Калинов мост

Беспощадное время галопом несётся в будущее,

стуча золотыми подковами по черепам дураков.

Глава 1. «ПОДСНЕЖНИК»

Самые удобные для проживания людей города России, – это, пожалуй, средние, где населения от пятидесяти до двухсот тысяч человек. В отличие от крупных областных центров, от городов-миллионников и от малых городов с населением в десять-сорок тысяч, средние города, как правило, имеют тот же набор обычного городского комфорта, что и в крупных: ту же развитую транспортную сеть с более-менее хорошими дорогами, обязательное электро-газо-водоснабжение, почтовое и медицинское обслуживание, а, главное, ту же сеть среднего и высшего образования. В таких городах кроме обычных общеобразовательных школ имеются медицинский и педагогический колледжи и уж обязательно два-три филиала институтов, и даже филиал государственного университета.

Средние города России быстро росли возле крупных промышленных центров, как вспомогательные, в них, естественным образом, возникали специальные, технические учебные центры и уж, конечно, не один дворец культуры, каждый завод имел свой клуб. Молодежь из таких городов, естественно, не уезжает, потому как есть где учиться и где развлекаться, а кроме того областной центр находится, чаще всего, недалеко, подумаешь – сто-двести километров, для нашей большой страны это норма.

Одним словом, в таком среднем городе имеется для людей всё, в смысле прожиточного комфорта, что и в большом, но есть существенная разница. В среднем городе гораздо меньше загазованности, чем в большом миллионнике, потому что, всё-таки, меньше автомобильного транспорта, а крупных заводов всего-то два-три. Такой город обычно располагается возле реки или, приличного размера, озера; воды предприятиям и людям надо много. Кроме того, такие города в северных и средних широтах чаще всего окружены хвойно-лиственными лесами, а потому воздух и вода здесь сравнительно чистые.

Конечно, в подобном городе живут не только степенные интеллектуалы, хозяйственники, но и люди эмоциональные, склонные к неровному настроению, порыву в мыслях и поступках, особенно, когда «примут на грудь» энное количество алкоголя, а, стало быть, подверженные необдуманному преступному действию, так что в городе с населением в сто-двести тысяч человек бытовые преступления совершаются то тут, то там, каждый день. Сюда надо добавить, пусть и более редкие, но продуманные преступления, да ещё надо добавить сюда дорожно-транспортные происшествия, – вот и получается, что местной полиции, также как и в крупном городе, работы хоть отбавляй.

Надо отметить, что некоторые преступления, бытовые в том числе, совершаются настолько незаметно и тихо, что проходит значительное время, пока такое преступное действие обнаружится. Иной раз недели, месяцы, а то и годы проходят, но уж когда «всплывут», вскроются эти неблаговидные дела, то работники полиции стараются вести расследование без какого-либо шума, стараются избежать огласки, не хотят давать информации газетчикам и телевизионщикам. Такое поведение работников полиции, конечно, можно понять: кому же хочется, чтобы люди в городе недовольно говорили, что, вот, так, мол, и работают наши правоохранители, преступление вон, мол, когда ещё совершено, а они ни ухом, ни рылом…

*****

Весна заканчивала своё победное шествие по Южному Уралу, но так как она была в этом году несколько запоздалой, что тоже бывает нередко в этих местах, то цветение яблонь, черёмухи и сирени в этот раз пришлись почти на конец июня. Время в рабочих буднях шло незаметно, и вот уже июль в разгаре, а тут, как назло, в одном из таких средних городов, недалеко от областного центра, и «всплыло» ну очень уж «тихое» преступление.

Оперативник уголовного розыска городского УВД, капитан полиции Вадим Зотов на свою беспокойную работу, в отличие от своих коллег, в любую погоду предпочитал ходить пешком, да ещё и не очень-то торопился. Хотя и не каждый день так было, но, всё-таки, лучше пешком, чем на общественном транспорте. Десять-пятнадцать минут размеренной ходьбы по городским улицам были у него вместо утренней физической зарядки, зато давали возможность спокойно обдумать, что надо сделать на работе в первую очередь: кому позвонить, куда съездить, кого вызвать или привезти в отдел в наручниках, или без них. Часто бывало и так, что придёт оперативник утром в отдел, а ему дежурный с порога уже кричит: «Давай, поезжай скорей по такому-то адресу! У нас труп!». Все, даже очень срочные дела, сразу в сторону, и, как говорится, – «ноги в руки».

Одним словом капитану не каждое утро приходилось топать на работу, частенько и ночевал в своём кабинете, потому как дел много, сотрудников не хватает, а ещё потому, что уж несколько лет пребывал в холостятском положении, жена от него ушла, семья распалась. Да и неудивительно: редко какая жена терпит отсутствие мужа дома сутками, а то и неделями. Вахтовики хотя бы через две недели отсутствия на работе, вторые две недели дома глаза мозолят, а тут годами муж появляется в квартире только иногда.

Капитан Зотов свою работу любил хотя, иной раз, в сердцах, и поругивал её. Работа опера ему нравилась за свою непредсказуемость, потому что шёл в своё учреждение и не мог предугадать заранее, какой сюрприз ему уже приготовила эта чёртова работа. Эти сюрпризы, можно сказать, сплошные загадки и поиски ответов на них давали душе капитана непередаваемый кайф. Каждый день одни планы рушились, тут же создавались новые, которые уже на следующий день корректировались, но была одна, общая для всех рабочая стратегема: обязательное раскрытие уголовного дела и поиск преступника.

Вот и в это прекрасное июльское утро Зотов шёл на свою работу и старался не думать, что день грядущий ему готовит. Утреннее солнышко в чистом, без единого облачка, синем небе уже вовсю, через рубашку в мелкую серую клетку, пригревало спину и, через короткий ёжик волос, голову. Вездесущие голуби, нисколько не пугаясь прохожих, путались под ногами на тротуаре; усиленно воркуя, они только слегка уступали дорогу совсем неспешащему капитану. Настроение у него было приподнятое, какое-то даже беззаботное, лёгкое, он уже думал об отпуске, о том, в какое место Сибири ему податься, интересных мест там много и каждое по-своему великолепно.

Подойдя к зданию городского отдела полиции, капитан увидел человека, сидящего на скамье придомового сквера. Стандартные скамьи располагались вокруг большой круглой клумбы с пышно цветущими бело-розовыми петуниями, в центре её высился зелёный холмик и вершина его победно алела крупными цветами из роз и цинний. Капитан посчитал, что это кто-то из обычных посетителей, которых, как правило, с утра вызывали повестками дознаватели и следователи городского силового ведомства.

Человек сидел спиной к подходившему капитану, но было что-то знакомое в его фигуре. Зотов ещё не успел подойти ближе как человек, будто у него был третий глаз на затылке, встал со скамьи, бодро повернулся к оперативнику, улыбка сияла на его лице.

– Давид! – воскликнул Зотов, тоже радостно улыбаясь. – Какими судьбами?

Высокий молодой человек, протянул руку для рукопожатия. Одет он был по-летнему: в брюки и рубашку с короткими рукавами защитного цвета, на голове такая же бейсболка, только на ногах контрастно белели кроссовки.

– Да вот, Вадим, – заговорил он, – отпуск у меня начался! Большой, месяца на два. Решил первым делом навестить родителей, да вот тебя. Дома, знаю, тебя не застанешь, только на работе. Я из Питера вчера прилетел в Челябинск, ну и вечером на автобусе сюда, в город, где вырос и учился с тобой в школе.

– Похвально, Давид, похвально! – заговорил капитан, энергично тряся руку друга детства. – Молодец, что не забываешь старых друзей! У меня, кстати, по графику тоже на днях должен быть законный отпуск. Может, вместе съездим в Сибирь? Ты подожди меня тут, думаю оперативка долго не протянется, от силы полчаса.

Ироничная улыбка на лице Давида подсказала капитану, что друг сомневается в короткой оперативке.

– Да я быстро, – успокаивал Зотов, – сошлюсь на срочно вызванного агента, которому, как известно, нельзя «светиться» возле здания полиции.

В этот день капитану Зотову дежурный по отделу только откозырял, а это уже хорошо, значит ничего серьёзного за ночь не произошло. После утренней оперативки, где обсуждали задания и планы на текущий день, в кабинете начальника городского отдела полиции, когда сотрудники начали расходиться по своим рабочим местам, полковник Волков попросил капитана Зотова задержаться в кабинете ещё на минутку. Минутка, конечно, время условное, частенько она превращалась в полчаса, а то и больше. Полковник подождал пока все выйдут из кабинета и тихо так, но озабоченно, заговорил с оперативником:

– Не хотел я тебя беспокоить Вадим Петрович! Знаю, что дел у вас в уголовке невпроворот, да люди в отпусках, а тут вот такое нехорошее дело вырисовывается, что и ума не приложу, во что оно скоро превратится. Не дай, не приведи, в «громкое». Надо как-то, по тихому, всё проверить. Только бы писарчуки наши, городские, не пронюхали. У них на всё тайное прямо нюх, как у наших, розыскных собак.

– Да в чём дело-то? – начал нервничать капитан, предчувствуя большую работу, а тут ещё и Давид ждёт на улице.

Полковник, испытывая терпение подчинённого, неспешно закурил, как-то проницательно взглянул на опера.

– Похоже, Вадим Петрович, «подснежник» у нас образовался, – спокойно сообщил он. – Давненько у нас их не было и вот на тебе. Да какой-то нехороший «подснежник», особенный, – добавил полковник, кисло улыбнувшись. Очень уж неприятный сюрприз. Надо съездить, посмотреть, зафиксировать.

– Где обнаружился-то? – деловито заговорил капитан.

– Да тут, недалеко, километров пять от города, на трассе в сторону Челябинска. Поедешь, увидишь зелёную «Ниву» на обочине, – уточнил полковник. – Территория, сам знаешь, наша, горно-заводской район, отвертеться, сослаться на соседний район, невозможно. Проезжий один случайно обнаружил, по мобиле дежурному сообщил, а тот попросил его дождаться приезда следственной бригады. Бери нашу спецмашину, Вадим Петрович, – голос начальника построжел, – со всем инструментом, бери двоих сержантов патрульно-постовой службы в помощники и айда, дорогой мой, туда! Службу МЧС приобщать к нашему делу не будем, надо сделать всё самим, сам понимаешь, лишние свидетели нам не нужны. Только, ещё раз прошу, без лишнего «шума». Вот уж чего я боюсь, так вот этого идиотского «шума»!

– Да «шум» всё равно будет, Иван Васильевич! – не очень-то бодро откликнулся опер. – Не зря же говорится: знают двое – знают все.

– Ну хоть поначалу-то надо бы не шуметь! – страдальческим тоном заговорил полковник. – Хотя в прокуратуру я уже сообщил, потому что обязан, и кто-то из прокурорских должен туда выехать.

«Подснежниками», как это ни странно, работники правоохранительных органов обычно называют трупы людей оттаявших весной из-под снега. Убитого человека, как правило, преступники выкидывают где-нибудь в лесочке зимой, прикрыв сверху наломанным поблизости лапником, а то и просто так, мол, снегом занесёт. Уголовные преступления подобного типа раскрываются наиболее тяжело, да и редко, труп даже опознать невозможно. Чаще всего такие преступления верно и надёжно переходят в разряд «висяков» или «глухарей».

Зотов вышел из здания, с целью предупредить старого друга, что будет очень занят и договориться провести встречу вечером. Давид по кислому выражению на лице капитана сразу всё понял:

– Вадим! – обратился он к оперативнику. – Мне всё равно делать нечего, давай я с тобой?

– А что?! – оживился капитан. – Поехали!

Пригласив из дежурки двоих сержантов патрульно-постовой службы, Зотов с Давидом прошли в гараж, что расположился на хозяйственном дворе полицейского управления. Спецмашина сиротливо стояла в отдельном боксе, ею давно не пользовались, но бак с горючим всегда был заправлен и инструмент из неё шоферам полиции было запрещено трогать. Инструмент в машине был подобран особый: от коробки со швейными иглами, отвёрток и разнообразных гаечных ключей до гидравлического резака, которым можно было разрезать любой легковой автомобиль как консервную банку, а ещё был дорожный отбойник, перфоратор со шлангами и компактный компрессор для сжатия воздуха от мотора машины.

За баранку автомобиля Зотов сел сам, Давид – рядом, сержанты устроились в салоне. Выехав за город, оперативник помчался по трассе номер пять в сторону областного центра, изредка поглядывая на дорожные указатели пройденного пути. От города новый участок второй половины дороги, вскоре должен был закончиться, здесь дорожные рабочие асфальт положили сравнительно недавно, всего-то около двух месяцев назад и он ещё не успел окончательно обрасти пылью, чернея по краям. Дальше будет насыпь из свежей щебёнки, где асфальтовое покрытие ещё не проложено, а потому все автомобили сворачивали на старую двухстороннюю дорогу.

Утро всё ещё оставалось ясным, но лучи поднявшегося летнего солнца на чистом синем небе уже крепко обнимали с левой стороны дороги жёлто-медную стену из стволов мощных сосен. Но вот лес поредел, дорога пошла под уклон, открылись просторные ромашковые поляны с редкими мелкими елками и березняком; кое-где, местами, торчали небольшие скальные выступы, с разбросанными природой кое-где, округлыми валунами, похожими на серых овечек, которые неспешно объедали траву возле этих скал, или прилегли отдохнуть.

Различной автомобильной техники на дороге было ещё мало, основной, непрерывный поток её будет ближе к обеду. Вскоре Зотов увидел на обочине новой полосы дороги зелёного цвета иномарку и человека стоявшего возле машины. Оперативник, подъехав к зелёному авто и человеку, ожидавшему полицейских, поставил свою машину тоже на обочину, бодро выскочил из кабины, сержанты за ним. Официально представившись водителю «Нивы», капитан привычно проверил документы у него и попросил объяснить суть дела:

– Я поехал по делам своей фирмы в область, – начал свой рассказ водитель легковушки. Выехал рано, чтобы успеть к девяти часам в головной офис. Вот тут на спуске мне приспичило отлить, я на обочине и остановился. Смотрю, а с края дорожного полотна щебёнка отрыта, как будто кто-то специально рыл. Похоже лиса, они тут часто встречаются, ну я пригляделся, а там, в ямке, полосатый носок обозначился и край пальцев человеческой ноги, большой палец, смотрю, обгрызен. Я сразу всё понял и давай звонить в полицию.

– А что Вы поняли? – деловито спросил Зотов.

– Ну, что там, под асфальтом, покойник! – смущённо пояснил водитель «Нивы».

– Так, хорошо! – сказал, нахмурив брови, оперативник, – деловито разглядывая ямку в дорожном щебне с концом обнажившейся ноги и частью полосатого носка на ней.

– Хотя, пожалуй, ничего хорошего, – добавил он медленно, скорее для себя. – Криминальный труп. «Висяк» явный – вот не повезло, прощай отпуск.

– Сам-то не испугался? – спросил он водителя «Нивы».

– А чего мне пугаться? – с вызовом и раздражением отреагировал немолодой уже свидетель. – Сейчас такие времена, что опасаться надо живых! Рынок же! Все суетятся, деньгу стараются нажить, людей не жалеют.

– А что раньше не надо было опасаться? – равнодушно, мимоходом, бросил опер, фотографируя своим мобильником место обнаружения.

– Раньше было спокойнее, трупы под асфальт не закатывали! – недовольно буркнул водитель «Нивы».

– Когда это, раньше-то?

– Когда, когда! – проворчал водитель. – Советская власть так преступность в стране прижала, что ребёнка можно было в ночь отпускать без тени страха за него, – пояснил свидетель. – Вы мои данные записали, так отпустите, у меня ж тоже дела срочные.

Зотов взглянул на озабоченного свидетеля, махнул кистью руки, отпуская.

– Хорошо, поезжайте, но о том, что тут обнаружили – никому! Сами знаете, репортёры, тем более областные, хлебом их не корми, но дай какую-нибудь, сногсшибательную сенсацию. Ещё бы, очень даже хороший сейчас случай лишний раз поиздеваться над нами, покритиковать полицию. Учтите, – это служебная тайна. За разглашение, сами должны понимать, ответить придётся.

– Да какая там сенсация!? – криво усмехнулся свидетель. – Никого уж не удивишь, сейчас всяких ужастиков по телеку, по Интернету, хоть сутками смотри. И ведь смотрят! Человека бьют по голове чем попало, да об бетонную стену головой, а ему хоть бы что. А ведь на самом деле от одного удара простым кулаком любой человек сразу может окочуриться. Вот так западные фильмы и разлагают нашу молодёжь, делают её жестокой – вот так и толкают на преступления неокрепшие умы и тяжкие преступления всё больше становятся обыдёнщиной.

– Ладно, поезжайте! – прервал ворчание свидетеля капитан. – На обратном пути заедете в отдел, надо записать ваши показания.

Ворчливый свидетель взглянул на капитана с благодарностью и уехал, но его место тут же занял прокурорский пикап. Зотов, поздоровавшись со знакомым следователем из прокуратуры, объяснил ему самую суть. Следователь что-то чиркнул в своём блокноте и тоже уехал, сказав на прощание, чтобы держали его в курсе дела.

– Ну, парни! – обратился Зотов к сержантам. – Ставьте ограждение, тащите сюда отбойник, перфоратор, включайте компрессор, двигатель я не глушил, будем вскрывать асфальт. Лишь бы там бетонной прослойки не было, иначе работа до обеда нам обеспечена.

– Какого размера квадрат долбить? – спросил более опытный сержант. – Не отсечь бы чего у трупа-то.

– Ну, тело лежит поперёк дорожного полотна, – это мне ясно! – заговорил Зотов. – Ближе к краю дороги. Неси Василий мел, там в коробке, в салоне, сейчас очерчу квадрат.

– Стой, Вадим! – сказал, подошедший к полицейским, Давид. – Сейчас я просканирую это место своим навигатором, очертишь точно по телу и квадрат вскрытия полотна дороги будет значительно меньше.

– А разве это возможно? – удивился капитан.

– Да, да! Сейчас сам увидишь.

На левой руке у Давида был пристёгнут маленький, тёмного цвета, прибор, размером с ладонь, с небольшим экранчиком. Он, протянув руку, навел его на предполагаемое место, и, взяв в правую руку принесённый сержантом кусочек мела, быстро, схематически, очертил положение трупа на почти чёрной поверхности асфальта.

– Здорово! – восхитился Зотов. – У нас в полиции такого прибора нет! Интересно, где такие производят?

– Боюсь, что нигде! – бросил Давид. – Давайте, колупайте дорогу, что зря время терять!

Помощники Зотова поставили ограждение из пёстрой ленты на полосатые столбики, принесённые из машины и, при помощи перфоратора и отбойника, быстро вскрыли квадратный пласт асфальта. Водители, проезжавших мимо редких ещё авто, ворчали, мол, не успели ещё новую дорогу как следует обкатать, а уже менты какой-то дорожный дефект обнаружили. Пласт поднять даже вчетвером было невозможно и сержанты разделили его на несколько кусков, которые вынули и выложили на один край дороги. Щебень осторожно разрыли, обнажилось голое тело мужчины, на людей пахнуло смертью.

– Надо же, заговорил один из сержантов, – труп-то ещё и не разложился! Запах вроде небольшой.

– Ничего удивительного! – отреагировал Давид. – Здесь ведь по всей дороге креозот, углеводородные соединения, а это для любого биологического объекта очень даже хороший анестетик.

– Тот, кто его ухайдакал и захоронил, видать какой-то сектант, – заговорил другой сержант, – покойника раздел донага, а носки на ногах оставил. Надо было ему подальше от края в дорогу жмурика-то засунуть, тогда бы уж надёжно похоронил.

– Вот зря он носки на трупе оставил, – задумчиво сказал Зотов. – Это, хотя и косвенная, а уже зацепка. Эти носки – ключ к опознанию.

Труп мужчины был издавлен щебнем, но тело оказалось в сравнительно хорошем криминальном состоянии. Грудная клетка явно сплющена, но не сильно, рёбра вероятно сломаны, один глаз на черепе выдавлен мелким камнем, но второй, благодаря другому плоскому камню, перекрывшему глазницу, видимо, сохранился. Давид камень убрал и… слегка отшатнулся… голубой глаз трупа был широко раскрыт и немо смотрел в синее небо… в вечность.

– Ну вот что теперь делать? – раздражённо заговорил опер, фотографируя мобильником труп и криминальную могилу. – Документов ведь, как правило, при этих жмуриках не оставляют. Прежде всего надо выяснять кто он и откуда, а это, я вам скажу, работа та ещё. Так, ребята! – заторопил он. – Давайте, скорее тащите его в салон пока проезжие не заметили. Не дай, не приведи, кто увидит, начнутся всякие ненужные пересуды.

Сержанты быстро сунули труп в чёрный пластиковый мешок и унесли в салон спецмашины, также спешно заровняли дорогу, положив сверху разломанные куски асфальта. Убрав ограждение полицейские уехали. Приехав в управление полиции, труп сдали в морг спецприёмника, теперь им займутся свои эксперты. В кабинете, куда прошли Зотов и Давид, капитан усадил друга за соседний стол, который принадлежал его помощнику, а сам вынул из стола справочник с номерами телефонов мобильной связи предприятий города. Прежде чем беспокоить отделы кадров городских предприятий, Зотов задумчиво высказал свою озабоченность:

– Вот откуда он, этот «подснежник»? То ли свой, городской, то ли приезжий? Возраст и способ убийства мне эксперты скажут только завтра.

– Лет ему столько же, сколько нам с тобой, Вадим! – подал голос Давид. – А погиб он от удара круглым тяжёлым предметом в переднюю часть черепа. Закопан в дорожное полотно в начале мая этого года. Больше тебе ваши эксперты ничего нового не скажут.

– Как это? Как ты узнал? – опер ошарашено уставился на друга.

– Ну ты что забыл? Я же биолог по образованию, работаю в Институте Мозга. Совсем небольшую округлую вмятину на голове я увидел сразу, она не от дорожных камней и слабо заметна. Дорогу в этом месте закрыли асфальтом в начале мая, ты сам об этом говорил, а возраст я определил при помощи моего многофункционального навигатора.

– Так, значит ему около сорока лет, точнее – тридцать восемь, – медленно рассуждал капитан.

– Я тебе больше скажу, Вадим, – заметил Давид. – Он не приезжий, он тутошний, городской. Кстати, – спокойно добавил Давид, – он, скорей всего, человек семейный.

– Почему ты так решил?

– У него небольшая штопка на носке, а это может сделать только женщина, мужчина штопать носки не будет, он их лучше выбросит. Ещё можно сделать вывод, что семья из небогатых. Думаю, что парень перебивался случайными заработками, или он, имея стабильную зарплату, её пропивал. Так ведь часто бывает.

– Ну, ты даёшь! – восхитился опер. – Тебя бы к нам, экспертом.

– У каждого человека свой «Калинов мост» – философски обронил Давид.

– Ну, брат, наблюдательный ты! – восхитился Зотов, не обратив внимания на философское замечание друга.

– Тебе, Вадим, по возрасту пора бы уже в майорах ходить! – улыбнулся Давид.

– Представление в область уже послано, друг мой, – заговорил Зотов, – считай, что я уже майор, год уж хожу в должности старшего инспектора уголовного розыска. Ну, да ладно, всё-таки об этом «жмурике» мы ничего не знаем, надо выяснять всю его подноготную.

Через полчаса звонков по отделам кадров предприятий Зотов уже знал, что никто из сотрудников с мая у них не пропадал и не увольнялся. Капитан устало бросил мобильник на стол.

– Всё осложняется! – заявил он. – Вот же работа! Ну вот как установить личность? Это же очень важно, иначе – прочный «глухарь», и все наши показатели за первое полугодие будут близки к нулю.

– Но ведь ваш «жмурик» может быть и вахтовиком! – предположил Давид. Может работать в соседнем городе.

– О-о-о! – протянул Зотов. – Тогда кучу запросов надо слать в различные организации и стройки на Севере и в Сибири, не пропадал ли у них кто. Текучесть кадров у них большая, толку от этих запросов мало.

– Подожди печалиться, Вадим! – участливо заговорил Давид. – Может, жена объявится, тогда и дело с мёртвой точки сдвинется.

– А если у него никакой жены нет?

– Про штопку на носке-то не забывай!

– Тьфу ты! Тогда оно ещё больше осложнится! – оживился опер. – Зато оперативной работы будет очень много, кучу людей надо будет перешерстить. Только вот что-то никакой жены за два с половиной месяца у нас не было.

– А вот погоди, будет! – уверенно заявил Давид.

И ведь как в воду глядел. В дверь постучали, на разрешение войти в кабинет вошёл помощник дежурного по управлению.

– Товарищ капитан, там женщина с заявлением о пропаже мужа! Может, по вашему делу сгодится?

Зотов, со значением во взгляде посмотрел на Давида, и кинулся в дежурную комнату на первом этаже. Там он действительно застал женщину; дежурный, майор Лобов, регистрировал в журнал её заявление. Миловидная женщина с короткой причёской на голове была одета по-летнему времени в тонкий, лилового цвета, брючной костюм, на ногах белые плетёнки на среднем каблуке. Броским взглядом Зотов определил, что ей около сорока лет. Капитан привёл женщину в свой кабинет, усадил возле стола, вынул чистый бланк объяснения, установил её данные по паспорту. Оказалось, что она Ивлева Валентина Анатольевна, проживает по такому-то адресу, из детей есть дочь двенадцати лет, а муж Ивлев Роман Фёдорович, работает вахтовым методом где-то, не то здесь, на Урале, не то в огромной Сибири. Где точно она не интересовалась. Первым вопросом капитан выяснил, почему она так долго не беспокоила полицию по поводу пропажи мужа:

– А что случилось-то? – встревоженным голосом спросила Ивлева.

– Розыском пропавших приходится заниматься, Валентина Анатольевна! – сухо ответил опер.

– Так, товарищ капитан! – округлила глаза Ивлева, не совсем понимая, что от неё хотят. – Ведь всё было как обычно: в конце апреля он приехал со своей вахты, тут майские праздники, пока то, да сё, школьные каникулы у дочери начались, мы с ней уехали в село к бабушке, моей матери, помочь ей с посадками на огороде, а муж должен был в конце мая отбыть на свою вахту. Мы с дочерью приехали из села вот в июле уже, а мужа нет, хотя он должен был приехать со своей очередной вахты и быть дома.

– Ну, так, а мобильники-то на что? – ровным голосом гнул оперативник. – Нельзя, что ли было за всё это время связаться?

– Да не было у него мобильника! – отпарировала женщина. – Смартфон у него украли где-то, а новый он ещё не успел купить.

– Документы какие-нибудь от него остались? – допытывался опер.

– Да какие там документы!? – подняла красиво очерченные брови мадам Ивлева. – Все документы: паспорт трудовая, ещё что-то там, он же с собой забирает.

– Ну вот как человека искать, чёрт возьми? – начал раздражаться опер. – Ни документов, ни места работы и жена как назло ничего не знает?

– Извините, девушка! – подал голос Давид. – А чем увлекался ваш муж?

Женщина повернула голову в сторону соседнего стола. Войдя в кабинет и пребывая в взвинченном состоянии, она как-то не обратила внимания на присутствующего здесь Давида, теперь же, увидев высокого красивого шатена, она мило улыбнулась, расцвела, видимо мужчина ей внешне сразу понравился. Несколько изменённым голосом она проворковала:

– Водкой, молодой человек! Водкой и только ей проклятущей,

– Ну, неужели только водкой, милая девушка? – заметил, улыбнувшись, Давид, приветливым голосом. – Человеку, насколько мне известно, присущи и другие пристрастия. Например, карты, рыбалка, да мало ли интересов.

На вежливое обращение к ней молодого красавца, сидящего за столом, Ивлева ещё больше расцвела, и, видимо, что-то вспомнив, прощебетала:

– А-а-а, ещё он любил сразиться с кем-нибудь в шахматы! Он мастерски играл. А ещё он хорошо разбирался в камнях.

– Прошу прощения, в каких это ещё камнях?

– В дорогих камнях! – поспешила с ответом мадам Ивлева. – В прошлом году на день рождения он мне перстень подарил, золотой с красивым рубином. Сказал, что это настоящий рубин, не страз.

При этих словах свидетельницы Зотов насторожился, а Ивлева показала руку, где на среднем пальце красовался золотой перстень, красной искрой в нём сверкнул крупный камень.

– Может быть, у него был постоянный шахматный партнёр, Валентина Анатольевна? – допытывался Давид.

– К-кажется был! – замялась женщина. – Точно не могу сказать.

– Вы покойников боитесь? – Зотов решительно переключил внимание женщины на себя.

– Да кто же их не боится? – потускнела Ивлева, снова повернувшись к оперу. – Собаки и те нос воротят, или воют. А что Вы хотите этим сказать?

– Пойдёмте со мной в наш морг! – деловито встал из-за стола Зотов. – Надо Вам взглянуть тут на одного.

– Да вы что? – боязливо и опечаленно насторожилась женщина.

– Да ничего особенного! – успокоил Зотов. – Просто взгляните тут на одного, может, знакомый вам человек.

Оперативник с женщиной и Давидом прошли в криминалистическую лабораторию, где у полиции был свой холодильник для трупов по экстренным случаям.

Эксперт, капитан Скворцов, выдвинул тело из ячейки холодильной камеры, откинул с головы простыню. Женщина, косо взглянув в лицо покойника, медленно и отрицательно покачала головой.

– Что-то не знаю, кто бы это мог быть! – заявила она. – По лицу не разберёшь, издавленное какое-то.

Переведя взгляд на ноги, выглядывающие из-под простыни, она увидела носки в бело-красную полоску и вздрогнула, лицо её покрылось пятнами.

– Господи! – воскликнула она горестно. – Это он! Это Роман! Наши носки, вот моя штопка. Да что же это такое?

На какой-то миг лицо её исказила горестная гримаса. И всё же Давид уловил в этом нечто театральное, не идущее от сердца. Очевидно, гибель, бывшего теперь уж мужа, не очень-то тронула её душу.

Зотов поторопился вывести женщину из лаборатории, провёл её в свой кабинет и, усадив на стул возле стола, налил воды в стакан. Пока Ивлева нервно пила воду, капитан быстро написал что-то на листе бумаги. Подав лист женщине, он деловито сказал:

– Перстень у Вас я должен изъять, мне нужно приобщить его к розыскному делу! Вот Вам расписка, печать поставите у нашего секретаря.

– А когда тело мужа можно забрать? – печально спросила Ивлева.

– Вам сообщат! Дайте номер своего мобильника.

Когда женщина вышла из кабинета, Давид поинтересовался:

– Зачем тебе перстень, Вадим?

– Это непростое изделие, друг мой! – тут же отреагировал опер. – Не производственная штамповка, – это ручная работа! Надо выяснять всё, что связано с этим перстнем, возможно он приведёт нас к убийце. Учти, Давид, через наш отдел прошло немало драгоценных вещей, которые помогли в раскрытии преступлений, я в этих делах всё-таки разбираюсь…

Глава 2. ЭТА РУТИННАЯ РАБОТА ОПЕРАТИВНИКА

Вечером, после хлопотного дня, капитан Зотов с Давидом устроились в одном из городских кафе поужинать, поговорить о жизни, наметить кой-какие планы на предстоящие дни. Задувавший днём порывистый ветер, к вечеру утих, облака рассеялись, открыв взору чистое синее небо, было достаточно тепло, но, главное, не жарко. Невидимое из помещения кафе солнце, где-то за домами висело над горизонтом и его косые оранжевые лучи протянулись вдоль улицы. За толстыми фасадными стёклами кафе по тротуару медленно двигались прохожие, а по проезжей части улицы, отделённой от тротуара стволами лип, также медленно проезжали легковые авто. Через открытые, по-летнему, входные двери, доносились запахи разогретого за день асфальта, вперемежку с тонким ароматом гербер, разноцветных петуний и цинний, цветущих в небольших рабатках между липами.

Друзья съели по порции салата из сочных красных помидоров. Зотов взял у бармена два фужера лёгкого «Саперави» и, усевшись за стол, задумчиво посмотрел на друга.

– Сколько же мы не виделись, Давид? – заговорил капитан. – Пять, или, пожалуй, семь лет! А ведь ты, пожалуй, внешне нисколько не изменился, выглядишь, как и раньше, каким-то студентом.

– Угадал, семь – точно! – ответил Давид отпив глоток из своего фужера. – Зато ты посолиднел, раздался в плечах, одним словом, выглядишь значительно старше. Как семья-то? Наталья, жена твоя, сын?

Вопрос был дежурным, ни к чему необязывающим, Давид ответа даже и не ждал, но он, всё-таки, последовал:

– Да вот семь лет и прошло как мы с Натальей в разводе, – равнодушно откликнулся Зотов, – а с сыном я регулярно встречаюсь. Он школьник, на работу ко мне иной раз забегает. Бывшая жена, слава Богу, не возражает.

Давид задумчиво посмотрел на друга. За семь лет, что они не виделись, друг его действительно изменился внешне, стал плотнее, заматерел и видно регулярно посещает фитнес-клуб, «качает» мышцы. Давид медленно заговорил, подбирая слова:

– Я уж не спрашиваю о причине развода, Вадим, у всех она разная, но я бы сказал всё же, что какая-то она, всё-таки, общая, – характерами не сошлись, так обычно говорят.

– А, что!? И не сошлись! Работа у меня хлопотная! – начал разогреваться Зотов. – Ведь не по восемь часов работаю, как обычные граждане, друг мой, а гораздо больше. Частенько и ночую в кабинете. Нам, инспекторам уголовного розыска, даже диванчики для этой цели приобрели, в кабинетах поставили. Наталья, естественно, против такой работы была, но изменить свой образ жизни я уже не мог. Ты меня должен понять, ты же вот свою профессию любишь, – вот и я люблю. Да я, кроме как преступников ловить, больше ничего и не умею.

– У меня, как ты правильно заметил, – добавил капитан, – тоже свой «Калинов мост», веду непримиримую борьбу со злом, так ведь банально пишут в своих репортажах писарчуки-журналисты.

Зотов при последних словах иронично хохотнул, а Давид задумчиво и тихо заметил:

«Калинов мост» – понятие философское, его по-разному трактуют, Вадим. Человек, по сути, с самого рождения становится на свой «Калинов мост»: сначала борется с разными болезнями, потом с собственной гордыней, смотря по воспитанию, и одновременно с разными врагами, которых поневоле, или в силу своего характера, успел нажить. Обрати внимание на наш фольклор: в русской сказке, например, русский богатырь сражается на Калиновом мосту с многоголовым Змеем Горынычем. Считай, что на условной границе наша Россия сражается с силами зла за общечеловеческие ценности. Многие считают, что «мост» этот является чем-то переходным между миром добра и миром зла, но воспринимать этот горячий переход можно по-разному.

– А как? – поинтересовался капитан.

– Ну, вот тебе другой пример: парень женится на девушке и считается, что он переводит девушку из её мира по этому мосту в другой, в свой. Так ведь её мир не есть мир зла, он просто другой. Виртуальный мост этот является точкой перехода между двумя вселенными в безграничной Мультивселенной под научным названием Брана. Да, на этом мосту часто происходит битва двух начал, то-есть соприкосновение двух полей, двух вселенных, и на границе их соприкосновения происходит гигантский выброс энергии…

– Тьфу! – оборвал друга Зотов. – А как же речка Смородина, что течёт под мостом?

– Так то есть время, Вадим! Бурное время, оно всегда горячее!

– Но ведь речка горит и своим пламенем накаляет мост? – продолжал упираться Зотов. – Как тут рассудить?

– Действие на мосту должно происходить очень скоро, – начал рассуждать Давид, – решение надо принять быстро, чтобы не сгореть. Правильное решение нужно принимать не только быстро, но и очень точно, выверено. Время всегда горящее, часто можно услышать: время не терпит, время горит, время – деньги…

– Говоришь текущая речка – это горячее время! – рассудительно промолвил Зотов. – Но нынешние физики и математики доказывают нам, что время может не только замедлять свой бег, но и быть обратимым, то-есть течь вспять. Это как понимать?

– Но ведь ты только что сказал главное – течь! Время течёт, и туда, и обратно, а это в физике главное, мой друг. И в философии тоже. Те-чё-ёт! Дошло?

– Ну, хорошо! – согласился Зотов, и тут же задал новый вопрос:

– Ты вот лучше скажи мне, как человек науки скажи: куда идёт человечество, или катится? Время-то течёт! Цель, друг мой, какая у этого человечества?

Давид задумался на минуту.

– За всё человечество сказать не могу, Вадим, – заговорил он, наконец. – Общую для всех цель может разработать только Генеральная Ассамблея ООН, а моё мнение, так думаю, что человечество стремится познать все тайны Вселенной, которая содержит в себе все науки. Думаю, что человечество стремится к Всеобъемлющему Знанию.

– Что-то не верится мне, – засомневался капитан. – Кого не возьми, так у него забота одна – заработать или украсть побольше. Преступления кругом, – от малых частных, до военных. Мошенников, куда не повернись, провокаторов везде полно. Так и хочется крикнуть: «Люди! Вы что творите!?

– Это точка зрения оперативника уголовного розыска, Вадим. Не забывай, что есть люди, для которых Знание, поиск неведомого в науке, в искусстве гораздо важнее материального благополучия.

– Их мало, друг мой! – упорствовал капитан.

– Вот эта малость и двигает человечество к высотам Знания.

– Сомневаюсь я! По теории Льва Гумилёва о спадах в развитии общества и пассионарных взрывах, задающих подъём, то сейчас в мире наблюдается явный спад, элиты многих стран несут в общество такую чепуху, такие глупые идеи, что аж скулу ломит от разочарования в их умственных способностях, – вот эти элиты и толкают свои народы на преступления планетарного масштаба.

– Тут, брат, всё-таки экономика задаёт тон и ритм жизни, – пояснил Давид. – Научную мысль, различные лабораторные разработки и сами лаборатории, направления, опытные изыскания и предприятия для них нуждаются в финансировании.

– Во-от, к чему и пришли! – обрадовался Зотов. – Познание требует немалых денег, а у человечества одно на уме – стать богаче сегодня, а тем более завтра и потреблять, потреблять, а там хоть трава не расти. Некоторые страны вообще войной живут, у них экономика базируется на военных столкновениях и ограблениях других народов. Тебе эти страны известны.

– Человечество, пусть часть его, стремится стать богаче в области Знания! – стоял на своём Давид. – А стало быть и совершенствует Дух свой.

– Да какой там Дух!? Войны-то, Давид, развязываются за экономические преимущества, из-за территориальных претензий, – упирался капитан Зотов.

– Без учёных, художников и проповедников веры, Вадим, человечество просто загнётся, очень быстро истребит себя. Другое дело, друг мой, как воспитать человека, который бы жил не для себя, принадлежал не себе родимому, а соседу, обществу целиком, служил ему преданно и бескорыстно.

– Думаю, что эта задача человечеству не по силам, по-моему, оно пытается просто выжить, – сделал вывод капитан. – Людям и сейчас, и в будущем не до научных открытий.

– Почему так решил?

– Не в глухой тайге, в одиночестве, живу. Интернет, телевизионный смог человека окружает сутками, новостей хватает, даже с избытком.

Давид ненадолго задумался и, посмотрев на друга, зашёл с другой стороны:

– Знаешь, как говорили древние люди? Огнепоклонники, например, что жили когда-то здесь, на Южном Урале? Они говорили, что люди слабы ещё духом, многие, очень многие поддались соблазнам коварного Аримана, младшего брата великого Ахуро-Мазды. Кругом, как ты заметил, войны, но одни народы, под влиянием Аши Вахишты, другого младшего брата Ахуро-Мазды, отстаивают добро, справедливость, независимость и общечеловеческие ценности, что описаны в «Авесте», мудрой книге Заратустры. Другие, попав в сети соблазнов, расставленных повсюду злым Ариманом, потеряли разум. Ослеплённые блеском золота, правители толкают свои народы на захват чужих территорий, на мелкие и большие преступления. Хитрый и злой Ариман старается запутать человеческое сознание и мало кто из людей понимает, где зло, а где добро? Человек пытается разобраться: думает, что совершает добро, а оказывается, что совершил зло, мучается от того, а хитрый Ариман радуется. Человек рассудительный призовёт на помощь Ашу Вахишту, мудро осмотрится, подумает, прежде, чем принять правильное решение.

Зотов слушал, согласно кивал головой.

– Зачем так много слов, Давид? – как-то устало заговорил он. – Что я не понимаю? И всё же считаю зло вокруг преобладает, к тому же профессия моя обязывает всех подозревать в чём-нибудь нехорошем, даже тебя, моего друга.

– Заколодел ты в своей работе, Вадим, пожалуй, тебе надо показать кое-что, чтобы ты на мир смотрел несколько иначе, – загадочно произнёс Давид. – По-доброму, чтобы удивлялся широте и глубине непознанного.

Капитан уставился на собеседника насторожёнными глазами.

– Меня удивить трудно, друг мой! – заявил он, наконец. – Жизненный опыт – это понимать надо.

Давид быстро сменил тему:

– А чего ты не женишься по новой, Вадим?

– Да ну, – тут же отреагировал Зотов, – новая жена, друг мой, ту же, старую песнь, заведёт, – это уже известно.

– Как же ты без женщин-то? Обходишься-то как? Физиологию-то никуда ведь не денешь, в карман не сунешь, в ящик стола не затолкаешь, гормоны-то работают, своего требуют. Монахи, те к Богу обращаются, молятся, всю ночь лбами о пол стучат, но ты же мужик мирской, в расцвете сил.

– А то ты не знаешь как все холостые мужики с этим делом обходятся! – усмехнулся Зотов. – Бывает, иной раз, прижмёт, так к уличным девкам обращаюсь. У них, как известно, ветер в голове, они одним днём живут, честь свою не блюдут, о будущем, о семье не думают, в жёны такие, сам понимаешь, не годятся. Посудомойками, поломойками работать они не хотят, зарабатывать услугами мужикам ведь гораздо легче и проще. Мы к ним относимся с пренебрежением, а они смотрят на нас как на дойных коров, с которых можно доить деньги на свою беспутную, легковесную жизнь. В дворники эти девки тоже не хотят, местным властям приходится нанимать дворников из бывших республик. Из всех пятнадцати бывших республик люди едут в Россию зарабатывать и страна наша опять стала Советским Союзом, только размером чуть меньше.

– Слушай, Вадим, – прервал Давид, – ну это же не выход! Квартира у тебя имеется, познакомься с доброй женщиной, будет в твоём доме хозяйкой и за тобой присмотрит.

– Чего ты меня учишь, друг мой! – огрызнулся Зотов. – Присмо-о-трит! Наставляешь меня, словно старый дедушка! Мне уже иной раз кажется, что ты старше меня и намного.

– Ты недалёк от истины, – усмехнулся Давид. – Если учесть, что мои родители родились полтора миллиона лет назад.

– Хватит шутить! Я сам привык за собой присматривать и наводить порядок в доме. Скажу прямо, – не встретил ещё такую, добренькую. Сам-то чего не женишься? Лет-то тебе тоже ведь немало, тридцать восемь, как и мне.

– Да ты что, Вадим?! Я ещё только-только из юношеского возраста вылез! – усмехнулся Давид, подмигнув другу.

– Ты что, двести лет себе намерял?! – иронично воскликнул Зотов. – Долго жить, я смотрю, собрался.

– Двести не двести, а тысячу лет точно! – на полном серьёзе сообщил Давид. – И не намерял я, а природа меня таким сроком одарила, мать с отцом.

Зотов равнодушно глянул на друга, слова его принял за очередную шутку.

– Я месяц назад, мать твою, Тутту Феофановну встретил, – заговорил капитан. – Поговорили с минуту, всё ведь дела у нас, всё торопимся. Ну, так, мимоходом, я и спросил, мол, когда сына-то оженишь? Так она мне, мило улыбнувшись, сказала, что, мол, молод ты ещё и о женщинах ещё не помышляешь.

– Хотя, надо сказать, – коротко помолчав, добавил он, – мать у тебя красавица писаная, и, что странно, ничуть не постарела. Удивительно! Какая была молодая в наши с тобой школьные годы, такая и осталась, даже ещё лучше стала, привлекательней. Она моложе моей Натальи выглядит, хотя та по возрасту в дочери ей годится. Да и отец твой, Иван Петрович, нисколько не изменился. По-моему, я теперь даже старше его выгляжу. Ты не находишь?

Давид отпил глоток вина из своего фужера, снисходительно-дружелюбно посмотрел на друга, ответил спокойно:

– Чего удивляться? У тебя, в твоём организме, клетка живёт в среднем сто двадцать суток, а у моего отца, да и у матери тоже, клетка живёт от восемьсот до тысячи двухсот суток. Улавливаешь разницу?

– Улавливаю! – как-то мрачно заметил Зотов. – Соображаю, что вы Паки не от мира сего. Странная у вас, у Паков, физиология, но тысячу лет люди не живут, – это аксиома.

– Ладно, не обращай внимания, Вадим! – заговорил Давид. – Как твоя мать поживает, Нина Григорьевна?

– Ты ведь знаешь, Давид, – заговорил Зотов, – что я детдомовский. Нина Григорьевна взяла меня в свою семью шестилетним мальчишкой и лучшей матери как она и представить себе не могу. Она очень добрая женщина и любит меня даже больше, чем своих родных детей. Она же учительница, в прошлом году на пенсию вышла, в саду у себя копается. Кстати, Давид, о своих биологических родителях я так ничего и не знаю.

– Ну хорошо, передавай ей привет от меня, хотя я сам к ней постараюсь наведаться. Скажи лучше, куда хочешь в отпуске съездить, где побывать вознамерился?

Зотов как-то тускло посмотрел в окно, на проплывающие по дороге авто, на редких прохожих. Повернувшись к другу, кисло сообщил:

– Да планировал было на Алтай съездить, к Байкалу, в Саяны, про Плато Путорана много наслышан, очень хотелось бы там побывать. Говорят красоты там неописуемые, но, похоже, мой отпуск накрылся медным тазом. Сам видишь, дело какое завертелось, теперь уж не до отпуска.

– Сибирь вот только тебя привлекает, а другие люди всё в Европу, или на юг стремятся, в Индию, например, там чудес, загадок всяких полно. Взять хотя бы храмы, стены их, колонны, сплошь из горельефов. Храмы древние, построены тысячи лет назад и просто рисунки давно бы уже стёрлись от времени, а удивительная каменная резьба исчезнет только вместе с этими архитектурными шедеврами.

– Видел как-то по телеку! – бросил Зотов. – Действительно – сплошная резьба по камню, все многоэтажные сооружения, от земли до самого верха в каменных инкрустациях. И камень-то твердущий – граниты, кварциты. Сейчас так не могут.

– Могут, но это очень длительная работа, десятилетия, сотни лет на это потребуется.

– А как же древние строители, в смысле скульпторы?

– Они поступали проще, Вадим, – окунулся в разъяснения Давид. – Изготовляли разные по тематике и сюжету формы, размягчали камень до жидкого состояния, и отливали блоки, из которых потом складывался храм.

– Неужели гранитный камень можно расплавить? – удивился Зотов.

– В этом и загадка, друг мой! – улыбнулся Давид. – Технология эта утеряна, а подобных тайн из далёкого прошлого ещё очень много. Кстати, в Европе тоже немало архитектурных чудес.

– Ну, меня Европа не интересует, Давид, там всё как-то прилизано, слишком много комфорта, европейцы, в отличие от южных народов, к русским относятся пренебрежительно. Судя по истории, да и по нынешним временам, Европа никогда, мягко говоря, не любила Россию, а мне по душе своя, дикая природа, Чтобы костёр, палатка, трудные, до седьмого пота, переходы: по горам, по болотам, по тайге, по рекам.

– Ага! И гнус, и комарьё, и надоедливые мухи! – иронично бросил Давид.

– Совершенно верно, друг мой! – оживился Зотов. – Мне физические трудности подавай, тогда я и отдохну как следует, а от европейского комфорта я только больше устану.

Давид как-то проницающе посмотрел на друга, и загадочно промолвил:

– Ну, хорошо! Я покажу тебе мир Сибири во всём своём многообразии.

Капитан Зотов ничего не сказал другу, в голове пронеслась мысль: «Чего это он всё загадками говорит? Изменился за семь лет, что не виделись, какой-то странный стал, чего-то всё показать мне собирается, да меня даже «Кузькиной матерью» не удивишь, видел я её в Снежинске». Капитан, конечно, имел ввиду страшное водородное изделие уральских физиков-ядерщиков…

*****

На следующий день, прямо с утра, Зотов поехал на трассу. Необходимо было побеседовать с дорожными рабочими, повидаться со знакомым мастером. На трассе капитан быстро нашёл расположение дорожной бригады, да и как не заметить могучее стальное стадо специальной техники и специальный балок, где дорожники отдыхают после длинного рабочего дня. Зотов нашёл мастера и сразу, без какой-либо дипломатии взял «быка за рога»:

– Скажи мне, Михаил Иваныч! – капитан в упор посмотрел на мастера. – Можно под асфальт труп человека спрятать?

Мастер от такого прямого вопроса поначалу опешил, но быстро нашёлся:

– А почему нельзя? Конечно можно! Особенно в тех участках, где нет бетонирования, хотя и под бетон можно упрятать. Правда простой лопатой поработать придётся до седьмого пота, яму-то приличную надо в щебёнке выкопать, да потом всё хорошо заровнять.

– Ну-ка, ну-ка, поподробнее! – насторожился оперативник.

– Тут ведь как получается, Вадим Петрович! – начал рассуждать мастер. – Когда мы вошли в горную местность, то на бетоне начали экономить. Там, где бульдозер снимает тонкий пласт почвы на скальном грунте нет смысла укладывать бетонную подушку. Насыпаем слой гравия, проливаем его для связки гудроном и кладём асфальтовую смесь. А вот где дорога идёт под уклон в низину, где наносной, мягкий грунт, приходится кроме гравийного покрытия укладывать слой бетона с арматурой, а потом уже асфальт.

– Та-ак, понятно! – сделал заключение оперативник. – Но не совсем! – тут же поправился он. – На скальном грунте злоумышленник яму для схрона не сможет выкопать, а ведь надо быстро это сделать. Кроме того, хотя и ночь, но могут проехать какие-нибудь запоздалые путешественники, которым не спится или очень уж торопятся.

– Ну, видно здорово повезло вашему «клиенту»! – неловко пошутил дорожный мастер. – Думаю, всё-таки, он случайно нашёл место для схрона.

– Ладно, думать я буду! – буркнул опер.

Прибыв с трассы в отдел, капитан занялся составлением схемы происшествия, а тут эксперт, капитан Мишин, принёс Зотову заключение по трупу гражданина Ивлева, обнаруженному на дорожной трассе номер пять под асфальтовым покрытием. Эксперт подтвердил предположение Давида Пака, что «подснежник» погиб от удара каким-то тяжёлым круглым предметом, похожим, например, на спортивную гантель, или небольшую гирю. Носки на трупе ручной вязки, очень тонкая работа, выполнены из ниток двух цветов такой-то марки.

Жена погибшего Ивлева принесла Зотову фото мужа из последних снимков. Фото размножили на принтере и раздали всем участковым. Участковый инспектор Юрий Гакшта тоже получил копию фото Ивлева. Лейтенант Гакшта на должности участкового служил уже пятый год, со всеми людьми, а это тысячи на его участке, познакомиться, естественно, не мог, но знал уже многих, особенно тех, кто имел судимость, а ещё пришлось познакомиться и с теми из молодых повес, что учиться не хотели, но и работать им лень, зато вести праздный образ жизни для них было привычно. Только ведь на такую жизнь нужны средства, и немалые, а где их взять? Молодые разгильдяи, естественно, приворовывали по мелочи, были среди его подопечных и карманники, а кое-кто из такого неблагонадёжного контингента занимался распространением наркотиков.

Мало кто из рядовых граждан знает, что участковый инспектор в своей нелёгкой деятельности представляет собой весь городской отдел полиции, то-есть по мелочи совмещает работу всех отделов: от постовых и дознания, до работы оперативников уголовного розыска, следствия, паспортной и дорожной служб, а частенько становится и криминалистом. Мелочей в работе полиции вообще-то не бывает, а потому участковый иной раз может уловить очень важную вещь для следствия.

В этот хлопотливый день, уже вечером, лейтенант Гакшта пошёл по адресу проживания иностранных рабочих, занятых на стройке жилого сектора в спальном районе города. Надо было проверить паспортный режим у этих строителей. Проходя через двор трёх жилых девятиэтажек, он увидел на скамье одного из подъездов знакомого. У лейтенанта, естественно, возникли к нему вопросы:

– Здорово, Уродов! – деловито обратился к знакомому Гакшта.

– Здоровей видали! – зло буркнул мужчина.

Участковый присел рядом, закурил.

– Когда на работу устроишься, Евгений?

– Ага, устроишься тут! – неприязненно огрызнулся мужчина. – Хорошую работу найти не могу, а на какую-нибудь не хочу.

– Фамилия у тебя какая-то подозрительная! – заметил лейтенант.

– Да уж какая есть! – проворчал мужик. – Может, из-за фамилии на добрую работу и не берут, да ещё судимость была. А, между прочим, фамилия моя нормальная, древняя. Дед ещё говорил, что фамилия наша из языческих времён: означает у Рода, так звали бога нашего, славянского племени в те давние времена, стало быть создал моих предков этот Род, – вот и нахожусь я возле Рода, бога славянского, каждому ведь объяснять не будешь.

– Ну вот, хоть меня просветил, – поддержал разговор участковый. – Ты же вообще-то многостаночник, – начал перебирать Гакшта, – а ещё бульдозерист, на любом тракторе работать можешь. Да с твоими профессиями тебя, Евгений Иванович, любое производство с руками твоими золотыми моментально оформит. К тому же ты и алкоголем не балуешься.

– А на что баловаться-то, коли, на одну женину зарплату живём?

– Хочешь, я тебя на крепкое предприятие устрою? – предложил Гакшта.

– Да не надо! – тут же воспротивился Уродов. – Я сам найду, не хочу по протекции полиции устраиваться.

– Ну добро! – согласился лейтенант. – Человек ты начитанный, грамотный, теперь вот семейный.

– Да вот остепенился, как вы, менты, любите говорить, – равнодушно заметил Уродов. – А в тюрягу я в молоди попал вот опять же из-за фамилии. Некоторые идиоты воспринимают мою фамилию иначе, в негативном смысле. Один скот начал издеваться, я ему в морду, а он возьми, да упади на угол бордюра своей глупой башкой, ну копыта и откинул, а меня судья на десять лет на зону определил – вот где справедливость?

– Ну, так таков закон, Евгений Иванович! Да и свидетели были.

– Закон должен быть прежде всего справедливым, лейтенант! – хмуро заметил Уродов. – К тому же свидетели отлично слышали как этот козёл, этот провокатор, обозвал меня уродом. Законодателям надо бы предусмотреть в уголовном кодексе ответственность за провокаторство. Ведь по сути судья, если он умный человек, должен бы осудить покойника, он же начал, первопричина зла от него шла, а меня, если не оправдать, так хотя бы не наказывать так строго.

– Ладно, Евгений Иванович, не будем спорить! Сложно это всё! Провокаторство может быть явным, как в твоём случае, но чаще оно бывает скрытым и попробуй докажи, а ещё сложнее, брат, описать все признаки преступления в законе.

Уродов угрюмо уставился в сторону двора, на копающуюся в песочнице детвору, а лейтенант полез зачем-то в карман кителя и, нащупав там фото Ивлева, вспомнил ориентировку.

– Слушай, Евгений Иванович! – обратился он к безработному. – Ты, случаем, знаешь или не знаешь вот этого субъекта? Может, видел где?

Собеседник коротко глянул на фото, хмуро бросил:

– Да это Слон!

– Как слон, почему слон?

– Ну погоняло у него такое!

– Что такой толстый, большой?

– Да нет! Среднего роста он, примерно семьдесят кило весом, просто медлительный он, неповоротливый, флегматичный, – пояснил Уродов. – А ещё шахматист заядлый, по-моему, даже кандидат в мастера, а, может, и мастер, только вот алкаш он тот ещё.

– Что, твой знакомый? Ты его знаешь?

– Да какой там? Ромка Слон, все его так называют. Я и фамилии-то его не знаю, просто ходит он иногда тут к своему знакомому, вон во второй подъезд. В шахматы играют, да пьянствуют.

– А что за знакомый? Как зовут? – заинтересовался участковый, почуяв важность догадки.

– Да так, то ли Николай, то ли Григорий вроде! Фамилия у него ещё какая-то редкая, интересная – За-За-Запрягаев, точно. Квартира у него там, а, может, снимает, номера не знаю. Вроде бы и Ромка Слон, и этот Запрягаев на одном режимном предприятии работают. Уж и не помню, кто мне об этом поведал, может, сам Слон. Вроде у них там вахтовая система.

– Странно! Где это такое предприятие?

– Точно не знаю, но где-то тут, на Урале.

– Хм, Урал большой!

– Ну так спроси у этого Запрягаева.

– Да уж придётся спросить.

– А чего ты этим Слоном заинтересовался?

– Так убит он! Нашли вот!

– Вот те на! – удивился Уродов. – Мужик-то вроде тихий, алкашил по-тихому, недрачливый, спокойный, ни в какие сшибки, разборки не лез.

– Вот в этом и загадка, Евгений Иванович! Теперь вот ищем, кто его ухайдакал.

– Ну ищите, то ваша работа!

– Спасибо, Евгений Иваныч, что подсказал, а то ведь поначалу даже не могли угадать, кто есть покойник-то…

*****

Утром следующего дня Давид Пак опять явился в рабочий кабинет к капитану Зотову. Тот, кивнув на приставной стул возле своего стола, показал другу изъятый у мадам Ивлевой перстень с рубином.

– Что скажешь, добровольный помощник?

Давид, осмотрев перстень со всех сторон, выдал своё резюме:

– Коли, это не производственная штамповка, Вадим, и изделие явно ручное, то его сработал хороший мастер, и, полагаю, что изготовили его здесь, в городе.

– Вот и наш эксперт выдал такое же заключение! – сообщил опер. – Надо бы искать мастера, да где его найдёшь? Неизвестно ведь, где Ивлев его заказывал, а, может, купил у кого-нибудь.

– В городе же есть ювелирные мастерские! – выдал Давид.

– Пошли! – немедленно подхватил Зотов. – Знаю тут одного мастера, Иосиф Петрович Добрянский, мой хороший знакомый.

Мастерская ювелира Добрянского располагалась на первом этаже жилой пятиэтажки, недалеко от горотдела полиции, по сути, на соседней улице. Мастер, находясь в добром расположении духа занимался починкой цепочки к медальону одной заказчицы и уж никак не ожидал с утра прихода двух молодых людей, в одном из которых он узнал оперативника Зотова. Он тут же отложил своё повседневное занятие, поздоровался и предложил парням присесть на диванчик.

– Едва ли вы пришли, молодые люди, – заговорил, улыбаясь, пожилой седовласый мастер, – заказывать что-либо у меня, для своих любимых? Смею предположить я понадобился вам как эксперт.

– Ну уж, коли, Иосиф Петрович, догадливый ты мой, так решил, то вот посмотри этот перстень, – ответил Зотов, протягивая мастеру принесённое изделие. – Может, подскажешь, кто его сотворил из твоих коллег?

Добрянский взял внушительную на вид лупу со стола и принялся за осмотр перстня. Медленно поворачивая изделие, выдал, наконец, своё резюме:

– Этот перстень, дорогой мой капитан, ручное изделие, производственного клейма-то нет, – задумчиво заговорил он, прищурив левый глаз, – сотворил его какой-то кудесник. Камень рубин, три карата, очень хорошая работа. Может, Иван Васин, тебе подскажет, он частник и давно ювелиркой занимается в своём доме, с другими частниками связь имеет.

– А-а, этот нелегал! – протянул, догадываясь, опер. – Знаю его, такой нервный тип. А сам-то смог бы, Иосиф Петрович, такой перстенёк сработать?

Мастер невинно захлопал веками, поднял руки ладонями к капитану, как бы отталкивая предполагаемые претензии:

– Имею вам сказать, товарищ капитан, это же возня с золотом, с камнями неизвестного происхождения, а ваше ведомство всегда относится с подозрениями к подобным работам. Золото, камни надо купить, да тут же перед вами отчитаться: зачем, да кому, да по какой цене купил материал, да кучу бумаг оформлять. Я ведь работаю из материала заказчика и претензии вашего ведомства к нему.

– Неужели такой сильный мастер как Добрянский, – с ироничной усмешкой заметил опер, – не смог бы сотворить это чудо?

– Смею сказать, что смог бы, – довольно уверенно заговорил Добрянский, и тут же добавил, – если бы вы принесли мне свой материал, легальный, подтверждённый соответствующими документами.

– А Вы осторожный, Иосиф Петрович! – заметил с улыбкой Зотов.

– А зачем мне лишние хлопоты, товарищ капитан? – пожал плечами мастер. – Я уж, к сожалению, не молод, такие риски мне ни к чему, нервы надо беречь. Будешь тут осторожным, коли, наша деятельность всегда под вашим неусыпным полицейским надзором. Перстень-то, прошу прощения, небось, криминальный?

– Да уж замешан в одном тёмном деле! Но ты, Иосиф Петрович, не беспокойся, к тебе у нас претензий никогда не было.

– Всегда рад помочь доблестной полиции! – выдохнул дежурную фразу мастер.

Друзья отправились по адресу проживания Васина. Ювелир жил в своём доме, в частном секторе города. Во дворах таких домов, как правило, гостей, прошенных, а больше непрошенных, с недоверием встречают собаки. Зотов быстро нашёл нужный дом. Жильё Васина показалось Давиду подозрительным: дом, сложенный из толстых сосновых брёвен, видимо, вырастил не одно поколение Васиных, выглядел весьма одряхлевшим и, живущий ныне в нём хозяин вовсе не старался хоть как-то его подправлять, в результате чего дом выглядел покосившимся на один бок; сразу видно, что в этом месте просел фундамент. Да и въездные ворота от времени тоже были перекошенными, серыми, как и сам дом с давно немытыми пыльными окнами. Мало того, так эти ворота густо заросли не только высоким плотным осотом и лебедой, а ещё даже и чертополохом, розовые головки цветов которого приветливо оживляли картину дворового запустения. Вообще всё домовое хозяйство выглядело довольно невзрачно, его можно было сравнить с серой вороной, которая равнодушно копается на какой-нибудь помойке и равнодушно поглядывает на прохожих. Впечатление было, что все обитатели здесь давно уж повымерли. То, что здесь всё-таки кто-то живёт, выдавала протоптанная в траве тропинка, ведущая к калитке. Всё это унылое хозяйство, вдруг, оживил злобный лай дворового пса, когда Зотов с Давидом подошли к калитке. На долгий лай собаки вышел, наконец, хозяин, благо, что оказался дома. Молча открыл калитку, впустил незваных гостей в заросший нечистый двор, и, первым делом, грозно прикрикнул на пса, который исходил неистовым лаем, выказывая верность своему подворью и хозяину. Пёс как-то виновато взглянул на хозяина, на гостей, и убрался в свою перекошенную от времени конуру.

– Чего надо? – грубо спросил тоже заросший волосами обитатель дома, обращаясь уже к гостям.

– Что так неласково встречаешь, Иван Васильевич?

– А, это ты Зотов! – заговорил, узнавая, хозяин. – Чего ты всё моё нижнее бельё щупаешь? Не надоело? Ничего криминального я не сотворил, и нечего ходить, от работы отвлекать. В дом не приглашаю, у меня там бардак.

Оперативник знал, что надомник Васин живёт бирюком, жена от него ушла, по-видимому, надоела ей такая жизнь, когда муж всё время то в походах за поделочным камнем, то сутками занят своим делом и на жену, на домашнее хозяйство, у него времени нет. Про таких обычно говорят, что женат на своей работе.

– Да я по делу! – отчеканил опер.

– А ко мне только по делу и шастают! – был короткий ответ. – Говори быстрей, что тебе от меня надо, да я пойду, работы по горло.

Зотов протянул Васину перстень.

– Не подскажешь, кто этот перстенёк сварганил?

Васин хмуро взглянул на изделие, даже в руки его не взял.

– Моя работа! – коротко бросил он. – В начале этого года сделал.

Опер вынул из нагрудного кармана фото Ивлева, показал ювелиру.

– Заказчик не этот ли?

– Он самый! – буркнул мастер.

– Хорошо заплатил?

– Да куда там! – опять пробурчал Васин. – Что с алкаша возьмёшь? Это ж Ромка Ивлев, по кличке Слон.

– Работа сложная, – гнул опер, – что ж ты ему за красивые глаза что ли?

– Да я бы его послал на все четыре стороны, – заявил Васин, – но за работу он предложил мне второй камень больше этого раза в два. Этот, на перстне, три карата, а тот на все пять каратов потянул. Я из него кулон сделал, огранил как надо и выгодно продал одной дамочке, но золотая цепочка её была. А тут Ромка принёс широкое золотое кольцо и камни. Понимаешь, Зотов, – оживился ювелир, – рубины хорошо сочетаются только с золотом. Вообще камни бериллиевой группы, я имею в виду драгоценные камни тёплых оттенков работаются и смотрятся только на золоте, а вот полудрагоценные, поделочные, типа малахит, опалы, яшма, топазы, офи-кальциты отлично сочетаются с серебром. Хотя опалы розовых оттенков хорошо смотрятся тоже только на золоте. Пошли в дом, покажу!