Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века

Annie Reed

THE IMPOSTOR HEIRESS

Cassie Chadwick, The Greatest Grifter of the Gilded Age

Настоящее издание опубликовано по согласованию с Waxman Literary Agency и Агентства Ван Лир

Перевод с английского: Живиль Богун

© 2024 by Annie Reed

© Богун Ж. А., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 КоЛибри^®

Восхитительный и глубокий взгляд на мошенницу, рядом с которой Чарльз Понци кажется мелочью. Энни Рид переносит безумную историю Кэсси Чедвик в XXI век, проливая свет на все невероятные подробности ее жизни – от печально известных глаз до ненастоящего отца-миллионера и ее возмутительную дерзость…

Тори Телфер, автор книги «Леди-убийцы»

От золотого побережья озера Эри до небоскребов Манхэттена – Кэсси Чедвик провернула величайшую аферу Позолоченного века. Энни Рид в своей книге воссоздает этот грандиозный спектакль, в ходе которого Чедвик убедила весь мир, что она – внебрачная дочь промышленного магната Эндрю Карнеги. Безупречное исследование… захватывающий сюжет… история Чедвик просто создана для большого экрана.

Боб Батчелор, историк, писатель

«Гламурная» мошенница Кэсси Чедвик, которая выдает себя за наследницу промышленного деятеля Эндрю Карнеги в захватывающем дебюте Энни Рид… Стильная проза, стремительное развитие настоящего триллера – эта книга очаровывает.

Publishers Weekly

К читателю

Дорогой читатель,

Я впервые услышала о Кэсси Чедвик несколько лет назад в одном из подкастов. Ее личность меня зацепила. Кэсси была умной, стильной, целеустремленной, прозорливой и расчетливой. Мужчины считали ее взбалмошной дурочкой – и она использовала их заблуждение, чтобы обобрать их до нитки. История Кэсси во многом отражает буйную расточительность и безрассудные амбиции Позолоченного века[1]. Я погрузилась в историю этой женщины, изучая архивные записи, газеты, мемуары, письма и другие документы. Мне удалось восстановить бо́льшую часть ее биографии – но, конечно, не всю.

Это произведение – не художественный вымысел. Все, что заключено в кавычки, взято из архивных документов. Хотя урожденная Элизабет Бигли на протяжении жизни сменила полдюжины имен и фамилий, я решила называть ее Кэсси от начала до конца повествования, чтобы не возникало путницы. Работая над книгой, я стремилась поставить вас не только на место Кэсси, но и на место людей из ее неоднозначного окружения: ее жертв и сообщников (как сознательных, так и невольных), друзей и врагов. Я пыталась вплести вас в само полотно эпохи, втиснуть в пышные юбки из тафты и мешковатые костюмы. Надеюсь, вам понравится это путешествие.

Энни Рид

Пролог

Он выверенным движением достал часы из кармана жилета. Хмуро посмотрел на циферблат, затем снова оглядел вестибюль. Люди входили и выходили через парадную дверь отеля Holland House, спешили мимо, мягко ступая дорогими оксфордами и ботинками из тюленьей кожи. Только его клиентки среди них не было. «Взбалмошная женщина!» Он аккуратно закрыл часы и сунул обратно в карман. Ей позволительно заставлять себя ждать. Все юристы Кливленда мечтают о такой клиентке, как она – с полными карманами денег, но без капли здравого смысла в голове. Что ж, ему повезло: солнце взошло, можно начинать сенокос…

Неудивительно, что для визита в Нью-Йорк она выбрала один из лучших отелей города. Вестибюль был декорирован невероятно пышно. Потолок, покрытый тонким слоем серебра, искрился инеем. Полы, стены и парадная лестница блистали глянцевым сиенским мрамором. Подъем и спуск гостей сопровождала вычурная балюстрада [1]. «Да, среди такой роскоши легко благоденствовать», – думал поверенный, предвкушая еще более зеленые пастбища: скорую встречу с королем Америки в его же замке.

Но вот, наконец, на верхней площадке лестницы появилась та, которую он ждал. В этом царстве карамельного мрамора и мерцающего серебра миссис Кэсси Чедвик чувствовала себя вполне непринужденно. Пока она спускалась, шелестя шелками, поверенный разглядывал ее: черные волосы, собранные в высокую прическу, загадочная улыбка на тонких губах, большие карие глаза. Круглое лицо расчерчено мелкими морщинками – следами 42 лет жизни.

«Неужели слухи не врут?» – чуть ли не в сотый раз спрашивал он себя. Как именно эта женщина связана со своим благодетелем? Следует убедиться в этом самому. Возможно, между ними двумя действительно есть некоторое сходство.

Послали за экипажем. Пока ждали, поверенный продолжал разглядывать спутницу, привычно отмечая признаки богатства, многочисленные и безошибочные. Меха, кружева, плюшевый бархат, ослепительные бриллианты. В обращении с деньгами женщины подобны решету. И такое решето теперь само идет к нему в руки! Сообразительный мужчина всегда сумеет выманить доллар-другой у богатой глупышки.

Наконец подали коляску. Миссис Чедвик назвала адрес: дом номер 2 на углу 91-й Восточной улицы и Пятой авеню. Под мерный стук колес поверенный вспоминал формулировку соглашения, которое составил для клиентки. По сути, это было дарение: вторая сторона обязалась безвозмездно передать ей семь миллионов долларов. Но что за вторая сторона? Похоже, не кто иной, как Эндрю Карнеги.

Поверенный, как всегда, остался доволен своей работой. Но его мучили вопросы. Откуда миссис Чедвик знает богатейшего человека в мире? И почему Стальной Король дарит ей семь миллионов долларов? К тому времени, когда экипаж подъехал к дому номер 2 на 91-й Восточной, он так и не пришел к каким-либо выводам.

Впереди возвышался особняк Карнеги: три с половиной этажа из красного кирпича и лаконичного белого камня в почти идеальной симметрии. Поверенный поймал себя на том, что зыркает во все стороны, жадно впитывая каждую деталь открывшегося перед ним зрелища. Глаза остановились на великолепном медно-стеклянном навесе над парадной дверью. Когда коляска затормозила, на хрустальной поверхности навеса сверкнули солнечные блики.

Поверенный первым поднялся с сиденья. Сердце учащенно забилось. Он ни за что не упустит такую возможность. Он уже сделал блестящую карьеру – весь Кливленд знал и уважал его как опытного юриста. Но деловые отношения с Эндрю Карнеги откроют двери, о которых он и не мечтал прежде. Этот человек мог просто…

Но миссис Чедвик вдруг подняла руку, останавливая его. Возможно, сказала она, слегка шепелявя, будет правильнее, если она войдет одна. В конце концов, встреча сугубо личного характера. Такие деликатные дела лучше решать приватно. Да, если подумать, именно так и следует поступить. Тем более что все детали договора уже согласованы. Осталось только получить подпись Эндрю Карнеги, что она, конечно же, может сделать и сама.

Поверенный неохотно опустился обратно на сиденье. Миссис Чедвик излучала уверенность в себе. В конце концов, она была его клиенткой, а не Карнеги. Именно она отчисляла ему гонорары – к слову, заоблачные, – она платила за его проживание в одном из самых красивых отелей Нью-Йорка. С тяжелым вздохом он наблюдал, как миссис Чедвик прошла по дорожке, шелестя шелковыми юбками, и постучала в огромную парадную дверь резиденции Карнеги. Через несколько секунд ее впустили.

Прошло 20 минут. Поверенный ждал в экипаже, чувствуя себя ребенком, которого выставили из комнаты, чтобы взрослые могли поговорить о делах. Он всматривался в обрамленные камнем окна в надежде разглядеть плоды торговли сталью. Газеты сообщали, что Карнеги установил внутри лифт. Подумать только, лифт в собственном доме! Поверенный прислушался: кажется, и вправду слышен механический гул. Миссис Чедвик сказала, что это личное дело. Деликатное. А насколько деликатное? Насколько личное? Все эти слухи просто не могли быть правдой. Но все же было очень любопытно.

Миссис Чедвик вернулась, буквально светясь от счастья. Карие глаза сверкали, на лице расплылась торжествующая улыбка. «Дело сделано», – объявила она, сев в экипаж. Эндрю Карнеги подписал соглашение. И так безмерно богатая женщина стала богаче еще на семь миллионов долларов.

Коляска покатила обратно, к золоченому великолепию Holland House. Всю дорогу до отеля поверенный наблюдал за сияющей спутницей и диву давался. По Кливленду уже ползла молва о том, кто такая миссис Чедвик на самом деле. Увидев своими глазами, как она является в дом Карнеги, когда заблагорассудится, он был готов поверить слухам. И чем больше размышлял, тем правдивее они ему казались. Да, все сходилось.

К концу поездки поверенный уже изнывал от нетерпения. Как только вернется в Кливленд, расскажет эту историю всем знакомым. Скоро весь город будет знать то, что пока известно только ему: миссис Кэсси Чедвик – внебрачная дочь Эндрю Карнеги [2].

Глава 1

Наследница Бигли

1858–1882 гг.

Когда на другом конце улицы показался изящный черный экипаж, Элизабет Бигли поняла: за ней приехали. Еще до того, как мужчина в элегантном сюртуке оказался у двери ее дома, она точно знала, что он скажет. На самом деле ее зовут не Элизабет Бигли. Она вовсе не Бигли. Люди, которые растили ее на протяжении 11 лет, ей даже не родня. Она куда более благородных кровей.

Ее мать и отец, упокой Господь их души, погибли в результате ужасного несчастного случая. Бигли – соль земли, милая скромная семья, вырастили ее в своем милом скромном доме. Однако пришла пора ей занять свое место среди настоящих родственников.

Она потянулась за накидкой, невзрачной и потрепанной, но мужчина в сюртуке остановил ее – такая одежда ей больше не подходит – и вручил блестящие меха. Пока они шли к экипажу, он объяснил, что ее состояние невелико. Всего три миллиона долларов. Но, конечно, есть еще особняк, фамильные драгоценности и железнодорожные акции… Бога ради, что это за грохот?

Элизабет – девушка, которая позже станет Лили Спрингстин, Элис Бестедо, Мейзи Багли, Лидией Девер, но в основном Кэсси Чедвик – растерянно моргнула. Мужчина в сюртуке и меха исчезли, экипаж превратился в голую стену [1]. Где-то наверху со скрипом отворилась, а затем громко захлопнулась дверь: это ее братья и сестры куролесят, как всегда. А за спиной застыла старшая сестра Элис, наверняка недоумевая, слышала ли младшая хоть слово из того, что она ей говорила. Кэсси – так мы будем ее называть – вздохнула. К сожалению, не сегодня. Проходя обратно в дом мимо насупленной Элис, она все еще ощущала пушистую нежность меха. Не сегодня, но когда-нибудь. В будущем.

Для девушки из Иствуда, маленького городка в канадской провинции Онтарио – родины Кэсси, будущее представляло собой фермерский дом в округе Оксфорд [2], мужа и непрерывный поток детей. Женщины, родившиеся в Канаде 1840-х годов, за десять лет до появления на свет Кэсси, в брак вступали в среднем в 26 лет [3]. Если бы она выбрала супруга из Иствуда, то, скорее всего, он был бы фермером или работником лесопилки. Придерживаясь средних по стране показателей, она бы родила пятерых или шестерых детей. Которых пришлось бы растить, причем одновременно с ведением хозяйства. Именно этим и занимались женщины. Их руки были созданы для того, чтобы подметать, шить, стирать, варить варенья и солить соленья [4].

Жители Иствуда не могли похвастаться глубоким знанием мира, но кое в чем были уверены на все сто. Они знали, что их немного, всего полтораста человек, плюс-минус. Знали расписание поездов Большой Западной железной дороги, у которой ютился их неказистый деревянный вокзал. В точности различали жужжание и древесный аромат иствудских лесопилок. А еще они знали, что девушке, которой предстояло стать Кэсси Чедвик, не место в их городке.

В том, что она не вписывалась в их рамки, семья была не виновата. Ее отец и мать, Дэниел и Мэри Энн, обрабатывали землю и растили детей точно так же, как и все остальные жители Иствуда. Ее родные братья и сестры – старшие Элис и Энни, младшие Дэниел, Уильям, Мэри Джейн, Эмили и Ретта [5] – не отличались от других детей. Семья Бигли вела ничем не примечательную жизнь [6] в тихом уголке Онтарио. Пока не появилась Кэсси.

В школе она не пользовалась популярностью [7]. О да, все знали, что она умная. Самая умная в классе. Только она была странной. Всем девочкам нравились красивые платья – а Кэсси была одержима ими. Все девочки восхищались дорогими украшениями, которые случалось увидеть, – а Кэсси буквально бредила ими. Она нередко впадала в транс, и одноклассники пугливо перешептывались: о чем она думает, уставившись куда-то вдаль? Разве может человек думать так долго? А вдруг она сумасшедшая? Иствуд попросту не понимал Кэсси.

Ей был 21 год, когда она заявилась в парикмахерскую в соседнем Брэнтфорде, хлопнув дверью так, что все повернулись в ее сторону, и попросила постричь ее коротко. Как мальчика. Когда парикмахер закончил работу, она глянула вниз, на пол вокруг кресла, покрытый темно-каштановыми локонами, и спросила, нельзя ли ей сделать накладные усы. Из салона Кэсси вышла усатым парнем.

Она уже поняла, что единственный способ получить желаемое – это деньги. А лучший способ получить деньги – стать мужчиной. Кэсси шагала по улицам Брэнтфорда с высоко поднятой головой, стараясь ступать шире и чуть в раскачку. Оказалось, быть парнем не так уж трудно. Она уже предвкушала тысячи новых возможностей. Взвешивая на ладони тяжелые золотые часы, Кэсси вошла в ломбард.

До сих пор неизвестно, что же ее тогда выдало. Быть может, недостаточно низкий голос или, наоборот, слишком низкий. А может, усы отклеились. Владелец ломбарда ей об этом не сообщил. Возможно, сообщил полицейскому, которому немедленно позвонил, но тот тоже ничего не объяснил. Молчал и мистер Бигли, последний из тех, кто был вызван на место происшествия. Кэсси плелась домой вслед за отцом, ощущая голым затылком прохладный ветер, и размышляла над новой задачей. Решение преобразиться было правильным: оставаясь Элизабет Бигли, она ничего не достигнет. Скорее всего, она выбрала неподходящий образ [8].

Прошло несколько месяцев, пока ее волосы отросли настолько, чтобы их можно было закрепить заколками. Слава небесам хотя бы за это. Не так уж много женщин разгуливали по Иствуду без пышной копны на голове, и ее короткая стрижка неизменно привлекала всеобщее внимание. Теперь же, приближаясь к галантерейной лавке, Кэсси, возможно, слегка нервничала, но уже по другому поводу: то, что она задумала, могло привлечь к ней внимание совсем иного рода.

Галантерейные магазины, как правило, представляли собой тесные помещения, битком забитые всевозможными товарами. Вдоль стен тянулись полки, от пола до потолка, заставленные банками, жестянками, пакетами и ящиками. На прилавках пестрели ярды тканей для пошива одежды, рулоны премилых лент и коробки с пестро украшенными гребнями, по углам грудились деревянные ящики с разными бутылками. Обычно Кэсси приходилось несколько минут заниматься математическими вычислениями, прежде чем сделать окончательный выбор. Сколько ярдов ситца она может себе позволить? А батиста? Достаточно, чтобы сшить платье, или хватит только на юбку? Останутся ли деньги на гребень? Но сегодня она брала все без разбора.

Вывалив на прилавок гору всякой всячины, Кэсси пододвинула покупки продавцу, и тот назвал счет: 250 долларов. Обычно она расплачивается наличными, но в настоящее время оказалась в неловком положении, смущенно пояснила Кэсси и достала из сумочки маленькую карточку. Продавец с сомнением приподнял бровь, но прочитал: «Мисс Бигли, наследница состояния в 18 000 долларов». Она тем временем торопливо продолжила: недавно умерший родственник оставил ей 18 000 долларов. Теперь это ее деньги, но, к сожалению, юридической волокиты никак не избежать – все эти суды, адвокаты… Она снова полезла в сумочку и на этот раз извлекла листок бумаги. Это было долговое обязательство на крупную сумму для мисс Элизабет Бигли, подписанное фермером из Брэнтфорда. Примет ли мистер это в качестве оплаты? Кэсси затаила дыхание, пока продавец изучал расписку.

Она вышла из магазина ликуя, с целой грудой покупок в руках. Сработало! Крепче прижав к груди многочисленные свертки, она поспешила вниз по улице [9].

Кэсси уже успела понять, что самый простой способ получить деньги – это иметь их. Обычные правила не распространялись на богачей. Состоятельные люди существовали в другом мире. Все знали, что они расплатятся – не сейчас, так потом. А другие просто хотели получить свою долю прибыли. Поэтому Кэсси напечатала визитные карточки, сочинила долговые расписки – письменные обещания выплатить определенную сумму в определенный срок – и подписала их от имени нескольких местных фермеров. Владельцы магазинов брали их вместо денег, чтобы позже обналичить в банке.

Обычно такая бумажка имела силу договора. Скажем, 1 мая 1880 года Мэри попросила у Джона взаймы 100 долларов. В обмен на деньги она могла выдать расписку, в которой обещала выплатить Джону 100 долларов плюс 5 % годовых к 1 мая 1881 года. Если все шло хорошо, 1 мая 1881 года Джон вручал Мэри расписку, и она выплачивала ему 100 долларов плюс пять долларов в счет процентов. Таким образом Джон получал пять долларов прибыли.

Но если бы Джону понадобились деньги до 1 мая 1881 года, он мог отдать расписку банку в обмен на ссуду. Банк одолжил бы Джону 100 долларов, зная, что он их вернет, когда получит от Мэри. Если бы Джон не выплатил банку долг 1 мая 1881 года, банк вручил бы расписку Мэри, и она заплатила бы 105 долларов банку, а не Джону. Расписки использовались и для частных займов: Джон, например, мог получить ссуду у Сьюзи, передав ей расписку Мэри.

Но если подобное долговое соглашение было липовым, вся схема рушилась. Если, скажем, выяснялось, что Джон подделал расписку Мэри, то, получив ее от Сьюзи, Мэри просто в замешательстве чесала затылок. Джону грозил арест, а Сьюзи оставалась без своих 100 долларов.

План Кэсси сработал блестяще. По мере того как распространялась молва о перепавшем ей наследстве, раздавать расписки становилось все легче. Она даже уговорила соседа, мистера Расселла, заверить подделанный ею вексель в банке [10]. Его подпись на обороте повысила ценность документа для банка, ведь мистер Расселл поручился за его подлинность. Это означало, что в случае чего он сам обязан будет выплатить банку кредит в размере 500 долларов, предоставленный Кэсси. Она заверила мистера Расселла, что опасаться нечего: уже совсем скоро наследство поступит в ее распоряжение. А ведь банков, передающих друг другу те самые 500 долларов, можно было задействовать сколько угодно – и ни в одном ничего не заподозрили бы.

Окрыленная успехом, Кэсси решила приобрести фисгармонию. Она видела фабрику Thomas Organs [11] – гигантский куб вблизи железнодорожных путей в Вудстоке. Даже снаружи была слышна какофония настраиваемых инструментов. Наконец-то, благодаря фальшивым визиткам и распискам, она тоже могла позволить себе такую роскошь.

И ее мечта почти сбылась. Увы, у нее не оказалось необходимой суммы наличными – не хватало 125 долларов. Элизабет Бигли не смогла бы добыть недостающее. Но мисс Лиззи Бигли, владелица завещанных ей 18 000 долларов, не нуждалась в деньгах для совершения покупок. Мистер Томас принял ее личную расписку с обещанием оплатить остаток чуть позже. Долги ее не пугали. Теперь она знала, как раздобыть наличные: она могла взять кредит в банке, отдать деньги мистеру Томасу, а затем найти другой банк или человека, который выдаст ей еще один кредит для погашения первого.

Схема работала до тех пор, пока не перестала работать. Торговцы, которые не смогли заставить банки обналичить ее расписки, начали выражать недовольство. Кэсси объясняла им, что это не проблема: юридическая волокита с передачей наследства все еще тянется, но в конце концов она получит свои деньги, просто нужно еще немного подождать. Однако наличные поступали уже не так легко, как раньше. Очевидно, новообретенная репутация богатой наследницы имела предел. Не всякий банк принимал ее векселя. Только бы никто не подверг их сомнению – вот что было главное.

Афера застопорилась из-за долга фабрике Thomas Organs. Сначала мистер Томас принял оправдания Кэсси – почему она пока не в состоянии заплатить, – но быстро потерял терпение. Тогда она вручила ему два векселя: один, подписанный Чарльзом Хейвордом, на 100 долларов, а другой, подписанный Рубеном Киппом, на 300 долларов. Поддавшись искушению, она попросила мистера Томаса обналичить векселя и отдать ей сдачу. Деньги нужны были позарез, и только это сейчас беспокоило Кэсси. Но изготовитель фисгармоний не поддался на ее уговоры.

В этот раз, завидев наряд полицейских, Кэсси уже точно знала, что пошло не так. Когда ее арестовали по обвинению в подделке финансовых документов, она, пожалуй, горевала лишь об одном: что люди, чьи имена она использовала, в конце концов прознали об этом. Можно ли было этого избежать? Кэсси не сомневалась, что способ есть, надо только его найти.

Суд состоялся несколько недель спустя, в последние дни марта 1879 года. Когда Кэсси подходила к зданию суда в Вудстоке, весна казалась ей одновременно близкой и далекой, неотвратимой и невозможной. В животе порхали бабочки. Она переступила порог и попала в сцену из ночного кошмара.

Зал суда был переполнен. Окинув взглядом просторное помещение, Кэсси не увидела ни одного свободного места. Незнакомые люди с любопытством пялились на нее. Некоторые указывали на нее пальцами, другие поворачивались, чтобы получше разглядеть. Гул голосов, перемежаемый смехом, разносился вокруг.

Кровь мгновенно прилила к лицу. Кто все эти люди, эти стервятники? Что они знают о ней? Ей вдруг остро захотелось подобрать юбки, развернуться и убежать. Но какой смысл? Ее все равно поймают и притащат обратно силой. Не глядя по сторонам, Кэсси направилась к скамье подсудимых.

Адвокат Эштон Флетчер, представительный мужчина в черном костюме, сообщил суду, что будет ссылаться на невменяемость клиентки. Щеки Кэсси вспыхнули еще сильнее. Хищные взгляды впивались в нее со всех сторон, оценивая разумность каждого ее движения. Как же это отвратительно, думала Кэсси. Если удастся провернуть предложенный защитой сценарий, весь округ Оксфорд будет считать ее сумасшедшей. И все же это лучше, чем тюремная камера.

Сам процесс запомнился ей отдельными смазанными картинками. На трибуне свидетелей один за другим мелькали знакомые лица: владельцы магазинов, которые ей благоволили, банкиры, принимавшие ее расписки. Мистер Расселл был вынужден выплатить кредит в размере 500 долларов, который она взяла в банке. Пусть теперь злится на мистера Томаса: если бы изготовитель фисгармоний проявил чуть больше терпения, она бы нашла деньги. А еще были люди, чьи фамилии она выводила на фальшивых векселях. Удивленно пожимая плечами, они клялись, что никогда ничего не подписывали и ничего не знают об этом деле.

Присяжные совещались целых два мучительных часа. Кэсси ждала. Перспектива провести ночь на жесткой койке в холодной тюремной камере, должно быть, все отчетливее маячила перед ней. Она обманула профессиональных банкиров и коммерсантов. Кто поверит, что она состряпала столь убедительные документы, будучи в невменяемом состоянии? К тому времени, когда вернулись присяжные, даже стальные нервы Кэсси были на пределе.

И наконец, слава небесам, она услышала, как секретарь суда вслух зачитал: «Невиновна». Какое облегчение! Очевидно, столь стремительное умопомешательство никого не удивило – речь ведь шла о женщине [12].

И снова фермерский домик родителей. Снова шум и теснота и явный избыток Биглей, снующих вверх-вниз по лестнице. Кэсси отращивала волосы и размышляла о своем положении. Постепенно дом начал пустеть. В ноябре 1879 года умер отец. Почти год спустя уехала старшая сестра Элис – вышла замуж за Стэндиша Милтона Йорка, торговца машинным оборудованием.

Схема с фальшивыми векселями и визитными карточками была вполне рабочей – в этом Кэсси по-прежнему не сомневалась. Это было так реально – путешествовать по миру с визитками в сумочке, слыша, как вслед тебе по улице разносятся вздохи: «Богатая наследница!» Однако в родном городке ее провожали совсем другими словами: «Лгунья, мошенница, сумасшедшая…»

Настало время перемен. Иствуд больше ни на что не годился, а громкий судебный процесс перекрыл все возможности развернуться где-либо поблизости. Элис и ее муж переехали в большой город Кливленд, штат Огайо. Каким бы ни был этот Кливленд, сказала себе Кэсси, он должен быть лучше Иствуда.

Глава 2

Деньги – не главное!

1859 г.

Войдя в дом мистера Скотта, Карнеги не мог не заметить царившей там суматохи. Босс готовился к переезду. Комнаты без диванов и столов выглядели голыми, пустые книжные полки зияли по углам, словно беззубые рты. Неприятный вид, действующий на нервы. И столько пыли в воздухе! Карнеги раздраженно чихнул.

Разумеется, он был рад за босса. Мистер Скотт станет отличным вице-президентом Пенсильванской железной дороги. Но его беспокоило собственное будущее. Шесть лет Карнеги был правой рукой мистера Скотта, а кем он будет теперь? Похоже, он вернулся к тому, с чего начал много лет назад, сойдя с парохода в Нью-Йорке, – с положения безработного иммигранта.

Мистер Скотт был в своем кабинете. Он поприветствовал Карнеги и жестом пригласил сесть. Карнеги опустился на стул. Сердце учащенно забилось. Сейчас босс либо попросит его последовать за ним в Филадельфию и продолжить работу в качестве секретаря, либо…

Мистер Скотт устроился в кресле за письменным столом, и некоторое время они обменивались любезностями. В поведении босса не было ни малейшего намека на дальнейшую судьбу Карнеги. Да и выглядел он как всегда: светлые волосы аккуратно причесаны, длинные бакенбарды почти скрывают уши, лицо безмятежно.

Наконец он перешел к делу. Его место здесь, в Алтуне, по-видимому, займет Енох Льюис. Карнеги знал, что мистер Скотт идет на повышение. И все равно мысль о том, что кто-то другой заменит его в Алтуне, была неприятна. Что еще хуже, руководство компании могло решить, что Карнеги лучше остаться с мистером Льюисом, чем следовать за мистером Скоттом. Но он не мог представить себя на службе у другого начальника. Особенно учитывая, что и сам бы справился с работой управляющего, несмотря на молодость.

– А что до вас… – сказал мистер Скотт. Карнеги замер на краешке стула. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем уста наставника изрекли вердикт: – Как полагаете, вы смогли бы возглавить Питтсбургское отделение?

Карнеги ответил чуть ли не раньше, чем босс закончил вопрос, не успев его даже осмыслить:

– Полагаю, что смогу.

– Хорошо, – продолжил мистер Скотт. – Мистера Поттса переводят в транспортный департамент Филадельфии, и я рекомендовал вас президенту компании в качестве преемника Поттса. Президент согласился взять вас на испытательный срок. Какую зарплату вы бы хотели получать?

Начальник Питтсбургского отделения – прежнее место службы самого мистера Скотта! Карнеги захлестнуло приливом энергии. Он был готов приступить к работе немедленно. У него будет собственный отдел! Ему будут подчинятся. На всех указах из Питтсбурга в Алтуну будут стоять инициалы Э. К… Хм, зарплата?

Что же ответить? Цифры хаотично мелькали в голове. Что, если он попросит 1000 долларов в год, в то время как мистер Скотт был готов предложить 1100? Или даже 1200? Да, непростая задача. Как сохранить вид разумного и благодарного служащего, но при этом не обделить себя?

– Зарплата, – наконец сказал Карнеги, – не имеет значения. Мне нужна не зарплата, а место. Служить в Питтсбургском отделении на вашей прежней должности – это уже большая честь. Вы можете назначать мне жалованье, какое сочтете достойным, пусть даже не больше того, что я получаю сейчас.

Ну вот, как-то так. Должно сработать.

– Что ж, – ответил мистер Скотт, – когда я там служил, то получал 1500 долларов в год, а мистер Поттс получает 1800. Думаю, будет правильно, если вы начнете с 1500 годовых, а через некоторое время, если будете хорошо справляться, получите 1800 долларов. Такое условие вас устроит?

Полторы тысячи долларов. Это было в два раза больше, чем он зарабатывал сейчас. Больше, чем в два. Карнеги быстро прикинул, какие возможности открывают перед ним 1500 долларов в год: в какой дом он сможет перевезти мать, куда инвестировать. А 1800 долларов – вопрос ведь только в том, когда он их заработает, а не если – позволят взлететь еще выше. Если он правильно разыграет доставшиеся ему карты, то когда-нибудь, возможно, станет президентом всей Пенсильванской железной дороги. Разве это не здорово? Он, Карнеги, оставит свой след в истории.

– О, пожалуйста, деньги для меня не главное! – воскликнул он [1].

Глава 3

Первый доктор

1882–1887 гг.

По преданию, на глубине озера Эри обитает огромная скользкая тварь. Местные прозвали ее Бесси. Она выплывала на поверхность, сверкая чешуей, и даже ползала по берегу, но исчезала, стоило только человеку ее заметить. Судоходцы до дрожи боялись ее: их пули проходили сквозь змееподобное тело, не причиняя вреда. Чешуя Бесси отливала то ли медью, то ли серебром. Размер чудовища тоже вызывал споры. Одни говорили, что в длину оно футов 16, другие – что 30 или даже 60[2]. Так или иначе, про чудовище по имени Бесси здесь знал каждый [1]. К моменту приезда Кэсси в Кливленд этот город уже привык дрожать в страхе перед женщиной.

Чтобы добраться до Кливленда, Кэсси пришлось преодолеть темные воды озера Эри. В 1882 году сделать это было куда проще, чем в недалеком прошлом. Озеро огибали сотни миль железнодорожных путей, и все, что требовалось для путешествия – билет.

Кэсси высадилась в Кливленде, который менялся буквально на глазах, как кусок глины в руках гончара. Конец Гражданской войны[3] и появление железных дорог способствовали такому стремительному росту населения, что Лесной Город буквально трещал по швам. С 1870 года его население почти удвоилось, а в 1880-м насчитывало уже 160 146 человек. В период с 1900 по 1910 год число жителей Кливленда снова выросло почти вдвое, и он стал двенадцатым по величине городом в Соединенных Штатах [2].

Страна и сама росла резкими скачками – по мере того, как иммигранты из Южной Европы просачивались через ее границы. Хотя большинство европейцев оседали в Нью-Йорке, некоторые все же устремлялись на запад и в конце концов добирались до Кливленда. Внезапно в разных районах города образовались целые иностранные общины: русские евреи, итальянцы, австро-венгры, словаки. А людской поток все не иссякал. Кливленд раздавался в ширь до середины XX века [3].

Вновь прибывших ждало множество рабочих мест. Город превратился в скопление металлургических предприятий. Заводы в его окрестностях росли как грибы после дождя: Otis Steel, Pickands Mather & Company, The Cleveland Rolling Mill Company и другие. В 1880 году на сталелитейных заводах трудились 28 % рабочих Кливленда. По данным статистики 1884 года, 147 предприятий города были так или иначе связаны с черной металлургией [4]. Городские власти так обеспокоились тем, что тяжелая промышленность вскоре совсем лишит Кливленд тихих живописных уголков природы, что в 1870 году стала выделять государственные средства на разбивку парков.

А еще Кливленд, как и всю страну, наводнили разного рода сообщества и тайные организации. Известные люди вступали в такие братства, как «Рыцари Пифия», «Чудаки», «Рыцари Колумба» и прочие. Самыми привилегированными среди них считались масоны. Масонами были такие знаменитости, как Теодор Рузвельт, Джон Джейкоб Астор, десятки президентов и королей. Если человек принадлежал масонской ложе, значит, обладал определенным влиянием на местном уровне и, скорее всего, немалыми деньгами.

Так что железо и сталь построили не только железные дороги, но и американский высший свет. В статье газеты New York Tribune за 1892 год приведен список 68 самых богатых людей Америки, 53 из которых были кливлендцами [5]. По мере того как в городе и его окрестностях появлялось все больше и больше миллионеров, возник новый социальный класс. В Нью-Йорке сливки общества составляли не больше 400 человек. Кливлендские богачи позаимствовали это число. В перерывах между шоппингом в центре города, проведением роскошных балов и посещением театров 400 жителей Лесного Города старательно лепили собственную версию высшего света. Появились такие издания, как Cleveland Town Topics и Cleveland Blue Book[4], в которых подробно описывалась жизнь и деятельность местной элиты. Зародилось немало общественных организаций, например, кливлендское общество коллекционеров книг Rowfant и знаменитый клуб Union. И, конечно же, возводились роскошные дома.

К 1880-м годам значительную часть миллионеров Кливленда можно было встретить на одной улице – Эвклид-авеню. Вдоль дороги на многие мили тянулись особняки в разных стилях. Вычурные викторианские дома соседствовали с неоклассическими колоннадами, строгие георгианские – с величественными строениями в колониальном стиле [6]. Две шеренги вязов раскинули ветви над тротуарами. В конце XIX и начале XX века все больше богатых семей пускали свои золотые корни в Ряду Миллионеров, как еще называли Эвклид-авеню: здесь жили Мазеры, Чисхолмы, Ханны, Сквайры, Эверетты и, конечно же, самые известные среди них – Рокфеллеры [7].

Прибыв в прекрасно обставленный особнячок своей сестры Элис – дом номер 503 на Супериор-стрит [8], – Кэсси принялась впитывать ее жизнь с неуемной жадностью. Муж Эллис, Стэндиш Йорк, был успешным дельцом и уважаемым масоном [9]. Кэсси неустанно изучала город, заглядывая во все уголки и щели, и вскоре поняла, насколько пресной была жизнь Элис на самом-то деле. В Иствуде или Вудстоке Стэндиш Йорк, возможно, и считался бы крупным промышленником, но в Кливленде он мало значил.

Одной прогулки по Эвклид-авеню было вполне достаточно, чтобы пробудить в человеке самые потаенные амбиции. А Кэсси свои никогда особо и не скрывала. Увитые плющом стены особняков были совсем рядом – рукой подать. Причем некоторые из обитающих в них миллионеров, как она не преминула выяснить, отнюдь не родились миллионерами. Они просто вложили немного денег в прибыльные предприятия: в железнодорожную компанию, которая собиралась расширяться, или сталелитейный завод, который только что подписал эксклюзивный контракт. Как говорится, поставили на правильную лошадь. Нет, Ряд Миллионеров не был так уж недосягаем. Попасть туда мог любой, кто обладал достаточной смелостью и каплей везения.

И деньгами, конечно же. Без них ничего путного не добьешься. Едва поселившись в доме Элис, Кэсси сосредоточилась на решении финансовой проблемы. Поскольку люди еще помнили судебный процесс в Иствуде, она не решилась повторить аферу с фальшивыми расписками. Просить денег у сестры тоже не могла, по крайней мере, в тех количествах, в которых нуждалась. Тем не менее, она все же нашла способ, как извлечь пользу из «бедного королевства» Йорков.

Ростовщик приблизился к дому номер 503 на Супериор-стрит, не скрывая профессионального любопытства. Дом респектабельный, в зажиточном районе. Миссис Йорк обмолвилась, что испытывает лишь временные финансовые затруднения и, судя по всему, не солгала.

Хозяйка сама открыла ему дверь, поздоровалась тепло, с улыбкой. Взгляд темных глаз был ясен, поведение – непринужденным. Что ж, еще один хороший знак. Человек его рода деятельности способен с первого взгляда распознать отчаяние: бегающие глаза, беспокойные руки, торопливая речь. Однако миссис Йорк говорила медленно, слегка шепелявя.

Она провела его по дому, демонстрируя мебель. Вот этот диван стоит не меньше того, сколько она хотела бы получить, и этот шкаф тоже. Или обеденный стол – он тоже может послужить залогом. В общем, есть из чего выбрать. Вся мебель качественная, добротная. Но если, невозмутимо продолжала миссис Йорк, нужен кто-то, кто мог бы поручиться за ее репутацию – о да, она понимает, что это необходимо, – то пусть поспрашивает ее соседей. Она уверена, что их отзывы о миссис Йорк будут исключительно положительными.

Ростовщик указал на один из предметов мебели: «Вот, этого вполне достаточно». Если миссис Йорк вовремя не вернет ему деньги с процентами, он это заберет. «Очень хорошо», – кивнула она.

Он протянул ей пачку банкнот, уверенный, что совершил очень выгодную сделку.

Некоторое время назад Кэсси обнаружила, что в Кливленде немало ростовщиков, которые выдают краткосрочные займы, получая прибыль от процентов [10]. К ее большой радости, дом Элис и Стэндиша был битком набит дорогой мебелью, пригодной для залога: диванами, кушетками, столами, конторками. Кэсси стала брать ссуды под залог имущества Йорков, всякий раз у других ростовщиков. Обычно она просила не больше 100 долларов – сумма не сказать чтобы существенная, тем не менее деньги накапливались. Наконец-то у нее появилась возможность закрыть самую острую из своих нужд – обновить гардероб…

Стэндиш совершенно зря так разозлился на нее. Она ведь ничего не украла: ни его мебель, ни деньги. Она выплатит все долги, дайте только время. Ну право же, ее финансовые дела его совершенно не касаются! Такими словами Кэсси пыталась унять несоразмерный гнев, обуявший ее шурина, когда он узнал, каким образом она получала займы. Однако Стэндиш был неумолим. Он потребовал, чтобы она убралась вон из его дома, причем немедленно [11].

Спрятавшись в тени стройного дерева на углу Супериор-стрит, Кэсси крепко сжимала сумку побелевшими от напряжения пальцами. Случившийся конфуз меньше всего волновал ее. Элис и Стэндиш наверняка предполагали, что она отправится прямиком на вокзал и сядет на первый же поезд, идущий на север, в Иствуд. Однако перед ней простирался огромный город! Да, положение было трудным, но все же не безвыходным. Кэсси не собиралась покидать Кливленд. Вопрос был только в том, где найти жилье.

Она быстро прикинула разные варианты. Если бы она вернулась в Иствуд, новость об изгнании мгновенно облетела бы всю округу. Куда бы она ни пошла, ее бы встречали пристальными взглядами, сочувственными или осуждающими, исподтишка или открыто. Они бы преследовали ее на каждом шагу, словно тень. Но здесь, в Кливленде, достаточно было свернуть за угол, чтобы избавиться от прошлого.

Оказалось, здесь полно жилья: можно было снять комнату в пансионате или арендовать квартиру. Какое-то время Кэсси жила в Argyle Building – в доме номер 367 на Эвклид-авеню [12]. Затем снимала комнату у миссис Мэттисон на Мичиган-стрит [13]. Оставив сестре самой разбираться с Элизабет Бигли и ростовщиками, она стала миссис Скотт, несчастной женщиной, которую обстоятельства разлучили с мужем. Мебель миссис Мэттисон помогла ей получить еще несколько займов. Но арендная плата требовала более надежных источников дохода. Пришлось срочно придумать новый промысел.

Даже в самых смелых мечтах Кэсси не могла представить, что люди готовы платить такие деньги за обыкновенную ложь. В прошлом ее богатое воображение навлекало на нее одни лишь неприятности: чуть отдалишься от четких неопровержимых фактов, и тебе сразу перестают верить. Но стоит назваться экзотическим именем – скажем, мадам Ле Роз [14] – и начать говорить загадками, и сможешь провернуть любую хитрость, какая только придет в голову. Прикинься ясновидящей – и деньги сами поплывут в твой карман.

Клиенты восторгались ее прорицательским даром. «Мадам Ле Роз, – твердили они, – знает такое, чего ну никак не может знать!» Эти люди считали себя непроницаемыми, однако Кэсси с легкостью читала их мысли. Она гадала не по ладоням, не по хрустальному шару, а по лицам. Ставки в этой игре были куда выше, чем в карточных играх – юкре или висте[5]. И в большинстве случаев она выигрывала.

Однако Кэсси не собиралась довольствоваться ролью Элис Бестедо, или миссис Скотт, или даже мадам Ле Роз. Ей еще много кем и много где хотелось побывать – даже не хотелось, а требовалось. И вот однажды, будучи мисс Лидией Бигли, проживающей в доме номер 14 на Гарден-стрит [15], она воочию узрела объект своих желаний.

Он был врачом, что немаловажно. Инвестировать во врачей так же выгодно, как в сталелитейные заводы и железные дороги. Доктор Уоллес Спрингстин [16] последние 18 лет жил в Калифорнии и лишь недавно вернулся в Кливленд, чтобы перенять медицинскую практику своего умершего брата, доктора А. Г. Спрингстина. И вот однажды в дверь его кабинета в доме номер 3 на Гарден-стрит вошла симпатичная темноглазая женщина. Она представилась Лидией Бигли. Вскоре он уже называл ее Лили [17].

Кэсси видела его насквозь, так же, как мадам Ле Роз читала мысли своих наивных клиентов. Что нужно любому мужчине его положения? Привлекательная, благовоспитанная молодая женщина. Благодаря займам и спиритическим сеансам она могла предоставить ему все необходимые атрибуты как привлекательности, так и благовоспитанности.

Главное было добраться до алтаря раньше, чем у нее закончатся деньги. Кредиторы все больше нервничали. Элис сделалась почти такой же врединой, как и ростовщики. Очевидно, те стали являться к ней домой, требуя вернуть деньги либо отдать заложенную мебель. Элис настаивала, чтобы сестра немедленно разобралась со своими долгами, однако Кэсси пока что была бессильна что-либо предпринять. А укрыться, как обычно, на другой улице под другим именем тоже не могла, поскольку Уоллес ухаживал за ней.

И вот наконец Уоллес сделал ей предложение. Доктор хотел сыграть свадьбу весной, но Кэсси это никак не устраивало: денег осталось всего ничего. «Зачем тянуть с женитьбой?» – увещевала она жениха. – «Разве дополнительное время счастья может быть лишним?»

Они поженились 21 ноября 1882 года в доме невестки Уоллеса [18], и Кэсси вздохнула с облегчением. Она сделала это! Больше никаких пансионатов, никаких фальшивок, никаких ростовщиков. Доктор заплатит кредиторам, и на этом ее мытарства закончатся. Преисполненная ликования, Кэсси принялась распаковывать чемоданы.

Уоллес работал у себя в кабинете, когда дверь внезапно отворилась и вошла Элис Йорк, сестра Лили. Он тепло поприветствовал невестку и пригласил присесть. Мысли доктора были заняты молодой женой, которая осталась дома обустраиваться. Медовый месяц только начался, и он все еще смотрел на Лили сквозь розовые очки.

Его невестка, однако, не испытывала подобного восторга по отношению к сестре. Наоборот, была на нее очень зла. Элис сообщила Уоллесу, что ситуация стала совсем невыносимой [19]. Кредиторы не дают ей прохода: они лезут к ней в дом и требуют денег, диванов и письменных столов, размахивая у нее перед носом бумагами, которые якобы дают им право на ее вещи. Она понимала, что Уоллес совсем недавно женился на ее сестре, но больше не в силах терпеть. Не мог бы он оплатить хотя бы несколько долгов, ну пожалуйста?

Уоллес слушал, с каждой минутой все больше недоумевая. Кредиторы? Долги? Что за чушь несет эта женщина? Элис продолжала сетовать, а доктор – удивляться, пока обоих не осенило. Элис поняла, что ошиблась, предположив, что Уоллес знает о долгах ее сестры. А Уоллес понял, что влюбился в женщину, которая, похоже, была совсем не той, за кого себя выдавала.

Этот разговор стал началом конца. С каждым днем Уоллес все больше охладевал к ней. Сначала Кэсси думала, что ей только почудилось. Возможно, кто-то из ее кредиторов обратился к нему с просьбой оплатить ее счета, вот он и напрягся. Но это уже не имело значения. Они поклялись быть вместе навеки, брак официально оформлен. Доктор выплатит ее долги, а время охладит его гнев.

Чего не учла Кэсси, так это частных детективов [20]. Когда муж потребовал от нее объяснений, она ожидала вопросов о займах. Но Уоллес знал куда больше, чем ему могли рассказать ростовщики: ему стало известно ее прошлое. Правда ли, что Стэндиш Йорк вышвырнул ее из своего дома за то, что она брала займы под залог его мебели? И что в Вудстоке ее судили по обвинению в подделке документов? И что, боже упаси, она была признана сумасшедшей?

Впрочем, доктор Спрингстин больше не нуждался в ее ответах: нанятые им сыщики уже все разнюхали. И выслушивать ее объяснения он тоже не собирался. Она обманула его, выдавая себя за ту, кем на самом деле не была. В итоге вот уже который день в его дверь ломится половина ростовщиков Кливленда. Она должна немедленно покинуть его дом.

И Кэсси покинула дом доктора. Впереди ее ждали лишь бракоразводный процесс [21] и настырные ростовщики. Она пробыла миссис Уоллес Спрингстин всего 12 дней.

Отступление в Иствуд было сугубо стратегическим ходом. Но на долгом пути вокруг озера Эри Кэсси остановилась в Буффало [22]. Несправедливое решение доктора потрясло ее до глубины души. Чего тогда стоили все его клятвы – и нежным шепотом у алтаря, и на бумаге? «В богатстве и в бедности» – разве не это он обещал?

Однако все имеет свою цену, даже развод. Особенно для мужчины, которому важно поддерживать репутацию. Согласившись развестись и уехать из города, она уступила ему в главном. Но, быть может, ей удастся вернуть хотя бы часть потерянного?

Кэсси сняла номер в лучшем отеле, какой только мог предложить Буффало, и наняла адвоката. Тот отправил Уоллесу письмо от ее имени: его клиентка даст согласие на развод, только получив отступные – 6000 долларов. Но доктор мигом раскусил ее блеф. Кэсси не осталось ничего другого, как продолжить свое горькое отступление на другую сторону озера.

Однако Уоллеса, должно быть, не покидало беспокойство. Что, если Лили снова возьмется за старое? Если, сохранив его фамилию, продолжит занимать деньги, и очередь из ростовщиков протянется от двери его дома через весь квартал? От одной этой мысли его тут же бросало в дрожь. Что ж, существовал только один способ избавиться от тревоги – поставить Кливленд в известность о создавшемся положении.

Заметка в газете Cleveland Leader:

Настоящим предупреждаю кого бы то ни было не доверять моей жене и не предоставлять ей кров, поскольку с сегодняшнего дня я не буду оплачивать ее счета и выполнять ее обязательства.

Уоллес С. Спрингстин, Кливленд, 28 марта 1883 г. [23]

Между Кливлендом и фермерским домиком в Иствуде лежала пропасть, а полторы недели замужества теперь казались лихорадочным бредом. Кэсси уже поняла, что их брак был обречен изначально. Она влезла в долги, чтобы женить на себе доктора, но доктор развелся с ней, как только узнал о долгах. Вот уж точно игра не стоила свеч.

В Иствуде она пробыла недолго [24]: подождала, пока осядет пыль, затем села в поезд и отправилась обратно на юг, через границу США и Канады. О возвращении в Кливленд, конечно, пока не могло быть и речи. Но вокруг озера Эри были и другие города, связанные между собой железной дорогой. Подобно чешуйчатой Бесси, Кэсси пустилась на охоту вдоль берега.

Начала с Эри, штат Пенсильвания, небольшого города на южной стороне озера, почти напротив Иствуда. Туда она явилась в образе Мейзи Багли [25] – женщины богатой, но с кучей проблем. В данный момент она не имела доступа к собственным деньгам из-за юридических сложностей, к тому же была серьезно больна.

Кэсси продумала роль до мелочей. Она сняла номер в отеле Reed House [26], но была вынуждена скрывать восхищение его роскошью. Ведь для Мейзи Багли помпезные лестницы и лифты, шикарные будуары и слуги в ливреях были привычным зрелищем. Мейзи Багли, как и другие гости отеля, шествовала по широким коридорам без малейшего интереса. Только оставаясь одна в номере, она могла вдоволь наслаждаться окружающей ее красотой – пока ковыряла десны до крови.

Свою болезнь Кэсси, вернее Мейзи Багли, называла легочным кровоизлиянием. При виде крови, сочившейся у нее изо рта, новые знакомые приходили в ужас, а то и впадали в панику, если кровотечение не прекращалось. Ей требуется операция в Кливленде, объясняла больная, возлежа на груде одеял и подушек, но у нее нет денег даже на поезд, не говоря уже об оплате медицинских счетов. Вполне может статься, что она умрет прямо здесь, в отеле, от потери крови.

Вскоре Кэсси уже садилась в поезд с сумочкой, полной наличных и чеков. Она обещала вернуть долги, как только сможет, и даже оставила адрес, на который кредиторы могли писать ей. Но конец истории Мейзи она придумала еще до того, как отправилась на вокзал. На письма с просьбой вернуть деньги Кэсси отвечала: «Бедняжка Мейзи умерла две недели назад». Словом, она похоронила Мейзи и двинулась дальше.

Она переехала в пансионат в Кливленде, затем некоторое время жила в Янгстауне. Когда осенью 1886 года Кэсси вернулась в Кливленд, она была беременна [27]. Она выбрала другой пансионат, на этот раз в старом доме судьи Грисуолда на Эвклид-авеню, которым управляла миссис С. К. Гувер. Миссис Гувер была вдовой и, что самое важное, квалифицированной медсестрой.

Отцом ребенка, по словам Кэсси, был доктор Клингер. Разумеется, говорила она другим жильцам, мы женаты. Или, быть может, вы считаете меня дурной женщиной? К сожалению, доктор Клингер уехал, но оставил ее в надежных руках миссис Гувер. В глубине души Кэсси, возможно, переживала. Но она скорее умерла бы, чем призналась в том, что никакого мужа нет и не было. Это была просто ошибка. Просто мужчина, который остался в прошлом. Она больше не думала о нем. Теперь Кэсси тревожило лишь будущее: она одна и понятия не имеет, как ухаживать за ребенком.

Пришло время, и миссис Гувер на деле доказала свою квалифицированность. В сентябре Кэсси родила мальчика, которого назвала Эмилем. Через несколько недель она переселилась в дом миссис Джеймс Дуглас на другой стороне улицы. Наступили тяжелые дни, приходилось экономить на всем. Мать навещала ее, когда могла, и помогала чем могла. С Эмилем на руках Кэсси мало спала и еще меньше зарабатывала. Беспокойство снедало ее.

Ее новый общественный статус имел четкое определение: падшая женщина. Незамужних матерей ждала горькая участь, причем позор и отчуждение были наименьшими из зол. Кэсси, как и множеству других женщин ее положения, грозила нищета. Семья поддерживала ее, но Бигли и сами едва сводили концы с концами. Она могла бы найти пристанище в одном из двух кливлендских приютов для незамужних матерей: Retreat, который находился в ведении Христианской ассоциации молодых женщин, либо в родильном доме и детском приюте святой Анны. Там, в перерывах между проповедями, призывающими ступить на путь исправления, она бы училась шитью и работе по дому [28]. Как непохоже это было на отель Reed House! Он остался в другой жизни вместе с Мейзи Багли. Кэсси уже сама начала верить, что Мейзи и вправду была совсем другим человеком.

Снова переезд. Она перебралась от миссис Дуглас в дом на Эвклид-авеню. Там заболела и очутилась в больнице Lakeside [29]. Увы, ей нечем было оплатить счет за лечение, и больница забрала ее чемодан в качестве залога. Едва поправившись, Кэсси оставила чемодан, больницу и весь город позади.

Глава 4

Заигрывания

1874–1883 гг.

Ты начинал с нуля: с башмаков на босу ногу, голодной семьи и грубого акцента. Ты работал не покладая рук: заменял бобины на хлопчатобумажной фабрике за 1,20 доллара в неделю [1]; разносил телеграммы по улицам Питтсбурга за 2,50 доллара в неделю [2]; пахал на мистера Скотта на Пенсильванской железной дороге, а затем руководил подразделением компании в Питтсбурге. Пару-тройку раз удачно сыграл на бирже – отлично сыграл! – и вложил деньги в железо [3]. А затем занялся сталью. Ты не останавливался ни на миг, чтобы перевести дух. Не упускал ни единого шанса, хватался за все подряд. И в один прекрасный день стал миллионером [4].

Никто до этого не говорил Эндрю Карнеги, насколько слаще жизнь миллионера. Он ощутил, как изменился ее вкус, уже в Нью-Йорке, где поселился в 1870 году [5]. Еще слаще жилось в отеле Windsor на Пятой авеню, куда они с матерью переехали в 1874 году [6]. Все удовольствия, большие и маленькие, оказались в его распоряжении. У него был свой столик в первоклассном ресторане отеля. Вилла в горном курорте Крессон, штат Пенсильвания [7]. Отличные лошади для верховой езды. А еще женщины – много женщин.

Карнеги обнаружил, что женщинам нравятся миллионеры. Очень нравятся. Обаятельные светские красотки вдруг повылезали изо всех щелей. Они драпировались в бархат, шелк, кружева и шифон. Они стреляли сверкающими взглядами из-под длинных ресниц. Они смеялись и кокетничали. А ему все было мало.

К счастью, от Windsor до Центрального парка было рукой подать. Всякий раз, когда ему требовалась спутница для прогулки верхом на его прекрасных лошадях, достаточно было выбрать одну из женщин в длинном списке: у членов высшего общества Нью-Йорка было много дочерей [8]. Днем Карнеги отдыхал с ними на природе, а по вечерам приглашал на ужин или в театр.