Зорге. Последний полет «Рамзая»

Глава 1

Зал приемов Германского посольства в Токио был наполнен музыкой, приглушенными разговорами и звоном бокалов. Дипломаты и чиновники в строгих костюмах, военные в мундирах, дамы в вечерних платьях и украшениях ожидали начала важного мероприятия. Военный атташе Ойген Отт, который был вызван в Берлин, вернулся из столицы рейха в новом генеральском мундире и в высоком ранге посла! Появления его превосходительства ожидали с минуты на минуту. Ровно в назначенный час он вошел в зал в сопровождении супруги Хельмы.

Все взгляды обратились к высокому, статному мужчине с волевым подбородком. Ойген Отт сделал шаг вперед, и зал взорвался аплодисментами. Он поднял руку, призывая к тишине.

– Господа! Друзья Великой Германии! Сегодня я вернулся в Токио как полномочный представитель фюрера и рейха. – Он бросил взгляд на японских друзей, стоящих в первых рядах. – Это доверие – не только честь, но и напоминание: наша миссия здесь важнее, чем когда-либо. Я видел в Берлине ту мощь, тот дух, который ведет нас к новой эре. – Его голос окреп. – И здесь, в сердце Азии, мы должны работать так, чтобы каждый наш шаг, каждая подпись, даже каждый светский разговор – служили этой силе!

Супруга посла слегка напряглась от риторики мужа. Ее взгляд скользнул по залу, ненадолго задержавшись на докторе Зорге, который стоял в тени колонны с бокалом нетронутого шампанского.

– Наши японские союзники, – продолжал посол, повернувшись к группе генералов в мундирах цвета хаки, – доказали свою доблесть в боях. Теперь очередь за дипломатами! Мы должны проявить приверженность нашим идеалам на дипломатическом фронте. Поэтому я требую от каждого из вас не просто службы, а фанатичной преданности. Шпионы, предатели, колеблющиеся – они везде. Даже здесь. – В зале на секунду повисла напряженная тишина. – Но я верю: те, кто сегодня с нами, – сталь, закаленная волей фюрера. Так поднимем же бокалы! – Официанты на подхвате разнесли шампанское. – За Великую Германию!

Все, кроме японцев, вскидывая руки в нацистском приветствии, выкрикнули: «Хайль!» Музыканты грянули «Хорст Вессель» – гимн Третьего рейха. Зорге отошел к окну. Его взгляд вновь встретился с взглядом Хельмы.

Свет люстр дробился в хрустале подвесок, в тон зазвучавшего вальса. По примеру посла, пригласившего на тур супругу, кавалеры, поставив опустошенные бокалы на подносы официантов, повернулись к дамам.

Зорге вел в танце жену пожилого японского дипломата. Элегантная, не первой молодости женщина в темно-синем платье, представляла собой образец светской любезности. – Вы танцуете как дипломат, – вдруг заметила она легким тоном, после первых тактов музыки.

Зорге озадаченно спросил:

– Если не секрет, а как же танцуют дипломаты?

– О! – воскликнула она. – Они танцуют уверенно, просчитывая каждый шаг.

– Вот ведь как. А я просто стараюсь не сбиться с ритма.

Пара сделала круг.

– Знаете, – улыбнулась дама, – в дипломатии ведь тоже все как в танце.

– Пожалуй, что так. Только партнеры чаще наступают друг другу на ноги. Не так ли?

Женщина рассмеялась:

– В таком случае, Берлин и Токио идут в идеальном ритме!

Зорге понизил голос:

– Ритм – да. Но кто знает, не сменит ли оркестр мелодию?

Женщина приподняла бровь.

– Сегодняшний мир, – пояснил он, – похож на залу, где все улыбаются, но за спиной сжимают кулаки.

– Как образно. Вы о пакте против Коминтерна? Или о… более далеких перспективах?

Зорге сделал паузу, взвешивая слова:

– Перспективах? Думаю, все зависит от угла зрения. Можно ведь просто обсуждать погоду, подразумевая войну.

Партнерша призадумалась. Возникла пауза, и некоторое время пара кружила молча.

– Неужели вы намекаете, что в нашем обществе есть место такому коварству? – неожиданно, с большим запозданием удивилась женщина. Зорге даже понадобилась минутка, чтобы восстановить в уме утерянную нить разговора.

– Нет, конечно. Я лишь восхищаюсь изяществом, с которым люди избегают правды, – дипломатично резюмировал он под заключительные звуки вальса и проводил даму к заждавшемуся супругу.

Глава 2

По утрам Зорге выпивал две чашки кофе. Одну после зарядки и принятия японской ванны, – дома, другую – в посольстве, с Ойгеном Оттом, по традиции, укоренившейся со времен его службы военным атташе. Их дружба завязалась где-то через год, после приезда Рихарда Зорге в Токио в качестве корреспондента газеты «Франкфуртер цайтунг». При этом он имел при себе еще рекомендательные письма от целого ряда влиятельных лиц Берлина, включая генерала Карла Хаусхофера, главного теоретика германской геополитики и редактора журнала «Цайтшрифт фюр геополитик», где в качестве автора публиковал статьи и сам доктор Зорге. Как-то в разговоре Рихард рассказал Отту о своем знакомстве с Хаусхофером, и тот выразил свое восхищение генералом, признавшись, что является безоговорочным почитателем его теории. Совпадение взглядов подтолкнуло к большему доверию, и Отт попросил журналиста Зорге сопроводить его в инспекционной командировке по Маньчжурии. Написанный Зорге отчет о поездке произвел на офицера большое впечатление, но что более важно, получил высокую оценку в Берлине. С течением времени Зорге стал для Отта не только интересным собеседником и незаменимым в немецком посольстве помощником, но и советником по военным, экономическим и прочим геополитическим вопросам по Азии и был принят в доме как близкий друг. Отт стал делиться с ним секретными документами и директивами, поступающими из Берлина. При этом военный атташе знал, что и сам посол Дирксен так же доверял Зорге, и регулярно использовал в своих донесениях его информацию. Между тем Зорге, укрепляя свое официальное положение в высших кругах германского посольства, ни на минуту не забывал о работе своей разведывательной сети, ядро которой составляли два японца, два, считая его самого, немца и один югослав.

Вчера на приеме во время разговора, теперь уже в ранге посла, Отт предложил Зорге позавтракать вместе. «Похоже на то, что предстоит серьезная работа», – подумал он. При этом супруга посла улыбнулась:

– Не опаздывайте, Рихард, вас ожидает… приятный сюрприз.

– Вы необычайно любезны, Хельма, – соответствуя моменту мероприятия, учтиво ответил он.

– Оставь шутки, старина. – Отт дружески похлопал его по плечу. – Нас ждут большие дела, очень большие!

Направляясь в посольство, Зорге решил вначале заглянуть в телеграфное агентство «Домэй Цусин» – монополиста по распространению информации из-за рубежа в Японии. Там собирали новости со всего мира, чтобы потом передавать их в правительственные и военные круги, а также готовить пропаганду для других стран. Подъехав к зданию, Зорге поставил на подножку тяжелый мотоцикл, на котором рассекал по Токио с уверенностью настоящего гонщика, и вошел внутрь. Здесь всегда было полно журналистов. Одни приходили, чтобы обсудить последние новости, другие – подискутировать, а кто-то и просто послушать, о чем говорят коллеги. Кивнув кому-то из знакомых, Зорге приблизился к Бранко Вукеличу, корреспонденту французского агентства Гавас. Тот, застыв у стола с утренними сводками, теребил в руках листок новостей. Когда Зорге оказался рядом, Бранко, не отрываясь от бумаги, едва уловимо шепнул: «Надо встретиться. Срочно».

– Прекрасные новости, но… ничего нового, – достаточно небрежно произнес Зорге, откладывая в сторону пару просмотренных корреспонденций. Взаимоисключающие фразы – «прекрасные новости» и «ничего нового» – были зашифрованным сигналом: «Сегодня вечером. На конспиративной квартире». Для случайного слуха это прозвучало как обыденная усмешка журналиста в сторону жесткой цензуры печати, введенной в Японии в середине 30-х годов. Европейские журналисты в разговорах, бывало, и покрепче выражались по этому поводу.

Немецкое посольство, куда быстро и уверенно гнал свой мотоцикл Зорге, находилось в столичном районе Нага-те. Прибыв к послу, минута в минуту, он даже не посмотрел на часы.

– Рихард! По тебе можно сверять время! – приветливо произнес Отт, пожимая руку другу.

– Спасибо, Ойген, хорошо выглядишь.

– Да, встреча с руководством прошла успешно.

Стол был накрыт на лужайке, сервированный тарелками с булочками, колбасками, сыром. Тут же стояли кофейник и маленький молочник со сливками. Подошел слуга, разлил горячий напиток по чашечкам и удалился. Завтрак прошел в непринужденной беседе о впечатлениях Ойгена от берлинской поездки. Когда с трапезой было покончено, Отт предложил:

– Рихард, пойдем, хочу кое-что показать.

Войдя в здание посольства, они прошли по коридору, и Отт завел Зорге в один из ближайших к своей приемной кабинетов.

– Как тебе?

Большое окно с портьерой, средних размеров дубовый письменный стол с печатной машинкой, стулья, два кресла, шкафы, сейф и полки на стенах. Оглядев интерьер, Зорге лаконично ответил:

– Хорошо.

– Это твой кабинет, Рихард. Я тебя назначил своим советником и пресс-атташе. Приказ мной подписан и будет доведен до всех сотрудников.

Не скрывая приятного удивления, Зорге кивнул:

– Благодарю, господин посол. Для меня это честь.

– Будет тебе, Рихард. Твои ключи от кабинета – на столе. Возьми их, и пойдем ко мне. Хочу показать материалы моих переговоров в Берлине и черновики отчетов. Рейхсканцелярия требует подробный анализ военно-политической ситуации в Японии.

– Конечно.

В кабинете Отт открыл сейф и, достав пухлую кожаную папку, положил перед Зорге.

– Вот. Нужна аналитика. Понимаешь, то, что сегодня Япония смотрит с нами в одном направлении, это одна сторона медали. Но насколько мы можем быть уверены, что в случае необходимости она способна встать с нами плечом к плечу… Особенно если дело коснется боевых действий. Да-да, если дело дойдет до войны.

Зорге закурил и выпустил струйку дыма.

– Не знаю. Дело в том, что, если дойдет до войны, японская военная машина может забуксовать. У страны ведь нет достаточной сырьевой базы, ресурсов для долгой войны, для стабильного производства танков, артиллерии, снарядов. Как быть с металлом, рудой, с порохом, наконец? Сомневаюсь, что экономика сможет выдержать такое бремя. Японцы сильны в блицкриге, но не в затяжной войне.

Отт задумался и хмуро произнес:

– Все это я и сам понимаю, но что ты мне предлагаешь, отправить в Берлин свои умозаключения о том, что японцы ненадежные союзники? Так, что ли?

Зорге пожал плечами.

– Нет. Но я…

– Представляешь, что будет, если такой отчет ляжет на стол фюреру? Это же… это же подрыв отношений. Политическое самоубийство, саботаж, наконец!

Отт закурил и подошел к окну.

– Нет, такой отчет я отправить не могу, даже подкрепленный железобетонными фактами. – Он повернулся к Зорге. – Берлин хочет слышать о готовности Японии сражаться вместе с Германией, видеть в ней мощного союзника, а не слабого партнера. В конце концов, задача дипломатии здесь заключается в укреплении отношений, а не наоборот.

Отт замолчал.

– Фюрер учит, что основная задача дипломатии и в целом внешней политики Германии заключается в том, чтобы подыскать товарищей по оружию.

– Вот именно.

– Тогда нужно написать то, что хочет услышать Берлин.

– Лгать?

– Зачем же? Можно выделить сильные стороны Японии: крепкий воинский дух, преданность императору, сплоченность нации и готовность к самопожертвованию.

– Это все полуправда.

– Ты позволишь? – Зорге открыл папку и стал просматривать листы. Он читал внимательно, быстро и цепко выхватывая суть основных моментов, стал комментировать: – Вот, ты пишешь об успехах программы перевооружения японской армии, впечатляющих темпах роста производства. Я бы здесь добавил, что рост достигается за счет жестких мер экономии и сокращения потребления внутри страны, что может привести к возникновению социальной напряженности в обществе и, как следствие, способствовать дестабилизации политического режима. – Зорге отложил лист и перешел к следующему. – Или вот еще, где говорится о непоколебимой решимости японского народа. Стоит подметить, что решимость подпитывается милитаристской пропагандой и культом императора, а это делает японцев фанатичными и непредсказуемыми и может привести к неоправданным потерям.

Отт понимающе кивнул. Ему понравилось, что Зорге предлагает вложить в отчет скрытые предостережения, основанные не только на понимании текущей военно-политической ситуации, но и на знании этнических особенностей японского общества, а также на глубоком понимании его истории и культурных ценностей.

– И последнее, – Зорге отложил черновик, – возможно следует упомянуть о некоторых разногласиях внутри японского правительства. И тех мерах, которые, по вашему мнению, могли способствовать их устранению.

– Рихард, у меня сегодня три официальные встречи. Времени совершенно не хватает. Ты меня понимаешь?

– Понимаю. К вечеру…

– Завтра утром.

– Хорошо, завтра утром я верну папку с готовым докладом.

Глава 3

Когда Зорге ушел, Отт откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Теперь, когда фюрер назначил его послом Германии в Японии, ключевую роль в достижении успеха играет не только он сам, но и сплоченный коллектив. Сильный руководитель должен сформировать сильную же команду сотрудников. И каждый из них должен пройти дополнительную проверку. В этом ряду фигура Зорге стояла особняком. Во-первых, он не входил в число штатных сотрудников посольства, во всяком случае пока. К тому же за годы совместного сотрудничества в Токио стало ясно, что журналист, даже будучи подшофе, не допускал утечек конфиденциальной информации. Это проверялось неоднократно. Во-вторых, Зорге неординарный журналист и ученый, превосходный эксперт по внутренней и внешней политике Японии, ее вооруженных сил и промышленности. Наконец, он член НСДАП с 1932 года. И в-третьих, Отт в людях разбирался хорошо и никогда не ошибался в них. Он вытянул левую руку вперед и посмотрел на часы. Оставалось еще пять минут, прежде чем в кабинет войдет помощник и сообщит, что группа японских генералов из генштаба ожидает аудиенции. Отт должен будет их прощупать насчет союзнических отношений. Разговор с Зорге пошел ему на пользу. Конечно, сам он тоже обладал богатейшим опытом, прекрасно ориентировался в вопросах международной политики, к тому же фронтовик, разведчик, создавший в свое время широкую агентурную сеть еще под началом самого полковника Николаи – начальника отдела военной разведки кайзеровской армии. Но в рассуждениях Зорге Отт всегда находил нечто большее, чем сухая аналитика.

Допечатав доклад у себя в кабинете, Зорге разложил листы на столе, сфотографировал их и убрал портативный аппарат во внутренний карман пиджака. Текст, который предназначался Берлину, мог быть полезен и Москве. Оглядев комнату, он запер папку с документами в сейфе и, выйдя в коридор, закрыл на ключ дверь кабинета.

На часах было шесть вечера. Зорге погнал мотоцикл к гостинице, где был зарезервирован номер для конспиративных встреч. Вернее, номер числился за коммерсантом из Германии Максом Клаузеном, владельцем светокопировальной мастерской, который также занимался реализацией немецкого оборудования для копирования и предоставлением полиграфических услуг.

Оставив мотоцикл на противоположной стороне дороги, до встречи оставалось еще полчаса, он решил перекусить и вошел в гостиничный ресторан. Выбрав место у окна, сделал заказ и стал наблюдать за улицей. Вечерний Токио жил своей обычной жизнью. На узких улицах гудели клаксонами автомобили, предлагали свои услуги рикши, по тротуарам прогуливались японцы, иностранцы, среди которых всегда было полно агентов наружного наблюдения контрразведки и политической охранки. В их числе находились даже женщины, которые выходили на слежку за руку с детьми, для маскировки. Наряду с этим активно действовала тайная военная полиция с целой армией информаторов, которые закидывали ее таким количеством донесений, что все рассмотреть и систематизировать порой не хватало сил и возможностей. Токио был пропитан шпиономанией, как густым туманом. В этой атмосфере Зорге строго следовал законам конспирации, требовал того же от своих соратников, учил их распознавать шпионов и быстро уходить от них.

Двух агентов «наружки», примостившихся на лавочке у гостиницы, он определил сразу же, едва стрельнул по ним взглядом. Парни в потертых кожаных куртках со скучающим видом глазели по сторонам. Один держал в руках скрученную в трубку газету, помахивая ею, как нераскрытым веером, другой следил за входящими и выходящими из гостиницы людьми. Вскоре молодые люди, как по команде, исчезли с лавочки и объявились в ресторане. Проигнорировав столики, посетителей и шагнувшего к ним официанта, подошли к барной стойке, заказать по рюмке сакэ. Не спеша поглощая пищу, Зорге с интересом разглядывал этих двоих – типичных «топтунов» из политической охранки. Поев, он направился к стойке и, обратившись к бармену, произнес: «Минут через пять пришлите, пожалуйста, бутылочку сакэ в номер 61». – «Хорошо», – кивнул тот. Двое стояли, уткнувшись взглядами в нетронутые рюмки. Расплатившись, он вышел из ресторана в холл и свернул по узкому коридорчику в сторону туалетных комнат. Полчаса назад, когда Зорге только еще вошел в гостиницу, обратил внимание на молодую парочку, попросившую у портье ключи от 61-го номера. Представив, как через пять минут приятно удивятся парень с девушкой, получив в подарок бутылочку сакэ, а заодно лица «топтунов», из-под носа которых удалось ускользнуть без особых хлопот, и, на всякий случай пустив их по ложному следу, он быстренько поднялся по внутренней лестнице в комнату 22, где его ждали Клаузен и Вукелич. Открывший после короткого условного стука дверь Макс как хозяин пригласил гостя к столу, на котором стояла початая бутылка вина, три налитых стаканчика и легкая закуска. Тут же с краю лежали последний номер «Франкфуртер цайтунг», иллюстрированный журнал «Вю» и какая-то еще газета. Вполне нормальная встреча двух журналистов и делового человека из Германии, дружественной Японии страны. Тонкости легализации встреч со своими соратниками Зорге предусмотрел еще в начале формирования резидентуры в Токио. Сам он, являясь корреспондентом влиятельной газеты «Франкфуртер цайтунг», по долгу службы регулярно виделся с коллегами на пресс-конференциях, официальных приемах, обедах. Журналисты из разных изданий, как то Хоцуми Одзаки из газеты «Осака Асахи», Бранко Вукелич – корреспондент югославской газеты «Политика» – и фоторепортер французского иллюстрированного журнала «Вю» и другие, при встречах обсуждали различные политические вопросы, бывали в барах, кафе, ресторанах, посещали картинные галереи, общались с художниками. Среди них был модный портретист, отучившийся в Америке, Етоку Мияги, с которым Зорге «подружился» на одной из его выставок, и коммерсант Макс Клаузен. С ним Рихард Зорге «познакомился» в германском посольстве, предложив помощь в решении его вопросов с местными чиновниками. Но это было только на публике. На самом деле Зорге знал некоторых из них с начала 30-х годов, со времен совместной работы в резидентуре, которую он создал в Китае. Макс Клаузен – первоклассный радист, Хоцуми Одзаки – важнейший источник, поставляющий «горячую» информацию прямиком из правительства Японии, помимо журналистики, будучи также советником премьер-министра принца Фумимаро Коноэ. Етоку Мияги предоставлял ценную информацию от высокопоставленных военных, которые заказывали ему портреты, и переводчик с японского на английский Бранко Вукелич – фотограф и желанный гость в аристократических салонах и на официальных приемах. Его природная обаятельность и умение использовать свой дворянский титул – он представлялся всегда на французский манер, «де Вукелич», – открывали двери в мир высшего общества, со всеми их тайнами и интригами.

– Ну что, надеюсь, у вас сегодня был хороший день? – улыбнулся Зорге друзьям и, сев за столик с закуской и выпивкой, пригубил из стаканчика вино. Клаузен вытащил из внутреннего кармана пиджака записку и протянул в ответ. Это была составленная на английском языке расшифровка радиограммы. Зорге пробежался по ней глазами. Речь шла об участившихся многочисленных вооруженных инцидентах на советско-маньчжурской границе. В Кремле выражали крайнюю обеспокоенность сложившейся ситуацией и требовали сведений о подлинных планах японского правительства и командования.

– Завтра я встречаюсь с Оттом, попробую что-то разузнать. Свяжитесь с Одзаки и Мияги.

Через два дня радист Клаузен передаст в Москву, что японский генштаб не стремится к войне прямо сейчас, но планирует ее в будущем. Активные действия на границе направлены на то, чтобы продемонстрировать Советскому Союзу военную мощь Японии. Еще через несколько недель, когда разыграется вооруженная провокация в районе озера Хасан и японские войска вклинятся вглубь советской территории на четыре километра, из Токио последует сообщение о том, что император Хирохито, когда ему будет доложено о действиях японской армии в районе озера Хасан, выразит удовлетворение, но строго предупредит военных, чтобы они без его согласия не расширяли конфликт. При этом Хирохито не преминет напомнить, что война Японии в Китае тоже началась с инцидента, который генералы обещали быстро и победоносно завершить. Полученные сведения о настроениях в императорском дворце позволят Москве принять верное решение в отношении хасанских событий. Без риска масштабной войны с Японией будет проведена мощная операция, в ходе которой японцев отбросят с захваченных территорий. При этом, согласно приказу из Москвы, части Особой дальневосточной армии не станут продвигаться вглубь Маньчжурии, демонстрируя противнику стремление избежать расширения конфликта.

Так сработает цепочка Одзаки – Мияги – Клаузен, которую привел в действие Зорге, после встречи с Вукеличем и Клаузеном в одной из токийских гостиниц.

После завершения беседы Зорге попрощался с Вукеличем и Клаузеном и покинул гостиницу через центральный вход. Внизу его ждали двое японских «топтунов», чем-то похожие на озабоченных детей, потерявших родителей.

– Вы все еще здесь? – удивился он и, достав несколько купюр, рассовал деньги в их нагрудные карманы. – Вот, возьмите, отдохните немного. Нелегкая у вас работа.

Сохраняя непроницаемые выражения лиц, агенты деньги оставили при себе. Когда Зорге направился к своему мотоциклу, один из них пробормотал:

– Наверное, пьян.

Второй ответил:

– Просто богатый иностранец.

– Ладно. Пойдем.

– Куда?

– «Водить» его не будем?

– До мотоцикла? Он и без нас его найдет. Давай лучше пропустим по стаканчику сакэ. Мы заслужили.

– Только не вздумай отразить это в своем отчете.

Глава 4

На следующий день Зорге прибыл в посольство, где передал Ойгену Отту подготовленный отчет. Тот остался очень доволен.

– Прекрасно, Рихард! Я это все проанализирую, – произнес он, приняв папку с документами, и, подумав добавил: – Вчера у меня состоялся разговор с представителями японского генералитета. Пытался выяснить, что у японцев на уме, их планы относительно нас. Сложилось впечатление, что к масштабному конфликту они пока не готовы. Устраивать провокации на границе, – да, но на большее пока не решатся.

– Или не способны.

– Просто игра мускулами, не более.

– Большое дело начинается с мелочей, – многозначительно улыбнулся Зорге.

Отт призадумался:

– Император Хирохито дал по этому поводу четкий приказ генералам. Премьер-министр Коноэ, со своей стороны, делает все возможное, чтобы Япония смогла избежать большой войны. Похоже, ты прав. Неужели японцы не понимают, насколько им нужна Германия?

– Понимают, но им также понятно и то, что Германия нуждается в сильном союзнике на востоке, чтобы сдерживать Россию. И это Япония.

– Фюрер настаивает, чтобы Япония это осознала. Нужно надавить на Коноэ.

– Давить на Коноэ – задача непростая. Он лавирует между интересами армии и императорским двором, стараясь сохранить лицо и не втянуть страну в большую войну.

– У него есть слабое место, – понизив голос, произнес Отт, – страх перед радикалами в армии. Они жаждут крови, видят в войне с Россией шанс для Японии стать великой державой. Если мы сможем подтолкнуть их к более агрессивным действиям, подбросив дровишек в огонь, Коноэ будет вынужден уступить! – решительно опустил ладонь на папку посол.

Когда разговор завершился и Зорге был уже в дверях, Отт остановил его.

– Рихард, хочу обратиться к тебе с еще одним поручением, просьбой, если хочешь. Завтра предстоит поездка в Манилу и Гонконг с дипломатической почтой.

Зорге переспросил:

– В Манилу и Гонконг? – В голове мгновенно пронеслись мысли о накопившихся материалах с ценнейшей информацией для Москвы о внутреннем устройстве Японии, численности и дислокации группировок армии, производстве новейшего вооружения, строительстве флота, тактико-технических характеристиках новейших самолетов, количестве эскадрилий и размерах военного бюджета. Все это было заключено в сотни роликов с микрофотопленкой, которые теперь стало возможным срочно переправить в Москву, через Манилу и Гонконг. Спасибо германскому послу!

– Да, – добавил Отт, – дипломатический паспорт и вализы получишь в канцелярии.

– Конечно, господин посол, – произнес Зорге, стараясь придать голосу непринужденность. – Это будет отличная возможность немного развеяться.

– Рихард, я не сомневался в твоем ответе.

Зорге вышел из кабинета посла и ощутил, как время начинает сжиматься вокруг него. Нужно срочно съездить в пресс-центр, встретиться с Вукеличем, чтобы тот подготовил отснятый фотоматериал, а со своими отчетами он разберется сам. И, тоже срочно, связаться с резидентами в Маниле и Гонконге – предупредить о своем прибытии.

Утром следующего дня Зорге в качестве курьера германского посольства вылетел в Манилу. После получения необходимых инструкций он поднялся на борт самолета. В кармане у него был дипломатический паспорт, а в руках – тщательно опечатанный дипломатический багаж и его небольшой чемоданчик, доверху набитый секретными материалами для Москвы. Перед самым вылетом, Зорге обратился к одному из офицеров секретной службы с необычной просьбой – поставить дополнительную печать на его личный чемодан. Это походило на авантюру, и офицер, удивленный такой просьбой, поинтересовался содержимым. Зорге, ничуть не смутившись, ответил:

– Нижнее белье и сорочки. Очень не люблю, когда кто-то роется в моих личных вещах, выставляя их напоказ.

Офицер приподнял брови, пожал плечами и, обмазав замок чемодана сургучом, поставил на нем печать с гербовым знаком гитлеровского рейха, совершенно не подозревая, что только что опечатал ящик Пандоры.

Накануне вечером, после того как Зорге, уладив дела с отчетами, упаковал свой командировочный чемодан, он решил завершить еще одно дело. Зорге завел мотоцикл и направился в ресторан «Золото Рейна». Он ехал, чтобы поговорить с Исии. Девушкой, которая работала там официанткой. Месяц прошел, как она исчезла так же неожиданно, как и появилась в его в жизни.

Зорге познакомился с ней в свой сороковой день рождения. Тогда друзья, шумно и радостно праздновавшие его юбилей, выбрали этот немецкий ресторанчик, где хозяином был дородный бюргер с неизменной трубкой в зубах. Зорге вначале казался беззаботным, выпивал с друзьями, смеялся, но на сердце у него лежала тяжесть.

В конце концов, когда захмелевшие гости – несколько чиновников из посольства и журналистская братия – окончательно утонули в очах грациозных японок, облаченных в кокетливые немецкие платья, – эта пикантная придумка была визитной карточкой хозяина ресторана, – и постепенно «рассеялись в ночи», Зорге стало совсем одиноко. Он сидел в углу стола, тихий и безучастный ко всему. И никто этого не замечал. Впрочем, нашлась одна милая девушка-официантка, которая обратила на него внимание. Она принесла бутылочку вина, налила ему и попыталась завести разговор. Зорге сразу и не расслышал, что она ему говорила, а когда обратил на нее внимание, грустно произнес:

– Вы спрашиваете меня, почему я грустен? Потому что мне холодно здесь.

Девушка удивилась.

– У меня нет тут ни одного родного человека, с кем я мог бы согреться душой.

– А ваши друзья? – спросила девушка.

– Они всего лишь друзья. Они могут понять, могут украсить одиночество, выпив со мной, но согреть душу… Вот у вас есть родные люди?

Девушка задумалась и ничего не ответила. Какое-то время между ними повисла тишина.

– С вами приятно молчать. Это редкость, – искренне сказал он, встал и ушел из ресторана.

Зорге остановил мотоцикл у «Золота Рейна» и вошел внутрь. Он постоял немного в зале в надежде увидеть Исии и, не дождавшись, подозвал одну из официанток:

– Мне нужна Исии, попросите ее выйти ко мне. Скажите, что ее спрашивает Зорге.

– Извините, но я не могу. Ее нет на работе, – ответила девушка.

– Она дома?

– Не знаю, нет. Она уехала в свою деревню. У нее что-то случилось, кажется, умер кто-то. Уехала.

– Она не говорила, когда вернется? – на всякий случай напоследок поинтересовался он.

– Мне ничего не говорила. Извините.

Зорге, погруженный в гул моторов самолета, летящего в Манилу, думал о том, что когда вернется в Токио, то обязательно разыщет Исии. Ему вспомнилось, как они встретились в музыкальном магазине на следующее после дня рождения утро. Вернее, то, как об этом вспоминала сама девушка, рассказывая ему.

Придя домой, где жила одна, она весь вечер провела в размышлении о судьбе этого высокого, сильного и странного мужчины. Зорге. И даже ночью, когда легла спать, долго не могла уснуть и думала, как же так, почему такой человек чувствует себя одиноким, неужели у него нет жены или девушки? Ведь сильный мужчина может взять от жизни все, что захочет, не то что слабая девушка, потерявшая родных, одна в большом городе. Она медленно засыпала с его именем на устах.

Проснувшись утром позже обычного, так как сегодня работала с полудня, Исии позавтракала и решила зайти в музыкальный магазин, где продавали грампластинки. Если б кто-нибудь спросил, зачем она туда пошла, ведь у нее дома даже не было проигрывателя, она вряд ли нашлась, что ответить, ну не рассказывать же, что ей просто нравилось рассматривать грампластинки и представлять себе, как они звучат. Но никто об этом до сих пор ее не спрашивал, и девушка с легким сердцем заявилась в магазин и… встретила там того самого мужчину, из-за которого не могла так долго уснуть минувшей ночью, – Зорге! Каково же было удивление, когда он тоже узнал ее! Подошел, но уже без печати печали на лице и извинился за вчерашний вечер. Она ответила, что ему незачем извиняться перед ней. Ведь это хозяин вчера велел ей развлечь гостя, чтобы он ушел из ресторана довольный всем. Девушка улыбнулась и, смутившись, продолжила: «Когда я спросила хозяина про вас, он ответил, что вы – Зорге, очень важный господин. Он так и сказал». Зорге лишь слегка улыбнулся, тронутый ее непосредственностью, и спросил: «Вы любите музыку? Скажите, какую пластинку вы хотели бы купить?» Она назвала: «Шаляпин», и тут же поправилась, что это ни к чему, потому что у нее все равно нет дома проигрывателя. Зорге ответил: «Ничего, зато у меня он есть. Будем в моем доме слушать». Она кивнула, улыбнулась, и они расстались. Этим же вечером Зорге заехал на мотоцикле за Исии на работу и увез к себе, слушать Шаляпина. С того дня он предложил ей жить вместе. Она согласилась, потому что… всем сердцем полюбила его, – широкоплечего и статного, заботливого и нежного, большого и доброго Зорге. Исии знала – и он любит ее, потому что рядом с ним согревалась душой.

Глава 5

Самолет пошел на посадку. Еще в воздухе, предавшись воспоминаниям, Зорге ни на минуту не забывал о работе, которую ему предстояло выполнить на земле. Он посмотрел в иллюминатор. Лабиринты узких улочек, купола церквей над мощеными площадями, муравейники людей у торговых лотков – все открылось его глазам и стало увеличиваться, прежде чем снижающийся самолет коснулся посадочной полосы аэродрома. Даже не глотнув влажного тропического воздуха Манилы, можно было представить себе нещадный зной, царящий вокруг. Наступая на густую черную тень, отброшенную от белоснежных зданий палящим солнцем, Зорге направился к гостинице, держа в голове закодированные пароли и отзывы, которые накануне прилета придумал для встреч с резидентами. В Манилу и Гонконг их передал по рации Клаузен, он же, по завершении сеанса, назвал Зорге наименования гостиниц и номера, которые там зарезервированы для него.

Войдя в свой номер, он осмотрел его, а потом убрал чемодан в шкаф. Телефонный звонок раздался пронзительно, но немного позже ожидаемого времени. Зорге ответил мужскому голосу и, обменявшись кодовыми словами, через десять минут открыл дверь советскому курьеру. Когда молодой сухощавый мужчина прошел в номер, Зорге достал из шкафа чемодан, отодрал с него сургуч с оттиском символики гитлеровского рейха и помог курьеру взамен поставить советскую гербовую печать, гарантирующую дипломатическую неприкосновенность багажа. На том они попрощались.

В Гонконге дождило. Но это был теплый, липкий дождь, похожий на испарину, выступившую на усталом теле города. Потоки людей из Шанхая, Тяньцзиня и Харбина, бегущие от японской агрессии, захлестнули гудевший как улей Гонконг, усугубив и без того острую проблему безработицы и перенаселения. Экономическая нестабильность и социальные язвы разъедали город изнутри, накаляя взрывоопасную политическую обстановку. Общая напряженность, казалось, витала в воздухе. Прибыв в Гонконг, Зорге не задавался целью до деталей разглядеть все проблемы, но картина в целом была ему ясна. Прямиком с аэродрома он поехал в немецкое консульство, сдал дипломатический багаж и отправился в гостиницу. Расположившись в номере, посмотрел на часы и вскоре спустился в бар, пропустить стаканчик после честно выполненной работы. Пригубив виски, достал из кармана сигареты, прикурил, а пачку оставил на стойке. В это время к нему подошел полноватый мужчина лет сорока и, извинившись, спросил:

– Позволите прикурить, моя зажигалка вышла из строя.

– Прошу, – повернулся к собеседнику Зорге, – самая надежная зажигалка – немецкая.

Мужчина прикурил и по ошибке сунул ее в карман своего пиджака. Потом, спохватившись, вернул.

– Простите.

– Не стоит беспокоиться, – ответил Зорге. – Я остановился в номере 27. Если будет угодно, мы можем подняться ко мне, там в дорожной сумке имеется еще одна, идентичная этой. Могу преподнести ее в качестве презента.

– Удобно ли?..

– Вполне.

– Вы очень любезны, но позвольте заглянуть к вам несколько позже, хотелось бы освежиться после дороги.

– Ваше право.

Это был второй советский курьер, с которым была назначена встреча. Он должен был передать Зорге портативный фотоаппарат и крупную сумму денег. Паролем являлось «Позволите прикурить, моя зажигалка вышла из строя». Отзыв: «Самая надежная зажигалка – немецкая».

Поднявшись к себе, Зорге вытащил из кармана зажигалку, которую вернул ему курьер, и внимательно рассмотрел ее. Размером со спичечный коробок – это был портативный фотоаппарат. Москва выполнила просьбу Зорге, когда он сообщил о необходимости еще одного «устройства». Он требовался Одзаки, который так же, как Зорге в германском посольстве, выполнял огромный массив по микросъемкам секретных правительственных документов и материалов, когда пропускал их через свои руки, являясь советником премьер-министра Коноэ, помимо того, что был еще и корреспондентом газеты «Осака Асахи».

Вскоре в дверь номера постучал курьер. Очутившись внутри, он вытащил из карманов перетянутые пачки американских долларов и передал Зорге. Теперь, когда все дела были улажены, оставалось последнее – прежде чем отправиться в обратный путь, внести деньги на свой корреспондентский счет для дальнейшего использования их в агентурной деятельности.

Обратный путь всегда кажется короче. Возвращаясь в Токио, не успел Зорге дописать дорожные заметки о социально-политической и экономической зыбкости Манилы и Гонконга, которые собирался использовать в газетных статьях, как самолет приземлился в Токио. Прибыв в посольство, он сдал дипломатический паспорт, документы и дипбагаж и собрался зайти к Отту с отчетом о проделанной работе, но ему сообщили, что посол находится в Берлине и доложить о прибытии необходимо заместителю посла майору Шоллу. Исполнив протокольные формальности, Зорге зашел в свой кабинет, сел за стол, закурил, пуская кольца дыма, и задумался.

Отт вылетел в Берлин с двояким чувством. Он понимал, что его вызов связан с главным вопросом: каковы подлинные намерения Японии относительно вступления в войну с Советским Союзом? Вопрос краеугольный, и даже самые неопровержимые доводы по поводу того, что японские оккупационные войска в Китае измотаны и не готовы к новой войне, что для приведения вооруженных сил в боевую готовность потребуется не менее двух лет и колоссальные ресурсы рассыпались в пыль, – вызывали глухое раздражение в Берлине. Подобные пессимистичные отчеты предшественника, посла Дирксена, закончились тем, что фюрер изгнал его из Японии, отправив послом в Англию. Дилемму, кем его заменить, разрешил тогда фон Риббентроп, указав на перспективного военного атташе посольства в Японии полковника Ойгена Отта. Полковник прекрасно справился с поставленной задачей по налаживанию контактов с японским генеральным штабом и военной разведкой, завел полезные знакомства и наладил деловые отношения с высшим и старшим командным составом. Отт понимал, чего хочет Берлин, и не сомневался, что услышит от Риббентропа: фюрер возлагает большие надежды на дипломатию, видя в ней ключевой инструмент для достижения главной цели – убедить Японию начать войну против Советского Союза. Подробный анализ и конкретные предложения по достижению поставленной задачи, с легкой руки Зорге, находились в посольской папке и сложились в голове Отта для устного доклада. Все это не могло не прозвучать в кабинете Риббентропа, но рейхсминистр начал с другого, повел речь об экономическом сотрудничестве Германии с Японией и спросил Отта:

– Как вы оцениваете перспективы данного экономического сотрудничества?

– С экономической точки зрения это больше выгодно Японии. Но если удастся посадить ее на короткий экономический поводок, Германия сможет значительно усилить свой военно-политический контроль над Японией, – ответил Отт. И, немного подумав, добавил: – С учетом того как японцы принимают решения, не торопясь сделать шаг на встречу, думаю, можно и подождать, когда они подтвердят свою готовность к экономическому сотрудничеству на деле.

– Ждут слабые. Нужно их подтолкнуть к этому. Дипломатическим путем, – уточнил Риббентроп.

И задал еще один вопрос:

– Известно ли вам о намерении японских властей изгнать все иностранные государства из Китая, в том числе и Германию, а также о стремлении японских монополий взять под свой контроль все промышленные отрасли?

– Я немедленно по приезде свяжусь по своим каналам с дипломатическими представителями, находящимися в Китае, выясню и доложу.

Отт с докладом в кабинете рейхсминистра пробыл тридцать пять с небольшим минут.

– Мы надеемся на вас, господин посол, на ваши знания, умение вести дела и преданность общему делу и фюреру, – завершил разговор фон Риббентроп. Было видно, что он удовлетворен встречей.

Отт кивнул, вскинул руку в нацистском приветствии, повернулся кругом и покинул обставленный старинной мебелью, обвешанный картинами в тяжелых рамах и гобеленами до потолка высокий кабинет рейхсминистра.

Отт был уверен в себе и готов выполнить любой приказ высшего начальства точно и в срок. По прибытии в Токио он оперативно организует проверку сведений и подтвердит рейхсминистру информацию о злонамеренных помыслах японцев. Фон Риббентроп предъявит японскому послу в Берлине претензии и прервет переговоры по заключению военного союза между Германией и Японией.

Глава 6

Но это будет еще впереди. Пока же, спускаясь по ступеням Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе, Отт поглубже вдохнул берлинского воздуха, и ему вспомнился прием в рейхсканцелярии, в кабинете фюрера. Тогда новый, с иголочки, посол представился вождю, и тот лично прикрепил к его генеральскому мундиру нацистский партийный значок и пожал руку как своему верному солдату на передовой дипломатического фронта. Отт был благодарен судьбе. Он не знал всего закулисья своего возвышения и всецело полагал, что стремительный карьерный рост связан с его ревностным отношением к служебному долгу и способностями, которыми безусловно обладал. И еще, как он слышал краем уха, если к этому и приложили руку главнокомандующий немецкой армией Браухич и начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель, то это объяснялось только тем, что армейскому руководству требовался высококвалифицированный и верный человек, владеющий ситуацией в Юго-Восточной Азии, каковым им виделся генерал Отт. Это также не умаляло его, Отта, достоинств, и не только в собственных глазах. Судьба благоволила Отту еще в начале карьеры, спасая от многих жизненных перипетий в лице генерала фон Шлейхера. Отт, являясь его адъютантом и доверенным лицом, после того как шеф стал на короткое время канцлером Германии в 1932 году, по его же поручению уехал в Веймар, на встречу с Гитлером, чтобы уговорить последнего занять пост вице-канцлера в новом кабинете. И получил решительный отказ. Это был удар. Через пару месяцев, когда Шлейхер был смещен и на место канцлера Германии вознесся Гитлер, Шлейхер не оставил верного ему офицера на съедение волкам и напоследок поспособствовал тому, что грамотный и волевой офицер был направлен военным стажером в германское представительство в Японии. Тут уже сам Отт развернул кипучую деятельность, щедро осыпая Берлин ценными отчетами, что было замечено, и его повысили в должности. Став вскоре военным атташе, Отт стремился обзавестись полезными связями, протягивая руку талантливым и способным людям. Вскоре судьба преподнесла новый подарок, когда по совету супруги Хельмы он обратил внимание на бойкого и эрудированного журналиста Зорге, имевшего кроме всех своих плюсов репутацию преданного делу нациста и глубокого аналитика. Отчеты Отта в Берлин окрасились не только знаниями по военным вопросам, но и аналитикой политико-экономической ситуации в Юго-Восточной Азии. На Отта обратили внимание как армейская верхушка рейха, так и серьезные люди среди однопартийцев фюрера. Более того, его включили в число кандидатов на замещение должности Чрезвычайного и Полномочного посла на случай возникновения вакансии.

Судя по тому, что Риббентроп остался доволен его докладом, можно считать, что командировка удалась. С чувством выполненного долга Отт решил позвонить жене. В переговорном пункте министерства он попросил соединить его с германским представительством в Японии и назвал работнице коммутатора номер домашнего телефона. Когда связь была установлена, его пригласили в переговорную кабину.

– Хельма! – только и успел воскликнуть он, как услышал:

– Ойген! Дорогой! Ты? – Он собрался было ответить, но вновь не успел ничего сказать, Хельма разразилась радостной тирадой: – Как твои дела? Как Берлин? Как ты себя чувствуешь?

– У меня все в порядке, Хельма, как всегда. Все хорошо. Осталось уладить несколько незначительных формальностей, и с делами будет покончено.

– Как там Берлин? – переспросила она.

– Берлин?.. Берлин бурлит, полон энергии и хорошеет. Как наши дети?

– О, они в порядке. Подвик бегает во дворе, Урсула рисует. Оба спрашивают, когда приедет папа. Ты ведь присмотрел им подарки? Они надеются.

– Конечно. Для Подвика нашел великолепный набор оловянных солдатиков, о котором он мечтал. А Урсуле – коробки акварельных и масляных красок. Только не говори им пока об этом.

– Нет, конечно. Они будут так счастливы!

– Я и тебе тоже кое-чего присмотрел.

– Что же это?

– То, что тебе не может не понравиться.

– Какой же ты заботливый, Ойген!

– Ты даже не представляешь, мой ангел, как мне здесь не хватает вас.

– А как я хотела бы сейчас оказаться рядом с тобой в Берлине, дорогой.

– Не грусти, мое сердце, мы еще приедем сюда с тобой и с нашими детьми.

– Ах, жду не дождусь.

– И не сомневайся. Хельма, что-то я еще хотел спросить?.. Да, как там, Рихард вернулся из поездки?

– Вернулся, вернулся и уже побывал у нас.

– Надеюсь, в хорошем настроении?

– Настроение у него было отличное. Немного повозился во дворе с детьми, потом сел на свой ужасный мотоцикл и уехал.

– Он такой.

– Да.

– Что ж, моя радость, дела зовут! Обнимаю и целую тебя и детей! Не скучайте без меня! Надеюсь, уже завтра увидимся.

– Я буду ждать, дорогой. Береги себя.

– Обязательно. До скорой встречи, моя любовь.

После разговора с супругой Отт в хорошем настроении направился в рейхсканцелярию, где должен был сдать секретную документацию. Сидя на заднем сиденье автомобиля из гаража министерства иностранных дел, он предался размышлениям о своей встрече с Риббентропом. Необходимо будет завтра вызвать Зорге, обсудить итоги берлинской командировки, сделать необходимые выводы и начать действовать. И еще надо дать распоряжения Шоллю и переговорить с полковником Мейзингером. Когда он подумал о Мейзингере, у него испортилось настроение и скисло во рту. Вспомнилась очередная гадость, которую тот замутил. Чрезвычайно неприятный, опасный тип и изощренный пакостник. Это надо же было додуматься и разнести подлую сплетню, подобно уличной торговке, о том, что Хельма флиртует с Рихардом, мол, они давнишние любовники и за спиной дурачат Отта. И это исходит от офицера службы безопасности, присланного в представительство из Берлина! О сплетне ему доложил специальный агент, получивший в свое время от Отта конфиденциальное поручение внимательно прислушиваться ко всем разговорам, которые ведут между собой сотрудники посольства, собирать все слухи и сплетни, которые кто-либо распускает о других. И все это докладывать ему, послу Отту. Он должен знать не только обо всем, что здесь происходит, но и то, о чем и о ком кто говорит. Зорге и Хельма давно друг друга знали и действительно были друзьями. Это очевидно. Когда Отт прибыл в германское представительство еще стажером, в звании подполковника, а Зорге начинал свою журналистскую деятельность в Японии как корреспондент «Франкфуртер цайтунг», они несколько раз встречались в немецком клубе, и за разговорами завязались приятельские отношения. Позже, когда Зорге стал вхож в их дом, как человек умный, хороший знаток японской культуры, специалист по Юго-Восточной Азии, он оказался еще очень обаятельным мужчиной и приятным собеседником. Даже дети к нему привязались и называли дядей Рихардом. Более того, в одном из разговоров выяснилось, что молодой Зорге после тяжелого ранения в Первую мировую войну лечился в том же госпитале, в котором сестрой милосердия работала Хельма. А еще Ойген и Рихард в 1915 году оба воевали на Восточном фронте. Только Отт – в пехотном полку, а Зорге – в составе полевой артиллерии. Какие еще нужны аргументы, чтобы отвергнуть порочащие истину, грязные сплетни о неверности. Да и сам Отт, он же не слепой, чтобы ни разу не заметить даже повода, чтобы подумать дурного о них. После того как ему сообщили о сплетне, распускаемой Мейзингером, Отт за ужином рассказал об этом Хельме. Та восприняла это безразлично и спокойно произнесла: «Разве для тебя секрет, что Мейзингер грязная и лживая свинья? От него можно ожидать и не такой подлости». Это было справедливо сказано. Касательно Мейзингера, даже и не будь он мастером грязных интриг, все равно бы оставался для Отта человеком с дурной репутацией, как и все, кто служил в гестапо, к которому он испытывал, ну даже если не внутренний страх, то чувство глубокой брезгливости, которое, впрочем, умел скрывать.

– Я-то это знаю, – ответил Отт жене, – но вот Зорге… иметь такого человека в друзьях – все равно что носить золотой слиток в кармане. Не всегда удобно, но жизненно необходимо. Дружеские отношения с ним стоят состояния.

Хельма тогда согласно кивнула.

«Конечно, – подумал Отт вдогонку пролетевшему, как ветер за окном, воспоминанию, – женщины – существа слабые, мужчины, если не страдают старческими болезнями, похотливы. Есть такое в человеческой природе. Но ведь это не обязательно относится к Хельме. За столько лет я бы, конечно, заметил». Отт бросил взгляд из окна автомобиля, оказавшись на Унтер-ден-Линденштрассе и представил себя с Хельмой и детьми, прогуливающимися здесь, и у него отлегло от сердца. Он попросил шофера остановить машину у магазина на углу и купить две большие коробки конфет для своей супруги.

Глава 7

Поработав с часок в кабинете, Зорге набросал основные тезисы для большой статьи во «Франкфуртер цайтунг», поработал с дорожными заметками, большая часть которых предназначалась для передачи в Москву, посмотрел на часы и встал. Газетный материал сунул в папку, блокнот с дорожными заметками убрал во внутренний карман пиджака и вышел из кабинета, заперев дверь.

На улице он поймал такси и поехал домой. Осмотрев комнаты и рабочий стол с бумагами, убедился, что никто не наведывался к нему без приглашения, чем частенько грешила японская полиция, питавшая слабость к обыскам квартир европейцев в отсутствие хозяев. Первым делом Зорге решил смыть дорожную усталость после командировки и направился в ванную комнату. Освежившись, почувствовал себя отдохнувшим и решил навестить семью Оттов, а затем поужинать в ресторанчике «Золото Рейна». Зорге засунул в карман пиджака два бумажных пакета. В одном из них находились небольшая фарфоровая китайская кукла с красивыми румяными щечками и деревянная хлопушка, раскрашенная яркими драконами, – для детей посла, и в другом китайская статуэтка, изображающая застывшую в порыве перед взлетом птицу, – для Хельмы.

Разделив восторги с семейством по случаю полученных подарков, он немного еще побыл в гостях, рассказал пару занимательных историй об экзотических китайских нравах и традициях и вскоре, попрощавшись с детьми и их матерью, направил свой мотоцикл в сторону «Золота Рейна».

В ресторане недостатка в посетителях, как всегда, не было. Зорге вошел в зал и не успел осмотреться, как его окликнули:

– Рихард, дружище, иди к нам!

Зорге оглянулся на голос, это был полковник Мейзингер. Он приветственно поднял руку, словно удостоверяясь, что Зорге понял, кто именно его звал.

– Рад тебя видеть, Рихард! Ты уже вернулся, дружище? Присоединяйся к нашей компании!

Зорге махнул в ответ и направился в его сторону.

За столом с Мейзингером сидела платиновая блондинка лет тридцати, с чертами истинной арийки и колючим взглядом серых глаз. Опустошенная на четверть бутылка дорогого французского коньяка свидетельствовала о том, что присоединиться придется к компании, где уже созрела теплая дружественная обстановка. Мейзингер отодвинул стул гостю.

– С удовольствием присоединюсь, – произнес Зорге, кивком поприветствовав даму, перед тем как сесть.

– Урсула, позвольте вам представить моего друга Рихарда Зорге… э-э, черт! – разразился Мейзингер: – О чем это я? Вы же оба из «Франкфуртер цайтунг». Коллеги!

– Дорогой Йозеф, мы знакомы с Рихардом, только заочно. Я работаю в газете лишь год, – произнесла дама, – и знаю его по прекрасным публикациям. Он такая знаменитость! В Берлине его цитируют. Я же приехала как стажер, набраться опыта. – При этом она скосила на Зорге взгляд и добавила: – Очень рада личному знакомству.

Зорге сразу понял, что эта штучка непроста, как пытается казаться, и решил подыграть ей:

– Весьма польщен вашим вниманием. Вы же – Урсула Беккер! Я не ошибаюсь?

– Разве вам присуще – ошибаться? Не поверю.

– Не ошибаются лишь боги.

– И фюрер! – с довольным видом прибавил к сказанному Мейзингер.

Урсула не удержалась от восклицания:

– Браво, Йозеф! За это стоит выпить!

Мейзингер разлил по фужерам коньяк. Когда все выпили, Зорге повернулся к Урсуле:

– Мне кажется, дорогая Урсула, вы скромничаете. У вас отличные публикации в газете. А ваша колонка с колкими обзорами советской прессы не может не вызывать восхищения.

– О, вы слишком добры. Неужели вы меня читаете? Я приятно удивлена.

– Если вам угодно. Но мне действительно нравится ваш стиль.

Урсула улыбнулась.

– Как вам Токио? – решив покончить с комплементарностями, поинтересовался у нее Зорге.

– Город интересный, – ответила Урсула, – но, мне кажется, бросается в глаза избыточное подражание Западу.

Зорге не возражал, лишь уточнил:

– Япония развивается, стремится к модернизации. Это неизбежно ведет к заимствованию.

– Именно! – вставил реплику Мейзингер, вновь потянувшись к бутылке и, пока непринужденная беседа не успела обрести более серьезные контуры, плеснул в фужеры коньяка. – Господа, хватит о серьезном, предлагаю выпить и расслабиться!

Поддержав предложение, Зорге сделал маленький глоток. Но Урсула то ли не поняла, то ли не услышала пожелания Мейзингера, а может, решила заявить о себе как серьезный журналист и задала военно-политический вопрос:

– Рихард, а что вы думаете как опытный журналист о перспективе японо-китайской войны?

– Война приняла затяжной характер, обе стороны не готовы уступить, но и не способны победить, – лаконично и просто ответил он.

– Это на руку Германии, – заявил Мейзингер, после доброго глотка из фужера, очевидно, забыв о своем призыве. – Пока ее оккупационные войска находятся в Китае, она не способна в полной мере реализовать свои амбиции в других регионах.

– Боюсь, вы ошибаетесь, дружище, – возразил Зорге. – Фюрер настаивает на том, чтобы Япония ослабила присутствие в Китае и активизировала военные действия на границе с Советским Союзом. Фюрер прилагает все усилия к тому, чтобы убедить в этом японцев. Он понимает, что Япония является важным игроком в Азии.

– Но Япония выжидает. Она не спешит, – добавила Урсула, – японцы очень прагматичны. Вы это хотите сказать?

– В политике спешка – плохой советчик.

– И что же, по-вашему, может склонить чашу весов в пользу Германии? – спросил Мейзингер, уже с интересом наблюдая за Зорге.

– Гарантии того, что союз с Германией принесет Японии реальную выгоду. Экономические преференции, территориальные приобретения и политическое влияние. Япония не станет рисковать ради пустых обещаний.

– Фюрер готов предложить японцам многое. Он понимает, что союз Японии с Германией – это союз победителей, – прибавив значительности в голосе, заключила Урсула. – Я правильно понимаю вас, господин Зорге?

– Вы оба правы, – потянувшись к бутылке, оживился Мейзингер. – Но хватит о политике. Давайте выпьем за фюрера, за настоящие и будущие победы! – Он поднял фужер и подождал, когда Урсула и Зорге последуют его примеру.

Время было уже далеко за полночь, когда Мейзингер, хорошенько набравшись, бросил затуманенный взгляд на часы и решил, что ему уже пора. Дело в том, что завтра, а вернее, уже сегодня, из Берлина вернется посол Отт, и наверняка его превосходительство вызовет его, Мейзингера, к себе, чтобы поделиться итогами командировки и разговора с Риббентропом. Надо быть в форме. Встав из-за стола, он предложил Урсуле подвезти ее на своей машине.

– Йозеф, вы считаете, что в состоянии вести машину? – с трудом скрывая ехидство, пошутила Урсула.

– Считаю ли я? Осмелюсь признаться, я вообще плохо считаю. Особенно количество опрокинутых рюмок! – громко рассмеялся он и, довольный ответным выстрелом в виде шутки, примиренчески добавил: – Дорогая Урсула, не стоит беспокоиться, я вызвал из гаража совершенно трезвого водителя. Так что машина у меня с шофером. Прошу.

Когда Урсула с Мейзингером погрузились в салон автомобиля, Зорге помахал им рукой и направился к своему мотоциклу. «Странно, – подумала Урсула, провожая его взглядом, – говорят, что Зорге имеет репутацию сердцееда и любителя выпить. Что-то я этого не заметила. Коньяк в его фужере как был, так и плескался, практически не тронутый, и вел он себя за столом не в пример Мейзингеру, который так и норовил положить свою лапу на мою руку».

Вырулив со двора ресторана, Зорге направился домой. Мотор ровно урчал. «Урсула Беккер. Скорее всего, она имеет отношение к гестапо. У тайной полиции везде есть внедренные агенты как в либеральных, так и нацистских газетах. Удивляться нечему. Просто следует иметь это в виду», – рассуждал Зорге. Потом его мысли переключились на другое, вечером, собираясь в ресторан, он думал поговорить с той официанткой, которую расспрашивал перед командировкой об Исии.

Глава 8

Но ничего не получилось. Ее просто не оказалось среди других официанток в зале. Может, была не ее смена. Ему снова ничего не удалось узнать, попав под колючие взгляды Урсулы и навязчивую «опеку» пьяного Мейзингера с его бесконечными тостами. Далеко за спиной остался ресторан. Зорге ехал мимо американского посольства, подгазовывая на подъеме, когда неожиданно из-за поворота выскочила легковая машина и, ослепляя фарами, понеслась прямо на него… Зорге был вынужден резко затормозить и заложить мотоцикл на бок, чтобы уйти от столкновения, но он даже не успел ничего понять, когда тяжелый «Цундап» ударился колесом в один из врытых вдоль дороги камней ограждения…

Глухой удар и страшный грохот, раздавшийся метрах в десяти от главных ворот посольства, выгнал из сторожевой будки американского полицейского. Увидев завалившийся на бок разбитый тяжелый мотоцикл и метрах в семи от него, у стены посольства, распростертого в луже крови человека, он немедленно вызвал по телефону начальника караула. Тот поднял по тревоге наряд, приказав оцепить место происшествия, и вызвал медиков. Вскоре подоспевшая к месту аварии санитарная машина увезла пострадавшего в госпиталь.

Звонок телефона поднял с постели Макса в третьем часу ночи. Постояв несколько секунд в растерянности с трубкой в руках, он повернулся к жене, которая также проснулась и вопросительно смотрела на него, дрогнувшим голосом сообщил:

– Звонили из госпиталя Святого Луки. Зорге разбился на мотоцикле! Сейчас находится у них, в тяжелом состоянии, я еду туда.

За рулем автомобиля Макс старался, как мог быстрее добраться до госпиталя. Зорге находился все еще в приемном покое и был в сознании. Вокруг него суетился медицинский персонал. Дежурный доктор, увидев вошедшего после того, как тот представился, сообщил, что это он вызвал его по просьбе пострадавшего. Макс попросил доктора разрешить ему подойти к Зорге. Доктор разрешил, но предупредил, чтоб ненадолго. Увидев склонившегося над собой друга, Зорге попытался ему что-то сказать, но лишь тихо простонал. Макс повернулся к доктору с просьбой:

– Я вас очень прошу, если возможно, оставьте нас на минутку наедине. Пожалуйста. Это очень известный немецкий журналист. У него имеется важное сообщение. У меня для него тоже. Это очень важно.

Доктор, даже не пытаясь выслушать сути сказанного, категорически воспротивился:

– Исключено. Вы видите его состояние!

– Поверьте мне, это очень важно для него. Вы же сами меня вызвали. Всего минутка времени.

Удивленный такой настойчивостью, доктор и в сей раз был вынужден пойти на уступку:

– Только если быстро. Не злоупотребляйте моей добротой.

Когда медики отошли, Макс вновь наклонился к Зорге. Казалось, что его лицо превратилось в кровавое месиво. Он пытался что-то сказать, но это не получалось. Макс понял, что у Зорге ко всему, кажется, еще сломана челюсть. Уж неизвестно, каким же неимоверным усилием Зорге удалось все же шепнуть: «Блокнот… деньги…» – и каким чудом Макс смог понять, что делать: стараясь действовать аккуратно, он просунул руку во внутренний карман пиджака Зорге и вытащил оттуда его рабочий блокнот и несколько сот американских долларов. Все это убрав в карман своего плаща, он посмотрел на друга вновь и вскрикнул в испуге:

– Доктор, скорее сюда! Он, кажется, потерял сознание!

Когда врачи оказались рядом, будто и не отлучались никуда, доктор обратился к Максу:

– Прошу вас уйти, вы уже мешаете работать, – и, подумав, добавил, – надеюсь, вам удалось сообщить другу то, чего он так ждал от вас услышать.

Макс молча кивнул и направился к выходу. Но доктор неожиданно спросил вдогонку:

– Скажите, господин Клаузен, а почему пострадавший вызвал именно вас?

Вопрос прозвучал как выстрел в спину. Макс к этому был не готов, но усилием воли заставил себя обернуться и начать с первого, что пришло в голову:

– Господин Зорге – журналист влиятельной берлинской газеты, обладая связями в деловых кругах и будучи большим патриотом своей страны, помогал в налаживании дружественных торгово-экономических связей между Японией и Германией. Моя фирма, оборудованная немецкими станками, занимается производством графических материалов, в том числе для военно-морского флота Японии. Я ожидал сообщения по щепетильному вопросу о дополнительной поставке оборудования из Берлина, для расширения производства. Господин Зорге обещал мне содействие в решении вопроса. Он знал, как меня это волнует. Когда мне позвонили из госпиталя и сообщили, что он попал в аварию и просил передать, чтобы я приехал, то подумал, что нужна моя помощь. Приехав же, увидел, что помощь уже оказывается, и тогда решил спросить наугад: удалось ли договориться по поставке, он произнес слово «да». Представляете, какой это человек!

– Извините, – произнес доктор, упуская смысловую нить в словах Макса, – я ведь спросил не из досужего любопытства. Когда сюда придет японская полиция, они могут задать вопрос о посетителях господина Зорге и о чем они говорили. Я просто должен знать, что им сказать.

– Понимаю. Так и скажите, – ответил Макс и вышел наконец из приемной палаты. Внизу, у центрального входа, едва не столкнувшись с агентами политической охранки, он выдохнул – вот они и явились. Сейчас начнут строчить протоколы, осматривать и описывать каждую мелочь в личных вещах пострадавшего, тем более что это европеец. Это он испытал на себе, когда два года назад попал в автомобильную аварию. Ему даже думать не хотелось, что могло произойти, если б полицейские обнаружили сотни долларов и блокнот с агентурными записями в кармане Зорге или не успей сам Макс вовремя покинуть госпиталь. С какой стати он первым оказался у постели Зорге, а не представитель посольства или кто-то из журналистов? Все это могло обернуться массой вопросов с непредсказуемыми для обоих последствиями. Надвинув на брови шляпу, Макс быстро миновал двор, скользнул за руль и погнал машину к дому Зорге. Он располагался в тихом переулке, вдали от шумных магистралей. Макс мягко затормозил, заглушил мотор и вышел из машины.

Конечно, он очень рисковал. Застань его внутри японская полиция либо сотрудники германского посольства, и в том и в другом случае – как объяснить свое присутствие в чужом жилище? Не рассказывать же сказки, что они друзья, что у него есть ключ от входной двери. Но и не приехать сюда он тоже не мог. Полицейские или сотрудники представительства, явись они раньше его, могли б обнаружить компромат. Конечно, Зорге всегда соблюдал осторожность и не держал дома ничего подозрительного, но все случается однажды. Любая оплошность могла поставить под удар резидентуру.

К счастью, Макс ничего такого не нашел в комнате Зорге. Более того, он на всякий случай обошел весь дом и минут за десять до приезда чиновников германской службы новостей, чтобы осмотреть и опечатать собственность Зорге, захватил его фотоаппарат, несколько личных дневников и успел уехать незамеченным.

Послу Отту о происшествии с Зорге сообщили сразу же по приезде из Берлина. Отдав распоряжения сотрудникам, после небольшого совещания, он вскоре вызвал машину и поехал вместе с супругой в госпиталь Святого Луки. Когда высокопоставленную чету проводили к лечащему врачу, тот, сославшись на тяжесть состояния пациента, объяснил, что больному необходим абсолютный покой. Отт задал доктору еще несколько вопросов и попросил держать его в курсе дел, добавив:

– Если понадобится помощь, можете обращаться прямо в посольство. И сообщите нам, пожалуйста, когда его можно будет навестить.

– Непременно, – пообещал доктор.

У жены посла Хельмы при этом увлажнились глаза.

Глава 9

Она узнала о тяжелой аварии, в которую попал известный немецкий журналист Рихард Зорге, из газеты, на следующий день после несчастного случая. Еще хуже, чем это сообщение, была помещенная над информацией фотография с места происшествия. Ей стало плохо, но она справилась с собой, потому что женская слабость невообразимым образом уступила место инстинктивному желанию – спасти любимого человека!

«Зорге в госпитале Святого Луки! – пронеслось в сознании. – Я спасу его! Или… умру вместе с ним!»

В приемнике госпиталя дежурный врач сказал ей, что посещения господина Зорге запрещены.

– Не волнуйтесь, им занимаются очень опытные доктора. Попробуйте подойти через неделю. Если лечащий врач сочтет возможным, вам удастся его навестить.

Ждать неделю оказалось слишком невыносимой мукой. Она пришла на третий день. В приемнике дежурил другой доктор. Она попросила его передать лечащему врачу господина Зорге, что с ним хотят поговорить по очень важному вопросу. Дежурный потянулся к телефонной трубке и в следующую минутку спросил:

– Как вас представить? Вы кто ему?

– Друг. Скажите, что друг. Это очень важно. – Она пришла с твердым намерением уговорить доктора, разрешить ей ухаживать за Зорге. Неизвестно, какие слова она нашла, какие чувства вложила в них, с какой интонацией произносила, но доктор, подумав, согласился, предложив побыть рядом с больным в качестве ночной сиделки, можно сказать, нянечки или, если угодно, ассистентом сестры милосердия.

– Только учтите, вы должны беспрекословно выполнять все наставления медперсонала. Уж извините, ничего другого предложить не могу. Если это вас устроит, я распоряжусь выдать медицинский халат, косынку, инвентарь, в общем, сегодня вечером можете приступать. Да, и не злоупотребляйте, пожалуйста, моей добротой.

Когда наступила ночь, в палате осталась гореть лишь дежурная лампа. Падающий от нее приглушенный свет создавал в комнате атмосферу покоя. Зорге, как и днем, под воздействием медикаментов находился в полубессознательном состоянии. Его дыхание то сбивалось, становясь прерывистым, то выравнивалось. Сидя на стуле у кровати, она молча смотрела на него, а потом решила тихо поговорить с ним, сначала шептала, что очень любит и никогда не оставит его. А потом вспомнила, как в детстве мать рассказывала ей сказки, сидя у кроватки, как родной любящий мамин голос помогал уснуть. Вдруг она спросила безмолвно лежащего Зорге:

«Хочешь, я расскажу тебе одну историю? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Эта история о маленькой девочке, которая жила с любящими ее родителями в одной из японских деревень. По утрам, когда первые лучи восходящего солнца золотили соломенные крыши сплетенных из бамбука хижин, отец поднимался, брал с собой рисовую лепешку и вместе с другими крестьянами шел работать на поля. По вечерам, когда уставшее от скитаний солнце клонилось к закату, а рисовые поля окрашивались в янтарно-розовый цвет, отец возвращался домой. Но однажды случилось так, что утром он не проснулся. Ночью смерть подкралась к нему и унесла его душу с собой. Так сказала мама. И для девочки мир перевернулся. Мать теперь не могла заниматься только домашними делами и воспитанием маленькой дочери. Она взвалила на свои плечи нелегкую ношу: с рассветом направлялась на работу в поле, а вечером занималась домашними делами. Дни шли один за другим, складываясь в недели и месяцы, девочка незаметно вырастала, а мать под бременем забот все больше выбивалась из сил. Дочь тянулась к матери, помогала ей по дому как могла, и вот, когда ей исполнилось пятнадцать лет, она заявила, что будет работать вместо нее на поле. Нет, ответила мать, глядя на ее тонкие руки, не место тебе под палящим солнцем. Поезжай в большой город, там найдешь себе работу, встретишь доброго человека, выйдешь замуж и обретешь счастье. Твоя радость и станет моей наградой. Обо мне не беспокойся, одной мне не трудно будет прокормить себя. Прошел еще один год. В следующий день рождения девушка уехала из родного дома в большой город в надежде найти работу и свое счастье».