Дом купца

История, которую я собираюсь рассказать, вызовет у многих ироничную улыбку и, может, даже недоумение, поскольку не все склонны верить суевериям, относясь к ним крайне скептически. Раньше и я бы не поверил в такие росказни, не стань сам свидетелем того, что до сих пор не могу объяснить себе. А воспоминания о событиях, произошедших со мной и моим приятелем, даже вызывают во мне леденящий душу ужас.

Обычно в конце каждого месяца мы с друзьями встречаемся, чтобы поделиться новостями, как плохими, так и хорошими, и просто провести время в приятной компании друг друга и отличной выпивки. Компания наша состоит из людей образованных и разносторонних. Потому и беседы, мирно протекающие за рюмочкой-другой, всегда оставляют после себя неизгладимое впечатление и удовлетворение.

– Расскажи нам, Иван, над чем ты сейчас работаешь? Какую гадость выписывает твоё перо? – Пошутил рыжеволосый вихрастый мужчина в клетчатом пиджаке, раскуривая сигару. – Дмитрий, не соизволите ли вы раздать нам карты? Вы тасуете их уже… – он замолчал и поглядел на наручные часы. – Вот уже пятнадцать минут.

Рыжие брови взметнулись вверх, да так и остались там. Озорные голубые глаза метнули весёлые искорки на долговязого молодого человека, сидевшего за круглым столом, за которым и собралась вся компания. Долговязый вздрогнул, будто очнулся ото сна, и тонкие руки его замелькали, как крылья бабочки, раздавая карты по кругу.

Всего нас было пять человек, включая невысокого коренастого мужчину, расхаживающего по комнате, попыхивая сигарой. Выпущенные клубы густого дыма окутывали его большую голову, гордо восседавшую на широких плечах. Одет он был в тёмно-серый костюм, несколько тесноватый для его фигуры, чёрную рубашку и мягкие туфли, которые нисколько не приглушали производимого им топота.

Тот, кого назвали Иваном, тряхнул головой, отчего чернявые кудри пришли в буйное движение, и, проигнорировав колкость, брошенную в его адрес, ответил:

– Боюсь, дружище, тебе это страсть как не понравится.

– Это почему же? Позволь полюбопытствовать. – Спросил Рыжий, разглядывая свои карты. При этом ноздри его начали раздуваться.

– А потому что ты, как и все остальные, конченый циник и скептик, отрицающий сверхъестественное. В том числе мир потусторонний, находящийся вне досягаемости твоего разума.

Рыжий оторвал глаза от карт и ехидно ухмыльнулся.

– Друзья, похоже, наш писатель окончательно потерял все связи с реальным миром. Я прав?

– Алексей, – отозвался Иван, – потусторонний мир никак нельзя отвязать от того мира, который ты соизволил назвать реальным.

– Так ты и впрямь веришь во всю эту ересь? – Оживился Рыжий, принимая вальяжную позу на стуле, что свидетельствовало о его готовности вступить в беседу, принимавшую для него всё более интересный поворот. – Или следуешь веянию моды, не желая оставаться позади своих более успешных коллег по перу?

Иван покачал головой:

– Говорю же, скептики и циники.

– Прошу заметить, – вставил Дмитрий, кидая карты на стол рубашкой вверх, – поскольку я врач, мне положено быть и скептиком, и циником по той простой причине, что только так я могу лечить людей. Беспристрастность и профессионализм – вот главные качества. Что же до потустороннего мира, – он задумался, поглаживая гладкий подбородок, а потом рассмеялся. – Да чёрт его знает. Мои пациенты – а они, как вам известно, люди душевнобольные – зачастую, описывая свои галлюцинации и видения, упоминают об ином, тонком мире, из которого они получают послания. Может, что-то и есть в этом. По крайней мере, так считал ныне покойный психотерапевт Крохалев.

– Ловец галлюцинаций! – Почему-то обрадовался Иван.

– Точно, – кивнул долговязый, ничуть не удивившись проявленному приятелем интересу к данной теме.

– Так что там насчёт ловца? – Спросил я, обменявшись насмешливым взглядом с Алексеем.

– Ещё один отбивается от общего стада, – шепнул он мне, предвкушая горячий обмен мнениями.

Алексей был известным в нашем городе адвокатом, чья вера в виновность клиентов была крепкой и нерушимой и подтверждала свою обоснованность каждый раз, когда очередной клиент появлялся на пороге его конторы. Справедливости ради стоит отметить, что простым смертным Алексей был не по карману, и посетители его в большинстве своём принадлежали к определённому кругу лиц. Он часто повторял: «Все мои клиенты виновны как грех. Если мне хоть когда-нибудь выпадет возможность защищать несправедливо обвинённого, клянусь, я сделаю это совершенно бесплатно и с таким пылом, которого от меня не ждут!».

В ответ на саркастическое замечание Дмитрий почтенно склонил голову и продолжил:

– Прежде чем сыпать подобными заявлениями, дай закончить. Итак, Крохалев. Этому человеку удалось… да, удалось доказать, что не все галлюцинации – галлюцинации в привычном понимании.

– И как же он доказал это? – Встрял Алексей, опрокинув рюмку коньяку себе в рот.

– А не выставить ли нам его? – Предложил я шутливо. – Наш говорун сегодня особливо разговорчив.

Мы все рассмеялись. Нарезавший по комнате круги товарищ вдруг остановился и решил присоединиться к нашему разговору.

– Алексей, если будете смуту сеять, вышвырну вас из зала суда, – громогласно заявил он, взгромождая свою внушительную фигуру на стул. – Слово Дмитрию.

– Благодарствую, Лев Семёныч, – расплылся Дмитрий в улыбке, поправляя очки на большом носу. Слишком большом для его длинной узкой физиономии, обрамлённой копной соломенного цвета волос.

Лев Семёнович был председателем областного суда. Человек он был жёсткий и угрюмый. Мрачное лицо его, широкое и скуластое, тем не менее, располагало к себе. Была в нём несвойственная многим открытость и живость. А умные карие глаза, смотревшие всегда прямо перед собой, буквально завораживали. Говорил он мало. Чаще предпочитал молчать и слушать. В покер играть с ним не любили, потому как он почти всегда выигрывал. Каким-то волшебным образом у него на руках оказывался джокер, а порой и два. И это при том, что этот человек никогда не жульничал.

– Крохалев утверждал, что существует некий тонкий мир, вступающий во взаимодействие с людьми с ослабленной аурой, с людьми, находящимися под наркозом или действием психотропных препаратов. И, между прочим, он не был первым, кто пришёл к такому выводу. Но это опустим. Крохалев же сумел доказать свою теорию, делая снимки галлюцинаций, видимых его пациентами, используя своё изобретение: к обычной подводной маске, у которой было извлечено защитное стекло, он с помощью гофры подсоединил фотокамеру. Прежде чем сделать снимок, он просил пациента описать видение. После проявки фотографий сделанные им снимки в большинстве случаев совпадали с тем, что описывали испытуемые. И если это действительно так, то потусторонний мир существует. А если существует, то он связан с миром реальным, видимым, материальным, образуя нечто единое, но недоступное всем в силу каких-то причин.

Когда он закончил, мы молчали. Алексей сидел, подперев подбородок рукой. Лишь глаза его перекатывались по нам, а застывшее в них недоумение было красноречивее слов.

– И ты веришь в это? – Только и сказал он.

– Почему нет? Опровергнуть-то это никак нельзя.

– Погоди-ка, – подозрительно глядя на него, промолвил Алексей. – Уж не проводил ли и ты подобные эксперименты над своими подопечными?

Дмитрий неловко улыбнулся, краснея до корней волос:

– В этом мире два вида людей: те, которые хотят знать, и те, которые хотят верить, – уклончиво ответил он, цитируя Ницше. – Как и многие психотерапевты, я посвятил немало времени исследованиям разного рода отклонений человеческой психики, в том числе и сверхъестественного характера. По моему мнению, вера в сверхъестественное связана с психикой человека. А потому нельзя игнорировать одно при изучении другого.

– Вам есть что возразить? – Повернувшись к Алексею спросил Лев.

– Мне есть что добавить, – отозвался Иван, нарочито отворачиваясь от сверлившего его взглядом Алексея. – Большинство религий признают существование некой невидимой реальности, которая пронизывает наш мир, – души, божественные силы. Среди нас есть те, кто отказывается принимать это на веру. И мы не можем ни доказать, ни полностью опровергнуть присутствие иного мира. Но это вовсе не значит, что его нет. Некоторые интерпретации квантовой механики намекают на то, что наша реальность гораздо сложнее, чем мы привыкли думать. Теории квантовой запутанности, суперпозиции, множественности миров могут косвенно поддерживать мысль о других измерениях. Да и кроме того, как насчёт свидетельств тех людей, которые утверждают, что имели опыт столкновения с чем-то, что выходит за рамки обыденного? Я и сам… – он осёкся и замолчал.