Всё будет хорошо
Оглавление
Пролог
Часть 1. Ангелина
Глава 1. Гнездо
Глава 2. Провал
Глава 3. Свобода в подарок
Глава 4. Голоса
Глава 5. Человек в шляпе
Глава 6. Подозрения
Глава 7. На Пражской
Глава 8. Проверка
Глава 9. Убийство
Глава 10. Соседка
Глава 11. Первое расследование
Глава 12. Библиотека
Глава 13. Знаки
Глава 14. Интерактив
Глава 15. Встреча
Глава 16. Двойная игра
Глава 17. Предупреждение
Глава 18. Символы
Глава 19. Башня
Глава 20. Дневник
Глава 21. Исповедь Шляпы
Глава 22. Метка
Глава 23. Похищение
Глава 24. Испытание
Глава 25. Обет
Глава 26. Перевёрнутый город
Глава 27. Первый след
Глава 28. Засада
Глава 29. Марина
Глава 30. Нападение в деревне
Глава 31. Монастырь
Глава 32. Мир за гранью
Глава 33. Испытание выбора
Глава 34. Возвращение
Глава 35. Клятва
Часть 2. Записки Шляпы
Глава 36. Театр теней
Глава 37. Времена изменились
Глава 38. Возвращение Ангелины
Глава 39. Новый круг
Глава 40. Архив
Глава 41. Сомнения
Глава 42. Куратор
Глава 43. Уход в тень
Глава 44. Последний выход
Часть 3. Возвращающая
Глава 45. Без Шляпы
Глава 46. Город без людей
Глава 47. Мантра
Глава 48. След в подземелье
Глава 49. Амулет
Глава 50. Первый эксперимент
Глава 51. Узел
Глава 52. Город-сеть
Глава 53. Главный Архитектор
Глава 54. После тяжёлой болезни
Глава 55. Архитектор смысловых структур
Эпилог
Пролог
Помню, ещё в детстве мы с ребятами спорили, правда ли аисты приносят детей. Кто-то уверял, что это сказка для малышей. А я смеялась и говорила:
– Ну, конечно, я же их курьерская доставка!
Все смеялись. Все, кроме Сени. Он посмотрел на меня серьёзно и сказал:
– Аисты не только приносят. Они ещё и уносят.
Мы замолчали, потом кто-то фыркнул, и игра продолжилась. Но я запомнила его слова. Запомнила так же отчётливо, как его веснушки и привычку носить рубашки навыпуск.
Через пару лет Сеня исчез. Никто не знал, куда он делся. Вроде пошёл вечером к бабушке и не дошёл. Взрослые объясняли по-разному: кто говорил, что семья уехала, кто – что мальчик заблудился. Но я-то помнила. Его слова не давали покоя. И много лет спустя я поняла: никакая это не шутка.
Я сидела на лавочке, ела мороженое и смотрела, как по газону степенно вышагивали аисты. Вспомнила Сеню. Именно так всё началось. С птиц, с их разговоров и с чужих слов, которые стали моими.
Часть 1. Ангелина
Глава 1. Гнездо
Иногда по каким-то немыслимым законам природы происходят ненормальные явления. То, что ненормально, значит необъяснимо. А необъяснимое, как известно, прямая дорога к чудесам. Что считать чудом – каждый решает сам. Одно ясно: без чудес не может быть жизни. Для меня же чудо началось сразу, с первой страницы моего существования.
Начну с того, что мое появление на свет произошло не таким заурядным способом, как бывает с обычными младенцами. Если у большинства людей есть серия фотографий с выпиской из роддома с младенцем в кружевных пелёнках, то у меня таких нет. Да-да, ведь меня нашли в гнезде у аистов, тех самых, что в мультиках приносят младенцев. Как я туда попала, долго оставалось загадкой.
Соседка Варвара Павловна, которая могла быть невероятно популярной, если бы вела колонку сплетен в местной газете, сказала, что была свидетельницей.
– Ты ведь знаешь, – прищурилась она, наклоняясь ко мне, – что тебя нашли не просто так?
– Ну да, в гнезде, – привычно отмахнулась я. – Все уже слышали эту байку.
– Байка, говоришь? – Варвара Павловна обиделась и сложила руки на животе. – А я своими глазами видела аистов! Прямо над нашим домом кружили. А гнездо-то на старой липе, там, где раньше вороны сидели. И люди говорили: «Не к добру это».
Я усмехнулась, но внутри что-то кольнуло.
– Может, родители вам рассказывали? – спросила я осторожно.
– Родители твои? – соседка вздохнула и перекрестилась. – Они молчат, как в рот воды набрали. Сначала все думали, что это они такую историю придумали, чтоб внимание отвлечь. А потом… – она понизила голос, – потом стало ясно: что-то они скрывают.
Я почувствовала, как по коже пробежал холодок. В тот момент впервые закралась мысль: а вдруг это и правда не просто красивая легенда?
Приемные родители считали меня «даром небес», «ангелом, сошедшим на землю». Не каждой бездетной паре аист приносит дитя. И хотя внешность у меня вполне обычная, мама с папой назвали меня Ангелиной. Символично, прямо скажем.
Как часто бывает в семьях, где ребенок один, в детстве мне выпало много испытаний. Вдохновленные собственными фантазиями и моими гипотетическими талантами, родители активно занимались моим развитием.
История моих детских похождений настолько обширна, что каждому можно посвятить отдельную главу. Главным достижением родительского воспитания стала вера в собственные силы. Это оказалось лучшим двигателем прогресса всех моих будущих занятий.
С детства я понимала, что мир полон чудес, самых разных, хороших и не очень, жутковатых и смешных и, как правило, необъяснимых с точки зрения обычной реальности. Чудо могло поджидать где угодно: за углом дома, в старой книге, или даже в том, как соседи косились на меня с лёгкой осторожностью, как будто знали что-то, чего я не знала.
Девочкой-подростком я не делала попыток самоутвердиться в чьих-то глазах, а уж в своих собственных и подавно. Даже мысли не возникало, что у меня может быть дурная репутация. Со стороны могло казаться, что перед вами самовлюбленная дура. Но меня это не волновало абсолютно. У меня был другой голод. И назывался он «голод впечатлений».
Чувство голода посещало меня в минуты острой нехватки этих самых впечатлений. Спасали книжки, плотной стеной выставленные на полке, и неиссякаемый запас шоколадок, заботливо пополняемый каждый раз, когда папа возвращался из командировки.
Иногда, когда родители думали, что я сплю, я подслушивала их разговоры. Ничего особенного: шорох бумаги, скрип стула, редкие обрывки фраз. Но стоило мне сделать шаг в комнату – все замолкало. Этот налёт тайны всегда был рядом, как тонкий слой пыли, который вроде бы незаметен, но всё равно оседает на мебели.
И ещё был шкаф. Самый обычный, с посудой и постельным бельём. Но наверху, в углу, стояла большая картонная коробка, заклеенная скотчем. Мне строго-настрого запрещали туда залезать. В детстве я верила на слово, мало ли, вдруг там какие-то папины важные бумаги. Но подростком я уже понимала: в коробках такое прячут редко. Иногда, сидя одна в комнате, я ловила себя на том, что смотрю на этот шкаф слишком пристально, будто жду, что он сам выдаст мне свою тайну. Коробка стояла неподвижно, но мне казалось, что она дышит.
Как бы там ни было, родители старались сделать моё детство счастливым, и в целом им это удалось. Я росла в заботе и любви, окружённая вниманием и книжками, с шоколадками в запасе и уверенностью, что мир полон чудес.
И всё же за этим уютным занавесом всегда было нечто, что ускользало от меня. Словно за картиной висит ещё одна, настоящая, но её никто не спешит показывать.
Я смеялась над слухами соседей, не верила шёпоту бабушек у подъезда. Но иногда ночью, когда тишина становилась слишком густой, во мне просыпался вопрос, от которого нельзя отмахнуться. А всё-таки, откуда я взялась на самом деле? Этот вопрос иногда царапал изнутри, но не мешал мне жить. Скорее наоборот, давал странное чувство: если уж моё начало не было нормальным, то и дальше я могу позволить себе быть не такой, как все.
Глава 2. Провал
Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Я это знаю на все сто. Потому и не жду, что пресловутая «соломка» будет ждать меня в нужном месте. Опыт подсказывает обратное.
Однажды летом моя самоуверенность дала трещину – я провалила вступительные экзамены в университет. К своему удивлению, я чувствовала себя не жертвой судьбы, а её любимицей. Пока остальные тряслись над билетами, я сидела спокойно и даже немного скучала. Ведь если я и правда рождённая чудом, то разве может меня испугать обычная приёмная комиссия?
Но на входе в аудиторию сердце предательски спряталось в пятке и наотрез отказывалось вернуться на прежнее место. Мозг, не получивший привычной дозы кислорода, отказался выдать заботливо разложенные по полочкам знания. Иногда сама жизнь напоминает экзаменационный билет: всегда достанется тот вопрос, на который ты не знаешь ответа.
Я знала всё. Точнее, мне так казалось. Зубрила формулы, писала шпаргалки, даже пыталась выспаться накануне – редкий подвиг для абитуриента. Но в самый ответственный момент мой мозг решил сыграть со мной в «угадайку».
– Следующий, – сказала строгая женщина в сером костюме, у которой даже очки сидели на лице так, будто боялись пошевелиться.
Я вошла, сделала уверенный вид и вытянула билет. Ни единой строчки знакомой! «Спасибо, жизнь, – подумала я, – за то, что решила проверить мою изобретательность, а не знания».
Я пыталась рассуждать, на ходу выдумывала примеры, но чем дальше, тем очевиднее становилось: на экзамене я выглядела, мягко говоря, не академиком, а девочкой, которая перепутала дверь и случайно заглянула в аудиторию.
– Вы готовились? – спросила экзаменаторша.
– Конечно, – ответила я бодро. – Просто не к этому билету.
Она закатила глаза.
Я вышла из аудитории, и воздух показался особенно свежим. Солнце светило чересчур ярко, асфальт плавился, и даже голуби, ковылявшие по двору, выглядели так, будто смеются надо мной.
На крыльце толпились такие же абитуриенты. Они возбуждённо делились впечатлениями, кто-то уже праздновал победу, кто-то звонил родителям и радостно кричал в трубку: «Я сдал!» Казалось, их мир только что распахнул двери в будущее.
Я стояла в стороне, не в силах даже выдавить улыбку. Будто между мной и ими стеклянная перегородка: они жили в одной реальности, а я застряла в другой. Чужая здесь, ошибка в списках жизни.
Может, правда в том, что я «ненастоящая»? Что вся эта история про гнездо аистов – не смешная легенда, а объяснение, почему я никогда не вписывалась до конца в окружающую жизнь?
Я провалилась, но не в депрессию. Ирония в том, что даже не слишком расстроилась. Жизнь подарила мне не наказание, а целый год свободы. Ни лекций, ни расписаний, ни вечного сравнения с чужими успехами.
«Год свободы. Так даже лучше», – подумала я, доставая из сумки шоколадку. Вместо того, чтобы огорчиться, моя душа распевала все мыслимые и немыслимые песни, которые мозг заботливо подавал, уже получив от сердца допинг. А сердце, наевшись адреналина, стучало в ритме джаза.
И хотя где-то глубоко среди этой музыки звучал тревожный мотив: «Ты сломалась, твоя уверенность дала трещину», я решила, что не стану сдаваться. Пусть я не поступила, но впереди у меня будет ещё одна попытка. Я не привыкла быть чужой в собственной жизни. И это было моё первое настоящее решение. Весь организм меня поддерживал. Он ликовал.
Глава 3. Свобода в подарок
Вернулась я домой в прекрасном настроении. Провал? Ну и что. Не конец света. Дом встретил меня запахом борща и тревогой, витавшей в воздухе ещё до того, как я переступила порог. Родители, увидев мою сияющую физиономию, сначала решили, что всё в порядке: экзамены сданы, будущее расписано. Мама обняла меня, как будто поздравляла с поступлением, а папа по-отечески похлопал по плечу.
Но стоило им услышать правду, как лица вытянулись так, будто я объявила о намерении уйти в монастырь или, что ещё хуже, в цирк.
– Ну? – мамин вопрос повис в воздухе, как приговор, ещё до того, как я села за стол.
– Да, рассказывай, как прошло? – спросил папа, при этом взгляд его слишком настойчиво пытался «прочитать» меня, будто искал в лице признаки поражения.
– Ну… всё прошло замечательно, – бодро отрапортовала я. – Я получила год свободы.
Мама нахмурилась. Папа, наоборот, усмехнулся, подмигнул мне и встал в дверном проёме, собираясь уйти в соседнюю комнату. Явно не хотел быть посредником в предстоящем сражении.
– Ангелина, это не смешно! – голос мамы дрогнул. – Ты понимаешь, что теперь?
– Конечно, понимаю, – я театрально вздохнула. – Теперь я смогу посвятить себя важным вещам: чтению, наблюдению за облаками, изучению кулинарии по «Книге о вкусной и здоровой пище».
Папа кашлянул и произнёс:
– Свобода… да, это хорошо. Но, может быть, ты захочешь попробовать что-то другое? У нас ведь были… варианты.
Я прищурилась. «Варианты»? Слово прозвучало как будто из чужой жизни, не из нашей кухни с запахом борща и яблочного пирога.
– Нет, – ответила я твёрдо. – Я хочу сама решать.
Они переглянулись. Мама чуть не заплакала. Для неё провал экзамена был трагедией вселенского масштаба. Для меня – всего лишь эпизод в длинной истории под названием «жизнь».
У меня и родителей разная картография мира. Для них дорога была прямой: школа – университет – работа – счастье. А я видела карту, полную непредсказуемых изгибов, тайных тропинок, холмов и оврагов, где провал на экзамене мог оказаться порталом в нечто большее. Или их планы на меня были совсем не теми, о которых я догадывалась?
– Да все в порядке, мам… не переживай ты так. Получше подготовлюсь и поступлю на следующий год, – мягко сказала я и обняла маму. – чую, что в кастрюле божественное варево.
– Ладно, садись ешь, – мама взяла половник и налила мне тарелку борща.
Ближе к вечеру порядок действительно был восстановлен, хотелось танцевать, в кино и вишнёвого варенья. Как совместить все эти желания сразу, пока было непонятно. Но уж если мечтать, то с размахом.
Что только не придет в голову, когда надежды и мечты разбились о левую пятку, заботливо приютившую сердце в стрессовой ситуации. В кино идти было поздно, оставалось танцевать в сторону кухни. Варенье ждало своего часа.
Капля вишневого цвета играла веселыми бликами, и, упрямо сопротивляясь гравитации, постепенно сползала с ложки, растекаясь на блюдце и образуя фантастическую фигурку какого-то существа. Я лизнула ложку, покосившись на получившуюся картинку. Кракозябрик какой-то…
С улицы донесся визг тормозов, хлопнула дверь подъезда, и чьи-то торопливые шаги по лестнице заставили меня напрячься. Если эрудиция подвела меня сегодня, то интуиция обычно не позволяла себе такой роскоши. Я выключила свет и выглянула в окно. Никого. Только на асфальте в свете фонаря расплылось пятно, странно напоминающее кракозябрик на блюдце.
Я невольно усмехнулась:
– Ну да, вселенная решила сыграть со мной в тест Роршаха. Только психодиагностика под рукой не хватает.
И в этот момент холодок пробежал по коже: казалось, пятно на асфальте слегка дрогнуло, словно отвечая на мою шутку.
Если заглянуть в себя, то можно обнаружить много нового и странного. Может, стоит добавить это занятие в какой-нибудь «трекер привычек»? Например, сегодня я поняла: если не установила рекорд на финише – это не значит, что проиграла. Это значит, что сохранила запас сил и могу отправляться в новый путь хоть немедленно.
Год свободы – просто подарок. Левая пятка явно вела меня куда-то, и оставалось только довериться.
Утром пришлось отчаянно побороться с одеялом, не отпускавшим из теплых объятий. Дождь барабанил в стекло, убивая последнюю надежду пробежаться перед завтраком. Но в этом была прелесть жизни – непредсказуемость. Вместо того, чтобы двигаться в темпе вальса, пришлось маршировать в такт дождю.
Звонок в дверь прервал мои философские размышления.
– Вы ничего необычного не заметили вчера вечером около десяти? – полицейский внимательно смотрел на меня, – Может быть, что-то слышали?
– Ничего особенного. Просто кто-то резко затормозил, такой неприятный звук… Но я никого не видела. А что случилось?
– Пропал мужчина. Вышел вынести мусор и не вернулся.
– Вечером не стоит выносить мусор. Примета такая.
– Не все верят в приметы.
– Да, только от этого они не перестают сбываться, – заметила я и закрыла дверь.
Я вспомнила кракозябрика на асфальте. Какое странное пятно. Мозг требовал штурмовать память и делать выводы. Пришли к компромиссу. Принято было начать с всемирной памяти, и я включила компьютер. В голове крутилась фраза: «Все умирают вовремя».
«Кляксы и пятна часто ассоциируются с течением времени, соотносясь с идеями перехода и смерти» – прочитала я в интернете.
Интересное дело получается. Это пятно как будто предсказывает смерть. Мозг взбрыкнул и выдал: «Ничего подобного. Не все так однозначно. Может, это переход куда-то дальше…» Становилось совершенно ясно, что ничего не ясно. Самое время прислушаться к внутренним ощущениям, а с анализом ситуации повременить.
Какая бессмыслица – думать о пятнах. Есть более интересные занятия. Но именно в таких бессмыслицах и живут чудеса. Я и подумать не могла, что это был только первый знак. Мир словно приоткрыл маленькую дверцу и тут же захлопнул её. Но я уже чувствовала: придётся искать ключ.
На следующий день я старалась вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Но мир явно решил меня поддеть.
Сначала на кухне банка с вареньем оказалась пустой, хотя вчера я точно оставила полбанки. Потом неожиданность в автобусе. На остановке вошёл мужчина с клеткой, где сидел… аист. Самый настоящий, живой, белый. Не попугай или канарейка. Я уставилась на птицу, а она, не мигая, уставилась на меня. Мы обе промолчали, но взгляд оказался слишком красноречивым.
Вечером, возвращаясь домой, я заметила у подъезда перо. Обычное, птичье. И всё же оно лежало так, словно кто-то аккуратно положил его именно для меня. Я подняла перо, покрутила в руках и засмеялась:
– Ну да, конечно. Официальный привет от Вселенной.
Смех вышел чуть громче, чем хотелось бы, и отразился от пустой лестничной клетки.
Дни потянулись в строгом соответствии с календарем, и я на время забыла о кракозябриках. Но однажды произошло событие, перевернувшее всю мою жизнь с ног на голову.
Глава 4. Голоса
Аисты в наших краях явление не редкое. Но всё же странное. Они ходят по газонам так уверенно, будто не птицы, а проверяющие: «Траву подстригли? Мусор убрали?».
Я сидела на лавочке, ела мороженое и наблюдала, как птицы щелкали клювами, переговариваясь, словно старушки у подъезда, обсуждающие новости. Они совсем не боялись меня, а потому были очень разговорчивыми.
И тут началось самое удивительное. Казалось, обычные птицы, но чем дольше я вслушивалась, тем отчётливее чувствовала: я понимаю, о чём они говорят. Не слова, а именно смысл сказанного. Как будто в голове сидит невидимый переводчик и транслирует мне информацию. Честное слово, у меня не было никаких галлюциногенов под рукой, максимум стаканчик с мороженым, и то уже заканчивалось.
«Пора уходить», – щёлкнул один, поправляя крыло.
«Пора уходить», – отозвался другой.
Не просьба – приказ. От этих слов по коже прошёл холод. Именно об этом переговаривались аисты. Я почувствовала внезапную тревогу. Пора убегать, улетать, валить на все четыре стороны. Или речь обо мне? Не знаю, что именно меня тревожило, то ли факт, что птицы должны обсуждать червяков, а не вопросы миграции в присутствии человека, то ли то, что их слова почему-то касались именно меня.
Что случилось? Сразу подкрались воспоминания о кракозябрике и ощущение, как страх потянул свои холодные ручонки к моему сердцу. Кракозябрик будто ухмыльнулся: «Ну что, поняла намёк?» Я сжала стаканчик с мороженым так сильно, что содержимое потекло по пальцам.
Мозг просигналил: «Выходи из зоны страха». Легко сказать! Неведение всегда страшнее реальности. С одной стороны, хотелось бежать отсюда, а с другой, надо было выяснить, в чем причина такого беспокойства. Любопытство редко доводит до добра. Зато любознательность обычно все расставляет по полочкам.
«У Ангелины не все дома», – прощелкал аист.
Я вскинула голову. Конечно, не все дома. Я ведь не дома. Я все еще здесь, на этой лавочке, в компании пернатых сплетников, которые, кстати, называют меня по имени. И пытаюсь выяснить, что происходит.
«Шляпа ждет», – мне показалось, что аист посмотрел на меня со снисходительным интересом, – «Ангелина не первая».
Я моргнула. Да уж, очень информативно. Шляпа? Какая шляпа? И где я не первая? Чем дальше, тем запутаннее. Вопросы разрослись, как сорняки.
Я попыталась усмехнуться, отогнать наваждение. Тогда один аист посмотрел прямо на меня. Не как птица, а как человек. У меня пересохло во рту.
Аисты больше не комментировали. Они щёлкнули клювами, словно поставив точку в разговоре, синхронно взмахнули крыльями и поднялись в воздух. На миг всё пространство наполнилось тяжёлым хлопаньем, и будто из груди вытянуло весь воздух. Я осталась одна с растаявшим мороженым и чужими словами, всё ещё звучащими в голове.
Домой вернулась в растрепанных чувствах. Здесь было не легче. Комната вдруг показалась чужой: каждая тень на стене дрожала, будто там кто-то прячется. Проверила температуру – нет, жаром не горю. Подошла к зеркалу. Вроде всё на месте: две руки, две ноги, нос немного вздёрнут, но это всегда так.
– Ага, значит, пора уходить, – повторила я в зеркало и изобразила аистиный профиль. Вышло плохо.
Тревога осталась. Она не гремела барабанами, не бросала молнии, а тихо капала на мозг, как вода из неисправного крана. Сначала раздражает, потом сводит с ума.
Я улеглась в постель. Сон не приходил долго. В темноте то и дело слышалось сухое «щёлк-щёлк». То ли звуки в батареях отопления, то ли в моей голове. Казалось, у моего уха раздаётся хлопанье крыльев. Повернулась на бок. По стене скользили тени длинных перьев.
Я ворочалась, натягивала одеяло до подбородка, приказывала себе: усни, усни, усни. Старалась не слушать ночные звуки. Но они сами находили меня. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк.
Я зажмурилась и вдруг увидела их снова. Не птиц, а чёрные силуэты с длинными шеями, вытянутыми в темноту. Они кружили вокруг в свете невидимых прожекторов, складывались, оставляя за собой след из белых перьев. На лету перья меняли форму, закручивались, складывались, собирались в очертания головных уборов: строгих цилиндров, нелепых панам, растрёпанных фетровых шляп. И всё пространство наполнилось ими. Я смотрела и не понимала, где кончается видение, а где начинается сон.
Наконец усталость победила. Сон подкрался, как вор, забрав последние остатки сопротивления и последние мысли про аистов. И всё же перед самым провалом в темноту мне послышалось:
– Шляпа ждёт…
В ту ночь шляп было слишком много.
Я стояла в поле. Небо было низким, почти касалось плеча. Ветер гнал шляпы: десятки, сотни, они кружились, катились, прыгали друг через друга. Я узнавала их: смешная с пером, строгий котелок, старая соломенная, облезлый цилиндр. Они казались живыми. Но что-то подсказывало – не настоящие.
Сделала шаг, но под босыми ногами не было почвы. Только мягкое перо, огромное, как ковёр. Шагнула и провалилась.
Теперь я стояла на сцене, а в зрительном зале теснились аисты. Их были сотни: шеи вытянуты, клювы щёлкают, словно шёпот в театре перед началом представления. От их взглядов становилось холодно. Они не нападали и не угрожали. Они судили. Я была актрисой без текста, забывшей все реплики.
Сделала ещё один шаг вперёд, и сцена ожила. Прожекторы зажглись, ослепив. Зал переменился: теперь там были люди в масках аистов и аисты в масках людей. Они двигались синхронно, взмахивая руками-крыльями, будто репетировали ритуал. Щёлканье клювов превратилось в единый хор.
«Шляпа ждёт», – прозвучало, как реплика в пьесе.
Я огляделась и поняла: спектакль уже идёт. И моя роль в нём написана заранее. Меня окружили шляпы. Они летели, маршировали по сцене, кружились в вальсе, сидели рядами в зрительном зале. Одни наклонялись друг к другу, словно перешёптывались, другие высокомерно отворачивались. У каждой был свой характер: строгая, смешная, печальная.
Десятки, сотни шляп смеялись, подмигивали, спорили, падали друг на друга, устраивая балаган. Театр из головных уборов, нелепый и страшный. Я пыталась разглядеть лица под ними, но лиц не было. Только тени. И чем пристальнее я всматривалась, тем яснее понимала: это не просто шляпы. Это роли. Чужие роли, которые кто-то оставил здесь, словно реквизит.
Потом зал опустел. Свет прожектора сузился в круг. Толпа шляп словно растворилась. Всё стихло. В центре осталась только одна шляпа. Настоящая. Она не танцевала, не кружилась и не пыталась привлечь внимание. Просто ждала. И я знала – ждала именно меня.
Где-то в тишине щёлкнул клюв, как будто кто-то дал знак к началу спектакля. Я огляделась и поняла: спектакль уже идёт. И моя роль в нём написана заранее.
Тишина стала такой плотной, что я проснулась в холодном поту.
Глава 5. Человек в шляпе
Лето – прекрасная пора. Солнечное утро – лучшая терапия от хандры и тревоги. Глотнув кофе, я устремилась из дома.
На улице я повеселела. Моя любознательность вспыхнула с прежней силой. Я шла и прислушивалась. Не просто к разговорам птиц, а вообще к любым странным совпадениям. Кряканье утки? Наверняка про меня. Пятно на асфальте? Точно знак. Надеюсь, моя нервная система выдержит, и это не превратится в паранойю.
Тогда я ещё не знала, что аисты были правы. Правда в том, что я не первая и не последняя. Они призывали уходить. Только вот куда?
Я не собиралась заходить в этот театр. Честное слово.
Но после сна, как будто загипротизировавшего меня словами: «Шляпа ждёт», ноги сами привели к афишам, тяжёлым дверям и бархатным портьерам.
Театр жил своей странной жизнью: где-то стучали молотки, пахло краской, на сцене шла репетиция.
– О боже, куда ты меня ведёшь?! – трагический вопль был слышен через открытую дверь.
Я подумала, что это вполне уместный вопрос и для меня. И тут я заметила его.
Он стоял в полумраке закулисья, и, конечно, в шляпе. Не такой, чтобы спрятаться от дождя, а именно в той, что надевают ради стиля. Он был настолько в шляпе, что без неё просто не существовал бы как персонаж.
– Вы кого-то ждёте? – голос за спиной заставил меня вздрогнуть.
Я обернулась. Передо мной стояла девушка в жилете администратора.
– Да, я принесла сценарий, – соврала я так, что сама себе поверила.
– Ген Геныч принимает по вторникам. На Пражской, – сухо сообщил «жилет» и скрылся.
– Я знаю, – ответила я вслед, хотя имени этого никогда не слышала.
Я осталась одна и решила начать с первой попавшейся шляпы. Но «шляпа» уже заметил меня.
– А я вас жду, – сказал он с неожиданной радостью. – Заблудились? Тут лабиринт похлеще, чем в Кноссе. Но у нас готовят отличные булочки с кремом. За чаем и поговорим. Или вы предпочитаете кофе?
Я предпочитала кофе. Но смогла только кивнуть.
– Откуда вы меня знаете? – осмелилась спросить я, когда мы уже сидели за крохотным столиком.
Он снял шляпу, положил её рядом так бережно, как другие кладут на стол дорогие часы. И улыбнулся.
– Так вы же Ангелина. Принцесса аистов.
Я поперхнулась кофе.
– Простите… кто?
– Я получил послание. Сегодня утром. Доставили лично.
– Кто?
– Аисты, конечно. Они умеют быть пунктуальными, когда дело касается судьбы.
Он говорил спокойно, словно обсуждал расписание автобусов.
– Я ничего не писала, – выдавила я.
– О, это не имеет значения, вы писали, или ваши предки, или сама судьба. Аисты – лишь почтальоны.
Я молчала, пытаясь уложить всё это в голове.
– Ах, да! – он хлопнул себя по лбу. – Я не представился. Геннадий Геннадьевич Хромс. Для друзей – Ген Геныч. Так удобнее. Но чаще меня называют проще: Шляпа.
Он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом и добавил:
– Не беспокойтесь. Вы не первая.
Я смотрела на него и пыталась решить, сумасшедший он или просто шутник. Но в обоих случаях было любопытно. Он говорил так, словно всё происходящее уже было частью какой-то пьесы. Его реплики звучали одновременно загадочно и нарочито театрально. Я пыталась уловить логику, но нить ускользала, словно он намеренно тянул меня в чужой сюжет.
– Простите, но у меня нет никакого сценария, – наконец призналась я, вспомнив разговор за кулисами.
– Ничего, – он легко махнул рукой. – Мы напишем его вместе. Не волнуйтесь. Аисты считают ваше происхождение тайной. Но я знаю, как мы перейдём на другую сторону.
Фраза прозвучала так буднично, будто речь шла о переходе дороги по «зебре».
– На какую сторону? – осторожно спросила я.
Он посмотрел на меня, словно проверял, готова ли я к ответу. Потом улыбнулся:
– Узнаете во вторник. На Пражской. С собой возьмите только самое необходимое.
Я открыла рот, чтобы спросить ещё хоть что-то, но он уже поднялся, надел шляпу одним чётким движением и растворился в коридоре. Через минуту его и след простыл. Я оглянулась: люди репетировали, суетились, смеялись. Никто, кажется, не замечал ни меня, ни Шляпы.
Глава 6. Подозрения
Я вышла из театра с ощущением, будто меня только что назначили на роль в чужой пьесе и забыли выдать текст. В голове крутились слова Ген Геныча: «Принцесса аистов… перейдём на ту сторону… возьмите только самое необходимое.» Смешно. Даже очень смешно. Только почему-то не хотелось смеяться.
Солнце давно спряталось. Дождь лениво барабанил по асфальту, фонари отражались в лужах, и один из них вдруг напомнил вытянутую маску комедии или трагедии, тут уж как посмотреть. Я вздохнула: ну вот, дошла до ручки, теперь у меня галлюцинации на мокром месте.
У подъезда, как водится, меня подкараулила соседка Варвара Павловна, вооружённая авоськой с картошкой и непрошенной информацией.
– Слышала? Мужик пропал, прямо возле театра! – заговорщицки прошептала она, будто сама только что его похитила. – Вышел покурить и всё, ищи-свищи.
– Может, домой не захотел возвращаться, – пожала я плечами. – С кем не бывает.
– Да ну! – фыркнула Варвара Павловна. – У него жена – учительница математики. Таких жён не бросают. Они же всегда всё просчитывают!
Я невольно хмыкнула. Математика, конечно, сила, но если муж ушёл налево, никакие формулы его не остановят.
Я взбежала по лестнице, открыла дверь и выдохнула. Дома всегда безопаснее, чем на улице, где люди исчезают по пути к мусорному баку или выходя покурить. Но сегодня даже стены не внушали спокойствия.
Я попыталась забыть весь этот абсурд. Но не тут-то было. Радио, которое обычно молчит, вдруг само ожило и бодро сообщило:
– Сегодня вечером в городе пропал мужчина. Очевидцы видели его в театре.
Я уставилась на приёмник.
– Отлично. Теперь радио у нас в сговоре с Варварой Павловной, – буркнула я.
И тут сквозняк хлопнул дверью. На коврике в прихожей проступила клякса от моих мокрых ботинок. Клякса подозрительно напоминала… шляпу. Я села на пуфик, глядя на этот мокрый автограф судьбы.
– Ну конечно. Знаки повсюду. Осталось дождаться, когда чайник засвистит голосом аиста.
Я хмыкнула, взяла блокнот и нарисовала наугад пару клякс. Брызнула кофе, мазнула пальцем, даже специально капнула воды для акварельного эффекта. Получилось нечто среднее между тараканом и танцующей балериной.
– Ну и где тут таинственные знаки? – пробормотала я, сравнивая бумажные «произведения искусства» с лужицей у двери.
Но чем дольше я смотрела, тем упрямее мой мозг утверждал: нет, эта мокрая клякса всё-таки больше похожа на шляпу. И чем дольше я отрицала очевидное, тем сильнее во мне копошилось чувство, что кто-то невидимый водит меня за нос.
Сделала пару глотков остывшего кофе, гордо решив, что «эксперимент по кляксам» официально провален. Если это и был знак, то только один: пора заняться чем-то полезным. Например, вымыть полы или разобрать стопку выстиранной одежды.
Но взгляд упал на каракули, оставленные ручкой на полях. «Вт… пржск…» – почерк был таким, будто я писала в темноте левой ногой. Я поклялась, что этих букв не выводила.
– Ну да, конечно, – сказала я вслух. – Великое послание свыше: «Вт. Пржск». Это явно означает «во вторник пражские булочки». Очень мистично.
И всё же, пока я смеялась, где-то внутри неприятно кольнуло. Словно кто-то уже записал за меня встречу в календарь. На вторник. На Пражской.
Но кракозябрик на блюдце, разговоры аистов, а теперь ещё и этот странный мужчина в театре – разбудили во мне червячка любознательности. И червячок этот оказался довольно шумным: он требовал ответов. Я пыталась убедить себя, что это просто случайности. Но чем дольше вспоминала его слова «Шляпа ждёт» и «увидимся во вторник на Пражской», тем больше понимала – случайностей в этой истории становится подозрительно много.
Я могла бы списать всё на совпадения. Мало ли странных людей в городе носятся со своими шляпами и выдуманными «посланиями». Но внутри всё никак не успокаивалось. Кракозябрик на блюдце, пятно на асфальте, визг тормозов, аисты, щёлкающие клювами и словно смеющиеся надо мной. Теперь ещё и этот Ген Геныч с предложением написать «сценарий».
Если бы я была благоразумной девушкой, то просто посмеялась бы над всем этим и занялась чем-то полезным. Но благоразумие никогда не входило в список моих ключевых компетенций. Во вторник я непременно окажусь на Пражской. Даже если это худшая идея в моей жизни.
Я захлопнула блокнот, уверяя себя, что это банальное совпадение и бессмысленная игра воображения..
– Всё. Хватит. Завтра займусь чем-то полезным. Наведу порядок в комоде. Это хоть результат даст.
Ночью мне снилась сцена театра. И на авансцену медленно выплывала та самая клякса-шляпа.
Глава 7. На Пражской
Утро вторника встретило меня безжалостным будильником и серым небом. Но мысль о «Пражской» сидела в голове, как назойливая песня, которую невозможно выгнать.
– И что? – ворчала я, натягивая джинсы. – В городе сотни улиц. «Пражская» – это, наверное, там, где торговый центр.
На улице пахло кофе из киоска, в парке люди в наушниках бежали за мечтой о здоровье и долголетии. Обычный день. Надеюсь, я иду туда, куда принято ходить «обычным людям».
Я зашла в трамвай и села, поглядывая на пассажиров. Никто не выглядел как тайный агент аистов или посланник судьбы. Бабушка с цветами, подросток с рюкзаком, мужчина в костюме с пакетом из продуктового магазина. Остановка «Пражская» встретила меня рекламой пельменей и магазином штор. Ни театров, ни волшебных порталов. Только скучная реальность.
– Поздравляю, Ангелина, – сказала я себе. – Великий детектив по приметам и кляксам приехал любоваться занавесками.
Серые дома и ощущение, что время застряло в девяностых: вывески с облезлыми буквами, пыльные окна, редкие прохожие. Ветер гонял бумажку по асфальту и да, конечно, бумажка сложилась в нечто вроде… маленького аиста. Выругалась про себя.
Я шла вдоль улицы, не понимая, куда именно. Никаких указателей, ни театра, ни вывески. В голове вертелась дурацкая мысль: «А если это всё чья-то глупая шутка, и меня просто разыграли?»
В этот момент за спиной раздался мягкий голос:
– Рад, что вы пришли, Ангелина.
Я обернулась. Это был Ген Геныч и, разумеется, в шляпе.
– Знаете, вы могли хотя бы табличку повесить, – пробормотала я, пытаясь скрыть, что вздрогнула. – Типа: «Таинственные встречи здесь».
– А где тогда останется загадка? – улыбнулся он и жестом пригласил в невзрачную дверь, которую я даже не заметила. – Пойдёмте, у нас мало времени.
Я отважно шагнула за ним. Вот так малознакомые мужчины завлекают в сети юных барышень. Но я «особенная». С аистами разговариваю. Знаки читаю. Со мной ничего такого приключиться не может. И то, что я «не первая», меня тоже не остановило. Серьёзно? Похоже, я была серьёзна, как никогда раньше.
Мы оказались в маленьком полутёмном вестибюле заброшенного театра. В нос ударил запах старого дерева, пыли и кофе, такого, который пьёшь не ради вкуса, а чтобы согреться. На стенах висели чёрно-белые фотографии актёров в странных позах: кто-то изображал отчаяние, кто-то – внезапное прозрение. Лица людей на них были затёрты временем или… намеренно стёрты. В этот момент я подумала: «Кажется, шутки закончились».
– Проходите за кулисы. Только аккуратнее: там лестница хромает.
Лестница действительно хромала. Каждая вторая ступенька предательски скрипела и грозила вырваться на волю. Я держалась за перила и думала, что если к концу лестницы останусь без зубов, то хотя бы со смыслом жизни.
За кулисами оказалась неожиданно просторная комната с высокими потолками и пыльными лампами под абажурами. Посередине – стол, на котором лежали фотографии вперемешку с чашками, будто кто-то только что пил чай и поспешно ушёл. Ген Геныч предложил мне сесть в кресло и сам устроился напротив, положив ногу на ногу.
Я автоматически огляделась, и сердце на миг ухнуло вниз: на стенах висели десятки фотографий аистов. Чёрно-белые, цветные, крупные и маленькие. Одни птицы стояли, другие сидели в гнёздах, а третьи словно летели навстречу объективу.
– Коллекция? – спросила я как можно спокойнее.
– Скорее архив, – поправил он. Снял шляпу, положил её на стол и сразу стал выглядеть почти обычным человеком. Почти.
Он взял одну из фотографий и протянул мне. На снимке был аист с расправленными крыльями, а в гнезде не птенцы, а что-то, напоминающее свёрток.
– Они всегда так делают? – спросила я, чувствуя, как по спине пробегает дрожь.
– Только когда несут весть, – сказал он тихо. – Видите? В этом гнезде нашли вас.
Я сглотнула и вернула фотографию.
– Вы шутите.
– Нет, Ангелина. Я никогда не шучу о шляпах и о судьбах.
Он снова надел свою шляпу, и зал будто потемнел.
– Вам пора узнать больше.
Я отшатнулась. Инстинктивно. От его слов веяло чем-то слишком серьёзным, слишком настоящим, чтобы можно было отшутиться.
– Подождите… какое «узнать больше»? Я же не подписывалась на приключения, – попыталась я вернуть лёгкий тон.
– Подписались в тот день, когда аисты оставили вас в гнезде, – он говорил буднично. – Вопрос не в том, согласны вы или нет. Вопрос в том, успеете ли вы.
– Куда успею? – спросила я, уже чувствуя, как внутри сжимается то самое «невидимое сердце», что обитало где-то в пятке.
– На свою дорогу. Но сначала проверка.
Он снял со стены ещё одну фотографию. Там был не аист, а странное пятно на асфальте. Оно напоминало крылатую тень.
– Вы видели такое, верно? – он посмотрел так, будто читал мои воспоминания.
Я вспомнила кракозябрика на блюдце и пятно на асфальте под фонарём. Глотнула воздух:
– Да… но откуда вы…
– Они предупреждают, – перебил он. – Но предупреждение бесполезно, если не научиться слышать. Вот ваше задание, Ангелина. Сегодня ночью вы должны пойти туда, где встретили первое пятно. И ждать. Если сумеете дождаться до рассвета, получите ответ.
– Ответ на что?
– На то, кто вы есть.
Он снова надел шляпу. Комната будто качнулась, лампы вспыхнули и мигом погасли. Когда свет вернулся, в зале никого не было. Только шляпа осталась на стуле. Я прикоснулась к полям и почувствовала, что она тёплая. Как будто её хозяин исчез только что.
Я долго вертела шляпу в руках. Она выглядела совершенно обычной, никакого волшебного блеска, никаких секретных карманов, даже пылинки на ней не было. И всё же я чувствовала вес, не физический. Другой. Эта вещь знала больше обо мне, чем я сама. Похоже, во мне открываются «телепатические способности». О том, что Ген Геныч исчез, не прощаясь, меня почему-то не удивило.
Глава 8. Проверка
На улице пахло мокрым асфальтом и сгоревшими сосисками. Я пересекла дорогу и на всякий случай посмотрела под ноги: да, снова пятно. На этот раз оно было подозрительно похоже на карту. Если прищуриться, то вполне можно было разглядеть маленький остров и даже точку «вы здесь».
– Отлично, – пробормотала я. – Значит, я официально потерялась.
Мозг встрепенулся: «А может, это знак?»
– Ты серьёзно? Пятно от машины – это знак?
«Ну а что, у тебя же всё вокруг чудеса, вот и ещё одно. Смирись».
Я решила не спорить. С мозгом в споре редко выигрываешь, даже если права.
Идея добираться домой пешком показалась слишком авантюрной. Трамвай на удивление подоспел сразу, словно сам меня ждал. Тронулся рывком, и все пассажиры синхронно качнулись, как марионетки, привязанные к одному канату. Я ухватилась за поручень и почувствовала, как меня буквально тащит вперёд: не только железо, но и сама история, в которую я зачем-то ввязалась.
«Смотри в окно», – подсказал мозг. Я послушалась и устроилась у окна. Трамвай загрохотал по рельсам, как будто вёз не людей, а мешки с железными гайками. Напротив села дама с гигантским букетом хризантем. Шляпа на её голове выглядывала из цветочного облака. Казалось, будто цветы её сжирают. За мутным стеклом маячили знакомые дома, но в них было что-то не то. Фасады чуть кривились, вывески дрожали, как в воде. Может, это дождь? Конечно, дождь.
– Остановка «Случайная», – раздался голос динамика.
Я вскинула голову. Такая остановка? Не помню. Может, послышалось? Никто вокруг не удивился. Дама с хризантемами лениво поправила свою шляпу, подросток в капюшоне продолжал щёлкать на телефоне, старичок у двери дремал. Всё как обычно. Сегодняшний день был щедр на намёки. Даже слишком щедр. Я уткнулась в мутное трамвайное окно и попыталась вспомнить хоть одну здравую мысль из беседы с Ген Генычем. Куда бы ни увёз меня этот трамвай, выходить все равно придётся.
«Ждать до рассвета». Звучит почти романтично. Если не учитывать, что речь идёт о пустынном дворе с пропавшим соседом. Ночь выдалась прохладной, воздух был прозрачен, а окна домов светили неровно, будто тоже затаили дыхание. Я пришла к тому самому месту. Асфальт был чист, ни пятна, ни следа, только влажные разводы от прошедшего дождя.
Я стояла и чувствовала себя полной дурой. Ну кто так делает? Девушка приходит к чёртовому фонарю посреди ночи, потому что странный тип в шляпе сказал «жди». Но я ждала.
Сначала – ничего. Потом ветер зашумел в кронах, и стало казаться, что он говорит. Шёпот сливался в слова:
– Все будет хорошшшооо…
Прямо на асфальт легла тень. Я подняла голову. Аистов не было. Но тень была, огромная, с распахнутыми крыльями. Я услышала шаги за спиной.
– Хорошая ученица, – произнёс знакомый голос.
Я обернулась и увидела Шляпу. Только на этот раз Ген Геныч выглядел иначе: лицо будто «плыло», неуловимо меняясь. В глазах отражался свет фонарей, но они казались не его, а чужими, как будто за ним подглядывал кто-то другой.
– Что это значит? – выдохнула я.
Он улыбнулся. В улыбке было что-то опасное и притягательное одновременно.
– Это значит, что игра началась.
Глава 9. Убийство
На следующий день мне на глаза попалась афиша, где красовалась пьеса с претенциозным названием «Зеркало памяти». Под ней подпись: «Режиссёр Геннадий Хромс». Я усмехнулась.
– Снова Шляпа.
За кулисами я почти сразу заметила знакомую шляпу. Она торчала над суетой театральных костюмеров, как маяк в бурю.
– Ну наконец-то, – сказал он, не поворачиваясь. – Вы даже немного опоздали.
– Извините, – я старалась говорить уверенно, хотя внутри всё дрожало. – Я и не собиралась сегодня приходить.
– Это мелочи. Главное, что вы здесь.
Он встал и поклонился, будто мы находились на сцене. А потом добавил:
– Надеюсь, вы взяли с собой самое необходимое?
– Всегда при мне, – соврала я, понятия не имея, что именно должно входить в «самое необходимое».
– Отлично. – Он улыбнулся, но глаза оставались серьёзными. – Здесь, в театре, мы можем говорить свободно. Никто не слушает актёров, пока они играют. Все заняты только собой.
– А что мы будем играть? – попыталась пошутить я.
– Вашу историю. Или, если угодно, сценарий, – он слегка наклонил голову. – Его ведь ещё нужно дописать.
В этот момент рядом прошёл мужчина с криком: «Кто украл мой парик?». Комичность ситуации чуть снизила градус напряжения. Но внутри меня поселилось странное чувство – за всей этой театральной иронией скрывается что-то слишком настоящее.
Зал был полупустым. Репетиция тянулась, как жевательная резинка: актёры переигрывали, постановщик, сидящий в первом ряду, периодически хватался за голову. Я сидела в третьем ряду и чувствовала себя шпионом, будто подглядываю за чужой жизнью.
На сцене шла ссора. Два актёра кричали друг на друга так правдоподобно, что у меня мелькнула нелепая мысль: «сейчас они и правда набросятся друг на друга с кулаками». Один из них размахивал бутафорским кинжалом, но с металлическим блеском, словно настоящее оружие. Я машинально подумала: «Интересно, как они репетируют убийство? Тоже на полном серьёзе?»
– Убийство всегда выглядит неправдоподобно, пока не происходит по-настоящему, – негромко сказал Ген Геныч, который внезапно возник рядом, как будто материализовался прямо из воздуха.
Я усмехнулась. Типичный его стиль. Театральный, многозначительный, с приправой иронии. Но в следующую секунду актёр с кинжалом сделал шаг, его оппонент замер, закатил глаза и рухнул на пол. Зал захлопал. Все подумали, что это такая эффектная импровизация. Даже режиссёр, кажется, сначала восхитился. Но прошло полминуты, потом ещё… Актёр не шевелился.
– Так, стоп! – крикнул режиссёр, вскакивая. – Боря, хватит валяться, у нас график!
Боря не отвечал. В зале зашептались.
– Он… не встаёт… – прошептала одна из актрис, и её голос сорвался.
Кто-то бросился к упавшему. Женщина в костюме восемнадцатого века присела рядом и завизжала так, что софиты задрожали. Несколько человек выскочили из-за кулис, кто-то стал звонить в «скорую».
– Шутки закончились, – пробормотал Ген Геныч.
Меня прошиб холодный пот. Всё вокруг стало слишком чётким. Я сидела, словно приклеенная к креслу, и смотрела на сцену, где расползалось тёмное пятно. Оно растекалось точно так же, как то самое вишнёвое варенье на блюдце, как клякса на асфальте под фонарём. Мозг взбрыкнул: «Не может быть. Слишком много совпадений». Я не знала, то ли смеяться от абсурдности происходящего, то ли бежать.
– Запоминайте, Ангелина, – наклонился ко мне Ген Геныч, и его голос прозвучал странно глухо, будто в замедленной записи. – Это первая сцена вашего настоящего сценария.
Я сглотнула. Сердце билось так, будто собиралось выпрыгнуть наружу. И вот тут началось самое страшное: я сама уже не понимала, произошло ли это убийство на самом деле, или я всё ещё смотрю спектакль.
В зале продолжалась суматоха. Кто-то побежал за врачом, кто-то пытался нащупать пульс, а режиссёр орал так, что перекрыл даже сирену за окном. Я сидела, прижав руки к коленям, и чувствовала, что моё тело отказывается двигаться. Всё казалось абсурдным, переигранным, но слишком настоящим одновременно.
– Вам страшно? – мягко спросил Ген Геныч.
Я повернула голову и увидела его профиль: абсолютно спокойный, даже чуть усталый.
– Да, – честно ответила я.
– Прекрасно, – он улыбнулся. – Страх – лучший союзник. Он держит глаза открытыми.
На сцене раздавались крики. Актриса рыдала, размазывая грим, двое мужчин пытались оттащить её от тела. Из зала уже выбежали помощники, кто-то звонил в полицию.
А я смотрела на Геннадия Хромса.
– Но вы ведь знали, что это произойдёт? – спросила я почти шёпотом.
Он пожал плечами.
– Я знаю не больше вашего. Но когда аисты приносят весть, нужно быть готовым.
– Это… это часть «сценария»?
– Всё часть сценария, Ангелина, – произнёс он так, будто эта фраза должна была поставить всё на свои места.
Но вместо ясности меня охватило ещё большее чувство нереальности. Я сидела в театре, где на сцене умирал человек. И при этом слушала мужчину в нелепой шляпе, который говорил так, будто я актриса в пьесе, о которой даже не знала. И тут прожекторы резко погасли. Сразу наползла тьма, густая, липкая. В этой темноте раздался стук клювов. Резкий, металлический, будто где-то рядом собралась стая аистов. Я вскрикнула. Но никто больше, кажется, этого не слышал.
Я вышла из театра. У меня под ногами исчез тротуар. Не буквально. Мир не то чтобы перевернулся, он слегка покосился, как плохо прибитая картина, и я никак не могла его выровнять. Воздух был влажный, пахнуло чем-то ржавым и липким, и каждый шаг отдавался внутри меня, будто я иду по барабану. Мозг привычно пытался всё разложить по полочкам: «Спектакль? Репетиция? Разыгрывают кого-то? Или я?» Но сердце упорно подсовывало другое: «Это было всерьёз».
Я машинально посмотрела на асфальт. Там, где недавно растекалось вишнёвое пятно, теперь расплывалось новое. Тёмное, неправильное, будто поставленное кистью нетрезвого художника. И как ни странно, оно снова напоминало мне кракозябрика. Того самого. Только в этот раз у него появилось что-то вроде крыльев.
– Прекрасно, – пробормотала я. – Кракозябрик эволюционировал. Следующий шаг – говорящий кракозябрик?
Но смех застрял в горле.
Глава 10. Соседка
Дома попыталась отвлечься от всего пережитого: заварила чай, достала банку варенья. Капля вишнёвого цвета весело скатилась с ложки и снова, чёрт возьми, получился кракозябрик. На этот раз с длинным носом. Я фыркнула: «Ну привет, Буратино». Смех помог ровно на три секунды. Внутри всё равно сидело неприятное чувство, будто кто-то подталкивает меня в спину.
От звонка в дверь я дёрнулась так, что чуть не опрокинула чашку.
– Да иду я, иду! – пробормотала я, хотя никто, кроме стены, этого не слышал.
За дверью оказался сосед с верхнего этажа, в руках у него было ведро и тряпка.
– Простите, у вас воду не отключали? – спросил он подозрительно, – У меня в ванной что-то странное творится.
– Нет, – а сама подумала: странности сегодня словно специально повсюду выскакивают. И если я начну их игнорировать, они сами меня найдут.
Видимо, пора что-то делать.
Я взяла из запасов банку малинового варенья и отправилась к Варваре Павловне. Вроде бы узнать про отключение воды, а на самом деле… я знала, что старушка хранит в памяти куда больше, чем делает вид.
Дверь открылась со скрипом, пахнуло сушёными травами и кошками.
– О, Ангелиночка! – обрадовалась соседка. – Проходи, проходи. Варенье принесла? Ай, молодец!
Мы сели за стол. Она сразу принялась жаловаться на колени, на цены в магазине, на соседского кота. Я слушала и ждала.
– Ты ведь девочкой-то особенной была, – вдруг сказала она между делом, – твоё рождение сопровождалось не только аистами… были и люди.
Я насторожилась.
– Люди? – переспросила я.
Варвара Павловна улыбнулась.
– Ну… всякие.
– Варвара Павловна, скажите честно. Кто был рядом тогда? Кто видел? – я подалась вперёд, не скрывая напряжения.
Она поёрзала на стуле, замялась. До этого болтала без остановки, а теперь язык вдруг связало.
– Не стоит, деточка. Старое-то зачем ворошить?
Я не выдержала:
– Это связано со мной, правда?
Она перекрестилась так резко, будто отгоняла невидимую тень.
– Не всё тебе нужно знать, девочка. Не всё.
Я хотела задать ещё один вопрос, но в этот момент соседка вдруг вскинула голову и посмотрела в окно. В её глазах мелькнул испуг. Быстрый, как вспышка.
– Уже поздно, – пробормотала она, отводя взгляд. – Ступай домой.
Она поднялась и начала суетливо убирать чашки, уронив одну в раковину. Шум был явно лишним, будто она пыталась заглушить собственное молчание.
Я вышла от неё в сумерках. Моя тревога только крепла. Словно Варвара Павловна знала больше, чем позволила себе сказать. Её молчание звучало громче любых слов.
Глава 11. Первое расследование
Моё происхождение действительно было окутано тайной. Но эта тайна воспринималась как что-то само собой разумеющееся. В детстве я не ставила целью узнать, кто мои настоящие родители. Мне и так было хорошо быть единственной и любимой дочерью.
Всё. Хватит кружить вокруг да около, пора копнуть в собственное прошлое.
Я залезла на стремянку и достала запретную картонную коробку, которую мама с папой старались не замечать. Видимо, подразумевалось, что она станет невидимкой. Коробка пылилась там с тех пор, как я себя помнила, и, похоже, никто к ней не прикасался годами.
Внутри россыпь фотографий, пожелтевшие открытки, квитанции с печатями, и вдруг тонкий конверт без марки, на котором стояла только дата: 25 августа. Без года. Без имени.
Я открыла. Внутри лежала записка, написанная чётким, почти каллиграфическим почерком: «Аист принесет не просто дитя. Берегите. Когда придет время, узнаете, почему».
Перечитала трижды, пытаясь уловить хоть намёк на шутку. Но почерк был слишком серьёзен, слишком не похож на наши семейные безобидные игры. На дне коробки я нашла ещё одно: старую чёрно-белую фотографию. На ней молодая женщина с прямыми густыми волосами и странным кулоном в форме ключа. Она стояла у пруда, а рядом силуэт аиста, будто случайно попавший в кадр.
– Кто ты? – шепнула я фотографии.
Ответа, разумеется, не последовало. Но внутри зашевелилось то самое ощущение, что меня снова подталкивают. Не к варенью или трамваю, а к чему-то большему.
Вечером я решилась. Родители сидели за чаем, папа, как обычно, выбирал из печенья самое вкусное с шоколадной крошкой, а мама перебирала новости на планшете.
– Мам, пап, – я положила фотографию на стол так, будто ставлю шах королю. – Кто эта женщина?
Мама на секунду застыла. Я впервые видела её такой растерянной. Первым делом она поправила скатерть. Классика жанра. Если разговор серьёзный, нужно срочно ровнять углы. Папа смотрел на печенье, словно ждал, что оно подскажет правильный ответ.
– Где ты это нашла? – наконец спросила она, хотя по лицу было видно: знала, что рано или поздно отвечать придётся.
– В коробке. Там ещё записка. – Я постучала пальцем по столу. – «Аист принесет не просто дитя». Вы знали, да?
Папа кашлянул, но промолчал. Мама же медленно убрала планшет и взяла фотографию в руки.
– Мы думали, у тебя будет время. Что успеем подготовить тебя.
– Время? – я нервно усмехнулась. – Время на что? На то, чтобы привыкнуть к кракозябрикам на асфальте? Или к тому, что аисты переговариваются со мной, как с подругой? Подготовить к чему? – я почти закричала.
Папа виновато положил печенье в вазочку, как школьник, которого застукали с телефоном на уроке.
– Ангелина, – мама смотрела мне прямо в глаза, – у тебя есть прошлое, о котором мы мало знаем сами.
– То есть, вы хотели сказать, что меня реально принес аист? Или это всё метафора? – я скрестила руки.
Мама смотрела на меня, глаза чуть блеснули.
– Иногда метафоры становятся слишком буквальными.
– Почему именно аисты? Почему меня они принесли? – я уставилась на чашку чая, делая вид, что вопрос совершенно обыденный.
Мама вздохнула.
– Дочка, мы столько лет ждали тебя… Когда увидели в гнезде, даже не сомневались, что это знак.
– Но вы же не удивились? – я прищурилась.
Отец кашлянул и поставил чашку на блюдце чуть громче, чем нужно.
– Удивились. Ещё как. Особенно когда… – он осёкся.
– Когда что? – я навострила уши.
Мама бросила на него сердитый взгляд.
– Не стоит.
– Стоит, – настаивала я.
Отец помолчал и тихо сказал:
– В тот вечер возле дома был человек. Высокий, в тёмном пальто и шляпе. Он спросил, не нужна ли нам помощь. Я тогда подумал, что какой-то сумасшедший. Но потом через пару дней мы нашли тебя.
– В шляпе? – я переспросила так, будто это было самое важное в истории.
– Да мало ли людей в шляпах, – отмахнулась мама. – Не надо нагнетать.
– Но ведь он приходил и после, – не удержался отец. – Несколько раз я его видел неподалёку.
Мама резко встала.
– Хватит. Не надо. Она ещё запутается.
Я замерла. Даже папа перестал дышать. Потом он, словно желая разрядить обстановку, пробормотал:
– Кстати, ты же сама любишь чудеса. Может, всё у тебя и вправду оттуда?
Я закатила глаза. Но внутри всё равно дрогнуло. Потому что за словами родителей чувствовалась настоящая тайна, которую они знали, но упорно оттягивали момент истины.
Мама убрала чашки, словно ставила точку в разговоре. Только точка ли это была? Я смотрела на их лица и понимала: они не лгут, но и не говорят всей правды. Всё их молчание было куда громче слов. Фотография с женщиной и кулоном лежала на столе тонкая, почти невесомая, но от неё тянуло тяжестью. Словно это был ключ, который я сама должна вставить в замочную скважину.
– Ладно, – сказала я, будто сдаваясь. – Пусть будет так.
Я поднялась и пошла в свою комнату. Но внутри уже звенела новая мысль: если они молчат, значит, боятся. А если боятся, значит, правда куда страшнее, чем я могла представить. Я закрыла дверь за собой и прислонилась к ней спиной. Кракозябрик на асфальте, щёлканье клювов, шляпа в воспоминаниях отца – всё сплелось в один узор. И теперь у меня не оставалось сомнений: искать ответы придётся самой.
Я снова достала фотографию. Женщина с кулоном смотрела прямо в объектив, будто и в мои глаза тоже. Ключ. Да, в этом кулоне что-то есть. Если есть символ, значит, у него должна быть история. А история всегда где-то хранится.
Я знала, куда пойду завтра. Библиотека редко давала готовые ответы, но уж намёков она всегда подбрасывала достаточно. А иногда и целые карты сокровищ. Тишина звенела. За окном скрипнул трамвай, и его звонок будто подтвердил: ответы только начинаются.
Глава 12. Библиотека
В библиотеку я шла, как на свидание. Правда, свидание было назначено не с кавалером, а со старыми фолиантами. Но кто сказал, что у книг нет шарма? У них и характер есть, и запах, и иногда даже чувство юмора. Особенно, если открываешь том на странице, где написано: «См. также смерть».
Зал был почти пуст. Страницы шелестели, как дыхание, лампы отбрасывали пятна света, похожие на острова, а воздух пах ожиданием. За соседним столиком тихо кашлял студент, явно пытавшийся зубрить. Библиотекарша в очках на цепочке внимательно посмотрела на меня, словно заранее пыталась угадать, что меня интересует. Впрочем, в библиотеке это почти всегда так.
Я разложила на столе фотографию, записку и пару листочков для заметок.
– Аисты, символика, мифология… – пробормотала я, набирая запросы в карточном каталоге.
Первое, что попалось: «Аисты приносят счастье и новые начинания». Второе: «В некоторых традициях аисты ассоциировались с душами, переходящими из одного мира в другой». Третье: «Считается, что аист приносит не только детей, но и послания судьбы». Я откинулась на спинку стула. Всё это звучало красиво, но слишком уж мифологично. Я искала конкретику.
И вот книга с тяжёлой, будто каменной обложкой. На полях карандашом чья-то рука вывела: «Птенцы аистов особого рода отмечены печатью перехода».
Слово «печать» я обвела трижды. Студент рядом кашлянул снова, и я вдруг заметила на его конспекте слово «Пражская».
– Простите, вы на каком факультете? – вырвалось у меня.
Он поднял глаза и смутился:
– На историческом. У нас архив на Пражской улице, театральные документы.
Совпадение? Слишком уж толстое.
Я протянула фотографию с женщиной и аистом пожилой библиотекарше.
– Фотографию, конечно, вы вряд ли найдёте, – сказала я, – но, может быть, кулон? Ключ такой странный. Или что-то про аистов?
Она поджала губы, задумчиво поправила очки и скрылась в полутени стеллажей. Через пару минут вернулась с книгой, которая явно редко покидала полку. Переплёт потёртый, страницы пожелтели. На обложке: «Символика в народных поверьях». Я открыла книгу. Слова будто сами шагнули мне навстречу: «Аист – посредник между мирами. Принесённое им дитя – знак перемен и хранитель тайн».
Я задержала дыхание. Будто кто-то заранее написал это для меня. Но книга не отвечала на главный вопрос: кто женщина на фотографии?
– Знаете, – сказала я, листая страницы и стараясь говорить непринуждённо, – это всё похоже на шутку. Аисты, кулоны, ключи… Как будто чей-то выдуманный сюжет.
Библиотекарша чуть наклонила голову.
– Иногда в шутках прячут больше правды, чем в серьезных учебниках, – заметила она тихо, почти шёпотом.
Я подняла на неё глаза. В её взгляде мелькнуло что-то. Осторожность? Знание? Или мне только показалось?
– А кулон в форме ключа… – я ткнула пальцем в фотографию. – Вам встречался такой?
Она долго молчала, перебирая пальцами край страницы.
– Ключи… – наконец произнесла она. – Символ перехода. Иногда к другим дверям. Иногда к другому прошлому.
Она посмотрела на меня поверх очков.
– Но знайте: не все двери стоит открывать сразу.
У меня по спине пробежали мурашки.
– Вы хотите сказать, я могу пожалеть?
Библиотекарша медленно закрыла книгу и аккуратно придвинула её ко мне.
– Я хочу сказать, что ответы редко приходят без цены.
Я собрала бумаги, фотографию и книгу. Библиотекарша перехватила мой взгляд и сказала многозначительно:
– Возвращайте вовремя.
Она поднялась и ушла к стеллажам, оставив меня одну с фотографией, книгой и ощущением, будто только что получила приглашение в игру, правила которой ещё не написаны.
За этой историей точно стоит больше, чем просто семейные тайны. Всё это начинало походить на репетицию спектакля, где я вроде как главная актриса, но сценарий знают все, кроме меня.
Дождь закончился. Я сидела на балконе, смотрела на трамвайные огни и думала: «Что за Шляпа, что за приметы? Может, у меня в роду традиция всё обставлять театрально?»
И тут напротив на крышу садится аист. Он щёлкает клювом и смотрит прямо на меня.
– Нет, ну это уже перебор. Тебя кто послал? Родители? Шляпа?
Аист, щёлкнув ещё раз, неожиданно «отвечает». Не словами, а так, что в моей голове возникает понятный смысл:
«Опаздываешь. Мы ждём тебя.»
– Мы? Это кто – мы? Птичья мафия?
Аист наклоняет голову, как будто усмехается. Потом добавляет:
«У тебя есть проводник. Шляпа – не тот, кем кажется. Но путь начнёшь не с ним. Слушай сердце и смотри вниз.»
Я машинально глянула вниз во двор. Там в свете фонаря поблёскивала лужа.
– Спасибо, птица, очень информативно. Может, ещё дорогу подскажешь?
Аист снова щёлкнул клювом и улетел. Кажется, аисты начинают меня преследовать.
Глава 13. Знаки
Утро началось вполне мирно: кофе, булочка и благие намерения прожить день максимально продуктивно. Но, как всегда, вселенная решила повеселиться за мой счёт.
Сначала радио бодро сообщило:
– Сегодня утром над городом замечены необычные стаи птиц, двигающиеся по спирали. Учёные пока затрудняются объяснить феномен…
Я поперхнулась кофе. Аисты мне уже «шептали» своё «пора уходить», теперь вот эти летающие карусели.
– Отлично, – буркнула я. – Ждём сообщения, что голуби выстраиваются в шахматном порядке, а воробьи танцуют «Лебединое озеро».
Выйдя из дома, я буквально врезалась в пожилую женщину с сеткой, полной яблок. Одно яблоко выкатилось и остановилось прямо у моих ног. На нём было бурое пятно, по форме подозрительно напоминающее… да-да, моего старого знакомого кракозябрика.
– О, знак, – не удержалась я вслух.
Старушка посмотрела строго:
– Девушка, яблоки – они на то и яблоки, чтобы быть с пятнышками. Это вам не покупные какие-то, а со своего сада.
Я вежливо улыбнулась, но внутри у меня всё похолодело. Совпадения становились слишком навязчивыми. И чтобы окончательно доконать мой рассудок, в трамвае я увидела рекламу нового спектакля: «Шляпа. Тайна за кулисами». Огромные буквы, а в центре та самая шляпа, которую я видела на голове у Геннадия Геннадьевича.
– Нет, ну серьёзно, – прошептала я себе. – Теперь даже реклама театра против меня работает.
Трамвай дёрнулся, и я уронила билет. На нём красным штампом было выбито время: двадцать два ноль-ноль. В памяти всплыло: именно в это время недавно кто-то пропал с мусорным ведром. Я прижала билет к ладони. Шутки-шутками, но ощущение усиливалось: всё, что происходит вокруг, пытается втолковать мне одну мысль.
Трамвай покачивался, подбрасывая меня вместе с толпой пассажиров. Я сжимала билет, будто он мог объяснить всё происходящее. Не объяснил.
– Девушка, аккуратней, – заметил сосед, когда я чуть наступила ему на ботинок. – Вечером на спектакль идёте?
Я уставилась на него.
– С чего вы взяли?
– Так вы прямо на афишу смотрите, как загипнотизированная. «Шляпа. Тайна за кулисами». Я вот жену поведу. Смеяться будем, говорят, комедия с элементами фарса.
– С элементами фарса, – машинально повторила я.
Трамвай остановился, пассажиры высыпали на улицу, а я всё никак не могла решить: это совпадение или приглашение? Внутри боролись два голоса. Один уверял: «Ничего необычного, это просто театр, просто реклама, просто билет». Другой ехидно добавлял: «Аисты, кракозябрик, двадцать два ноль-ноль – это у тебя всё тоже просто?» В конце концов я сделала то, что обычно делаю в непонятных ситуациях: махнула рукой.
– Ну и ладно. Пойду вечером. Если это фарс – посмеюсь. Если нет, ну, тогда посмотрим.
Я вышла на своей остановке и спрятала билет в карман. Он грел ладонь, как обещание, что скоро случится нечто важное. И, что самое неприятное, я уже не верила, что этот вечер будет принадлежать только мне. Кто-то, или что-то, прописывал мой маршрут так же аккуратно, как дату на конверте без подписи. Смешно, но даже шаги мои будто отбивали счёт: «двадцать два… двадцать два… двадцать два». Похоже, выбора у меня нет. Вечером пойду в театр. Значит, именно там начнётся моя история.