В те дни, когда окончилась война. Капитан и епископ
Памятник
В сквере на одной из площадей Будапешта высится бронзовое изваяние человека в сутане с протянутыми вперёд руками и предупреждающе поднятыми ладонями. Всей своей позой он как бы говорит: стойте, одумайтесь, не умножайте зла. Но кого пытается он оградить своими безоружными ладонями?
Человек этот католический епископ города Дьёр отец Вильмош Апор, расстрелянный советскими солдатами-«освободителями» в тот момент, когда он и его 17-летний племянник пытались спасти от насильников одну из девушек, укрывшихся в подвале епископской резиденции, и замеченную ими. Это случилось в священную для всех христиан Страстную пятницу, 30 марта 1945 г. Через два дня от полученной раны епископ скончался. Племянник погиб на месте.
Не знаю, подсудны ли Небесному Суду безбожники, хладнокровно расстрелявшие священника и несовершеннолетнего юношу, пытавшихся помешать удовлетворению их чёрных инстинктов, но от земного суда они, по всей вероятности, ушли, оставшись неузнанными и не наказанными.
…А в тысяче километров от Дьёра, на братском кладбище немецкого города Пренцлау, покоится прах капитана Михаила Рейфа, брата моего отца, пришедшего сюда в составе своего эвакогоспиталя, где он служил начальником вещевого отделения, и волею судьбы оказавшегося по одну сторону баррикад с венгерским епископом. Он тоже был застрелен подобной же нелюдью и умер от раны сутки спустя после Дня Победы. Но если высокопоставленный деятель Церкви удостоился памятника и памяти благодарных потомков, то скромного офицера сегодня уже не помнит никто, кроме самых близких, да, может быть, спасённых им женщин, если кто-то из них еще жив…
О бесчинствах советских солдат на отвоёванных у фашистов сопредельных территориях у нас стало известно сравнительно недавно. Как писала Александра Свиридова («Зарубежные записки» 2005, № 2), «послевоенный СССР создавал культ героя, воина-освободителя, замалчивая его недостойные поступки. Хотя многие знали – и в первую очередь сами воины, что наряду с Неизвестным Солдатом-героем был Неизвестный Солдат-мародёр. И зачастую это был один и тот же человек».
Но если о вандализме и грабежах местного населения кое-какие сведения всё же просачивались, то о масштабах насилия до недавнего времени неизвестно было почти ничего. И ещё меньше знали мы о тех из военнослужащих, кто попытался этому воспрепятствовать. Впрочем, таких были единицы. Один из них – Лев Копелев, поплатившийся за свой протест не жизнью, но свободой. Большинство же знали, но молчали. А на каком уровне всё это покрывалось, видно хотя бы по той реплике, что была брошена Сталиным в ответ на обращение Международного Красного Креста, попытавшегося донести до него эту информацию. Вождь даже счёл возможным слегка пошутить: «Не надо пытаться представить забавы советских солдат как насилие и издевательство над немецким народом». Вот на каких весах была взвешена судьба венгерского епископа и советского капитана.
Когда рота бойцов поднимается в атаку, каждый из них знает, что подвергает себя смертельному риску, но никакого другого выбора в эту минуту у него нет. Что, впрочем, нисколько не умаляет его самоотверженности. И если в похоронке напишут «геройски погиб в боях за Родину», это будет правдой.
Однако ситуация свободного выбора – явление особого рода. Ведь тот же Вильмош Апор мог преградить путь вооружённым насильникам, а мог и не преградить – здесь всё решала его личная воля. К тому же священнический сан подсказывал ему несколько иную модель поведения: непосредственно не участвуя ни в каких разборках, полагаться прежде всего на силу своего пастырского слова. Но какое слово могло дойти до сердца нехристей? А бросить на произвол судьбы беззащитную девушку – это было невозможно для него по определению. Потому что к этому своему последнему неразмышляющему шагу, что ныне отлит в бронзе, он был подготовлен всей своей предшествующей жизнью.
По делам их узнаете, кто они, сказано в Писании. Кто же он был, этот дядя Вильмош, как звали его укрытые им девушки, видевшие в нём свою последнюю надежду?
Епископ
Седьмой ребёнок в семье барона Габора Апора он родился 29 февраля 1892 года в г. Сигетваре (Трансильвания). Его отец умер, когда мальчику было 6 лет, и все заботы о детях легли на плечи матери, глубоко верующей католички. От матери маленький Вильмош унаследовал свою религиозность, и когда настало время выбирать самостоятельный путь, без колебаний выбрал стезю священника.
Годы учёбы в католическом центре Канизианум – одном из лучших духовных учебных заведений такого типа в тогдашней Австро-Венгрии – счастливейшие в его жизни. В это время он начинает вести дневник, в котором делится своими юношескими религиозными переживаниями. Но не только. По всей видимости, он принадлежал к той редкой категории «тонкокожих» людей, кто близко к сердцу принимает чужую беду. Примерно как наш Радищев: «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человеческими уязвлена стала». И такой он был с детства.
Мы ещё не раз будем обращаться к его дневнику, а пока о самом для него на данный момент главном – о его рукоположения в священники, состоявшемся 24 августа 1915 г., но, увы, омрачённом полыхающей в Европе войной. Да, не в лучшее время вступает он на свою пастырскую стезю. А ведь впереди его ждёт ещё немало катаклизмов, на которые так щедр для людей его поколения оказался ХХ век. Распад Австро-Венгерской империи, быстротечные взлёт и падение Венгерской советской республики (1919 г.), установление диктатуры адмирала Хорти, великая депрессия конца 1920-х гг., Вторая Мировая война с её многомиллионными жертвами… И хотя сан священника предписывает, не принимая непосредственного участия в социальных конфликтах, оставаться как бы над схваткой, но все эти потрясения пройдут через его сердце.
«Молодого специалиста» направляют в венгерскую глубинку, в город Дьюла на юго-восточной окраине страны, на должность помощника приходского священника. Вот одна из первых дневниковых записей, сделанных им в этом его новом качестве: «На днях мы хоронили 20-летнего солдата с полными воинскими почестями. Его бедная мать горько плакала, но его отца было жаль ещё больше. Когда он молча стоял на краю могилы, на его лице было написано мучительное горе. Сколько таких трагедий происходит по всей Европе в эти дни!»
Окончилась Мировая война, а вместе с ней рухнула и тысячелетняя империя Габсбургов. Версальский мирный договор перекроил карту Европы, и в результате Венгрия, будучи проигравшей стороной, лишилась двух третей своей территории, так что Дьюла, оказалась всего в двух милях от румынской границы. И всё это не могло не сказаться на экономическом положении страны, особенно её приграничного региона, где скопилась масса беженцев. «Наверное, у нас никогда ещё не было такого мрачного Рождества», записывает Апор в январе 1925 г. Стремясь найти выход из создавшегося положения, он открывает двери своего прихода для всех бездомных, чтобы каждый мог прийти сюда «в любое время дня и ночи», раздаёт свои деньги нуждающимся. Сохранился рассказ о том, как какой-то важный посетитель, явившись без предупреждения к отцу Апору, привёл его в большое замешательство: тот встретил его без обуви. Оказывается, он отдал свои единственные ботинки отцу семерых детей и сидел в ожидании, пока сапожник сошьёт ему замену.
Четверть века прослужил отец Апор приходским священником в Дьюле, и когда пришла пора прощаться, его провожал весь город. Теперь его путь лежит в Дьёр – город с кафедральным собором и епископским замком на северо-западе страны, куда в январе 1941 г. решением Папы Пия XII он был назначен епископом. И опять, как и 25 лет назад, к своему новому поприщу он приступает в разгар Мировой войны. Ведь Венгрия союзница фашистской Германии, хотя участия в боевых действиях пока не принимает. Но до поры до времени. Очень скоро это всё переменится.
Ну а пока, пользуясь своим высоким положением и открывшимися новыми возможностями, епископ делает всё, чтобы и в Дьёре выполнять свои пастырские обязанности с тем же тщанием, что и в Дьюле. Однако уйти с головой в эти близкие его сердцу заботы не позволяет до предела накалённая политическая обстановка. На втором месяце его епископства в знак протеста кончает с собой премьер-министр Пал Телеки, один из самых популярных венгерских политиков 20-30-х гг. Только что им подписан «договор о вечной дружбе» с Югославией, и вот уже немецкие войска маршируют по территории Венгрии, направляясь к границам Сербии («идут по трупу Телеки», как замечает у себя в дневнике отец Апор).
Но Югославия это только прелюдия, главные события ещё впереди, и остаться от них в стороне Венгрии, увы, не удастся, как бы ни хотел этого Хорти. 22 июня Германия напала на Советский Союз, а 26 июня самолёты с советскими опознавательными знаками бомбили венгерский город Кашша (ныне Кошице, Словакия). Считается, что это была немецкая провокация с целью вовлечь Венгрию в войну с СССР. И 27 июня она её объявляет. Увы, война эта не принесла Венгрии ничего, кроме позора. Но может быть самая страшная её страница – это судьба её 800-тысячного еврейского населения, преследования которого начались как раз в годы епископства Вильмоша Апора. Собственно, это был вызов всей католической Церкви, и не принять его значило бы ей потерять лицо.
Всё разворачивалось по тому же сценарию, что и в Германии: ограничения и квоты в сфере предпринимательства и занятости, запрет на браки между венграми и евреями и, наконец, трудовые лагеря для мужчин-евреев, из которых формировались так называемые «трудовые батальоны», принудительно отправляемые на Восточный фронт в составе венгерской армии (почти все они там и остались).
В мае 1942 г. отец Апор назначается председателем Ассоциации Святого Креста, одна из главных задач которой – оказание помощи оказавшимся в отчаянном положении еврейским семьям. Пользуясь своим влиянием и связями, епископ добивается, чтобы каждый приход ежемесячно отчислял на эти цели определённую сумму, а кроме того, связавшись с прихожанами-добровольцами, находит жильё для еврейских беженцев и оказывает им финансовую помощь из собственных средств. Однако усилия эти утратили свой смысл, после того как 19 марта 1944 г. Германия начала операцию «Маргарете» и оккупировала страну, дабы предотвратить её выход из войны. Отныне участь венгерских евреев была предрешена: сотни тысяч их были согнаны в гетто, откуда их ждала депортация в лагеря смерти.
Что может сделать в этих условиях католический епископ? И, тем не менее, он пытается. Он обращается к примасу Венгрии, настаивая на немедленном созыве епископской конференции, центральным пунктом которой должна была стать еврейская проблема (к сожалению, большинство епископов его не поддержали). Он требует от местной жандармерии предоставить возможность священнослужителям посещать гетто, но получает отказ. А в ответ на телеграмму протеста, посланную им в Берлин, власти, пригрозили ему тюрьмой, если он не утихомирится.