Ужасно катастрофический поход в зоопарк
La Tres Catastrophique Visite Du Zoo
© Joël Dicker, 2025
© И. Стаф, перевод на русский язык, 2025
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2025
© ООО «Издательство Аст», 2025
Издательство CORPUS®
Вольфу и Джулии
Пролог. Последствия одной катастрофы
Жители городка, где прошло мое детство, годами вспоминали события, случившиеся однажды в пятницу, под Рождество, в местном зоопарке.
И все эти годы никто не знал правды о том, что же там на самом деле произошло. Пока не появилась эта книга.
Сама я сыграла в этой истории не последнюю роль, но даже представить себе не могла, что когда-нибудь обо всем расскажу. Передумала я потому, что поняла: вырастая, мы приобретаем досадную склонность забывать, что когда-то были детьми. А ребенок живет в нас по-прежнему. Я обещала себе однажды это исправить, и книга как раз удобный случай. Вот почему я решила – раз уж приходится рассказать о том, что произошло, я расскажу это именно так, как видела все эти события, когда была еще маленькой девочкой.
Я с радостью представляю вам эту девочку – и передаю ей слово.
Глава 1. Теория катастроф
Вечером меня оставили без сладкого. Из-за того, что случилось в зоопарке. Папа весь ужин повторял: «Это немыслимо, Джозефина! Просто немыслимо!» Мама вообще молчала, но смотрела на меня с осуждением. Потом сказала только:
– Завтра мы поедем в больницу его навестить. А теперь ешь фасоль.
Фасоль я не люблю, но чувствовала, что торговаться не время. Так что все съела без звука. Это называется «не высовываться». Потом мама заявила, что сладкого мне не будет. Я обиделась, потому что на сладкое был морковный пирог, а он мой любимый. Чуть не заплакала, но подумала, что наверняка всех моих одноклассников тоже оставили без сладкого, и утешилась.
После того случая в зоопарке все родители стали друг другу звонить. Я слышала, как мама все время говорила по телефону и каждый раз повторяла: «Я совершенно убита, я совершенно убита! Это катастрофа, как такое могло случиться?» Я не очень поняла, почему мама убита, если говорит по телефону, но, если речь зашла о смерти, ничего хорошего ждать не приходилось.
Я доела фасоль и спросила, можно ли выйти из-за стола, раз сладкого мне все равно не будет. Но мама ответила «нет», потом встала, отрезала кусок морковного пирога, положила мне на тарелку и сказала:
– Можешь съесть пирог, если объяснишь, что сегодня произошло в зоопарке.
Вообще-то это называется «шантаж», но я воздержалась от комментариев. Взяла ложку и поделила кусок на восемь маленьких долек.
Ни одна катастрофа не происходит ни с того ни с сего: она завершает собой череду мелких, почти незаметных толчков, которые мало-помалу превращаются в землетрясение. То, что сегодня стряслось в зоопарке, не стало исключением: это был финальный салют целой цепочки катастроф.
Родители хотели объяснений, но чтобы все объяснить, нужно было сперва объяснить, что катастрофический поход в зоопарк случился из-за катастрофического школьного спектакля, который случился из-за катастрофической пьесы, которая случилась из-за катастрофического похода к Деду Морозу, который случился из-за катастрофического урока по безопасности дорожного движения, который случился из-за катастрофического урока физкультуры, который случился из-за катастрофического собрания в школьном актовом зале, которое само случилось из-за начальной катастрофы.
Наверное, с этой первой катастрофы и надо начать.
Глава 2. Какой-то ненормальный понедельник
Однажды утром, в понедельник, под конец осени, за несколько недель до Рождества, произошло что-то очень важное.
Когда приближается катастрофа, обычно никто ни о чем не подозревает. Вот и тот понедельник притворялся нормальным днем: у меня зазвонил будильник, я встала, позавтракала (съела хлопья, но сначала налила молоко, а потом насыпала хлопья, иначе не видно, сколько молока наливать), почистила зубы, причесалась, оделась, и мама отвезла меня на машине в школу. До сих пор все шло как обычно.
Моя школа называется «Школа Зеленых Вершин». Это специальная школа. Специальной школой называется такая школа, куда отправляют детей, которые не ходят во все остальные школы. Я люблю свою школу. Она совсем маленькая, потому что в ней всего один класс. Она вроде большой дощатой беседки. Мама говорит, просто прелесть. Я бы скорее сказала, просто улет. Большой вестибюль, он же раздевалка. По одну сторону классная комната, по другую – игровая. Еще там есть маленькая кухня, а рядом с ней туалет. Школьный двор у нас – это сад с цветами, вокруг него деревянный забор, за который выходить нельзя, только с родителями или с нашей учительницей мисс Дженнингс. А за забором маленький парк с детской площадкой и скамейками, на которые усаживаются старые дамы, пока какают их собачки. Собачьи какашки положено убирать, но они часто притворяются, будто не заметили, что их песик справил нужду. Наш школьный сторож как такое увидит, бежит к ним как бешеный и требует сию минуту подобрать нечистоты. Тогда старые дамы делают брезгливое и брюзгливое лицо, достают из кармана пластиковый пакетик и превращаются в чистильщиц. А потом в недоумении держат пакетики двумя пальцами, словно какашки сейчас на них выпрыгнут. Выходит очень смешно.
Рядом с парком есть школа для нормальных детей. Туда ходят все дети, кроме нас. Это большое кирпичное здание, там большой бетонный двор, а по соседству – огромная спортивная площадка. Школу для нормальных детей видно из нашей специальной школы. В ней очень много детей, а нас в нашей школе всего шестеро. Я спрашивала маму, пойду ли когда-нибудь в школу для нормальных детей. Она сказала, что, наверное, нет, но она любит меня такой, какая я есть.
Самое прикольное в специальной школе – это мисс Дженнингс, наша учительница. Она самая потрясающая учительница. Терпеливая, милая, умная, ласковая. И еще очень красивая. Всегда хорошо одета, и волосы красиво причесаны. Ее все обожают.
Второе самое прикольное в специальной школе, после мисс Дженнингс, – это пятеро моих приятелей-одноклассников, они все мальчики.
Там есть Арти, он ипохондрик, то есть все время думает, что у него всякие болезни. Для него самого это не очень удобно, но для нас весело, потому что когда он думает про какую-нибудь болезнь, то вопит от ужаса. Арти, когда вырастет, хочет быть доктором, чтобы самому себя лечить. Он говорит, что когда ходишь к другим докторам, рискуешь заразиться чем-нибудь в приемной, там до фига больных. Тут он скорее прав.
Есть Томас, он просто здоровский каратист, потому что у него отец – учитель карате. (Когда у тебя отец – учитель карате, легче стать здоровским каратистом.) Томас, когда вырастет, хочет стать учителем карате, как отец.
Есть Отто, у него родители живут каждый в своем доме. Это называется «разведены». Мама сказала, что развод – это когда папа и мама больше не хотят спать в одной комнате. Думаю, когда я вырасту, я тоже буду разведена, потому что терпеть не могу, когда в моей комнате живет кто-то еще.
Отто знает все и обо всем. И всегда просит на день рождения всякие энциклопедии и словари. Он обожает объяснять разные вещи и знает трудные слова вроде «мородунка», «казуистический» или «келоидный» – мы все выучили это слово благодаря Арти. Отто, когда вырастет, хочет читать лекции.
Есть Джованни, он всегда носит рубашку, даже когда идет на улицу играть. У него родители богачи – это значит, у них много денег; похоже, когда ты богач, то должен всегда ходить в рубашке. Надеюсь, когда я вырасту, то не буду богачкой, потому что ненавижу надевать рубашки. У Джованни дома есть официант. Вот это правда удобно. Мне дома приходится после еды относить тарелку в раковину. А у Джованни никто даже со стула не встает. Он меня однажды пригласил на обед, так все сидели за столом, а официант поставил перед нами еду и потом все убрал. Мама говорит, что это называется «мажордом», но у Джованни говорят «Бернард». Джованни, когда вырастет, хочет работать на предприятии отца, которое основал его дед. Похоже, у них семейное предприятие. Это значит, все предпринимают по очереди.
Есть Йоши, он не говорит. Совсем-совсем не говорит. Он мой самый лучший друг. Чтобы понимать друг друга, говорить не нужно. У Йоши куча пунктиков. Это значит, что он все десять раз проверяет. Иногда даже больше, чем десять раз. Например, он все утро проверял, стоят ли его ботинки в школьной раздевалке. Йоши обожает пластилин и лепит потрясающие вещи. У него есть столик в углу класса, он там придумывает офигенные штуки. Йоши, когда вырастет, хочет стать скульптором.
Ну и, наконец, есть я, Джозефина. Я, кажется, чересчур быстро все понимаю. Никакой проблемы я в этом не вижу, но она, похоже, есть. Это по крайней мере одна вещь, которой я не понимаю. Когда я вырасту, я хочу изобретать грубые слова. Это папа мне такую мысль подсказал.
Папа однажды прочитал в газете статью о семье Джованни. Их семейное предприятие-все-по-очереди занималось производством туалетной бумаги. По папиным словам, туалетная бумага приносит им много денег. Он читал статью и кричал: «Туалетная бумага – это гениальная идея! Товар, который потребляют все, каждый день, во всем мире, который всегда будет нужен и который не сможет заменить ни одна технология!» Я подумала, что когда буду работать, надо найти и производить такой же товар. Потом папа сказал маме: «Нет, ты представляешь, дорогая, вся эта куча бабла благодаря сортирной подтирке!» Мама попросила папу успокоиться и не говорить при мне таких слов, но было уже поздно. Я не только поняла, что «сортирная подтирка» – шикарное грубое слово; я поняла главное: что изобретать грубые слова – это профессия будущего: их говорят каждый день, они всегда будут нужны, и их не сможет заменить ни одна технология.
Однажды я напишу книгу и вставлю туда все грубые слова, какие изобрету. Это будет как бы словарь грубых слов.
Так вот, возвращаясь к тому пресловутому утру в понедельник, – утру, когда случилась начальная катастрофа, которая будет вызывать катастрофу за катастрофой до того самого катастрофического похода в зоопарк, – когда мы с мамой подъезжали к школе, там на обочине стояли пожарные машины[1]. Мы вошли в маленький парк и увидели, что пожарные суетятся вокруг специальной школы. В эту минуту я поняла, что нормальный день будет на самом деле совсем не нормальным и что случилось что-то серьезное.
Глава 3. Потоп в школе
Пожарные входили и выходили из специальной школы со шлангами и подключали их к урчащим машинам. Мы с мамой смешались с кучкой зевак, привлеченных всей этой катавасией. Потом я заметила мисс Дженнингс, сторожа и всех одноклассников с папами или мамами, они уже были здесь. Мы подошли к ним. Мама спросила у родителей, что происходит. «Потоп», – хором ответили они.
Отто, размахивая словарем, объяснил, что «потоп» по-латыни будет inundatio. Но мы-то прежде всего хотели знать, откуда он взялся, этот потоп. Дождей в последние дни не было, странно, что школу затопило. Томас сказал, что, наверное, прорвало трубу, такое уже случалось у его отца в зале для занятий карате, и пришлось покупать новые татами. Мы немножко встревожились.
Родители спросили у мисс Дженнингс, пострадала ли школа. Она ответила, что понятия не имеет, потому что не смогла попасть внутрь. Мы подождали еще чуть-чуть, потом один пожарный подошел к мисс Дженнингс и огорченно сказал: «Все затоплено, ваша школа непригодна к использованию».
Мисс Дженнингс заплакала, и мы очень расстроились, что она такая грустная. Сторож стоял ужасно хмурый. Пожарный и родители заговорили все сразу, и пожарный им объяснил, что такое «непригодна к использованию»: мы еще очень долго не сможем ходить в специальную школу. Пожарный сказал, что вода текла все выходные, и по тому, как он говорил, мы сначала решили, что речь о лопнувшей трубе.
– Вот видите, – сказал Томас, – это как в отцовском зале для карате.
Родители затараторили, а мы не могли понять, что же нам делать, если больше нельзя ходить в специальную школу. Потом появился длинный как жердь господин: это был директор школы для нормальных детей. Директор изобразил на лице катастрофу и подошел к мисс Дженнингс, чтобы ее утешить. Он попытался ее обнять, но ей было явно не до того; тогда он дал ей носовой платок и пообещал, что все пойдет на лад. Лучше бы он трубу наладил, затопившую нашу милую школу.
Потом директор разыграл перед родителями целое представление, говорил, что не надо волноваться, что он сейчас найдет нам класс в своей соседней школе для нормальных детей и что мисс Дженнингс совершенно не о чем беспокоиться. Мы сможем ходить в школу для нормальных детей сколько угодно, пока не починят нашу школу.
Мисс Дженнингс собрала нас вокруг себя, она всегда так делает, когда собирается сказать что-нибудь важное. Например, когда мы идем на экскурсию и она нам напоминает, как себя вести. Она объяснила то, что мы уже знали: в специальную школу больше ходить нельзя из-за потопа. И еще добавила то, чего мы не знали: потоп случился из-за забитых раковин в туалете. Слив в раковинах был закупорен пластилином, а краны оставались открытыми все выходные. Вода перелилась через край и растеклась повсюду. У нас сразу появилось много вопросов к мисс Дженнингс: как пластилин попал в раковины? И почему из кранов текло весь уикенд?
Лицо у мисс Дженнингс сразу стало очень серьезное.
– Вот именно, мои милые, это очень странная история. Кто-нибудь из вас в пятницу клал в раковины пластилин?
Мы все сказали, что, конечно, нет. Само собой, все посмотрели на Йоши – ведь только он лепит из пластилина, потому что, когда вырастет, хочет стать скульптором, – но Йоши вместо ответа, потому что он не говорит, изо всех сил замотал головой, объясняя, что вообще ничего не затыкал.
– Ничего страшного, если ты заткнул раковины, – повторила мисс Дженнингс, – я просто хочу понять.
Насчет «ничего страшного» мы сильно сомневались, раз в школу приехали пожарные и она теперь непригодна к использованию. Но Йоши еще отчаяннее замотал головой и чуть не заплакал.
– Когда в школе что-то ломается, – заметила я мисс Дженнингс, – это всегда замечает сторож. Если из раковин лилось через край, он бы увидел.
– Сторожу в пятницу пришлось уйти раньше, чем кончились уроки, потому что его мать попала в больницу, – сообщила мисс Дженнингс.
Мы все пожали плечами. Если Йоши говорит, что это не он, значит, это не он. Не тот он человек, чтобы врать. Но мисс Дженнингс явно сомневалась: не могли же эти раковины сами себя заткнуть. Она сказала, что пожарные начали расследование и главный пожарный хочет задать нам вопросы.
Тут мы все завопили от радости. Это же просто супер – встретиться с главным пожарным. Он, наверное, полупожарный и полудетектив, раз ведет расследование.
В эту минуту к нам подошел пузатый господин с усами, как у моржа, и в слишком широком костюме с галстуком.
– Дети, можно с вами поговорить? – спросил он.
Я вежливо ответила, что нет, потому что у нас встреча с главным пожарным, но тут Моржовые Усы заявил, что он и есть главный пожарный. Мы были страшно разочарованы. Очень он был не похож ни на главного, ни на пожарного.
– Вы уверены, что вы главный пожарный? – спросил Арти.
– Уверен, – ответил Моржовые Усы и показал нам жетон пожарного на поясе, думал произвести на нас впечатление. Но Джованни сказал:
– Очень уж вы толстый для пожарного…
– Если толстый, значит, точно главный, – вмешался Томас. – Папа говорит, что все главные – бездельники, только и делают, что пьют кофе с булочками целый день.
– Какой милый у тебя папа, – поморщился главный пожарный.
Тут захныкал Арти:
– Говорят, кофе вреден для сердца, надеюсь, я никогда не буду главным, а то придется пить его тоннами, и у меня будут проблемы с сердцем.
– А где ваши мускулы пожарного? – спросил Томас; уж он-то в мускулах разбирается, ведь у него отец – учитель карате.
– Должно быть, в машине оставил, – ответил Моржовые Усы.
– Лучше сходите за ними, а то вдруг придется людей спасать.
– Я в основном занимаюсь расследованиями, – пояснил главный пожарный. – Затем и пришел, чтобы понять, что же случилось у вас в школе.
Я попыталась ему помочь:
– Нашу школу кто-то затопил. Мисс Дженнингс говорит, что раковины были забиты пластилином, а вода из кранов текла все выходные.
Главный пожарный озабоченно почесал свои пышные усы:
– Знаешь, деточка, обычно так делают не нарочно, скорее по рассеянности. Просто заиграешься с друзьями и забываешь завернуть кран, вот и случается неприятность.
– А мы всегда воду закрываем, – сказала я. – И потом, зачем нам совать в трубы пластилин?
– Бывает, что для забавы, дети любят всякие штуки совать в сливы раковин. Чтобы посмотреть, что будет…
Главный пожарный явно считал нас недоумками.
– Зачем нам засовывать пластилин в раковины? Это же гадость…
Все остальные тоже считали, что это гадость, особенно Арти, потому что, если раковины заткнуть, вода будет застаиваться, а стоячая вода – рассадник микробов.
– Мы бы никогда не стали затыкать раковины, – повторила я.
Но главный пожарный явно не поверил:
– Ваша учительница сказала, что один из вас каждый день возится с пластилином…
Мы все показали пальцем на Йоши.
– Это ты любишь пластилин, малыш? – спросил главный пожарный умильным голосом киднеппера.
Йоши кивнул, а мы все объяснили главному пожарному, что Йоши совсем не говорит.
– Потому что не хочет или потому что не может? – спросил главный пожарный.
Этого мы и сами не знали. А главный пожарный добавил:
– Потому что хотеть – значит мочь…
– Мы особенные дети, – пояснила я.
– А! – отозвался главный пожарный. – Ладно, в общем, если вы каждый день беретесь за пластилин и немножко пластилина остается у вас на руках, то каждый раз, когда вы идете мыть руки, он накапливается и постепенно перекрывает воду в раковине. А в один прекрасный день – оп! – и все закупорено.
– Чтобы закупорить раковину, нужна целая гора пластилина, – возразила я.
– Чтобы закупорить слив в душе, хватает волос моей жены, – ответил главный пожарный.
Отто спросил у главного пожарного, неужели у его жены пластилиновые волосы. Тот в ответ только вздохнул:
– Дети, мне бы хотелось, чтобы мы вернулись назад, в ту пятницу, и снова прожили этот день.
Отто напомнил ему, что в прожитые дни вернуться нельзя.
– Я хотел сказать, вспомните, как прошел ваш день в пятницу. – Главный пожарный явно начал терять терпение. – Что вы делали в школе в прошлую пятницу?
Мы общими усилиями вспомнили и рассказали главному пожарному, что в пятницу был, в общем, нормальный день. Мы занимались с мисс Дженнингс математикой, потом ботаникой. Потом у нас было свободное время. Йоши возился с пластилином, Томас ему немножко помогал, а все остальные рисовали. Потом Отто нам прочитал маленькую лекцию. Он любил выбрать какую-нибудь тему, а потом сделать сообщение. Получалось всегда очень интересно. В этот момент его особенно увлекал развод. Наверняка из-за родителей.
Родители Отто перестали жить дружно. Они могли бы покричать друг на друга еще громче, но решили, что лучше разойтись. В этом был один плюс: теперь Отто на день рождения или на Рождество (которое скоро наступит) получает не один подарок от обоих родителей, а по подарку от каждого родителя. С точки зрения математики, все умножается на два.
Короче, в пятницу Отто рассказывал нам про развод, по алфавиту.
Он начал с буквы А – Адвокат: это такой господин или дама, которые, по идее, должны защищать ваши интересы, но, по словам его отца, стоят целое состояние и только проигрывают дело.
Потом Б – Брань: потому что его родители все время бранятся из-за всякой ерунды.
Потом В – Вина. Вина – это когда родители больше не могут сказать ребенку «нет», потому что им не по себе из-за того, что они сделали. Например, развелись. Когда родители Отто были женаты, Отто ни за что не разрешали завести какое-нибудь животное. А теперь они развелись, и у него есть черепаха и кролик у папы и рыбки и два хомячка у мамы. Поодиночке родители слабые, а вместе сильные. Потому они и сходятся попарно, чтобы заводить детей.
Про развод Отто стал рассказывать на букву Д, потому что по-латыни «развод» будет divortium, разделение. Но тут мисс Дженнингс перебила Отто:
– Отто, дорогой мой, хватит этих историй про развод. Найди к понедельнику другую тему на букву Д и прочитай нам лекцию.
– Очень правильно ваша мисс Дженнингс прервала такую одиозную лекцию, – заявил главный пожарный.
Томас спросил, что такое «одиозный». Отто ответил, что это значит «очень неприятный», и мы все решили, что главный пожарный, пожалуй, злюка.
Мы рассказали главному пожарному, что было в тот день дальше. После обеда у нас была экскурсия в музей естественной истории. Мы туда поехали на автобусе. Когда мы вернулись в специальную школу, Арти велел нам хорошенько вымыть руки, потому что автобусы возят не только пассажиров, но и всякие болезни. Он перечислил столько названий ужасных болезней, которые мы могли подцепить, что мы все побежали в школьный туалет. Как следует намылили руки и терли их так и этак, как показывал Арти. Он нас предупредил: «Когда смоете мыло, не трогайте краны. Вы их открывали руками, которые, может быть, были уже заразны, значит, если вы тронете краны, вам придется опять мыть руки». Вообще-то это довольно логично, даже довольно бактерио-логично.
Когда мы всё это рассказали главному пожарному, он спросил:
– Так кто же закрыл краны после того, как вы помыли руки?
– Никто, – торжествующе ответил Арти, – и это хорошо, иначе мы бы все заразились.
– Ну вот, – оборвал его главный пожарный, – а я что говорил. Потоп по неосторожности.
Он принялся что-то писать у себя в блокноте, а потом спросил мисс Дженнингс:
– Это вы в пятницу закрывали школу?
– Да. Обычно это делает сторож, но в пятницу ему пришлось ехать к матери в больницу, потому что она сломала ногу.
– И вы перед уходом не проверили туалет?
– Честно говоря, нет… я немного опаздывала…
Главный пожарный с понимающим видом кивнул, потом еще что-то нацарапал в блокноте и заявил:
– Дело раскрыто: этот маленький немой все забил, когда мыл руки, и…
– Нельзя называть человека по его недостатку! – рассердилась мисс Дженнингс.
– Ох, уж и слова не скажи! – взбесился главный пожарный.
– Ведите себя прилично! – отругала его мисс Дженнингс.
– Короче, – продолжал главный пожарный, – умывальники наверняка уже какое-то время были забиты, и этот малахольный, который всего боится, убедил приятелей…
– Можно спросить, кого вы назвали «малахольным»? – закричала мисс Дженнингс.
– О-ля-ля, – выдохнул главный пожарный, – с вами не соскучишься! В общем, детишки мне сказали, что не закрыли краны после того, как помыли руки, вернувшись из музея. Сливы были забиты, вода пошла через край, и за выходные все затопило.
Вид у главного пожарного был страшно самодовольный.
Мы с мальчиками переглянулись. Йоши поднял палец, чтобы мы его послушали. Йоши не говорит, но мы его прекрасно понимаем. Он нам рассказал знаками, что сам закрыл все краны. Арти, услышав это, состроил гримасу и сказал, что Йоши наверняка заразился и что он теперь никогда не пожмет ему руку. Впрочем, Арти вообще никогда никому не пожимает руку.
Я уставилась на приятелей. У Йоши пунктик, это значит, что он всё десять раз проверяет. Если он сказал, что закрыл краны, значит, он их действительно закрыл.
А это значит, что потоп был не случайный. Кто-то это сделал нарочно. Совершил преступление. Кто-то нарочно напал на нашу специальную школу. Но кто? И почему?
Мы на минуту задумались, не сказать ли про это главному пожарному, но не стали говорить, потому что он ноль без палочки. Он ни за что не найдет преступника.
И тогда мы решили сами провести расследование.
Мы найдем, кто затопил нашу школу.
Вот так все и началось.
Глава 4. В школе для нормальных детей
После потопа в специальной школе мы переехали в школу для нормальных детей – раз директор пригласил. Сначала мы были немножко ошарашены, что больше не в специальной школе, не под защитой нашего милого цветущего сада. Мама с папой сказали, чтобы я не парилась, что с другими – нормальными – детьми все будет хорошо. И потом, школа для нормальных стояла рядом со специальной, ездили мы туда по той же дороге, и это меня чуть-чуть успокаивало.
Нас поместили в классе на втором этаже. Мисс Дженнингс обклеила стену фотографиями наших любимых мест, а главное, водрузила большой глиняный горшок с цветами из нашего сада. И даже устроила нам такой же уголок для рисования и поделок и поставила стол с пластилином для Йоши.
Поначалу в школе для нормальных детей все шло не так уж плохо.
Директор был с нами страшно мил. Такой предупредительный. И все время толокся у нас в классе. Директор, он не очень красивый, но правда очень славный. Как его зовут, мы не знали и сперва хотели называть его Кузнечиком, потому что он был длинный как хворостина, но в конце концов стали звать просто «Директор». Зачем он нужен в школе, мы не совсем поняли. Во всяком случае, заняться ему, видимо, было особо нечем, потому что у него хватало времени постоянно вваливаться к нам в класс – убедиться, что все в порядке.
– Все хорошо, маленькие проказники? – спрашивал он.
А мы сразу поднимали руку, чтобы задать вопрос, который не давал нам покоя:
– Мы пойдем в зоопарк в последний день учебы, как договаривались?
Мы с мисс Дженнингс всегда куда-нибудь ходили в последний день перед рождественскими каникулами. В прошлом году ходили в кино. А в этом мисс Дженнингс сказала, что мы пойдем в зоопарк. Мы страшно радовались, но не знали, сможем ли все-таки туда пойти, раз школа сменилась.
Директор отвечал уклончиво:
– Видите ли, дети, для школьных походов есть очень строгие правила. Надо подать заявку, убедиться, что автобус свободен и есть нужное количество сопровождающих, по числу детей. Я выкрою время и разберусь со всем этим вместе с вашей учительницей.
Через несколько дней Директор, устав отвечать на один и тот же вопрос, наконец сказал:
– Ну, маленькие проказники, хватит меня про это спрашивать: да, вы пойдете в зоопарк.
Мы все завопили от радости, а Директор сказал:
– Вот, надеюсь, теперь вы успокоились.
Вопрос с зоопарком был решен, и теперь мы могли заняться расследованием. Кто же мог устроить потоп в нашей школе?
Легко сказать – «вести расследование», а как его вести? Мы даже не знали, с чего начать. Обычно, когда мы первый раз во что-нибудь играем, кто-то из взрослых всегда нам помогает и объясняет правила игры. Тут мы не могли спросить у родителей, они бы вряд ли пришли в восторг от идеи расследования. А потом мы вспомнили про бабушку Джованни: в расследованиях она разбирается от и до, потому что целыми днями смотрит по телевизору детективные сериалы.
Бабушка Джованни живет у Джованни, а он живет в огромном доме. В воскресенье, после того как мы попали в школу для нормальных детей, Джованни пригласил нас всех к себе, типа поиграть, а на самом деле чтобы расспросить бабушку.
Ходить к Джованни в гости было просто классно. Во-первых, ходить в гости к однокласснику всегда классно. Но главное, потому что мы выяснили, что дома у Джованни есть не только официант, но на кухне еще и повар из ресторана. Повар испек громадный шоколадный торт, и мы все на него накинулись. Поскольку нами занимался официант, родители Джованни не стали нами заниматься, и мы могли делать что угодно, например, объедаться огромными кусками торта.
После этого мы отправились к бабушке. В доме у Джованни целая куча гостиных. В одной из них сидела бабушка, она смотрела телевизор, жевала маленькое сухое печенье и курила сигарету, вставленную в пиратскую подзорную трубу, которая называется мундштук.
Мы закашлялись из-за дыма в комнате, но это было неважно, потому что мы были очень рады поговорить с бабушкой Джованни. Только Арти стал жаловаться на дым, потому что вечно боится заболеть. Он предупредил, что мы все можем задохнуться, и натянул себе на нос свитер. Мы уселись на ковре вокруг бабушки, а она ласково смотрела на нас.
– Ну что, мои милые? Вы, кажется, ведете расследование насчет потопа в вашей школе?
Мы дружно кивнули.
– Бабушка Джованни, – сказала я, – вы, кажется, хорошо разбираетесь в полицейских расследованиях…
– Это правда.
– Нам нужна ваша помощь. Мы не знаем, с чего начать.
Лицо у бабушки стало очень серьезное.
– Надо действовать методично.
Мы дружно кивнули: нам показалось, что это отличная идея, только мы не знали, что значит действовать методично.
– «Методично» – это что значит? – поинтересовался Томас.
– Согласно определенному методу, – ответила бабушка и проглотила печенье. – Полицейские во всем мире, когда ведут расследование, всегда следуют одному и тому же методу.
– И вы знаете этот метод? – спросила я.
– Само собой, – торжествующе сказала бабушка.
И бабушка открыла нам тайный рецепт успешного следствия: у преступника всегда бывает мотив, то есть веская причина совершить преступление. Значит, чтобы найти виновного, надо поставить вопрос так: не кто совершил злодеяние, а почему кто-то совершил злодеяние.
– Кому было выгодно затопить вашу школу? – спросила бабушка.
Хороший вопрос.
Бабушка рассказала, что в сериале, который она недавно смотрела, внучатый племянник убил богатого старика-дядюшку, чтобы получить наследство.
– В ходе расследования, – говорила бабушка, – всех, у кого есть веская причина совершить преступление, называют «подозреваемые». Но какую выгоду мог кто-то извлечь из потопа в вашей школе?
Мы понятия не имели, и тогда бабушка Джованни составила для нас список подозреваемых. По ее словам, следы ведут в двух главных направлениях: либо кто-то из нас решил устроить себе лишние каникулы, либо владелец школы захотел получить страховку (похоже, в детективных сериалах поджечь здание, чтобы получить страховку, – классика жанра).
Мы знали, что никто из нас потопа в школе не устраивал. Нам всем очень нравилось ходить в эту школу, и мы бы никогда так не поступили с мисс Дженнингс. Значит, оставался владелец школы. Кто он такой? И как это выяснить?
Обсудить эти вопросы как следует мы толком не успели, потому что в эту минуту в прокуренную гостиную вошла мать Джованни. Она стала кричать на бабушку за то, что та курит в комнате при детях, и еще накричала на Джованни, потому что теперь его красивая рубашка вся провоняла табаком, а еще она рассердилась на всех нас, потому что мы съели весь торт, а она его приготовила «для гостей».
Я хотела возразить матери Джованни, что мы тоже гости. И что она могла бы просто за нами присмотреть, а не бросать нас на своего официанта. Но я ничего не сказала. Это называется «не высовываться».
У нас на кухне меня перебила мама:
– Бабушка Джованни курит прямо при вас?
– Покуривает, – уточнила я.
– Ты же сама только что сказала, что вы кашляли от дыма, а Арти натянул на нос свитер!
– Мама, ты же знаешь Арти. Он вечно преувеличивает…
– Не знал, что у Мондани личный повар, – сказал папа.
– Да, у них ресторан, но прямо в доме, – объяснила я.
– И все благодаря сортирной подтирке, – пробормотал папа.
– Марк! – рассердилась мама, потому что он сказал грубое слово.
Папа повернулся ко мне и сменил тему:
– Не вижу, какая связь между тем, что ты рассказываешь, и тем, что случилось сегодня в зоопарке.
– Дайте мне дорассказать, тогда поймете…
Глава 5. Собрание в актовом зале
Назавтра после разговора с бабушкой Джованни мы продолжили расследование в школьном дворе.
Мы начали со списка подозреваемых. Туда мы включили четыре имени: загадочного владельца школы (чтобы получить деньги по страховке), мисс Дженнингс и сторожа специальной школы (оба прямо связаны со школой и, быть может, имели вескую причину хотеть, чтобы она закрылась), а еще главного пожарного (неспроста он так накосячил со своим расследованием).
Мы всё обсудили и сошлись на том, что по факту главного пожарного можно вычеркнуть, потому что он попросту тупой.
Почти точно можно было вычеркивать мисс Дженнингс. Во-первых, она заплакала, увидев разрушенную школу (кто-кто, а мы прекрасно знаем, когда плачут только для вида: у мисс Дженнингс слезы были настоящие), а главное, ей совсем не выгоден этот потоп – только работы прибавилось, пришлось заново оборудовать наш новый класс.
Зато сторожу после потопа и закрытия специальной школы стало нечего делать. Лень – отличный мотив. Правда, в пятницу, то есть прямо перед потопом, сторожу пришлось уйти из школы пораньше и поехать к матери, которая сломала ногу. Если это правда, тогда он невиновен. Бабушка Джованни нам объяснила, что это называется «алиби».
Что касается владельца школы, то жадность – очень сильный мотив (так бабушка Джованни сказала). И никакого алиби у него не просматривается.
В общем, в нашем списке осталось два подозреваемых: владелец школы и сторож. Мы должны были выяснить, кто этот таинственный владелец, и проверить алиби сторожа. Преступник – один из них.
Тут подошел Директор и нас отвлек:
– Здравствуйте, дружочки! Чем занимаетесь?
– Расследованием, – ответила я, потому что никогда нельзя врать.
Директор пожал плечами, как будто это неважно, и сказал:
– Маленькие проказники, я организовал собрание, чтобы вас представить и познакомить с вами всю школу. Оно состоится прямо сейчас, в актовом зале.
Мы не были уверены, что представлять нас – хорошая идея. И мисс Дженнингс тоже, но она сказала, что нужно следовать указаниям Директора. Не то чтобы мы убедились в том, что от Директора есть какая-то польза, но спорить с мисс Дженнингс не хотелось.
Похоже, дорога в ад вымощена добрыми намерениями: то есть ты думаешь кому-то помочь, а на самом деле совсем даже не помогаешь. Пусть лучше каждый занимается своими делами.
После перемены Директор собрал всю школу в актовом зале, а потом попросил нас всех, меня и мальчиков, подняться на сцену.
Директор сказал остальным ученикам:
– Позвольте вам представить наших новых маленьких друзей из специальной школы. Как вы знаете, их школу затопило и они теперь учатся с нами. Надеюсь, вы окажете им теплый прием, я на вас рассчитываю.
До сих пор все было еще ничего. Но потом Директор захотел, чтобы мы сами представились. И протянул каждому микрофон.
Йоши, естественно, не сказал ни слова.
Арти посмотрел на микрофон, но трогать его не стал, потому что Директор набрызгал в него слюной и теперь там разгулялись микробы; нет уж, спасибо.
Джованни терпеть не может говорить на публику и пропустил свою очередь.
Томас решил показать приемы карате и всех насмешил.
Отто воспользовался случаем и захотел прочесть небольшую лекцию. Поскольку про развод ему говорить запретили и просили придумать что-то на букву Д, он объявил в микрофон, что будет говорить о Демократии.
Директор тут же его перебил и сказал, что это очень плохая идея.
Мисс Дженнингс, которая стояла рядом с нами, вступилась за Отто:
– Дайте ему сказать, что такое!
Тогда мисс Дженнингс и Директор устроили апарт. А мы всё слышали, потому что стояли совсем близко. Апарт – это такая штуковина в театре, когда два персонажа что-то тихо друг другу говорят и думают, что их не слышно, но на самом деле зрители всё слышат. Родители, они тоже вроде актеров и часто устраивают апарты при детях.
– Я не хочу, чтобы в школе говорили такие слова… – прошептал Директор.
– Как слово демократия? – задохнулась мисс Дженнингс.
– Нужно щадить чувства родителей…
– Чьи чувства может оскорбить слово «демократия»?
– Послушайте, мисс Дженнингс, у нас тут публичная школа, это не ваша милая крошечная специальная школа. В прошлом месяце одна учительница объяснила классу, что помидор – это ягода, так на меня все родители налетели! Да и что эти бедные детки могут понимать в демократии?
– Вы меня разочаровали, – сказала мисс Дженнингс. – Я думала, вы храбрее…
Директора это сильно задело. Он как будто не мог вынести, чтобы мисс Дженнингс считала его нулем без палочки. И он воскликнул:
– А знаете что, вы правы!
Потом взял микрофон и объявил всем собравшимся:
– Мисс Дженнингс пришла отличная мысль! Она подает нашей школе потрясающие идеи, честное слово. Темой этого семестра будет «Демократия». И неважно, нравится это вашим родителям или нет.
– А демократия – это что? – спросил какой-то ученик из зала.
Отто взял микрофон из рук Директора:
– Слово «демократия» происходит от греческого demos, народ, и kratos, власть. Это означает, что власть принадлежит всему народу и он управляет политикой. В отличие от диктатуры, где вся власть принадлежит одному человеку. Теперь я приведу несколько примеров диктатур…
– Большое спасибо, – перебил его Директор и отобрал у Отто микрофон. – Никто не хочет слушать названия ужасных диктатур, а главное, мы же не хотим никого обидеть.
Потом Директор опять устроил апарт с мисс Дженнингс:
– Мисс Дженнингс, мы выберем время и поговорим с вами наедине, составим общую программу по этой достойной теме.
А дальше Директор протянул микрофон мне:
– Теперь твоя очередь представиться, малышка.
Я послушно начала:
– Всем здравствуйте, меня зовут Джозефина, и когда я вырасту, я хочу придумывать грубые слова. Когда-нибудь я даже напишу книгу со всеми грубыми словами, которые придумала, например, со словом «сортирная подтирка».
Весь зал покатился со смеху, а Директор тут же забрал у меня микрофон, простонав: «Час от часу не легче». Потом он объявил остальным ученикам:
– Ну вот, наше собрание окончено. Как вы сами могли убедиться, наши маленькие друзья немножко особенные. Так что не смейтесь над ними, я на вас рассчитываю!
Само собой, такие слова произносить нельзя.
Потому что когда вы кого-то просите не смеяться над вами, он тут же начинает смеяться. Так и случились все следующие катастрофы.
Глава 6. О демократии
После собрания в актовом зале над нами начали смеяться все ученики школы. Особенно один ученик постарше, повыше и потолще остальных, по имени Балтазар: он стал дразнить нас «Прибабашками». Сначала мы не обращали внимания на его шуточки. Он говорил, что лекции Отто тупые, но мы-то знали, что Отто знает все и обо всем. Он насмехался над Томасом, говорил, что тот полный ноль в карате, но ведь невозможно быть полным нулем в карате, когда у тебя отец – учитель карате. Он смеялся над мнимыми болезнями Арти, кашлял на него и говорил, что заразил его лептоспирозом, но Арти прекрасно знал, что лептоспироз передается человеку только от кошек и кроликов. В итоге Балтазар попал в яблочко, когда стал смеяться надо мной. Он сказал, что изобретательница грубых слов из меня как из бутылки молоток, потому что «сортирная подтирка» – всем известное грубое слово и его отец постоянно им пользуется. Он сказал (дословно): «Папа, когда сидит на толчке, часто кричит: „Подтирка кончилась!“ Тогда надо быстро тащить ему новый рулон, а не то по шее получишь».
Созвали других учеников, и все подтвердили, что сортирная подтирка – всем известное слово, а еще ее называют пипи-какс.
Я ужасно расстроилась, потому что это было первое грубое слово, какое я придумала, к тому же с помощью папы. Я расплакалась. Я была безутешна. Тогда одноклассники, они ведь классные, решили меня защищать. Они предложили либо сделать Балтазару сэндвич с какашкой, либо хорошенько его поколотить. Сперва остановились на сэндвиче с какашкой, тем более что в парке полно бабулькиных собачек, которые производят свои колбаски как заведенные. Но Арти сказал, что вводить в организм экскременты страшно опасно, это может вызвать болезни вроде холеры, которая точно ужасная болезнь. Тогда мы решили его поколотить. За дело взялся Томас. Окей, у него отец – учитель карате.
Томас подошел к Балтазару в школьном дворе и со всей силы двинул его кулаком «от имени всех нулей в карате». Балтазар повалился на землю с разбитым носом и заплакал. Прибежали мисс Дженнингс с Директором, и Балтазара отвели в медпункт.
Директор по такому случаю вызвал Томаса к себе в кабинет, вместе с родителями. Отец Томаса очень на него разозлился, потому что заниматься карате не на уроках карате точно запрещено. Он даже пригрозил Томасу, что подарка на Рождество ему не будет. «Если ты не уймешься, я все расскажу Деду Морозу!» – предупредил папа-каратист.
Когда Томас нам про это рассказал, мы сказали, чтобы он не беспокоился: мы все выступим в его защиту на суде Деда Мороза. Но из-за этого разбитого носа в школе было общее собрание родителей (без детей), на котором все родители, похоже, плохо себя вели, что совсем не удивительно, ведь родители вообще всегда плохо себя ведут. Мы живем в мире, где люди забыли, как правильно себя вести.
Родители нормальных учеников заявили, что их очень тревожит, что их дети контактируют с детьми из специальной школы. Некоторые даже испугались, что их дети от нас заразятся, как будто быть особенным – это болезнь. Мисс Дженнингс очень горячилась, защищала нас, утверждала, что, наоборот, очень хорошо, что мы здесь все вперемешку, особенно при таких родителях. Сказала, что это называется «инклюзия и толерантность». Директор подчеркнул, что толерантность – главная школьная ценность и что уже завтра он снова соберет всех учеников в актовом зале и поговорит с ними об этом. Мисс Дженнингс считала, что снова устраивать собрание в актовом зале – очень плохая идея. Но Директор, наоборот, решил, что это отличная идея. Вообще-то, когда Директор думает, что ему пришла хорошая идея, ему приходит плохая идея.
Так что на следующий день после родительского собрания Директор собрал всех учеников в актовом зале и сказал: