Спецназ по соседству

Глава1

В моем доме ты будешь жить по моим правилам, юная леди! – бахает своей огромной ладонью по обеденному столу генерал Игнат Савельевич Виленский – по совместительству и к моему глубочайшему сожалению – мой отец. Припечатывает так внушительно, что среди посуды проходит дребезжащее волнение.

– Над твоими правилами даже десятилетний ребенок посмеется, а мне двадцать, пап! – зеркалю я отцовский жест. Вот только от хлопка моей скромной ладошки даже дурацкая чайная ложка на столе не подпрыгивает. Предательница!

– Я все сказал, – отрезает отец, поднимаясь и накидывая на свою внушительную фигуру китель. – Пока я тебя обеспечиваю, плачу за твою учебу, жилье и прогулки с подружками – я здесь власть в последней инстанции.

– Тиран ты в последней инстанции, – огрызаюсь я себе под нос.

– Что ты сейчас сказала?

– Что раз так, то я от тебя съеду! Понятно? И буду жить по своим правилам! – тоже подскакиваю на ноги и иду следом за родителем в коридор нашей огромной трешки в центре Питера. – Буду уходить, когда захочу, приходить, когда захочу и… ой! – Отец резко замирает, а я впечатываюсь носом в его спину.

– Съедешь? – переспрашивает он, медленно оборачиваясь.

– Съеду! – обещаю я.

– Замечательно. Давай. «Сказано – сделано» – разве не так я тебя учил, Аврора Игнатьевна? Действуй! Если, конечно, это не очередные пустые угрозы, чтобы привлечь мое внимание, – усмехается так, что по моей спине разбегаются мурашки.

– Не угрозы! – Упрямо задираю я ушибленную часть тела, хотя внутри все сжимается.

– Ну, вперед! – рубит папа. – Посмотрим, как долго ты продержишься на своих «правилах» без моей финансовой поддержки!

– Долго, ясно?! И мне вообще не нужны твои деньги! Я и сама могу…! – кричу я, но договорить, что я там «сама могу», не успеваю. Мои слова ударяются о закрывшуюся входную дверь. Класс! Как всегда, он просто берет и уходит, оставив последнее слово за собой. Но это ведь не честно! Я имею право выдвинуть встречные аргументы!

Я со злости топаю босой ногой по паркету.

О-о, а это надменное «ну, вперед»? Как будто думает, что я струшу! Нет, не думает, а уверен, что я прибегу через пять минут с извинениями. Сутки! В крайнем случае. И в слезах. Генерал Виленский решил, что его дочь – пустышка, способная только словесно распыляться. Ага, как бы не так, папочка!

Я несусь взбешенной фурией в свою комнату, с трудом стягивая с верхней полки шкафа свой огромный чемодан. Начинаю без разбора сваливать в него все, что попадается под руку: от книжек до косметики. Будучи уверенной, что больше половины схваченных в пылу ссоры вещей мне и подавно не понадобятся.

– Туда не ходи. Сюда не ходи. С теми не общайся. С этими не дружи. А самое главное – дома в десять. Десять, Карл! Мне что, пятнадцать? – ворчу я зло.

Тишина мне не отвечает. Глупо было бы ожидать другого, правда?

Каждый раз. Каждый чертов раз мы с папой ругаемся из-за одного и того же: моего позднего возвращения домой. Хотя я вчера задержалась-то всего на час! И то потому, что долго ждала маршрутку, а ехать мне нужно было с другого конца города. Вернулась домой вместо десяти в одиннадцать. Несправедливо! Детское время. Даже школьники гуляют дольше, чем я – студентка второго курса. Красавица, умница, отличница. Вся такая положительная, аж самой тошно. Монашки не такие святые, как я – дочь генерала!

Нет, решительно сил моих больше нет терпеть эту тиранию. Вот прямо сейчас возьму и съеду! И даже если мне придется жить в подвале с бомжами и умываться из лужи – ни секунды не останусь больше в этой тюрьме. Игнат Савельевич Виленский пусть своими бойцами командует, а я уже взрослая, самостоятельная и вполне способная обеспечить себя жильем девушка. Точно!

Способная ведь? На секунду засомневавшись, лезу в свою коробку с заначкой. Вытрясаю на кровать всю наличность. Деньги, что я копила целое лето, подрабатывая официанткой в кафе. Я планировала их потратить на крутой ноутбук. Да, для будущего дизайнера мощная техника важнее, чем аренда квартиры на месяц. Но вряд ли я способна сейчас трезво оценивать ситуацию. Трезвая оценка, к слову, вообще не мой конек!

Пересчитав деньги, лезу на сайт по аренде жилья и тычу в первое подходящее мне по цене объявление. Пролистываю фотки квартиры, что предлагают в аренду, несказанно удивившись тому, как сильно подешевело жилье, раз такую светлую и просторную двушку с хорошим ремонтом и всей техникой сдают за гроши!

Недолго думая, жмякаю на кнопку «позвонить». Если замешкаюсь хоть на секунду – струшу! Пока слушаю длинные гудки, сажусь верхом на свой распухший от барахла чемодан и матерюсь, пытаясь его застегнуть. С горем, боем и скрипом молнии – впихиваю не впихуемое, и в этот момент в трубке раздается:

– Слушаю, – приятным женским голосом. Мое воображение тут же рисует даму лет сорока с небольшим. С добрым взглядом, мягкой улыбкой и неуемным желанием обеспечить жильем одну отчаявшуюся душу.

– Добрый день! Я по объявлению. Вы еще сдаете квартиру?

– Добрый. Квартиру? – удивляется собеседница.

Я называю указанный в объявлении адрес.

– Ах, эту! Конечно. Вы хотите ее посмотреть?

– Я хочу ее снять! – воодушевившись, выкрикиваю и сдуваю упавшую на лицо светлую прядь. Посмотреть – для слабаков. А я теперь – сильная и самодостаточная.

– Сразу снять? И вы даже не хотите познакомиться с…

– Сразу! Не хочу. Меня все устраивает. Особенно цена! И я полностью подхожу вам по всем критериям: не пью, не курю, прилежно учусь, домашних животных и склонности к дебоширству не имею. Парней водить, к слову, тоже не планирую. Так, когда мы можем встретиться и подписать документы? Мне очень, очень нужно, правда! – добавляю в тон щепотку мольбы.

Женщина на том конце провода мешкает.

Я нервно кусаю губы.

Она молчит так долго, что в какой-то момент мне кажется, будто связь оборвалась. Но в итоге дама спрашивает:

– Через час в кафе «Rose» вам будет удобно встретиться?

– Мне будет шикарно.

– Тогда возьмите с собой паспорт. И, девушка, расчет лучше наличными.

– Это просто чудесно!

– Хорошо. До встречи.

Я отбиваю вызов, радостно завизжав на все девять этажей многоэтажки. Прыгаю по комнате и показываю своему отражению в зеркале язык, гордо выпятив грудь.

– То-то же, папочка! Твоя Аврора и без твоей опеки кое-что может! Съел?!

И эта самая Аврора совершенно не думает в этот момент: на что она дальше будет есть, пить, одеваться, а главное, чем будет платить за учебу в следующем семестре. У этой Авроры шоры пали, а самомнение взлетело. Да так, что папе-вояке и не снилось!

Ровно два часа спустя у меня на руках оказывается заветный ключик от моей новой самостоятельной жизни. Хозяйка квартиры оказывается немного старше, чем я предполагала, но милейший души человек. В кафе Данна Львовна много что говорит и рассказывает, но я, честно говоря, половину благополучно пропускаю мимо ушей. Все мои мысли уже там – в светлом будущем без указок!

А сейчас я радостно, едва не вприпрыжку, качу за собой тяжеленный чемодан по двору той самой многоэтажки, где меня ждет мое новое жилье. Во все глаза таращусь по сторонам. Разглядываю огороженный двор с детскими площадками, городками, заметенными снегом лужайками и парковочными местами, забитыми дорогими тачками. ЖК явно новый. Функционирует пару лет от силы. Интересно все же, почему так дешево сдают?

Я решаю не заострять на этом свое внимание. В конце концов, может, это просто везение? Удача? Счастливый билет? Сворачиваю к нужному мне подъезду. Чемодан в очередной раз застревает колесиком в каше из талого снега и реагентов. Пыхчу, выдергивая его. И нечаянно ломаю телескопическую ручку. Да, блин! Кое-как затаскиваю двадцать килограмм на поребрик. И поскальзываюсь, едва не влетев носом в асфальт. В последний момент ловлю равновесие, раскинув руки в стороны. Фух, кажется, пронесло…

Стоит быть осторожней, а то моя авантюра рискует окончиться самым нелепым фиаско. Свернуть себе шею в первые же сутки самостоятельной жизни… Ха-ха.

В подъезд и в лифт я затаскиваю чемодан волоком. Выйдя на пятом этаже, оглядываю номерки на дверях. Аха, вот она моя – пятьдесят седьмая.

Всего на мгновение сомневаюсь, а вдруг ключ не подойдет и я окажусь жертвой аферистки. Но он плавно «въезжает» в замочную скважину и с тихим «хрясь» открывает замок.

Я открываю дверь, и по моим губам расплывается дьявольская улыбка.

Все. Как. На. Фото!

Молочные стены, натяжные потолки, огромное зеркало у входа, пара эстетичных картинок и миленькая ключница в виде домика с надписью «здесь живет любовь». У-у, что за чудо!

Я затаскиваю чемодан в прихожую и сдергиваю с шеи теплый шарф. Скидываю зимние кроссовки и дергаю ручки дверей по левой стороне, заглядывая.

Так, тут туалет…

А здесь ванная в темном кафеле…

Переключаюсь на правую сторону коридора. Самой первой к выходу оказывается небольшая, пустая гардеробная. А дальше комната. Просторная спальня в светлых тонах, с большой кроватью и комодом. Недурно! Я затаскиваю в эту комнату свой чемодан, оставляя на полу грязные следы от колесиков. И ломлюсь в последнюю дверь в этом коридоре.

Закрыто.

Дергаю ручку сильнее.

Не поддается.

– Может, заклинило? – бурчу себе под нос и, махнув на это дело рукой, бегло осматриваю совмещенную с кухней гостиную. Стильный кофейного цвета гарнитур, простенькая, но новая техника, большой велюровый диван и даже телевизор. Вау! И все мое-е-е!

Раскинув руки, кружусь по комнате, хохоча. Никаких правил! Никаких ограничений! Только свобода! Только хардкор!

– Так! – резко торможу, щелкая пальцами. – Для начала нужно затариться продуктами, – сую нос в холодильник. Естественно, пусто. Мысленно прикидываю, что мне понадобится, начиная с элементарных позиций: соль, сахар, чай, кофе и так далее. Выходит внушительный список. Боюсь, за раз не унесу. Значит, придется сходить дважды. Окрыленная такой удачей, я обуваюсь и выбегаю из квартиры. Закрываю дверь и достаю телефон, на ходу набирая своей лучшей подруге, с которой мне срочно требуется поделиться радостной новостью.

У лифта плечом врезаюсь в какого-то высоченного громилу. Не глядя бросаю:

– Прошу прощения! – и забегаю в кабину, щелкая на кнопку первого этажа.

Ох, Ирка очумеет, когда я ей сообщу о переезде!

Пара длинных гудков, и слышу:

– Рори?

– Скажи, что ты сидишь! – выпаливаю я в трубку, едва подруга отвечает на звонок.

– Если под «сидишь» ты подразумеваешь «лежу в позе морской звезды и смотрю новый сезон «Бриджертонов»», то да, я сижу, – лениво тянет подруга.

– Тогда держись крепче за диван! Я съехала от отца!

В трубке повисает оглушительная тишина. Настолько, что я даже проверяю, не прервался ли звонок.

– Ир? Ты там в обморок не упала?

– Я… перевариваю, – наконец выдает она. – Ты. Съехала. От генерала Виленского. Добровольно. Без объявления войны и привлечения миротворцев. Аврора, ты уверена, что не стукнулась головой?

– Абсолютно! – с гордостью заявляю я, сворачивая к супермаркету у моего нового дома. – У нас был финальный раунд. Он снова завел свою шарманку про «в десять быть дома» и «пока живешь под моей крышей». Ну, я и сказала, что больше не живу.

– Офигеть, Рори! Ты мой герой! – восхищенно присвистывает Ирка. – А с универом что? И на что жить-то будешь?

– На заочку переведусь, на днях напишу заявление. А на жизнь… Ну, у меня были кое-какие сбережения, на первый месяц аренды и залог хватило. Теперь буду работу искать. Что-нибудь найду, не пропаду. Главное – я свободна!

Захожу в магазин и беру корзинку, начиная скидывать туда все, что попадается под руку. От макарон до туалетной бумаги. Взрослая жизнь требует основательного подхода к закупкам!

– А квартира-то как? Без подвохов? А то цена, которую ты назвала, подозрительно низкая для двушки в этом районе.

– Да вообще классная! – с восторгом отвечаю я, направляясь к кассе. – Двухкомнатная, представляешь! Просторная, светлая. Ремонт свеженький, мебель самая необходимая есть, даже стиралка. И хозяйка – такая приятная женщина, лет пятидесяти. Сказала, что ей главное, чтобы жилец был порядочный. Я, если честно, договор даже толком не читала, так обрадовалась, что такой вариант подвернулся. Цена – просто подарок! Наверное, повезло. Я тут такое гнездышко себе совью, закачаешься!

Расплатившись и сложив покупки в огромный пакет, который, кажется, весит тонну, я выхожу из магазина и направляюсь к своему подъезду.

– Да чтоб тебя! – выдыхаю я, перехватывая пакет с продуктами в другую руку.

Ноги гудят так, словно я не покупки из магазина несу, а марафон по пересеченной местности бегу. Захожу в подъезд, нажимаю кнопку вызова лифта и… ничего не происходит. Табло не горит, спасительная кабина не едет. Ну вот кто, скажите мне, делает неработающий лифт в абсолютно новом, относительно недавно сданном доме? Застройщику в аду отдельный котел полагается, я считаю. И желательно без кондиционера.

– Ты еще там, Ир? – пыхчу я в телефон, прижимая его плечом к уху и начиная пешее восхождение на пятый этаж.

– Конечно, тут, – раздается из трубки веселый голос подруги. – Наслаждаюсь твоим эротичным сопением. Ты там Эверест покоряешь, что ли?

– Почти! Пятый этаж, лифт – все, сдох. А я, как дура, продуктов накупила на неделю вперед, будто меня из голодного края выпустили. Руки отваливаются.

– Терпи, казак, атаманом будешь, – хихикает Ирка. – Зато своя квартира! Независимость! Свобода!

– Ага, свобода таскать пакеты на своем горбу, – ворчу я, но в душе все равно ликую.

Своя. Квартира. Пусть и съемная, но моя! Никакого тотального контроля, никаких «а кто этот мальчик?», «почему юбка такая короткая?». Господи, это просто счастье. Я наконец преодолеваю последний лестничный пролет и останавливаюсь перед заветной дверью, пытаясь восстановить дыхание. Свободной рукой нащупываю в кармане джинсов ключи.

– Сейчас вот продуктов принесла, буду обживаться, – щебечу я, вставляя ключ в замочную скважину. – Надо будет еще шторы купить, а то вечером, наверное, все как на ладони…

Дверь с тихим щелчком поддается. Я толкаю ее ногой, потому что руки заняты, и вхожу в свою крошечную, но собственную прихожую.

И тут я осекаюсь. Замираю на полпути, потому что сквозь мой восторженный треп пробивается посторонний звук. Монотонный, шипящий шум воды. Из ванной.

Моя ванная комната находится прямо около входа, дверь в нее приоткрыта. И оттуда льется вода. Как будто… кто-то принимает душ.

Холодок пробегает по спине. Может, это соседи сверху топят?

– Ир, подожди секунду, – шепчу я в трубку, не сводя глаз с двери ванной.

Я медленно делаю шаг вперед. Сердце вдруг начинает колотиться где-то в горле. В квартире повисает звенящая тишина, нарушаемая только шумом воды и моим сбившимся дыханием.

И в этот момент дверь ванной распахивается.

На пороге появляется… он.

Высокий. Не просто высокий, а огромный. Широченные плечи, мощная грудь, покрытая каплями воды, рельефный торс с такими кубиками пресса, которые я видела только в кино. Темные, мокрые волосы в беспорядке. И все его божественное тело прикрывает лишь одно белое полотенце, небрежно повязанное на бедрах. Нагло висящее так низко, что у меня перехватывает дыхание.

Мужчина лениво вытирает волосы другим, маленьким полотенцем, и поднимает на меня глаза. Темные, почти черные, с насмешливым прищуром.

Телефон выпадает и с глухим стуком падает на пол.

Пакет с продуктами выскальзывает из ослабевших пальцев. Апельсины катятся по ламинату во все стороны, бутылка молока ударяется о пол и лопается, заливая все белой лужей.

А я стою и не могу пошевелиться. Просто смотрю на этого наглого, полуголого мужика, который стоит в моей, черт возьми, квартире, как у себя дома.

Он опускает взгляд на молочную лужу у моих ног, потом снова переводит его на мое лицо. На его губах появляется медленная, издевательская ухмылка.

– Дверь закрой, – произносит он хриплым, низким голосом. – Дует.

Глава 2

Дует? У него, видите ли, дует! А у меня сейчас из ушей пар повалит, и я взорвусь к чертовой матери прямо здесь!

Мозг, до этого пребывавший в анабиозе от шока, медленно перезагружается. Так. Незнакомый. Полуголый. Мужик. В моей квартире.

Первая мысль – маньяк. Вторая – вор. Третья, самая безумная – он перепутал квартиры. Хотя какая разница? Он здесь, а его здесь быть не должно!

Телефон, сиротливо лежащий на полу, вдруг оживает, и из него доносится искаженный голос Ирки:

– Рори? Аврора, ты где? Что за мужик?

Я машинально тянусь к нему, но наглец оказывается быстрее. Он лениво наклоняется, и я вижу напрягшуюся широкую спину, каждый мускул которой, кажется, живет своей жизнью. Не сводя с меня насмешливого взгляда, он подхватывает мой мобильный и сбрасывает вызов.

– Ты что себе позволяешь?! – наконец прорывает меня. Голос срывается на какой-то жалкий писк.

– Избавляю себя от лишних свидетелей, – ухмыляется он, небрежно швыряя мой телефон на тумбочку в прихожей. – Не люблю, когда подслушивают.

Эта наглость становится последней каплей. Страх испаряется, уступая место праведному, всепоглощающему гневу. Я сбежала из-под отцовского контроля не для того, чтобы какой-то самодовольный качок разгуливал по моему дому в одном полотенце!

– Какого черта вы делаете в моей квартире?! – визжу я, оглядываясь в поисках оружия. Взгляд падает на швабру, одиноко стоящую в углу. Идеально. Я хватаю ее, выставляя перед собой, как копье. – А ну пошел вон отсюда! Я сейчас полицию вызову!

Он даже бровью не ведет. Просто облокачивается плечом о стену, скрещивает на своей невероятной груди руки и с откровенным весельем наблюдает за моей истерикой.

– О, ну привет, соседка, – тянет он, и в его голосе сквозит неприкрытая издевка. – А я уж думал, не дождусь. Дана Львовна предупреждала, что ты будешь… впечатлительной.

Соседка? Какая, к дьяволу, соседка? У меня затуманивается в голове. Может, я сплю? Может, это все – идиотский сон, вызванный стрессом? Или галлюцинации? От недостатка кислорода после пешей прогулки на пятый этаж с утяжелением?

– Какая еще соседка?! – выпаливаю я. – Это МОЯ квартира! Я за нее заплатила! Я здесь живу! Одна!

Он медленно качает головой, будто разговаривает с умственно отсталой.

– Странно, Львовна сказала, что девочку нашла умную, спокойную, вежливую, опять же. Слушай, а ты точно не ошиблась квартирой? – усмехается полуголый подлец.

– Да ты… да я… – начинаю от злости хватать ртом воздух. – Р-р! Ты мне зубы не заговаривай! – делаю я тычок шваброй в воздухе.

Мужик присвистывает, но инстинктивно делает шаг назад.

– Ты договор вообще читала, буйная?

– Разумеется, читала!

– Через абзац?

– Как положено! И там ни слова не было про полуголого нахала, имеющего право принимать в моей квартире ванную!

– Уверена? Потому что я уверен, что именно такой пункт в нашем договоре есть.

– Нашем? Это только мой договор! Сейчас! – грозно обещаю я. – Сейчас я тебе его покажу!

С грохотом бросаю швабру, та тут же падает, едва не задев меня по ноге. Не обращая на это внимания, я подлетаю к своей сумке, брошенной на кухонный стол, и начинаю лихорадочно в ней рыться. Где же эта чертова папка? Вот она!

Выхватываю мятые листы, сложенные вдвое, и почти бегом возвращаюсь к незнакомому засранцу, который до сих пор стоит у двери в ванную и светит своим отвратительно рельефным торсом. Так светит, что я чувствую, как начинаю слепнуть!

– Вот! Смотри! Договор аренды! На мое имя! – Я тычу ему бумагой почти в нос, но мужчина даже не смотрит. Его взгляд прикован к моему лицу, и в нем столько насмешки, что мне хочется его ударить.

– Ты сама-то посмотри, умница. Внимательно. Особенно пункт один, точка три, – спокойно произносит он.

Я хмурюсь, не понимая, к чему он клонит. Опускаю взгляд на бумагу, пробегаю глазами по строчкам… и застываю.

Пункт один, точка три: «Арендатору предоставляется в пользование изолированная жилая комната номер два, а также места общего пользования (кухня, санузел, коридор) на условиях совместного проживания с другим арендатором».

Комната. Номер. Два.

Совместного. Проживания.

Кровь медленно отхлынула от лица, уступая место ледяному ужасу. В ушах зашумело. Я вспоминаю свой восторженный треп по телефону с Иркой… «Двухкомнатная, представляешь! Цена – просто подарок!».

Подарок. Троянский конь, а не подарок! С огромным, полуголым, наглым сюрпризом внутри.

– Ты облажалась, детка, – его голос звучит насмешливо. – Нужно было внимательнее слушать, когда хозяйка говорила про «вторую комнату для второго жильца», а не хлопать ресницами и радоваться, как ребенок конфете.

Он неодобрительно качает головой и проходит мимо меня на кухню так близко, что меня обдает волной тепла от его тела и запахом мужского геля для душа – что-то терпкое, с нотками цитруса.

Я замираю, вжавшись в стену, чтобы не коснуться его. Это просто как-то сюр! Мужчина движется с ленивой грацией, абсолютно уверенный в себе и в своем праве здесь находиться. Полотенце на его бедрах качнулось, на мгновение приоткрыв линию загорелой кожи. Я невольно сглатываю и тут же злюсь на себя за эту предательскую реакцию. Он открывает холодильник и достает бутылку воды. Со щелчком откручивает крышку. Жадно пьет, запрокинув голову. Я, завороженная, слежу за тем, как ходит его кадык, как напрягаются мышцы на мощной шее. Одна капля срывается с его губ и медленно скользит вниз: по шее, к ключице, где и пропадает. И от этого простого зрелища у меня почему-то пересыхает во рту. Ну почему он такой горячий?!

– Значит так, мелкая, – вытирает губы тыльной стороной ладони мой, к сожалению, похоже, сосед и ставит бутылку на стол. – Правила нашего общежития простые. Ванная по утрам с семи до восьми моя. На кухне за собой убираешь сразу, срач я не терплю. А также никаких волос в сливе ванной и гор ваших бабских пузырьков на всевозможных горизонтальных поверхностях. По ночам не шуметь – мне нужно высыпаться. И да, я иногда привожу девушек, так что если услышишь стоны из моей комнаты – не пугайся, это не привидения и бежать спасать меня не нужно. А то знаю я вас таких… сердобольных.

Он смотрит на меня в упор. Я стою с этим идиотским договором в руке, не в силах вымолвить ни слова. Унижение. Вот что я чувствую. Жгучее, всепоглощающее унижение. Я сбежала от диктатуры отца, чтобы попасть в казарму к этому…

Как его, кстати, зовут?

– Что-то неясно? – требовательно спрашивает объект мужского рода без имени и одежды.

Я мотаю головой. Все мне ясно. Ясно, что я дура! Наивная, доверчивая дура, которая попала в самую идиотскую ситуацию в своей жизни!

Мужчина удовлетворенно кивает, разворачивается и направляется в ту самую комнату, что рядом с моей, в которую я не смогла попасть. Сейчас дверь туда приоткрыта. Видимо, это и есть звериное логово.

Я остаюсь одна посреди разгрома в прихожей и руин своей мечты о свободе. Хочется сесть на пол и разреветься. Но я не могу. Не при нем. Я слышу, как он закрывает за собой дверь.

Стиснув зубы, скидываю куртку и начинаю убираться. Собираю апельсины, вытираю лужу остатками своего достоинства. Затем, не разбирая, заталкиваю пакеты с продуктами в свою комнату и захлопываю дверь, поворачивая ключ в замке.

Я прислоняюсь спиной к холодной двери и медленно сползаю на пол. Тишина. Только сейчас я осознаю весь масштаб катастрофы. Что мне делать? Звонить хозяйке? Устраивать скандал? А смысл? В договоре все четко прописано. Я сама его подписала.

Съехать? А куда? Деньги отданы за месяц вперед плюс залог. Новых у меня нет. Возвращаться к отцу с поджатым хвостом? Никогда. Это будет означать полное и безоговорочное поражение.

Значит, придется терпеть. Жить здесь, деля ванную, кухню и воздух с этим… чудовищем. Сексуальным, но чудовищем!

Я сижу на полу, обхватив колени руками, и пытаюсь переварить новую реальность. Тело бьет мелкая дрожь, а к горлу подкатывает тошнота. Перед глазами на секунду всплывает лицо отца – строгое, осуждающее, с этой его кривой ухмылкой, которая всегда означает: «Я же говорил». Нет. Я не доставлю ему такого удовольствия. Я выдержу! Я сильная! По крайней мере, я очень хочу в это верить…

Весь оставшийся день я провожу в своей комнате, как заключенная. Сильно быстро моя свобода схлопнулась, словно наткнувшийся на ветку мыльный пузырь. Механически разбираю сумки, раскладываю по полкам свои немногочисленные вещи. Старый плюшевый медведь, пара любимых книг, стопка тетрадей. Все это кажется таким чужим в этих стенах, в этой новой, враждебной жизни. Я не выхожу даже на кухню, боясь столкнуться с ним. Хотя это совершенно алогичный и глупый страх. Но голод не чувствуется, в желудке до сих пор тугой комок из злости и отчаяния. Надо же было так проколоться!

Вечером, когда за окном окончательно темнеет, я, измотанная эмоционально и физически, просто падаю на кровать. Зарываюсь под тонкое одеяло, сворачиваюсь калачиком, мечтая лишь об одном – уснуть и забыться. И, на удивление, засыпаю почти мгновенно.

Тяжелый, без сновидений сон обрывается резко, будто меня выдернули из вязкой темноты за волосы.

Просыпаюсь я посреди ночи от странных звуков. Я лежу неподвижно, пытаясь понять, что не так. Тишина. Но тишина неправильная, звенящая, напряженная. И тут же слух режет протяжный, томный стон. Женский.

Я замираю, вслушиваясь. Сердце ухает куда-то в пятки. Стон повторяется, теперь к нему добавляется низкий, рычащий мужской голос и ритмичный скрип кровати. Звуки доносятся из-за стены. Из его комнаты. Да ну нет!

Щеки вспыхивают огнем. Он что, не шутил? Этот придурок притащил девушку? И они там… прямо сейчас…

От осознания теперь огнем полыхают не только мои щеки, но я вся! Зажимаю уши руками, но это не помогает. Стены в этой квартире, кажется, сделаны из картона. Я слышу все. Каждый вздох, каждый вскрик, каждый шлепок. Это унизительно. Это отвратительно! Это настолько интимно, что мне хочется испариться, провалиться сквозь землю, лишь бы не быть невольной слушательницей.

Я натягиваю подушку на голову, вжимая ее в уши до боли, пытаясь отгородиться от этого звукового порнофильма. Но стоны проникают даже сквозь нее, въедаются в мозг, рисуя картины, которые я совсем не хочу видеть. Ее приглушенные крики, его хриплые, властные команды. Это продолжается, кажется, целую вечность. Бесконечный саундтрек чужого удовольствия и моего личного ада. Заканчивающийся таким протяжным и громким женским «а-а-а», что мои уши сворачиваются в трубочку.

Когда все наконец стихает, я еще долго лежу без сна, глядя в темный потолок невидящими глазами. В ушах стоит звенящая тишина, которая кажется еще более оглушительной, чем недавние звуки. Унижение медленно отступает, уступая место чему-то другому. Холодной ярости. Он сделал это специально. Он знал, что я все услышу! Вот же… придурок!

До самого утра я так и не смогла сомкнуть глаз. Лежала и слушала тишину, которая теперь казалась оглушительной. А когда за окном забрезжил серый, безрадостный рассвет, в моей голове созрел план. Четкий. Дерзкий. Идеальный.

Он думает, что победил? Что я буду сидеть в своей комнате, как испуганная мышка?

Что ж, он очень сильно ошибается. Это была его первая и последняя победа. Война только начинается. И я в ней проигрывать не собираюсь!

Глава 3

Мозг плавится. Медленно, тягуче, будто сыр на пицце, которую забыли в микроволновке. Кто-то словно взял огромные наушники, надел их прямо на мою черепную коробку и включил на полную громкость саундтрек к персональному апокалипсису. Тяжелые гитарные риффы вгрызаются в подкорку, барабаны отбивают бешеный ритм прямо по вискам, а чей-то истошный, нечеловеческий вопль, который, видимо, считается вокалом, пытается вырвать мою душу из тела через ушные раковины.

Я резко распахиваю глаза. За окном беспросветная серость, достойная лучшего фильма о конце света. Сквозь щель в шторах сочится хмурый, безрадостный свет осеннего утра. Нащупываю телефон на тумбочке, экран обжигает сетчатку. Семь двадцать.

Семь. Двадцать. Утра!

Твою мать!

Я легла в пять. Поспала чуть больше двух часов. Двух жалких, несчастных часов! После ночи, которую я провела, слушая, как мой сосед устраивает в своей комнате филиал Содома и Гоморры.

Рычание, которое вырывается из моей груди, могло бы напугать стаю голодных волков. Все. Хватит. Предел моего ангельского терпения был достигнут еще вчера, когда этот полуголый Аполлон читал мне лекцию о правилах общежития. Сегодняшний утренний концерт – это уже объявление войны.

Я пулей вылетаю из кровати, на ходу натягивая шорты и футболку. Волосы спутаны, под глазами наверняка залегли огромные тени, но мне плевать. Сейчас я – фурия, богиня мщения, и моя единственная цель – заставить эту адскую шарманку замолчать. Навсегда.

Выскакиваю в коридор. Звук становится еще громче, он идет не из его комнаты, а… из ванной. И сквозь грохот металла я слышу шум воды. То есть это чудовище не просто решило разбудить весь дом, оно еще и наслаждается утренним душем под аккомпанемент группы, явно призывающей сатану.

Внутри меня все закипает. Подлетаю к двери ванной и со всей силы барабаню по ней кулаком. Дерево гулко отзывается, но на фоне музыки мой стук – что слону дробина.

– Эй! Тут занято! – раздается из-за двери его приглушенный, до омерзения спокойный голос.

– Я знаю, что занято! – ору я в ответ, срывая голос. – Выруби свою шарманку! Людям спать надо!

Секундная пауза. Я уже почти верю в чудо, в то, что в нем проснулась совесть. Но вместо тишины музыка просто продолжает звучать с той же наглой, монотонной громкостью. Для кого-то другого она, может, и не показалась бы оглушающей, но для моего невыспавшегося мозга и обостренного слуха – это настоящая пытка. Глухие басы проникают сквозь стену, будто ввинчиваясь мне прямо в виски.

– Ты издеваешься?! – кричу я, и мой голос тонет в очередном гитарном риффе.

Он издевается, точно вам говорю! Нагло, открыто, получая удовольствие от моей беспомощности. Со злости, уже не соображая, что делаю, я со всей дури пинаю дверь ногой.

– Ай! – шиплю сквозь зубы.

Боль простреливает от большого пальца до самого колена. Отличное начало дня: невыспавшаяся, злая и с ушибленным пальцем. Прихрамывая, отскакиваю от двери и в бессильной ярости смотрю на нее. Ноль реакции. Он просто игнорирует меня, продолжая поливаться водой и «наслаждаться» музыкой.

Я стою под дверью еще минут десять, чувствуя, как дергается глаз. Все, хватит. С этим животным нельзя по-человечески. Значит, будем действовать его же методами. Мой коварный план требует немедленных корректировок. В голове рождается идея. Дерзкая, мстительная и совершенно гениальная в своей простоте.

Разворачиваюсь и, хромая, иду в гостиную. Распахиваю настежь огромное окно, впуская в квартиру промозглый питерский ноябрь. Ледяной ветер тут же врывается внутрь, задирая шторы и пробегая по коже колючими мурашками. Отлично. Иду в его комнату – то же самое. Сквозняк гуляет по квартире, как у себя дома. Идеально. И жутко холодно. Ежась, я прошмыгнула в свою комнату, схватила с кровати толстый плед и, вернувшись в коридор, закуталась в него, как в кокон.

Теперь, когда он, распаренный после горячего душа, выйдет в этот ледник, его ждет незабываемый экспириенс. Может, хоть воспаление легких научит его уважать соседей.

С чувством глубокого удовлетворения я возвращаюсь к ванной. Сажусь на пол, прислонившись спиной к стене, обнимаю колени и жду. Я готова ждать сколько угодно. Теперь это дело принципа.

Минут через пятнадцать, которые кажутся вечностью, музыка в ванной наконец стихает. Еще через пять дверь со скрипом открывается, и на пороге появляется он. Снова в одном полотенце, небрежно обмотанном вокруг бедер. Мокрые темные волосы в беспорядке, на широкой груди и плечах блестят капли воды. И смотрит на меня сверху вниз с откровенной, неприкрытой насмешкой.

Ледяной сквозняк пробегает по его коже морозными иголками, но, кажется, совсем его не смущает. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Черт бы его побрал!

– Наслаждаешься утренней свежестью, котенок? – спрашивает он хриплым голосом, легко перешагивая через мои вытянутые ноги, будто я нелепое препятствие, мусор на его пути. – Впрочем, правильно, холод способствует сохранению упругости кожи. Морщин меньше будет.

– Мне двадцать, придурок! У меня нет морщин!

– Правда? А я думал, это чудодейственный ботокс и кровь девственниц.

Я молча провожаю его убийственным взглядом. Козел! Так и хочется вцепиться в это полотенце и сдернуть его к чертям. Накинуть на его мощную шею и душить, душить, душить! Но я сдерживаюсь. Сосед скрывается в своей комнате, и я слышу, как щелкает замок.

Поднимаюсь с холодного пола, ощущая, как затекло все тело. Закрываю окна, но воздух в квартире еще долго остается стылым и неуютным. Война войной, а замерзать самой в мои планы не входит.

Весь следующий час я собираюсь в институт как в тумане. Тело ломит от недосыпа, голова гудит. В зеркале на меня смотрит бледный зомби с красными глазами и клоком волос на голове. Кое-как приведя себя в подобие человека, я выхожу из квартиры, молясь всем богам, чтобы не столкнуться с соседом снова.

В деканате я, не раздумывая, пишу заявление о переводе на заочное отделение. Девушка-секретарь удивленно поднимает на меня брови – одна из лучших студенток потока добровольно уходит с очного? Но я непробиваема. Это решение созрело давно, а вчерашний день стал последней каплей. Я больше не хочу зависеть от отца. Ни от его денег, ни от его контроля. Я справлюсь сама. Найду работу, буду платить за эту чертову комнату и учебу. Докажу. И ему, и себе.

После обеда возвращаюсь домой. С замиранием сердца открываю дверь, но квартира пуста. Тишина. Блаженная, оглушительная тишина. Кажется, мой мучитель куда-то свалил. Наверное, на свою работу – людей пытать или что он там делает.

Внезапно чувствую дикий голод. Вчерашний стресс и сегодняшний недосып требуют немедленной компенсации. И я решаю сделать то, что всегда успокаивает мои нервы – готовить. А готовить я буду не что-нибудь, а борщ. Густой, наваристый, настоящий, как был у мамы.

Я раскладываю продукты, включаю на телефоне свой любимый плейлист – тихий, спокойный инди-рок, полная противоположность утреннему металлическому аду. И погружаюсь в процесс. Шинкую капусту, натираю свеклу, обжариваю лук с морковкой… Ароматы смешиваются, наполняя кухню уютом. Я чувствую, как напряжение медленно отпускает.

Через полтора часа передо мной стоит целая кастрюля рубинового, дымящегося совершенства. Я наливаю себе полную тарелку, добавляю ложку сметаны и, устроившись за столом, с наслаждением ем. Доев, я тщательно вымыла за собой посуду. Все должно быть идеально. Это ведь и моя кухня тоже.

Закончив с делами, я иду к себе. Плюхаюсь на кровать, беря в руки телефон, и передо мной открывается жестокий мир поиска работы. «SMM-менеджер в ритуальное агентство», «Копирайтер для онлайн-магазина интим-товаров», «Оператор колл-центра по продаже чудо-пылесосов». От таких перспектив хочется выть. Я пролистываю страницу за страницей, отправляю резюме на более-менее приличные вакансии, но с каждым кликом веки тяжелеют. За окнами окончательно темнеет, и мои глаза начинают слипаться, строчки плывут перед глазами. В какой-то момент я просто отключаюсь; пальцы разжимаются, и телефон безвольно падает на одеяло…

На следующее утро, напевая под нос какую-то веселую мелодию, я в предвкушении шлепаю на кухню. Сейчас сделаю себе кофе, пару бутербродов, и утро будет идеальным. Подойдя к холодильнику, я распахиваю дверцу и… застываю. Моя кастрюля, которую я вчера предусмотрительно убрала на верхнюю полку в холодильник, стоит совсем не там, где я ее оставила. Сердце тревожно екает. Дрожащей рукой тянусь к ней, поднимаю крышку.

А она почти пустая. На дне сиротливо плещется пара половников супа.

В голове на секунду становится пусто. Может, я сплю? Может, это галлюцинация, вызванная остатками вчерашнего стресса? Я закрываю и снова открываю глаза. Нет, картина все та же. Борща нет.

Медленно закрываю дверцу холодильника. И вижу его. Маленький белый листочек, прилепленный магнитом. Дрожащими руками срываю его. Кривой мужской почерк, всего три слова.

«Спасибо, было вкусно. Г.»

Во мне все закипает в ту же секунду. Кровь приливает к лицу. Ярость, которую я испытываю в этот момент, не сравнима ни с чем.

Это не просто злость. Это цунами. Это извержение Везувия.

Этот… этот варвар! Этот пещерный человек! Он сожрал. Весь. Мой. Борщ! Кастрюлю борща, которую я сварила на несколько дней!

Не помню, как долетаю до его двери. Кулаки сами начинают колотить по дереву с такой силой, что, кажется, я сейчас пробью в нем дыру.

– Эй! Ты! А ну открой!

Дверь распахивается так резко, что я едва успеваю отскочить. На пороге стоит мужчина. Заспанный, взъерошенный, в одних боксерах, которые сидят на нем так, что лучше бы он снова был в полотенце. Трет глаза и смотрит на меня мутным взглядом.

– Ты сожрал мой борщ! – визжу я, тыча пальцем в его наглую грудь.

Он зевает, прикрывая рот ладонью, и лениво смотрит на меня.

– Не «эй», а Глеб. Запомни, котенок, – его голос хриплый ото сна. – И не сожрал, а продегустировал. Ты вкусно готовишь, мелкая.

– Я могла неделю это есть! – во мне все клокочет, эмоции переполняют. Еще чуть-чуть, и я точно за себя не отвечаю. Прибью скотину!

– Не могла, – он лениво облокачивается на дверной косяк, и его взгляд становится насмешливым. – Он бы испортился. Я спас тебя от пищевого отравления. Можешь не благодарить.

И он захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Я стою в коридоре, глядя на закрытую дверь, хватая ртом воздух, и чувствую себя полной идиоткой. Он опять победил. Легко, играючи, даже не проснувшись толком.

Возвращаюсь на кухню, срываю с холодильника его издевательскую записку, комкаю и швыряю в мусорное ведро. Все. Хватит. Разговоры с ним бесполезны. Он понимает только язык силы. Или… язык правил. Только на этот раз правила буду устанавливать я.

Топаю в свою комнату, хватаю лист бумаги со стола, ручку и начинаю писать. Эмоции хлещут через край, превращаясь в строчки на бумаге.

«ПРАВИЛА СОВМЕСТНОГО ВЫЖИВАНИЯ В КВАРТИРЕ»

МУЗЫКА: Прослушивание музыки в наушниках – приветствуется. Прослушивание музыки через колонки с 23:00 до 10:00 – карается всеми видами бытовых диверсий.

ВАННАЯ: Утренние концерты в душе запрещены. График посещения ванной комнаты будет составлен и вывешен дополнительно. Нарушение графика равносильно объявлению войны.

ЕДА: Моя еда – это МОЯ еда. Поедание чужой еды без разрешения приравнивается к воровству в особо крупных размерах (особенно борща!). Наказание – смерть.

ГОСТИ: Ночные гости женского пола, издающие громкие звуки, должны быть обеспечены кляпами. В противном случае, я оставляю за собой право включать сигнализацию или вызывать экзорциста.

ЧИСТОТА: Разбрасывать свои полотенца и прочие части туалета по квартире запрещено. Грязная посуда в раковине дольше часа – повод для вызова санэпидемстанции.

Перечитываю список. Выглядит внушительно. Почти как декларация независимости. С чувством выполненного долга подхожу к холодильнику и с силой пришпиливаю свой манифест несколькими магнитами. Вот так. Теперь это официальный документ. Территория размечена.

Я поворачиваюсь, чтобы с победным видом удалиться в свою комнату, и застываю на месте.

Дверь его комнаты открыта. Он стоит, прислонившись к косяку, скрестив руки на своей мощной груди. На нем уже джинсы и серая футболка, обтягивающая рельефные мышцы. И он смотрит. Смотрит на меня. На его губах играет ленивая, издевательская ухмылка.

– Развлекаешься, котенок?

Глава 4

Будильник.

Мерзкий, настойчивый звук, который врывается в остатки моего сна и безжалостно выдирает меня из теплого, уютного небытия. Я с глухим стоном перекатываюсь на другой бок и накрываю голову подушкой, пытаясь отгородиться от жестокой реальности. Но электронный говнюк на тумбочке не унимается.

Спустя минуту я сдаюсь. Откидываю подушку и, не открывая глаз, шарю рукой по тумбочке в поисках источника звука. Пальцы натыкаются на холодный пластик телефона. Я с силой впечатываю палец в экран, и адская трель наконец-то стихает.

Тишина.

Блаженная, оглушительная тишина. Я лежу неподвижно, прислушиваясь. Уши все еще гудят от будильника, но… посторонних звуков нет. Нет тяжелого рока, который вчера утром чуть не довел меня до нервного срыва. Нет грохота гитар и сатанинского вокала, проникающего сквозь стену. Ничего.

Я медленно открываю глаза. На лице сама собой расползается сонная, но донельзя довольная улыбка.

– Какой молодец, – шепчу я в пустоту. – Услышал все-таки.

Неужели в этом куске ходячих мышц и наглости есть зачатки разума? Неужели мой гениальный план, вывешенный на холодильнике, возымел действие? Приятное тепло разливается по телу. Маленькая, но такая сладкая победа. Я заставила Глеба считаться со мной! Это определенно повод для гордости и хорошего завтрака.

Окрыленная этим открытием, я вываливаюсь из кровати и, шаркая босыми ногами по прохладному ламинату, шлепаю на кухню. Мысли уже рисуют радужные картины: сейчас я сварю себе ароматный кофе, сделаю пару тостов с сыром и буду наслаждаться утром в тишине и покое.

Выхожу за дверь, бросая взгляд на холодильник, где вчера я повесила лист. Список на месте. Но что-то в нем не так.

Я подхожу ближе, щурясь спросонья. И замираю. Кровь медленно начинает закипать в жилах, а триумфальная утренняя эйфория испаряется без следа, уступая место холодной, звенящей ярости.

Напротив каждого моего пункта, выведенного почти каллиграфическим почерком, красовались… рожицы. Маленькие, наглые, криво нарисованные черной ручкой рожицы.

Напротив пункта про музыку – рожица с рожками, как у чертенка.

Напротив пункта про ванную – смайлик, показывающий язык.

Напротив пункта про еду – жирная, облизывающаяся морда кота.

А напротив пункта про ночных гостей с кляпами – подмигивающий смайлик.

– Га-а-аденыш! – шиплю я, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

Он не просто проигнорировал мои правила. Он надругался над ними!

Хочется взять что-нибудь тяжелое и как врезать Глебу по наглой, самодовольной морде!

– Я тебе отомщу, гад, – цежу я сквозь зубы, глядя на закрытую дверь его комнаты. – Ты у меня еще попляшешь!

Но, к моему глубочайшему сожалению, дверь так и остается закрытой. В квартире тихо. Слишком тихо. Видимо, этот вандал уже умотал куда-то, оставив меня наедине с последствиями его творчества и кипящей яростью.

Ну ничего. Месть – это блюдо, которое подают холодным. А у меня впереди много времени, чтобы придумать что-то поистине дьявольское.

После душа, который немного остудил мой пыл, и чашки крепкого кофе, выпитого залпом, я сажусь за ноутбук. Ярость яростью, а финансовую независимость никто не отменял. Мне нужна работа. Срочно.

Я пролистываю бесконечные страницы сайтов с вакансиями. Все не то. Мне нужно что-то, что будет приносить достаточно денег, чтобы оплачивать эту чертову комнату, учебу и не умереть с голоду.

И тут мой взгляд цепляется за объявление.

«Требуется администратор в элитный спа-салон 'La Fleur'. График гибкий. Оплата высокая. Опыт не требуется. Приятная внешность и коммуникабельность приветствуются».

«La Fleur». Звучит красиво. Элитный. Высокая оплата. Гибкий график. Это же просто джекпот! Я тут же представляю себе стильное, залитое мягким светом помещение, ароматы эфирных масел, тихую расслабляющую музыку. Я буду сидеть на ресепшене в элегантной форме, улыбаться состоятельным клиенткам, записывать их на массаж и обертывания… Идеально!

Не раздумывая ни секунды, я нажимаю «Откликнуться» и отправляю свое скромное резюме. Ответ приходит почти мгновенно.

«Добрый день, Аврора. Мы рассмотрели Ваше резюме. Приглашаем Вас на собеседование сегодня в три часа дня по адресу…».

Сердце радостно екает. Вот она, удача!

Остаток дня я провожу в приятных хлопотах. Перерываю весь свой гардероб в поисках чего-то подходящего. Выбор падает на строгое темно-синее платье, которое я покупала для какого-то университетского мероприятия. Делаю легкий макияж, тщательно укладываю свои длинные волосы в аккуратный хвост. В зеркале на меня смотрит серьезная, ответственная девушка. Идеальный кандидат на должность администратора в элитном спа-салоне.

Ровно в три часа я стою по указанному адресу. Салон располагается в старинном здании в центре города. Никаких кричащих вывесок, только изящная золотая табличка с названием «La Fleur». Я сглатываю подступивший комок волнения и толкаю дверь.

Внутри царит полумрак. Интерьер поражает своей роскошью: бархатные диваны глубокого винного цвета, тяжелые портьеры, позолота на стенах, в воздухе витает густой, пряный аромат каких-то благовоний. За стойкой ресепшен, сделанной из темного дерева, меня встречает женщина лет сорока пяти. Идеальная укладка, безупречный макияж, строгий черный костюм.

– Добрый день, – произносит она бархатным голосом. – Вы на собеседование?

– Да, здравствуйте. Я Аврора Виленская.

– Зоя Аркадьевна, директор, – представляется она. – Пройдемте в мой кабинет.

Ее кабинет оказывается еще более роскошным, чем холл. Зоя Аркадьевна садится в свое кресло и жестом указывает мне на стул напротив.

– Итак, Аврора, – она внимательно изучает меня цепким взглядом. – Вы хотите у нас работать. Почему?

– Мне кажется, это очень интересная сфера, – начинаю я свой заготовленный спич. – Создавать для людей атмосферу отдыха и релаксации, помогать им…

– Похвально, – прерывает она меня. – Но наша главная задача – сделать так, чтобы клиент остался доволен. Очень доволен. Наши клиенты – люди взыскательные, с высоким статусом. Они приходят к нам не просто за массажем. Они приходят за… впечатлениями. Понимаете?

– Да, конечно, – киваю я, хотя ее формулировки кажутся мне немного странными. «Впечатления»? Ну, наверное, имеется в виду высокий уровень сервиса.

– Работа администратора у нас – это не просто «записать и рассчитать», – продолжает Зоя Аркадьевна. – Вы – лицо нашего салона. Вы должны знать весь спектр наших услуг. Знать, что предложить конкретному клиенту, исходя из его… пожеланий.

Она достает из ящика стола ламинированный лист и протягивает мне.

– Это наш прайс-лист. Ваша задача – выучить его наизусть. Чтобы от зубов отскакивало.

Я беру листок и пробегаю глазами по названиям. И тут мой мозг немного подвисает.

«Танец гейши».

«Дыхание дракона».

«Шепот нимфы».

«Прикосновение Шивы».

«Императорский жезл».

Что за… странные названия для спа-процедур? Может, это какие-то восточные техники? Я с недоумением поднимаю глаза на Зою Аркадьевну.

– Необычные названия, – осторожно замечаю я.

– Это наша концепция, – на губах женщины появляется загадочная улыбка. – Каждая процедура – это целое представление, ритуал. Выучите. На следующем собеседовании я вас проверю. Если справитесь – считайте, что работа ваша.

Несмотря на странный прайс-лист, я выхожу из салона в приподнятом настроении. Работа почти у меня в кармане! Высокая зарплата, гибкий график, престижное место. Нужно просто выучить эти дурацкие названия. Наверняка, это какой-то маркетинговый ход.

Воодушевленная успехом, я решаю зайти в супермаркет. Холодильник пуст, а вчерашний борщ был вероломно уничтожен. Теперь, когда у меня скоро будет работа, можно и шикануть. Я беру большую корзину и начинаю скидывать в нее все, что душа пожелает: сыр, авокадо, красную рыбу, свежие ягоды, упаковку круассанов. Корзина быстро наполняется до краев.

Я подкатываю свою гору продуктов к кассе, выкладываю все на ленту и с гордостью смотрю на свое богатство. Вот оно, начало финансовой независимости.

– Пакет нужен? – скучающим голосом спрашивает кассирша.

– Да, пожалуйста. Два. Или лучше три.

И в этот момент я слышу за спиной до боли знакомый низкий голос с ленивыми, насмешливыми нотками:

– Собралась кормить роту солдат, принцесса?

Я резко оборачиваюсь.

Глеб.

Стоит прямо за мной в очереди. На нем потертые джинсы, обтягивающий лонгслив и расстегнутая куртка. В руках у него сиротливая корзинка, в которой лежит пачка пельменей, кетчуп и бутылка кефира. Мужчина смотрит на мою гору продуктов, потом на меня, и в его карих глазах пляшут смешинки.

– А ты, я смотрю, на строгой диете? – ядовито интересуюсь я, кивая на его скудный набор.

Уголок его губ ползет вверх.

– Это называется «мужской ужин», детка. Быстро, сытно и без заморочек. Не всем же нужны трюфели и артишоки для счастья.

– Очень остроумно, – цежу я сквозь зубы, отворачиваясь к кассирше.

Я молча оплачиваю покупки и, проигнорировав Глеба, который как раз расплачивался за свои пельмени, подхватываю три тяжеленных пакета. Гордость не позволяет мне даже посмотреть в его сторону. Я справлюсь сама.

Выхожу из магазина и уверенно направляюсь в сторону дома. Но уже через пару десятков метров понимаю, что совершила ошибку. Ручки пакетов впиваются в ладони, а вес тянет к земле. Стиснув зубы, я иду дальше, слыша неторопливые шаги за спиной.

Пройдя еще немного, я сдаюсь. С глухим стуком ставлю пакеты на асфальт и, морщась, разминаю занемевшие пальцы. Мой героический поход явно провалился.

Я оборачиваюсь. Глеб стоит в нескольких шагах, наблюдая за мной с легкой усмешкой. В одной руке у него болтается его скромный пакетик.

– Что, не рассчитала силы, котенок? – в его голосе звучат знакомые насмешливые нотки.

Я вздыхаю, признавая поражение.

– Поможешь? – спрашиваю прямо, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком просительно. – Я, кажется, погорячилась. Ручки устали и болят.

Он на секунду задумывается, словно взвешивая все «за» и «против». Затем медленно подходит.

– Могла бы и сразу попросить, – хмыкает, но все же забирает у меня пакеты. – Гордая слишком?

– Мог бы и сам помочь без просьб, – тихо бурчу себе под нос, затем добавляю уже громче. – Думала, справлюсь.

– Думать – это не твое, – хмыкает Глеб, и мы идем в сторону дома.

Мы идем молча пару минут. Тишину нарушаю я, не в силах больше сдерживать любопытство, которое грызет меня с самой первой встречи.

– Слушай, – неуверенно начинаю я.

Этот засранец берет и делает вид, что не слышит меня.

– А сколько тебе лет?

Вопрос, кажется, застает мужчину врасплох. Он наконец-то поворачивается и смеривает меня изучающим взглядом.

– А тебе зачем? – в его голосе слышится подозрительность.

– Просто интересно, – пожимаю я плечами, стараясь выглядеть как можно более безразличной. – Нам вообще-то жить вместе. Должна же я знать, с кем делю квартиру. На студента ты не очень похож.

На мужских губах появляется тень усмешки.

– Тридцать два, – бросает он. – Можешь звать меня «дядя Глеб», малышка.

Я фыркаю, чувствуя, как щеки начинают гореть. Тридцать два. На целых двенадцать лет старше меня. Это многое объясняет. И его самоуверенность, и эту снисходительную манеру общения. Он действительно считает меня мелкой. Да, в сравнении с ним, я и есть мелкая! И это жутко бесит.

Дядя Глеб…

Вечером, окрыленная успехами, я решаю устроить себе праздник. Раз уж у меня скоро будет работа, можно себя побаловать. Я приготовлю пиццу. Настоящую, домашнюю, с огромным количеством начинки, используя все те деликатесы, что накупила днем. Я включаю музыку, достаю муку, дрожжи и с энтузиазмом принимаюсь за дело. Я обожаю готовить, и тесто в моих руках быстро превращается в эластичный, податливый шар. Раскатываю тонкий круг, смазываю его томатным соусом, щедро посыпаю сыром, раскладываю кусочки колбасы, помидоры, болгарский перец, маслины. Настоящий пир! Отправляю свой шедевр в духовку, и по кухне тут же начинает расползаться божественный аромат свежей выпечки. Пока пицца готовится, я наливаю себе бокал сока и сажусь за стол. Самое время разобраться с таинственным прайс-листом.

Именно в этот момент на кухню, привлеченный запахом, заявляется Глеб. Он замирает на пороге, принюхивается и с удивлением смотрит на меня, а потом на духовку.

– Так вот чем пахнет. Я уж думал, у нас проводка горит, – лениво тянет он, направляясь к холодильнику. – А это ты решила кухню освоить. Похвально. Что у тебя там? Пирог из жженого пластика?

– Это называется пицца, дубина, – цежу я сквозь зубы. – Можешь погуглить, если забыл, как она выглядит. А теперь отойди от моей духовки, и даже не думай ее трогать!

– И что, даже не поделишься?

– Даже не мечтай, – отрезаю я.

Глеб только фыркает и подходит к холодильнику. Достает свой жалкий пакетик с пельменями и с важным видом ставит на плиту кастрюлю с водой. Он терпеливо ждет, пока вода закипит, и только потом высыпает туда замороженные полуфабрикаты.

Казалось бы, что может пойти не так? Но в этот момент его телефон издает короткую трель. Глеб вытаскивает мобильник, и на его лице тут же появляется довольная, немного хищная улыбка. Утыкается в экран, и длинные пальцы начинают быстро летать по клавиатуре. Полностью поглощенный перепиской, мужчина напрочь забывает о том, что пельмени нужно помешивать.

Я наблюдаю за этой картиной и только качаю головой. И после такого этот индюк будет что-то еще предъявлять мне по поводу навыков готовки? На моих глазах его ужин превращается в один большой, слипшийся, неаппетитный ком. Глеб даже не замечает, как вода начинает бурлить все сильнее и вот-вот выплеснется на плиту.

– Эй, шеф-повар, – не выдерживаю я. – У тебя там потоп намечается.

Он отрывается от телефона, матерится сквозь зубы и с отвращением вываливает свой «ужин» на тарелку, обильно поливая его кетчупом. Кривлюсь от неаппетитности картинки. Мужчина, сев за стол напротив, пытается прожевать свой «шедевр». А я снова утыкаюсь в список. Голова уже квадратная! Перечитываю с самого начала.

– «Императорский жезл»… Что за чушь? Это массаж палками, что ли? – бормочу себе под нос, пытаясь представить, как это выглядит. – Или… «Дыхание дракона». Может, это какая-то процедура с огнем? Или горячими камнями? Бред какой-то.

Я настолько погружаюсь в свои размышления, что не замечаю, как Глеб заканчивает ужинать и бесшумно подходит сзади. Заглядывает мне через плечо. Я чувствую его тепло, улавливаю легкий запах его парфюма. И вздрагиваю, когда его низкий голос раздается прямо у меня над ухом.

– Учишься?

Я вскрикиваю от неожиданности и резко оборачиваюсь. Этот наглец стоит совсем близко, его лицо всего в паре сантиметров от моего. Я вижу смешинки в темных глазах напротив и хмурюсь.

– Не твое дело! – огрызаюсь я, инстинктивно прикрывая листок руками.

– Что у тебя там? История Китая, что ли? Императоры, драконы, гейши. Дай-ка гляну…

– Не д… – начинаю, но Глеб оказывается проворней. – Эй! – одним резким движением он выхватывает прайс у меня из рук. Я пытаюсь отобрать, но мужчина легко поднимает руку вверх. Подпрыгиваю несколько раз, пытаясь дотянуться. Куда там! Мой метр шестьдесят против его почти двух.

Пока я прыгаю, этот засранец пробегает глазами по списку. Сначала его брови удивленно ползут вверх. Потом уголки губ дергаются в усмешке. А затем…

Глеб начинает ржать.

Не просто смеяться, а хохотать в голос. Громко, раскатисто, запрокинув голову. Он смеется так, что у него на глазах выступают слезы. Хлопает себя по колену, сгибается пополам, но не может остановиться.

Я стою, сгорая со стыда и злости. Что он там увидел такого смешного?!

– Отдай! – рычу я, заезжая ладошкой по мощной спине. – Это мне по работе надо! Порвешь, и что мне потом делать? Если меня не возьмут из-за тебя на работу, то…

– Ой, не могу… – выдыхает он, пытаясь отдышаться. – Детка… а-ха-ха… ты серьезно собралась там работать, мелкая?

Глеб наконец выпрямляется, вытирает выступившие от смеха слезы тыльной стороной ладони. Смотрит на меня, все еще подрагивая от смеха. В его взгляде читается такая смесь жалости и веселья, что мне хочется его убить.

– Хватит меня так называть! – взрываюсь я. Мое терпение окончательно лопнуло. – Слушай сюда! Я не детка! Не котенок! И уж точно не мелкая! У меня есть имя – Аврора. Запомнил? И да, собралась! Но это не твоего ума дело, придурок!

Мужчина смотрит на меня, все еще немного посмеиваясь. На его губах появляется ленивая, донельзя раздражающая усмешка. Он чуть наклоняет голову, разглядывая меня так, словно видит впервые. Слишком цепко и пристально. От макушки до пят.

– Запомнил, Аврора, – тянет он низким, бархатным голосом, словно пробуя мое имя на вкус. У меня по рукам непроизвольно бегут мурашки. Я слегка вздрагиваю от ощущений.

Глеб это замечает и снова хмыкает. Делает шаг ко мне, и его взгляд неожиданно становится серьезным, хотя в глубине все еще пляшут насмешливые искорки. Он чуть подается вперед, заставляя меня инстинктивно отпрянуть. Намеренно небрежно роняет:

– Но поверь, котенок, – наслаждаясь моей реакцией, видя, как я начала недовольно сопеть и пытаться испепелить этого гада взглядом. – Эта работа точно не для тебя. Даже не думай.

И с этими словами он протягивает мне мой дурацкий прайс, разворачивается и идет выбрасывать остатки своего ужина, оставляя меня стоять посреди кухни в полном недоумении, со списком странных услуг в руке и с сотней вопросов в голове.

Глава 5 (Глеб)

– Сава! Савицкий! – слышу за спиной и притормаживаю.

С другого конца служебной парковки ко мне чешет мой боевой товарищ – Марк Трошин. Раш – для своих. А в нашем отряде более известный по позывному Паук, за его фантастические навыки по части альпинизма. Мы служим плечом к плечу уже пять моих «питерских» лет, а дружим и того дольше. Поправочка: дружили. Пока этот олень не решил разрушить наше крепкое братское соседство, неожиданно воспылав сомнительными чувствами к какой-то танцовщице из Мариинки. И не съехал из нашей холостяцкой берлоги, впустив в нее что-то маленькое, ворчливое и занимающее своей харизмой все свободное пространство – этакое ментальное чихуахуа. Аврора. Имя красивое, но… На ум приходит ее дурацкий список «массажей», и с губ срывается ухмылка. Полный детский сад!

– Здоров! – подгребает ко мне Раш.

– И тебе не хворать, – жмем руки. – Тоже только приехал?

– Пробки, чтоб их, – выругивается друг. – Теперь у меня на дорогу уходит на порядок больше времени. Ненавижу этот район за его вечную загруженность. В метро хер протолкнешься. Маршрутки битком. Тьфу!

– Да ладно? – издевательски хмыкаю я. – Зато исторический центр, – подначиваю.

– Иди в жопу, – пихает меня кулаком в плечо он. – Аните так надо было. Ей там до театра пятнадцать минут пешком.

– Зато тебе до базы два часа на перекладных. А вот если бы ты остался жить со своим единственным преданным лучшим другом, то ездил бы на работу на тачке с ветерком.

– Скучаешь по мне? – поигрывает бровями этот идиот. – Признавайся! – укладывает свою лапу мне на плечо, похлопывая. – Горько плачешь ночами в подушку и ностальгируешь, сидя в одиночестве в углу моей пустой спальни? Дружище, ну ты же понимал, что наш с тобой союз по закону Российской Федерации был сразу обречен на провал. Если любишь – отпусти.

– Придурок, – посмеиваюсь я и дергаюсь, стряхивая клешню друга.

Мы вдвоем продолжаем свой путь в сторону базы. На улице ранее стылое утро. Вокруг всё серое и сопливое. Под ногами мерзкая чавкающая жижа, а с неба моросит: то ли дождь, то ли мокрый снег. В такую погоду круто валяться дома перед теликом. Идеально, если с какой-нибудь сексуальной телочкой в обнимку. Но впереди рабочие сутки: тренировки, собрания, выезды, облавы, бесконечные спасения и сопровождения. Телочками тут и не пахнет. Как и теликом. В рабочие дни мы с парнями сами превращаемся в героев боевиков.

– К твоему сведению, – бросаю я, вспоминая брошенное Рашем про одиночество, – ностальгировать в твоей спальне уже не получится. Она уже не пустая.

– Да ладно. Сдала? Так быстро, чувак?

– А ты думал, что Львовна будет сидеть и ждать, пока вы со своей Анитой разбежитесь?

– Мы не разбежимся. У нас любовь.

– Ха-ха. Знаю я вашу любовь. До первой ее истерики и твоего психа.

– Ты мне зубы не заговаривай. Подселенец. Кто он? Надеюсь, заплывший жиром скуф?

– Она, – нехотя бросаю я, зная, что с этого момента обрекаю себя на бесконечный стёб. – Это девчонка, – открываю дверь и захожу в административный корпус, кивая парню из службы пропускной охраны.

– Девчонка? – шлепает за мной следом Трошин. – Львовна сдала вторую комнату какой-то бабе? – удивляется, присвистывая. – Вот это новости! И чо, как? Красивая? Сколько лет? Без прицепа и лишних кило? Готовить умеет? Мужик есть? А перспективы?

– Если у нее кто и есть, то какой-нибудь сопли-подтирай из одной с ней ясельной группы.

– Не понял.

Мы заваливаемся в раздевалку, пожимая руки уже прибывшим парням из нашего отряда.

– Этой «бабе» двадцать лет, – говорю я, тормозя у своего шкафчика. – Соплячка еще совсем.

– А-а-а, – тянет друг почти разочарованно. – Но сексуальная? – и тут же лыбится.

– В тридцать два оценивать двадцатилетнюю пигалицу – педофилия.

– Не преувеличивай. Она уже два года как совершеннолетняя. А тебе еще не семьдесят, чтобы за тобой горшки выносить. У тебя еще все стоит. Так что? Ты не ответил на мой вопрос.

Я стягиваю с себя «гражданские» вещи, переодеваясь в форму, и, понимая, что Раш не из тех, кто сдаётся, бросаю:

– Возможно, она стройная, у нее горячие ножки, упругая задница и зачетные сиськи. Но весь ее образ разваливается, стоит ей только раскрыть свой рот.

– Ее рот всегда можно чем-нибудь занять. Если ты понимаешь, о чём я.

– Даже думать в этом направлении не буду, – отрезаю. Хотя, как у любого нормального, взрослого, здорового мужика фантазия тут же разгоняется, подкидывая картинки, которые противоречат всем моим жизненным принципам.

Я никогда не встречаюсь с женщинами. Никогда не живу с женщинами. И никогда не сплю с ними в одной кровати. Потрахались и разбежались – вот моя идеальная схема отношений. И всем моим подругам, как минимум, больше двадцати пяти лет, и у них уже давно молоко на губах обсохло. А ещё они не будут лить слёзы и истерить, когда сразу после секса я попрошу их удалиться с моей территории. Ибо обо всём и всегда договариваюсь «на берегу». Исключений нет. Аврора своим появлением и так нарушила одно моё железобетонное правило. И этого уже достаточно, чтобы я был зол. Но так сложились обстоятельства, и, увы, её я в этом винить не могу. Хотя она тоже хороша! Кто вообще подписывает бумаги не читая? Говорю же, глупый наивный ребёнок.

Десять минут спустя мы с парнями покидаем раздевалку и собираемся в общем зале. С минуты на минуту начнётся «планерка», где нам обозначат план действий на эту рабочую смену. Трошин падает в кресло рядом со мной и, пока нет полковника, бросает:

– Погоди, то есть ты сейчас живёшь в квартире с горяченькой молоденькой цыпочкой, не обременённой отношениями? До меня просто только дошло.

– Иногда я удивляюсь, за что твоя Анита на тебя запала. Умом не блещешь, юмор сомнительный, гол как сокол…

– Я обаятельный, общительный и хорош собой. О, а ещё у нас классный секс, – договаривает друг. – Кстати, и у вас он будет.

– У кого «у нас»? – с подозрением кошу я взгляд в сторону друга.

– У вас с новой соседкой, – подмигивает Раш.

– Нет, – обрубаю я.

– Гарантирую – будет.

– Уступаю своё место тебе. Если, конечно, твоя балерина не будет против такого фуэте.

– Что это? Какой-то новый мат? – хмурит лоб друг.

– Это движение, которым тебе навинтит пинка Анита, дружище, если ты хоть раз спросишь подобное при ней.

Марк, задумавшись, лезет в карман штанов за телефоном. Очевидно, он собрался искать в интернете, что такое «фуэте»? Я посмеиваюсь. Удивительно, как такой далёкий от эстетики и театра мужик умудрился очаровать такую нежную и тонкую натуру, как его балерина. На самом деле, смех смехом, но пара из них получилась красивая. Да и за друга я рад. Ещё бы не это дурацкое, мотающее нервы соседство…

В зале появляется командир нашего отряда – Никита Сотников. Как всегда, в чёрной спортивной форме и с планшетом в руке. Матерый мужик, хоть и всего на три года старше нас с Марком. Соту здесь уважают. Соту здесь слушают. А как иначе? Работа обязывает подчиняться старшим по званию.

Одним своим грозным:

– Закончили галдеть, парни! – Ник затыкает двум десяткам мужиков рты. И начинается наше традиционное утреннее собрание, где мы узнаем, что у нас на повестке этого дня. Полчаса «отсидки», а дальше всё по накатанной: тренировки, спарринги, отработка стрельбы в тире. На сегодня у нашего отряда стоит по плану тренировочный захват преступника, взявшего заложника. И одно сопровождение особо важного свидетеля в суд.

Нам – парням из СОБР – скучать не приходится. Вопреки расхожему мнению, будто мы тут целыми днями плюем в потолок и вся наша работа – выезды на редкие заявки. Которые, к слову, в огромном городе-миллионнике не такие уж и редкие. Просто чаще всего именно наша работа всегда остается «за кадром». Мы те парни в тени, которые делают всю самую грязную и опасную работу, при этом не раскрывая своих лиц и имен. Такие, как мы, далеко не ради славы идут сюда служить. Не ради похвалы, медалей или наград. Мы за идею. Спокойный сон наших родных и близких – превыше всего.

Задумываясь сейчас, даже сложно сказать, в какой момент моя жизнь так тесно переплелась со спецназом. Возможно, когда, будучи мелким пацаном, я видел, как матери было тяжело поднимать меня в одиночестве. Ведь мой отец оказался редкостным мудаком и бросил ее, когда мне едва исполнилось два, и я вырос и поклялся себе никогда не быть таким слабовольным дерьмом, как он? Возможно, будучи подростком, что-то екнуло в моем впечатлительном сердце, когда я смотрел выступление парней в черной форме на очередном параде в нашем маленьком городке на Урале? А может быть, все дело в распределении, когда в армии я попал в элитные войска и удивительно быстро въехал, «что к чему»? Шут его знает. Все случилось само. И по жизни пошло по накатанной. Армия, девять лет службы по контракту, заочно полученная вышка и больше десяти поездок в горячие точки. Понимаете, да, почему у меня кличка в отряде Турист? По миру меня помотало знатно. И лишь пять лет назад я решил попытать удачу и пройти испытание в отряд СОБР, до чёртиков устав быть «то тут, то там». Парни тут служат крепкие. Попасть сюда с улицы не просто невозможно – нереально. Да и не с улицы тоже. Надо быть обладателем стальных яиц и несгибаемой воли, чтобы не сдохнуть на первом же комплексе упражнений.

Мне повезло. Не сдох. Физуха у меня отличная. Послужной список и биография тоже. Меня взяли в отряд, и с тех пор я безропотно тяну эту лямку. Мне нравится моя работа. В другом я себя уже не представляю. Платят вот только маловато. Но покажите мне «бюджетника», который гребет бабло лопатами?

К слову, мы не всегда такие серьезные и угрюмые, как могло бы показаться выше. Мы обычные люди, которые умеют расслабляться, удивляться, увлекаться и юморить. Иногда (нет, почти всегда) наши шутки специфические и нередко ниже пояса (вспомним Раша), но куда-то же нам нужно сбрасывать накопившееся напряжение?

Короче, я люблю свою работу. Если надо, могу даже сюда переехать. База большая. Кину раскладушку в каком-нибудь старом дальнем помещении. Оккупирую местную кухню… Кстати, может, это не такой уж и плохой вариант? Уж получше, чем терпеть свою странную соседку Аврору.

Очередные двадцать четыре часа смены пролетают одним махом. Без эксцессов и ЧП. Утром мы с парнями заскакиваем в кофейню напротив и закидываем в себя сытный завтрак. Да расходимся: Сота живет в пяти минутах ходьбы от базы, Раш топает на метро, а я прыгаю в тачку и неторопливо качу в сторону своего пристанища.

Интересно, эта бедовая еще стены не снесла?

Черт, три выходных дня. Опять придется ломать башку над ужином. Может, котенок снова супа наварит? Вкусный, зараза, был. Я такой сам в жизни не приготовлю. Пять лет далеко от матери живу, уже и забыл, что такое домашняя еда. Эх…

Может, предложить этой чокнутой кулинарное перемирие?

Н-да, мужик, так она с тобой и начала делиться.

Доезжаю до дома и кидаю тачку во дворе. В квартиру захожу, стараясь сильно не шуметь, чтобы не разбудить соседку. Да, я, может быть, и засранец, но не конченый придурок. Разуваюсь и, несмотря на плотный завтрак, слышу, как желудок урчит. Пытаюсь вспомнить, что у меня было в холодильнике. Но память после суток выходит из чата.

Я скидываю куртку и бреду на кухню. В квартире утренний полумрак и тишина. Этот дьяволенок еще наверняка сладко дрыхнет и в ус не дует, что некоторые наглые коты покушаются на ее еду. Ладно. Шутка! Не буду я жрать ее еду! Я сегодня благородный засранец.

С наглой ухмылочкой дергаю дверцу холодильника, открывая.

Моя улыбка словно в замедленной съемке стекает с лица, а глаза, напротив, лихорадочно шарят по полкам. Вернее, по маленьким розовым бумажкам, приклеенным на каждый (абсолютно на каждый!) гребаный продукт в этом холодильнике. Мои глаза мечутся между сыром, колбасой и бутылкой молока. Я выдвигаю ящик с овощами. И везде одно и то же.

Мое…

Мое…

Мое…

– Эт че за херня?

Мое…

Мое…

Мое…

На каждом контейнере, кастрюле и даже на начатой булке хлеба – мое. Серьезно? Даже куска хлеба жалко? И во всем этом обилии розовых бумажек я нахожу всего одну зеленую. На сиротливо стоящем в дверце пакетике с кетчупом. И написано на этом тошнотворно-зеленом стикере «мудака-соседа». Сначала становится в какой-то степени унизительно от осознания, что целый холодильник забит не моими продуктами. А потом я снова читаю, как она обозначила мой несчастный кетчуп, и… меня взрывает.

Мудака, значит?

Все мое благородство как рукой снимает. Я стягиваю с полки плоский контейнер и сую в него свой нос. Остатки приготовленной Авророй пару дней назад пиццы. Отлично. То, что доктор прописал! Чтобы щелкнуть по носу некоторых недорослей.

Срываю, комкаю и точным броском зашвыриваю в урну розовый стикер, и запускаю в рот первый кусок пиццы, откусывая разом половину.

М-м-м.

Воздушное тесто, застывший нежной корочкой сыр, сладкий перец и острая пепперони. Ни в одной пиццерии по городу я не ел ничего вкуснее. Пальчики оближешь!

Вторая половина куска исчезает во рту следом за первой. А дальше я и подавно теряю контроль над своим аппетитом. Падаю жопой на стул и, активно работая челюстями, уплетаю оставшуюся пиццу. Ем, пока пальцы в банке не хватают воздух, а мои уши – собственный разочарованный вздох. Зато теперь, кажется, я наелся и готов завалиться и отрубиться до обеда.

Закрываю пустой контейнер и оглядываюсь по сторонам, будучи уверенным, что эти уродские разноцветные стикеры точно должны быть где-то поблизости. Нахожу небольшую стопку и шариковую ручку с меховушкой на колпачке на подоконнике.

Чиркаю на бумажке:

«Было вкусно, но мало, котенок. P.S. Твой мудак-сосед».

И клею это розовое убожество на пустой контейнер, закрывая холодильник. То-то же. Детка, лучше не вписывайся в войну, которую ты гарантированно проиграешь.

С чувством выполненного долга гребу в свою спальню и запираю дверь на замок – во избежание появления всяких маленьких и мстительных. Опускаю жалюзи на окнах, чтобы ни один луч света не проник в мою берлогу, в которой я планирую впасть в спячку. Раздеваюсь и заваливаюсь на кровать, блаженно вытягиваясь на постели. Мозг уже не просто просит – требует – отключиться и проспать минимум часов шесть. И именно этому плану я и собираюсь следовать. Переворачиваюсь на живот, подтягивая к себе вторую подушку. Обнимаю ее и закрываю глаза. Сознание уплывает моментально. Я крепко-накрепко отключаюсь.

Глава 6 (Глеб)

Матушка всегда мне говорила, что если я сплю, то меня способна разбудить разве что начавшаяся ядерная война. Все прочие методы она на мне испробовала, еще когда я учился в школе. Но в этот день я узнал, что есть еще один неплохой способ заставить меня, вусмерть умотанного после рабочей смены, проснуться. Аврора, мать ее. И ультразвуковое:

– Гле-е-е-е-еб! Ну ты и скотина! – иглами врезается ее вопль в мои барабанные перепонки. Клянусь, я слышу, как они лопаются в моих ушах. Чпок-чпок.

Я морщусь и переворачиваюсь на спину, с трудом разлепляя глаза. Виски давит, башка тяжелая. Бросаю взгляд на часы на телефоне. Зашибись! Я только час назад лег спать. Теперь понятно, почему у меня состояние, будто поезд переехал. Вот же мстительная с…обака.

И зачем так орать? Ну стало у тебя в запасах на пару-тройку кусочков пиццы меньше. Не жадничай. В твои сорок килограмм она все равно не влезла бы.

Раскинувшись на кровати упавшей великолепной звездой, смотрю в белый натяжной потолок и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из гостиной.

Судя по тихому бубнежу, моя шумная соседка выливает все свои недовольства на холодильник…

О, а еще херачит его дверцей туда-сюда…

А сейчас топает, как стадо бизонов на уроках по степу…

И…

Присвистываю.

Ничего себе! Эта невинная феечка знает даже такие слова? Крепко. Забористо. У нас даже самый отъявленный матерщинник в отряде не знает и половины произнесенных Авророй выражений. У, рот бы ее с мылом прополоскать.

Вопреки недовольству девчонки, меня вся эта ситуация жутко веселит. В какой-то момент я начинаю искренне посмеиваться, понимая, что время идет, а поток ее бубнежа и ругательств не затихает. Возникает ощущение, что в нашей гостиной открылся портал в преисподнюю и оттуда вылезли тысячи чертей, время от времени подрабатывающих портовыми грузчиками. И шипят, шипят, шипят. На своем. Адском. Ну, это чтобы вы понимали, как искусно умеет ругаться девочка Аврора.

Я теряю счет времени, развлекаясь. Наконец-то девчачье ворчание сменяется какой-то неопределенной возней. Перестаю улыбаться, напрягая слух. За дверью моей спальни что-то начинает происходить. Я слышу пыхтение, шуршание и скрип. Такой резкий, механический, словно деревянные ножки царапают паркет.

Хмурюсь.

Эта больная решила утащить холодильник к себе в спальню?

Хмыкаю.

Вот ни капли не удивлюсь!

Скрип повторяется, а следом за ним звучит натужное «ар-р-р-р».

Я не выдерживаю и поднимаю свою задницу с постели. Запрыгиваю в первые попавшиеся спортивки и щелкаю замком. Жму на ручку и открываю дверь. Впадаю в ступор.

Со звериным:

– Вот так тебе, придурок! – прямо у моих ног проезжает диван, преграждая мне выход из спальни. То есть прям конкретно!

Я смотрю на мягкую мебель, которая никоим образом не должна была здесь оказаться, и перевожу взгляд на Аврору. Раскрасневшуюся, запыхавшуюся, с двумя косами длинной до жопы, свисающими с плеч, и в мешковатой футболке, из-под подола которой торчат голые стройные ноги. Это ладно. Злая Аврора – секс, но…

Снова таращусь на диван и опять на девчонку.

Медленно до меня доходит, что она пыталась сделать. И меня начинает рвать на части от едва сдерживаемого смеха. Приходится прокашляться пару раз, прежде чем спросить на серьезных щах:

– Аврора, а что ты делаешь?

– Баррикаду строю! – зло сдувает упавшую на лицо светлую прядь девчонка.

– Серьезное сооружение. Только если ты планировала меня тут замуровать, то у меня для тебя плохие новости. Моя дверь открывается в другую сторону, котенок. Так же, как и твоя.

– Вот че-е-ерт! Точно же… Вот я тупая!

Я согласно поддакиваю.

– А тебе вообще слова права не давали! – огрызается мелкая.

– А слова «лева»? – уже в голос ржу я.

– Ч-чего? Какое «лева»? Ты мне это… зубы не заговаривай! – вскакивает на пододвинутый к моей двери диван Аврора, грозно помахивая пальцем у меня перед носом. – Скажи мне, ты что, слепой? Я для кого вчера весь вечер клеила эти дурацкие стикеры на все свои продукты?

– Наверное, для какого-то мудака-соседа, – пожимаю я плечами. – Не знаю. Но честно открыл утром холодильник и искал, где написано «Глеб».

– Нашел?

– Не нашел.

– Потому что чаще в магазин ходить надо! – бурчит Аврора, складывая руки на груди.

– Вот я тоже утром так подумал. Подумал, а потом сильно расстроился и заел стресс твоей пиццей, – улыбаюсь я.

– Ты издеваешься надо мной? Тебе что, нравится меня бесить?

– Не-е-ет, – с серьезным видом качаю я головой. – Как ты вообще могла такое подумать?

– Ты меня раздражаешь! – стиснув зубы, шипит девчонка.

– Ну что поделать? – строю я невинную гримасу, переступая через спинку дивана, выходя в коридор. – В жизни всякое бывает, котенок, – говорю, топая в сторону туалета.

– Эй! Стоп! Ты куда? А диван кто будет на место возвращать?

– Дай угадаю, – оборачиваюсь на пороге уборной, – наверное, тот, кто его сюда и припер? И можешь не делать вид, что слишком устала, второй раз я на это не поведусь.

– А когда это был первый?

– А кто недавно просил меня помочь донести пакеты, потому что у тебя «ручки устали»? А тут диваны тягаешь. Нестыковочка. Больше не получится строить из себя слабую и несчастную.

– Ну и хрен с тобой! – фыркает коза, гордо перекидывая косу через плечо. – Пусть здесь стоит! К слову, такая планировка мне нравится даже больше, – выдает и, подрезая меня, первая забегает в уборную. Захлопнув дверь прямо у меня перед носом.

Я вспоминаю парочку тех самых новых заковыристых выражений, что услышал из уст феечки десять минут назад, и с обреченным видом перелажу через диван обратно в свою спальню. Хлопаю дверью и, к чертям вырубая будильник, заваливаюсь дальше дрыхнуть.

К моему глубочайшему сожалению, к тому моменту, как я, выспавшись, просыпаюсь в этот день, диван не исчезает из коридора. Не происходит с ним этого и вечером. И даже утром следующего дня. Аврора же шастает по квартире с гордо вскинутым подбородком, умудряясь со своих метр с кепкой смотреть на меня свысока и делать вид, что понятия не имеет, как мягкая мебель оказалась там, где оказалась. Коза!

Угадайте, кому по итогу пришлось двигать мебель на место?

А военные действия в нашей квартире тем временем только начинают набирать обороты. Словно пытаясь всеми возможными и невозможными способами вывести меня из себя, эта мстительная чихуахуа начинает подскакивать за пять минут до моего подъема и занимать ванную. Воруя из моего законного часа – с семи до восьми утра – целых полчаса. Тридцать, блин, минут! И выходит лишь когда я уже откровенно начинаю злиться и колотить в дверь, обещая ее вынести. Выходит с таким невозмутимым видом, будто королева из Букингемского дворца, а не пигалица из уборной. Неизменно с какой-нибудь жижей на лице и повязкой с кошачьими ушами на макушке.

– Ты дождешься, и я подарю тебе рога, – бросаю я в один из дней.

– А мне тебе их даже дарить не надо, уверена, твои уже потолок подпирают.

– Зараза.

– Козел.

– Отвратительного утра!

– И тебе мерзкого дня.

И так изо дня в день. Выражение «утро добрым не бывает» с появлением в моей квартире Авроры заиграло для меня новыми красками.

Помимо этого, наша всегда чистая с Марком ванная превратилась в парфюмерный магазин. Реально! У меня такое ощущение, что однажды я открою туда дверь, а на меня градом повалятся бесконечные яркие банки, склянки, мази, крема, лосьоны и маски. У этой больной только гелей для душа три. Три, дьявол тебя сожри! А ее бадьи с шампунем настолько огромные, что ими можно мыть целый год весь наш отряд. Причем не только башку! Самое ужасное – всё это добро распихано по полкам и шкафам так ненадежно, что каждый раз стоит на него лишь дыхнуть, как случается грандиозный обвал. И заканчивается он, как правило, новым предшествием чертей из преисподней в лице ругающейся Авроры.

В отместку за вакханалию в ванной я продолжаю таскать готовую еду девчонки. А она, искренне не понимая, за что я ей мщу, мстит мне в ответ. И однажды, знаете, что она учудила? Я думал, ее пришибу! Налила в стакан с моей зубной щеткой воды и заморозила его, выставив лишь утром, перед моим подъемом. Так неудобно я в жизни не чистил зубы. Чокнутая девчонка!

Но, как оказалось впоследствии, и это были лишь цветочки. Крайняя степень охеревания со мной случилась накануне. Когда я перед сменой помыл голову. Ещё стоя в душе, чухнул, что мой шампунь с ароматом ментола как-то подозрительно резко воняет химозой. Но значения этому не предал. Опаздывал. Проспал звонок будильника, потому что вчера вечером одна бессмертная полночи шастала по квартире. Я помылся и вылетел из дома за полчаса до начала рабочего дня, не посмотрев в зеркало. И… Так громко парни из моего отряда ещё в жизни не ржали! Стены базы сотрясались от их гогота, когда в раздевалке я снял шапку и увидел у себя на башке хаотично разбросанные в тёмных волосах осветлённые пряди. Будто кто-то плюнул на меня белой краской.

Ох, как меня накрыло!

Ох, как жутко мне хотелось поймать эту задницу и хорошенько выпороть за её идиотские шутки! Она что, мать твою, нашла себе двадцатилетнего дружка?

И, ох, какой пизды я получил от начальства в этот день!

Я думал, я её убью. Прикопаю во дворе, под посаженной летом берёзой. Малявку спасло лишь то, что с суток домой нас не отпускают, а за двадцать четыре часа работы я успел всё переварить, остыть и прийти к выводу, что самая лучшая месть – совершённая на холодную голову.

Домой со смены следующим утром я уже еду с чётким планом действий. Захожу в квартиру почти бесшумно. Изобретательная коза всё ещё спит. Разумеется, ведь сегодня не надо подгадить одному милому соседу и занять его законный час в ванной.

Скидываю ботинки и куртку и сразу топаю в свою комнату. Там бросаюсь шарить по ящикам в поисках одной интересной штуки, забытой у меня после бурной ночи горячей цыпочкой. Наручники с розовой опушкой.

Я нахожу их в прикроватной тумбе. Хмыкнув, подхватываю и, покручивая «браслеты» на пальце, всё так же профессионально тихо крадусь в спальню Авроры. С дверью приходится повозиться, чтобы открыть её без явного щелчка. В комнате девчонки царит полумрак. Шторы задернуты, и свет сюда почти не проникает. Идеально.

Я зависаю на пороге и даю своим глазам немного привыкнуть к темноте. Различаю тонкий девичий силуэт на кровати. Повернувшись спиной к двери, котёнок сладенько дрыхнет. Подхожу ближе – на её лице блаженное выражение. Длинные локоны девчонки разметались. Одна рука прижимает к груди одеяло. Вторая засунута под ту подушку, что под её головой, так, что тонкое запястье свисает с края кровати. Что это, если не подарок судьбы?

Я присаживаюсь на корточки аккурат возле лица девчонки. Её светлые ресницы слегка трепещут, полноватые губы едва заметно улыбаются, а аккуратный носик сладко сопит. Подаюсь вперёд и чувствую её горячее дыхание у себя на шее. Черт, когда она спит – сущий ангел! Мягкая, нежная, беззащитная – реальный котёнок. А ещё от неё охеренно вкусно пахнет одним из тех трёх гелей для душа.

Да, Аврора хорошенькая. Этого у неё не отнять. При взгляде на неё во мне что-то екает. Всегда. Даже когда она жутко бесит меня своими детскими выходками, мне хочется на неё смотреть. И я ничего, на хрен, не могу с собой поделать. Я заметил это не так давно, но меня словно магнитом тянет к этой сумасшедшей, когда я дома. А когда не дома – постоянно о ней вспоминаю. Она притягательный котёнок – это факт. Но… дьявольской сущности это, увы, не меняет. И моё унижение ей с рук точно не сойдёт.

Действуя предельно осторожно, чтобы не разбудить соседку, аккуратно ловлю ее тонкое запястье в браслет. Тихонько проворачиваю до щелчка. Беру одну ее шаловливую ручку в плен. Второе кольцо накидываю на металлический подголовник кровати.

Щелчок.

Попалась.

– Шутки кончились, котенок, – шепчу я, ухмыляясь. – Начинаем играть по-взрослому.

Глава 7

Что-то не так.

Это первое, на что реагирует мой сонный мозг. Я попыталась перевернуться на другой бок, но тело не слушается. Вернее, не слушается только правая рука. Она словно приросла к кровати.

Я недовольно мычу, не открывая глаз. Наверное, отлежала. Бывает. Сейчас пошевелю пальцами, разгоню кровь и…

Ничего.

Сонная пелена начинает медленно рассеиваться, уступая место недоумению. Я пробую еще раз.

Рывок.

Рука остается абсолютно неподвижной. Будто ее прибили к кровати. Мозг, все еще пребывающий в сладкой дреме, отказывается воспринимать реальность.

Я снова дергаю рукой, уже сильнее, и чувствую, как что-то холодное и твердое впивается в запястье. Это ощущение окончательно вырывает меня из сна.

Раздраженно выдыхаю и наконец-то разлепляю веки. Щурюсь, фокусируя взгляд.

Первое, что я увидела, – до тошноты знакомый белый натяжной потолок моей спальни. Второе – наглую, до одури самодовольную физиономию, принадлежавшую моему персональному кошмару, соседу Глебу. Он преспокойно сидел на краю моей кровати, одетый в потертые джинсы и темное худи, и просто смотрел на меня. В карих глазах плясали бесенята, а на губах играла его вечная, бесящая до зубовного скрежета ухмылка.

– Проснулась, котенок, – его хриплый голос бархатом проезжается по моим нервам. – Как спалось? Кошмары не мучили?

Я не отвечаю. Вместо этого медленно перевожу взгляд на свою руку. Ту самую, что оказалась в плену. И то, что я вижу, заставляет мой мозг на секунду отключиться.

На моем запястье защелкнут металлический браслет.

Наручники с нелепой, идиотской опушкой из ядовито-розового меха. Второй такой же браслет охватывает металлическую перекладину изголовья кровати.

Секунда. Две. Три.

До меня медленно, со скрипом, доходит вся абсурдность и дикость ситуации. Этот… Этот…

Он, мать его, пристегнул меня наручниками к моей же кровати!

– Что… – мой сонный шепот срывается на визг. – Ты что сделал, придурок?!

Я резко дергаю рукой, но короткая цепочка между браслетами натягивается, не давая мне ни малейшей свободы. Розовый пух щекочет кожу, контрастируя с холодным металлом под ним.

– Это? – Глеб лениво кивает на мою прикованную руку. – Это называется «урок». Запомни, котенок, на каждое твое действие будет противодействие. Ты решила поиграть с краской для волос? Отлично. Я решил поиграть в плохую девочку и полицейского. Правда, мои ролевые игры круче?

Его спокойствие выводит из себя. Говорит так, будто обсуждает прогноз погоды, а не тот факт, что он, взрослый тридцатидвухлетний мужик, приковал меня наручниками, пока я спала!

– Это была всего лишь шутка! – выпаливаю я. – Безобидная! Она скоро смоется!

– А наручники снимутся. Это тоже шутка. Безобидная, мягкая и пушистая.

– Ты больной?! – наконец прорывает меня. Я сажусь на кровати, насколько это вообще возможно. – Ты совсем с катушек съехал?! А ну немедленно сними это!

– М-м-м, нет, – тянет Глеб, с явным удовольствием наблюдая за моей реакцией. – Сначала я хочу услышать одно волшебное слово. Начинается на «п», заканчивается на «рости».

Я замираю. Просить? Прощения? У него? Да скорее рак на горе свистнет!

– Пошел в жопу! – выплевываю я, дергая рукой так, что металл больно врезается в кожу.

– Не угадала. Попробуй еще раз.

Ухмылка на его лице становится шире, наглее, превращаясь в откровенный оскал хищника, который загнал жертву в угол. Глеб наслаждается. Каждым моим гневным вздохом, каждым беспомощным рывком. И это бесит еще сильнее.

– Отцепи меня, урод! – шиплю разъяренной кошкой.

– Снова неверно.

Всё. Хватит! Разговоры окончены! В ход идет тяжелая артиллерия. Я резко откидываю на подушку, а потом, с боевым кличем, достойным амазонки, выбрасываю вперед ногу, целясь мужчине в бок. Это был не сильный удар, а грубый, злой тычок, продиктованный моим отчаянием. Я не хотела его покалечить. Просто сбить это наглое выражение с его лица.

Но Глеб, зараза такая, обладал молниеносной реакцией мангуста. Прежде чем моя нога достигла цели, он перехватил ее. Горячие и длинные пальцы стальной хваткой сомкнулись на моей лодыжке. Я застыла в самой нелепой позе, какую только можно вообразить: одна рука прикована к кровати, вторая упирается в матрас, а нога задрана вверх и находится в полной его власти.

– Ай! Пусти! – Изворачиваюсь, пытаясь выдернуть ногу. Бесполезно. Он держал слишком крепко.

– Какой агрессивный котенок, – картинно поцокал языком сосед, а его глаза насмешливо блестели. – Но нет, так дело не пойдет. За плохое поведение полагается наказание.

И прежде чем я успеваю понять, что он имеет в виду, его пальцы начинают быстро-быстро перебирать по моей ступне.

Мое тело предает меня в ту же секунду. Вместо гневного рыка из горла вырывается какой-то сдавленный писк, переходящий в неконтролируемый хохот.

– Ха-ха-ха… Прекрати! – визжу, извиваясь на кровати, как пойманная рыба за хвост. – Пусти… ха-ха… идиот!

Щекотка – моя ахиллесова пята. А этот садист, кажется, прекрасно это уловил. Его пальцы порхают по моей пятке, по своду стопы, заставляя меня биться в истерике. Слезы из-за смеха брызжут из глаз. Я задыхаюсь, не в силах вымолвить ни слова, кроме бессвязных всхлипов.

– Что-что? – Глеб наклоняется ниже, его лицо оказывается совсем близко к моему. – Я не расслышал. Повтори, пожалуйста.

– Не… ха-ха… буду! – выкрикиваю я в порыве между приступами смеха.

– Не будешь? – его пальцы с новой силой впиваются в мою несчастную ступню. – А я думаю, будешь. Давай, котенок. Волшебное слово. Ты же его знаешь.

Я мотаю головой, пытаясь брыкаться свободной ногой, но он легко уворачивается. Я в ловушке. И этот гад получает от этого нескрываемое удовольствие.

– Про… – выдавливаю я сквозь смех, чувствуя, как горит лицо от унижения. – Про…си!

– Что «проси»? – не унимается он.

– Прости! – наконец выпаливаю я, закрывая глаза. – Прости, сволочь! Доволен?! А теперь отпусти меня!

Глеб перестает. Резко. Внезапно. Его пальцы замирают, но хватку на лодыжке не ослабляет. Я тяжело дышу, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Сердце колотится как бешеное, а все тело дрожит.

– Вот видишь, – его голос звучит до омерзения спокойно. – Можешь же, когда захочешь. Но этого мало.

Я распахиваю глаза, не веря своим ушам.

– Что?!

– Одного «прости» недостаточно, котенок. Я хочу услышать полное раскаяние. Осознание. Обещание, что ты больше никогда не будешь портить мое имущество и мои нервы.

– Да пошел ты! – снова взрываюсь. – Я ничего тебе обещать не буду!

– Как знаешь, – мужчина пожимает плечами, отпускает мою ногу и поднимается с кровати. – Тогда лежи. Завтракать я сегодня буду один. А ты, видимо, на диете.

Глеб разворачивается и неторопливо направляется к выходу из моей комнаты. Я с ужасом смотрю ему в спину. Он что, серьезно собирается оставить меня здесь? Одну? Прикованную?!

– Эй! Стой! Ты не можешь вот так просто уйти!

– Могу, – он оборачивается в дверях. – И уйду. Ключик, – он достает из кармана штанов маленький серебристый ключик и демонстративно им трясет, – будет у меня. Передумаешь – зови. Но учти, котенок, мое терпение не бесконечно. А извинения должны быть искренними. Очень искренними.

И с этими словами этот… У меня даже приличных эпитетов для него нет… Просто выходит, оставляя меня одну, все еще прикованную к кровати.

Бесит!

– Ненавижу! – кричу ему вслед, но в ответ лишь слышу мужской смех.

Я сидела на кровати, сверля взглядом закрытую дверь, и мысленно представляла сто и один способ изощренной мести для Глеба. Начиная от слабительного в его утреннем кофе и заканчивая полной депиляцией во сне.

Но все эти прекрасные планы разбились о суровую реальность. Я прикована. И, судя по всему, надолго.

Первые десять минут я просто сидела, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Гнев – плохой советчик. Нужна холодная голова и четкий план действий. Я – Аврора Виленская, дочь генерала, отличница и просто умница. Неужели я не смогу справиться с какими-то дурацкими наручниками?

Я внимательно осмотрела свои оковы. Дешевый китайский ширпотреб, купленный, вероятно, в ближайшем секс-шопе. Замочная скважина крошечная. Ключа, естественно, нет. Цепочка короткая, но крепкая.

Так. Что у нас есть? Свободная левая рука, телефон на тумбочке в пределах досягаемости и безграничный доступ в интернет.

Я дотянулась до телефона и, устроившись поудобнее, вбила в поисковую строку: «Как открыть наручники без ключа».

Интернет выдал мне миллион ссылок. От видео с бородатыми мужиками, вскрывающими настоящие полицейские оковы скрепкой, до статей на форумах выживальщиков. Окрыленная надеждой, я нашла самую перспективную инструкцию.

Шпилька! Ну конечно! У меня их целая куча в косметичке на столе. Правда, до него еще нужно как-то дотянуться… Пришлось проявить чудеса гибкости и акробатики. Вытянувшись в струнку и зацепившись пальцами ноги за край, я кое-как притянула к себе косметичку. Вытряхнув содержимое на кровать, нашла идеальный инструмент. Следуя видеоинструкции, попыталась вставить ее в замочную скважину.

Пять минут. Десять. Пятнадцать.

Пальцы уже не слушались, а кончик невидимки гнулся во все стороны, но упрямый замок не поддавался.

– Да что тебя! – в сердцах прошипела я, отбрасывая в сторону бесполезный кусок металла.

Я откинулась на подушку, чувствуя, как отчаяние начинает подкрадываться. И именно в этот момент мой организм решил подкинуть мне новую, куда более насущную проблему.

Мне захотелось в туалет.

Сначала это было легкое, едва заметное желание, которое я проигнорировала. Но с каждой минутой оно становилось все настойчивее, превращаясь в настоящую пытку.

Нет. Нет, нет, нет! Только не это! Я не буду его звать! Ни за что! Я буду терпеть. Я сильная, я смогу.

Прошло еще минут десять. Мочевой пузырь был категорически не согласен с моими установками. Он прозрачно намекал, что его терпение на исходе и скоро случится катастрофа локального масштаба.

Лицо горело от стыда. Выбора не было. Придется звать этого тирана. Сглотнув ком в горле, я набрала в легкие побольше воздуха.

– Гле-е-еб! – мой крик получился каким-то жалким и писклявым.

Тишина.

– Глеб, твою мать! – заорала я уже громче, вкладывая в голос всю свою злость и отчаяние.

Послышались шаги. Дверь в мою комнату медленно открылась. На пороге стоял сосед с чашкой кофе в руке и все той же издевательской ухмылкой.

– Что, котенок, созрела для искренних извинений?

– Мне нужно… в туалет, – выдавила я, краснея до корней волос.

Он отпил кофе, смакуя момент.

– Не расслышал. Повтори.

– В туалет мне нужно. Срочно! – зашипела я, чувствуя, что еще немного, и я просто лопну.

Глеб поставил чашку на мой стол, подошел к кровати и, достав из кармана тот самый ключик, склонился надо мной. От него пахло кофе и чем-то еще, терпким и мужским. Его близость заставила сердце пропустить удар, но сейчас мне было совершенно не до того, чтобы анализировать эти новые, странные ощущения.

Щелк.

Наручник на моем запястье расстегнулся. Я тут же потерла натертую кожу.

– Спасибо, – буркнула я, не глядя на мужчину, и пулей выскочила из комнаты.

Вернувшись в комнату, я обнаружила, что Глеба и след простыл. День был безнадежно испорчен. Я завалилась на кровать, собираясь провести остаток вечности в состоянии обиженной на весь мир амебы.

Но моим планам не суждено было сбыться. Телефон завибрировал. Ирка.

– Рори, привет! Ты не занята? – прощебетала подруга в трубку.

– Привет. Занята. Страдаю, – пробурчала я.

– Отставить страдания! У меня форс-мажор! Завтра свидание с парнем мечты, а мне надеть нечего! Срочно нужна твоя помощь как эксперта по стилю. Поехали по магазинам? Я угощаю кофе и пирожными!

Предложение было слишком заманчивым, чтобы отказаться. Шоппинг, кофе и сплетни с лучшей подругой – именно то, что доктор прописал для лечения уязвленного самолюбия.

Через час мы уже гуляли по огромному торговому центру. Ирка щебетала без умолку, рассказывая о своем таинственном кавалере, а я понемногу оттаивала, пересказывая ей утренние приключения.

– Он приковал тебя наручниками?! Розовыми?! – хохотала подруга так, что на нас оборачивались прохожие. – Рори, да это же готовый сюжет для романа!

– Очень смешно, – надулась я.

Мы обошли десяток магазинов, перемерили гору одежды, выпили по огромной чашке капучино с самыми вкусными в мире чизкейками, и Ирка наконец-то нашла «то самое» платье. Счастливая и довольная, она уже собиралась тащить меня к выходу, как мой взгляд зацепился за небольшой сувенирный павильончик в центре холла. Там продавали всякую забавную ерунду: кружки с прикольными надписями, магниты, брелоки.

И тут я увидела ее.

Маленькую табличку, какие обычно вешают на дверь. На ней кривоватыми буквами было выведено: «ОСТОРОЖНО, ЗЛОЙ СОСЕД».

На моем лице медленно расползлась хищная улыбка.

– Ир, подожди секунду, – сказала я подруге и решительно направилась к павильону.

– Можно мне вот эту табличку?

Продавец, скучающий паренек, завернул мою покупку в бумажный пакет. Я вышла из торгового центра, сжимая в руке свой маленький трофей.

Глеб думает, что он победил? Что я буду сидеть и плакать? Что ж, он очень сильно ошибается. Война только начинается. И теперь у меня есть для нее новое, совершенно неотразимое оружие. Пусть все знают, какой монстр живет за соседней дверью!

Глава 8 (Глеб)

Следующие пару дней моя жизнь становится снова похожа на обычную. Никто больше не подливает мне краски в шампунь, не раскидывает свои бутыльки по всей квартире, не подрезает меня у двери в ванную за пять минут до семи утра и не пытается надорвать свою задницу, двигая мебель. Аврора залегла на дно. Нынче о ее гораздом на выдумки характере и мстительной натуре напоминали только косые недовольные взгляды в мой адрес и по-прежнему размножающиеся в нашем холодильнике розовые стикеры с надписью «мое». Хочется верить, что такие перемены в ее симпатичной головке случились после эпизода с наручниками. Надеюсь, эта малышка поняла, что я на порядок старше и шутки мои могут быть на порядок жестче.

К слову, я этот «белый флаг» увидел. Принял. И тоже стал мальчиком-зайчиком. Перестал воровать из холодильника ее еду, источающую изумительные ароматы на все девять этажей нашей панельки. Больше не включаю музыку, пока принимаю душ по утрам. И даже перестал называть ее «котенком». Хотя тут надо уточнить, что мы вообще свели все свои разговоры к необходимому минимуму, убрав из уравнения даже привитую нам с детства вежливость, обязывающую сказать друг другу «доброе утро». Мы даже пересекаться стали реже, как будто наша квартира стала в пять раз больше.

Война в нашей «общаге» перешла в стадию стазиса.

Нравится ли мне это затишье? Определенно.

Скучаю ли я по безумным выдумкам соседки? К сожалению, да. И эта мысль до усрачки меня пугает. Видимо, за пару недель столкновений мой мозг привык быть всегда начеку и сейчас ему тупо скучно. А моим глазам не хватает воинственно вздернутого носа девчонки, мечущих молний взглядов ее больших зеленых глаз и вида стройных красивых ног в обтягивающих леггинсах.

Стыдно признать, но в дни нашего «довоенного перемирия» я появлялся в гостиной, когда тут отсвечивала Аврора, исключительно ради того, чтобы поглазеть на ее упругую попку. Пару раз, из этого же побуждения, задирал ненароком ее футболку. И разочек даже ущипнул ее за ягодицу. За что тут же получил поварешкой по лбу, к сожалению, выбрав не самый удачный момент, когда она была вооружена.

Было прикольно. А сейчас стало скучно. Мой решительный «ответный ход» достиг своей цели. Зло затаилось. Но будни снова стали унылыми и однообразными. Поэтому, чтобы хоть как-то растрясти свою задницу, в вечер субботы я заваливаюсь с парнями в спорт-бар.

– Ну!

– Давай-давай!

– Э-э-э, ты че, олень, ворот не видишь, что ли?!

Гудят посетители, грохая бутылками о деревянные столики. Сегодня по телику гонят прямой эфир хоккейного матча «СКА» против «ЦСКА». Думаю, не надо объяснять, за кого болеет Питер? Принципиальные соперники и все дела. Страсти накаляются до предела, когда наша команда начинает сливать игру в середине второго периода при счете ноль-три.

– Мне кажется, или в этом году мы как-то слабенько гребем? – спрашивает Раш.

– Не, гребем-то мы как раз нормально в свои ворота, – хмыкаю я, не сводя глаз с шайбы. – А вот забиваем херово, – говорю в тот момент, когда от удара нашего нападающего резиновый снаряд с лязгом влетает в штангу.

– Именно это я и имел в виду, спасибо, мистер придурок, – пихает меня кулаком в плечо Марк.

– Не люблю хоккей, – качает головой Сота. – И не понимаю всеобщего ажиотажа.

– Это потому что ты бывший футболист, – бросаю я. – Извечное фанатское противостояние: у кого яйца крепче.

– Возможно. Почему в этом баре никогда не показывают матчи «Зенита»? Я бы поболел.

– Наверное, потому что он хоккейный? – ржет Раш.

– Реально? – искренне удивляется Никитос. – Вы уже год водите меня в хоккейный спорт-бар? Ну вы и придурки! – качает головой командир оскорбленно.

– Нет, просто два больше, чем один, дружище.

– Видал? – машу я головой в сторону Раша.

– Чего? – хмурится друг.

– Кажется, это были зачатки разума.

Мы с Сотой начинаем ржать.

– Го-о-о-ол!!! – сотрясает стены бара дружный вой болельщиков.

– Да идите вы, – отмахивается Раш. – Из-за вас гол просмотрел. Три-один. У нас еще целых двадцать минут, чтобы отыграться, – бурчит и утыкается взглядом в экран.

Мы с Ником, посмеиваясь, чокаемся бутылками пива. Завтра нам всем на смену, поэтому толком и не пьем, а лишь неторопливо посасываем весь вечер одну жалкую «ноль-пять». Я мог бы сделать это и дома. Но, во-первых, в одиночестве пить и болеть – это скучно. Во-вторых, моя невыносимая соседка куда-то свалила, и мне взгрустнулось.

Я закидываю в себя горсть соленого арахиса. Матч сегодня откровенно лажовый. Даже смотреть интереса нет. Поэтому нахожу себе более увлекательное занятие – брожу взглядом по бару, разглядывая собравшихся. Как и всегда, за круглыми столиками сидят преимущественно мужики. Но пару симпатичных девчонок мой взгляд все же находит. И одна из них смотрит прямо на меня.

Заметив мой взгляд, девушка улыбается и подается вперед. Красотка упирается в стол локтями и буквально ложится на свои предплечья аппетитными буферами. И теперь я даже с расстояния в пять метров вижу ложбинку в вырезе ее кофточки. М-м, кажется, там даже есть татушка? Интригующе.

Я хмыкаю, подмигивая.

Она кокетливо отводит за ухо темную прядь волос.

Поднимаю бутылку и едва заметно салютую незнакомке.

Она прихватывает зубами пухлую губу и бросает на меня такой жаркий взгляд, что гением по части женщин быть не надо, чтобы понять: меня пытаются склеить. Бесстыдно и откровенно предлагают себя. Об этом говорит всё: от вербальных до невербальных знаков. Например, как вот этот картинный жест – закинутая одна нога на другую, – транслирующий, мол: «Я уже теку». Или этот скошенный в сторону уборных взгляд, прямо намекающий: «Давай уединимся». И томный выдох, от которого сиськи в глубоком вырезе кофточки подпрыгивают, как бы сообщая мне: «Мы жаждем, чтобы ты зарылся в нас лицом».