Ловец тьмы

Роман

Пролог

Языки пламени пляшут на полу в пустом зале старой башни. Не развеивают тьму, а лишь сгущают ее по углам. Женщина в белой тунике склоняется к Кедеру, медный кинжал в ее руках чуть дрожит.

– Мерзавка, дрянь, шлюха! – ревет вампир.

Когтистая лапа с размаху ударяет, разрывая и шею, и грудь. Женщина, как перышко, отлетает к стене и замирает.

Кедер лежит на полу, сил почти нет. А перед глазами сапоги. Щегольские, из тонкой кожи. Любит тварь красиво одеваться.

Он крепко обхватывает лодыжки обеими руками, дергает на себя. Вампир падает неожиданно тяжело, со всего маха, и снова ревет. Последний. Единственный шанс. Граф падает ему на спину и всаживает нож в горло у основания шеи. Надо бы по самую рукоять, но не хватает сил. Надо бы полоснуть, чтобы перерезать артерию, но на это нужно больше времени. Мгновения на два больше.

Монстр не ревет он хрипит, но всё равно сбрасывает Кедера с себя. В очередной раз он впечатывается в пол затылком. И мир наконец погружается во тьму.

Кедер выныривает из кошмара и хочет куда-то бежать, но сильные руки укладывают обратно. Четыре руки. Видимо, один слуга уже не справляется.

– Тише, ваше сиятельство. Тише! Скоро всё закончится.

И запястье руки к губам. Он несколько мгновений пытается сопротивляться, отворачивается, отталкивает:

– Не надо! Не хочу!

– Надо, ваше сиятельство, – решительно прерывают его. – Без этого никак теперь.

А потом по руке полоснули ножом, хлынула кровь

У него больше нет сил бороться, и Кедер припадает к ране, стараясь не касаться клыками, просто втягивая в себя струйку крови. На клыках яд. Нельзя заразить старого друга. Только губами.

Чувствует, как кто-то берет его за волосы на затылке. Это значит – хватит. Можно убить и без заражения.

Он падает на кровать. Какое-то время смотрит с отчаяньем на дворецкого.

– Надо жить, ваше сиятельство, – говорит он жестко. – Всякое в жизни бывает. Надо жить.

А потом Кедер снова погружается в кошмар.

Глава 1. Новая жертва

Столица ночью была почти так же холодна и неприветлива, как и дневная. Тепло в Шумафе, одной из самых северных стран, – редкий гость, люди прятались от холода за толстыми стенами, но солнце не могло прогреть их даже летом, поэтому камины топили круглый год, да еще и жаровни подчас ставили.

Кедеру это было не нужно. Теперь он любил прохладу. Вот многолюдные города, тем более столицы, не любил. С его приметной внешностью (статный брюнет с голубыми глазами) и положением (обеспеченный холостой граф) он запоминался надолго, а ему нужно быть незаметным. Но сейчас он выслеживал тварь, что убивала крестьян недалеко от Давира. Поэтому пришлось поселиться здесь.

Когда-то во время путешествий Кедер останавливался именно в больших городах. Здесь бурлила жизнь, можно было познакомиться с поэтами, музыкантами, политиками, коллекционерами, купцами, талантливыми мастерами. Теперь в тихом сельском поместье он мог прожить лет пять. Если дольше, то люди обращали внимание, что он нисколько не меняется год от года. В большом городе начинали задавать вопросы гораздо быстрее: «А разве Кедера Шонгкора не убили сорок лет назад? Мне кум писал, он даже жениться не успел…» Даже сыном того самого Шонгкора притвориться не можешь.

Теперь каждые пять лет приходилось покупать, а потом продавать особняки в какой-нибудь глуши. Оставлять их себе смысла не имело: возможно, он вернется в этот городок лет через пятьдесят. За это время дом обветшает без присмотра, а семья его еще не настолько велика, чтобы оставлять кого-то жить там.

Примерно полгода назад он узнал о неуловимом вампире, убивающем почти исключительно селян. Были бы это аристократы, давно бы на него управу нашли. Кедер и его люди искали чудовище, собирали улики буквально по крупицам. Тварь была крайне осторожна: в живых никого не оставляла, ядом никого не заражала. Охотился монстр в разных местах, так что Кедер даже не сразу понял, что это один вампир, а не несколько разных. Выбирал молодых парней и девушек. Девушек убил все-таки больше. Жертвы не выглядели испуганными, у некоторых нашли серебряные монеты, у одной даже золотой. Энье, сменивший Чарека на посту дворецкого, предположил, что их нанимают для чего-то.

Изучив карту окрестностей, они пришли к выводу, что все пути ведут в Давир. Вампир либо живет здесь постоянно, либо часто бывает. Особняк в столице купить не удалось, но получилось взять поместье в аренду. Находилось оно ближе к окраине, но так было даже удобнее.

Как только его семейство здесь устроилось – сейчас под крылом Шонгкора было шестнадцать… хм… человек – Кедер стал действовать как обычно, когда выходил на охоту: знакомиться с богатыми, известными людьми, посещать салоны, заключать торговые сделки (да, теперь приходилось торговать, деньги нужны даже вампирам).

Сейчас он возвращался с бала, который давала княжна Агунда, сестра правителя Шумафа. Кедер побывал там, познакомился с самыми влиятельными аристократами Давира и всей страны.

От бала осталось двоякое впечатление. С одной стороны, он смог хотя бы издалека увидеть самых подозрительных, тех, кто мог притвориться, что нужна новая служанка. С некоторыми даже поговорил. С другой стороны, казалось, что в столице нужно прожить не пять лет, а все тридцать пять, чтобы вычислить того, кто ему нужен. Кедер с ходу нашел трех человек, кого без сожаления можно высушить. Жаль, что не нарушишь непреложное правило – не убивать там, где живешь. Иначе можно с охотниками на вампиров познакомиться. Час суда для этих аристократов наступит не раньше, чем его семья покинет Давир.

Быстро тварь вычислить не получится, но сдаваться заранее Кедер не привык. Не найдут монстра за год, придумают другой план. Сначала надо присмотреться к тем аристократам, кто, как и он, поселился в Давире недавно.

– Там что-то происходит, господин граф, – Юсав, молча сопровождавший его всю дорогу, прервал размышления своего господина. – Может, переждем?

Мальчишке недавно исполнилось восемнадцать, и, в отличие от Кедера, он будет взрослеть и стариться. В семье были и люди, хотя не так много. Юсава они нашли в одном из деревенских домов, вампиры разорвали его родителей. Ребенку едва исполнился годик. Энье, недолго думая, предложил, чтобы теперь день рождения малыш праздновал в день, когда его нашел господин граф. Так и порешили. Уже года два как Юсав сопровождал Шонгкора на те встречи, где появляться без слуги считалось неприличным. Карету Кедер не любил, пользовался ею только в самом крайнем случае, поэтому обычно они ехали друг за другом: сначала граф, позади слуга.

Граф вгляделся вперед: в ворота арендованного им особняка заходило несколько человек, в руках что-то несли.

– Это наши, – ободрил он Юсава, не обладавшего столь острым зрением и слухом, и пришпорил коня.

Заехав во двор, легко соскочил на землю и, не оглядываясь, прошел в дом следом за странной процессией.

Тяжелый сверток занесли в одну из комнат для слуг, пока пустовавшую. Энье уже распоряжался:

– Огня, воды! Быстро!

Дворецкому было около шестидесяти лет – никто не озаботился записать дату рождения сына прачки. Волосы на его голове хоть и поседели, но были по-прежнему густыми. Он не заплыл жирком, был крепок, а улыбка всё еще заставляла женские сердца трепетать, хотя вел себя с женщинами он очень сдержанно.

Кедер шагнул следом за Энье и сразу всё понял: на кровати, тяжело дыша, лежал парнишка. Грудь заливала кровь, на шее – характерные раны: две аккуратные дырочки размером с ноготок на женском мизинце.

Энье быстро взглянул на графа и объяснил, не вдаваясь в подробности:

– Нашли на одной из улиц.

Шонгкор посторонился, позволяя пройти еще одному слуге с подсвечником и Барире с тазом и тряпками. Женщину когда-то не добил вампир, и она пережила обращение. Она жила с ними уже пару лет, в последнее время оказывала расположение Энье. Когда Кедер наблюдал, как быстро действует дворецкий, какие красивые у него руки – он засучил рукава, – как сверкают стальные глаза, он нисколько не удивлялся тому, вампирша выбрала его, а не кого-то помоложе. И все-таки сомнение царапало сердце. Так ли она бескорыстна?

Выглядела Барира примерно на тридцать пять, но сколько ей на самом деле, никто не знал, она на эту тему только отшучивалась. У нее были правильные черты лица, русые волосы и серые глаза, а также губки-якорьком, от чего казалось, что она всё время ехидно ухмыляется.

Подойдя ближе к юноше, она склонилась над ним и обтерла влажной тряпкой шею. Поцокала языком, посмотрела на дворецкого:

– Переодевать пока не будем. Думаю, смысла нет.

– Почему? – жалобно спросил парнишка.

– Потому что самое интересное в твоей жизни только начинается, – авторитетно заявила Барира.

– Что начинается? – продолжал расспрашивать тот, внезапно осевшим голосом.

– А что ты помнишь? – в ответ поинтересовался Энье.

– Почти ничего. Шел домой. Потом кто-то обхватил сзади и придушил. В глазах темно стало. Потом боль и… вы.

– Ну, на шее у тебя дырки, – Барира не церемонилась, считала, что плохие новости нужно сообщать сразу. – Это значит, что напал на тебя вампир. Но не убил. Может, наши спугнули. Хорошо это или плохо, решишь сам. Сейчас важно, что почти неделю тебя будет плющить как гвоздь на наковальне. Иногда бывает рвота, понос – прощенья просим за такие подробности. А потом ты тоже станешь вампиром.

– Кем? – глаза спасенного вытаращились от ужаса, а голос почти совсем пропал.

– Вампиром! – чуть медленнее и громче произнесла Барира. – Будешь хорошим мальчиком, господин граф оставит тебя в семье, – она небрежно кивнула в сторону Шонгкора. – Будешь плохим мальчиком, господин граф или кто-то из нас свернет тебе шею. Всё понятно?

Глаза раненого метались от ужаса, перебегая то на стены явно не жилой комнаты, то на лица окружавших его людей.

– Как тебя звать-то? – как можно спокойнее поинтересовался Энье.

– Дайтан… Дайтан Уреней.

– Приятно познакомиться, Дайтан. Это, – он почти так же, как Барира, кивнул на Кедера, – его сиятельство граф Иецер. Меня зовут сударь Энье, я дворецкий. Это Барира – она у нас за экономку. Это – Ачилле, он почти всё по хозяйству делает. В ближайшие дни они будут за тобой присматривать. С остальными позже познакомишься.

Бегающие глаза новообращенного наконец остановились на Шонгкоре, и парень снова спросил:

– А вы кто?

– И мы вампиры, – спокойно ответил Кедер.

Парень охнул и прикрыл глаза. Энье утешающе похлопал его по руке:

– Ну-ну! Не стоит так пугаться. Не все здесь вампиры. Я, например, человек.

Сорок семь лет назад

Благословенны будь новомодные салоны, которые устраивают знатные леди, собирая под свой кров знакомых и малознакомых, чтобы приятно провести время! Кедер Шонгкор граф Иецер сидел в огромной гостиной, поделенной на несколько зон: в багрово-красной части на диване и пуфиках устроились поклонницы некоего поэта, восходящей звезды, удивительно живо умеющей передать чувства влюбленных, как правило, несчастно влюбленных. А в противоположной части – сине-золотой – в креслах устроились мужчины, с удовольствием наблюдающие за щебечущим цветником. В зеленой части большого зала наиболее азартные из присутствующих засели за карты.

Он с интересом рассматривал женщин. Судя по долетающим звукам, обсуждалась литература. Обсуждалась так эмоционально и экспрессивно, как мужчины могли обсуждать разве только войну и… дам. Иногда Кедеру казалось, что и женщины обсуждают именно мужчин, но только завуалированно, как настоящие леди. Чтобы никто не мог усомниться в их благонравии.

– Любезный, знаешь вон тех дам? – Кедер быстро нагнулся к уху аристократа, с которым разговаривал, кажется, второй раз в жизни.

Он находился здесь с одной единственной целью: найти ту, с которой можно приятно провести время и забыть друг о друге утром. Раньше пришлось бы всю ночь отплясывать на балу, с непонятным результатом: то ли бесконечные танцы закончатся упоительным восторгом, то ли придется ехать домой с легким разочарованием, надеясь на еще одну встречу в туманном будущем. Ему сорок с лишним. Балы утомляли уже лет десять назад. Салоны стали настоящим спасением.

Граф Иецер никогда не жаловался на отсутствие внимания со стороны женщин: он был достаточно высок, хорошо сложен, имел приятную внешность – голубые глаза, темные волосы и обворожительную улыбку. Но он никогда не любил охоту. Долгие ухаживания, флирт, легкие прикосновения, подарки, комплименты и стихи интересовали его очень недолгое время в юности. К двадцати пяти он понял, что может завоевать любую женщину. Вот действительно любую, только кого-то удастся уломать за неделю, а за кем-то придется годик побегать. После этого всё стало смертельно скучным – результат-то заранее известен. И его отношения с женщинами стали просты как азбука для слабоумных: да – да, нет – нет. А всё остальное от шереша1.

Пока он рассматривал женщин, пару раз встретился глазами с одной: не молода – лет тридцать, а скорее всего, даже тридцать пять, – но очень мила. Волосы пепельно-русые, глаза и брови черные. Женщины с черными глазами всегда так выразительно смотрят, прямо в душу глядят. Голубые очи придают лицу невинность, а тут сразу понятно: она знает, чего хочет, и знает, кто ей может дать это. К этим глазам прилагался миленький ротик, с понимающей, умудренной жизнью улыбкой, но без избыточного кокетства. Словом, хорошенькая дама, даже очень. Одна беда – видел ее Кедер впервые, а даже на таких вечерах нельзя просто подойти и заговорить с незнакомкой. Этикет требовал, чтобы его представили.

Какое-то время он размышлял, как выйти из затруднения, пока в соседнее кресло не опустился тот самый давний знакомый. Смутно припомнилось, что он был в дальнем родстве с хозяйкой дома. Кто, как не он, может помочь? Еще покопавшись в памяти, граф Иецер извлек оттуда название поместья, принадлежавшего молодому человеку – Драйфер. Кажется, баронет. Ему было лет двадцать восемь, но всех, кто моложе тридцати, Кедер считал сопляками. Имя вспомнить так и не смог, поэтому обратился к парню с фамильярным «любезный».

Предполагаемый баронет всмотрелся в литературный кружок и на всякий случай уточнил:

– А кто вас заинтересовал, граф?

– Женщина в синем платье с загадочной улыбкой. Сидит рядом с хозяйкой.

Молодой человек понимающе кивнул и хитро улыбнулся:

– Это Вера Карсен, виконтесса Таур, – и многозначительно добавил: – Не даст!

Кедер выразительно склонил голову, потом положил руку на плечо собеседника, неожиданно вцепился пальцами в мышцу, так что баронет сдавленно хрюкнул, сдерживая крик. На глазах его выступили слезы. Но граф не отпустил. Прошептал в самое ухо с улыбкой:

– Я спрашиваю, можешь ли ты представить меня ей, а не что ты думаешь о ее планах на эту ночь, – тут же выпустил плечо и слегка погладил место, на котором завтра наверняка выступит синяк.

Собеседник судорожно открывал рот и прерывисто дышал. Одобрительно улыбаясь, Кедер с терпением ожидал, когда он придет в себя и все-таки ответит.

– Простите… – наконец проговорил молодой человек, выпрямляя спину. Отличный ход! Получил порцию унижения и извинился. Дуэли не будет. Просто чудесно. Так не хотелось суетиться с утра. – Я лишь намекнул, что знаю Веру достаточно хорошо… Она со многими ведет себя так: вроде бы раздает авансы, но потом ускользает, делая вид, что ее неправильно поняли. Некоторых, особо настойчивых, потом нашли в канаве с перерезанным горлом.

– Замужем? – скучающим тоном поинтересовался граф. Вера снова посмотрела ему в глаза, на губах трепетала улыбка, будто она еле сдерживала смех. Казалось, подобная веселость никак не связана с беседой, а предназначается исключительно ему, так внимательно рассматривающему ее из своего кресла.

– Вдова. Мне кажется, лет двадцать как вдова. При этом даже слухов никаких о ее любовниках не было. Репутация как у святой Мариэтты2.

– Любопытно, – Кедер потер висок.

Что-то явно не сходилось. У женщины с таким взглядом не могло быть репутации добродетельной вдовушки. Более того, женщины с репутацией святой обычно посещали храмы и монастыри, а не модные салоны. Впрочем, всегда можно проверить, насколько правдивы слухи.

– Господа, прошу к столу! – пригласила хозяйка дома.

Гости шумно зашевелились, перемещаясь в столовую, а граф снова повернулся к собеседнику, бросив коротко:

– Познакомь!

Остаток вечера прошел занимательно. Он был представлен. Вера ещё раз ослепительно улыбнулась, не отводя взгляд. За столом они оказались рядом и перекинулись парой ничего не значащих фраз о погоде и современной литературе. Вспомнили пару общих знакомых, словно убеждая друг друга, что не так уж они и далеки, лишь по чистой случайности раньше не сталкивались.

После ужина Веру увела подруга, но Кедер снова ловил ее взгляды через всю толпу. Нет-нет да и блеснут глаза лукаво. Будто проверяет: следит он за ней? Заинтересован?

Прошло еще с четверть часа, и Вера вместе с подругой вышла на открытую веранду. Почти сразу подруга снова оказалась в зале, подошла к хозяйке дома, о чем-то заговорила, взяв у слуги бокал и смакуя вино. Что ж, кажется, это его шанс. Он тоже подхватил два бокала и отправился на свежий воздух.

Вера стояла у невысоких перильцев и смотрела в звездное летнее небо. Кедер замер в шаге позади нее. Женщина чувствовала его присутствие. И, кажется, точно знала, что это именно он, потому что не шелохнулась, не издала ни звука.

Он приблизился еще немного и горячо дохнул в ухо:

– Вина?

Едва заметная дрожь в теле показалась почти естественной, но именно почти. Вера легко скользнула в бок, увеличила дистанцию на два шага и любезно склонила голову:

– Благодарю, – после чего приняла бокал. На мизинце алой каплей блеснул перстень с солнечным камнем. Интересный выбор. Совсем не подходит к синему платью, но притягивает взгляд, а значит, делает именно то, что нужно: привлекает внимание. Вера пригубила вино и поинтересовалась с легкой улыбкой: – Как вы угадали, что я люблю именно такое?

Один из самых тупых вопросов, который можно было задать. Он просто схватил первое, что попало под руку – красное вино. И был абсолютно уверен: если бы вдруг приволок белое, вопрос бы услышал тот же. Поэтому, нимало не сомневаясь, ответил столь же банально:

– Сладкое вино для сладкой женщины.

Ответом ему была кривая усмешка, но Кедера это нисколько не уязвило: не нравятся пошлости – не говори пошлости.

– Вы всем женщинам такое говорите, граф? – в голосе послышался холодок.

О! Кажется, вдова решила включить наконец добродетель. Не поздновато ли? Впрочем, Кедер всегда предпочитал искренность, а не ритуальные танцы.

– Нет, – спокойно ответил он. – Только тем, с кем хочу провести ночь.

Вдова вспыхнула, правда, непонятно от чего: от гнева, стыда или потому что положено было вспыхнуть, услышав подобное от мужчины, с которым познакомилась пару часов назад. Он спокойно ожидал ее ответа. Мучило легкое любопытство: придумает что-то оригинальное, чтобы отшить его, или опять изречет какую-нибудь избитую фразу.

– Как вы смеете, граф? – голос дрогнул вроде бы от возмущения. – Вы считаете, что можете оскорблять меня, потому что рядом нет мужчины, который может вступиться за мою честь? – хотя, может быть, она обижена.

Как же скучно! А поначалу казалось, что он наткнулся если не на бриллиант, то хотя бы на… тот же солнечный камень. Но нет, обычный кварц, небольшой и мутный, но корчащий из себя что-то редкостное. Граф вздохнул, залпом выпил вино, поставил бокал на перила, шагнул ближе к виконтессе и, прежде чем она успела воспротивиться, поцеловал тыльную сторону ладони, как и положено, даже не прикоснувшись губами, лишь обозначив поцелуй в воздухе. Тут же отпустил.

– Извините, я действительно был введен в заблуждение вашими откровенными улыбками. Удаляюсь!

Вернувшись в шумный зал, с тоской окинул взглядом женщин. Встретил еще несколько заинтересованных взглядов. Но настроение Вера безнадежно испортила. Даже не тем, что отказала, а тем, насколько безвкусно это проделала. Добродетельная вдова заработала себе репутацию, строя глазки мужчинами, а потом негодуя, что ее неправильно поняли? Да кто вообще на это купился?

Малознакомый баронет ошивался рядом и лукаво поглядывал на него, будто хотел сказать: «А я вас предупреждал!» Потом открыл рот, но Кедер его опередил:

– Любезный, если вам дороги ваши зубы, ничего не говорите.

Тот моментально сделал вид, что шел к другому гостю. Граф подавил зевоту и направился к выходу. Скучно!

Дорога домой, правда, развлекла.

Особняк Шонгкоров в Сальмане находился в центре города, как и большинство богатых домов. Он легким движением колена направил коня вдоль улицы. Дома здесь расступались широко. Чуть влажная после легкого осеннего дождя брусчатка расцвечивалась пятнами желтого света от фонарей возле богатых особняков. Почти полная розовая луна лишь изредка и на краткое мгновение показывалась из-за туч. Время от времени едва ощутимо лица касался ветерок, но тут же стихал. На улице стояла тишина, нарушаемая лишь стуком подков и далекими возгласами запоздалых прохожих где-то на окраине.

А по спине ползет холодок. Будто кто-то провожает его взглядом, полным ненависти. Готовясь напасть.

Кедер доверял своему чутью. Он верил, что в каждого заложен звериный инстинкт, позволяющий почувствовать угрозу жизни, чужую злобу. Только некоторые заглушают это предупреждение, убеждая себя, что всё примерещилось, а другие усиливают бдительность. И выживают именно вторые.

Бессмысленно было оборачиваться и кричать: «Кто здесь?». Вместо этого чуть Кедер придержал коня, заставляя двигаться еще медленнее. Весь обратился в слух, а ладонь тронула эфес, чуть потянула тонкий баканский меч и тут же вбросила его обратно в ножны.

Ощущение враждебного взгляда не исчезало, но и подозрительных звуков он не услышал. Для того чтобы напасть, нужно приблизиться. В полной тишине, сделать это довольно трудно. Даже тетиву не натянешь бесшумно, тем более арбалет не взведешь.

Но различил он лишь шелест крыльев. Огромная птица пронеслась в вышине, исчезая в тучах. Его обдало порывом ветра. Странный ветер, появившийся и тут же утихший.

Какое-то время Кедер пристально всматривался в небо, а потом дал коню шенкеля и вскоре свернул в ворота своего особняка, угодливо распахнутые слугой.

Можно считать вечер удавшимся. Знакомство с Верой (расставание можно опустить) и дорога домой позабавили. Небольшое удовольствие от этих событий он получил.

Глава 2. Перерождение

Шонгкор сидел у камина с бокалом вина и слушал душераздирающие вопли, разносящиеся по всему особняку. Вчера он приказал проверить, что слышно снаружи. Юсав заверил, что уже в двух тростях3 на улице ничего не разобрать. Это у вампиров слух острый, поэтому барабанные перепонки рвет. Интересно, в каком аду находится Дайтан? Что мерещится ему?

Люди знали о вампирах до изумления мало. Впрочем, чему тут удивляться? Вампиры о себе книг не пишут. И это не тот народец, которого создал Всетворящий. Путешествуя по Гоште, Кедер узнал, что кроме Книги Вселенной для каждой расы есть своя священная книга. Наиболее известна Книга Человеческая, естественно. Но есть и Книга Оборотней, Книга Эйманов и даже Книга Ведьм. Книги Вампиров не было.

Непонятно, можно ли родиться вампиром. Кедер бы предположил, что женщина может забеременеть от вампира и родить ребенка с таким же ядом в крови. Но пока он с подобным не сталкивался. Барира уверяет, что женщина-вампир бесплодна. Может, и мужчина тоже?

Поскольку сведений было крайне мало, приходилось собирать их по крупицам. Тех, кто мог чем-то поделиться, было крайне мало. Да и не так часто он разговаривал с вампирами. Как правило, их встречи проходили очень… экспрессивно. Или он тебя, или ты его.

Шонгкор заметил, что вампиры не любят создавать кланы. Обычно живут по одиночке и прячутся. Его семья – единственное исключение из правил. Но так и весь он исключение.

В комнату вошел Энье.

– Еще вина, ваше сиятельство?

Они давно стали друзьями. Неслучайно же назвали это сообщество семьей. Но покойный Чарек научил слуг строгой дисциплине: обращаться к господину графу как положено. Всегда. У людей длинные уши и внимательные глаза. Никому не надо, чтобы где-то кто-то случайно заметил, что слуги слишком фамильярно обращаются к своему господину. И так многое можно заметить.

– Да, пожалуй, – Кедер лениво подставил бокал, полюбовался как льется в него багровая струя, сверкая на фоне пламени, потом кивком указал на кресло напротив: – Садись, – подождал, пока дворецкий устроится. – Как он?

Услышал тяжелый вздох.

– Барира говорит, что перерождение идет очень тяжело. Ей иногда кажется… что Дайтан не выживет.

– Думаешь, пора покормить его… правильно?

Это был их эксперимент. Каждый день слуги резали какое-то животное и поили парня, найденного на улице, теплой кровью. Что если вампир может не убивать людей?

Каждый из семьи в свое время провел этот эксперимент над собой. Хорошая новость: вампиры Гошты могли есть и получать удовольствие от любой пищи, только алкоголь на них не действовал – вкус ощущался, а вот сознание оставалось трезвым как стеклышко, как будто чай пили. Плохая новость: если вампиру долго не давать крови человека, у него мутился рассудок, он превращался в монстра и убивал всех, до кого мог дотянуться. Остановить в этот момент его может только бронзовый кинжал в сердце. Да, вампиры боятся вовсе не серебра, а меди. Это первое, что узнал граф после обращения.

Когда с человеческой кровью всё стало понятно, они попробовали перейти на кровь животных. Эффект был тот же, только чуть замедленный. Бешенство приходило примерно через месяц, а не через неделю подобного питания.

Чуть позже Кедеру пришла в голову мысль: если на крови животных можно протянуть месяц, то, может быть, можно сочетать разные виды пищи? Пить кровь животных, а изредка убивать людей, чтобы не доводить до безумия.

И опять ничего не вышло. При чередовании вампир чувствовал тошноту, слабость. Можно протянуть какое-то время, если вдруг по какой-то причине не нашел подходящую жертву из людей. Но если ты ранен, то такая замена не поможет, будешь медленно умирать, пока не выпьешь человека.

Так они узнали, что обратной дороги нет.

И вот теперь, когда впервые они столкнулись с новообращенным, они сделали еще одну попытку. Что если сразу давать вампиру кровь животных? Если он не будет знать вкуса человеческой крови? Пока казалось, что это приведет только к его гибели.

Дворецкий молчал долго, а потом заговорил неуверенно, будто боясь, что разозлит господина:

– Дайтан не приходит в бешенство. Сила его не увеличивается. Нам не следует опасаться… резни. Только его смерти. Но… может, так будет лучше для него?

Энье опасался, что Шонгкор не поймет. Возмутится, что в его доме убивают юношу. Но Кедер ухмыльнулся.

– Может, и лучше… Я всё еще считаю, что и меня нужно было оставить охотникам, чтобы добили сразу. Но Чарек так не думал. А ты, я вижу, пришел к другому выводу?

Дворецкий смутился.

– Ваше сиятельство…

– Прекрати юлить и говори, – резко прервал граф.

Энье поднял голову и посмотрел в глаза.

– Господин граф. Если бы я считал, что долгая жизнь в теле монстра лучше, чем смерть, разве я не попросил бы обратить меня? – Грустная усмешка тронула губы Кедера. И дворецкий продолжил смелее: – Что ждет Дайтана? И кем он станет? Что если сейчас мы выходим его, а лет через пять, придется его ловить, чтобы убить? Мы ничего о нем не знаем. Что если его хотели убить по той же причине, что и вы… убиваете?

– Вижу, семья на тебя все-таки повлияла. Ты веришь в благородство вампиров, что они могут убивать из чувства справедливости, и не веришь в благородство людей, в то, что парень случайно попался чудовищу. – Шонгкор задумчиво смотрел на пламя.

– Я верю, что вампиры – это те, кто когда-то был человеком. А люди бывают разные, – твердо возразил Энье.

Они помолчали. В это Кедер тоже верил. Яд в крови не превращал тебя в монстра. Ему нужна была кровь, чтобы жить. И он убивал. Убивал тех, кого считал недостойными жизни: убийц, растлителей детей. Не всегда убийца душил кого-то в подворотне. Это мог быть ростовщик, отбирающий последнее у вдовы с малолетними детьми.

За сорок с лишним лет он убедился, что одного мерзавца (или мерзавки, женщин они тоже убивали, хотя и реже) хватало, чтобы накормить его семью примерно на полмесяца. У него были разведчики, которые постоянно ездили по деревням и мелким городишкам, собирали слухи, знакомились с «кандидатами». Убивать нужно было подальше от места, где они жили, потому что охотники на вампиров кое-где еще бродили по Гоште. И да. Пока он искал возможность не превратиться в чудовище полностью, в приступе бешенства он убил ни в чем неповинных людей. Но больше этого не повторится.

По особняку пронесся очередной мучительный крик, перешедший в глухой стон. Как только всё стихло, Шонгкор задал последний вопрос:

– А что об этом думает Барира?

– Барира думает так же, – глухо ответил Энье, опуская голову.

– Не юли, – опять предостерег граф.

И дворецкий вновь посмотрел в глаза, только чуть прищурился.

– Барира хочет, чтобы жил я. Но относительно Дайтана она полностью со мной согласна.

Вот то, что всегда мучит. Ты привыкаешь к людям и так больно видеть, как они уходят. Иногда в расцвете лет, иногда убеленные сединами, как Чарек или Энье. А ты знаешь, что один укус – и он будет рядом если не всегда, то очень долго. Но не имеешь права на это. Если тебя обратили насильно, то другим ты обязан предоставить этот выбор. И согласиться с ним.

Юсав вылез на крышу через чердачное окно, тут же поскользнулся и покатился вниз, но Цигрен был уже рядом, грубо схватил за руку и засмеялся:

– Куда собрался, не расскажешь?

– Руку вывихнешь, чудовище! – пробурчал парнишка. – Поаккуратней нельзя?

– Так это тебе надо поаккуратней, – возразил вампир, усадил Юсава на плед и заботливо укрыл. – Кажется, последний раз мы здесь встречаемся. До весны переждать надо.

Внешне Цигрен был старше его всего на шесть лет. Но он же вампир. Он всегда так будет выглядеть, в отличие от Юсава. Когда ребенком Юсав попал в семью, Цигрен был ему сначала за отца, потом за старшего брата, а теперь стал другом.

Цигрен был кареглаз и черноволос. Чуть крупный нос слегка задирался вверх и портил гармонию лица – так Барира говорила. Зато глаза и губы были прекрасны. Это, а также веселый характер, умение говорить комплименты, помогало завоевать самую неприступную красавицу.

– Хорошо вам, тварям, – продолжал ворчать Юсав. – Не мерзнете. А тут хоть пропади.

Цигрен расхохотался:

– А что соседская кухарка не греет тебя?

– Греет! – ядовито ответил парнишка. – Только на крыше почему-то ты, а не она!

Когда Юсаву исполнилось четырнадцать, он впервые задумался, почему этот вампир с ним возится? Оказалось, Цигрен тоже был сиротой.

Его мать умерла, когда ему исполнилось лет семь. За год до этого она успела продать его лесорубам: те взяли мальчишку из жалости, понимая, что если не им, то кому-нибудь другому она продаст незаконнорожденного, и кто знает, что это будет за человек.

Судя по внешности, отцом Цигрена был какой-то лейнец. Парень помнил рассказы матери. Мол, была она первой красавицей и скромницей. Однажды пошли с подругами в соседнюю деревню на танцы, да только не дошли. Встретили их лихие люди. Прямо на дороге попользовали, кто сильно сопротивлялся, тех тут же и прибили. А ее да еще одну молодку в вертеп потащили. Мать притворилась покорной и ночью, когда разбойники утомились их насиловать, сбежала. А вторую, наверно, тоже убили, а может, так и прижалась с разбойниками.

Но мать вернулась в деревню, а там порченных не сильно привечают. Вскоре стало очевидно, что она беременна. Выселили ее в лес, в развалившуюся избушку, в которой до этого ведьма жила, пока ее не сожгли. Там мать и родила, а после горе мыкала с сыном. В городе попрошайничала. Деревенские ей помогали – они же не злые, просто положено так. Порченные могут и других девок с пути правильного сбить. В этом месте мать всегда начинала хохотать. Цигрен, когда рассказывал эту историю, тоже смеялся и обрывал рассказ, заявляя, что, может, всё это сказка, а мать его – обычная шлюха.

Цигрен сунул ему в руки теплую фляжку:

– На вот, выпей глинтвейна. Специально тебе принес.

На лице Юсава отразился такой восторг, такая благодарность, что слова были излишни. Потом подумалось, что, кажется, с таким выражением сам Цигрен смотрит на графа: как на потерянного и вновь обретенного отца. Как будто никому нельзя говорить, что граф его отец, но они-то двое знают истину.

– Ну что там, рассказывай, – вампир толкнул локтем Юсава. – Правда, что ли, всё получилось с кухаркой?

– А чего? – парнишка сделал глоток. – Чего тут трудного-то? Это ж не девственницу уломать. Всё как ты сказал, так и сделал: молча смотрел в глаза, потом всякие глупости ей шептал, когда никто не видит. Ну и всё.

– Молодец, – похвалил Цигрен задумчиво. – Смотри только, чтобы не залетела.

– Ты больно об этом переживаешь, – хмыкнул Юсав.

– Переживаю, – посерьезнел вампир. – Я свое детство как вспомню… Не дай бог никому.

– И что ты делаешь, чтобы не залетела? – удивленно поднял брови парнишка.

– Я-то? – Цигрен лукаво усмехнулся. – Ну что ж. Раз первый урок усвоен, переходим ко второму.

И он стал объяснять молодому другу всё в подробностях, иногда чертя схемы на покрытой инеем крыше. Сначала Юсав слушал внимательно, а потом понял, что уже не чувствует пальцев.

– Слышь, – попросил он, стуча зубами. – Может, в дом пойдем? Всё равно не соображаю уже от холода.

– Эх ты, цыпленок, – ласково произнес Цигрен. – Пойдем.

Он помог парнишке подняться и поддерживая, чтобы тот не скатился с крыши, затолкал его на чердак. Следом и сам залез в чердачное окно.

В особняке он проследил, чтобы Юсав сел у камина. Энье, увидев замерзшего парнишку начал ругаться и даже замахнулся полотенцем на Цигрена, но тот хохоча увернулся и сбежал в свою спальню.

– Доведет он тебя до беды, – ворчал седой дворецкий.

Юсав помалкивал, продолжая прихлебывать глинтвейн из фляги. В беду он не очень верил. Цигрен был разведчиком, в особняке бывал редко, чаще выискивал мерзавцев, которые могли пойти в пищу их семье. Но, если ночевал здесь, это всегда было приключением для Юсава. И даже иногда закрадывалась мысль, что и он не против стать таким, как он, вампиром.

Глава 3. Деловой партнер

Одним из тех, с кем Кедер познакомился на балу, был Щаб Юмсан барон Бадави4. Если бы здесь был Энье, он бы обязательно пошутил, что хорошего человека Щабом не назовут. Барон был из тех аристократов, кто составлял конкуренцию купцам и тоже занимался торговлей зерном, пряностями или тканями, если доходов от поместья не хватало для достойной жизни. В Шумафе проще относились к предпринимательству, чем в Энгарне. Никто не считал, что аристократу стыдно заниматься подобным. Может, поэтому здесь было гораздо меньше разорившихся землевладельцев с приставкой «ми»5.

Пока Шонгкор жил в Энгарне, ему не приходилось всерьез заниматься торговлей. Поместье было большим, крестьяне выращивали не только зерно, но и лен, картофель. Еще его дед позаботился, чтобы было хорошо развито скотоводство, ремесла. Графские охотники в положенное время били зверя в лесах.

Но всё это богатство управляющий отдавал проверенным людям, предлагавшим приемлемую цену: и себя не обидят, и поставщика. Отец в эти дела не вникал.

В шестьдесят восемь лет он нелепо погиб на конной прогулке, которую совершал до завтрака в любую погоду. Молодая лошадь понесла и сбросила всадника в реку, слуги подоспели слишком поздно. Все согласились, что смерть хорошая: и пожить успел, и сына вырастить.

Кедеру тогда исполнилось тридцать два, ни жены, ни даже невесты у него еще не было. Отец, сам женившийся поздно, искренно считал, что спешить с этим некуда. Поэтому наследник жил в свое удовольствие.

Его мать – Кедер помнил только, что это была бледная худая женщина, – умерла за пять лет до этого. Он вырос в традиционной графской семье: отец охотился и выпивал с друзьями, выбирая минутку, чтобы потискать хорошеньких служанок; мать молилась и кислым лицом демонстрировала, что ее муж – это кара небесная за какие-то прегрешения предков. Наследника перепоручили сначала кормилице, затем по очереди духовнику, стремянному, гувернеру и парочке учителей.

Трудно сказать: отец хорошо разбирался в людях или Бог Своей милостью графского сына не обошел, но все эти люди сделали жизнь Кедера яркой, насыщенной, интересной, и навсегда остались гораздо ближе родителей. Дольше всех с ним рядом находился стремянной Чарек, сначала превратившийся в личного слугу, а после смерти отца ставший дворецким. Пусть ему будет тепло во дворцах Эль-Элиона. Если бы не он…

Кедер, унаследовавший, кроме пары сундуков с деньгами и драгоценностями, замок и его окрестности, сильно в хозяйственные дела не вникал: если что-то хорошо работает, зачем это трогать? Он наконец осуществил свою мечту и отправился путешествовать. Так повелось и дальше: большую часть доходов от имения он тратил именно на путешествия. А потом понял, что на них можно и зарабатывать: кого-то проводить в дальнюю страну или таинственное место (например, Песчаный монастырь), для кого-то отыскать редкий камень или украшение, картину или вазу.

Деньги молодой граф тратил только на эти поездки да на одежду. Роскоши не любил, ограничивался самым необходимым, но одевался красиво и удобно – то есть дорого.

В год, когда его жизнь пошла под откос, он всё еще не был женат. Чарек спас его от смерти, но пришлось устроить так, чтобы в Энгарне все считали его погибшим. Поместье вместе с титулом перешло по наследству троюродному брату, но то, что было накоплено, а также коллекцию иностранных диковинок, дворецкий сохранил и вывез. Задним числом Кедер написал завещание, по которому всё имущество переходило доверенным слугам. Одного из законников Кедер без сожаления высушил – он решил оспорить этот документ, чтобы угодить новому графу Иецеру.

Говорят, братец погиб, когда кашшафцы6 захватили Энгарн. Туда ему и дорога. Жадный был сильно.

Однако очень скоро стало понятно, что вырученных средств надолго не хватит. Тогда-то Чарек и предложил заняться торговлей. И заняться пришлось именно ему, графу. Дворецкий справедливо рассудил, что жить Кедер будет дольше, перемещаться по стране быстрее (крылья вампира тут хорошая подмога), а наказывать нечестных купцов проще – значит вникать в торговые дела нужно именно ему.

Не сказать, что сразу всё получилось легко, но стабильный заработок его семья имела. Сейчас они приехали в Давир из самого северного княжества – Сэла. Привезли оттуда овечью шерсть и пряжу, янтарь, встречавшийся только на том побережье, много соли (в Шумафе это не настолько ходовой товар, но в Сэле она лечебная, бледно-розового цвета), а также множество готовых изделий, которые стоили дороже. Теперь нужно было найти того, кто всё это сможет перекупить.

Шонгкору уже шепнули несколько имен, и он выбрал барона Бадави. И нет, вовсе не потому, что старик ему понравился. Просто он был одним из тех, кто жил в Давире всего три года. А вообще Бадави производил довольно странное впечатление.

Во-первых, он носил парик из золотистых волос, с длинными красивыми кудрями. В Шумафе всегда были в моде парики, видимо, сказывался тот факт, что даже летом в домах было холодно, а в шапках ходить неприлично. Но этот парик невероятно уродовал сморщенное лицо с ярко выраженными носогубными складками и заломом между бровей. Во-вторых, тонкие губы барон постоянно презрительно поджимал, так что они почти исчезали. Презрение Бадави выказывал, когда говорил с любым человеком, даже равным ему по положению. И только если сталкивался с кем-то, у кого титул выше, лицо расплывалось в слащавой улыбке. В-третьих, цвет глаз Бадави знала, вероятно, только его мать. А может быть, и она не догадывалась. Он постоянно щурился, так что и без того маленькие глазки совсем исчезали.

Кедер с удивлением узнал, что барону всего лишь пятьдесят шесть лет – выглядел он значительно старше, хотя держался бодрячком. Познакомившись с графом Иецером, засиял как медный чайник, а когда узнал, что Кедер ищет делового партнера, вообще чуть не растекся медовой лужицей. Шонгкор испытывал такое сильное отвращение, разговаривая с ним, что он сразу попал под подозрение.

Сегодня барон пригласил графа в свой особняк, находившийся, почти в центре столицы, лишь в четверти часа ходьбы от княжеских особняков. Кедер и Юсави прибыли точно к назначенному времени – три часа по полудни.

Шонгкор полюбовался на величественное здание в два этажа с семью полукруглыми окнами на каждом. На втором этаже – два балкона. На крыше – множество труб. Всё это говорило о том, что владелец особняка не бедствует: чтобы в таком помещении не замерзнуть, нужно целый лес сжечь.

Ворота представляли собой изящную металлическую решетку с пиками наверху. Они уже были распахнуты, рядом ожидали слуги в овчинных шубах и шапках, надвинутых почти на самый нос, хотя в Давире еще царствовала осень. Зимой жизнь в Шумафе совсем замирала и люди выходили на улицу только по крайней необходимости.

Кедер соскочил с коня и прошел в дом мимо кланяющихся слуг. Там сбросил меховой плащ – из черных соболей. Теплый и изящный, он стоил почти столько же, сколько хорошая лошадь. Парик он не носил – густые темные волосы легкой волной падали на плечи. Впрочем, кажется, в этом доме парик никому был не нужен: протопили на совесть. А ведь он еще в прихожей.

Юсав уже исчез, заводя знакомство со слугами. Он не будет зря терять время, вызнает про хозяина всё, что можно.

Барон спускался вниз по лестнице навстречу гостю, но примерно на середине остановился, громко восклицая:

– Добрый день, ваше сиятельство! Добрый день! Рад видеть вас в своем скромном жилище. Очень скромном. Проходите скорее, уже подают жареного гуся. Гуся! Скажу по секрету: такого паштета из гусиной печени вы не попробуете даже у князя! Заметьте, даже у князя! Секрет моего повара, который он никому не выдает. Никому!

Кругленький Щаб размахивал пухленькими ручками, выражая свой восторг.

«Тонкий ход, – подумал граф. – Множество восторгов, но ждет на середине лестницы. Показал, что он мне равен: проделал ровно столько ступенек вниз, сколько должен я сделать к нему вверх».

Общаясь с людьми, Кедер никогда не актерствовал, ради того чтобы завоевать чье-то расположение, не притворялся радостным, польщенным или растроганным, всегда говорил то, что думает. В крайнем случае молчал.

Сейчас он демонстративно смерил взглядом ступени, чуть насмешливо уставился в маленькие глазки хозяина, и улыбка его стала похожа на оскал:

– Только ради гуся и паштета не буду медлить.

С удовольствием заметил, как по лицу Бадави скользнула тень. Он явно понял намек и даже спустился еще на пару ступеней. Скрывая досаду за слащавой улыбкой, продолжил взывать:

– Идемте, идемте, господин граф! В жизни не так много удовольствий, и еда – одно из них. Только одно! Поверьте, я умею наслаждаться жизнью. Умею!

– Не сомневаюсь, – Шонгкор всё же пошел вверх навстречу барону и жареному гусю.

В небольшой столовой – всего лишь в два окна – было так жарко, что граф впервые обеспокоился, не станет ли ему плохо. Кроме печи пылал камин. Стол накрыли на три персоны. Кедер вопросительно поднял бровь, но тут дверь медленно открылась, и в комнату вошла молодая девушка в сопровождении горничной.

Бадави тут же небрежно махнул рукой, чтобы служанка вышла, подскочил к девушке, взял ее ладонь обеими руками и, глядя на нее с приторным умилением, сказал, стоя вполоборота к графу:

– Разрешите представить вам мою дочь. Унайзат Юмсан виконтесса Бадави, – затем подвел ее к Кедеру и продолжил: – Виконтесса! Уна, это Кедер Шонгкор граф Иецер. Граф Иецер! Я тебе о нем рассказывал. Помнишь, рассказывал?

Шонгкор встретился с ней взглядом и непроизвольно сглотнул. У этого сморщенного гриба не могло быть такой дочери. Девушка была чудо как хороша: большие голубые глаза, светлая кожа – щеки только чуть зарозовели от смущения, – каштановые волосы уложены в замысловатую прическу, подчеркивающую нежную округлость лица. Острым зрением он видел, что над изящными темными бровями работала не горничная, а Сам Всевышний. Взял темную кисть и провел идеальные дуги, подчеркивающие красоту взгляда. Носик ровный, губки пухлые. Лепечут робко:

– Добрый день, ваше сиятельство.

Опускает густые и длинные ресницы и приседает в реверансе.

Граф прочистил горло, прежде чем ответить:

– Добрый день, юная леди. Прошу: Кедер, просто Кедер.

Двери вновь распахнулись, и в проеме показался повар в белом фартуке с огромным блюдом на плече, где лежал жареный гусь.

– К столу! К столу! – снова замахал ручками Бадави.

Кажется, он всё повторял дважды.

Вынырнувшие словно из ниоткуда лакеи отодвинули стулья для господ, помогая им сесть. Гусь оказался прямо перед ними, а следом шли поварята в таких же белых фартуках с тарелками, судками и блюдцами в руках. Скоро весь стол густо уставили снедью. Лакеи из-за спины быстро нарезали гуся и уложили куски на тарелки, налили в бокалы вина и внимательно следили за малейшим движением руки господ, чтобы положить тот или иной деликатес.

Виконт поддерживал светскую беседу: то заводил разговор о каком-то блюде, расписывая его достоинства и вкус, то переходил на погоду, то начинал вспоминать кого-то из присутствовавших на балу. Кедер слушал его вполуха и отвечал коротко, хотя и всегда уместно. Он любовался Уной, сидевшей напротив него.

Лет шестнадцать, не больше. Чувствует его взгляд и смущается: то опускает глаза, то поднимает и смотрит на него, ласково улыбаясь.

«Не бойся, малышка, тебе ничего не грозит».

Даже не будь он вампиром. Даже если бы они встретились лет пятьдесят назад, для такой девчушки сорокалетний жених – это слишком. А, кроме того, он давно понял, что по странной прихоти небес лишен способности любить. Хотеть может, а любить нет. Но этот цветочек даже хотеть невозможно: таким светлым духом Эль-Элиона можно лишь любоваться. Опять же он не обольщался: может быть, ангелочек та еще штучка: умеет притворяться, врать, стрелять глазками, выманивать деньги и по ночам тайком встречаться с конюхом. Но еще она умеет производить впечатление. Поэтому сейчас не хотелось ни о чем думать, только следить, как маленький кусочек гуся исчезает среди алых губ или ровный белый жемчуг блеснет, когда она засмеется над папиной шуткой.

Когда слуги унесли остатки гуся и прочих мясных деликатесов, а вместо них поставили блюда с разнообразными десертами, в дверях показался некто в добротном коричневом сюртуке с книгой в руках. Бадави взглянул на молчаливую тень и подскочил. Почтительно склонился в сторону графа:

– Ради Всевышнего, простите. Я отлучусь ненадолго. Ненадолго! Мой секретарь не будет меня беспокоить без необходимости. Без необходимости – никогда! Вы не успеете выпить и бокал вина, как я уже вернусь. Скоро вернусь!

Кедер благодарно ему улыбнулся: наконец перестанет тарахтеть над ухом. Но тут же задумался: оставляет его наедине с дочерью, хотя и в присутствии слуг. Неужели действительно прочит в женихи? Но она же так прелестна, неужели не может найти ей мужа помоложе? Или в Шумафе виконтессу так трудно выдать замуж за графа?

Он снова посмотрел на Уну и увидел, что девушка тоже его рассматривает и теперь, когда отец ушел, ведет себя чуть смелее.

– Виконт Бадави нескоро вернется, – шепнула она заговорщицки. – Он всегда так делает, когда приглашает домой выгодного жениха. Надеется, что пока мы наедине, я смогу вас очаровать.

Шонгкор рассмеялся от такой откровенности и почувствовал необыкновенную легкость.

– Почему он так уверен, что я выгодный жених? – поинтересовался он, пригубив вино. – Я вас в три раза старше.

«В пять», – добавил он про себя.

– Не наговаривайте на себя! – покачала головой девчушка. – Виконт Бадави сказал, что вам тридцать два.

– Было. Десять лет назад, – Кедер всегда называл возраст, когда стал вампиром. Заметил, как удивленно вытянулось лицо Уны, но девушка тут же спохватилась.

– Вы всё равно преувеличили, – укоряюще произнесла она. – Вы не в три раза меня старше. Или вы считаете, что мне четырнадцать? – в голосе послышалось возмущение.

«С математикой всё в порядке, – усмехнулся Шонгкор про себя, – вся в отца».

– Думаю, вам шестнадцать, – увидел, как она зарделась оттого, что он угадал и понимающе кивнул. – Тем не менее я определенно слишком стар для вас.

– Виконт Бадави так не считает, – вздохнула она. – Моя мама тоже была младше его на двадцать пять лет, – по лицу скользнула тень, и Уна перевела разговор на другую тему: – Виконт Бадави действительно много рассказывал о вас. Вы правда были в Бакане?

– Да, – кивнул он. – Но почему вы называете отца «виконт Бадави».

Она слегка пожала плечами:

– Он еще в детстве приказал называть его так, – тут же вернулась к тому, что ее интересовало: – А вы долго были в Бакане? Праздновали там Похороны года?

– Да.

– Расскажите, пожалуйста, как это происходит, – бровки приподнялись умоляюще. – И про пумоми, если можно, расскажите. Вам разрешали туда заходить?

Кедера тихонько хмыкнул от удивления. Даже не все преподаватели церковных школ знали о том, что в каждом доме баканца есть молитвенная комната. И уж тем более мало кто знал, что местные называли ее пумоми.

Прежде чем ответить, он снова глотнул вина, а потом уточнил:

– Почему вы так интересуетесь этой страной и откуда знаете о пумоми?

– Моя учительница принесла почитать «Книгу странствий». Я пока изучаю Бакане. Но мне кажется, что не всё в этой книге правильно. Вы читали ее?

Еще бы! Кто же из любознательных детей, которым достались хорошие учителя, не читал «Книгу странствий»? Правда, побывав там несколько раз, Кедер понял, что, возможно, неизвестный автор видел Бакане лишь с борта корабля. Может, побеседовал еще с каким-то словоохотливым капитаном. Про Похороны года там было буквально одно предложение: «Необычный праздник заменяющий Новогодье, которое празднуют в Гереле и Гучине».

Шонгкор глубоко вдохнул, тряхнул головой. Жара начинала душить.

– Если ваш отец действительно вернется не скоро, может, мы найдем менее жаркую комнату для беседы?

Уна стрельнула глазками в сторону слуг и снизила голос до шепота.

– Нам лучше не покидать столовой, если вы не хотите разрушить мою репутацию. Тогда виконт Бадави заставит вас жениться на мне. Но мы сделаем по-другому…

Она выпрямилась и, взглянув на старшего из слуг, уверенно произнесла:

– Шин, выставь одну раму. Наш гость не переносит жару.

Лакей, прежде чем выполнить поручение внимательно посмотрел на графа, увидел его презрительный прищур и махнул одному из младших слуг. Как только небольшой застекленный квадрат вынули, Кедер поднялся и подошел к окну, жадно глотнул свежий воздух. Уна встала примерно в трости от него. Увидев, как девушка то и дело ежится, Шонгкор понял, что ей холодно, и предложил:

– Вы можете сесть, я буду говорить громче.

– Ничего, – она обхватила себя руками, снова попросила: – Расскажите! Правда, что пумоми размером с эту комнату?

Сначала граф рассказывал о стране, которую очень любил и в которой ему больше никогда не побывать, коротко, точно, но без подробностей отвечая на вопросы. Затем увлекся и стал вспоминать, уже не глядя на девушку, рассказывать истории, произошедшие там, странные для Гучина традиции. Описывал своих друзей, природу, семьи, предметы быта… Опомнился, только когда дверь вновь хлопнула. Перевел взгляд на Уну: глаза ее сияли, как у ребенка, слушающего вечернюю сказку у камина перед сном.

– Простите за долгое отсутствие! Простите! – провозгласил Щаб, подкатываясь к ним ближе. – А вы беседовали всё это время? Благодарю, что развлекли мою дочь! Благодарю, ваше сиятельство. Но зачем было открывать окно? Девочка может простудиться.

– Всё хорошо, ваша милость, – ответила девушка тихо, опуская голову. – Мне не холодно.

– Это моя вина, – вступил граф. – Не привык к такой жаре, и мне стало дурно.

– О! Ну тогда всё в порядке! Всё в порядке. Давайте вернемся к десерту!

– Ваша милость, можно мне пойти в свою комнату? – попросила Уна еле слышно.

– Разве можно оставить нашего гостя скучать со мной? – в голосе Бадави послышалось раздражение, и Кедер поспешил прийти на помощь:

– Боюсь, скучать здесь будет только молодая виконтесса. Мне хотелось бы обсудить с вами деловые вопросы. Очень прошу исполнить просьбу прекрасной леди.

Виконт недовольно поджал губы, рассматривая склоненную голову, но потом справился с собой и расплылся в улыбке:

– Что ж… Прекрасно. Просто прекрасно. Отдохни в своей комнате, пока мы обсуждаем дела, но обязательно вернись, чтобы проводить нашего гостя! Вернись!

– Хорошо, ваша милость, – девушка присела в реверансе и быстро пошла к дверям, за которыми, как выяснилось, ее всё это время ждала горничная.

Когда Шонгкор покидал дом виконта, в душе теснилось несколько эмоций: отвращение к хозяину дома, легкость и удовольствие от общения с его дочерью и удовлетворение от заключенной сделки.

А еще впервые он подумал, что иметь детей – не так уж плохо. Если уж у этого сморчка получилась такая замечательная дочурка, у него тоже могли быть не хуже. Дочь и сын, синеглазые и темноволосые, умненькие и любознательные. Он бы рассказывал им перед сном увлекательные истории из своей жизни и из прочитанных книг, учил их ездить на лошади, танцевать, стрелять из лука и сражаться мечом…

Жаль, что этой жизни у него уже никогда не будет. Но, с другой стороны, за всё надо платить.

Сорок семь лет назад

Граф Иецер редко подолгу жил в Сальмане, как и у себя в замке. Обычно, проверив дела в поместье и отчеты управляющего, он уезжал в Кашшафу, Ногалу, Жен-Геди или Лейн. Там у него были деловые партнеры, и его крайне радовало, что в отношениях между соседними странами наступило перемирие. Можно было отыскивать диковинки по заказу аристократов или богатых людей Энгарна. Что-то приобретать для себя, хотя коллекцию он не собирал. Если находился покупатель, всегда готов был уступить за разумную цену. Он увеличил состояние, которое получил в наследство от отца, хотя и не сказать, чтобы слишком значительно. Кедер не гнался за деньгами и мало переживал о том, что и кому оставит в наследство.

Хотя он и не исключал того, что когда-нибудь сойдет с ума – любовь в его сознании ассоциировалась только с сумасшествием – и женится, но цели найти хорошую жену и завести пару спиногрызов он перед собой не ставил. Шонгкор с удивительным равнодушием относился к мыслям о том, кому достанется его замок, титул и накопленные деньги. Когда он умрет, пусть хоть монастырь там устроят, ему-то точно будет всё равно.

На этот раз предстояло провести в Энгарне пару месяцев. Зимнее равноденствие он любил проводить в Бакане. С этого дня там устраивали неделю праздников, которую в переводе на энгарнский можно было назвать Похороны года. Каждый день проводились определенные ритуалы: печальные, забавные, философские, вдохновляющие, и все они определенно проясняли сознание. Иностранцы к праздникам, как правило, не допускались. Но, если баканец назвал тебя другом, он мог позволить похоронить год вместе с ним.

У Кедера с каждым годом друзей в Бакане становилось всё больше, так что на этот раз ему прислали целых три приглашения, предстоял нелегкий выбор. Повстречаться можно со всеми друзьями и знакомыми, но разделить ритуал праздника он мог только с одной семьей. Уезжать в другой дом во время Похорон считалось не просто оскорблением, но попыткой нанести вред семье, которая тебя приняла.

Радовало только, что баканцы не обижаются по пустяками и любое его решение примут со свойственной им мудростью: значит, Всевышний определил, что Кедар (именно так произносили в Бакане его имя) должен остановиться именно у этого человека.

Поездка в Бакане требовала тщательной подготовки, ведь, скорее всего, граф вернется в Энгарн не раньше лета. Поэтому он собирал заказы: многие знали о его увлечении и просили привезти что-то особенное из путешествия. А еще искал попутчиков – не в Бакане, туда так просто не приедешь и абы кого не привезешь, – но, может, найдутся желающие проделать хотя бы часть пути вместе: посетить Ногалу или Жен-Геди, а то и Песчаный монастырь. Расходы на дорогу разделили бы между собой.

Еще он подбирал подарки для всех, с кем планировал встретиться в Бакане, а это очень непростое дело. Особенно если хочешь действительно порадовать друга.

Пока он готовился в путь, родная страна тоже хотела показать себя во всей красе, чтобы завоевать суровое сердце путешественника. Осенний Сальман, как и любой другой город Энгарна, развлекался, как мог. В преддверии зимы, когда все разъедутся по замкам, чтобы коротать холодные вечера у камина, люди пытались взять от жизни всё. Каждую неделю знатные семьи устраивали балы, семьи победней ограничивались зваными вечерами, да еще и два модных салона собирали скучающих аристократов, споря друг с другом за звание самого изысканного.

Кедера приглашали всюду. И пусть чаще как раз для того, чтобы представить завидному холостяку своих дочерей, и лишь изредка, потому что сам граф Иецер им был интересен, ему это было на руку. Он искал здесь клиентов и заодно дам, желающих приятно провести ночь.

Но упоительные встречи случались не так часто. С того памятного знакомства с вдовой Карсен начали происходить странные вещи: в какой бы дом он ни пришел, там обязательно была Вера. Она смотрела призывно, тоскливо, с вызовом, томно, задорно, с нежностью, дерзко. Улыбка на ее устах менялась под стать взгляду. Перстень с алым камнем сверкал, когда женщина небрежно наматывала локон на пальчик или оправляла манжеты рукава.

Казалось, он наблюдает за калейдоскопом старательно подбираемых масок. О Всевышний! Неужели он превратился в добычу, поскольку не захотел стать охотником? На него устроили облаву? Это не раздражало, напротив, забавляло и нисколько не мешало его делам. Кедер был слишком уверен в себе, чтобы беспокоиться из-за женских взглядов. Кроме того, впервые его так настойчиво преследовала женщина, да еще и добродетельная вдова. Это льстило самолюбию.

При этом каждый раз, когда он возвращался домой, появлялось ощущение чьего-то недоброжелательного взгляда. Это еще сильнее будоражило кровь. Шонгкор нанял несколько человек, которые незаметно сопровождали его, чтобы обнаружить таинственного врага.

В первый вечер, они ничего не обнаружили, но и сам Кедер не почувствовал слежки. На следующий день один из нанятых лихих ребят исчез. Просто исчез: его не нашли ни живым, ни мертвым, от него не осталось следов борьбы или спешного побега. Когда через пару дней точно так же пропал второй, наемники занервничали. Граф щедро расплатился с ними, в том числе и за тех парней, что сгинули, и отпустил. Видимо, эту задачку придется решать самому.

Пару раз он пытался застать врасплох невидимого преследователя, уезжал не туда, куда планировал, забирался в узкие кривые улочки бедной части города. Безуспешно.

Он точно знал: за ним продолжают наблюдать, но увидеть врага хоть краем глаза не удалось. От вопящего чувства опасности он не отмахивался, держался настороже. Но это не изматывало, лишь добавляло остроты в его жизнь. Скуки как ни бывало. Кедер понимал: это должно закончиться рано или поздно, и с терпением ожидал.

На одном из балов у графа Зимрана он забрел на хоры. Обычно здесь располагались музыканты, но сегодня их было так много, что они заняли галерею, оставив это небольшое пространство для Кедера. Со скучающим видом он сверху наблюдал за танцующими, не подходя близко к перилам, чтобы не обнаружить свое присутствие. Танцевать граф умел, но не любил: слишком много бессмысленной суеты! Но его одиночество вскоре было нарушено.

– Добрый вечер, граф! – мягкий проникновенный голос.

Вера сменила тактику? Решила поговорить?

Он полуобернулся к ней с кубком в руке. Сегодня она была как-то особенно бледна, будто недавно болела или сейчас заболевает. А может, просто устала. Очередная маска? Кедер вежливо поклонился:

– Добрый вечер, леди Таур! Как вы себя чувствуете? – в вопросе исключительно вежливость, граничащая с равнодушием. Ни одного движения навстречу, лишь ленивый глоток вина.

Неужели она банальная охотница за богатым мужем? Хочет его скомпрометировать? Как скучно! И она не невинная девица, и он не молодой повеса. Даже если их застанут голыми в постели, и то трудно будет заставить его жениться.

– Кажется, вам изменил такт, – натянуто улыбнулась она. – Я так плохо выгляжу, что вы спрашиваете меня о самочувствии?

Кедер немного поразмышлял и ответил искренно, но не обидно:

– Здесь такая толпа, что любой почувствует себя плохо. Посмотрите на присутствующих, они еле держатся, – он небрежно кивнул вниз.

– Да, в зале несколько душно, – согласилась женщина несколько расслабившись. – Вы поэтому сбежали сюда?

– В том числе. Но в первую очередь, потому что не люблю танцевать, – пояснил Кедер и снова обратил взгляд на танцующих.

Музыка умолкла. Какой-то белокурый юноша – куда смотрит его мама? мальчику пора спать! – встал в центр зала и начал что-то читать, держа листы перед собой. Судя по некоторым долетающим до хоров словам, рассказ о том, как юная дева полюбила таинственного незнакомца, а он оказался кровососом.

Шонгкор легко вообразил, что будет дальше: они поженились назло всем врагам (родителям девы), сливались в экстазе, он пил ее кровь, она млела, но, конечно, умерла. В отчаянии он бросился со скалы. В общем, все умерли. Подобные истории сейчас были очень популярны. Женщины восторженно ахали, мужчины сдерживали зевоту и ехидные смешки, постепенно перемещаясь в сторону карточных столов.

– Вы необычный человек, – раздался за спиной веселый голос. – Первый раз сталкиваюсь с таким.

– Чем же необычный? – безразлично поинтересовался Шонгкор, не оборачиваясь, просто чтобы поддержать разговор.

Он был далек от того, чтобы счесть эти слова за комплимент. По его мнению, обычные люди вообще не встречались. Каждый умел удивить. Только у некоторых необычность на поверхности, как украшение торта, а у других где-то глубоко внутри, как начинка шумафского пирога. Вера, например, казалась куском крестьянского хлебушка, тщетно пытающимся притвориться пирожным. Разве это можно назвать обычным?

Женщина подошла ближе, встала рядом и ответила на его вопрос, бросая взгляды из-под ресниц:

– Не буду говорить о вашей славе великолепного фехтовальщика, который ненавидит дуэли. Мне даже любопытно, как можно было заработать ее, если никто не видел, как вы сражаетесь? – она сделала паузу, очевидно надеясь на пояснения, но Кедер даже головы не повернул. – Не упомяну также и об удивительной способности приобретать друзей. Вы не пытаетесь подольститься к людям, ни к богатым, ни к знатным, говорите то, что думаете, идете напролом, и всё же у вас на удивление мало неприятелей. А врагов и завистников, по сути, и нет, – снова ожидающий взгляд, который граф проигнорировал. Вера вздохнула и завершила: – Но самое поразительное – вы имеете репутацию сердцееда, хотя никто не может назвать ни одного имени покоренной вами женщины.

Она умолкла, ожидая хоть какого-нибудь знака, что ее услышали. Но Кедеру было лень, поэтому он смаковал вино, глядя в зал, где всё еще продолжалась декламация. Кудри у белокурого ангела натуральные. Такие шпицами не накрутишь.

Он мог бы объяснить, что сражаться на дуэли ему все-таки приходилось – молодой был, глупый. А еще приходилось участвовать в сражениях – в путешествии чего только не бывает. Так что видели, потому и болтают. Потому и стараются не замечать, если он не спустит кому-то дерзость, как тому баронету (баронет он все же или целый барон?)

Мог бы рассказать, что враги есть у всех, но его ненавидят слегка, потому что он не путается под ногами и не мешает людям жить так, как им нравится. Взамен и его не трогают.

Ну а его женщин не знают потому, что он не треплется о своих победах на каждом углу. А леди с удовольствием принимают мужчину, который умеет молчать.

Ничего этого Шонгкор не сказал, потому что всё еще слышал одни банальности от этой женщины. Если бы ему попался такой скучный собеседник среди мужчин, он бы всегда держался от него на два-три человека дальше. Игра поинтереснее, чем танцы. Если виконтесса Таур так и не скажет ничего оригинального, придется так и поступить.

Не дождавшись ответной реплики, даже формально-вежливой, Вера снова негромко засмеялась:

– Я ведь вам понравилась. Почему вы сразу отступились?

Смех у нее был красивый. И она красивая. А всё остальное так себе. Граф повернулся и смерил ее довольно унизительным взглядом сверху вниз. Снова пригубил вино.

– Ненавижу фальшь, – он не отступил от своего правила и сказал то, что думает. – И я ведь вам понравился, но вы решили поиграть в охотника и жертву. Вероятно, чтобы не показаться легкодоступной. Мне подобная игра скучна до судороги в скулах. Я не люблю охоту. Да – значит да. А флирт оставьте прыщавым юнцам, – он кивнул вниз. – Им это еще в диковинку, они с удовольствием за вами побегают. Иногда даже без надежды на успех.

Вера подошла ближе к перилам и взглянула вниз. В рассказе юноши дева уже трепетала в объятиях вампира.

– Вы плохо знаете этого молодого человека, – усмехнулась она. И в ответ на вопросительный взгляд пояснила: – Это мой племянник. Несмотря на свой юный возраст, он тоже ненавидит флирт. И прыщей у него нет, – а потом повернулась к графу и посмотрела в глаза так пристально, будто предлагала убедиться в своей искренности. – Обычно мужчины любят охоту. Что с вами не так? Неприятные воспоминания?

– Скука! – тоскливо протянул он. – Что есть охота? Сильный гонится за слабым, чтобы продемонстрировать свою власть. Исход предрешен. Зачем начинать в таком случае?

– А если женщина сдается сразу, то преподносит сюрприз? – снова грудной смех, так что внутри что-то вздрагивает. Вот же нашла, чем зацепить.

– Нет. Но экономит обоим кучу времени. Не люблю ненужной суеты.

– И на что же вы тратите свое драгоценное время? – вскинула она брови.

– На жизнь! – он отсалютовал небесам кубком. Скука испарилась, он откровенно наслаждался беседой, вниманием красивой женщины. – В этом мире есть много интересного, кроме постельных утех. И любой охоте, хоть за зверем, хоть за женщиной, я предпочитаю противостояние врагу хотя бы равному по силе. В идеале чуть более сильному, тогда появляется элемент непредсказуемости.

Вера шагнула ближе. Пока на грани приличия, но он даже через одежду чувствует ее жар.

– А почему, граф, вы считаете, что это охота? Что если именно противостояние равному по силе?

Кедер отпускает пустой кубок – он со звоном катится по мраморным плитам. Одной рукой обхватывает ее бедра и приподнимает, а второй притягивает к груди, чтобы не упала, потому что теперь Вера, как и положено, вскрикивает и вырывается. Два шага, и он прижимает ее к стене, так что даже вдохнуть непросто.

И горячо шепчет на ухо почти касаясь губами. Почти.

– Я могу взять тебя прямо сейчас. И никто ничего не узнает. Я даже твое прекрасное платье сумею не испортить…

Чуть отодвигается и видит в глазах такой неподдельный ужас, что, кажется, она сейчас потеряет сознание.

Поэтому быстро отпускает женщину и возвращается к перилам.

– К счастью, – завершает он, не поворачиваясь, чтобы не смущать Веру, – издевательство над слабым я ненавижу еще больше, чем охоту. – Виконтесса Таур за спиной тяжело дышит, и это не дыхание страсти. Кедер снова становится к ней вполоборота, наблюдая, как та прижимает пальцы к уголкам глаз, пытаясь сдержать слезы.

С демонстрацией силы он явно перестарался. На душе стало тошно.

– Извините, – он вновь поклонился. – Я хотел показать, что ни о каком противостоянии между мужчиной и женщиной не может быть и речи. Кто-то всегда сильнее. Не хотел пугать вас. Обычно женщины, которые ведут себя так откровенно, жаждут подобных действий со стороны мужчины. Принести вам вина?

Вера еще раз судорожно вздохнула, прислонилась к стене, медленно покачала головой и подняла взгляд. Такой темный и усталый, будто граф и вправду ее изнасиловал.

– Похоже мы только и делаем, что удивляем друг друга, – рот болезненно кривила ухмылка, словно она старалась держать лицо, но сил на это не хватало. Вера немного помолчала, а потом добавила, словно оправдываясь: – Я встречалась с одним… человеком, который любил насилие. На мгновение мне показалось, что вы такой же. Поэтому я напугалась. Но я понимаю, что сама виновата. Я вела себя непозволительно.

Она направилась к выходу, завершая разговор.

– Вера, – бросил он в спину, и женщина замерла, – может, все-таки расскажете, что происходит? Вас кто-то обижает? Шантажирует? Заставляет дразнить мужчин? Я слышал, ваши поклонники погибают при странных обстоятельствах.

– Вы угадали, – ответила она глухо. – Обижает. Шантажирует. Заставляет. Но больше я ничего не скажу. Этот противник вам не по зубам. Он намного сильнее, а не чуть-чуть, как вы любите.

– Я заинтригован.

Она только хмыкнула и ушла. Кедер задумчиво смотрел ей вслед.

Двадцать лет назад он бы бросился за Верой и не успокоился, пока не узнал всё, что она скрывает. Сразился бы с самими демонами Шереша, чтобы спасти прекрасную леди, причем даже не надеясь на то, что его отблагодарят в постели.

Десять лет назад он бы аккуратно поспрашивал у знакомых, что они знают о Вере, не нужна ли ей помощь.

А сейчас… Нет – значит нет.

Глава 4. Еще один

И все-таки у них получилось! У найденного на улице Давира паренька перерождение проходило долго, мучительно. Около недели все сомневались, что он выживет, но продолжали поить исключительно кровью животных. Спустя две недели (обычно перерождение длилось не больше семь дней), когда граф исследовал приглашения от знатных людей столицы, чтобы определить, куда лучше пойти вечером, зашел Энье и сообщил:

– Ваше сиятельство, Дайтан пришел в себя, – немного помолчал и уточнил: – Вы поговорите с ним или поручить это Ачилле?

Ачилле был крестьянином Лейна7, которого вампир надкусил, но не убил. В тот момент ему уже исполнилось пятьдесят, был он крупный, полный. Большие щеки сияли так же, как лысина, обрамленная кудрявыми волосами. Вампира Кедер и его семья нашли и убили. Когда завершилось перерождение Ачилле, граф предложил ему то же, что и другим, кого они находили: остаться в семье и убивать лишь того, кого приговорит Шонгкор, или жить самому.

Хотя на самом деле никакого выбора не было. В семье было строгое правило: никого не обращать. Убить можно, обращать – нет. Позволить такому, как Ачилле, жить самостоятельно – значит, рисковать оставить на Гоште еще одно чудовище, которое потом придется искать, чтобы убить. Именно поэтому тем, кто не хотел жить по правилам семьи, сразу сворачивали шею.

Крестьянину правила понравились. Он и сейчас ходил по дому в крестьянской рубахе, подпоясанной веревкой, в широких штанах и занимался самой простой работой: колол дрова, убирал двор, топил дом, носил воду. И нахваливал свою жизнь:

– Раньше я пока дрова наколю, уже спина отваливается, а сейчас силища немеряная. Два раза топориком махнешь – и готово. Охотиться не нужно – господин граф накормит. Не жизнь, а дворцы Эль-Элиона!

Он был в числе первых, кто вошел в семью. С годами он не менялся внешне, как и все вампиры, но научился читать, считать и стал правой рукой сначала Чарека, потом Энье. Однако не стремился стать разведчиком или купцом, как другие, принятые в семью, предпочитая работать по дому.

Энье переступил с ноги на ногу, поняв, что его сиятельство погрузился в воспоминания. Кедер не торопился с ответом, глядя как будто сквозь дворецкого. Потом поднялся.

– Я сам, – принял решение он и отправился в ту комнату, где впервые увидел Дайтана.

Парнишка сидел на кровати в шерстяных штанах и белой нательной рубахе. Шонгкор впервые рассмотрел его. Типичный шумафец: довольно высокий, стройный, светло-русые прямые волосы до плеч, янтарно-карие глаза и белая кожа. Может, и не такой красавец, чтобы женщины ахали, но очень симпатичный. Увидев графа, вскочил, но Кедер махнул рукой:

– Садись.

И сам опустился в кресло напротив кровати. Долгое время здесь сменяли друг друга те, кто выхаживал Дайтана.

– Настало время еще раз познакомиться, – заговорил он, пристально глядя парню в глаза, стараясь уловить малейшие проявления эмоций. – Я Кедер Шонгкор граф Иецер. Обращаться ко мне можешь «ваше сиятельство», «господин граф» или «господин Кедер». Как ты, может быть, догадался, я из Энгарна, с другого континента. Шумафский знаю, потому что много путешествовал, когда еще меня не заразили. Мне сорок два… Да, остановимся на этой цифре. Хотя, как ты понимаешь, уже довольно давно сорок два, – он помолчал, потом предложил: – Расскажи о себе. После этого я отвечу на любые вопросы.

– Меня зовут Дайтан Уреней. – Парень опустил голову и отвечал, исследуя свои руки, то сцепляя, то вновь разводя пальцы. Имя он произнес с запинкой, словно сомневался, что теперь имеет право на него. – Мне двадцать четыре. Будет теперь. Всегда. Я сын обувного мастера… Отец дал мне образование. Хотел, чтобы я дальше него пошел. Секретарем, например, стал…

– Не успел? – поднял брови Шонгкор.

– Нет, – он покачал головой. – Когда школу закончил, мне шестнадцать было. Сначала меня там же оставили. Священникам помогал: книги переписывал, письма, документы под диктовку писал. Месяц назад отец Иво порекомендовал меня одному аристократу. Тот взял на работу – за магазинчиком присматривать. В тот вечер, когда на меня… напали, я первый день работал, – Дайтан судорожно вдохнул, потом взял себя в руки. —Продавал товары, отчеты писал – приход, расход… Виконт сказал, если хорошо себя зарекомендую, то дальше пойду… И вот…

– Ты домой возвращался, когда это случилось?

– Да. Не дошел.

– Из лавки? – уточнил Кедер.

– Да.

– В первый раз этой дорогой шел?

Дайтан удивленно поднял глаза. Задумался.

– Да, – неуверенно подтвердил он. – Вот на следующую улицу свернул бы – там всегда хожу. Но на меня раньше напали.

– Ничего подозрительного не заметил? Кто-то подходил по дороге? Пытался поговорить? – Отрицательный кивок. – Может, слишком навязчиво рассматривал? – Снова помотал головой. – Какое-то время шел следом?

Всё мимо. Затем несмелый вопрос:

– Вы хотите найти этого вампира?

– Да, – подтвердил Кедер. – Скорее всего, уже ищем.

– Зачем? – удивленно поднял он глаза.

– Чтобы убить, конечно.

– Но… почему?

– Странный вопрос, – усмехнулся граф. – Давай я тебе лучше покажу, чтобы ты понял. Пойдем на второй этаж, там есть зеркало в твой рост.

Они поднялись в гардеробную графа. Кедер тут же сел на небольшой диванчик, а Дайтану приказал:

– Снимай рубаху, становись возле зеркала.

– З-зачем снимать? – зубы парня начали выстукивать дробь.

– Затем, что ты ее порвешь, если не снимешь. Рубашек не напасешься. Снимай.

Дайтан послушался. Помявшись, положил одежду на диван и снова встал возле зеркала, сжавшись. Шонгкор заметил, что мышц у него почти нет, худой, ребра торчат. Сразу видно – писарь. Но теперь это никакого значения не имеет.

– Не зажимайся, – велел граф, но парень как будто еще сильнее съежился. Тогда Кедер спросил: – Есть хочешь?

И Дайтана будто тряхнуло:

– Да! – ответил он громко, вскидывая голову. Глаза полыхнули алым.

И тут же парень закричал, потому что на спине в районе лопаток словно два клубка змей зашевелилось под кожей. Она уже не белела – сначала стала тусклой, будто серой, а потом стремительно потемнела, пока не приняла цвет глинисто-рыжей степной земли, у человека такой не бывает. На нижнюю губу выдвинулись клыки величиной с ладонь. Дайтан удивленно посмотрел на руки – они удлинились, пальцы скрючились, на них выросли острые когти.

А потом снова мучительный крик разрывает тишину дома: кожа на спинет лопается и оттуда вылетают окровавленные, осклизлые кости, словно стрелы. Еще мгновение – и они раскрываются баканским веером, открывая влажную кожистую складку между пальцами крыла.

Дайтан еще какое-то время наблюдает в зеркале, как крылья чуть колышутся куполом позади него, высушивая сукровицу. Тело дрожит мелкой дрожью.

– Как тебе? – интересуется граф. – Нужны такие твари Гоште?

По охристой щеке катится слеза, и всё происходит в обратном порядке: закрываются крылья, втягивается в спину их остов, укорачиваются ногти, пальцы рук и клыки, бледнеет кожа, полные слез глаза снова карие.

Но Дайтан не плачет, стискивает зубы изо всех сил. Цедит чуть слышно:

– И меня убьете?

– Посмотрим, – пожимает плечами граф. – Одевайся.

Парень торопливо натягивает рубаху и потерянно стоит возле зеркала, опустив глаза в пол.

И тут Шонгкор вспоминает, что забыл спросить кое о чем.

– А что за аристократ тебя на работу принял, Дайтан? У кого в лавке должен был работать?

– Лавка тканей виконта Бадави, – почти беззвучно отвечает он.

Глава 5. Выбор

Легко ли вычислить вампира? На самом деле не очень. Особенно, если он стал тварью десятки лет назад и уже научился скрываться и прятаться. Это тебе не оборотни, у которых в темноте глаза светятся. В большинстве случаев, пока вампир не захочет показать свой истинный облик, ты и не узнаешь, кто он. Еще можно, конечно, подходить и всех кинжалом тыкать. Если не ранил, то либо оборотень, либо вампир. Но способ, прямо скажем, так себе.

Кедер припомнил вечер, когда ранили Дайтана. Виконт Бадави присутствовал на балу княжны Агунды. Они в тот день познакомились.

Парень примерно в это время беседовал с секретарем виконта. Встретились они засветло, но Дайтану устроили настоящую проверку, изобретали новые и новые задания. Пришлось задержаться в магазине. Когда часы на ратуше пробили десять по полудню, появился сам виконт. Тоже задал несколько вопросов и удовлетворенно кивнул. Молодой человек закончил работу и отправился домой.

Граф никому слепо не доверял. Потребовалась кропотливая работа, чтобы выяснить, действительно ли виконт ушел с бала раньше. Слова новообращенного вампира подтвердились: около девяти часов по полудню Бадави покинул гостеприимный дом Агунды, сославшись на нездоровье.

И всё же это не подтверждало его виновность, как и не опровергало. За домом установили слежку. Почти месяц его люди по очереди наблюдали за перемещениями Щаба, но пока ничего подозрительного не заметили. Ачилле, кроме всего прочего, стал ухаживать за кухаркой, осторожно выспрашивая всё о причудах ее господина и других людях, живущих в доме. Подозрения усилились: некоторые слуги неожиданно заболели, чувствовали слабость, сонливость. Но и это не было доказательством. Мало ли болезней на свете?

Смущало и еще одно. Расклад получался слишком похожим на тот, что сложился почти пятьдесят лет назад в Энгарне: злодей и прекрасная дева. Возможно ли, чтобы всё повторилось? Кто знает… Вампиром, кстати, мог быть вовсе не виконт, а его секретарь. На всякий случай следили и за ним.

Иногда Кедер встречался с Бадави, но старался, чтобы в особняк больше не приезжал: каждый визит будет сеять слухи, будто он жених его дочери.

Виконт выплатил оговоренную стоимость почти всех товаров и, по слухам, очень успешно их сбывал. Бадави намекал, что не прочь продолжить сотрудничество, но Шонгкору поступили и другие предложения. Поэтому он ничего не пообещал, но поддержал дружеское общение.

Щаб Юмсан мог оказаться обыкновенным мерзавцем, а вовсе не вампиром. И граф посещал званые вечера, чтобы стать своим среди аристократов Давира и искать следы монстра в других домах. Но тварь как будто чувствовала, что за ней охотятся. Затаилась. Ни в столице, ни в окрестностях больше не находили высушенные жертвы.

Чтобы накормить семью, разведчики похищали людей издалека. Последним оказался молодой купец из прибрежного городка, отравивший родителей и старшего брата, чтобы завладеть наследством. Вина его не вызывала сомнений. Его опоили и привезли в арендованный особняк. Хватило всем.

Лишь Дайтан по-прежнему пил кровь животных. Кедер еще раз побеседовал с парнем, и тот принял решение остаться в семье.

Они снова встретились в гостиной у камина. Сели в кресла напротив друг друга, Энье подал вино и бокалы и оставил их наедине.

– У нас есть три простых правила: мы не обращаем людей в вампиров, не убиваем случайных людей и охотимся на вампиров, которые эти правила не соблюдают, – Кедер говорил это, глядя на огонь сквозь бокал.

Этот диалог напоминал прием на работу. Разница лишь в том, что если Дайтану не понравятся их законы, его убьют. Правда, сам претендент об этом не знает.

– И всё? – удивленно вскидывает голову парень.

– Это самое важное. У тебя будет еще одно дополнительное условие: ты не будешь пить кровь людей. Никогда не узнаешь, каково это.

– Это, скорее, преимущество, – губы тронула слабая улыбка. – Как будто и не совсем монстр.

– Хорошо, что ты именно так это воспринимаешь, – граф был предельно серьезен. – Ты можешь жить и самостоятельно, без нас. Но помни: если станешь убийцей, мы за тобой придем.

Наглая ложь. Отпустить кого-то, кто знает их в лицо, но не согласен с их правилами? Так рисковать никто не будет. Хорошо, что у вампиров нет дара оборотней: те ложь сразу чуют. Кедер выждал немного, смакуя вино и пристально всматриваясь в новообращенного. Дайтан открыл рот, но Шонгкор перебил:

– Молчи. Думай хорошенько, потому что обратной дороги не будет. Все люди, которых ты видел в поместье, – неприкосновенны, – он сделал паузу, чтобы убедиться: Дайтан его понял. – Все вампиры, которых ты уже знаешь и кого тебе еще предстоит узнать, станут твоей семьей навеки в буквальном смысле. Как говорится, пока смерть не разлучит нас. Если кто-то из них тебе не понравится, возможности жить отдельно у тебя не будет. Хотя я стараюсь покупать большие дома, чтобы у каждого была своя комната.

Снова длинная пауза, чтобы парнишка осмыслил всё, взвесил за и против. Дайтан исследовал собственные пальцы, словно пытаясь понять, откуда вылезают при обращении длиннющие скрюченные ногти, если сейчас они аккуратно пострижены. Чувствовалось, что решение принято, и ему не терпится об этом сообщить.

– Я глава клана, – завершил Кедер. – Вопросы суда, переезда, заработка и трат решаю я. Да и любые другие вопросы, если они касаются всей семьи. Мое слово последнее, ему подчиняются либо умирают. Я не собираюсь специально кого-то обижать или причинять боль. Но если это будет нужно для благополучия большинства, я сделаю это, не колеблясь. Ты должен быть к этому готов.

Вот тут парень задумался. Хороший признак. Войти сейчас в семью Кедера – всё равно что шагнуть с обрыва. Что он знает о графе Иецере, чтобы настолько ему довериться? (Никакой он не граф на самом деле, поместье Иецер уже дважды передано другим аристократам, но Шонгкора по привычке продолжают звать так).

Наконец Кедер услышал тяжелый вздох, и Дайтан озвучил то, что граф проговорил про себя:

– Наверное, это самое тяжелое… Я вас почти не знаю, но должен доверить жизнь и согласиться с любым решением. Но есть ли у меня выбор? – он сжал руки в кулаки и тут же разжал пальцы. – Сомневаюсь, что смогу долго скрываться, если буду жить в одиночку. Однажды придется переезжать, а это деньги. Заработаю ли я достаточно? Как устроюсь на новом месте? Вы предлагаете взять все эти вопросы на себя. И еще защитить. Вы предлагаете то, что может меня примирить с жизнью в теле чудовища. Я согласен. Что я должен делать?

– Пока ничего, – Шонгкор испытующе смотрел на молодого человека. – Я дам время, чтобы прийти в себя, познакомиться со всеми и выбрать занятие по душе, – Дайтан поправил волосы, разметавшиеся по его плечам. – Обычно вампиры делают то, что и раньше, в прежней жизни. Поэтому лакеем или конюхом ты не будешь. Думаю, ты будешь хорош в заключении сделок, подсчете прибыли и других деловых вопросах. Это то, что будут знать люди, не подозревающие о наших… особенностях, – он залпом допил вино, поставил бокал на стол. – А только для членов семьи… У нас есть разведчики, стража, охотники… Можешь попробовать все роли и выбрать, чем больше нравится заниматься. Не спеши. Не страшно, если выберешь, а потом передумаешь. Это не приговор, в отличие от яда в нашей крови.

– Благодарю! – парень расслабился, глаза блеснули надеждой.

Ему предстояло еще многое узнать о себе. Ни у кого не получается быстро привыкнуть к новой жизни, но кому-то потребовался для этого год, а кому-то и пятидесяти лет не хватило. Граф не первый раз беседовал с новообращенными, поэтому точно знал: сегодняшнее воодушевление временное. На смену придет отчаяние, желание умереть. Потом снова появится надежда. И никто не знает, сколько будет раскачиваться этот маятник.

Например, он сам: только покажется, что привык, смирился. И вдруг – бац! – захочется нормальной жизни, семью, детей… А нормальной жизни не будет никогда. Обратной дороги ни у кого нет.

Сорок семь лет назад

В следующий раз Кедер встретил вдову Карсен через полгода. Заметив его среди гостей, Вера на мгновение замерла, а потом улыбнулась одними уголками губ, как улыбаются из вежливости дальним знакомым: «Ты снова здесь? Хорошо!»

Кедера это вполне устроило. Для него в этой истории всё было ясно.

Каково же было удивление, когда, застав его в одиночестве, женщина подошла и произнесла скороговоркой:

– Вы любите прямоту. Пригласите меня на контрданс? Мне нужно поговорить с вами, не привлекая внимания.

И исчезла до того, как он произнес «нет».

Он честно поразмышлял, не спрятаться ли куда-нибудь, пока все танцы не закончатся? Но потом, усмехнувшись, понял, что виконтессе удалось его зацепить. Не понятно, что будет дальше, а это пробуждает любопытство.

То ли Вера подобрала к нему ключик, то ли она действительно отбросила маски, но диалог с ней увлек.

– Мне нужна помощь, – сообщила она быстро, когда они сошлись в танце. – Могу я на вас рассчитывать?

Несколько шагов в сторону и новая встреча через несколько вдохов.

– Не могу ответить, пока не узнаю, в чем дело.

Поворот, прыжок влево, снова встали лицом к лицу.

– Я не успею объяснить всё сейчас, – голос еле слышен, соседняя пара не разберет ни слова, даже если захочет вникнуть.

Поменялись партнерами, снова встретились.

– Что вы предлагаете?

Леди Таур сжимает его ладонь, он чувствует уголок записки и как можно незаметнее прячет ее за рукав. Ловит одобрительный взгляд.

Музыка закончилась, она склоняется в реверансе, Кедер кланяется и еле различает:

– Благодарю вас!

После этого Вера пропадает: ее нет ни среди танцующих, ни среди беседующих о чем-то женщин, не видно на балконе… Он, выбрав удобное время, читает послание: «Дом вдовы Борз, квартира на третьем этаже. Второго абрила, десять часов пополудни».

Губы невольно тронула мечтательная улыбка:

«Ох, Вера! Ты назначаешь мне свидание. Надеюсь, меня ждет либо засада, либо горячие ласки. Иначе придется отомстить за столь жестокую шутку. Чтобы другим неповадно было».

И тут же кольнуло воспоминание.

Похороны года в Бакане на этот раз прошли не так, как обычно. Завершающий ритуал, который предсказывал, чего опасаться в будущем году, проходил со свечами. В центре пумоми – молитвенной комнаты – всегда изображен причудливый узор в виде диковинного цветка. Такие комнаты были во всех семьях Бакане. У знатных по размерам сопоставимые со спальней, у бедняков – небольшие: не самый высокий человек руки раскинет и стен коснется. Но в каждом доме свой цветок изображен на полу. Расспрашивать о нем не принято. Кедер пока узнал лишь то, что обитатели дома уединялись в пумоми, если хотели услышать голос Всевышнего.

Один из ритуалов Похорон года тоже проходил здесь. На лепестках цветка в определенном порядке выставляли свечи: белые, черные, красные, зеленые, синие, желтые, золотые и серебряные. Причем для каждого, кто участвует в празднике, по-своему. У одних свечи горели спокойно, у других – взблескивали разноцветными искрами. Где-то за дверями звучало нежное женское пение, а причудливый дым, такого же цвета, как и сама свеча, клубясь, поднимался вверх, создавая причудливые узоры. В воздухе ткались удивительные картины, в которых можно было увидеть судьбу.

Кедер уже пять раз участвовал в этом празднике и точно знал, что это не выдумки. В первый ритуал из дыма соткалось видение: шторм на море и парусник, тонущий в бездне. Когда он рассказал об этом другу, тот посоветовал не отправляться в морское путешествие в новом году. А между тем корабль уже ожидал в порту, чтобы сразу после праздников отправиться в Гучин.

Граф посмеялся, но… прислушался. Месяц он провел в Бакане, а потом узнал, что корабль не добрался до другого материка…

На последнем ритуале свечи вдруг начали чадить. Вместо разноцветного фимиама пумоми наполнилась черным дымом. Кедер задохнулся, закашлялся и вылетел из комнаты, а потом и из дома, потому что кашлял до тех пор, пока его не стошнило. После этого с ним еще и обморок приключился в первый раз в жизни.

Когда он пришел в себя, у постели сидел друг – хозяин дома – и смотрел печально и строго. Прежде чем Кедер произнес хоть слово, он сообщил:

– Я знаю, что у некоторых народов принято спрашивать разрешения, прежде чем сообщить плохие новости, но в Бакане считается, что если ты уважаешь человека, то говоришь ему правду, какой бы она ни была. Я уважаю тебя, Кедар, поэтому говорю: мы больше никогда с тобой не увидимся. В этом году ты умрешь.

Граф пытался узнать подробности, но баканец ничего не объяснил. В одном он был непреклонен: если бы опасности можно было хоть как-то избежать, Кедер бы увидел это. Но его участь уже определена Всевышним. Ничего тут не изменишь, нужно просто принять это и завершить, по возможности, все дела.

Подобное предсказание не сильно напугало Кедера. Он научился у баканцев к любым известиям относиться философски.

Поначалу во всем, что происходило после Похорон года, он видел признак конца: вот сейчас его убьют. Но через месяц выбросил всё из головы, подумав, что убить могут и в дисамбире, а значит, не стоит отравлять последние дни напрасными тревогами и страхами. Напротив, лучше жить, как обычно, не меняя планов. Лишь разобраться с делами, как ему и рекомендовали.

Сейчас, когда Кедер прочитал записку и подумал о засаде, вновь вспомнилось предсказание. Его убьют на свидании? Возможно. Но это не значит, что он превратится в жертвенную овцу. Он сделает всё, чтобы его запомнили.

…Кедер заранее узнал, что вход в квартиру располагался в саду вдовы Борз, причем лестница вела только на третий этаж, других дверей не было. То есть случайная встреча с кем-либо исключалась. В квартире обнаружилась небольшая прихожая, дверь из которой выходила в гостиную, а уже в этой комнате располагалось еще два выхода в спальни – справа и слева. В левой комнате существовал потайной ход, ведущий к парадному крыльцу.

Кедер тщательно обдумал, во сколько лучше прийти на тайное свидание. По этикету женщина не должна его ждать. Она даже имела право опоздать (не более чем на час). Но, придя раньше, можно встретить не леди Веру, а банду отморозков, вооруженную до зубов. Кедер решил, что лучше оказаться невежливым, чем мертвым, поэтому загодя обосновался для наблюдения недалеко от особняка Таур.

И едва не упустил момент, когда с заднего хода выскользнула служанка. Если бы он так не приглядывался, ожидая подвоха, мог бы и не заметить. По наитию Кедер решил проследить за ней, а через пару улиц осознал, что никакая это не служанка, а сама виконтесса Таур, тайно покинувшая дом.

И всё равно он еще с полчаса понаблюдал за местом, где им предстояло встретиться. Мало ли, кто придет вслед за женщиной. Заодно проверил, нет ли слежки. Благо Вера дала ему форы, придя на свидание раньше.

Вскоре убедился, что опасения были напрасны. Он поднялся на третий этаж. Когда вошел в гостиную, женщина стояла у окна. Но тут же повернулась, и в глазах, в несколько нервном движении сквозил пусть не страх, но совершенно точно тревога или волнение.

Он склонил голову в приветствии:

– Добрый вечер, моя леди!

И, прежде чем она вымолвила хоть слово, обследовал спальню справа, затем пересек гостиную и посмотрел, что творится в противоположной. Комнаты были пусты, причем возле потайной двери стоял тяжеленный сундук.

Кедер откинул крышку и убедился, что внутри никого нет, а дверь теперь снаружи не открыть. Вновь прошел в прихожую, повернул ключ в замке дважды и оставил его в скважине. Теперь гости точно внезапно не нагрянут.

Снова вернулся в гостиную.

Вера в платье служанки казалась еще прекрасней. Взгляд скользил по шелковистым пепельно-русым волосам, уложенным ракушкой с помощью невидимых шпилек, по изысканно бледному лицу, темным, красиво очерченным бровям и розовым губам, которые она нервно прикусила. Хороша!

Но тут он обратил внимание на ее руки: пальцы тискали кружевной платок. Даже не видя ее зрачков, Кедер понял, что она близка к панике. Может, и вправду раньше у нее не было любовников? Или она нервничает, потому что своей бдительностью, он нарушил ее планы?

– Простите за опоздание и за эту суету, – он улыбнулся как можно мягче.

Объяснять свое поведение не стал. Лишнее.

– Добрый вечер, граф! – в ответ губ коснулась слабая улыбка. – Спасибо, что пришли. Я боялась, вы сочтете мою просьбу слишком дерзкой… Давайте сядем? – последнее полувопросительно, будто опасалась отказа.

– Конечно! – он подошел к Вере и подал руку.

Она оперлась почти невесомо и опустилась на самый краешек дивана. Алый камень на перстне вновь подмигнул радостно, совсем не чувствуя настроения хозяйки. Она что, никогда с этим перстнем не расстается?

Женщина сцепила пальцы в замок судорожным движением, словно не могла их разомкнуть, даже если бы захотела. Спина прямая, глаза отпущены, а дыхание быстрое, будто бежала.

– Господин граф…

– Если не возражаешь, давай начнем с того, что будем обращаться друг ко другу на ты и по имени, – он говорил очень ласково, успокаивающе, как с перепуганной кобылкой, впервые принявшей седока. – Думаю, ты помнишь, что меня зовут Кедер, – пошутил он.

– Хорошо… Кедер, – она слегка запнулась и нисколько не расслабилась. – Помнишь… когда мы столкнулись на хорах, я рассказала о некоторых обстоятельствах моей жизни…

– Отлично помню, – заверил граф. – Ты сказала, что находишься во власти какого-то мужчины, с которым мне не стоит связываться, потому что он заведомо намного сильнее.

– Да, всё так, – кивнула она, не поднимая глаз. – Но я подумала… Может быть, вы… – увидела, как он поднял брови, и поправилась: – ты поможешь мне бежать? Поможешь сменить имя, город или даже страну. Сколько денег для этого нужно?

Вместо ответа Кедер осторожно обнял ее за талию. Вера вздрогнула и одеревенела, а он зашептал:

– Тише, тише, тише… Чтобы помочь тебе, мне нужно, чтобы ты перестала говорить загадками. Перестала так нервничать. Я клянусь, что сделаю лишь то, что ты мне позволишь. Не причиню боль, не напугаю. Откинься на спинку, – он легко подвинул ее в глубь дивана.

Левая ладонь накрыла сцепленные пальцы, скользнула по ним, еле ощутимо поглаживая, а правая уже освобождала волосы от шпилек.

Вера дернулась, а он снова зашептал:

– Тише! Я, конечно, не сделаю такую прическу, но ты после накинешь капюшон, и никто не заметит распущенных волос. Пожалуйста, закрой глаза и чувствуй. Если будет неприятно, скажи.

Он нежно касался пальцами ее затылка, перебирая волосы, потом рука скользнула к шее, плечам, почти невесомо погладила, вернулась к затылку.

Напряжение под его пальцами постепенно уходило. По щекам женщины вдруг покатились слезы.

Кедер придвинулся ближе, опалил дыханием ушко.

– Плачь, милая, плачь. Это можно. Тебе ведь не больно?

Дождался слабого лепета:

– Нет…

– Приятно? – робкий кивок. – Вот и поплачь. Иногда нужно плакать, чтобы легче было дышать.

Вера будто ждала, чтобы ей разрешили, – зарыдала, уже не сдерживаясь. Кедер легко притянул ее, уложил красивую голову себе на плечо. Женщина плакала, горько и безнадежно, а он баюкал, легко лаская, почти не дотрагиваясь до волос, плеч, спины, приговаривая шепотом:

– Красивая, сладкая, смелая… Лучшая! Сейчас всё решим. Поплачь.

Ему было не тяжело снова и снова произносить милые глупости, а Вера будто чувствовала это. Вскоре руки обвились вокруг его шеи, губы робко прикоснулись к щеке.

Кедер чуть отстранился.

– Подожди, моя хорошая. Сначала дело, потом радость. Если выплакалась, рассказывай. Меня в первую очередь интересует кто и почему?

Он намеренно задал самые общие вопросы. Пусть говорит всё, что придет в голову, он попробует собрать картинку.

Рассказ получился путаный, с большими лакунами. Вера так и не назвала имени, только снова и снова повторяла одно и то же:

– Не могу сказать! Он сильный, очень сильный! Всегда следит. Всё знает. Если я скажу, он меня убьет! И тебя убьет. Он за тобой тоже следит. Всегда следит!

– Погоди, милая, – Кедер попытался внести в этот поток отчаяния нотку здравого смысла. – Он всегда следит. Но ты здесь.

– Он уехал. Платье выброшу, сама буду полдня сидеть в ванной. Слуги не знают. Обману!

– Хорошо. Он следит за мной, – Кедер в это верил. Не случайно же постоянное ощущение враждебного взгляда, которое исчезло, стоило уехать из Сальмана. И сегодня не появилось, потому что Вера сказала, что таинственный «он» уехал. – Он следит, – повторил граф, – и он сильный. Почему он меня не тронул?

– Я думала, он охотник. Но ему просто нравится мучить. Он выжидает, – шептала она будто в лихорадке. – Ему хочется, чтобы ты страдал. Он не отпустит. Он всех убивает…

– Хорошо. Но тогда, чтобы спастись от него, нужно уезжать далеко, на другой континент.

– Хоть в Бакане! – воскликнула Вера.

– Нет, – рассмеялся Кедер, – в Бакане нельзя, если ты не хочешь работать в… хм, не хочешь развлекать скучающих мужчин. Там иностранцев не любят.

– Но ты ездишь, – глаза ее удивленно округлились.

– У меня там друзья, – пояснил он, чуть смелее гладя тонкую спину. – Одинокой женщине везде непросто, но в Бакане иностранке найти приют просто невозможно.

Она ведь не рассчитывала, что они вместе сбегут куда-нибудь? Кедер очень надеялся, что виконтесса не настолько самоуверенна, чтобы ожидать подобного.

– А где можно найти убежище? – покрасневшие от слез глаза смотрели по-детски доверчиво.

– В Шумафе, например. Но там намного холоднее. Другой климат, культура. На какое-то время ты окажешься в изоляции. Ты готова к этому?

– Что угодно! – Вера решительно тряхнула головой, и копна волос так красиво колыхнулась, что у него сбилось дыхание. – Я больше не могу так.

– Хорошо, – он прикинул, во сколько это может обойтись и как всё устроить лучшим образом. Руки уже машинально ласкали женщину. – Как ты покинешь дом, если он всё время следит и всё знает? – уточнил Кедер самое важное.

– Я всё придумала, – заверила она. – Он уезжает иногда. Когда я поставлю цветок на окно спальни – это третье окно от центрального входа на втором этаже, – он дома. Если уберу цветок, значит, я готова к побегу. У меня есть украшения. Я надеюсь их хватит, чтобы…

– Хорошо… – перебил Кедер. Он еще раз прокрутил всё в голове и добавил несколько деталей к плану: – В юньйе я собирался ехать в Гучин. Как только «он» уедет, мы на лошадях покинем Сальман, поедем в Хадашу8. Поскачем верхом. Сможешь? – она неуверенно кивнула. – В порту меня будет ждать корабль. Переплывем Мерзлый океан, помогу тебе устроиться в Шумафе. Наверное, лучше в столице. Куплю усадьбу, найму несколько слуг.

– Сколько это будет примерно стоить? – тонкие пальчики чуть сжали его плечи.

– Не бери в голову. Мне нетрудно спасти прекрасную женщину. Деньги тебе пригодятся в Шумафе.

– Спасибо! – ее глаза наполнились слезами благодарности. Кедер улыбнулся и прикоснулся к ним губами. Вера тут же отстранилась. – Но я ведь не знаю, когда он уедет. Он не предупреждает, – голос снова наполнился страхом.

– Не переживай. Меня никто не гонит, корабль мой. Буду ждать, сколько нужно.

Теперь Вера смотрит с восторгом, красивый ротик приоткрыт. Не осталось никаких причин, чтобы заставлять женщину ждать.

На поцелуй она ответила с такой жадностью, с какой путник в пустыне припадает к фляге с холодной водой. Но Кедер вновь чуть отодвинулся, посмотрел в глаза, переводя дыхание:

– Давай соблюдем некоторые формальности, – голос звучал чуть хрипло. – Ты хочешь меня?

– Да! – она засмеялась и крепко обняла его за шею.

– Тогда переместимся в спальню.

Он поднял Веру на руки и выбрал левую комнату, кровать там шире. Осторожно поставил женщину, поцеловал ушко, скользнул губами по шее, потянул за шнуровку на платье. Сдвинул сорочку с плеч и поцеловал обнаженную кожу. Женщина прижималась к нему, вздрагивая от страсти. Но он вернулся к ушку, чтобы шепнуть:

– Помоги мне раздеться.

Она чуть задумалась, потом скользнула к вороту камзола и стала быстро расстегивать пуговицы.

– Не торопись, – улыбнулся он.

Освободил ее от верхнего платья и, чуть сильнее открыв плечо, снова поцеловал.

Вера догадалась, чего он хочет. Отношения между мужчиной и женщиной могли быть охотой или противостоянием. Но ему нравилась игра! Волнующая и радостная.

Теперь они словно соревновались, кто кого медленнее разденет. Снимаешь что-то из одежды или просто расстегиваешь пуговку – целуешь. Ждешь следующего хода.

Пока они разоблачились, Вера так его завела, что пришлось пару раз остановиться и сложить в уме четырехзначные числа. Давненько с ним такого не было!

А когда Кедер наконец получил ее, то уже сложение не помогло, взрыв был быстрым и ослепительным. И хотя она чуть раньше забилась в сладких судорогах, он всё же извинился.

– Прости, маленькая, – прошептал он, – ты невероятная. Сейчас я всё исправлю.

И снова ласки, стоны, сладкая мука до темноты в глазах. Кедер откинулся на спину, думая, что уже всё, а Вера вдруг склонилась над ним. Снова стала целовать, прокладывала щекочущую дорожку от шеи к груди, животу… И вот уже он охнул, а пальцы вновь скользнули в ее волосы. Изысканная ласка заставила снова увидеть фейерверк. Он пытался сдержаться, остановить ее.

– Милая… всё… всё… – но Вера лишь плотнее сжала губы, и он выгнулся дугой, рыча что-то невнятное. Когда она посмотрела в глаза и провела указательным пальцем по своей нижней губе, Кедер рывком притянул ее и поцеловал с прежней страстью. – Как же я люблю таких, как ты! – а потом перевернул ее на спину. – Моя очередь!

И теперь уже ее пальчики зарылись ему в волосы на затылке, задавая ритм…

Когда он вновь раскинул руки на кровати, в глазах было темно и прояснялось очень медленно. Кедер вяло подумал, что, если бы сейчас кто-то ворвался в спальню, он бы не смог собрать себя в кучу. И всё же спать было нельзя.

Ладонь скользнула по щеке женщины, затем по плечу. Добрался до талии, прижал Веру к себе и предупредил, еле ворочая языком:

– Я сейчас усну. Если хочешь о чем-то спросить – спрашивай. Думается, ты исчезнешь до того, как наступит утро. Так что сейчас – единственный шанс узнать всё, что тебя интересует.