Мой первый встречный: Случайная жена зельевара

Глава

Глава 1

– Прошу вас, – прошептала я, отчаянно сжимая руку мужчины. – Прошу вас, умоляю… будьте моим первым встречным.

Незнакомец не был красивым в классическом понимании – ни светлых волос, ни голубых глаз, ни нежного лица сказочного принца. Но в нем чувствовалась та сила и воля, которые невольно заставляют смотреть на него, не отводя взгляда. Он был высок, темноволос, наполнен грацией хищника – не вышел из проулка, а выплыл из него, словно леопард на охоте. Карие глаза смотрели пристально и цепко, тонкий прямой нос был украшен едва различимым шрамом у переносицы, а четко очерченные губы вдруг дрогнули в улыбке.

– Мне не нужна жена, – откликнулся он, глядя на меня почти с сочувствием. – Простите.

И тогда все оборвалось во мне от ужаса и отчаяния.

За четверть часа до этого отец поднялся в мою комнату и приказал уже не тянуть время, а выходить к человеку, который мог спасти нашу семью, взяв меня в жены.

Элдридж Уинтермун был директором банка, и выплатить долги своего тестя для него было даже не пустяком – пылинкой. Отец давным-давно проигрался, хотел было пустить пулю в лоб, а потом решил: зачем рисковать жизнью, когда есть дочь, которую можно выгодно продать?

А Элдридж Уинтермун как раз искал себе новую супругу помоложе. Их у него было пять или шесть, я давно сбилась со счета и не собиралась его пополнять.

– Либо ты выйдешь сама, – произнес отец, – либо я выволоку тебя к нему за волосы.

Я кивнула. Вздохнула, собираясь с силами – то, что я хотела сделать, было похлеще брака с престарелым сластолюбцем.

– Хорошо, – кивнула я. – Еще несколько минут, мне надо поправить прическу.

Конечно, ни о какой прическе я не думала. Как только отец вышел из комнаты и спустился в гостиную, со светской насмешливостью рассказывая Уинтермуну о том, сколько времени прихорашиваются современные барышни, я подхватила заранее приготовленный саквояжик, рванула к черному ходу и вылетела на улицу.

Туман стелился по мостовой, смешиваясь с клубами дыма из тысяч труб. Газовые фонари, едва пробиваясь сквозь сырую пелену, отбрасывали на стены домов дрожащие жёлтые пятна. Дождь стучал по крышам карет и зонтикам прохожих – монотонно, неумолимо, будто отсчитывая секунды до неведомого, но неизбежного несчастья.

Мужчины в цилиндрах, спешащие в клубы, женщины, подбирающие подолы, чтобы не запачкать их в лужах – я летела мимо них, не разбирая дороги, и в голове стучало лишь одно: найти, найти, найти того, кто согласится на мое ужасное предложение.

Где-то вдали пронзительно взвыла собака, и тут же раздался резкий свист полицейского: я шарахнулась в сторону, решив, что отец и Уинтермун обнаружили пропажу и меня уже ловят.

А над всем этим, тяжело и глухо, плыл звон колоколов церкви святой Марии – словно оплакивал меня. Я бросилась к церкви, наткнулась на мужчину, который нес в руках какую-то коробку, влетела в него, едва не сбив с ног, и схватила за руку…

– Мне не нужна жена, – повторил он. – Это варварский, дикий обычай.

Да, дикий и старый, но пока еще никем не отмененный. Если девушку должны были отдать замуж против воли, она убегала из дома и спешила к храму святой Марии, покровительницы обездоленных и сирот. Первый мужчина, которого она там встретит, мог взять ее в жены и спасти.

Конечно, выбор тот еще. Первым встречным мог оказаться, например, садист или разбойник. Но я все-таки могла выбрать свою судьбу сама – а не пойти на поводке за тем, кого привели родственники.

– Согласна, – кивнула я. – Обычай ужасный. Но меня хотят выдать замуж за того, кто похоронил уже шесть жен. Спасите меня.

Незнакомец вздохнул. Покосился на свою коробку, потом на меня.

– И вы не боитесь? Что, если я намного страшнее этого вашего жениха?

При мысли о том, что нужно будет ложиться в постель со стариком, который годится мне в дедушки, уродом, похожим на огромную разъевшуюся жабу, невольно начинало тошнить.

– Не боюсь. Святая Мэри защищает тех, кто приходит к ее ступеням.

– Меня зовут Кассиан, – произнес незнакомец. – Кассиан Торнфилд, к вашим услугам.

– Флоранс Гримшоу, – представилась я. – Но все зовут меня просто Флер, на хонтинский манер.

– Мне не нужна жена, Флер, – повторил Кассиан, и мое имя в его устах вдруг прозвучало так, словно он наполнил его каким-то особенным смыслом. – Но я давно ищу помощницу. Вы чему-то учились?

Я сдержанно улыбнулась.

– Да, я училась в колледже Септимуса Франка. Получила диплом малого зельевара с отличием.

Кассиан вопросительно поднял бровь, словно я сумела его удивить по-настоящему. Впрочем, так реагировали все, кто узнал, что я успела получить образование.

Барышням положена лишь одна наука – домашнее хозяйство. Лишь одна карьера – семья. Когда люди узнавали, что я училась в колледже, то невольно спрашивали отца:

– А вы не боитесь, что у нее случится воспаление мозговой оболочки? С женщинами это случается от излишней учености.

– Просто потрясающе, – произнес Кассиан. – Я не верю в милости святых, но сейчас нам обоим повезло. Я зельевар в Королевской академии магии и…

По улице разлилась трель полицейского свистка, и я услышала топот множества ног. Теперь это точно было за мной – я схватила Кассиана за руку так, словно он был моим якорем в бурном море.

И он прикоснулся губами к моим губам.

***

Я застыла, словно какое-то жуткое заклинание заставило меня окаменеть. От Кассиана пахло дождем, совсем немного табаком и чем-то прохладным – может быть, ветром далеких стран. Весь мир собрался в точку, в которой были только мы вдвоем.

Сердце грохотало так, что заглушило и шум экипажей, и полицейский свисток. Свободной рукой Кассиан прижал меня к себе так, что косточки корсета безжалостно впились в ребра – я неловко, но очень искренне откликнулась на его поцелуй и вдруг подумала: если первый встречный целует так, что земля уходит из-под ног, то как же тогда целует любимый?

– Вот она! – услышала я крик отца, и Элдридж Уинтермун возмущенно воскликнул:

– Какого дьявола?

Кассиан целовал меня еще несколько мучительно сладких секунд, потом отстранился и спросил самым невинным тоном:

– Что случилось, господа?

Я обернулась, увидела отца, своего несостоявшегося жениха и пару патрульных полицейских. Один из них даже шлем снял, озадаченно почесывая затылок.

– Какого дьявола ты целуешь мою дочь? – проревел отец так, что все во мне заледенело. – Она помолвлена! Никаких первых встречных!

Видно, Кассиан вошел во вкус – или ему настолько нужна была помощница – что насмешливо улыбнулся и произнес:

– Поцелуй девушки с первым встречным мужчиной, не скованным узами брака, на ступенях храма святой Марии приравнивается к заключению законного брака. Верно?

– Верно, – кивнул полицейский, надевая шлем. – Ну что, господин Гримшоу, вашу дочь мы нашли. Жива и здорова, дальше разбирайтесь сами.

И господа офицеры пошагали по улице прочь. Я сжимала руку Кассиана и боялась, что он сейчас исчезнет. Что отец и Уинтермун просто оттолкнут его, потом скрутят меня в бараний рог и уволокут прочь.

– Флер, – произнес отец и стукнул тростью по камням мостовой. – Немедленно сюда. Никаких дурацких обычаев! Ты выйдешь замуж за господина Уинтермуна, и не смей со мной спорить!

– Господа! – окликнули нас откуда-то из-за колонн храма. Мы все посмотрели туда и увидели старенького священника в торжественном алом облачении, который сидел на стульчике, держа в руках свежий выпуск “Времен Хартфорда”.

– Господа, традиционный поцелуй прошел под наблюдением священника! – сообщил святой отец, переворачивая страничку. – Брак считается заключенным… и не орите вы так, у меня от этой погоды голова вторую неделю раскалывается.

Уинтермун возмущенно затряс десятью подбородками, потом махнул рукой и пошел прочь. Отец поспешил за ним, увиваясь и уговаривая, но Уинтермун лишь отмахивался от него, бросая что-то неразборчивое, но, разумеется, бранное.

Вот и все. Я замужем. Я избежала навязанного брака… и что теперь делать?

– Вы не стойте там столбами, молодежь, – посоветовал священник. – На храм пожертвуйте хоть десяток дукатов. Проявите уважение к святому месту.

– Десяток дукатов! – присвистнул Кассиан. – Дорого же мне обходится найм помощницы.

Впрочем, он не стал спорить, заплатил священнику, и вскоре нам вручили свидетельство о браке. Кассиан осторожно сложил его, убрал во внутренний карман пальто, и мы двинулись от храма по улице Тагмур.

Этот район был одним из самых приличных в городе. Фонари здесь были не газовые, а с борновыми лампами, которые работали на особых чарах – их свет был ярче и чище. Широкая мостовая сверкала после дождя, отражая строгие фасады домов из кремового портулендского камня. Воздух здесь был наполнен ароматом шоколадом и кофе из дорогих кондитерских, тонким запахом роз из садов за изящными оградами и едва уловимо – дорогой кожей от экипажей. Кареты с фамильными гербами на дверцах бесшумно скользили по улице, запряженные сытыми, ухоженными лошадьми с тщательно завитыми хвостами. Даже уличные торговцы здесь выглядели иначе – мальчики в аккуратных фартуках разносили не каштаны, а коробки с конфетами от Фортинэ, а цветочницы предлагали не пучки полевых цветов, а орхидеи в тонких стеклянных колбах.

– Задумались? – с улыбкой поинтересовался Кассиан, и я улыбнулась в ответ.

– Да, вспомнила, как ходила по этой улице в колледж. Он вон там, за перекрестком. У нас есть экипаж, конечно, но мне нравилось гулять.

Я осеклась, окончательно поняв, что все прошлое осталось в прошлом. И экипажа у меня теперь нет, и в саквояже лишь несколько смен белья и чулок, книги и немного денег, и я в полной власти человека, который кажется мне хорошим – но что на самом деле у него в душе?

Вскоре мы оказались возле пятиэтажного здания, которое можно было принять за дипломатическую резиденцию. Все в нем дышало красотой и гармонией – и светлый мрамор облицовки с серебряными прожилками, и высокие окна, наполненные золотым светом, и причудливые балкончики с витыми решетками. Даже привычный густой туман не лежал здесь клочьями грязной ваты, а струился бледной тонкой вуалью, словно ему было неловко заслонять фасад академии. Мы вошли в открытые ворота, и Кассиан махнул рукой куда-то вправо.

– Это учебный корпус, а там жилой. Идемте, зарегистрирую вас у проректора по внутренней работе. Жить нам придется вместе.

– Да, – кивнула я. – Понимаю.

Кассиан Торнфилд мой муж. И сегодня ночью он вступит в свои супружеские права – почему-то от этой мысли стало очень жутко, словно я только сейчас окончательно поняла, что со мной случилось.

– И не надо так дрожать, – посоветовал Кассиан. – Жена мне не нужна, так что наши отношения будут исключительно рабочими.

Я смогла лишь снова кивнуть, соглашаясь.

***

– Как это вы так… внезапно.

Проректор по внутренней работе, господин Аликан, был карликом с лысой головой, испещренной шрамами. Он взял свидетельство о браке, мои документы, и принялся заполнять строчки в толстенной книге.

– А что поделать? – спросил Кассиан. – Я двадцать раз отправлял заявку на помощника, что с ней сделал ректор? Пришлось искать новые способы.

– Леди понимает, во что ввязывается? – поинтересовался Аликан. – Он ведь страшный человек, этот Кассиан Торнфилд. Вспомнить хоть деревню Хотторн на вересковых пустошах Виандира, где блуждают огни и пропадают путники. Как ты там отметился?

Кассиан выразительно завел глаза к потолку.

– Да, я поймал тамошнее привидение и усадил в колбу. Не думаю, что этого нужно бояться.

– А живые волосы? – спросил Аликан. – Леди Флоранс, он сделал шампунь для компании хулиганов, и их волосы превратились в змей! Представляете, в каком виде бедолаг доставили в больницу?

– Это какие-то байки, – пробормотала я. – Вы меня нарочно пугаете!

Аликан и Кассиан переглянулись и расхохотались так, словно у них удалась отменная шутка. Я тоже улыбнулась, но сдержанно.

– В общем, поздравляю тебя, дружище, с созданием семьи! – проректор энергично пожал руку зельевара и обернулся ко мне. – Сегодня уже поздно, я отправлю информацию по вам в министерство магии завтра с утра. На внутреннее довольствие вас поставят тоже с утра, так что приходите на завтрак, пользуйтесь бытовыми вещами… кстати, ваши вещи вот в этом узелке?

Я покосилась на свой саквояжик и кивнула. Аликан покачал головой и протянул мне тонкую тетрадь.

– Отметьте галочкой, что нужно, доставят послезавтра.

Святая Мэри и правда не оставляла тех, кто пришел к ней за защитой.

Зельевар жил на третьем этаже, в преподавательском крыле. Когда мы подошли к лестнице, то горгулья, которая сидела на перилах, вдруг вздрогнула и хрипло пророкотала:

– Входи, оставив сердце на ступенях!

– Спи, спи, старушка, – с тихой нежностью откликнулся Кассиан, и горгулья съежилась, закрыв золотые глаза. Мы прошли мимо, и зельевар объяснил: – Скоро рассыплется. Ей уже пять веков.

Мимо пробежала компания молодых людей – поклонились, заинтересованно посмотрели на меня. По стене среди портретов ученых скользили тени – работали домовые, спеша по делам. Скользнула тонкая лента горьковатого запаха, и зельевар задумчиво произнес:

– Все-таки Пинкипейн снял то проклятие…

– Что за Пинкипейн? – поинтересовалась я.

Этот мир теперь был моим, и надо было узнать о его обитателях побольше. Мы поднялись на третий этаж и пошли по пустому коридору. На багровом дорогом ковре на полу не было ни пылинки, дверные ручки и таблички сверкали, как новенькие, цветы в больших вазах были только что политы.

– Наш специалист по биологии, – ответил Кассиан. Мы подошли к самой последней двери, он похлопал в ладоши и продолжал: – Одна из студенток наложила на него любовное проклятие, когда он сказал, что женщины способны лишь на самые слабые чары.

Комната зельевара напоминала одновременно кабинет безумного ученого, театральный склад и лабораторию. Когда мы вошли, то я на мгновение замерла, глядя по сторонам. Вот здесь мне придется жить – работать за дубовым столом, покрытым пятнами от кислот и возгораний, сидеть в кожаном кресле у камина с причудливыми статуэтками на полочке, которые, кажется, движутся… да, точно, движутся.

– Не бойтесь, – Кассиан заметил, куда я смотрю. – Это фигурки из костей врагов, достались мне по наследству от прежнего зельевара. Говорят, когда-то они кусались, но теперь безобидны.

Я поежилась. Перевела взгляд на огромный шкаф с бесчисленными коробками, пробирками, банками и колбами и замерла от восторга. Чего тут только не было! О некоторых зельях нам только говорили на занятиях в колледже, и я представить не могла, что вот так, воочию, увижу пот единорога, способный растворять опухоли, или лунный камень, порошок из которого делает обычную воду живой.

– Вижу, вам тут нравится? – спросил Кассиан.

– Очень! – искренне ответила я. – Это невероятно! Никогда не думала, что увижу такие редкости. Это ведь настоящая челюсть дракона?

– Верно. Купил ее по случаю в музее археологии. Ковер, кстати, тоже оттуда, меняет узор в зависимости от фаз луны.

Я посмотрела на ковер, и цветы на нем шевельнулись. Сколько же тут еще чудес? Магия пронизывает весь мир, но каково жить там, где она царит и правит? На что это больше похоже, на сказку или безумие?

– Спасибо вам, Кассиан. Вы меня сегодня спасли.

Зельевар криво усмехнулся.

– Да уж, ну и женишка вам подготовили. Не удивляюсь, что его жены умирали от отвращения. Или…

Он не успел договорить: от стены скользнула тень, принимая очертания человеческого тела, и комнату наполнил шелестящий шепот:

– Господин Торнфилд, скорее! В ректорате убийство, нужна ваша помощь, пока не приехала полиция.

***

Убийство?

Я растерянно посмотрела на Кассиана – тот прошел к шкафу, вынул коробку с дюжиной разноцветных пузырьков и коротко произнес:

– Пойдете со мной, Флоранс.

– Как кого-то могут убить в академии? – спросила я, когда мы вышли в коридор и быстрым шагом двинулись к лестнице. Открывались двери – выглядывали преподаватели, удивленно и испуганно глядя друг на друга; один из них, солидный господин лет пятидесяти, в дорогом теплом плаще поверх мягкого домашнего костюма, торопливо направился за нами.

– Сам удивляюсь, – бросил Кассиан и обернулся к господину в халате: – Вас тоже вызвали, Эрон?

– Да, – коротко ответил тот. – И я, признаться, этому очень удивлен.

Дождь припустил сильнее: территория академии тонула во влажной пелене и казалось, будто она отделена от всего города туманной завесой. Мы вбежали в основное здание, прошли по коридору к лестнице и вскоре были на третьем этаже.

Возле ректората толпился народ, и я вдруг услышала тонкую песенку на хонтинском. Ей-то откуда тут взяться?

Кассиан почти вбежал в ректорат, я двинулась за ним и увидела на полу лежащую девушку. Тонкий светлый плащ сбился, платье задралось, открывая кружева нижней юбки и ноги в дорогих шелковых чулках, руки были разбросаны в стороны, словно мертвая хотела кого-то обнять. Гребень выпал из прически, и кудрявые золотые волосы рассыпались по ковру. Лицо было бледным и печальным, будто в последние минуты девушка поняла что-то очень важное.

– Полиция скоро будет, – произнес мрачный джентльмен в таком дорогом костюме, что Элдридж Уинтермун умер бы от зависти. – Кассиан, Эрон: вы должны как можно скорее установить причину смерти.

Кассиан открыл свою коробку, вынул один из пузырьков и принялся сыпать золотую пыльцу над телом. Эрон обрел вид спокойный и отстраненный – он будто заснул наяву, и его губы медленно зашевелились.

Я стояла, чувствуя лишь растерянную беспомощность. Прежде мне не приходилось видеть мертвецов вот так, и девушка невольно притягивала мой взгляд. Было в ней что-то такое, что я иногда чувствовала и в себе – может, невинность или беззащитность перед чужой злой волей.

– Это не студентка? – спросила немолодая дама, такая худая, что казалась плоской. Ее темно-синее платье было украшено брошью в виде черной головки туземца, и мне показалось, что изумрудные глаза двигаются.

– Нет, Анвен, – ответил ректор. – Это претендентка на должность моего секретаря. Я назначил ей встречу сегодня в восемь, пришел и обнаружил ее вот в таком виде!

Облако порошка, распыленное Кассианом над девушкой, вдруг наполнилось зловещим алым сиянием. Снова зазвучала песенка, ректор резко ударил по книге на столе, и я наконец-то поняла, что это: скорбник! Старинный фолиант с заклинаниями, который пел, если рядом с ним умирали.

– Она полностью обескровлена, – угрюмо произнес Кассиан и выпрямился. Эрон открыл глаза и кивнул:

– Согласен. Убийца осушил ее за две с половиной минуты. Пришел и ушел через личный канал в пространстве – то есть, бывал здесь раньше, смог проложить опорные точки.

Мне захотелось по-мальчишечьи присвистнуть. Проложить канал в пространстве очень сложно, это доступно лишь самым опытным магам, и в моем колледже таких не было.

– Это скандал! – громким болезненным шепотом произнес ректор, и дама с брошью согласно закивала. – Никто не должен узнать об этом! Ни одна живая душа!

Я посмотрела на часы: половина девятого. В главном здании академии не было никого, кроме студентов и сотрудников. Ректор перевел взгляд на меня и прошипел:

– А вы еще кто такая? Журналистка?

Кассиан убрал пузырек в коробку и ответил:

– Это моя жена Флоранс. Хотел, конечно, представить ее коллективу не в такой ситуации, но… Прошу любить и жаловать! Я давно просил о помощнице, вот она.

– В голове не укладывается! Тут убийство, а вы женитесь, – устало бросил ректор, и Кассиан развел руками.

– Я как-то не подумал согласовать личную жизнь с чужими преступлениями, – он обернулся ко мне и бросил: – Подождите в коридоре.

Я послушно вышла в коридор, опустилась на широкий подоконник. Дождь разошелся – шел сплошной стеной, наполняя мир гипнотическим шумом: казалось, это город вздыхает, мерно и глубоко. Ничего в нем сейчас не было, кроме печали.

И зачем ректор назначил встречу девушке так поздно? Судя по чулкам, она из приличной и достойной семьи – а девушки из таких семей по вечерам танцуют на балах или принимают гостей с матушкой, а не бегают по городу, пытаясь устроиться на работу.

Что-то здесь было неправильным – словно девушку заманили в академию на погибель.

Мимо меня прошли двое полицейских; нет, не те же самые, которые прибежали к храму с моим отцом и несостоявшимся женихом. Вскоре Кассиан вышел из ректората, посмотрел по сторонам, и я помахала ему рукой.

– Вы, я вижу, не испугались убитой, – заметил Кассиан, подойдя. Я неопределенно пожала плечами.

– Бояться надо живых людей, не так ли?

Кассиан усмехнулся.

– Нет, мне определенно везет. Я искал помощника, а нашел потрясающе смелую барышню. Авантюр не боитесь, мертвецов тоже, а вампиров?

– Думаете, это был вампир? – ответила я вопросом на вопрос. – Впрочем, их не существует. Это все сказки.

– Иногда и они становятся былью, – вздохнул Кассиан и протянул мне руку. – Идемте. Пора нам готовиться к этой ночи.

***

Я смогла лишь кивнуть, пытаясь справиться с волнением. Да, Кассиану не нужна была жена, но и отказываться от своих прав он не станет – зачем бы? Ведь я теперь принадлежу ему, и деваться мне некуда.

До жилого корпуса мы добежали молча, промокнув до нитки. Платье прилипло к коже, волосы упали на плечи тяжелыми прядями – я была словно несчастная птица, выброшенная из гнезда. Но стоило нам войти в двери, как одежда полностью высохла, и холл наполнило потрескиванием остаточных чар. Надо же, в первый раз все было точно так же, но я не обратила на это внимания – слишком была взволнована своими приключениями.

А сейчас все во мне было натянуто, как струна. Взгляд цеплялся за портреты на стенах, за резные завитки перил, за блики света на полированном дереве – лишь бы не думать о том, что случится через несколько минут. Лишь бы не представлять его руки на своей коже, его дыхание на своей шее…

Все девушки, которые выходят замуж, понимают, что у мужчин плотская природа и такие же грубые плотские потребности. Для этого и работают заведения с зеленым фонариком – достойный, порядочный муж не досаждает супруге.

Однажды моя няня, тревожно оглядываясь по сторонам, словно в страхе слежки, принесла мне книгу в желтой обертке – историю о веселых нравах и девушках, продающих свою любовь, чтобы у меня было представление о ночной стороне семейной жизни. Книгу я прочла, впечатление сложилось самое странное, и узнав, что именно Элдридж Уинтермун будет делать со мной то, о чем написано в книге, я едва не лишилась чувств от отвращения.

К лицу прилила краска, в ушах шумело. Мы прошли по коридору общежития, Кассиан, спокойный и невозмутимый, словно не было ни нашего внезапного брака, ни убийства в ректорате, обменялся рукопожатием и парой слов с кем-то из преподавателей, кивнул строгой даме в зеленом платье, которая выглянула из комнаты с чашкой чая в руках, а я лишь надеялась, что никто не заметит, как сильно я взволнована.

“Скоро, – произнес внутренний голос. – Скоро, уже почти сейчас”.

И все внутри сжалось в ледяной ком.

– Простите, Флоранс, – произнес Кассиан, когда мы вошли в нашу – Господи, теперь уже не его, а нашу! – комнату, и он закрыл дверь на ключ. – У меня редко бывают гости… а вы, должно быть, голодны. Столовая уже закрыта, но у меня есть чай и печенье.

– Спасибо, – кивнула я. Лицо моего первого встречного мужа было непроницаемо спокойным, но голос выдавал волнение, словно Кассиан не знал, что теперь делать и как нам жить дальше. – Чай… да.

Последний обед в родительском доме, когда отец даже не взглянул на меня, казался теперь воспоминанием из другой жизни. Я не ела целый день, но желудок был сжат в тугой узел, и мысль о пище вызывала тошноту.

Кассиан прошел куда-то вглубь комнаты, за шкафы, и я услышала треск артефакта в маленькой плитке. Вскоре зашипел чайник, и по комнате поплыл крепкий аромат свежезаваренного чая. Кассиан вышел к рабочему столу с подносом, на котором красовались чашки из тонкого фарфора и блюдо с печеньем, и сказал:

– Угощайтесь. И давайте подумаем, как нам устроить нашу совместную жизнь.

Я крутила серебряное колечко на указательном пальце, которое досталось мне от матери, и смогла лишь сказать:

– Да… давайте.

Кажется, вся решительность, которая переполняла меня во время побега, куда-то испарилась. Кассиан кивнул, в его взгляде мелькнуло что-то понимающее, и я наивно подумала: может, он не будет груб со мной. Не причинит мне боли. Может, вообще не прикоснется ко мне сегодня.

Память услужливо подсунула картинку из той книги: девушка с фальшивой улыбкой изнывала от наслаждения, когда мужчина брал то, за что заплатил. Делала вид, что ей нравится, потому что иначе было бы только хуже.

– Жить мы будем вместе, – твердо произнес Кассиан. – Для всех вы моя жена, и я не хочу ненужных разговоров и сплетен. Я встаю, как правило, в четыре утра, вы можете подниматься в шесть.

Он говорил отрывисто и резко, словно ему тоже было не по себе. Словно право, которое муж имеет на жену, было не удовольствием, а обузой.

– Уборная в глубине комнаты за синей дверью, – продолжал Кассиан. – Если вам что-то потребуется, Аликан даст еще тетрадь, отмечайте. Сотрудники академии на полном обеспечении министерства, так что у вас будет все, что потребуется.

Он сделал паузу и добавил:

– Ну и да, спать нам придется вместе, потому что кровать одна, а диван слишком мал.

Да, тут и диван был – покосившись в сторону шкафов с зельями, я увидела, что диван размером чуть больше кресел в родительском доме, завален и заложен какими-то папками и бумагами. На нем точно не разместиться.

– Хорошо, – кивнула я. Некоторое время мы пили чай в тишине – густой, подавляющей.

– Видите ли, Флоранс, – Кассиан поставил чашку на блюдце с таким звоном, что я вздрогнула. – Я очень давно ни с кем не жил под одной крышей. Поэтому могу показаться вам неуклюжим, неловким… Давайте так: вы будете прощать меня за это, а я стану прощать вас, если что-то пойдет не так.

– Да, конечно, – снова кивнула я, растерявшись окончательно, и Кассиан ободряюще улыбнулся.

– Кровать там, за шкафом, – сказал он, и в его глазах проплыли теплые огни. – Давайте устраиваться.

Глава 2

Приведя себя в порядок в уборной, я сняла платье и корсет, но легче не стало. Я надела ночную рубашку, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и бесшумно выглянула в ту часть комнаты, которую Кассиан отвел для спальни.

Кровать была большой – широкой, с белоснежным бельем, мы легко разместимся на ней вдвоем.

Мы. Вдвоем.

От одной этой мысли начинала кружиться голова от страха и неловкости. Я села на край кровати, вынув из саквояжа крем для рук, но так и не смогла заставить себя открыть его – так сильно дрожали пальцы.

Из-за шкафа вышел Кассиан.

Он успел переодеться в темно-синюю пижаму и сел с другой стороны кровати. Я заметила, как напряжены его плечи, как неестественно пряма спина, и вдруг поняла, что он тоже взволнован. Так же, как и я.

Зельевар покосился в мою сторону, улыбнулся и спросил:

– Вам нужно что-то еще, Флоранс?

Его голос звучал мягко, но я все равно вздрогнула. Пожала плечами.

Неужели мы сейчас просто… ляжем спать? И со мной сегодня ничего не случится – возможные страшные сны не в счет.

– Нет. Нет… спасибо.

– Отлично, – произнес Кассиан. – Тогда вот что мы сделаем… чтобы вам было удобнее и спокойнее.

Он поднял руку, и на кончиках его пальцев засветились золотые огоньки. Провел над кроватью, и по ее белому полю легла тонкая сверкающая полоса – потом вдруг поднялась до потолка, разделяя нас прозрачной стеной, и погасла.

– Что это? – спросила я.

– Флоранс, я же вижу, как вы дрожите, – вздохнул Кассиан. – И в сотый раз повторю: мне не нужна жена. Значит, я не буду посягать на вас. Мне вообще не нравится брать что-то или кого-то силой. Можете спать спокойно, эта черта отделяет нас друг от друга.

Он протянул ко мне руку так резко, что я содрогнулась всем телом и инстинктивно отпрянула – и увидела, как пальцы уперлись в незримую, но непроницаемую стену.

– Мы можем говорить, мы видим друг друга, но я к вам не прикоснусь, – произнес Кассиан. – Ни случайно, ни специально.

– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, как страх разжимает пальцы.

Кассиан вытянулся на кровати, забросив руки за голову, и сказал:

– Завтра у меня вторая, третья и пятая пары. С утра займемся проверкой, хочу посмотреть, что вы знаете.

– Я окончила колледж с отличием, – сообщила я со сдержанной гордостью. – Между прочим, единственная девушка-отличница в его истории.

Колледж Септимуса Франка выпускал зельеваров, которые потом шли работать в аптеки, и не готовили зелья сами, а лишь продавали готовые. Он не занимал высоких мест в рейтингах учебных заведений, но все равно я гордилась своей учебой.

– Я не знаю тамошнюю программу. Зелье Лунного покрова приготовите?

Я кивнула. Это зелье позволяло на три часа превратиться в тень и было из продвинутых – мы изучали его на последнем курсе. При передозировке человек навсегда оставался в мире теней и призраков.

– Хоть сейчас. Я видела у вас на полках пепел лунных орхидей и пыль зуранзура.

Кассиан посмотрел в мою сторону с нескрываемым уважением.

– Зачем нужна кровь феникса?

– Заживляет любые раны, даже может прирастить оторванную конечность. Но пациент раз в сутки испытывает жгучую боль в течение года, – я помедлила и добавила: – Невелика цена, если тебе вернули руку или ногу.

– Где будете брать Песок времени?

– В зельеварной лавке.

Кассиан рассмеялся.

– Логично! До пустыни Нан-нарамин отсюда очень далеко, – он сделал паузу и добавил: – Не умею вести светские беседы с барышнями, вы уж извините.

– Ничего, – я улыбнулась, глядя, как по потолку ползут большие толстые жуки с золотисто-зелеными крылышками. Они всегда заводятся там, где много магии – питаются остаточными нитями от заклинаний.

Сейчас, когда между нами была стена, мое волнение ушло, и на его место пришло что-то очень теплое, легкое, невесомое.

Благодарность.

Я украдкой посмотрела на Кассиана – он лежал в той же позе, и в его острых чертах теперь тоже было спокойствие, словно он и сам не ожидал, что это вечер закончится вот так – дружески.

Мы поладим, подумала я, и эта мысль согрела меня, как глоток горячего чая зимним вьюжным вечером. Мы обязательно поладим, потому что Кассиан – хороший человек.

Может, поэтому святая Мэри и свела нас сегодня у храма. Отдала меня человеку, который не стал требовать того, на что имел полное право.

– Доброй ночи, Флоранс, – произнес Кассиан, и я осторожно поправила:

– Флер. Друзья называют меня Флер.

– Флер, – повторил он с улыбкой. – Да, хорошо звучит. До завтра.

– До завтра, – откликнулась я, и невидимая стена между нами начала темнеть. Вскоре она налилась непроглядной чернотой, окончательно разделив нас – я свернулась под одеялом, вздохнула и поняла, что больше ничего не боюсь.

Наконец-то мне не было страшно.

***

Я проснулась среди ночи от тонкого неуловимого стона, прозвучавшего где-то совсем рядом.

Сердце сразу же забилось чаще, а в горле сделалось сухо. Я лежала неподвижно, пытаясь сообразить, где я, почему стена так близко, и чей это голос пробивается сквозь тишину. Вспомнился побег из родительского дома от навязанного брака, дождь, эта комната… Кассиан, мой первый встречный муж.

Дождь уже закончился, и в приоткрытую форточку врывался ночной воздух – прохладный, пахнущий мокрой листвой и далекими огнями города. Облака плыли за стеклом, освещенные бледным светом луны, и на секунду мне показалось, что все спокойно.

Стон повторился – тихий, сдавленный, будто вырвавшийся сквозь стиснутые зубы. За ним последовал скрежет ногтей по стене – резкий и нервный, словно кто-то отчаянно сражался с кошмаром и не мог из него вырваться.

Поежившись, я села, чувствуя, как по спине бегут мурашки, и негромко окликнула:

– Кассиан?

В ответ послышалось бульканье, будто кто-то там давился водой, и в груди шевельнулась тревога. Я поднялась с кровати, обошла ее и, всмотревшись в Кассиана, охнула и зажала рот ладонью.

Он не лежал, а стоял, изогнувшись дугой и опираясь на макушку и кончики пальцев. Правая рука была изломана под невероятными углами, пальцы скребли стену, с губ срывался слабый стон существа, которое уже не в силах бороться со своим мучением.

Вокруг головы Кассиана вспыхивали и рассыпались искры всех оттенков сиреневого – значит, это не физический или душевный недуг, а магическая болезнь. И это, скорее всего, Троллийский недуг – вид паралича, который подхватывают при контакте со старыми артефактами.

Я осторожно обошла кровать и заглянула в лицо Кассиана. Широко распахнутые глаза побелели, взгляд встретился с моим, и я увидела в нем тихое мучительное осознание – он все понимал, все чувствовал, но не мог ничего изменить.

– Потерпите минутку, – сказала я, погладив Кассиана по напряженной твердой руке и стараясь говорить спокойно и уверенно. – Сейчас мы все это исправим.

Какое уж тут спокойствие – все во мне сейчас вопило от ужаса. Я никогда не видела больных Троллийским недугом, лишь читала о нем и знала, что от этой хвори нет исцеления. Но есть способы временного облегчения – такие, что больной будет вести обычную человеческую жизнь. Я похлопала в ладоши, оживляя лампы, и бросилась к шкафу с зельями.

Сейчас-сейчас, Кассиан. Потерпите немного. Вы помогли мне, когда стали моим встречным мужем и спасли от Элдриджа Уинтермуна, а я помогу вам.

Вот коробка с истолченным корнем лунного папоротника, который растет только в тени старых надгробных камней – я выхватила коробку, взяла мерную ложку и отправила в котел три малые меры пушистого рыжего порошка. Расслабит окаменевшие мышцы.

Три капли серебра северного ветра – где-то я видела пузырек со сверкающей этикеткой… ага, вот он. Восстанавливает связь между нервами и волей.

“Господи, огонь!”

Мысль была, как пощечина. Ну что ж я такая дура, надо ведь развести огонь под котлом и влить две больших меры воды!

Руки дрожали. Кажется, я так не волновалась, когда убегала из дома. Но вспыхнул огонь, корень лунного папоротника поплыл в воде, и в комнате запахло пронзительной свежестью нежной майской листвы, словно мы вдруг очутились в весеннем саду. Я добавила слезы нуандины, водного духа, которые стоили пятьсот дукатов за средний флакон, и зелье обрело розоватый оттенок.

Отлично. Я все делаю правильно.

Схватив ланцет и чистую пробирку, я бросилась за шкаф к Кассиану. Надо было надрезать кожу на его левой руке и взять несколько капель крови, чтобы организм не отторг зелье. Когда ланцет прикоснулся к коже, то Кассиан захрипел снова, будто хотел сказать что-то. Он ведь сейчас все понимал, он прекрасно знал, что с ним происходит, но беспомощность разрывала его душу на части.

– Еще минутку! – ободряюще воскликнула я, собирая тяжелые темные капли. – Сейчас принесу зелье, потерпите еще чуточку!

Когда кровь упала в зелье, котел содрогнулся, и пузырьки на поверхности варева улеглись. Зелье подернулось тонкой радужной пленкой; я осторожно сняла ее, подхватила котел и пошла за шкаф.

Ничего, ничего. Сейчас мы все исправим.

Я выплеснула зелье на Кассиана. Варево ударило в его тело, окутывая лохмотьями тумана. Тело зельевара дернулось, будто по нему пробежали тысячи молний, а потом – обмякло на смятой простыне, как тряпичная кукла.

Я села рядом с ним, сжимая в руках пустой котел, и вдруг поняла, что по щекам струятся слезы.

Справилась. Я справилась с зельем и спасла человека.

– Флер, – едва слышно позвал Кассиан, и я склонилась над ним и спросила:

– Как вы?

Тонкие посеревшие губы дрогнули в улыбке, и Кассиан прикоснулся к лицу, словно пытался убедиться, что оно на месте, что тело ему повинуется.

– Простите, что напугал вас. У меня очень давно не было приступов.

По стенам потекли тени – пришли домовые устранять беспорядок, менять мокрые простыни, переодевать Кассиана. У отца не было домовых – знатные люди нанимают только человеческих слуг, это стоит дороже и помогает показать свою важность – так что я с нескрываемым интересом смотрела, как быстро и ловко они работают. Тело Кассиана окуталось тьмой, через несколько мгновений она развеялась, и я увидела его переодетым в новую пижаму. Только влажные волосы напоминали о пережитом.

– Принесите воды, – попросил Кассиан. – И давайте поговорим начистоту. Я не буду скрывать от вас правду.

***

– Это ведь Троллийский недуг, верно?

Я принесла стакан воды и теперь думала, как правильнее поступить: уйти на свою часть кровати за стеной или сидеть рядом с Кассианом. Впрочем, раз уж я спасла ему жизнь, то могу не обращать внимания на светские церемонии.

– Верно. Я тяжело болен, от болезни нет излечения, есть лишь способы облегчить ее течение, – Кассиан осушил стакан, посмотрел на меня и добавил: – Не повезло вам, правда?

– Мне очень повезло, – твердо ответила я. Наверно, Кассиан даже не понимал, какую глупость сказал. – И я рада, что смогла вам помочь и отблагодарить за вашу доброту.

– У вас получилось отменное зелье, – похвалил Кассиан. – Не думал, что в колледже Септимуса Франка учат таким тонким вещам.

– Учат, – улыбнулась я. – Мы даже Яд Правды учились делать.

Кассиан вопросительно поднял бровь.

– И как, получалось?

– Да. В полиции нашими зельями были очень довольны.

– Будем считать, что проверку вы прошли, – Кассиан вздохнул, посмотрел на опустевший стакан в руке. – Я не хотел напугать вас, Флер. Сам не думал, что это случится. Ничего себе вечер и ночь вышли, правда? Сперва убийство в ректорате, потом мой приступ…

– Это в сотню раз лучше помолвки с Элдриджем Уинтермуном, – решительно ответила я и поежилась.

Интересно, что отец будет делать с долгами? Впрочем, нет. Неинтересно. Ему было все равно, что я почувствую в браке со старой жабой. Ему следовало думать головой и не лезть в карточные игры так, чтобы закладывать дом.

– Буду варить котел зелья каждый вечер, – произнес Кассиан. – А вы в меня выплескивать, если потребуется.

Он провел ладонью по влажным волосам, и я спросила:

– Это убийство… как вы думаете, ректор замешан в нем?

Зельевар вопросительно поднял бровь и я объяснила:

– Зачем назначать встречу так поздно? Это уже не рабочее, а светское время. Личное. Ни одна мать благородного семейства не отпустит дочь в восемь вечера на встречу по работе. А девушка как раз из такой семьи… посмотрите на ее одежду, чулки, волосы.

Кассиан посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

– Как же она тогда оказалась в ректорате? Как вырвалась из дома?

– Возможно, она такая же, как я. Матери нет, отец занят своими делами, – предположила я. – В семье есть проблемы, которые надо решать, вот она и искала работу.

Кассиан вопросительно поднял бровь.

– Возможно, вы ее знали? Барышни ведь встречаются на балах и в гостиных.

Я нахмурилась, припоминая.

– Нет, эту девушку я точно никогда не видела. Не скажу, конечно, что бывала на всех балах, но… Нет, мы не знакомы.

– Знаете, что вы делаете сейчас? – спросил Кассиан. – Составляете портрет жертвы. Этим занимаются полицейские эксперты… и у вас хорошо получается.

Он по-прежнему выглядел бледным и осунувшимся, но глаза горели энергично и ярко, и я надеялась, что болезнь отступила подальше. Надо же, сегодня мне впервые удалось кому-то по-настоящему помочь! Применить те знания, которые отец всегда называл глупой блажью!

– Осталось понять, при чем здесь ректор, – чем дольше я думала о нем, тем сильнее он мне не нравился. – Почему он не выбрал другое время, пораньше? Вечер, в ректорате никого нет… это какое-то свидание получается! Или он специально заманил жертву для убийцы.

Я задумчиво прищурилась, глядя на Кассиана. Ночь, за окном снова шумит дождь, а мы сидим тут во мраке, словно заговорщики.

Настоящее приключение! И я рухнула в него, словно в воду.

– И знаете, что еще? – спросила я. – Если из нее выпили кровь, то как не пролили ни капли? Там же все должно быть в крови!

Однажды мне делали кровопускание. Доктор был опытен и старателен, он работал очень аккуратно, но все равно были капли, которые отлетели не в подставленный тазик, а на мою сорочку и постельное белье.

– Так бывает, когда используют чары, – ответил Кассиан. – Эрон их почувствовал. Убийца очень сильный и опытный маг.

– Странно это все, – я поежилась, и Кассиан вдруг посмотрел на меня очень спокойно и сердечно, с такой теплой заботой, которую я видела лишь у своей нянюшки.

– Вы устали, Флер, – произнес он, и мое имя в его устах вновь наполнилось особенным значением. – Ложитесь отдыхать, и спасибо вам. Завтра у нас много дел.

Я пожелала ему доброй ночи и отправилась на свою часть кровати за стеной. Легла под одеяло, сон пришел почти сразу, и, уже падая в его мягкие руки, я услышала за стеной едва различимый вздох.

Спасла человека. Сегодня я спасла человека, и мне есть, чем гордиться.

***

– Мне нужна помощница, которая будет быстро готовить несложные зелья, делать заготовки для них, мыть пробирки и расставлять коробки для лабораторных работ в правильном порядке. Это все, разумеется, можно поручить домовым, но люди справляются намного лучше.

Лекции и практические занятия по зельеварению проводились на пятом этаже главного корпуса, в большой лаборатории. Никакие кабинеты моего колледжа и сравниться с ней не могли! Это был настоящий храм алхимической науки! Новые рабочие столы, сверкающие идеальной полировкой, бесчисленные колбы и пробирки, выстроенные ровными рядами, причудливые стойки, котлы, от крошечных, размером с чашку, до таких, в которых можно было сварить быка целиком – а про ингредиенты для зелий и говорить нечего: все новое, в нужных количествах, без дрянной экономии, к которой я привыкла в колледже, когда трое студентов готовили одно зелье, всыпая в котел щепотку ингредиентов, купленных по скидке.

Кассиан, который надел белый рабочий халат, сейчас выглядел настоящим хозяином и владыкой этого места, искренне увлеченным своей работой. Он прошел к доске, взял длинную палочку мела и написал: Эликсир Проклятой памяти.

Я вопросительно подняла бровь. Это зелье возвращало любые утраченные воспоминания, даже стертые магией высшего порядка, и считалось исключительно редким, потому что для него требовалась мозговая жидкость мастера ментальной магии.

– В академии изучаются такие зелья? – спросила я. – Нам в колледже о них только рассказывали.

– И у нас только рассказывают, – кивнул Кассиан. – Сами понимаете, ликвор ментальника редчайшая вещь, доступен лишь в сверхмалых количествах. Но сегодня я и покажу, как создается такой эликсир. Есть особый запрос от Департамента правопорядка. В детали я не вдавался, но…

Он показал мне пузырек с золотистой жидкостью, закрытый алой восковой печатью. Сверкнули искры – на печати стояла личная подпись министра.

– Рецепт зелья помните?

– Помню. Могу записать.

– Вперед, – Кассиан кивнул в сторону доски и пошел в противоположный конец лаборатории к шкафам.

Я взяла мел, вспоминая зелье: три капли ликвора, одна крупная черная жемчужина, добытая в полнолуние руками утопленника, виола ноктис, фиалка, сорванная в момент чьей-то смерти, две штуки, драконья кость, истолченная в пыль, пять малых мер. Жемчуг надо было толочь в серебряной ступке, пока он не превратится в черную жижу…

– Кассиан! – в лабораторию заглянула Анвен, та дама, которую я вчера видела в ректорате. Сегодня брошь в виде головы туземца смотрела на мир янтарными глазами. – Немедленно скажи мне: это правда?

Кассиан, который тем временем поднимался по лесенке к верхним полкам, остановился и обернулся.

– Что именно, госпожа Анвен?

– Твое бесстыдство, вот что! – воскликнула Анвен и показала свежий выпуск “Времен Хартфорда”. – Ты вырвал дочь достойного семейства из рук жениха и присвоил ее самым дерзким, самым наглым образом!

Мне сразу же захотелось сделаться маленькой и незаметной. Вот и сплетни поползли… Вроде бы мне ни к чему их бояться – в конце концов, я не беглянка из дома, а законная жена преподавателя академии магии, уважаемого человека. Но все равно мне было не по себе.

Весь город сейчас болтал о моем побеге и поцелуе у храма святой Мэри под наблюдением священника. И вся академия тоже будет говорить.

– Послушай, что пишут “Времена”! – Анвен встряхнула газету и прочла: – Вчерашний вечер ознаменовался событием, которое потрясло высшее общество нашего города. Юная Флоранс Гримшоу, просватанная за достопочтенного Элдриджа Уинтермуна, директора Большого королевского банка и столпа финансовой элиты, совершила поступок, граничащий с безумием. Вопреки всем законам приличия и семейным обязательствам, юная леди покинула отчий дом в весьма сомнительном обществе – а именно, в сопровождении Кассиана Торнфилда, преподавателя Академии магии, чья репутация и без того окутана не самым благопристойным ореолом.

Известный своими дерзкими опытами в области темных наук, Кассиан Торнфилд, кажется, обратил свое внимание на куда более опасные эксперименты – те, что связаны с девичьими сердцами и честью благородных семейств. Какие чары он применил к несчастной Флоранс Гримшоу, остается лишь догадываться, однако факт остается фактом: обманутый жених и разгневанный отец немедля бросились в погоню, дабы вернуть беглянку. Но…

– Я поцеловал свою суженую на ступенях храма святой Мэри под наблюдением священника, – с улыбкой перебил Кассиан, и Анвен растерянно опустила газету.

– Верно…

Я замерла у доски, сжимая в руках кусок мела и не зная, куда деваться. Когда о тебе пишут в газетах в подобном тоне, твоя жизнь рушится. Кассиан спас меня, но какое это имело значение?

Впрочем, для света было бы лучше, если бы я умерла от омерзения в первую брачную ночь. Пусть мертвая, зато порядочная. Стыд, внушенный мне воспитанием и приличиями общества, отступил. В конце концов, я не сделала ничего плохого, чтобы стыдиться. Это не я продавала другого человека, словно вещь.

Растерянность Анвен быстро рассеялась: она покосилась в мою сторону, словно пыталась убедиться, что именно я и есть та беглянка из отчего дома, и пошла в атаку.

– Ты позоришь своими поступками всю академию! Ты разрушил жизнь и честь этой несчастной девочки! Что она будет делать, когда ее не пустят ни в один порядочный дом?

Кассиан пожал плечами.

– Полагаю, будет работать со мной в академии. Разве нет?

Анвен схватилась за голову.

– Ты понимаешь, что академия это не гнездо разврата? Не место для утоления похоти? У нас учатся барышни! Что, если они так и пойдут целоваться у храма с первыми встречными?

Кассиан снял с полки коробку, спустился с лестницы и прошел к своему рабочему столу с самым невинным видом.

– Если это спасет их души и сохранит здравый рассудок, то я буду только счастлив, – беспечно ответил он. – А вы разве нет?

Анвен фыркнула, глаза ее броши потемнели, и дама вымелась за дверь с видом оскорбленной добродетели. Кассиан спрятал руки в карманы, задумчиво покачался с пяток на носки и спросил:

– Ну что, готовы стать главной местной знаменитостью на пару дней? Потом за делами забудется, но пока придется пережить чужое внимание.

– Готова, – кивнула я, опуская мел на полочку. – Это лучше, чем брак с Элдриджем Уинтермуном!

Глава 3

После третьей пары у нас был перерыв, и Кассиан предложил наконец-то добраться до столовой и пообедать. Но стоило нам снять халаты, как по стене лаборатории скользнула тень, и домовой произнес:

– Кассиан и Флоранс Торнфилд, вас срочно вызывают в ректорат.

Так. Кажется, началось.

– Если это ваш несостоявшийся жених и отец, то я даже не знаю, как они будут действовать, – усмехнулся Кассиан, поправляя темную ленту галстука. – Вызовут меня на дуэль или потребуют расторжения брака?

При одной мысли о том, что наш брак может считаться недействительным, меня погрузило в холод так, что пальцы онемели. Я не знала, можно ли расторгнуть семейный союз, но если Элдридж Уинтермун счел себя оскорбленным – а он счел! – то с его связями нетрудно будет подыскать способ.

Например, сделать меня вдовой. Или заставить Кассиана шантажом и угрозами отказаться от меня.

– Я от вас не откажусь, Флер, даже не мечтайте, – усмехнулся Кассиан, увидев, как я взволнована. – Вы идеальная помощница и прекрасная девушка, а я в здравом уме и не разрушу наших отношений.

Я кивнула, всем сердцем желая поверить ему, но все равно не могла успокоиться.

Но в кабинете ректора я не увидела ни отца, ни Уинтермуна, и вздохнула с облегчением. Эрон сидел на диванчике – увидев нас, он ухмыльнулся краем рта, словно речь шла о каком-то крайне неприятном деле. В кресле напротив ректорского стола расположился господин в старом плаще и ботинках, в которых исходили все королевство. От него пахло дешевым табаком и неприятностями, и я решила, что это следователь из полиции. Сам же ректор сидел с таким видом, словно его кресло вдруг ощетинилось шипами – спина прямая, руки сцеплены в замок, на лице напряженное ожидание, словно перед кабинетом дантиста.

– Прошу! – произнес он, указав на нас. – Кассиан Торнфилд вчера осмотрел тело, это его зелья вы видели в прописи причины смерти.

Незнакомец в старом плаще обернулся, посмотрел на нас бледно-голубыми мутными глазками и спросил:

– Как можно обескровить человека за две с половиной минуты, не потеряв ни капли?

Взгляд у него был тяжелым, пронизывающим, словно он видел все, что мы попытались бы скрыть. Кассиан опустился на диван рядом с Эроном, я послушно села вместе с зельеваром.

– Полагаю, мой коллега уже рассказал вам. Чары захвата в виде петли, которые не дают упустить даже капельку.

Следователь покивал, принимая к сведению. Заглянул в свой засаленный блокнот с затертым гербом полицейского департамента на обложке и спросил:

– Что вы знаете о лунных лисах?

В кабинете повисла гробовая тишина. Ректор, Эрон и Кассиан посмотрели друг на друга, и на их лицах отразилось даже не удивление – шок. Эрон даже рот приоткрыл.

– Исключительная магическая редкость, – произнес Кассиан. – Существо, которое еще в утробе матери попало под действие лунных чар и переродилось. Его кровь и внутренние органы обладают потрясающей ценностью, но она, скажем так, уже из области легенд. Лунных лис не встречали лет двести. Когда-то их преследовали, убивали, охотились на них. Но потом ввели общую вакцинацию от оспы, и она стала как-то сбивать настройки распознающих чар.

Следователь устало вздохнул.

– Кайла Робсон, которую вчера убили в кабинете ректора – лунная лиса. Вскрытие показало это совершенно точно, у лунных лис особые пятна на внутренних органах.

Воцарилась тишина. Затем Эрон сказал:

– Получается, убийца знал, на кого охотится. Но как он об этом узнал? Лунные лисы неотличимы от людей, как он мог заглянуть в ее внутренности?

– Об этом я и хотел спросить у вас, – следователь откинулся на спинку стула. – Как раньше распознавали лунных лис? Какой был способ?

– Да, были особые заклинания, – неохотно пробормотал ректор. – Сейчас они остались разве что в архивах. В учебниках переизданий точно не было.

– И у вас есть к ним доступ? – живо осведомился следователь. Ректор замялся, заерзал так, словно кресло ощетинилось еще дюжиной шипов.

– Да, разумеется, архивы академии, старые научные труды… на что это вы намекаете?

– Вы назначили Кайле Робсон встречу вечером в ректорате. Рабочие встречи так поздно не проводятся, насколько я знаю. У вас есть возможность распознавать лунных лис, – в голосе следователя захрустели льдинки. – А также использовать заклинания захвата и не потерять ни капли крови.

Он сделал паузу и произнес:

– И либо вы сейчас говорите мне правду, либо я отправляю вас за решетку по подозрению в убийстве. И просидите вы там до суда. Ну что решаете? Правду я из вас все равно вытяну.

Ректор тяжело вздохнул и уткнулся лицом в ладони.

***

Некоторое время он сидел неподвижно. Потом взял со стола карандаш, откинулся в кресле и, глядя куда-то сквозь нас, в свои воспоминания, произнес:

– Да, это было не собеседование. Вернее, и оно тоже, я хотел взять Кайлу на работу, и она была не против. Это было свидание. Мы познакомились совсем недавно, но наше чувство…

Мы с Кассианом переглянулись. Следователь сидел с таким видом, словно слушал подобные истории по три раза на дню.

– И она не из благородной семьи, – продолжал ректор. – Она дочь библиотекаря, который недавно сгорел от чахотки. Мы встретились случайно: я зашел в его библиотеку, там была распродажа старого фонда, решил посмотреть, может, выкопаю что-то интересное. И увидел Кайлу. И сердце мое пропало навсегда.

– Дочери библиотекаря не по карману такие чулки, – заметила я, когда ректор сделал очередную паузу. Он одарил меня тяжелым неприятным взглядом.

– Неужели вы думаете, что я допустил бы, чтоб моя возлюбленная ходила в шелковых чулках? Это недостойно джентльмена!

Должно быть, несчастная Кайла думала, что вытащила из коробки продавца счастливый лотерейный билет. Стать подругой ректора академии магии, вырваться из нищеты, увидеть впереди счастливую жизнь, а не смерть от чахотки…

Следователь поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее, и сказал:

– Ладно, все солидные господа имеют любовниц, это нормально. Но незачем рассказывать сказки о пропавшем сердце и неземной любви. Зачем нужны кровь и органы лунных лис?

Он посмотрел на нас так, что Кассиан сразу же ответил:

– Банально: регенерация тканей. Лечение ран любой сложности. Желчный пузырь нейтрализует смертельные токсины. Селезенка шла на сыворотку, способную избавить от сильнейшей порчи или черной чумы. Кровь – для зелья невидимости, лечения ряда магических болезней или создания гомункула.

Он неопределенно пожал плечами и добавил:

– Но видите ли, все это не имеет смысла. Наука давно шагнула вперед. Нам уже не нужна селезенка лунной лисы, чтобы избавиться от чумы или порчи. Есть новые заклинания, есть зелья последнего поколения, гомункулы давно работают на основе северного янтаря. Так что лунная лиса это, конечно, магический феномен, редкость, но она не так уж и нужна.

Следователь нахмурился.

– Тогда зачем убивать и обескровливать?

Кассиан только руками развел.

– Понятия не имею. Но вряд ли наш ректор имеет отношение к убийству. Если бы он, например, хотел расправиться с надоевшей любовницей, то сделал бы это подальше от академии, а не в своем кабинете. По-моему, логично.

– По-моему, тоже, – угрюмо поддержал ректор. – Да даже если и в кабинете, зачем мне потом собирать народ? Есть множество способов избавиться от тела, не привлекая чужого внимания.

Следователь посмотрел на него очень выразительно, и ректор решил воздержаться от сарказма.

– Да и если бы это был он, то я бы уловил нити его остаточной магии рядом с телом, – добавил Эрон, который все это время рассматривал причудливый золотой брелок на цепочке для часов. – А их не было. Вообще ничего не было, словно бедняжку убил призрак.

Следователь вздохнул. Поднялся, убрал блокнот в карман.

– Когда все начинают валить на призраков, начинается самое интересное, – сказал он. – Что ж, господа, благодарю за откровенность. Думаю, мы встретимся еще не один раз. Кстати… – он перевел взгляд на меня, и я невольно ощутила пронизывающий холод, словно была преступницей и наконец-то попала в руки правосудия. – О вас много пишут в газетах, госпожа Торнфилд. Ну и скандал вы устроили!

Кассиан сжал мою руку, и под его взглядом следователь стушевался, словно понял, что заговорил о том, к чему не имел права касаться.

– Моя жена спасала свою честь и жизнь, – ледяным тоном произнес он. – И если вы будете марать языком его имя, он у вас почернеет и отсохнет. И не только он.

Ректор посмотрел так, словно хотел сказать: “Так его, так!” Следователь нахмурился.

– Угрожаете?

– Предупреждаю. Чтоб вы потом не говорили, что ничего не знали и ни в чем не виноваты.

Следователь кивнул и пошагал к двери. Ему, видно, был дорог и язык, и все остальное. Когда он вышел, то ректор из растерянного подозреваемого снова стал владыкой и правителем академии и с нажимом сказал:

– Господа, я полагаю, вы понимаете: все, что было здесь сказано – тайна.

Мы дружно кивнули и на этом встреча подошла к концу. До начала четвертой пары еще было время, и мы с Кассианом направились в столовую.

– Спасибо, что заступились за меня, – сказала я, когда нам принесли обед: суп с телятиной и картофелем и свиные отбивные с овощами. Девицам положено есть, как птичкам, чтобы сохранять стройность стана, но я решила, что теперь могу пусть не забыть об этом правиле, но ненадолго отложить его.

Кассиан вздохнул.

– Флер. Вы моя жена. Вы меня спасли минувшей ночью, – произнес он, купая ложку в супе, но так и не принимаясь за еду. – Неужели вы думаете, что я позволю кому-то вас обидеть? Хоть этому следователю, хоть самому Господу Богу.

– Вот она! – воскликнул звонкий молодой голос, и Кассиан выпустил из пальцев ложку и взялся за нож. – Вот эта распутница!

***

Перед нашим столом возник молодой человек, будто сошедший со страниц модного романа – слишком уж безупречный и холеный, слишком ослепительный, чтобы быть настоящим. Его волосы, завитые в модные локоны, отливали медью при свете люстр, а черты лица казались выточенными резцом мастера – высокие скулы, насмешливый изгиб губ, пронзительные глаза цвета морозного неба.

Он слегка наклонил голову, словно оценивал меня с высоты своего положения и был не один, а с целой компанией – приятели и прихлебатели держались чуть в стороне и смотрели на меня с нескрываемым презрением, словно я была девушкой из дома с зеленым фонарем, по ошибке попавшей в высшее общество.

– Поосторожнее, Гевин, – посоветовал Кассиан, и его пальцы, сжимавшие нож, побелели. Голос звучал тихо, но твердо. – Ты говоришь о моей жене.

Гевин усмехнулся. Я заметила золотую печатку на его среднем пальце: судя по гербу, он был из семейства Лонгхорн, знаменитых промышленников – их заводы обеспечивали металлом королевство, производя все, от оружия до ложек. И да, я его вспомнила: когда-то мы встречались на балу, и он хвастался, что отец купит ему всю академию магии.

Получается, все-таки купил, судя по тому, как нагло держится Гевин.

– При всем уважении, профессор, я говорю о той распутнице, о которой пишут все газеты, – парировал Гевин, явно наслаждаясь ситуацией. – О той, которая сбежала из дома и бросила жениха. Я знаю Элдриджа Уинтермуна, он порядочный человек и такого точно не заслужил!

В горле возник ком. Конечно, Элдридж заслужил новую жертву. Новую игрушку для своих извращенных забав, с которой будет играть, пока она не сломается.

Вот только я не собиралась быть такой игрушкой. Сбежала, спаслась.

– Мне жаль вас, честно говоря, – продолжал Гевин. – Вы хороший человек, профессор, и тоже не заслужили такого… падения.

Во рту сделалось горько. Я сидела, окаменев, не в силах пошевелиться и хоть слово сказать – зато Кассиан поднялся из-за стола, и по лицу Гевина я поняла, что он ждал этого.

Он хотел скандала. Или дуэли.

Он, возможно, был из тех парней, которых Кассиан наказал змеиным шампунем, и теперь жаждал реванша.

В столовой сделалось тихо-тихо. Помощники поваров, которые готовили столы к ужину, замерли с тарелками в руках. Компания девушек, которые лакомились пирожными у окна, застыла, испуганно глядя в нашу сторону. Гевин стоял, слегка откинув голову назад, будто предлагая Кассиану ударить его, и я вдруг поняла: у него что-то есть. Он пришел не просто для того, чтобы поболтать.

– Правый карман, – едва слышно пробормотала я.

Кассиан расстегнул пиджак, сбросил на стул и принялся демонстративно заворачивать рукава белоснежной рубашки. Скандал будет неимоверным, на всю столицу, на все королевство!

– Значит, падение, – задумчиво произнес Кассиан. – Забавно это слышать от человека, которому отец купил место в академии и оплачивает экзамены и зачеты. Сколько раз ты пересдавал зельеварение на прошлом курсе? Кажется, четырежды?

Гевин побледнел от гнева. В правом кармане его пиджака что-то дрогнуло, зашевелилось, будто хотело вылезти.

Движение Кассиана было молниеносным: он содрогнулся всем телом, и на мгновение мне показалось, что пространство сдвинулось, отталкивая Гевина и прихлебателей. Карман его пиджака задымился, и Кассиан довольно усмехнулся.

– Волтонский краб. Так я и думал.

Голос звучал глухо и отдаленно, словно и Кассиан, и Гевин с компанией вдруг переместились в другой слой мира. Зельевар дернул правой рукой, и…

Я не сразу поняла, что случилось. Смотрела туда, где мгновение назад стоял Гевин и думала: куда это он успел убежать так быстро? И почему это его компания окаменела от ужаса, разинув рты.

А потом перевела взгляд и увидела…

Кто-то из помощников поваров выронил тарелку и охнул, выразительно помянув мать и перемать. Одну из девушек отчетливо начало клонить в обморок.

На полу вместо Гевина красовался огромный волтонский краб размером с лохматую горную овчарку. Его панцирь переливался всеми оттенками синего, изредка вспыхивая багровым. Узорчатые тяжелые клешни беспомощно повисли, дюжина глаз шевелилась, глядя во все стороны, сверкающий клюв открывался и закрывался в безмолвной мольбе.

– Ну вот, – вздохнул Кассиан. – Так я и думал. Волтонские крабы недаром запрещены к добыче, друзья! Их магический фон так силен, что человек, который их ловит, сам принимает облик краба! Кстати, господа: он хорошо сегодня пообедал?

Один из прихлебателей, тощий темноволосый парнишка, в ужасе уставился на Кассиана и ответил:

– Ну да, профессор. Три порции стейка.

– Тогда не отпускайте его далеко, – ухмыльнулся Кассиан. – Волтонские крабы испражняются жемчужинами размером с человеческую голову.

Я прикинула размеры краба, человеческой головы и поняла, что Гевину сегодня будет очень невесело.

– Все жемчужины – собрать, принести в мою лабораторию, – скомандовал Кассиан и взял пиджак. – Доктора Даблгласса предупредить: у него сегодня пациент с повреждением кишечника.

Он вздохнул и процитировал стихи из старой сказки о поповском работнике, который справился с бесами:

– Эх, чертушка, какой ты дурак, что ж ты на нас полез вот так? Идем, дорогая, у нас еще пара впереди.

Волтонский краб проводил нас тоскливым стоном.

***

– Это возмутительно! Это скандал! Я вас на тряпки тут всех разорву и полы вымою!

Питер Лонгхорн ворвался в академию сразу же после четвертой пары: к тому времени Гевин отложил уже пять жемчужин и собирался отложить шестую. Ректор, который был в курсе приключений такого важного студента, готов был разорваться на части: надо было и защитить своего преподавателя, и не упустить драгоценного спонсора.

Я стояла за плечом Кассиана и удивлялась: как ему удается сохранять столь невозмутимый вид, когда над нами грохочет такая буря? Как он сохраняет спокойствие, когда разъяренный магнат собирается нарезать его на ломти?

– Я отдал сюда сына для того, чтобы он учился! А не для превращений в монстра! Засужу ваш сарай! Закрою его навсегда! – Лонгхорн топал ногами и тряс кулаками, но зельевар и бровью не повел, словно видел такую картину сто раз на дню и давно к ней привык.

– В монстра он превратился и без нашего участия, исключительно своими и вашими стараниями, – равнодушно произнес Кассиан. – Скажите, вы были этим летом на побережье Виалайя?

Лонгхорн уставился на него колючими маленькими глазками. Провел ладонью по лбу.

– Были. Мы всегда там отдыхаем. Можем себе позволить лучшее, в отличие от некоторых.

– И вы, конечно, не проконтролировали, что ваш сын собирал на берегу моря?

Лонгхорн ухмыльнулся.

– Да лишь бы не триппер.

– А лучше бы триппер! – воскликнул Кассиан. – Волтонский краб запрещен к добыче и вывозу! Мало того, что он ядовит, одного укола хватит для полной парализации на несколько суток. Он еще способен превратить человека вот в это! Ваш сын долго таскал его в карманах, как я погляжу.

Краб со стоном исторг из себя шестую жемчужину и обмяк на лабораторном столе. За большим окном в другой кабинет стояла целая толпа с записными книжками: биологический факультет пришел наблюдать за такой редкостью в полном составе. Пинкипейн, их куратор, тонкий и гибкий, похожий на сказочного эльфа, что-то записывал в блокнот.

– Это ваша вина! – Лонгхорн ткнул Кассиана в грудь. – Это вы использовали чары!

– Конечно, я использовал чары, – не стал отрицать Кассиан. – Изолировал вашего Гевина, чтобы отдача от такого оборота не оторвала ноги его приятелям! Я, видите ли, преподаватель. Я не могу не думать о своих учениках и их безопасности.

Краб зашевелил клешнями, издал тонкий стон, и Лонгхорн, который готовился исторгнуть очередные угрозы, вдруг как-то обмяк, словно из него выдернули стержень.

– Долго он будет так страдать?

Кассиан надел толстую кожаную перчатку, поднял одну из задних клешней и отрицательно покачал головой.

– Жемчужин больше не будет, если его не кормить и не поить. Человеческий облик Гевин примет завтра, примерно в это же время. Советую пока оставить его здесь под наблюдением.

Кассиан вздохнул и произнес с неожиданным теплом и сердечностью:

– Я искренне вам сочувствую. И вам, и ему. Но нужно же быть как-то внимательнее к сыну. Ни курорты, ни деньги не заменят ему вашего живого участия. Пока это кончилось вот так, нелепо и по-дурацки. Но может случиться настоящая беда.

Лонгхорн угрюмо кивнул.

– Он очень разозлился на вас из-за тех пересдач. Я не знал, что он притащил с собой эту пакость.

Кассиан понимающе качнул головой.

– Что ж, будет ему урок. Лучше, чем чтение нотаций.

Лонгхорн мрачно посмотрел на меня и произнес:

– Вы тоже извините, госпожа Торнфилд. Мне сказали, что он говорил вам какие-то гадости.

Я холодно кивнула, принимая извинение, но не забывая о проступке, и мы покинули лабораторию. Ректор остался с Лонгхорном, что-то успокаивающе приговаривая и убеждая, а мы с Кассианом вышли из главного корпуса и неторопливо двинулись по дорожке в сторону жилого. Навстречу шли студенты – видя нас, останавливались и здоровались, глядя с опаской, интересом и уважением.

Дождь перестал, сегодня несколько раз выглядывало солнце, и осенний мир казался спокойным и умиротворенным. Кассиан молчал, я шла рядом с ним и чувствовала себя по-настоящему защищенной.

Должно быть, это было то самое чувство, что должен приносить брак – ты за каменной стеной человека, который никому и никогда не даст тебя в обиду.

– Вы ведь придумали все это, – негромко сказала я, и Кассиан едва уловимо улыбнулся.

– Разумеется. Волтонский краб немыслимая редкость, он ядовит, но люди в него не превращаются. Вернее, превращаются, если хамят мне и обижают мою жену.

Это было сказано очень спокойно и просто, но слова согрели меня, окутав сердечным теплом и надеждой. Я никогда и ни к кому не испытывала такой благодарности.

Как же мне повезло!

– Это наука Гевину – не лезть к тому, кто может превратить тебя в немыслимое чудовище, – продолжал Кассиан. – И всем остальным. Больше никто не вспомнит о вашем женихе, Флер, и не оскорбит вас ни словом, ни взглядом, не беспокойтесь.

– Мы спасли друг друга, – сказала я. – Несколько раз. Спасибо вам.

– Не стоит благодарности, – ответил Кассиан, открывая дверь и пропуская меня в жилой корпус. – Сварите еще зелья от моего недуга на всякий случай.

***

Зелья я наварила столько, что в нем можно было купаться. Кассиан перетащил котел к кровати, и я заметила:

– В колледже нам никто не помогал. Мы все котлы таскали сами.

– Ну так вы теперь и не в колледже, – произнес Кассиан. – Куда вам тащить такую тяжесть?

Он отряхнул ладони, вышел к рабочему столу, а я расположилась в одном из кресел и спросила:

– Что это за лунные лисы? Оборотни?

– Примерно. Оборотень не способен сдерживать свою природу. Превращается в животное в зависимости от фаз луны. А лунные лисы принимают звериный облик, когда захотят. Или вообще не принимают.

– Получается, можно и не узнать, что ты лунная лиса, – пробормотала я. – И зачем ему ее кровь, если сейчас много новых чар?

Кассиан пожал плечами и собирался было ответить, но в это время в дверь постучали. На пороге обнаружился Пинкипейн – в руках он держал большую банку, наполненную розоватым сияющим порошком.

– Твоя доля! – звонко произнес он, и я в очередной раз подумала: настоящий эльф. Только у них такие звонкие чистые голоса, словно они не говорят, а постоянно поют. – Волтонский краб отложил еще одну жемчужину, ректор решил истолочь их в порошок. Часть на внутренние эксперименты академии, часть на продажу.

Кассиан отступил, пропуская Пинкипейна в комнату – тот вошел, с интересом посмотрел на меня, и я невольно ощутила смущение.

– Разве папаша Лонгхорн не хотел их забрать? – спросил Кассиан. – Вроде он из тех, кто не упускает того, что плывет в руки.

– Конечно, хотел, – рассмеялся Пинкипейн. – Но ректор сразу сказал, что жемчужины очень ядовиты, и Лонгхорн не стал рисковать. Ну и уроки ты задаешь своим студентам!

Кассиан вздохнул.

– У меня на родине говорят, что дурака и в церкви бьют. Раз он такой дурак, что лезет к сильному магу, раз он так глуп, что не думает о субординации, то что поделать! Приходится учить!

– Мои студенты в восторге. Волтонский краб, который откладывает жемчужины! Где еще такое увидеть?

– Это мерзко, честно говоря, – призналась я. Пинкипейн взглянул на меня с тем же теплым интересом, мягко прищурившись, и казалось, будто он пытается прочесть мои мысли или заглянуть в душу так глубоко, куда я сама не заглядывала.

– Простите мою дерзость, но я покорен вашим поступком, – признался он. – Сбежать от навязанного жениха, предложить первому встречному взять вас в жены… Для этого нужна отчаянная смелость!

– Для этого нужно лишь желание жить, – сдержанно ответила я. – Уже сбилась со счета, сколько жен похоронил Элдридж Уинтермун. И не собиралась пополнять список.

Пинкипейн понимающе кивнул, и мне подумалось, что он не носит очки, хотя и должен. Поэтому и смотрит так, прищуриваясь.

– А смелость мне еще пригодится, – продолжала я. – Здесь хватает опасностей. Убийства, например, происходят.

– Да, этот следователь Ренкинс допрашивал всех преподавателей. Кстати, я припомнил один способ опознать лунную лису! Когда я учился на первом курсе, нам рассказывали, что у оборотней и их подвидов кровь выглядит серебряной в лунном свете!

– Получается, у Кайлы было кровотечение, и кто-то заметил его ночью, – нахмурился Кассиан, и Пинкипейн снова кивнул.

– Да, я так и сказал Ренкинсу. Кто видел ее ночью?

– И снова мы приходим к ректору, – произнес Кассиан. – С кем еще девушка проводила ночи?

Пинкипейн только руками развел.

– Знаете, на что я надеюсь? Что душегуб остановится и не будет искать новых лунных лис.

– Я так и не поняла, зачем они ему, – сказала я. Комната медленно погружалась в сумерки, и мы были похожи на заговорщиков, которые обсуждают захват королевского дворца.

– Как только мы это поймем, то узнаем, где его искать, – откликнулся Кассиан. – Впрочем, давайте оставим следователю Ренкинсу его работу, а сами займемся своей.

Пинкипейн понял намек и откланялся. Когда за ним закрылась дверь, то я сказала:

– Он похож на эльфа. Хотя эльфов не бывает.

Кассиан усмехнулся.

– Зато бывают тролли. Вы заметили, какие у него глаза?

Я неопределенно пожала плечами. Вроде бы серые с прозеленью. Не всматривалась я в глаза Пинкипейна.

– Зеленые?

– Именно. Он тролль в девятом поколении. Его из-за этого едва взяли в академию.

Старые законы о чистоте крови запрещали потомкам троллей учиться в столице и работать на сколь-нибудь значимых должностях. Если у тебя был пра-пра-пра-и еще много раз прадедушка тролль, чудовищное порождение древней магии гор, то ты можешь хоть сто раз быть похож на эльфа – это тебе мало поможет. Все так и будут ждать от тебя зла и темной магии.

– Ректор взял Пинкипейна под свою ответственность, – продолжал Кассиан, – и не пожалел об этом. Видите, Флер, у каждого здесь своя тайна.

– Лишь бы они не заканчивались убийствами, – вздохнула я.

***

Ночью я проснулась от того, что Кассиан шевельнулся за стеной.

Дождь закончился, тучи разлетелись прочь, и растущая луна заглядывала в окно – полоса света казалась дорогой, ведущей к страшным чудесам и приключениям. Я села и некоторое время ждала, что Кассиан шевельнется снова.

Надо было просто встать и посмотреть, все ли с ним в порядке. Но меня вдруг охватил липкий парализующий страх.

– Quendele… – донеслось из-за стены. Я знала эту молитву: quendele tattus Glorina, все ради славы твоей. Кассиан говорит во сне? Молится?

Собравшись с духом, я все-таки поднялась с кровати и выглянула из-за стены, страшась снова увидеть Кассиана, изогнутого в дугу немыслимым страданием. Но он лежал спокойно, подложив одну руку под щеку, и его губы едва заметно шевелились – он говорил, но я не разбирала слов.

Одеяло он сбросил на пол – вздохнув, я подняла его, набросила на Кассиана и, поправляя, случайно дотронулась до его плеча.

Я так и не поняла, что случилось потом. Движение Кассиана было быстрым, словно бросок змеи: он каким-то непостижимым образом вывернулся, вмял меня в кровать и заломил руку болевым приемом.

Кажется, я закричала – вернее, замычала, уткнувшись лицом в подушку. Вскоре хватка ослабла, Кассиан выпустил меня и, перевернувшись и отползая от него подальше, я увидела, как он запустил руку в волосы, словно злился на самого себя.

– Флер? – окликнул он. – Это ты? Прости.

– Это я, – прошептала я. Боль разливалась от руки по всему телу – да смогу ли я завтра пошевелиться после такого? – Вы всегда так заламываете людей?

Кассиан ушел за шкаф, и я услышала, как он открывает одну из полок и звенит склянками. Вернувшись, он показал мне плоскую баночку с мазью и велел:

– Спустите рукав, я нанесу вот это.

Я машинально повиновалась. Ночная сорочка легко поддалась, ткань сползла по плечу, обнажив кожу. И тут меня накрыло странное волнение: сейчас ко мне прикоснется мужчина. Не доктор, который просто делает свою работу, не случайный кавалер на балу – а мой муж.

Он зачерпнул мазь и принялся втирать ее в кожу – уверенно, профессионально. С каждым движением по моей коже пробегали искры – то ли от мази, то ли от его прикосновений. Я задержала дыхание, боясь, что он услышит, как бешено стучит сердце.

– Простите, Флер, – произнес Кассиан с искренней горечью. – Я очень много времени провожу в полевых условиях, забираюсь в такие места, где не гуляют прекрасные барышни, а шастают порождения тьмы. Промедлишь – и оно отхватит голову.

Я понимающе кивнула. Боль отступала, но смущение и другое чувство – сильное, властное, горячее, которого я еще не знала – лишь росли.

Мне не хотелось, чтобы он убирал пальцы. Это, вообще-то, было ужасным – я благородная девица из достойной семьи и не должна так трепетать перед мужчиной. Но все во мне сейчас звенело и плыло навстречу Кассиану. Это была странная жажда, которую испытывало не тело в жаркий день, а душа.

– Простите еще раз. Наверно, мне пора отвыкать от полевых привычек. И привыкнуть уже к тому, что рядом со мной хороший человек.

Он убрал руку, и моя душа потянулась за его пальцами, словно по лунной нити. Я поправила рукав, села поудобнее и заметила:

– Вы ведь собирались жениться однажды. Остепениться. Вдруг ваша жена прикоснется к вам ночью, во сне?