Побережье Ведьм I. Пробудившееся пророчество

Терзая плоть, рождая тлен, костры горят.
Суд правой веры инквизиторы вершат.
Их пастырь, вглядываясь в ночь, зовёт к мечу.
И шепчут тёмные уста: «Я отомщу».
Пробудившееся пророчество. Пролог
«Минет два срока и еще пол срока, и отверзнутся врата там, где не ждали. И явятся в свете люди с двумя обличьями. Тогда исполнится мир враждами и распрями, ужасами и человекоубийствами. И кто был светел, станет гоним и уловляем для жертвования на закланиях сумеречным богам. А кто был тёмен, обретёт силу и власть безграничную. В те дни чёрные реки истекут с брега на брег и сметут своими горячими водами двенадцать твердынь. Нефела скроет Солнце, и его беззащитные храмы предстанут на поругание и разорение. Зло и ненависть, словно ржавчина, изъедят сердца слабых.
И поднимется нещадный жезл тёмного чародея на главы царственных отпрысков и в страшных муках растворятся они на глазах у вопиющих родителей. Тогда падёт вождь вождей, повторяя путь невинных своих отроков и отроковиц.
Не станет места надежде и кто не погибнет, слезы того не иссохнут, глад и мрад будут уделом его…»
Дейр, правитель мудрейшего из народов, очнулся ото сна и попытался встать, но истощённое двухнедельным воздержанием от пищи тело, нехотя выполняло желания воспаленного сознания. Лишь на секунду приподнявшись, измождённый мужчина разочарованно повалился на прежнее место. Чудный сон с призрачным, похожим на облако, крылатым существом, вещающим что-то страшное и непонятное, был ничем иным, как признаком неизлечимой болезни, уже успевшей поразить жену Дейра.
Заразный недуг, вызывающий помутнение рассудка не мог остановиться на одной жертве, не в его это правилах. Захватив Линду и тем самым, сделав ее супруга несчастнейшим мужем и отцом, душевная проказа решила не останавливаться на достигнутом и добить повелителя могучей страны, овладеть его телом, смутить его душу. А после взяться за остальных жителей ещё необжитого острова. Теперь не оставалось сомнений, корсмензия, так ведуны прозвали новую напасть, будет разить на все стороны.
Мужчина вздохнул. Глупец, он думал, что переселение спасёт его народ. Наивный мальчишка, он вёл людей неведомыми тропами и верил, что там, на другом конце света, их ждёт избавление от мучительной болезни, но оказалось, он ошибся, от корсмензии нет спасения.
Правитель не боялся за себя…, теперь не боялся: ни безумия, поразившего когда-то многих его соплеменников, ни смерти, способной сейчас одновременно решить все его проблемы. Дейр с апатией смотрел в своё будущее. Несколько дней назад при ужасающих обстоятельствах он потерял единственного сына, почти утратил любимую красавицу жену, лишился некогда непоколебимой власти. У него ничего не осталось.
Правитель возвёл глаза к звёздам, сияющим за открытым окном, и понял, что в этом мире его ничто больше не удерживает. Он уже мёртв. И несколько шагов по шаткому карнизу могут распутать тугие узлы, навязанные непредсказуемо жестоким провидением. Найти бы силы для этих нескольких шагов.
Дейр снова попытался встать, но тщетно. Тогда он соскользнул на пол и пополз в сторону манящей зияющей дыры окна, в лоно, ведущее к бесконечному пространству, к звёздам, к свободе от невыносимой боли, с которой он больше не в состоянии жить. Дейр не понимал, как такое случилось. Как он, сильный человек, за спиной которого ещё вчера стояли не только его родные, но и целые народы, сейчас на четвереньках волочит обессиленное тело навстречу смерти, жаждет её, осознавая, что, сделав такой выбор, открывает врата ада.
Даже так, на локтях и коленях, он еле передвигался. Все его члены протестовали, но он продолжал отчаянно тащить бренную плоть свою к намеченной цели. Дейр никогда не сомневался и не останавливался на полпути. Вот и сейчас его уверенность была непоколебима, вера в правильность намерений тверда, как гранит.
Несколько шагов отделяли его от обрыва за окном, конец терзаниям уже близко. Скоро мгновенная физическая мука от удара о камень освободит вчерашнего правителя от надвигающегося умопомешательства, от сердечных ран, от пытки под названием жизнь. Надо только встать на ноги, пройти вдоль письменного стола и дотянуться до подоконника.
Дейр ухватился за край столешницы и начал осторожно подтягиваться. Наконец ему удалось приподняться и сесть в кресло. Переведя дух, мужчина положил руки на стол. Ухоженные пальцы казались прозрачными, кожа выглядела сухой и сморщенной, синие нити вен вызывающе выпирали на кистях. Наверное, он стал похож на старика. Дейр пошарил по столешнице в поисках зеркальца жены, запустил дрожащие конечности под кипу неразобранных листов папируса, собственноручно исписанных сонетами, сочиненными в честь любимой.
Вдруг, неяркий блик мелькнул между бумагами, как будто одна из звёзд покинула небеса, чтобы прочесть недавно рожденные утончённые строки и, замечтавшись, забыла, что ей пора занять место среди сестёр и озарять Вселенную тихо брезжащим светом.
Дейр откинул бумаги и увидел незнакомый свиток. Странный голубой свёрток слегка мерцал. Правитель развернул лист папируса и нашёл внутри перо. Бумага оказалась чиста. Движимый непонятными стремлениями, Дейр взялся за перо, словно утопающий за соломинку, и стал писать: «Минет два срока и ещё пол срока…».
Слова, сказанные в сновидении, как будто сами прыгали на магический лист, и с каждой новой написанной буквой Дейр становился сильнее. Он уже не шатался, его руки не дрожали. Ровные строчки царственного почерка уверенно ложились на недавно ещё чистый папирус. Дейр чувствовал, что боль, разрывающая сердце успокаивается, смятение уходит.
Но что он пишет?
Почему он помнит услышанное во сне слово в слово?
– Это пророчество? – Правитель испугался собственного хриплого, сухого голоса разорвавшего ночное пространство.
Как же долго он молчал, даже умудрился забыть свой привычный мягкий баритон, звучащий от самого сердца. Выждав минуту, мужчина успокоился и осторожно продолжил размышлять вслух:
– Но если это пророчество, то о чём? – Дейр обращался и к себе, и вокруг себя, тайно надеясь, что его услышат. – Я не понимаю смысла. Что за сроки, что за реки?
Удивлённый взгляд мудрого государя устремился к звездам, но те равнодушно перемигивались друг с другом, может, ища ответа на поставленный вопрос, а, может, смеясь над глупым человеком, не способным постичь глубины, открывшейся ему тайны.
Дейр вскочил из-за стола и удивился, как легко это удалось ему. Мысли о самоубийстве больше не будоражили дух. Правитель твёрдыми уравновешенными шагами мерил небольшую комнату. Его блуждающий в поисках разгадки взгляд невзначай зацепился за цветок, чахнувший в углу. Бедное растение страдало от жажды. Дейру стало стыдно, он взял со стола кувшин и, убедившись, что в сосуде есть вода, плеснул влагу в землю под корни любимицы жены, чайной розы нежно-оранжевого окраса. Цветок зашевелился, человек спешно отскочил в сторону.
– Наверно это чудится мне от голода? – Удовлетворенный собственным ответом, Дейр облегчённо вздохнул и улыбнулся цветку. Следующий вопрос вырвался сам собой. – Или ты и в правду вздрогнула?
Как будто бы отвечая хозяину, роза тряхнула листьями и подняла все свои пять бархатных бутонов, которые из оранжевых вдруг превратились в пурпурные, более тёмные по краям и в середине. Правителю показалось, что царица цветов видит его.
– Похоже, я еще сплю? Или уже шагнул за окно? – Дейр решительно приблизился к ожившему кусту. Происходящее не могло быть правдой. – Тебе не удастся напугать меня. Может я и сумасшедший, но не трус.
Растение больше не реагировало на слова правителя, и Дейр смело обхватил рукой тонкий стебель. Мгновенная боль пронзила ладонь, острый шип вонзился в кожу. Отдернув руку, мужчина изумлённо уставился на неё. Тонкая багровая струйка стекала на запястье и грозилась капнуть на белый ковёр. В следующий миг Дейр почувствовал, что теряет ощущение реальности.
– Откуда у тебя шипы? Ты никогда их не имела. – Невнятно прошептал сползающий на пол правитель. Его удивлённые глаза заволокло туманом, а безвольное тело растянулось у фарфорового сосуда с коварным цветком.
…Когда Дейр очнулся, то уже не удивился, что роза заговорила. Он решил принимать всё как есть, не углубляясь в причины и следствия. Корсмензия делала своё дело, и это у неё неплохо получалось. Мужчина криво усмехнулся, то ли ещё будет…
А тем временем, звенящий голосок приятно ласкал слух, и правитель, не внимая смыслу, умилённо вслушивался в новую музыку.
– …это очень важно. – Пропела неожиданно рассердившаяся роза, и Дейр, наконец, услышал её. – Я повторяю, ты написал только начало пророчества, садись за стол и пиши продолжение.
Лицо Дейра озарила сумасшедшая улыбка. На возмущённый протест цветка он иронически покачал головой, давая понять, что готов быть зрителем происходящего безумия, но никак не участником.
– Ради своего погибающего народа доверься мне. Заставь себя вникнуть в важность моих слов. Ты не болен! Корсмензия не властна над тобой! – Бубенчиками пронеслось в ушах правителя.
– Не болен? Но почему тогда я разговариваю с цветком? Я не телепат, но знаю, что и большинству телепатов такое не под силу. – Дейр начинал злиться, что случалось с ним крайне редко.
– То, что ты написал, касается мира, который ты оставил за Океаном. Это их будущее, им необходимо знать, необходимо готовиться. Главное сражение ещё впереди. Пойми, Дейр, от исхода грядущей войны зависит новый порядок вещей во Вселенной. Поверь, когда речь заходит о судьбах мироздания, и розы начинают говорить человеческими голосами.
– Что я должен делать? – Глаза правителя приобрели прежнюю осмысленность.
– Просто сядь и пиши.
Дейр послушно выполнил требования цветка, но не увидел пера возле папируса. Он обыскал весь стол, спустился на пол, пера нигде не было. Роза молча наблюдала за действиями хозяина. Когда он, отчаявшись, сел на пол, роза произнесла.
– Отломи мою ветку.
– Но тебе будет больно. – Дейру не хотелось ранить удивительное растение.
– Не долго. Рана быстро заживёт. – Роза уверенно тряхнула зелёными лепестками. – Не бойся, так надо.
Дейр очень осторожно отломал отросток от стебля.
– Ну же, поспеши, скоро ночь закончится, и у тебя будет много дел.
Дейр на минуту засомневался, какие могут быть дела у покойника? Потом уверенно потянул зелёную плоть. Роза затрещала, и в руках человека осталась палочка размером с утерянное перо. Правитель сел в кресло и склонился над папирусом.
– Но как писать отростком, в нем нет чернил? – Дейр для наглядности перевернул веточку и потряс.
– Твоя ладонь все ещё кровоточит. – Уверенно зазвенела роза.
Дейр развернул руку ладонью вверх и убедился, что кровь не остановилась. Он не колеблясь, опустил острый отросток в рану и вздрогнул от боли.
– Ты же пишешь пророчество. Терпи. – Роза зашевелила культёй, и Дейру показалось, что она дует на свежую рану. Его боль отдавалась в её надломленном стебле.
Дейр повернулся к свитку готовый писать.
– Диктуй.
– «…Но, прежде чем падут города, явятся к вождю волшебники, дети первых посланников и возвестят о страшных знамениях. Из этих пришедших будут пять, которые пойдут, чтобы вернуть отданное и отдать взятое. – Диктовала не роза, но Дейр не оборачивался, боясь увидеть странное существо из недавнего сна. – Плачь, царь, ибо, когда закроются врата городов за спинами пяти избранных от пяти народов, смерть придёт на счастливые земли. Ты не увидишь возвращения ушедших, не коснёшься священного камня. Твой долгий сон будет мрачен и исполнен тумана.
В назначенный час осколок Алатыря займёт свой пьедестал, и крепость очистится, тьма отступит от неё, но и Свет не вернётся. И только тогда, когда придут в мир со стороны луны две могущественные ведьмы, возродится семя фараоново. И явится раавитянин, наследник Раава и потомок тёмных племён, тот, кто поднимет знамёна мира и непротивления. Когда вновь родившийся фараон приблизится к камню, кристалл воссияет, что означит начало новой эпохи Прибрежного Мира».
Написанное кровью тайна, только сын-наследник солнечного престола прочтёт её, ибо возможно изменить сказанное и погубить тех, кому дано жить. Только пять из не царей имеют право услышать это.
Дейр положил мнимое перо на папирус и прижал кровоточащую ладонь к губам. Он всё ещё не рисковал поворачиваться к цветку, чувствуя, что рядом с розой находится светлое существо, неизвестно каким образом проникшее в комнату. Уж точно не через окно, Дейр бы заметил.
– Нет у меня сына наследника. Больше нет. И никогда не будет. – Сердце снова заныло, и он глянул на подоконник, думая о шагах по карнизу.
– Ты же понимаешь, что не о твоём сыне речь, а о сыне Раава, и пророчество не для тебя. Но прими надежду, как дар. Твоё время наступит, когда вернётся оплакиваемый тобой жрец. Он исцелит всех пленников корсмензии. – Прозвенела роза.
Дейр не осмелился повернуться к ней лицом, боясь, что белый гость всё ещё в комнате.
– Я не оплакиваю никакого жреца. Жена и ребёнок – вот моя утрата. – Слёзы покатились по щекам правителя. – Если ты пророк, почему не знаешь, что у меня на сердце?
– Я не пророк. А жрец и есть тот, кого ты оплакиваешь. – Заговорил крылатый гость.
– Он жив!? – Дейр перестал бояться и резко обернулся. Но гостя не было за спиной.
– Верь и береги супругу. Её исцеление придёт неожиданно. Жрец исцелит её и всех…
Дейр увидел, что существо сидит теперь на подоконнике.
– Твой мир, пройдя дорогами тьмы, очистится, и очистят его не Боги, а люди, избранники Богов. Свиток отдашь взамен священного камня. Пророчество само найдёт дорогу в нужные руки. И помни, всё может измениться, силы тьмы велики, они готовы совершить невозможное, чтобы завладеть этим миром, расцветшим на краю Вселенной. Живи и знай, что, может быть, тебе придётся защитить сильных, считающих себя слабыми.
Дейр подошёл к окну, но ангел взмахнул крыльями и полетел навстречу просыпающемуся светилу. Мужчина восторженно смотрел на вестника, сияющего в лучах утреннего солнца.
Надежда зародилась в сердце правителя. Он мало что понял из пророчества, только то, что миру, оставленному в землях отцов, угрожает беда и от стойкости и веры людей, живущих далеко за Океаном, зависит будущее мироздания.
Дейр радовался, что теперь он не боится испытаний, его сын жив, а, значит, есть смысл больше не искать спасения в смерти, есть смысл бороться и ждать…
…Стук в дверь разбудил спящего государя. Открыв глаза, правитель почувствовал, что слабость снова вернулась в его члены. Странные болезненные сны не способствовали отдыху. Дейр сел и попытался вспомнить:
Крылатый гость, говорящая роза, которую Дейр оросил из кувшина. Мужчина посмотрел на цветок, земля у корней была влажная, свежесломанная ветка угрожающе топорщилась. Дейр забыв о слабости, кинулся к столу. Голубой свиток на месте, но в нём только первая половина пророчества. Правитель кинулся к розе.
– Где то, что я писал твоей ветвью? – Нежный цветок, без единого шипа, хранил молчание, а стук в дверь становился всё настойчивее.
Не обращая внимания на нарастающий шум, правитель заглянул в ладонь, ранка уже затягивалась плёнкой. Дейр вернулся к папирусу и, опасаясь, что всё было лишь сном, нервно вчитался в строки. И тут спасительная мысль помогла ему расставить всё по местам. Кровью писано для каких-то далеких царей и их наследников, только они смогут прочесть продолжение пророчества. Дейр быстренько спрятал свиток под одежду.
– Странно, значит, о гибели будут знать все, а о спасении только избранные. Но почему? – Взгляд человека вновь обратился к безмолвным небесам.
– Ломайте! Он не реагирует! Мы спасём нашего государя!
Раздался грохот, и под ноги правителю упала дверь, на которую повалилось человек десять стражников и вельмож. Дейр вопросительно посмотрел на копошащуюся массу «вошедших». Две недели назад, они отстранили его от власти, признали недееспособным, зачем же сейчас эти люди в его покоях?
Комната вмиг наполнилась подданными Дейра, все прибывшие торжественно преклонили колени, в их глазах полных раскаяния блестели слезы.
– Прости нас. Демоны смутили наши сердца…
Глава I. Элизиум
История эта берет своё начало не в нашем мире и не в мире, где будут разворачиваться основные события повествования. Место, о котором пойдёт речь, называется Элизиум или Страна Двуликих.
Отступая от темы, автор настоятельно просит читателя не сомневаться в правдивости его рассказа. Потому что Элизиум существует и поныне, и выглядит он точно так же, как в те, не слишком давние времена, нашедшие своё отражение в настоящей главе. Триста лет не большой срок для живущих вечно.
Христианин, попав сюда, непременно подумал бы, что вернулся в лоно человечества – библейский рай Эдем. Пышные сады Страны Двуликих пестрят разнообразием плодовых деревьев, одаряющих животный мир и людской род своими питательными фруктами в течение всего года.
Когда одни деревья цветут и радуют глаз великолепными нарядами, другие плодоносят не знающими гниения фруктами. Чтобы вкусить вожделенные дары щедрых растений, не надо придумывать способы дотянуться до веток. Всё устроено так, что и зверь, и птица, и человек без труда достанут сочные яства.
Сады непрестанно благоухают. Каждому сезону свойственен свой неповторимый запах и неподражаемая палитра цветения. Всякое растение по-своему пытается порадовать человечество, потому цветы в садах столь необычны и сказочны, что порой даже просвещенные аборигены чудесной планеты, просыпаясь утром и подходя к окну, переживают радостное потрясение от увиденного. Некоторые краски и тона присущи только этому, приближающемуся к совершенству, миру.
Но если вас раздражают насыщенные разнообразием тонов запахи, и слепящие нарядами деревья, вы найдёте приют в более скромных и строгих парках, тенистые аллеи которых облагорожены скамейками и беседками. Если вы поэт, то именно здесь родятся лучшие ваши строки. Ибо музы избрали эти дышащие свежестью и покоем оазисы своим постоянным пристанищем.
Озера большие и малые прячутся в глубине парков и лесов. Их воды хрустально чисты. Вы можете зачерпнуть руками и выпить живительную влагу в любом водоеме описываемого мира и не опасаться последствий. Вода здесь обладает целебными свойствами. Она способна справиться с любым недугом. Именно благодаря воде в один прекрасный день смерть и болезни покинули планету.
А если вас и парк не устраивает, и вы привыкли нежиться на зелёном ковре, выстланном тысячами живых травинок, и слушать неумолкаемый щебет крылатых певуний, тогда милости просим в леса. Здесь вы не найдёте непроходимых дебрей с кровожадными волками. В ваши ноги не будут впиваться шипы неприветливых представителей флоры. Куда бы вы ни пошли, в этом мире вы встретите только Любовь.
Серый волк, выскочив из чащи, не будет рыкать на вас, истекая слюной в жажде вашей плоти. Он прижмёт свою голову к вашим коленям, показывая тем, что хочет ласки и доброго слова.
Если встретите льва, не спешите убегать. Обнимите его за лохматую гриву и почувствуйте, как он силён. Его мускулы играют при каждом движении, но они напитаны не плотью и кровью других животных. Лев и волк в Стране Двуликих предпочитают щедроты садов. Их челюсти давно перестали быть орудием убийства, их когти, остались, как свидетельство прежней, очень давней жизни хищных предков.
В этом мире нет паразитов, грозящих уничтожить неувядаемое великолепие природы. Здесь природа и человек научились сосуществовать в гармонии, не причиняя вреда друг другу. Двуликие – жители счастливой страны Элизиум, не строят больших городов. Их дворцы, как драгоценные нити вплетаются в природный ландшафт планеты. В Стране Двуликих никто никогда не голодает. Нет борьбы за власть, нет подлости и предательства. Царят только любовь и взаимопонимание.
Таков этот мир есть и таким он будет всегда, потому что его мудрый народ жил, не отступая от заповедей, завещанных ему с древнейших времен просветлённым предком, умеющим говорить с самим Богом. Звали мессию Сальва, его добрый свет и поныне служит двуликим путеводной звездой.
Мессия двуликих многие века назад осмелился сделать за свой вымирающий народ судьбоносный выбор. Именно Сальва, в своих пророческих видениях, узрел жизнь цивилизаций в других измерениях. Его ужаснули огромные мегаполисы, в которых, как грибы росли безликие дома. Улицы, заполненные множеством механизмов, издающих невыносимый лязг, дышали пылью и гарью. Полное отсутствие растительности и животные, живущие только в клетках, служили платой за сытость и существование, перенасыщенное бессмысленными удовольствиями. Закопчённое небо мстительно изливало на своих обидчиков, похожих на заморышей людей, новые и новые болезни. Музыка в этих мирах звучала, словно скрежет из преисподней. Здесь царило тотальное бездушие, а любовь путали с совокуплением. У планет, выбравших путь научного и технического прогресса через отрицание мудрости природы и божественного начала, не было будущего.
Существовали и иные прогрессивные миры, в которых почитали Бога и не губили флору и фауну, при этом, достигали высокого уровня развития технической мысли. Здесь мессия видел достойных людей, ведущих свои народы к Свету. Но эти мирозданья порождали так же и других представителей человечества, жаждущих власти и богатства, оборачивающих все достижения наивных учённых в свою пользу. В таких мирах зло легко находило союзников, которые совращали целые страны. Их оружием была искажённая информация визуальная и звуковая, проникающая в каждый дом. Мессия переживал за людей, живущих на таких планетах. Смогут ли они из потока чужих мыслей, сыплющихся на их головы, выбрать правильные? Сальва видел, что многие души находятся во мраке и безуспешно стремятся к Свету.
Тогда мудрый предок двуликих решил вырастить народ, который, следуя чистыми путями познания тайн Вселенной, достигнет совершенства и сможет донести Свет до тех, кого ещё возможно спасти.
Мессия создал учение, придерживаясь коего, народ двуликих, прошёл тернистыми путями разочарований и соблазнов. Многие века двуликие жили, следуя заветам мудрого предка. Они несли бедность, как крест, твёрдо избегали всяких излишеств и учились чувствовать чаянья растений, птиц и зверей. Эти чаяния были удивительны и неприхотливы. Оказалось, природа нуждается всего лишь в Любви и внимании.
Люди служили природе, молились ей и не считали себя язычниками из-за поклонения Солнцу и Звёздам, Земле и Воде. Ибо, знали – чтобы достичь совершенства и стать достойными внимания Логоса Вселенной, надо познать тех, кто был послан им в мир человеков, послан защитить, научить и сберечь. Двуликие переняли у своих Богов умение пользоваться силами земли и неба, огня и воды, познали тайны, таящиеся в собственных душах и телах. При помощи этих тайн им удавалось поворачивать реки и передвигать горы. Мы бы назвали двуликих колдунами, но в мире этого народа не было такого понятия. То, что они делали, считалось естественным. Таков был их выбор.
Материальное благополучие появилось у двуликих лишь тогда, когда каждый из них стал обладать мудростью, и научился ценить исключительно нетленные сокровища.
В конце концов, народ вырос и стал достоин не только своего просветлённого учителя, но подошел к божественной истине столь близко, что планета Элизиум венцом засияла на главе необъятного Космоса. Один шаг оставался двуликим до Логоса, не более чем через сто лет ожидался момент, когда прекрасный мир достигнет гармонии и все пути в тёмное прошлое будут отрезаны, а зло изживётся навсегда.
Демонические начала смертельно боялось чистоты Элизиума, предчувствовали, что следом за двуликими, светлыми дорогами пойдут другие народы, обитающие в иных измерениях.
Тьма напряжённо искала способы нарушить порядок, установившийся в Стране Двуликих. А, как известно, достаточно слабости одного человека, чтобы открыть двери порокам и заразить ими всех окружающих. И такой человек был найден. Удача злого замысла состояла в том, что его проводник в Страну Двуликих оказался лицом, приближённым к справедливому правителю цветущего мира.
Теперь, читатель, затаи дыхание, наша история началась.
На благодатной почве, казалось бы, устойчивого благополучия проросло зерно зависти и гордыни. Никто не заметил этого ростка, бережно оберегаемого и взращиваемого силами тьмы. Даже тот, чья душа попала под власть богоотступнического начала, не сразу обнаружил в себе губительные перемены.
Он, как и всё его окружение являлся творцом просветлённого будущего своего народа. Он радовался Свету, наполняющему зелёную планету, и строил планы на завтрашний день. Это был хороший человек, и не попади он в поле зрения ангелов бездны, продолжал бы свой боготворческий труд на благо процветающего мира. Но трагедия и слабость Онима состояла в том, что он давно тайно любил чужую женщину – жену правителя. Зная порочность своей страсти, Оним прятал её в глубине сердца так далеко, что даже предмет его воздыхания, прекрасная Мидата, не догадывалась, что из-за неё гибнет бессмертная душа одного из советников и друзей мужа.
В тот роковой день наш, ещё не проявивший себя Оним, радостный оттого, что солнце невзначай коснулось его ланит, спешил на совет. «Оним» на языке двуликих означает исцеление, и он действительно исцелял. Он умел развеивать сомнения и разрешать споры. Он был лучшим советником и любимцем справедливого правителя Элизиума Эльмоло, его правой рукой во всех начинаниях.
Оним вошёл в полупустой Зал Великих Решений и прищурился от сияния слепящих глаза солнечных лучей, врывающихся в окна. Очень скоро, привыкнув к яркому естественному освещению, наш герой осмотрелся.
На скамьях, лесенкой поднимающихся от центра к стенам, восседали женщины и мужчины в белых одеяниях. Свежесть утра отражалась в молодых здоровых лицах. Головы двуликих качнулись в приветствии к вошедшему, он неглубоко поклонился в ответ.
Выпрямившись, Оним ещё раз пробежался глазами по залу. Её пока не было, не было и Эльмоло. При мысли о правителе сердце советника кольнуло неприятное ощущение. Мужчина тут же отогнал всё порочное из своего сознания, но направился не к скамье слева от трона, где обычно сидел, а быстро взбежал по ступеням мимо ещё не занятых мест, взобрался на самый верх и в задумчивости уселся.
Над скамьями под потолком зияли огромные окна, близость к ним немного успокаивала смущённого советника, не понимающего своих новых чувств. До сих пор он считал честью восседать рядом с правителем, теперь убогая скамья, откуда почти на всех приходилось смотреть снизу вверх, казалась главному советнику пределом унижения.
Зал Великих Решений уютно гудел, тихие приглушенные голоса терялись в его обширных сводах. Советники общались с ближайшими соседями, но старались не мешать другим группам собеседников. Только Оним оставался одинок. С лёгкой, ещё не осознанной завистью, он смотрел на соплеменников.
Давай и мы, читатель, рассмотрим двуликих, но не глазами Онима, а как земляне.
О, что за чудная картина предстает перед нами: мужчины и женщины, освещённые яркими лучами солнца, все без исключения прекрасны. Тонкотканые тоги ниспадают с их плеч, подчёркивя красоту гибких упругих тел. Лица, будто выточенные гениальным скульптором, светятся добром и любовью к окружающим. Счастье с веками делало облик жителей Страны Двуликих всё более совершенным. Мы, земляне, по незнанию можем спутать их с богами Олимпа. Высокие и светлокожие, с гордой осанкой они кажутся детьми Солнца. Каждый из них сияет изнутри, и свет этот осязаем.
Двуликие, и, правда, почти уподобились Богам. Их мудрецы давно научились проникать мыслью сквозь пространство, пересекать огромные расстояния, лишь подумав о точке назначения. Наконец, Богом одарённые гении смогли проходить в другие измерения и видеть, как развиваются их отставшие на тысячелетия соседи. Обитатели Элизиума до сих пор не вмешивались в ход истории других народов. Но всегда знали, что когда-нибудь придёт день, и они станут достойны оказывать помощь, тем, кто в ней нуждается.
Что ж, вернёмся к советнику.
Сердце Онима постепенно смягчилось, теперь он с радостью созерцал своих соотечественников.
Неожиданно зал затих, а на Онима вновь нахлынула непонятная тревога.
На пороге укутанный золотыми нитями солнечных лучей стоял бессменный правитель божественного народа. Высокий и стройный, он изящно кланялся на все стороны, приветствуя Совет.
Оним инстинктивно привстал и в этот момент впервые осознал, что ненавидит Эльмоло. Потрясённый мужчина рухнул на скамью, стараясь не смотреть, как под восхищёнными взглядами соотечественников в зал входит его друг и государь.
А Эльмоло, как всегда, смущённый почитанием со стороны окружающих, стремительно проследовал к креслу в центре зала, сел и изумлённо посмотрел на пустующие скамьи по правую и левую руку от себя. Насчёт отсутствия Мидаты он не слишком удивился, жена, в лучшем случае, приходила к началу Совета. Но где всегда пунктуальный и обязательный Оним?
– А где же Оним? Не забыл ли он о назначенном часе? – Пронёсся по залу обеспокоенный голос правителя. Оним при этом ещё больше опустил голову.
– Он здесь, государь! – Несколько перстов указали вверх.
– О, дорогой мой друг, ты чрезмерно скромен. Спустись ко мне и займи место, коего достоин.
Слова стрелами вонзились в растерянную душу советника. Стараясь казаться, как можно меньше, он встал и медленно поплёлся к трону, сел на самый краешек скамьи слева от Эльмоло.
К этому моменту зал уже наполнился советниками, не было только Мидаты, но её опоздания давно стали неотъемлемой и почти необходимой частью больших совещаний.
Эльмоло ещё раз всмотрелся в своего странного в это утро друга и повернулся к залу.
– Что ж, начнём. Как я говорил в прошлый раз, внимание наших мудрецов привлекли две удивительные планеты, между которыми как будто нет никакой связи. Но чувство чего-то единого не покидало нас, когда мы смотрели на зажатый между скалами Прибрежный Мир и совершенно не схожую с ним Землю…
Оним не слышал речи государя. Поддавшись мечтам, советник представил себя на месте Эльмоло. Этот образ начал вдруг приобретать чёткие очертания: Оним сидел на троне, который возносился всё выше… выше… Во взглядах приближённых он читал уважение, постепенно переходящее в раболепие. Он слышал слова окружающих: «Вы, господин, во много раз достойнее Эльмоло», «Вы лучший» и прочее в этом роде. Сердце мечтателя наполнялось гордостью, и тут он узрел в проёме слегка приоткрытой двери её – прекрасную Мидату. Она смотрела на Онима, и под её взглядом трон стал постепенно опускаться. В глазах своей возлюбленной Оним видел только презрение. Мечты оборвались на этом неприятном моменте.
А в зал действительно входила Мидата. Казалось, она идёт, не касаясь земли. Словно белая лебедушка женщина бесшумно проплыла мимо окаменевшего Онима. И в этот момент, он поклялся себе, что сделает всё, чтобы овладеть богиней. Он впервые понял, что Эльмоло обычный человек. Такой же, как все, а может, нашлись бы другие, более достойные занимать его трон.
Оним не слышал, вопросов, решаемых на Совете. Он снова вернулся в мир грёз, навеянных тёмными паладинами, и к концу Совета пришёл к выводу, что он, Оним, умнее и благороднее своего друга правителя, что не будь он так скромен и уступчив, Мидата никогда б не стала женой Эльмоло, а принадлежала только ему. Оним считал себя единственным из двуликих обязанным и способным восстановить справедливость. Ради неё он готов был действовать.
Тьма быстро овладевала душой слабого человека. Изучала его и неистовствовала по поводу его недостатков. Бесспорно умный, но взращенный в добре и благочестии, Оним не владел опытом, способным дать ему возможность для осуществления глобальных и очень опасных планов чёрных властелинов. Сам по себе Оним мог только злиться на Эльмоло и мечтать, а враги Элизиума нуждались не в мечтах, а в действиях.
Когда проводник созрел, то есть создал в своих мыслях чёткий образ себя правителя двуликих и себя мужа Мидаты, в помощь ему послали внутренний голос. Цель голоса, который Оним принял за свой собственный, состояла в том, чтобы подсказать проводнику действия и поступки, кои в дальнейшем помогут ему в реализации собственных грёз.
В эти дни Оним молился более страстно, чем когда бы то ни было. Он непрестанно обращался к Богу, и Бог его слышал. Если бы Оним просил у Провидения защиты и очищения собственной души, то был бы спасен. Но порабощённый ангелами бездны человек, призывал небеса наказать правителя Эльмоло за вину, придуманную самим просящим. Забыл бедный Оним, что жестокие законы правосудия придуманы Злым Замыслом. А Бог умеет только любить и прощать. Да Бог любит справедливость. Но люди очень часто ошибаются на её счет.
Знаем ли мы, что такое справедливость, и каковы могут быть её последствия?
Оним, чувствуя поддержку высших сил, начал действовать, первым делом проявляя небывалое рвение и интерес к истории своего народа. Больше всего его привлекали древнейшие времена, когда молодой Страной Двуликих управляли и светлые и темные маги.
На одном из советов Оним предложил собрать воедино все сохранившиеся свидетельства древней истории и создать музей планетарного масштаба. Это предложение было поддержано большинством, и Ониму поручили, лично заняться сбором уникальной коллекции.
Никто не заметил растущего увлечения советника чёрной магией и того, что старинные книги, трепетно листаемые двуликим, отмечены отнюдь не символами Света. Интерес Онима к истории вызывал лишь уважение. Вся планета откликнулась на его простую, и в то же время гениальную, идею, которая по непонятным причинам до сих пор никому не приходила в голову.
Двуликие дарили в музей то, что веками хранилось в их домах, как память о предках. Каждый хотел внести свою лепту в доброе дело. Амулеты, лубки, священные книги, тотемы, жезлы и прочее давно не использовалось в Стране Двуликих. Ко всему этому относились, как к безобидным памятникам прошлого.
Запамятовал просветлённый народ, сколько вреда, приносили когда-то чёрные маги, благодаря некоторым из сохранённых предметов. Забыли, что их мессия был жестоко истреблён колдунами тьмы. Что пролились реки крови, прежде чем народ Элизиума стал жить по заповедям, завещанным великим мудрецом, принявшим муки за свои убеждения. И не удивительно, что забыли, с тех пор прошли тысячелетия.
Приближался день открытия музея. Многочисленные залы вмещали в себя сотни тысяч экспонатов. Но не всё попало на полки исторического храма муз. То, что представляло ценность, с точки зрения чёрной магии, Оним тайком переправил в свой дворец. Опасные предметы он изучал и потихоньку начинал использовать. Как оказалось, огромный запас знаний чёрных магов древности ждал своего часа на страницах хорошо сохранившихся манускриптов. Эти древние фолианты были тщательно изучены умным советником. Он вобрал в себя всё, что нашёл, и соединил умения современности с отвергнутыми знаниями древности.
Никто не догадывался, что в самом сердце планеты рождается великий маг, сильнейший человек Элизиума. Что он тайно воскрешает многие некогда забытые учения.
Внутренний голос посоветовал Ониму спрятать все магические сокровища, превратив их в какой-нибудь предмет. Обнаружение этих раритетов кем бы то ни было в доме Онима, могло испортить всё дело, начатое тёмными силами. Оживающие реликвии древности всё больше излучали тёмную энергию, которая становилась день ото дня ощутимее и грозила вырваться из дворца.
Оним, используя приобретённые из книг сведения, превратил все чёрные артефакты в массивное серебряное ожерелье. Наколдованное украшение он отнес в музей и поместил в своём кабинете под толстое многократно заговоренное стекло. Со всех сторон от ожерелья Оним расположил старинные артефакты светлых магов. Они частично заглушали зловредное излучение, источаемое украшением.
Наступил долгожданный день открытия музея. Праздничное настроение охватило всю необъятную планету двуликих. Попасть на торжество посчастливилось лишь немногим обладателям специальных приглашений. Ибо стены огромного античного здания не могли вместить всех желающих.
Сегодня Оним находился в центре внимания. Его загадочная фигура вызывала живой интерес у сограждан. Никто не заметил, что за последние месяцы каштановые волосы советника превратились в иссиня черные, а карие глаза загорелись новым, не свойственным двуликим последних тысячелетий, огнём. В Стране Двуликих забыли о том, как выглядит зло. Оним, как и все в его народе, был божественно красив. Сейчас слово «божественно» имело смысл заменить его антонимом «дьявольски». Перемены никого не пугали, напротив, возбуждали интерес и придавали Ониму новое очарование и шарм.
Польщённый неслыханным вниманием к своей персоне Оним оказался в избытке осыпан похвалами и рукоплесканиями. О благосклонности неженатого советника давно мечтали многие женщины, в этот вечер на него смотрели сотни восхищённых глаз потенциальных невест, но он грезил только об одной Мидате. Она тоже находилась в числе гостей, но, как и прежде, в её отношении к Ониму читались только дружелюбие и доброжелательность. Мидата искренне радовалась его успеху, а он сгорал от желания владеть этой женщиной.
На приёме в честь открытия музея подавалось много изысканных блюд и напитков. Один из напитков, самый простой и на первый взгляд безобидный, приготовил сам Оним. Чай, благоухающий ароматами трав, предпочитали не многие, большинство двуликих любили соки и нектары. Но в этом и состоял замысел Онима, он боялся делать первую пробу своего зелья на большом количестве людей. Он ещё не был уверен в себе. Кроме того, чай очень любила Мидата, которая являлась основной целью колдуна. Она, и те немногие, кто отведают его напитка, станут первыми ласточками дьявольских начинаний.
Праздник продолжался. Гости тихо переговаривались между собой. Трапеза подходила к завершающей стадии, и Оним рискнул приблизиться к Мидате. Её ланиты пылали, в руках красавицы советник заметил фарфоровою пиалу с чаем.
– Я бы хотел показать вам то, чего не было среди экспонатов. – Непринуждённо начал Оним. На самом деле его сердце остановилось от страха перед её отказом.
– Но разве это честно скрывать от гостей, как я понимаю, самые ценные артефакты истории? – В этот момент Мидата увидела, как прекрасен и обольстителен давно известный ей мужчина. Она не понимала, что с нею творится, но чувствовала – вот-вот попадет в умело расставленные сети.
– Вы первая, кто должен это увидеть. Я прошу вас посетить мой кабинет.
– Может в другой раз? Я чувствую себя как-то странно. Наверное, предметы древности всё ещё излучают силу. Кажется, она так действует на моё состояние. Прошу простить меня. – Мидата встала, собираясь уйти.
Голос богини звучал в ушах Онима нежнейшей музыкой. Он видел её слабость и неуверенность. Женщина боялась, но не Онима. Она боялась себя. Новые порочные мысли наполняли её. Она не знала, как прекрасен и манящ порок, она была беззащитна перед ним. Оним искал нужные слова, чтобы заставить Мидату сдаться. Нельзя было отступать, такой удобный случай может больше не представиться.
Удобство случая состояло в том, что на приеме не было мужа Мидаты, Эльмоло. Он и другие советники отсутствовали по причине гибели одного из параллельных миров. Был созван срочный совет с целью принятия мер по оказанию помощи мирам, идущим по тому же роковому пути.
По понятным причинам Оним, главная фигура сегодняшнего дня, не мог присутствовать на совете. Ни Эльмоло, ни его окружение не догадывались, что неожиданное падение, вроде бы устойчивой цивилизации, было организовано силами зла. Ониму давался шанс, он не должен был его упустить.
– Но я обещал Эльмоло удивить вас. Разве я могу подвести моего друга? – Нашёлся советник.
– Так это Эльмоло просил вас удивить меня? – Подозревая ложь, спросила Мидата.
– Разве посмел бы я без его соизволения отвлекать вас на мою незначительную персону. Именно по просьбе моего друга я приберёг один предмет для вашего внимания. Вы должны быть первой, кто увидит это чудо.
– Вы явно напрашиваетесь на комплимент. – Раскрасневшаяся Мидата послушно последовала за Онимом.
Они вошли в богато обставленный кабинет. Здесь на почётных местах хранилось много удивительных вещей. Но Мидате не надо было подсказывать, ради чего она сюда приглашена.
Взгляд опоенной женщины сразу приковало тёмное серебряное украшение. Она медленно приблизилась к ожерелью и застыла. Оним украдкой скользнул к любимой и стал осторожно трепать её прекрасные волосы, заколотые на затылке.
Теперь слова были лишними. Неотразимая фея находилась под влиянием отравленного напитка и энергии, исходящей от колдовского серебра.
Заколки выпали из волос Мидаты, и тяжёлые локоны волнистыми потоками разлились по спине и плечам красавицы. Она обернулась лицом к Ониму, и их глаза встретились. Тёмный колдун, как паук обволакивал свою жертву магической паутиной. Прекрасная Мидата не могла сопротивляться, в ней проснулся животный инстинкт, та малая его доля, которая при других обстоятельствах никогда бы не проявила себя. Но теперь Мидата познавала губительную прелесть греха и не задумалась о последствиях.
Утром, пробудившись первым, Оним корил себя за то, что заснул и не сделал самого главного – не околдовал Мидату, да так, чтобы у неё не было никаких шансов освободиться. Сейчас женщина очнётся, и жестокое её разочарование будет большим оскорблением для его мужского я.
Чары ночи развеялись, она поймёт, что натворила и возненавидит своего любовника. Оним подскочил к ожерелью и надел его на шею возлюбленной. Возможно, сработает сила, заключённая в украшении. Она вывернет наизнанку подсознание Мидаты. Хорошо бы, чтобы всё чёрное и неприглядное, что сохранилось в ней от древнейших предков, постепенно возродилось. Тогда Мидата станет такой, как её любовник. Из них получится прекрасная пара.
Теперь Оним с волнением и трепетом любовался пробуждением царицы сердца своего. Голубые глаза женщины медленно открывались, она слабо осознавала, где находится и долго припоминала произошедшее ночью.
Внезапно лицо Мидаты омрачилось, заломленные в отчаянном порыве руки, сжали виски. Как подброшенная она вскочила и с негодованием накинулась на Онима. Нежные кулачки застучали по напряжённой груди совратителя.
– Как ты посмел?! Ты же затянул меня в ловушку! Что я скажу Эльмоло? Кто я после этого? – Глаза Мидаты наполнились слезами.
Неверность была очень редким явлением в Мире Двуликих. Она подлежала жестокому осуждению. Но изменника осуждали не сограждане, он сам клеймил себя. И прощение, которое он видел в лицах окружающих, делало душевную пытку ещё более мучительной.
– Ты не как все, – прошипел Оним, вальяжно отстраняя царицу, которой обладал этой ночью, – ты особенная и достойна лучшего. Посмотри, что я подарил тебе.
Мидата вдруг поняла, что единственным одеянием ей служит ожерелье. Теперь хрупкие ладошки неумело прикрыли грудь. Обнажённое тело затрясло мелкой дрожью. Растерянный, опустошённый взгляд вцепился в ожерелье. И страшный дар коварного любовника смягчил потрясение.
Рухнув на пол, Мидата заплакала. Рыдала она долго, истошно, умирая и рождаясь заново, но не той невинной душой, чистосердечной, прекрасной в своей наивности и чистоте – другой – никому незнакомой.
Наконец, падшая женщина, уже не слишком стыдясь своей наготы, подошла к зеркалу. То, что она увидела, потрясло её до глубины души. Мидата и не подозревала, что настолько прекрасна. Гордыня переполнила её через край.
– Кто поверит, что я посмела изменить мужу? Я думаю, мы сможем сберечь всё в тайне. – Её голос обрёл уверенность. Мидата рывком обернулась к любовнику и добавила. – Зови меня, и я приду на твой зов. Я хочу помочь тебе в благородном деле расширения коллекции музея.
Оним не ожидал такой быстрой перемены. Понимая, что виной всему ожерелье, он мысленно возносил благодарные молитвы своим незримым покровителям. Сластолюбивый взгляд его скользил по бархатистой коже желаннейшей из женщин. Оним жадно вдыхал благоухание принадлежащей ему царицы, непорочная сущность которой, теперь скрывалась в самых затаённых глубинах её подсознания.
Скоро мир узнает новую Мидату.
– Мне действительно нужна помощь, я собираюсь издавать газету. Не займешься ли ты этим?
– С радостью. – Мидата быстро оделась и выпорхнула из кабинета.
Через некоторое время в Стране Двуликих появилась новая, научно-познавательная газета «Кольца Гекатея». Гекатей был известен в научных кругах, как древний летописец и географ. Так же он написал большое количество художественных произведений на исторические темы. Но мало кто знал, что кроме всего прочего Гекатей занимался и магией. К концу жизни учёный окончательно склонился к тёмным сторонам магического искусства и создал волшебные кольца. Носители чудодейственных украшений становились покорными рабами волшебника.
Название газеты имело потаённый смысл. Буквы и строки, вписанные в страницы исторического издания, словно кольца Гекатея захватывали читателей в свои тенета. Газета увлекательно рассказывала об истории Страны Двуликих с древнейших времен до нынешних дней и очень быстро приобрела популярность.
Вскоре «Кольца Гекатея» стала читаться почти третью населения Элизиума. Главным редактором разрастающегося издания была изменившаяся до неузнаваемости Мидата. Оним увлечённо помогал своей, ставшей на удивление пунктуальной, подруге. Он учил женщину древнему искусству, а она, полностью подчинённая подаренному ожерелью, быстро всё усваивала.
Встречи Онима и Мидаты стали частыми, а любовь всё более извращённой. Хотя, слово «любовь» здесь излишне. Всем известно, что зло не умеет любить. Всё, на что оно способно, это похоть. Правда, похоть тоже бывает переборчива и даже верна привычкам и привязанностям. Оним и Мидата подходили друг другу, стоили друг друга, поэтому и держались вместе. Та любовь, что ранее переполняла сердце советника, сгинула, отравленная оргиями, устраиваемыми двумя тайными единомышленниками. Оним постепенно убедил Мидату, что её муж лишь жалкая посредственность. А править страной должны они, умные и достойные, знающие то, что сокрыто от остальных.
Эльмоло замечал пугающие перемены, происходящие с женой, но никак не мог найти время, чтобы поговорить с ней. Над ещё одним миром нависла угроза полного уничтожения.
Добрый правитель не догадывался, что причины бед, случающихся на других планетах, находятся у него под носом, в Стране Двуликих. Зло, руша цивилизации параллельных мирозданий, отвлекало мудрецов Элизиума от того, что происходило у них в стране.
Никто из сильных мира сего не нашёл минуты для посещения нового музея или ознакомления с газетой «Кольца Гекатея». Они готовились спасать гибнущие народы, а в это время погибал их собственный, опутанный ложью, народ двуликих.
Во всех уголках планеты создавались клубы любителей исторической справедливости. Постепенно со страниц газеты читателям навязывалось мнение, что устройство Страны Двуликих несовершенно, а правитель недостойный человек.
Кажущаяся безобидной газета обрела неслыханную силу и стала губительно действовать на сознание людей. В издательство поступало много писем от читателей. По этим весточкам от зачарованных соотечественников Оним и Мидата судили об успешности своего дела.
В стране зрел заговор, жизнь Эльмоло и его приверженцев находилась под угрозой. Готовился переворот, и только случайность, а, может, замысел Сил Света, не дали произойти тому, что казалось неизбежным.
Ранее автор упоминал, что благодаря целебности воды смерть и болезни покинули Страну Двуликих. Но сталось так, что Эльмоло, утолив жажду из знакомого и всеми используемого источника, неожиданно заболел. Причём заболел тяжело, слабость и высокая температура приковали его к постели. Правителю, сильно озадачившему окружающих своим недугом, пришлось отойти от дел. Он слег. И произошло это далеко от дома, на другой стороне планеты.
Вот тогда-то, чтобы не скучать, Эльмоло открыл один из номеров газеты «Кольца Гекатея», уже с первых строк, самый мудрый двуликий понял, что случилась страшная беда. Болезнь правителя тут же отступила, её цель была достигнута.
Эльмоло созвал ещё один срочный совет. Всем советникам, кроме Онима, предписывалось незамедлительно явиться во дворец. Но не в Главный Дворец Страны Двуликих, а в тот, где Эльмоло был сражён заболеванием. Правитель теперь понимал причины перемен случившихся с женой. Так же он догадывался о роли Онима в происходящем. Тайна была тем единственным условием, которое поможет советникам незамедлительно исправить ситуацию.
Совет состоялся. Всем советникам было предложено изучить новую газету, после чего наступила долгая гробовая тишина. Присутствующие в зале поняли причины срочности совета и представляли себе последствия, к которым может привести новое веяние. Страна Двуликих из оплота Сил Света, незаметно превращалась в гнездо сил тьмы. Советники выработали тактику спасения Элизиума. Эльмоло поклялся, что бы не случилось, он будет идти дорогами справедливости. Все понимали, как тяжело ему дается эта клятва, среди отступников числилась и его горячо любимая жена Мидата.
Уже на следующий день советники рассыпались по стране с целью изучения ситуации: насколько глубоко проросли корни зла в обществе Страны Двуликих. Через три дня был созван новый совет уже во дворце правителя. Онима, как и всех, известили о времени сбора. Мудрецы теперь знали о пристрастии Онима к чёрной магии и были готовы бороться с новоявленным колдуном.
Оним ничего не подозревал, когда с надменной миной на лице занимал своё ненавистное место по левую руку от трона. Как только прозвучали первые слушания, колдун помрачнел, а вскоре, почувствовав угрозу, решил удалиться. Но сторонники Эльмоло приготовились к такому повороту событий.
К своему удивлению Оним обнаружил, что не может встать. Его гибкое тело оказалось частично парализованным. Удивлённый и не до конца понимающий своё положение, чёрный маг принялся шептать заклинания, но они не действовали. Силы, применённые множеством мудрейших, были слишком велики. А самоуверенный Оним к тому времени ещё не набрал достаточно мощи, чтобы бороться со всеми мудрецами сразу. Они с Мидатой планировали уничтожать советников и ученых по одному. Пойманного на колдовстве Онима, насильственно усыпили одурманивающими травами и заперли до решения суда.
К вечеру Мидату постигла участь её любовника. Эльмоло было невыносимо узнать, что его жену нашли в постели Онима, она ожидала возлюбленного, задержавшегося на совете.
Газета продолжала издаваться. Теперь исторические статьи в ней составлялись советниками. Новые построения букв и слов были призваны спасти тех, кто ещё не полностью попал под власть тёмных магических текстов.
Другая часть советников путешествовала по стране и выявляла двуликих, которым уже нельзя было помочь. Порок прочно овладел их сердцами и душами. Масштабы катастрофы оказались гигантскими. Около восьмидесяти тысяч двуликих пали, сражённые пером Мидаты. Этих людей усыпляли травами и оставляли под воздействием одурманивающих отваров до вердикта суда. Суд предполагалось произвести без подсудимых, ибо допрос ядовитых на язык заговорщиков, мог представлять опасность для допрашивающих.
День суда стал самым мрачным событием последнего тысячелетия. Двенадцати часов хватило на то, чтобы решить судьбу усыплённых отступников. Речь не шла об их уничтожении. Двуликие не признавали насилие, им хотелось простить своих оступившихся сограждан. Но это не представлялось возможным.
За каких-то несколько месяцев осуждённые переродились и теперь требовались века, чтобы им очиститься и стать прежними. Суд решил, что отступников выдворят из Страны Двуликих в наиболее подходящий мир, лишат магических способностей и сделают обычными людьми, такими, какими является большинство жителей того мира, куда переселят приговорённых.
Самым трудным оказался вопрос выбора нового пристанища для переселенцев. Советники нашли два решения этой проблемы: Прибрежный Мир – чётко сформировавший свои цели и идущий к Свету уже многие века, и планета Земля – прогрессивная цивилизация с неустойчивым равновесием добра и зла, ещё не определившаяся, но всё больше склоняющаяся к Свету.
К концу дня выбор пал на Прибрежный Мир, дороги которого казались более схожими с дорогами ранее пройденными самими двуликими. Переселенцы должны были заслужить прощение, помогая племенам Прибрежного Мира на пути их становления. Через триста лет советники посетят Прибрежный Мир, и будет новый суд, на котором примут решение о возвращении или невозвращении сограждан на родину.
Накануне приведения страшного приговора в исполнение случилось событие, ещё больше омрачившее настроение Эльмоло.
К советникам обратилась племянница Онима Дина, кроткая девушка, немного отрешённая от мира, милое дитя, которому советники не могли отказать в аудиенции.
Эльмоло догадывался, что девушка будет просить о снисхождении к падшим родителям и дядюшке. Её ждал непреклонный отказ.
Дина, появившись на пороге Зала Совета, робко потупилась.
– Говори, дитя. Ты же знаешь, советники не могут уделить тебе много времени. – Строго молвил Эльмоло, ему не хотелось расстраивать несчастную красавицу.
Дина подняла на правителя свои чистые серые глаза.
– Я пришла сюда от имени пятисот детей осуждённых…
– Нам остаётся только молиться за ваших родителей. Прости, дитя, они здесь не останутся. – Последние слова Эльмоло проговорил с вымученной мягкостью. Среди преступников есть тот, кто дорог ему больше всего на свете, но ничто не заставит его изменить выстраданный советниками приговор.
– Я понимаю. – Дина снова потупилась. – Мы просим не о том, чтобы вы помиловали наших родителей. Мы хотим разделить их участь, отправиться с ними в Прибрежный Мир.
– Что?! – Грянул правитель. – Вы хоть представляете себе, насколь опасен ваш выбор?!
– Да. Но таково наше решение.
– Что ж. – Эльмоло обвёл взглядом советников. Те одобрительно кивали. – Благородный поступок с вашей стороны. Но я не могу вам позволить совершить его.
Просьба девушки смутила двуликого, ему и в голову не приходила мысль о том, что можно покинуть Элизиум ради горько оплакиваемой Мидаты.
– Почему? – Смущённо пролепетала племянница Онима.
– Потому что порталом пройдут только преступники. Таков вердикт Совета. Никаких сопровождений, наблюдателей, охраны и прочего…
– Тогда считайте нас преступниками! – Дина гордо передёрнула узкими плечиками и вздёрнула острый подбородок.
– Но вы ничего не совершали… – Эльмоло чувствовал, как закипает его кровь, отравленная предательством жены.
Понимая, что бесполезно спорить с советниками, Дина в слезах выскочила из зала.
А вечером под окнами Главного Дворца вспыхнуло пламя, красные языки жадно вылизывали белокаменные стены здания, жарко опаляли клумбы и кустарники. Но не это испугало обитателей дворца. Страшные молитвы, выдернутые из неведомых далей, ворвались в пространство.
Пятьсот жрецов прилюдно присягнули тьме. Осознавая, что скоро нарушат клятву, ибо не способны творить зло, юноши и девушки, дети отступников, извергали из своих гортаней чуждое богомерзкое то, что позволит им быть рядом с родными.
Они не убегали, когда пришли их вязать и усыплять. Дина сняла капюшон чёрного балахона и устремилась навстречу убитому горем Эльмоло.
– Теперь я могу присоединиться к маме?
– Можешь. – Эльмоло трепетно принял дитя в свои объятия. Поднял глаза на остальных. Двоих из них он узнал. – Укева? Амина?
Прекрасная пара, юноша и девушка, наследники достойнейших родов Элизиума с вызовом смотрели на правителя теперь не их страны.
– Что же вы наделали, глупые?
– Мы настояли на своём. – Позволив советникам оросить лицо усыпляющим зельем, Дина медленно обмякла в руках растерзанного новым бедствием государя.
Следующее утро стало началом Великого Переселения. Спящих осуждённых пробуждали, им зачитывали приговор, давали провизию и переправляли через портал в Прибрежный Мир.
Пространственный переход Мир был создан за много лет до дня переселения. Двуликие давно и с большим интересом наблюдали за жителями названной земли. Эльмоло полюбил этот небольшой мирок, так отчаянно идущий к своей светлой цели.
Ко дню переселения отступников в воротах портала были сделаны лишь небольшие изменения. Отныне, тот, кто пройдёт усовершенствованными створами станет обычным человеком, не умеющим управлять окружающими стихиями, способным жить вечно лишь при условии правильного выбора образа жизни.
Было решено переправлять не более пяти тысяч человек в сутки. На самый последний день оставили Онима и Мидату. Вскоре, настал их черед.
Связанных любовников с кляпами во рту доставили в Храм и поспешно обвенчали, предварительно освободив Эльмоло от уз, соединяющих его с бывшей женой. Тут же прозвучал приговор и, не давая последнего слова, Онима забросили в портал.
Насчет Мидаты Эльмоло ранее подал прошение в Совет и получил положительный ответ. Эльмоло хотел в последний раз посмотреть в глаза бывшей жене.
Мидату развязали и подвели к правителю.
– Оставьте нас одних на минуту. – Попросил Эльмоло.
Когда все отошли, он тихо заговорил.
– Я никогда не перестану любить тебя, Мидата.
– Я тоже, Эльмоло, всё ещё люблю тебя. – Это была не уловка. Мидата пыталась бороться за свою проваливающуюся в бездну душу. Любовь, проверенная веками, не могла так быстро погибнуть.
– Поэтому ты предпочла его? – В тихом голосе бывшего мужа Мидата слышала горечь.
– Я попала в ловушку, умело созданную Онимом. Не думай, это не очередная хитрость, я всё понимаю, моим поступкам не может быть оправдания. Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня как раньше.
– Я не верю тебе, а если бы верил, не смог бы изменить решения Совета. Справедливость – главное, на чём держится мое правление.
– Не во имя справедливости, а во имя Любви, прости меня, Эльмоло. Твоя справедливость слепа, она не знает снисхождения, но Любовь другая. Я снесу наказание. Только прости меня, и те триста лет в чужом мире твоё прощение будет согревать моё сердце. – Мидата с большим усилием сорвала ожерелье и бросила себе под ноги.
Дьявольская сила украшения на секунду смутила Эльмоло, он вспомнил об Ониме. И уж было готовый прошептать слова прощения, правитель сказал совсем другое:
– Подними дорогой дар своего любовника. За него ты продалась? За эти жалкие побрякушки. Ими он прельстил тебя…? – Правитель задыхался от давно забытого чувства, обиды. – А знаешь что? Я решил сделать тебе и твоему мужу свадебный подарок. Пусть Боги меня простят, но я не могу иначе. Отныне, ты будешь чувствовать себя полноценной, лишь в браке с Онимом. Если он уйдет от тебя или умрет, ты останешься человеком, но только наполовину. Те узы, которыми вы связаны, священны для тебя, Мидата. Но не для него, он свободен выбирать между тобой и другими женщинами. Как только ваш брак распадется, ты, Мидата, станешь умственным инвалидом. Так что, держи своего мужа крепче, постарайся сохранить ваш союз. И скажи мне спасибо, что я, когда говорил «узы», не имел в виду Любовь. – Эльмоло чувствовал злую энергию, исходящую от тёмного серебра, но обида не дала ему на ней сосредоточиться. – Уведите её, я закончил!
Мидата подобрала ожерелье и, уже вырываясь из рук советников, прокричала.
– Я клянусь Авадоном, ты пожалеешь о том, что отказал мне в прощении! Это ведь так мало. Сегодня ты мог одним словом исправить мои ошибки, но вместо этого ты породил зло! Твоя справедливость породила зло! – Обливающуюся слезами Мидату бросили в портал.
– Запечатайте ворота на триста лет так крепко, чтобы никто из нас не смог открыть их раньше положенного срока.
Приказание правителя было исполнено. Отныне Прибрежный Мир стал скрыт от глаз советников. Триста лет он будет развиваться невидимым и не слышанным для Страны Двуликих.
С этого дня Эльмоло потерял покой, ему постоянно снилась последняя встреча с Мидатой. Её слова огнем прожигали сердце правителя. Не раз он просыпался в холодном поту и слышал собственный отчаянный шёпот: «Я погубил Прибрежный Мир».
Глава II. В Прибрежном Мире
Итак, великое переселение двуликих свершилось.
Выброшенные воротами портала люди расположились станом посреди широкой долины. Труднее всего пришлось первым пяти тысячам отвергнутых. Несмотря на то, что приговор был зачитан всем осуждённым, большинство, едва отойдя ото сна, с трудом понимало, о чём идет речь. За сухими фразами следовало насильственное погружение в туман портала, в конце которого вырисовывался новый мир, чужой и неприветливый.
Смертельно напуганные двуликие плакали и кричали. Некоторые ложились на землю и бессмысленно смотрели в синее небо, так не похожее на их родное. Кто-то злился, кто-то раскаивался, и никто не знал, что делать дальше.
Место, в котором отступники выходили из портала, со всех сторон было зажато холодными, кряжистыми горами. Снежные вершины, словно нимб, окутывал синий туман.
То, что видели вокруг себя переселенцы и, что у тебя, читатель непременно вызвало бы восхищение, двуликие приняли за ад. Выросшие в стране бесконечных садов и лесов, они впервые столкнулись с отдающим холодом горным пейзажем.
Подавленные и замёрзшие люди кое-как устроились в центре долины. Они не смели двигаться с места, им казалось, что ограниченное пространство, обозреваемое с их местоположения, и есть весь мир, к жизни в котором их приговорили.
Каждый день прибывали новые осуждённые, и долина становилась всё тесней. Первоначальная злоба и обида на своих совратителей, теперь сменилась отчаянием от безысходности. Люди не знали, что делать и терпеливо ждали появления Онима и Мидаты.
Выкидышам великого народа в пору было проклинать эту парочку за все беды, выпавшие на их долю. Но двуликие понимали, что без бывшего советника и бывшей жены правителя пропадут в незнакомой стране.
Горе отвергнутых родиной людей состояло ещё и в том, что они потеряли не только силы, делающие их волшебниками, но и красоту, приближавшую их к Богам. Вид двуликих, прошедших воротами портала, стал посредственным и приземлённым. Они превратились в обычных мужчин и женщин, лишь отдалённо напоминающих себя прежних.
Следует заметить, что двуликие потому и назывались двуликими, что, сохраняя в себе человеческое обличье, постепенно приобретали второе лицо – лик богоподобный. Этот лик проявлял себя в минуты вдохновения и радости.
В новом мире двуликие не перестали быть двуликими, но теперь второй образ, выказывающийся во время злобы и тёмных мыслей, пугал самих его обладателей. А кому понравится обнаружить у себя на голове, хоть и аккуратненькие, но всё же рожки или поранить губу о собственные, неожиданно выползшие изо рта, клыки? Отныне двуликим приходилось следить за эмоциями и прятать демонические очертания личности за благопристойной заурядностью основного лица.
Первые переселенцы, уже немного отошедшие от потрясения, успокаивали вновь прибывших, рассказывали им о своих открытиях и непременно спрашивали об Ониме и Мидате, не знает ли кто, когда зачинщики заговора появятся. На что давящиеся стенаниями новички отвечали, что сами бы рады поскорее свернуть шею двум негодяям. Но скоро здравый смысл побеждал, и приходило понимание, что без хитрых предприимчивых Онима и Мидаты остальным двуликим придётся очень нелегко.
Появление Онима необычайно потрясло всех. Никто не ожидал таких разительных изменений в бывшем красавце. Оним, претерпел глобальную трансформацию. Некогда очень привлекательный мужчина вызывал ужас и смятение в душах соотечественников. Некоторые даже не могли на него смотреть. Его лицо стало, как бы поделено на две части огромной, петляющей трещиной. Разлом проходил по диагонали от левого уха мимо правого угла губ и дальше к шее. По разрезу обозревалась не только мясистая внутренность лица, но и кость. Кости расходились и из дыры, образованной ими, был виден свет, казалось, что голова просвечивается насквозь. Кожа, что находилась выше разреза, имела очень смуглый оттенок, в то время как нижняя часть лица удивляла мертвенной бледностью. Над трещиной адским огнём горели зелёные глаза, причём, левый глаз глядел прямо, а правый постоянно закатывался вверх. Как будто бы Оним подозревал угрозу сверху и боялся оставить враждебные небеса без внимания. То, что являла собой вторая сторона личности Онима, не следует и описывать, потому что сам автор повествования потеряет сон, если ещё раз подумает о том, во что превратилось ранее божественное отображение этого оступившегося человека.
В языке местных племён, как неудивительно, существовало слово «оним» и переводилось оно, как «яд».
Вскоре за Онимом портал выбросил и Мидату. К счастью для всех, женщина не выглядела столь пугающе, как её новый муж. Вероятно, сыграло роль то, что в последние минуты пребывания в Стране Двуликих она искренне раскаялась и пыталась снискать прощения у бывшего супруга.
Перед двуликими предстала обычная молодая особа с очень приятной внешностью. Невысокая и сероглазая, она, как и прежде, выделялась среди сограждан неброской привлекательностью черт и изящностью фигуры. Вроде бы как все, но немного лучше. Её нельзя было назвать красавицей, при ближайшем изучении линий лица, бросалась в глаза неправильность каждой из них. Но, в общем и целом, они создавали милый, гармоничный образ. Второе обличие женщины поначалу никак не проявилось.
Первый день Мидата никого к себе не подпускала, затравленно сидела в стороне и переживала душевные терзания, которые постепенно переходили в твёрдую уверенность, что всё ещё можно исправить. Её выбор был сделан её мужем. Он обвенчал её с Онимом, он не дал ей прощения, и теперь Мидата принимала себя новую. Всё чего она хотела, это вернуться домой, и разнести на кусочки Страну Двуликих. Установить в ней свой порядок, заставить всех жить по своим правилам. Двуликая перерождалась, окончательно и бесповоротно откидывая любящую и любимую, благочестивую Мидату, жену справедливого Эльмоло, и превращаясь в ненавидящую и, в то же время, желанную, блудливую Гидру, жену ужасного Онима.
Когда солнце скрылось за вершинами, а горы укутались сумеречной тьмой, Гидра позвала Онима. Женщина внимательно всмотрелась в его лицо и нисколько не испугалась, а наоборот обрадовалась. В соответствии с её, ещё только вырисовывающимися планами, именно такой человек годился ей в мужья.
– Мы, вопреки желаниям Эльмоло, поставим этот мир на колени. – Сказала двуликая, поднимаясь навстречу мужу.
– Разве ты забыла, Мидата, что мы сможем вернуться домой, только если будем помогать здешним племенам идти к Свету?
– Я больше не Мидата, твою жену зовут Гидра. И не сомневайся в моей памяти, я никогда не забуду то, что с нами сделали. И повторяю тебе, мы захватим этот мир, и вернёмся домой победителями. – Гидра с презрением посмотрела на Онима. – Неужели ты решил следовать указаниям совета?
– Не я, остальные сограждане, все только и говорят, что о возвращении. Мы теперь не можем менять мир на своё усмотрение. Наши силы остались дома.
– Вы не можете. Я же ничего не потеряла, силы мои при мне. Пройдя порталом, я стала ещё могущественнее, чем была. – Мидата шевельнула пальцами, и Оним отлетел в сторону, словно свеянный внезапно налетевшим ветром.
– Но как? Это же противоречит приговору.
– Но не противоречит тому, что украшает мою шею.
Только сейчас Оним заметил серебряное ожерелье.
– Ты хоть знаешь, что у тебя на шее?
– Догадываюсь. Но мы поговорим об этом, когда найдём постоянное пристанище. А пока пусть ожерелье остается ожерельем. Собери народ, я буду с ними говорить.
Двуликие немедленно столпились вокруг небольшого возвышения, на котором их ожидала Гидра. Свет молодой луны обдавал её стройную фигуру, казалось, что тысячи звёзд нашли приют в волосах волшебницы. Глядя на неё такую, люди забывали о своих обидах и хотели идти за этой женщиной, куда бы она ни позвала. Гидра внимательно осмотрела соплеменников и начала. Её голос демоническим набатом загремел над долиной и был отчётливо слышен в самых отдалённых рядах двуликих.
– Кто вы, люди, собравшиеся вокруг меня, отвергнутые и выброшенные своей родиной? Кто вы, замерзшие и напуганные, оставшиеся сиротами в новом мире? Вы ли предатели? Вы ли отступники? Или может жертвы, умело запутанные дьявольскими сетями? Кем сами вы себя считаете? – Гидра умела говорить убедительно, вспоминая о дьявольских сетях, она раскидывала новую ловушку, а доверчивые её сограждане шли в эту западню, привлекаемые лживыми речами, согреваемой жаждой мести преступницы.
На вопросы Гидры толпа отвечала молчанием, они готовы были принимать её и верить ей, как когда-то верили её первому мужу.
– Вас выкинули в этот мир, лишив права на последнее слово. Вас не позвали на суд, которым оглашалась ваша вина, и выбиралось наказание. Никто не захотел слушать ваших оправданий. Никто не спросил у вас, почему вы оступились. Никто даже не пытался докопаться до истины и найти корень зла, приключившегося с вами. Справедливо ли поступили наши бывшие соотечественники по отношению к нам? Имели ли они право решать нашу судьбу без нас? Нет, не имели! Теперь я считаю, что мы вправе сделать ответный удар. Только я знаю, как Эльмоло любит этот Прибрежный Мир, как он жаждет помочь его народам стать такими, как двуликие. Давайте же, исполним волю справедливого правителя, пусть этот народ станет подобен двуликим. Но не тем, что остались за воротами портала, а этим, выброшенным на задворки Вселенной Госпожой Справедливостью. Мы овладеем этим миром, и он пойдёт теми путями, которые мы выберем для него. Мы вернёмся домой, но не коленопреклоненными и покаявшимися смиренниками, а творцами судеб с гордо поднятыми головами. Когда этот мир покорится нашей воле, мы сможем распечатать портал и принести в Элизиум свою справедливость. Ваш правитель отказался от вас, он увидел в вас угрозу, которую я называю душевной болезнью, и посчитал за благо не лечить заболевших, а вышвырнуть их вон из родного мира. Ваш Бог отказался от вас, позволив Эльмоло сотворить такое со своими подданными. Кто после этого предатель? Я предлагаю вам Онима в качестве нового правителя, я предлагаю вам Авадона, в качестве нового бога.
В этот момент небо потемнело, заслоняемое огромными чёрными крыльями. Все, кроме Гидры пали на колени. А новая жрица неотстроенного храма гордо смотрела в небеса. Ей дано было право не преклоняться перед владыкой демонов, призванным ею в боги переселенцам. Когда небо просветлело, Гидра снова обратилась к своему народу.
– Идите же отдыхайте. Завтра вас ждёт дорога, я выведу вас на равнину.
Все разошлись. Только растроганный и взволнованный Оним остался возле жены. Потрясённый её речью, он не верил, что этот дьявол, одетый в женское тело, его любимая, вчерашняя Мидата.
– Разве ты знаешь, где равнина? – Недоверчиво и, в то же время, опасаясь отрицательного ответа, поинтересовался только что объявленный правитель переселенцев.
– Я мало, что знаю об этом мире. Но моё новое естество говорит мне, что где-то неподалёку отсюда живут племена, поклоняющиеся тёмной стороне Луны. Я найду дорогу в их города.
– Что ещё говорит тебе твоё естество?
– Что к нам идут гости, вернее, хозяева этих гор. Я чувствую их дикость и агрессию. – Глаза Гидры вспыхнули красным пламенем. Оним отпрянул.
– Они тоже молятся тёмной стороне Луны? – Правитель двуликих с опаской изучал новую, незнакомую жену.
– Нет, её светлой стороне.
На следующее утро двуликие, выстроившись в длинную колону, отправились в дорогу. Ведомая особым чутьем Гидра, умело выбирала маршрут меж пугающих, холодных ущелий. Она знала, что долина для строительства портала была выбрана не случайно. Горы, прячущие выход из Страны Двуликих от посторонних глаз, не могли находиться далеко от равнинных земель, где разрасталась и крепла цивилизация, замеченная Эльмоло.
Уже к концу дня, взору идущих в голове колонны предстал небольшой лесок, за которым расстилалась устланная зелёным ковром степь. Петляющая ущельями ниточка людей около двух часов подтягивалась к месту второй стоянки в Прибрежном Мире.
В новом лагере двуликие устраивались под отдалённый стук барабанов и звон ритуальных бубнов.
Люди боялись. Монотонная музыка, выдавала чьё-то близкое присутствие. Счастье по поводу выхода на равнину омрачалось неизвестностью, ждущею впереди и крадущуюся позади.
– Что это за звуки? – Оним с тревогой уставился на жену, влажный озноб дрожью пробежал по его спине.
– Те, что шли сегодня по нашим следам служат своему луноликому божеству. Это хозяева гор. Ночью они придут сюда.
– Надо выставить охрану.
– Не надо, я буду вашей охраной. Пусть люди отдыхают.
Скоро всё вокруг умолкло, и умиротворяющая тишина опустилась на землю. Из леска доносились сладкие убаюкивающие трели пернатых, прощающихся с солнцем. Впору было обмануться и поверить в то, что двуликие единственные человеческие существа во всей округе. Многие так и сделали, только не Гидра…
Когда уснувший лагерь окончательно затих, Гидра вернулась на тропинку, несколькими часами ранее выведшую двуликих из посадки. Ведьма чуяла чужаков, слышала шорохи крадущихся узкой стежкой людей, но не стала прятаться, а напротив, заняла позицию на самом видном месте.
Одарённая ночным зрением жрица Авадона вскоре увидела первых туземцев выходящих из леса. Неказистые, приземистые человечки не потрясли воображения Гидры. О дикости и малоразвитости говорил весь их дикарский облик: большая голова, узкий лоб, плоский нос и мощные челюсти напомнили женщине первобытное прошлое собственного народа. Она испытала разочарование, и даже страх. Что будут завоёвывать двуликие, если окажется, что остальные народы Прибрежного Мира такие же отсталые. Но, вспомнив Эльмоло, женщина тут же откинула эту мысль. Её бывший муж не мог полюбить такой жалкий народишко, ещё слишком близкий к животному царству.
Когда лунные дриллы, так назывался замеченный ведьмой народ, приблизились к Гидре достаточно близко, она преобразилась. Несчастные, идущие впереди своих товарищей не долго имели возможность лицезреть тёмное божество, неожиданно возникшее перед ними. Гидра, освещённая магическим красным светом, взмахнула перепончатыми крыльями и накинулась на людей, выходящих из леса.
В эту ночь её когти приобрели первый опыт разрывания животрепещущей плоти, её звероподобные клыки впервые обагрились горячей кровью. Женщина чувствовала, как души убитых оставляют тела и летят к Авадону, они – доказательство приверженности жрицы к ангелу мрака, её первый дар великому господину. Когда перепуганные дриллы побежали обратно в горы, Гидра догнала их и выхватила из беспорядочной толпы двух человек, внешний вид которых подсказал ей, что эти двое не из простых смертных.
Усыпив полуживых от ужаса пленников, Гидра взмахнула крыльями и очутилась на окраине лагеря двуликих. Медленно скользя между крепко спящими соотечественниками, женщина внимательно всматривалась в лица мужчин.
Кого выбрать?
Может этого зрелого мужа?
Или юнца, что лежит рядом?
Среди отступников, как ни странно, было много молодёжи. Жрица долго блуждала, но не пришла ни к какому решению.
– Если я сейчас этого не сделаю, навсегда останусь слабой и беспомощной. – Прошептали чёрные губы монстра.
В следующий миг когти-лезвия резанули по горлу первого попавшегося человека. Кровь зашипела, вырываясь из расширяющейся раны. Боясь, как бы бьющийся в конвульсиях юноша не разбудил окружающих, Гидра набросила на него одеяло. Со следующими четырьмя мужчинами ведьма разделалась бесшумно. Довершив дело, она осмотрелась и, убедившись, что всё вокруг по-прежнему тихо, полетела к лесу.
Если б не волнение и дрожь во всём теле, феноменальный слух жрицы непременно бы выделил из тысяч равномерно бьющихся сердец одно, которое, то замирало, то учащало бег.
Племянница Онима, новая родственница Гидры, не смогла уснуть этой ночью. Долго мучалась, а когда наконец задремала, услышала страшный треск и хруст со стороны леса. Скрепя сердце, девушка пошла на звук, решив убедиться, что двуликим ничего не угрожает. Заметив большую птицу, Дина спряталась в островок высокой травы. По некоторым приметам она узнала сильно изменившуюся тетушку и видела всё, что та содеяла. Хрупкая девушка вся трепетала, в её глазах застыл ужас, страх парализовал тело, и это спасло Дину от гибели. Красавице хотелось кричать, но голос больше не подчинялся ей.
А Гидра добралась до лесного ручейка, который заметила ещё днём, и отдалась на его волю.
Мучила ли её совесть?
Нет.
Единственное, что ведьма испытывала – это страх, но не мести соотечественников, они микробы в сравнении с ней. Гидра боялась кого-то другого, того неведомого, стоящего выше Авадона, выше всех. Но скоро тревога сменилась уверенностью в том, что если гром возмездия не поразил её до сих пор, то уже не поразит никогда.
Вода послушно смыла с тела женщины все следы преступления. Вскоре наша героиня имела обычный вид, ничем не напоминающий произошедшее накануне. Она не вернулась больше в лагерь, а устроилась на траве под деревьями, прижавшись к дурно пахнущим дриллам. Половину ночи её мозг усиленно работал, придумывая дальнейшие действия. Однако сон неожиданно прервал коварные построения планов на новый день.
Прежде чем наступило утро, Гидра успела выспаться, её нечеловеческое чутье служило охраной и ей самой, и крепко спящему неподалеку лагерю. Во сне Гидра снова была Мидатой, прекрасная и кроткая, она плакала над умершими дриллами и двуликими. Белые руки божественной женщины багровели пятнами крови, принадлежавшей тем, кого она не убивала.
Утренний лагерь проснулся от душераздирающего крика. Кричала одна из жён убитых ночью двуликих. Просыпающихся охватил страх, поразила скорбь. Люди вопросительно смотрели на Онима не менее других одержимого ужасом. Левый глаз новоявленного правителя уже миллион раз безрезультатно пробежал по толпе в поисках жены.
Тем временем Гидра не спеша оправила лохмотья – остатки одежды разодранной во время трансформации, – по мере возможности привела себя в порядок, растолкала ногами дриллов и вместе с ними отправилась в лагерь. На подходе к расступившимся согражданам украдкой выдавила слезу, демонстративно пнула и без того покачивающегося старика-дрилла, поднялась на возвышение и прокричала, сдерживая рыдания:
– Прости, мой народ, что не защитила тебя! Прости, что не смогла уберечь твоих сыновей от жестокости горных дикарей. Они бесшумно подкрались в ночи, хотели уничтожить нас, пока мы спим. Я призвала Авадона, и он не дал врагам довершить своё жестокое дело. – Гидра сглотнула, история, сочинённая ночью, сейчас ей показалась неубедительной. – Гм… По моей просьбе наш бог остаток ночи кружил над нами, а я бросилась в погоню за мерзавцами. Мне, слабой женщине, удалось задержать только этих двоих. – Гидра указала на двух связанных полуголых дриллов, валяющихся у её ног. Сын прижимал к себе обессиленного отца. – Я клянусь, что когда мы утвердимся на этой земле, я уничтожу все племена, из которых выходят подобные уродцы.
Долгое для Гидры мгновение двуликие молча переводили глаза со жрицы на пленников и обратно. Ведьма напряглась, сейчас они начнут задавать вопросы, на которые у неё нет ответов.
– Казнить их! – Завопила толпа, в одночасье поверившая в попахивающую ложью речь своей государыни. – Казнить их сейчас же!
Гидра удивилась, как быстро в её согражданах проявился пережиток древнейших времён, тупое беспритязательное варварство. Что ж, этим упрощенным вариантом двуликих будет легко управлять.
– Конечно. Но моё сердце подсказывает, что мы должны повременить с расправой. Мы спешим. А я не хочу лёгкой смерти для этих дикарей, они заслужили большего наказания. К тому же, мы не можем здесь задерживаться, собратья этих преступников где-то рядом… – Только сейчас Гидра поняла, что среди тысяч глаз, глядящих на неё нет того единственного ока, которым она действительно дорожила.
Где же он?
Неужели не потрясён ночными событиями?
Ах, вот он… К ведьме шел её муж, очень расстроенный, по его щеке стекала слеза.
Гидра сбежала с возвышения, за её спиной двуликие принялись колотить дриллов.
– Только не убейте… – жрица бросилась к Ониму. – Милый, крепись, этот мир жесток… Нам надо привыкать… Эти пятеро…
– Дина пропала… – Выдавил Оним.
Гидра не любила племянницу, но приходилось мириться с тем, что муж боготворит девушку.
– Её, наверное, убили… Там, в лесу много крови… – Сдавленно всхлипнул Оним.
– Я думаю, девочка жива… – Глаза Гидры виновато забегали.
Неужели она, воодушевившись убийствами, случайно прикончила девчонку? Ведьма напрягла слух и теперь услышала его, то сердце, выбивающееся из общего ритма.
Жрица понеслась туда, где всё ещё пряталась Дина. Чуткой Гидре не надо было всматриваться в лицо племянницы или вслушиваться в её речи, она уже знала – девушке всё известно.
Их глаза встретились и поняли друг друга. Дина выпрямилась, в её каштановых волосах теперь серебрилась седая прядь.
– Если хоть одним словом, жестом, вздохом… – Жрица оглянулась на приближающегося мужа, – твой любимый отец, Хирим, отправится за остальными… ты видела, как это было…
Девушка испуганно закивала головой. А Гидра при этом испытала новое ощущение, сравнимое, разве что, с ожиданием страстного соития с любимым. Безграничная власть не только над телами, но и над душами – вот оно истинное наслаждение.
Оним и его брат, Хирим, подбежали к женщинам. Гидра рванула Дину к себе и по-матерински прижала к груди.
– Милая девушка. Она всё видела. – Руки, ещё недавно обагрённые кровью, нежно погладили поседевшую прядь. Девушка напряглась и задрожала. – Бедное дитя.
– Что ты видела? Скажи нам, доченька.
Дина вырвалась из объятий ведьмы и бросилась к отцу, её губы зашевелились. На мгновение Гидре показалось, что сейчас её разоблачат. Но обвинительные слова так и не прозвучали.
– Да она же немая! – Почти радостно воскликнула жрица.
Оним и Хирим удивлённо воззрились на женщину, а та изобразила «безумные глаза».
– Милая, тебе следует выспаться. – Испугался за жену Оним. – Ты слишком много пережила.
– Нет, нам надо идти. Я велю соорудить для Дины носилки, и мы сразу же выступим в дорогу.
Вскоре колона двинулась дальше по равнине. Никто не разговаривал. В это утро двуликие поняли, что их бессмертию наступил конец. Они стали уязвимы. Никто не вспомнил слов из приговора: «Вы способны жить вечно при условии правильного выбора образа жизни».
К вечеру переселенцы подошли к какому-то, довольно приглядному на вид, населенному пункту. Гидра приказала никому не приближаться к чужакам и их жилищам. Новый лагерь обосновался примерно в километре от деревни. Ведьма знала, что весть об их появлении быстро разлетится по всей равнине, и скоро к лагерю прибудут, те, кто вершит судьбы этого второго народа, встреченного двуликими.
Последняя стоянка двуликих могла затянуться не на одну неделю, а провизии, взятой из Страны Двуликих, оставалось не так много. И Гидра распорядилась строго экономить продукты. Она никоим образом не хотела контактировать ни с простыми сельчанами, ни с их предводителями. Гидра решила, что станет говорить только с тем, кто стоит над всеми иерархами данного племени.
Ждать предводителя маннуров, так назывался народ страны, к которой подступили двуликие, пришлось две с половиной недели. Дни и ночи во время ожидания были озарены чудесными знамениями. Маннуры окраинных деревень заметили, что звёзды и луна стали светить особенно ярко. Многие видели в небе странные решетчатые предметы, которые медленно крутились и отбрасывали на землю отражения солнечных лучей. В тёмное время суток решетки разных форм и размеров светились кроваво-красным светом. Временами небесные светила заслонялись огромными крыльями. Далеко вверху, то вспыхивали, то потухали багряные костры. Маннуры и двуликие испытывали тревогу, глядя на всё это. Одна только Гидра знала, что свершающимся Авадон подготавливает почву для вхождения двуликих в страну.
За два дня до прихода правителя маннуров все чудеса прекратились. Гидра поняла, что тот, кого она ждёт, вот-вот прибудет к их лагерю. До появления чужаков, жрица собрала лидеров двуликих, выбранных накануне, и объяснила им, как следует себя вести:
– Учтите, от вашего поведения зависит ваше будущее положение среди этих людей. Помните, вы полубоги, ничего не бойтесь. Завтра войска этих земель будут защищать вас не только от внешних врагов, но и от собственного народа. Предупредите всех, чтобы держались с достоинством и ничего не предпринимали, я сама разрешу эту ситуацию.
Вскоре двуликие увидели облако пыли, вздымающееся выше деревни. Дома и деревья совершенно скрылись в нахлынувшем сером тумане. Туча клубилась, но дальше крайних заборов не двигалась. Вероятно, её создатели решили подзадержаться в деревне, чтобы выяснить все обстоятельства, связанные с появлением пришельцев.
Скоро из уже развеивающейся хмари на равнину вырвалось огромное войско. Высоко над головами конников парусами развевались голубые знамёна. На небесно-чистом фоне широких полотен жёлтая луна наполовину заслоняла солнце. Хорошо экипированные воины двигались с завидной быстротой, уже через миг стоянка двуликих оказалась в плотном кольце.
Приказы раздавались чётко и достаточно тихо, чтобы их слышали только те, кому они предназначались. Со стороны казалось, что отряды управляются мысленными командами своих командиров. И кони и люди действовали лаконично и без заминок. Чувствовалась умелая организация и строгая дисциплина. Тысячи длинноногих лошадей хрипели и гарцевали под своими всадниками, воздух наполнился миллионами запахов. Воины спешились, и уже через час вокруг лагеря двуликих вырос лес шатров. На сотнях костров, доводя до исступления голодных двуликих, готовилась, благоухающая соблазнительнейшими ароматами, пища.
Воины маннуры вели себя так, будто вокруг никого кроме них самих не существовало. В огромном таборе стояла странная тишина, лица солдат казались понурыми. Прошли часы, но никаких парламентариев выслано не было. Озадаченная Гидра, наблюдала за происходящим и терялась в догадках, решительно ничего не понимая. С одной стороны её радовало великолепие войска, с другой – пугало его странное поведение.
В Селении, так называлась страна маннуров, всё складывалось как нельзя лучше в пользу двуликих. Когда главному колдуну и правителю маннуров доложили о странных людях, в большом количестве расположившихся станом на окраинах его земель и о знамениях, сопровождавших их прибытие, Лиман сразу вспомнил о тёмном пророчестве, повествующем о невесть откуда взявшихся чужеземцах, которые поведут маннуров по великому пути завоевания Прибрежного Мира.
Колдун почти не сомневался, что сбывается предание древности. Он тут же приказал снарядить войско, не слишком большое по понятиям маннуров, но достаточное, чтобы поставить на место десятки тысяч пришельцев, если те станут оказывать сопротивление. В планы правителя не входило никаких завоеваний, и жаловать непрошенных гостей, если они те, кто упоминается в пророчестве, он не собирался.
Когда Лиман в последний раз тоскливым взором окинул любимую лабораторию, где проводил большую часть дня, а порой и ночи, и уж было собрался отправиться в дорогу, к нему пришла его единственная дочь, красавица Сина. На плече девушки висела дорожная сумка, к груди она прижимала любимую арфу.
– Папа, мама разрешила мне ехать с тобой. – Чёрные глаза Сины блеснули такой радостью, что заранее заготовленный для дочери отказ дался Лиману с большим трудом.
– Нет. Я не знаю, с кем мы имеем дело и не хочу рисковать твоей жизнью.
– Папа, но ты же самый могущественный маг у маннуров. Что мне может угрожать, когда ты рядом? Тем более, с нами будет такое войско и другие колдуны. – Сина преданно глядела в глаза родителя, зная, что падёт его крепость под напором её очарования. – Я тоже хочу увидеть начало славных дел, я раньше думала, что то пророчество, о котором ты говорил, сказка.
– Да, Сина, сбывается пророчество. Но я не желаю такой судьбы для моего народа, я готовил Селению к союзу с Раавом, а теперь, боюсь, мои планы не осуществятся. Ладно, ты поедешь со мной, девушка. Может, глядя на тебя, я обрету силу духа и смогу спасти наш народ от неверных шагов.
Другая девушка в подобном случае непременно бы запрыгала и захлопала в ладоши. Но Сина с внимательным уважением посмотрела на отца. Он был просвещённым человеком в своём суеверном и мстительном народе. Зная тёмные наклонности маннуров, Лиман всё-таки любил их, как любит отец свое заблудшее дитя. Он почти незаметными, медленными шагами вёл подданных по пути просветления. Сейчас он переживал, мучительно переживал из-за того, что его гигантские усилия по изменению маннуров в лучшую сторону, могут быть одним махом развеяны в прах.
Войско, возглавляемое Лиманом, конным порядком выступило в направлении окраинных земель. Колдуны, как и воины, предпочитали ехать верхом, их статные фигуры, одетые в широкие тёмно-зеленые или чёрные робы, выделялись на фоне не менее статных, бряцающих доспехами, солдат.
Дочь колдуна устроилась в удобном экипаже и была единственной женщиной в экспедиции. Юная прекрасная муза столицы маннуров впервые покидала Крамат. Похожая на отца не только внешне, но и внутренне, она служила маннурам путеводной звездой. Жёстокие взгляды безжалостных воинов смягчались, стоило им только взглянуть на девушку. А когда из окон экипажа на просторы Селении вырывались нежнейшие поэтичные звуки арфы, лица солдат становились восторженными и умилёнными. Если б они ехали на войну, присутствие Сины многим врагам дало бы шанс на пощаду.
Чем ближе подходило войско к назначенному месту, тем реже звучала арфа. Сина бодрилась и старалась скрыть от отца, что теряет силы. Но настал день, когда девушка не смогла больше радовать маннуров своим звонким смехом и утончённой игрой на сказочном инструменте.
Большим горем для участников похода стало известие о тяжёлой болезни всеобщей любимицы. По рядам воинов проносились новости, одна мрачнее другой. Говорили о том, что Сина умирает. И это было правдой. Девушку лихорадило, её руки и ноги немели. Сина слегла от какого-то странного, доселе неизвестного недуга.
Ни Лиман ни другие колдуны не узнавали болезнь, и никакие их средства на неё не действовали. Девушке становилось всё хуже. Лиман пересел в экипаж и не оставлял дочь ни на минуту. Сина угасала на глазах у отчаявшегося родителя. Могучий колдун никогда не чувствовал себя таким беспомощным.
Когда войско Лимана окружило стоянку двуликих, Сина едва дышала, ей оставались считанные часы. Лагерь маннуров застыл в ожидании страшной неизбежности. Болезнь Сины будоражила суеверные умы напуганных воинов в предчувствии каких-то роковых перемен. Именно поэтому не решался вопрос о высылке парламентёров. Лиман ловил последние вздохи своей дочери, и никто не смел ему мешать.
Гидра поняла: происходит нечто неординарное, и решила сама явиться парламентёром к правителю маннуров. Чтобы произвести впечатление на туземцев, колдунья перевоплотилась, но не полностью, оставив про запас клыки и когти. Не стоило так сразу пугать аборигенов. Да и свои ещё не имели случая лицезреть предводительницу в виде крылатого демона.
Ведьма грациозно расправила красивые чёрные крылья и взлетела, направляясь в сторону шатров. Вслед улетающей двуликой смотрели сотни удивлённых глаз её соплеменников, в их числе был и Оним.
Летящую женщину заметили и в противоположном лагере. Она быстро определила, который из шатров главный и одним махом влетела в него. Картина, увиденная Гидрой, дала ответы на все её вопросы.
В центре шатра на походной кровати распростёрлась невероятно красивая смуглая девушка. Измождённое лицо, обрамлённое чёрными длинными волосами, взмокшими от пота, вызванного горячкой, и потухающий взгляд тёмных глаз красноречиво говорили о том, что красавица вряд ли когда-нибудь сможет подняться. Влажное одеяние выгодно облегало стройную пропорциональную фигурку умирающей.
Превозмогая вспыхнувшую в сердце зависть, Гидра состроила сочувственную гримасу. Её собственное тело теперь не было столь совершенным. Несколько успокаивала спасительная мысль, что девушка вот-вот испустит дух.
Гидра перевела взгляд на остальных обитателей шатра, в ужасе застывших от неожиданного явления её в виде крылатого демона, и сделала хладнокровные выводы о внешности народа, с которым ей предстоит иметь дело следующие триста лет.
Вокруг ложа умирающей толпилось с десяток мужчин разного возраста, все они были одеты в робы тёмно-зелёного или чёрного цвета. Высокие и смуглые, с чётко очерченными чертами лиц, эти люди после дриллов казались братьями Аполлона. Из прочих особо выделялся зрелый мужчина с длинными седыми волосами. Его проницательный взгляд был сейчас устремлён на Гидру, и ведьма узнала глаза девушки. Перед ней стоял отец умирающей красавицы и тот, кого Гидра ждала – правитель страны маннуров.
Колдунья, не раздумывая, подошла к почти затихшей дочери правителя и простерла над ней ладони. Жрица поняла, что болезнь – один из ходов Авадона. Придётся, скрепя сердце, исцелить несчастную.
Из пальцев ведьмы полились красные искры. Сина преобразилась на глазах, жизнь стремительно возвращалась в почти бездыханную плоть.
Двуликая неохотно отдавала энергию. Вылечив дочь, женщина сделает её отца своим вечным должником. Только, когда больная, перестала вызывать опасения, жрица обратилась к присутствующим.
– Как вовремя я успела. Мой бог подсказал мне явиться сюда.
– Скажи, кто твой бог, и мы воздадим ему почести. С сегодняшнего дня ты и твой народ, желанные гости маннуров. – Произнёс отец девушки.
– Мой бог Авадон. Он вёл нас из далеких земель в помощь маннурурамурам… – Запуталась Гидра.
Такого конфуза с ней прежде никогда не случалось. Бывшая Мидата не без основания гордилась своими остротой ума и идеальной памятью.
– Маннурам. – Терпеливо поправил Лиман. Он не знал о прежних способностях жрицы, поэтому не удивился.
– Да, маннурам. И мы с радостью принимаем твоё приглашение. – Озадаченно продолжила Гидра.
– Располагайся в этом шатре, крылатая богиня, завтра ты с почётом поедешь в Крамат. Я сейчас же переведу дочь в другой шатёр.
– Не стоит. Девушка очень слаба, некоторое время она должна находиться возле меня. – Гидра с сожаленьем посмотрела на ангельское создание, которое ей только что пришлось спасти. – Но скажи, твоё войско не обидит моих уставших и голодных людей? Им уже пришлось столкнуться с недружелюбием в этом мире.
– Мои воины выполняют приказы. Я прикажу им относиться с почтением к гостям. А недружелюбие, с которым вы столкнулись, могло исходить только от лунных дриллов. Они не опасны, хоть и выглядят угрожающе. Маннуры считают дриллов своими врагами, но я думаю это наша ошибка.
– Ваши безопасные дриллы убили нескольких мужчин в моём племени. – Гидра попыталась выдавить слезу, отчего её лицо сильно покраснело.
– Этого быть не может, дриллы убивают, только защищаясь. – Лиман заметил потуги собеседницы и с подозрительной внимательностью всмотрелся в её лицо.
– Скажи об этом жёнам и детям погибших, вряд ли они утешатся твоими словами. – Слеза так и не выкатилась, и жрице пришлось «промачивать» платком совершенно сухие веки.
– Значит, не зря мои воины уничтожают их при первой возможности? А я никогда не одобрял эти забавы. У маннуров варварские наклонности, бороться с этими привычками сложно. Видимо чаша терпения бедных дриллов перелилась через край, и они стали убийцами невинных. – Лиман ждал, что ответит ведьма, он надеялся, что она согласится с его мнением.
Большинство колдунов в шатре разделяли взгляды своего правителя, остальные сомневались, но были близки к убеждённости в его правоте.
Гидру насторожили слова государя, она ожидала встретить бездумное мракобесие, а не пацифистские взгляды, достойные её бывшего мужа. Верхушка маннуров представляла собой не то, на что она рассчитывала. Ещё чуть-чуть и эти колдуны переоденутся в белое. Надо было проверить солдат и тогда решить, что делать дальше. Ведьма смиренно кивнула, тем самым, сделав вид, что согласна с Лиманом.
– Меня зовут Гидра. Позвольте мне обратиться со словом к вашим военным, я хочу сама убедиться, что моему народу ничто не угрожает. – Ничуть не намокший платок ещё раз коснулся лица ведьмы и скрыл от маннуров зрачки на мгновение вспыхнувшие красным огнём.
Лиман назвал колдунье своё имя и имена остальных волшебников, включая дочь, и отдал распоряжение о всеобщем сборе вокруг экипажа, на котором приехала Сина.
Пока воины собирались, Гидра слетала в лагерь и вернулась пеше. С нею пришли четверо мужчин двуликих с двумя тяжёлыми мешками. К этому моменту весть о чудесном излечении дочери Лимана облетела лагерь, и чужестранцы были встречены приветственными возгласами.
Гидра эффектно взлетела на крышу экипажа и всмотрелась в окружающих. В одних глазах она увидела ужас, в других – благоговение в третьих – ничего, кроме тупости. Это успокоило ведьму, народ, в отличие от своих повелителей, оказался тёмен и глуп.
Гидра начала:
– Здравствуйте, братья, дети великого народа! Глядя на вас, я радуюсь вашей силе, радуюсь, смелости и разуму, которые вижу в ваших взглядах. Вы избранные! Мой великий бог избрал вас повелевать и решать судьбы. Именно Вам предстоит выбирать, какие народы останутся существовать в Прибрежном Мире и служить вашим женам и детям, а какие, недостойны дышать этим воздухом. – Теперь обманщица гордыня захватила сердца слушающих, а Гидра радостно продолжала. – Когда я смотрю на это войско, я начинаю думать, что бог, который вёл мой народ на помощь вам, ошибался. Вы и без нас способны завоевать мир. Вам не нужна помощь, вы сильны и мужественны. Но разве боги могут ошибаться?
Гидра сделала паузу, ожидая, когда солдаты перестроят свои утлые умишки на новую волну.
– Боги никогда не ошибаются. Мы здесь, потому что наши древние знания смогут уберечь вас от ошибок. Ваша смелость и наш опыт – вот залог успеха. Мы, объединившись, создадим такую силу, равной которой нет и не было в Прибрежном Мире. Пусть сегодняшний день станет началом. Началом непримиримой борьбы наших народов за СПРАВЕДЛИВОСТЬ. – Сейчас Гидра видела глаза, исполненные гордости и самодовольства, слышала восторженные восклицания. Глупые маннуры принимали двуликих именно так, как этого хотела Гидра. – В заключение своей речи, я хочу сделать вам подарок. Пусть он послужит продолжением моих слов.
Гидра кивнула двуликим, и они вытряхнули мешки. На землю выкатились два дрилла: отец, вождь одного из племен дриллов, и его сын. Оба выглядели жалко, у старшего отсутствовал глаз, у молодого правая рука болталась, как у тряпичной куклы. Тела обоих покрывали синяки и кровавые ссадины.
При виде пленников, толпа радостно загикала. В мгновение ока было очищено поле для казни. Жрица соскользнула с крыши экипажа, встав между волшебниками и четырьмя двуликими. Ей хотелось не только лицезреть смерть, но и вдыхать ни с чем не сравнимый приторный и сладкий запах умирающей крови.
Первым погиб сын, его отцу пришлось стать свидетелем страшных мучений, которым подвергли юношу палачи маннуров. Когда истязатели приблизились к старику, Гидра остановила их.
– Мои люди тоже хотят поразмяться, пусть они разделаются с этим получеловеком. – Гидра грозно глянула на растерявшихся двуликих, на их лицах она, к своему неудовольствию, прочла сострадание и отвращение, вызванные первой казнью. Жрица предусмотрительно перешла на шёпот: – Идите, если не хотите, чтобы с вами сделали то же. Этот дикарь не жалел ваших братьев.
Четверо мужчин поволокли дрилла в середину поляны, ранее они не сталкивались с пытками, потому мучили неумело, старались подражать увиденному несколькими минутами ранее.
Постепенно руки двуликих палачей приобретали твёрдость. Новоявленные убийцы не заметили, как проступил их дьявольский облик, сменяя всё человеческое. Разгорячённая кровью толпа маннуров, не испугалась подурневших гостей. Общий порок сроднил двуликих и маннуров. Воинам нравились их новые страшные братья, оглашающие звериными рыками искусственную арену.
Казнь продолжалась. Четверо двуликих приобщались к опыту кровопролития, а Гидра украдкой наблюдала за колдунами. Кучка магов мрачно стояла в стороне, они не разделяли веселья подданных. Гидра понимала, что если в ближайшее время ничего не предпримет, тёмные волшебники не позволят ей выполнить задуманное.
На следующий день маннуры и двуликие двинулись в Крамат. Многие воины отказались от своих коней в пользу в край ослабевших двуликих. Путь в столицу был долгим. И Гидра решила за время дороги узнать как можно больше о Прибрежном Мире. Волшебница ехала в экипаже с двумя девушками, немой и равнодушной ко всему Диной и жизнерадостной, мечтательной Синой.
Гидра непрерывно задавала вопросы дочери Лимана. Девушка, которую жрица решила держать возле себя, как залог благоразумия её отца, чувствовала себя прекрасно и охотно рассказывала о своей родине.
От Сины Гидра узнала, что Прибрежный Мир делится на два огромных побережья: Солнечное и Лунное. Небосвод этого мира регулярно посещают и луна и солнце. Луна приходит со стороны Лунного Побережья, солнце – со стороны Солнечного.
Двуликие сейчас находились на Лунном Побережье, почти половину которого, занимали земли маннуров. На остальных площадях этого берега проживали уже знакомые Гидре лунные дриллы и еще два не менее враждебных маннурам народа: буты – жители лесов, и отаны – хранители порталов.
Лунное и Солнечное Побережья разделялись огромным водоемом, которое все племена этих земель называли Океаном. Какова величина Океана никто не знал, так как переплыть его не представлялось возможным. Как только корабль или лодка касались поверхности воды, её всегда спокойная гладь, пенясь и бурля, мгновенно либо поглощала инородный предмет, либо выбрасывала на сушу.
Связь между побережьями осуществлялась через портал, имеющий вход и выход на двух берегах. Но маннуры не могли посещать Солнечное Побережье, так как враждовали с отанами, хранителями порталов.
Сина умолчала о том, что недавно Лиману удалось убедить отанов в честности своих намерений, он побывал в Рааве, столице Солнечного Побережья, погостил у фараона Раава Лайбона и приобрёл в лице главного раавитянина не только союзника, но и друга.
Всё, что дорогой видела ведьма через узкое окошко экипажа, говорило об умелом правлении и благополучии граждан Селении. Маннуры жили в достатке. Гидра догадывалась, что это заслуга их правителя. Лиман со знанием дела прокладывал путь своему народу. Сытые, живущие в довольстве, люди готовы были к принятию новой философии, придуманной Лиманом. Не явись Гидра в этот мир, через сотню другую лет маннуры пошли бы путями Света.
Слушая Сину, жрица рисовала в своем воображении Прибрежный Мир. Получалась картина, очень сильно отличающаяся от Страны Двуликих. Если родина Гидры была шаром, то мир, где она сейчас находилась, представлялся плоскостью с Океаном посередине и горами по краям. Что находилось за горами, никто не знал.
Дни шли, Гидра с ужасом стала замечать, что многое из услышанного накануне, куда-то улетучивается из её памяти. Она детально помнила свою жизнь в Стране Двуликих и почему-то быстро забывала факты и события нового мира.
Уже приближаясь к Крамату, ведьма порылась в своей сумке, нашла свиток и перо, развернула бумагу и принялась писать: «1. Захват лесов; 2. Захват портала; 3. Раав». На вопросительный взгляд Сины жрица уклончиво ответила:
– Я всегда всё записываю, чтобы не забыть самое важное. – От гнетущих мыслей её голос звучал немного растеряно.
– Самое важное забыть невозможно. Или у вас проблемы с памятью? Вряд ли. Известно, что плохая память спутница бездарности. А вас сложно назвать бездарной.
Гидра покраснела от злости. Во взгляде прямолинейной девушки она прочла презрение и насмешку. Неожиданно улыбнулась и доселе безучастная Дина.
Жрица закусила губу. За время путешествия она успела возненавидеть двух с виду безобидных девушек. А они не скрывали симпатию друг к другу и нередко обменивались многозначительными взглядами, особенно когда Гидра начинала размышлять вслух о будущем.
– Не учи меня, Сина. Лучше тебе отнестись ко мне с уважением. – Гидра с сожалением осознавала, что нахальная девчонка права.
Заскоки памяти были не самым страшным. Жрица заметила, что при разговоре не всегда находит нужные слова. Хвала Авадону, это не относилось к оккультным знаниям. Всё, что касалось магии, легко запоминалось и никуда не улетучивалось.
Сина вняла завуалированным угрозам и с деланным испугом схватилась за арфу, что ещё больше рассердило ведьму. Но Гидра решила пока молчать. Придёт день, и она сможет отомстить и той, что, закрыв глаза, с упоеньем ласкает струны гадкого инструмента и той, что, не стыдясь слёз, ловит действующие на нервы гаммы.
Пока Гидра ехала в экипаже и любовалась красотами Селении, Лиман тайно отправил одного из доверенных колдунов к отанам. Верный друг правителя должен был предупредить хранителей, чтобы те усилили охрану ворот и больше не доверяли никому из маннуров, даже самому Лиману. Тёмный колдун предвидел, что чужаки завладеют не только землями его народа, но и душами.
Колона без происшествий достигла столицы страны маннуров Крамата. В Крамате двуликие были распределены по домам маннуров. В течение полугода предполагалось расселить восемьдесят тысяч пришельцев по всем городам Селении. Одному, хоть и богатому центру, не под силу было прокормить резко увеличившееся население. Гидра и Оним устроились в доме Лимана.
Ведьме сразу не понравился город – нагромождение серых домов, аккуратных, но безвкусных. Квадратные каменные коробки тулились друг к другу, не оставляя места деревьям и другой растительности. Маннуры не отличались фантазией и полётом мысли, не понимали важности зелени в украшении улиц, не стремились к красоте.
Гидра же привыкшая к неповторимым дворцам и садам Элизиума оказалась неспособна терпеть убогое однообразие пропахшей плебейством столицы. Она не могла здесь сосредоточиться на своих планах. Виды из окон дворца Лимана, самого состоявшегося сооружения в городе, вызывали у ведьмы тоску и желание кого-нибудь загрызть.
Промучившись неделю, Гидра обратилась к Лиману с просьбой дать ей рабочих и материалы для постройки храма.
– Я хочу соорудить место поклонения Авадону, его силой я излечила твою дочь, за что ты обещал возносить ему молитвы.
– Завтра же я всё устрою. Но где вы задумали строить храм? – Лиман понимал, какой вред его народу принесёт новое святилище, но не мог нарушить данного слова. Как бы он не относился к двуликой, она спасла его дочь.
– Мои люди высмотрели в пяти километрах от города давно заброшенную хижину. При умелом подходе её можно быстро привести в порядок и сделать пригодной для жизни. Я уже отдала соответствующие распоряжения. Мне и моим спутницам будет достаточно удобно. Мы сможем там жить, пока не отстроят храм. Я хочу лично руководить строительством. – Жрица не посчитала нужным упомянуть о том, что так называемые «её люди» не двуликие, а маннуры из окружения правителя, тайно присягнувшие новой госпоже.
Лиман побледнел. Страшная догадка сжала его сердце.
– Я думал, вы захотите, чтобы ваш муж занимался строительством? И кто ваши спутницы? – Последний вопрос прозвучал полушёпотом, на лбу волшебника выступили холодные капли.
– Оним останется в Крамате, ты отдашь ему свой дворец и власть в придачу. – Обыденно, как само собой разумеющееся произнесла жрица.
– Я надеюсь, только что прозвучала шутка? – Лиман напрягся.
– Конечно шутка. – Ядовито хихикнула ведьма. – Но тебе, Лиман, придётся ещё некоторое время потерпеть соседство Онима. Ему приглянулась столица, он мечтает взять на себя командование войсками Крамата. Надеюсь, ты не откажешь моему мужу? – Гидра задумчиво посмотрела на Лимана, – А храм – это только моё дело. Чтобы не умереть со скуки, я возьму с собой твою дочь и племянницу Онима. Девушки успели подружиться.
– Я хотел, чтобы моя дочь жила дома. Её мать очень расстроилась, узнав, что чуть было не потеряла единственное дитя. Сэльма не переживет, если с Синой что-то случится.
– Что может случиться с Синой? Или ты забыл, благодаря кому она до сих пор дышит?
– Да. Но…
– Никаких но. Я забираю Сину. Она поживёт со мной недельку другую, а после вернётся к матери. Будь великодушен, Лиман, я тоже полюбила девушку. А её арфа – это нечто сказочное. Не лишай меня удовольствия. – Гидра вздохнула и картинно закрыла глаза. – Кстати, что за заброшенное кладбище нашли мои люди неподалёку от хижины?
Гидре не терпелось полюбоваться небольшим полуразрушенным погостом в пару десятков склепов.
– Это забытое мрачное место, последний приют тёмных колдунов древности, люди давно обходят его стороной.
Волшебник с трудом сосредотачивался. Его мысли искали ответа совсем на другой вопрос: «Почему Гидра не отпускает Сину?». Неприязненное отношение жрицы к девушке было видно невооруженным глазом.
– До сих пор живы и будоражат ум жуткие легенды о кровавых жертвоприношениях и изощрённых пытках, проводимых во время некогда популярных чёрных месс. – Лиман поёжился, вспоминая строки древних манускриптов, описывающих события канувших в Лету веков. Неужели его нежной хрупкой девочке придётся жить рядом с таким мистически зловещим местом? – Погост – всё, что осталось от Аспидова святилища, где поклонялись богам, которых маннуры давно отвергли из-за варварских обычаев, порождённых ими. Лучше выбрать для храма землю поспокойней. Кладбище разгонит приход нового святилища.
– Ничто не испугает поклонников моего бога. – Двуликая была не прочь возродить забытые традиции древних маннуров.
На следующий день в пяти километрах от Крамата закипело колоссальное строительство. Гидра хотела, чтобы её Храм высился до небес. Его фасад и внешнее убранство не должны были уступать прекрасному дворцу, оставленному жрицей в Элизиуме. Только стены его не засияют белизной, а останутся серыми и мрачными, как душа демона, живущего в них.
Окна предполагались узкие и высокие с разноцветными витражами, разукрашенными мистическими картинками. По бокам высоких ступеней, ведущих в храм, вырастут две горгульи – жестокие стражи пристанища тёмных сил. Входная дверь – двуликий Янус, снаружи обычный, а с внутренней стороны отталкивающе-страшный и злобный, станет символом изгнанного из Элизиума народа.
Кто войдёт в Храм Авадона и поклонится его хозяину, тому не будет дороги назад. Только смерть освободит его от обязательств, данных Ангелу Апокалипсиса.
Строители маннуры хорошо знали своё дело, но они не владели искусством колдовства и не могли превзойти самих себя. Гидра решила помогать инженерам и рабочим. С помощью магии она в мгновенье ока поднимала тяжёлые камни на любую высоту. Участие колдуньи заметно ускорило строительство. Работа кипела. Ведьма так увлеклась возведением стен будущего храма, что забыла об осторожности.
Пока Гидра строила Святилище, правитель маннуров и его окружение, готовились захватить ведьму и обессилить. Для этого нужны были способности многих магов, и их обнаружилось достаточно. В тайны заговора посвятили только самых надёжных. Но и среди них нашёлся предатель.
Неблагодарный секретарь одного из колдунов, найденный нынешним хозяином в бедном квартале Крамата, накормленный и обеспеченный прибыльным местом службы, решил, что достоин большего, чем прислуживать среднему магу. Однажды ночью он вскочил на коня и поскакал в сторону знаменитой стройки.
Добравшись до хижины Гидры, он, не боясь упреков, громко постучал. На стук вышла заспанная Сина. Девушка сильно удивилась, увидев знакомое лицо.
– Что-нибудь случилось? – Красавица испугалась за отца, её левая рука, свободная от свечи, беспокойно легла на грудь.
– Нет, всё в порядке. Просто… срочное сообщение, позови свою хозяйку. – В голосе секретаря звучали нотки высокомерия.
– Эта ведьма мне не хозяйка, сам зови. – Сина скрылась за дверью.
Нахальный секретарь влетел внутрь помещения. Он чуть не подавился собственной слюной, когда увидел полуодетую греховно прекрасную Гидру, освещенную скупым пламенем свечи. Порочные желания вспыхнули на физиономии делопроизводителя.
– Чего тебе? – Гидра негодовала. Этот некрасивый, жирный, женоподобный раб смел хотеть её, почти богиню.
– Можно поговорить с вами без посторонних? – Секретарь покосился на девушек, явно заинтересовавшихся его визитом.
Гидра вышла из избы и плотно закрыла дверь.
– Я Энекиджи, презренный служитель ваш, пришёл сообщить о заговоре. – Зашептал предатель.
Гидра заинтригованно щёлкнула языком. Уж чего она не ожидала, так это революции. Видимо, она недооценила Лимана.
– О чём ты?
– Лиман хочет лишить вас сил и сделать пленницей. Как только вы вернётесь в Крамат, колдуны разделаются с вами. – Глаза секретаря хищно сузились, он стал похожим на откормленного хорька, кажущегося самому себе волком.
– Как долго ты можешь оставаться здесь? – Ведьму не интересовали подробности, главное Энекиджи уже сказал.
– Не больше часа. Моё отсутствие могут заметить. – Энекиджи озабоченно сморщился. – Мой господин часто призывает меня.
– Мне придётся посвятить тебя в свои тайны, раб, хоть вижу, что ты не умеешь их хранить. Держи свечу. – Гидра поманила Энекиджи в овраг.
В эту ночь секретарь стал свидетелем чуда. Ведьма сняла своё ожерелье и, произнеся какие-то слова на незнакомом языке, бросила оземь. Овраг вмиг наполнился множеством предметов. Гидра выбрала из них несколько десятков украшений, взмахнула рукой, и на земле осталось лежать злополучное серебряное ожерелье.
– Как только захочешь кому-нибудь рассказать о том, что видел, – умрёшь.
– Я не посмею. Моя мечта служить вам. – Голос предателя дрожал.
– Сделаешь, как я скажу, будешь моим секретарём. Вот эти сокровища до моего возвращения должны украшать шеи всех заговорщиков. – Гидра неохотно вручила гостю тёмные артефакты. – Час прошёл, поторопись. Я не вернусь в Крамат, пока ты не доложишь мне, что колдуны обезврежены.
– Слушаюсь. – Энекиджи вскочил на коня и скрылся в сумраке отступающей ночи.
Уже через пять дней секретарь вернулся к избушке ведьмы с хорошими новостями.
– Все колдуны носят ваши дары, госпожа.
– Как тебе удалось так быстро справиться?
– К Лиману я подкрался, когда он спал. Мой хозяин примерил ожерелье и не смог снять, одному колдуну я продал украшение. Я хитёр, и вы не пожалеете, взяв меня на службу.
– Возьму, не сомневайся. Но пока возвращайся в город и честно служи своему господину, позже я призову тебя. – Гидре не хотелось видеть этого человека день ото дня. Но и отказываться от его услуг было глупо.
Разочарованный Энекиджи поскакал в город. Дорогой он клялся себе, что найдёт ещё повод выслужиться перед Гидрой, тогда она не сможет отказаться от него.
Теперь Гидра часто наведывалась в город. Кольца Гекатея, созданные много веков назад в Стране Двуликих, не утратили своих свойств. Тот, кто носил порабощающее украшение, сохранял свои мысли и мировоззрение, но не мог противоречить хозяину магического предмета.
Волшебные кольца крепко держались на своих рабах и не подчинялись никакому воздействию. С древними украшениями из арсенала Гидры не могли справиться даже могучие колдуны. К сожалению, Гидра использовала всё, что имела. В ближайших планах ведьмы было открытие при Храме лаборатории и налаживание массового производства колец Гекатея. Уже порабощённые маги помогут ей в этом.
Храм был построен, его открытие отметилось грандиозным праздником. Наконец были вознесены молитвы и кровавые жертвы Авадону. В качестве агнцев на закланье использовались дети незначительных людей из племени маннуров. Жрица храма, несравненная Гидра, с этого дня стала почитаться суеверным народом, как богиня.
Вскоре заработала и лаборатория. Двуликие, расселившиеся по всей стране, находили ненадёжных маннуров, уже задетых влиянием Лимана. Им тут же надевали новые порабощающие «кольца» и превращали в рабов.
К сожалению, некоторые кольца Гекатея пришлось использовать и для успокоения двуликих. Первой двуликой украшенной магическим порабощающем ожерельем стала Дина, точно такое же магическое изделие легло на шею Сины.
В эти дни Лиман испытывал великую скорбь. Он понимал, что стал рабом и теперь вынужден выполнять волю своей повелительницы. А та всё больше и больше затягивала его в чёрную пучину служения Авадону. За Лиманом сохранилось место главного колдуна, но правителем в стране маннуров стал муж Гидры, Оним. Недавняя шутка ведьмы оказалась правдой, Лиману пришлось освободить дворец и переселиться с женой и преданными слугами в старое родовое готическое здание на окраине Крамата.
Как-то Лиман напомнил Гидре о том, что храм построен, и Сине пора бы вернуться домой. На что ведьма хладнокровно ответила, мол, подумает об этом.
Уже на следующий день Сину перевели в подвалы храма. С этого дня девушка стала пленницей. Лимана пригласили к Гидре, и ведьма сообщила ещё надеющемуся отцу:
– Твоя дочь давно бы умерла, если бы я не нуждалась в тебе. Ты меня обманул, и Сина спустилась в подземелье. Следующий промах, колдун, и её закуют в цепи. Ты понимаешь, чем обернётся для неё твоя третья ошибка? Служи мне честно, только так ты облегчишь судьбу дочери. И не дай тебе бог потерять ожерелье. В моих подземельях есть камеры пыток, где жертву можно мучить годами, сохраняя жизнь.
Пока Гидра говорила, Лиман чувствовал, как усиливается дробь в его висках, шум сотен барабанов сделал голос жрицы далёким и невнятным. Зная свободолюбивый и независимый нрав своего единственного чада, колдун боялся, что Сина не сможет долго существовать в неволе. Девушку необходимо было спасать.
– Пожалуйста, не разлучайте Сину с арфой.
– Арфу бросили в подземелье вместе с её хозяйкой. Пусть Сина совершенствует своё мастерство. До тех пор, конечно, пока инструмент не сгниет от сырости. – Гидра возненавидела арфу, и не сломала её только потому, что боялась прослыть плебейкой.
Жрица считала музыку одним из главных различий между аристократами и чернью. Потому часто демонстрировала свою приверженность к музыкальному искусству. В главном зале храма уже давно возводили огромный десятиметровый орган. Благо, в числе изгнанников двуликих нашлось два специалиста по органам. Но из-за непонимания маннурами требований органистов, работа продвигалась крайне медленно, и службы Авадону пока что проводились сухо, без гимнов и псалмов в честь любимого бога.
Лиман понурый выходил из покоев жрицы. Он знал, что со временем мог бы избавиться от порабощающего ожерелья, но такой шаг ещё больше усугубит положение Сины. Маг решил бороться с украшением, не снимая его.
В храм Авадона стекались люди со всего побережья. Гидра отобрала из числа колдунов чуть больше десятка самых подходящих на роль жрецов. Они оставили Крамат и переехали за город, в новое святилище. Множество слуг поселились в храме, делая жизнь служителей Авадона приятной и беззаботной, если возможно быть беззаботным, находясь рядом с непредсказуемым кошмаром по имени Гидра.
Сама жрица тоже не могла быть беззаботной, она день и ночь думала о том, каким образом привлечь на свою сторону другие народы. Маннуры теперь полностью находились во власти двуликих, но этого было мало, ничтожно мало.
Глава III. Солнечное Побережье
Прости, милый читатель, что автор так долго утомлял тебя рассказами о недостойной внимания, жестокой и неуравновешенной Гидре. Её мысли и желания сейчас устремлены на Солнечное Побережье. Давай же и мы оставим пока жрицу и заглянем туда, на противоположный берег, где твоё сердце, несомненно, возрадуется и обретёт покой, ибо люди Солнечного Побережья чисты и праведны, как дети в нашем порочном технократическом мире.
Там среди лесов и садов, полей и пастбищ протекает безбрежная, глубоководная река Лиурна, названная в честь великой Богини, повелительницы воды. Лиурна берёт начало в неприступных раскалённых скалах и несёт свои чистые воды в Океан.
Всё Солнечное Побережье изрезано множеством больших и малых речушек, половина из которых сливаются со старшей сестрой, остальные, как и она, Лиурна, держат путь к Океану.
Климат на Солнечном Побережье более знойный, чем на Лунном, а растительный мир намного щедрее сдержанной флоры Лунного Побережья. Центр благодатной земли занимает величавый город Раав, самый большой на побережье, он является столицей одноимённой страны, объединяющей двенадцать крупных городов.
Недалеко от Раава бежит небольшая река Эгида. Рождаясь в горах тоненьким ручейком, она стремительно проносится по лесам чернокожих племён, по каплям собирая на своем пути ручьи, и входит в Страну Раав уже водной магистралью, способной нести на своих плечах тяжёлые корабли.
Благополучие счастливого государства обеспечивают не только города, но и тысячи деревень, разбросанных по стране. Просторы Раава пестрят полями, возделываемыми усердными руками боголюбивых земледельцев.
Все племена, населяющие Солнечное Побережье молятся Солнцу, но почитают и светлую Селену, и благодатную Лиурну, великий Океан и многих других добрых помощников Солнца-Ярило в благородном деле совершенствования окружающего мира.
Стремясь идти путями Света, люди Солнца давно исключили из своего рациона мясную пищу, только дары обогретой светилом и напитанной влагой земли украшают скромную трапезу этих добрых детей любящего Ярило. Здесь отвергается богатство и приветствуется аскетизм. Неимущий странник, идущий пыльными дорогами от города к городу, почитается как господин. Он всегда будет накормлен и получит крышу над головой. Дать кров и пищу бездомному – святое дело.
На западе и на востоке от Раава простираются бесконечные лесные угодья, кишащие бесчисленным количеством птиц и зверей. Лесные твари живут по жестким законам первобытной природы. А люди предпочитают пока не вмешиваться в правила, придуманные не ими, но надеются, что когда-нибудь фауна отвергнет свои кровавые уставы и последует за человечеством в жизнь без истребления себе подобных. Жители побережья научились любить природу такой, какая она есть.
Заглянув в леса западнее Раава, вы попадёте в сказочную Страну Бегущей Воды и встретитесь с её кроткими хозяевами, чернокожими арунга. Страна Бегущей Воды представляет собой буйный лес, многократно пересечённый тысячами ручьёв и речек. Бег этих водных линий часто проходит вопреки всякой логике. Они могут стремиться навстречу друг другу, пересекаться и нестись, противореча законам гравитации, вверх по склонам. Секрет этого недоразумения в том, что маги арунга с древних времён владеют искусством управления текущей водой, некоторые волшебники способны повернуть даже саму Лиурну.
Территории арунга с южной и западной стороны оканчиваются заснеженными горными хребтами, а с севера омываются тёплым Океаном. Чудесные земли управляются тремя могучими колдунами, мудрыми избранниками магического совета.
Множество больших и малых племён обитает в зелёных деревнях. Их дома – здравствующие деревья с широкими полыми стволами. Природой образованные дупла внутри тёплые и сухие. Встречаются полости с перегородками, такие многокомнатные чудо-домишки считаются чуть ли не царскими хоромами, в них поселяются самые большие семьи.
В каждой деревне имеется свой старейшина-вождь, уважаемейший человек, он представляет односельчан на совете, он решает спорные вопросы, он, умирая, передаёт своему старшему сыну бразды правления. Но есть среди арунга люди предпочитающие уединение, это маги-отшельники, они селятся в густых дебрях, общаются с природой и принимают на воспитание малюток с магическими задатками, как правило, младших детей вождей племён.
А на востоке от Раава, за широкой рекой Лиурной, лесом правят женщины-воительницы. Прекрасные амазонки, поборницы свободы и женской независимости, обладают безрассудной смелостью и недюжинной силой. Их руки привыкли к тяжёлым мечам, их зоркие глаза не знают промаха. Стрелы воительниц всегда находят цель, а в рукопашном бою этим изящным валькириям нет равных. Большинство воительниц пришли в племя по зову сердца из земель Раава, лесов арунга или гор дриллов. Некоторые родились здесь, их матери тоже были воинами.
Во главе воинственного племени стоит женщина, воин и маг в одном лице. Виржиния единственная в своём народе обладает магическими знаниями, она и астролог и знахарь. Двести лет колдовского опыта никак не отразились на её внешности. Лицо её не ведает морщин, а крепкое тело дышит молодостью и здоровьем.
Со стороны Океана с амазонками соседствуют отаны Солнечного Побережья, самые миниатюрные жители описываемого мира. Они, как и их братья на Лунном Побережье, отличаются низким ростом и хрупким телосложением. Бледная кожа представителей этого племени кажется почти прозрачной, под её тонким покровом легко угадываются синие ниточки сосудов. Большие голубые глаза отанов смотрят на мир с детской непосредственностью и добротой. Но они не дети. Тысячелетиями маленькие и хилые с виду отаны несли на своих плечах великую миссию. Они умело охраняли последние ворота, соединяющие два побережья. Только их твёрдость и знания не дали исчезнуть с лица земли связующему берега порталу. Вождь племени является и главным хранителем, он живет возле ворот с другими адептами, светлыми магами, прошедшими путь познания и связанными с воротами клятвой вечного присутствия.
От Океана, окутывая кольцом плодородные равнины, тянуться вечные горы – обиталище солнечных дриллов. Дриллы Солнечного Побережья – симпатичные горцы, сильно отличающиеся от своих братьев со стороны луны. Они не менее развиты, чем их соседи, и активно участвуют в жизни побережья. Благодаря дриллам в аптечках всех знахарей равнинных земель всегда есть незаменимые в медицине травы и коренья. Кроме того, дриллы добывают волшебный жёлтый порошок, который так необходим магам для их таинственных ритуалов.
Все описанные выше народы, за исключением отанов, владеют мощными, хорошо подготовленными армиями.
Казалось бы, зачем племенам, тысячелетиями живущим в мире, нужны воины?
Всё объясняется очень просто: много веков назад на тонком листе папируса было начертано пророчество о величайшем зле, которое явится в Прибрежный Мир и изменит установившийся порядок. Старинное предание завещало людям готовиться к противостоянию, шлифовать боевое искусство и встать на защиту родных городов и сёл, даже если сопротивление окажется бесполезно. Сила духа и боевое мастерство дадут поборникам Света надежду.
Посвященные в тайну знали больше. Согласно древней легенде, чужеродное зло возымеет верх над силами Света. Тогда наступят зыбкие годы прозябания в голоде и нищете для тех, кто не покорится тьме. Но эту часть пророчества не разглашали населению не сведущему в магии, дабы слабые духом не стали добычей служителей мрака прежде назначенного часа.
На протяжении всего мирного времени ежегодно на равнинах Раава устраивались турниры, где молодые и зрелые воины демонстрировали свои достижения в военном искусстве. Миролюбивые племена, не знающие кровопролития, были готовы к войне.
Ты, наверное, недоумеваешь читатель, почему автор иногда повествует тебе об удивительных сказочных народах в настоящем времени? Не спеши упрекать того, кто видел все эти чудеса собственными глазами. Кто с посохом в руках прошёл дорогами Прибрежного Мира, вбирая в себя древние знания и легенды, кто плакал над поверженными героями и учился не проклинать врагов. Кто полюбил миролюбивые народы и всем сердцем молился об их благополучии. Когда ты ешь, спишь, работаешь, в том далеком мире протекает своя жизнь, не похожая на твою. Но если на твоей планете воплотится чужеродное зло, воины великих народов, пройдут дорогами порталов и заслонят тебя от ударов тёмных ратников, не дав злу взять верх над тобой, а лукавым мыслям захватить твой разум.
Все жители Солнечного Побережья, его вожди и колдуны, крестьяне и горожане считали своим правителем и судьёй фараона Раава Лайбона. Потомок великих вождей древности, он обладал безграничной мудростью и горячим любящим сердцем. Ничего важного в этом мире не свершалось без его ведома. Могучие колдуны шли к нему за советом.
Семья Лайбона жила в белокаменном дворце в центре столицы. Здесь, в этом торжественном и в то же время уютном доме принимались самые важные решения. Огромный дворец всегда был полон гостей и открыт для всех, как и душа его хозяина.
Все восемь детей фараона были любимцами горожан, чуждые чопорности и высокомерия, они обучались наукам лучшими представителями племён Прибрежного Мира. Воспитанию этих малышей придавалось большое значение, так как любой из них с прошествием времени мог занять место отца и понести на своих плечах тяжкий груз ответственности за будущее своего народа.
В описываемые дни жена Лайбона, благочестивая Нарцисса, ожидала девятого наследника. Будущая мать впервые тяжело переносила беременность. Ещё не родившийся малыш доставлял ей массу беспокойств. Но не тем, что был слишком подвижен. Мальчик, она чувствовала, что это будет сын, излучал какое-то незнакомое тепло. Нарцисса со стыдом осознавала, что любит малыша больше остальных детей, что этот ребенок будет особенным. Женщина не рассказывала мужу о своих наблюдениях. Но Лайбон видел, что его жена находится в глубокой душевной тоске, отражающейся на её внешности и вредящей её здоровью.
А Нарцисса всё думала о том, что когда-нибудь придёт день и Совет Колдунов изберёт из её детей самого достойного. Она хотела и не хотела, чтобы следующим фараоном стал тот, чьё сердце сейчас билось в унисон с её собственным. Необъяснимым материнским чутьём она ощущала его судьбу – этот мальчик будет служить тьме, но своё опасное предчувствие она не откроет никому.
В тот самый момент, когда первые двуликие ступили на земли лунных дриллов, верховный жрец Раава явился к своему господину. Статная фигура в мантии стремительно неслась к трону.
– Тучи сгущаются над Раавом. Сегодня ночью один и тот же сон приснился всем жрецам Главного Святилища: Огромная летучая мышь сидела на шпиле Храма, по её страшной морде стекали капли крови. Когда кровосос взлетел, он заслонил своими чёрными крыльями солнце, и земля утонула во тьме. – Жрец, высокий, на вид очень молодой человек с синими раскосыми глазами и длинными вьющимися волосами каштанового цвета, напоминал растерянного орла. На его прекрасном лице с тонким, как будто бы выточенным носом со слегка заметной горбинкой, застыла тревога. Константину, как и всем служителям Солнечных Храмов, была известна легенда о победе зла, о падении фараона и его семьи, о сотнях лет, которые жители Солнечного Побережья проведут в страхе и нищете.
Фараон спокойно воззрился на Константина с высоты своего трона, но смущённый до боли пронзительным взглядом юноши, тут же отвёл глаза. Лайбон по воле Богов был единственным человеком в Прибрежном Мире, знающим не только начало предания, но и его окончание.
Ресницы правителя качнулись в согласии с собственными мыслями. Пришло великое время посвятить в продолжение пророчества тех пятерых, кому назначено судьбой встать на пути несущих погибель чужаков и не дать им одержать окончательную победу.
Лайбон с раннего детства знал, что, возможно, он окажется намеченным фараоном, которому на роду написано умереть жестокой смертью и увидеть расправу над собственной семьёй. Втайне он надеялся, что успеет дожить спокойно свой век и уйдёт в могилу, держа в ладонях руки детей и внуков. Но небесам было угодно, чтобы именно он испил эту страшную чашу. Лайбон встал, на его лице не мелькнуло и тени тревоги. Он вырос в вере и с верою умрёт.
– Не печалься, Константин, Боги выбрали нас. Мы сможем это вынести. И ты…
В зал вбежал слуга, не дав Лайбону закончить.
– Господин, ваш знакомый отан требует аудиенции.
– Веди его сюда. – Фараон удивлённо глянул на Константина.
– Вумбо должен прибыть со дня на день, но я его ещё не видел. Возможно это он. Праздник завтра, а мой друг не любит опаздывать. – Жрец пожал плечами.
На завтра было назначено празднование тысячелетнего юбилея Института Верховного Ритуального Искусства, в город со всего побережья съезжались бывшие ученики. Тот, о ком шла речь, был в числе приглашённых.
– Мне жаль, что ваша радость омрачена. – Все эти дни Лайбон активно участвовал в подготовке предстоящего торжества. Но его помощь не входила ни в какое сравнение с тем, что делал Константин – главный инициатор всех задумок. Уже месяц Верховный жрец Раава разрывался между Храмом и Институтом.
В этот момент в зал влетел невысокий худенький юноша, глаза его горели на фоне бледной, бледнее обычного кожи. Крайне взволнованный, взлохмаченный и растерянный отан забыл снять свою грибоподобную шляпу. Не будь наступившее утро так трагично, Лайбон и Константин от души посмеялись бы над Вумбо. Но молодой волшебник не думал веселиться. Сын вождя племени хранителей уже постиг магические тайны Вселенной, и его нынешнее настроение не могло предвещать ничего хорошего.
– Я всю ночь дрожал от ужаса. Мой сон был вещим, я в этом уверен…
– Огромная крылатая мышь на шпиле храма? – Константин с замиранием сердца ожидал ответа.
– Откуда ты знаешь?
Тут в коридоре послышалась громкая возня, кто-то во что-то ударился, потом женский голос громко предупредил:
– Никогда не вставай у меня на пути.
В ответ что-то невнятно пролепетали. Дверь звучно распахнулась, и в её проеме возникла весьма колоритная женщина, с ног до головы увешанная оружием и украшениями. Бронзовая кожа негритянки отражала отблески солнечных зайчиков, рождаемых зеркалами.
– Я прошу прощения, но…
– Тебе приснился вещий сон? – Перебил Лайбон шаманку. (Читатель, наверное, догадался, что перед ним не кто иная, как правительница воительниц Виржиния).
Находящиеся в зале с возрастающей тревогою взирали друг на друга. Каждый понимал, что хоть пока ещё и не заметно никаких изменений, мир вокруг уже другой. Глаза трёх волшебников одновременно устремились на правителя.
– Увы, все мы мечтали, чтобы пророчество оказалось сказкой, но ваш сон в одну ночь перечеркнул наши надежды. Пришла пора готовиться к противостоянию. – Лайбон всматривался в недоумевающие лица тех, на чьи плечи в ближайшее время будет возложена важнейшая миссия.
Согласно преданию, они, принесшие фараону весть о надвигающейся беде, избраны для выполнения этой миссии. Правда речь шла о пятерых избранниках, причём, все они должны представлять пять народов Солнечного Побережья. Один из трёх присутствующих, Константин, таковым не являлся. В его теле текла кровь, не принадлежащая ни одному из известных племён Прибрежного Мира.
Что это? Коррективы времени?
Возможно, если допустить, что Константин посланец Раава.
Но где ещё двое, дрилл и арунга?
Трое лучших учеников Института Верховного Ритуального Искусства стояли перед фараоном, маги ждали его решения. Если он скажет умереть, они это сделают. И Лайбон решил, – он посвятит их в тайну окончания пророчества, но только тогда, когда в зале дворца соберутся все пять предсказанных «детей первых посланников».
– Вызови в Раав представителей арунга и дриллов, – приказал правитель жрецу и, задумавшись, продолжил: – Напиши, что они нужны мне для выполнения важного поручения. Это должны быть избранные. Маги поймут, чего я хочу.
– Хорошо, господин. – Неожиданно кротко ответил ещё недавно пылающий жаждой действий Константин.
Синие глаза с невысказанным сожалением коснулись Вумбо. Тот вздрогнул и тут же одарил товарища ответным взором: он ничего не забыл из их общего прошлого. Лучшим друзьям хотелось крепко по-мужски обняться, уединиться в тиши какого-нибудь парка и поведать друг другу о накопившихся мыслях и переживаниях.
За спиной у них остались счастливые годы совместной учёбы в Институте. Константин всем сердцем полюбил Вумбо за его детскую непосредственность, открытость и чистоту помыслов (Вумбо не способен был судить о ком бы то ни было дурно), за то, что молодой отан, как и все представители его доброго племени, умел радоваться жизни, не взирая ни на что.
Вот и сейчас Вумбо, глядя на старого друга, улыбнулся так, что на сердце Константина вдруг посветлело, будто не было никакого вещего сна. Лайбон перехватил взгляды друзей.
– Можете обняться, я понимаю ваши чувства и должен вас успокоить, долгое время вам придётся общаться друг с другом. Ты, Вумбо и ты, Виржиния, остаётесь в Рааве в моём распоряжении. Завтра все мы пышно отпразднуем тысячелетие Института, а послезавтра я объявлю о начале подготовки к противостоянию.
Юноши бросились друг к другу. А шаманка с миной невысказанных возмущения и обиды шагнула к правителю.
– Лайбон, коли дела так серьезны, я не могу задерживаться в Рааве. Кто защитит воительниц от тёмных магов, если меня не будет с ними? – Двухсотлетняя шаманка, одна из самых старых учениц Института, доживших до настоящего дня, крайне редко покидала родные леса.
– Прости меня, Виржиния. – Лайбона ни сколь не смутил её требовательный тон. – Но речь идёт не о сохранении отдельных жизней и даже племён. – Он с трудом подыскивал слова. – Всё гораздо серьёзней. И ты мне очень нужна. Все вы необходимы мне для выполнения, может быть, самой важной миссии в предстоящей войне, о которой я расскажу вам, как только буду готов. Если бы твои воительницы знали, что предстоит тебе совершить, они бы все, как одна, сложили головы ради твоего успеха.
Лайбон приблизился к окну, привычный вид показался ему прекрасным как никогда. По Главной площади гарцевал на магическом скакуне любимец фараона, воин, который мог сражаться не только мечом, но и пером.
Светловолосый коротко-стриженный Элиот нежно, как девушку прижимал к груди древко штандарта Раава. На белом полотне знамени сияло восходящее солнце, в лучах которого бежала волшебная собака с символом фараонов в зубах. Лайбон не знал, почему Раав символизируют ичены, собаки, живущие только на Лунном Побережье. Многие значения символов древности были безвозвратно утеряны. Но за время тысячелетней истории никому не пришло в голову усомниться в прозорливости предков и сменить символы прошлого на более понятные символы настоящего.
Виржиния оторвала правителя от приятного созерцания дворцовых окрестностей.
– Разве может быть что-то важнее жизней целого племени? – Шаманка хотела услышать хотя бы намёк о своем будущем задании, настолько серьёзном, что под угрозу ставилось существование её сестёр.
– Нет ничего важнее жизни. И ради её сохранения прольётся кровь. Кровь твоих воительниц, кровь раавитян, погибнут многие отаны и арунга. Согласно строкам пророчества, все двенадцать городов Раава будут опустошены. Вы знаете, что мы проиграем, и это печальное знание не даёт сейчас вам покоя, но я рад, что могу даровать вам надежду. Все мы звенья одной цепи, и цепь будет неизбежно разорвана. Мы столкнёмся с силой, которую не знаем и которую сегодня не сможем одолеть. Но мне известно, кому удастся соединить цепь вновь, и об этом я расскажу вам, когда в Раав прибудут представители дриллов и арунга. Послезавтра вы поступите в распоряжение Константина, он найдёт работу, достойную ваших знаний. А пока готовьтесь к празднику, у нас есть ещё один день для радости. Уже после мы проведём черту, и время разделится на счастливое прошлое и непредсказуемое, полное испытаний будущее.
Юноши и шаманка покинули тронный зал и неспешно двинулись по коридору. Виржиния, по лицу которой в виде глубокой морщины на лбу пролегла крайняя озадаченность, сразу попрощалась и ускорила шаг, а Вумбо и Константин ненадолго задержались, не в силах расцепить руки и разойтись в разных направлениях.
Весь прошедший год их связывали только почтовые голуби, разносящие письма. Но разве возможно выразить всё в чернильных строках? Хочется видеть глаза дорогого человека, слышать его голос, ловить его улыбку. Всего этого они были лишены бесконечно долгий год. Теперь их разлучниками грозили стать новые обязанности, обещанные фараоном.
– Как жаль, что наше счастье окончилось именно сегодня, в день долгожданной встречи. Я так много хочу тебе рассказать. – В глазах Константина застыли прозрачные бусинки слёз.
– Константин, я весь год представлял нашу встречу. Сотни вариантов перебрал в своих мыслях, но ни один, ни на кроху, не был похож на сегодняшний день.
– Почему ты не пришёл ко мне сразу по приезду? Где ты ночевал?
– В городе много постоялых дворов, я хотел сделать тебе сюрприз.
– Сюрприз получился. Впервые в жизни я видел такого взбудораженного отана. – Константин грустно улыбнулся.
– Я меняюсь, как всё вокруг. Что ж. Нам пора, у каждого много дел. Я приду к тебе, как только выполню все поручения отца.
Юноши достигли пределов царского чертога. И теперь стояли на ступенях.
Константин вспомнил, что должен срочно отправить послания арунга и дриллам, Вумбо не давали покоя многочисленные задания родителя. Друзья, скрепя сердца, обменялись рукопожатием и разошлись каждый в свою сторону.
Константин, взволнованный, со смешанными чувствами радости и тревоги, бежал по мощёным улицам Раава в сторону голубятни. Лёгкая нервная дрожь временами пробегала по его телу. Юноша, так рано ставший жрецом, не желал верить в свершившееся то, о чем говорили многие века до его рождения. Он не боялся и был полон решимости отдать все свои силы, способности и даже жизнь борьбе за победу Света. Но мысли о страданиях других нещадно жгли его благородное сердце.
По дороге Константин мысленно сочинял послания для вождей двух племён. Письма должны быть как можно кратче и в то же время, чётко передавать желание Лайбона, чтобы читающие поняли, кого именно ждёт фараон.
Главный смотритель голубятни, как будто бы ждал Константина. Верховный жрец Раава в очередной раз удивился проницательности этого человека. Перед ним стоял простой смертный, не отягощенный никакими магическими знаниями. Почему же в лице мужчины так явственно читается беспокойство?
– Что тебе снилось, Гносис? – Константин задал вопрос просто так, потому что всё утро задавал его магам. Во снах умного смотрителя не могло быть летучей мыши.
– Я не спал, моя трёхлетняя дочь всю ночь просыпалась и плакала. Во сне она испугалась какой-то чёрной птицы. Что может значить её сновидение?
– Не знаю, дети вечно чего-то боятся. – Уклонился от прямого ответа Константин. – Я хочу написать письма, а ты пока выбери двух лучших голубей для дриллов и арунга.
– Слушаюсь. – По глазам Гносиса Константин понял, что тот ему не верит.
Послания получились разные. Константин учитывал свойства двух сильно отличающихся друг от друга народов. Смекалистым арунга не надо было долгих объяснений о том, что от них требуется. В традициях же дриллов были пространные разжёвывания того или иного обстоятельства. Затрудняло задачу и то, что Константин сам не до конца понимал, чего именно хочет фараон. Он вложил в ровные строчки свои чувства и надеялся, что мудрые колдуны его поймут.
Остаток дня Константин провёл в Институте Верховного Ритуального Искусства. На крупном клочке обширной Главной Площади, соединяющей в числе прочих зданий Дворец фараона, Институт и Храм Солнца, ближе к древнему тёмно-зелёному корпусу института соорудили пространную сцену. Сейчас на ней репетировали комедианты, изображая разные эпохи, оставившие след в жизни Института и всего Раава.
Константин в очередной раз оценивал игру артистов и сегодня остался доволен. Всё ему нравилось: и представление, и декорации, и оформление окрестностей.
Площадь перед Институтом была украшена как никогда раньше, много магов потрудилось над её убранством. Напротив сцены возвышались искусственные горы, не слишком высокие, но заметно выше многих зданий. Слева и справа от подмостков выросли, малоотличимые от настоящих, бутафорские леса, чуть ближе к сцене расстелилась симпатичная деревенька. Маленький мир, созданный волшебниками, казался реальным. Для тысяч зрителей устроили удобные для просмотра площадки на крышах ближайших домов. Бывшие студенты будут любоваться действом с крыши своего родного Института.
Многие идеи празднования принадлежали Константину. Позволь ему сан, он непременно бы спустился к актёрам и сыграл какую-нибудь незаметную роль. Но это противоречило традициям, верховный жрец не мог опуститься до уровня городского шута. Хотя на службе в храме, он иногда ощущал себя паяцем, развлекающим толпу. И дело не в том, что он не уважал того, кому служил. Сердце Константина всецело принадлежало Солнцу. Юноша чувствовал, что его Богом назначенная судьба была кем-то переписана, что во всякий момент своей жизни он должен находиться в другом месте и заниматься другим делом. Когда однажды Константин поведал о своих чувствах Вумбо, тот сознался, что при первой встрече с Константином, долго не мог заставить себя воспринимать нового друга, как реальность.
Итак, наступило утро празднования тысячелетнего юбилея Института Верховного Ритуального Искусства. Все зрительские места были заняты, возбуждённый народ шумел на крышах, с нетерпением ожидая начала представления.
Люди громко переговаривались и перекрикивались с крыши на крышу. Площадки для зрителей были устроены так, что место действия обозревалось с любой точки наблюдения. Этот неожиданный сюрприз гости Института восприняли с восторгом, ещё больше обрадовались горожане, не успевшие к началу торжества и сильно переживавшие по этому поводу.
Только крыша, где находились бывшие студенты, отличалась от остальных молчанием и каким-то несоразмерным происходящему событию оцепенением. Все колдуны Солнечного Побережья накануне пережили страшный сон. Константин не сомневался, что и те маги, которым не удалось приехать в Раав, проснулись в ту знаковую ночь в холодном поту. Расстояние не имело значения. Гигантская мышь посетила сознание всех посвящённых.
И верховный жрец не ошибался. В тот момент, когда он стоял на крыше рядом с Вумбо и Виржинией, в сторону Раава летели сотни голубей, выпущенных колдунами, живущими в горах и лесах. Они несли фараону вести о страшном пророческом сне.
Углублённый в себя Константин не заметил, как началось представление. Он включился в происходящее, оглушённый внезапно наступившей тишиной. Глаза зрителей устремились к сцене. Константин вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, кто-то смотрел не на разворачивающееся внизу зрелище, а на него.
В первом ряду ближайшей крыши жрец заметил Гносиса с маленькой девочкой на руках. Малышка улыбалась, а её мрачный отец неотрывно следил за Константином. Юноше стало жалко смотрителя голубятни, но эту жалость он мог отнести и к остальным горожанам и к гостям столицы, которые пока находились в счастливом неведении, смеялись и рукоплескали талантливым актёрам. Пророчество сбывалось, и мрачные колдуны за спиной жреца были тому живым свидетельством.
– Почему тот человек так смотрит на тебя? – Виржинии показалось странным поведение мужчины с соседней крыши.
– Его дочь видела сон.
– Эта малышка? Но она ребенок обычных людей.
– В другой ситуации её бы уже отдали на воспитание магам. Но сейчас это бессмысленно.
– Я помогу ему забыть. – Виржиния взялась за амулет.
– Не стоит. Ему недолго мучиться в одиночестве. – Ладонь Константина накрыла бронзовую руку шаманки.
В это время из искусственных лесов выходили воины арунга, они танцевали древний танец и призывали воительниц на поединок. Воительницы не заставили себя долго ждать, и вскоре, послышался стук деревянных мечей.
– Ты выполнил все поручения отца? – Обратился Константин к другу.
– Почти.
– Я хочу, чтобы ты переехал ко мне.
– Я буду приходить к тебе в Храм, но жить там не смогу. Извини, друг.
– Но я… – Слова Константина потонула в густом разнообразии звуков.
Это зрители шумно ликовали, приветствуя неожиданных гостей.
Посреди сцены открылись ворота, изображающие портал. И из створ, являющих собой уменьшенную копию настоящего портала, вышли не только объявленные ранее отаны Лунного Побережья, но и отшельники буты и дикие лунные дриллы.
– Как вам удалось? – Вумбо не верил своим глазам.
– Среди бутов немало наших учеников, они сразу откликнулись на предложение поучаствовать в праздновании юбилея, а поступок лунных дриллов остаётся загадкой для всех. Они сами вызвались приехать на праздник. Их представители просят аудиенции у фараона. Завтра Лайбон встретится с ними.
Как оказалось, явление бутов и лунных дриллов не единственный сюрприз организаторов представления, было ещё много неожиданностей. Порой расстроенные маги забывали о своей печали и на некоторое время включались во всеобщее веселье. Праздник подходил к завершению, все зрители и участники уже порядком подустали.
Константин хотел ещё раз пригласить Вумбо к себе, но произошло нечто, заставившее присутствующих позабыть и о празднике, и о приятных планах на вечер после представления.
Неожиданно тьма накрыла сразу несколько кварталов вокруг Института Верховного Ритуального Искусства. Невероятной величины крылья скрыли солнечный диск от участников торжества. Испуганные люди, как по команде присели, какая-то душевная тяжесть навалилась на них, не давая двигаться и осознавать происходящее.
С крыши Института в небо полетели сотни огненных стрел. Впрочем, не причиняя никакого вреда тому, кто испугал бедных раавитян и их гостей. Чудовище издало пронзительный вой, теперь заставивший и колдунов повалиться на пол.
Ветер, создаваемый крыльями, сбил декорации, в воздухе закружились осколки недавнего леса и гор, фрагменты одежды, и множество других предметов, поднятых с земли или вырванных у владельцев.
Тёмный Ангел, видимо удовлетворённый результатом своего непродолжительного присутствия, взмыл вверх и скрылся за облаками.
Первыми стали подниматься бывшие ученики Института. Константин и Вумбо помогли встать на ноги Лайбону, он хоть и не учился в этом заведении, был среди почётных гостей.
– Как вы? – Константин с беспокойством рассматривал своего господина.
– Со мной всё в порядке, я хотел завтра объявить о начале подготовки к противостоянию, но теперь не буду откладывать.
Фараон подождал, пока люди немного придут в себя и начал:
– Граждане Прибрежного Мира, дриллы и отаны, арунга и воительницы, буты и раавитяне! Две с половиной тысячи лет наши народы прожили в мире и согласии. Даже маннуры, идя путями мрака, смотрели на Солнце с уважением. Мы строили города и Храмы, создавали семьи и рожали детей. Наши отпрыски учились и вырастали добрыми, грамотными людьми, достойными своего Бога. Счастливые дни закончились, и мы тысячелетиями доказывавшие преданность Солнцу, живя в достатке и покое, должны доказать ему нашу непоколебимую веру и в суровое время жестокого противостояния. Разве трудно любить Бога, когда доволен жизнью и ни в чём не нуждаешься? Нет. Но если непрерывно возносишь радостные хвалы в небеса, когда эти восхваления являются единственной платой за щедроты, дарованные нашими покровителями, молитвы приобретают тёрпкий оттенок вошедшей в привычку обыденности, звучат фальшиво и наигранно. Они становятся повседневными занятиями, как приём пищи и гигиена тела. Другое дело в потерях и лишениях, падая от голода и холода, не забыть слова благодарности. Сможем ли мы выстоять и не поддаться страху и соблазнам? Сможем ли не принять тёмного учения, когда оно окажется единственным гарантом нашей жизни? Кем мы станем, когда небеса потемнеют, и наш Бог будет сокрыт от нас? Я уверен, все кто стоит сейчас предо мной, не отступятся от Добра и Света! Так отдадим же свои благословенные жизни в защиту Прибрежного Мира. Солнце, ты обогревало и кормило своих детей, ты безмерно любило нас все эти годы, и мы не подвёдем тебя. Возьми наши жизни, возьми всё, что мы имеем. Ты защищало нас. Сегодня мы защитим тебя. – Лайбон обвёл взглядом воспрянувших духом людей и сказал громче обычного – С завтрашнего дня мы начинаем подготовку к противостоянию. И пусть нам хватит сил и мудрости не опозорить наших предков, явивших миру пример терпения и мужества, повергнувших врагов и давших нам право на жизнь.
Лайбон замолчал, он вглядывался в лица своих подданных, они же неотрывно смотрели на него. В глазах людей Лайбон читал: «Мы не подведём», «Рассчитывай на нас». Лайбон дал сигнал, и заиграла музыка, но не та, что планировалась ранее для логического завершения праздника. Не сговариваясь, все музыканты огромного оркестра исполнили Гимн Раава.
Величественная мелодия стройными волнами полилась вдоль разорённых улиц. Знакомая и незнакомая она опаляла сердца, окрыляла души, изгоняла, уж было, принявшийся хозяйничать страх. И не нашлось во всей округе человека, не смахивающего слезу с набухших век. Кто-то делал это украдкой, кто-то не стыдясь.
– Константин, собирай Совет. К утру мы представим городу чёткий план защиты Прибрежного Мира. – Лайбон отнял от лица носовой платок.
– Хорошо, господин. – Константин обернулся к Вумбо, – я жду тебя завтра в Храме.
– Я приду.
Все разошлись, оставив захламлённую площадь неубранной. Такое случилось впервые, Лайбон умышленно приказал ничего не трогать. Он знал, что завтра, проснувшись, граждане придут сюда, дабы убедиться, что последние события не сон, а реальность. Людям понадобится время для осознания этой новой жестокой действительности.
Глава IV. Друзья
Вумбо проснулся, когда солнце ещё не озаряло небосвод своим присутствием, а только протягивало из-за горизонта ухватистые розовые ладони, чтобы взяться за землю и подтянуться, являя отдохнувшему миру свой священный ясный лик. Отан любил это время, когда утренняя влага очищает воздух от всего лишнего, что накопилось в нём за прошедший день, делая его девственным, таким, каким он был в начале времён.
Вумбо стоял на балконе верхнего этажа гостиницы, приятно ёжился от ранней прохлады, стараясь ловить каждое мгновение уходящей жизни, той, в которой он вырос и к которой привык так, что перестал почитать за счастье возможность доверять, не бояться, быть самим собой и не подстраиваться под окружающих.
Старинная гостиница, одно из высочайших зданий столицы, находилась в самом сердце города. С места, где Вумбо наслаждался обзором, можно было видеть большую часть утопающего в зелени Раава.
Район, в котором поселился отан, назывался Внутренний Город. Больше тысячи лет назад тогдашний фараон заложил здесь главный камень в основание Храма Солнца. Немногим позже был построен великолепный дворец, в его торжественно обставленных палатах и сейчас процветала династия фараонов.
На обширном пространстве перед дворцом раскинулась Главная площадь Раава, посреди которой торчал сиротливый постамент. Никто не помнил, что за памятник когда-то его украшал. Вокруг дворца и площади постепенно вырастали хоромы поскромнее царских, их хозяевами стали люди приближённые к властителю, колдуны и вельможи, достойные граждане процветающего государства.
Кроме того, в черту внутреннего города вошли несколько гостиниц, Институт Верховного Ритуального Искусства и дома первых ремесленников и воинов, избравших Раав постоянным пристанищем. Всё это было обведено высокой стеной и стало первоначальным городом. Конечно, за сотни лет старые здания претерпели много реконструкций, но ни одна постройка не была разрушена. Из Внутреннего Города наружу вели единственные дубовые ворота, очень прочные, несмотря на древность.
За стенами небольшого, всего несколько кварталов, Внутреннего Города, простирался Новый Город. Он, по главной дороге от ворот до ворот, тянулся на пяток километров, здесь жила большая часть раавитян.
Триста лет назад предок нынешнего фараона, помня о неутешительных главах пророчества, решил обнести Новый Город стеной. Наружная гранитная ограда строилась десять лет и была намного толще и выше ограждения Внутреннего Города.
В Рааве не возводилось деревянных построек. На протяжении всей истории дома строились только из камня. Веками жители города сохраняли и ширили свои архитектурные традиции и очень бережно относились к облику Раава. Безусловно, лицо города не могло не измениться за годы его существования, но все изменения делались только в сторону усовершенствования. Никто и никогда не допускал, чтобы постройки любимого града ветшали. Все дома были отремонтированы и свежевыбелены. Наружная стена города, несмотря на мирные времена, сохранялась в лучшем состоянии. Более того, инженеры разных столетий вносили свои дополнения в оборонительную мощь главной преграды на пути в Раав. Войти или въехать в город можно было только четырьмя путями. Главные ворота открывались в противоположную от Океана южную сторону. Пятиметровые, отлитые из прочного металла, они крепились на таких же мощных, заговоренных двумя десятками магов петлях. В Прибрежном Мире не существовало силы, способной открыть эти ворота, не пожелай того жители города. Трое остальных ворот открывались соответственно частям света, на север, запад и восток. Построенные в более поздний период для удобства жителей, они не имели оборонительной ценности и были изготовлены из дерева.
Вумбо, проживший в Рааве двенадцать лет своей жизни, знал все закоулки этого теплого зеленого города. Годы, проведенные в Институте, остались в памяти, как вереница светлых обликов и событий. Сейчас юноша хотел бы вернуться в прошлое и остаться там навсегда. Он боялся перемен, боялся пророчества. Многие из тех, кого он знал и любил, умрут. Он хотел принять на себя муки этого мира, освободив остальных от страданий, но такое под силу только Богу.
Думая о будущем, отан вспомнил безжизненное Лавовое Плато, находящееся неподалеку от столицы. Этот уродливый рубец на теле прекрасного мира, напоминал людям о древних временах, когда сотрясалась земля, и с гор на мирные поселения стремительно неслась раскалённая масса грунта и пепла, калеча и убивая всех, кто не успел убежать.
Молодой отан помнил, как учил в Институте, что даже сейчас, когда минуло не одно тысячелетие, и звери, и птицы, и менее чувствительные люди обходят Лавовое Плато стороной. Педагоги рассказывали студентам, что в древние времена силы добра и зла схлестнулись в кровавой битве. Тогда победили силы Света, а Лавовое Плато осталось, как напоминание о том, что зло всегда может вернуться, и все живущие должны быть готовы к противостоянию. И вот, зло уже на подходе к Прибрежному Миру. Завтра вся страна может стать Лавовым Плато.
Неужели у кого-то может подняться рука на этот священный мир, неужели существует тот, кто не чувствует радости и умиления, глядя не красоту мироздания, общаясь с добрыми людьми Прибрежного Мира? Вумбо с любовью окинул взглядом окрестности гостиницы, и залюбовался увиденным.
В ещё не проснувшемся городе первыми оживали деревья и цветы. Вумбо слышал шелест листвы и раскрывающихся цветочных лепестков. Растения спешили предстать во всей своей красе приближающемуся светилу. Клумбы вокруг гостиницы зримо шевелились. Казалось, что цветы отряхиваются и причёсываются. Их бархатные и глянцевые лепестки, словно бриллиантами, поблескивали капельками собранной утренней росы. Солнца ещё не было, но умные растения уже обратились в сторону его появления.
Шум, создаваемый деревьями, разбудил пичуг, прятавшихся в ветвях. Птиц в Рааве жило много, и сейчас Вумбо видел, как они весёлой тучей поднимаются с веток и садятся на вершины зданий. Большие и маленькие, скромные и пышные, красочные и одноцветные, все они, в конце концов, расселись. Каждая старалась выбрать место повыше. Птицы спешили привести себя в порядок. Смешно было смотреть, как они старательно, перышко за перышком, вычищают свой растрепавшийся за ночь туалет.
И вот момент настал. Природа, уже готовая к появлению своего царя, притихла. Вумбо, не желая отставать от остальных, повернулся лицом к югу. Через секунду огромный красный диск стал выплывать из-за горизонта.
Явление солнца происходило под дружный хор пернатых жриц. Одновременно с птицами запели служители Храма. Вумбо с упоением слушал торжественную молитву и пытался представить себе Константина в роли Верховного Жреца. Как ни странно, это ему удавалось.
Константин, сколько его помнил Вумбо, всегда отличался от остальных чересчур серьезными взглядами на окружающий мир. Лучший друг отана был неразгаданной загадкой даже для самого себя. Он не знал своих родителей и не принадлежал ни к одному из народов Прибрежного Мира. История Константина напоминала сказку. И началась она с окончанием самого большого праздника в Прибрежном Мире – Дня Великого Солнцестояния.
По дороге, разделяющей две большие страны: Раав и горные владения дриллов, медленно ехала богатая крестьянская повозка. Дружная семья: отец, мать и пятеро детишек, возвращались от своих родственников. Они весело провели праздничные дни, подарили много подарков, а получили их ещё больше. Повозка буквально ломилась от того, что щедрые родственники преподнесли своим дорогим гостям. Дорога домой была приятна, и путники радостно пели любимые песни, посвящённые имениннику – Солнцу.
В какой-то момент женщине показалось, что она слышит детский плач. Лицо крестьянки стало серьёзным, она замолчала и прислушалась. Но пение родных перекрывало все окружающие звуки.
Молодая женщина решила, что плач ребенка это всего лишь искажённое отражение их голосов от скал. Она снова подхватила старинную балладу, дружно исполняемую родными, но теперь голос женщины утратил торжественность. Она не могла сосредоточиться, так как неосознанно напрягала слух. Первоначальное услышанное ею всхлипывание превратилось в истошный крик, в то время как песня не изменилась. Крестьянка притихла и прислушалась.
– Пожалуйста, не пойте. Я слышу плач ребёнка.
Все замолчали. Женщина встала на повозке и вслушалась. Действительно, где-то в горах плакал ребёнок. Его голос эхом отражался от гладких скал.
– Это, наверное, малыш дриллов. Сейчас они его успокоят. – Муж крестьянки боялся идти в горы. Суеверный страх в отношении гор был присущ всем народам, кроме дриллов. Жители равнин без веской причины никогда не входили в царство вечных вершин.
– Дриллы не живут так близко к равнинам. Я думаю, малыш там один. Мы должны проверить.
Она спрыгнула с повозки, муж неохотно последовал её примеру. А детей не надо было упрашивать, малыши сами потянулись за родителями.
– Вы останетесь здесь, мы с отцом сейчас вернёмся.
Женщина шла на звук, петляя между камнями. Это была прекрасная мать, её не могли остановить суеверия. Отчаянный детский плач манил крестьянку, и чем громче он становился, тем быстрее она бежала.
Вскоре супруги увидели небольшую, поросшую травой площадку, посреди которой лежал совсем маленький мальчик. Он был один, но плакал не от одиночества. Женщина поняла, что ребенок голоден.
– Бедненький, чей же ты? – Крестьянка взяла малыша на руки и прижала к груди.
Мальчик притих.
– Он не дрилл. – Мужчина присел возле жены.
– И не раавитянин. – Женщина залюбовалась красивым личиком.
– Таких глаз нет ни у одного из народов Прибрежного Мира.
– Давайте возьмём его себе. – Пролепетал детский голосок.
Родители подняли глаза и увидели своих непослушных детей. Пятеро негодников прокрались за взрослыми и сейчас стояли на поляне, умилённо глядя на своего будущего братика. Зная доброту родителей, они не сомневались, что мальчик станет шестым ребёнком в семье.
– Это дар Богов. Мы примем его с благодарностью. – Вынес вердикт отец семейства.
На обратном пути к повозке, впереди всех шла мама с чудесным малышом на руках. Прекрасная Мадонна пробиралась по каменистой тропинке и даже не догадывалась, насколько хороша. Только Солнце со своего трона видело добрую женщину, оно протянуло ладонь и погладило волосы грациозной и умиротворенной красавицы.
Следом за матерью шли её отпрыски, они удивлялись, видя, что их родительница окутана золотым светом, и свет идёт вместе с ней, в то время как все окружающие предметы выглядят обыденно.
Процессию завершал осмелевший к тому времени отец. В какой-то момент ему показалось что, кто-то тихо крадется за спиной. Мужчина обернулся и увидел невероятное: огромное, лохматое чудовище похожее на паука, тихо следовало за счастливым семейством. Крестьянин перевёл испуганный взгляд на своих детей, и его сердце сжалось. Вряд ли одному человеку под силу остановить ужасное создание. В следующий миг, когда он снова обернулся, страшное видение не повторилось. Крестьянин решил забыть последние минуты, отнеся их на счёт разыгравшегося воображения. Остаток пути он непрестанно оглядывался, но паук больше не появлялся.
Семья благополучно вернулась домой. Соседям объявили, что малыш сын дальних родственников, которые внезапно умерли. Неожиданная смерть в молодом возрасте была крайне редким явлением, но за неимением других объяснений, люди поверили в легенду и воспринимали мальчика как остальных детей. Мальчишку назвали Константином. Вскоре все привыкли к его необычайной внешности и перестали её замечать. До пяти лет Константин жил в счастливой семье, любимый родителями, братьями и сестрами.
Но случилось так, что в селении, где проживала семья мальчика, остановился на ночь Верховный жрец Раава. Почётный старец время от времени оставлял службу в Храме Солнца и проезжал по стране в поисках способных учеников для Института Верховного Ритуального Искусства. Маг обладал даром чувствовать необычных детей. Колеся по равнине в своей карете, мужчина напрягал внимание и как только улавливал энергетические волны, исходящие от маленького чародея, останавливал карету и менялся с кучером местами.