Над нами то же небо

ЛЕС

Мне часто снятся сны из моего детства о родительском доме. И всегда неизменно снится, как я выхожу летом на крыльцо и вижу перед собой высоченные, покрытые зеленой хвоей деревья чуть поодаль от дома, там, где раньше была конура нашей собаки Быстрого. Эти деревья имели хвою только сверху, все нижние ветки засохли и увяли, возможно, от того, что Быстрый вскопал всю землю вокруг своей конуры и таким образом повредил корни деревьев. Никто об этом не задумывается. Но эти деревья своей необычностью запечатлелись в моем сознании так крепко, что и сейчас мне снятся, хотя некоторые из них давно засохли или упали от сильных ветров.

В этих снах небо всегда синее, деревья зеленые, и где-то в потоке синевы журчит пение жаворонка и слышится клекот коршуна. На мне красные в белый горошек тапочки – подарок моей старшей сестры, усаживаюсь на крылечке и начинаю впитывать в себя, в каждую клетку тепло и воздух лета и родного места. Вот солнце немного коснулось щеки, вот стрекозка пролетела, стрекоча слюдяными крыльями. Их раньше было много, в последние годы не так как раньше. Изредка увидишь большую синюю стрекозу с тысячами глаз. Она словно привет из далекого прошлого. Прилетела из края цветных снов посмотреть, все ли у нас тут в порядке. Потихоньку просыпается деревня, где-то завели трактор – люди собираются на сенокос или отвозить молоко на завод. На фоне грохота тракторного двигателя слышны окрики разговаривающих возле него людей. Пропел петух соседский на заборе. Слышится, как вынули из погреба лед для питьевой воды и чистят его топором. А вокруг запах смолы, летней свежей хвои и немного сырой от ночной росы земли. Свежо и радостно вокруг.

Наш дом стоит посреди леса. Когда мы шли в школу и обратно, мы проходили через этот лес, и каждый раз, когда достигали его, нам казалось, что мы уже вступили на нашу территорию, где и собаки не страшны, не говоря уже о других опасностях. Однажды мои старшие сестры, когда учились в начальной школе, увидели в этом лесу большого кота. Он стоял высоко на дереве и глядел на них своими желтыми глазами. Уши у него были с кисточками. Кот был интересен, но домой надо было идти – обедать с родителями, пока они не разошлись с обеда на работу. Папа, услышав о большом коте с ушами-кисточками, немного встревожился и тем же вечером отправился в лес. Выслеживать. Я услышала эту историю, чуть повзрослевши, и мечтала, что когда-нибудь и я встречу большого кота с желтыми глазами.

В июне, когда мама еще не уходила в отпуск и ходила на работу, мы иногда убегали в лес и поджидали ее там, играя и придумывая себе разные истории. Лес всегда был богат на интересные встречи. Утоптанная нашими ногами дорога была покрыта тонким слоем прошлогодней лиственничной хвои, и если сесть на корточки, можно наблюдать жизнь на земле и внутри нее. Маленькие муравьи торопливо и деловито сновали взад и вперед, без устали таская на своей спине то хвойку, то сучок, то кем-то оброненную хлебную крошку. Они всегда знают, куда идти и зачем идти. У них всегда есть цель и есть дело. Если пойти за самым плотным потоком муравьев, можно набрести на большую кочку, сплошь покрытую прошлогодней листвой. Такую скрытую и такую заметную для опытного глаза кочку. Подходить к этой кочке нельзя, трогать что-либо рядом и уж тем более саму кочку тоже нельзя. Муравьи – народ бдительный. Они могут, охраняя свой дом, напасть роем и укусить до красных точек, которые не проходят даже, когда протираешь смоченной молоком тряпкой. Муравьи ходят даже по деревьям. Если приблизиться к дереву вплотную, можно увидеть как минимум трех муравьев, ползающих по коре дерева. Они поднимаются выше и выше, и кажется, что они совсем не боятся высоты. Интересно только, зачем им подниматься на дерево? Запрокинув голову и отойдя на несколько шагов, можно увидеть макушку дерева. Оно словно приветствует нас, машет своими пушистыми руками и скрипучим голосом спрашивает, маму ли мы ждем, просто ли играемся… Дерево это – наш друг. Он здесь с тех пор, как я себя помню, а может, и того дольше. Он видел на своем веку много чего, именно поэтому к нему надо относиться уважительно и почтительно, потому что нам он как дедушка, которого мы не застали. Папа говорит, что все деревья живые. Они видят все и все помнят. Как когда-то, до того, как наш папа поставил здесь дом, в этом лесу было много зайцев и другой живности, и охотники порой даже ходили в этот лес на промысел. Лес был густой и такой просторный, что не один человек заплутал здесь. А может быть, это лесные духи его уводили вглубь, потому что он приходил в лес с топором. Рубить в этом лесу тоже нельзя. Потому что каждое дерево своими корнями держит землю, на которой растут их дети и стоит наш дом. И если будет срублено хоть одно дерево, могут пострадать другие деревья, которые связаны общими корнями со срубленным деревом. Вот так вот все в этом лесу взаимосвязано. Ударишь в одном месте, станет больно в другом. В дождливую погоду в лесу бывает немного страшно. Мы моемся в бане каждую неделю, а лес только тогда, когда идет дождь, а идет он нечасто. Поэтому в дождь все деревья радуются, что пришла пора помыться, освежиться и сбросить с себя пыль и паутину, так старательно налепленную летним ветром на их ветвистую крону. Потому они в дождь все пляшут танец радости. Танец этот мы иногда наблюдаем из окна, если нет грома и молнии. Деревья нагибаются друг к другу и трут своим малышам спинки и моют их головы. Делается это умело и быстро, потому что в ход идут все ветви. А их у них много. В дождь все муравьи сидят по своим норкам и носа не высовывают. Набежит вода в норку, нечем ее откачивать оттуда. Поэтому они заблаговременно запасаются продуктами и прячутся задолго до дождя, часа за два. Они каким-то образом чувствуют приближение дождя и, если в нужное время проследить за их поведением возле кочки, можно узнать, будет ли сегодня дождь или нет. А еще про дождь раньше всех, еще утром, когда небо синее, узнает папа. Он встает раньше всех, и, видимо, папа-муравей сообщает ему эту весть. К часу, когда мы все уже сидим за завтраком, он заходит с утренней работы по хозяйству и возвещает о том, на какой промежуток времени мы отправляется на сенокос или по ягоды или не отправляемся вовсе. Я выбегаю на крылечко, держа в руках хлеб с маслом и сахаром, и крупицы сахара с моего хлеба идут на десерт муравьятам под террасой. Гляжу в синее небо, вижу солнце и только удивляюсь, откуда взяться дождю. Но папа никогда не ошибается. Разве что на час или другой. В дождь и мы, как муравьи, сидим в нашей норе и находим домашние радости. Если идет гроза, значит света нет. И мы играем в слова или в «города-реки», пока не наступает полумрак, что не видно уже, что пишешь. Если гроза идет долго и света тоже долго нет, папа топит печь, и мама кладет ужин и чай на печную плиту. Суп из чугунка с печки почему-то всегда вкуснее. Он словно впитывает в себя жар поленьев и языки пламени и оттого становится горячим и вкусным. Мы сидим вокруг стола и осторожно выгребаем ложкой густой домашний суп, щедро приправленный полевым луком. А по поверхности супа плавают масляные жирные круги. Я капаю в эти круги капельки супа и внутри круга появляется еще один. Вскоре кругов становится очень много, а суп уже можно спокойно доесть. Во время ужина вдруг дают электричество, и эта лампочка как вестник новой жизни. Мы все кричим «Ура!», и кто бежит включать свет в гостиной, кто берет тряпку, чтобы протереть натекшую водицу из холодильника, кто мчится уже на всех парах в погреб, чтобы нести обратно масло, творог и молоко в холодильник. От электрического света приходит энергия, от которой отдыхается, когда его нет.

В хорошую погоду мы все отправляемся в лес по ягоды, грибы, в июле – на сенокос. Чуть в поздние годы шли на утиную охоту и по ягоды. Леса за пределами деревни совсем другие. Там и запах, и воздух другие. Там чувствуется вольный ветер, который гуляет не только по одному лесу, он прилетает из дальних долин, приносит новые запахи, новые мечты и новые силы. В лесах я всегда чувствую себя под защитой. Мне хорошо. Нравится сидеть или лежать, запрокинув голову и слышать гул деревьев на ветру, их перестук и тихий шепот. В такие моменты мне нравится думать, что во всем мире кроме этого леса ничего и никого нет, что весь земной шар – это лес, и мы в нем. Подрастающие лиственницы нарядными девочками и мальчиками выстраиваются в ряд на опушке леса и готовятся встречать своих гостей. Они тянут свои нежные руки-ветви к нам в знак приветствия. Молодые деревца всегда по цвету чуть светлее и хвоя на них чуть тоньше и нежнее.

Осенью, когда холодные ветра и первые заморозки трогают лесных жителей, а воздух становится прозрачным и тонким, в лесу становится очень тихо. В лес по осени мы ходим тоже по делу. Наши коровы и телята, нагулявшиеся за лето, никак не могут найти тропу домой, тогда мы с папой вооружаемся палками, чтобы идти было удобно, запасаемся провизией на один день и идем через лес по алаасам – на поиски нашего крупно-рогатого богатства. Почему-то хочется вести себя тихо в осеннем лесу, все деревья словно готовятся к долгой спячке, и редкий потревоженный бурундук прошмыгнет в невидимый уголок своего лесного царства и укроется от наших глаз. Чуть тронешь ветку – осыпается желтая хвоя и иголками задержится на рукаве. Пахнет в лесу словно ты маленький оказался в корзинке с осенним урожаем – грибами, ягодами, разнотравьем, медом пожелтевших листьев и травы. Этот неповторимый запах потом мне часто чудится с каждой ложкой смородинового или брусничного варенья или банкой маринованных грибов. Мы выходим из леса, и уже на опушке нас настигает мелкий накрапывающий дождь. Он стучит по капюшону болоньевой куртки и оставляет плавные следы на спине впереди идущего отца. Шаги у папы широкие, ступает он уверенно, но мягко. Он знает, куда идти и куда поворачивать. Мне и сейчас иногда кажется, что он бродит по родным местам с ружьем наперевес и знает, куда сворачивать и идти. В моих смутных представлениях о жизни после смерти папа всегда находится там, где нам было хорошо, где не было никого, ни начальников, ни подчиненных, ни обязанностей, ни срочных дел, где хрустальный воздух прорезывает реальность, где деревья обступают и защищают наши души.

Быть в лесу с папой – это самое надежное путешествие, в кои я отправлялась за всю свою жизнь. И возвращаться с них в теплый дом к горячему ужину и чаю – это то, из-за чего нестрашно мокнуть под самым проливным дождем, нестрашно увязать в сугробах снега или шлепать по талому снегу по колено там, где пройти уже просто невозможно.

Зимой в лес выбираешься нечасто. Но если попадаешь, то норовишь заморозить себе нос или щеку – так красиво в зимнем лесу, что, не замечая холода, открыв на морозе рот, могу стоять часами и слушать тишину. Она наполняет легкие, голову, все мое внутреннее и внешнее сознание, проникает в самые затаенные уголки сердца и оттуда начинает петь гимн свободе и счастью. Зимний лес – это волшебство. Это исполины с белыми шапками и раскинутыми в мороз руками, обутыми так же в белые снежные рукава. Они словно спят до весны долго и беспробудно и видят прекрасные сны о жарком лете, о зное, о текучей по их коре золотой смоле, о птицах, что будут гнездиться в их кронах, о детях, прижимающих свои щеки к их шершавой и теплой коре, чтобы впитать часть лета. Сны эти чем-то перекликаются с моими. Порой и я чувствую себя деревом, которое вынули с корнями и пересадили в другом месте, и потому мой рост идет медленно, что корни приживаются с трудом.

По весне, когда мы выбираемся из дома для заготовки поленьев на топку, лес, еще не одевшийся, шумит совсем по-другому. Он словно желает отправиться в дальнее путешествие, словно тоскует по тем краям, где ему не суждено побывать, потому что он врос корнями в землю, выдернуть его оттуда – будет смерть. В его весенних напевах я слышу оголенную тоску по теплым солнечным дням, до которых еще три месяца, по зимним сугробам и укутывающему снегу, который был сдут торопливым ветром-гулякой. Но запах тающего снега и прогревающейся земли, первых проталин несут с собой ростки надежды на благодатную весну. Мы идем домой после трудового дня через рощу, и в моем сердце просыпаются новые чувства от запаха прошлогодней листвы и березовой коры. Запах земли в березовой роще совсем другой, чем в лиственничном лесу. Папа говорит, что совсем скоро можно будет собирать березовый сок и что он научит меня, как это делать. Я от радости прыгаю по взопрелому снегу, и вокруг летят мокрые комья. Я люблю березовый сок. Он особенно дорог, потому что его можно пить не круглый год, а только в определенное время.

В лесу я часто слышу звонкий детский смех и только иногда – плач, да такой жалобный, что душа болит от этого плача. И думается мне, что это смеется и плачет маленькая девочка, потому что не может найти дорогу домой. Огоньки ее дома пляшут между деревьями, но выбраться к нему уже и сил не остается и сон смыкает глаза. И лес убаюкивает ее в своих мягких объятиях и охраняет ее сон.