Смерть в июле и всегда в Донецке
© Дмитрий Селезнёв, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Проза Дмитрия Селезнёва – это тот самый случай, когда война позвала к перу, когда не писать было невозможно. Военкор, идущий в самое пекло и носящий это пекло в себе, не может не стать писателем или поэтом, иначе это пекло сожжёт его изнутри. Недаром Донбасс нам дал такую мощную именно военкорскую волну литераторов – Пегов, Стешин, Долгарёва, Кубатьян, Коц и многие другие. Среди этой мощной литературной волны есть место и для Дмитрия Селезнёва со своим уникальным голосом, литературой действия, литературой осмысления себя через поступки.
Тексты Дмитрия Селезнёва очень кинематографичны, контрастны. Описание места действия, описание действующих лиц, диалоги и всё это вокруг действия – такую косичку заплетает автор. Казалось бы, рецепт простой, но Селезнёв так заплетает эту косичку, что в какой-то момент ты, читатель, становишься частью этого «кино» Селезнёва, становишься действующим лицом. Автор сразу, без сантиментов, вовлекает в то страшное, героическое и каждодневное, называемое войной. И ты вдруг чувствуешь гарь, запах, ощущаешь кожей жар горячего боя, ужас и страх происходящего, но радость выполненной тяжёлой работы, радость того, что выжил, что жизнь продолжается. В этом магия текста Дмитрия Селезнёва.
Вячеслав Коновалов, российский просветитель, член Правления Союза писателей России, автор и ведущий программ на Радио России и Радио Культура
«Война – это 80 % ожидания, 10 % веселья и 10 % беспросветного ужаса»
Антон Беликов – художник, кандидат философских наук, рядовой ВС РФ
«На работу славную, на дела хорошие,
Вышел в степь донецкую парень молодой!»
Борис Ласкин «Песня о Донбассе»
Вступление
…Перед тем, как отправиться непосредственно на позиции, заехали к Зятю, который из зама стал новым комбатом «Сомали» – Байкот на заслуженное повышение пошёл. Фронт потихоньку сдвигался – «сомалийцы» переехали из штаба, который находился недалеко от аэропорта, в пустую девятиэтажку, расположенную ближе к отодвинувшейся ЛБС. В районах, которые примыкали к фронту, полно пустующих квартир и мёртвых домов, тут военный коммунизм – бери и заселяйся, живи. Если получится, конечно, у тебя тут жить – это окраина Донецка, сюда часто прилетает. «Гром среди ясного неба» – здесь это выражение не метафора, небо тут постоянно гремит. Помимо обстрелов есть и мелкие неудобства, воды нет, электричество отключено, в доме лифты не работают, и мы поднимались пешком.
У Зятя в штабе привычная работа с утра, идёт штурм близлежащего к Донецку посёлка. Рядом с картами на стене висят несколько экранов, и по ним «кино» – фигурки штурмовиков двигаются среди пирамидок развалин – всё, что от домов за месяцы боёв осталось. Не перестаю удивляться прогрессу – война идёт в прямом эфире, в режиме реального времени, непрерывно.
Зятю часы подарили, а я лично – свою первую книгу об СВО, подписал её тут же в штабе. В книге в том числе и о сомалийцах написано, о том, как они штурмовали Мариуполь.
На позиции с нами Литвин поехал, молодой комроты. Он в Мариуполе ранение сильное получил и поэтому заикается, с усердием говорит, подобно бегуну на дорожке препятствия преодолевает.
– А-а это кы-кы-то? Не-не-ужели ды-двухсотый? – Когда отъехали от двора, мы увидели, как на жухлом газоне, не шевелясь, лежал навзничь человек в чёрной фуфайке и спортивной шапке. Увидеть труп на улице Донецка, особенно на его окраине – неисключительное зрелище, ничего удивительного нет. Но мы решили не останавливаться, а ехать дальше – если это двухсотый, ему уже не помочь.
Когда, сделав свои дела, мы возвращались, человек в фуфайке всё ещё лежал на земле. Тут мы уже остановились. Литвин вышел, подошёл к лежащему и быстро, опытными движениями проверил пульс на шее, проверил дыхание. Потом Литвин также быстро и методично стал хлестать лежащего по щекам. Мужик очухался, приподнялся и, не сказав ни слова, сразу же жестом попросил закурить, он несколько раз вяло ударил пальцами по своим губам.
– Хы-хы-хорошо ему! – выдал Литвин свой диагноз. – Е-е-едем дальше!
Мы поехали. Но мне запомнился этот пьяный русский человек, который так беспечно, несмотря на грохот войны, лежал на газоне в опасном районе, и очнувшись, сразу потребовал закурить. Вот так и ты уже несколько лет, который день, пьяный от войны, просыпаешься, открываешь утром глаза и понимаешь, что ты в военном Донецке. Только ты куришь не сигареты, нет, ты столичный мажор, который приехал на войну, поэтому твоя рука тянется к нагревателю табака, и ты вставляешь в него свою первую на этот день никотиновую гильзу. Ты с наслаждением затягиваешься. Ты в Донецке. И тебе хорошо.
Ремень безопасности
Когда я познакомился с Семёном, я заметил за ним несколько особенностей. Одна из них состояла в том, что в автомобиле он не пользовался ремнём безопасности. Открыв дверь в мою иномарку, он сначала защёлкивал ремень на пустом переднем сиденье, а потом садился поверх его. И это происходило каждый раз. Я с интересом наблюдал эту процедуру.
«А что, разве так можно?» – внутренне морщился я. Как законопослушный гражданин я осуждал такое вульгарное нарушение ПДД. Но осуждал молча, так как с особенностями товарищей следует мириться. Но про себя я возмущался. «К чему эти понты?» – укоризненно посмотрев на Семёна, я садился за руль. И пристёгивался.
Так же и на штраф можно нарваться. Тысяча рублей, кстати.
Наверное, это какая-то донбасская херня, решил я. И действительно, когда началась война и я впервые вслед за Семёном приехал на Донбасс, то заметил, что здесь пристёгиваться как-то не принято. Со временем я понял почему.
Во-первых, пользоваться ремнём безопасности на Донбассе небезопасно. Ведь в любую секунду может что-нибудь смертельно опасное прилететь и нужно будет быстро покинуть горящую машину. Или по каким-то другим неприятным обстоятельствам тебе придётся быстро бросить автомобиль и отстреливаясь, побежать в сторону леса или подвала. И секунды заморочки с ремнём тебе могут стоить жизни.
А во-вторых… Это какая-то донбасская херня. Десять лет весь Донбасс живёт так отчаянно, что уже похер на все эти законы мироздания в виде глупого ремня безопасности. Здесь люди давно сошли с рельсов и живут без тормозов, на полную катушку. Где нужно, они давят газ в пол, а где нужно и не нужно, ездят на красный свет. Поэтому глупо пристёгиваться, когда тебя может убить в любой момент.
Вернувшись в первый раз из донбасской командировки, первое что я сделал – это купил в свою машину заглушки вместо ремня безопасности. Этим я привёл в священный трепет свою жену. Она с вопросительным ужасом посмотрела на меня.
Да, дорогая, у нас в Донецке так принято. Да, ты права, после Донбасса я немного сошёл с ума и никогда не стану прежним.
Ещё я стал проезжать на красный свет и немного выпивать перед тем, как сесть за руль. Немного.
Дорога из Никольского в Володарское
Степь, донбасская степь лёгкими холмами спускается с донецкого кряжа к Азову. Ближе к морю рваного снежного одеяла уже не хватает, чтобы укрыть всю землю, снежный покров всё больше истлевает и испаряется, обнажая жухлую, уложенную беспорядочными волнами прошлогоднюю траву. Это новое утро, настал новый день в помолодевшей весной донбасской степи. Уже несколько часов, как мартовское солнце, разогнав предутреннюю серость, поднялось в бледное, как мрамор, небо и подтапливает мёрзлую землю, медленно освобождая от снега расчерченные лесополками степные квадраты.
И едет по донбасской степи караван – колонна из нескольких легковых и грузовых машин вытянулась в упругую гибкую стрелу на дороге. Едет караван по аллеям, по обе стороны от дороги вытянулись во фрунт продолговатые голые деревья. Едет сквозь тусклые поля и соломенные пустоши, едет по солнечной жёлтой равнине через серые пыльные посёлки. На бортах грузовиков и фур яркие сине-оранжевые полоски и алеют буквы МЧС, а возглавляет колонну представительский бронированный джип. Это джип министра по чрезвычайным ситуациям.
Ситуаций, и очень чрезвычайных, действительно, много возникает в последние дни. Они сыпятся, как из рога изобилия. На то есть причины и обстоятельства – уже вторую неделю идёт наступление, и территория ответственности для министра быстро увеличивается – народная республика расширяется и под его юрисдикцию поступает всё больше и больше населённых пунктов.
– Раньше населённый пункт назывался Володарское, – объясняет он в машине ехавшему с ним на заднем сиденье журналисту куда едет колонна, – это районный центр, Володарский район был. Украина переименовала его в Никольское… Ничего, вернём старое название. Которое мы знали.
Журналист, лысый парень с перебитым носом, одетый в солдатскую горку, согласно кивает головой. Прошло только шесть дней, как освободили от Украины Никольское, но вопрос возвращения к советскому названию возник сразу же. Живший более ста лет назад Володарский, при рождении – Моисей Маркович Гольштейн, молодой худощавый большевик, убитый эсерами, партнёрами большевиков по революции, надевая круглые и тонкие очки на свой мясистый еврейский нос, удивился бы, почему тут суровые русские мужики с автоматами так рьяно отстаивают его имя. Впрочем, его удивление вряд ли было бы сильным – сто лет назад в подобное время, время больших и тревожных перемен, он сагитировал тысячи таких русских солдат и рабочих.
– …Улицы, которые мы знали, точно вернём. Вернём те названия, которые были. Мы же здесь родились, здесь выросли, здесь жили. Мы вернём всё назад. Мы ждали восемь лет, и мы вернулись…
Министр говорит без эмоций, спокойно, но уверенно. Голос у него немного осипший, потому что говорить приходилось в последнее время много.
Потом министр замолчал, пригладил остриженную по-пацански прямо на лоб короткую русую чёлку, сжал тонкие губы, и, размышляя о чём-то своём, долго и пристально смотрел в окно. Возможно, он оценивал масштабы будущей работы. В череде домов, проплывающих за окном, иногда появлялись разрушенные дома, на обочинах у дорог попадались скелеты сожжённой бронетехники, а некоторые столбы электропередач стояли с разорванными проводами, опущенными, как беспомощные рукава. Несколько раз колонна объехала взорванные на её пути мосты, асфальтовые дороги перелопачены гусеницами бронетранспортёров и танков. Всё это придётся восстанавливать. И многое предстоит, чтобы построить мир на этой освобождённой земле, это только начало пути.
Вскоре появился указатель «Нiкольске», и караван из машин въехал в посёлок. Среди частных домов появились двух- и трёхэтажные кирпичные здания, строения с вывесками, аккуратные заборчики, кустарники и газоны, палисадники с высаженными деревьями.
Министр посещал каждый крупный населённый пункт, освобождённый войсками, чтобы лично ознакомится с положением на месте. Но в этот раз была ещё одна причина его личного присутствия – несмотря на то, что вся украинская администрация заблаговременно и благополучно для себя самих сбежала, часть спасателей из местной пожарной части не прекратила работу, они остались на смене, приняв решение перейти в подчинение новым властями.
– Смотри, уже флаг России над зданием, – министр указал журналисту на триколор, который развевался над местной администрацией. Триколор был именно российский, с белой полоской, не чёрной, как у ДНР, хотя официально республика в состав России не входила. Пока не входила – сомнений уже не оставалось, что скоро войдёт и что жизнь народной республики наладится. Что эти восемь лет, которые прожили люди в неизвестности своего будущего, закончились.
– Вот, воду раздают людям, – за окном проплыла площадь, где к грузовику, с которого выдавали баклажки воды, выстроилась очередь из местных.
– Жизнь всё равно возвращается. Когда наступает мир, всё становится по-другому, – объяснил министр.
Так-то посёлок, где до войны проживало около восьми тысяч жителей, избежал разрушений, которые всегда сопровождают войну, потому что боевых действий в нём не происходило.
– А вот пожарная башня. Наша часть. – «Наша» министр произнёс даже не акцентируя, как само собой разумеющееся.
Министерский автомобиль свернул и заехал на площадку перед ангаром с тремя красными воротами. Слева у ворот стояли люди в форме, и из приоткрытой двери выходили бывшие украинские пожарные. Министр надел фуражку и, выйдя из машины, в сопровождении охраны и журналистов направился к ним. Подойдя, стал с каждым здороваться за руку.
– Как дела? Работаете? Молодцы!
Череда рукопожатий продолжилась и в гараже. Министра из бывших украинских пожарных вряд ли кто знал, но все сразу почувствовали, что этот подтянутый мужик с двумя большими звёздами на погонах, с фуражкой, украшенной сплетёнными золотыми ветвями на околыше и козырьке наделён властью, и немалой.
– Здравия желаю! Техника на месте? Люди на месте? Это самое главное. Молодцы!
В гараже урчал генератор. В боксах стояли два новеньких пожарных МАЗа и один старенький ЗИЛ, все автомобили помытые, чистые. Министр прошёлся, вскользь оглядел технику и остался доволен.
– Отлично! Отлично! Молодцы. Молодцы. Кто старший у вас?
Среди «рятувальников» – надпись на куртках бывших украинских пожарных переводилась как «спасатель» – появился молодой парень в шапке, с озабоченным углом бровей на круглом лице и ямочкой на подбородке. Министр поздоровался и крепко пожал его руку.
– Служить будем?
– Так точно…
– Спасать людей будем?
– Так точно…
– Значит будешь начальником! Готов?
– Так точно…
Видно, что парень немного опешил, слишком уж много изменений в его жизни случилось за последние дни, поэтому он отвечал тихо и с настороженностью принимал заманчивые предложения, которые предлагала ему судьба.
– Молодец. Звание?
– Старший лейтенант…
– Молодец!
Таким образом, двадцатипятилетний офицер, прослуживший здесь пять лет, всего лишь за несколько дней проделал головокружительную карьеру от замначальника отряда до начальника пожарно-спасательной части.
Обстоятельства, предшествующие такому стремительному карьерному восхождению, были следующими. 24 февраля в 5 утра всех «рятувальников» подняли по тревоге. На построении начальник раздал личному составу инструкции и наряды, возникшие в связи с последними событиями. А уже вечером он позвонил старшему лейтенанту и известил, что уехал, что находится далеко, а точнее, в Запорожье, и назад не вернётся. И до начальника отряда, чьим замом был молодой офицер, уже не было возможным дозвониться, тот тоже внезапно пропал. Вскоре в посёлке пропала уже вся связь, а также свет, вода и газ. Последними пропали украинские военные. Всё будет хорошо – заверили они жителей, и очень хорошо разбросали мины на дорогах. Прежде чем уйти, они также хорошо взорвали склад оружия, которое не смогли забрать с собой. От взрыва пострадал один человек и возник пожар – его и тушили оставшиеся в посёлке спасатели. Потом пришли дэнээры, дороги разминировали. Прошла бронетехника в направлении Мариуполя, несколько танков и бронетранспортёров. Жители с испугом и с любопытством осторожно выглядывали из окон. Это приезжали в посёлок перемены.
Когда начальство сбежало, старший лейтенант собрал тех, кто остался, и они приняли решение не останавливать работу. Они продолжали выезжать на обстрелы, тушили пожары. По рации они держали связь с коллегами из Мангуша – это ещё один ближайший крупный к Мариуполю посёлок, только расположенный южнее. Пожарные Мангуша оказались в такой же ситуации безвластия. И вот, наконец, новая власть приехала.
– …Вам звонят те, кто вас бросили? Вот мой приказ: никаких разговоров с ними не вести. Они же вас бросили, предали. А начальника мы вашего найдём. И спросим, он ответит за свои действия и поступки.
Выяснилось, что сбежавший начальник не первый раз обеспечивает такую стремительную карьеру своим бывшим подчинённым. Фарс повторился дважды. В 2014 году, когда на Донбассе началась Русская весна, он таким же образом, только тогда сбежав из Тельманово, освободил свою должность для молодого офицера, который сейчас тоже присутствовал в окружении министра.
– …Правильно я говорю, Иваныч? – требовал подтверждения от своего подчинённого министр. – Так же было? Ну ничего, найдём его, за яйца подвесим. А ты станешь нормальным руководителем. Научим, поможем. Ну, давай, показывай своё хозяйство.
Молодой офицер показал министру всю технику, дежурку, кухню, комнату отдыха – они переходили из помещения в помещение вместе с сопровождающими. Зашли в кабинет бывшего начальника. На стене в кабинете висел большой крест из оранжевых треугольников и с трезубцем посередине, и растяжка с девизом украинских спасателей «Запобігти, Врятувати, Допомогти», то есть «Предотвратить, Спасти, Помочь» – три заповеди, которые, собственно, и нарушил прежний владелец кабинета.
– Вот сюда и перебирайся. Это теперь твоё рабочее место. Мы сейчас тарелку установим. Прямую связь с Донецком дадим. Будет возможность получать все данные и указания напрямую. Установим конференцсвязь, электронную почту настроим, – министр стал перечислять все блага цивилизации, с которыми они приехали, – мы привезли уголь, генератор, запитаем всю часть, привезли топливо и дизель, и бензин, продуктовые наборы, сейчас всё выдадим. Мы даже форму уже привезли, переоденем вас. Только пожары тушите и людей спасайте. Готовы?
– Да, готовы, – с несменяемой озадаченной миной на лице ответил молодой начальник.
– Молодец! – министр не преминул снова подбодрить парня.
Привезли не только уголь и продуктовые наборы. Но и символы новой власти. На столбе перед пожарной частью уже трепыхался на лёгком ветерке флаг ДНР. Висевшая снаружи на кирпичной стене ангара дощечка с украинским оранжевым крестом, обозначавшая «пожежно-рятувальную частину», полетела, зазвенев, на землю, и её сменила табличка с двуглавым орлом, под которым уже на русском было написано «пожарно-спасательная часть». Менял таблички местный, с надписью на куртке «рятувальник», его попросил сделать новый начальник. Но остальные украинские пожарные, собравшись у дверей, пока безучастно смотрели на происходящие перемены.
– Так, ребята, – обратился министр к ним на улице, – вот что нужно сделать. Сейчас подвезут уголь, его надо разгрузить. В газели ещё есть дизтопливо, ставьте тоже его на склад. Также нужно разгрузить гуманитарную помощь. В том числе и на вас, чтобы у вас она у каждого была. А мы будем заниматься вашей штатной численностью. Работать будете, служить все будете. Ведь служить хотите?
– Так точно! – после небольшой паузы кто-то бодро выкрикнул из строя.
– Ну вот видите, а то какие-то грустные стоите, – министр разулыбался, стараясь общаться по-свойски, чтобы снять возможное недоверие, – всё будет нормально, пацаны. Зарплата будет нормальная, достойная, всё будет хорошо, – министр многообещающе и ласково кивнул.
Так, абсолютно бескровно и бесконфликтно прошло переподчинение всего личного состава пожарной части. Подъехал задом грузовой фургон, местные рятувальники и приезжие эмчээсовцы символично перемешавшись в случайном порядке, выстроились в живую цепь и стали разгружать содержимое фургона – до ворот ангара по конвейеру из рук пошли коробки с литерами Z и упаковки с водой.
Журналист, который ехал в министерском джипе, сняв эти кадры, отделился от группы, повертел головой, выискивая нужную локацию, и вышел за границы пожарной части. Он подошёл к дорожному указателю, встал перед ним, направив на себя айфон и стал громко выкрикивать в окошко мобильного.
– Всем привет! Это русский Донбасс! Новороссия! И сейчас я нахожусь в посёлке Володарское…
– Вот это правильно! Не Никольское, а Володарское! – вдруг сзади перебил журналиста хриплый голос.
Небритый дедок в ушанке, ведя «под уздцы» свой велосипед, спокойно зашёл в кадр. Журналист обернулся, но прерывать свой стендап не стал, посчитав, что этот живой момент мог украсить его эфир.
– Да! И как подсказывают мне местные жители, Володарское – правильное название! Украина, оккупировав в 2014 году этот населённый пункт, переименовала его в Никольское, но прямо сейчас, в этот момент, мы присутствуем при восстановлении исторической справедливости. Этот посёлок освобождён войсками народной милиции, и к нему возвращается прежнее название. Сегодня в Володарское приехала команда МЧС во главе с министром и привезла гуманитарку в местную пожарно-спасательную часть. Дело в том…
Пока журналист вёл свой репортаж, на заднем плане министр продолжал знакомится с новыми подчинёнными. Он беседовал, расспрашивал, знакомился, щедро награждая всех «молодцами».
– Служить же будешь? Молодец! – министр пожал руку ещё одному молодому спасателю. – Сам откуда?
– Из Николь… Володарского, – парень запнулся, но тут же поправился.
– Во-от, правильно! Название Никольского уже не будет, будет Володарское, – заверил министр, хлопнув спасателя по плечу.
– …следующая наша остановка, надеюсь, очень скоро, – освобождённый Мариуполь! – журналист за оградой закончил свой репортаж и отжал пальцем на экране кнопку записи.
Держа мобильник в одной руке, он уверенным шагом пошёл брать интервью у группы местных жителей, которые увидев, что привезли гуманитарку, собрались на площадке перед спасательной частью.
Солнце уже плыло высоко в своём зените и пригревало. Медленно шли по небу редкие, разрежённые и белые, как думы о чём-то лёгком, облачка. Нагретые комья земли источали сырой аромат, сверкали раскованные ото льда лужи, распевались птицы, природа оживала под солнечными лучами. Оживал и посёлок. На улице появились люди, некоторые из них подходили, спрашивали, что дают, интересовались новостями.
Спасатели разгрузили продуктовые и хозяйственные наборы. Потом настал черёд привезённого угля и топлива – уголь высыпали на задней площадке за ангаром, канистры с дизелем и бензином также перенесли на склад. На стену пожарки прикрутили вогнутый блин спутниковой тарелки – в части появилась связь. Сделав все эти дела, караван с министром разделился. Опорожнённые грузовики поехали назад в Донецк, а министр с сопровождением отправился дальше на юг, в Мангуш, чтобы установить личный контакт с другой спасательной частью.
Вскоре в посёлке появился свет, газ, заработал водопровод. Казалось, что восстановилась мирная жизнь. Но после появления электричества через несколько дней посёлок наводнили беженцы из Мариуполя. Они шли из города пешком, их подвозили на попутках. Они приходили в посёлок в грязной одежде, чумазые, пропахшие дымом пожарищ. Они тащили свой скарб в сумках, пакетах, рюкзаках, кто смог собрать чемодан – катил его по грунтовой дороге. Стоя у здания пожарной части в очереди за продуктовыми наборами, с ошарашенным видом они утверждали, что Мариуполя больше нет.
Ахмат – сила
Впервые познакомились с «чехами» на их располаге под Мариуполем, когда штурм города уже шёл вовсю. Увидев нас, русских журналистов, чеченские солдаты подошли к нам, и стали осторожно интересоваться, типа, а как там идут в Мариуполе дела. Сразу стало понятно, что это бойцы свежие и их ещё не бросали в бой. Эти чеченцы ещё не знали, что «дела» идут тяжело, и что, как и Народная Милиция Донецкой Республики, так и Вооружённые Силы России, включая и чеченские подразделения, несут потери.
Потом некоторые из бойцов попросили позвонить. Такую возможность мы им по-братски предоставили. Чеченцы, один за одним брали у нас мобильники, отходили и долго разговаривали со своими родными на своём отрывистом языке. Перед тем как вернуть телефон, они предусмотрительно удаляли номера.
Следующая просьба была: «а есть симка?» – «нет», «а можешь отдать свою?» – «нет, братан, я журналист, у меня там все контакты записаны».
«Чехи» подходили близко, говорили вкрадчиво, и эту свою спокойную, но настойчивую просьбу сопровождали мягкими касаниями кулака по животу собеседника. Внешне всё очень походило на попытку отжима. Но отжать наши симки им не удалось. В конце концов чеченцы удовлетворились пополняшками местной связи «Феникс» и обещаниями при случае пару симок привезти.
Потом мы встретили «чехов» уже непосредственно в Мариуполе. Мы ехали по направлению к Азовстали и увидели впереди – ох, нихуя ж себе! – разрыв. Это ударил танк. Мы решили свернуть от греха подальше во дворы и зашли в девятиэтажку, где в магазине на первом этаже расположилось чеченское подразделение.
– В следующем квартале идёт бой, – объяснил нам бородатый чеченский командир, – ехать туда опасно. Все пополняшки отдайте мне, я сам ими распоряжусь, – сказал, он когда мы предложили свой подгон. Ещё он добавил: – А сигарет никому не давайте. (Курить для правоверного чеченца – харам.)
Я отдал ему десяток карт оплаты мобильной связи на сто и двести рублей.
Но как только я отошёл, ко мне подошёл один чеченский боец в разгрузке и с автоматом. Он спокойно, но пристально посмотрел мне в глаза, потом перевёл взгляд на пачку пополняшек, которые я ещё сжимал в руках, и коротко кивнул. Его молчаливый жест настолько был выразителен и убедителен, что я протянул ему две карты. А потом ещё две.
Я не смог ему отказать. Ахмат – сила.
MOLOKO – магазины, насилие и литература
Конечно, всем жителям Донецкой Республики знакома сеть универсамов MOLOKO. Магазины этой сети есть, по-моему, в каждом городе ДНР.
Не рекламы ради их упоминаю – я даже не посмотрел, кому принадлежит эта сеть. Может, каким-нибудь вездесущим армянам, не суть. Мне это не важно. У меня, как человека начитанного (не хвастаюсь, констатирую), с названием этих универсамов возникают, возможно, странные, но устойчивые литературные ассоциации. Причём, связанные с насилием. Moloko – пил главный герой романа-антиутопии «Заводной апельсин» Энтони Бёрджесса.
В своей книге английский писатель использовал несколько русских слов, написанных на латинице – в годы написания романа он посещал Советский Союз. 1965-й, что ли, это был год, не важно. Около того. Не думаю, что Бёрджесс имел какие-то особые цели использовать русские слова в транслитерации. Нет. Просто это было стильно, необычно, молодёжно во время холодной войны использовать в английском романе русские слова. И вот спустя 60 лет после издания книги я читаю MOLOKO на вывеске донецкого магазина в моём районе. Я там покупаю продукты.
О чём книга? Роман Бёрджеса футуристичный и заумный, но если попытаться вкратце объяснить, о чём он, то это роман о насилии, причём рафинированном. Банда злых британских подростков ведёт криминальный образ жизни. Они дерутся с другими бандами, бьют первых встречных, убивают, насильничают, грабят. Причём делают всё это не ради наживы, а забавы ради. Отморозки, короче. Без царя и категорического императива Канта в голове. В итоге, главного героя, предводителя шайки, сажают в тюрьму. Там он уже сам подвергается насилию со стороны государства. Его влечение к насилию изучают, над ним ставятся эксперименты.
В своё время роман стал культовым. Я познакомился с ним в трёх ипостасях: помимо книги Бёрджесса, я посмотрел фильм Кубрика и сходил на театральную постановку Виктюка. В конце 90-х, когда я тусил с питерскими хулиганами (правда, хулиганами весьма начитанными), мы все цитировали героя Бёрджесса – well-well-well! – так говорил его персонаж, – и повторяя за ним, мы пили алкоголь, дрались и били чужие дорогие иномарки. Время было шальное, мы были молоды, и кого-то тюрьма прошла по касательной, а кого-то государственная машина насилия зацепила на несколько лет.
И теперь MOLOKO здесь, в Донецке, когда город терроризируют в ежедневном режиме, видится вполне уместно. И вспоминается язвительное английское well-well-well – без англосаксов в войне на Украине, понятное дело, не обошлось. Как, впрочем, и в любом вооружённом конфликте последних веков – везде англосаксы суют свой нос, будь они бриттами или пиндосами. В Донецке ощущается их присутствие – город обстреливают из американских РСЗО Himers и английских гаубиц М777. Недавно артиллерийский снаряд ударил рядом с тем Molokoм, где я закупал продукты. В магазине вылетели окна, но в целом он не пострадал, повезло. Каламбур – английские снаряды попали в молоко рядом с molokoм.
Воюют зачастую на Донбассе и хулиганистые подростки. Головы бритые, пацаны-дворняги, готовы на всё. Я часто встречал таких в штурмовых подразделениях. Отморозки, короче. Они носят на шлемах и рукавах, взятую у англосаксов из их латиницы букву Z. Эта буква стала символом для обозначения операции по освобождению Украины. Z – буква злая. Но мы долго терпели – разозлили, короче, вы нас. Теперь пеняйте на себя.
Но после Z, после Победы, надеюсь в истории Донбасса и России пойдут русские буквы. Добрые. Аз, Буки, Веди… Истину Глаголю.
Заручившись русским алфавитом, перейду к следующему «литературному» магазину. Вот это можно считать за рекламу – недалеко от «Донбасс Паласа» в подземном переходе на площадь Ленина, в ряду магазинов с сувенирами, есть магазин горных камней. И с ним у меня тоже литературные ассоциации. А именно со сказками Бажова, русского писателя, где много сюжетов были связаны с камнями. На полке в моём детстве у родителей стоял его трёхтомник, который я весь прочитал. Владелицу этого магазина, женщину со светлыми волосами и в бежевом пальто, про себя я прозвал «Хозяйкой медной горы». Где она пополняет и закупает свой ассортимент – остаётся загадкой.
У неё за очень небольшие деньги – в Москве такие камни стоят в разы дороже – я купил гагат, висмут, халькопирит, цитрин, горный хрусталь, турмалин, раухтопаз, лазурит, цоизит, ангелит, сапфирин, арагонит, гематит, кальцит, гранат, селенит, чароит, риолит, пирит, джеспилит, моховый агат, изумруд.
Владельцем некоторых из этих камней обещана защита от порчи, воздействия злых чар, энергетических нападений, стихийных бедствий и квартирных краж.
Другие или эти же избавляют от тревожных мыслей, страхов и тревог, вспышек меланхолии, тоски и гнева. Многие помогают найти вторую половинку, разжигают страстную любовь, укрепляют семейные взаимоотношения, примиряют супругов, родителей и детей.
Одни из камней сулят процветание и мудрость, избавление от депрессий, привнесение в душу мира и покоя. Эти камни от «Хозяйки медной горы» положительно влияют на память в целом и укрепляют в ней только приятные воспоминания. Ещё одними обещано развитие красноречия и концентрация внимания. Многие из них пробуждают творческие способности, приносят крепкие вещие сны, создают надёжную ауру, просто улучшают настроение и поднимают тонус.
Камни облагораживают стремления, расширяют кругозор, развивают интуицию, притягивают богатство и удачу в бизнесе. Помогают воплотить все планы и проекты, найти удовольствие в работе (что порой кажется невозможным) и успешно делать несколько дел одновременно – о, это неоценимое свойство! Также какие-то из камней помогают завести неординарные знакомства, чтобы найти выход из трудной ситуации. Например, они обеспечивают надёжную связь между человеком и его ангелом-хранителем. Помимо очищения от негативных энергий внешнего мира, некоторые камни непосредственно влияют на тело человека. Они укрепляют иммунную систему и кости, улучшают зрение, лечат сердце и кровеносную систему, стабилизируют давление.
Короче, чтобы противостоять хаосу и анархии, камни придают веру в разумное устройство мира и позволяют с оптимизмом смотреть в будущее – все эти обещания я прочитал на маленьких рекламных проспектиках, прилагающихся к каждому виду.
Купленные в лавке драгоценности я отвёз в подарок своему сынишке в Москву. Но такие артефакты, обладающие такими волшебными свойствами и возможностями, безусловно пригодились бы всем дончанам, живущим в городе под обстрелами.
Английские снаряды ведь тоже рвались возле подземного закутка хозяйки медной горы. Я помню тот день. Как-то благородные украинские артиллеристы решили обстрелять проходящие неподалёку похороны Корсы, погибшей женщины-полковника армии ДНР, и один из выпущенных ими снарядов ударил рядом с тем самым подземным переходом. Сбежавшие вниз к магазину случайные прохожие остались живы. А вот девушке, ожидавшей кого-то возле «Донбасс Паласа» не повезло. У неё не оказалось каменного талисмана, чтобы украинские артиллеристы, стреляя, промахнулись. Они убили её…
Да… MO-LO-KO… Помимо этого магазина, вывеска ещё одного гастронома меня заинтриговала. Магазин «Седой Граф» на проспекте Ильича – обычный продуктовый магазин, но вывеска привлекла меня вычурным названием. Я даже селфи сделал, так как сам cтал седеть. При чём здесь литература и война? При том.
«Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Всё любопытствуете?» – Глядя на вывеску, вспоминаю я строчки из «Войны и мира». Пьер Безухов в белом фраке и белоснежном цилиндре прибыл на Бородино, и адъютант генерала Раевского с улыбкой интересуется, какого чёрта его сюда принесло. И скоро сражение докатится сюда, и батарея Раевского будет бить по французам, пока её не разметут чужие ядра, и Пьер Безухов чуть не попадёт в плен.
Кстати. По Донецку бьют не только английские, но и французские орудия – гаубицы «Цезарь». Спасибо, французы. И вас мы не забудем. И не простим.
– Ну да, любопытствую, – вступаю я в диалог с тем персонажем Толстого.
Я чем-то смахиваю на Пьера Безухова. Стрелять не умею, оружие держал в руках только в тире. Я филолог, приехал с белым цилиндром знаний, бесполезных здесь. И да, да, я любопытствую.
«Простите, я гуманитарий, зачем мы штурмуем эту высоту, неужели её нельзя заебашить бомбами?» – спрашиваю я, склонившись вместе с военными над экраном беспилотника. И военные мне, гуманитарию, объясняют, что нет, нельзя, пытались, но лётчики боятся близко подлетать, и промахиваются (попадают в moloko).
Русской литературы я прочитал немало. «Война и мир» – великое произведение. Не сомневаюсь, что молодой Лев Толстой, ещё не заражённый ересью непротивления злу, не задумываясь, запрыгнул бы к нам на танк.
И Пушкин был бы с нами против всех клеветников России – не зря украинские дегенераты его памятники сносят. Пушкин, Лермонтов… Достоевский? Конечно же! Томиком «Дневников писателя» всех сомневающихся в этом сам автор жахнул бы по голове.
Гоголь хорошо знал, какие на Украине ведьмы и бесы водятся, молился бы за нас. Не верите, что Гоголь с нами? «Тараса Бульбу» вам в руки.
А знаете, что. Я думаю, что и Солженицын был бы на нашей стороне. Пусть как и декоммунизатор, но как сторонник Союза трёх славянских государств.
Про Бродского я, вообще, молчу. Его стих про Украину читали?
Рокот классики – война, Моцарт, птицы и ЧВК «Филармония»
Я иногда останавливаюсь возле этого здания в Донецке и с сожалением рассматриваю афишу. Это здание Донецкой Филармонии. Оно расположено возле площади Ленина по левую его руку, ближе к колоннам Народного Совета – я прохожу Филармонию, когда возвращаюсь домой в съёмную квартиру, расположенную неподалёку.
Удивительно – но в Донецке, после- и предвоенном, когда миллионный город, опустошённый наполовину из-за обстрелов, находился между двумя военными кампаниями в состоянии «ни мира, ни войны», когда только недавно он являлся столицей непризнанной нигде, даже в России, народной республики – осколка бывшей Донецкой области Украины – в этом городе давали концерты классический музыки.
Да ещё какие! На старой афише можно прочитать весьма насыщенный репертуар. Тут и советский Свиридов, и русский мистик Скрябин, и болезненный немец Шуман… Верди, Бетховен, Россини – читаю я знакомые со школьных уроков музыки фамилии. Также в Донецкой Филармонии пели романсы и народные песни. Симфонический оркестр обыгрывал рок-хиты и саундтреки. И наоборот: «Рокот классики» – так называлась программа, где классические произведения исполнялись в рок-обработке.
Но нарастающий рокот войны заглушил всё – тут же на стекле массивной двери вывешено объявление, гласящее о том, что «в связи с обострившейся военной ситуацией с 18 февраля 2022 года все концерты приостанавливаются до особого распоряжения». 18 февраля 2022 года была объявлена тотальная эвакуация и мобилизация.
Заехал я в Донецк на следующий день после объявления мобилизации, и первый раз проходя мимо, исходя из своей привычки всё проверять, дёрнул запертые двери, ведущие в мир музыки. Огорчился, ещё раз прочитав афишу. Больше всего из-за Моцарта, его должны были играть 26 февраля. В программе Моцарт был со своим антагонистом Сальери – неплохим, но не гениальным музыкантом, который на самом деле был покровителем австрийского композитора при дворе, а не его убийцей. С лёгкой руки Пушкина сплетня об отравлении Моцарта Сальери стала в России мифом, миф получил мировое воплощение в гениальном фильме Милоша Формана «Амадей» – в мирной жизни я был кинокритиком, знаю о чём говорю.
А теперь я военкор. Но Моцарта слушаю даже в военных условиях. Кстати, не только я – он считается самым популярным из композиторов, мелодии которых используются на мобильных.
Моё же самое любое произведение – это опера «Волшебная флейта».
Сюжет такой. Принц Тамино влюбляется в Памину – дочку Царицы Ночи. Влюбляется, можно сказать, «по интернету» – в руки ему попадает её портрет. Сама Памина в плену у злого волшебника Зарастро – тот, в противовес Царице Ночи олицетворяет беспощадный свет. Мать просит вызволить дочь, kill’em all! – взвывает она, и Тамино отправляется освобождать девушку.
Но, как и на войне, выходит не всё так однозначно. Не всё оказалась так, как эта царица науськивала. И кто тут злодей, надо ещё разбираться.