последовало. Черноволосый мужчина не произнес ни слова. Отшвырнув газету в сторону, он смерил меня таким взглядом, словно я должна пасть ниц, да словно только взглянув на меня, он сделал мне огромное одолжение. Я поперхнулась воздухом и гордо вздернула подбородок. Просто уже давно не позволяла смотреть на меня, как на грязь под ногами.

Он отстранил от себя одного из подавальщиков, пытающегося промокнуть его пиджак салфеткой, и покинул веранду широким шагом.

– Господин, но… – молодой человек растерянно посмотрел на быстро удаляющегося колдуна, явно боясь и остановить его, и получить нагоняй от хозяина чайной, раз не умастил гостя.

Я проследила, как смятая газета плавно спикировала на пол, и тоже повернула голову в сторону исчезнувшего в недовольстве мужчины. Он спускался с веранды по небольшой лестницы, нетерпеливо размахивая серебряной тростью в левой руке. Сделал всего пару шагов по проспекту и исчез. Мне пришлось даже пару раз моргнуть. Никогда я прежде не видела столь чистого и молниеносного телепорта. Вот был человек, а вот его уже нет. И ведь он даже не приложил никаких усилий, чтобы открыть телепорт. Просто шел. И исчез. Невероятно. После него осталось только небольшое зеленоватое зарево, что быстро рассеялось, а еще до меня дошел очень яркий и резкий запах мяты.

– Госпожа, у вас все в порядке? – услышала я тонкий голосок рядом. Глянула на подавальщика и стала медленно возвращаться в свою реальность, в которой никто не исчезал в воздухе за секунду.

– Да, извините за беспокойство, – я улыбнулась. Хоть кто-то из виновников торжества ведь должен успокоить нервы юноши.

Но на самом деле у меня было не все хорошо. Прихватив с собой Хронику, я поспешила в Белый переулок, где оставила магический экипаж. Прогулка до фресок Темных времен подождет. Меня интересовала куда более насущная проблема – помолвка госпожи Розмари де Лерой. Я знала эту женщину, знала даже слишком хорошо.

Вы сейчас подумали, что это какая-то кровная соперница, а Огюст – любовь всей моей жизни, да? По крайней мере, так обычно начинаются остросюжетные любовные романы…

Но нет, все обстояло намного прозаичнее. Ровно двадцать четыре года и одиннадцать месяцев назад Розмари де Лерой произвела на свет меня, Селину Ладье. И по каким-то неведомым мне причинам мать не сообщила своей дочери о столь волнительном событии, как помолвка. Сообщила всей ресторации Голдгравии и всей столице вместе взятой, ведь только ленивый не открывал Авьенской Хроники. Знали все! Но только не я!

Пока доехала до дома, накрутила себя неимоверно. Почему мама не рассказала мне о помолвке? Почему я никогда не слышала имени Огюста из ее уст? А ведь мама не отличалась особой скрытностью, скорее наоборот, порой даже излишней болтливостью. И уязвимостью. Да что там, мама – просто великовозрастный ребенок. А что, если ее заставили? Принудили? Обманули? Шантажировали? Одна идея была ужаснее другой.

Поэтому, когда я зашла в дом, одной рукой на ходу расстегивая жакет, а в другой сжимая Хронику, представляла самое страшное. Не подумайте, что я не желаю маме счастья. Конечно, я хочу, чтобы она жила полной жизнью, радовалась и была рядом с любимым мужчиной. Просто на протяжении трех лет после смерти отчима, который дал мне свою фамилию, который заменил мне отца, мама не удостаивала особым вниманием ни одного мужчину. И тут сразу помолвка? Ведь помолвка – это почти свадьба, не так ли?

При мысли о Лайонеле Ладье сердце заныло. Это был человек потрясающей доброты и удивительного взгляда на мир. Он воспитывал меня с десяти лет. Другого отца я не знала. До Лайонела у мамы было четыре мужа, и все они отличались неимоверной внимательностью ко мне. В этом вопросе мама была особо щепетильна. Любой, кто поселился бы в ее сердце, сначала должен был полюбить меня как родную дочь. Но именно Ладье стал тем человеком, кто научил меня всему, что я знала сейчас. Тем, кто открыл мне мир книг и науки, кто всегда поддерживал и был рядом в самые трудные и важные моменты. Он подарил мне веру в себя. А еще я видела, как он любил маму. Без оглядки на ее прошлое, принимая такой, какая она есть.

Конечно, я уже давно не ребенок и не стала бы называть нового мужа мамы «отцом» или как-то препятствовать ее браку, но ведь она, даже выбирая сорт чая к завтраку, каждый раз советовалась со мной! Как она могла не рассказать о своем новом кавалере? О женихе? О человеке, который смог завоевать ее спустя целых три года жизни без мужчины, а это для мамы весьма тяжело, ведь она всегда была женщиной, обласканной вниманием противоположного пола.

В общем, чем больше я думала, тем больше запутывалась. В этом мы с мамой и отличались: я слишком много думала, она – недостаточно много. Но вместе мы пока справлялись с нашими тараканами.

Розмари де Лерой нашлась в гостиной, около углового эркерного окна. Она балансировала на одной ноге на высокой железной стремянке, о наличии в нашем доме которой я даже и не подозревала, цеплялась за кремовые гардины с кисточками по краю и вытягивала шею вверх, словно разминала затекшие мышцы.

– Мам?

Собственный голос показался мне незнакомым, слишком высоким. Видимо, маму он тоже удивил, так как она резко вздрогнула и пошатнулась. Я тут же кинулась поддержать лестницу.

– А, это ты, – выдохнула она и снова обернулась к окну.

– Что ты делаешь?

Вместо ответа мама шикнула на меня и шепотом спросила:

– Клару ты не встретила?

Я заломила бровь, но все-таки отрицательно покачала головой. Клара была нашим третьим разумом в семье. Иногда казалось, что единственным. Кухарка, домоправительница, большая советчица, а в свое время еще и нянька, хотя, она и сейчас учит нас уму разуму. Я решительно не понимаю, как она терпит меня с мамой все шестнадцать лет, что работает у нас. Но, клянусь, каждый раз, когда удается, я задабриваю ее подарками, дабы Клара потеряла бдительность и потерпела нас еще годок другой.

– Отлично, тогда смотри, – мама кивнула на окно.

Ничего, кроме нашего сада, я не увидела.

– На что?

Мама в раздражении всплеснула руками:

– Селина, зачем ты вымахала выше матери, если все равно ничего не видишь дальше своего носа?

Мне осталось только пробурчать:

– О, это точно… Кстати, об этом.

Момент для того, чтобы наконец начать так интересующий меня разговор, настал, но у мамы были другие планы.

– Лезь, – скомандовала она, спускаясь со стремянки. – Ты просто не поверишь своим глазам.

Подниматься на пошатывающуюся лестницу я не спешила, как вы понимаете.

– Чему я не должна поверить?

– Там госпожа Корш… – таинственно проговорила мама и ударила меня пониже спины, подталкивая к подглядыванию за соседкой.

– И?

– Селина! Лезь, и не перечь матери!

И да, я полезла. Не скажу, что мне было сильно интересно, что же там такое стряслось, раз мама даже отыскала где-то стремянку и притащила ее в гостиную… но разве чуть-чуть.

Госпожа Корш прогуливалась по своему заднему двору, скрытому высоким забором. Любовно осматривала клумбы и напоминала всем своим видом длинный жердь. То есть, ничего нового.

– И? Когда прогулка в собственном саду стала преступлением? – скептически спросила, а мама в ответ закатила глаза:

– Да ты посмотри, что на ней!

На ней были широкие штаны цвета детской неожиданности и розовая блуза.

– Одежда? – предположила я, чем вызвала новый шлепок по мягкому месту.

– Ты чего?

– А ты чего? Не помнишь, что я купила себе такую же блузку на прошлой неделе? Она еще, как увидела ее, сразу сказала, что такой цвет не для женщин моего возраста! Ха и еще раз ха! А теперь посмотри на эту молодую профурсетку! Пятый десяток, а совести как не было, так и поставки не ожидается.

Я глубокомысленно кивнула и уже планировала слезть с трибуны для подглядывания за соседями, как услышала восклицание:

– Да я же сказала, пусть ходит хоть голышом! Селина, и ты туда же?

В арочных дверях появилась Клара, с корзинкой, полной мандаринов. На языке сразу появился вкус моего любимого джема.

– А я ей говорила: нечего заглядывать в чужие окна! Своего белья хватает, – тут же поддакнула мама. Ну, вот честно, захотелось запустить в нее чем-нибудь тяжелым.

– Я просто поправляла гардины, – почему-то признаваться Кларе в том, что я рассматривала чужие владения, хоть и под натиском родительницы, не хотелось. Но на самом деле Клара появилась вовремя.

Спускаясь со стремянки, я скучающим тоном поинтересовалась:

– Мам, а ты, случайно, не хочешь ни о чем нам рассказать?

– А? – она похлопала длинными ресницами и непонимающе улыбнулась: – О чем?

– Как тебе сказать… обо всем, – я развела руками, не зная, как выразить свою мысль получше.

Мама вдруг покраснела. Клару это насторожило и она опустилась в кресло, пристально разглядывая нас.

– Я нашла эту лестницу в чулане! – огорошила матушка.

– Здорово, что спустя столько лет ты узнала, где у нас чулан, – выдохнула Клара и поднялась, – раз это все новости на сегодня, то я пойду….

Как бы не так. Я вообще не поняла, при чем тут лестница.

– Мам, я вовсе не о…

– Ладно! Я нашла там коробочку конфет. Лежала под грудой одеял. Я лестницу потащила и задела их. Они упали, а там конфеты.

– Розииии? – тихо протянула Клара, прищурившись.

– Я только попробовала! Всего одну конфетку…

Мои брови взлетели вверх. На Клару вообще было страшно смотреть. Понимаете, у мамы аллергия на шоколад. Она проявлялась не сразу, лишь через пару часов, а то и через сутки. После поедания чистого яда в виде сплошного искушения мама покрывалась красными пятнами и непрерывно чесалась, задействовав для этого все подходящие поверхности в доме, а также нас с Кларой.

Мама потупилась, словно школьница, и призналась:

– Хорошо, конфета была не одна, а три…

– Мааам! – не выдержала я осуждающего восклицания. Ведь сама потом будет страдать и заставлять нас страдать из-за того, что она страдает.

– Семь… – загробным голосом изрекла она и закрыла лицо руками. Красноречивое молчание Клары заставило и меня, и маму посмотреть на нее. Разочарование в дымчато-серых глазах женщины сделало свое дело. Мама молитвенно сжала руки на груди и начала оправдываться:

– Честно, только семь! Правда! Ну я не могла остановиться! Зачем класть такое на самом видном месте?! Зная, что я совсем слаба… что я не могу вот так взять и… и не съесть! И, вообще, может, все обойдется! Может, я излечилась?

Мы не стали напоминать маме, что коробка конфет была спрятана в чулане, куда та не заходила, наверное, с самого переезда в этот дом. И не стали говорить, что, скорее всего, за две недели, которые прошли с последнего приступа, когда мама съела ложку шоколадного торта в кофейне, она вряд ли излечилась, и что, как минимум, к вечеру стоит ждать начало чесотки.

– Рози, я предупреждаю – на этот раз я не буду тебе делать никаких примочек и чесать твои пятки тоже не собираюсь, – отчеканила строго Клара и, прихватив корзинку, бодренькая зашагала к двери.

– Подождите со своими конфетами и пятками! Мама, а что-нибудь еще не хочешь нам рассказать?

Я уперла руки в бока и сжала губы, всем своим видом показывая крайнюю степень недовольства.

– Еще?

– Праведные грешники, что еще? – одновременно спросили мама и Клара, словно это именно я должна была поведать умопомрачительные новости.

– Серьезно, мам? – я фыркнула и метнулась подхватить Хронику, которую кинула на диван. Расправив измятую страницу, я сунула газету прямо в лицо госпоже Розмари де Лерой, невесте.

Та нахмурилась и забрала газету.

– Ну, Авьенская Хроника. Ты молодец, что принесла, я сегодня ее еще не открывала…

Мама пробежалась глазами по странице, и уголки губ, накрашенных нежно-коралловой помадой, приподнялись в усмешке.

– Да, за синие тени я бы тоже отправляла в застенок… – мама углубилась в чтение и захихикала. Веер морщинок вокруг глаз проступил сильнее.

Подняла голову она только тогда, когда Клара громко покашляла, намекая, что дела не ждут, а развлекаться вы тут можете и без меня.

– Я что-то не пойму, ты издеваешься или как? – я негодующе вырвала у мамы из рук Хронику и, найдя нужное объявление, потыкала в него пальцем.

Мама наклонилась и прочитала. Покачала головой и прочитала еще раз.

– Мммм…

– Что это значит? Ты выходишь замуж?

– Что?! – охнула Клара. Протиснувшись между мной и мамой, она зачитала объявление вслух и воззрилась на Розмари, подобно коршуну. А она это умела. Клара, вообще, была профессионалом соответствующих взглядов на все случаи жизни.

– Я… не знаю.

Мама постучала пальцем по подбородку и прошлась по комнате в задумчивости. Мы с Кларой неотрывно следили за ней.

– Как это не знаешь? Кто такой этот Огюст де Грог?

– О, Огюст… такой мужчина…

– Славно, что не павиан, – кивнула Клара и забрала у меня из рук газету, вновь вчитываясь в объявление о помолвке, будто бы могла узнать что-то еще полезное из трех строчек. Я уже пыталась, так что знаю, что ничего не выйдет.

– Какой «такой мужчина»? Когда вы, вообще, познакомились? Он сделал тебе предложение? Ты сказал «да»? Ты правда вчера ужинала с ним в Голдгравии? Я думала, что ты на встрече Женского благотворительного клуба.

– Селина, сколько вопросов, – мама уселась на диван и принялась водить пальцем по цветочному узору на обивке.

– А ты считаешь, что у меня их не должно быть? Так кто этот господин де Грог? И ты собираешься, в конце концов, за него замуж или нет? Неужели, это такие сложные вопросы?!

– Селина, спокойнее. – Я почувствовала руку Клары на своем плече. – Пусть Рози все сама объяснит. Да, Рози?

Мама стушевалась под нашими взглядами. Признаю, что две нависшие над ней женщины, одна из которых закончила Академию при Военном министерстве, не внушали спокойствия.

– Я… господин де Грог, действительно, сделал мне предложение вчера вечером.

Я села. Не потому, что ноги не держали, просто Клара очень сильно надавила мне на плечо. Наверное, представляла, что вколачивает мамину голову в песок.

– Все было так романтично! В Голдгравии давали концерт, живая музыка, цветы, приглушенный свет. Все, как надо… И да, Огюст сделал мне предложение, – повторила мама, потом подняла на нас свои честные, кристальные голубые глаза, которые мне довелось унаследовать, и улыбнулась. Так, знаете, будто говорила: не судите строго, да, я повинна во всех грехах, но разве можно обвинять такого ангела, как я?

Мы с Кларой переглянулись. Улыбки мамы на нас уже давно не имели того эффекта, который они производили на неискушенную публику.

– Ты согласилась? – уточнила более грубо, чем следовало, но я уже не могла слушать прерывающуюся на вздохи маму.

– Не совсем…

Я потрясла в руке Хронику, напоминая о небольшой детали в этой истории.

– Ах, мне кажется, Огюст меня не понял. Я сказала ему, конечно, что это такая большая честь для меня! Но мне надо было подумать, совсем немного, все-таки это очень важный шаг… Может, потом я ему сказала, что думать мне вовсе не обязательно, ведь он удивительный человек. Мне так повезло! Ну, а после я поняла, что подумать все-таки надо. Ведь я как-никак мать, у меня есть ответственность. Но теперь мне кажется, что я только подумала об этом, и не озвучила всех своих сомнений… Ох, я запуталась! Какой ужас… Неужели он подумал?.. Что же теперь делать… Как быть?

– Почему мы никогда не слышали об этом господине? – Клара задала вполне закономерный вопрос.

На самом деле, любой бы на ее месте уже давно подскочил к маме, стал бы ее успокаивать, увещевать, что все в порядке и запутаться в такой сложной жизненной ситуации мог каждый второй. Но только не Клара. А под ее железной хваткой и я не смела сказать ни одного ободряющего слова. Глаза мамы даже наполнились невыплаканными слезами, но у нее вообще часто глаза были на мокром месте. Последний раз, например, сегодня за завтраком, когда Клара заботливо подогрела для нее уже остывшие гренки, а предпоследний, уверена, когда этот Огюст делал ей предложение.

– О, мы знакомы недавно. Как-то к слову не пришлось…

Мама о чем-то умалчивала – это было видно невооруженным глазом. Врала она плохо, очень плохо. Это мне тоже по наследству передалось. Тем более в то, что у мамы что-то «к слову не пришлось», верилось с трудом.

– Ты могла бы сказать вчера, за завтраком, за обедом, во время нашего похода на рынок, за утренним кофе, или когда просила меня забрать из чистки ковер, – Клара загибала пальцы и, если б ей позволило воспитание, точно бы разулась и задрала ногу, чтобы воспользоваться пальцами и на ней.

– Мы знакомы неделю! – выпалила мама и прикусила нижнюю губу.

– Тааааак, – протянула Клара и припечатала:

– Альфонс!

– Вовсе нет!

– Аферист!

– Совсем нет!

– Уголовник?

– Клара!

– Больной?

– Клара, прекрати! Огюст – приличный мужчина.

– Это в какой день знакомства ты поняла? В первый? Ты его лист от целителя видела? Он точно какой-то хворью страдает! Или просто страдает. Неделя, и жену ему подавай!

Мама всполошилась, нахохлилась и вскочила с дивана.

– А что, я не могу увлечь мужчину так, что он сделает мне предложение всего через неделю знакомства?

– Конечно, можешь, – уверенно кивнула Клара, добавив: – Но тут возникает вопрос, чем ты его так увлекла?

Недвусмысленный намек вызвал у мамы нервный паралич лица. Дело запахло остреньким. Я следила за этим спектаклем молча, но все-таки пришло время вмешаться.

– Не важно, чем мама его завлекла. Что он вообще за человек?

– Ох, Огюст… у него такие зеленые глаза, – мама зачаровано вздохнула.

При упоминании о «зеленых глазах» перед взором встал сегодняшний незнакомец, облитый чаем. Да, такой бы, наверное, смог и увлечься, и завлечься, и увечья нанести.

– Мам, я вовсе не о том, как он выглядит. Он тебе нравится? Может, ты даже влюблена?

Но мою романтическую тираду перебила более практичная Клара:

– Какая нам разница, зеленые у него глаза или голубые, да хоть бурые! Доход имеется?

– Да… он владелец нескольких постоялых домов, в столице и еще в паре городов.

– Подойдет. Дети есть?

– Нет.

– Отлично, нам же проще. Маг?

– Маг, – кивнула мама, словно на допрос попала, а мы с Кларой, видимо, разыгрывали роли доброго и злого стража. Догадайтесь, кто есть кто, сами, как говорится.

– Хорошо, конечно, но не слишком. Сильный маг?

– Не сказала бы.

– Тогда подойдет.

– И все-таки, мам, ты выйдешь за него замуж? Тебе стоит с ним поговорить еще раз. Разве нормально, что он отправил объявление в Хронику без твоего ведома?

– Да, попахивает самоуправством, – Клара погрозила пальцем.

– Поговорить? Должно быть, ты права, но что мне ему сказать?

– Пригласи его к нам. В любом случаем, чем бы ваш разговор ни закончился, я хотела бы познакомиться с ним.

– Зови к среде, – деловито добавила Клара, подходя к окну и поправляя шторы, сдвинутые после подглядывания за госпожой Корш. – У меня по плану как раз запеченная утка. Еда должна соответствовать моменту. И к среде я успею заготовить парочку вопросов для господина де Грога.

Глава 2

У мужчин тоже есть свой «лучший» возраст. Когда юношеский бриз прекращает качать их еще неуверенную палубу, наступает время им настояться. Кто-то предпочитает крепленное вино, кто-то виски с хорошей выдержкой. Но остерегайтесь особо залежавшихся бочек. Там прячутся экземпляры либо женатые, либо подвластные страсти собственного эго, либо особенно любвеобильные. Такие времена!

Выдержка из Авьеснской Хроники

Звук моих каблуков эхом разносился по коридорам здания Королевского ботанического общества. Я помню, как первый раз попала сюда. Мне было четырнадцать, я носила две косички и высоко задирала конопатый нос, разглядывая сводчатые потолки.

В тот летний день солнце пекло нещадно, но стены Ботанического общества хранили прохладу.

– Селина, взгляни наверх, – попросил тогда Лайонел, наклоняясь к моему уху.

Я тут же запрокинула голову и приоткрыла рот. Главный холл поразил меня стеклянным куполом. Сквозь него внутрь пробивался свет. Солнце рисовало причудливые узоры на мраморном полу. Казалось, его лучи, которые играли на ступеньках широкой каменной лестнице с покатыми перилами, можно было схватить – такими плотными они представлялись в моем детском сознании. По контуру купола извивались нежно-сиреневые и желтоватые сгустки энергии и волшебных паров, и вместе с песчинками пыли они искрились на солнце, как драгоценные камни. Та картина навсегда запечатлелась в моей голове. Как и мягкий голос Лайонела:

– Это магическое стекло, оно собирает солнечный свет, и так тут всегда светит солнце, даже в пасмурные дни, во время дождя и снегопада. Всегда.

А потом Лайонел попросил друга-профессора показать мне библиотеку. И я пропала. Именно с того момента я начала усердно заниматься ботаникой и углубляться в изучение магических свойств растений.

Я помню свой первый членский билет Ботанического общества, я получила его в семнадцать. С какой гордостью я несла его домой! Сейчас смешно вспоминать. Но с тех пор стеклянный купол, рассеивающий солнце по всему холлу, стал для меня обыденной картиной.

– Селина! – оклик вывел меня из воспоминаний, и я обернулась.

По коридору мне навстречу спешил Лори, переступая через плитку темно-орехового цвета и наступая лишь на бежевую – наша давняя игра, придуманная еще тогда, когда мы оба только познавали азы научного мира. С тех пор Лоренс де Эмери лишь в компании профессоров шагал по коридорам спокойно.

– Лори, когда вы вернулись? Я думала, ты все еще в экспедиции.

Друг переступил через очередную темную плитку и оказался совсем рядом, весело подмигивая.

– Сегодня с утра и вернулись.

– Все прошло удачно? Ты больно радостный, – я прижала к груди бумаги с прошлогодними темами кафедральных заседаний, которые необходимо было переписать для открытых лекций, и пыталась сдержать улыбку. Я не видела Лори три недели и ужасно соскучилась.

– Это я так рад тебя видеть. Как подготовка к конференции?

– А я к ней уже давно готова, – отчеканила и все-таки расплылась в улыбке.

– Почему я не ждал другого ответа? Я тебе, между прочим, кое-что привез.

– Неужели, подарок?

Лоренс завел руки за спину, хитро прищурившись. Когда я уже была готова заглянуть ему через плечо, он соединил ладони и поднес их к самому моему лицу. Я с интересом проследила за руками друга, опасаясь заполучить косоглазие, и услышала легкий ванильный запах. Магия Лори пахла хоть и сладко, но едва уловимо. Это был тонкий флер.

Ладони его раскрылись, и поднялся маленький песчаный вихрь. Через секунду блестящий песок растворился в воздухе, а не его месте появился камушек, с одной стороны грубо сколотый и, на первый взгляд, ничем не примечательный.

Я осторожно, под внимательным взглядом Лоренса, взяла камень и перевернула.

– Лори! Не может быть!

На камне, плотно прижавшись мелкими корешками, поблескивали круглые темно-синие лепестки. Они слегка колыхались, словно дышали или находились под водой. В моих руках оказался горный ариллис. Удивительный цветок, растущий на большой высоте, в горах. Обычно он прятался глубоко в расщелинах, цепляясь за камни.

– Он потерял ценность, как экспонат, так как я нашел его уже отколотым. Видимо, какие-то животные оторвали кусочек от явно большего покрова, смотри, как растут корни… – Лори кивнул на камень с одиноким цветком. – Но я сразу подумал, что ты оценишь. Я наложил стазис, он не будет увядать несколько месяцев.

– А потом?

– А потом позовешь меня и я наложу новый.

Я рассмеялась, но согласно кивнула.

– Я поставлю его на самое видное место в своем кабинете.

Лоренс приствситвнул:

– Пока меня не было, у тебя появился кабинет?

– Поставлю, когда появится.

– Что ж, за это время я наложу стазис раз десять, да?

Я предупреждающе глянула на шутника, а тот подхватил меня под руку и предложил:

– Пообедаем?

Мне пришлось подстроиться под его шаги и со стороны мы, наверняка, представляли собой весьма странную пару, шагающую с одной ноги и переступающую через две плитки сразу.

После вопроса Лоренса мой живот характерно заурчал и я закивала.

– В Голдгравии сегодня фестиваль южных сладостей. Звучит интересно, не находишь?

При упоминании злополучного отеля с ресторацией, где свершилась мамина помолвка, я вздрогнула и искоса глянула на Лори, но тот ничего не заметил.

– Я думала, мы спустимся в столовую.

Я правда не понимала, зачем так изворачиваться и ехать куда-то, когда под боком есть родная столовая с местной пленочкой на клюквенном киселе. А если находились не такие уж большие любители киселя, то есть я, всегда можно было взять облепихового чая, при мысли о котором я не смогла заглушить нового урчания из недр голодного желудка.

Лоренс по-джентельменски предпочел проигнорировать посторонние звуки.

– Селина, сжалься, я проходил мимо и учуял запах рыбных котлет! Я почти месяц был вдалеке от цивилизации, хочу почувствовать себя человеком!

Между прочим, я могла бы защитить честь столовой и отметить, что рыбные котлеты в исполнении нашего повара неплохи, но вот картошку, подаваемую к ним, он, правда, всегда пересаливал. Первый месяц было смешно, потом захотелось подойти и спросить, что за проблемы с картошкой и солью, но местные старожилы интеллигентно намекнули, чтобы сидела на месте и чуткого повара не раздражала, а то будем все вместе год хлебать луковый суп. В общем, еще через месяц я привыкла, а через полгода кулинарные изыски столовой Ботанического общества стали казаться мне амброзией.

– А по пути я расскажу тебе столько интересного! Ты не поверишь, что мы нашли на высоте всего ста восьмидесяти метров…– Светло-карие, почти медовые, глаза друга азартно засветились.

– Хорошо-хорошо, – сдалась я, – южные сладости, так южные сладости.

Голдгравия, так Голдгравия… Ох, если бы я знала, чем все это закончится, я бы все-таки отстояла свое законное право на рыбные котлеты.

Голдгравия величественно возвышалась надо всеми соседними домами, пестрела золотой вывеской и шумела вереницей постояльцев, гостей и просто любопытствующих. Высокие двери с резными позолоченными ручками вертелись, не переставая. Мы с Лори проворно проскочили за дамой с ярко-красным чемоданом.

Внутри отеля, как ни странно, было довольно тихо. Дружелюбные швейцары кивали и кидались на помощь вновь прибывшим, быстро разбирая их багаж и подзывая носильщиков. Красная дорожка вела прямо к стойке регистрации. По мраморным колоннам, встречающим посетителей, вился золотой плющ.

Лоренс оставил меня разглядывать слои магии, нанесенные на растения, ведь в природе просто не существовало плюща золотого цвета, и направился за стрелочкой, мигающей на плакате, который задорно сообщал, что каждый может познакомиться с коллекцией южных сладостей и «добавить яркости в свою жизнь».

После того, как я поняла, что плющ – всего лишь умелая иллюзия, стало совсем не интересно. Могли ведь и настоящий плющ высадить, хоть воздух был бы не таким душным.

Лори вернулся буквально через две минуты. По его виду нельзя было определить, добавил ли он какой-то яркости в свою жизнь или нет, но, как оказалось, нам все еще только предстояло. Перед моим носом помахали двумя маленькими бумажками.

– Нам повезло, оставалось всего несколько билетов. Подождешь у стойки регистрации? Я схожу в ресторацию и узнаю, есть ли у них столик.

Я кивнула, забирая билеты и размышляя, насколько будет некрасиво, если сбегать по-быстрому на фестиваль и закинуться парой конфеток. Желудок уже совсем прилип к спине, а при мысли, что в ресторации еще надо будет ожидать первое, второе и чай, так вообще захотелось выбежать на улицу и купить у первого попавшегося разносчика газет жареных орехов. Но вместо всего этого я чинно проследовала по красной дорожке к стойке регистрации, из-за которой торчал темно-рыжик хохолок .

Консьерж посмотрел на меня, но так и не дождавшись никаких вопросов, взглядом дал понять: я всегда на месте, если что, обращайтесь, и снова скрылся за стойкой, опустив голову.

Я мило улыбнулась и отвернулась. Красная дорожка и аллея из колонн разделяли пространство холла на две части. Справа разместились белые диваны и кресла, окружающие небольшой, тихо журчащий фонтан с колышущимися на воде розовыми лилиями. Несколько постояльцев устроились у панорамных окон с кофе и газетами. Слева же находилась широкая лестница, покрытая золотым ковром. Магические светильники в виде маленьких птичьих клеток расположились на перилах через каждый метр.

У входа швейцары снова оживились. Я непроизвольно глянула в сторону дверей и увидела, что по красной дорожке походкой «от бедра» шагала длинноногая брюнетка. На ней были черные обтягивающие штаны, что первым делом привлекало взгляд именно к ногам, а лицо ее пестрело кричащим макияжем в стиле ночных шоу, что давали закрытые клубы на Будуарской улице. Не то чтобы я хорошо знакома с их репертуаром, но однажды довелось заглянуть, и кроме фривольных костюмов, красных губ и удушающего запаха духов никакого сюжета я не разглядела. Точнее, сюжет имелся, конечно, но его могли понять, однозначно, не все. Мы с Мадлен, сестрой Лори, его не поняли, а вот компания мужчин за соседним столиком явно была в полном восторге, так как аплодировала стоя. В общем, это вовсе не мое дело – кто как красится и кто предпочитает красную помаду и черные тени средь бела дня.

– Приветствую, – томно пропела девушка.

Консьерж за стойкой подскочил, поправляя галстук.

– Госпожа, чем могу помочь?

– Должны были забронировать номер на имя Огюста де Грога.

– Да-да, сейчас посмотрим…

Вы не подумайте, я не подслушивала, я только стояла, ждала Лори и мечтала о вкусном обеде. Просто девушка говорила громко, да и стояла я всего в двух метрах, а со слухом у меня никогда не было проблем. И когда прозвучало знакомое мне теперь имя, обомлела. Не может этого быть, мне показалось.

– Как вы сказали? Господин де Грог? – уточнил консьерж, словно прочитав мои мысли.

– Верно, Огюст де Грог, – кивнула брюнетка и потеребила пуговицу на шелковой блузке.

Мои глаза поползли на лоб и я непроизвольно сделала шаг вперед. Взгляд не отрывался от профиля девушки. Я понимала, что веду себя странно, пристально разглядывая незнакомку, но милостиво прошу извинить меня, потому что я тут как бы немного растерялась. В смысле номер на имя господина Огюста де Грога? И даже если номер заказали, то почему о нем спрашивает явно не господин де Грог? Наверное, его дочь. Но тут же сознание подкинуло воспоминания о вчерашнем разговоре с мамой и ее заверении в том, что детей Огюст не имел. Без сомненья, это его племянница, или еще какая-нибудь родственница. Мало что ли у мужчины может быть родственниц? Других вариантов просто нет. Не могло быть. В конце концов, что, в Авьене только один господин Огюст де Грог? Может, их десятки…

Пока я лихорадочно размышляла, какова вероятность встретить полного тезку маминого жениха, услышала:

– Да, он передал, что ключ должна забрать девушка.

Девушка. Не сестра, не племянница, не тетя, в конце концов! Девушка… Нет, это тоже ничегоо не значит.

– Ага, – кивнула брюнетка, стуча красными ноготками по мраморной столешницы стойки.

Она, видимо, наконец почувствовала мой пристальный взгляд, потому что медленно повернула голову. Наши взгляды встретились и пару секунд мы молча рассматривали друг друга. Ее ярко-карминовые губы растянулись в улыбке, и она игриво спросила:

– Мы знакомы?

Я поспешно покачала головой. Девушка окинула меня таким взглядом с ног до головы, что мне аж захотелось проверить, все ли пуговицы застегнуты на жакете, и заправить за ухо выбившиеся пряди из пучка.

– Да, номер триста три зарегистрирован на имя господина де Грога. Вот, ваш ключ, госпожа…

Брюнетка усмехнулась, так и не представившись. Я проследила, как ей на ладонь упал ключ с золотым брелоком в виде небольшого домика.

– Благодарю, – новая улыбка, и девушка все той же походкой, привлекающей внимание к ее бедрам, удалилась в сторону лестницы.

Из коридора, ведущего в ресторацию, вдруг вынырнул Лоренс, чуть не столкнувшись с брюнеткой, за которой я неотрывно следила. Лори извинился, слегка поклонившись, и оглядел девушку с интересом. К его чести могу сказать, что он не стал провожать ее взглядом, чего не скажешь о мужчине за стойкой. Тому хоть платочек подавай, вон как слюни текут, уже целое блюдце можно собрать.

– Селина, нам просто несказанно сегодня везет. У них как раз только что освободился чудесный столик на двоих на веранде, с видом на сад. Пойдем скорее.

Я поежилась, вспоминая, что на улице сегодня не самая солнечная погода, но не стала противиться, когда Лоренс мягко взял меня под руку и повел в сторону ресторации. Все мои мысли уплыли вслед за брюнеткой. Я вполуха слушала Лоренса, мои глаза сосредоточились на лестнице. У этого всего, непременно, должно быть какое-то объяснение!

Но когда двери ресторации плавно открылись перед нами, а метрдотель с подобострастной улыбочкой повел нас к столику, я не выдержала:

– Мне надо на пару минут отлучиться. Кажется, я видела знакомую… начинай без меня, хорошо? – не дождавшись ответа растерявшегося друга, я поспешила назад в холл отеля.

Значит, триста три, господин Огюст де Грог. Ну не могло это быть обычным совпадением! И что-то мне совсем не верилось, что брюнетка – родственница де Грога. Может, это сама судьба помогает мне вывести женишка на чистую воду.

Ноги сами собой понеслись к лестнице, но, ступив на первую ступеньку, я вдруг сообразила, что без понятия, куда бежать и где устраивать разборки, а пока я буду искать номер, все грехи в нем свершатся, и не один раз.

– Извините, – позвала я, подбежав к стойке регистрации. – Подскажите, на каком этаже номер триста три?

Консьерж удивленно воззрился на мою немного оголтелую персону, но все-таки ответил:

– Четвертый, госпожа…

Я тут же кинулась назад к лестнице, не обращая внимания на взгляды окружающих. На втором лестничном пролете я врезалась в носильщика с тремя чемоданами. Один, самый большой, упал на бок и перегородил мне дорогу.

– Извините-извините-извините… – затараторила я, перескакивая через препятствие. Праведный гнев делал свое дело.

К четвертому этажу я была просто уверена, какую увижу картину, и была готова высказать все, что думаю о лживых и старых повесах. С чего я взяла, что он старый, не имею представления. Видимо, так мне было проще примириться с фактом его измены.

Вместе с адреналином в крови меня нервно подергивало. А я еще не говорила, что, когда нервничаю, становлюсь особенно неуклюжей? Вот отсюда и повалившийся чемодан, отсюда и мое прихрамывание, потому что на одной из ступенек я оступилась и упала, ударившись коленкой. Не сомневаюсь, что скоро появится синяк, но боли я не ощущала и неотвратимо приближалась к номеру триста три. Что бы я делала, если дверь оказалась закрыта, а ведь это вполне логично, раз за ней совершалось прелюбодеяние, я совсем не думала. В такие моменты, вообще, резко разучиваешься думать…

Однако дверь оказалась открыта. К несчастью.

Глава 3

Мы искренне считаем, что люди имеют свойство обманываться, а вот обманутыми они быть не любят. И так во все времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

Я перевела дыхание и занесла руку над дверью. Для чего? Просто я была слишком хорошо воспитана и даже в такой ситуации планировала постучаться, прежде чем войти в чужой номер. Пришлось отругать себя, а затем набрать в легкие побольше воздуха и резко нажать на ручку.

– Как вы можете?! Ужасно и непростительно! – закричала я с порога, глазами ища прелюбодеев.

Они нашлись быстро. Высокий мужчина стоял ко мне спиной, почти полностью загораживая собой сидящую в кресле брюнетку. Картина не имела ничего общего со степенной встречей родственников. Даже сильно скучающих друг по другу.

Я почувствовала, как жар поднялся к моему лицу, но смело шагнула в комнату. А ведь она оказалась даже не спальней! Ну да, конечно, начали с самого порога, прямо на диване.

– Как смеете вы обманывать собственную невесту?! Ваше место в сточной канаве, а не в достойном обществе! Если вы считаете, что можете и дальше пудрить мозги ни о чем не подозревающей женщине, которой буквально на днях обещали счастье и любовь в браке, то вы глубоко ошибаетесь! Карма настигла и вас!

– Невеста? – громким обиженным шепотом поинтересовалась брюнетка, поднимаясь с кресла и заглядывая в лицо мужчине. – Я о чем-то не знаю?

Мужчина в черной рубашке, натянувшейся на его широких плечах, застыл. Я тяжело дышала, казалось, еще немного, и выпущу пар из ноздрей.

Как только брюнетка обвинительно хлопнула мужчину по плечу, он отмер, будто только сейчас осознал, что ему помешали насладиться отдыхом наедине с девушкой в номере отеля.

Я не знала, чего я ожидала. Скажу только, что Огюст де Грог представлялся мне седеньким повесой с наглой ухмылкой. Именно такой образ сложился в моей голове – образ отвратительного старика с липкими ладошками.

Однако надо заметить, что уже вид сзади натолкнул меня на мысль, что я ошиблась. Мне надо было сразу убежать, пока он не успел взглянуть на меня своими темно-зелеными глазами, кажущимися почти черными. Видно, от злости. На пару секунд я замерла с приоткрытым ртом. Передо мной стоял черноволосый незнакомец из чайной. Да не может того быть! Но это был не обман зрения. Мужчина глянул на меня, как на мешающую сосредоточиться зудящую муху, и скинул руку брюнетки со своего плеча, полностью развернувшись ко мне лицом.

– Ты правда обзавелся невестой? – снова спросила девушка, нарушив звенящую тишину, и кивнула в мою сторону, сложив руки на груди.

– Она, что ли?

Брюнетка посмотрела на меня внимательнее:

– Так это ты была внизу, странная такая. Ты следила за мной?

Я проигнорировала ее вопросы, собственно говоря, как и мужчина. Он не сводил с меня взгляда, под которым, казалось, я давно должна была обратиться в прах и рассеяться по миру. По крайне мере, эти глаза обещали мне именно такую участь.

Я облизнула пересохшие губы и опустила взгляд. Рубашка на мужчине была расстегнута до пупка, открывая вид на крепкую грудь и хорошо развитый пресс. Это снова привело меня в бешенство.

– Мне мерзко на вас смотреть! Вы просто отвратительны! Поверьте, она узнает сегодня же! – в свои слова я попыталась вложить весь одолевавший меня гнев. Ужасный человек. Он и с виду был похож на падальщика, не гнушавшегося любой мерзости.

Мужчина все молчал, только красноречиво заломил левую бровь. В глазах его, вместе со сдерживаемым гневом, читался смех. Что ж, похоже, его забавляла моя бравада. Он не попытался объясниться. Уж спасибо, что избавил меня от этой сцены! Надеюсь, что он теперь не подойдет к маме ближе, чем на сто шагов.

Мне хотелось уйти красиво. Знаете, если бы я владела магией, то непременно бы воспламенила шторы в комнате или даже рубашку на этом кошмарном мужчине, но я обладала лишь силой слова. Не скажу, что отличаюсь особым красноречием, когда нервничаю, но все же, прежде чем хлопнуть дверью, я выкрикнула:

– Прелюбодей!

Получилось весьма поэтично… Неужели я не могла найти другого слова?! Прозвучало, словно мы актеры довольно паршивой пьесы. Радовало одно – тон мой был грозен и презрителен, будто этот самый прелюбодей повинен во всех грехах мироздания и отличается особой парнокопытной родословной.

Больше мне было сказать решительно нечего. Буду честной, удалялась я спешно, потому что краем глаза уловила движение – мужчина сделал несколько широких шагов к двери. То ли планирую меня задушить, то ли дать пинка. И я испугалась. Разъяренного темного колдуна никому не пожелаешь встретить на своем пути. Я рысью понеслась по коридору, чувствуя, как узкая юбка задирается выше колен. Слышала тяжелые шаги, а потом резкий хлопок двери. Видимо, все-таки бежать за мной никто не планировал, или передумал, увидев мою прыть. Я скрылась за первым поворотом по коридору и припала спиной к стене. Мне необходимо было успокоиться. Я вся горела, от макушки до пят, но когда приложила ладони к лицу, оно показалась мне ледяным.

Неужели я и правда ворвалась в номер к жениху мамы, где он проводил время с любовницей? Что ж, никто бы не смог назвать меня плохой дочерью. Из горла вырвался истерический смешок. Что б меня укусили, я ведь и правда это сделала!

Насчет зеленых глаз мама была права. Они, однозначно, были такими… такие, в общем, не забудешь. Ни в каком страшном сне. Да и оказался он куда моложе воображаемого в голове господина. Но вот в том, что ее жених был магом, да еще не очень сильным, мама здорово ошиблась. Неужели он так запудрил ей мозги своими зелеными глазками, что мама не смогла понять, кто перед ней? Ведь волшебство магов и колдунов в своей основе совершенно разнилось. Только ребенок не смог бы с первого раза разглядеть отличия, но мама давно вышла из нежного возраста и имела приличный опыт за спиной, в том числе академический. Хотя, совершать глупости ей это нисколько не мешало.

Истоки волшебства магов происходили из природных элементов, поэтому им было легче управляться со стихийной магией, но она же и связывала им руки. Колдуны черпали свою силу из окружающих нас потоков энергии, которые, если колдун был довольно способным, открывали перед ним безграничные способности, поэтому их частенько побаивались. Вот Лоренс был настоящим светлым магом. Этот же Огюст… чистый колдун.

Размышляя над этой загадкой, я подошла к лестнице. На меня испуганно воззрился носильщик, тянущий за собой чемоданы. Слегка посторонился в сторону и склонил голову, все-таки осмелившись падать голос:

– Вам нужна помощь, госпожа?

– Нет, – я растерянно пригладила волосы на затылке и начала спускаться. – Теперь нет.

Несмотря на то, что мне все еще зверски хотелось есть, а после пережитого еще и закусить двойным куском торта, я не собиралась оставаться в Голдгравии. Чего доброго, еще раз встречу господина де Грога, так и не произнесшего ни слова, кстати говоря. Наверное, считает, что это ниже его козлиного достоинства.

Я быстро нашла Лоренса. Светлая макушка друга ярко выделялась на веранде.

Из-за облаков выглянуло солнце, но оно не грело, а только золотило столовые приборы, выложенные на белой скатерти по обе стороны от фарфоровых тарелок. Пустых, к сожалению. Лори листал меню, внимательно вчитываясь в название каждого блюда и, видимо, еще не успел сделать заказ.

– Селина, ну наконец-то, – Лоренс нахмурился, когда я остановилась возле столика.

– Прости, но мне надо уйти.

– Что случилось?

– Ничего страшного, то есть… В общем, я совсем забыла, что кое-что обещала маме.

Врала я из рук вон плохо, но не рассказывать ведь Лоренсу всю кухню маминых любовных перипетий, о которых она еще сама и не подозревала.

Я наклонилась и неуклюже поцеловала Лори то ли в щеку, то ли в нос.

– Селина, – позвал он меня снова, но я только махнула рукой и поспешила на всех парах к выходу. Голдгравии мне было на сегодня за глаза. Наелась от души, премного благодарна!

Второй день подряд я влетала в дом, как сумасшедшая. Снова по пути накрутила себя неимоверно. Что будет с мамой? Как она воспримет новость? Нет, это не новость, это весть, дурная весть, а несу ей ее я, единственная дочь.

Была надежда на то, что мама не успела влюбиться и не питала к господину де Грогу особо сильных чувств, но тут я обманывала саму себя. Даже если Розмари де Лерой была абсолютно равнодушна к Огюст де Грогу, то она все равно впадет в траур по своей почившей личной жизни, а измена станет хорошеньким ударом. Просто третий брак мамы развалился именно по причине неверности мужа. Это стало поводом сжечь все его дорогие костюмы и потанцевать на их пепелище. Если бы не внезапно проснувшийся здравый смысл в виде тогда только начавшей работать в нашем доме Клары, возможно, мама бы дошла до самого страшного. Нет, не убийства, ничего криминального, а до уничтожения всех драгоценностей, подаренных мужем. Такого бы она себе никогда не простила, ведь мужчины приходят и уходят, а серьги и браслеты с рубинами и опалами греют душу всегда.

К тому времени, как я добралась до отчего дома, дело было уже ближе к вечеру. Меня встретила тишина и сгущающиеся сумерки. В гостиной было темно, в спальне мамы тоже не оказалось. Надеюсь, она еще не узнала каким-то фантастическим способом об измене благоверного и не сбежала лишать его всех достоинств.

Я сняла жакет и вытащила шпильки из пучка, позволяя волосам упасть на плечи и спину. Это охладило мой запал, я присела на кровать и, не включая светильников, посидела пару минут, приводя мысли в порядок и сочиняя подходящие фразы для начала разговора с мамой. Но как тут можно было начать?

Издав страдальческий стон, я все-таки взяла себя в руки и спустилась назад на первый этаж. Свет пробивался только из узкой щелочки из-под кухонной двери. Вокруг витали умопомрачительные запахи и мой живот снова напомнил о том, что он ужасно голоден и что его несколько раз за день обломали с обедом.

Клара колдовала над большим чаном. Иначе ее действия было нельзя назвать. Она хватала разные мешочки и склянки со специями и маслом, что стояли вокруг в какой-то известной лишь Кларе последовательности, и добавляла их содержимое в чан, что-то напевая.

Услышав мои шаги, она обернулась, не прерывая своего занятия, и ласково улыбнулась. В этот момент Клара была такой домашней, что все мои тревоги и заботы улетучились. Я села на высокий стул за кухонный стол, облюбованный кастрюлями и сковородками. По центру располагались длинные кашпо с травами. В нос сразу ударил резкий запах базилика.

Я нашла под полотенцем свежеиспеченный, еще теплый, хлеб и втихую оторвала кусок побольше. Как в детстве. Только тогда я сидела на стуле и не доставала ногами до пола, мотая ими в разные стороны.

– Что такое, голубка? – спросила вдруг Клара, поворачивая голову ко мне.

Действительно, ничего не меняется. Сколько раз она задавала мне этот же самый вопрос, когда я приходила на кухню и как можно громче вздыхала. Клара за это время ничуть не изменилась: такая же крепкая и высокая фигура, все те же темно-шоколадные волосы, заплетенные в тугую косу, закрепленную вокруг головы. Неужели я и сейчас сидела и тяжело вздыхала? А может, взять и рассказать все Кларе? Она уж точно найдет подходящие слова для мамы. Но вместо того, чтобы жаловаться на свою тяжкую ношу, я ответила вопросом:

– Что ты делаешь?

– Как что? Утку мариную.

– Утку?

– На завтра. Как говорится, путь к мужчине лежит через желудок. Мы, конечно, предложение уже получили, но всегда хорошо интерес подогреть, согласна?

Я медленно слезла со стула, жуя кусок хлеба, и подошла к Кларе, заглядывая в чан.

– Знаешь, было бы куда лучше, если бы ты решила приготовить поросенка. Да, свинья ему точно подходит больше.

Руки Клары, обмазывающие маслом бледно-розовую кожу мясистой утки, застыли. Глаза прищурились, отчего родинка на щеке задорно подпрыгнула.

– О чем это ты?

– Ни о чем.

– Селина… – протянула Клара, вытирая руки о мокрое полотенце, но дальнейшие расспросы спас несчастный кусок хлеба в моей руке и оперное пение моего желудка.

– Ты еще и кусочничаешь! И так со своей работой есть забываешь! Ну-ка, быстро за стол.

Я согласно закивала и с большим удовольствием последовала заботливому приказу Клары.

– А знаешь, где мама? – вопрос пришел мне в голову как-то немного запоздало. Не иначе, вследствие голода.

– Госпожа Корш пригласила несколько членов их благотворительного кружка к себе на не менее благотворительный вечер.

– Надеюсь, мама не станет рыскать в гардеробе той в поисках розовой блузки?

– Ну, Рози сама ее надела, поэтому что-то точно будет…

Таким образом, мой безрадостный разговор с мамой откладывался. А чем дольше я сидела и жевала вкуснейшую жареную картошечку с вкуснейшими жареными грибочками, да предвкушающе посматривала на кусок вишневого пирога, тем меньше мне хотелось этот разговор заводить. И, вообще, разве можно вмешиваться в чужую личную жизнь? Чревато. Но пришлось напомнить себе, что в личную жизнь моей матери было просто необходимо влезть. Присесть там и немного посидеть, а то Огюст де Грог возомнил себя хозяином положения.

На на утку он все-таки приехал. Не иначе, как учуял! Я была уверена, что неверный жених не явится на запланированный вечер с будущей семьей. Именно тогда, когда это поймет невеста, я и собиралась преподнести ей все факты. Придумывала речь всю ночь. Получилось даже не очень трагично.

Мама с утра успела поплакать над испорченной розовой блузкой. Госпожа Корш, совершенно случайно, опрокинула на нее полную до краев соусницу. Увещевания Клары в том, что блузку спокойно можно отдать в чистку, ее не проняли. Это если на секунду забыть, что мама сама была магиссой с неплохим даром и могла быстро вернуть блузке первоначальный вид. Но нет, Розмари напрочь отказалась вновь надевать эту «безвкусицу» и отправила ее в мусорный мешок.

Смотрела я на это все, кусая губы, и предвкушала объяснения по поводу не явившегося на очную ставку Огюста.

Замаскировав аллергические красные пятна на щеках слоем косметики, мама носилась от меня к Кларе, и обратно, советуясь, какое платье лучше, какие серьги предпочтительнее и какая заколка не так вычурна.

– Рози, он уже сделал тебе предложение! – негодовала Клара, отмахиваясь от выбора брошки, и деловито спросила: – Ты мне лучше скажи, какой соус: брусничный или ореховый?

Я закатила глаза. Извините, не сдержалась. Можно подумать, что мы короля потчевать собирались. Был отличный повод положить конец этому празднику жизни и раскрыть уже все карты. Тем более, что все наше женское трио собралось вместе.

Клара присела на узкую бархатную кушетку в коридоре, изучая два разных рецепта. Мама стояла возле зеркала и прикладывала к платью то голубую брошку, то розовую, то, вообще, меняла на нитку жемчуга. Я переводила взгляд с одной женщину на другую, гадая, как лучше привлечь их внимание, но мама вдруг огорошила. Не меня, а Клару:

– У Огюста аллергия на орехи.

– Рози! Ты видно, издеваешься! А раньше нельзя было сообщить?

Мама растерянно взглянула на Клару:

– Но ты не спрашивала.

– Здрасьте, приехали! Рози, вот ты, вообще… что с тебя взять! – Клара устало махнула рукой и ушла в кухню, а мама повернулась ко мне:

– Что я такого сказала?

– Да ничего, – я пожала плечами и заметила: – У нее просто по плану был какой-то новый салат с помидорами, грецкими орехами и баклажанами.

– Ох, плохо вышло, да? – забеспокоилась мама и посмотрела на дверь кухни.

Не хуже, чем у Огюста с хорошенькой брюнеткой… Но я снова промолчала. С каждым часом становилось все сложнее начать разговор.

– Пойду лучше ее успокою, а то чего доброго, она везде орехи напихает… – Мама вручила мне все перемеренные брошки и скрылась вслед за Кларой.

Что-то у меня совсем не получалось сообщать плохие новости. Ну, чего не дано, того не отнять.

Стук дверного молотка раздался точно в назначенный срок. Господин де Грог оказался пунктуален. Мы с мамой уже сидели при полном параде в гостиной. Я читала недавно вышедшую статью про новые лечебные свойства северной крапивницы, а мама листала журнал НеМод, не жалея страниц. Клара же в это время порхала в столовой, поправляя и так идеально стоявшие тарелки.

И вот, когда стук повторился, мама всполошилась, взволнованно спросив у меня:

– Это он, да?

Видеть через стены я не могла. Вопрос, конечно, был риторическим, но для вида я пожала плечами.

Неужели этот де Грог настолько наглый? Или наоборот, его замучила совесть, и он решил сам наведаться к невесте и объясниться? Вопросов у меня было достаточно, и ответить на них мог только один мужчина. Тот, что топтался под дверью нашего дома. Я подскочила вслед за мамой, в коридоре мы чуть не столкнулись с Кларой, вылетевшей к двери на стук, как и мы.

Так трое и застыли, глупо смотря друг на друга. Кто должен открывать?

– Он подумает, что никого нет дома. Отойдите! – всплеснула руками мама.

Мы с Кларой тихонько пристроились сзади. Она с приветливой улыбкой на лице, я – с ожиданием момента истины во взгляде.

– Огюст! – радостно поприветствовала мама жениха, отворяя дверь.

Сначала я увидела гору цветов, что шествовала впереди на двух ножках.

– Какая красота! – восклицала матушка и пыталась за этой розовой клумбой рассмотреть господина де Грога.

– Это тебе, Рози, – послышался добродушный, явно слегка волнующийся голос.

Мама с улыбкой приняла букет роз.

– А вы, должно быть, Клара, да? – Огюст протянул ей второй букет, чуть поменьше.

– Верно, господин де Грог, – величественно кивнула Клара.

– Рад с вами познакомиться! Неимоверно! – голос его дрогнул, и он слегка откашлялся.

Кларе явно понравилось, что мужчина нервничал, словно юноша на первом свидание.

– И мы рады.

Мама в это время склонила голову, прячась за букетом, аромат которого уже заполнил всю комнату.

После знакомства с Кларой Огюст повернулся ко мне и счастливо вздохнул. Из-за широкой улыбки глаза его стали похожи на щелочки.

– Селина, вот вы какая. Я столько о вас слышал! Как приятно увидеться с вами. Вы очень похожи на Рози, такая же красавица, – мужчина протянул мне третий букет, сам, наконец, освобождаясь от ноши, и я на автомате приняла цветы, смотря на Огюста во все глаза.

Мама подхватила жениха под руку. От моего взгляда не укрылось, как она пробежалась пальчиками по его руке, нежно поглаживая сгиб локтя.

– Теперь я понял, как соскучился, – смущенно рассмеялся Огюст.

Мама вся просияла и обратилась скорее к нам, чем к жениху:

– А мы ведь не виделись всего два дня!

Огюст де Грог был проворно уведен в столовую. Клара внимательно рассматривала удаляющуюся пару. Как только они отошли подальше, она приблизилась и строго шепнула:

– Селина, теперь я, кажется, поняла, почему ты говорила про свинью. Но как это грубо с твоей стороны! Он, конечно, не отличается особой стройностью, но свинья… – Клара покачала головой, сурово сдвинув брови.

Так и не дождавшись от меня никакого полноценного ответа, кроме мычания, она помахала своим букетом перед моим лицом.

– Ты чего застыла?

– Я… – начала, но закончить не смогла, потому что не знала, что сказать.

– Иди поставь цветы, а потом быстро за стол, негоже заставлять ждать гостя.

Клара сунула мне в свободную руку второй букет и развернулась в сторону столовой, где секундой назад скрылись мама и Огюст.

Я опустила взгляд на цветы в руках. Я ничего не понимала. Нет, цветы как цветы, красивые, хотя я цветы люблю только в горшках и в земле… Но сейчас, вообще, не об этом. Я снова посмотрела в открытые настежь двери столовой. Мама показывала Огюсту нашу коллекцию пейзажей мастеров Королевской Академии живописи и зодчества. Клара, пока дорогой гость не видит, снова принялась поправлять тарелки. Ну, вот был у нее один маниакальный пунктик. Хотя, почему один…

Я шагнула в сторону, чтобы из коридора мне было лучше видно Огюста, и окинула взглядом его полноватую, невысокую фигуру. Он был одного роста с мамой, то есть на полголовы ниже меня. Когда де Грог дарил мне букет, я смотрела на него сверху вниз и лихорадочно соображала. Что за… господин к нам явился? Мама назвала его Огюстом. Он, по-видимому, им и был. У него правда оказались красивые зеленые глаза, светлые, словно ранняя весення трава. Темно-русые волосы. В молодости он, однозначно, мог похвастаться густой шевелюрой, но теперь на макушке виднелась распространяющаяся лысина, а на висках блестела редкая седина. Приятное лицо. Слегка обрюзгший, дряхлый подбородок, но это не очень портило впечатление, а когда он обаятельно улыбался, то и вовсе становилось незаметным. Ладно сшитый, дорогой костюм. В общем и целом, он производил хорошее впечатление. А мама висла на его руке, как влюбленная школьница, да и сам Огюст, оказавшийся мужчиной что-то около пятидесяти лет, кидал на Розмари де Лерой такие взгляды, словно они сейчас кинутся к ближайшему кусту и начнут украдкой целоваться.

Вдруг я наткнулась на недоумевающий взгляд Клары. Жестикулируя, она показывала, что мне надо поторопиться, а для закрепления эффекта пригрозила кулаком.

Я похлопала глазами, прижав к себе букеты, запах которых свербил у меня в носу, отвернулась и пошла на кухню искать вазы. Двигалась, как деревянная. Только когда наливала воду для цветов и мои руки оказались под холодной водой, тихо засмеялась. Это был крайне странный смех. Приглушенный и пугающий даже меня саму, так что не хочу представлять, как он слышался со стороны.

Как сказала бы Клара: святые грешники! Если в нашей столовой сейчас находится господин Огюст де Грог, то какого несчастного… кого же я назвала прелюбодеем?

Глава 4

Многие дамы проводят годы, задаваясь вопросом, как же им заинтересовать особь противоположного пола? Да такую особь, чтобы было не стыдно людям показать, да самим бы не хотелось сбежать. А мы скажем, что пусть эти особи сами заинтересовываются. И никак иначе! Вот такие времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

Себастьян

Я понял, что сижу и, как полный идиот, уже минут десять гипнотизирую взглядом стену. Было бы чудесно, если в это время я решал насущные проблемы, но нет! Мои мысли крутились не вокруг докладов подчиненных, что горой возвышались на краю стола и даже, демоны его раздери, не возле нового охранного проекта королевского дворца. Я усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, крутанулся, разворачиваясь к окну, и снова воскресил в памяти вид взбешенной девицы.

Как она кричала? Мое место в сточной канаве? Ей мерзко на меня смотреть? В свой адрес я слышал слова куда и похуже. Чаще они, правда, звучали за спиной. В глаза мне кидали оскорбления не так часто – на подобную смелость люди обычно решались по глупости, или из-за помутнения рассудка. Девчонка не показалась мне ни чокнутой, ни храброй, да она ведь вся тряслась. Однако она была уверена в своих словах. Какая, к демонам, невеста? Прелюбодей? Возможно, я повинен во многих грехах, но только не в этом. Слишком много проблем от таких связей.

На губах против воли заиграла улыбка. Чудная, однако, девочка. Я ведь мог переломить ее белую шейку одним ударом. Уверен, что талию запросто обхвачу ладонями. Она показалась мне совсем худющей. Да, юбка вырисовывала довольна приятные очертания бедер, но вот под жакетом точно скрывалась ничем не выдающаяся грудь. По сравнению с Викки уж точно. Но как-то на Викки потом расхотелось смотреть. Стало скучно и немного противно. Слишком много косметики, слишком много обтянутого, слишком много… всего. Она была уж слишком подготовленной для ублажения дорогого клиента, и почему-то в тот момент меня это начало раздражать, хотя почти месяц все устраивало, и даже очень устраивало…

Хотя какой смысл врать самому себе? Я привык здраво оценивать свои желания. Меня привлекли глаза, пылающие гневом и такие уверенные в своей правоте. Просто ангел правосудия. Если бы Викки тогда могла испариться, я бы точно догнал девчонку. Что ж, похоже, меня потянуло на блондинок…

Кабинет озарила вспышка. Мне не нужно было оборачиваться, ауру Тобиаса я почувствовал за секунду до перемещения, да и открывать пространственный телепорт в мой кабинет могли единицы. Интересно, если я проигнорирую его появление, он исчезнет?

– Я голоден, – провозгласил Тобиас нараспев, словно сообщал о прибытии посольской миссии, а я должен был тут же начать расшаркиваться.

Я медленно развернулся на стуле, глянул на него из-под бровей. Этот взгляд многих заставлял прижать голову к плечам и начать заикаться, но Тобиас с нахальной улыбкой опустился на диван у противоположной стены и закинул ногу на ногу. Видимо, удобно устроился.

– Я безумно рад, но при чем тут я?

– Ненавижу есть в одиночестве, – Тоби трагично вздохнул и смахнул с идеально отглаженных брюк невидимую соринку.

Я проигнорировал его замечание и придвинул к себе гору папок. В висках стучало, хотелось прикрыть глаза и заснуть хотя бы минут на десять. Может, мне приснится та девчонка?

Тобиас лениво поднялся и переместился в кресло перед моим столом. Я не повел и бровью, открывая первый отчет. Почему нельзя сделать все так, как я прошу? Это на веки вечные останется для меня загадкой мироздания.

– Себастьян? Не прикидывайся, что не слышишь меня, – Тобиас нагло пощелкал пальцами перед моим лицом.

Я вскинул голову и схватил его руку, сжимая. Темно-серые, поблескивающие, как графит, глаза смеялись. Я разозлился на себя за то, что этот демонов провокатор вывел меня на эмоции. Головная боль все не отступала. Когда последний раз я нормально спал? Может, мне правда стоит поесть? Нет, позже.

Тобиас, словно прочитав мои мысли, заговорил, одновременно пытаясь вытянуть свою руку из моего захвата:

– Послушай, у тебя что, нет людей, которые займутся этими дурацкими отчетами?

Людей у меня было много, как раз тех, что эти отчеты плодили. Вкривь и вкось, в буквальном смысле.

– А я погляжу, отдел Планирования так занят, что ты слоняешься по чужим кабинетам и просиживаешь казенные портки. Может, мне поднять вопрос на следующем заседании Совета о перерасчете графы расходов на ваш департамент?

Я разжал руку, и Тобиас с обиженным видом потер запястье.

– Нам не выделяют «портки», как некоторым.

– Видимо, среди счетоводов все-таки еще есть здравомыслящие люди. Учитывая то, как часто ты трешься задом обо все поверхности в моем кабинете, страна бы давно разорилась.

Но Тобиас не обратил никакого внимания на мою иронию. Его ничто не могло пронять.

– Видел Хронику? – он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную гармошкой газету.

Копия Авьенской Хроники у меня лежала в одном из ящиков стола. В нижнем, погребенная под грудой документов. Разумеется, глава Тайного сыска должен был быть в курсе светских сплетен и последних кулуарных новостей. В представлении всех, кроме меня. Авьенскую Хронику я терпеть не мог. Но по статусу было положено принимать из рук секретаря все мало-мальски важные издания. Не то чтобы я совсем не открывал Хронику, отчего же, порой случалось. Вот как раз в понедельник свежий номер послужил мне отличной скатертью под чашку кофе, пока одна девица не пролила на меня чай.

Вот так удачно за последние несколько месяцев выбрался на пятнадцать минут прогуляться. Вспоминая, как все раздражение выплеснул на несчастной газетенке, я воскресил и образ лепечущей извинения дамочки. Он был смутным, но я вдруг осознал кое-что… Демоны, это ведь была та же девчонка, что ворвалась ко мне с Викки в номер. Почему я сразу не узнал ее? Случайность? Она ведь не могла, действительно, за мной следить? Или могла?

– Информация уже как два дня устарела, – заметил, все еще гадая о странном совпадении.

– Для кого-то да, а для тебя будет актуальна и сейчас. Считай, я твой проводник в мир нормальных людей! Смотри, – Тобиас развернул смятую газету и, не церемонясь, положил ее передо мной поверх папок.

Я недовольно опустил взгляд. На краю страницы красовались жирные следы от пальцев. Видно, не я один использую Хронику как скатерть для трапез.

– Смотрю.

– Читай, – Тобиас ткнул пальцем в один из столбиков с витиеватым шрифтом.

– Читаю, – иронично ответил, а дальше мне оставалось только цветисто и забористо выругаться.

– Знал, что тебе понравится, – веселился Тобиас.

– Я закопаю их задницы в гномьем дерьме! Я же сказал, чтобы ни одна живая душонка не узнала до официального приказа! Какого демона?!

Я смял Хронику и швырнул ее в Тобиаса, но на подлете, прямо около его лица, она загорелась черным пламенем. Каюсь, не сдержался.

– Поаккуратнее! – вознегодовал Тоби, сдувая с лица пепел.

– Иди в бездну!

– Вот поэтому тебя никто не любит…

Я коснулся камня вызова и спокойно, словно минуту назад не хотел испепелить весь кабинет, приказал зайти секретарю.

Высокие двери открылись в ту же секунду, сами собой захлопнувшись за спиной Харлея. Секретарь бесшумно ступил на темно-зеленый ковер и, коротко склонив голову, произнес:

– Вы звали меня, господин?

Когда рядом находился невозмутимый Харли Уэйн, я точно знал, что все будет под контролем, поэтому и самого отпускало быстро.

– Да, ты видел Хронику?

Харлей кивнул. Взгляд его черных, проницательных глаз был направлен прямо на меня. Секретарь был из тех немногих, что всегда смотрели мне в глаза. В голове снова возник образ блондинки. Она бы выдержала со мной игру в гляделки? Что-то мне подсказывало – да.

– И ты видел, что они прознали про новый охранный план? Еще разрабатываемый нашими специалистами и не введенный официально?

– Да, господин.

Тобиас притих, сосредоточенно рассматривая что-то за окном. Кроме пожелтевших макушек деревьев и пасмурного неба, не думаю, что он отыскал там нечто интересное, но уверенно делал вид, что увлекательнее занятия не смог бы себе найти. Поразительный человек! Сколько знакомы, с каждым днем бесит все сильнее!

– Почему не доложил мне?

– Я так и сделал, господин.

– Когда? – ставить под сомнения слова Харлея я не собирался. Если он говорил, что сделал, значит, так оно и было.

Если честно, я порой думал, что мой секретарь – единственное звено, удерживающее отдел Тайного сыска от полного погружения в хаос.

– Незамедлительно. В понедельник, в семь утра, – отчеканил Харлей и дождался, когда я кивну, чтобы продолжить:

– Я принес всю полагающуюся корреспонденцию и периодику. На самый верх положил Авьенскую Хронику и попросил вас прочесть в ту же минуту. Вы спросили, почему должны читать сопливые сплетни неудовлетворенных старух. Я ответил, что это чрезвычайно важно.

– И я?.. – намекнул на продолжение, когда Харлей замолчал.

– Вы сказали, что поняли меня. Затем я вышел.

Я ни черта не помнил из этого разговора. Получалось, что сам виноват. В том, что не заметил утечки информации сразу, а не в самой утечки. Ну, и что мой отдел допустил ее. Снова.

Я потер виски и хотел было попросить созвать собрание для разбора полетов, а в нашем конкретном случае – для вытрясения из голов опилок и прочих нечистот, но Харлей опередил меня:

– Я назначил собрание на ближайшее ваше свободное окно, завтра в три.

– Прекрасно. Спасибо, Харли.

Но прежде, чем тот покинул кабинет, я уточнил:

– Есть что-то, о чем я могу забыть?

Харлей думал всего пару секунд.

– В следующем месяце…

Я остановил его взмахом руки. Если я буду знать, что меня ждет через месяц, свихнусь окончательно.

– На этой неделе.

– В субботу открытие Осенней конференции Королевского Ботанического общества. Вы приглашены в качестве почетного гостя.

Я скривился. Какого демона? Единственный выходной я проведу в компании профессоров-цветочников?

– Ботанического общества? – отмер, наконец, Тобиас и весело глянул на меня, приподнимая брови.

– Вы дали свое согласие на присутствие восемь месяцев назад. Они очень просили, – заметил Харлей, снова предугадывая мой вопрос насчет того, под каким опиумным эликсиром я запланировал посетить ботаников, пусть и королевских.

– Вы свободны, Харлей.

Когда секретарь вышел, Тобиас засмеялся.

– Знаешь, Себ, ты сильно не буйствуй, побереги своих ребят. Сплетни разлетаются, как споры… ну, об этом тебе в субботу расскажут… Все тайное становится явным, особенно во дворце, ну, а если уж эти тайны попали за его стены, то берегись. Авьена безжалостна!

– Эти «ребята» получают приличную зарплату за свою работу.

– Ага, а еще получили тебя в качестве начальства. Пожалей их, – усмехнулся Тобиас.

Я холодно улыбнулся, готовясь вышвырнуть его из кабинета, но двери снова отворились.

– Извините, что беспокою вас и господина де Гарса. Но вы просили сообщить, когда Он прибудет.

– Да, разумеется, – я встал из-за стола и, обойдя его, положил руку на плечо Тобиаса, слегка надавливая.

– Дорогой друг, хоть кто-то должен работать, так что… гуляй в другую сторону от моего кабинета.

Тобиас цыкнул и поднялся, кидая взгляд на секретаря, застывшего в дверях.

– Харлей, как вы его терпите?

– Это моя работа, господин де Гарс, – бесстрастно ответил Харли.

Я хмыкнул и сложил руки на груди, заломив бровь. Ну что, Тоби? Съел?

Тобиас пробормотал что-то нечленораздельное и, образовав пальцами треугольник, шагнул вперед, испарившись в сероватом зареве пространственного телепорта, словно исчезая в плотном тумане.

Выдержав недолгую паузу, Харлей вновь ответил прежде, чем я задал вопрос, в который раз за четыре года работы доказывая, что я не зря принял молодого человека без рекомендаций на должность своего секретаря:

– Его Величество ожидает в Янтарной гостиной.

Глава 5

Недавно мы стали свидетелями презабавнейшего разговора и сочли полезным поведать его нашим читателям. «Женщина – трепетный цветок, который надо оберегать» – высказался довольно симпатичный молодой человек в компании не менее обаятельных девушек. «Каждому свое» – весьма дипломатично ответила одна из них. Другая, явно моложе, и, видимо, в пору живой юности настроенная менее толерантно, тоже высказала свое мнение: «Женщина – разумный человек! Что-то я не слышала, чтобы хоть какой-то цветок заваривал кофе и топал на работу!

Надеемся, что молодой человек после своих слов остался в фаворе у дам. Такие вот времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

«Моя лаборатория – моя крепость» – хотелось бы мне так сказать, но все сотрудники Ботанического общества, кроме Совета профессоров, ютились в одной лаборатории. В утренние часы в ней было просто не протолкнуться, именно поэтому я предпочитала приходить в лабораторию вечером.

Когда мне впервые дали разрешение на проведение опытов, она напомнила мне муравейник. Все лабораторные столы были заняты, около каждого пристроилось по три, а то и по пять человек. Какой-нибудь особенно интересный и необычный опыт мог привлечь к себе и целую толпу, а в нашей лаборатории, не буду скромничать, творилось много чего стоящего внимания. Тогда оставалось только прыгать, чтобы заглянуть за плечо и посмотреть, что творится под усилителем у ученого.

Сегодня в роли этого ученого выступала я. Ну, по крайней мере, мне хотелось думать, что я проводила опыт, достойный интереса. Однако никто не смог бы разубедить меня в обратном, потому что в лаборатории, кроме меня, засиделся лишь Марк Астер, лаборант профессора Фольцимера. Хотя, как засиделся… скорее заспался. Кинув сочувствующий взгляд на Астера, выполнявшего все мелкие опыты для профессора, коих всегда было целый список, я вернулась к усилителю.

Под магическим стеклом на алюминиевом подносе меня ждал экземпляр Белой бругмансии, или Сонника. Пыльца цветка использовалась для приготовления сонного зелья. Порой этот сон выписывался целителями как лечебный, но в большом количестве и с добавлением нужных ингредиентов пыльца превращалась в яд.

Надела охлаждающую перчатку и сняла магический купол, под которым прятался цветок. Соприкоснувшись с воздухом, нежные лепестки тут же начали скручиваться и темнеть, словно тлеющая бумага. Действовать нужно было быстро. Пинцетом я осторожно вытащила из сердцевины пестик. Он оторвался легко, но с тихим шипением, выбросив вверх сноп желтоватых искр.

Магический купол тут же был опущен назад. Лепестки и стебель еще можно было использоваться для других опытов. Одновременно я опустила пестик в длинную пробирку, заранее наполненную раствором Вечной воды – разработка ученых-магов. В этой воде любые органические вещества консервировались и сохраняли все свои свойства до двух суток.

Я выпрямилась, чтобы размять спину и шею. Работать под усилителем приходилось, согнувшись в три погибели, и в крайней концентрации. На моем лабораторном столе высились еще пять магических куполов с разными видами цветов, а заготовленных пробирок насчитывалось куда больше. Они прятались в деревянном ящичке, стоявшем по правую руку. Там же, в кожаных узких отделениях были собраны все инструменты, которые могли бы быть задействованы ученым. Пинцеты, пипетки, измерители температуры и массы, ножи разного размера и формы, покровные и магические стекла, промокашки из всевозможных материалов: от бумаги и ткани до древесины и еще много других мелочей.

Я склонилась над следующим куполом и уже приподняла стеклянную крышку, когда дверь в углу лаборатории отворилась. Из коридора внутрь тут же проскочил более теплый и влажный воздух. Я резко вернула крышку назад и хмуро глянула на вошедшего, держа в руке маленький ножик с закругленным на конце лезвием. Ярко-оранжевые стебли боялеи, собранные в розетку, нужно было нарезать, чтобы собрать необходимое количество сока.

– Селина, вот вы где, – радостно позвал Руперт, лаборант профессора Корбина. Когда-то место этого рыжеволосого молодого человека со слегка оттопыренными ушами, которые придавали ему довольно ребяческий вид, занимала и я, так что дружественными чувствами к нему прониклась быстро. Как к брату по былому несчастью. Точнее, счастью, конечно же, ведь попасть на обучение к профессору Корбину пытались многие. Я, как и Руперт в первые недели, светилась от радости, пока мне не пришлось вместо изучения мира ботаники занимать очередь в столовой для наставника, а к опытам педантичный Корбин пустил меня лишь спустя полгода, и то только из-за того, что я ходила за ним хвостиком и неимоверно раздражала его грозную персону.

Руперт явно хотел добавить что-то еще, ведь для чего-то он меня искал, но, увидев подсвечивающиеся стеклянные куполы на столе, с азартом в глазах спросил:

– А что вы делаете?

Я понимала его интерес, и, не буду лукавить, он мне льстил.

– Подходите, я покажу.

Руперт приблизился, обойдя стол с заснувшим Астером, и сложил руки в замок, словно боялся, что не сдержится и до чего-нибудь дотронется. Я коротко улыбнулась. Тоже когда-то было трепетно и боязливо находиться около лабораторного стола. Все думалось, а вдруг я сделаю что-то не так, что-нибудь испорчу, и все, пиши пропало, Корбин ведь со свету сживет.

Я снова взялась за стеклянную крышку, под которой прятался цветок боялеи. Тут можно было не торопиться, плотные, заостренные лепестки к воздействию открытого воздуха были мало чувствительны. Начав аккуратно резать их, отстраняя ножичком волокна, а пипеткой в левой руке собирая капли целительного сока белого цвета, я тихо комментировала свои действия.

– Способность сока боялеи залечивать порезы и устранять боль в ушибах, охлаждая кожу, интересна многим целителям, но они могут использовать его только для лечения небольших ранок. Каждая мать знает, что стоит в лавке купить сок боялеи, и все ее дети, особенно проказливые и неуклюжие, застрахованы от любых ссадин и синяков.

Собранный сок, прямо в пипетке, я опустила в пробирку потолще, и искоса глянула на Руперта. Тот следил за моими руками, как завороженный. Я подняла вверх пробирку с пестиком бругмансии.

– Сонник, – тут же отозвался Руперт, узнавая цветок по характерному облаку желтоватый пыли, застывшему в Вечной воде.

– Тоже активно используется целителями. Если соединить свойства Белой бругмансии и боялеи, можно попытаться создать новое – способность залечивать более серьезные раны во время сна, без неприятных ощущений для человека.

Руперт думал несколько секунд, а потом задумчиво спросил:

– А как же ядовитые свойства Белой бругмансии? Ведь вы же не будете спорить, что многие целители настоятельно не рекомендуют пить зелье из Сонника, либо делать это под строжайшим присмотром.

– Вы абсолютно правы, – я поставила пробирку назад в ящичек. – Над этим я тоже работаю. Думаю, совсем скоро у меня получится убрать эту не слишком безопасную особенность Сонника.

Руперт удивленно воскликнул:

– Но разве можно совсем убрать такое свойство? Разве только немного притупить.

Я обвела глазами магические куполы на столе и опустила руку на одну из крышек, под которой в войлочном горшке пряталось растение с крупными овальными листьями и черными цветочками.

– Кошачья примула.

– Но у нее нет лекарственных характеристик, – Руперт не понял, почему я выбрала и это растение для своего опыта.

– Нет, но порошок из ее листьев используют во многих очищающих средствах. Многие даже не подозревают об этом, когда добавляют его в чай.

– Порошок добавляют для цвета, – заметил Руперт.

– Но кроме того, кошачья примула в чае имеет успокаивающее действие.

– Я не знал об этом.

– Это выяснил один ученный несколько десятилетий назад, мне случайно попались в архиве его отчеты. Вы сами понимаете, что это совершенно незначительное свойство, да столько трав имеют успокаивающий эффект! Подобному попасть в учебники по ботанике сложно…

– И вы думаете, что с помощью примулы сможете убрать опасное действие Сонника?

– Я предполагаю. То, что кошачья примула применяется в быту, как раз и привлекло мое внимание. Я опробовала много растений, которые используются как антидоты, но все безрезультатно. Пыльца Сонника все еще имела ядовитые испарины, хоть в совсем незначительном количестве.

– По-моему, это потрясающие идеи! – с пылом воскликнул Руперт, и я тихо засмеялась.

Астер, сопящий рядом на столе, поменял положение рук под щекой, привлекая своей возней наше внимание.

– Профессор Фольцимер знает о ваших опытах?

– Еще рано говорить о каких-то успехах.

Руперт не стал спорить или переубеждать меня. Он отлично понимал, что такое гордость ученого и как она будет задета, если все узнают о грандиозных планах, а под конец ничего путного из задумки не выйдет.

– А основа? Сонник? – полюбопытствовал Руепрт, уже смелее разглядывая цветы под куполами.

– Нет, это было бы опрометчиво. С такой концентрацией пыльцы весь опыт провалится.

Молодой человек потер подбородок и закивал, соглашаясь с моими доводами. Я дала ему некоторое время для того, чтобы он, может, сам догадался, какой цветок я хотела бы использовать в качестве основы для передачи ему выделенных мной свойств других цветов. Однако Руперт молчал, и я снова заговорила:

– Голубой крокус – его я использую, как основу.

– Крокус? – переспросил Руперт, разглядывая нежный цветок с лепестками небесного цвета и усиками-листьями.

– Одно из самых нейтральных растений в нашей природной зоне. Ну, и я обожаю крокусы.

Руперт усмехнулся и внезапно мотнул головой, словно отгоняя наваждение.

– Какой же я болван! Я же пришел сказать, что профессор Фольцимер хотел видеть вас.

– Сейчас?

Руперт виновата кивнул.

– Он не сказал, зачем я ему нужна?

– Нет… а еще, – молодой лаборант глянул через плечо на Марка, начавшего уже похрапывать, – Попросил найти Астера и, если тот спит, разбудить его и гнать пинками доделывать отчет.

Я стянула перчатки и выключила усилитель, мысленно желая удачи Руперту. Все знали, что Астера порой даже кувшин ледяной воды не мог разбудить. Профессор Фольцимер лично проверял.

Кабинет главы Совета профессоров находился на пятом этаже, почти под самой крышей, и занимал три комнаты, с личной лабораторией и библиотекой, куда попадали избранные. Простым смертным доводилось лишь стоять на красном ковре перед массивным дубовым столом, за которым профессор Фольцимер восседал, словно на троне. В каком-то плане его большое кожаное кресло троном и было.

Взглянуть, хотя бы одним глазком, на лабораторию профессора Фольцимера, с новейшим усилителем и лучшими магическими стеклами, желал каждый, кто не был удостоен звания члена Совета профессоров. В Совете за всю его историю существования было лишь две женщины, а сейчас он и вовсе состоял только из мужчин. И у меня имелись далекоидущие и честолюбивые планы стать третьей женщиной в истории, занявшей кресло в Совете Королевского ботанического общества.

Я постучалась и, получив разрешение войти, переступила порог профессорского кабинета, оказавшись как раз на красном ковре, что устилал темный паркет.

Ольберг Фольцимер не походил на каноничный образ профессора. У него не было длинных седых волос и пышной бороды, как у профессора Корбина, он не носил и твидовых костюмов. Корбин же, например, менял лишь цвет пиджаков. С Лори мы шутили, что дома у профессора костюмы развешены по палитре. На эту мысль нас натолкнула одна неделя, в течение которой Корбин появлялся исключительно в сиреневых пиджаках, но все их оттенки были различны.

Фольцимер не был и так стар, как можно было подумать, подразумевая его статус и должность. Ему было пятьдесят два, но сохранился он хорошо и выглядел максимум на сорок пять. Темные, коротко подстриженные волосы он явно подкрашивал, но никто бы не смог в этом его уличить. Всегда гладко-выбритый подбородок. Добавьте к этому статную фигуру, умные глаза и отсутствие жены, и получится, что за профессором бегал весь немногочисленный женский коллектив Ботанического общества, насколько слово «бегать», вообще, уместно в таком месте.

Небольшая поправка: конечно, «весь» – это я немного преувеличила, но все работницы столовой и счетоводного отдела уж точно. Даже я в семнадцать, когда получала от него членский билет, краснела и опускала глаза, и не только из-за того, что была крайне взволнована осуществлением мечты.

Однако Ольберг все внимание к своей персоне либо не замечал, либо пресекал тут же, если находились особенно смелые дамочки. Однажды, около двух лет назад, старший счетовод подошла ко мне и попросила посоветовать, цитата: «умную книжку для ботаников, но чтоб все с пояснениями». Так как близилось время выплат премий и зарплат, я не стала особо комментировать ее слова и просто подсказала открыть школьное пособие по ботанике. А потом я сама же наблюдала, как она присаживается за стол к профессору Фольцимеру, окруженному другими членами Совета, и заводит разговор на темы, глубоко его интересующие и прямо относящиеся к роду занятия. Начала издалека – с пестиков и тычинок. Она, видите ли, не совсем поняла, что из себя представляет тычинка. В столовой, где каждое слово отражалось эхом от высоких каменных стен, тогда повисла гробовая тишина. Я с замиранием сердца следила за Фольцимером. Он невозмутимо промолчал. Другие профессора не вмешивались, видимо, тоже не желаю кусать руку, которая вскоре должна была щедро накормить их. Женщина повторила свой вопрос, думая, что профессор не расслышал, возраст все-таки… Но Ольберг Фольцимер все прекрасно слышал. Лори тогда аж привстал на стуле, чтоб получше разглядеть его лицо.

– Госпожа Каспер, не могу не похвалить вас за рвение к изучению нашей славной науки, но давайте оставим тычинки в покое и будем дальше заниматься каждый своим делом.

На последних словах профессор сделал особый акцент, и женщина вспыхнула, цветом став как маковый лепесток.

Госпожа Каспер больше не делала попыток открыть школьное пособие по ботанике и, надо думать, забросила изучение науки, если, вообще, не проклинала ее. А я тогда преисполнилась к профессору Фольцимеру еще большим уважением.

– Вы хотели меня видеть, профессор?

– Да, госпожа Ладье, – он повел рукой в сторону кресла напротив своего стола, предлагая мне присесть. – Это касается конференции.

Если честно, то я уже предполагала, что речь пойдет именно о ней. Других причин оказаться в кабинете профессора просто не нашла.

– Ваше выступление было перенесено.

Пару секунд я осознавала, что услышала.

– Простите? Разве все доклады уже не утверждены?

– Конечно, и я приношу извинения, что так получается. Совет решил провести некоторые перестановки, и начало конференции будет посвящено итогам экспедиции на гору Фонгрот.

– Должно быть, итоги ее весьма интересны, раз Совет так постановил, – в моем голосе прозвучала невысказанная обида, и я пожалела о своей несдержанности, но профессор сделал вид, что не услышал и тени недовольства.

Что ж, в любом случае, решение Совета я не могла оспорить.

– Ваш доклад останется в рамках этой сессии, выступление состоится в тот же день, что и планировалось.

– В какое время?

– Шесть часов вечера.

Я закусила губу, чтобы не ругнуться. Спасибо, профессор, что не в полночь! Поставить доклад последним, когда после обеда на конференциях всегда оставалось чуть больше половины слушателей, а к пяти-шести часам и вовсе уезжали все члены научных обществ, значило, что доклада как бы вовсе и не было. Считай, что выступила перед стеной.

Мои драгоценные двенадцать часов первого дня конференции, когда каждый готов внимать тебе, слушать тебя и беспристрастно оценивать, когда все еще веселы и бодры, спешат задать множество вопросов и воодушевлены скорой полемикой, поменяли на вялые, уставшие шесть часов.

– Госпожа Ладье, я понимаю, что это не то, на что вы рассчитывали. Однако стоит заметить, что эта конференция не пустой звук, и выступить на ней с докладом – большая удача.

Профессор был прав. Заявки на Осеннюю конференцию начали принимать сразу после окончания прошлогодней сессии, а конкурс длился полгода. Из всех младших сотрудников на конференцию попали лишь двое, в числе которых была и я.

– Конечно, профессор. Я благодарна за такую возможность. Можно узнать, кто будет представлять результаты экспедиции?

– Господин де Эмери.

Тут я снова не сдержалась, и из моего горла вырвался странный звук, напоминающий нехороший смешок.

– Извините, профессор Фольцимер, но ведь господин де Эмери даже не подавал заявки на участие в конференции.

Это была чистая правда. Лоренс относился к конференциям достаточно холодно, предпочитая больше работать с наставником и выходить на королевские гранты.

– Верно, но профессор де Грино рекомендовал именно его.

Байро де Грино был одним из самых успешных ученых в плане проектного финансирование. У него имелись десятки грантов, и, будучи сам магом, он с удовольствием взял под свое крыло Лоренса. Де Грино с жаром отстаивал, что будущее ботаники именно за учеными-магами, которые могли изучать растения под иным углом, чем люди, неспособные управлять потоками магии. Не сказать, что у него было много последователей, а в определенных кругах его и вовсе называли чудаком, но все-же он занимал почетное место в Совете и был уважаемым ученым.

Мне стоило порадоваться за друга. И где-то в глубине души я, действительно, была рада. Где-то в глубине.

Выходя из кабинета Фольцимера, я ругала себя за то, что была зла на Лори, недовольна им, хотя он ни в чем не виноват. И все же мне было обидно. Возможно, когда я увижу Лоренса, мне будет стыдно за свои мысли, но пока я не могла избавиться от этих неприятных чувств.

Как оказалось, не один профессор Фольцимер хотел видеть меня.

Спускаясь по широкой мраморной лестнице, я увидела пересекающего холл Корбина. Он шел своей обычной быстрой походкой, слегка наклонив корпус вперед. Вскоре и он меня заметил.

– Селина!

Мне не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, но проигнорировать бывшего наставника я просто не могла.

– Да, профессор Корбин?

Он дождался, пока я подойду к нему ближе, пригладил свою бороду и сложил руки за спиной, прежде чем заговорить.

– Готовы к конференции?

Я натянуто улыбнулась. Надеюсь, он не намерен мне сообщить о переносе моего доклада? Или вовсе собрался посочувствовать мне? Хотя, что это я, какое сочувствие, передо мной ведь был Корбин.

– Конечно, профессор.

В ответ он глубокомысленно покачала головой и замолчал. Около минуты мы стояли и озирались по сторонам. Корбин, явно, размышляя, я – не зная, куда себя деть.

За профессором и раньше замечалось, что по ходу разговора он мог внезапно умолкнуть и как будто куда-то «выйти». В такие моменты можно было только стоять и улыбаться, как идиотка. На мое счастье, «вернулся» профессор Корбин быстро.

– Вы помните про торжественное открытие конференции? Банкет после вступительной речи профессора Фольцимера?

– Разумеется, профессор Корбин.

Как такое забудешь. На банкете можно было показать себя, да на других посмотреть, – все, как полагается. Кроме ученых туда приглашались министры, филантропы и меценаты, представители всех важных научных и светский изданий. В общем, банкет был рассчитан на то, чтобы каждый мог завести полезные знакомства. Однако меня и с этим обломали, хотя, тут я сама виновата, так как за неимением более желающих вызвалась провести экскурсию по библиотеке и оранжереям группе молодых адептов, приглашенных из Королевской Академии.

Нет, я не особенно любила социальную активность, но просто вспомнила себя в их возрасте и своего экскурсовода, который отвел нас в столовую пообедать. Потрясающее воспоминание о Королевском ботаническом обществе, скажу я вам! Затертые углы столов и пленка на киселе.

– Селина, хочу попросить вас, – начал Корбин, и от его слов я даже покрылась мурашками. Чтоб Корбин просил, и кого – меня?

– Присядете за наш столик?

Я не стала спрашивать, что означало «за наш». Видимо за тот стол, где устроятся сам Корбин и другие. Кто – без понятия.

– Я думала, что мне стоит быть с адептами. Вы помните, я провожу экску…

– Да-да, конечно, но вас заменит Руперт. Вы, кстати, его видели? Хочу сообщить ему об этом.

– Последний раз он был в лаборатории. Но, профессор, могу я спросить, почему Руперт? Я сама вполне справ…

Корбин снова перебил меня, он, надо сказать, был большой любитель не дослушивать своего собеседника, поэтому являлся одним из самых нелюбимых, мягко говоря, оппонентов в научных кругах.

– Вы нужны мне в другом деле.

Все интереснее и интереснее.

– И это дело, профессор?..

– Не то чтобы это прям дело, – Корбин раздраженно махнул рукой, – Но на открытие конференции приглашен глава Тайного сыска.

– Я помню, профессор.

Об этом почетном госте все только и говорили изо дня в день. Можно было даже повесить плакат перед входом: «Ожидаем визита господина Себастьяна де Фоссе, главы Тайного сыска! Передайте дальше по цепочке!»

– Да, и его посадят за наш столик, – профессор поджал губы, словно этот факт нисколько его не радовал. – Но ведь у нас там одни профессора!

– Значит, господину де Фоссе чрезвычайно повезет с собеседниками.

Мой комплимент Корбин никак не прокомментировал, а только снова поджал губы.

– И я решил, иы решили, что нам за столик нужен кто-то более… подвижный.

Подвижный? Что ж, пусть будет так.

– Да, я думаю, Селина, вы все понимаете.

– Не совсем, профессор.

– Просто сядьте за наш столик и займите разговорам господин де Фоссе, если он начнет особенно скучать. Я не мастак в разговорах, особенно в этой их пустой болтовне про деньги, вечеринки и прочее. И де Грино не мастак.

О, среди «нас» появился и профессор де Грино…

Я, конечно, не думала, что господин глава Тайного сыска приедет на открытие конференции, чтобы вести разговоры о вечеринках, если он, вообще, их ведет, но все же не это меня взволновало, бросив в краску. Корбин, значит, не мастак, а я что? Знаток светской хроники? Что-то мне подсказывало, что Руперт, или, например, Лоренс развлекли бы господина де Фоссе намного лучше, чем Селина Ладье.

– Думается, ему будет приятнее поговорить с вами, – Корбин хмуро глянул на меня и вновь поджал губы, замолчав.

Я тоже молчала. Приятнее поговорить со мной? О деньгах и вечеринках? И все же стоило сказать Корбину спасибо, что он прямо назвал причины своего приглашения за их столик, чтобы там под этим «их» не подразумевалось. Он ведь не стал врать, что профессуре захотелось перекинуться парой фраз с подающим большие надежды молодым ученым, а сказал то, что думал.

– Вы куда более видная, чем мы все, – внезапно удивил Корбин, после чего все слова «спасибо» были забыты, и хотелось начертить на лбу «идите вы все… далеко и надолго». Видная я, видите ли. Похоже, самая видная корова в их загоне.

Но вместо так и норовивших слететь с языка нецензурных слов я холодно ответила:

– Я вас поняла, профессор. И услышала.

– Да, услышали. Это приятно. Увидите Руперта, сообщите ему новости.

Не прощаясь, Корбин ушел, оставив меня с желанием биться о стенку. Я-то думала, что давно прошли Темные времена, когда женщина должна была развлекать беседой и новым платьем гостей мужа.

За те десять минут, что я провела в кабинете Фольцимера и за разговором с Корбином, я испытала столько злости и стыда, сколько не испытывала за все восемь лет, проведенные в стенах Ботанического общества, если, конечно, не считать того случая, когда я заблудилась в библиотеке, и меня начали искать лишь после того, как Корбин узнал, что его лаборант не занял ему очередь в столовой.

Меня бросало то в жар, то в холод, нервы все были окалины до предела. И в этот неподходящий момент меня и нашел Лоренс, такой довольный и сияющий, как спелое яблочко. Прекрасная мишень, чтобы отыграться. Мелочно и грубо, но мне хотелось выплеснуть эмоции, а ему не стоило ко мне подходить.

– Селина, ты не поверишь!

– Сейчас я поверю во что угодно! – и столько язвительности было в моих словах, что после мне самой стало противно.

– Что с тобой?

– Хорошо, что с тобой все в порядке. Можно поздравить?

– Ты уже знаешь? – осторожно спросил Лори.

Я развернулась в сторону лаборатории, чтобы забрать сумку и уехать в закат, то есть домой, и на ходу ответила:

– О том, что ты у нас новое светило науки? Естественно.

– Селина, ты чего?

Я ускорила шаг, но Лори, конечно, не отставал.

– А то, что ты забрал мое время! Мой доклад перенесли на вечер из-за твоей драгоценной экспедиции!

Но экспедиция и правда была важной, и, столкнувшись с Лори на следующий день, или хотя бы через несколько часов, я бы искренне поздравила друга. Я бы поняла, как полезны находки экспедиции для науки, однако, Лоренс заговорил со мной, когда я еще не остыла.

– Правда? Если бы я помнил об этом, я бы попытался поговорить с профессором, да я бы…

– Если бы помнил, – с сарказмом повторила и резко остановилась, уже перед самой дверью лаборатории

Лоренс виновато улыбнулся. По нему было видно, что он не воспринимает мои слова всерьез и не совсем понимает, почему я так разозлилась.

Я пару раз глубоко вздохнула, чувствуя, как быстро колотится сердце, и мрачно посмотрела на Лори, спросив:

– Кого ты видишь?

– Вижу? – не поняла он.

– Да, кого ты сейчас видишь перед собой?

– Селина, это какая-то игра? В каком смысле, кого вижу? Тебя.

– Меня, отлично. Но что еще?

– Ну, ты Селина Ладье. Тебе двадцать четыре, в следующем месяце будет двадцать пять. Я знаю тебя лет десять. В детстве ты мечтала завести собаку, но Клара…

– Давай еще о моем любимом мороженом скажи.

– Знаю! Лимонное! Это все-таки игра?

– Лоренс, хватит. Ты можешь ответить серьезно? Кого ты видишь, когда смотришь на меня?

Лори нахмурился и сделал новую попытку:

– Девушку.

Конечно! Кого же еще…

– И это все? – если честно, я была готова заплакать. Просто истеричка какая-то.

– А что еще?

– Может, ты видишь ученого?

Брови Лоренса взметнулись вверх, но он тут же взял себя в руки, и согласно кивнул:

– Кончено, я вижу ученого.

Я промолчала, потянув за ручку лаборатории. Лоренс попытался остановить меня:

– Селина, если ты про…

– Не сейчас, пожалуйста. Я не хочу разговаривать.

Лори отступил и попрощался. До завтра. Завтра я точно буду адекватнее. Его «девушку» меня знатно зацепило, но я ведь и была девушкой, с этим не поспоришь. Что и кому я пыталась доказать? Я понимала, что во мне играли задетая гордость, детская обида и внутренняя неуверенность. Как я хорошо все это понимала, но как же сложно было не поддаваться этим чувствам!

В лаборатории стояла приятная прохлада. Руперта видно не было, а Марк Астер все еще сладко спал.

Глава 6

Открытие Осенней конференции Королевского ботанического общества прошло феерично! Почетный гость господин Ф. остался до самого окончания банкета. Разве это не лучшая похвала устроенному приему? Нам стало даже интересно, что такого прекрасного скрывают стены Ботанического общества… И у всех из нас есть возможность узнать это, ведь конференция длится целых пять дней. Чудесные времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

Парадный зал Королевского ботанического общества сиял. В прямом и переносном смысле этого слова. Под высоким сводом висела трехъярусная люстра. Магические лампы заменили на всполохи золотого огня, как было принято в Темные времена. На сводчатый потолок всю ночь накладывали иллюзию, и теперь гостей озаряло звездное небо. Живые цветы украшали небольшую сцену и каменные балюстрады на балконах.

Гости блуждали между круглыми столами с белыми скатертями, как стайки птичек. Особенно большую стаю привлекала к себе персона профессора Фольцимера. Но это еще не прибыл господин глава Тайного сыска, опаздывающий почетный гость. Еще немного и можно было начать волноваться.

Я увидела Лоренса в компании профессора де Грино на другом конце зала и поспешила отвернуться. Мне было стыдно смотреть другу в глаза. Уже час я его успешно избегала, держась ближе к стеночкам и пальмам в кашпо, за ветками которых мне было прекрасно видно всех, но всем не было видно меня.

Оглядывая честную публику, отпила воды из бокала и поперхнулась, когда на плечо легла холодная рука. Я резко развернулась и увидела перед собой Марка Астера.

– Ты напугал меня! – я перевела дыхание и поудобнее перехватила бокал, который секунду назад чуть не оказался на полу.

– Нервничаешь?

– С чего это? – на самом деле я нервничала, но зачем об этом кому-то знать, кроме меня самой.

– Скорее с кого… – Марк воровато огляделся, поправляя синий галстук, и заговорил тише, словно боялся, что его услышат.

Я непроизвольно тоже посмотрела по сторонам. Ничего не изменилось. Приглушенные разговоры, звон бокалов, резкие вспышки магических фотоаппаратов, запечатляющих окружающих в мгновении, оценивающие взгляды и хмурые лица профессоров, ведь официальная часть банкета должна была начаться уже как десять минут назад.

– Мы же будем сидеть с главой Тайного сыска. Говорят, он страшно сильный колдун.

– Он же не начнет демонстрировать нам свои таланты.

Было забавно видеть растерянность Марка, ведь во время докладов и лекций он всегда сама уверенность и непоколебимость.

– Ты же не нервничаешь перед сотней слушателей-адептов, так почему тебя волнует один-единственный колдун?

На мои слова Марк усмехнулся и бокалом с вином качнул в сторону столиков.

– Скажешь тоже! Единственный, но какой… Пойдем, пора садиться. Профессор Фольцимер с минуты на минуту начнет.

– Разве мы не ждем господина де Фоссе?

Марк, пародируя скрипучий голос профессора Корбина, ответил, видимо, процитировав того:

– Если он не появится в течение пяти минут, то начинаем без этого почетного гостя! Корбин зол, как подземный демон, но лицо держит. Впрочем, ничего нового.

Я не сдержала смешок и пошла вслед за Марком за наш центральный столик. Я не могла не заметить, что и Лоренс с профессором де Грино приближаются к нему. Не могла не заметить, но делала вид, что все-таки могла. Лори присел на стул прямо напротив меня. Замечательно! Я чувствовала, что он пытается поймать мой взгляд, однако, начать разговор он так и не осмеливался.

Господин глава Тайного сыска, однозначно, на расстоянии почувствовал волны недовольства профессора Корбина, и больше не заставил себя ждать. Возле открытых дверей произошло оживление, а по взглядам, что гости стали кидать в сторону входа, и тем более по бурчанию Корбина: «Ну наконец-то», я поняла, что господин де Фоссе прибыл.

Я села в пол-оборота, лицом к пустому стулу, оставленному специально для дорогого гостя. Лори смотрел куда-то поверх моей головы, видно, пытаясь лучше разглядеть де Фоссе. Марк Астер так вообще почти шею свернул. Безучастным к прибытию сей большой личности остался лишь Корбин, хотя, скорее всего, желал многое высказать главе Тайного сыска. Профессор де Грино старательно делал вид, что ему все равно, кто там и куда прибыл, но бегающие глаза говорили об обратном.

Профессор Фольцимер поднялся навстречу де Фоссе, обошел стол и скрылся за моей спиной.

Конечно, мне было жутко интересно увидеть, что из себя представляет глава Тайного сыска, но я держалась. Не стала провожать Фольцимера взглядом, а лишь застыла на месте с прямой, как палка, спиной.

– Профессор Фольцимер, – прозвучало совсем близко, в паре шагов от меня. Голос оказался низким и глубоким. Ну конечно, а какой еще полагается иметь главе столь важного департамента?

– Господин де Фоссе, рад видеть вас среди гостей Королевского ботанического общества.

– Для меня это честь. Надеюсь, я не опоздал?

– Что вы, господин де Фоссе, вы как раз вовремя.

Кажется, я спиной почувствовала холодную улыбку Фольцимера. Могла поклясться, что наш глава Совета ни в коем разе не уступал по умению держаться главе Тайного сыска.

– Мы начинаем. Прошу, присаживайтесь. Позвольте познакомить вас с профессором Корбином и профессором де Грино.

Я посмотрела на профессоров, на их сдержанные кивки. Меня крайне напрягало, что Фольцимер с господином де Фоссе все еще были за моей спиной. И если профессора Фольцимера я краем глаза еще могла рассмотреть, то вот глава Тайного сыска по-прежнему оставался для меня загадкой. В ушах стучало, словно где-то рядом раздавался звук тикающих часов. Или же бомбы?

Я быстро моргала от резких вспышек. Журналисты запечатлели встречу членов Совета Ботанического общества и почетного гостя.

– Лоренс де Эмери, младший научный сотрудник, подающий большие надежды молодой человек.

Лори покраснел и слегка привстал, приветствую господина де Фоссе, но при этом его взгляд упал на меня, и первый раз за сегодняшний вечер наши глаза все-таки встретились.

– Господин Марк Астер, мой незаменимый лаборант, – Фольцимер явно лукавил. Марк даже странно хрюкнул на его словах, но все же смело расплылся в широкой улыбке. По блестящим глазам можно было понять, что он уже успел осушить бокал вина. Явно для того, чтобы посмотреть в глаза «страшно сильному колдуну».

Профессор Фольцимер молчал всего секунду, но она показалась мне какой-то слишком выдержанной паузой. Чтобы посмотреть в глаза господину де Фоссе, мне надо было либо развернуть стул, либо встать. Я выбрала второе.

– Госпожа Селина Ладье, младший научный сотрудник. На конференции мы ждем от нее интереснейшего доклада.

Я не могла добавить, что насладиться моим докладом смогут немногие в виду известных нам обстоятельств, поэтому единственное, что оставалось – улыбаться.

Я благодарно кивнула Фольцимеру и, наконец, взглянула на господина де Фоссе.

– Госпожа Ладье, очень приятно познакомиться, – уголки тонких губ дрогнули в подобии улыбки, и у меня перехватило дыхание.

Длинные черные волосы были откинуты за спину, зеленые глаза ярко светились, нос с горбинкой и все те же соболиные брови.

Что я могла из себя выдавить? Боюсь, что если бы заговорила, то издала бы некое бурчание, достойное Корбина, или того хуже – писк. Господин де Фоссе, демоны всех нас дери. Какой еще господин де Фоссе? Что за шуточки? Кто решил меня разыграть?

Я рада была усесться назад. Именно усесться, потому что я чуть ли не упала на стул. Мне просто необходима была хоть какая-то опора. Опустила взгляд на подрагивающие пальцы и сплела их в замок. Господин де Фоссе оказался справа от меня. Юбки моего платья коснулся острый конец его серебряной трости.

Я облила чаем главу Тайного сыска? И назвала его прелюбодеем? Нет, мне это просто приснилось… Какой же дурной сон!

Профессор Фольцимер дождался, пока все устроятся за столиками, и направился к сцене. Магические огни на люстре приглушили, одновременно с этим в центре каждого стола зажглись свечи, обволакивая пространство теплым розоватым светом.

– Рад всех приветствовать, – голос Фольцимера разнесся по залу, одобрительнее аплодисменты заставили меня поднять голову. И первым делом я наткнулась на вопрошающий взгляд Лоренса. Он понял, что меня что-то взволновало. Ох, если бы Лори только знал, что именно!

Что я испытывала? Неловкость? Слабо сказано. Может, страх? Он точно был. Непонимание и отчаяние? Желание провалиться сквозь землю? Во мне смешались все эти чувства. Коктейль, который заставлял сердце быстро колотиться, а ладони потеть.

Нужно было сосредоточиться на словах Фольцимера. Приветствиях, благодарностях главным меценатам, тонких шутках, разбавляющих реки официоза. Профессор Фольцимер был прекрасном лектором, не удивительно, что он всегда мастерски завладевал вниманием публики.

Поворачивая голову к сцене, я уже заведомо знала, что увижу первым делом перед собой. Кого увижу. Но то, что этот кто-то без каких-либо стеснений будет смотреть прямо на меня, я, честно сказать, не совсем ожидала. Зеленые глаза блуждали по моему лицу, в приглушенном свете они казались ярче магических огней. Красивое зрелище, но пугающее. Я приоткрыла рот. Я просто должна была что-то сказать! Но что? Здравствуйте? Чего вы на меня уставились? Ой, в отеле все так неловко вышло, вы же не сердитесь?..

Взгляд де Фоссе переместился на мои приоткрытые губы. Я тут же сжала их и кинула быстрый взгляд по сторонам. Все за столиком внимательно слушали Фольцимера, одобрительно кивая. Марк Астер так, вообще, сиял, словно профессор пел дифирамбы именно в его честь. Так почему же я не слышала ни единого слова Фольцимера? Его голос лишь эхом раздавался в голове. Пустым, ничего не значащим эхом.

– Знаете, надо изображать хотя бы видимость того, что вам интересно, – низкий голос раздался над самым ухом, теплое дыхание защекотало висок.

Я вскинула голову, оторвавшись от созерцания тарелки. Господин де Фоссе уже отвернулся и внимал профессору Фольцимеру, словно только что ничего и не говорил. Мой взгляд тоже сфокусировался на сцене, но видя все то же, что и другие гости банкета, я не видела ничего.

Громкие аплодисменты и поклон профессора Фольцимера возвестили меня о том, что Осенняя конференция Королевского ботанического общества была официально открыта. Вместе с этим я чувствовала, как одна небольшая проблемка медленно превращалась в увесистый ком неприятностей.

Мне думалось, что я уже достаточно развлекла главу Тайного сыска за наши предыдущие встречи. По-хорошему, мне бы быстренько уничтожиться и не мозолить глаза господину де Фоссе своим присутствием. Но разве хоть одна история в моей жизни начиналась «по-хорошему»?

Как только Фольцимер спустился со сцены, его сразу же окружили несколько журналистов. На место профессора поднялся один из меценатов с длинной и возвещающей о его глубоких чувствах к науке речью. Его гости слушали вполуха. Некоторые и вовсе потянулись к фуршетному столу за закусками. Тенью по залу кружили подавальщики, подливая в пустые бокалы вино.

– Госпожа Ладье, а расскажите мне поподробнее, чему конкретно посвящены ваши научные изыскания?

Вода, которую я отпила из своего стакана, грозила войти не туда, куда надо.

– Я занимаюсь структурными преобразованиями магических растений.

– И это значит?.. – де Фоссе повернул голову в мою сторону, проигнорировав собирающегося что-то сказать ему профессора де Грино, и с интересом взглянул на меня.

Нет, правда что ли с интересом? Его лицо выражало любопытство, не было и тени насмешки. Ни намека на наши прошлые, мягко говоря, неудачные встречи.

– Меняю свойства того или иного растения, добавляю их или заменяю. Воспроизвожу характеристики какого-либо цветка в другом. Это, если кратко.

– Сколько у вас талантов…

Я подняла глаза на де Фоссе. Тот в свою очередь задумчиво рассматривал мой бокал воды. Зачем он это сказал? И что имел в виду?

– Больших талантов для подобной работы вовсе не требуется, только определенные знания.

– Я думаю, вы скромничаете, – усмехнулся он и спросил: – Вы не пьете вино?

Вместо ответа я красноречиво посмотрела на его собственный бокал, так же наполненной водой.

– Я на службе.

– Но вы приглашены в качестве гостя на банкет. Почечного гостя.

– Вот именно. «Пьяный глава Тайного сыска» – хороший заголовок для статьи в Хронике, что скажете? Или лучше так: «Глава Тайного сыска устроил дебош и заснул в фонтане!»

Неужели глава Тайного сыска шутит? Пожалуй, это был мой заголовок. Я не сдержала улыбки и покачала головой:

– Не волнуйтесь, господин де Фоссе, у нас нет фонтанов.

Мои слова заставили его засмеяться. У него оказался очень приятный смех. И сильно привлекающий внимание. Все за столиком повернули голову в нашу сторону. Профессор де Грино даже подался корпусом вперед, ожидая, когда же и ему расскажут презабавнейшую шутку.

Господин де Фоссе не обратил никакого внимания на второго своего соседа. Он только наклонился ко мне чуть ближе и тихо спросил:

– Если вино вас не интересует, может, тогда чая?

Его зеленые глаза в тот момент сказали мне больше, чем любые слова. Он все прекрасно помнит, и он узнал меня. Хотя что это я, еще бы не узнал! Такое разве забудешь?

Я сглотнула и застыла, рассматривая искорки в его глазах. Зеленые всполохи магии вокруг зрачков пугали и завораживали одновременно. Разве прилично сидеть так близко на подобном вечере? Но отстраниться или отвести взгляд сейчас – означало, проиграть. Во что? И что именно? Я не знала. Просто чувствовала это всем своим существом.

Первым разорвал наш зрительный контакт именно де Фоссе. Он обратился к одному из подавальщиков за нашими спинами:

– Можно нам чай?

– Чай, господин?.. – молодой человек был явно сбит с толку. Что сказать, я его прекрасно понимала.

– Да, черный чай.

– Погорячее, – добавила и только потом задалась вопросом, зачем я вообще пошла на поводу и полезла в эту странную игру, затеянную неясно, для чего.

– Точно погорячее? – уточнил де Фоссе, снова поворачиваясь ко мне.

– Я люблю горячий чай.

– Что ж, похоже, мне повезло.

Я никак не прокомментировала эту шпильку, в голове крутилась лишь одна мысль: а ведь выпить чая я бы, действительно, не отказалась.

Я сидела и чувствовала себя, как готовая вот-вот взорваться пороховая бочка. И моим огнивом был господин де Фоссе. Что он сделает? Что скажет? Однако он превзошел все мои самые смелые ожидания. Повернулся к профессору де Грино, и, завладев вниманием того, спросил:

– Профессор, как вы относитесь к прелюбодеянию?

По лицу Де Грино можно было понять, что он крайне серьезно отнесся к этому вопросу. Сидел с таким видом, будто бы его только что и поймали на этом прелюбодеяние. В его глазах так и читался немой вопрос, перемешанный со страхом: «Вы знаете что-то, чего не знаю я, господин де Фоссе?»

Ну конечно же, он знал! Он же глава Тайного сыска. Естественно, я не думала, что отдел, занимающийся охраной королевских учреждений, вопросами шпионажа и еще демоны знают сколькими проблемами, собирают подноготную на профессорский состав Ботанического общества, но, на самом деле, я бы не удивилась.

Де Грино не успел придумать достойный ответ, старательно морща лоб. Первым нашел, что сказать, Марк. Его смелость была подкреплена природным обаянием и вином.

– Сомнительное удовольствие. Столько проблем, знаете ли!

Веселый выпад Марка был встречен улыбкой де Фоссе и грозным взглядом Корбина. Второй возымел эффект посильнее. Марк кашлянул и исправился:

– Отрицательно отношусь?.. – скорее спрашивая, чем утверждая, вымолвил Марк, глядя на профессора Корбина, и когда тот снисходительно кивнул, повторил более уверенно: – Да, к прелюбодеянию я отношусь крайне отрицательно! Просто бич современного общества!

Лоренс тоже никак не спасал медленно, но верно тонущую меня, поинтересовавшись:

– Господин де Фоссе, почему вы заговорили на такую щекотливую тему?

– Понимаете, этот вопрос имеет для меня особый интерес.

– Хотите сказать, что он касается вас лично? – с сомнением спросил Лори.

Он смотрел на де Фоссе и не мог увидеть моих умоляющих прекратить этот разговор глаз. Не думаю, что их, вообще, кто-то заметил, ведь все дружно скрестили взгляды на личности поинтереснее, тем более, что эта личность делилась такими животрепещущими секретами.

– Совсем недавно меня обвинили в прелюбодеянии.

За столом повисла неловкая пауза. Первый ее прервал, как не трудно догадаться, Марк:

– Кто?

– Да не может такого быть! Какая злостная клевета! – вознегодовал де Грино, словно он свечку держал и, действительно, знал, кто прелюбодей, а кто – нет.

Профессор Корбин нахмурил седые брови и стал еще больше похож на лешего из дремучего леса. Подобные разговоры ему явно не импонировали. Лоренс был скорее удивлен, что господин де Фоссе делится подобным с людьми, которых видит впервые в жизни. Ну, как впервые… Мы с ним уже виделись. Не скажу, что я безумно рада нашему странному знакомству, если это можно назвать знакомством, но что есть, то есть.

– Вы, верно, шутите, господин де Фоссе, – улыбнулся Лоренс, но встретив абсолютно серьезное выражения лица того, стушевался.

Господин глава Тайного сыска, в свою очередь, медленно повернул голову ко мне. Чего доброго, сейчас и меня подключит к разговору. Я не выдержала и вскочила на ноги. Это уже был какой-то цирк. Чего он хочет от меня? Чтобы я слушала этот неимоверный бред?

– Извините, я покину вас ненадолго, – улыбнулась всем присутствующим, кроме господина де Фоссе, на него смотреть не хотелось от слова совсем, и развернулась в сторону выхода. Правда «ненадолго»? Мне хотелось выйти и забыть, где вход.

Я решила дойти до балкона, выходящего во внутренний двор, и немного освежиться, а то щеки горели, как в лихорадке. Но добраться до свежего воздуха не вышло. В коридоре меня поймал Руперт. За ним, еле поспевая, семенила небольшая делегация адептов. Они крутили головами в разные стороны и походили на стаю рыбок.

– Селина! Вот вы где!

Знаете, это, наверное, была коронная фраза Руперта.

– Я уж думал, что мне придется искать вас на банкете.

Адепты Королевской Академии выстроились по струнке за спиной Руперта. Тот затравленно глянул на них через плечо, подошел ко мне ближе и заговорил, понижая голос:

– Мне нужна ваша помощь.

Я внимательно осмотрела молодых адептов на предмет травм, несовместимых с жизнью. Таковых не нашла, поэтому пришлось вопросительно поднять брови.

– В общем… я проводил экскурсию, мы дошли до Оранжерей и… и я… мы потеряли одну девушку.

– Что, простите?

Руперт помялся немного, но все-таки повторил:

– Потеряли одну адептку. Мы звали – не откликается. Я все обошел! Я не могу сказать об этом профессору…

Я прикрыла глаза. Как можно потерять человека? Взрослого человека? Он же не ключи какие-то.

– Руперт, просто обойдите Оранжерею еще раз. Может, девушка сама уже вышла и бродит где-то по коридорам. Походите вместе с адептами, заодно покажите все этажи, – я устало махнула рукой в сторону главной лестницы.

Руперт согласно закивал и, еще сильнее наклонив голову к моему уху, добавил:

– Да-да, все верно, но я забыл перед экскурсией закрыть в теплице Химерсиду…

Последние слова он произнес едва слышно, но я все поняла. И ужаснулась. Химерсида была одним из научных экскрементов профессора Корбина. Плотоядный цветок, гибрид розы и барбариса, выпускающий лианы на несколько метров вперед, имел приличные габариты и естественные потребности. Кроме того, что он ел каждый день мяса, как не в себя, так еще и созерцал прекрасное вокруг. Корбин обычно запирал его на ночь в теплице в окружении предметов искусств. Точнее, запирать метровый цветок должен был Руперт, как лаборант профессора. Корбин пытался заложить в Химерсиду способность мыслить и оценивать свои поступки. Пока безрезультатно.

Если бы что-то случилось с драгоценным детищем Корбина, попало бы всем, включая профессора Фольцимера. Но, как оказалось, Руперт переживал не за цветок…

– Я боюсь за адептку, – поделился он наконец своим волнением.

Надо признаться, я не совсем поняла, чего он испугался. Девушка, скорее всего, даже если пройдет в сантиметре от Химерсиды, и не поймет, рядом с чем оказалась. Ну а единственное, что может сделать растение – пощипать.

Когда однажды Химерсида выхватила у меня сумку, где оказался припрятан забытый сэндвич, я засомневалась, что у профессора Корбина не получилось вложить каплю разума в цветок. Может, Корбин уже давно изобрел новый вид жизни, а нас всех держит за дурачков?

– Почему, Руперт? Химерсида ведь сможет проглотить максимум метровый кусок мяса, человек ей не по зубам.

Руперт издал страдальческих вздох и пояснил:

– Адептка – гномиха. Причем маленькая даже для гномов.

Почему я нисколько не удивлена? Ну, конечно, ничего другого со мной сегодня больше и не могло случиться. Пусть Химерсида сожрет адептку Королевской Академии и издохнет от несварения, затем с сердечным приступом свалится Корбин, а Королевское Ботаническое общество законники засудят и разберут по камушкам.

– Идемте скорее, я помогу вам поискать ее. Адептам лучше не идти с нами, мало ли что…

Когда я в голове строила план по изволению гномихи из пасти цветка, прямо на горизонте появился Корбин. Руперт весь побелел. Видимо, подумал, что профессор уже обо все разузнал и пора заказывать надгробный камень. Но явился Корбин по мою душу.

– Селина, что вы затеяли? Разве можно так внезапно покидать банкет и оставлять гостей? – А после он резко повернулся к своему лаборанту: – Руперт? А у вас что?

– Ничего, профессор, совсем ничего, мы просто… – затараторил Руперт и посмотрел на меня, ища поддержки в нелегком деле ослабить бдительность Корбина.

– Профессор, Руперту просто необходима моя помощь. Дело очень серьезное.

– Что вы натворили на этот раз? – нахмурился Корбин, оглядывая Руперта с ног до головы. Не сомневаюсь, что от его взгляда не укрылось то, что рубашка у Руперта была заправлена в брюки кое-как.

– Н-н-ничего, – промямлил молодой человек.

Я решила, что пора действовать, и схватил Руперта под локоть.

– Профессор, ничего страшного, я просто помогу Руперту с экскурсией. Иначе мы не успеем познакомить дорогих адептов с прекрасными коллекциями нашего архива.

– Да, – кивнул Руперт и улыбнулся. Улыбка получилась вяленькой, но как только Корбин услышал про архивы, лицо его сразу подобрело. Он свысока своих лет и опыта осмотрел группу адептов.

– Да, юные умы так стремятся к знаниям.

Не знаю, где он там увидел стремление к знаниями, но мы с Рупертом энергично закивали.

– Ступайте, только сильно не задерживайтесь. Мы должны показать, что умеем достойно принимать гостей в наших стенах.

– Конечно, профессор.

Руперт кивнул адептам, чтобы они следовали за нами, но был остановлен нетерпеливым замечанием Корбина:

– И ради всех святых, Руперт, приведете себя в порядок!

Мы оставили адептов, с подозрением косившихся на нас, возле центрального входа в Оранжерею рассматривать стены с почетными досками. Решили разделиться: Руперт свернул по дорожке направо, я же налево, с уговором встретиться в центральной части Оранжереи, где за раскидистыми ветками кустов скрывался пруд с редкими водными растениями с Южных островов.

Я шагала быстро, всматриваясь во все уголки и заглядывая за все деревья. Обычно полная лаборантов и профессоров, сейчас Оранжерея пустовала и была погружена в мрачную тишину. Магический свет горел только над определенными растениями, требующими особого внимания. Малиновое и розоватое сияние отражалось в стеклах и кидало тени, которые прятались в глубине Оранжереи, создавая впечатление, что ты находишься в неведомом лесу. Не хватало только воя диких собак, а в нашем случае – криков испуганной гномихи. Благо, выложенная плиткой дорожка была лишь одна, остальные предназначались для исследователей, и несведущие люди не смогли бы их найти.

На месте потерявшейся адептки я бы уже давно вышла из Оранжереи, просто шагая по дорожке, хоть и слабо, но освещенной магическими светильниками над цветами. Мысль о том, что гномиху могла найти Химерсида, которой захотелось немного поиграть с девушкой, не выходила из головы. И почему я всегда подозреваю самое худшее?

Через пятнадцать минут я оказалась в центре Оранжереи, около пруда. Руперта видно не было. Вокруг стояла все та же давящая тишина. Решив немного подождать на месте вторую группу нашего поискового отряда, я присела на низкую скамейку около ивового куста, чьи ветки печально склонились к пруду, а особо длинные и вовсе скрылись под водой.

Буквально через минуту я различила тихие шаги. Повернула голову, надеясь увидеть Руперта с пропавшей адепткой, но поняла, что шаги раздаются с другой стороны. На круглую площадку со скамейками неспешно вышел господин де Фоссе. Он держал руки в карманах черных брюк и осматривался по сторонам.