Путь пиона. Двадцать дней цветения

Глава 1

– Это было в пятнадцатый год благоденствия, – говорила матушка нараспев, расчёсывая мне волосы перед сном. – Ваш отец уже достиг высшей ступени просветления, объединил воинствующие кланы, объявил себя императором, наш город был закрыт благодатным щитом, и демоны больше не могли навредить людям. Всюду установили единые законы, и самым главными законами были милосердие и справедливость. Оружие запретили, войны прекратились, и все стремились получить подданство нашей страны, которую назвали Страной Божественного Спокойствия…

– Матушка, мы слышали это уже раз сто! – захныкала моя младшая сестра Ли Хуа и тут же вскрикнула, уколовшись об иглу.

– Послушаете и в сто первый, – назидательно сказала мама. – Вышивай неторопливо, иначе стежки получатся кривыми.

– Вас только стежки волнуют, – надула губы сестра.

– Дай руку, – не дожидаясь, я сама взяла её за руку и направила благодатную энергию нейлина крохотную ранку, источившую капельку крови.

Ранка тотчас затянулась, и сестра промокнула кровь платочком.

– Ты такая заботливая, сестрица Шойо, – вздохнула она. – А вот матушка…

– Продолжай вышивать, – перебила её мама. – У Шойо свадьба через неделю, а ты ещё не закончила веер. Я и не знала, что моя младшая дочь такая лентяйка.

По обычаю младшая сестра должна была вышить для старшей веер стыдливости. Таким веером невеста прикрывает лицо, чтобы скрыть румянец смущения. С вышиванием у Ли Хуа никогда не ладилось, но она старалась. На шёлке, натянутом на круглую основу, расцветал пурпурный пион. Осталось вышить только листья и пожелания долгих лет и счастья.

– Матушка шутит, – успокоила я сестру, которая снова приготовилась захныкать, и спросила маму: – Что же произошло в пятнадцатый год благоденствия? Мы слушаем очень внимательно.

Мама поцеловала меня в макушку и с удовольствием продолжила семейную легенду, которую знали наизусть до последнего словечка не только мы с сестрой и наши старшие братья, но и весь дворец, и весь город, и вся страна.

– У вашего отца, великого императора Му Вана, было всё. Он уверенно шёл по пути добродетельного совершенствования, народ любил его и почитал, небеса были благосклонны, трое сыновей были почтительны и отважны. Разум вашего отца пребывал в спокойствии, дух был крепок, но только не было того, что согрело бы сердце. Ваш отец очень хотел, чтобы у него родилась дочь. Самая прекрасная, совершенная в добродетелях, подарок небес. Тогда он начал молитву к великим бессмертным и молился, не останавливаясь, шесть месяцев. Лэй Тао, небесный чиновник огня, услышал его мольбы и принял их благосклонно. Он подарил нам куст пиона и сказал, что однажды на нём распустится пурпурный цветок, и тогда мне надо будет съесть лепесток, чтобы родилась дочка.

– Но через три года на кусте расцвели два цветка… – нетерпеливо подсказала Ли Хуа.

– Да, – продолжала матушка с улыбкой, – на пионовом кусте распустились два цветка вместо одного. Пурпурный, как и предсказывал великий Лэй Тао, и нежно-розовый. И я нарушила приказ бессмертного…

– Ты съела по лепестку с каждого цветка, – снова подсказала сестра.

– Ваш отец очень гневался на меня за это, – матушка сложила мои шпильки в шкатулку. – Но через девять месяцев у меня родились близнецы, и обе – доченьки… Старшую назвали Шойо – Прекрасным Пионовым цветком, потому что она родилась от пурпурного лепестка, а младшую – Ли Хуа, Прекрасным цветком, потому что она родилась от лепестка розового…

– Никто не знает, от какого лепестка мы родились, – и тут моя сестра не смогла промолчать. – Может, это я родилась от пурпурного! И то, что я родилась на несколько мгновений позже, не делает меня младшей!

– Не завидуй, – строго сказала ей матушка. – Сразу видно, кто из вас родился от пурпурного лепестка. Шойо прекрасна, как небожительница, добродетельна, одинаково талантлива во всех искусствах, кротка нравом и…

– Знаю, знаю, настоящий подарок небес, – сестра уронила на колени незаконченную вышивку и посмотрела на меня удручённо. – И вот как прикажете жить рядом с таким совершенством? Хотя, я слышала, что наставник всегда повторяет братикам: сделай некрасивую женой, а красивую – наложницей.

– Ли Хуа! – сердито воскликнула мама. – О чём ты говоришь?! Как может юная девушка произносить подобные вещи? Ты и слушать их не должна!

– Если их говорят, как же не слушать?..

– Уши добродетельной женщины всегда должны быть занавешены золотом, – наставительно повторила мама другую очень известную пословицу. – Это значит, она не должна слышать ничего отвратительного. Вот этим ты и отличаешься от сестры!

– Не отличаюсь. Просто Шойо у вас любимая дочка, а я… – Ли Хуа скорчила плаксивую гримаску, но сразу же подлезла ко мне под руку. – Посмотри, старшая сестрёнка, этот лепесток получился как живой! Я очень старалась!

– Красивая и искусная вышивка, – похвалила я. – А наши родители любят нас одинаково. К тому же скоро я уеду, и ты останешься единственной, неповторимой и самой любимой принцессой.

Ли Хуа вздохнула и прижалась ко мне ещё теснее.

– Я буду очень-очень скучать, – сказала она грустно. – И очень-очень ждать от тебя писем.

– Обживусь в новой семье, и приедешь ко мне в гости, – я погладила её по нежной, как отполированный белый нефрит, щеке.

– Через год Ли Хуа тоже выйдет замуж, и это ты приедешь к ней в гости, – сказала матушка ласково. – Всё, пора ложиться спать. Скоро зажгут светильники. И Шойо права – мы с отцом одинаково любим вас обеих. Я ничуть не жалею, что нарушила приказ небожителя. За то, что у меня родились две такие чудесные дочери, я с радостью выполнила покаяние, возложенное вашим отцом.

– Не понимаю, как папа мог наказать тебя… – сказала сестра жалобно. – Ты ведь его жена… дочь старейшины клана Ву…

Вместо мамы ответила я:

– Наш отец не мог поступить иначе. Была нарушена воля небес, а за это полагается наказание. Тот, кто устанавливает закон, прежде всего должен сам его соблюдать. Девиз правления нашего отца – милосердие и справедливость. Пусть милосердие на первом месте, но справедливость идёт рядом.

– Всё верно, Шойо, – похвалила меня матушка. – Ваш отец не мог поступить по-другому. Иначе он нарушил бы основы существования нашей страны. Которые сам же и установил. Но теперь – спать!

Матушка и сестра поцеловали меня и ушли. Сумерки сменились мягкой темнотой, и я встала возле окна, глядя на город, в котором уже зажглись фонари. Я смотрела на чуть мерцающую стену защитного купола, закрывавшего наш город, смотрела на далёкие горы, за которыми находится страна Чу. Там правит старейшина Хуэй Фэн, который скоро приедет за мной.

Только отцветут персиковые деревья, и он приедет…

В темноте розовые цветы персиковых деревьев казались белыми. Город утопал в белой пене цветов, и нежный аромат достигал даже до моего высокого окна.

Если зацвёл персик, это значит, что природа пробудилась. Значит, что этот мир жив, что зима не смогла победить его. И нет лучшего времени, чтобы мужчина и женщина связали себя узами брака, чтобы семья была крепкой, как дерево, и чтобы было столько детей, сколько распускается цветов на ветке.

Персик цветёт всего десять дней… Они промелькнут очень быстро.

Потом будет свадьба, и мне придётся покинуть родной город, где живётся так легко и спокойно. Придётся оставить маму, горячо любимого отца, ласковых братьев и милую сестрёнку.

Страна Чу, куда мне предстояло уехать, не была защищена магическим куполом. Но после свадьбы отец обязательно научит моего мужа этому заклинанию. И моей новой родине не будут угрожать демоны…

Демоны. Сейчас о них и думалось как о старинных сказках, в которых очень мало правды. А ведь совсем недавно они нападали на людей повсеместно. Благодаря отцу прежнее зло стало страшной сказкой…

Дверь открылась, и появился мой отец – император Му Ван. Слуг с ним не было, потому что каждый вечер отец собственноручно приносил мне пионовый чай.

Вот и сейчас горячий ароматный пар поднимался над моей любимой чашкой с рисунком в виде танцующих журавлей.

– Добрый вечер, драгоценный отец, – сказала я и поклонилась трижды, словно мы были на официальном приёме в присутствии вельмож и сановников.

– Когда мы одни, не надо так ревностно соблюдать этикет, – сказал отец, протягивая мне чашку.

Но я знала, что ему приятна моя почтительность.

Пока я пила чай, отец смотрел на меня – ласково, с любовью. И я наслаждалась каждым мгновением этого маленького ежедневного ритуала. Скоро пионовый чай мне будут подносить только слуги. И напиток потеряет половину своего вкуса. Ведь все знают, что и вода сладка, как мёд, если она из рук отца.

Но сегодня я заметила кое-что новое в его взгляде.

– Вы грустите? – спросила я, допив последний глоток и поставив чашку на стол. – Что огорчило вас?

– Ничего, – отец улыбнулся и легко ущипнул меня за подбородок. – Тебе показалось.

– Нет, не показалось, – я покачала головой. – У вас морщинка вот здесь… – я коснулась кончиком пальца между его бровей. – И в ваших глазах я вижу грусть так же явно, как камешки в нашем пруду.

– От тебя ничто не скроется, Шойо, – отец вздохнул и выглянул в окно точно так же, как я недавно. – Но в моей грусти нет ничего удивительного. Все отцы грустят, когда дочерям приходит время уезжать в дом мужа. В сердце навсегда появляется беспокойство.

– Грустят только хорошие отцы, – я прижалась щекой к его плечу. – Но вам не о чем беспокоиться. Со мной всё будет хорошо.

– Хуэй Фэн тебе нравится? – спросил отец и внимательно посмотрел мне в лицо.

– Конечно, – ответила я. – Ведь его выбрали вы.

– Слова почтительной дочери, – отец приобнял меня за плечи, и теперь мы оба глядели в окно, где вспыхивало искорками поле магического щита. – Но мне хотелось бы знать, что ты выходишь замуж не потому, что я сказал, а потому что старейшина Чу близок твоему сердцу.

– Он близок, – тут же подтвердила я. – Он добрый, красивый, благородный, и уверенно идёт по пути совершенствования. Я буду ему хорошей женой и сделаю всё, чтобы он достиг просветления, а страна Чу – процветания.

– Так и делай, Шойо. Первая заповедь добродетельной женщины – слушайся отца до замужества, а вторая заповедь – после замужества слушайся мужа, как до этого слушалась отца.

– Эти слова навсегда в моём сердце, отец.

Золотистый купол мерцал, даря спокойствие и уверенность, что всё правильно, всё хорошо. А когда всё хорошо и правильно, то и боги довольны. Когда боги довольны – земля получает милость небес. Так достигается гармония и благоденствие.

– Пусть в стране Чу видят, – отец смотрел на купол, но обнимал меня всё крепче, – пусть видят, какие достойные женщины в нашей семье.

– Я не подведу вас.

– Я знаю, – тут он снова тяжело вздохнул: – И всё же, я словно отправляю в Чу своё сердце. Как жить без сердца?

– У вас остаётся Ли Хуа, – напомнила я. – Она будет радовать вас, утешать и заменит меня.

– Тебя никто не заменит, – сказал он просто и добавил: – Ложись спать. Завтра подношение подарков. Тебе понадобится много сил. Мне доложили, что Хуэй Фэн прислал тысячу сундуков и две тысячи шкатулок.

– Ещё успею посмотреть на подарки, – я послушно нырнула в постель, по привычке положив подголовный валик боком. – Завтра хочу пойти в горы, чтобы собрать побольше целебных трав. Луна полная, нельзя упустить момент.

– За травами сходят слуги. Тебе не надо утомляться перед свадьбой.

– Никто не отменял моих обязанностей в лечебной палате, – улыбнулась я, глядя на него – такого сильного, мудрого, надёжного, самого лучшего во всём мире. – Закон справедливости распространяется на всех, ваше императорское величество. И вам прекрасно известно, что прогулка в горах никогда не была для меня утомительной. Я люблю горы. Люблю собирать травы. Кто знает, смогу ли я гулять так же свободно в стране моего мужа?

– Разрешаю, иди. Разве можно спорить с тобой? – отец начертил надо мной знак благословения. – Ты самая мудрая, прекрасная и почтительная дочь во всём мире. Подарок небес. Спи, пусть тебе снятся только хорошие сны.

– И вам хороших снов, – прошептала я, опуская отяжелевшие веки.

Засыпая, я всё ещё чувствовала отца рядом. Он сидел на краешке постели и держал меня за руку, пока я не заснула крепко-крепко.

Но сны мне никогда не снились.

Вот и эту ночь я проспала без сновидений и проснулась ещё до зари.

Путь до гор достаточно долгий, да и в самих горах время течёт незаметно. Не успеешь оглянуться, как солнце уже закатится. Поэтому надо поторопиться. Я умылась и подобрала волосы, повязала платок, как женщины из деревень.

Пришли мои служанки – позёвывая на ходу. Они несли большие корзины на ремнях, чтобы повесить за спину, и широкополые соломенные шляпы. Солнце в горах немилосердно. А невесте нельзя быть на свадьбе с обожжённым, чёрным от загара лицом.

Город ещё спал, когда мы прошли по чистым прямым улицам, мимо домов с разноцветными крышами. В утреннем свете цветы персика снова казались нежно-розовыми – как смущённый девичий румянец, и пахли тонко-тонко, окутывая всё вокруг ароматом сладости и весны.

Когда мы вышли за городские ворота, сладкий аромат сменился запахом терпкости и свежести травы, настоянной на солнце. И чем дальше мы углублялись в горные леса, тем насыщеннее, сильнее становился запах. Я вдыхала его полной грудью, с наслаждением. Есть ли в Чу такие же прекрасные леса? Даже если есть, я буду уже не дочерью правителя, а правительницей. Правительнице нельзя бродить по горам, как простолюдинке. Принцессе тоже нельзя, но отец позволял. Он знал, как я любила такие прогулки.

Обычно меня сопровождали две-три служанки. В усиленной охране не было необходимости. Ведь в нашей стране ни у кого нет оружия, и никто не станет нападать на женщину, ребенка или старика.

Раньше подобные преступления совершались часто, но теперь, когда демонам не было хода в царство людей, злые силы уже не могли смущать человеческие умы. Многие поколения старейшин воевали с демоническим царством, война велась с переменным успехом, но только моему отцу удалось сделать то, что не могли сделать сотни, тысячи заговорённых мечей.

И от этого я гордилась отцом ещё больше.

Он переживает, что я могу совершить ошибку, оступлюсь, и на императорский клан Тай ляжет пятно позора. Но я не сделаю ничего подобного. Я знаю свод законов наизусть. Я помню каждое слово из книги наставлений добродетельным женщинам. Я впитывала это с детства, и сейчас ничто и никто не заставит меня свернуть с пути милосердия и справедливости.

Мы вышли к небольшому водопаду, где на ровной поляне росла пурпурная трава. Её ещё называют травой бессмертия. Конечно, бессмертным она никого не сделает, но вот затворить кровь, заживить рану сможет лучше всех остальных девятьсот девяносто девяти растений.

Сняв корзины, мы со служанками принялись срезать траву серпами под корень. Трава здесь росла не тронутой ни людьми, ни животными. Высокая, почти до пояса, и поэтому я не сразу заметила его.

Он лежал на границе света и тени – наверное, лёг под ветвями деревьев, но солнце передвинулось по небу, и тень уползла в сторону.

Сначала я заметила шпильку цзянь из чёрного металла. Солнце горело на красном камешке, похожем на огненный недобрый глаз.

В первое мгновение я отшатнулась, но потом заметила на пурпурной траве тёмные пятна.

Это была кровь.

Уронив корзину, я шагнула вперёд и увидела человека, мужчину, лежавшего ничком. Он был в тёмных одеждах. Перемазанные в крови руки вцепились в стебли травы. Видно, он собирался сорвать её, но потерял сознание.

– Сяо Ся! Сяо Ю! – позвала я служанок, опустившись на колени и пытаясь перевернуть человека.

Девушки подбежали, но помогать мне не спешили, остановившись шагах в трёх.

– Чего ждёте? – начала я сердиться, потому что мужчина был тяжёлым, и перевернуть его мне никак не удавалось.

– Госпожа! – взвизгнула Сяо Ю, тыча пальцем куда-то в сторону.

Что там ещё?

Я посмотрела, и в груди появился неприятный холодок.

Чуть поодаль лежал меч. Настоящий меч. Как в старинных свитках и книгах. Оружие – то, что запрещено в нашей стране. А этот меч был без ножен, и клинок у него был запачкан в крови. В засохшей, бурой крови.

Тут мужчина еле слышно простонал, и я прекратила глазеть на меч, снова обратившись к раненому. А он был ранен – мои ладони повлажнели от крови. Горячей, сочащейся. Как давно он лежит здесь? Всё утро? Всю ночь? Сколько же крови и драгоценной энергии потерял?

– Госпожа, отойдите от него! – громким шёпотом крикнула Сяо Ся. – Это, наверняка, разбойник! Нам надо поскорее уйти!

– Уйти? – я ни на секунду не задумалась, и окровавленный меч уже не имел никакого значения. – О чём ты? Если мы уйдём, этот человек погибнет. Помогите мне приподнять его.

– Госпожа! Госпожа! – уже наперебой затараторили служанки. – Он злодей! Это сразу видно! Вы его вылечите, а он нас убьёт!

– Даже если так, – сказала я, и мне, наконец, удалось перевернуть мужчину на спину. – Вы забыли, что гласит закон?

Одежда на груди мужчины была разрезана, точно бритвой, и когда я развела края ткани, то увидела страшную рану от ключицы до пояса.

– Закон моего отца таков, – продолжала я, – проявляй милосердие, даже если это действует в ущерб тебе. Как я могу называться дочерью великого Му Вана, если не соблюдаю его законов?

– Да никто об этом не узнает! – всплеснула руками Сяо Ю.

На это я только усмехнулась, разминая пальцы, чтобы запустить благие волны энергии. Лихорадка уже началась – мужчина весь горел. Лоб был в испарине, черты лица болезненно искажены, и кожа бледная, как жёлтый нефрит.

– Об этом знаешь ты, Сяо Ю, – ответила я служанке, снимая с пояса фляжку с водой и ополаскивая руки, – знает Сяо Ся. Знает эта трава, этот лес. Знают небеса и солнце. И боги, что следят за нами. Боитесь – уходите. Но если вы чтите законы моего отца, то принесите ещё воды.

Что делали служанки дальше, я не смотрела, на это просто не было времени. Я направила благодатную энергию нейли из кончиков пальцев, представляя, как заживляются кровеносные сосуды, как нарастает плоть, и как рана затягивается.

В это время мужчина открыл глаза, но взгляд был мутным, вряд ли он что-то видел. Зато раненый схватил меня за запястье. Крепко схватил. Пальцы у него были, словно железные. Я не сдержалась и вскрикнула от боли.

Он был молод, этот раненый. И красив. Но красота совсем другая, не такая, к какой я привыкла в городе отца.

Лицо мужчины было резким, даже суровым. С гордым разлётом бровей, с чётким рисунком губ. Будто холодный северный ветер выточил эти черты на скале возле водопада.

Вот эти гордые, сурово сжатые губы приоткрылись, и раненый выдохнул, стискивая мою руку всё сильнее:

– Шао… не уходи… Не оставляй меня…

Что-то прозвучало в его голосе – что-то такое, затронувшее меня до глубины сердца, до самого центра моего существа.

– Госпожа! Он зовёт вас! – воскликнула Сяо Ю в ужасе. – Вы слышали? Он назвал вас по имени! Вы его знаете? Он вас знает?! Откуда?!

Но силы уже покинули раненого, он отпустил меня, глаза закрылись, бросив тень ресниц на щёки. Он снова провалился в забытье, и только лишь подрагивание бровей, и то, как он стискивал зубы, показывало, что этот человек продолжает искать свою Шао в царстве теней. Я осторожно высвободила руку и снова запустила поток нейли, продолжая лечение.

– Нет, он зовёт другую женщину, глупышка, – сказала я служанке. – Он сказал – Шао, а не Шойо. Да и мало ли на свете женщин с именами в честь пионового цветка? Нет, он видел не меня, а свою возлюбленную.

– Принесу воды… – пробормотала Сяо Ю и убежала, а Сяо Ся присела рядом со мной на корточки, поддерживая рукава моих одежд, чтобы не спадали и не мешали лечению.

– Почему именно возлюбленную, госпожа? – спросила она с робким любопытством. – Может, он зовёт мать или сестру…

– Тогда бы звал – мама или сестрица, а не по имени. Не мешай.

Служанка послушно замолчала.

Поток энергии перетекал от меня к незнакомцу, вокруг нас ветерок легко колыхал стебли пурпурной травы, распространяя аромат терпкий, чуть вяжущий. Когда раненый очнётся, он сможет сам нарвать целебных растений. Но у меня всё получится, и пурпурная трава будет не нужна… Если только как подкрепляющее энергию ци средство.

Энергия нейли связала нас тонкими серебристыми нитями. Я ощущала сердцебиение раненого, чувствовала его дыхание. В этом не было необходимости, но я смотрела в лицо мужчине. И в голове у меня звучал страстный, отчаянный голос – не уходи… не покидай меня…

С кем был разлучён незнакомец? Отобрали ли у него его возлюбленную Шао силой, или она сама покинула его? А может, он звал любимую жену, которая сейчас ждала его дома, тревожно вглядываясь в утреннюю даль?

Я отдала незнакомцу всю энергию до последней капли. Этого должно было хватить и на лечение, и на выздоровление.

Прибежала Сяо Ю, принесла во фляжке воды.

Разорвав свой платок, я обмыла затянувшуюся рану, вытерла лицо мужчины и положила влажную ткань ему на лоб. Положила другую часть платка на рану, щедро полив её соком пурпурной травы, а потом наклонила ветку, чтобы солнце не опалило раненого.

– Мы сделали, что были должны, – сказала я, поднимаясь. – Теперь возвращаемся домой.

Служанки подхватили меня под руки, когда я покачнулась.

– Вы потратили всю свою энергию, госпожа! – ахнула Сяо Ся. – Зачем вы отдали ему всё?!.

– Энергия восстановится, – сказала я, – а вернуть утраченную жизнь не в наших силах. Подумай сама – что тогда дороже?

– Вы такая добрая и умная! – жалостливо всхлипнула Сяо Ю. – Просите нас, что мы сначала испугались.

– Сложите траву в одну корзину, а остальные корзины оставьте, – велела я. – Мы собрали много травы, нельзя, чтобы она засохла без пользы.

– Вы и об этом помните! – благоговейно сказала Сяо Ся и поспешила исполнить мой приказ.

До города мы добирались долго, потому что силы совсем оставили меня. Перед городскими воротами нас встретил отряд, посланный отцом. Мой старший брат И Чэнь сразу заметил нас и бросился ко мне, подхватывая на руки.

Узнав, что произошло, он и обрадовался, и нахмурился.

– Моя сестра поступила благородно и достойно, – заявил он, – но меч – это нарушение закона. Мы сразу же отправимся туда и найдём нарушителя. Он может быть чужеземцем, не знающим наших законов, а может быть злоумышленником. Нельзя оставлять это дело без внимания.

Брат передал меня слугам, а сам вместе с опытными заклинателями отправился на гору.

Во дворце меня ждали встревоженные матушка и сестра. Они выслушали историю, что рассказали Сяо Ся и Сяо Ю, и первым делом напоили меня настоем женьшеня, чтобы поскорее восполнить утраченную энергию.

Вскоре я уже лежала в тёплой ванне с лепестками роз и розовым маслом, и матушка сама вымыла мне голову, а Ли Хуа подавала ароматические бальзамы, попутно восхищаясь моей смелостью и… ругая моё безрассудство.

Служанок отпустили, и сейчас я наслаждалась покоем и безопасностью, несмотря на болтовню и упрёки сестры.

– А это что?! – воскликнула вдруг мама, взяв меня за руку.

На моём запястье багровели пятна – синяки от пальцев незнакомца.

Пришлось рассказать и об этом. Ли Хуа в ужасе прижала ладони к щекам.

– Как ты могла, Шойо?! – воскликнула она почти со слезами.

– Что могла? Я не сделала ничего ужасного, – пожала я плечами, чувствуя сонную слабость, как бывает, когда потратишь энергию всю, до донышка.

– Ужасного не сделала, – произнесла мама с беспокойством, рассматривая синяки, – но не надо, чтобы твой жених узнал, что другой мужчина прикасался к тебе.

– Да! Да! – поддакнула Ли Хуа. – Нельзя, чтобы Хуэй Фэн узнал!

– Почему? – удивилась я. – Мой жених должен похвалить меня, что я соблюдаю законы отца.

– Шойо, – укоризненно покачала головой мама.

А сестра так и напустилась на меня:

– Вы её послушайте только! – воскликнула она. – А ты подумала о мужской гордости? Вот о своей гордости ты сразу вспомнила – что должна быть хорошей дочкой даже поставив под угрозу свою и чужие жизни! Даже в ущерб репутации семьи! Хорошо прикрываться именем отца, совершая глупости! Даже не представляю, что скажет на это папа! Хотя, представляю!..

– Мы не скажем отцу. И прекрати осуждать старшую сестру, – строго осадила её мама, а потом обратилась ко мне: – Но Ли Хуа права. Прежде всего ты должна думать о себе, о семье, о подданных. Никто не требует от женщины ненужного геройства. Достаточно было вернуться и сообщить о раненом.

– Но он мог умереть, – возразила я. – Мы нашли его далеко от города.

– Значит, такова его судьба, – сказала мама так же строго, как говорила до этого с Ли Хуа.

Сестра надула губы и смотрела сердито, но больше не обвиняла меня в безрассудстве.

Уложив меня в постель, мама и сестра ушли, а я, оставшись одна, задумчиво потёрла синяки на запястье.

Странный день. Странная встреча. Такая ничтожная, ничего не значащая, и в то же время… Что-то очень сильно изменилось.

Мне как наяву привиделось лицо незнакомца. Как он звал свою Шао… Значит, вот так мужчина может любить женщину… Он словно пытался вернуть собственную душу…

– Уже легла? – в комнату вошёл отец с чашкой горячего пионового чая. – Мне сказали, сегодня ты спасла раненого человека, при котором был меч.

– Его нашли? – спросила я, взяв чашку и отчего-то волнуясь.

Хотя добродетельной женщине не следует волноваться ни о чём. Она должна в любой ситуации сохранять спокойствие и достоинство. До сих пор мне это прекрасно удавалось.

– Не нашли ни человека, ни меча, – покачал головой отец, глядя, как я пью чай. – Мы так и не узнали, кто он. Но стража до сих пор его ищет. Возможно, это кто-то из свиты старейшины Хуэй Фэна. Хотя, их попросили сложить оружие на границе…

– Ты не осуждаешь меня за то, что я сделала? – спросила я, волнуясь ещё сильнее.

– Нет, – отец взял чашку, поставил на стол, потом сжал в ладонях мою руку. – Ты поступила правильно. По закону, который установил твой отец. Как император я горжусь тобой. Как отец…

– Как отец?.. – я порадовалась, что в этот момент длинные рукава моей рубашки скрывали синяки на запястье.

– Тоже горжусь, – отец улыбнулся и погладил меня по голове. – Но теперь ты пойдёшь в горы только в сопровождении отряда стражей и с кем-нибудь из братьев. Я не хочу рисковать моей драгоценной дочерью. Предки не простят, если с тобой что-то случится.

Он обнял меня, я прижалась к нему, и на глаза навернулись слёзы счастья и благодарности.

Но в памяти снова и снова звучал прерывистый голос, полный страсти и боли: не уходи… не оставляй меня…

Глава 2

Персики отцвели, но вскоре должны были расцвести груши и абрикосы. Только я не увижу их цветения на родной земле, потому что под дождём опадающих персиковых лепестков в город въехал мой жених – старейшина Хуэй Фэн. Я видела его несколько раз раньше. Он приезжал к отцу, чтобы заключить договор о взаимопомощи. Привозил подарки. Бывал на празднике Луны. Мы даже встречались взглядами в общем зале, когда отец принимал послов.

Старейшина был молод, но отец отзывался о нём хорошо, хвалил за упорство в совершенствовании, за умение заклинать, за почтительный, спокойный и добрый нрав. И облик у старейшины был достойным и благородным. Ли Хуа сразу же сказала, что он похож на одного из небожителей, какими их описывают в древних сказаниях.

Мой жених появился на закате, в белых одеждах, и последние персиковые лепестки красиво падали на его длинные чёрные волосы.

На макушке пряди были собраны в пучок, прихвачены серебряным обручем и скреплены шпилькой-цзянь из светлой кости, тонкой резьбы.

Моя энергия нейли уже восстановилась, и мы с сестрой наблюдали за приездом старейшины с главной башни. Так лучше было видно всё великолепие процессии из Чу.

Белоснежный конь в серебряной сбруе нёс старейшину к нашему дворцу, и сотни слуг держали фонари, разноцветные ленты, шкатулки с подарками, и разбрасывали в толпу мелкие кусочки серебра.

Было шумно, красиво и радостно.

Звучала музыка, и люди танцевали прямо на улицах.

Да, свадьба – это всегда радость. И счастье.

– Он красивый! – сказала Ли Хуа, обнимая меня так крепко, будто я уже сегодня собиралась уезжать в страну Чу.

– Красота не главное, – ответила я.

– Ты рада? – спросила Ли Хуа точно так же, как отец.

– Конечно, – сказала я, глядя на пышную процессию, которая как раз заезжала в ворота дворца.

Конечно, я была рада. И счастлива. Мой брак послужит укреплению отношений между нашими странами. Чем больше союзников – тем стабильнее и безопаснее жизнь. Мой будущий муж красив, молод и отличается всевозможными достоинствами. Я буду стараться стать ему хорошей женой, приложу все силы, чтобы отец был мною доволен.

– Принцессы, вас ждут в главном зале, – позвала нас с сестрой Сяо Ю.

– Пора, – Ли Хуа сжала мою руку. – Не бойся, он неплохой человек, это сразу видно.

– Совсем не боюсь, – я потрепала её по щеке. – Только грущу немного, что оставляю тебя, матушку, отца…

– Чу не так далеко, чтобы ты успела соскучиться в разлуке, – возразила сестра. – И я уверена, что твой муж не даст тебе заскучать.

Уголки её губ лукаво задёргались, и я с трудом удержалась, чтобы не заворчать, как мама, что юным девушкам о подобном говорить неприлично.

Но сама я нет-нет и прислушивалась к себе. Обязанности жены – это не просто улыбаться подданным, быть почтительной, соблюдать этикет и законы предков. Главная обязанность – это родить детей. Чем больше, тем лучше.

Чтобы родить детей, надо…

Вот тут у меня невольно перехватывало дыхание. Моей младшей сестре знать ни о чём не полагалось. А мне мама уже показала книгу, где описывалось, что должно происходить между мужем и женой после свадебной церемонии.

Эти знания потрясли и напугали меня.

Несколько дней я ходила сама не своя, стараясь не показать, что в душе у меня такая же буря, что бывает осенью, когда западный ветер приносит тучи с далёких гор.

Потом буря в душе немного успокоилась. Но вот сейчас, когда перемены в моей жизни должны были произойти в скором времени, а не когда-нибудь через год или через месяц, я снова почувствовала волнение, страх, неуверенность… А это было неправильно.

Добродетельная женщина должна быть выше переживаний и страха. Она во всём полагается на волю отца, мужа, судьбы, поэтому ей нет необходимости беспокоиться о своей жизни. Как упавший с дерева листок не заботится о том, куда несёт его ветер, или увлекает река. Листок знает, что ему ничего не грозит, он не разобьётся, не утонет… Только со временем рассыплется в прах. Так и добродетельная женщина…

Но почему-то сейчас я не ощущала себя безмятежным листком, которому ничего не грозит кроме смерти от старости. Беспокойство и страх перекатывались в груди противными ледяными комочками, я никак не могла от них избавиться. И от того, что я оказалась не такой, как следовало, беспокойство охватывало меня ещё сильнее.

– У тебя ладони совсем холодные! – Ли Хуа взяла меня за руку и ахнула. – Я говорила, что твоя энергия ещё не восстановилась!

– Всё хорошо, сестра, – ответила я и даже смогла улыбнуться. – Просто стоять вечером на открытом воздухе – тут ещё не так замёрзнешь. Поспешим к отцу и гостям. В зале тепло, там я быстро согреюсь.

– Да, поспешим, – согласилась Ли Хуа, но в её взгляде я прочитала тревогу.

– Не тревожься за меня, – успокоила я её.

– Ты… ты не хочешь этой свадьбы?

– Конечно, хочу. И ничуть не боюсь. Отец знает, как устроить наши судьбы. Его дочерям не о чем волноваться.

– Ты всегда всё замечаешь, и знаешь, что сказать, – произнесла сестра с лёгкой досадой. – Иногда мне кажется, что ты не дочь императора, а дочь первого советника. Он тоже всё замечает и каждое его слово…

– Не говори так! – одёрнула я её и оглянулась – не услышала ли Сяо Ю.

Но служанка, как и полагается, шла на почтительном расстоянии от нас.

Всё-таки я не удержалась, чтобы не прочитать Ли Хуа наставление:

– Никогда не произноси ничего подобного. Твои слова, сказанные в шутку, могут быть восприняты, как оскорбление императрице. Оскорбление императрице – это оскорбление императора. Получается, что глупо пошутив, ты оскорбила нашего отца. Если он услышит подобное, то простит, но сердце его будет ранено. И печаль сможет навредить не только ему, но и нашей матери, и мне, и советнику Вэй Линьфу. А если об этом услышит кто-то другой и преподнесёт отцу особым образом или пустит слух, то императрицу и советника могут казнить за измену, а нас с тобой сослать, как незаконнорожденных. Ты этого хочешь?

– О чём ты говоришь, сестра?! – Ли Хуа даже отшатнулась. – У меня и в мыслях ничего подобного не было!

– Тогда тем более страшно, что твой язык говорит что-то вперёд твоих мыслей. Умеренность в речах и обдумывание каждого слова – это обязанность добродетельной женщины.

– И ты – именно такая, – согласилась сестра, слегка приуныв. – Прости меня, Шойо. Я буду следить за словами.

– Верю тебе. И очень надеюсь, что ты сдержишь обещание, – я пожала ей руку, и мы вошли в зал.

Отец сидел на троне, в праздничном красном халате, расшитом золотыми драконами. Справа и слева от трона стояли наши братья, перед троном – советники, поодаль – придворные, стража, слуги.

Мы с Ли Хуа прошли через боковую дверь и сразу оказались за ширмой из тонкого шёлка, сотканного в редкую нить. От этого ткань получилась полупрозрачной. Вышитые на ней фениксы скрывали нас с сестрой от взглядов мужчин в зале, но то же время позволяли нам видеть всё и всех.

За ширмой в широком кресле уже сидела мама, и когда мы появились, поманила нас веером.

– Старейшина Хуэй Фэн вот-вот появится! – сказала она шёпотом. – Я боялась, что вы опоздаете!

Мы с сестрой встали справа и слева от мамы, и я видела, что Ли Хуа просто изнывает от нетерпения. Она даже начала пристукивать пальцами по спинке кресла, но матушка повела веером, и сестра сразу присмирела.

– Первый советник Вэй Линьфу вернулся? – спросил мой отец.

Вперёд выступил второй советник – Ци Син. Он доложил, что советник Вэй Линьфу отправился в отпуск почтения родителям двенадцать дней назад. Первый советник обещал вернуться в срок, чтобы успеть к прибытию старейшины Хуэй Фэна, но сегодня прислал письмо, что из-за разлива реки задерживается в пути.

– Как некстати, – нахмурился отец, но махнул рукой, показывая, что хватит об этом говорить.

Распахнулись главные двери, и появился мой жених. Я смотрела на него и всё больше убеждалась, что в этом человеке нет изъяна. То, как он выглядел, как говорил, как двигался – всё было выше похвал. И я замечала, как в глазах отца появляется добрая, снисходительная улыбка, а матушка начинает кивать в такт приветственным словам нашего гостя.

Мой жених был красноречив, но немногословен. Почтителен, но не подобострастен. И на его поясе светились мягким белым светом три бусины из нефрита. Это означало, что старейшина Хуэй Фэн на полпути к обретению просветления, которое необходимо для бессмертия. Полпути – это очень много. Если выдержал столько, то выдержишь и ещё столько же.

О таком муже можно только мечтать. И гордиться им. А если дети будут похожи на него, то это – счастье для любой матери.

Дети…

Я с трудом удержалась, чтобы не забарабанить пальцами по спинке кресла так же, как Ли Хуа.

Почему меня так беспокоит эта сторона семейной жизни? Все женщины проходят через это. И по закону справедливости я тоже пройду. В этом нет ничего ужасного.

Но почему мне страшно?..

Официальная часть длилась долго, были преподнесены подарки, засвидетельствовано почтение той и другой стороной, и вот, наконец, император объявил, что встреча жениха закончена. Придворным разрешили удалиться, а старейшину Хуэй Фэна отец пригласил выпить вечерний чай.

Зал опустел, слуги внесли столики и поставили их перед отцом и перед Хуэй Фэном, принесли циновки и подушки.

Чайник, стоявший на жаровне, вот-вот должен был закипеть, когда отец вдруг отослал и слуг.

– Вы хотели о чём-то поговорить со мной? – спросил Хуэй Фэн, когда слуги вышли, закрыв плотно двери.

– Моя драгоценная супруга и мои драгоценные дочери находятся сейчас здесь, в этом зале, – сказал отец, и Хуэй Фэн оглянулся, задержав взгляд на расшитой ширме, но сразу же почтительно склонил голову.

Отец засмеялся, и это было хорошим знаком. Он редко смеялся. Даже улыбку его было трудно заслужить.

– Да, они там, за этой ширмой, – отец посмотрел в нашу сторону. – Драгоценная супруга и младшая драгоценная дочь могут быть свободны, а мою старшую драгоценную дочь Тай Шойо я прошу выйти к нам и налить нам чаю.

– Иди, – тихо сказала мне матушка, пряча улыбку.

Поднялась из кресла и повела прочь Ли Хуа.

Моя сестра не упиралась и уходила покорно, но успела шепнуть:

– Потом всё расскажешь!

Когда и они покинули зал, я глубоко вздохнула и вышла из-за ширмы, опустив глаза, как и полагается принцессе.

– Драгоценный отец, драгоценный будущий супруг, желаю вам долгих лет и благоденствия, – я поклонилась трижды, а потом подошла к жаровне и взяла чайник за длинную изогнутую ручку.

Вода кипела, и я заварила чай в двух фарфоровых чашках, а потом поднесла первую чашку отцу.

– И тебе долгих лет, и бесконечного процветания твоей красоте, – поблагодарил отец, принимая чашку. – Угости чаем своего будущего мужа.

Рука моя чуть дрогнула, когда я подавала чашку старейшине Хуэй Фэну.

– Это сорт «медовая роса», – сказала я, всё так же не поднимая глаз. – Он в меру сладкий и ароматный. Надеюсь, вам понравится.

– Благодарю, принцесса, – сказал старейшина. – Чай из таких прекрасных рук не может не понравиться. Уверен, по вкусу он будет походить на эликсир бессмертия.

– Как будто вы его пробовали, старейшина Фэн! – засмеялся отец, а я осмелилась взглянуть жениху в лицо.

Он смотрел на меня с улыбкой. Улыбка была тёплая, ласковая, добрая.

– Вы правы, не пробовал, – ответил он, – но ваша дочь прекрасна, как Лунная богиня. Так что догадаться не трудно.

Поспешно опустив глаза, я отошла на несколько шагов.

– Разрешите удалиться, отец? – спросила я и не удержалась – ещё раз посмотрела на будущего мужа.

Он как раз сдвинул крышечку с чашки, чтобы сделать глоток. Уважая моего отца, он повернулся чуть в сторону, и получилось так, что наши взгляды встретились.

Старейшина пригубил напиток, продолжая смотреть на меня.

И этот взгляд не был простым. Он был… он был особенным.

Я замерла, чувствуя, как испуганно дрогнуло сердце, а потом услышала голос отца.

– Мне надо выйти ненадолго, – объявил он и поднялся с трона, поставив чашку с чаем на столик. – Пока не истекут шестьдесят капель воды, этот зал в вашем распоряжении.

– Что?! – я посмотрела на отца почти испуганно.

Оставаться наедине с мужчиной незамужней девушке – это противоречит всем правилам и добродетелям! Невозможно… Немыслимо…

– Шойо, – ласково сказал отец, – ваша свадьба всё равно дело решенное. Но разве тебе не хочется поговорить со своим женихом наедине? Чтобы узнать его получше?

И он вышел через потайную дверь, оставив нас со старейшиной вдвоём.

Смущение. Стыд. Страх.

Всё это смешалось в моём сознании, и я бросилась бежать в сторону расшитой ширмы.

Но жених догнал меня и поймал за руку, удержав мягко, но непреклонно.

Это было ещё одним нарушением – чтобы мужчина прикасался к девушке… Даже если они должны пожениться…

Пол закачался под моими ногами, и я зажмурилась. Но руку из ладоней старейшины не вырвала.

– Принцесса Шойо, – донёсся до меня его голос, словно издалека. – Ваш отец настолько щедр, что подарил мне несколько драгоценных мгновений с вами. Времени у меня мало, а сказать хочется очень много. Когда я впервые увидел вас, то у меня сердце затрепетало, как бабочка. И я подумал, что был бы счастливейшим человеком на свете, если бы вы посмотрели на меня.

Он потянул меня к себе – тоже мягко, но тоже непреклонно, и я подчинилась.

– Посмотрите на меня? – прошептал Хуэй Фэн.

Я заставила себя открыть глаза. Его лицо было совсем рядом. И оно светилось. Как луна, как нефритовый светильник, как отблеск рассветного солнца на листьях магнолии.

– Вот я и счастлив, – сказал старейшина, всё ещё держа меня за руку. – Но теперь я думаю, что для полного счастья мне мало одного вашего взгляда. Я хочу большего.

Он замолчал, и я поняла, что должна что-то сказать.

– Чего же вы хотите? – произнесла я одними губами.

– Сейчас, когда коснулся вашей руки, я хотел бы, чтобы эти нежные и прекрасные руки касались меня до самой смерти. И чтобы только я мог прикасаться к ним.

Красивые слова. Знал ли мой отец, что я услышу такие красивые слова? Говорил ли он что-то подобное моей матери?

Другой рукой я сжала рукав, чтобы он не соскользнул и не обнажил запястье. Где ещё видны были синяки. От пальцев другого мужчины.

Только бы мой жених этого не заметил.

Ли Хуа говорила, что это – оскорбление гордости мужчины. Да, теперь я понимала, что она права.

– Руки женщины принадлежат не только её мужу, господин, – произнесла я с запинкой, потому что впервые каждое слово давалось мне с трудом. – И требовать иного было бы слишком жестоко…

– Мужу и детям, – сказал он. – Больше никому. Я никому не отдам вас, принцесса. Когда вы станете моей…

Пламя светильников вдруг колыхнулось. Будто прокатилась невидимая волна. Я почувствовала её и задохнулась на мгновение.

– Что это?! – старейшина рывком обернулся, отпуская меня и одновременно заслоняя собой.

Он быстро и сильно взмахнул руками, а потом сложил указательные и больше пальцы особым переплетением, и на их кончиках загорелись огоньки энергии.

Но не энергии нейли, чьё сияние было голубого цвета. Тут огоньки были золотистыми. Как вспыхнувшие в костре искры.

– Кто ты? – услышала я властный голос Хуэй Фэна.

И тут я увидела его.

Вернее, сначала я увидела красный камешек в шпильке цзянь, сверкнувший, как злобный кровавый глаз.

Я уже видела этот кровавый блеск… видела шпильку… И уже видела этого человека… И меч, который он сейчас сжимал…

Человек в чёрном появился, словно из воздуха. Словно соткался из ночной темноты. Он шёл по направлению к нам, отводя для удара меч, на котором сейчас не было крови, но лезвие сверкало таким же холодным, жестоким и неотвратимым блеском.

Меч в главном зале императорского дворца…

Меч в государстве Спокойствия и Благоденствия…

Там, где не разрешено пользоваться оружием…

– Уходите, принцесса, – велел мне старейшина, не оглядываясь.

Надо было уйти… Надо было убежать со всех ног…

Но что-то произошло со мной. Что-то невероятное. Что-то страшное. Я никуда не побежала, а осталась стоять. Будто моё тело разом перестало подчиняться.

Я могла лишь смотреть… И совершенно не владела собой…

Незнакомец был в чёрном, как и там, в горах, когда я нашла его почти бездыханным, без сознания. И его волосы так же спадали чёрными блестящими прядями. И брови так же грозно шли вразлёт от переносицы к вискам. Только взгляд был совсем другим. Не затуманенным, отчаянно-страстным, а отчаянно-жестоким. Глаза были холодны, как свет Полярной Звезды, что сияет зимней ночью, когда выпадает и перестаёт таять снег.

– Как ты посмел войти сюда без приглашения? – старейшина сделал резкий жест правой рукой, и золотистая энергия стекла с его пальцев потоком, образовав длинный, извивающийся хлыст.

Хуэй Фэн коротко встряхнул кистью, и хлыст зазмеился, словно живой, нацелившись расщепленным надвое кончиком на незнакомца.

– Когда я вижу несправедливость, – произнёс мужчина в чёрном, даже не взглянув на хлыст, а глядя лишь на Хуэй Фэна, и глаза были тёмными, холодными… как у демона, – когда я вижу несправедливость и обман, – продолжал незнакомец, поднимая меч, – я не жду приглашения. Я врываюсь!

Он бросился на старейшину, и я не смогла даже зажмуриться. Я ничего не смогла.

Золотистый хлыст взметнулся в воздухе, метя в лицо незнакомцу, но тот перехватил раздвоенный, как змеиный язык, конец, намертво сжал и дёрнул к себе, одновременно делая выпад вперёд.

Хуэй Фэна метнуло навстречу, и я увидела, как между распущенными прядями волос, пронзив белый халат, вышло острие меча.

Красное от крови.

Движение замерло.

Мужчины застыли.

Золотистый хлыст потускнел, а потом осыпался тысячью искр, и они сразу же истаяли на каменном полу.

Незнакомец оттолкнул моего жениха, выдёргивая из его тела меч, и старейшина повалился навзничь.

Он упал на бок, потом перевернулся на спину, руки безвольно раскинулись…

Бледное лицо… Широко распахнутые глаза…

Из уголка рта потекла тонкая кровавая струйка.

Я смотрела на тело и знала, что всей моей энергии нейли не хватит, чтобы спасти после такой раны. Моих знаний не хватит. Хватит ли знаний отца? Вряд ли… Удар пришёлся точно в солнечное сплетение. Туда, где находится сосредоточие энергии. Золотое ядро жизненной энергии пробито. Центр жизни уничтожен. Можно спасти от раны в сердце… Но от такой раны спасения нет…

В это время незнакомец перешагнул через тело моего мёртвого жениха.

Шагнул ко мне.

Я подняла глаза, глядя на приближающуюся смерть.

Смерть… Да, этот человек был олицетворением смерти. Холодный. Безжалостный. Неумолимый.

Я не смогла отступить. Просто стояла и смотрела, как он идёт ко мне.

Он не ударил меня мечом сразу. Даже не поднял оружие.

Впрочем, с такой силой, как у него, он прикончит меня голыми руками. После моего отца старейшина Хуэй Фэн был самым сильным на пути совершенствования. Чёрный человек одолел его одним ударом… А я даже не заклинатель… Всего лишь слабая женщина…

Надо было крикнуть. Позвать на помощь. Но я не смогла и этого.

Я видела только чёрные холодные глаза. Только холод в них… Хотя, нет… Скорее всего, там гроза… Не зима, осень…

Там ночь, но в то же время свет…

Да, свет…

Как странно, что в чёрном взгляде можно его разглядеть…

Но он был. И он сиял всё ярче.

Теперь чёрные глаза смотрели на меня совсем иначе. Не холодно. Не грозно. Скорее… удивлённо. Может, он узнал меня? Вспомнил, что я спасла ему жизнь там, в горах? И если он был ранен, то какая сила превосходит его силу?..

Это было наваждением. Колдовским, демоническим.

Водяные часы мерно отсчитывали время.

Кап… кап… кап…

Как же тихо… Как тихо…

Мужчина медленно поднял руку, коснулся кончиками пальцев моего лица. И я не отшатнулась, не увернулась от этого прикосновения. Продолжала стоять неподвижно. Продолжала молчать. Продолжала смотреть в чёрные глаза. И они смотрели на меня.

Наваждение.

Пальцы прочертили по моей щеке до подбородка, потом обратно, и я чувствовала что-то липкое, влажное…

Кровь? Кровь моего жениха?.. Почти мужа?..

Кап… кап… кап…

Когда же закончатся шестьдесят капель? Когда отец вернётся сюда?.. А если этот чёрный и страшный человек убьёт и моего отца?..

Кажется, я всхлипнула. Или попыталась что-то сказать.

Но губы мои дрогнули, и незнакомец сразу же прикоснулся к ним.

Он перевёл взгляд на мои губы, и я точно так же посмотрела на его рот.

Потому что губы мужчины тоже дрогнули. Он тоже хотел что-то сказать…

Кап… кап… кап…

Пламя светильников снова колыхнулось, и теперь уже мужчина в чёрном резко обернулся.

– Не смейте трогать её, – произнёс он негромко, но так яростно, что я вздрогнула.

Наваждение рассыпалось.

Я упала на каменный пол и заскребла ногами, пытаясь отползти подальше от окровавленного тела, под которым уже растекалась лужей кровь, превращая белые одежды в грязно-бурые…

Подальше от крови… Подальше от убийцы…

Голова закружилась, в груди сдавило, и я как в каком-то дурманном сне видела чёрные тени, которые завихрились перед незнакомцем.

Вихри были живыми. Я чувствовала их злобу. Их ненависть. Их желание погубить. Мне казалось, я даже вижу страшные кровавые глаза и острые клыки в этом чёрном тумане-ветре. И слышу тяжёлое бормотание, как сдавленные проклятия.

Вот вихри заклубились особенно бурно, собрались в чёрный пульсирующий комок и бросились на нас, выпуская чёрные щупальца.

Незнакомец взмахнул окровавленным мечом, рассекая чёрные вихри, и я зажала ладонями уши от надсадного дикого крика, который не услышала – почувствовала. Он прозвенел во мне – ужасный вопль. Пронзил меня так же, как меч убийцы – моего жениха.

Дверь в зал распахнулась, и появился мой отец, а следом бежали мои братья.

И у всех в руках были мечи. Такие же, как у мужчины в чёрном.

Сердце у меня захолодило, дыхание остановилось, и я упала на каменный пол – на спину, раскинув руки, глядя в потолок широко распахнутыми глазами. Совсем как Хуэй Фэн.

Гла