Следствие ведёт некромант. Том 3. Сны куклы

Название: Сны куклы

Автор(-ы): Елизавета Берестова

Ссылка: https://author.today/work/320443

Глава 1 ТРУП В ПОСТЕЛИ

Рика проснулась в дурном расположении духа. Причина тому крылась в гостье, неожиданно нагрянувшей к их квартирной хозяйке. Старшая сестра госпожи Призм прибыла в столицу Артании с благородной целью лично присутствовать на торжествах по случаю Лунного нового года, празднование которого в этом году выпадало на последнюю декаду февраля, и обещало быть поистине грандиозным, ведь в традиционном королевском шествии должна была принять участие леди Камирэ́. В Ариании ни для кого не было секретом, что на Лунный новый объявят о предстоящем бракосочетании короля Элиаса и его многолетней фаворитки.

Вот тётушка Ми́хо и решила, что ни за что не может пропустить сие знаменательное событие. Уже третий день она отравляла существование своей младшей сестре и двоим её квартиранткам своими бестолковыми и многозначительными поучениями. Она лезла абсолютно во все дела, высказывая безапелляционные суждения по любым вопросам и постоянно давала советы, в которых никто не нуждался. Если подруга чародейки – Эни Вада, по долгу службы (она была учительницей музыки) обладала ангельским терпением и добрым нравом и могла выслушивать госпожу Михо Дора́ку с благосклонным вниманием, Эрика просто бесилась. Она сжимала зубы, едва удерживаясь от желания наложить на словоохотливую старушку заклинание вечной немоты.

За окном было серенькое утро субботы, делать Рике было абсолютно нечего, а предстоящее общение с сестрой квартирной хозяйки испортило настроение бесповоротно и окончательно.

Чародейка встала, умылась и привела себя в порядок. После поездки в Оккуна́ри – столицу Дубового клана, она отказалась от яркого «некромантского» макияжа и продолжала подрезать волосы точно также, как это было сделано личным парикмахером матери Вилохеда Окку – её непосредственного начальника и четвёртого сына Дубового клана.

На кухне было оживлённо: госпожа Призм жарила свои фирменные оладьи, Эни пила кофе, а тётушка Михо руководила процессом.

– До́ттенька, – проговорила она ворчливым тоном нянюшки, – ты слишком долго держишь оладушки на сковороде. Корочка получается чересчур тёмной, что не может не сказаться на вкусе. Видишь, Эниюшечка кушает их совсем без аппетита!

– Это уже четвёртый оладий! – мило запротестовала Эни, высокая черноволосая девушка со здоровым румянцем на щеках, – и они очень вкусные.

– Что столь молодая и неопытная по части домашнего хозяйства особа может смыслить в требованиях к настоящим оладьям? – вопросила Михо, меняя тон на строгий, учительский, с выраженными покровительственными нотками, – пережаренным оладьям самое место в мусорном ведре, куда они, без сомнения, и отправились бы, будь жив незабвенный наш зять – майор Призм.

– Доброго всем утра, – чародейка попыталась даже выдавить из себя улыбку.

– Молодой девице не следует ходить со столь унылым выражением лица, словно ты собралась идти на похороны, – повернулась в её сторону тётушка Михо, женщина невысокого роста, но плотно сбитая, широким лицом и густыми бровями.

– Так похороны всегда при ней, – хихикнула подруга чародейки, – Эрика у нас – некромантка.

– И что? – не дала сбить себя с толку сестра квартирной хозяйки, – подумаешь, это всего лишь профессия. Цирковые клоуны или чтецы занятных историй не ходят по городу с улыбкой до ушей. По долгу службы – мрачный вид, пожалуйста, но в хорошей компании и некроманту не грех улыбнуться.

– Ага, – про себя подумала чародейка, – как же! Стану я улыбаться всяким старым дурам!

– Пока у тебя, милочка, будет такое унылое лицо, – как ни в чём не бывало, продолжала нотации гостья, – женихи станут обходить тебя стороной, отдавая предпочтение другим, более доброжелательным и милым девицам!

Доротея Призм выразительно закатила глаза и поставила перед чародейкой чашку дымящегося кофе и тарелку с оладьями, щедро политыми мёдом. Она знала, что Рика очень любит мёд, и надеялась хоть как-то сгладить неловкость, порождённую невоспитанностью и своенравием старшей сестры.

Рика решила не портить себе настроение бесполезными перепалками и принялась за еду.

– Какие планы на сегодня? – поинтересовалась Эни, расправляясь с последним оладушком.

– Никаких особо нет, – пожала чародейка плечами, – в коррехидории затишье. Перед праздниками даже убийцы притихли. За вторую половину недели только одного пьяницу доставили. Его дружки в драке ножами порезали до смерти.

– Фу, как некультурно! – воскликнула тётушка Михо, – разве пристало девушкам обсуждать подобные мерзкие вещи!

– Возможно, я удивлю вас, – не выдержала Эрика, – это одна сотая всех тех мерзких вещей, с какими мне приходится иметь дело по долгу службы Кленовой короне и из-за посвящения богу смерти.

– С этим надо что-то делать, – заявила гостья с озабоченным видом, – пора подумать о смене работы. Как не стыдно заставлять эфирное создание, – при этих словах она завела глаза к небесам, а Эни Вада прыснула со смеху в свою чашку кофе, – иметь дело с самыми тёмными и низменными сторонами человеческого существования.

Она явно собиралась продолжить свои рассуждения, но сделать ей этого не позволил дверной колокольчик, весёлым перезвоном сообщивший о посетителе.

Госпожа Призм отставила сковородку и вытерла руки полотенцем.

– Нет, нет, – остановила свою сестру тётушка Михо, – я сама открою. Должна же я хоть чем-то отплатить за то гостеприимство, коим я бессовестно пользуюсь и собираюсь пользоваться до самой церемонии.

Она поднялась и с решительным видом двинулась в холл.

Рика с удовольствием допила кофе, радуясь хотя бы минутной передышке от назойливого общества вездесущей госпожи Дораку. Но радость её оказалась преждевременной: из холла до них донёсся знакомый раздражающий голос с взвизгивающими интонациями.

– И ничего не желаю слушать, молодой человек! – на повышенных тонах выговаривала тётушка Михо кому-то, – не позову, и вас не пущу. Ишь чего удумал! Врываться в дом, где живут порядочные женщины и требовать встречи с девицей, которой ни женихом, ни кавалером не приходишься! А службой нечего отговариваться – сегодня выходной день, а посему все разговоры о службе являются не более, чем вздором, пустыми отговорками! Так и знай.

Эни сделала большие глаза и прошептала:

– Интересно, это кого она так яростно спроваживает? Вдруг там четвёртый сын Дубового клана стоит перед ней, словно провинившийся школьник? Он не собирался зайти сегодня?

Сама мысль о том, что кто-то поставит на место влиятельного и не привыкшего к подобному Вилохэда Окку была не так уж и неприятна. Но коррехидор не упоминал о желании посетить её, поэтому чародейка поставила чашку на стол, поднялась и решительно пошла на звук набирающих скандальную силу голосов.

В холле стояли друг против друга разозлённый сержант Меллоун, позабывший даже снять с головы форменный клетчатый берет в цветах королевского Кленового клана Каэда, и решительно упиравшая руки в бока сестра квартирной хозяйки.

– Именем Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя я требую, чтобы вы немедленно пригласили сюда коронера его королевского величества, госпожу Таками, – отчеканил покрасневший сержант.

– А мне глубоко наплевать на ваши полномочия, невоспитанный юноша, – низкорослая тётушка Дораку ухитрилась посмотреть на собеседника сверху вниз, – я, как старшая женщина в этом доме, категорически против каких бы то ни было встреч наедине холостого мужчины и невинной девицы! Извольте официально заявить о своих намерениях относительно госпожи Таками!

– У меня нет и не может быть никаких намерений относительно госпожи Зано…, ах, простите, Таками! – в сердцах воскликнул Меллоун. Он, оговорившись, чуть было не назвал чародейку укоренившимся из-за её сложного характера прозвищем «Заноза», – сколько раз вам повторять, глупая, упёртая женщина? Я тут по долгу службы.

– Не тебе, сопляк, судить о моих душевных качествах, – завелась тётушка Михо, а чародейка не без злорадной радости наблюдала за их перепалкой, – вот вышвырну тебя вон, и не посмотрю на форменный берет!

– Мистрис Таками! – взмолился Меллоун, – уймите это чудовище! Разъясните разъярённому дракону, стоящему на страже нравственных устоев позапрошлой эпохи, что я на самом деле ваш коллега по службе.

– Госпожа Дораку, – вмешалась, наконец, Рика, – вы растрачиваете своё красноречие впустую. Перед вами – офицер Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя. А пришёл он сюда в выходной день потому, что, как я полагаю, появился труп, требующий моего немедленного вмешательства. Я угадала?

– Истинно, так, госпожа чародейка, – Меллоун снял с головы берет, утёр им выступивший на лбу пот и поклонился по всем правилам.

– Вот видите? – широко улыбнулась Рика, – никаких развратностей в этом почтенном доме мы творить не собираемся. Вы с экипажем? – вопрос был обращён к офицеру. Тот кивнул, – хорошо. Я сейчас соберусь, а по дороге вы введёте меня в курс дела.

Обиженная столь пренебрежительным отношением к своей персоне старшая женщина в доме воскликнула:

– Позвольте, милочка! Куда это ты собралась ехать без сопровождения родственницы в экипаже, да ещё и с молодым человеком?

– Осматривать труп, – чародейке уже надоело подыгрывать провинциальной тётке, – Меллоун, что там у нас?

– Замучен до смерти, – злорадно произнёс сержант, – следы пыток раскалёнными орудиями.

– Слыхали? – Рика очаровательно улыбнулась, совсем как в Оккунари, где изображала по долгу службы невесту Дубового клана, – желаете составить компанию? Тогда – милости прошу, одевайтесь. А уж если и вскрытие посетите – очень обяжете!

– Труп? Замучен до смерти? – с лица госпожи Дораку отхлынули все краски, и она принялась обмахиваться надушенным носовым платком, – увольте меня! Я обладаю столь тонким и ранимым складом психики, что просто не способна смотреть на покойников. Дотти не даст соврать, когда умерла наша почтенная и горячо мною любимая матушка, я не смогла присутствовать на церемонии погребения из-за приключившегося со мной в тот момент длительного обморока.

– Значит, нет? – изогнула бровь чародейка.

– Нет, – твёрдо сказала женщина с нежным складом психики.

– Жаль, – пожала плечами Рика уже на лестнице, – а то мне некому держать инструменты при вскрытии. Вы бы пригодились.

Госпожа Дораку только руками замахала и удалилась.

Меллоун благодарно посмотрел вслед чародейке, сумевшей прогнать прочь надоедливую бабу.

– И что стряслось? – спросила Рика уже в служебном экипаже, когда они ехали к месту преступления.

– Я толком сам не знаю, – смешался Меллоун, как всегда бывало наедине с красивой и острой на язык некроманткой, – у меня тоже выходной день, как и у вас. Меня с раннего утра на службу вызвали, там убийство и при том зверское. Говорят, давненько ничего подобного не случалось: пытки с особой жестокостью и цинизмом. И всё в собственном доме. Опять Кленовая корона на контроль возьмёт, – протянул он совсем уныло.

– Какую-то шишку убили?

– Вроде, нет. Владелец не то цирка, не то театра.

– Каков интерес короны?

– Когда убийство не обычное, – пояснил сержант, избегая взгляда красивых миндалевидных глаз, – мы сами расследуем, а когда убивают кого-то из верхов, тогда само собой, у его величества враз интерес просыпается.

– Я знаю, – оборвала его Эрика, – владелец цирка или театра – разве из верхов?

– Тут другое, – Меллоун снял с головы берет, пригладил редковатые волосы светло-песочного цвета и продолжил, – когда с особой жестокостью, его величество Элиас тоже полного отчёта требуют. А тут – вон какое дело, накануне королевской помолвки и Лунного года. Сто процентов, господин коррехидор на ковёр.

За разговорами карета свернула с главного проспекта и, миновав большой сквер возле храма, вырулила на сравнительно тихую улицу, застроенную тесно стоящими особняками в континентальном стиле. Дома были добротными и дорогими, а весь район производил весьма фешенебельное впечатление. Форму Королевской службы чародейка заметила издалека, парни стояли возле одного из домов.

– Доложить его сиятельству я уже послал, – сообщил дежурный офицер. Растерянный молодой человек из Ивового клана, – но приедут они или нет, не знаю. Лучше быть готовыми, что приедут. Так что сделайте всё, как надо, – эти слова были обращены к чародейке.

Рика училась с парнем из Ивового клана в Академии магии и хорошо знала, что только у этого клана имеется золотистая узкая прядь волос над левой бровью, «ивовое благословение». Точно такое же благословение красовалось надо лбом дежурного. Она отметила, что и высокомерия выходцам этого клана тоже не занимать. Не у каждого достанет храбрости указывать некромантке, да ещё посвящённой богу смерти с пяти лет.

Она не удостоила ивового ответом и велела провести на место преступления.

В доме её встретили притихшие слуги, сбившиеся кучкой на кухне. Молодая служанка судорожно всхлипывала, утирая слёзы фартуком, кухарка – женщина более старших лет, похлопывала её по плечу, не оставляя попыток напоить водой из наполовину опустевшего стакана. Двое из троих оставшихся мужчин нервно курили, а последний разглаживал складки на видавших виды штанах и, судя по обшарпанному облику, являлся то ли дворником, то ли конюхом.

– Я – коронер его королевского величества Эрика Таками, – представилась чародейка, – прежде чем приступлю к осмотру тела вашего господина, хотела бы услышать от вас обо всём произошедшем в доме. Кто желает просветить меня?

– Давайте я, – высокий, ещё не старый мужчина с «собачьими» бакенбардами затушил папиросу и встал, – домоправитель господина Касла. Меня зовут Широ Сименс.

– Хорошо, – кивнула чародейка, – куда мне пройти, чтобы было удобно выслушать каждого.

Домоправитель предложил пойти в его кабинет. Кабинет оказался удобным, ничего лишнего, но в то же время всё необходимое имелось и находилось на своих, давным-давно определённых местах: шкафы с бумагами, стол, кресла и низкая скамеечка для ног возле камина. Сименс вежливо предложил некромантке занять свой письменный стол, а сам скромно уселся на стул для посетителей, по первому впечатлению весьма неудобный.

– Расскажите с самого начала, что случилось. Начните, например, со вчерашнего вечера, – проговорила Рика, надевая очки и доставая привычный блокнот с кружевной отделкой, более подходящей салонной барышне, нежели коронеру Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя.

Управляющий почесал лоб, и принялся рассказывать.

У господина Касла он служит уже пять лет. Сказать ничего плохого о нём не может, напротив, мужчиной тот был спокойным, сдержанным, вредных привычек, навроде пьянства или чего похуже, – не имел.

– Бывало, конечно, приходили к нам на «ночные пробы» девицы, имеющие намерение поступить на службу в варьете господина. Куда ж без этого! Но вчера никого не было, с ручательством, – он немного смущённо и совсем по-мальчишески наморщил нос, – вы не подумайте чего, просто я девиц этих встречаю, то есть, встречал и выпроваживал. Давеча господин Акито одни приехали. Ворчал, что публики совсем мало становится. Особливо с той поры, как этот (да проклянут боги это отвратительное заведение!) «Лунный цирк» объявился.

Где-то на самом краю сознания чародейки промелькнуло воспоминание. Оно состояло из восторженно-заведённых карих глаз подруги и горьких сожалений о несправедливости судьбы по поводу дороговизны билетов в новоприехавший цирк. На ядовитое замечание Рики о задержке умственного развития, кое побуждает Эни Ваду сожалеть по поводу невозможности насладиться клоунами и дрессированными собачками, девушка ответила целым фейерверком восторгов по поводу совершенно особенного представления, не имеющего никакого отношения к клоунам и дрессировщикам.

– Чем «Лунный цирк» помешал вашему хозяину? – спросила чародейка.

– Так они же – главные наши конкуренты в Кленфилде, – объяснил с готовностью домоправитель, – это они наших зрителей к себе переманили, да так, что пришлось малую сцену вообще закрыть. Там теперь дважды в неделю Дамское общество благотворительные спектакли устраивает. Они же, к слову, основные деньги и приносят. Значит, вчера господин мрачный из театра приехал, в одиночестве выручку подбивал у себя в кабинете. Я уже знаю, – он невесело улыбнулся, – когда меня не зовёт, дела идут хуже некуда. Он даже ужинать не стал, велел вина подать.

– Он пил много? – вклинилась чародейка.

– Не сказал бы, – пожал плечами домоправитель, – как любой холостяк, случалось время от времени. Я подал ему вино и кексы. Добавил бутербродов с рыбой, но хозяин их прочь отослал и меня выругал, кричал, мол, много воли мы, в смысле, слуги себе взяли. Пообещал из жалования за каждое ослушание вычитать.

– Дальше что было? – чародейка никак не могла дождаться, когда Широ Сименс перейдёт непосредственно к описанию убийства.

– Дальше господин Касл заперся у себя в спальне, а я тоже спать пошёл.

– Зачем он запирался у себя в доме?

– Откуда мне знать? – пожал собеседник плечами, – у господ свои причуды. Может, в студенческие годы привык или по какой другой причине. Мы знали и старались его не беспокоить по пустякам. У него сонетка была, если надо или меня, или кого ещё завсегда позвать мог.

Рика постучала карандашиком на серебряной цепочке по страничке блокнота и спросила:

– Этой ночью вызовы были?

– Нет, совершенно точно не было. Я всех слуг опросил, когда…, – он замялся, – это случилось.

– Расскажите вы, наконец, что именно у вас случилось! – не выдержала Рика и ожгла Сименса взглядом.

– Я и рассказываю, – несколько растеряно проговорил домоправитель. Было заметно, что рассказывать ему абсолютно не хочется, и он как может оттягивает этот момент, – будить себя господин Акито категорически не велел, поэтому я приказал кухарке приготовить завтрак и кофе, чтобы подать ему сразу же, как они изволят выйти в гостиную. Ещё вчера господин говорил, что сегодня у него важная встреча с инвесторами. Когда он не вышел и девять часов, я забеспокоился. Господин – ранняя пташка. Как бы поздно не лёг накануне, самое позднее в половине восьмого он уже на ногах. Тут деловая встреча, а его нет. Постучался я, но ответа не последовало. Потом уже постучал так, что мёртвого поднимет, – он осёкся своему невольному каламбуру.

– Только господин и вправду оказался мёртвым, – закончила за него фразу чародейка.

– Увы. Мы с конюхом дверь выбили и нашли его. В каком виде, вам лучше самим взглянуть, – Сименс сглотнул, – боюсь, коли описывать стану, меня попросту наизнанку вывернет.

– Хорошо, – Рика встала из-за стола, – проводите меня.

У двери с выбитым замком уже дежурил сержант Меллоун. Он бдительно следил, чтобы никто не зашёл в комнату и не оставил бы там ненужных следов, способных запутать Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя.

Он распахнул перед чародейкой дверь и первым туда шагнул.

– Вы уже видели труп? – выгнула бровь Рика.

– Нет, – помотал головой сержант, – но готов оказать всяческое содействие коронеру его королевского величества!

Оставалось только честь отдать. Рика хмыкнула и вошла в спальню, одновременно служившую ещё и кабинетом. Первое, что бросалось в глаза, вернее в нос, был запах палёной плоти, который не смог приглушить даже свежий воздух из приоткрытого окна.

– Окно вы открыли? – чародейка обернулась к мужчинам, один из которых мялся у входной двери (это был Сименс), а второй вытягивал шею, стремясь разглядеть убитого на большой кровати с балдахином по моде материка.

– Нет, – последовал ответ Сименса, – господин Акито страдал от повышенного давления, поэтому нередко спал с открытым окном даже зимой. Говорил, что ему всегда жарко.

Чародейка кивнула. Открытое окно – всегда соблазн для преступников, тем более что квартира убитого занимала добрую половину первого этажа. Она приблизилась к кровати, на которой лежало тело. Человек, казалось, спал: его глаза были плотно закрыты, а на лице отразилась страдальческая гримаса. Меллоун буквально дышал ей в затылок, чем порядком раздражал. Рика наколдовала защитный слой на руках и откинула лёгкое одеяло. Запах горелой плоти, совершенно неподходящий для спальни, стал гораздо сильнее. Человек лежал в странной позе, как будто агония его была продолжительной и болезненной. Девушка увидела на шее убитого вспухший, не то что опухший, даже обуглившийся местами след, какой бывает, если приложить к коже раскалённый до красна железный прут.

Чародейка скальпелем разрезала дорогую ночную рубашку и обнажила изувеченное тело. Она не без удовольствия заметила, что надоедливый Меллоун, столь стремящийся не отстать от неё в осмотре места преступления, издал горловой звук и ретировался в коридор со скоростью пса, спешащего на зов хозяина.

– Я вам больше не нужен? – раздался у чародейки за спиной голос управляющего, и, оглянувшись, она заметила, что тот изо всех сил отводит глаза, чтобы не видеть труп.

– Можете идти. Предупредите других слуг, что я поговорю с ними после осмотра. Меллоун, – она выглянула в коридор, – позаботьтесь о транспортировке тела.

Когда девушка осталась в спальне одна, можно было, наконец, без помех приступить к осмотру тела. В глаза бросалось с каким цинизмом и жестокостью было совершено убийство. Беднягу жестоко пытали в собственной постели. Гениталии были сожжены, на животе, боках тоже были множественные ожоги. Кое-где под сгоревшей плотью белели обнажившиеся рёбра. Мужчина скорее всего умер от болевого шока. После этого убийца аккуратно прикрыл тело одеялом, взял орудие убийства и покинул комнату через окно тем же путём, каким перед этим проник сюда. Вероятно, выпитое перед сном вино сыграло роль некоего обезболивающего, – рассуждала чародейка, разглядывая ожоги, – иначе жертва умерла бы гораздо раньше.

Она подошла к окну. Во второй половине февраля сиротская зима в Кленфилде приближалась к концу. Оттепели и редкие заморозки напрочь извели снег, заменив его смёрзшимся ледяным настом, на котором не оставалось следов. Окна спальни выходили в проулок между двумя домами, где кроме куч не успевшего растаять снега и наледями воды с водосточных труб не было ничего. Даже если убийца пришёл и ушёл этим путём, на льду следов он не оставил.

На столе оставался поднос с опустевшей винной бутылкой и тарелкой с недоеденными кексами. Это полностью подтверждало рассказ управляющего. Чародейка попыталась мысленно воссоздать последовательность событий, имевших место в этой комнате минувшей ночью. Господин Акито Касл возвратился из театра, отказался от ужина, велел подать вина и заперся в кабинете. Рика подошла к письменному столу и проглядела бумаги, оставленные под пресс-папье. Какие-то счета. Под ними лежал черновик договора о купле-продаже помещения, которым владел Касл, и которое сейчас занимало театр-варьете под названием «Весёлый вечер». На черновике, написанном скорее всего рукой стряпчего, были пометки и зачёркнутые абзацы. Видимо, это сделал сам владелец «Вечера». Потом он ложится спать, приоткрыв по своему обыкновению окно.

«Не мудрено, – подумалось чародейке, – убытки от спектаклей, изучение договора о продаже собственного детища, да ещё и выпитая бутылка вина только у человека с железным здоровьем не вызвала бы повышения давления». Убитый же на человека с железным здоровьем совсем похож не был: пониже среднего мужского роста, несколько субтильного телосложения. Из тех, про кого народная мудрость говорит: «Верёвкой перешибёшь». Сама картина убийства никак не складывалась. Единственный путь, каким убийца проник в комнату и покинул её лежал через окно. Этаж первый, высокий. Ничего невозможного или непреодолимого нет. Подтянулся – и пожалуйста, ты на карнизе.

Предположим, жертва крепко спала и не заметила, как это произошло. Возможно. Особенно из-за этого – взгляд чародейки скользнул по бутылке. Преступник разогревает в полуостывшем камине кочергу. Стоп. Кочерга на месте, но её толщина и конфигурация ковки не совпадает со шрамами на теле убитого. Ладно, пускай преступник принёс с собой фомку на случай закрытого окна. К тому же, – девушка подошла к столу с подносом и тщательно обнюхала горлышко бутылки и стакан. Нельзя исключать сонный порошок. Слуг можно подкупить, либо в доме мог быть сообщник. Она осторожно носовым платком взяла стакан и бутылку и поместила их в специальный бумажный пакет с королевскими кленовыми листьями. В коррехидории она проведёт тщательный анализ и точно удостоверится, был ли сон убитого крепким от естественных причин.

Чародейка возвратилась к кровати. Человека замучили до смерти, а он даже не крикнул. Как такое возможно?

– Кляп, – раздался совсем рядом знакомый баритон, – ему заткнули рот.

Чародейка аж подскочила на месте: мало того, что она разговаривала сама с собой, словно старуха, так ещё погружённая в собственные мысли не слышала, как подошёл коррехидор – четвёртый сын Дубового клана.

– Нельзя же так подкрадываться к людям! – заливаясь краской смущения, возмутилась она, – хотите, чтобы я заикалась до конца своих дней?

– Ну что вы, – воскликнул Вилохэд Окку с притворным сожалением, – и в мыслях не имел такого. Я просто полагал, что вы воспользуетесь умением чародеев ощущать сразу всё вокруг.

Рика надулась. Кто же знал, что глупая похвальба, когда они гостили в родовом гнезде коррехидора – Оккунари и искали похищенных суперценных свиней, запомнится столь надолго. Конечно, при должном ритуале подобная возможность у неё имелась, но вот всегда – увольте. К душевным качествам Рики скорее можно было отнести полную погружённость в то, чем в данный момент она занимается. Тут хоть пой, хоть пляши, чародейку не отвлечь. Век бы не видеть это самодовольное красивое лицо с удлинёнными словно листы ивы глазами!

– Прекрасное предположение, – заметила она вместо приветствия, – подходите, посмотрим вместе, был ли кляп или просто убийца зажал рот жертве.

– Это как-то можно определить?

– Конечно, – чародейка оттянула челюсть убитого и при помощи своего фамильяра Тамы, светящегося черепа безвременно почившей трёхцветной кошки с крылышками бабочки-бражника, посветила в рот, – видите, – мстительно проговорила она, – во рту слюна и нет ни царапин, ни ссадин. Это означает, что во рту господина Касла не находился кусок скомканной тряпки, какую чаще всего используют в качестве кляпа.

Она повернулась и невинными глазами уставилась на своего начальника. Мало кто без подготовки мог спокойно видеть изувеченный пытками труп вблизи. Для самой Рики, чей род много веков был посвящён богу смерти Эрару, подобное стало привычным с детства.

Вилохэд не стал заглядывать в рот покойнику, чтобы убедиться в правоте слов коронера, он просто бросил взгляд на кровать и отвернулся.

– Не смею сомневаться в вашей компетентности, – сказал он, но не отошёл и глаза не прятал, – а как с зажатием рта рукой?

– Пытать кого-то раскалённым железом и одновременно с тем зажимать корчащейся от боли жертве рот рукой не так-то просто, – чародейка снова наклонилась над трупом, – это требует определённой физической силы, должны остаться синяки на лице. Но, как вы видите, их нет.

Вилохэд заставил себя посмотреть на искажённое гримасой боли лицо ещё нестарого мужчины и согласился с полным отсутствием синяков на щеках, которые неизбежно образовались бы при его версии событий.

Рике стало немного стыдно за свою выходку с осмотром трупа и она прикрыла его одеялом. Потом чародейка посвятила четвёртого сына Дубового клана в свою версию убийства.

– Пока предполагаю, что он умер от болевого шока, – закончила она, – точнее смогу сказать после вскрытия и теста Пикелоу на остаточную магию. Но так вот, рукой навскидку магии не чувствую.

Чародейка провела рукой над трупом.

– Если и была магия, то слабая или умело замаскированная.

– Почему убийца унёс орудие убийства? – Вил повертел в руке каминную кочергу, – пытали явно не этим. При ожогах, что я видел, на орудии должны были остаться запекшиеся кусочки тела жертвы. Эта же кочерга абсолютно чиста. Вряд ли убийца вычистил её и запорошил пеплом для большей достоверности.

– Я тоже пришла к похожему выводу, – кивнула чародейка, – вас только это удивило?

– Разумеется, нет, – ответил Вил, – нетипичное какое-то преступление. Пытать человека в собственной постели, когда в доме по меньшей мере пятеро слуг! В этом, доложу я вам, есть стиль. Мне не понятно, кому нужен владелец варьете средней руки? Какие тайны у него можно узнать? Если речь идёт о простой мести, зачем убивать дома? Уверен, Касл – человек публичный, светский, много где бывает. Куда как проще увести его в тайное место и убить.

– Пожалуй, – задумчиво проговорила Рика, – я поняла, что мне не давало покоя. Неумелые пытки. Просто чудо, что убитый продержался так долго. И ещё аккуратность: на постели ни единого пятна от разогретого орудия, при том, что Касл не был даже обездвижен. Дилетантство, полнейшее дилетантство, но при этом кто-то специально старался не оставить никаких следов. Но зачем? С какой целью?

– Наследство? Долги? – предположил коррехидор, – у Касла была семья?

– Нет, – покачала головой чародейка, – управляющий заявил, что владелец варьете был холост. Практиковал «ночные пробы» молодых актрис. Может, ревнивый муж?

– В актёрской среде подобное в порядке вещей, – отмахнулся Вилохэд, – актрисы сами готовы получить место в труппе или роль через, – он чуть замялся, – личное обаяние.

– Боюсь, теоретизирования нам ничего не дадут, – покачала головой чародейка, – я собиралась опросить слуг. Может, кто-то что-то слышал.

– А это идея, – Вил поглядел на тяжёлую дверь спальни, – давайте проверим, могли ли слуги услышать крики жертвы?

– И как вы собрались воплотить свою гениальную идею?

– Очень легко, – подмигнул коррехидор, – вы приметесь орать во всё горло, как и стал бы орать человек, когда ему к интимным местам прикладывают раскалённое железо, а я велю слугам показать мне их комнаты.

– Почему кричать должна я? – насупилась Рика, – орите сами.

– Потому, милая Эрика, – очаровательно улыбнулся четвёртый сын Дубового клана, – что обострённое восприятие чародейки может сыграть с вами злую шутку: вы услышите то, чего обычный человек услышать не в состоянии. Даже древесно-рождённый лорд! – он заговорщицки подмигнул.

Коррехидор назвал происходящее следственным экспериментом. Меллоун подключился с большим энтузиазмом: он суетился, раздавал бестолковые указания слугам и, в конце концов, вызвался изображать жертву. Эрика с удовольствием согласилась.

В спальне в условленное время сержант издал вопль, силе которого позавидовал бы раненый лось. Орал Меллоун с душой, но после третьего крика чародейка пообещала наложить на него заклятие немоты, если тот не прекратит истязать её уши и нервы.

С Вилом они встретились в гостиной. Коррехидор заверил, что крики сержанта, хоть и приглушённо, но были слышны в комнате управляющего и горничной.

– Однако, справедливости ради нужно отметить, – сказал он, – звук был недостаточно громким, чтобы разбудить спящего. Тем паче, что обычно простолюдины не склонны страдать бессонницей, посему слуги могли не услышать хозяина.

Управляющий согласно закивал головой, выражая полное согласие со словами графа Окку, а горничная только шмыгнула распухшим от рыданий носом, напоминание о ночной трагедии снова поставило девушку на грань слёз. Комната кухарки оказалась дальше остальных, поэтому шансы услышать что-либо для неё стремительно уменьшались.

– Кто и где заказывал вино для господина Касла? – спросил Вил, когда вся честная компания оказалась в сборе.

– Обычно это делаю я, – сообщила кухарка, полноватая краснощёкая женщина средних лет в косынке на выкрашенный в баклажановый цвет волосах, – но то вино, что господин Аки́то пил вчера, прислали в подарок на прошлой неделе. Он ещё смеялся, что коллега по цеху разорился на дюжину умэ-сю с южных островов. У нас ещё осталась пара бутылок.

– Кто именно прислал вино вы знаете?

– Чего не знаю, того не знаю, – покачала головой кухарка, – да и откудова мне про дела господские ведать.

– Я сделаю анализ бутылки, – поспешила сообщить Рика, – а по марке узнаем покупателя.

Вилохэд поручил Меллоуну записать показания всех домочадцев, а потом повёз чародейку домой.

– Одно печалит меня столь прекрасным субботним вечером, – проговорил он, остановив свой магомобиль в половине квартала от дома госпожи Призм (Рика категорически не желала давать повод для сплетен приезжей сестрице квартирной хозяйки), – это доклад его величеству Элиасу. Придётся попортить королю настроение на выходных.

– Может быть подождёте до следующей пятницы? – чародейка знала, что именно в этот день недели коррехидор ходит с докладом в Кленовый дворец, – к этому времени уже и кое-какие наработки будут. Не с пустыми руками пойдёте.

Вилохэд вздохнул и покачал головой.

– Не получится. Обо всех преступлениях, совершённых с особой жестокостью, или в коих замешаны древесно-рождённые кланы, я обязан докладывать немедля.

– Владелец варьете и древесно-рождённый? – засомневалась чародейка, – не похоже.

– Зато на преступление вполне тянет и на особую жестокость, и на исключительный цинизм. Я прошу вас, – он улыбнулся тепло и открыто, как улыбался в Оккунари, где Рике пришлось изображать невесту Дубового клана, – сделайте вскрытие с утра, а я поработаю над докладом. А потом, – ещё одна обезоруживающая улыбка, – поедемте со мной к королю. Боюсь, сам я не сумею в должной мере отразить все тонкости этого странного происшествия.

Рика кивнула. Она знала, насколько неприятными и болезненными для самолюбия Вилохэда были доклады королю. Из-за того, что его величество приходился дальним родственником коррехидору, король Элиас не упускал случая повоспитывать троюродного кузена и выразить своё недовольство недостаточным служебным рвением младшего Окку.

– Вот и славно, – обрадовался Вил, – в котором часу за вами заехать? С одной стороны я ни в коем случае не хочу помешать вам выспаться, но с другой – желательно разделаться с неприятными делами пораньше, чтобы оставить себе хотя бы кусочек ценного воскресного вечера. Чародейка подумала и предложила отправиться на службу к девяти часам.

Дома её ждал обед и трое женщин, мающихся от безделья. Вернее, от безделья страдала по полной программе лишь её подруга Эни, госпожа Призм прилежно вязала пуховый шарф, что было несколько запоздало в преддверии наступающей весны, а её сестра Михо успевала высказаться и о качестве используемой пряжи, и об умениях тётушки Дотти, отвлекаясь изредка на Эни, которая удостаивалась сентенций житейской мудрости по поводу предстоящего замужества. Кое госпожа Дораку полагала делом решённым, а Эни Вада не смогла отыскать с своём окружении хотя бы одного кандидата в супруги, мало-мальски соответствующего строгим требованиям гостьи.

– Как успехи, милочка? – поинтересовалась тётушка Михо, мгновенно переключаясь на вошедшую чародейку.

Хвастаться успехами по осмотру умершего от жестоких пыток владельца варьете «Весёлый вечер» Рика желания не испытывала, поэтому отговорилась общими фразами, что сделала всё, от неё зависящее.

– Молодец, – похвалила тётушка Михо, – так и должно поступать настоящей артанке. Скромность, трудолюбие, внимательность, все эти качества достойны самой высокой похвалы.

При этих словах она выразительно поглядела в сторону Эни Вады, словно хотела показать, насколько преподавательнице музыки подобных качеств недостаёт. Чародейку немного удивило неожиданное расположение придирчивой старшей сестры, но она не подала виду, приписав последнее хорошему аппетиту, с каким она расправилась с обедом.

Следующим утром чародейка поспешила улизнуть из дома пораньше, даже пренебрегая завтраком. Она обошлась чашкой чая и куском пирога, зато вредная старшая сестра госпожи Призм ещё не успела покончить с утренним туалетом, коему уделяла длительное время и особое внимание, утверждая, что чем почтеннее возраст, тем тщательнее следует заботиться о своей внешности. На улице пощипывал щёки лёгкий морозец, и Рика пониже надвинула свою шляпку, пожалев об оставшихся на полке в передней перчатках.

Коррехидор подъехал как всегда чуточку раньше условленного времени. В воскресный день в коррехидории было непривычно пусто. Дежурный офицер поприветствовал их, но не позволил себе даже малейшего проявления удивления. Чародейка сразу направилась на цокольный этаж в свой кабинет, рядом с которым были также прозекторская и морг.

В кабинете царила привычная прохлада, сказывалось замораживающее заклятие в морге. Труп господина Касла уже доставили и заботливо уложили на каменный стол для вскрытия. Рика переоделась. Она не знала, в котором часу Вил предполагает отправиться к королю, поэтому с самого утра нарядилась в роскошное светло-зелёное платье из тяжёлого шёлка с вышитыми по подолу ласточками. Девушка получила его в подарок от графини Сакэда, после того, как под личиной графини приняла на себя удар убийцы. Платье это одобрил король, и оно очень шло к её русым волосам и прозрачной зелени глаз. У Рики, конечно, имелся полный гардероб поле маскарада с невестой Дубового клана, но именно это платье наиболее подходило для официального визита в Кленовый дворец.

Старенькое, ещё со времён учёбы в Академии, платьице и кожаный фартук вполне годились для работы. Наколдовав перчатки, чародейка взялась за скальпель. Вскрытие не открыло ничего нового. Характерная картина смерти от болевого шока. Оставалось лишь исследовать труп на применение магии.

Рика вытащила самое обычное зеркало с ручкой и вызвала фамильяра. Тама покапризничала слегка по своему обыкновению, она и кошкой-то имела сложный характер, потом благодарно прижалась к щеке хозяйки и принялась за работу. Тест не показал никакой магии. То есть, остаточная косметическая магия присутствовала: покойный лет пять назад вживлял себе фарфоровые зубы. Но пытки следов магии не несли. Написание отчёта не заняло много времени. Рика констатировала смерть, причиной которой явились множественные ожоги разной степени. Закончив с делами, она переоделась в парадное платье и принялась дожидаться Вилохэда, но тот, словно специально, не торопился. Ни в бутыке, присланной убитому в подарок, ни в стакане яда не было, значит, преступление ещё более странное, чем казалось сначала.

Спустя три четверти часа, девушка решительно встала и направилась узнать, не проводит ли время младший сын Дубового клана за чашечкой кофе вместо написания отчёта его величеству. В приёмной маялся Тимоти Турада, вызванный в коррехидорию воскресным утром. «Я работаю, и вы должны быть на службе», – заявил коррехидор, приглашая личного секретаря. И вот теперь Турада битый час разбирал многословные записи сержанта Меллоуна, относящиеся к недавнему убийству. Экзамен на детектива Меллоун, само собой, провалил, но Тураду этот факт не огорчал: он объяснял неудачу своего протеже его же собственной ленью и нерадивостью.

Дверь без стука отворилась, и в приёмную вошла чародейка Таками собственной персоной. От всех в коррехидории не укрылись изменения, что произошли с ней после праздничной недели Междугодья. Мистрис коронер сменила свои унылые чёрные платья, делавшие её похожей на горничную-убийцу в трауре на дорогие и модные. Волосы чародейки утратили привычный иссиня-чёрный оттенок, оказавшись на самом деле просто русыми, да ещё и с милыми завитками природных кудряшек. Одним словом, некромантка на службе его величества оказалась настоящей красоткой, что, впрочем, ни на мо́ммэ (старинная мера длины) не повлияло на отношение Турады к госпоже Занозе в заднице.

– Вы к кому? – ядовито-вежливым тоном поинтересовался Турада, спешно приобретая вид жутко занятого человека. Для этого он полистал отчёт Меллоуна и даже демонстративно сделал в нём несколько пометок.

– Полагаете, у меня много вариантов? – выгнула бровь чародейка, – пораскиньте мозгами, Дурада. Вы не входите в список людей, способных заинтересовать меня хоть в каком-то смысле. Мы – на службе в коррехидории, в приёмной господина коррехидора. Логично предположить, что именно его сиятельство граф Окку и является конечной целью моего визита. Или вы можете предложить мне иную логическую цепочку рассуждений?

– Прискорбно слышать ошибку в произнесении фамилии моего рода, – Турада пробовал возмущаться и поправлять Рику, но это вызывало лишь дополнительные насмешки, – вероятно погружённость в магические проблемы никак не позволяет вам правильно запомнить, как читается фамилия нижней ветви Дубового клана, – он с фальшивым сожалением покачал головой, – Ту-рада, а не Ду-рада.

– Не важно, – отмахнулась чародейка, – доложите господину коррехидору, что я принесла отчёт о вскрытии.

– Какая жалость, что я не могу выполнить просьбу красивой и нарядной девушки, столь ревностно относящейся к служебным обязанностям, – осклабился секретарь, – господин граф строго-настрого приказал не беспокоить, если только в коррехидории не случится пожара, землетрясения или какого иного стихийного бедствия. При всём моём уважении к вашим способностям устраивать скандалы, я не могу причислить вас к стихийному бедствию.

Рика поглядела на это самодовольное лицо с прилизанными волосами (Турада из соображений импозантности собирал волосы в хвост, как носили офицеры прежних времён) и сказала:

– Ваши соображения, конечно, интересны, но, поскольку мы с господином Окку вместе работаем над одним делом, – она улыбнулась улыбкой, преисполненной превосходства, – доложите, что вскрытие закончено, и мой отчёт можно включать в отчёт его величеству Элиасу.

Турада помедлил ещё немного, перекладывая бумаги на своём столе. Рика решительно прошла вперёд и распахнула дверь кабинета коррехидора.

– Пользуетесь правом невесты Дубового клана входить ко мне без доклада в любое время дня и ночи? – улыбнулся Вил, отставляя в сторону недопитую чашку кофе.

Рика нахмурилась, её догадка оправдывалось: вместо составления доклада коррехидор сидит за кофе со своими любимыми пирожными. Да ещё Дурада услышал про невесту Дубового клана, отчего его глаза стали просто квадратными от удивления.

– Во-первых, – сказала Эрика нарочно громким голосом, дабы её возражения достигли ушей секретаря, – вам прекрасно известно, что данный статус был вызван необходимостью, и не имеет ничего общего с реальным положением дел.

Она надеялась, что говорит достаточно громко, чтобы развеять сомнения охочего до чужих секретов Турады, но жестоко ошиблась. Слово «необходимость» позволило любопытному секретарю предположить нежелательную беременность чародейки, коей он приписал и её повышенную раздражительность. Дальнейшего разговора он не слышал, но и того, что узнал, было довольно, чтобы привести известного сплетника в прекрасное расположение духа.

– А, во-вторых, вы попросили меня побыстрее закончить вскрытие, а сами тратите время на кофе! – продолжала чародейка обвиняющим тоном, – словно вам не нужно писать доклад!

– Ваши укоры целиком и полностью справедливы, – признал Вил, наливая кофе во вторую чашку, – но я заслуживаю снисхождения, слишком уж неприятны визиты в Кленовый дворец, и мне хотелось хоть немного оттянуть неизбежное.

– Младшему сыну Дубового клана не пристало бояться и оттягивать неприятное, – назидательно проговорила Рика, – умение принимать самые сложные аспекты жизни делает нас сильнее.

– Браво! – воскликнул Вилохэд, – мой отец подписался бы под вашими словами с открытым сердцем. Я понимаю вашу правоту, но по складу характера далёк от воина, кои руководствуются названным вами правилом, чтобы с честью дойти свой путь служения до конца. Я мечтал посвятить себя классической артанской литературе, а попал в коррехидоры. Давайте допьём кофе и отправимся к его величеству. Чует моё сердце, не избежать мне монаршего гнева, поскольку королевская помолвка может быть омрачена чудовищным преступлением, совершённым в столице.

Глава 2 «ЛУННЫЙ ЦИРК»

Кленовый дворец был погружён в предпраздничную суету. Мало того, что приближался Лунный новый год – праздник с древних времён особо почитаемый в Артании, так ещё и его величество Элиас решил, наконец, распрощаться с холостяцкой свободой. В счастливицах числилась штатная дама сердца – леди Камирэ, которая с некоторых пор принялась взирать на окружающих с поистине королевской надменностью. Дворец украшали по случаю двойного празднества, все вокруг были охвачены той особенной радостной суетой, в которой чародейка и Вилохэд чувствовали себя лишними.

Никто не обратил на них внимания, разве что несколько придворных дам окинули внимательно-завистливыми взглядами Рикино роскошное платье. Знакомая дверь королевского кабинета, почтительный стук и недовольные голубые глаза монарха.

– Что случилось, кузен Вилли? – проговорил король, с нетерпением постукивая пальцами по крышке стола, – сегодня – воскресенье, почему вам с вашей невестой, – он удостоил отдельного кивка чародейку, – не провести это благодатное время в обществе друг друга, а не очередного трупа? Доклад никак не мог подождать до пятницы?

– Увы, нет, сир, – вежливо наклонил голову коррехидор, предупредительно чуть толкнув уже готовую разразиться возражениями Рику, – мне страшно жаль отрывать ваше величество от предпраздничных приготовлений, но преступление как раз подходит под регламент. Убит уважаемый член кленфилдского общества. Убит жестоко, если быть совсем точным, замучен до смерти в собственной постели.

– Пренеприятнейшая новость, – его величество Элиас скривился, раскусил кислую сливу.

– Особенно в свете столь важных перемен в вашей жизни, – поддакнул четвёртый сын Дубового клана.

– Ну, перемены эти радуют леди Камирэ куда больше, чем меня, – покачал король головой, – но Кленовый клан – это Кленовый клан, и даже статус монаршей особы не освобождает меня от долга перед ним. По честности сказать, я с некоторым удовольствием восприму возможность ненадолго освободиться от обременительных обязанностей будущего супруга. Хотя, кому я объясняю, – он махнул рукой, – валяйте, Вил, поведайте мне о злодеяниях накануне моей помолвки.

Вил поведал. По мере продвижения рассказа выражение лица короля становилось всё мрачнее и мрачнее, особенно, когда Рика в свою очередь сжато, но подробно разъяснила свой вердикт по убийству, присовокупив несколько особо сочных деталей. Они, по её мнению, оказывали решающее действие в подтверждении рабочей гипотезы пыток с целью получения информации.

– Нет! – воскликнул его величество Элиас, – это переходит всякие мыслимые границы. В столице Артании, не в самом плохом квартале орудует маньяк, пробирающийся в дома добропорядочных граждан и пытающий последних в их собственной постели. И всё это накануне Лунного нового года. Хуже знамения и придумать трудно! – он налил себе крепкого спиртного и залпом осушил бокал, – вам ведь известно, какими суеверными бывают наши сограждане в ожидании предсказаний на наступающий год. Вы и сами, небось, хаживаете в храм и кидаете монетку за храмовое пророчество!

– Как и большинство людей, – уклонился от прямого ответа коррехидор.

– И что мы предоставим этому самому большинству людей? – глаза короля сощурились в недобром прищуре, – страх заснуть в собственной кровати, а проснуться от боли? Или прямо в небесной канцелярии? Нет, дорогой мой, Вилли, так не пойдёт. Повелеваю вам совместно с вашей невестой разыскать преступника до начала праздников и передать его в руки королевского правосудия.

– Но я не …, – не выдержала чародейка. Она пренебрегла напоминанием не вступать в разговор, пока монарх не обратился к ней лично, и не смотреть в голубые глаза человека, носящего на голове Кленовую корону, – я …,

– Позвольте, что вы? – король Элиас чуть повернулся в её сторону, – вы желаете мне возразить?

Тёмные прямые, как у большинства артанцев, брови сошлись на переносице.

– Женщине подобает знать своё место. Даже если это место за спиной младшего Окку. Жду не дождусь, Вилли, когда вы сыграете свадьбу, и сия надоедливая и много о себе мнящая особа покинет должность коронера. Не думаю, чтобы Гевина устроила подобная деятельность невестки.

– Отец очень высоко отзывался о способностях мистрис Таками, – не без гордости произнёс Вил, – как магических, так и дедуктивных. Она сыграла важную роль в предотвращении скандала, готового разразиться между Артанией и Делящей небо.

– Можешь не напоминать мне об этом, – криво усмехнулся его величество, – письмо посланника Делящей состояло на три четверти из похвал и лестных отзывов в адрес нашего коронера. Что является ещё одной веской причиной требовать от вас обоих полной отдачи в расследовании и предотвращении подобных инцидентов. Я не хочу, чтобы леди Камирэ огорчалась из-за мрачных историй, – он поморщился, и чародейке стало ясно без слов, насколько дурное расположение духа фаворитки действует на его величество, – для этого вам надлежит сохранять расследование в строжайшей тайне, не допуская газетчиков на пистолетный выстрел.

– Боюсь, государь, сделать это будет весьма затруднительно, – коррехидор сокрушённо вздохнул.

– Вы о расследовании или о недопущении огласки?

– Мне сложно судить заранее, как пойдёт расследование, а уж тем паче предотвращение подобных преступлений. Хотя, если мы имеем дело с неосторожным убийством во время попытки получить некие сведения от жертвы, можем быть спокойны. Никакого продолжения тут нет быть не может. Вот с оглаской окажется посложнее. Убитый – владелец известного театра-варьете. Его смерть просто невозможно скрыть от общественности.

Король посмотрел на Вила, как на человека, не понимающего самых элементарных вещей, после чего возразил:

– Никто не требует от вас сокрытия смерти владельца театра. Надлежит скрыть лишь обстоятельства этой самой смерти. Заявите, что человек скончался от самых, что ни на есть, естественных причин. Например, сердечный приступ. Достойная смерть, она указует на тонкую душевную организацию и обеспокоенность делом, кое доверила ему судьба.

– А следы ожогов? – снова встряла Рика, – следы ожогов были на шее с переходом на щеку. Одна рука так вообще обожжена почти до самых костей.

– Предлагаете мне заняться вашим обучением? – недовольный голос короля ясно давал понять, что его терпение относительно свежеиспечённой невесты Дубового клана на исходе, и та готова вот-вот снова стать коронером, начисто забывшим правила приличия, – обяжите слуг и сотрудников похоронного агентства молчать, пригрозите колдовскими карами, наконец. Официально объявите, что господин Касл скончался от острого сердечного приступа или от апоплексического удара. Сами придумайте, вроде бы не дети уже! Велите хорошо подготовить тело к церемонии погребения, пускай перчатки на него наденут, в конце концов!

– Хорошо, ваше величество, – ответил Вилохэд, – я прослежу, чтобы всё необходимое было сделано, – последовал лёгкий поклон, какой означал, что король – всего лишь первый из древесно-рождённых.

– Вот и прекрасно, – король поднялся с кресла, – надеюсь увидеть вас обоих на празднестве в Кленовом дворце. Приглашение Гевину будет прислано. Надеюсь, твоему почтенному родителю не взбредёт в голову провести всю праздничную неделю в Оккунари?

– Увы, сир, – сокрушённо проговорил коррехидор, – никто не знает, что может прийти в голову герцогу Окку, даже моя мать!

Король засмеялся и сделал отпускающий жест.

– Откуда королю известно о нашем небольшом маскараде в Оккунари? – Рика выдержала выход из Кленового дворца с подобающей неспешностью и величавостью, но в магомобиле она буквально кипела от возмущения, – и почему он продолжает называть меня вашей невестой!

– Моя персона в качестве перспективного супруга настолько вам неприятна? – вопросом на вопрос ответил коррехидор, и в его голосе слышались отчётливые нотки сожаления.

Рика смутилась. Четвёртый сын Дубового клана отнюдь не был ей неприятен, даже наоборот, когда чародейка узнала его поближе, ей стала нравиться его ироничность, острый ум, сдержанность и смелость. В пещере, когда не умерший маг пытался проводить ритуал вытягивания жизни, Вилохэд не растерялся и произвёл решающий выстрел. При всё этом она не могла понять, что больше задевает её чувства: то, что её называют невестой Дубового клана, или то, что этот титул ненастоящий.

– Просто всё это не соответствует истинному положению дел, – чародейка постаралась скрыть неловкость за возмущением, – откуда король узнал!

– В Оккунари было двое официальных представителей Делящей небо, – веско проговорил Вил, – да и для моей матери, братьев, их жён и прочих гостей вы были моей избранницей сердца.

– Коих вы уже привозили в родовое гнездо не один раз и не два, – с непонятно откуда взявшейся злостью заметила Рика, – неясно только, почему информация об очередной избраннице сердца дошла до Кленовой короны.

– Возможно, потому что вы отличались от прежних, – пожал плечами коррехидор, – и вы понравились моему отцу. Не переживайте, подобный статус вполне удобен и выгоден для вас. Мало кто в Артании рискнёт даже голос поднять против нашего клана. А вы, пускай и косвенно, принадлежите к нему.

– Вам-то самому, какая выгода от всего этого? – сощурилась чародейка.

– Всё просто до банальности, – улыбнулся Вил, – пока я официально помолвлен, мне не грозят смотрины и сватовство с другими девицами, которых периодически мне прочат в супруги родственники, знакомые и просто доброхоты, имеющие своей целью сблизиться с нашим кланом.

– Понятно, – насупилась Рика. Ей было обидно: мог бы и приврать, что ему приятно иметь её в невестах, – решили использовать меня в качестве щита. А вдруг я полюблю кого-то другого?

– Значит, меня в уже любите? – обрадовался коррехидор, – тогда за чем же дело стало?

– Ничего подобного, – запротестовала чародейка, попавшаяся на собственной фигуре речи, – я сказала фигурально. Теоретически.

– Если теоретически превратится в практически, скажем, что помолвка расторгнута, и вы преспокойно выйдите замуж за своего избранника.

– Я не собираюсь тратить свою жизнь на амурные переживания, – заявила Эрика, гордо вскинув подбородок, – так что можете быть спокойны. О реальном замужестве я даже не думаю.

– Вот и отлично, – почему-то обрадовался Вилохэд, – наше нынешнее положение удобно нам обоим, значит нет причин что-либо менять. Но я чувствую себя виноватым, что дважды испортил вам выходной день: сначала вызвал на работу, а потом эгоистично попросил разделить со мной тяготы визита в Кленовый дворец. Посему решил загладить вину приглашением в «Дом шоколадных грёз» и билетами в самый популярный в зимнем сезоне цирк.

– От чашки горячего шоколада не откажусь, – кивнула чародейка, – я не успела нормально позавтракать из-за сестры квартирной хозяйки. Вредная старушенция решила своими глазами увидеть Лунное шествие монаршей пары, а пока досаждает нам всем своими наставлениями, придирками и суёт нос во все дела без разбора. А что касательно похода в цирк, – Рика презрительно скривила губы, – я и в детстве не была любительницей подобных развлечений. Фокусники, клоуны и дрессированные собачки не для меня. Вы уж определитесь, кем вы меня считаете: невестой или младшей сестрой. Ещё сахарное яблоко пообещайте купить!

– Речь не идёт о банальном цирковом представлении, – сообщил Вилохэд, – «Лунный цирк» – особый. Весь свет Кленфилда только и говорит о необыкновенных артистах, которые выполняют немыслимые по сложности и опасности трюки, заставляющие замирать сердца даже самых чёрствых зрителей. Билеты у нас на самые хорошие места, – не без гордости добавил он.

– Этот «Лунный цирк» упоминал управляющий убитого Касла, – задумчиво проговорила чародейка, – имеет смысл сходить туда и поглядеть, кто отбивал зрителей театра-варьете.

– Отлично, будем совмещать приятное с полезным.

Коррехидор выехал с королевской стоянки, обогнал карету и повёл магомобиль к самому популярному кафе столицы. Чародейка утолила голод (благо в «Грёзах» подавали и горячие блюда) и теперь с удовольствием пила шоколад с огромной шапкой взбитых сливок. Никаких знакомых коррехидора не этот раз они не встретили, поэтому опасениям чародейки по поводу нежелательных встреч и неуместных поздравлений не суждено было сбыться.

Представление в «Лунном цирке» начиналось в семь часов вечера. Здание, выходившее фасадом на Сквер духовных размышлений с замёрзшим прудом и плакучими ивами, было украшено магическими огнями, и афиши обещали жителям столицы запоминающееся представление, в коем артисты покажут настоящие чудеса бесстрашия и длительных тренировок.

В центре большого плаката, выгодно подсвеченного с боков и сверху, на зрителей взирала красивая девушка в несколько фривольном наряде, позволяющим вдоволь налюбоваться на высокую грудь. На переднем плане вспыхивали буквы: «Любовь жреца». При помощи лёгкого налёта магии буквы периодически темнели и покрывались зловещими багровыми отсветами свежепролитой крови.

– Как бы не низкопробное слёзовыжимательное зрелище, – заметила чародейка, бросив взгляд на афишу, – в котором слово «цирк» принуждено объяснить минимальный набор одежды артистов.

– Не попробуем, не узнаем, – усмехнулся Вилохэд, – прошу, – он распахнул перед спутницей массивную дверь.

В холле царило оживление. С младшим сыном Дубового клана здоровались многие, дамы с интересом разглядывали нарядную чародейку, которой не оставалось ничего иного, как высоко поднять подбородок и, вспомнив недавний опыт Оккунари, отвечать на приветствия незнакомых ей людей с невозмутимым спокойствием.

Здание, построенное в континентальном стиле, поражало воображение своей помпезностью: тут наблюдалась и лепнина под потолком, и хрустальная люстра на кованных цепях, и бархатные скамеечки вдоль стен. Почтеннейшая публика прохаживалась взад-вперёд, любуясь оправленными в деревянные рамы акварелями на рисовой бумаге с горными пейзажами в разное время года и иллюстрированными стихами великих поэтов.

– Прекрасный буфет, просто прекрасный, – громко восхищался полноватый мужчина в едва сходящейся на обширной груди одежде, – свежайшая рыба, выпечка буквально тает во рту. А вино! Редко где встретишь такое вино.

– Слышали? – прошептал коррехидор, беря Рику под руку, – если проголодаемся, в перерыве вполне можем посетить буфет.

– Мне хватило «Дома шоколадных грёз», – заметила девушка, – боюсь, сегодня не буду в глазах тётушки Михо такой же хорошей девочкой, как вчера. Я ведь пропустила обед и ужинать, скорее всего, тоже не стану.

– Оригинальный метод оценки человека, – засмеялся Вилохэд, – хотя моя няня рассуждала точно также. У неё можно было легко получить прощенье за любой проступок, хватало заявления, будто очень-очень хочется кушать. Няня расплывалась в широкой улыбке, и она начинала суетиться, чтобы получше накормить «голодного мальчика».

Им достались самые лучшие места: на возвышении, отделённые широким проходом от остального партера, в середине большого зала. Свет медленно погас, а оркестр заиграл печальную музыку. Занавес разошёлся, открывая взорам зрителей декорации храма на фоне далёких заснеженных гор. Сбоку на сцену вышел артист в белой маске и белых же одеждах до самого пола, не позволявших сразу определить телосложение и пол. Он поднял руку, и музыка зазвучала тише, приглушённее.

– О боги, – голос оказался сочным, мужским, необыкновенно звучным, проникающим в самое сердце, – видали ли вы служителя боле ревностного, более преданного, нежели монах храма Багрового Солнца?

В прорезях маски сверкали глаза.

– Вентро был скромным и добропорядочным юношей, – продолжал рассказчик, – и своему служению божеству он отдавал всё своё время и силы.

На сцене появился молодой человек в жреческих одеждах, его волосы, длиною до пояса схватывала алая лента, концы которой трепетали на лёгком ветерке, что создавали невидимые для зрителей помощники из-за кулис. Юноша запел свою арию. В ней он вопрошал всеблагое светило, почему оно отвернуло от него свой лик, в чём причина одиночества и оставленности, которые поселились в его сердце.

Пение было необыкновенным: голос взлетал к высоким нотам, а потом безо всякого перехода опускался к низким грудным руладам. На печальное пение откликнулось божество: луч магического прожектора выхватил на высокой трапеции величественную фигуру в одеждах, отливающих красным закатным золотом. Это был бог Солнца. Рика напрягла зрение и рассмотрела мужчину высокого роста с обнажёнными мускулистыми руками. Длинные алые пряди парика под сверкающей короной не позволяли рассмотреть черты лица, в нём выделялся массивный нос и долгая борода.

Голос артиста был под стать роли и образу: низкий хрипловатый бас. Божество гневалось на своего служителя, поскольку он служит самой жизни, а сам избегает любви. Ведь жизнь даёт именно любовь, и жрецу необходимо в полной мере познать это чувство.

В ответной арии жрец возражал, будто не желает осквернять свои душу и тело низкой любовью к земной женщине, он желал любви только сверхъестественного существа, ибо лишь такая любовь не будет грехопадением. Солнце в ответ разгневалось и вопросило: готов ли жалкий служитель испытать свою веру?

С заднего ряда донеслось недовольное ворчание. Вполголоса возмущался толстяк, которого привёл в восторг буфет «Лунного цирка».

– Это просто нудная опера, – произнёс он так, чтобы слышали все окружающие, – типичное наглое надувательство!

– Тише, – шикнула на него жена, – не позорьтесь.

– Пускай стыдно будет тем, кто вместо захватывающего дух представления на грани жизни и смерти впаривает доверчивым зрителям нудную оперу. Стоят певцы на сцене или раскачиваются под потолком – всё одно, скука смертная.

– Твоё испытание будет болезненным, – вскричал тем временем бог Солнца, простирая руки в сторону юноши, – священный огонь сожжёт дотла твоё неверие, малодушие, слабость. Готов ли ты?

– Я готов, – последовал негромкий ответ, – испытай же меня, о тот, кому я собираюсь отдать всю свою жизнь без остатка!

– Ну вот, – не унимался толстяк, – сейчас они примутся петь дуэтом!

Но вместо ожидаемого дуэта раздалась бравурная музыка, свет на сцене погас, оставив лишь небольшой пятачок вокруг жреца. Наверху на трапеции внезапно вспыхнуло пламя, оно горело прямо в ладонях артиста изображающего солнечного бога. Он размахнулся и метнул пламя вниз. Огонь растекся длинной огненной струёй, охватив в мгновение ока фигуру жреца. Тяжёлые длинные одежды на нём вспыхнули, взметнув к потолку мириады искр. Горело всё – ткань, длинные шелковистые волосы, алая лента. Зрелище было настолько завораживающе жестоким, что зал ахнул в едином порыве.

– Я верую, боль ничто для меня! – спокойно проговорил горящий человек.

Самое удивительное при этом было то, что зрители ощущали настоящий жар, исходящий от него, явственный запах сгоревшей ткани и волос лез в нос, но пламя, казалось, только облизывало совершенное тело красивого молодого человека.

Бог смеялся грубым громким смехом, оркестр буквально гремел. Рика обернулась назад, чтобы поглядеть, доволен ли придирчивый зритель сказочным зрелищем. Толстяк от избытка чувств сжал зубами собственный кулак. Удовлетворённая чародейка отвернулась.

– Магия? – негромко поинтересовался Вил.

– Нет, – покачала головой Рика, – я не чувствую волшебства. Скорее фокусы, хотя, спору нет, очень качественные фокусы.

Когда пламя угасло, на юноше к разочарованию прекрасной половины публике оказалась узкая набедренная повязка, а роскошная грива осталась не тронутой, сгорела только алая ленточка.

Герой возгордился и возомнил себя избранным, неизвестно откуда извлёк яркое одеяние, окутавшее совершенное тело атлета. После этого свет погас, на смену алого заходящего солнца пришла полная луна, и магический прожектор выхватил из тьмы пару влюблённых. Ангельски красивая девушка (Рина сразу же узнала артистку с афиши) обнимала юношу, как две капли воды похожего на жреца из предыдущего представления. Чародейка не поняла, был ли это тот же самый парень или его брат-близнец. Влюблённые под трогательную музыку проделывали головокружительные акробатические трюки, которые из-за грамотно поставленного освещения казались парением, и белоснежные одежды не скрывали, а в самом выгодном свете показывали тела артистов. Струящиеся лёгкие ткани порхали, как птичьи крылья. Гибкость и сила исполнителей просто поражала: прыжки были очень длинными, немыслимо опасными.

Вдруг Рика увидела жреца, притаившегося на самом краю сцены, это убедило чародейку, что её догадка о близнецах верна. Свет на нём разгорался ярче, он позволил разглядеть маску, искажённого злобой и похотью лица.

Музыка резко сменила свой темп, раздались громкие аккорды, и неожиданно ставший хриплым голос жреца запел о любви. Любовь эта была испепеляюще-болезненной, греховной и всепоглощающей. Жрец полюбил девушку, что белой птицей парила под потолком, держась за трапецию зубами.

– Или я плохо вижу, – заметил, наклонившись к чародейке Вилохэд, – либо у актёров напрочь отсутствует страховка.

– По части зрения я тоже не очень, – прошептала в ответ Рика, – посему мнения по данному вопросу не имею вовсе.

Жрец огненным выстрелом пережёг верёвку, и девушка полетела вниз, красиво раскинув свои руки- крылья. Она была поймана в объятия сгорающим от любви жрецом. Последовал каскад трюков, долженствующий показать неприятие героиней любовных томлений нового кавалера. Вокальный дуэт был поистине прекрасен: хрипловатому сочному баритону мужчины вторили рулады искрящегося сопрано. Но самым удивительным была способность артистов не сбивать дыхания во время представления. Дальше сюжет показал тщетность попыток главного героя добиться взаимности. Он для начала сковал льдом соперника. Фокус с небольшим количеством магии (второго близнеца облили водой и заморозили в ледяном коконе, откуда он выбрался, разбив лёд мощным ударом кулака. Тогда хитрый жрец выкатил на сцену огромный аквариум, в котором плескались небольшие акулы. С дьявольским хохотом несчастный возлюбленный быт отправлен туда с музыкальным пожеланием сгинуть в желудках опасных рыбин. Парня обездвижили наручниками, от коих шла длинная цепь, опутывающая ноги, и кинули в воду. Зрители ахнули, видя, как акулы ринулись на жертву.

– Удивляюсь, как рядовым обывателям нравятся порой жестокие зрелища, – проговорил Вил, наблюдая, как влюблённый пытается уворачиваться от острых зубов акул, – не знаю, чего больше в этом интересе: надежды, что парень выйдет живым и здоровым из дьявольского аквариума, или же, желания лицезреть, как его растерзают на куски.

– Мне кажется, большинство отлично понимает, что мы смотрим представление. Хорошо продуманное, прекрасно поставленное и при этом безопасное представление, – ответила чародейка, – вряд ли они хотели бы увидеть настоящую экзекуцию хищными рыбами.

Тем временем на сцене жрецу удалось-таки извести влюблённого, сумевшего выбраться из аквариума. Он напустил на несчастного множество змей, которые буквально оплели тело жертвы. Прощальная ария рассказала, какие муки испытывает ужаленный змеёй, как тяжко ему покидать земной мир и терять свою любовь. На последних аккордах грустной мелодии парень схватился за грудь и упал на сцену.

Сверху белой птицей спрыгнула с трапеции девушка. Пока всё внимание зрителей было поглощено событиями внизу, она беспрепятственно поднялась на трапецию, и теперь её немыслимый прыжок заставил некоторых, особенно чувствительных, зрителей вскрикнуть. Соседка Рики даже лицо закрыла руками.

Но героиня благополучно приземлилась, изящно припав на одно колено. После чего бросилась оплакивать возлюбленного. Жрец грубо оттащил её прочь, заявив, что с этой минуты она принадлежит ему, и получил решительный отказ. Ни посулы мыслимых и немыслимых благ, ни угрозы, ни мольбы не помогли жрецу. Его отвергали раз за разом.

Тогда он решил добиться своего, подвергнув несчастную жестокой пытке: на сцене установили огромное колесо, утыканное острейшими лезвиями. Колесо вращалось внутри сетки, целью которой было не позволить жертве ускользнуть. Жрец грубо сорвал с девушки одежду, оставив крошечные обрывки, едва прикрывающие наготу, втолкнул в колесо и, торжествуя, опустил с двух сторон сетку. Бедняжка еле стояла на крошечном пятачке свободном от лезвий.

– Ты предпочтёшь умереть в мучениях, нежели принять любовь, избранного самим Багровым Солнцем? – пафосно вопросил жрец, сжимая в руке факел. Им он намеривался пережечь толстую лохматую верёвку, что удерживала колесо на месте.

К слову, пред тем, как приступить к экзекуции, жрец продемонстрировал зрителям работу устройства: во внутрь колеса он поместил большую тыкву. Когда колесо пришло в движение, клинки со звоном вылетали из гнёзд и втыкались в тыкву так, что через несколько минут она стала напоминать ежа.

После того, как прекрасная влюблённая девушка покачала головой, отвергая домогательства избранного, тот поднёс-таки факел и пережёг верёвку. Колесо начало медленно поворачиваться. Металлический звук заставил зрителей затаить дыхание, он означал, что пружины пыточного колеса готовы распрямиться и послать лезвия в беззащитную прекрасную плоть. Взмах рук, прыжок, сальто, и вылетевшие кинжалы ударились о защитную сетку, не причинив девушке никакого вреда. Чем быстрее вращалось колесо, тем головокружительнее становились немыслимые прыжки и увороты в замкнутом пространстве, а артистка, казалось, не испытывает усталости. Только пряди светлых волос лентой следовали за совершенным тренированным телом.

– Мне кажется, – сказала чародейка, – это просто фокус. Скорее всего, в тыкву втыкались настоящие клинки, а сейчас мы наблюдаем хорошо выполненную иллюзию. Не зря же свет мигает, колесо крутится в быстром темпе, не позволяя сфокусироваться на моменте вылета лезвий.

– Соглашусь в вами, но номер впечатляет, – Вил чуть наклонился, и Рика почувствовала аромат знакомого одеколона с запахом свежескошенной травы, – звуки ударов лезвий о колесо и сетку смешиваются с музыкой, что маскирует их источник. Думаю, звякают где-то за кулисами.

Когда девушке удалось счастливо избегнуть колеса, жрец просто проткнул её длинным ритуальным мечом. Крови, естественно не пролилось ни капли, актриса, держась за выступающую между грудей рукоять оружия, спела прощальную арию и рухнула на сцену.

Тут в дело вступило красноволосое божество, грозную фигуру которого из темноты выхватил прожектор. Его ария в сочетании с акробатикой под самым потолком обвиняла избранного в том, что его любовь вместо того, чтобы породить новую жизнь, посеяла лишь смерть, что столь жестокий человек недостоин титула избранного, после чего божество повторило испытание огнём. Вновь вспыхнуло пламя, сгорели в очередной раз одежды и лента для волос. Сам жрец снова остался в набедренной повязке.

Он согнулся невозможным образом, изображая сильнейшие муки. Казалось, его суставы сгибаются произвольным образом, конечности выворачиваются и сплетаются. В конце концов всё его тело стало напоминать ужасный противоестественный узел. При этом артист продолжал петь о своих ошибках, нечеловеческой гордости, что застила ему глаза и поразила ум. Он раскаивался и молил о прощении.

Божество вторило ему контрапунктом. В итоге жрец почил, а сила Багрового солнца воскресила влюблённых юношу и девушку, ставших новыми жрецами в храме. Одеяние актрисы, широкое и свободное, целомудренно прикрывало округлившийся живот, в котором зарождалась новая жизнь. Дождь из лепестков цветов просыпался на них во время финального дуэта.

Зал взорвался аплодисментами. Некоторые, особенно чувствительные особы женского пола, утирали слёзы, мужчины тоже были довольны. Возможно, душещипательная история любви и не затронула их сердца, зато трюки и женская нагота доставили немало удовольствия.

После овации и поклонов занавес опять был опущен, а магические светильники в зале начали потихонечку разгораться всё ярче и ярче.

– Действительно, – сказала Рика, пока они медленно продвигались к выходу, увлекаемые за собой толпой, – представление не то, чтобы отличалось высокой художественностью, но я понимаю, почему зал не пустует. Покойному господину Каслу сложно было противостоять такому удачному сочетанию, как трюки и пение.

– Да, согласился коррехидор, – пели достойно. И голоса, и сама музыка, и оркестр – всё на высоте. Особенно мне понравился голос жреца. Редкое случай, когда хрипотца идёт лишь на пользу, добавляя выразительности.

– А что скажете насчёт солистки? – чародейка вытянула шею, прикидывая в какую из дверей быстрее удастся выйти.

– Её я толком не разглядел, – последовал ответ, – фигура, конечно, заставляет трепетать сердце любого мужчины, а больше ничего сказать не могу. Сопрано неплохое, но чутья на мой взгляд не хватало. Акценты в пении бедноваты.

Наконец, они вышли в холл и встали в хвост долгой очереди в гардероб. Там три хорошеньких сотрудницы суетились, выдавая зрителям верхнюю одежду. Возле гардероба стоял осанистый пожилой мужчина в парадном сюртуке с белоснежной хризантемой в петлице. Он носил небольшую бородку по заморской моде, а его густые слегка вьющиеся волосы уже основательно тронула седина.

– Господин Рэйнольдс, ваше представление божественно, просто божественно, – восклицала женщина, рядом с которой, потупив глаза, стояла взрослая дочь, – нет сил сдержать восхищение! До слёз, до мурашек, до самого сердца! Вы просто волшебник, господин Рэйнольдс, самый настоящий волшебник, властвующий над душами и чувствами зрителей.

– Польщён, – чуть поклонился владелец цирка, – тронут и весьма благодарен за столь высокую оценку моего скромного труда, – тут чародейка заметила, что он опирается на элегантную трость с оголовьем в виде оскаленной морды борзой собаки, – всегда рад видеть вас снова.

Толпа унесла женщину прочь. Владелец «Лунного цирка» не без удовольствия оглядывал переговаривающихся людей, явно впечатление от спектакля его устраивало. Взгляд светло-карих глаз из-под поседевших бровей выхватил высокую фигуру четвёртого сына Дубового клана. Рэйнольдс подошёл к ним и поклонился:

– Ваше сиятельство, – последовал ещё один почтительный поклон, – я счастлив видеть у себя представителя одного из самых влиятельных древесных кланов Артании. Сожалею, что здание, которое мы снимаем, несколько не приспособлено для столь уважаемых гостей. Нет лож, и потолок низковат. Скоро, я надеюсь, мы переберёмся в более подобающее место, и тогда вы сможете в полной мере оценить и другие наши постановки.

– Возможно, – ответил Вилохэд, мгновенно приобретая вид пресыщенного отпрыска аристократического рода, – весьма возможно.

– Передайте вашему уважаемому батюшке мои самые нижайшие извинения за неудобства, которые вынуждены по моей вине терпеть представители Дубового клана, – проговорил владелец цирка уже почти им вслед.

– Наконец-то, – вздохнул коррехидор, когда они оказались на улице, – больше всего я ненавижу долгие очереди, чтобы получить назад своё пальто. Почему не придумают отдельный гардероб для древесно-рождённых? Впрочем, когда будет готова ложа, раздеваться можно будет прямо там.

– Не думаю, что захочу ещё раз смотреть всё это, – Рика выразительно взглянула на освещённую афишу. Мешанина оперы и цирка мне не по душе. Лучше уж по отдельности. Да и пьеса слабовата.

– А что скажете по поводу хозяина? По-моему, весьма импозантный тип.

– Я почему-то считала, что подобными увеселениями занимаются люди помоложе. Господину Рэйнольдсу лет семьдесят. Хотя держится он хорошо. Вы заметили, какая у него осанка?

Вилохэд ответил, что как раз на осанку внимания не обратил.

– Совершенно прямая спина, – разъяснила чародейка, – такое бывает у бывших военных, танцоров, циркачей и любителей спортивных упражнений. Не удивлюсь, что господин Рэйнольдс начинал с самых низов, если до столь почтенного возраста сумел сохранить идеальную фигуру.

Вил предложил посидеть ещё в каком-нибудь ресторанчике, но Эрика отказалась.

– Завтра на работу, – сказала она, – вспомните приказ его величества. Нужно пораньше лечь спать, чтобы завтра с новыми силами взяться за расследование. Не хочу чувствовать себя бесполезной дурой на следующем докладе.

Коррехидор хотел было что-то возразить, но сдержался, проводил чародейку до самых ворот, галантно поцеловал ручку и пожелал спокойной ночи. Рика медленно пошла к дому, слыша за спиной звук отъезжающего магомобиля. Она обдумывала, как лучше объяснить вездесущей тётке свое отсутствие в течение целого воскресного дня.

Глава 3 КОЛЬЦО С ЦВЕТКОМ САКУРЫ

Ночью Рика проснулась. Проснулась просто так, безо всякой причины, просто проснулась, и всё. Сквозь закрытые занавески проглядывала луна, на стене мерно тикали часы. Чародейке не нужно было вставать и включать свет, чтобы определить время. Она и так точно знала, что сейчас половина третьего. Перевернувшись на другой бок, Рика никак не могла понять, что столь внезапно разбудило её посреди ночи. Почему-то перед глазами встал труп господина Касла.

– Ну вот, – подумала чародейка со вздохом, – не хватало ещё сейчас думать о работе!

Вскрытие она провела тщательно, по всем правилам. Накануне специально открыла учебник и повторила всё, что он содержал о смерти от ожогов, даже с собой его брала на всякий случай. Что же мешает спать теперь? Легла на спину, закрыла глаза и попыталась отрешиться от всего на свете. Не помогло. Вспоминались следы от ожогов на теле убитого: запекшаяся почти до обугленности плоть, лопнувшие волдыри. Хотя некромаетке не приходилось никогда раньше видеть человека, умершего от ожогов, чего-то недоставало. И это что-то уплывало от понимания, но беспокоило, царапало подсознание. Потом она поняла, это была форма орудия пытки, точнее его толщина: в одних местах след был шириной около двух пальцев Рики, а в других гораздо тоньше. Это было странно. Что кочерга, что воровская фомка (а она предположила, что орудием убийства мог послужить один из этих предметов) не имели разницы в толщине. Предполагать же, будто убийца принёс с собой несколько орудий пытки и пользовался ими, было несерьёзно. Рика решила утром ещё хорошенечко всё проверить. Возможно, она ошибается, и её воображение повлияло на память. Эта мысль успокоила девушку, и она заснула.

Так как в воскресенье никто не занимался выдачей родственникам трупов, на следующее утро господин Касл всё ещё лежал на столе в прозекторской. Рика совершила все необходимые, уже ставшими привычными до автоматизма приготовления, и снова погрузилась в исследования. Действительно, следы ожогов разнились: одни были явно уже других, к тому же, то, чем они наносились разогревалось сильнее. Скорее всего, начинал убийца с более поверхностных ожогов, но не получив желаемого, вышел из себя и переключился на более горячий прут, который калился в камине.

– Безобразие, – раздался в коридоре возмущённый мужской голос, – человек умер ещё в субботу, а Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя никак не может отдать покойного в руки друзьям, дабы они смогли, наконец, начать подобающую подготовку к погребению!

– Туда нельзя, – вторил ему молодой голос с отчётливо уловимыми жалобными интонациями, – посторонним входить никак нельзя!

– А препятствовать подобающему погребению можно? – вопросил первый голос, более старший, уверенный и хорошо поставленный, такой голос бывает у людей, привыкших работать на публику: артистов, лекторов, преподавателей университета, – вот сейчас я погляжу на бездельника, которому нет дела до переживаний людей, который не удосужился за двое суток выполнить свою работу. И пускай он будет благодарен мне за то, что я не пошёл прямиком к коррехидору.

Дверь кабинета коронера резко распахнулась, пропуская внутрь осанистого господина в распахнутом дорогом пальто и заломленной назад шапке из меха бобра. За его спиной разводил руками в полнейшем бессилии дежурный – молодой парень с едва пробивающимися усиками над по-детски пухлыми губами.

– Что вы позабыли в служебных помещениях Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя? – строго вопросила чародейка, прикрыв дверь прозекторской.

– Позовите коронера, – отмахнулся от неё вошедший, – или этого бездельника нет на месте? Не мудрено, когда в организации творится чёрт знает что!

– Этот бездельник перед вами, – усмехнулась Рика, – и готов выслушать все ваши претензии.

– Не смешите меня, – отмахнулся посетитель, – ваше стремление выгородить начальника похвально, но в моём случае оно не поможет, я слишком разозлён и озабочен. С самого утра брожу по кабинетам, пытаюсь получить труп хозяина для достойного погребения, и всякий раз меня посылают в какое-то иное место: то документы не подписаны, то заявление составлено не по правилам, то ещё что-то. Не обманите! Я уйду отсюда только вместе с несчастным господином Каслом!

– Забирайте, – усмехнулась чародейка, – я с закончила со вскрытием. Стажёр, – обратилась она к покрасневшему до корней волос парню в новой, ещё не успевшей помяться форме, – пойдите к Меллоуну и передайте, чтобы прислал носилки.

– Слушаюсь, мистрис коронер, – он отдал честь, – уже иду!

Обращение к Рике несколько поколебало мнение пришедшего о коронере его королевского величества, и он снова внимательно оглядел чародейку. Воспользовавшись случаем, она решила взять подписку о неразглашении причины смерти владельца варьете.

Пришедший, оказавшийся директором театра и одновременно бухгалтером, сначала скептически хмыкнул, но потом слова о деле государственной важности и упоминание Кленовой короны сделали своё дело, и господин Хемвил поставил свой размашистый росчерк на документе, который с утра передали от коррехидора.

– Действительно, – согласился он, пока осуждённые за мелкие антиобщественные проступки заключённые вытаскивали труп, упакованный в матерчатый мешок, – у нас и так дела в последнее время шли не особо хорошо, и странная смерть господина Касла сыграет скорее против, чем на пользу.

– У вашего начальника были враги? – мгновенно включилась в расследование чародейка.

– Получается, что были, – не особо весело усмехнулся Хемсвил, – иначе он был бы сейчас жив и здоров. Хотя я всегда считал его человеком бесконфликтным, рациональным и таким, знаете ли, приземлённым. Труппа у нас дружная, мы артистов не обижаем ни ролями, ни деньгами.

– Понятно, – кивнула Рика, записав в блокнот мнение директора труппы об убитом. Тут ей вспомнился черновик договора о купле-продаже, лежавший в кабинете на столе, – можете сказать, что покупать или продавать собирался господин Касл в последнее время?

– Покупать? Что вы, Акито был гол, как сокол. Куда уж покупать! Скажу прямо, хоть сама мысль о том, что собирался он сделать, мне неприятна. Боюсь, не и не мне одному. Театр наш он продать вознамерился, так как приезжий выскочка с Лунным своим цирком большие деньги сулил. Желал купить и здание, и труппу, но главное выкупить лицензию на дачу представлений.

– Поясните, – попросила девушка, – разве для вашей деятельности требуется специальное разрешение? – она была далека от всех этих театральных дел.

– Естественно, но этот нюанс известен мало кому за пределами гильдии. Вы можете гастролировать в любом городе невозбранно, если время гастролей не превышает нескольких месяцев. А для постоянной работы требуется лицензия. Стоимость её не столь уж высока, но бюрократической волокиты и соответствий множеству порой противоречивых требований в достатке. Перекупить чужую лицензию проще и спокойнее.

– У вас в «Весёлом вечере» были конфликты? – Рика отлично помнила рекомендации по расследованию убийств. Следовало проверить все возможные мотивы и всех людей, так или иначе связанных с жертвой.

– Я не берусь говорить за всю труппу, – Хэмсвил почесал гладко выбритую щёку, – но с сам Акито ни с кем вроде бы не конфликтовал. Ругань и раздоры случаются в любом коллективе, тем паче, в театральном. Не даром же нас за глаза называют «серпентарием единомышленников». Артисты – люди своенравные, нервные, не так редко с завышенной самооценкой. Но вот, чтобы убить хозяина, да ещё столь жестоко, – тут нужен повод посерьёзнее обычных производственных склок.

Чародейка была с ним согласна. Из-за рутинных рабочих разногласий человека ни пытать, ни убивать не станут. Если только кого-то абсолютно не устраивала продажа театра.

– Это очень вряд ли, – отмахнулся директор труппы, – будь владельцем Касл или кто другой, на рядовых сотрудниках это особо никак не скажется. Ну, репертуар перетрясут, распределение ролей измениться может, и всё. Распустить труппу Рэйнольдс не сможет по контракту, это обязательным пунктом в договоре о продаже прописали. Что касательно жалования артистов, так у нас в последнее время с деньгами совсем туго было, так что успешное начальство скорее в плюс пойдёт. Нет, госпожа Таками, вы можете даже не копать в этом направлении.

Рике вспомнились «ночные прослушивания», о которых упоминал управляющий убитого, и она спросила, не заставлял ли убитый актрис и претенденток к оказывать ему услуги любовного характера?

– Так было, есть и будет всегда, – уверенно заявил Хэмсвил, – обычное дело. Но Акито был не из тех, кто заставляет или принуждает. И кого принуждать-то? Нравственность наших сотрудниц? Вы шутите! Они сами ищут богатых покровителей, а уж закрутить шашни с режиссёром или владельцем театра – обычное дело. Касл пользовался, конечно, своим положением. И я пользуюсь. Но он никого не обижал и не принуждал.

– Артистки – понятно, – не унималась чародейка, – но вдруг у кого-то был не доволен муж, отец, брат? Вы не слышали о подобном?

– Нет, уверяю вас, вы ищете не в том направлении. Актёрская профессия не располагает к целомудрию.

– Вы сами в каких отношениях были с убитым? – спросила она после секундной заминки.

– Я бы не назвал нас с Акито закадычными друзьями, – заметил Хэмвил, – мы приятельствовали, общались, выпивали вместе.

– Вы не замечали чего-нибудь странного или необычного в поведении господина Касла в последнее время? – спросила Рика. Ей хотелось найти хоть малюсенькую зацепку для того, чтобы начать полноценное расследование.

– Странности? – переспросил собеседник, как обыкновенно делают люди, когда им необходимо собраться с мыслями, – особо выраженных странностей я не заметил. Разве что Акито был угнетён сильнее обычного. Он никогда особым позитивом не отличался, но вот на минувшей неделе вообще духом упал. Я подумал, что это из-за продажи заведения. Как-никак он наш «Вечер» сам двенадцать лет назад отрыл, ещё совсем молодым человеком. Я пригласил его выпить. Спросил, мол, жаль ему, наверное, со своим детищем расставаться?

Хэмсвил вздохнул и попросил стакан воды потом продолжал:

– Акито только плечами в ответ пожал и ответил, что рассматривает продажу театра как завершение некоего этапа своей жизни. Говорил что-то о намерении двигаться вперёд, о том, что пора ему, наконец, похоронить своих мертвецов, и показал мне алую бархатную коробочку. Весьма потёртую, словно он носил долго её в кармане. Там лежало обручальное кольцо из белого золота с бриллиантами, изящно оправленными в виде цветка элегантного тюльпана.

– Он собирался жениться? – удивилась чародейка. Убитый в её глазах ни возрастом, ни внешностью никак не тянул на счастливого жениха.

– Нет, – покачал головой директор труппы, – кольцо было куплено много лет назад и предназначалось его трагически погибшей невесте. Акито сказал, что в последнее время частенько стал видеть её во сне. Будто бы она не то предупредить о чём-то его хочет, не то спросить что. Вот он и решил кольцо в банк положить, потому как посчитал его некой связующей нитью между ним и его любовью из далёкого прошлого.

– Понятно, – сказала Рика, – а кто второй? Вы сказали, что господин Касл собирался похоронить мертвецов, а не мертвеца.

– Акито всегда очень мало рассказывал о своём прошлом, так, отдельные эпизоды, из которых невозможно было собрать полную картину, – грустно пожал плечами Хэмсвил, – он был скрытным человеком, никого не пускал в свою жизнь. Что в театре, где все друг у друга как на ладони, сделать непросто. Кто другой, кого он собирался похоронить, не знаю. Среди наших ходили слухи, что вместе с Акито у истоков «Весёлого вечера» стоял ещё один человек. Но что с ним стало, куда он делся, я никогда не спрашивал, а Акито не говорил. Возможно, он тоже умер, и именно он является вторым. Потеря друга и невесты – тяжёлый удар.

– С каким банком вёл дела господин Касл, – отвлекла собеседника от воспоминаний чародейка.

– С «Королевским банком кленового листа», – последовал ответ, – и личный счёт Акито, и счёта театра находится именно в нём. Мой покойных шеф отличался консервативностью во вкусах. Готов поклясться, ему бы и в голову не пришло положить кольцо в какой-либо другой банк.

В дверь деликатно постучали, и небритый парень с приятной симметрией роскошных синяков под обоими глазами вежливо поинтересовался:

– Куды покойника доставить прикажете? Мы погрузили уже. Нам ещё за дровами ехать. Господин Турада приказал срочно привезти. Так чего делать-то?

– Позволите откланяться? – вставая, проговорил Хэмсвил, – у меня из-за погребения просто голова кругом идёт.

– Конечно, – ответила Рика, – если у меня возникнут к вам вопросы, я с вами свяжусь.

Мужчина кивнул, но уже на пороге обернулся:

– Вы извините меня, мистрис Таками, за резкие слова. Смерть на людей влияет самым непредсказуемым образом.

– Знаю, знаю, – уже сама себе сказала чародейка, – кому, как ни мне этого не знать!

Не успели шаги Хэмсвила и небритого стихнуть в конце коридора, как в дверь кабинета снова постучали.

«Просто какой-то день визитов сегодня», – подумала Рика и дала разрешение войти.

Следующим посетителем оказался Турада собственной персоной. Он всякий раз, когда оказывался в кабинете коронера, оглядывался вокруг скептически-осуждающим взглядом, заводил глаза, словно поражался убогости обстановки. Всё это он проделал и в этот раз.

– Мистрис Таками, – проговорил он, разглядывая поверх головы чародейки пожелтевшие грамоты на стене. Они удостоверяли служебные успехи её предшественника, – ваш же…, ах, простите, господин коррехидор велит вам покончить с рутинными делами и собираться. Через, – он демонстративно достал золотые карманные часы, – десять минут он станет ожидать вас в своём магомобиле на улице.

На этих словах лицо его приобрело столь глумливое выражение, будто четвёртый сын Дубового клана пригласил её в Отель для свиданий.

Чародейка ожгла ненавистного Дураду взглядом и поинтересовалась, всё ли он сообщил ей, что собирался? Адъютант и личный секретарь коррехидора удержался, чтобы не поправить неправильное произнесение его фамилии, кивнул, повернулся на каблуках и удалился с гордым видом.

Рике не хотелось заставлять себя ждать, будто они и правда отправляются на свидание, она быстро собралась, надела меховую шапочку и поспешила выйти на улицу.

– Откуда ваш Дурада знает о нашей мнимой помолвке? – спросила она уже в машине.

– Видите ли, Эрика, – проговорил коррехидор в ответ, – Тимоти Турада обладает весьма тонким слухом. Я не удивлён, что кое-что из перепалки, которую вы вчера устроили в моём кабинете, дошло до его ушей. А выводы он сделал и сам.

От мысли, что она сама стала причиной сплетни, которая вот-вот начнёт гулять по Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, чародейке стало только обиднее.

– Я бы не советовал вам пытаться что-либо опровергать, – заметив её насупленную физиономию, сказал Вил, – сделаете только хуже. Гораздо выгоднее в глазах окружающих быть невестой Дубового клана, нежели любовницей графа Окку.

Рика собиралась было открыть рот, чтобы заявить, что не собирается приобретать ни первый, ни второй статусы, но удержалась. Вил не был виноват в сложившейся ситуации, поэтому и выплёскивать на него своё раздражение было незачем.

– Куда мы направляемся? – вместо этого спросила она, не сводя глаз с дороги.

– К господину Каслу домой.

– Там же Меллоун должен был всех опросить ещё в субботу, – возразила чародейка.

– Опросил, – подтвердил коррехидор, – ещё как опросил. То, что я вчера не слышал тех неприличных слов и пожеланий, которые непременно должен был отпускать Турада, когда читал всю эту галиматью, моё счастье. Меллоун проявил похвальное рвение, узнал много подробностей из жизни домочадцев убитого, вплоть до их дней рождений, перенесённых болезнях и сумме жалования. Вот только того, что нужно для расследования убийства, он не удосужился спросить. Утонул в огромном количестве деталей и подробностей. Турада, насколько это было возможно, систематизировал графоманский бред, но, увы, этого мало. Придётся нам самим. Вы против?

– Совсем нет, – заверила Рика, вспомнив недовольное лицо короля и обожжённый труп владельца «Весёлого вечера».

– Вот и славно. В две головы, четыре глаза и четыре уха мы обязательно что-то нароем.

– Я уже поговорила с директором труппы, – сообщила девушка не без некоторой гордости.

Ещё бы, у Вила были в распоряжении лишь невнятные показания, добытые Меллоуном, а она успела побеседовать с не последним человеком в варьете, узнала про умершего друга, невесту, банк и кольцо.

Всё это она незамедлительно выложила. Коррехидор внимательно выслушал и похвалил её за то, что она использует для расследования малейшую возможность. Пока они шли к дому, Рика засомневалась, уместен ли будет их визит в связи с предстоящей церемонией похорон, но знакомый уже управляющий объяснил, что церемония будет происходить в театре и все хлопоты господин Хемсвил взял на себя.

Они обосновались в гостиной, пригласить кого-либо на беседу в комнату, где замучили хозяина дома, было плохой идеей. Первой вызвалась молоденькая горничная. Она уже не плакала, но глаза её всё ещё оставались испуганными, да и сама девица походила на мышонка, готового в любую минуту задать стрекача. Она рассказала, что в её обязанности входит уборка дома, прислуживание за столом. Хозяин к ней не приставал.

– Что вы, что вы! – горничная покраснела до корней волос, – куда мне! К господину такие красотки приходили. Ему с фигурой нравились, – заметила он не без сожаления, – меня он даже и не ущипнул ни разочка.

Было непонятно, радуется она по этому поводу или печалится.

– Вы не заметили перемен в поведении господина Касла перед его кончиной? – спросил Вил.

Девушка подняла глаза на красивого мужчину в кресле, смутилась, затеребила край передника и отрицательно помотала головой.

– Неужели совсем ничего? – засомневался коррехидор, – припомните, такая наблюдательная девушка, как вы, непременно должна была приметить хоть что-то, что очень помогло бы мне в расследовании убийства.

Горничная задумалась, ей страшно хотелось помочь коррехидору, потом радостно проговорила:

– Было, точно было. В среду я, – она немного замялась, – яблоками объелась, и живот у меня сильно скрутило ночью. Моя матушка мне с собой в город разные полезные травы дала. От простуды, от зубов, от живота. Вот я взяла мешочек с лисьим хвостом и пошла на кухню заварить себе целебного чая. Комнаты слуг в другом конце коридора, а чёрная лестница ночью такая страшная! Темнота, да ещё ветер завывает. У нас там кусок стекла выпал, холодно, страшно, а управляющему дела нет. Правильно, это ж не господская территория! Вот я иду по коридору и слышу, как бедный господин Касл во сне разговаривает. Будто зовёт кого-то, жалобно так.

– И кого-же он звал? – подтолкнул погрузившуюся в воспоминания девушку коррехидор, – какое имя он произносил?

– Я, конечно, не подслушивала, – заявила горничная, – даже и не думала вовсе, просто мимо проходила. А имя было вроде как Эва или Иба.

– Откуда вы знаете, что господин Касл звал женщину во сне? – Рика поверх очков поглядела на горничную, – вдруг он там был не один. У вашего хозяина бывали же ночные гостьи.

– Нет, госпожа чародейка, – уверенно заявила девушка, – в тот вечер у господина Акито никого не было, это точно.

– Можно подумать, он посвящает вас в график своих «прослушиваний»! – воскликнула в сердцах чародейка.

– Может, и не посвящает, – согласилась горничная, – только, когда у него гостьи, то звуки из спальни совсем иного свойства раздаются.

Вил еле сдержал улыбку: страшненькая мышеподобная горничная подслушивает под дверью за любовными утехами своего хозяина.

– Да и когда он даму ждёт, – продолжала девушка, чуть прищурив тёмные глаза, – он велит подавать фрукты и сладости. Но в тот день ничего подобного не было. Я сама относила ему в спальню бутерброды с запечённой говядиной и чесночный соус. Понимаете, чесночный! Ни один человек в здравом уме и твёрдой памяти не станет заказывать чесночный соус, если его ждёт ночь любви.

– Господин Касл враждовал с кем-то? Ну, к примеру, он не говорил вам, что для такого-то меня всегда нет дома, не принимать и не пускать?

Девица наморщила лоб в мыслительном усилии потом сказала:

– Нет, не бывало такого. Ни разочка. Мы всех гостей принимали, чай и кофе я завсегда в гостиную подавала, ещё трубки курительные и табак. Но это только для мужчин, разумеется. Горничная разохотилась и готова была ещё что-нибудь рассказать, но рассказывать ей было нечего, поэтому пришлось уступить место кухарке.

– Давно вы служите в этом доме? – спросил Вилохэд. Они договорились, что основным дознавателем будет он, а чародейка подмечает реакции допрашиваемых и, если увидит что-то странное, включается и копает в нужном направлении.

– Лет семь-восемь, – охотно ответила женщина, возраст которой Рика определить на взгляд не смогла: ей могло быть и лет пятьдесят при условии, что она неплохо сохранилась, но могло быть и тридцать пять. В этом случае имелось подозрение на крепкую дружбу со спиртным. Она оказалась на удивление поджарой и немного нервной. Постоянно поправляла косынку на голове.

– И каков был ваш хозяин?

– Хозяин, как хозяин, – она снова дотронулась до платка, – не жадный, не придирчивый, не гурманистый. Знаете, встречаются такие господа, что почитают в себе наличие особливо тонкого кулинарного вкуса: это им не так, то – не эдак. Сюда перец не ложи, сахар не сыпь, лук пережарен или не дожарен, мясо не из той части свиньи взято, – женщина перевила дух, – господин Акито не из таковских будет, вернее уже был, – она вздохнула, – он по части еды совсем не привередничал, предпочитал простые и сытные блюда. Индейку особо уважал.

– Понятно, – кивнул коррехидор с солидностью, приличествующей графу, – вы ничего не слышали о врагах вашего господина?

– Враги? – рассмеялась кухарка, а Рике подумалось, что курительными трубками в этом доме балуются не только мужчины, зубы пожелтели весьма основательно, – у господина врагов не водилось. Тихим он был, я бы даже сказала, забитым. Кабы женился, точно под каблук жены попал бы. У этого сорта мужчин врагов обычно нет.

– Но кто-то же пытал его и убил, – как бы невзначай заметила чародейка.

– Оно так, – покачала головой кухарка, – выходит, был враг. Только мы о нём ничегошеньки не знали! – победно закончила она.

Дальше последовал вопрос про странности в последнее время. На что женщина, поправив в сотый раз ни в чём не виноватый платок, ответила, что с хозяина на минувшей неделе видела всего пару раз. При этих самых редких встречах господин Акито был таким же унылым, как и всегда.

– Хотя, – она прищурилась, – кушать на прошлой неделе он стал хуже. Да, точно. Я объедки для собаки своей беру. А что? – она бросила взгляд в сторону чародейки, – имею полное право, мне разрешили. Я ж приходящая прислуга, проживаю на соседней улице с супругом. У нас большой кобель, простите меня боги! Его из деревни после смерти матушки благоверный привёз. Соседи не отказались брать к себе этого куриного душителя. Понимаете, он как с привязи сорвётся, обязательно пару-тройку курей задавит. Добро б ещё жрал с голодухи! Так ведь нет, задушит и у крыльца в рядочек складирует. А прокормить такую псину ой, как непросто. Вот и позволил мне господин Касл объедки домой для нашего проглота забирать. Могу с уверенностью заявить, на прошлой неделе объедков больше, чем обычно оставалось, а свиную рульку вообще слуги получили нетронутой. Широ моментально дворника за пивом послал.

Рика отметила у себя, что двое слуг указывают на угнетённое состояние Касла перед смертью. Это значило, что в его жизни случилась некая перемена, заставившая видеть во сне старую любовь и потерять аппетит.

Дворнику с взъерошенными и явно забывшими о существовании расчёски волосами вообще рассказать особо было нечего.

– Дак, я кто? – задался он не совсем уместным риторическим вопросом, – я ж – конюх! Понимаете, конюх. Я лошадей страсть как люблю! Когда господин Касл в доме жил, у него ж такой выезд имелся, все соседи завидовали. А как в квантиру энту перебрался, лошадок продал, меня пожалел и дворником сделал. Хотя какой из меня дворник, когда и двора-то у нас никакого нет. Так, тротуар под окнами подмести, ледок изредка поколоть, да угольями из печи посыпать – вот и все мои дела. Ещё за продуктами с занудной бабой сходить.

– В смысле, с кухаркой? – уточнила Рика.

– С ней, а то, с кем же. Вредная, болтливая, ещё и нос задират! А с хозяином я только раскланиваюсь. Где живу? В кладовой у меня топчан.

– Какие отношения у остальных слуг были с господином Каслом? – спросил Вил, которого неопрятный бывший конюх начинал раздражать.

– Да кто ж их знат! – пожал плечами мужчина, на лице которого красовалась довольно длинная щетина: то ли он пренебрегал бритьём, то ли начал отращивать бороду, – я ни в чьи дела не влезаю. Могу сказать только, что домоправитель Широ Сименс на руку не чист.

– Почему вы так решили?

– Потому, как он любит в картишки играть. А где играют, там и проигрывают.

– Страсть к игре сама по себе не доказывает, что домоправитель обкрадывает господина, – заметила чародейка, записав на страничке Сименса слово «игрок», – во-первых, возможно он хорошо играет, а во-вторых, ничто не мешает ему вовремя остановиться.

– На словах, конечно. Но на самом деле может быть и так, как я говорю, – дворник потёр шею, – и знакомцы у него из этих.

– Из каких, этих? – не понял коррехидор.

– Их тех, кто в тюрьме сидел, – объяснил дворник, – с ними он и играет. Меня один раз позвал. Я как дурак повёлся, пошёл с ним. Выпили, закусили, перезнакомился со всеми в его компашке, а там все с кликухами: один – Мурзик, другой – Шнырь, третий, вообще, слово неприличное, я при даме даже говорить не хочу.

– И чем закончилось знакомство?

– Ясное дело, чем – ободрали меня, как липку, в «са́бу», ещё и кукарекать заставили, когда деньги кончились. Позорище одно, а не мужики! Сказали, либо мы тебе ухо за долги отрезаем, либо штаны сымашь, на стол запрыгивашь и кукарекаешь. Сразу видать, уголовники.

Проигравшегося дворника отпустили.

– Может, действительно, домоправитель? – засомневалась чародейка, – если он связан с уголовным элементом, то и хозяина мог убить. И никто с улицы не залезал. Он вошёл, запер дверь, убил, потом вылез через окно, возвратился в дом и всё. Утром делает вид, что не может добудиться Касла, публично высаживает дверь и автоматически выводит себя из рядов подозреваемых.

– В теории, да, – согласился коррехидор.

– Почему только в теории?

– О криминальных знакомствах и наклонностях Сименса нам известно с сомнительных слов дворника, затаившего на него обиду из-за проигрыша в карты и издевательств новых знакомых. Но потрясти хорошенько домоправителя стоит.

Широ Сименс появился мгновенно.

– Я уже начал думать, – проговорил он с оттенком укоризны, – что господа следователи не собираются беседовать со мной.

– А у вас имеется, что добавить ко вчерашнему? – спросила чародейка.

– Нет, – смутился домоправитель, – просто как-то нехорошо выходит, младших слуг вы опрашиваете, а меня игнорируете. Авторитет страдает.

– Значит, от подпольных карточных игр ваш авторитет не страдает, а тут, видите ли, страдает! – ядовито произнесла Рика.

– Это вам Дару нажаловался! – воскликнул Сименс и хлопнул в сердцах себя по колену, – вот ведь прохвост! Сам неделю набивался, проигрался в пух и прах по собственной дурости, в долги влез, а теперь Королевской службе на меня жаловаться вздумал. И что он вам наплёл?

– Обычно, – осадил его Вилохэд, – в процессе дознания вопросы задают представители Кленовой короны, а подозреваемые отвечают на них со всей возможной честностью.

– Подозреваемый? – облизнул губы домоправитель, – с каких это пор вы меня в подозреваемые записали?

– Подозреваемым может быть всякий, у кого были возможность совершить преступление и мотив, – спокойно продолжал Вил, – вы счастливый обладатель и первого, и второго. К тому же ваше увлечение азартными играми играет против вас, как, собственно, и сомнительные знакомства. Вы были судимы?

– Нет, что вы! – замахал руками домоправитель, – никогда!

– Учтите, – коррехидора насторожила избыточная горячность, с какой Сименс принялся отрицать, – у нас есть возможность проверить ваши слова и обычным и магическим образом. Госпожа Таками – чародейка. Я просто велю ей проделать ритуал и влезть к вам в голову, что весьма и весьма неприятно.

Сименс беспомощно поглядел сначала на четвёртого сына Дубового клана, потом на Рику, сделавшую серьёзную мину, сглотнул, облизнул губы и сказал:

– Ну был грех по молодости лет. Каюсь, соврал. Год отсидел за кражу. Но сейчас я чист перед Короной, богами и людьми. Касла не трогал. Да и зачем мне? Какой резон лишаться жалования и господина, которого…,

– Вы слегка обворовываете? – услужливо подсказала чародейка, – и не вздумайте врать мне!

– Бывает, – опустил голову домоправитель, – но у нас с ним было неписанное правило: пока я не перехожу границу, он не возражал. Господин Акито дураком не был, это с ручательством. Он понимал, что любой домоправитель станет запускать руку в его карман. Я – не самый наглый и не самый худший.

– Допустим, – снисходительно кивнул коррехидор, – а ваши дружки, всякие там Мурзики, Шныри и прочие? Вы рассказывали им о своём хозяине? Они интересовались расположением комнат в доме, привычками господина Касла?

– Опять Дару! – не выдержал домоправитель, – ну, выпили, ну взяли на понт дурачка: заставили без штанов кукареку кричать. Так ведь и ему незачем было в долг играть!

– Вы ему ухо собирались отрезать, – напомнила Рика, – а это уже попадает под статью о членовредительстве.

– Никто ему ничего отрезать не собирался. Пошутили. Чего там себе дворник навоображал, я не в ответе.

– Предположим, что мы вам поверили, – примирительно проговорил Вилохэд, – оставим ваши дела с дворником на вашей совести. Вам известна причина плохого настроения господина Касла в последнее время?

– А когда у него было хорошее настроение? – вопросил Сименс с интонациями уличного проповедника, – он вечно был унылым и мрачным. По какой причине я вам сказать не могу, думаю, что таким уж он на свет уродился. Он был из тех людей, что просто не способны радоваться жизни.

Когда допросы в доме господина Касла были закончены, Рика и Вил отправились дальше.

– Если Касл собирался положить кольцо в банк, – рассуждал коррехидор, – значит, у него имеется собственная ячейка. Давайте посмотрим, что он там хранил. Содержимое банковской ячейки может очень многое рассказать о её владельце.

– Зачем вы сказали Сименсу, будто я могу залезть к нему в голову? – спросила Рика.

– А вы не можете?

– Конечно, нет! Не делайте так больше, не ставьте меня в дурацкое положение! – воскликнула она, – что я, по-вашему, должна была сделать, если бы домоправитель упёрся и сказал, мол, давайте, проверяйте!

– Не знаю, – пожал плечами коррехидор, – придумали бы что-нибудь. На худой конец вы могли бы снять амулет, блокирующий ауру бога смерти.

– Магия – это вам не балаганные фокусы, – обиженно проговорила чародейка, – на ходу ничего не делается. Любой ритуал требует тщательной подготовки и затрат маны. Вы, сударь, впредь хотя бы сначала поинтересуйтесь, что я могу сделать, а чего – нет. Тогда и стращайте подозреваемых.

– Выходит, проникнуть в сознание человека нет никакой возможности? – с сожалением заметил Вилохэд, а Рика только отрицательно покачала головой, – жаль. Как подобное заклятие облегчило бы нашу работу. Проверил память подозреваемого, и сразу узнаешь, о чём он умолчал, где солгал, и что в реальности делал в то время, когда было совершено преступление.

– Я соглашусь с вами, – сказала чародейка, – подобное было бы весьма полезно, – но, увы, делать этого никто не умеет. Пытались по типу гипноза, но и результат оказался столь же ничтожным. А от более глубокого проникновения в сознание подопытные теряли рассудок. После этого маги оставили попытки влиять на личность и сознание человека.

– Пожалуй, оно и к лучшему, – согласился коррехидор, – мне как-то стало не по себе от мысли, что в Артании или где-либо ещё могли начать перекраивать личности людей, чтобы получить бесстрашных солдат, покорных жён, добросовестных работников, которым не нужно ничего, кроме еды и ночлега.

– Спите спокойно, это невозможно и запрещено законом, – ответила Рика, – мы не умеем даже помочь человеку преодолеть боязнь темноты, где уж нам солдат создавать!

Здание «Королевского банка кленового листа» оказалось вычурным и помпезным. Вперёд выдавался козырёк в виде названного листа, под те же кленовые листья были стилизованы дверные ручки и решётки на окнах первого этажа. Четвёртого сына Дубового клана здесь знали. Не успел Вил распахнуть входную дверь и пропустить вперёд чародейку, а к ним навстречу уже спешил мужчина в безукоризненно отглаженном костюме и волосами, расчёсанными на прямой пробор. Рика подумала, что он их мажет специальными средствами, потому как волосы выглядели буквально приклеенными к голове.

– Наш банк бесконечно счастлив видеть в своих стенах младшего господина Окку, – он низко поклонился, – поверьте, вам никогда не придётся жалеть, что вы решили прибегнуть к нашим услугам, – ещё один поклон, – вы можете открыть у нас счёт, осуществлять переводы, получить кредит, а наши банковские ячейки защищены особыми заклятиями, и никто, кроме вашего сиятельства, никогда не сможет увидеть то, что вы изволите туда положить!

– Я высоко оценил работу с клиентами в банке «Кленового листа», – ответил Вил и приобрёл вид пресыщенного жизнью отпрыска богатого и знатного дома, – господин?

– Ах, простите меня великодушно, – снова поклонился прилизанный, – для нас, сотрудников банка, дела банка всегда на первом месте. Я забыл представиться. Ясуда, Эрне́с Ясу́да – младший помощник управляющего.

– Ясуда, – удостоил личного обращения коррехидор, – я посетил ваш банк не с целью воспользоваться услугами, о которых вы уже успели мне рассказать. Мы с госпожой королевским коронером расследуем убийство одного из ваших клиентов и хотели бы ознакомиться с состоянием его счёта и содержанием банковской ячейки. Мои полномочия подтверждены королевским амулетом, – он вытащил золотой кленовый лист, который носил на цепочке на шее. Лист не только был показателем высокого статуса, но и защищал его обладателя от враждебной магии.

– Конечно, конечно, господин коррехидор, это лишнее, – проговорил Ясуда, но всё же внимательно поглядел на амулет, – что вы предпочтёте сделать в первую очередь?

Вил подумал немного, потом сказал, что сначала желает ознакомиться с состоянием финансов Акито Касла. Рике показалось, что это имя почему-то произвело неприятное впечатление на прилизанного Ясуду.

Младший помощник управляющего привёл посетителей в специальный кабинет, где обслуживались особо почётные клиенты, с поклоном усадил на мягкие диваны и предложил скрасить огорчительное ожидание чашкой отличного чая. Пока Рика и Вил пили чай (Вил заметил, что банк явно льстил себе, завышая качество подаваемого чая), снова появился Ясуда с целой кипой документов. Он доходчиво и толково разъяснил, в каком состоянии находились дела владельца театра-варьете «Весёлый вечер». Получалось, что Касл стоял на пороге банкротства. Доходы от его заведения стремительно уменьшались от месяца к месяцу, на плаву его кое-как держали выплаты от дамского благотворительного сообщества. Благородные дамы высшего света Кленфилда устраивали спектакли, показывали живые картины и читали просветительские лекции.

– Не мудрено, что он хотел продать убыточное предприятие, – вполголоса заметил коррехидор, читая бумаги, – ещё не много, и он пошёл бы по миру.

– Получается, пытать его ради получения денег смысла не было никакого? – сказала Рика. Она, вытянув шею, заглядывала в разложенные на столе бумаги.

– Ни малейшего, – подтвердил Вил, – его можно было трижды замучить до смерти. Всё одно платить ему было нечем.

– Возможно, у него были ценности иного рода, – рассуждала вслух Рика, – драгоценности, какие-нибудь акции или королевские облигации. Вы ведь правильно рассудили: зачем-то Каслу понадобилась банковская ячейка.

– Давайте взглянем на её содержимое.

– Видите ли, – проговорил Ясуда, – с ячейкой не всё так просто. По правилам нашего банка посторонние лица могут ознакомиться с её содержим только в присутствии владельца либо его душеприказчика вместе с нотариусом, который заверял завещание. И это всё возможно лишь по истечении полугода со дня смерти владельца вклада. Причём речь идёт о календарных сутках, то есть время отсчитывается с полуночи дня физической смерти владельца ячейки. Так что, господа, приходите через шесть месяцев без двух дней.

– Вы, Ясуда, по всей видимости не поняли, – сказал Вил негромко и отчётливо, что, как уже было известно чародейке, говорило о том, что он готов выйти из себя, – я – верховный коррехидор Кленфилда и полномочный представитель Кленовой короны. Я имею право посмотреть всё, что полагаю необходимым для расследования и когда полагаю сие необходимым для расследования. Если мне придёт в голову затея взглянуть на банковскую ячейку господина Акито Касла в половине второго ночи, вы и ваше начальство покажете мне желаемое в указанный час. Иначе, я вам просто не завидую.

Вы сами покажете мне ячейку или мне послать за управляющим банка?

Хоть младший помощник Ясуда и не знал Вилохэда столь же хорошо, как Рика, до него дошло, что тихий голос древесно-рождённого лорда обещает ему большие неприятности, несмотря на красивое и безмятежно спокойное лицо говорившего. Ясуда запоздало поклонился и пригласил следовать за ним.

Ячейки находились в подвале и были защищены двумя дверями, при прохождении сквозь которые амулет коррехидора основательно нагрелся, а Рика ощутила секундную дурноту – её обычную реакцию на сильные защитные заклинания. Ключи-амулеты отомкнули двери, и младший помощник управляющего молча показал ячейку с двузначным номером. После чего он открыл стенной шкафчик и протянул зачарованный ключ.

– Согласно регламенту, – произнёс он без былого апломба, – я обязан, как представитель банка, присутствовать при вскрытии ячейки нашего покойного клиента.

– Присутствуйте, – разрешил коррехидор, – только встаньте подальше и не вздумайте путаться под ногами и вставлять замечания.

Он воспользовался ключом и вытащил ящичек из драгоценного железного дерева, о прочности и долговечности которого в Артании ходили легенды. Ясуда демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, что ему ни чуточки не интересно, что лежит внутри.

Внутри оказались старые афиши, пожелтевшие и кое-где истрёпанные по краям, кипа документов, перевязанных бечёвкой, старая магография на плотном картоне и всё. Алой бархатной коробочки с обручальным кольцом в виде цветка сакуры не было и в помине.

– Среди вещей в спальне не было кольца? – спросил негромко коррехидор.

– Я осматривала труп, – ответила чародейка, уже сожалея, что доверила остальное Меллоуну, – так что и спрашивать нужно у него.

– Понятно, давайте поглядим, что за фотография и какие документы хранил убитый.

На магографическом портрете были запечатлены трое: красивая улыбающаяся девушка в старомодном платье сидела в кресле, сжимая веер в руке, а по обе стороны от неё и чуть сзади стояли двое молодых людей. в том, что положил руку на спинку кресла, без труда угадывался господин Касл, а второй был незнаком ни чародейке, ни коррехидору. Это был гармонично сложённый юноша с густыми, чуть вьющимися волосами и залихватскими усиками по континентальной моде. Он улыбался, скрестив на груди руки, а на щеках его играли премиленькие ямочки.

– Пока вы разбираетесь с документами, я схожу и позвоню в коррехидорию, велю Тураде уточнить насчёт кольца, – распорядился Вилохэд.

Эрика кивнула. Её внимание переключилось на старые афиши. На первой под сверкающей нарисованными звёздами надписью «Весёлый вечер» красовалась знакомая по магорафии девица с минимумом одежды в немыслимой позе, в неё со всех сторон было направлено разномастное холодное оружие. Зрителям афиша обещала необычайное переживание за жизнь храброй артистки, ежевечерне рискующей жизнью под куполом цирка. Остальные две афиши относились к тому же заведению, и на каждой из них была та же самая девушка, Эбигайл Айви. Рика подумала, что эта самая Эбигайл Айви и была с большой вероятностью погибшей невестой господина Касла. На счёт того, кем мог быть второй мужчина на магографии, у чародейки пока что не было никаких идей. Возможно, брат невесты, а мог он быть и другом жениха.

Дошла очередь до перевязанных бечёвкой документов. Документы эти были двенадцатилетней давности и содержали договор о совместной деятельности господ Акито Касла, являющегося инвестором денежных средств и Рэя Хитару – организатора труппы цирковых артистов. В договоре указывалось равноправное распределение доходов и ответственности. Чародейка снова посмотрела на магографический портрет и подумала, что молодой мужчина с широким разворотом плеч может быть тем самым Рэем Хитару. И, вполне возможно, именно о нём говорил убитый господин Касл, когда собирался «похоронить мертвецов в своей душе».

Появился Вилохэд. Он сказал, что Меллоун со стопроцентной уверенностью утверждал, что он не находил среди вещей убитого коробочки с обручальным кольцом.

– Сержант, конечно, не блещет умом, – заметил коррехидор, – но чего ему не занимать, так это упорства и тщательности. Если он говорит, что кольца не было, значит, не было.

Он переключил внимание на продолжающего стоять в стороне сотрудника банка, который откровенно прислушивался к их разговору.

– Ясуда, – сказал Вил, – кто имеет доступ к банковским ячейкам клиентов?

– Сами клиенты, – с готовностью ответил Ясуда, – больше никто.

– Когда господин Касл брал ключ от своей ячейки в последний раз? Вы – ведь один отвечаете за ключи?

– Господин Касл? – переспросил Ясуда, приглаживая свои и без того гладко причёсанные волосы, – я уж и не упомню, когда это было. По-моему, за всё время моей работы, а я работаю уже семь лет, он ни разу не открывал свою ячейку.

– Тогда куда делось обручальное кольцо? – нахмурилась чародейка, – ваш клиент на прошлой неделе собирался положить драгоценность сюда, а её здесь нет. Как вы это объясните?