Академия лжи. 3 серия: Метод наблюдателя

Глава 1. Траур под готическими сводами

Сумрачный зал Академии окутал полумрак. Под высоченными готическими сводами тихо дрожали огоньки десятков свечей, отражаясь в старинных витражных окнах. Студенты и преподаватели стояли рядами, погружённые в скорбное молчание. Формальное поминание погибших студентов началось несколько минут назад, и теперь слова ректора разносились под арочными перекрытиями, гулко и отстранённо, словно голос самого здания.

Александр Леонтьев стоял в конце ряда преподавателей, слегка склонив голову. Чёрный костюм сидел на нём напряжённо, как чужая броня. Он слышал, но почти не воспринимал пафосные речи. Ректор Аркадий Викторович Орлов говорил о долге и памяти, о том, как «Академия скорбит о молодой жизни, оборвавшейся так рано». Леонтьев краем сознания отметил едва уловимую фальшь в этом уверенном баритоне – интонацию, слишком безупречно выверенную, словно отрепетированную. Глава Академии прекрасно владел словом, но профессор Леонтьев чувствовал: за правильными словами скрывалось нечто неискреннее.

Он поднял взгляд на сцену. Перед чёрными траурными портретами с фотографиями трёх студентов стоял ректор и несколько членов совета Академии. В золотистом мерцании свечей лица на фотографиях – юные, улыбающиеся – казались живыми. Марина Коваленко, Кирилл Петров и Андрей Малинин. Три имени, три утраченные судьбы. Леонтьев сжал челюсти, вспоминая каждого. Марина была одной из самых способных студенток его курса – пытливый ум, острый язык. Её смерть стала для него личным ударом. Кирилл – талантливый аналитик, еще в прошлом семестре он помогал Леонтьеву в исследовательском проекте. Андрей – первокурсник, вчерашний школьник, только начавший осваиваться в этой мрачной Академии… Теперь все трое лежат в земле.

Рядом кто-то тихо всхлипнул. Леонтьев заметил, как студентка из старшего курса прижала платок к глазам. Её плечи подрагивали. Настоящее горе или дань роли? Он не мог не задаться этим вопросом – слишком часто ему доводилось видеть здесь показные эмоции. В Академии лжи все привыкли носить маски. Даже на поминках.

Профессор перевёл взгляд чуть в сторону. Справа от него стояла декан факультета истории, Екатерина Витальевна. На бледном лице – заученная скорбь, но глаза оставались сухими. Она качала головой в такт словам ректора, точно поддакивала каждому печальному тезису. Играет на публику, подумал Леонтьев отстранённо. Он всё ещё не мог привыкнуть к тому, что ложь здесь – как воздух, которым дышат. Даже горе – и то превращают в спектакль.

«…Мы никогда не забудем их улыбки, их стремление к знаниям и правде», – донеслось со сцены. При слове «правда» Леонтьев невольно скривился. Правды в этих стенах было меньше всего. Особенно о том, как погибли эти студенты.

Официальная версия гласила: несчастный случай, трагическое стечение обстоятельств. На фото улыбалась Марина – но Леонтьев помнил её иначе в последние дни: встревоженную, с болью в глазах, будто она узнала нечто опасное. Он пытался тогда разобраться, но не успел – Марину нашли мёртвой после одного из экзаменационных испытаний. Всё списали на несчастный случай. Точно так же, как и смерть Кирилла спустя неделю. Слишком много «случайностей» для одного месяца. Леонтьев сразу усомнился, да и нашёл улики, что указывали на чью-то волю за этими событиями. Но руководство Академии и знать не захотело о его выводах.

Сейчас, слушая гладкие речи, Александр ощущал ледяной ком гнева под сердцем. Он сделал глубокий вдох, стараясь не выдать эмоций. Его пальцы нервно перебирали чётки, спрятанные в кармане пиджака – старую привычку, помогающую сохранять хладнокровие. Взгляд блуждал по залу, отмечая детали: как студентов рассадили по курсам – первые ряды младшие, позади старшие, словно невидимая иерархия даже в трауре. Кто-то стоял почтительно прямо, кто-то опустил голову. Несколько преподавателей шептались на галёрке, наверняка обсуждая организационные вопросы даже сейчас. Леонтьев нахмурился – неужели у людей не осталось уважения?

– …Память о них навсегда останется в стенах нашей Академии, – заключил ректор нарочито торжественно. – Прошу почтить память минутой молчания.

Гул речей стих. Все склонили головы. Наступила тишина, гулкая, давящая. Леонтьев закрыл глаза. В этой тишине он вновь услышал собственные мысли – тревожный шёпот сомнений. Кто виноват? Кто следующий?

Минуту молчания нарушил слабый скрип двери сбоку. Александр приоткрыл глаза и краем зрения заметил движение у входа в зал. Кто-то вошёл, задержавшись в тени у колонны. Высокая фигура в тёмном плаще. Незнакомец? Гостей на церемонии вроде не ожидалось… Леонтьев почувствовал, как сердце пропустило удар. Человек остался стоять в полумраке, не приблизившись к собравшимся. Наблюдал.

Любопытство зашевелилось, но профессор заставил себя снова закрыть глаза, чтобы не выделяться. Однако всё его существо напряглось. Новое лицо – в Академии это всегда событие, особенно если посторонний появляется без объявления. После церемонии узнаю, кто это, – решил он.

Минута истекла, послышался вздох и шарканье ног – присутствующие начали поднимать головы. Ректор поблагодарил всех за память и объявил официальное окончание поминания. Студенты нестройно потянулись к выходу: многие спешили поскорее вырваться из удушливой атмосферы траура. Зал наполнился шёпотом, шуршанием одежд и тихими рыданиями тех немногих, кто действительно плакал.

Леонтьев шагнул вбок, пытаясь разглядеть фигуру у колонны. Поток учащихся заслонял обзор. Он извинился перед коллегой и протиснулся ближе к проходу. Незнакомец всё ещё стоял в тени, скрестив руки. Когда расстояние между ними сократилось, Александр смог рассмотреть лицо – резкие черты, внимательный прищур. Мужчина лет около пятидесяти, с проседью на висках. Взгляд его серых глаз был устремлён прямо на Леонтьева, без тени смущения, даже с вызовом.

Их глаза встретились на миг. Леонтьев ощутил, как холодок пробежал по позвоночнику. Что-то в этом взгляде было знакомо – точнее, знаком типаж: скептический прищур учёного, привыкшего сомневаться. Человек слегка кивнул ему, уголки губ дрогнули. То ли приветствие, то ли насмешливое признание.

Пока профессор соображал, стоит ли подойти, декан Екатерина Витальевна, проходя мимо, отвлекла его, тронув за локоть:

– Александр Сергеевич, вы идёте? – Она указала глазами на выход, куда уже выходили преподаватели.

– Да… сейчас, – Леонтьев обернулся вновь к колонне.

Незнакомца не было. Тень под аркой опустела, словно никого и не стояло. Александр моргнул: неужели ушёл так быстро? Или ему почудилось чужое присутствие? Нет, взгляд и кивок были слишком явными.

– Вы кого-то ищете? – понизив голос, поинтересовалась Екатерина Витальевна, следуя его взгляду.

Леонтьев неопределённо покачал головой:

– Показалось…

Декан лишь хмыкнула, поправляя чёрный кружевной платок на плечах:

– Тяжёлый день, нервы. Отдохните, коллега. – И, уже отходя, бросила через плечо тихо: – Сегодня вечером совет, не забудьте.

Совет. Леонтьев кивнул механически. В голове вертелось другое: кто был этот человек? Прибывший гость? Новое действующее лицо в их скрытой игре? Или просто чья-то родственник, ошибшийся дверью?

Но родственников погибших на церемонию не приглашали – руководство посчитало, что внутреннего мероприятия достаточно. Странно и жестоко, но, видимо, им проще помянуть формально без лишних глаз.

Толпа поредела. Леонтьев быстрым шагом пересёк зал, надеясь догнать незнакомца. Вышел в тёмный вестибюль, останавливаясь, прислушался. Где-то в коридорах слышались удаляющиеся голоса студентов. Но фигуры в плаще не было. Он словно растворился.

Профессор ощутил разочарование. Либо гость ушёл очень поспешно, либо не желал быть представленным. Что ж, надеюсь, ещё представится возможность узнать его личность, – подумал Александр, поправляя воротник пиджака.

Готические тени зала позади всё ещё лежали на душе. Леонтьев почувствовал усталость. Однако день не окончен – вечером предстояло заседание совета Академии, наверняка по поводу безопасности и недавних трагедий. Он горько усмехнулся: вряд ли кто-то захочет слушать его, единственного, кто ставил под сомнение версию несчастного случая.

Направляясь к своему кабинету через двор, Александр остановился на пороге и оглянулся. Осенний ветер гулял по университетскому дворику меж старинных каменных стен. На мгновение ему снова показалось, что за ним наблюдают – будто чьи-то глаза скрыты в резных узорах оконных переплётов. Где-то хлопнула ставня. Леонтьев хмуро отвёл взгляд и скрылся внутри административного корпуса.

Впереди его ждали новые загадки Академии лжи, и он чувствовал: траурное затишье – лишь пролог к очередному акту мрачной драмы.

Глава 2. Совет и секреты архива

Вечером того же дня в малом зале заседаний собрались члены Академического совета. Высоко под резным потолком горели массивные канделябры, отбрасывая тусклый желтоватый свет на овальный стол из тёмного дерева. Атмосфера была нервозной: трагические события последних недель висели тенью над каждым присутствующим.

Александр Леонтьев сидел ближе к дальнему концу стола, наблюдая за лицами коллег. Ректор Орлов расположился во главе, рядом с ним – несколько деканов факультетов, включая Екатерину Витальевну. Места преподавателей средней руки – вроде Леонтьева – были поодаль. Обычно профессоров его ранга даже не приглашали на совет, но, учитывая его непосредственную вовлечённость в события, исключение было сделано. Впрочем, Леонтьев подозревал: его позвали скорее для проформы, нежели действительно желая слушать.

– …Обстановка требует решительных мер, – звучал твёрдый голос Орлова, перекрывая негромкий шум переговоров. – После череды несчастных случаев наше сообщество потрясено. Репутация Академии под угрозой. Родители студентов волнуются, донеслись слухи за пределы наших стен… Мы должны укрепить доверие и безопасность.

«Наконец-то заговорил о безопасности», – мысленно усмехнулся Леонтьев. После первой смерти руководству явно хотелось замять тему, но теперь, когда счёт трагедий дошёл до трёх, игнорировать стало невозможно.

– У кого какие предложения? – Ректор обвёл взглядом собравшихся.

Повисла пауза. Деканы переглянулись между собой, выжидая. Наконец, проректор по воспитательной работе, круглолицый Николай Степанович, откашлялся:

– Необходимо усилить контроль за студентами. Может быть, ввести комендантский час построже, ограничить перемещения по кампусу вечером, задействовать дополнительные камеры наблюдения… И психологические беседы, конечно, с группами – чтобы снять напряжение, – он нервно поправил очки.

– Камеры, да, – подхватила Екатерина Витальевна, – В тёмных коридорах общежитий их явно не хватает. И пропускной режим на объекты ужесточить – архив, лаборатории.

При упоминании архива Леонтьев прищурился. Ему вновь вспомнилось странное ощущение, будто за ним наблюдали днём. И незнакомец на поминках… Александр обвёл комнату глазами. Незнакомца не было – только свои. Возможно, его и не должны были пригласить.

– Кроме мер безопасности, – заговорил вдруг седовласый декан юридического факультета, – нужно провести внутреннее расследование. До сих пор неясно, как произошли эти несчастные случаи. Если среди нас злоумышленник или просто нарушение дисциплины – надо выявить и устранить причину.

Несколько голосов закивали. Леонтьев едва сдержал горькую улыбку: неясно, как произошли? Он открывал рот, чтобы напомнить о несостыковках в официальной версии смертей, но в этот момент ректор поднял руку.

– Согласен, Пётр Павлович, – Орлов кивнул юрфаку, – Поэтому мы пригласили специалиста со стороны для объективной оценки ситуации и помощи. Он уже прибыл сегодня.

При этих словах Леонтьев заметил, как Екатерина Витальевна удивлённо подняла брови – видимо, это держалось в секрете. Сам Александр напрягся: пригласили специалиста? Кого именно?

– Разрешите представить, – продолжил ректор, делая жест рукой на дверной проём, – Профессор Дмитрий Сергеевич Громов, эксперт-аналитик в области поведенческого анализа и безопасности.

В дверях, словно дожидаясь своего выхода на сцену, появилась высокая фигура. Леонтьев узнал этого человека мгновенно – незнакомец из зала поминовения. Теперь при свете ламп он разглядел его лучше: сухощавое лицо с резкими скулами, цепкие серые глаза. Громов был одет в строгий тёмный костюм без единого изъяна, в руке держал тонкую папку. Он поклонил слегка голову в знак приветствия.

– Добрый вечер, коллеги, – произнёс Громов, подходя ближе к столу. Голос оказался низким, спокойным. – Благодарю за приглашение, Аркадий Викторович.

Орлов указал ему на свободный стул рядом с собой:

– Рад, что вы смогли так оперативно приехать. Прошу присоединиться.

Пока новичок устраивался, Леонтьев чувствовал, как в груди нарастает смешанное чувство – облегчение от того, что загадка незнакомца решилась, и одновременно тревога. Громов – аналитик, скептик, оппонент… Так было сказано в кратком представлении. Оппонент кому? Ему, Леонтьеву? Или просто оппонент по мировоззрению?

Александр вдруг вспомнил: имя Громова ему знакомо. Да, Дмитрий Громов – тот самый эксперт, выступавший по телевидению год назад, разносивший в пух и прах методы интуитивной детекции лжи. Леонтьев читал его статью: Громов утверждал, что без чёткой системы любая «игра в Шерлока» опасна, субъективна и ведёт к ошибкам. Что ж, теперь понятно, почему его пригласили.

– Дмитрий Сергеевич, – начал один из деканов осторожно, – вы ведь не первый раз сотрудничаете с учебными заведениями, насколько я слышал?

– Приходилось, – уклончиво ответил Громов, – Хотя в таких уникальных условиях, как в вашей Академии, я работаю впервые. Но с ситуацией ознакомлен. Безопасность студентов – приоритет. Я готов помочь выяснить причины инцидентов беспристрастно.

Слово «беспристрастно» он подчеркнул интонацией. Пара человек переглянулась. Леонтьев понял скрытый смысл: намёк на то, что внутренние люди могут быть пристрастны, замешаны или слепы к фактам. Новая метла метёт по-новому.

– Благодарю, Дмитрий Сергеевич, – ректор одобрительно кивнул, – Думаю, свежий взгляд нам необходим. Коллеги, не стесняйтесь озвучивать версии. Нам важно понять, что происходит.

Повисла пауза. Леонтьев почувствовал острое желание высказаться. Вот он – шанс. В присутствии этого Громова, который на словах обещает беспристрастность, может удастся донести те самые противоречия. Он кашлянул, привлекая внимание:

– Разрешите?

Орлов кивнул, хотя взгляд его холодных глаз скользнул настороженно.

– Профессор Леонтьев, пожалуйста.

– Как коллеги верно заметили, неясность обстоятельств – наша главная проблема, – начал Александр чётко. – Позвольте напомнить: в обоих случаях гибели студентов были обнаружены детали, не соответствующие версии несчастного случая. Я лично присутствовал на месте после… после трагедии с Мариной Коваленко и обратил внимание на странные мелочи. Например, следы на подоконнике, где якобы произошёл срыв – они указывали на борьбу. А Кирилл Петров не мог случайно отравиться реактивами в лаборатории – он был слишком опытен, чтобы перепутать колбу. Но его рабочий журнал исчез, а замок лаборантской был взломан. Я докладывал об этих фактах в службе безопасности, но, увы… – Леонтьев развёл руками, – Дела замяли.

В зале воцарилась напряжённая тишина. Многие смотрели на него неодобрительно – не принято вспоминать об ошибках руководства прилюдно. Орлов побледнел от гнева:

– Александр Сергеевич, сейчас не время обвинять друг друга…

– Я не обвиняю, – твёрдо парировал Леонтьев, – Я хочу подчеркнуть: если это были не несчастные случаи, а чьи-то умышленные действия, то у нас среди студентов или персонала имеется опасный игрок. И сегодняшний траур может повториться, если мы не найдём истину.

Декан юрфака нахмурился:

– Вы полагаете, кто-то целенаправленно убивает студентов? В нашей Академии?

В его голосе звучало недоверие, почти возмущение. Леонтьев встретил этот взгляд:

– Я полагаю, исключать этого нельзя. Академия поощряет интриги, конкуренцию, умение лгать – почва для конфликтов плодородная. Возможно, кто-то зашёл слишком далеко.

– Смелое предположение, – негромко отозвался вдруг Громов, и все взгляды обратились к нему. Он сидел, сцепив пальцы, и смотрел прямо на Леонтьева. – Значит, вы допускаете, что произошли убийства, замаскированные под несчастные случаи?

– Допускаю, – ответил Леонтьев, стараясь говорить спокойно. – Более того, склоняюсь к этой версии, опираясь на наблюдённые факты.

– Интересно, – Громов чуть наклонил голову. – Но позвольте спросить: на чём основаны ваши наблюдения? Вы перечислили факты, но как вы их интерпретировали? Интуиция? Опыт?

– И то, и другое, – немного резко вышло у Александра. – Я много лет изучаю психологию лжи, работал криминальным психологом, сталкивался с преступлениями. Мой опыт подсказывает, что эти случаи не случайны. А интуиция – лишь результат быстрого анализа множества мелких деталей.

– Интуиция… – повторил Громов скептически. – Субъективное чувство. Простите, профессор Леонтьев, но мне известно о вашем прошлом расследовании. Кажется, ваши методы не всеми признаны.

Леонтьев почувствовал, как в груди вспыхнуло раздражение:

– Да, не всеми. Особенно теми, кого устраивает ложь.

– Так, господа, – вмешался Орлов, поднимая ладонь. – Не будем переходить на личности. У нас общая цель.

Громов развёл руками:

– Прошу простить, я вовсе не хотел обидеть коллегу. Но как аналитик я стремлюсь к объективности. Если есть версия об убийствах, нужны доказательства. Нельзя же обвинить кого-либо, опираясь лишь на интуитивные догадки, пусть даже опытного человека.

– Согласен, – вновь подал голос Николай Степанович-проректор. – Нам нужны факты.

Леонтьев сжал кулаки под столом. Его голос зазвучал жёстче:

– Факты будут, когда дадут провести настоящее расследование, а не замалчивать. Если мы начнём задавать вопросы, внимательно смотреть и слушать…

В этот миг дверь зала решительно распахнулась. На пороге появился начальник службы безопасности, полковник Зорин – коренастый мужчина с седеющими висками. Он не стал извиняться за вторжение:

– Аркадий Викторович, срочно.

Все обернулись. Орлов недовольно поморщился, но поднялся:

– Что случилось, Сергей Геннадьевич?

Зорин шагнул внутрь, тяжело дыша, будто бежал:

– Прямо сейчас обнаружено проникновение в архив. Вывели из строя сигнализацию. Пропали дела студентов… – он замялся и добавил: – В том числе досье погибших.

На несколько секунд повисла оглушительная тишина. Затем сразу несколько голосов заговорили разом: