Могут ли леди убивать?

Peter Cheyney

CAN LADIES KILL?

© С. Н. Самуйлов, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука®

Пролог

Берлингейм, Калифорния

Вилла «Розалито»

1 января 1937 года

Директору Бюро расследований

Министерства юстиции США, Вашингтон

Уважаемый сэр,

после долгих размышлений я наконец решила написать Вам. Возможно, история покажется мистической, но в данном случае без этого не обойтись.

В течение последних двух или трех месяцев я случайно узнала о делах, заниматься которыми, на мой взгляд, должен Ваш департамент. Речь идет о делах криминального характера и федерального масштаба. В данный момент я не хочу говорить больше, поскольку надеюсь, что в получении от меня дополнительной информации необходимости нет.

Я очень надеюсь, что смогу написать Вам более подробно в течение следующих десяти дней или же ход событий с 1-го по 9-е число этого месяца даст мне основание для телефонного звонка с целью прояснения этого вопроса.

Если же Вы не получите от меня вестей до 9-го числа сего месяца, полагаю, Вам следует прислать надежного сотрудника для контакта со мной во второй половине дня 10-го числа. Если потребуется, я буду готова сделать ему полное заявление.

Искренне Ваша

Марелла Торенсен

Глава 1

Холодильник для дамы

Стою, смотрю на этот дом и думаю, что если у меня когда-нибудь заведутся деньжата и я стану на якорь, то брошу кости в такой вот лачужке.

Потому что в ней есть то, что называют атмосферой. Домишко стоит в стороне от проезжей части, на склоне небольшого зеленого холма. От дороги его отделяет белая ограда, повсюду цветочные клумбы и всякие декоративные штучки, выложенные белыми камнями. За воротами начинаются широкие ступеньки, ведущие вверх, к передней двери.

Признаюсь, я бы не прочь отдохнуть. Путешествовать самолетом, конечно, здорово, но немного утомляет. С другой стороны, я ловлю себя на том, что уже устаю от всего на свете. Да, устают даже джимены[1], но они, может быть, вам об этом уже говорили.

Поднимаясь по ступенькам к крыльцу, пытаюсь вообразить, что же собой представляет эта Марелла Торенсен. Ее фотографии у нас не нашлось, а жаль, потому что, когда я вижу фотографию дамочки, у меня возникают насчет нее разные идеи. Но поскольку я увижу ее через минуту, возможно, фотография не так уж и нужна.

Интересное дело. Вы видели письмо, которое эта дамочка написала директору в Вашингтон. Она называет свою историю мистической. Я посмотрел это слово в словаре, там написано, что «мистическое» означает «энигматическое». Я опять в словарь, а там написано, что «энигматическое» означает «за пределами человеческого понимания».

Подумайте сами. Если дамочка пишет письмо директору Федерального бюро и намекает на какие-то темные дела, о которых ему следует знать, выходит, кто-то в этих краях нарушает закон. В таком случае хочется спросить: а почему же ты не обратилась к своему мужу? В конце концов, если ты замужем за парнем десять лет, то логично в первую очередь пойти к нему.

Но знаете, дамы частенько поступают странно. Хотя кто я такой, чтобы вам об этом говорить? Вы и сами все знаете. Они куда более практичны и решительны, чем принято думать. Романтики – это парни. Я сам знал одну дамочку из Цинциннати, весьма религиозную малышку, так она своего второго мужа пырнула отверткой только за то, что он не захотел идти в церковь в воскресенье. Вот вам и пример того, какими жестокими бывают женщины.

С такими мыслями я и поднялся на крыльцо. У двери симпатичная кнопка. Нажимаю и слышу, как где-то в доме мелодично звенит колокольчик. Стою, жду.

Сейчас четыре часа, дует легкий ветерок. Похоже, дождь собирается. На мой звонок нет отклика, поэтому я нажимаю на кнопку еще раз. Проходит пять или шесть минут. Что ж, иду по дорожке вокруг дома. Место, конечно, шикарное, не слишком большое и не слишком маленькое. Дорожка поворачивает за угол, и передо мной открывается ухоженная лужайка с маленькой китайской пагодой в дальнем углу.

В центре заднего фасада два французских окна, и я вижу, что одно из них приоткрыто. Подхожу ближе и замечаю: тот, кто входил или выходил в прошлый раз, так торопился, что отломил ручку. Как-то оно странно, ломать ручку застекленной двери.

Просовываю голову внутрь и вижу длинную комнату с низким потолком. Много хорошей мебели, красивые безделушки. И ни души. Захожу и негромко покашливаю, вроде как подаю знак, что я здесь. Никто не отзывается.

В правом углу комнаты – дверь. Иду туда, открываю и попадаю в коридор. Снова покашливаю, так что меня вполне могут принять за чахоточного. Шагаю по коридору и оказываюсь в холле за передней дверью. Справа столик, на нем латунный поднос с почтой.

Под столиком у стены – видно, соскользнул с подноса – телеграфный бланк. Поднимаю, читаю. Так и есть, это телеграмма от директора для миссис Мареллы Торенсен, в которой сообщается, что специальный агент Л. Г. Коушен свяжется с ней сегодня между четырьмя и пятью часами пополудни.

Ну и где же она? Я оборачиваюсь и зову миссис Торенсен. В ответ тишина. Возвращаюсь по коридору. Слева широкая лестница. Поднимаюсь на второй этаж и сворачиваю в другой коридор: по правую сторону – перила, по левую – три комнаты за белыми дверями.

В конце коридора открытая дверь, а на полу женский шелковый шарфик. Подхожу, заглядываю. Женская спальня, причем премиленькая. Но выглядит так, словно кто-то здесь немного повеселился. Между двумя окнами, выходящими на фасадную сторону, стоит туалетный столик, только вот все, что на нем было, разбросано по полу. Большое кресло перевернуто, а прямо посреди голубого ковра, свернувшись змеей, лежит полотенце. Такое впечатление, что миссис Торенсен была сильно не в духе.

Я снова спускаюсь вниз, прохожу по коридору и начинаю свое маленькое расследование. Продвигаюсь по всему дому – никого. В кухне, возле банки с чаем, на столе нахожу записку. Адресована она некой Нелли. В записке сказано: «Об ужине не беспокойся. Я вернусь не раньше девяти вечера».

Похоже на то, что Нелли тоже взяла тайм-аут.

Выхожу из дома тем же путем, каким вошел, и закрываю французское окно. Возвращаюсь к взятой напрокат машине, сажусь и закуриваю сигарету. Если дамочка вернется не раньше девяти вечера, то почему бы мне не скататься в Сан-Франциско – потолковать с О’Халлораном? Может, он что-то дельное предложит.

Я уже собираюсь завести мотор, но тут из-за поворота показывается машина и подкатывает к вилле «Розалито». Из авто выходит дамочка, этакая стройная милашка с легкой походкой и модной шляпкой на черных волосах. Видать, с визитом к миссис Торенсен.

Поворачиваю ключ и отъезжаю, но поскольку парень я любопытный, то, минуя припаркованную машину, списываю номер. В конце дорожки оглядываюсь и вижу: дамочка жмет кнопку звонка. Думаю, ее ждет разочарование.

К половине шестого я в Сан-Франциско. Ставлю машину в гараж и беру курс на отель «Сэр Фрэнсис Дрейк», где я уже останавливался раньше. Регистрируюсь, пропускаю стаканчик, принимаю душ и сажусь пораскинуть мозгами в тишине.

Вы, наверно, со мной согласитесь, что все это выглядит чертовски глупо. Эта дамочка, Марелла Торенсен, пишет директору и просит прислать джимена, а потом, получив телеграмму, подтверждающую мой приезд, уматывает из дома, оставив кухарке записку, что вернется не раньше девяти часов. Как по мне, тут явно творится неладное.

Звоню в управление полиции, спрашиваю О’Халлорана и, надо же, попадаю прямо на него.

– Эй, Терри, – говорю я ему, – послушай. Ты сейчас занят чем-то серьезным? Можешь заглянуть в отель «Сэр Фрэнсис Дрейк» поболтать с Лемми Коушеном?

Он, конечно, говорит, что придет. Теренс О’Халлоран, лейтенант полиции во Фриско, мой приятель с тех давних пор, как я помог ему найти приличную работу в этом городе. Виски он может залить в себя столько, сколько не примет организм ни одного знакомого мне копа. И притом что физиономия у парня невзрачная, как горное ущелье, мозги у него иногда шевелятся.

Ждать долго не приходится. Терри подваливает, я заказываю бутылку ирландского виски и начинаю понемногу выкачивать из него информацию:

– Послушай, Терри, обращаюсь к тебе вроде как неофициально, потому что сейчас этим делом занимается не департамент полиции, но, может быть, ты что-то знаешь о миссис Марелле Торенсен. Если знаешь, давай выкладывай.

Я рассказываю ему о письме, которое эта дама написала в Бюро расследований, и о своем визите к ней домой.

– Собираюсь вернуться на виллу к девяти, вот и подумал, что неплохо бы пока поразузнать об этой малышке и ее муже.

– Сказать, Лемми, особенно нечего, – говорит он. – Дамочку не видел давненько. Смотреть на нее приятно, но во Фриско она бывает хорошо если раз в год. А вот ее муж – тот еще пройдоха. Я так думаю, он свое дело знает и нос держит по ветру. И вот почему я так считаю.

Шесть лет назад он ничего собой не представлял, заурядный адвокатишка. Вел какие-то дела от случая к случаю, одна мелочовка, а потом вдруг становится поверенным самого Ли Сэма. А этот Ли Сэм – парень при деньгах. У него шелковый бизнес в Калифорнии и четыре фабрики по другую сторону каньона. Но чинкам[2] всегда мало, вот он и начал промышлять рэкетом, поставил столы для пинбола в Чайнатауне и, наконец, связался с типом по имени Джек Рокка, который приехал сюда из Чикаго и за которым тянется хвост уголовных дел длиной с мост Золотые Ворота.

Проблем с законом у этих двоих хватает, но как только запахнет жареным, наш парень Торенсен тут как тут, и, глядишь, все не так уж и горячо. Думаю, если бы он Ли Сэма не вытаскивал, чинку бы не удавалось выходить сухим из воды и никакие денежки ему бы не помогли.

Я киваю:

– Полагаю, Ли Сэм и платит ему немало за юридические услуги?

– А то как же. Торенсен неплохо себя обеспечил. Две машины, шикарный дом в Берлингейме и дом на Ноб-Хилл. Голова у него работает, но, знаешь, есть такие ловкачи, что сами себя переловчить могут. – Он закуривает сигарету. – Слушай, Лемми, а что эта дама, Марелла Торенсен, от вас, федералов, хочет?

– Хоть убей, не знаю, но постараюсь выяснить. Она оставила кухарке записку, что вернется к девяти часам. Я выйду отсюда примерно без четверти девять. Повидаюсь с этой дамой, может, узнаю, что у нее на уме. А пока давай заправимся.

Я звоню портье, заказываю ужин, мы сидим, едим и разговариваем о старых временах, до сухого закона, когда мужчины были мужчинами, а женщины были этому рады.

В половине девятого Терри уходит – у него какие-то дела в управлении, – а я начинаю думать о том, что пора вернуться на виллу и побеседовать с Мареллой Торенсен.

Выхожу из комнаты, и тут телефонный звонок. О’Халлоран.

– Эй, Лемми, – говорит он, – тут вот какое дело. Помнишь, я рассказывал тебе об этом парне, Ли Сэме? Он только что разговаривал со мной по телефону. Сказал, что беспокоится. Вот почему. Его дочь была в Шанхае – то ли в отпуск ездила, то ли еще зачем. Сегодня днем она ему позвонила. Мол, прилетела в Аламеду из Шанхая на «Чайна клипере». Ли Сэм удивлен, он и знать не знал, что она возвращается. Спрашивает ее, мол, как и почему? А она объясняет, что получила письмо от Мареллы Торенсен, в котором та говорит о желании ее увидеть сегодня во второй половине дня на вилле «Розалито».

Дочь Ли Сэма сообщает папаше, что прямо сейчас берет машину и едет на виллу «Розалито» в Берлингейме с таким расчетом, чтобы быть там через полчаса, а уже к шести вернуться домой на Ноб-Хилл.

Дома она не появилась, и старикан начинает беспокоиться: где дочка и что случилось? Звонит на виллу «Розалито», но никто не отвечает. Похоже, там никого нет. Я тебе потому об этом сообщаю, что если ты туда доберешься, то, может, расскажешь мне потом, что там происходит. А уж я дам знать чинку.

Я немного подумал и говорю:

– О’кей, Терри. Ты ведь сделаешь кое-что для меня, ладно? Пока волноваться из-за дочки Ли Сэма не стоит. У меня на этот счет есть одна мыслишка. Оставайся на месте. Думаю, я к одиннадцати вернусь, вот тогда и ты подтягивайся. Может, мне и будет что рассказать.

– Понял, – говорит Терри. – Я позвоню старику, скажу, что мы свяжемся с ним позже. – И вешает трубку.

Похоже, что это дело становится все более загадочным. Я так понимаю, та дамочка, которая подъехала к вилле «Розалито», должно быть, и есть дочка Ли Сэма. И если так, то куда ж она подевалась после того, как выяснила, что в доме никого нет?

Я спускаюсь, иду в гараж, где оставил машину, и лечу в Берлингейм. Надвигается туман – такие туманы спускаются на Сан-Франциско с реки Сакраменто, – и мне надо добраться до места, пока еще что-то видно.

Подъезжаю к вилле, останавливаюсь, иду по длинной террасной дорожке к передней двери и наигрываю мелодии на звонке. Снова никакого ответа. На другое я и не рассчитывал. Обхожу дом, вижу, что одна застекленная дверь открыта, хотя я ее и закрывал, когда выходил. Похоже, китаянка вошла этим же путем.

Я включаю свет, прохожу по дому – все по-прежнему – и заканчиваю обход в кухне. Замечаю, что записка, лежавшая около банки с чаем, пропала. Уж не наведывалась ли сюда кухарка Нелли? И если наведывалась, то где же она?

Иду в холл, снимаю телефонную трубку и звоню О’Халлорану. Спрашиваю, есть ли новости. Да, есть. Терри связался с Ли Сэмом, и тот сообщил, что дочь уже дома, вернулась в начале десятого – мол, задержалась у друзей.

Я спрашиваю, говорил ли он что-нибудь этому Ли Сэму насчет того, что миссис Торенсен не было на вилле «Розалито», и Терри отвечает, что нет, такой необходимости не было, все равно дочка Ли Сэма уже об этом знала.

Я говорю, что еду прямиком в отель и что из-за тумана рассчитываю вернуться туда часам к одиннадцати. Предлагаю ему встретить меня там и малость промочить горло. Терри отвечает, что ради виски и на край света помчится.

Выхожу на улицу, завожу машину и еду обратно. Туман навалился, как одеяло, да еще и дождик моросит. Мерзкий вечерок. Езда в такую погоду – одно мучение, так что возвращаюсь я только в четверть двенадцатого.

О’Халлоран, понятное дело, у меня в номере. Ту бутылку, что я заказал в прошлый раз, он уже прикончил, и я беру еще одну.

– Послушай, Терри, – говорю ему. – Я на этой работе подошвы сотру. Хочу наведаться к Ли Сэму домой да поговорить с его дочкой. Мне надо знать, где Марелла Торенсен.

Он ставит стакан на стол.

– Почему бы тебе не позвонить ее мужу? У него квартира на Ноб-Хилл. Может быть, она тоже там.

– Может, да, а может, нет. Если бы эта дама хотела поговорить с мужем о том деле, о котором хочет поговорить со мной, она бы это уже сделала. Прямо сейчас я не хочу беспокоить этого парня Элмара Торенсена. Хочу поговорить с китаянкой, а ты, будь другом, сделай кое-что для меня. Оставайся здесь с виски. Возможно, мне еще кое-что от тебя понадобится. В таком случае позвоню тебе из дома Ли Сэма.

– О’кей, Лемми. Как по мне, так лучше и не бывает. Ноги на стол и пью виски. Что еще надо для счастья?

Я выхожу. У двери оглядываюсь – он уже тянется за бутылкой.

Такси доставляет меня на холм и высаживает возле Вейл-Даун-Хаус, где живет Ли Сэм. Подхожу ближе и вижу: сквозь туман просвечивает окно. Дом здоровенный, стоит на собственном участке и окружен высокой стеной с большими разукрашенными воротами. Похоже, «зеленых» у старика, что листьев на дереве весной.

Прохожу через ворота, иду по подъездной дорожке, звоню. Дверь открывает узкоглазый тип в костюме дворецкого. Говорю, что я – федеральный агент, хотел бы перекинуться парой слов с мисс Ли Сэм. Он проводит меня в гостиную, где куча шикарной китайской мебели, и велит подождать.

Минут через пять в комнату заходит китаец – наверное, сам Ли Сэм. Благообразный старичок с седыми бакенбардами и китайской косичкой, которую в наши дни носят немногие. Одет он во все китайское и выглядит так, словно сошел с картинки на блюде с ивовым узором. Лицо приятное, спокойное, вежливое и улыбчивое, и по-английски чинки говорит хорошо, только что звук «р» не выговаривает.

– Вы хотите видеть мисс Ли Сэм? Могу ли я чем-нибудь помочь? – спрашивает он. – Извините, что побеспокоили полицию без необходимости. Моя дочь в полной безопасности. Она плосто ездила навестить длузей. – Он улыбается. – Молодые люди такие легкомысленные.

– Хорошо, Ли Сэм, – говорю я. – Рад, что с вашей дочерью все в порядке. Но мне надо с ней побеседовать, понимаете? По другому делу.

Он вроде как немного удивлен, но ничего не говорит, а только пожимает плечами, разворачивается и выходит из комнаты.

Я снова сажусь, закуриваю сигарету. Через пару минут дверь открывается, входит дамочка. И какая! Вы уж мне поверьте, сногсшибательная.

Высокая, стройная и гибкая, но отнюдь не худышка. Эти округлости и изгибы – все при ней. Увидев такую фигурку, самая первоклассная манекенщица прыгнула бы от зависти в озеро. А если еще добавить черные как ночь волосы и бирюзовые глазки… Если бы я не знал, что эта конфетка – дочь Ли Сэма, то и за миллион лет не догадался бы, что она китаянка. Принял бы за самую что ни на есть суперамериканскую красотку.

На ней черный китайский жакет из шелка и брюки, расшитые золотыми драконами. Жакет застегнут на все пуговицы до самой шеи, а черные атласные туфельки с бриллиантовыми пряжками подчеркивают изящество ножек.

Лицо мертвенно-бледное, губы приоткрыты в легкой улыбке, и выражение такое, что ты вроде бы ей нравишься, но она в этом еще не уверена. Зубки ровные, жемчужные, на шее – бриллиантовое колье тысяч за двадцать долларов, на пальцах – кольца еще на десяток тысяч.

Если так выглядят все китайские дамы, то я понимаю, почему все рвутся туда миссионерами.

Она останавливается прямо передо мной и смотрит сверху вниз:

– Доброй ночи. Вы хотите поговорить со мной?

Я встаю:

– Всего несколько вопросов, мисс Ли Сэм. Меня зовут Коушен. Я федеральный агент. Полагаю, вы не в курсе, где сейчас миссис Торенсен?

Она как будто удивлена.

– Марелла была дома, когда я видела ее в последний раз. Я приехала на виллу в четыре сорок пять и никого там не застала. Я немного подождала, и она вернулась. Это было, должно быть, часов в пять или чуть позже.

– Хорошо, – говорю я, – и что вы делали потом?

– Мы сидели и разговаривали.

Она смотрит на меня с той же полуулыбкой, немного укоризненной, если вы понимаете, о чем я.

– И как долго вы там сидели и разговаривали? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами:

– Довольно долго. Примерно до семи или, может быть, дольше. Я ушла оттуда без двадцати восемь.

– Миссис Торенсен осталась?

Она кивает.

– Если это так, мисс Ли Сэм, то не могли бы вы объяснить, почему вашему отцу, когда он забеспокоился и позвонил на виллу, никто не ответил?

Китаяночка все еще улыбается. Как шикарная школьная учительница, терпеливо выслушивающая настырного ученика.

– Я могу вам это объяснить, мистер Коушен. Когда мы разговаривали, Марелла сняла телефонную трубку с рычага, чтобы нас не беспокоили. Потом мы поднялись к ней в комнату, и, я думаю, она забыла положить ее на место.

Задумываюсь. Припоминаю, что, когда я приехал туда во второй раз и позвонил О’Халлорану, телефонная трубка лежала на месте.

– Что ж, возможно. А почему вы так спешили, что двинули к ней сразу после прилета, даже не заехав домой?

Она улыбается еще шире:

– Марелла так хотела. Она написала мне в Шанхай и попросила срочно приехать, потому что у нее неприятности. Написала еще первого числа этого месяца и попросила быть у нее не позже десятого. Она моя подруга, поэтому я приехала.

Я ухмыляюсь:

– Леди, хотел бы я, чтобы однажды вы, вот так, из дружеских чувств, прилетели ко мне за четыре тысячи миль просто в ответ на мое письмо. И это была единственная причина?

– Этой причины вполне достаточно, – говорит она. – И если когда-нибудь я вас полюблю, то прилечу за четыре тысячи миль по первому вашему зову.

Пожалуй, лучше держаться поближе к делу и не отвлекаться, думаю я и последнюю ее шуточку оставляю без ответа.

– То письмо от миссис Торенсен, в котором она просила вас поскорее приехать, оно у вас?

Она качает головой:

– Нет, я его уничтожила. Зачем мне было его хранить?

– Как вас зовут, мисс Ли Сэм? – спрашиваю я.

– Беренис, – говорит она и смотрит на меня, и ее глаза похожи на глубокий ручей в летнюю пору. Говорю вам, что эта крошка совсем не проста. Выдержка, спокойствие – этого у нее с избытком – и ум – быстрый и резкий, как хлыст.

– Правда же, красивое имя, мистер Коушен?

– Так ваша мать была американкой?

– Да, а как вы узнали?

– Ваш отец не может выговорить «р». Он бы вас так не назвал.

– А вы умнее, чем кажетесь, мистер Коушен. И вы правы насчет моего отца. Он произносит это имя как «Беленис», но у него есть для меня другое, китайское. И оно означает «Очень Глубокий и Очень Красивый Ручей». Вам нравится, мистер Коушен?

– Леди, – говорю я ей, – вы действительно красивы, и, по-моему, весьма глубоки.

Она снова улыбается и оборачивается, когда в комнату входит старик.

– С вами хотят поговолить, – обращается он ко мне. – Телефон в колидоле.

Я выхожу вслед за ним, а Беренис остается в гостиной со своей улыбочкой.

Звонит, конечно, О’Халлоран.

– Слушай, красавчик. Я тут развлекался, звонил знакомым по городу, и вот тебе новость. Полчаса назад полицейские из портового патруля нашли тело в нью-йоркском доке. Тело отправили в морг. Это женщина. Я там не был, потому что не могу бросить здесь бутылку, но вот приблизительное описание. Рост около пяти футов пяти дюймов, вес, по оценкам, от ста двадцати до ста тридцати фунтов. Блондинка с короткой стрижкой. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– О’кей, Терри, – говорю я ему. – Ты побудь там, я загляну в морг. Давай, увидимся.

Старик исчез. Я возвращаюсь в гостиную. Китаяночка все еще стоит на том же месте, где я ее оставил.

– Послушайте, леди, – обращаюсь я к ней, – есть еще один вопрос. В чем была миссис Торенсен, когда вы с ней встречались?

– На ней был синий костюм и крепдешиновая рубашка устричного цвета. Серые шелковые чулки и черные лакированные туфли-лодочки.

– Какие-то кольца?

– Да, обручальное кольцо с бриллиантами и рубинами, свадебное кольцо с бриллиантами и кольцо с рубином на мизинце. Она всегда их носила.

– Большое спасибо, – говорю я ей. – Мы еще увидимся, Очень Глубокий и Очень Красивый Ручей. Вы только постарайтесь не сбежать в какое-нибудь глубокое море, пока меня не будет.

На этом я ухожу. Запрыгиваю в проезжающее такси и спускаюсь с холма. Расплачиваюсь с таксистом на Керни-стрит и топаю мимо Дома правосудия к моргу. Это длинное приземистое здание на другой стороне дороги. Тут еще и дождь заряжает, и это несмотря на туман. Дальше по улице вижу только синий фонарь у морга.

Прямо у входа замечаю даму. Ни плаща, ни шляпы, ни зонтика – просто стоит с таким видом, словно заблудилась, и ей это нравится.

– Привет, сестренка, ты что, не заметила, что идет дождь? – бросаю я, проходя мимо. – В чем дело? Тебя парень кинул?

Она смотрит на меня вроде бы дерзко, но в глазах у нее испуг.

– Топай мимо, морячок. Мне, может, нравится. У меня под дождем волосы лучше лежат.

Заворачиваю в подъезд с мыслью, что все женщины в любом случае чокнутые.

Поднимаюсь по ступенькам и открываю дверь. Внутри, справа от коридора, что-то вроде кабинета. Захожу туда. Никого, но на столе звонок для дежурного. Нажимаю. Жду несколько минут. Никто не приходит. Снова жму на звонок. Через некоторое время дверь с другой стороны стойки открывается, и входит служащий. В рубашке, форменная фуражка мала размера на два. Странно. Почему-то сотрудникам морга всегда выдают слишком маленькие фуражки.

– Чем я могу вам помочь? – спрашивает он.

Я показываю ему свой значок:

– Сегодня ночью портовая полиция доставила сюда женщину. Я хочу на нее взглянуть.

– Хорошо. Сюда.

Он открывает дверцу в стойке, и я прохожу. Следую за ним через офис по коридору и вниз по лестнице. По мере того как мы спускаемся, воздух становится все холоднее. Мы проходим через железную дверь внизу, он включает свет, шумно выдыхает и указывает пальцем.

– Выдержишь? – спрашивает он. – Смотри. Сегодня вечером, сразу после того, как они привезли эту даму сюда, сломался холодильный аппарат. Мне приходится звонить и заказывать побольше льда, потому что у нас тут восемь трупов. Один кусок льда положили на железную полку над поддоном, где лежала эта дама, и… посмотри сам.

Я смотрю. Вдоль стен стоят белые шкафы наподобие картотечных. В камерах поддоны, которые выкатываются на роликах.

В дальнем конце морга белый поддон с телом женщины, а на нем – глыба льда площадью около трех квадратных футов. Похоже, соскользнул с полки и прямо ей на лицо. Зрелище, скажу я вам, не для младенцев.

Подхожу, осматриваю. Синий костюм и лакированные туфли-лодочки, шелковая рубашка цвета устрицы… Смотрю на левую руку: на безымянном пальце – кольцо с бриллиантом и рубином, рядом – обручальное кольцо с бриллиантами, на мизинце – большое кольцо с рубином.

– Хорошо, приятель, – говорю я. – Это все, что мне нужно.

Сваливаю из морга, пешком возвращаюсь в отель и иду в свой номер. Терри на месте, попивает виски и раскладывает пасьянс. Я наливаю себе.

– Что тебя беспокоит, Лемми? – спрашивает он. – Ты был в морге?

– Да, – говорю я, – но сейчас меня беспокоит не это. Просто завелась одна интересная мыслишка. Слушай, Терри, не подскажешь, как может сломаться холодильный аппарат в морге?

– Не может. Разве что во всем городе отключат электричество.

– О’кей, – говорю я. – Вот куда мы с тобой пойдем и займемся делом.

Он поднимает голову:

– Это как?

– Послушай, Терри, – говорю я. – Когда я подходил к моргу, там, на улице, стояла под дождем дама. В самом морге меня встретил служитель в шапочке не по размеру. Вот он-то и сообщил мне, что аппарат вышел из строя и им пришлось положить лед, а один блок соскользнул с полки и смял лицо женщины, которая была Мареллой Торенсен. И я повелся на это, как последний болван.

– Повелся на что? – спрашивает Терри.

– Вот на это. Нам надо выяснить, что они сделали с настоящим служителем морга, с тем, которого убрали, когда принесли блок льда и разбили лицо трупу. Тот парень, которого я видел внизу, он – подмена. Поэтому и фуражка была ему мала. – Я надеваю шляпу. – Ставлю шесть против четырех, что мы найдем настоящего служителя на одном из лотков. Девица у входа была на часах. Когда я вошел, они как раз все это там проделывали, а самого сообразительного послали меня встретить. И вот он-то и играл со мной комедию, пока те внизу делали свое дело.

Терри вроде как вздыхает и поднимается. Мы спускаемся на лифте и ловим такси на улице.

Приезжаем в морг – там никого. Проходим через офис, дальше по коридору, спускаемся по лестнице. Я включаю свет, закуриваю сигарету, и мы начинаем вытаскивать поддоны с трупами.

Служителя мы нашли, лежал под пятым номером. Глаза широко открыты, и выражение на лице вроде как удивленное.

Что ж, парень имел на это полное право – кто-то выпустил в него три пули.

Глава 2

Коварная милашка

О’Халлоран допивает бутылку.

– Такая вот жизнь, – говорит он. – В любом случае эта дама Марелла когда-нибудь бы да умерла. Могла подхватить пневмонию или что-то такое нормальное, а не подставляться под пулю какого-то бандита. И вот теперь у стольких людей куча неприятностей. – Он икает так сильно, что едва не сворачивает себе шею. – Чего я не понимаю, Лемми, так это зачем каким-то придуркам понадобилось плющить ей физиономию. Для меня это полная бессмыслица. И посмотри, на какой риск они шли. Это просто смешно. От морга до Дома правосудия рукой подать. В ночную смену там работает около семи полицейских, которые в любое время могут зайти в офис морга, посидеть с Глюком. У меня это в голове не помещается. Даже мысли нет.

– Зато у меня их много, – говорю я, и в этот момент входит Брэнди. Брэнди – капитан участка. Хороший парень, легко сходится со всеми, кто не гладит его против шерсти. Сейчас он немного раздражен из-за того, что пришлось подниматься посреди ночи.

– Ну что ж, парни, опознание прошло. Я привел Торенсена, так беднягу едва не стошнило. Давно не видел, чтобы кто-то так позеленел у меня на глазах. Это она, Марелла Торенсен, и если кто-нибудь введет меня в курс дела, буду рад послушать. – Он берет стакан и отпивает чуток – так, для запаха. – Кроме того, я хочу знать, что мы собираемся делать с этими убийствами. Вся эта заварушка началась с того, что Бюро прислало своего человека расследовать заявление Мареллы Торенсен, утверждавшей, будто здесь творятся преступления федерального масштаба. О’кей, теперь ситуация сильно изменилась. На территории моего участка двое убитых, и это уже проблема начальника полиции. Как будем разруливать, а, Лемми?

– Послушайте, ребята, – говорю я им. – Давайте не будем торопиться, ладно? Брэнди, ты можешь говорить об одном убитом, но не о двух. Да, Глюка, служителя морга, точно застрелили. Но в отношении Мареллы Торенсен этого сказать нельзя. Ты не знаешь, была ли она убита, и именно поэтому кто-то устроил представление с ледяным блоком.

Их это вроде бы заинтересовало.

– Вот как я себе это представляю. Доктор говорит, что Марелла Торенсен была мертва до того, как ее бросили в воду. О’кей, он это знает, потому что в легких нет воды. Значит, она умерла до того, как погрузилась в воду, и на данный момент нет ни одного судмедэксперта, который мог бы точно сказать, как она умерла. Позволю себе пару предположений. А теперь, Брэнди, скажи, как получилось, что патрульная служба порта обнаружила Мареллу в бухте.

– Какой-то парень позвонил по телефону в офис патрульной службы. Сказал, что увидел плавающее в воде тело, и повесил трубку. Патрульные вышли в бухту, огляделись и нашли ее.

– О’кей, – говорю я, – дальше понятно. Патруль забирает тело, отвозит в участок, а оттуда на фургоне его доставляют в морг. А теперь, парни, согласитесь, странный какой-то звонок. Обычный человек назвался бы, ведь так? Но звонивший этого не сделал. Он просто вешает трубку и сваливает. Так что, мне кажется, он позвонил только для того, чтобы Мареллу Торенсен нашли. Кто-то хотел, чтобы мир узнал, что она мертва, понимаете?

Они кивают.

– О’кей, – говорит О’Халлоран, – и что с того?

– Что ж, если вы, парни, согласны с этим, то, может быть, вы согласитесь и со следующим. Зачем кому-то убивать Мареллу, бросать ее в бухту, а потом вызывать портовую полицию, чтобы ее нашли и опознали? Мне кажется, причина может быть такова: эта дама, Марелла Торенсен, отправила в Бюро расследований письмо, в котором сообщила, что расскажет обо всем десятого января присланному оперативнику. Сегодня мы все узнаем, что дама мертва, что никаких показаний присланному федеральному агенту она уже не даст, а значит, что? Два убийства – Мареллы и Глюка – проблема местного полицейского управления, агенту здесь делать нечего, и он возвращается в Вашингтон, так?

– По-моему, в этом есть смысл, – говорит Брэнди.

– Вот именно, – говорю я, – и как раз это я делать не собираюсь. Полагаю, парни приложили столько усилий, чтобы сообщить нам о смерти Мареллы, только для того, чтобы я отказался от своего задания и не узнал то, о чем она хотела мне сообщить. Вот почему я намерен остаться.

– О’кей, – соглашается Брэнди, – допустим, что все так и есть, но как понимать этот фокус со льдом. Терри?

Терри качает головой:

– Я… я ничего не понимаю.

Я ухмыляюсь:

– По-моему, здесь все просто. Послушайте, как я себе это представляю. Тот парень, который застрелил Мареллу Торенсен и бросил ее в порту, либо позвонил сам, либо попросил кого-то связаться с патрульной службой порта, чтобы они нашли ее и чтобы мы знали, что она мертва. О’кей, дело сделано, труп отправляют в морг, и тут этого парня осеняет. Пуля осталась в голове убитой, и судмедэксперт ее найдет. А как раз этого убийце не хочется. Почему – это вы и без меня знаете.

Они оба поднимают глаза и смотрят на меня с интересом.

– Конечно, я знаю, – говорит Брэнди. – Он не хочет, чтобы пулю нашли, потому что по пуле мы можем идентифицировать оружие, из которого она выпущена. Следовательно, Мареллу убил кто-то, кто уже совершал преступление в нашем округе с использованием оружия, которое было идентифицировано.

– Отлично, старина, – говорю я ему. – Уже тепло. И что же он делает? Он прекрасно знает: найдя пулю, мы выясним, кто убил Мареллу и кто хотел убрать ее, дабы мы не узнали, что она подразумевала в своем письме.

Он идет на риск. Грузит на машину ледяные блоки, едет в морг, под каким-то предлогом уводит Глюка вниз и убивает его там. Потом открывает заднюю дверь и впускает парней со льдом. Они бросают блок на лицо Марелле и добывают пулю. Слышат звонок наверху. Это я. Один из них – тот, у кого крепкие нервы, – берет фуражку Глюка, идет наверх и проделывает со мной свой номер. Парень, должно быть, испытал небольшой шок, услышав, что я федеральный агент и пришел взглянуть на труп, который только что привезли. Но выдержки ему не занимать. Он ведет меня вниз и по дороге придумывает версию о сломанном холодильном аппарате.

Терри и капитан смотрят друг на друга.

– Лемми, я думаю, ты прав, – говорит Терри.

– Может быть, – соглашаюсь я, – и если да, то у нас есть зацепка. Может быть, мы еще можем его найти. Знаете как?

– Конечно, – отвечает Брэнди. – Мы просматриваем полицейский архив за последний год или около того и составляем список тех, чей пистолет был идентифицирован как оружие убийства. Думаю, тот, кого мы ищем, окажется в этом списке.

– Хорошо, Брэнди, – говорю я. – Можешь сделать это для меня. И еще, парни, вы должны понимать, что убийство Мареллы Торенсен, как я уже сказал, связано с письмом, которое она написала директору Бюро. Давайте не разделять эти два убийства. Давайте поработаем вместе. Думаю, мы можем помочь друг другу. Что скажешь, Брэнди?

– Я не против, Лемми, сыграть вместе с тобой. Утром поговорю с шефом, получу его согласие. Что будем делать дальше?

Я закуриваю сигарету.

– Расскажи мне о Торенсене, Брэнди. Что случилось, когда ты привез его вечером в морг?

– Выглядел он неважно. Я сказал ему, что у нас, возможно, для него плохие новости. Рассказываю, что сегодня днем федеральный агент пытался найти его жену и не смог, а также что портовая полиция обнаружила тело и мы хотели бы, чтобы он на него взглянул. Советую ему приготовиться. Он почти ничего не говорит, только твердит, что все в порядке. В общем, я веду его вниз, в мертвецкую, и показываю Мареллу. Он стоит, словно ему молотом по голове заехали, смотрит на нее, кивает и говорит: «Да, это точно она». После этого он уехал домой. – Тут Брэнди поднимается и объявляет: – Я, пожалуй, тоже пойду домой. Надо бы немного поспать. Хотелось бы, чтобы парни здесь не убивали друг друга так часто.

– О’кей, Брэнди, – говорю я, – но скажи мне кое-что. Кто сегодня дежурит в участке? Смышленый парень?

Брэнди смотрит на О’Халлорана и ухмыляется:

– Дежурный сегодня Терри. А смышленый он или нет, я не знаю.

– Вот я и проверю. – Поворачиваюсь к Терри. – Послушай, сейчас без четверти два. Я собираюсь взять такси и поехать к Торенсену. Думаю, он не рассчитывает увидеть кого-либо раньше завтрашнего дня. Хочу поговорить с этим парнем. Предположим, я пробуду у него до трех часов. И вот что тебе надо сделать. Без четверти три ты звонишь Ли Сэму домой и говоришь, что высылаешь за ним и его дочерью патрульную машину; мол, ты хочешь, чтобы они приехали в участок как можно скорее. Твоя задача – продержать их примерно до четырех часов, задавая разные, самые дурацкие вопросы. Потом можешь их отпустить, а у меня будет время сделать то, что я хочу.

– И что ты собираешься сделать? – спрашивает Брэнди.

– А вот что. Торенсен живет в «Чейз апартментс» на Ноб-Хилл. Это примерно в пяти минутах ходьбы от дома Ли Сэма. Вы, ребята, говорили мне, что все слуги в доме Ли Сэма – китайцы и они не больно-то сообразительны. Уйдя от Торенсена, я отправлюсь к Ли Сэму. Там никого не будет, потому что к тому времени Терри уже доставит старика и девушку в участок. Я хочу осмотреть комнату этой дамы. Думаю, кое-что там можно найти.

Они снова смотрят на меня.

– Есть идея?

– Прикиньте сами. Беренис Ли Сэм прилетает сегодня на «Чайна клипере» и сразу же отправляется к Марелле Торенсен, потому что, по ее словам, Марелла Торенсен написала ей письмо с просьбой срочно приехать. Она, конечно же, не знала, что, когда приедет, Мареллы дома не будет, а я буду уходить. Беренис говорит, что вскоре после этого появилась Марелла. Подозреваю, что Марелла Торенсен домой уже не вернулась. Кто-то знал, что у нее встреча со мной, и решил этой встречи не допустить.

О’кей. Беренис либо знала, что кто-то собирается убрать Мареллу, либо не знала. Если она не знала и Марелла не вернулась, зачем ей понадобилось врать мне о разговоре, который якобы состоялся у нее с Мареллой, и о снятой с рычага трубке. Если же она знала, то зачем она вообще поехала на виллу? Ответ на этот вопрос у меня, возможно, есть. Не исключено, что у Мареллы на вилле были припрятаны какие-то улики – какие-то документы или еще что-то в этом роде – и, возможно, именно за ними охотилась Беренис. Мне кажется, что сегодня днем на вилле «Розалито» что-то произошло. Кто-то сломал ручку стеклянной двери, ведущей во внутренний двор с задней стороны дома. В спальне на полу валялся шарф, а с туалетного столика сбросили все, что там стояло. И еще одна мелочь. Обходя дом, я заметил на кухне записку, адресованную Нелли, в которой говорилось, что Марелла возвратится не раньше девяти часов и чтобы Нелли не беспокоилась насчет ужина. Потом, когда я вернулся туда поздно вечером, записки уже не было. Марелла убирать записку, конечно, не стала бы. Но кто-то же ее взял? Не кажется ли вам, что записка не предназначалась Нелли, а была сигналом кому-то, кто должен был прийти. И кто пришел? Беренис Ли Сэм, не так ли?

Брэнди закуривает сигару.

– Знаешь, Лемми, ты готовишь отличное дело против этой девушки Ли Сэм.

– Может быть, я прав, а может быть, и нет, – говорю я ему, – но сегодня днем на вилле творилось что-то чертовски странное. Если леди Ли Сэм отправилась туда, чтобы найти какие-то бумаги или что-то такое, что могло бы кого-то уличить, возможно, она еще не успела избавиться от них. Возможно, они все еще там, в доме Ли Сэма, и я собираюсь проверить это предположение. Так что доставь ее и старика в участок, как я тебе говорил.

И вот что еще, Терри, – продолжаю я. – Разузнай об этой дамочке Нелли. Свяжись с ночным дежурным в Берлингейме. Спроси, не знает ли он, кто такая Нелли. Думаю, там все знают кухарку миссис Торенсен. Пусть он пошлет к ней кого-то из своих, чтобы разбудили малышку и узнали, какие распоряжения отдала ей миссис Торенсен. И пусть потом они передадут полученную от Нелли информацию тебе. Может быть, Нелли расскажет нам что-то интересное.

– О’кей, – говорит Терри, – я займусь этим и дам тебе знать. Во сколько ты собираешься вернуться сюда?

– Думаю, должен вернуться к половине пятого, – говорю я, – но тебе не обязательно мне звонить, потому что я, когда вернусь, лягу спать. А встретиться с Торенсеном я хочу потому, что мне нравится разговаривать с парнями посреди ночи – у них мозги не так хорошо работают.

Брэнди зевает.

– О’кей, малыши, – говорит он. – Я домой. Почитаю детектив, чтобы отвлечься от всего этого.

– Знаю я эти книжки, – говорит Терри. – Ты их оборачиваешь газетой, чтобы жена не видела картинки на обложке. Она как, все еще не дает тебе спать, а, Брэнди?

– Закрой лавочку, – говорит Брэнди. – Моя старушка молодец. Как-то утром, проснувшись, сказала мне, что ее во сне какой-то парень застрелил из автомата. Скажите-ка, парни, вы верите, что сны сбываются? – спрашивает он с надеждой.

– Практически наверняка, – говорит О’Халлоран. – Я обычно покупал мясные пироги в одной закусочной в Калифорнии, и каждый раз, когда съедал пару таких пирогов, мне снились дамы. Такие пышные, кругленькие. Я был близок к отчаянию, когда это заведение схлопнулось. Ну, пока, Лемми, – продолжает он. – Отвезу малышку Беренис и ее папашу в участок, как ты и сказал.

– Ага, – говорит Брэнди, – и веди себя прилично, ладно? Будь осторожен с этой дамочкой и не похваляйся тем, какой ты был герой, когда служил патрульным. Может, ей не нравятся такие истории.

– О’кей, – отвечает О’Халлоран. – Ты босс. Но о своей операции я могу ей рассказать?

Они уходят.

Я встречаю Торенсена в коридоре «Чейз апартментс».

Перед входом в здание замечаю нагруженный багажом родстер, а когда вхожу, вижу парня, спешащего по коридору к двери. Усмехаюсь про себя, понимая, что застукал этого болвана ровно в тот момент, когда он пытается смыться.

Подхожу:

– Вы Торенсен?

Он говорит, что да, и тут я представляюсь. Похоже, нашей встрече парень не рад.

Крупный. Фигура-груша, покатые плечи и круглый выпирающий живот, чего не скроет даже самый умелый портной. Лицо тяжелое, хмурое, весь его вид выдает беспокойство. Глаза глубокие и проницательные, умные, кожа какого-то странного свинцового оттенка.

Мне он не нравится.

– Куда-то собираетесь? – спрашиваю я. – Полагаю, к похоронам жены вернетесь? Мне нужно с вами поговорить, есть несколько вопросов.

– У меня не так много времени, – говорит он довольно угрюмо. – Этот несчастный случай с моей женой не должен помешать переводу моего бизнеса в Лос-Анджелес, который я спланировал за некоторое время до всего этого ужаса. Но естественно, я хочу помочь всем, чем только могу. Мне нужно знать, как это могло случиться, но я должен довольно скоро уехать, поэтому, мистер Коушен, постарайтесь задать свои вопросы побыстрее.

– Так вы считаете, что смерть вашей жены была несчастным случаем? – спрашиваю я.

Мы идем по коридору, и теперь он останавливается, поворачивается ко мне и открывает дверь.

– А чем еще это может быть? Как я предполагаю, Марелла упала с причала, хотя я и представить не могу, что она делала в этом районе.

Мы входим в великолепные апартаменты. Надо признать, парень знает, как позаботиться о себе. Я оглядываюсь, нет ли где-нибудь фотографии Мареллы Торенсен, но не вижу ни одной. Если у мужа нет ни одной фотографии жены, значит не очень-то он ее и любит.

Торенсен жестом указывает мне на стул и на стойку с бутылками. Я качаю головой, но он подходит и смешивает себе что-то довольно крепкое. Рука у него немного дрожит, и выглядит он так, словно его знобит.

– Послушайте, Торенсен, – говорю я ему, – вы юрист, и вам не нужны мои советы. Но лучшее, что вы можете сейчас сделать, – это рассказать все, что вам известно. Поверьте, вам же будет легче.

Я рассказываю ему о письме, которое написала его жена, и о том, что приехал в Берлингейм, чтобы повидаться с ней. Он говорит, что ничего об этом не знает: о письме ему неизвестно, и если бы он не знал, что его жена благоразумная женщина, то подумал бы, будто она просто спятила.

– Вот что, Коушен, – говорит он, – я расскажу вам, как все было на самом деле, а потом вы можете делать свои выводы. Марелла знала, что я уезжаю из Сан-Франциско сегодня вечером. Она знала, что я собираюсь перенести в Лос-Анджелес свою штаб-квартиру и что, хотя здесь у меня останется филиал, жить я планирую там.

Мы не очень хорошо ладили в последнее время и сейчас живем практически как чужие друг другу. Время от времени я приезжал в Берлингейм по выходным – просто так, для вида. Но идея развода ей по какой-то причине не нравилась.

Когда я рассказал ей о своей идее перенести головной офис в Лос-Анджелес, она не проявила особого интереса. Сказала, что ей все равно и что видеть меня она будет примерно так же часто, как и сейчас.

Почему она написала это письмо в Бюро расследований, почему, написав его, не смогла встретиться с вами и почему поехала вечером в Сан-Франциско, – на эти вопросы у меня ответа нет. Я также понятия не имею, что произошло сегодня на вилле «Розалито».

– О’кей, – говорю я. – Если вы ничего не знаете, то и рассказать вам нечего.

Пусть, думаю, убирается, а если надо будет, мы всегда можем установить за ним слежку.

– Хорошо, Торенсен, – говорю я, – вы можете идти. По пути загляните в Дом правосудия и оставьте ночному дежурному по участку свой лос-анджелесский адрес. Если вы нам понадобитесь, мы свяжемся с вами.

Я быстро поворачиваюсь к нему.

– Так вы прекращаете отношения с Ли Сэмом? Уходите от того, кто поставил вас на ноги. Думаете, это разумно?

Он улыбается:

– У меня много других интересов, много других клиентов, мистер Коушен. А с делами мистера Ли Сэма вполне справится мой филиал.

– Что ж, вам видней, – говорю я. – Спокойной ночи, Торенсен.

– Спокойной ночи, – говорит он.

Я ухожу. Оставляю его перед камином со стаканом в руке и беспокойством в глазах. Его большой живот, кажется, обвис еще сильнее, чем раньше, вид у него усталый.

По-моему, этот Торенсен – никудышный лжец.

Теперь у меня на очереди проникновение со взломом. Какой смысл звонить в дверь Ли Сэма, если это ничего мне не даст. Уж лучше проявить смекалку.

За домом есть железные ворота, ведущие в гараж, я легко их преодолеваю. Иду в темноте мимо гаража и подхожу к дому с черного хода. На высоте плеча обнаруживаю окно, ведущее то ли в кладовку, то ли куда-то еще, и открываю его. Через три минуты я уже в доме и стою в коридоре перед комнатой, где недавно разговаривал с Ли Сэмом и Беренис.

Смотрю на свои наручные часы. Без пяти три. Думаю, у меня вполне достаточно времени, чтобы осмотреться. Поднимаюсь по широкой лестнице и иду по коридору. Хочу найти комнаты Беренис. По пути осторожно и бесшумно, чтобы не разбудить тех, кто может быть внутри, приоткрываю две или три двери, но все комнаты пусты.

Заглядываю в последнюю комнату в самом конце коридора и понимаю – нашел.

В лунном свете вижу лежащий поперек кровати черный с золотым костюм, который был на ней, когда мы разговаривали.

Комната большая; задернув шторы на окнах, включаю свет и оглядываюсь. Гнездышко, конечно, шикарное: белая мебель, ковры и все прочее стоит немалых денег. Справа завешенный шелковой бахромой широкий проход в другую комнату.

Делаю шаг к проходу и замечаю на туалетном столике сумочку и пару перчаток для вождения. Наверное, Беренис надевала их, когда ездила на виллу «Розалито». Я беру сумку, открываю и начинаю в ней рыться. Украшенный бриллиантами нефритовый портсигар, автоматический пистолет двадцать второго калибра с рукояткой из слоновой кости, бумажник, маленький флакончик духов и немного мелочи. Больше ничего. Кладу сумку на место и при этом нечаянно смахиваю одну из перчаток. Из перчатки что-то выпадает. Я наклоняюсь, поднимаю и… получаю удар под дых. Или вроде того.

У меня в руке оказывается письмо, написанное, как я вижу, Мареллой Торенсен своему мужу. В нем говорится:

Хочу сказать тебе, что я, как никогда, рада, что ты уезжаешь из Сан-Франциско. Со времени нашего последнего разговора я узнала, что именно происходило между тобой и Беренис Ли Сэм. Похоже, старая история о том, что жена узнает последней, в данном случае верна, потому что, хотя я и была о тебе плохого мнения, я никогда не думала, что ты зайдешь так далеко.

Полагаю, именно так ты и получил бизнес Ли Сэма. Я не собираюсь этого терпеть. Я не собираюсь обсуждать это с тобой, потому что это все равно ни к чему хорошему не приведет, но я собираюсь разобраться с девушкой Ли Сэм, и если она не прислушается к голосу разума, я заставлю ее. Я не против быть брошенной женой, пока об этом не знает слишком много людей. Но я не собираюсь терпеть подобную ситуацию у себя под носом, ничего не предпринимая – и я не имею в виду развод!

Марелла

Стою с письмом в руке и прислушиваюсь, потому как хочу выбраться из этой дыры так, чтобы никто не догадался о том, что я здесь был. До того как я нашел это письмо, мне было наплевать, если бы кто-нибудь из людей Ли Сэма застал меня в доме, но теперь ситуация изменилась. Мне нужно убраться отсюда незаметно и спокойно все обдумать.

Теперь все ясно. Марелла Торенсен пронюхала, что ее муж водит шашни с Беренис Ли Сэм, и написала китаянке письмо, предложив ей приехать на виллу «Розалито». Обманутая жена наверняка собиралась поговорить с Беренис начистоту и высказать ей свое мнение.

Отличный мотив, чтобы убрать Мареллу с дороги. В конце концов, такие парни, как Ли Сэм, следят за тем, как ведут себя их дочери, и думаю, Беренис предполагала, что если старик узнает о ее терках с Мареллой, то задаст наследнице по первое число. Вот почему на вилле не брали трубку.

Ее сняла Беренис. Сняла для того, чтобы Марелла, если Ли Сэм позвонит в разгар выяснения отношений, не испортила ему настроения. Думаю, на вилле Беренис просто слонялась без дела, пока не вернулась Марелла. Потом Марелла попросила ее подняться наверх, в спальню, чтобы устроить разборку. Беренис пропускает хозяйку вперед и, проходя мимо, снимает телефонную трубку с рычага. Потом дамы выясняют отношения, и, судя по тому, как все разбросано, Марелла была сильно не в духе.

Уходя, Беренис кладет трубку на рычаг и направляется по коридору к входной двери. Но мне интересно, что делала в это время Марелла, если она вообще что-то делала?

Что, если Беренис воспользовалась автоматическим пистолетом двадцать второго калибра, застрелила Мареллу, дотащила ее до машины, отвезла под прикрытием тумана в гавань и сбросила в воду?

Я снова открываю сумочку и достаю пистолет. Он полностью заряжен. Принюхиваюсь – пистолетик пахнет чистотой, как если бы им давно уже не пользовались. Но это ничего не значит, потому что у Беренис было предостаточно времени, чтобы его почистить.

Кладу пистолет на место и закрываю сумочку. Сую письмо в перчатку, откуда оно выпало, осматриваюсь и, убедившись, что все выглядит так, как выглядело до меня, выключаю свет и раздвигаю шторы. Потом выхожу в коридор, спускаюсь по лестнице и выбираюсь из дома через кладовую – тем же путем, что и вошел.

Спускаюсь с холма в глубоких раздумьях. Туман рассеивается, дождь прекратился. Далеко внизу мерцают огоньки, Сан-Франциско выглядит почти как то шикарное место, каким его изображают в путеводителях.

Странное дело, непонятное. Что к чему – не разобрать. Я помню, что мое задание – узнать, о чем хотела рассказать Марелла. В конце концов, она не стала бы писать в Бюро только потому, что проведала об Элмаре и Беренис.

Потом эта записка Нелли, явно оставленная не для нее, а для кого-то другого, и этот другой не кто иной, как я. Расчет понятен: заставить меня поверить, что Мареллы не будет до девяти, с тем чтобы я не торчал до вечера на вилле. Значит, написал записку кто-то, кто знал, что я приеду; кто-то, кто прочитал телеграмму от директора, которую я нашел в холле за столиком, и поскольку Беренис еще не приехала, когда я нашел записку, то сделал это кто-то другой.

Сначала я подумал на Торенсена, но оказалось, что Торенсен весь день не выходил из своего офиса во Фриско. И кто же тогда?

На первом перекрестке из-за угла вылетает «шевроле». Шины визжат, как черти в аду, машину разворачивает, какой-то тип высовывается из окна, стреляет и сбивает шляпу у меня с головы. Грохаюсь на землю как раз в тот момент, когда еще два типа открывают по мне огонь, слышу, как свинец рикошетит от тротуара рядом со мной.

Издаю громкий стон и замираю. Авто проносится по улице и притормаживает на углу. Где-то далеко слышен полицейский свисток.

Я перекатываюсь, выхватываю люгер из плечевой кобуры и открываю огонь по «шевроле». Целюсь по колесам и, похоже, попадаю, потому что когда машина сворачивает за угол, ее заносит. Вскакиваю и бегу по улице, держась поближе к стенам домов слева от меня. Добегаю до поворота и вижу, как в двадцати-тридцати ярдах от меня «шевроле» замедляет ход. Стреляю еще пару раз, одна пуля попадает в заднее окно. Слышу, как разбивается стекло.

Машина останавливается, из нее выскакивают трое парней и бросаются наутек. Один оборачивается и палит наугад в темноту. Я посылаю три пули в ответ, но тоже мимо. Слышу, как они бегут по проезжей части. Да и черт с ними.

Я успокаиваюсь, убираю пистолет и закуриваю сигарету. Подхожу к машине и заглядываю в окно.

Сзади, в углу, съежилась какая-то дамочка. Я открываю дверь, включаю верхний свет, и… что вы думаете?

Дамочка в машине – это та самая кукла, что мокла под дождем возле морга, когда я наведался туда взглянуть на то, что осталось от Мареллы; та самая, что стояла на часах, пока ее приятели роняли лед на голову трупа.

А ведь еще есть чудаки, которые твердят, что жизнь пресна и скучна!

Глава 3

Пой, блондиночка!

– Слушай, бозо[3], – говорит она, – ты зря стараешься притянуть меня к тому, что они сделали. Я молчу, потому что ничего не знаю, а если бы и знала что-нибудь, все равно бы не стала стучать копу. Ну и что дальше?

Я смотрю на куколку, сидящую напротив. Мы в какой-то забегаловке на Рыбацкой пристани, и дамочка, как я ее ни обрабатываю, не поддается.

– Ты разбиваешь мне сердце, солнышко, – говорю я ей. – Вижу, ты тоже в своем роде крутая куколка и если уж решила молчать, так оно и будет.

Откусываю гамбургер и лениво наблюдаю за ней. В этой дамочке определенно что-то есть. Когда-то, наверное, была хорошенькой, как это часто бывает, но испортила себя перекисью; теперь волосы у нее такие тонкие и ломкие, будто ее папаша был стеклодувом. Глаза большие, голубые и смотрят на меня так невинно, но, конечно, видели они много всякого, смекаете?

Напоминает мне даму, с которой я познакомился в Акроне много лет назад. У той дамы был парень, которого моими стараниями отправили за решетку на пятнадцать лет. И вот как только его в банку закатали, она написала мне записку с благодарностью за то, что я спас ее от брака с гангстером, и с предложением навестить ее, чтобы она могла поблагодарить меня лично. Ну и заодно я мог бы взглянуть на ее гравюры.

Что ж, я парень отзывчивый и к искусству неравнодушный. Принаряжаюсь и весь такой из себя подваливаю в ночлежку, где она обреталась. Она снова с благодарностями – мол, какой я классный парень – и угощает меня выпивкой, да такой забористой, что прожгла бы и панцирь крокодила. А потом достает ножичек и начинает показывать фокусы.

Мне очень повезло, что ножичек, которым она пыталась меня пощекотать, наткнулся на пуговицу жилета, а иначе играл бы я сейчас на арфе и ничуть не интересовался бы блондинкой, которая прямо напротив.

Смотрю я на эту крошку и вижу: неглупа, и есть в ней что-то такое, чего нет у большинства девочек, которым приходится общаться с суровыми парнями. Это что-то у нее и во взгляде, и в жестах. За всем этим – мозги, которыми она и пользуется. В общем, дерзкая и крутая.

– Ладно, крошка, – говорю я ей, – а теперь давай перейдем к делу. Я был довольно мил с тобой, не так ли? Даже не арестовал, хотя могу обвинить тебя в соучастии в покушении на убийство. Понимаешь? Я с тобой по-доброму, а ты не уступаешь. Пора бы поумнеть, сестренка.

– Послушайте, мистер, – рявкает она, – у вас на меня ничего нет. Тот факт, что я была в машине, ничего не доказывает. Я была без сознания, когда вы нашли меня, и, насколько вам известно, я могла быть без сознания все это время. Я ничего не знаю о тех парнях, которые пытались тебя кокнуть. Я их не узнаю, даже если увижу, они для меня незнакомцы. Кроме того, ты не первый парень, который пригласил меня на кофе и пару гамбургеров. Те парни просто предложили подвезти меня, вот и все.

Она изящно отпивает кофе и улыбается мне поверх чашки:

– Ну что, все понял? Можешь меня задержать. Меня и раньше задерживали, но каждый раз отпускали.

– Ладно, конфетка, – говорю я. – Пусть будет по-твоему. Задерживать не стану. Просто допей свой кофе и давай поедем в морг.

Она слегка напрягается:

– А почему именно в морг?

– Я тебе объясню, дорогуша. У меня все по полочкам разложено. Думаешь, я не знаю, почему ты оказалась в одной машине с теми парнями? Можешь не сомневаться, я знаю. Бьюсь об заклад, и ты знаешь. Они меня в глаза не видели, а ты видела. Это ты стояла на часах возле морга, когда я туда входил. Итак, кто-то решает, что меня лучше устранить. – Откусываю и жую гамбургер. – И кто же это? Ставлю шесть против четырех, что угадаю. Это тот самый парень, который устроил представление в морге сегодня вечером. Тот самый, что отвел меня вниз, в мертвецкую. Тот самый парень, который сочинил историю про лед. Он напуган, потому что смекает, что я узнаю его, когда увижу в следующий раз, понимаешь, сестренка? Поэтому, когда я сегодня вечером вышел из отеля «Сэр Фрэнсис Дрейк», он отправил троих подручных, чтобы они следили за мной и нашпиговали пулями при первой возможности. И с ними он отправил тебя, чтобы ты меня опознала и чтобы не случилось никакой ошибки.

Она смотрит на меня и подмигивает:

– Да ты просто маленький Шерлок Холмс. И что дальше, красавчик?

– Ничего. Я понял, что ты крепкий орешек и не расколешься, потому что не боишься задержания. Так что задерживать тебя я не стану, но предложу кое-что получше.

Она смотрит на меня с интересом:

– Например, детектив?

– Мы отправимся с тобой в морг, и тебе, возможно, захочется провести там ночь. В мертвецкой на поддонах шесть трупов, но ты их даже не увидишь. А увидишь только один, тот, что на столе. Я имею в виду Мареллу. Она, конечно, не красавица. После того как твои приятели с ней поработали, вся ее красота, если она и была, в некотором роде подпорчена.

Я встаю.

– Давай, малышка. Я запру тебя в мертвецкой, потом поднимусь в офис, покурю и попью кофе, подожду, пока ты не начнешь кричать. Когда наорешься как следует, может быть, я спущусь и заключу с тобой сделку, суть которой в том, что я отпущу тебя, когда ты заговоришь. А если не заговоришь, то можешь остаться там с Мареллой. Возможно, она будет с тобой не так мягкосердечна, как я. И думаю, завтра утром тебе больше не придется беспокоиться о перекиси. Твои волосы останутся седыми до конца твоих дней.

Она смотрит на меня остекленевшими глазами:

– Господи, ты поступишь так с девушкой?

– Вот ты и увидишь. Мне не по вкусу упрямицы. Давай, солнце, шевели ножками.

Она начинает плакать:

– Я этого не выдержу. Говорю тебе, я этого не выдержу. Дай мне еще кофе, я немножко подумаю и, может быть, немножко заговорю.

– Да уж заговоришь. И не немножко. Ты расскажешь все или отправишься в мертвецкую. И не думай, что ты меня обманешь. Попробуешь – отправлю в мертвецкую, к Марелле, и можешь орать там, пока не охрипнешь, но выйдешь, только когда за ней придут.

Она просит сигарету, и я даю ей сигарету. Сидит, курит, вид немного поникший.

– Никогда не думала, что буду разговаривать с копами, но, похоже, придется. – Она наклоняется через стол. – Послушай, мистер, я не верю, что парень, который отправил меня на это дело, знает что-то о том бизнесе, про который ты говоришь. Тут все по-другому. У меня есть парень по имени Джо Мицлер. Он неплохой, но немного жестокий.

– Минуточку, милая, – вмешиваюсь я. – Как ты познакомилась с этим Джо Мицлером?

Она опускает глаза, грустнеет, и на ее лице проступает то выражение, которое всегда появляется у дамы, когда она собирается повесить вам на уши свежей, только что отваренной лапши.

– Джо нашел меня в Чайна-тауне, здесь, во Фриско. Раньше я выступала в передвижном бурлеске. Я была хорошей девочкой и пыталась помочь брату поступить в колледж, но не поладила с менеджером. Он думал, что если каждую неделю дает мне конверт с зарплатой, то имеет право и на бесплатные услуги. Хочешь верь, хочешь нет, но я не из таких. Так что он уволил меня, и шоу закончилось, а я осталась здесь, как выброшенная на берег макрель в Вики-Кики. – Она смотрит на меня как бы застенчиво. – Я не говорю, что никогда ни в кого не влюбляюсь. Влюбляюсь, и нередко. Я могла бы влюбиться в тебя, – продолжает она, – потому что ты большой, у тебя есть мозги и тебя не проведешь, потому что ты знаешь ответы на все вопросы.

Тут она вздыхает, да так глубоко, что, кажется, вот-вот лопнут завязки на бюстгальтере.

– Я нашла работу в одном заведении в Чайна-тауне – подавать напитки, помогать, где надо, и время от времени петь. Но везде одна и та же история. Парни липнут, прохода не дают, а я, если мне кто не нравится, могу и по губам съездить.

И вот когда я уже стала подумывать, сколько еще смогу продержаться, появляется этот Джо Мицлер. Он относился ко мне немного лучше, чем остальные, а потом стал заводить речи о том, что я ему нравлюсь. В конце концов я не выдержала и уступила. А ты бы что сделал на моем месте?

Я бросаю на нее томный взгляд, который скопировал с фотографии Кларка Гейбла в журнале про кино.

– Я бы все равно боролся за свою честь, – говорю я, – но ты, красавица, продолжай. Расскажи мне, что произошло после того, как ты сказала Джо, что ты всего лишь маленькая женщина и просто не можешь больше бороться с ним, а также надеешься ради своей дорогой старушки-мамы, что он поступит с тобой по-честному, а не вытолкает за дверь, оставив с фальшивой облигацией и болью в том месте, где у тебя когда-то было сердце.

Она смотрит на меня так, словно я залез грязными пальцами в ее истерзанную душу.

– Можешь смеяться, но так оно и было. Так вот, сегодня вечером к Мицлеру приходят какие-то парни и говорят, что им надо потолковать с одним выскочкой, который чересчур обнаглел и сует нос не в свои дела. Думаю, они имели в виду тебя. Поэтому им надо, чтобы Джо отпустил меня с ними, ведь я «этого типа» уже видела.

Один из них сует Мицлеру купюру в пятьдесят баксов, и Мицлер говорит, чтобы я пошла с ними и указала на кого надо.

Ни Мицлер, ни я и думать не думали, что они собираются тебя подстрелить. В общем, мы садимся в такси, и они везут меня в какой-то гараж, где сажают в «шевроле». И там я вижу, что у них у всех оружие. Страшно, конечно, но что еще остается делать девушке. Думаю, если бы я что-то сказала, они бы и меня пулей угостили.

Мы ехали по боковой улице недалеко от входа в отель «Сэр Фрэнсис Дрейк», когда увидели, что ты забрался в дом Ли Сэма. Один из этих парней говорит, что, по его расчетам, ты выйдешь тем же путем, каким вошел, поэтому мы отъехали за угол и стали ждать, а один из них остался, чтобы подать знак, когда ты появишься.

Ну вот, он увидел тебя, прибежал к «шевроле», и они погнались за тобой и начали стрелять. Это все, что я знаю, и хочешь верь, хочешь не верь, но это правда.

– Хорошо, сестренка, я тебе верю. Почему бы и нет? Но ты вот что скажи. Где мне найти этого твоего бойфренда, Мицлера?

– Он тут неподалеку, – говорит она, – в домишке возле Калифорния-стрит.

Я спрашиваю у нее номер этого дома, и она мне называет.

– О’кей, солнышко, я, пожалуй, прогуляюсь и повидаюсь с твоим приятелем.

– Минутку, – говорит она, – хочу тебе кое-что сказать. Может быть, если ты доберешься до дома Мицлера, ты потолкуешь с ним пожестче, а? Развяжешь ему язык, понимаешь? Вот только мне-то как быть? Ты не думаешь, что те парни и до меня доберутся? – Она смотрит на меня жалобно. – Они же меня за двадцать четыре часа на фарш перекрутят за то, что говорила с тобой.

– Это тебе урок на будущее, сестренка. Держись хорошей компании и не связывайся с гангстерами. Но насчет тебя я кое-что придумал. Идем.

Плачу по счету, и мы выходим на улицу. Ждем там две-три минуты, пока не подъезжает такси.

– Послушай, детка, – говорю я и смотрю на часы. Уже четверть пятого. – Я собираюсь навестить твоего друга, этого Джо Мицлера, и, возможно, ты права, когда думаешь, что эти придурки примутся за тебя, если решат, что это ты проболталась мне. Вот что я предлагаю. – Я роюсь в кармане. Достаю трубочку пятидолларовых и даю ей пять купюр: – Вот тебе, детка, четвертак. И прими мой совет. Иди на автобусную остановку, купи хороший билет и уезжай из Сан-Франциско, пока эти парни не начали тебя искать. Думаю, выбраться и продержаться еще немного хватит.

– Послушай, – говорит она, – ну ты просто молодчик. Держу пари, не многие копы решились бы на такое. Ты просто подарок.

Я улыбаюсь ей:

– Ну да, может, и ангел, но люди этого не знают. Пока, блондиночка.

Я сажусь в такси и говорю парню ехать на Калифорния-стрит, но, когда он сворачивает за угол, останавливаю и говорю ему подождать, пока эта дама не дойдет до конца улицы, а потом, немного погодя, спокойно следовать за ней.

Мы на боковой улице, и я вижу блондинку. Вот только топает она не к автобусной остановке. Минуты через две-три дамочка тормозит такси, садится и уезжает.

– За этим такси, – говорю я водителю, – и не потеряй его.

Мы едем около пяти минут и проезжаем несколько автобусных остановок. Наконец я вижу, как она выходит из такси в конце переулка неподалеку от Эмбаркадеро. Я тоже выхожу, говорю таксисту подождать и иду за ней. Она сворачивает в переулок, идет к какому-то заведению, похожему на китайскую ночлежку, и открывает боковую дверь. Я подтягиваюсь следом, толкаю дверь – не заперто. Вхожу. Передо мной темный лестничный пролет. Поднимаюсь и вижу длинный, грязный коридор. В конце коридора из-под двери пробивается полоска света. Подхожу, прислушиваюсь. Дамочка разговаривает с каким-то парнем. Я пинком открываю дверь. Комната довольно грязная, в углу раскладушка.

На раскладушке лежит здоровенный парень с физиономией, которая выглядит так, словно недавно побывала в контакте с паровым катком. Перед ним, руки в боки, верещит что-то моя блондиночка. Я вхожу – она оборачивается:

– Чтоб меня…

– В этом не сомневайся, малышка, – говорю я ей. – Ты же не думала, что я поведусь на твои дешевые штучки, а? Бьюсь об заклад, ты от души посмеялась надо мной, когда я дал тебе двадцать пять баксов, чтобы ты убралась из Сан-Франциско. Ох, золотце, за кого ты меня принимаешь? Нет, ну правда. – Я поворачиваюсь к парню на раскладушке. – А это Джо Мицлер. Тот самый, который должен сейчас быть на Калифорния-стрит.

– Что за чертовщина? – говорит он. – Кто ты такой, черт возьми, и чего тебе надо?

– Помолчи, ангелочек, – говорю я. – Я подойду к тебе через минуту. – Поворачиваюсь к блондинке и протягиваю руку. – Верни мне двадцать пять баксов, ладно? За вычетом расходов на такси.

Она морщится, но возвращает двадцатку.

– А теперь послушай, крошка, – говорю ей. – Убирайся отсюда, иди и не останавливайся, потому что завтра утром у всех копов будет твое описание, и если тебя засекут в Сан-Франциско, прикажу арестовать, ясно?

Она бросает на меня убийственный взгляд и исчезает за дверью.

Я закуриваю сигарету.

– Ну, Джо…

Он уже сидит на койке, свесив руки. Глядя на этого парня, я начинаю думать, что тот, кто сказал, что мы произошли от обезьян, должно быть, имел в виду Джо. Мало того что физиономия изуродована, так еще пара ножевых шрамов на шее, а на груди – там, где расстегнута рубашка, – виднеется шрам от пули. Парень, видать, крепок.

– Какого черта? – говорит он. – Ты чего врываешься? Кто ты такой?

– Блондиночка тебе ничего обо мне не рассказывала? Ну, тогда послушай. Меня зовут Коушен. Я федеральный агент, и меня очень интересует тот факт, что кое-кто из местных парней расправился с миссис Мареллой Торенсен сегодня вечером, после чего ей размозжили лицо блоком льда, как я думаю, чтобы достать пулю.

Так вот, когда я пришел в морг взглянуть на эту дамочку, блондиночка на улице устроила мне смотрины. Позже вечером какие-то парни попытались меня пришить на улице. Блондиночка была с ними – наверное, чтобы навести их на меня. Что ты об этом знаешь, Джо?

Он смотрит на меня и улыбается. Когда я сказал, что он похож на обезьяну, я оскорбил обезьяну. Никогда не видел, чтобы какое-нибудь животное выглядело так, как этот тип. Когда он открывает в ухмылке рот, я вижу почерневшие осколки зубов.

– Я ничего не знаю, – говорит он и поднимается. – А если бы и знал, неужели ты думаешь, что я бы тебе напел, а, коп?

– Послушай, Джо, – говорю я, – ты скажешь, потому что я хочу это знать.

– Ну да, она сказала мне, что ты хотел запереть ее в морге, пока она не расколется. Что ж, против женщины прием, может, и хороший, да только я мертвяков не боюсь.

Я подхожу к нему.

– Ты не понял, Джо. Вот как обстоят дела.

Я отвожу правую руку и бью его правым локтем в челюсть, одновременно опуская запястье. Он падает спиной на койку, но снова садится и смотрит на меня. Да, поработать придется, думаю я, потому что мой удар он, похоже, даже не почувствовал.

И вот он сидит, наверно, с минуту, а потом прыгает на меня, опустив голову.

Думаю, если бы он меня достал, дух бы вышиб, но он не достал, потому что я видел, чего стоит ждать, и, когда он прыгнул, выставил колено. Джо врезается в него носом, и прежде, чем он успевает поднять голову, я бью его в челюсть, и он падает.

Пока парень лежит, я еще несколько раз бью его головой о пол. Грохот такой, что слышно, должно быть, на весь квартал, но он еще не вырубился и даже начинает подниматься. Для верности вытаскиваю люгер и бью Джо рукояткой по башке. Он отключается.

Тащу парня на койку. В углу на умывальнике нахожу бутылку с водой. Поливаю ему рожу. Он начинает приходить в себя, открывает глаза и смотрит на меня, но, увы, послания любви в его глазах я не встречаю.

– Послушай, Джо, – говорю я, – нравится тебе это или нет, но ты все равно заговоришь. Ты сейчас неважно себя чувствуешь, а я не хочу заниматься тобой по-настоящему. В последний раз, когда мне попался действительно крутой парень, который не хотел разговаривать, мне пришлось уговаривать его, зажав зажигалку между его пальцами, прямо у нежной кожи между костяшками. Думаю, это очень больно. Тебя ждет то же самое, если не заговоришь. Я настроен серьезно. Так что скажешь?

Он с трудом поднимается и откидывает голову на изголовье. Думаю, черепушка у него немножко раскалывается.

– Что за чертовщина? – говорит он. – Я… я ничего не знаю об этом деле, кроме того, что оно принесло мне пятьдесят баксов, а за пятьдесят баксов я, как и большинство ребят, готов сделать немало.

Он протягивает руку за бутылкой с водой, и я вижу, как он проводит языком по губам. Думаю, этот парень хочет пить, и протягиваю ему бутылку, в этот момент он пытается ударить меня ею по голове.

Я так и думал, что он попытается что-то такое выкинуть, поэтому бью еще раз, так что во рту ему теперь ничто не мешает.

После того как ему удалось успешно проглотить эти два обломка, мы возвращаемся к делу.

– Я бы на этом остановился, Джо.

– Это ты мне говоришь. Последнее, что было. Как я теперь буду есть?

Джо начинает говорить. Выясняется, что ему позвонил друг. Друг этот работает в танцклубе в Чайна-тауне. Он сказал, что блондиночка выполняла работу для его друга, парня по имени Спигла, и что кто-то попросил Спиглу прислать парней, чтобы они хорошенько отделали какого-то типа (похоже, речь обо мне), на которого блондиночка должна указать. Джо было обещано пятьдесят баксов.

– Это все, что мне известно, – говорит Джо, – если бы знал, что меня будут лупить рукояткой по черепу, потребовал бы семьдесят пять.

– Ладно, Джо, – говорю я. – А где этот Спигла обретается?

Джо объясняет, что Спиглу можно найти в клубе «Две луны» в Чайна-тауне и что, вообще-то, Спигла хороший парень и, наверное, против меня лично он ничего не имеет, но за двести-триста баксов готов найти тех, кто преподаст мне хороший урок. Я достаю пачку сигарет, беру одну себе и протягиваю ему другую.

– Послушай, Джо. Может, это правда, а может, и нет. Но хочу тебя предупредить. Ради чистоты эксперимента, как говорят профессора, я собираюсь поверить в твою историю. Но прими от меня совет и впредь держись от этого дела подальше, потому что, если ты или эта твоя блондинка отчебучите что-то еще, я устрою так, что вам придется несладко.

И пойми, что вас двоих могут привлечь по обвинению в соучастии в убийстве первой степени. Мне этого делать не хочется, потому что я считаю вас парой простофиль, которые сваляли дурака, пытаясь заработать пару долларов. Так что просто ведите себя тихо и не мешайте мне.

– О’кей, – говорит он и потирает макушку. – И с этим бизнесом я завязал.

– Ладно, Джо, – говорю я ему. – Думаю, ты умный парень, а раз так, то прямо сейчас ты пойдешь и заберешь свою блондинку, она наверняка ждет тебя где-нибудь за углом, и вы свалите из этого города. Хочешь знать почему, скажу: есть у меня предчувствие, что у вас с ней будет много неприятностей, если вы останетесь здесь. Парни, которые хотели расправиться со мной сегодня вечером, не особо разборчивы в средствах. Вряд ли они обрадуются, когда узнают о нашем разговоре. Может, назовут тебя стукачом и подарят вам двоим несколько унций раскаленного свинца прямо в то место, где ты перевариваешь свой обед, понимаешь?

Он потягивается и ухмыляется:

– Думаю, ты прав, незнакомец. Я отправляюсь за шоссе. Мне кажется, в этом городе скоро станет жарко.

– О’кей, Джо. Пока.

Я ухожу. Возвращаюсь в отель и поднимаюсь к себе в номер. На моем туалетном столике лежит записка от О’Халлорана, из которой следует – у него тоже есть подвижки. В записке говорится:

Дорогой Лемми, твоя идея связаться с кухаркой Нелли оказалась удачной. Я послал туда полицейского на мотоцикле, чтобы он припугнул эту дамочку, и она рассказала кое-что интересное.

Та написанная от руки записка, предположительно от Мареллы, о том, что она вернется не раньше девяти часов, полная чушь. Сегодня утром Марелла уволила кухарку Нелли по той причине, что в будущем собирается готовить сама и будет только нанимать служанку на несколько часов в неделю.

Полицейский отвез Нелли на виллу «Розалито», чтобы она огляделась и сказала, что не так и все ли на месте. По словам Нелли, ничего не изменилось. Вся одежда Мареллы на месте, ничего не пропало, целы даже шляпки и перчатки. Нелли знает все об одежде хозяйки. По-моему, это выглядит довольно странно. Похоже, Марелла не собиралась отлучаться и намеревалась быть на вилле, чтобы встретиться с тобой. Смахивает на то, что дамочку похитили. Так что работай.

Пока,

Терри

Я принимаю душ и начинаю разбираться. Выкуриваю сигарету и обдумываю кое-какие идеи. Вот как они выглядят.

1. Марелла ждет встречи со мной, когда ей звонит кто-то из соседей. Это ложный звонок, сделанный с целью убрать ее с виллы, когда я приеду.

2. Я приезжаю на виллу, осматриваюсь и уезжаю. Беренис Ли Сэм приезжает и ждет. Она ждет, потому что знает о подстроенном телефонном звонке. Она видела, как я выходил из дома, и смотрит мне вслед. Она знает, что Марелла вернется.

3. Марелла возвращается. Беренис говорит, что им нужно подняться наверх и поговорить. Поднимаясь по лестнице, она снимает телефонную трубку с рычага, поэтому никто не может связаться с домом, пока она там.

4. Марелла выкладывает то, что ей стало известно, и Беренис видит, что она знает слишком много о том или ином предмете.

5. Кто-то (возможно, Беренис) хватает Мареллу, сажает ее в машину, мчится в Сан-Франциско и стреляет в нее. Тело сбрасывают в гавань.

6. Они вспоминают о пуле и разыгрывают спектакль со льдом.

7. Они понимают, что где-то допустили ошибку, и пытаются вычеркнуть меня. Думаю, они бы не трогали меня, если бы не думали, что я знаю что-то, чего я не знаю.

8. История о том, что эти парни следили за мной от отеля «Сэр Фрэнсис Дрейк» до дома Ли Сэма, – полная чушь. Если бы блондинка говорила правду, она бы сказала, что они сначала проследили за мной до дома Торенсена, а затем до дома Ли Сэма. Она не сказала этого, потому что они не знали, что я был у Торенсена, а не знали потому, что тогда они за мной не следили.

9. Они не следили за мной, пока я не пришел к Ли Сэму. Потом кто-то в доме Ли Сэма увидел меня там и позвонил бандитам. Те подъехали и держались поблизости, пока я не вышел.

10. Похоже, мне нужно найти связь между Спиглой, который ответственен за попытку избавиться от меня, и Ли Сэмом или Беренис, потому что кто-то из этого дома звонил стрелкам с машиной.

11. Похоже, Очень Глубокий и Очень Красивый Ручей и впрямь очень глубок. Надо бы еще разок поговорить с этой дамой.

Глава 4

Смышленая куколка

В четыре часа дня, когда я еще сплю как убитый, посыльный приносит телеграмму из главного офиса в Вашингтоне.

И вот сижу я на кровати с этой телеграммой в руке, и что-то мне подсказывает: директор меня отзывает, поскольку Мареллу прихлопнули, а федеральное правительство вроде как потеряло интерес к этому делу. Пусть так, но откуда же это странное чувство разочарования? Открываю конверт и с облегчением обнаруживаю, что предчувствие обмануло.

В телеграмме говорится:

ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР САН-ФРАНЦИСКО СООБЩАЕТ МИССИС МАРЕЛЛА ТОРЕНСЕН УБИТА ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ ТЧК ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ МОТИВ УБИЙСТВА НЕ ДОПУСТИТЬ ПОЛУЧЕНИЯ ВАМИ ИНФОРМАЦИИ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ФЕДЕРАЛЬНОГО МАСШТАБА ТЧК РАССЛЕДОВАНИЕ СМЕРТИ МАРЕЛЛЫ ТОРЕНСЕН И ПРЕДПОЛАГАЕМЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПОРУЧАЕТСЯ ВАМ ТЧК КАПИТАНУ ПОЛИЦИИ БРЭНДИ И ЛЕЙТЕНАНТУ О’ХАЛЛОРАНУ ПРИКАЗАНО СОТРУДНИЧАТЬ С ВАМИ ТЧК НЕОБХОДИМЫЕ СРЕДСТВА ДОСТУПНЫ В ОФИСЕ «ДЖИ» КИРНИ-СТРИТ ТЧК ДИРЕКТОР

Здорово. И по-моему, без О’Халлорана и Брэнди здесь не обошлось. Эти парни знают, что работа со мной – избавление от повседневной нудятины, приятный отдых и море выпивки.

Встаю, принимаю душ и начинаю одеваться. Звоню портье, чтобы принесли кофе и большой шот бурбона – мой любимый завтрак в это время дня. Пока одеваюсь, размышляю о деле Мареллы, но мысли почему-то упрямо тянут меня к этой куколке Ли Сэм. Я всегда говорю, что неприятности начинаются с шикарной дамы, и эта китаяночка уж больно хороша, чтобы вокруг нее не затевались темные делишки. Наверняка что-то завязалось и между ней и Элмаром Торенсеном. Что-то такое, что не понравилось Марелле.

Оглядываясь назад, можно сказать, что вся эта история с самого начала была запутанной. То загадочное письмо, которое Марелла написала директору, могла написать женщина, серьезно обеспокоенная чем-то, что касалось ее мужа, но скрывающая от него свои намерения.

Я задаюсь вопросом, а не написала ли Марелла это письмо потому, что была напугана и ожидала обострения ситуации примерно десятого января. В таком случае ей было бы спокойнее, если бы рядом маячил федеральный агент. Пусть бы он даже и не знал, для чего понадобился.

А ведь это мысль!

Предположим из спортивного интереса, что у Мареллы случился ужасный скандал с мужем или с кем-то еще и она заявляет, что сыта чем-то там по горло и что если это что-то не прекратится, то она обратится к федеральному правительству. Если она такое заявляет, надобно ее остановить. Прикончить по-тихому. Логично? Да. И она уже ничего никому не скажет.

Но есть и другой вариант. Она ничего никому не говорит, а просто пишет письмо в Бюро с просьбой прислать оперативника, но не объясняет для чего. Теперь у нее сильная позиция, и она сама может кому-то пригрозить. Мол, вот так и так, я написала в Бюро, там все знают, и если со мной что-то случится, имена у них есть. Чего она не говорит, так это того, что никакой конкретной информации она не предоставила, а обошлась намеками.

Как мне представляется, Марелла рассчитывала и надеялась на что-то, что должно было случиться в период между написанием письма и десятым января. Если то, на что она надеется, случится, она ничего присланному оперативнику не говорит. Оправдывается, что, мол, ошиблась, что никаких нарушений федеральных законов не было и нет. Агент, конечно, выразит свое недовольство, но и только. Вернется ни с чем в Вашингтон и скажет, что дамочка чокнутая.

Если же ничего такого, на что она рассчитывала, не случится, что ж, она исполняет угрозу, рассказывает все, что знает, федералу, который теперь должен быть с ней рядом и защищать от возможных опасностей.

По-моему, отправляя свое письмо в том виде, в котором мы его получили, Марелла пыталась предусмотреть два варианта, что на практике удается далеко не всегда. У нее эта ставка не сыграла, и получила она то, от чего хотела застраховаться.

Вот таким глубокомысленным рассуждениям я предаюсь, когда дверь распахивается и в номер вваливается О’Халлоран. По всему видно, парень доволен собой так, что дальше некуда.

– Привет, Лемми. Слышал хорошие новости? Шеф назначил тебя старшим по делу Мареллы Торенсен, а мы с Брэнди будем у тебя на подхвате. Ты получил мою записку о кухарке Нелли?

Отвечаю, что да, получил, и прошу рассказать, что произошло прошлой ночью, когда он доставил старика Ли Сэма и Беренис в участок. О парнях на «шевроле», которые пытались меня пришить, о блондинке и всем прочем я не упоминаю, потому что давно понял: не стоит рассказывать слишком много парням, которые тебе помогают, иначе они будут знать столько же, сколько и ты, а это часто очень плохо для них самих.

Терри устраивается в кресле, достает трубку, набивает ее табаком и раскуривает. По той вони, что идет от трубки, можно подумать, что он курит дохлую белку.