Всегда верен

Пролог

Правду, наверное, говорят: «Изобрел человек колесо – и с тех пор мир катится в тартарары». Павел, которого все звали Пашей, всегда считал это просто цветистой поговоркой. Ан нет. Оказалось, это точное, выверенное до миллиметра описание мироустройства. Сначала катится медленно, с горки, потом набирает скорость, а потом уже ни тормозов, ни руля – только летишь в счастливое будущее, зажмурившись и молясь, чтобы в конце не разбиться вдребезги.

Мы разбились.

Пашке было двадцать пять, и большую часть из них он провел в деревне под Вологдой, где время, казалось, не текло, а сочилось, как смола по стволу старой сосны. Потом был переезд в город – Череповец, металлургическая столица, как его тут с гордостью величали. Средне-специальное, завод «Северсталь». Тяжелый, но честный труд. Зарплата, на которую можно было жить, а не выживать. Две-три попытки отношений, которые разбивались о быт, скуку и его вечное, глубинное убеждение, что он… не заслуживает ничего хорошего. Всё как у людей, как говорили его родители. Усталые, вечно простуженные люди, которые отдали заводу лучшие годы и мечтали только об одном – чтобы у сына было «как у людей». Ну, вот поди ж ты. Получил.

А началось всё с глобального потепления. Ученые десятилетиями кричали, что мир на пороге катастрофы. Мировые лидеры собирались на саммиты, а обыватели, вроде Пашки, листали ленту новостей, ставили лайк котику и пролистывали дальше. «Ой, ну подумаешь, полтора градуса. У нас в Череповце на полтора градуса за сутки скачет». Оказалось, эти полтора градуса – тот самый порог, за которым начинается хрупкое домино.

Ледники таяли, обнажая то, что должно было оставаться скрытым вечно. Вечная мерзлота – гигантская морозильная камера планеты – раскрылась. И выпустила на волю невидимого убийцу. Ученые так и не поняли, что это – древний вирус, бактерия? Неважно. Важен был результат. «Спячка». Он не передавался по воздуху, слава богу, но через кровь, слюну, любую жидкость тела – мгновенно.

Эффект был простым и жутким. Вирус бомбил мозг. Выжигал в нем всё человеческое, оставляя лишь голую, неконтролируемую агрессию. Зараженный превращался в берсерка. Не зомби из фильмов – они не были мертвы. Они были живы, сильны, нечувствительны к боли и одержимы одной целью: крушить, ломать, уничтожать всё, до чего могли дотянуться.

Пашка впервые увидел видео в сети – кадры трясущейся камеры, стая таких «спящих», сносящая киоск. Решил, что это очередная постановка. Но когда такие же случаи вспыхнули в их «мухосранске», стало не до смеха. Обосрался он, можно сказать, по-настоящему.

Спустя неделю по всей «великой и могучей» был введен карантин. Города оцепили. Блокпосты, колючка, солдаты с автоматами. Никто не входит, никто не выходит.

И люди не были бы людьми, если бы в этой изоляции не проявили свое истинное лицо. Цивилизация – это тонкий лак. Стоило ему треснуть, и наружу полезло всё: страх, гнев, животное желание выжить любой ценой. Магазины, аптеки, склады – всё было разграблено. Сначала – чтобы есть. Потом появились те, кто понял, что в хаосе можно взять себе больше. Мародёры. Банды. Их уютный, проржавевший городок погрузился в новое средневековье. Деньги стремительно превращались в цветную бумагу. На смену им пришел бартер. Сигареты, тушенка, бензин, патроны – новая валюта.

Завод, естественно, встал. Размеренная жизнь Паши, его план «как у людей» – всё рассыпалось в прах. И вот он сидел в одном из немногих еще работающих «заведений» – подпольном баре, устроенном в подсобке бывшего продуктового магазина. Пахло плесенью, пылью и отчаянием. Он тратил последние настоящие деньги на алкоголь. Не для веселья. Для забвения. Чтобы хоть на пару часов заглушить голос в голове, который нашептывал: «Всё кончено, Паш. Всё».

– Всё, рабочее время вышло. Проваливай. У меня тут бар, а не ночлежка для обдолбанных бомжей.Его раздумья прервал противный, пропитанный сигаретным дымом и алкоголем голос:

Паша поднял глаза. До этого они были прикованы к стакану с мутной жидкостью, выдававшей себя за самогон. За импровизированной стойкой из старой двери стоял хозяин заведения – дед Михаил. Мужик лет шестидесяти, заплывший, с лысиной, блестящей под тусклой лампочкой, и внушительным брюхом, гордо покоившимся на подтяжках. Опасности он не вызывал. А вот двуствольное ружьё, висевшее у него за спиной на ремне, – вызывало, и еще как.

– Платить кто будет? – Дед Миша тяжелой рукой лег на ремень ружья, его маленькие, поросшие щетиной глазки сверлили парня. В последние недели нервишки у всех были оголены, а дешевый самогон добавлял храбрости, которой не было. Но идти на конфликт с человеком, у которого за спиной «веский аргумент», было верхом идиотизма.Спрыгнув со стула, Павел с досадой побрел к выходу. Ноги были ватными.

– Ты че, сдурел? – вырвалось у него. – Три касаря за две стопки этого… бодяжной сивухи?Паша обернулся, стараясь выглядеть покорным: – Расслабься, дед. Сколько с меня? – Три тысячи.

– Вряд ли за углом, в “Пятерочке” тебе предложат односолодный вискарь, обнесли её давно и сожгли. Какие времена – такие цены. Капитализм, блять, – он сплюнул. – Он никуда не делся. Проще стал.Лицо деда Михаила изогнулось в едва заметной, но хищной улыбке. Он напоминал старого кота, который знает, что мышь уже в лапах.

– Плати давай, или я тебе коленки оформлю. Хромым в твои годы быть не солидно.Довольно ловко для своего возраста и габаритов он скинул ружье с плеча и навел его на Павла. Дула смотрели на его колени двумя черными, бездонными глазами.

В горле у Паши пересохло. Он полез в карман за последними купюрами, чувствуя, как горит от стыда и бессилия. И в этот самый момент всё погрузилось во мрак. Лампочка над барной стойкой погасла, отключившись вместе со всем остальным электричеством в районе. А с улицы донесся нарастающий гул. Не просто крики – рёв. Перемешанный с редкими, но ясными очередями из автоматов Калашникова.

– Это ещё что за хрень? – голос деда Миши внезапно сдулся, в нем послышалась тревога.

– Лучше не высовываться.Паша инстинктивно прижался к стене.

Его мозг, затуманенный алкоголем, заработал с бешеной скоростью, пытаясь найти логичное объяснение. Грабежи? Бывало. Стрельба? Тоже не редкость. Но такой сплошной, безумный гвалт, в котором тонули выстрелы… Это было что-то новое. У местных бандитов не было столько стволов. Вывод был один: стреляли военные на блокпостах. Но в кого? И почему так долго? Что за сила могла заставить их отступать?

– Иди на выход, – нервно бросил дед Миша. Его ружье теперь было направлено не столько на Павла, сколько в пространство, он озирался, как загнанный зверь. – Вали отсюда! Сейчас и так проблем по самые уши, не знаю, что там, но мне своя шкура дороже.

– Мужик, погоди! Я заплачу, вот! – Паша протянул ему смятые купюры.

– Бегом, блядь, я сказал! Разворачивайся и на выход! Живо!Но старик был неумолим. Страх – великий мотиватор. Он медленно пошел на парня, тесня к двери.

Перед Павлом стоял выбор между двумя угрозами: неизвестной, но громкой и страшной, за дверью, и вполне осязаемой, с двумя стволами, здесь. Дед Михаил, конечно, не хотел его убивать, но «выстрелить для острастки» мог запросто. А у него тряслись руки.

Паша развернулся и зашагал к тяжелой металлической двери, чувствуя на своей спине холодный взгляд. Подойдя, он получил мощный толчок прикладом в спину. Вылетел на улицу, едва удержавшись на ногах. За его спиной с грохотом захлопнулась дверь, и щелкнул массивный замок.

И тут он это увидел.

То, что творилось на улице, не поддавалось описанию. Это была не толпа. Это было цунами из плоти и ярости. Орава людей, сотни, может, тысячи, с безумными глазами и перекошенными лицами, с ревом неслась по улице, сминая всё на своем пути. Они не просто бежали – они ломали, крушили, вцеплялись в заборы, выламывали ворота. Паша увидел, как несколько таких «спящих» вцепились в солдата на окраине толпы. Он стрелял, одного сразил, второго, но их было слишком много… Его крик потонул в общем рёве.

Это не было похоже на фильмы. Это пахло. Пахло потом, кровью, мочой и чем-то кислым, животным. Звук был оглушительным – рёв, скрежет, треск ломаемого дерева, стекла.

Протрезвел Паша мгновенно. Алкогольный туман вышибло из головы адреналиновым ударом. Инстинкт самосохранения, дремавший все эти недели, взвыл сиреной. Он рванул с места. Не геройски, не красиво. Панически, по-заячьи. Ноги были ватными, легкие, испорченные годами курения, горели огнем. Через двести метров к слепому ужасу добавилась дикая одышка. Сердце колотилось, пытаясь выпрыгнуть из груди. Он бежал, не разбирая дороги, оббегая перевернутые машины, спотыкаясь о разбросанный хлам. Мимо мелькали серые брежневки, в окнах мелькали испуганные лица тех, кто еще не потерял рассудок.

«Надо бежать. Надо спрятаться. Спрятаться. Куда угодно», – тараторил он себе под нос, захлебываясь собственным дыханием.

Впереди, за поворотом, показались частные дома. Время выбирать убежище иссякло. Его взгляд упал на первый попавшийся – не дом, а настоящая крепость. Трехэтажный кирпичный особняк, обнесенный двухметровым каменным забором с коваными воротами. Спасение.

– Блять! Блять, сука, откройся! – забормотал он, дергая ручку снова и снова. Паника, холодная и липкая, снова накатила, сжимая горло.Вежливость и законы остались в том мире, что умер неделю назад. Паша вцепился в холодные прутья ворот, отчаянно закинул ногу и, с трудом перевалившись через верх, неуклюже шлепнулся на мягкую землю внутрь двора. Не оглядываясь, он рванул к входной двери. Ручка не поддалась. Заперто.

И тут он увидел лопату. Она стояла прислоненной к стене, будто ждала его. Без лишних раздумий Пашка схватил ее и со всей дури рубанул по ближайшему окну. Стекло с хрустом посыпалось внутрь. Он пролез в образовавшийся проем, поранив руку о острый край, и тут же, нащупав в полумраке массивный платяной шкаф, с трудом пододвинул его, закрыв дыру. Только тогда он прислонился к холодной стенке и попытался отдышаться.

Гул с улицы, казалось, отдалялся. Толпа пронеслась мимо, свернув куда-то в сторону. В доме стояла гробовая тишина, пахло медом и пылью. Тишина была оглушительной.

Паша обернулся, чтобы осмотреться, и замер.

Прямо перед ним, в полуметре, дрожал ствол большого пистолета. Держала его девушка. Лет восемнадцати, не больше. Худенькая, бледная. Большие зелёные глаза были расширены от страха, но в них читалась решимость. Темные волосы растрепались. Она была похожа на испуганного котенка, вставшего на дыбы.

– Не двигайся! – ее голос сорвался на визг, но она тут же взяла себя в руки. – Подними руки. Выше.Руки у нее тряслись, но пистолет был направлен ему прямо в лицо.

Павел медленно поднял руки. Похоже, «весомые аргументы» в их городишке были не только у дедов-барменов. В мире, где закон кончился, право на силу брал тот, кто мог ее удержать.

– Что тебе нужно? – спросила она, стараясь говорить твердо. – Кто ты?

Эмоций было море – страх, стыд, облегчение от того, что он жив, и дикая усталость. Выразить это всё Паша смог только одной идиотской, натянутой ухмылкой.

– Я Паша.

Глава 1. Осколки тишины

Это была уже вторая в жизни Паши ситуация, когда ему не хотелось спорить с человеком, направлявшим на него оружие. Первой был дед Миша с его двустволкой. Теперь – эта перепуганная до полусмерти девчонка, чья рука дрожала так, что дуло пистолета выписывало перед его лицом замысловатые восьмерки. Один неверный вздох, одно резкое движение – и курок мог спуститься сам собой.

– Успокойся, – его собственный голос прозвучал сипло и предательски подрагивал. Он медленно, будто разминая затекшие мышцы, поднял руки еще выше. – Я… я не знал, что делать. Просто убегал. От них.

– Неубедительно, – девушка нервно перехватила пистолет, пытаясь зажать его обеими руками. Ее пальцы были белыми от напряжения. – Выбиваешь окна, вламываешься посреди ночи в чужой дом. Тоже решил грабежом промышлять? Как они?

Она сделала шаг вперед. Ситуация, и без того натянутая до предела, грозила оборваться. Паша инстинктивно попятился, пока спиной не уперся в холодный деревянный фасад платяного шкафа, того самого, что минуту назад служил ему баррикадой.

– Послушай, давай на паузу, а? Опусти эту штуку, я всё объясню, – он осторожно, как к спящей змее, протянул руку, намереваясь мягко отвести дуло в сторону.

– Не подходи! – ее крик сорвался на визг. Послышался резкий, сухой щелчок. Предохранитель. Теперь между жизнью и смертью оставалось лишь движение одного пальца. – Выметайся! Сейчас же, или я… я выстрелю!Это было ошибкой.

Очередной выбор из двух зол. Выйти на улицу и нарваться на обезумевшую орду, когда ноги уже не держали и легкие горели огнем. Или остаться и получить пулю от испуганного ребенка, который и сам не понимает, что творит.

Выбор был сделан за них.

Глухой, мощный удар в дверь заставил вздрогнуть обоих. Не удар – это было похоже на то, как в полном разгоне в нее врезался бык. Дерево затрещало. Второй удар. Третий. Безостановочные, яростные, методичные. С дверных косяков и потолка посыпалась штукатурка, застилая воздух белой пылью.

– Ч-что это? – прошептала она, и ее глаза, огромные и испуганные, метнулись к двери, а затем к Паше. – Твои дружки?Нервозность вооруженной девушки мгновенно сменилась животным, всепоглощающим страхом. Ее трясло крупной дрожью.

– Твою мать! – выдохнул Паша.

Он действовал на чистом инстинкте. Рванувшись вперед, он схватил правой рукой дуло пистолета, резко опустил его вниз, а левой ладонью, шершавой и твердой, зажал рот девушке, заглушая начинающийся крик. Присев на корточки, он потащил ее за собой вглубь прихожей, подальше от двери.

– Тихо! – прошипел он сквозь стиснутые зубы, прижимаясь к ней спиной к холодной стене. Его собственный страх был сейчас таким же острым и вкусным, как и ее. – Молчи и не дёргайся! Слышишь? Молчи!

Удары не прекращались. Казалось, по двери молотили несколько человек, одержимых одной мыслью – проломить этот кусок дерева и добраться до того, что внутри. Девушка под его рукой обмякла, сопротивление из нее ушло, сменившись полной, кататонической покорностью. Она лишь тихонько всхлипывала, и Паша чувствовал, как ее слезы горячими каплями стекают ему на пальцы.

После еще нескольких чудовищных ударов послышался громкий, тяжелый крик – не человеческий, а скорее рев охрипшего, взбешенного зверя. Затем – тяжелые, удаляющиеся шаги. Стенобитному орудию наскучила дверь. Теперь оно направило свою ярость во двор.

Не отпуская девушку, Паша на корточках пополз к ближайшему окну в гостиной и, краем глаза, выглянул в щель между жалюзи. Тот самый мужик под два метра, в лохмотьях некогда офисного костюма, с разбегу атаковал детские качели. С хрустом вырвав цепи из креплений каркаса, он с ревом швырнул их в стену дома, оставив в штукатурке глубокую вмятину. Потом его взгляд упал на небольшой сарайчик для садового инвентаря. Могучим пинком он выбил пару досок из стены, а затем, разбежавшись, с легкостью, не свойственной его габаритам, перемахнул через двухметровый забор и скрылся из виду.

Паша выдохнул. Воздух вышел из его легких долгим, сдавленным стоном. Он расслабил хватку, отпустил девушку и, отползая, спиной оперся о стену. Она рухнула рядом, беззвучно рыдая, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом.

В доме снова воцарилась тишина. Глубокая, оглушительная, звенящая в ушах после недавнего кошмара.

– Вот почему не стоит экономить на входной двери, – хрипло пробормотал Паш, больше чтобы самому убедиться, что может еще говорить.

Девушка не ответила. Она сидела, поджав колени, и вся дрожала мелкой, неконтролируемой дрожью.

– Я думала… это всё неправда, – наконец выдавила она сквозь слезы. – Читала посты, но думала, что всё преувеличивают. Что… если он вернется?

– Он? – Паша нервно, беззвучно усмехнулся. – Да их там, на улице, тысячи. Если не десятки тысяч. Эта… эта армия сумасшедших за пару секунд снесла КПП и понеслась крушить город. Я еле унес ноги. Дальше бежать было некуда. Вот я и вломился. Чтоб спрятаться. Не грабить.

– К-как же так? – она вскочила на ноги, и ее снова начало трясти, но теперь от беспокойства. Она забегала по комнате, мелькая тенью в полумраке. – Что же делать? Что теперь делать? – Голос ее срывался, паника сжимала горло, заставляя задыхаться.

– Для начала – не орать и не шуметь! – прошипел он, глядя ей прямо в глаза. Его собственный страх начал трансформироваться в раздражение. – Судя по тому, что мы не слышим их общего орла, основная масса сейчас разносит противоположную часть города. А наш знакомый – просто отбившийся от стаи волк. Одинокий волк – это тоже хреново, но с цунами не сравнится.Паша поднялся, поймал ее за плечо и с силой, которой сам от себя не ожидал, прижал к стене, заставив замолчать.

Он отпустил ее. Девушка, «блеющая от страха подруга по несчастью», как мысленно окрестил ее Паша, прислонилась к стене, всхлипывая, но уже тише. Паша, тем временем, осторожно, как сапер, заглянул в каждое окно на первом этаже, оценивая обстановку. Тишина. Пусто. Развороченный двор – как шрам на лице спящего города.

– Выпить у тебя есть? – спросил он, возвращаясь в прихожую. – Надо успокоиться. И подумать.

– Д-да, кажется… На кухне, в холодильнике, стояла бутылка. По коридору налево.Девушка подняла на него заплаканные глаза. Испуганный взгляд казался остекленевшим, уходящим куда-то вглубь себя.

Паша кивнул и пошел по указанному направлению. Он опустил все жалюзи на кухонных окнах и, нащупав выключатель, щелкнул им. Загорелась светодиодная лампа под потолком, залив комнату холодным белым светом. Он моргнул, привыкая. Девушка плелась за ним, как тень. Войдя на кухню, она снова сползла по стене на пол, обхватив себя руками, словно пытаясь сжаться в комок.

– Не дурно, – пробормотал он, сравнивая в уме с самогоном деда Миши. – Особенно после паленой сивухи.Холодильник, огромный и серебристый, гудел. Паша открыл его. Внутри – полупустые полки, несколько банок с соленьями, упаковка сыра. И на дверце – наполовину пустая бутылка коньяка «Наполеон», темного стекла, с пыльным брендовым знаком. Дорогая вещь.

– Как тебя хоть зовут-то? – спросил он, глядя на сгорбленную фигуру на полу.Он отхлебнул прямо из горла. Алкоголь обжег пищевод, но тепло немедленно разлилось по телу, чуть притупив остроту страха. Он опустился на один из стульев у массивного дубового стола.

– Алиса, – буркнула она в колени, а затем подняла на него взгляд. В свете он был другим – не тенью, ворвавшейся в дом, а конкретным мужчиной.

И он, в свою очередь, наконец мог разглядеть ее. Молодая, лет восемнадцати, не больше. Довольно высокая, около метра семидесяти. Черные, волнистые волосы, спадающие на плечи. Миловидное лицо, искаженное сейчас страхом, но с правильными чертами. И большие, невероятно зеленые, заплаканные глаза. Не модель, конечно, но… фигура, скрытая простой зеленой пижамой (футболка и шорты), обещала приятные округлости. Судя по всему, в момент начала ада на улице она спала. Измотанный нервами, но все еще половозрелый двадцатипятилетний Паша смотрел явно не в ее глаза.

– Хватит пялиться, – голос Алисы дрогнул, но в нем послышались нотки не только страха, но и смущения, даже злости. Даже в апокалипсисе девушка оставалась девушкой.

– На сколько хватит генератора? – спросил он практично.Паша оторвался от изучения ее ног и огляделся. Дом был роскошным. Дорогая мебель, встроенная техника, качественная отделка. Не бедные люди. И где-то за стеной, приглушенно, тарахтел дизельный генератор. Вот откуда свет.

– Папа говорил… что на сутки, – Алиса все еще сидела на полу, глядя в пространство перед собой. – Вечером, когда электричество пропало, наш охранник его запустил. До утра точно должно хватить.

– А где этот охранник? – Паша почувствовал неприятный холодок под лопатками.

– Я не знаю, – ее взгляд снова уперся в узоры на кафельном полу.

– Понятно, – Паша тяжело вздохнул. – Видимо, тоже дал дёру, когда увидел этих бравых ребят. – Он уперся локтями в стол и скрестил пальцы на затылке. Голова гудела. – Родители твои где?

– Уехали по работе. За неделю до того, как город закрыли, – глаза Алисы вдруг озарились слабой, наивной надеждой. – Точно! Нужно им позвонить! Они придумают, что нибудь! Они…

– Бесполезно, – голос Паши прозвучал тяжело и обреченно. Он резал правду, как ножом, и ему было за это противно. – Если город обесточен, то и вышки связи тоже. Не думаю, что твой чудо-генератор питает одну из них.

Искра надежды в глазах Алисы погасла так же быстро, как и вспыхнула. Она снова сползла по стене и, обхватив голову руками, тихо заплакала. Паша поднялся со стула. Настрой у него был не лучше, но каким-то чудом, возможно, благодаря коньяку, а может, просто от безысходности, к нему возвращалось здравомыслие. Сидеть здесь было вариантом на один шаг от самоубийства. Генератор вечно работать не будет. Еда и вода закончатся. Хочешь не хочешь, а выходить придется.

– До утра переждем, – сказал он, глядя на ее сгорбленную спину. – Отдохнем, успокоимся. Потом решим, что делать дальше. Могу я умыться?

Ответом была тишина. Паша, методом "тыка" открывая двери в коридоре, нашел ванную. Зайдя внутрь, он облокотился на раковину и посмотрел в зеркало. С другой стороны на него смотрел знакомец. Среднего роста, широкоплечий, но с уже намечающимся брюшком – наследие пива и жирной закуски. Коротко стриженая голова, отросшая за пару дней щетина. И глаза. Серо-голубые, с опухшими от недосыпа и стресса веками, с темными кругами под ними. В них читалась усталость, страх и какая-то пустота. На нем были черные "джоггеры" и серая кофта с капюшоном – одежда, ставшая униформой для миллионов в этом новом мире.

Он с силой открыл кран, и, окатив лицо ледяной водой, почувствовал, как муть в голове немного рассеивается. Вода вернула тонус, но не вернула надежду.

Вернувшись на кухню, он обнаружил Алису, окончательно сломленную страхом и нервным истощением. Она отрубилась прямо на полу, свернувшись калачиком в позе эмбриона.

Тяжело вздохнув, Паша поднял ее на руки. Она была легкой. Он отнес ее в гостиную, уложил на широкий кожаный диван, накрыл пледом, валявшимся на спинке. Сам пристроился в стоящем рядом глубоком кресле.

Сон не шел. Его мозг, взвинченный адреналином, отказывался отключаться. Мысли неслись каруселью, каждая – острее и страшнее предыдущей. Что делать? Как защититься? Оставаться – смерть. Уходить – куда? Стоит ли брать с собой эту девчонку? Тащить на себе обузу? Или бросить, спасать свою шкуру, как всегда?

Он всегда был один. После смерти родителей – так и вовсе замкнулся в себе. Работа, дом, редкие пьянки с коллегами. Никаких привязанностей. А сейчас ему до усрачки страшно было остаться с этим безумным миром один на один. Парадокс.

В конце концов, он сдался. Сходил на кухню, сделал еще несколько глотков коньяка. Алкоголь притупил остроту мышления, а вместе с ним и панику. Он сидел в кресле, глядя в темное окно, за которым медленно, но верно, ночь начинала отступать.

Первые лучи утра, грязно-серые и неприветливые, пробились сквозь жалюзи, когда Паша уже сидел за кухонным столом. Он соорудил нехитрый перекус из того, что нашел в холодильнике: нарезал колбасы и сыра, намазал хлеб маслом, сварил крепкий кофе в дорогой кофемашине, которая, к счастью, работала от генератора. Запах кофе казался последним островком нормальной жизни в этом море хаоса.

С растрепанными волосами, слегка припухшими глазами и видом затравленного зверька на кухню вошла Алиса. Она остановилась в дверях, глядя на него.

– Прям как у себя дома, – произнесла она беззвучно, но он прочитал эти слова по ее губам.

– Тебя это сейчас беспокоит? – Паша отпил глоток кофе. Горечь взбодрила. – Садись. Ешь. Скоро выдвигаемся.

– С чего ты решил, что я с тобой куда-то пойду? – в ее голосе снова зазвенели нотки упрямства. Детского, наивного. – Я буду дожидаться родителей.

Паша медленно поставил кружку на стол. Звук получился громким и окончательным в утренней тишине. Он встал и вплотную подошел к Алисе, заслонив ее собой. Он был одного с ней роста, и сейчас, глядя ей в глаза, он видел не просто девушку, а воплощение той самой наивной веры в «авось», которая могла их обоих убить.

– Ты совсем дура? – спросил он тихо, но так, что каждое слово впивалось, как игла. – До сих пор не поняла, что происходит? Во что мы вляпались? Весь ебаный мир вляпался! Никто за тобой не придет! Ни родители, ни полиция, ни армия! Смотри в окно! Видишь? Это – новый мир! И в нем выживают только те, кто не ждет чуда!

Алиса съежилась, будто все вокруг – стены, воздух, его слова – давило на нее, сжимало со всех сторон. Ей было страшно. Ей было одиноко.

Паша всю ночь думал об этом. Брать ее или уйти одному? Юношеский максимализм, который он так до конца и не переборол, мысли о том, что это он ворвался в ее дом, и этот животный, возвращающийся страх одиночества привели к одному выводу. Он должен дать ей выбор. Чтобы потом, если что, не было мучительно больно за собственную трусость.

– Ладно, слушай, – он отступил на шаг, давая ей пространство. – Два варианта. Либо ты собираешься, и мы уходим вместе. Шансы выжить в двоем, хоть на йоту, но выше. Либо я ухожу один, а ты остаешься здесь. Ждать чуда. С вероятностью в девяносто девять процентов сдохнуть, когда эти шизики решат вернуться. Без еды, без воды, без света. Выбирай. Решай быстро.

Грубость и та доля беспощадного здравого смысла, что звучала в его словах, подействовали лучше любых уговоров. Алиса постояла еще мгновение, потом молча подошла к столу и начала есть, быстро, почти не прожевывая, запивая бутерброды кофе. Потом, не глядя на него, вышла из кухни. Через пятнадцать минут она вернулась переодетая. Обтягивающие джинсы, кроссовки, серая водолазка с высоким воротником и короткая спортивная ветровка – практично и удобно для прохладной уральской весны.

– Собирай все полезное, что есть! Аптечку, воду, теплые вещи! И спускайся к выходу! – бросил он ей через плечо.Паша тем временем обобрал холодильник и кладовую, сгребая все съестное в большой походный рюкзак, найденный в одной из комнат.

– Ахренеть, – пробормотал Паша, с уважением разглядывая оружие. Он поставил его на предохранитель и засунул в рюкзак, под тушенку.Заканчивая с провиантом, он вспомнил про пистолет. Тот самый, что чуть не поставил точку в его биографии. Он лежал на полу в гостиной, где он его и бросил. Теперь можно было рассмотреть его ближе. Начищенный до зеркального блеска, тяжеленный, с массивным затвором – коллекционный Desert Eagle. Игрушка для богатых пап. Глупая, непрактичная, но… Заряжен. Все девять патронов в обойме на месте.

Через полчаса они стояли у входной двери. Набитые сумки и рюкзаки лежали у их ног. Паша осторожно, словно боясь разбудить спящего зверя, отодвинул щеколды и массивные засовы, которые они нашли и задвинули ночью. Дверь, изуродованная снаружи, с трудом, со скрипом открылась.

Он высунул голову. Во дворе было пусто. Только сломанные качели и разрушенный сарай напоминали о ночном визите. Паша не спеша двинулся вперед, постоянно вертя головой, вглядываясь в каждую тень, прислушиваясь к каждому шороху. Алиса плелась следом, но, увидев дверь с обратной стороны, всю в вмятинах и глубоких царапинах, вздрогнула и ускорила шаг, почти вплотную прижавшись к его спине.

Выйдя за калитку, они остановились, и оба широко раскрыли глаза.

За ночь город преобразился. Окончательно.

Их встретила оглушительная, давящая тишина. Ее нарушали лишь редкое птичье щебетание и доносящиеся из глубины улиц редкие, охрипшие, бессвязные крики. Основная волна «спящих», похоже, прокатилась дальше, оставив после себя лишь горстку отбившихся, которые теперь блуждали в руинах. А руины были повсюду. Выбитые окна, как пустые глазницы домов. Оборванные провода, свисающие с покосившихся столбов. Перевернутые и сгоревшие автомобили. И самое страшное – трупы. Обезображенные, разорванные, раздавленные. Они лежали на асфальте, свешивались из окон машин, были припорошены весенней пылью. Яркое утреннее солнце и чистое, почти синее небо делали эту картину еще более сюрреалистичной и чудовищной. Алиса скривилась, побледнела и прикрыла рот ладонью, стараясь не смотреть под ноги.

– Куда нам идти? – ее голос был тонким, почти детским. Она посмотрела на Пашу, и в ее глазах снова заплясала паника.

– Если бы я знал, – честно ответил он, пытаясь сохранить холодную голову, но получалось плохо. Этот пейзаж тотального разрушения быстро добивал ту крупицу храбрости, что он нашел в себе за ночь.

– Зря я тебя послушала, – вдруг заявила Алиса и резко развернулась, зашагав обратно к дому.

– Успокойся, – он глубоко выдохнул, заставляя себя говорить ровно. – Мы уже обсуждали перспективу сидения на месте. Думаешь, я за ночь выстроил охуительный план по спасению человечества? Я в такой же жопе, что и ты. Просто я это уже принял.Но Паша был начеку. Он догнал ее в два шага и схватил за руку выше локтя.

– В городе оставаться смысла нет. Нужно идти к городу побольше. В Череповец. Может, до них еще не добрались. Или хотя бы не так разрушили. Проблема в том, что выезд на трассу – на противоположной стороне города.Алиса, все еще не оправившаяся от шока и побаивающаяся его, не стала спорить. Она лишь беспомощно кивнула. Паша отпустил ее руку, достал из кармана телефон. Значок сети был перечеркнут. Заряд батареи – 32%.

Редкие, припадочные крики все так же доносились из глубины улиц.

– Мне страшно, – прошептала Алиса, переминаясь с ноги на ногу. – Почему это все происходит?

Для нее, девушки, выросшей в чистоте и достатке, эта череда событий, обрушившаяся за пару недель, была слишком тяжелой. Ее мир рухнул, не успев даже толком постареть.

– Я тоже боюсь, – снова признался Паша, и в этот раз это прозвучало не как слабость, а как констатация факта. – Но сейчас помочь себе можем только мы сами. Если не успокоимся и не начнем думать головой, а не эмоциями, то не доживем и до вечера.

– Пойдем в обход. По краю города, через лесополосу.Он развернулся и жестом показал вперед, вдоль забора.

Они двинулись. Не спеша, крадучись, огибая окраины. Каждый раз, услышав безумный крик, они пригибались, замирая в кустах или за углами гаражей, и пережидали, постоянно оглядываясь по сторонам. Встретиться с кем-то вроде того громилы, что крушил двор Алисы, им не хотелось категорически.

– Откуда у тебя дома оружие? – спросил он, оборачиваясь к Алисе.Тишина начинала давить. Первым не выдержал Паша. Ему нужно было говорить, чтобы не сойти с ума.

– Это папино. Он хорошо зарабатывал, коллекционировал. Мачеха вечно ворчала, что он занимается ерундой. – Она шмыгнула носом. – Обычно все в сейфе хранил, а этот, его любимый, на стене в кабинете висел. Он и мачеха уехали по работе в Питер. Позвонили, сказали, что город закрыт, и вернутся, как только смогут. Неделю я была дома одна, не считая охранника. Услышала ночью, что кто-то разбил окно… перепугалась и схватила пистолет. А дальше ты знаешь.Та, погруженная в свои мрачные мысли, вздрогнула.

– Думаешь, смогла бы выстрелить? – Паша посмотрел на нее через плечо.

– Нет, – честно ответила она. – Думала, просто напугать.

– А твоя родная мать, где она?Паша обреченно усмехнулся.

– Умерла, когда я была маленькой, – лицо Алисы скривилось от боли. Эта тема была для нее раной.

– Я похоронил родителей два года назад, – неожиданно для себя признался Паша. – Несчастный случай. Авария.

– Мне жаль, – тихо сказала Алиса.

Гнетущее молчание вернулось, но теперь в нем был какой-то новый, общий оттенок. Двое сирот в мире, который сам стал сиротой.

Из-за их осторожного способа передвижения продвигались они медленно, но к полудню все же достигли противоположной окраины города. Вдалеке виднелся КПП. Вернее, то, что от него осталось. Остовы бронетранспортеров, развороченные бетонные блоки, клочья колючей проволоки, вмятые в землю. Пейзаж, как после бомбежки.

– Прячемся! – Паша схватил Алису за руку и потащил в ближайшее уцелевшее здание.И тут же, совсем рядом, послышался очередной бессвязный, хриплый крик. Близко. Очень близко.

Это была та самая бар-рюмочная, из которой он вчера уносил ноги. Дверь была выбита и разломана в щепки. Внутри – битое стекло, опрокинутая мебель, и повсюду – бурые, засохшие пятна крови. Окна, на удивление, остались целы.

– Вроде чисто, – Паша слегка привстал, чтобы выглянуть в окно. – Переждем немного и…– Тихо! – прошипел Паша, приседая за барной стойкой. Алиса, бледная как полотно, прижалась к нему. Крики снаружи стали громче, потом пошли на убыль. Опасность, похоже, удалялась.

Он не договорил. Алиса, вставая, сделала шаг назад, и под ее ногой громко хрустнуло битое стекло. Послышался сдавленный, утробный звук. Девушку резко вырвало. Она, шатаясь, отпрянула, уставившись на что-то за стойкой.

Паша обернулся. За стойкой, в неестественной позе, лежало тело. Без головы. Клетчатая рубаха и подтяжки не оставляли сомнений – это был дед Михаил. Старый скряга, выгнавший его на улицу, надеялся отсидеться в своем баре. Не вышло. Циничная логика нового мира добралась и до него.

– Блять! Уходим отсюда! – Паша, поборов рвотный спазм, обхватил Алису, которая стояла, трясясь в истерике, и почти на руках выволок ее на улицу. Его взгляд метался по округе, выискивая новую угрозу.

И вдруг он зацепился за что-то, накрытое грязным брезентом, у стены соседнего гаража. Интуиция, обострившаяся до предела, подсказывала – смотри. Он подбежал и дернул брезент на себя. Из-под него показался мотоцикл. Старенький, видавший виды «Урал» без коляски, весь в ржавых подтеках и с облупившейся краской. Но на вид – целый.

– Прости, дед, – пробормотал он, выбегая на улицу. – Ты уж вряд ли на нем прокатишься.– Жди здесь! – бросил он Алисе и рванул обратно в бар. Сглотнув ком отвращения, он начал шарить по карманам безголового тела деда. В нагрудном кармане рубашки нашел связку ключей. С брелком в виде поршня.

Алиса, все еще в полуобморочном состоянии, разглядывала чудо советского мотостроения. Паша вставил ключ в зажигание, перевел бензокран и с молитвой провернул ключ. Стартер скрежетал, двигатель пару раз щелкнул, фыркнул… и с грохотом, лязгом ржавого выхлопа и клубами сизого дыма – завелся! Он троил, вибрировал, но работал!

– Похоже, нам сегодня везет! – крикнул Паша, откатывая тяжеленный мотоцикл на дорогу.

– Ты умеешь водить мотоцикл? – Алиса с опаской смотрела на него.

– Никогда не ездил, – честно признался Паша, перекидывая ногу и усаживаясь на потрескавшееся сиденье. – Придется учиться на ходу. Садись, пока эти шизики на звук не сбежались!

Сзади, из глубины улицы, уже послышались ответные, хриплые крики. Услышали. Алиса, не раздумывая, вскочила на пассажирское место и обхватила его за талию так крепко, что ему стало трудно дышать.

– Осторожно! – она вжалась в его спину и зажмурилась.

– Ёбаные волки, да стараюсь я! – рявкнул Паша, с трудом справляясь с непослушным рулем и дергая рычаг сцепления.

«Урал» дернулся, качнулся и с ревом, плюясь дымом, рванул вперед. Пашино вождение было шатко-валко, он постоянно "перегазовывал" и мотался по дороге, но дедов драндулет все же нес их вперед, к тому, что осталось от КПП.

И чем ближе они подъезжали, тем сильнее Паша кривился. Картина была хуже, чем издалека. Кровь, перемешанная с грязью, обезображенные трупы – и солдат в разорванной форме, и «спящих» в лохмотьях, затоптанных в грязь своими же в ходе безумной атаки. Оторванные конечности, разбросанные повсюду. И мерзкая, сладковато-железистая вонь разложения, которая уже успела распространиться, несмотря на прохладу. Она въедалась в одежду, в легкие, вызывая нестерпимые рвотные позывы.

Но они ехали. Они оставляли этот ад позади. Впереди была трасса и призрачная надежда. А позади – только кровь, смерть и оглушительный рев старого «Урала», увозящего их из города в неизвестность.

Глава 2. Дивный новый мир

Лесополоса, тонкая зеленая полоска, отделявшая их от умирающего города, и пара поселений, гордо носивших на картах титул ПГТ, а в реальности представлявших собой унылые скопления ветхих домов, остались позади. Судя по высоко стоящему солнцу, уже перевалило за полдень. Дорога, серая и пустынная, тянулась вперед, теряясь в мареве горячего асфальта. Желудок Алисы предательски и громко заурчал, нарушая монотонный гул мотора.

– Давай немного отдохнем, – измученно, почти плача, протянула она, едва перекрывая рев «Урала». – Я больше не могу.

Паша кивнул, сам чувствуя, как адреналин окончательно сменился свинцовой усталостью. Его руки затекли от постоянной борьбы с непослушным рулем, а глаза слипались. Вдалеке, по правую сторону, виднелась одинокая АЗС. Не современный комплекс с кафе и магазином, а старая, еще советской постройки, заправка с небольшим кирпичным домиком-кассой. Значит, не самообслуживание. Рискованно, но выбор был невелик.

– Бензин бы нам не помешал, – пробурчал Паша, направляя мотоцикл к заброшенной станции.

Он заглушил мотор. «Урал», пару раз чихнув и хрюкнув, как старый, недовольный пес, затих. Наступившая тишина была оглушительной. В ушах еще стоял гул, но постепенно различать шелест редких берез, растущих вдоль дороги, и далекий крик какой-то птицы.

– Вроде никого, – констатировал он, но рука сама потянулась к рюкзаку, где лежал «Орел».Неловко спрыгнув с сиденья, Алиса потянулась, зажимая поясницу, и начала разминать затекшие, одеревеневшие ноги. Паша, сняв шлем, внимательно осмотрелся. Ни души. Только ветер гонял по асфальту пыль да пустые пластиковые бутылки.

Перекинув ногу через сиденье, он встал на землю и снял рюкзак. Достал добычу, набранную в доме Алисы: полпалки сырокопченой колбасы, кусок твердого сыра, банку растворимого кофе, кухонный нож с обломанным кончиком, пару яблок и два сморщенных апельсина.

– Не густо, но выбирать не приходится, – констатировал он, расстилая на сидении мотоцикла чистый (относительно) полиэтиленовый пакет. Он нарезал колбасу и сыр толстыми ломтями, яблоки – дольками. – Налетай. Я пока осмотрюсь, может, найду бензин или что полезное. Если заметишь или услышишь что-то – не кричи, подойди и скажи тихо.

– Хорошо, – Алиса обреченно выдохнула и, подобравшись к импровизированному столу, начала есть маленькими, медленными укусами, словно стараясь растянуть удовольствие.

Поскольку стояла «кибитка» – будка кассира – мучить бензоколонки было бесполезно. Без сигнала с компьютера они мертвы. Паша подошел к постройке. Дверь была заперта, но сквозь стекло, завешанное изнутри грязной тканью, он ничего не разглядел. Он уже хотел отойти, как из-за двери донесся сдавленный, хриплый звук.

– По-мо-ги-те…

– Алиса! – позвал он тихо, но властно. – Иди сюда. Кажется, здесь человек.Паша замер. Он обернулся к Алисе. Та сидела на бордюре, глядя в даль уходящей дороги и хрустя яблочной долькой.

– Где?Алиса мгновенно подскочила и подбежала.

– По-мо-ги-те…Паша приложил ухо к щели между дверью и косяком. Изнутри снова донеслось, на этот раз чуть громче и отчаяннее:

– Ей нужна помощь! – в голосе Алисы зазвенела тревога и немедленное желание действовать.

– Я слышу, ёбаные волки! – Паша сжал кулаки. Дверь была крепкой, старинной, с массивным замком. Его взгляд зацепился за пожарный щит в паре метров. Огнетушитель, ящик с песком и… лопата. Сняв с крюков орудие труда, он попытался использовать ее как рычаг, вонзив острие в щель рядом с замком. Дверь была старой и слегка провисшей. Спустя пару минут напряженных усилий, сопровождаемых скрежетом древесины и металла, замок с треском поддался, и дверь со скрипом распахнулась.

Внутри пахло пылью, старым бензином и чем-то кислым, сладковатым. На полу, в дальнем углу, за прилавком, лежала женщина. Лет пятидесяти, в засаленном халате работницы АЗС. Ее ноги были неестественно вывернуты, словно кто-то играл ими, как тряпичными куклами. Встать она не могла.

– Помогите… – женщина протянула в их сторону грязную, исцарапанную руку. Ее глаза, мутные от боли и страха, умоляюще смотрели на Пашу и Алису.

– Боже! – Алиса сделала шаг вперед, но Паша резко перегородил ей путь, выставив руку.

– Стой. Не подходи. Посмотри на ее плечо.

На левой руке женщины, чуть выше локтя, зияла рваная рана. Края ее были воспаленными, багровыми, запекшаяся кровь была неестественно черного, почти дегтярного цвета. И по краям раны отчетливо виднелись следы человеческих зубов.

– Она заражена, – голос Паши звучал плоским, лишенным эмоций металлом. – Ты же читала те посты. Передается как угодно, кроме воздушно-капельного. Мы уже не можем ей помочь.

Он начал медленно пятиться, вытянутой рукой увлекая за собой остолбеневшую Алису.

– Как же?.. – прошептала она. – Ну можно же что-то сделать!? Перевязать, может… – она вцепилась в его руку, и ее пальцы были ледяными. Она смотрела на него, умоляя о чуде, о проявлении человечности.

– Я же сказал, не можем. Если хоть капля ее крови попадет на нас… Нам конец. Нужно уходить. Сейчас же.Паша лишь опустил голову, не в силах выдержать ее взгляд. Он смотрел на свои запыленные ботинки.

– По-мо-ги-те… – бормотание за их спинами стало громче, настойчивее. – Помогите… ПОМОГИТЕ!

– ПОМОГИТЕ!!!Они обернулись. Женщина уже не лежала. Она опустилась на живот и, отталкиваясь одной здоровой рукой, ползла в их сторону. Ее лицо исказила уже не боль, а чистая, нефильтрованная ярость. Просьба о помощи превратилась в горловой, рвущий связки вопль, полный такой ненависти, что по коже побежали мурашки.

И из далека, словно в ответ, донеслись уже знакомые, хриплые крики и завывания. Их было несколько.

– Вот блять! Валим, быстрее! – Паша рванул к мотоциклу.

Они выскочили на улицу, и в тот же миг что-то упало, послышался девичий вскрик: «Ай!». Алиса, оглядываясь, споткнулась о порог и растянулась в дверном проеме. Обезумевшая женщина, движимая нечеловеческой силой, уже доползла до нее и вцепилась длинными, грязными ногтями в ее джинсы, не давая подняться, пытаясь навалиться сверху, дотянуться до незащищенной кожи. Алиса, в ужасе, сдавленно вскрикивая, брыкалась, пытаясь освободиться. Прямым пинком в голову ей удалось отбросить тварь на мгновение.

– Бежим!Паша подбежал, схватил Алису под мышки и почти швырком поднял ее на ноги.

Они рванули к мотоциклу. Но удача, улыбнувшаяся им утром, оказалась капризной. Паша раз за разом проворачивал ключ в зажигании. «Урал» кряхтел, чихал, хлюпал, но мотор отказывался схватывать. А женщина, издавая нечеловеческие горловые звуки, уже подползала к ним, оставляя на асфальте кровавый след. Ее глаза, налитые кровью, были прикованы к Алисе.

Алису начало трясти так, что она едва стояла. Выбора не было. Без транспорта они далеко не убегут. Паша судорожно шарил в рюкзаке. Его пальцы, дрожащие от выброса адреналина, наконец нащупали холодную, ребристую рукоять «Орла». Когда он выхватил его, женщина была уже в паре метров от Алисы.

– Закрой глаза! И не смотри!Паша рванулся вперед, закрывая собой девушку.

Алиса, зажмурившись, сжала кулаки и отвернулась, прижавшись лбом к бензобаку мотоцикла. Паша снял предохранитель. Тяжелый «Орел» казался в его руке неподъемным. Бешеная тварь была уже в полуметре. Ее рука с растопыренными пальцами потянулась к его ноге.

– Блять! – выкрикнул Паша, больше от ярости и страха, чем для храбрости. Он навел дуло, на мгновение поймал в прицел искаженное гримасой лицо и, сам зажмурившись, нажал на спуск.

Грохот был оглушительным. Звук выстрела из мощного пистолета в гробовой тишине ударил по ушам, как молот. Эхо покатилось по пустынной дороге. Когда Паша открыл глаза, женщина лежала без движения. Темная лужа медленно растекалась из-под нее по серому асфальту. Знакомый железистый запах смерти ударил в ноздри.

Далёкие крики, которые они слышали раньше, стали отчетливее. Приближались.

– Не оборачивайся, – хрипло приказал Паша, подталкивая Алису к мотоциклу. Он снова схватился за ключ. – Давай же, заводись, сука! – он бормотал, в отчаянии проворачивая ключ.

Мотор захлебнулся, кашлянул… и на четвертой попытке, с громким, неистовым ревом и клубом черного дыма, наконец завелся.

– Валим! – Паша сгреб остатки еды с сиденья, запихнул в рюкзак, и они, почти падая, уселись на мотоцикл. Он вывернул ручку газа до упора. «Урал», будто понимая ситуацию, рванул с места, оставляя за собой пыльный шлейф и удаляющиеся, яростные крики.

Рёв мотора и крики преследователей остались позади. Спустя пару километров их окружала только оглушительная тишина, нарушаемая монотонным, почти медитативным позвякиванием и тарахтением выхлопной системы.

Остаток дня они ехали молча. Произошедшее на АЗС повисло между ними тяжелым, невысказанным грузом. Паша чувствовал, как его руки все еще дрожат на руле. Он убил человека. Не монстра, не зомби – человека. Искалеченного, зараженного, но человека. Эта мысль жгла изнутри. Он украдкой взглянул на Алису в зеркало заднего вида. Она сидела, прижавшись к нему лбом, и не шевелилась. Возможно, плакала. Он не был уверен.

Солнце начало клониться к горизонту, заливая дорогу и поля алым и золотым светом. С запада надвигалась стена плотных, свинцово-серых туч. Пахло грозой.

– Бензин на исходе, – наконец нарушил молчание Паша. Его голос звучал пусто и отрешенно. – Я не спал уже двое суток. Да и ехать в дождь ночью – идея так себе.

Алиса ничего не ответила, лишь на очередной кочке чуть сильнее вцепилась в его кофту. Вскоре они проехали дорожный знак, сообщавший, что через пять километров – поселок. Через несколько минут впереди показались крыши. Небольшая деревня, три-четыре десятка домов, медленно погружалась в предгрозовые сумерки. По инициативе Паши они не стали заезжать в саму деревню, свернув на окраину, где стояли два ряда старых, покосившихся гаражей, выстроенных друг напротив друга.

Остановившись у первого, Паша нашел камень и сбил им ржавый, символический замок, висевший на дверях скорее для порядка. Гараж был типичным: стены из рыжего кирпича, самодельные полки, заставленные банками с болтами и гайками, промасленные тряпки, запах бензина, масла и пыли. Автомобиля или его владельца внутри не было. Зато в углу стояла канистра. Паша встряхнул ее – внутри плескалась жидкость. Бензин. И еще он нашел мешок с прошлогодней картошкой, уже с ростками.

Бензин немедленно отправился в бак «Урала». Небо окончательно потемнело, и заморосил первый, редкий дождь. Они загнали мотоцикл в дальний угол гаража. Паша собрал у ворот охапку сухих веток и, полив их остатками бензина из канистры, соорудил импровизированный костер. Доставая зажигалку, он с тоской осознал, как хочет курить. Никотиновый голод добавлял нервозности.

Пламя вспыхнуло быстро, ярко, отбрасывая на стены гаража гигантские, пляшущие тени. Запах горелой листвы и бензина смешался с запахом дождя.

– Заначка, – пояснила она, глядя на огонь. – Мачеха вечно устраивала скандалы по поводу и без. Вот я и курила втихаря. Это… немного успокаивало.Алиса, до этого момента отстраненная и молчаливая, подошла к костру и опустилась на корточки. Она достала из кармана куртки смятую пачку сигарет «Vext» и, не глядя, протянула одну Паше. Вторая уже дымилась у нее во рту.

Паша взял сигарету. Его пальцы все еще слегка дрожали. Он чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся, и горький дым на секунду заглушил ком в горле.

– Мы убили человека, – ее голос был тихим и надтреснутым.Алиса опустилась на бетонный пол, поджала под себя ноги и, обхватив колени, опустила на них голову.

– Я… Я убил человека. Ты ни в чем не виновата. Я сделал выбор.Паша докурил сигарету за два затяга и швырнул бычок в дверной проем, в дождь.

Наступившую паузу нарушал лишь набирающий силу дождь, который теперь барабанил по железной крыше гаража, обещая перерасти в настоящий ливень.

– Тогда, у тебя в доме… я всю ночь об этом думал, – Паша встал и прислонился к стене, глядя в черный прямоугольник двери, за которым лил дождь. – Мне стало страшно. Не за тебя. За себя. Страшно остаться с этим пиздецом один на один. Я ухватился за тебя, потащил за собой просто… чтобы не остаться одному. Цинично, да? Выдернул тебя в неизвестность, сам не зная, что делать, просто потому что боялся одиночества. Сказать по правде… и сейчас боюсь.– Почему ты взял меня с собой? – Алиса подняла голову. Ее глаза, отражавшие огонь, были полны не детского страха, а взрослой, тяжелой мысли.

– Так значит, ты не рыцарь на белом коне? – в ее голосе послышалась слабая, едва уловимая улыбка.

– К сожалению, нет. Я всего лишь домушник на краденом «Урале».Паша фыркнул.

Из Алисы вырвался короткий, сдавленный смешок. Она коротко улыбнулась, и впервые за этот долгий день ее лицо немного расслабилось.

– Пиздец пиздецом, а обед по расписанию, – Паша, стараясь вернуть хоть каплю нормальности, бросил в угли костра пару картофелин.

Через несколько минут картошка начала зашквариваться. Паша, используя два обломка кирпича как щипцы, неуклюже вытащил подгоревшие клубни, обжигая пальцы и перебрасывая их с руки на руку. Они разложили на единственной чистой тряпке остатки колбасы и сыра.

– Блин, сырая!Алиса осторожно взяла в руки горячую картофелину, несколько раз подула на нее, надорвала обгоревшую кожуру и надкусила.

– Кажется, я только что потерял звезду «Мишлен», – Паша наигранно поджал губы, изображая оскорбленного шефа.

– Папа всегда говорил, горячее сырым не бывает, – парировала Алиса, и, кажется, сырая картошка ее не так уж и смущала. Она была голодна.

Они доели свой скудный ужин в тишине, прислушиваясь к шуму дождя. Выбросив мусор в догорающий костер, они уселись по разные стороны от него, прислонившись спинами к холодным стенам гаража.

– А ты ломаешь стереотипы о дочках богатых родителей, – заметил Паша, чтобы снова разрядить обстановку.

– Я всегда хотела сходить в настоящий поход, – голос Алисы стал грустным и мечтательным. – Прыгнуть с тарзанки, напиться с друзьями, танцевать до утра… Но мачеха вечно начинала скандалить и нудеть, что нечего забивать голову ерундой, надо думать об учебе и карьере. А так как после школы я училась на дому… у меня и друзей-то толком не было. Если только по переписке.

– Да уж, мегера, – выдохнул Паша. – А с отцом не поговорила?

– Папа вечно был на работе. Почти жил там. Виделись только за ужином, и то не всегда.

– Какой твой любимый цвет?Было видно, что воспоминания нагоняют на нее тоску. Паша решил сменить тему на что-то совершенно абсурдное.

– Что? – Алиса была ошарашена. – Не знаю… Наверное, зеленый. А твой?

– Синий. Как небо… до всего этого.Паша повернулся, глядя в черное, затянутое тучами небо за дверью.

– Знаешь, я много думала… о том, что произошло за эти два дня. Если бы ты не ворвался тогда ко мне в дом… я бы, наверное, не дожила до сегодняшнего дня.Наступила неловкая, но на этот раз не тяжелая пауза. Алиса встала, поправила волосы, заправив непослушную прядь за ухо.

– Спасибо.Она сделала шаг к Паше, склонилась над ним, и ее теплые, мягкие губы коснулись его небритой, загрубевшей щеки. Поцелуй был быстрым, легким, как прикосновение бабочки.

Паша смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Алиса, заметив это, вдруг страшно смутилась. Она выпрямилась, отшатнулась назад, и по ее лицу разлился яркий румянец. Она отвела глаза.

– Ты чего покраснела-то? – Паша не удержался от ехидной ухмылки. – Мальчика никогда не целовала?

– Вообще-то… нет, – пробормотала она, и смущение, казалось, вот-вот раздавит ее. – Все, я спать! – выпалила она, поворачиваясь к нему спиной. Она достала из своего рюкзака сложенный плед, обернулась им с головой и легла на пол лицом к стене.

– И вообще, не стоит дразнить взрослого парня после долгого воздержания, который уже двое суток на постоянных нервяках, – поддел он ее.

– Да пошел ты! Ёж противный! – донеслось из-под пледа, но в голосе ее не было злости, лишь смущение и досада.

Паша тихо усмехнулся. Он потушил костер, закидав его землей, и закрыл двери гаража, скрепив их изнутри найденным куском проволоки. Устроившись у противоположной стены, он снял куртку, подложил под голову рюкзак и почти мгновенно провалился в тяжелый, бездонный сон, который, к сожалению, длился недолго.

Его разбудили настойчивые, полные паники крики и тряска за плечо. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Алису. Ее лицо в полумраке было бледным, а глаза – огромными от ужаса.

– Паша! Просыпайся! – шептала она, дергая его за куртку. – Там… там что-то есть! Слышишь?

Глава 3. Semper Fi

Пробуждение было тяжелым, мучительным, будто его выдергивали из небытия клещами. Каждая мышца в шее и спине Паши, пролежавшей ночь на холодном, неровном бетоне, заныла протестом, одеревенев и потеряв гибкость. Голова гудела тяжелым, болезненным гулом, сознание отказывалось фокусироваться, цепляясь за обрывки кошмарных снов, в которых смешались рев толпы и грохот выстрела.

– В чём дело? – даже эта короткая фраза далась ему с трудом, выйдя сиплым, проржавевшим шепотом.

– Они здесь! – Алиса была на грани истерики. Ее пальцы, холодные и цепкие, впивались в его плечо, и даже после того, как он открыл глаза, она по инерции продолжала трясти его, словно пытаясь встряхнуть и заставить мир вернуться в нормальное русло.

Со скрипом, подобно старому, заевшему механизму, мозг Паши начал приходить в рабочее состояние, обрабатывая информацию, которую ему посылали другие органы чувств. И тогда осознание ударило его, словно ведро ледяной воды, выплеснутое в лицо. Это был не одинокий крик. Это был гул. Низкий, нарастающий гул, состоящий из тысяч сорванных, хриплых глоток, сливающихся в один чудовищный хор. И под ним – топот. Глухой, многоногий топот, от которого по бетонному полу гаража шла мелкая, непрерывная вибрация. С каждой секундой и гул, и топот становились все ближе, все явственнее.

Если Алиса, сталкивавшаяся до этого лишь с отбившимися от стаи одиночками, могла позволить себе панику, то Паша, видевший эту орду вблизи, на мгновение просто замер. Его глаза остекленели, в них отразился чистый, животный ужас перед неостановимой силой, сметающей все на своем пути. Это была не просто угроза. Это было стихийное бедствие из плоти и ярости.

Времени на раскачку не было. Каждая секунда промедления неумолимо сокращала их и без того призрачные шансы. Рванувшись с пола, Паша не стал тратить время на распутывание проволоки, скреплявшей двери. Он с силой рванул их на себя, и старый замок с треском поддался. Распахнув створки, он замер на пороге.

Через поле, в паре километров, из-за линии леса, как саранча, высыпала серая, ревущая масса. Она катилась в сторону деревни, подминая под себя кусты, ломая молодые деревца, и в ее гуще мелькали фигуры, которые давили и калечили друг друга в слепой, неконтролируемой ярости. Расстояние таяло на глазах.

– Заводись, блядь, заводись! – прошептал он, вскакивая на седло и всовывая ключ в замок зажигания.Паша отшатнулся назад, к мотоциклу.

«Урал», будто чувствуя исходящую от хозяина отчаянную энергию, на этот раз не капризничал. После пары оборотов мotor хрипло кряхтел, чихал… и с громким, металлическим лязгом и клубом сизого дыма ожил. Паша, не дожидаясь, пока Алиса как следует усядется, выкатил мотоцикл из гаража. Девушка на бегу запрыгнула ему на спину, обхватив так крепко, что он едва мог дышать.

Они понеслись через поле, напрямик, к видневшейся вдали ленте асфальта. Колеса швыряло по кочкам, мотоцикл кренился, угрожая опрокинуться, но Паша, стиснув зубы, держал курс. Выехав на трассу, он вывернул ручку газа до упора. Мотор заревел натужно, почти истерично, но старый «драндулет» послушно набирал скорость, хоть и казалось, что вот-вот развалится на ходу. Рев толпы и грохот тысяч ног еще какое-то время преследовали их, но спустя несколько километров начали растворяться в воздухе, оставив после себя лишь оглушительную, давящую тишину и звон в ушах.

– Неужели нигде нет безопасного места? – Алиса прошептала это, уткнувшись лицом в его спину. Ее голос был слабым, полным безнадежности.

– Должно быть.Ответа на этот вопрос у Паши не было. Все, что он смог из себя выдавить, прозвучало твердо, но абсолютно без уверенности внутри:

Почти до самого вечера они ехали молча. Слова казались лишними, ненужными в этом мире, где главными аргументами стали рев мотора и прицельный выстрел. Останавливались пару раз, скрываясь в кустах у обочины, чтобы справить нужду. Еды оставалось в обрез, поэтому решили терпеть до вечера, растягивая скудные запасы.

Неожиданно Паша начал сбрасывать скорость. Алиса, дремавшая, уставившись в его спину, встрепенулась и выглянула у него из-за плеча.

По сырой грунтовой обочине, едва переставляя ноги, брели три фигуры. Они были покрыты дорожной пылью с ног до головы, словно призраки, возникшие из тумана. Это были двое мужчин и одна женщина, все средних лет, в длинных, потрепанных рыбацких плащах. Лица их были серыми от усталости и истощения, глаза впавшими. Но они не кричали и не бросались на них. Значит, не зараженные.

Паша остановил мотоцикл в паре метров от них. Обе группы замерли, оценивая друг друга. Тишину нарушал лишь потрескивающий остывающий мотор.

– Куда путь держите? – спросил Паша. Вопрос был глупым, но в сложившейся ситуации – единственно возможным для начала диалога.

– К большому городу. В Череповец. Ходят слухи… от тех, кто еще не тронулся кукухой. Говорят, там адекватные могут получить еду и защиту. Крепость, типа.Ответил тот, что был повыше и похудее, с лицом, испещренным морщинами. У него не хватало нескольких передних зубов, и его голос, и без того сиплый, приобрел противный, шепелявый свист, режущий слух.

– Мы как раз собирались немного передохнуть и устроить привал, – вдруг предложил Паша. Но его голос прозвучал фальшиво, натянуто, будто он читал по бумажке. – Присоединитесь?

Казалось бы, радушное приглашение. Но все тело Паши охватило неприятное, ледяное ощущение. Что-то было не так. Его подсознание, обостренное до предела, настойчиво твердило: «Нельзя. Отойди. Беги».

– Откуда слухи? – Паша решил прощупать почву, подавив внутреннюю тревогу. Может, это просто паранойя, порожденная общим хаосом. – Связи-то почти не осталось.

– Это точно, со связью сейчас проблема, – беззубый осклабился, и его улыбка была откровенно хищной. – Слухи идут по старинке. От человека к человеку.

– Тогда где те люди, которые вам это рассказали? – не отступал Паша, чувствуя, как тревога нарастает. – Почему вы не объединились?

– Понимаешь, – омерзительный шепелявый свист смешался с самой наигранной в мире невинностью, – в тяжелые времена нужно помогать ближнему и всем делиться. А они… оказались жадными. Не захотели делиться.

И тут Паша наконец увидел то, что упустил вначале. Плащи на этих «путниках» были не просто пыльными. Рукава и подолы двоих из них, включая говорящего, были испачканы чем-то темным, грязно-бардовым. Засохшей, старой кровью. В голове с щелчком сложился жуткий пазл. Поздно.

За его спиной раздался короткий, злорадный смешок. Их окружили. Из-за придорожных кустов вышли еще двое, которых они сначала не заметили. Всего их стало пятеро.

– Хороший у тебя транспорт, – просипел он, и его дыхание пахло гнилью. – Мы вот уже ноги стерли, пока шли. А люди ведь должны помогать друг другу, верно?Мужик-шепеля, мечта стоматолога, резким движением схватил Пашу за запястье и попытался стащить его с мотоцикла.

Дело пахло керосином. Двое стоящих сзади рывком сдернули Алису на землю. Второй мужик, коренастый и плечистый, грубо потащил ее за волосы по мокрому грунту. Женщина, с лицом, как бычья туша, тут же принялась рыться в рюкзаке Алисы.

– Смотри-ка, у них и еда есть! – радостно прокричала она, вытряхивая содержимое на асфальт. – Зажиточные пиздюки попались!

– Гляди, Серый, – хрипло бросил он шепелявому, – и деваха ничего. Походу, мы не только поедим, но и стресс снимем. Давно не было ничего тепленького.Коренастый мужик, все еще таща Алису, грубо поднял ее за волосы, заставив вскрикнуть от боли, и начал задирать ей водолазку. По щекам девушки, искаженным ужасом, потекли беззвучные слезы.

Беззубая мразь едко хихикала. В голове Паши все смешалось – слепая ярость, леденящий страх, отчаяние. Адреналин ударил в виски, заставив кровь петь в ушах. Когда его почти стащили с сиденья, он с силой ударил локтем в сторону шепелявого. Удар пришелся точно в кадык. Тот согнулся пополам, издавая хриплые, захлебывающиеся звуки, и отпустил его руку. Мотоцикл, потеряв опору, с грохотом повалился набок.

Мгновения замешательства, вызванного неожиданным сопротивлением, Паше хватило. Он перекинул через плечо рюкзак, рука нащупала холодную рукоять «Орла». Он выхватил пистолет и, не целясь, приставил дуло к виску захлебывающегося кашлем ублюдка.

– А ну-ка, не рыпайся! – закричал коренастый, прижимая лезвие ножа к горлу Алисы. – Брось пушку, или я этой шлюхе глотку вскрою!

– Не везет тебе сегодня, пацан, – просипел он, и в его глазах читалась уверенность, что ситуация под контролем.Откашлявшись, шепелявый начал хрипло посмеиваться, но под дулом пистолета не решался пошевелиться.

Алиса, трясущаяся от страха, зажмурилась. И тогда в ее глазах что-то щелкнуло. Отчаяние сменилось яростью. Она резко, изо всех сил, впилась зубами в руку бандита, державшего нож.

Тот заорал от неожиданности и боли. Лезвие скользнуло по ее шее, оставив неглубокий, но кровавый порез. Нож с глухим стуком упал в грязь.

Паша уже не думал. Ненависть – к ним, к этому миру, к самому себе за то, что допустил это, – застила ему глаза красной пеленой. Он не целясь, почти в упор, нажал на спуск.

Грохот выстрела оглушил всех. Пустынная дура вышибла часть черепа шепелявому, забрызгав асфальт и стоящих рядом мозгом и кровью. Тело безжизненно шлепнулось на землю. Отдача больно ударила Паше по рукам, но адреналин и злоба были сильнее – дрожи не было.

Второй ублюдок, тот, что держал Алису, с ревом кинулся вперед, пытаясь снова схватить ее и использовать как живой щит. Но он не успел. На такой дистанции «Орел» не оставлял шансов. Второй выстрел, более прицельный, проделал аккуратную дыру в его глазу. Второе тело рухнуло на землю, дернулось несколько раз и замерло.

– Сами сдохнете, – прошептал он им вслед, и в его голосе не было ни злорадства, ни сожаления. Только пустота.Когда Паша, тяжело дыша, обернулся, тетка и еще один мужик, прятавшийся в кустах, уже уносили ноги, издавая бессвязные визги и стоны. Разгневанный стрелок, прицеливаясь, сделал в их сторону пару шагов, рука с пистолетом была тверда как камень. Но он остановился. Медленно, будто против воли, опустил оружие.

Он ринулся к Алисе. Девушка сидела на земле, вся в грязи, с кровью, сочащейся из пореза на шее. Она давилась беззвучными рыданиями, ее тело била крупная, неконтролируемая дрожь. Она была не в себе, ее сознание, казалось, отступило куда-то далеко, спасаясь от ужаса.

Рядом с ней валялся смятый клочок бумаги, выпавший, судя по всему, из кармана одного из бандитов. Паша машинально поднял его и сунул в карман. Затем, закинув на плечо свой рюкзак и подобрав валявшийся рядом рюкзак Алисы, он помог девушке подняться. Она шла, как манекен, не глядя по сторонам. Подняв мотоцикл, он усадил ее на сиденье перед собой, чтобы хоть как-то контролировать ее состояние. «Урал», в очередной раз проявив характер, завелся не с первой попытки, но все же рявкнул и понес их вперед, оставляя позади два трупа и запах смерти.

Следующий час Паша ехал, не видя ничего вокруг. Он просто давил на газ, пытаясь уехать как можно дальше от этого места, смыть с себя липкую паутину только что случившегося. Он не обращал внимания на дорогу, на возможные опасности, его мир сузился до ленты асфальта и ревущего мотора.

И лишь когда тело Алисы, сидевшей перед ним, начало обмякать и сползать, он очнулся. Девушка теряла сознание, ее голова беспомощно болталась. Паша резко сбросил скорость и, свернув с дороги, въехал в жидкий, чахлый лесок, тянувшийся вдоль полотна. Остановившись в глубине, за деревьями, он слез с мотоцикла, бережно подхватив Алису на руки. Она была легкой, как пушинка, и горячей. Он положил ее на подстилку из прошлогодней листвы. Девушка тяжело, прерывисто дышала, ее била мелкая дрожь, лоб пылал.

– Держись, я сейчас! – бросил он, не ожидая ответа, и побежал собирать хворост.

Он наскоро соорудил костер, чиркнул зажигалкой. Сухая древесина вспыхнула быстро, отбрасывая неровные тени на стволы деревьев. Вернувшись к Алисе, он, преодолевая странное смущение, снял с нее всю мокрую, грязную одежду, кроме нижнего белья. Ее тело было покрыто гусиной кожей от холода, но кожа горела. Он завернул ее в один из двух пледов, что она взяла из дома.

– Повезло, что ты догадалась взять два, – пробормотал он, глядя на ее бледное, осунувшееся лицо. Ответа не последовало.

Пододвинув ее поближе к огню, он сел рядом и вдруг вспомнил про клочок бумаги. Развернув его, он увидел, что это самодельная карта, склеенная из вырванных страниц автомобильного атласа. Красным карандашом был проложен маршрут. Они двигались в Питер. На мотоцикле до него оставалось около суток пути. Значит, бандиты не врали о направлении, но их цели были ясны как день. Свернув карту, он сунул ее в карман и снова посмотрел на Алису. Ей было не лучше. Один плед не спасал – ее продолжало трясти.

Хороших идей не было. В памяти всплыл обрывок какого-то документального фильма или статьи о выживании: чтобы согреть замерзающего, нужно использовать тепло собственного тела. Других вариантов он не видел. Скинув куртку и свитер, он, борясь с нелепым стеснением, забрался под плед к Алисе и прижался к ее горячей спине, обняв ее со спины, стараясь передать ей свое тепло.

Глаза предательски слипались, но взвинченные нервы и ответственность не давали уснуть.

– Тоже будешь насиловать? – ее голос был слабым, безжизненным, в нем не было страха, лишь горькая покорность судьбе.Алиса едва ощутимо вздрогнула, ее сознание прояснилось на мгновение.

– Хотел бы – уже бы изнасиловал, – его голос прозвучал хрипло и устало. В нем не было злобы, лишь констатация факта.

– Кажется, от этого кошмара не спастись, – прошептала она, и Паша почувствовал, как по его руке, лежавшей на ее плече, скатилась горячая слеза.

– У одного из этих мразей была карта. В сутках пути отсюда – Череповец. Там, по слухам, должно быть безопасно.

– Даже если и так… сколько еще людей нам придется убить, прежде чем доберемся туда? – ее вопрос повис в воздухе, острый и безответный.

– Ты считаешь этот биомусор людьми? – в голосе Паши зазвенело отвращение и презрение, щит, за которым он прятал собственную дрожь.

– Но они все еще люди, – настаивала она, и в ее голосе слышалась неподдельная боль. – На их месте могли оказаться мы. Мы их убили. Я… я чувствую, как он… как его кровь…

– Не думай об этом, – резко перебил он, прижимая ее крепче. – Лучше поспи. Я подежурю.

Он почувствовал, как касается лбом ее затылка, ищу в этом жесте какую-то опору для них обоих.

Уснуть Алиса не могла. Возбужденная нервная система словно рой ос жужжала в ее голове, отбивая всякий сон. Она лежала с открытыми глазами, глядя в черное небо, усеянное редкими, неяркими звездами, проглядывающими сквозь разрывы в тучах.

– Мы теперь как Бонни и Клайд? – вдруг тихо спросила она.

– Тебе от температуры совсем голову повело? – Паша последовал ее примеру и тоже уставился в небо, чувствуя, как накатывает странное, почти ирреальное спокойствие.

– Нам тогда и девиз свой нужен, – продолжила она, и в ее голосе послышалась слабая, едва уловимая улыбка.

– Пусть будет «Semper Fi».Паша усмехнулся в темноте.

– И что это значит? – спросила Алиса, и ее плечо под пледом слегка дрогнуло.

– Всегда верен, – тихо ответил Паша, и в этих словах был не просто девиз, а клятва, данная в темноте холодного леса, под звездами апокалипсиса. Клятва, которую он давал не стране или корпорации, а ей. Единственному человеку, который остался с ним в этом рушащемся мире.

Глава 4. Громкое молчание

Рассвет застал их в лесу. Не тот ясный, розовый рассвет, что сулит новый день, а серый, влажный и холодный. Свет пробивался сквозь хмурую пелену туч и густую листву, не согревая, а лишь подчеркивая унылость пейзажа. Паша не спал. Его дежурство растянулось на всю ночь, и теперь тело отзывалось на каждое движение тупой, глубокой болью. Но сознание было ясным, заточенным до остроты лезвия. Каждый шорох, каждый треск ветки заставлял его руку инстинктивно сжимать рукоять «Орла», лежавшего рядом.

Алиса спала беспокойно, ее сон был похож на забытье. Она металась, что-то бормотала сквозь стиснутые зубы, иногда всхлипывала. Паша не будил ее. Сон, даже такой, был единственным лекарством от того, что они пережили. Он сидел, прислонившись к дереву, и наблюдал, как ее лицо в полусвете постепенно теряет лихорадочный румянец. Порез на шее, неглубокий, но зловеще красный, казался ему обвинением. Он снова не уберег.

Когда солнце поднялось выше, окончательно разгоняя ночные тени, Алиса зашевелилась и медленно открыла глаза. Она несколько секунд смотрела в небо с непониманием, а затем воспоминания нахлынули на нее волной. Она резко села, дико озираясь, ее дыхание участилось.

– Тихо, – тихо сказал Паша, не двигаясь. – Все спокойно. Никого нет.

Ее взгляд упала на него, и в нем читалось не облегчение, а глубокая, укоренившаяся тревога. Она потрогала пальцами порез на шее, сморщилась.

– Как ты? – спросил он.

– Жива, – коротко бросила она, отводя глаза. Ее голос был хриплым. – А ты?

– В порядке.

– Нужно двигаться. Бензин еще есть, но не уверен, что его хватит до города. И еду нужно искать.Он встал, размяв затекшие конечности, и потушил тлеющие угли костра, засыпав их землей. Действия его были выверенными, автоматическими. Ритуал выживания.

Алиса молча кивнула. Она поднялась, все еще закутанная в плед, и начала одеваться. Ее движения были медленными, будто скованными невидимыми цепями. Она избегала смотреть в ту сторону, где лежали их рюкзаки, словно боялась снова увидеть кровь на них.

– Пей. Обезвоживание убьет быстрее голода.Они не завтракали. Остатки вчерашней колбасы и сыра вызывали у Алисы рвотный позыв. Паша, видя ее состояние, просто протянул ей бутылку с водой.

Она сделала несколько мелких глотков и снова замолчала.

Они выехали на трассу, и на этот раз мир вокруг казался еще более безжизненным. Пустые, разбитые машины, стоящие на обочине, стали встречаться чаще. Некоторые были с открытыми дверями, и Паша старался не смотреть внутрь, но периферией зрения улавливал темные пятна на сиденьях. Дорога шла через поля, некогда засеянные, а теперь покрытые бурьяном и сорняком, отвоевывавшими у цивилизации свое пространство. Вдали виднелись остовы ферм, почерневшие от пожаров.

Они ехали молча. Гул мотора был единственным звуком, заполняющим пустоту. Паша чувствовал, как Алиса, сидевшая сзади, почти не двигается. Ее руки, обхватывающие его за талию, были расслаблены, будто она держалась лишь по инерции. Он понимал, что внутри нее идет своя, тихая война. Война между тем, кем она была неделю назад – избалованной дочерью богатых родителей, чьей главной проблемой была скандальная мачеха, – и тем, кем она становилась сейчас. Убийцей. Пусть и поневоле. Соучастницей.

Он и сам вел эту войну. Каждый раз, закрывая глаза, он видел искаженное лицо шепелявого мужика в последний миг. Слышал хлюпающий звук и видел, как гаснет свет в его глазах. Он не сожалел. Эти твари получили по заслугам. Но сам факт, что он переступил через черту, что он теперь мог без колебаний нажать на спуск, менял его изнутри. Он чувствовал, как что-то в нем черствеет, покрывается броней, за которой становилось все труднее разглядеть того самого Пашку с завода, который просто хотел жить «как у людей».

Примерно через час пути они увидели дым. Тонкая, серая струйка поднималась из-за холма, за которым, судя по карте, должно было находиться небольшое село.

– Куда? – наконец подала голос Алиса.Паша сбросил скорость и свернул с трассы на грунтовую дорогу, ведущую в сторону от дыма.

– В объезд. Дым – значит люди. А люди сейчас – это либо такие же, как мы, либо те бандиты, либо… – он не договорил, но она поняла. Либо «спящие». Рисковать не было смысла.

– Но еда… – слабо возразила она.

– Найдем в другом месте. Сейчас главное – не нарваться.

Они объехали село по полю, держась на почтительном расстоянии. В бинокль, найденный в одном из рюкзаков, Паша разглядел несколько фигур, сновавших между домами. Они двигались резко, хаотично. «Спящие». Село было потеряно.