Карма эффективного прораба

С утра у прораба Фонареева – плотного, губастого, начинающего лысеть мужчины лет сорока зверски раскалывалась голова. Накануне он ездил в совхоз к своей «мертвой душе», получить причитающийся оброк , да и посидеть вдвоем за дастарханом чуть ли не до петухов, так что спать почти не пришлось. Однако ранним утром прораб заставил себя подняться, умылся тепловатой водой с привкусом соли, остервенело вычистил зубы «Поморином», вылил на себя едва ли не полфлакона «Шипра» , и собравшись в пружину, все же дал бригадирам руководящие указания, предупредив, что на объект приедет после обеда, поскольку сейчас вынужден срочно заняться документацией. Все это вполне сошло за чистую монету. Отправив рабочих, Фонареев завалился на боковую и спал до полудня. Кое – как продрав глаза, он некоторое время сидел, все еще очумелый, на диване, он некоторое время сидел, все еще очумелый, на диване, затем выглянул в окно. В лагере стояла полная тишина, лишь возле столовой повариха Мастура мыла термоса, готовясь к отправке обеда на трассу.

Вдруг послышался шум мотора, к столовой подъехал обшарпанный, пропыленный насквозь «жигуленок». Вышедший из него незнакомец что – то спросил у Мастуры, и Фонареев сразу же догадался, что именно, поскольку та махнула рукой в сторону его вагончика, куда и направился прибывший. На нем были потертые джинсы, клетчатая рубаха и легкие сапоги. На голове красовалась глубоко надвинутая на лоб широкополая соломенная шляпа. Из машины вылезли еще двое и двинулись следом.

Фонареев быстро оделся, пригладил волосы, глянул в зеркало ( ну и рожа! ) и вновь обильно освежился одеколоном.

Лесенка уже скрипела под ногами, раздался короткий стук в дверь. В вагончик вошел тот, что в шляпе, двое его спутников остались в лесу.

– Я имею удовольствие видеть прораба Фонареева? – не поздоровавшись, спросил незнакомец. По его бесстрастному тону трудно было догадаться о возможной цели визита.

– Совершенно верно, – с достоинством ответил Фонареев, никогда не забывший, что представляет крупный участок ирригационного треста, осваивающего целинные земли.

– Попрошу вас проехать с нами. Это недалеко.

– Проехать с вами? – удивился Фонареев – А кто вы, собственно, такие?

– Вы ведь были вчера в совхозе? – прежним тоном произнес незнакомец, проигнорировав вопрос прораба.

– Да, а что?

Привыкший за годы прорабства то и дело вступать в самые неожиданные контракты Фонареев безошибочно угадал в собеседнике человека, пользующегося в своем кругу авторитетом. Перед ним стоял мужчина средних лет, очень загорелый, можно сказать – прожаренный солнцем, быстрый в движениях и в то же время сдержанный о чем говорил холодно – притушенный взгляд его бледно – серых глаз.

А не из милиции эта троица? Что если кто – то из своих накапал, что он, Фонареев, держит «мертвую душу»?

Его изворотливый прорабский ум тут же принялся просчитывать варианты.

Что они могут знать? Что он, Фонареев, зачислил сторожем жителя соседнего совхоза Курбана Клычева? Сторож, которому нечего сторожить… Ежемесячно тот получает девяносто рублей, из них пятьдесят отдает Фонарееву. Не такое уж великое преступление, чтобы насылать на виновника стразу трех милиционеров. Делать им больше нечего, что ли? Сам Курбан не продаст. Ему , главе многодетной семьи, лишние сорок рублей ого какой приварок! Нет, надо доказывать, что Курбан действительно сторожит по ночам технику. Поди – ка, проверь!

Все это в секунду пронеслось в сметливой голове прораба, так что паузы между фразами почти не было.

– Я бываю в совхозе каждый день, – веско добавил он.

– Поехали, – хладнокровно потребовал незнакомец.

Напрямую до совхоза было километра три. Тот бы хорошо проглядывался бы отсюда, если бы не огромная, тянувшаяся до горизонта земляная насыпь вдоль глубокого дренажного канала. Совхоз – почти что новорожденный – находился на самом острие того клина, что осваивали сейчас в унылой, однообразной степи. Новоселы, как, впрочем, и ирригаторы, терпели все тяготы неустроенного быта – из всех благ цивилизации здесь имелся один – единственный магазин, торгующей даже не каждый день. И ни одного деревца вокруг, кроме, неприхотливого, похожего на гнездовье фантастических каракатиц саксаула до бледной, чахоточной акации.

Машина мчалась к ближайшей перемычке в русле канала. Степь была ровной, как стол, без бугров и ям, ее выжженная поверхность, покрытая паутиной трещин, не уступала по твердости асфальту.

Спутники Фонареева молчали, он даже не торопил события, решив про себя, что особых поводов для волнения нет , и уж совершенно недопустимо суетиться, заискивать.

В то же время, внимательно приглядевшись к спутникам, он очень и очень засомневался, что они из милиции, он скорее поверил бы, что эти ребята явились из мест заключения либо находятся в бегах…

Машина проехала по узкой земляной перемычке и остановилась по ту сторону канала. Незнакомец в шляпе выбрался из этой обшарпанной и трясучей колымаги и, дождавшись Фонареева, повел его за собой. Повсюду подымались горы разрытой земли, заслонявшие собой и совхоз, и лагерь. Разбитая, вся в колдобинах колея, хотя была накатанной, но ездили по ней, в основном, вечером – в совхозный магазин. Днем более безлюдного места не сыскать.

Незнакомец молча за прошел за поворот и остановился, уперев руками руки в узкие бедра. Прямо на дороге лежало большое синие одеяло – грязное и промасленное.

Нагнувшись, человек в шляпе сдернул его.

У Фонареева потемнело в глазах. На дороге лицом вниз лежал мертвец. Его раскоряченные ноги в грубых стоптанных башмаках казались неестественно огромными.

Не случилось ли беды с кем – нибудь из его подчиненных, была первая мысль. Со страхом и недоумением Фонареев уставился на незнакомца.

Тот невозмутимо выдержал его взгляд и, слегка кивнув, спокойно проговорил:

– Вы его убили.

Смысл сказано не дошел до Фонареева, он обернулся, ища ответа у других. Но и те сохраняли непроницаемые выражения на грубоватых лицах.

– Что вы сказали? – обратился Фонареев к лидеру странной троицы.

– Вы убили его, – бесстрастно повторил тот. Уголки его тонких губ чуть изогнулись, что могло означать и сочувствие.

Остатки хмеля мгновенно испарились из головы прораба, он нервно хохотнул, отвергая саму мысль о столь чудовищном предположении.

– Ерунда! Это…это невозможно! Да бросьте вы!

– Почему же? – его собеседник сощурился, ничуть не теряя уверенности, чем вызвал в Фонарееве еще большее смятение.– В полночь этот человек был жив. Его видели в совхозе. Погиб он именно под колесами машины. А ночью здесь проезжала только одна машина – ваша. Мы это выяснили.

– Арсений, да чего ты перед ним выламываешься?! – вдруг со злостью рявкнул один из стоявших сзади. – Не видишь разве, что это самое настоящее гуано! Тварь! Сейчас он скажет, что и в совхозе сроду не был. У, чмо!

–Погоди, Жора, – спокойно осадил того Арсений. – Он же признался, что был. Мы все слышали.

Фонареев молитвенно сложил руки на груди.

– Да, я был в совхозе и не собираюсь этого отрицать. Но ваше утверждение…Это совершеннейшая дикость! Чушь! – Фонареева переполняло чувство протеста. Ему казалось, что он очень легко сумеет убедить э тих людей в нелепости обвинения, но нужные слов почему – то не находилось и он повторил еще раз: – Чушь…

– Почему же? – усмехнулся Арсений – Вы крепко набрались, как говориться, до чертиков, затем мчались, не разбирая дороги, и даже не заметили, как сбили человека…

– Послушайте, это уже идиотизм!

– Я не утверждаю, что вы сделали это умышленно, – как маленькому растолковал ему Арсений.– Возможно, этот несчастный тоже был пьян и уснул в этой канаве…Скорее всего, вы и вправду не заметили, как переехали его. Но в принципе это ничего не меняет. Вы убили человека.

« А вдруг! – пронеслась шальная мысль. – Вдруг все было именно так». Когда он гнал по ночной степи, ему – то казалось, что он вполне владеет собой, но ведь еще сегодня утром он тихо порадовался, что благополучно добрался до лагеря. Нет, возможно! Он мог не помнить деталей, но такое…Нет, к черту!

Как бы уловив его сомнения, Арсений наклонился над трупом.

– Вот, посмотрите. Здесь и здесь, четко видны следы протекторов. Любая экспертиза легко докажет, что они принадлежат вашей машине.

– Чего зря трепаться, Арсений! – вновь подал голос Жора. – Говори дело и – точка. Нет – будем вызывать милицию.

« Ага, все – таки они не из милиции… Но кто же они – эти странные люди? О чем они толкуют? Даже если представить на миг, что это несчастный, сам будучи пьян, уснул в канаве…»

Он с омерзением ощутил, что его покидает уверенность.

– Не дави, Жора, – откуда – то издалека донеслись до него слова Арсения. – Не видишь, человеку нужно прийти в себя…

Он неспешно заговорил о чем – то, о чем – Фонареев не воспринимал. Не видел он и трупа. Страшным напряжением воли он пытался воспроизвести во всех деталях недавние события…

…Зарплату на участок привезли вечером. Курбан хорошо помнил инструктаж и явился за своим заработком в числе последних. Конечно, проще всего было поделиться здесь же, в лагере, однако еще накануне Курбан шепнул Фонарееву, что приглашает того на ужин, есть, мол, важный разговор. «Хоп! – благостно ответил прораб. – Там и рассчитаемся».

Фонареев хорошо помнил, как въехал на просторный и пыльный двор Курбана, как спешил навстречу, вкрадчиво улыбаясь и прижимаю руку к сердцу. Они вошли в мехмонхону, все убранство которого состояло из одеял, подушек и широкой тумбочки. Сквозь ее пыльные стекла, смутно приглядывали расписные – красные, синие с золотом – чайники, пиалы, касы и ляганы. Фонареев опустился на одеяло, по которому были раскиданы маленькие подушки. Сидеть по – восточному он так и не научился и потому лег, вытянувшись вдоль дастархана и подмостил бок две – три подушки.