Исчезновение в Париже

Предисловие

Париж – город парадоксов. Город света, который способен скрывать самые темные тайны. Столица любви, где процветают предательство и обман. Мекка искусства, где красота служит маской для самых отвратительных преступлений.

Эта история родилась из простого вопроса: что происходит, когда обыкновенный человек оказывается в центре событий, которые превосходят его понимание? Когда журналист, привыкший наблюдать со стороны, вынужден стать участником драмы, где ставкой является не только истина, но и человеческие жизни?

"Исчезновение в Париже" – это не просто детектив о пропавшем дизайнере. Это исследование человеческой природы в экстремальных обстоятельствах. Это рассказ о том, как любовь может возникнуть среди хаоса, как справедливость пробивает себе дорогу через коррупцию, и как обыкновенные люди находят в себе мужество бороться с системой, которая кажется всемогущей.

В основе романа лежат вечные темы человеческого существования – от любви и страсти до смерти и искупления. Эти темы не навязаны искусственно, а естественно вплетены в ткань повествования, потому что настоящая драма всегда многослойна, как сама жизнь.

Мир высокой моды, в котором разворачиваются события, выбран не случайно. Это индустрия, построенная на иллюзиях, где внешняя красота часто скрывает внутреннее уродство, где талант соседствует с жестокостью, а творчество служит прикрытием для самых циничных манипуляций. Здесь, как нигде, отчетливо проявляется конфликт между видимостью и реальностью – центральная тема романа.

Каждый из персонажей проходит свой путь трансформации. Дэвид Макинтош начинает как циничный профессионал, а заканчивает как человек, готовый пожертвовать карьерой ради любви. Изабель Моран превращается из жертвы обстоятельств в сильную женщину, способную постоять за себя. Даже второстепенные персонажи – от коррумпированного детектива до безумного коллекционера – обладают внутренней логикой развития.

Париж в романе не просто декорация, а полноправный участник событий. Каждый район, каждая улица имеют свою атмосферу и символику. От туманного Лондона, где зарождается интрига, до солнечной Корсики, где находят покой герои, – география романа отражает эмоциональное путешествие персонажей от отчуждения к любви, от лжи к правде.

Особое внимание уделено моральным дилеммам. В мире, где закон часто бессилен против денег, где коррупция пронизывает все институты власти, герои вынуждены делать сложный выбор между официальной законностью и подлинной справедливостью. Иногда правильное решение оказывается незаконным, а законное – преступным с моральной точки зрения.

Роман написан в традициях классического европейского детектива, но с современным психологическим наполнением. Здесь нет простых ответов на сложные вопросы, нет абсолютного добра и абсолютного зла. Есть люди со своими страстями, слабостями и мечтами, которые пытаются найти свое место в мире, где правила игры меняются каждый день.

В конечном счете, "Исчезновение в Париже" – это роман о надежде. О том, что даже в самых темных обстоятельствах можно найти свет, даже среди лжи можно обнаружить правду, даже в мире, где правят деньги и власть, любовь способна одержать победу.

Это история для тех, кто верит, что каждый человек способен изменить свою судьбу, если найдет в себе мужество сделать правильный выбор. И что иногда самым правильным выбором является любовь – к другому человеку, к истине, к самой жизни во всей ее сложности и непредсказуемости.

Добро пожаловать в Париж. Город, где каждая история может оказаться началом новой жизни, а каждое исчезновение – началом настоящего обретения себя.

Автор

ГЛАВА 1. ЗАДАНИЕ

Лондонский туман был плотным, как старые воспоминания. Дэвид Макинтош сидел в своем кабинете в редакции The Guardian, глядя на Темзу через запотевшее окно. Ноябрь превратил город в серую акварель, где контуры зданий растворялись в дымке, а люди становились тенями, спешащими по своим делам. В тридцать пять лет он успел повидать достаточно человеческой подлости, чтобы перестать удивляться, но не настолько, чтобы перестать искать правду.

Одиночество стало его привычным спутником. После развода с Сарой два года назад он жил только работой, находя в расследованиях то, что не мог найти в отношениях – смысл и цель. Их брак рухнул не от предательства или ненависти, а от простого отчуждения. Два человека, говорящие на разных языках, даже когда произносили одни и те же слова. Сара хотела стабильности, семьи, предсказуемого будущего. Дэвид же жаждал правды, какой бы горькой она ни была, готов был идти за ней в любые углы мира.

"Ты выбрал свободу, – сказала она в последний день, когда они делили книги и воспоминания. – Но свобода – это тоже клетка, Дэвид. Только её прутья сделаны из твоей собственной гордыни."

Возможно, она была права. Возможно, его поиски справедливости были всего лишь бегством от простых человеческих привязанностей. Но он не умел жить по-другому.

Звук дождя по стеклу смешивался с клацаньем клавиатуры в соседних кабинетах. Редакция The Guardian жила своей особой жизнью – здесь сплетались амбиции и принципы, циничный прагматизм и романтическая вера в силу слова. Дэвид работал здесь уже двенадцать лет, с тех пор как окончил Оксфорд, и за это время видел, как менялся мир журналистики. Интернет убивал печатные издания, социальные сети превращали новости в развлечение, а истина тонула в океане мнений и фейков.

– Дэвид? – голос главного редактора Джеймса Торнтона прорезал туман его мыслей. – У меня есть для тебя задание. Париж.

Дэвид обернулся. Торнтон стоял в дверях, держа в руках папку с документами. Джеймс был человеком старой школы – костюм-тройка, очки в тонкой оправе, седые волосы, аккуратно зачесанные назад. За двадцать лет руководства изданием он научился читать людей, как открытые книги. На его лице читалось то выражение, которое Дэвид научился узнавать за годы работы – смесь любопытства и осторожности.

– Что случилось в Париже?

– Исчез знаменитый дизайнер. Жан-Поль Моран. – Торнтон вошел в кабинет, закрыл дверь и бросил папку на стол. – Неделю назад пропал после частной вечеринки. Французская полиция ведет дело вяло, словно кто-то не хочет лишней огласки.

Дэвид открыл папку. Первое, что бросилось в глаза, – фотография мужчины лет сорока, привлекательного, с тем особым французским шармом, который так ценят в мире моды. Темные волосы с благородной сединой на висках, уверенный взгляд темно-карих глаз, дорогой костюм, сшитый, несомненно, по индивидуальному заказу. Даже на статичном снимке чувствовалась его харизма – та магнетическая сила, которая заставляет оборачиваться на улице.

– Тщеславие и гордыня так и сочатся с этого снимка, – пробормотал Дэвид. – Что заставляет такого человека исчезнуть?

– Вот это тебе и предстоит выяснить. – Торнтон сел в кресло напротив, скрестив пальцы. – В мире высокой моды много грязи, Дэвид. Конкуренция там похожа на войну. А где война, там и жертвы.

Дэвид углубился в изучение документов. Жан-Поль Моран, сорок два года, родился в Лионе в семье портного. Выучился на дизайнера в Парижской школе изящных искусств, два года работал в домах Dior и Chanel, прежде чем основать собственный бренд "Moran Couture" в 2010 году. За тринадцать лет превратил небольшое ателье в империю стоимостью в сотни миллионов евро.

Женат на бельгийской стилистке Изабель Дюбуа, дочери антверпенского ювелира. Детей нет. Живут в особняке в седьмом округе Парижа, недалеко от Эйфелевой башни. Последний раз Жан-Поля видели в особняке коллекционера Этьена Лакруа в Нейи-сюр-Сен, престижном пригороде на западе от Парижа.

– Что это была за вечеринка? – спросил Дэвид, изучая фотографии роскошного особняка в стиле неоклассицизм.

– Частный показ новой коллекции Морана. Человек пятьдесят – модели, критики, покупатели, инвесторы. Элита индустрии. – Торнтон достал из кармана пиджака очки для чтения. – По словам свидетелей, Жан-Поль выглядел взволнованным, нервным. Много пил. Около полуночи вышел покурить в сад и больше его никто не видел.

– Семья подала заявление?

– Жена. Но только через три дня. Говорит, думала, он уехал по делам – такое случалось раньше. – Торнтон помолчал, явно взвешивая слова. – Дэвид, есть нюансы, о которых полиция умалчивает. У Морана были финансовые проблемы. Крупные долги перед инвесторами, невыполненные контракты. А еще… ходят слухи о любовнице.

Дэвид откинулся в кресле. Картина начинала проясняться – успешный внешне бизнесмен, тонущий в долгах, проблемы в браке, тайные связи. Классический набор для исчезновения или того хуже.

Страх неизвестности кольнул где-то в груди. Дэвид привык к этому ощущению – оно всегда появлялось в начале нового расследования, когда еще непонятно, в какую трясину придется лезть за правдой. Но именно этот страх и подстегивал его, заставлял идти дальше туда, куда другие боялись заглядывать.

– Почему мы? У французов своя пресса, и она не хуже нашей.

Торнтон снял очки, устало потер переносицу. В этом жесте было что-то такое, что заставило Дэвида насторожиться.

– Потому что кто-то очень не хочет, чтобы эта история получила огласку. А мы не подчиняемся французским олигархам и не зависим от рекламы модных домов. – Он надел очки обратно, и его взгляд стал жестче. – Дэвид, есть еще кое-что. К нам обратились через посредников. Люди, которые имеют финансовые интересы в деле Морана. Они готовы платить за информацию.

– Какие люди?

– Инвесторы. Серьезные люди с серьезными деньгами. Они хотят знать, что произошло с их вложениями. – Торнтон встал, направляясь к двери. – Дэвид, это может быть опасно. В мире, где крутятся миллионы, жажда власти превращает людей в зверей. Будь осторожен.

Оставшись один, Дэвид снова углубился в изучение материалов. Фотографии особняка Лакруа, списки гостей вечеринки, финансовые документы "Moran Couture". Чем больше он читал, тем яснее становилось: за красивым фасадом скрывался клубок лжи и амбиций.

Что могло заставить успешного дизайнера исчезнуть? Предательство близких? Месть конкурентов? А может, он просто не выдержал и сбежал от невыносимой тяжести собственной иллюзии идеальной жизни? В мире, где внешность значит всё, а реальность прячется за маской успеха, грань между иллюзией и реальностью стирается.

Дэвид закрыл папку и взглянул на свое отражение в темном окне. Усталое лицо с резкими чертами, серые глаза, в которых еще теплился огонек любопытства, короткие темно-русые волосы, тронутые первой сединой. Он выглядел старше своих тридцати пяти – цена профессии, которая заставляет смотреть в бездну человеческой природы.

Он верил в справедливость, хотя мир постоянно доказывал ему обратное. Верил, что правда стоит того, чтобы за неё бороться, даже если эта борьба приведет к еще большему отчуждению и одиночеству. В конце концов, у каждого своя цена за свободу выбора.

– Париж… – прошептал он, и в этом слове слышались и надежда, и страх, и предчувствие того, что эта поездка изменит всё.

Город света и теней, где каждый камень помнит чьи-то страсти и трагедии. Где искусство переплетается с деньгами, а любовь соседствует с ненавистью. Дэвид не был там уже три года – не с тех пор, как расстался с Сарой после той злополучной поездки, которая должна была стать их вторым медовым месяцем, а превратилась в похоронный марш их отношений.

Вечером, собирая вещи в своей пустой квартире в Камдене, Дэвид размышлял о предстоящем расследовании. Квартира была безликой, как номер в отеле – минимум мебели, никаких личных вещей, способных рассказать о хозяине. После развода он словно стер себя из собственной жизни, оставив только работу.

На журнальном столике лежали вырезки из модных журналов – он готовился, изучал мир, в который предстояло погрузиться. Мир высокой моды всегда казался ему царством иллюзий – красивой оберткой, скрывающей реальность человеческих страстей. Любовь и ненависть, дружба и предательство, надежда и отчаяние – всё это скрывается за блеском подиумов и вспышками фотокамер.

В этом мире красота была оружием, а талант – валютой. Здесь люди готовы были на всё ради признания, славы, власти. А когда ставки так высоки, грань между жизнью и смертью стирается так же легко, как грань между реальностью и иллюзией.

Дэвид взял со стола фотографию Изабель Дюбуа – жены исчезнувшего дизайнера. Тридцать два года, бельгийка, бывшая модель, ставшая стилисткой. На снимке – элегантная блондинка с тонкими чертами лица и печальными голубыми глазами. В её взгляде читалось что-то такое, что заставило Дэвида задержать дыхание. Боль? Страх? А может, тайна?

Он не подозревал, что завтра в Париже встретит эту женщину, которая заставит его пересмотреть всё, во что он верил. И что поиск исчезнувшего дизайнера станет поиском самого себя – путешествием через лабиринт человеческих страстей к истине, которая окажется болезненнее любой лжи.

Ночью Дэвиду снился сон. Он шел по парижским улицам, но они были пусты, как после апокалипсиса. В витринах модных бутиков стояли безликие манекены, а на их лицах читались человеческие эмоции – страх, гнев, отчаяние. И где-то в этом лабиринте витрин и зеркал прятался человек, которого он должен был найти.

Проснулся он с ощущением, что сон был предвестником. В мире, где иллюзия правит реальностью, поиск истины может стать опасной игрой. Но у него не было выбора – он уже сделал его много лет назад, когда впервые взял в руки блокнот журналиста.

За окном Лондон медленно погружался в предрассветную тишину, а где-то в Париже уже занималось утро нового дня, полного тайн и открытий. И Дэвид Макинтош готовился окунуться в водоворот страстей, не подозревая, что эта история проверит на прочность не только его профессиональные навыки, но и все его убеждения о любви, долге и цене свободы воли.

ГЛАВА 2. ПАРИЖ

Самолет приземлился в аэропорту Шарль де Голль в половине десятого утра. Парижское небо было свинцовым, низкие облака словно придавили город к земле, но даже сквозь пелену ноябрьской мглы Дэвид почувствовал то особое очарование, которым дышит столица Франции. Здесь каждый камень помнил чью-то историю, каждая улица была свидетелем человеческих страстей.

Дэвид взял такси до отеля в Латинском квартале – небольшого, но респектабельного заведения на улице Сен-Жак, откуда было рукой подать до Сорбонны и острова Сите. Он специально выбрал это место, подальше от шикарных районов, где жили и работали герои его расследования. Ему нужна была дистанция, возможность наблюдать со стороны.

Номер оказался маленьким, но уютным – старинная мебель, высокие окна с видом на узкую мощеную улочку, запах кофе и свежей выпечки из кафе внизу. Дэвид разложил на столе материалы дела, включил ноутбук и позвонил комиссару Клоду Дювалю.

Голос в трубке звучал усталым и слегка раздраженным:

– Алло?

– Комиссар Дюваль? Это Дэвид Макинтош из The Guardian. Мы договаривались о встрече по делу Жана-Поля Морана.

Пауза. Дэвид услышал, как на том конце затянули сигаретой.

– Ах да, английский журналист. Слушайте, мсье Макинтош, не знаю, что вам наобещали в Лондоне, но это обычное дело о пропавшем человеке. Никаких сенсаций.

– Тем не менее, я здесь. Можем встретиться?

Еще одна пауза, более долгая.

– Хорошо. Через час в кафе "Флор" на бульваре Сен-Жермен. Но не надейтесь на откровения.

Дэвид улыбнулся. Французские полицейские славились своим скептицизмом к прессе, особенно иностранной. Но именно такое отношение часто говорило о том, что есть что скрывать.

"Флор" оказался типичным парижским кафе – мраморные столики, плетеные стулья, официанты в белых фартуках, снующие между столиками с подносами. Атмосфера была пропитана табачным дымом и ароматом кофе, смешанным с запахом осенних листьев с бульвара.

Комиссара Дюваля Дэвид узнал сразу. Мужчина лет пятидесяти двух, среднего роста, с седеющими усами и внимательными карими глазами. Лицо изрезано морщинами – не от старости, а от усталости. Тридцать лет службы в парижской полиции наложили свой отпечаток. На нем был потертый серый костюм и плащ, который видел лучшие времена.

– Мсье Макинтош? – Дюваль встал из-за столика в углу зала. – Клод Дюваль.

Рукопожатие было крепким, но недолгим. Дэвид сел напротив, заказал эспрессо.

– Спасибо, что согласились встретиться.

– Я не согласился, мсье журналист. Я выполняю приказ начальства. – Дюваль затянулся сигаретой. – Видите ли, кому-то наверху не нравится, что иностранная пресса интересуется нашими внутренними делами.

– Значит, это действительно дело?

– А вы думали что? Человек исчез. Мы ищем. Рутина.

Дэвид достал блокнот, но Дюваль остановил его жестом.

– Никаких записей. Это неофициальный разговор.

– Хорошо. Расскажите, что вы знаете о ночи исчезновения.

Дюваль отхлебнул кофе, видимо, размышляя, с чего начать.

– Тринадцатого ноября в особняке Этьена Лакруа в Нейи проходил частный показ новой коллекции Морана. Человек пятьдесят гостей – сливки парижского мира моды. Показ закончился около половины одиннадцатого, потом был фуршет.

– Как вел себя Моран?

– По словам свидетелей, нервно. Много пил, курил одну сигарету за другой. С кем-то поругался по телефону, говорил тихо, но люди видели, что он взволнован.

– С кем поругался?

– Не знаем. Около полуночи вышел покурить в сад. Охранник видел его на террасе. А потом… пропал. Словно растворился в воздухе.

Дэвид почувствовал, как в груди заколол знакомый страх неизвестности. В исчезновении людей всегда было что-то мистическое, особенно когда не оставалось никаких следов.

– Камеры наблюдения?

– В доме есть, но они не покрывают весь сад. Слепые зоны. – Дюваль затушил сигарету. – Видите, мсье Макинтош, в Париже каждый день пропадает десятки людей. Большинство находятся через несколько дней. Некоторые не хотят, чтобы их нашли.

– Вы думаете, Моран сбежал добровольно?

Дюваль пожал плечами – типично французский жест, означавший "возможно, а возможно, и нет".

– У человека были проблемы. Финансовые трудности, долги. Жена говорит, что он в последнее время был подавлен.

– А что говорят остальные? Друзья, коллеги?

– А вот это интересно. – Дюваль закурил новую сигарету. – Все говорят, что Моран был в прекрасном настроении. Новая коллекция имела успех, перспективы радужные. Странное поведение началось только в тот вечер.

Дэвид отхлебнул кофе, обдумывая услышанное. Что могло так резко изменить настроение успешного дизайнера? Угроза? Шантаж? Или просто груз собственной лжи стал невыносимым?

– Комиссар, а что вы думаете о хозяине дома – Этьене Лакруа?

Глаза Дюваля потемнели.

– Почтенный человек. Коллекционер, меценат. Помогает молодым художникам. Безупречная репутация.

– Но?

– Но в нашем деле, мсье журналист, безупречных людей не бывает. У каждого есть скелеты в шкафу. – Дюваль посмотрел на часы. – Мне пора. У меня еще три дела на сегодня.

– Последний вопрос. Могу я поговорить с женой?

– Это уже не мое дело. Мадам Моран – взрослая женщина, сама решает, с кем ей общаться.

Дюваль встал, но вдруг остановился и посмотрел Дэвиду прямо в глаза.

– Мсье Макинтош, один совет от старого полицейского. В мире моды много красивых иллюзий. Но под ними часто скрывается очень некрасивая реальность. Будьте осторожны.

И он ушел, оставив Дэвида наедине с чашкой остывшего кофе и массой новых вопросов.

Оставшуюся часть дня Дэвид провел, изучая район Нейи-сюр-Сен. Это был престижный пригород на западе Парижа, где жили богатые бизнесмены, политики, звезды шоу-бизнеса. Особняк Лакруа находился на тихой улице, утопающей в зелени. Дэвид не стал подходить близко – слишком рано, но запомнил расположение.

Вместо этого он отправился в седьмой округ, к дому Моранов. Адрес был указан в материалах дела – улица де Гренель, недалеко от Дома инвалидов. Элитный район, где каждый квадратный метр стоил бешеных денег.

Дом оказался типичным парижским особняком XIX века – пять этажей, балконы с коваными решетками, высокие окна. На первом этаже располагались офисы модного дома "Moran Couture", верхние этажи были жилыми.

Дэвид долго стоял на противоположной стороне улицы, изучая здание. В некоторых окнах горел свет. Жизнь продолжалась, несмотря на исчезновение хозяина. Или именно поэтому?

Около семи вечера из дома вышла женщина. Даже на расстоянии Дэвид узнал её – Изабель Моран, жена исчезнувшего дизайнера. Тридцать два года, но выглядела моложе. Высокая, стройная, с тем особым шармом, который дают годы работы в индустрии моды. Светлые волосы собраны в элегантный пучок, черное пальто подчеркивало фигуру, но в её походке читалась усталость.

Дэвид почувствовал странное волнение, глядя на неё. Возможно, это была просто реакция на красивую женщину. А возможно, что-то большее – предчувствие того, что эта встреча изменит всё.

Изабель села в темно-синий BMW и уехала в сторону центра. Дэвид запомнил номер машины, хотя и не знал, зачем это может пригодиться.

Вернувшись в отель, он провел вечер за компьютером, изучая интернет-публикации о Жане-Поле Моране. Статьи в модных журналах, интервью, фотографии с показов. Картина складывалась противоречивая.

С одной стороны – успешный дизайнер, любимец критиков, чьи платья носили звезды кино и жены миллиардеров. Человек, который за тринадцать лет превратил небольшое ателье в международный бренд.

С другой стороны – в последних интервью проскальзывали нотки усталости, разочарования. "Мода стала слишком коммерческой, – говорил он полгода назад журналу Vogue. – Иногда я думаю, что мы продаем не красоту, а иллюзии."

Иллюзии. Это слово все чаще появлялось в материалах дела. Мир моды действительно был царством иллюзий – здесь красота важнее истины, внешность ценнее характера, успех измеряется не человеческими качествами, а количеством нулей на банковском счете.

Но что происходит, когда иллюзии рушатся? Когда человек вдруг понимает, что его жизнь – это красивая ложь, а все достижения построены на песке?

Дэвид закрыл ноутбук и подошел к окну. На улице уже стемнело, редкие прохожие торопились домой. Где-то в этом городе, полном огней и теней, скрывается ответ на вопрос об исчезновении Жана-Поля Морана. И Дэвид был полон решимости найти этот ответ, какой бы болезненной ни оказалась правда.

Он не подозревал, что уже завтра его жизнь изменится навсегда. Что встреча с Изабель Моран станет началом пути, который приведет его через лабиринт человеческих страстей к открытиям, которые заставят пересмотреть всё, во что он верил.

За окном Париж жил своей ночной жизнью – городом любви и предательства, искусства и торговли, где каждая история может стать трагедией, а каждая трагедия – историей любви.

И где-то в этом городе скрывался человек, чье исчезновение было лишь началом гораздо более сложной и опасной игры, в которую Дэвид Макинтош был втянут против своей воли. Игры, где ставкой была не только профессиональная репутация, но и человеческая жизнь – возможно, не только исчезнувшего дизайнера, но и самого журналиста, решившего раскрыть правду любой ценой.

ГЛАВА 3. ОСОБНЯК ЛАКРУА

Утро следующего дня встретило Дэвида серым парижским небом и моросящим дождем. Он проснулся рано, около семи, с ощущением, что предстоящий день принесет важные открытия. За окном отеля улица Сен-Жак медленно просыпалась – открывались кафе, студенты Сорбонны торопились на лекции, торговцы газет разворачивали свои киоски.

Позавтракав круассанами и кофе в небольшом бистро рядом с отелем, Дэвид отправился в Нейи-сюр-Сен. Ехать пришлось на метро до станции Pont de Neuilly, а оттуда пешком по тихим улицам, застроенным особняками конца XIX – начала XX века.

Нейи был городом в городе – здесь время словно остановилось в эпохе Belle Époque. Широкие проспекты с платанами, элегантные особняки за коваными воротами, ухоженные сады. Район дышал стариной и деньгами – старыми французскими деньгами, которые передавались из поколения в поколение вместе с фамильными драгоценностями и произведениями искусства.

Дом Этьена Лакруа находился на авеню Шарль де Голль, в самом сердце престижного квартала. Дэвид узнал его издалека по описанию из полицейских материалов – трехэтажный особняк в неоклассическом стиле, построенный в 1890-х годах промышленником-сталелитейщиком. Белый известняк фасада, высокие арочные окна, балконы с изящными балюстрадами. Перед домом разбит небольшой сад с фонтаном в центре, а за особняком виднелся более обширный парк.

Дэвид остановился у ворот, изучая территорию. Камеры видеонаблюдения были установлены по периметру, но, как говорил комиссар Дюваль, они не покрывали весь сад. Именно в одной из таких слепых зон и исчез Жан-Поль Моран.

– Вы интересуетесь архитектурой? – раздался за спиной мягкий баритон с легким французским акцентом.

Дэвид обернулся. Перед ним стоял мужчина лет сорока восьми, высокий, элегантный, в дорогом сером пальто. Седеющие волосы аккуратно зачесаны назад, умные карие глаза за очками в тонкой золотой оправе. Лицо интеллигента – тонкие черты, высокий лоб, но в уголках глаз притаились морщинки, выдававшие человека, привыкшего к власти и богатству.

– Этьен Лакруа, – представился мужчина, протягивая руку. – Это мой дом. А вы, наверное, журналист из Англии? Комиссар Дюваль предупредил о вашем визите.

Дэвид пожал протянутую руку, чувствуя крепкое рукопожатие.

– Дэвид Макинтош, The Guardian. Извините за беспокойство, мсье Лакруа.

– Никакого беспокойства. Наоборот, я рад, что кто-то всерьез интересуется судьбой Жана-Поля. – Лицо Лакруа омрачилось. – Трагическая история. Прекрасный художник, талантливый человек… И вдруг такое.

– Вы были близкими друзьями?

– Знакомы много лет. Я покровительствую молодым дизайнерам, помогаю им встать на ноги. Жан-Поль был одним из моих протеже. – Лакруа посмотрел на хмурое небо. – Не хотите зайти? Поговорим в тепле.

Дэвид не ожидал такого радушного приема. Обычно свидетели и участники событий избегают журналистов, особенно когда дело касается преступлений или исчезновений. Но Лакруа, казалось, был искренне заинтересован в том, чтобы помочь расследованию.

Особняк внутри оказался еще более впечатляющим, чем снаружи. Мраморный холл с лестницей, украшенной коваными перилами, стены увешаны картинами – Дэвид узнал полотна импрессионистов, работы современных художников. В воздухе стоял легкий аромат дорогих духов и цветов.

– Впечатляет? – улыбнулся Лакруа, заметив восхищенный взгляд гостя. – Коллекционирую всю жизнь. Искусство – это не просто красота, мсье Макинтош. Это память человечества, запечатленная в красках и камне.

Они прошли в гостиную – просторное помещение с высокими потолками, обставленное антикварной мебелью. Огонь потрескивал в камине, создавая атмосферу уюта. На столиках стояли фотографии в серебряных рамках – Лакруа с известными политиками, художниками, звездами.

– Кофе? – предложил хозяин.

– Спасибо.

Лакруа нажал кнопку на старинном столе, и через несколько минут появилась немолодая женщина в форме горничной. Она молча поставила на стол поднос с кофе и изысканным печеньем.

– Расскажите о той ночи, – попросил Дэвид, устраиваясь в кресле напротив камина.

Лицо Лакруа стало серьезным.

– Это была презентация новой коллекции Жана-Поля. Мы проводим такие мероприятия регулярно – помогаем молодым талантам познакомиться с потенциальными покупателями, критиками, инвесторами. – Он отхлебнул кофе. – Жан-Поль был взволнован, но это естественно. Показ новой коллекции – всегда стресс для дизайнера.

– Комиссар Дюваль говорил, что он выглядел особенно нервным.

– Возможно. В последнее время у него были… трудности. Финансовые проблемы, кредиторы требовали возврата займов. Индустрия моды жестока, мсье Макинтош. Здесь или ты на коне, или под конем. Третьего не дано.

Дэвид почувствовал в голосе хозяина нотку, которую не мог определить. Сочувствие? Или что-то другое?

– А что вы думаете о его жене? Изабель?

Глаза Лакруа на мгновение потемнели, но тут же вернулось обычное выражение.

– Замечательная женщина. Очень талантливая стилистка. Но… – он помолчал, подбирая слова. – Их брак переживал не лучшие времена. Жан-Поль был человеком страстным, импульсивным. Не всегда верным.

– У него была любовница?

– Мсье Макинтош, в нашем мире такие вещи случаются часто. Красивые молодые модели, деньги, слава… Соблазн велик. – Лакруа встал, подошел к окну. – Но я не хочу судить Жана-Поля. У каждого свои демоны.

Дэвид записывал в блокнот, но одновременно наблюдал за хозяином. В его манере говорить было что-то театральное, словно он играл роль. Роль чего – скорбящего друга? Или что-то более сложное?

– Покажите мне место, откуда он исчез.

Лакруа кивнул.

– Конечно. Пойдемте в сад.

Они вышли через французские окна на террасу. Сад был обширным, искусно спланированным. Дорожки из белого гравия петляли между клумбами и скульптурами. В центре располагался пруд с фонтаном, а в дальнем конце, за деревьями, виднелась высокая ограда.

– Вот здесь его видели в последний раз, – Лакруа указал на небольшую беседку у пруда. – Он сказал, что хочет покурить и подышать воздухом. Охранник видел его около полуночи. А потом…

– А потом он исчез, – закончил Дэвид. – Как это возможно? Ограда высокая, калитки заперты.

– Именно. Это и озадачивает полицию. – Лакруа развел руками. – Словно он растворился в воздухе.

Дэвид обошел беседку, изучая территорию. Действительно, место было довольно изолированным. От дома его отделял пруд и заросли кустарника, камеры наблюдения не доставали сюда. Идеальное место для… чего? Встречи? Или для преступления?

– А что здесь? – Дэвид указал на небольшую дверцу в дальней части ограды, полускрытую плющом.

Лакруа на секунду замялся.

– Служебный выход. Для садовника, доставки. Но она всегда заперта.

– Можно посмотреть?

Они подошли к двери. Дэвид потянул за ручку – заперто. Но на земле рядом валялось несколько окурков, довольно свежих.

– Здесь кто-то курил недавно, – заметил он.

– Наверное, садовник, – быстро ответил Лакруа. – Или охранник во время обхода.

Но Дэвид заметил, что хозяин дома слегка нервничает. В его голосе появилась напряженность, которой не было раньше.

Они вернулись в дом. Лакруа предложил показать зал, где проходил показ мод. Это было просторное помещение на втором этаже, с высокими окнами и паркетным полом. На одной стене висели фотографии с различных мероприятий – показы мод, выставки, приемы.

– Вот здесь, – Лакруа указал на одну из фотографий. На ней был запечатлен он сам в обнимку с Жаном-Полем Мораном. Дизайнер выглядел счастливым, успешным. – Это было год назад, после его триумфального показа в Милане.

Дэвид всматривался в лицо исчезнувшего дизайнера. Что изменилось за этот год? Что превратило успешного, уверенного в себе человека в нервного, пьющего мужчину, который исчез в ночи?

– Мсье Лакруа, а вы не заметили в последнее время изменений в поведении Жана-Поля? Может быть, он казался напуганным? Или говорил о каких-то угрозах?

Лакруа задумался, но его раздумья показались Дэвиду наигранными.

– Теперь, когда вы спрашиваете… Да, в последние недели он был каким-то подавленным. Часто звонил, хотел встретиться, поговорить. Но я был занят, все откладывал…

В его голосе звучало сожаление, но Дэвид не был уверен в его искренности.

– О чем он хотел поговорить?

– Не знаю. Теперь жалею, что не нашел времени. Возможно, я мог бы ему помочь.

Они спустились обратно в гостиную. Дэвид почувствовал, что получил от Лакруа максимум информации, на который тот был готов. Дальнейшие расспросы могли насторожить хозяина дома.

– Спасибо за гостеприимство, – сказал он, вставая. – И за откровенность.

– Всегда пожалуйста. – Лакруа проводил его до двери. – Мсье Макинтош, если узнаете что-то о судьбе Жана-Поля, пожалуйста, сообщите. Мне небезразлично, что с ним случилось.

Выходя из особняка, Дэвид оглянулся. В одном из окон второго этажа мелькнула тень – кто-то наблюдал за его уходом. Лакруа? Или кто-то еще?

Обратный путь в центр Парижа занял около часа. Дэвид ехал в метро и обдумывал встречу с хозяином особняка. Этьен Лакруа производил впечатление культурного, образованного человека, искреннего друга исчезнувшего дизайнера. Но что-то в его поведении настораживало. Слишком гладкие ответы, театральные жесты, моменты странной напряженности.

И эта потайная дверь в саду. Лакруа явно не ожидал, что журналист обратит на неё внимание. А окурки рядом говорили о том, что дверью пользовались недавно. Возможно, в ночь исчезновения Жана-Поля?

Вернувшись в отель, Дэвид провел остаток дня, изучая информацию об Этьене Лакруа в интернете. Биография выглядела безупречно: потомственный коллекционер, унаследовал состояние от отца-промышленника, покровительствует искусству, состоит в советах директоров нескольких музеев. Женат не был, детей нет. Живет уединенно, изредка появляется на светских мероприятиях.

Но Дэвид знал, что в интернете не найдешь всей правды о человеке. Особенно о таком богатом и влиятельном, как Лакруа. У таких людей есть средства скрывать неприглядные факты биографии, покупать молчание свидетелей, заметать следы.

Около семи вечера он решил прогуляться по Парижу. Дождь прекратился, но воздух все еще был влажным и прохладным. Дэвид шел по набережной Сены, любуясь подсвеченными мостами и соборами. Париж вечером был прекрасен – город превращался в декорацию для романтических историй и тайных встреч.

Но красота не могла отвлечь его от мрачных размышлений. Чем больше он узнавал о деле Жана-Поля Морана, тем более запутанной становилась картина. Успешный дизайнер с финансовыми проблемами, жена, живущая в отчуждении, покровитель с безупречной репутацией, который что-то скрывает.

А где-то в этом лабиринте лжи и полуправды терялся след человека. Жив ли Жан-Поль Моран? Или его тело покоится где-то на дне Сены, а исчезновение – лишь попытка скрыть преступление?

Дэвид остановился на мосту Искусств, глядя на темные воды реки. Завтра он планировал встретиться с Изабель Моран. И интуиция подсказывала ему, что именно эта встреча станет ключом к разгадке тайны. Но он не подозревал, что эта встреча изменит не только ход расследования, но и всю его жизнь.

Ветер с реки развевал полы его пальто, и в этом ветре слышались голоса прошлого – призраки всех тех, кто когда-то стоял на этом мосту, влюбляясь, страдая, принимая решения, которые определяли их судьбы.

И Дэвид Макинтош готовился стать частью этой вечной парижской истории – истории страсти и предательства, любви и смерти, правды и иллюзий.

ГЛАВА 4. ИЗАБЕЛЬ

Дэвид проснулся на следующее утро с чувством предвкушения, смешанным со странным беспокойством. За окном отеля Париж купался в редких для ноября лучах солнца – золотистый свет падал на мокрые от утренней росы крыши, превращая город в живую импрессионистскую картину.

Он долго стоял под душем, позволяя горячей воде смыть остатки тревожных снов. Ему снился лабиринт зеркал, в котором он искал выход, а отражения показывали лица людей из этого дела – комиссара Дюваля с его усталыми глазами, элегантного Лакруа с его театральными жестами, и женщину, которую он видел только мельком, – Изабель Моран.

Завтракая в небольшом кафе на углу улицы Сен-Жак, Дэвид обдумывал предстоящую встречу. Он решил не звонить заранее – опыт подсказывал, что спонтанные визиты часто дают больше информации, чем заранее подготовленные интервью. Люди не успевают выстроить защитные барьеры, продумать ответы, скрыть эмоции.

К десяти утра он уже стоял напротив особняка Моранов на улице де Гренель. Здание выглядело по-разному в утреннем свете – менее мрачным, но не менее загадочным. На первом этаже, за большими витринными окнами, виднелись манекены в изысканных платьях – последняя коллекция исчезнувшего дизайнера. Они стояли неподвижно, как безмолвные свидетели драмы, разворачивающейся в этом доме.

Дэвид нажал на звонок у главного входа. Через несколько секунд раздался женский голос:

– Да?

– Мадам Моран? Меня зовут Дэвид Макинтош, я журналист из The Guardian. Мне бы хотелось поговорить с вами о вашем муже.

Долгая пауза. Дэвид уже подумал, что связь прервалась, когда голос прозвучал снова, тише и напряженнее:

– Я не даю интервью.

– Понимаю. Но я не за сенсацией. Я хочу помочь найти правду о том, что случилось с Жаном-Полем.

Еще одна пауза, еще более долгая.

– Поднимайтесь на третий этаж.

Замок щелкнул, и тяжелая деревянная дверь отворилась. Дэвид вошел в холл, где его встретил аромат дорогих духов, смешанный с запахом кожи и шелка. Стены были увешаны эскизами платьев и фотографиями с показов мод. Широкая лестница с коваными перилами вела на верхние этажи.

На третьем этаже его ждала женщина, которая заставила его забыть о дыхании.

Изабель Моран была еще прекраснее, чем на фотографиях. Высокая, стройная, с точеными чертами лица и кожей цвета слоновой кости. Светло-русые волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались отдельные пряди, придавая ей вид романтической небрежности. Но больше всего поразили глаза – глубокие, серо-голубые, полные печали и какой-то неуловимой тайны.

Она была одета в простое черное платье, которое подчеркивало элегантность ее фигуры, не крича о дороговизне, но говоря о безупречном вкусе. В ушах сверкали небольшие жемчужные серьги, на запястье – тонкие золотые часы. Никакой показной роскоши, но каждая деталь была идеальной.

– Мсье Макинтош? – Ее голос был мелодичным, с легким бельгийским акцентом. – Изабель Моран. Проходите, пожалуйста.

Рукопожатие было мягким, но Дэвид почувствовал легкую дрожь в ее пальцах. Она нервничала, хотя пыталась это скрыть.

Гостиная оказалась просторной и светлой – высокие окна выходили в небольшой внутренний дворик, где росли платаны и стояли скамейки. Обстановка была элегантной, но уютной: антикварная мебель соседствовала с современными картинами, персидские ковры лежали на паркетном полу. Везде были цветы – белые розы, лилии, фиалки. Комната дышала женственностью и утонченным вкусом.

– Кофе? Чай? – предложила Изабель, жестом предлагая ему сесть в кресло у камина.

– Кофе, спасибо.

Она исчезла на несколько минут и вернулась с подносом. Дэвид наблюдал за ее движениями – плавными, грациозными, выдававшими годы работы в мире моды. Но в них читалась и усталость, словно каждый жест давался ей с трудом.

– Вы сказали, что хотите помочь найти правду, – произнесла она, садясь напротив и изящно скрестив ноги. – Что заставляет английского журналиста интересоваться судьбой французского дизайнера?

– Иногда именно взгляд со стороны помогает увидеть то, что скрыто от близких людей, – ответил Дэвид, изучая ее лицо. – А иногда просто нужен человек, которому небезразлична правда.

В ее глазах мелькнуло что-то – благодарность? Или осторожность?

– Полиция считает, что Жан-Поль просто… ушел. Сбежал от проблем.

– А вы что думаете?

Изабель помолчала, глядя в окно на голые ветви платанов.

– Я думаю, что люди иногда делают вещи, которых от них никто не ожидает. Даже самые близкие.

В ее голосе звучала боль, такая глубокая, что Дэвид почувствовал странное желание утешить ее.

– Расскажите мне о вашем муже. Каким он был?

Изабель отхлебнула кофе, и Дэвид заметил, что чашка слегка дрожала в ее руках.

– Талантливым. Страстным. Он жил модой, дышал ею. Когда создавал новую коллекцию, мог не спать неделями, забывал есть… – Она улыбнулась, но улыбка была грустной. – Говорил, что каждое платье должно рассказывать историю. Историю женщины, которая его наденет.

– Звучит романтично.

– Да, он был романтиком. По крайней мере, когда-то. – Ее голос стал тише. – Но последние годы что-то изменилось. Он стал… другим.

– В каком смысле?

Изабель встала, подошла к окну. Солнечный свет делал ее волосы почти белыми, а фигура казалась хрупкой, словно фарфоровая статуэтка.

– Он стал жестоким. Не физически, нет… Но словами. Он говорил вещи, которые ранили глубже любых ударов. – Она обернулась, и в ее глазах блестели слезы. – Я думала, это стресс. Конкуренция в нашем мире безжалостна. Всегда найдется кто-то моложе, талантливее, амбициознее.

– У него были финансовые проблемы?

– Да. Большие долги, кредиторы требовали возврата денег. Последние коллекции не имели ожидаемого успеха. – Изабель вернулась к креслу, но не села, стоя за его спинкой. – Но дело было не только в деньгах. Он потерял… как бы это сказать… веру в себя. В то, что делает.

Дэвид записывал в блокнот, но большую часть внимания уделял ее лицу, интонациям. Она говорила правду, он чувствовал это, но не всю правду.

– Изабель, могу я спросить о вашем браке?

Она застыла, и на ее лице отразилась боль.

– Наш брак… – Она помолчала, подбирая слова. – Мы женились по love, как говорят французы. Настоящая любовь. Или мне так казалось. – Голос стал почти шепотом. – Но со временем я поняла, что Жан-Поль любил не меня. Он любил идею меня. Красивую жену, которая дополняла бы его образ успешного дизайнера.

– У него были другие женщины?

Изабель закрыла глаза, словно от боли.

– Были. Много. Молодые модели, клиентки, журналистки… Он даже не особенно это скрывал. Говорил, что это часть его творческого процесса. – Ее голос стал жестче. – Что каждая женщина дает ему что-то новое для работы.

– Почему вы терпели это?

– А у меня был выбор? – Она открыла глаза, и в них полыхнул огонек гнева. – Я бросила собственную карьеру модели ради него. Мой отец лишил меня наследства за то, что я вышла замуж за "этого французского проходимца". У меня не было денег, связей, возможностей начать сначала.

В ее словах звучало отчаяние, но и что-то еще – жажда свободы, которая долго копилась внутри.

– Но была же последняя капля? То, что заставило вас подумать об уходе?

Изабель подошла к стеллажу с книгами, взяла одну из них – том стихов Бодлера – и принялась листать, не глядя на страницы.

– Месяц назад я узнала о Селин.

– Селин?

– Селин Лемер. Молодая модель, ей всего двадцать восемь. – Голос Изабель стал ровным, почти безэмоциональным. – Красивая, амбициозная. И беременная.

Дэвид перестал писать, подняв взгляд.

– От вашего мужа?

– Она так утверждала. И требовала, чтобы Жан-Поль развелся со мной и женился на ней. – Изабель захлопнула книгу. – Он отказался. Сказал, что не намерен разрушать карьеру ради "маленькой шлюхи". Его слова.

– Что произошло дальше?

– Селин пришла ко мне. Устроила сцену прямо здесь, в этой комнате. Кричала, угрожала, требовала денег. – Изабель села обратно в кресло, и ее лицо стало усталым. – А потом… потом она исчезла.

– Исчезла?

– Да. На следующий день после нашего разговора. Никто не знает, куда она делась. Даже агентство, где она работала.

Дэвид почувствовал, как к горлу подступает знакомое ощущение – предчувствие важного открытия.