Унесенная пингвинами

HAZEL PRIOR

GONE WITH THE PENGUINS

This edition published by arrangement with Darley Anderson Literary, TV & Film Agency and The Van Lear Agency LLC

Перевод с английского Анастасии Старостиной

© Hazel Prior, 2024

© Старостина А., перевод, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Никогда не поздно стать тем, кем ты мог бы быть.

Джордж Элиот

1. Вероника

Я попросила Эйлин не петь себе под нос. Чтобы прочитать статью в «Скотс Таймс», мне нужны абсолютная тишина и покой. Она замолчала, но продолжила смахивать пыль с каминной полки.

Газета пришла почтой несколько часов назад, пока я ходила на прогулку, во время которой обычно собираю мусор. Эйлин до сих пор не просмотрела статью только потому, что посылка была запечатана и адресована мне, но теперь ее намерение насколько очевидно, что просто невозможно игнорировать ее присутствие. Я успокаиваю себя тем, что удобно сижу в кресле времен королевы Анны. Моя сумочка рядом со мной. Очки надеты, и чашка любимого дарджилинга под рукой.

Я читаю внимательно, никуда не торопясь.

Эйлин подходит ближе, и я улавливаю характерный запах отбеливателя, мыла «Пирс» и полироли для мебели. Она отложила тряпку и нетерпеливо наблюдает за мной.

– Вы прекрасно получились, – комментирует она, заглядывая мне через плечо.

– Спасибо, Эйлин. Вполне приемлемое фото. И они включили все важные моменты. Но мне бы хотелось, чтобы они перестали твердить о моем возрасте. Гораздо приятнее, когда тебя признают за твои поступки, а не напоминают о степени дряхлости. А слово «пенсионерка» и вовсе звучит унизительно.

– Ох, бросьте, миссис Маккриди, – говорит она. – Почему бы вам просто не насладиться статьей?

На самом деле, я наслаждаюсь. Я успела привыкнуть, что мое имя мелькает в прессе, и не всегда в позитивном ключе. Однако стоит признать, что эта статья пришлась мне по душе. Я сохраняю спокойное выражение лица, стараюсь не выдать самодовольства. Пусть тщеславие и течет в моих венах, я знаю, что гордиться этим качеством не стоит.

– А Пипа они упоминают? – спрашивает Эйлин.

– Упоминают.

– А сэра Роберта?

– Конечно.

– И говорят о ваших планах на будущее?

– Да, да, Эйлин.

– А они упоминают… – она сглатывает, и я понимаю, что именно к этому вопросу она и вела. – Не думаю, конечно, что они упомянули меня? Нет, конечно нет. Зачем им? В смысле, с какой стати?

Я протягиваю ей газету.

– Ты можешь прочитать сама.

Она сразу же принимается за дело, одновременно развязывая фартук и опускаясь в кресло напротив. Впервые за долгие месяцы Эйлин проявляет такую прыть. Она склоняется над статьей, пожирая ее взглядом. Я замечаю, что ее неряшливые кудри покрылись сединой, словно стальная вата. Она читает вслух, ее пухлый палец следит за строчками.

Я еще раз смакую слова.

МЕСТНОЙ ПЕНСИОНЕРКЕ ПРИСУЖДАЕТСЯ ЗВАНИЕ АМБАССАДОРА ПИНГВИНОВ

87-летняя Вероника Маккриди из Айршира станет первым в истории человеком, получившим официальное звание амбассадора пингвинов. Эта решительная пожилая женщина вызвала всеобщее восхищение, когда два года назад спасла осиротевшего пингвиненка в Антарктиде. Исследователи часто упоминали Миссис Маккриди в своих блогах, посвященных пингвинам Антарктики, и публиковали ее фотографии с пингвиненком Пипом, благодаря чему она обрела поклонников среди любителей пингвинов по всему миру. С тех пор она стала известна как яркая личность и соведущая сэра Роберта Сэддлбоу в документальном фильме Би-би-си «Разговоры о морских птицах». В программе она увлекательно рассказывала о нескольких разновидностях пингвинов. Она также высказывалась о пагубном влиянии пластика на жизни пингвинов и других морских обитателей. Миссис Маккриди получила признание и за щедрую финансовую поддержку исследовательского проекта острова Медальон.

Британский антарктический исследовательский совет учредил новую награду – амбассадор пингвинов, чтобы отметить вклад миссис Маккриди в повышение осведомленности о жизни пингвинов. Она отправится на Галапагосские острова в сопровождении сэра Роберта, примет участие в съемках его следующего документального фильма, а затем продолжит путь дальше на юг, чтобы получить свою награду в штаб-квартире БАИС на Фолклендских островах.

Вероника Маккриди говорит: «Это большая и неожиданная честь. Я безмерно горжусь возложенным на меня званием и постараюсь сделать в своей новой роли все возможное». А вот слова Эйлин Томпсон, экономки миссис Маккриди: «Кто бы мог подумать? Миссис Маккриди действительно знает толк в пингвинах. Она в восторге от награды. Я же просто счастлива за нее и рада, что у нее появился еще один шанс следовать зову пингвинов».

Эйлин смотрит на меня, ее глаза сияют. Затем она обмахивается газетой.

– Это прекрасно, – говорит она. – И они действительно написали то, что я сказала, – почти слово в слово! Боже, ну и дела, правда? И как же замечательно вы проведете время!

– Действительно.

Искры предвкушения пробегают в душе от одной лишь мысли обо всем, что ждет нас впереди.

Не знаю, что радует меня больше: перспектива экзотической экспедиции с сэром Робертом, любезность Би-би-си или тот факт, что я стану первым и единственным в мире амбассадором пингвинов.

Сэр Роберт не только мой близкий друг, но и знаменитость большого масштаба. Его документальные фильмы о дикой природе – единственное, что имеет хоть какую-то ценность на телевидении.

Публика боготворит его – и вполне заслуженно – за долголетие, обширные знания, приятную манеру общения и привлекательный голос с шотландским акцентом, который проникает в душу и согревает, как отличное виски.

Кто-то скажет, что мне выпала невероятная честь иметь не только такого друга, но и богатство, здоровье и прекрасный особняк в стиле эпохи короля Якова на побережье Айршира. И все же я уверена, что далеко не многие захотели бы оказаться на моем месте. Ужасные вещи случаются как с богатыми, так и с бедными людьми. Если бы я могла изменить прошлое, я бы не задумываясь отказалась от каждой антикварной вещи и каждой дизайнерской сумочки. Я горевала десятилетиями. Или дулась, если хотите.

Однако сейчас мной движет острая потребность наверстать упущенное. В моем возрасте не принято мечтать. Предполагается, что мечты уже выброшены на помойку вместе с гордостью, подвижностью и жаждой жизни. Но когда я прислушивалась к ожиданиям общества?

Сейчас все мое внимание приковано к пингвинам. Их я люблю больше, чем большинство людей. И да, это предложение можно прочитать двояко. Я встречала тысячи пингвинов и ни разу ни один из них не был мне противен. Чего не скажешь о представителях моего вида. Эйлин сказала, что большинство людей расставляют по всей квартире фотографии своей семьи и что мне следует попросить внука прислать мне приличный снимок, возможно, с его милой девушкой. Если не считать старую зернистую фотокарточку на каминной полке, больше всего на портрет в моем доме похоже фото Пипа в холле. Безумно жаль, что он живет так далеко. Чтобы увидеть пингвинов, нужно объехать весь земной шар. Кто-то мог бы вспомнить про пингвинов в неволе, но у меня смешанные чувства на этот счет.

Время от времени страсть к пингвинам приводит меня в океанариум Лохнаморги, но становится грустно, когда я смотрю на этих прекрасных диких птиц в столь стесненных условиях. Они выглядят жизнерадостно, но пингвинам от природы свойственно хорошее расположение духа. Да и можно ли по-настоящему наслаждаться существованием, единственная цель которого – ублажение туристов?

Увидеть их в дикой природе – совсем другое дело. Я благодарна судьбе, что мне на старости лет выпала такая возможность. Нас ожидает много интересного. Фолклендские острова, как я знаю из прошлого опыта, захватывают дух, а Галапагосские интригуют и манят. Кто-то может обвинить меня в том, что я потворствую своим желаниям и врежу экологии, путешествуя снова через столь короткий промежуток времени, но я утешаю себя тем, что за полвека до 2012 года я не совершила ни одного перелета. Следовательно, мой углеродный след гораздо меньше, чем у жадных до отпусков европейцев.

Когда я впервые рассказала Эйлин о предстоящей экспедиции, она проявила редкую смесь восторга и недоумения.

– Так, напомните мне, где именно находятся Галапагосы?

– Это архипелаг в Тихом океане, к западу от Эквадора, – сообщила я ей. – Острова расположены на экваторе.

– И там живет пингвин?

– Думаю, несколько.

Она нахмурила брови.

– Как ты прекрасно знаешь, Эйлин, не всем пингвинам нужен лед и снег.

– Да, но это же экватор. Сэр Роберт, должно быть, ошибся.

– Сэр Роберт не ошибается, – сурово отрезала я. – Особенно в вопросах, касающихся дикой природы.

– Тогда, может, вы ослышались. У вас был включен слуховой аппарат?

– Эйлин, я иногда задумываюсь, а не принимаешь ли ты меня за идиотку?

– О нет, миссис Маккриди, – всплеснула руками она. – Ни в коем случае. Я просто подумала. Ну… Пингвины на экваторе? Звучит…

– Невероятно? – предположила я.

Она кивнула.

– Невероятно, да, но это правда, – заверила я ее. – В этом вся суть передачи сэра Роберта. Она о том, что создания природы умеют приспособиться и выживать даже в самых экстремальных условиях. Галапагосские пингвины эволюционировали и прекрасно чувствуют себя в жаре экватора, а императорские пингвины и пингвины Амели – в холодных климатических условиях Антарктики. Вот почему после съемок на Галапагосе сэр Роберт едет в Антарктику. Чтобы проиллюстрировать две крайности. – Я невольно фыркнула. В арктическую часть путешествия меня не пригласили. Не знаю, Би-би-си так решило или сэр Роберт. Подозреваю, что Антарктиду считают слишком тяжелым испытанием для восьмидесятисемилетнего человека. Сэр Роберт не сильно моложе меня в свои семьдесят девять с половиной, вот только его никто от поездки не отговаривал. Но сэр Роберт – бог в мире Би-би-си.

Окружающее пространство сверкает и переливается. Я иду по ледяному замку. Стеклянные колонны тянутся к сводчатому белому потолку над головой. Под ногами скрипит снежный ковер. В теплой мантии я прохожу через украшенный скульптурами бальный зал и огромную библиотеку с книжными полками от пола до потолка, с которых свисают длинные сосульки. Я открываю дверь в конце комнаты. Передо мной сверкающий хрустальный зал. За мраморным столом собралась целая толпа пингвинов. Я вхожу, и несколько морд с клювами поворачиваются и смотрят на меня. Один из высокопоставленных пингвинов торжественно указывает ластом на свободное место. Я шагаю вперед. Я уже собираюсь обратиться к ним, как вдруг скольжу, падаю и просыпаюсь.

Я вовсе не в ледяном замке, а у себя дома в Баллахеях, в Айршире. Окно, задернутое бархатными шторами, выходит на зеленый простор летней лужайки. Растительный бордюр пестрит розами, гладиолусами и геранью. В двух каменных урнах на террасе растет лаванда. Рядом со мной пустая чайная чашка. Эйлин ушла.

В холле бьют дедушкины часы. Уже полдень. Я тяжело поднимаюсь на ноги. Газета лежит на стуле напротив. Я бросаю на нее взгляд и ловлю себя на том, что улыбаюсь. Я с удовольствием приму любой вызов, который бросит мне моя новая должность.

Теперь, когда я официально стала амбассадором, было бы разумно выяснить, что именно подразумевает это звание.

Я застаю Эйлин перед зеркалом в холле. Она рассматривает себя, сложив руки над объемной грудью, потом поднимает одну руку к лицу, зажимает складку под подбородком двумя пальцами и вздыхает.

– Кажется, у меня начинает расти второй подбородок. Да, миссис Маккриди?

Я колеблюсь. В голове проносятся возможные ответы: «Что значит „начинает“? У тебя он всегда был, Эйлин».

И: «Многие индейки гордились бы таким подбородком».

И даже, по совершенно непонятным мне причинам: «Борода хоть куда!»

Я слишком вежливая, чтобы озвучить все эти ответы вслух. Как бы я ни гордилась своей четко очерченной челюстью, я должна помнить о чувствах Эйлин. Я решаю сменить тему:

– Есть он или нет, но я буду благодарна, если ты протрешь пыль с люстры, Эйлин. Я вижу минимум одну паутинку.

В конце концов я плачу ей деньги не за то, чтобы она разглядывала себя в зеркале.

– Конечно, – отвечает экономка, отрываясь от своего отражения, и начинает рыться в шкафу под лестницей в поисках перьевой метелки с длинной ручкой.

Недолго думая, я и сама поворачиваюсь к зеркалу и с удовольствием отмечаю, что моя помада безупречна. В моем возрасте макияж не привносит красоты, а скорее скрывает недостатки. И даже несмотря на слой косметической пасты, кожа напоминает смятую папиросную бумагу. Я хмуро смотрю на себя, а затем перевожу взгляд на фотографию Пипа. Поднятый в воздух ласт словно машет мне, и на душе становится радостнее.

Я возвращаю чайную чашку на кухню. Она из набора «Роял Вустер», пудрово-голубого цвета с золотым ободком и ручкой.

Что же я собиралась сделать? Ноги сами привели меня обратно в гостиную, и я уверена, что для этого была веская причина.

Ах да, я хотела найти распечатанное письмо от Британского антарктического исследовательского совета. Я бы спросила у Эйлин, куда она его положила, но мне не хочется снова ее беспокоить, потому что она неустойчиво балансирует на стремянке и сбивает пыль с Уотерфордского хрусталя. Я проверяю сумочку, ящики комода и шкафчик из ореха рядом с пианолой и в конце концов нахожу письмо, спрятанное в верхней части бюро. В нем мало подробностей, но есть номер телефона.

Я звоню в лондонский офис БАИС.

Несмотря на слуховой аппарат, я не могу разобрать, что говорит молодой человек на другом конце провода. Почему в наши дни люди всегда бормочут? Когда я прошу его повторить, его голос звучит раздраженно. Роль амбассадора пингвинов, сообщает он мне, – просто жест благодарности от БАИС, и они не ожидают от меня никаких действий. Он не вдается в подробности, но подразумевает, что звание – лишь рекламный инструмент, бессмысленный символ, пустой ярлык. Мне нужно будет произнести пятиминутную благодарственную речь – ни больше, ни меньше – и прославить работу БАИС. На меня наденут ленту (я не ожидала короны или золотой цепи, но неужели они и правда вручат мне обычную ленту?), мы пожмем руки и попозируем перед объективами фотоаппаратов. И на этом моя миссия будет завершена.

После дальнейших расспросов выяснилось, что изначально меня хотели пригласить только в Лондон для вручения почетной награды. Затем решили, что если я буду позировать вместе с пингвинами в их естественной среде обитания, то фотографии получатся гораздо эффектнее. Не говоря уже о том, что большинство важных персоналий, которые должны появится на фотографиях, живут в Фолкленде. Похоже, мне предстоит отправиться на другой конец света ради дешевого рекламного трюка. Дешевого в переносном смысле, потому что мне придется самостоятельно оплатить перелет с Галапагосских островов. Деньги для меня не проблема, конечно, и в БАИС об этом знают, но я не могла отделаться от неприятного ощущения, что меня используют.

Я с грохотом бросаю несчастную телефонную трубку. Руки сжимаются в кулаки. В висках пульсирует. Возможно, я повысила на парня голос. Я не уверена.

Больше всего в жизни я ненавижу чувствовать себя слабой из-за чужого отношения. Во мне поднимается дух Маккриди – неустрашимый и неудержимый. В моей душе нет места слабости.

И я им это докажу.

2. Эйлин

– Ты видел?.. – Я машу рукой в сторону «Скотс Таймс», лежащей на кухонном столе. По дороге из Баллахей я завернула в Килмарнок, чтобы купить себе экземпляр, и положила на стол нужной страницей, чтобы Дуг точно заметил.

– Да, Эйлин. Видел.

Я все уши ему прожужжала о статье, и мне безумно хотелось, чтобы он взял ее в руки и прочитал сам. Наконец, он читает. От волнения я задеваю танцующий подсолнух, который стоит рядом с чайником, и включаю его. Миссис Маккриди он вряд ли понравился бы, потому что сделан из пластика, использование которого она не одобряет, но меня веселят его покачивания. У нас уютная, отделанная ламинатом кухня с кучей разных вещей – полная противоположность большой кухни миссис Маккриди с огромным сосновым шкафом, в котором хранятся фарфоровые чашки.

Я выключаю подсолнух, чтобы понаблюдать за Дугом. Его подбородок покрыт тонкой седой щетиной. Лицо неподвижно, только взгляд перебегает от слова к слову. Он хмурит брови, и я понимаю, что мне нельзя говорить, пока он не закончит читать.

Уголки его губ слегка вздрагивают. Он не поднимает глаз, но слегка кивает в знак одобрения.

Я так рада, что невозможно сдержаться.

– Ну разве не чудесно? Статья в «Скотс Таймс»! Надо будет вырезать ее и добавить к моей коллекции. – Я наполняю его тарелку кашей и посыпаю солью, как он любит. Добавляю сахар в свою. – Но все же я беспокоюсь о миссис Маккриди.

Он ничего не отвечает, и я наливаю чай в его кружку с надписью «Я люблю печеньки», пододвигаю к нему его завтрак и повторяю:

– Я правда беспокоюсь.

Он дует на ложку и жадно набрасывается на кашу.

– Ты слишком много беспокоишься.

Я усаживаюсь напротив него и тоже принимаюсь за еду.

– С одной стороны, я рада за нее. Она целую вечность была несчастной и ни с кем, кроме меня, не разговаривала, да и то… ну… в основном раздавала инструкции. – Я кривлю губы, вспоминая. – Но после случая с пингвином она словно стала другим человеком. Должно быть, путешествия хорошо на нее влияют. И люди. И пингвины. Но, с другой стороны, ей уже восемьдесят семь, и, на мой взгляд, она старовата для «вояжей», как она их называет.

Дуг хмурится.

– Ты посолила кашу? – спрашивает он.

– Конечно, посолила. – Я машинально пододвигаю к нему солонку, но вспоминаю, что доктор сказал ему ограничить потребление соли. Она вредит кровяному давлению. Не удивлюсь, если за все эти годы соль ослабила и его вкусовые рецепторы: похоже, в последнее время Дуг предпочитает хаггис и картошку фри навынос моей стряпне.

Пока ест, он читает «Скотс Таймс».

– Цены на топливо снова растут, – бормочет он. – И дизелей не хватает.

Мои мысли возвращаются к миссис Маккриди.

– Немощной ее не назовешь, ни в коем случае. Она такая бодрая и подтянутая! Я даже завидую ее осанке. Но ей свойственно попадать в рискованные ситуации. И она всегда добивается своего. Что в прошлом, что сейчас. На днях она мне сказала: «Эйлин, я чувствую себя живой, только когда намечается приключение. Хорошо, что будут съемки, а то я могла бы и умереть». И я ей ответила: «Не говорите так, миссис Маккриди». Но она все продолжала. Похоже, даже звания амбассадора пингвинов для нее теперь недостаточно, – я замолкаю.

Дуг все еще просматривает заголовки газет, одновременно слушая меня.

– Сэр Роберт так часто бывает в отъезде, а ее внук Патрик и вовсе живет на другом конце света. Она все еще очень одинока, правда. Я так хочу, чтобы она была счастлива, как мы.

Дуг вздыхает и шелестит бумагой.

– У этой женщины Маккриди столько денег и ты так много ей помогаешь, что у нее нет права быть несчастной.

Мне не нравится, что он назвал ее «этой женщиной Маккриди», но я продолжаю развивать свою мысль:

– Она так раздражена после звонка в исследовательский совет. Она считает, что ей дали недостаточно работы. Ну разве не безумие? Другой был бы рад расслабиться на старости лет, но только не миссис Маккриди. У нее все наоборот. Чем старше она становится, тем больше себя нагружает. В ней есть что-то почти отчаянное. У меня такое чувство, вот здесь, – я похлопала себя по груди, – что она собирается сделать что-то эксцентричное, благородное и опасное. Ею стоит восхищаться, но мне не дает покоя мысль о том, что она что-то задумала. И что ее задумка, чем бы она ни оказалась, может ее убить.

Внезапно – вжух – меня обдает жаром. Я подумываю побрызгать на лицо холодной водой, но не хочется вставать.

– Прекрати волноваться, ладно? Эта женщина как Королева. Она будет жить вечно.

– Слава богу, у нее есть сэр Роберт. Конечно, я не имею в виду ничего такого, когда говорю «есть». Просто сэр Роберт – ее большой друг.

Я снова беру паузу. Дуг не любит этого показывать, но он очень впечатлен тем, что я лично знакома с сэром Робертом Сэддлбоу (да, не с простеньким «стариной Робертом Сэддлбоу», а с тем самым, знаменитым, которого показывают по телевизору). И что миссис Маккриди и он – близкие друзья.

Дуг медленно облизывает свою ложку.

– Что ж, думаю, сэр Роберт и дальше будет придумывать для нее интересные занятия. Она всегда добивается своего.

Мой муж – умный человек.

– Ты совершенно прав, Дуги. Она добивается. Всегда. В любом случае я рада, что к нам в гости приедет Дейзи. Для миссис Маккриди будет полезно провести время с ребенком. Еще и с таким милым. Ох, боже, посмотри на время! Мне пора ее встречать!

– Мне тоже пора, – говорит Дуг, проглатывая последний кусок и проводя тыльной стороной ладони по губам.

Мой муж работает на фабрике овсяных печений, но самое забавное, что он ненавидит овсяные печенья. Он считает их категорически неправильными и ставит в один ряд со студентами, правительством, водителями «Вольво», английскими актерами, играющими шотландцев, и таксами в курточках. «Овсянка – это каша. И только каша, – всегда говорит он. – Спрессуйте ее в твердые диски – и даже кусочек сыра, ветчины и соленого огурчика не перебьют вкус ДСП во рту».

Он умеет меня рассмешить.

Миссис М взяла Дейзи под свое крыло (или, лучше сказать, ласт, ха-ха), когда вернулась из Антарктиды. Она была крайне воодушевлена и нуждалась в новом проекте. Дейзи – дочь Гэва, друга Патрика, внука миссис Маккриди. В то время Дейзи была серьезно больна, и миссис М помогала ее семье, передавая небольшие суммы на частное лечение, осыпала девочку подарками и разрешила ее семье приезжать в Баллахеи для отдыха в любое время. Когда Дейзи поправилась, миссис М взяла ее и ее маму с собой на Фолклендские острова, где они вместе с сэром Робертом участвовали в съемках документального фильма. Миссис М так много рассказывала о пингвинах, что и Дейзи начала ими увлекаться. После долгих лет ужасных страданий поездка дала маленькой девочке большой стимул.

Как мы и договорились с ее родителями, я забираю Дейзи на заправке, которая находится на полпути между нами и Болтоном[1] – городом, где они живут. Дорога стала для меня привычной.

С нашей последней встречи она подросла, и веснушки у нее на носу тоже стали темнее. Должно быть, в Болтоне она много гуляла в саду. Приятно видеть у нее густые орехово-каштановые волосы, заколотые розовыми и желтыми крабиками-бабочками. Идет последняя неделя ее школьных каникул, и мы болтаем о всякой всячине: о велосипедах, пауках, самых вкусных сортах мороженого и ее лучшей подруге по имени Аврора, – поэтому время летит незаметно.

Когда мы подъезжаем к дому, миссис Маккриди в алой шали ждет нас на парадном крыльце Баллахеев, словно статуя.

Дейзи выскакивает из машины, несется по гравийной дорожке и с такой силой бросается в объятья миссис М, что той приходится схватиться за стену, дабы не упасть.

– Отпустите, юная леди. Вы помяли мою блузку, – сурово говорит ей миссис М. Она роется в сумочке в поисках носового платка и вытирает глаза. – Эйлин, поставь, пожалуйста, чайник. Дейзи нужно освоиться в доме.

Я купила угощение для Дейзи: несколько кексов с толстым слоем глазури и разноцветными посыпками. Как и я, она любит все сладкое.

Миссис М уже достала один из своих изысканных чайных сервизов и расставила на столе чашки и блюдца.

– Что ты будешь пить, Дейзи? – спрашиваю я.

– О, я бы хотела дарджилинг, спасибо, Эйлин, – отвечает она аристократическим тоном и тут же начинает хихикать, чем выдает свою попытку подражать манере речи миссис М. И получилось у нее неплохо, надо признать. – Чай, ха-ха, ну уж нет! У вас есть сок?

– Да. – Я ставлю перед ней бутылку. – Угощайся, дорогая!

– А можно мне в чайной чашке? – спрашивает Дейзи, глядя то на меня, то на миссис М.

Миссис М разрешает, но я вижу, как она морщится, когда Дейзи опирается бутылкой о край чашки и та кренится в сторону. Сок наливается до краев, и девочке приходится спешно отпить из чашки, чтобы ничего не пролить.

Мы усаживаемся за стол. Дейзи радостно подхватывает кекс пальцами, и я следую ее примеру. Миссис Маккриди аккуратно берет одно из своих любимых имбирных печений, которые я выложила на тарелку. Мне пришлось постараться, чтобы найти те, что продавались не в пластиковой упаковке. Миссис Маккриди крайне придирчива.

– А как поживают твои дорогие родители и твой брат? – спрашивает миссис М. Она делает паузу, затем добавляет его имя: – Ноа.

Я рада, что она запомнила правильно. Обычно она не очень хорошо разбирается в именах.

Прежде чем ответить, Дейзи снимает глазурь с кекса, складывает ее пополам и отправляет в рот:

– Думаю, хорошо.

Когда я встретила их на заправке, ее отец – всегда такой милый, улыбчивый Гэв – рассказал мне, что дела в велосипедном магазине идут очень неплохо, настолько неплохо, что он подумывает открыть еще один на границе с Шотландией. По его словам, он подыскивает место с квартирой на втором этаже.

Миссис Маккриди обрадовалась, когда я рассказала ей об этом, ведь это значило, что мы сможем видеться с Дейзи чаще. Я также узнала, что ее мама (стройная, тихая, милая женщина по имени Бет) поедет в школьную поездку вместе с Ноа, чтобы помогать учителю присматривать за детьми. Это одна из причин, по которой Дейзи остается с нами. Я рассказываю об этом миссис Маккриди, и она, заинтересовавшись, возится со своим слуховым аппаратом, чтобы сделать погромче.

– Куда они едут? – спрашивает она.

– В Швейцарию, – отвечает Дейзи. – Папа летом никогда никуда не ездил, потому что был безумно занят. И я тоже уезжаю впервые. А вот Ноа поедет за границу. – Она морщит нос и с громким звоном, от которого миссис Маккриди вздрагивает, опускает чашку на блюдце. – Мама говорит, что у меня уже были длинные каникулы с тобой и пингвинами, а теперь очередь Ноа.

Миссис М смотрит на нее.

– Не унывай, – улыбается она. – Мы приложим все усилия, чтобы твое время с нами было таким же приятным.

Мне велели не рассказывать о предстоящем путешествии миссис М по миру. По крайней мере, пока. Мы тщательно выберем момент. Мне не терпелось рассказать ей, но я понимаю, что нам хотелось бы избежать возможной зависти со стороны Дейзи.

Дейзи обожает приезжать в Баллахеи. Но миссис Маккриди тяжело присматривать за ней в одиночку, поэтому я всегда остаюсь в одной из свободных комнат, когда она здесь. Дуг спокойно относится к моему отсутствию и разогревает в микроволновке блюда, которые я заранее для него готовлю. Позже еще позвоню ему и узнаю, справился ли он с цветной капустой в сыре.

– Как дела в школе? – спрашивает миссис Маккриди.

– Хорошо. Я участвую в пешем благотворительном марафоне. – Дейзи очень инициативна (так описала ее мама) в школе и собирает средства для благотворительных организаций, которые борются с раком и занимаются охраной окружающей среды. Думаю, что миссис Маккриди оказала на нее хорошее влияние.

– Очень похвально, – комментирует миссис М. – Я с удовольствием стану твоим спонсором. Куда вы планируете пойти и длинным ли будет путь?

Дейзи пожимает плечами.

– Без понятия. Наверное, выберем место рядом с домом. Пока не знаю насколько, но, думаю, путь будет о-о-очень длинным. – Она широко разводит руки в стороны, демонстрируя как много они собираются пройти.

– Пешие благотворительные марафоны сейчас очень популярны, – комментирую я. – Ты видела статью в «Скотс Таймс»? Один старик планирует пройти вдоль канала Форт энд Клайд в благотворительных целях. Это просто замечательно.

Миссис Маккриди слегка фыркает. В отличие от меня, она не особо впечатлена. Но она и сама любит ходить на долгие прогулки.

– Сколько ему лет? – спрашивает она.

– О, я не помню. Думаю, примерно вашего возраста. Могу проверить, если хотите. – Я наклоняюсь к кухонному шкафу, потому что могу дотянуться до ящика со своего места, открываю и достаю газету. Как я и помнила, статья была на первой полосе. С фотографии на меня смотрел широко улыбающийся старик с ходунками. – О нет, я ошиблась, – бормочу я, пробегая взглядом абзац. – Он даже старше вас, миссис Маккриди. Намного старше. Ему девяносто три года! Невероятно. Девяносто три! Он совершенно не выглядит на свой возраст.

– Дайте и мне посмотреть! – кричит Дейзи, выхватывая у меня газету. – Мне кажется, он выглядит гораздо старше Вероники, – заключает она, глядя на фотографию. – Но он не пользуется помадой и тенями для век, – добавляет она.

– Не дерзи, юная леди, – делаю я замечание.

Но миссис Маккриди, похоже, не обращает внимания.

– Его намерения заслуживают похвалы, – говорит она. – И все же прогулка по каналу Форт энд Клайд не такое уж невозможное достижение. Тем более что он двигается небольшими шажками и с помощью ходунков.

Дейзи разом проглатывает оставшийся бисквит и запивает его соком. Я вспоминаю, что ей нельзя показывать статью о миссис Маккриди на другой странице. Ее глаза широко раскрываются.

– Эй, это же ты, Вероника!

Я смотрю на расстроенное лицо миссис М, потом на Дейзи, потом на газету. Прищурившись, я останавливаю взгляд на фотографии и изображаю удивление.

– Неужели? Не может быть! И правда!

Я пытаюсь отобрать газету, мы боремся, но Дейзи побеждает. Она читает статью, выкрикивая некоторые слова громче остальных: «амбассадор пингвинов», «сэр Роберт Сэддлбоу», «Галапагосские» и «Фолклендские острова», – и с каждым выкриком я все больше кажусь себе преступницей.

– Почему вы мне не сказали? – обиженно завывает она.

Миссис М, похоже, оставляет объяснения на меня. Я на ходу придумываю, что мы сами только недавно узнали и еще не успели осознать новости, что мы собирались ей сказать немного позже, как только она освоится, и как это прекрасно, не правда ли, и как мы гордимся нашей миссис Маккриди. Лицо горит от смущения.

Дейзи хорошо воспитана, поэтому она вежливо поздравляет миссис М. Она восприняла новость лучше, чем мы думали, но радостной ее назвать трудно.

Хорошо, что на завтра мы приготовили для нее угощение.

3. Вероника

Мак наблюдает за нами глазами-бусинками с вершины своего любимого валуна. Словно узнав нас, он спрыгивает вниз, вытягивает оба ласта и слегка наклоняет голову в одну сторону. Мак – наш любимый шотландский пингвин; шотландский в том смысле, что он родился и вырос в Океанариуме Лохнаморги. Мы с Дейзи и Эйлин от него в восторге. Как и у других пингвинов, у него черная спинка и белый живот, но так как он относится к виду золотоволосых пингвинов, над глазами у него растут пучки ярко-золотистых перьев, которые тянутся от клюва по обеим сторонам головы.

Другие пингвины держатся в стороне, но Мак очарован публикой. Он ковыляет к нам по бетонной дорожке через мини-зебру, покачивая из стороны в сторону великолепными перьями, развевающимися, словно ленты.

Из-за моей блестящей красной сумочки в руках Дейзи немного похожа на маленькую мультяшную королеву Елизавету. Без сумочки я ощущаю себя голой, да мне и не хотелось отдавать ее в цепкие ручки Дейзи, но она так громко ее требовала, что я предпочла не нагнетать и без того эмоционально насыщенную ситуацию.

К моему большому облегчению, она возвращает сумочку мне, присаживается на корточки и приветствует Мака. Дейзи не подходит слишком близко, зная, что ей нельзя прикасаться к пингвину.

Последнее время Эйлин водит неаккуратно, и мое кровяное давление только-только пришло в норму. Отчасти благодаря присутствию Мака. И хотя фиаско с амбассадором пингвинов меня несколько раздражает, непосредственная близость птицы оказывает терапевтическое воздействие. Также мне нравится, что грустное выражение лица Дейзи сменяется радостным, когда она разговаривает со своим пернатым другом.

Невысокий, серьезного вида мальчик, чуть моложе Дейзи, стоит в стороне от остальных посетителей, засунув руки в карманы, и смотрит на нее. Дейзи берет на себя труд познакомить его с пингвином.

– Его зовут Мак. Мак, потому что золотоволосых пингвинов еще называют пингвинами Макарони, – объясняет она. – Это один из восемнадцати видов пингвинов. Правда он милый? Вон те, с черной полосой на грудке, – очковые пингвины. Но лучше всех, конечно, Мак. Меня зовут Дейзи, я живу в Болтоне, но я путешествовала по всему миру и видела пингвинов в дикой природе. А ты знаешь, что на Фолклендских островах обитает целых пять видов? Я там была.

Мальчик выглядит достаточно впечатленным, поэтому она продолжает:

– Я встречала так много пингвинов, что ты вряд ли мне поверишь. А еще я лично знаю сэра Роберта Сэддлбоу.

– Серьезно? – глаза мальчика округляются, словно блюдца. Кончики ушей краснеют.

Дейзи энергично кивает.

– Да, правда. Он очень милый. И я здесь с вон той дамой, Вероникой Маккриди. Я иногда живу у нее.

Она указывает на меня, и мальчик бросает взгляд в мою сторону. Я выдавливаю из себя кривую улыбку, чем, наверное, пугаю его, потому что паренек тут же отворачивается.

– У нее есть особняк на берегу моря, называется Баллахеи, – продолжает Дейзи. – Он огромный, и там есть одиннадцать каминов и пять лестниц и полно всяких крутых вещей, вроде корабельного колокола и глобуса на ножках. А это Эйлин. Она помогает ухаживать за домом, и за Вероникой, и за мной иногда. Она живет в Килмарноке и любит торты.

Я бросаю взгляд на Эйлин. Она неотрывно смотрит на Мака и делает вид, что не слушает.

Дейзи с энтузиазмом продолжает:

– Мы с Вероникой и сэром Робертом были на телевидении. Подожди, я тебе покажу.

Она достает телефон и листает фотографии. Мальчику нечего сказать. Вероятно, он задается вопросом, почему на фотографиях у Дейзи нет волос, а теперь они густой копной спадают ей на лицо. Он внимательно разглядывает фотографии, потом смотрит на Мака и снова на фотографии.

В конце концов, устав от его молчаливого восхищения, Дейзи убирает телефон. Молодая пара – очевидно, его родители – уводит мальчика в сторону кафе.

– Какой милый, застенчивый мальчик! – заявляет Эйлин. – У тебя появился новый поклонник, Дейзи.

– Я понимаю, что излишняя откровенность сейчас в моде, – замечаю я, – но совсем не обязательно было рассказывать ему все подробности нашей жизни в первые две секунды после знакомства.

Дейзи мои слова не смутили.

– Я хотела рассказать ему и про рак, но потом передумала.

Я положила руку ей на плечо.

– И правильно. Неприлично упоминать на людях о проблемах со здоровьем, какими бы серьезными они ни были.

К счастью, Дейзи полностью выздоровела, хотя рак – существо коварное, и никогда нельзя быть уверенным, что он ушел навсегда.

Почувствовав острую необходимость в носовом платке, я снимаю перчатки, расстегиваю сумочку и, только вытащив платок, запоздало понимаю, что перчатка упала на землю, и Мак с неудержимым рвением бежит к ней. Я пытаюсь спасти перчатку, но не успеваю – жадным клювом пингвин хватает ее с земли и начинает жевать.

Дейзи визжит от смеха. Мак внимательно изучает вкус и текстуру расшитой бисером кружевной перчатки, ажурные пальцы болтаются по сторонам клюва, скрежещут бусины. И хотя это мои любимые перчатки, я тоже улыбаюсь.

Навстречу нам идет бойкая молодая женщина в высоких резиновых сапогах и с ведром в руках. Стянутые в хвост волосы развеваются на ветру. Она – одна из смотрителей океанариума, и мы хорошо ее знаем благодаря нашим частым визитам. Ее зовут Тилли, или Милли, или что-то в этом роде.

Она подбегает к Маку и вырывает перчатку из его клюва. Пингвин возмущенно клюет ее в коленку.

– Эй, Мак. Не наглей. Я помню тебя еще яйцом, – кричит она.

Я с благодарностью и изяществом забираю у нее перчатку, стараясь не показать своего огорчения. Грязная ткань безвозвратно порвана, а затейливая вышивка уничтожена.

Моя флегматичность смотрительницу успокаивает, и она поворачивается к Дейзи.

– Привет, Дейзи! Рада тебя видеть.

– Привет, Молли! Уже время кормления?

– Конечно. Нужно поскорее накормить Мака правильной едой, пока он не начал жевать что-нибудь еще.

Она ставит ведро на землю, опускает руку, достает скользкую пахучую рыбу и бросает ее пингвинам. Дейзи уже несколько раз помогала ей, но сегодня предпочитает наблюдать и фотографировать. С каждым разом Мак орудует клювом все искуснее, да и Тилли так хорошо целится, что пингвин с легкостью ловит рыбу, иногда, к восторгу зрителей, он даже подпрыгивает и хватает ее на лету.

– Как же ловко у него получается! – восклицает Эйлин.

– Да, но у него есть преимущество, потому что он не боится подойти ближе остальных пингвинов, – замечаю я. – А Тилли умеет бросать.

– Вероника, не Тилли, а Молли! – поправляет Дейзи.

Я бросаю на нее строгий взгляд.

– Чванливость молодым совершенно не к лицу.

Дейзи не обращает внимания на мое замечание. Пока Молли кидает последнюю рыбину, она тараторит о том, как она обожает Мака и какой он замечательный.

– Он настоящая звезда, скажи? А еще мне нравится вон тот, – Молли указывает на очкового пингвина, который дремлет стоя, слегка опустив голову. – Его зовут Пабло. Ему уже двадцать два года, как и мне.

– Батюшки! – восклицает Эйлин.

– Он в два раза старше меня! – заявляет Дейзи, которая в этом году достигла благородного возраста десяти лет.

– Пингвины в неволе могут дожить до глубокой старости, но он исключительный. Мы так гордимся им.

Пока мы любуемся Пабло, он приоткрывает один глаз. Ни морщинки не появляется на розовом участке кожи над его глазом, и я ненадолго задумываюсь, каким кремом для лица он пользуется, но потом одергиваю себя – он же всего лишь пингвин.

– Как вы их всех узнаете? – спрашивает Дейзи.

– О, со временем ты запоминаешь небольшие отличия в их внешнем виде. Например, того дрожащего пингвина у перил зовут Флоренс. На шее у нее есть темные крапинки, похожие на созвездие. Ну и, конечно, каждый пингвин ведет себя немного по-своему. У всех у них свои прекрасные личности. Мне будет очень грустно с ними прощаться. – Она закрывает рот рукой.

– А зачем вам с ними прощаться? – спрашивает Дейзи, быстро уловив, что что-то не так. – Вы куда-то уезжаете?

– Ну… – смотрительница молчит, не желая отвечать на вопрос, но потом сдается. – Я ищу новую работу.

– А эта вам не нравится?

– Дело не в том, что я хочу уйти, – тихо проговаривает она, явно не желая, чтобы кто-то случайно ее услышал.

– Тогда скажите, почему вы уходите? – настаивает Дейзи.

– Мне не стоит говорить об этом.

– Скажите нам!

Мне, как и Дейзи, не терпится узнать, в чем дело.

– Мы уже несколько лет регулярно приходим в океанариум, – подчеркиваю я. – Мы имеем право знать, что происходит.

Женщина отводит нас в сторону, ставит свое ведро в маленькую пристройку и негромко рассказывает:

– Через два месяца Океанариум Лохнаморги должен закрыться из-за финансовых сложностей. Одиннадцать сотрудников потеряют работу.

Тут нечему удивляться. В океанариуме есть явные проблемы: пингвинам, на мой взгляд, не хватает простора для прогулок, информации для посетителей недостаточно, в помещениях душный, спертый воздух, в туалете и вовсе воняет плесенью, а на витрину чайной лавки без слез не взглянешь. Но все равно я потрясена. Мы все потрясены.

– Что будет с земельным участком? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

– Полагаю, его выставят на продажу.

– А что будет с птицами и другими животными? – спрашивает Эйлин.

Кроме двадцати четырех пингвинов, здесь есть несколько экзотических видов рыб в аквариумах, несколько редких уток, тюлени и выдры.

– Мы постараемся пристроить их всех в зоопарки, аквариумы и парки дикой природы, но сделать это не так легко. Их наверняка разлучат друг с другом. Почти все животные у нас морские, поэтому им нужны специальные условия. Правильная среда, подходящая социальная группа, опытный персонал, который сможет за ними ухаживать. Пока новый дом нашли только для рыб и тюленей. Возможно, выдр заберут представители национального парка Эксмур. Но пингвинов пока пристроить не получается.

Дейзи корчит гримасу.

– А нельзя выпустить их на свободу? Здесь прекрасная сельская местность. Шотландии не помешает побольше пингвинов.

Молли скорбно улыбается.

– К сожалению, не выйдет. Большинство из них вылупились здесь, в океанариуме. В Шотландии они не встречаются, Дейзи, поэтому не смогут выжить в дикой природе.

Далее Молли обращается ко мне и говорит еще тише:

– Это так сложно. Нам приходится соблюдать столько стандартов и правил об условиях транспортировки. Для переезда требуется подписать тонны разрешений и ветеринарных заключений. Конца и края им нет. Мы все не находим себе места. С каждым днем становится очевиднее, что пингвинов придется, – она говорит шепотом, – подвергнуть эвтаназии.

Сердце замирает в груди. Я крепче сжимаю ремешки сумочки. Эйлин удивленно охает.

– Что такое «эвтаназия»? – спрашивает Дейзи.

Никто не отвечает.

4. Вероника

Дейзи отказывается идти.

Ее родители подчеркнули, что ей нужно ходить со мной на ежедневные прогулки, чтобы тренироваться перед школьным марафоном, но Дейзи слишком расстроена. Да и погода за окнами явно ненастная.

– Не ленись, Дейзи, – говорит Эйлин, легонько тыкая ее в ребра.

Дейзи куксится.

– Я не ленивая. Я просто… Знаете что? Пока Вероника гуляет, я буду играть на пианоле. Давайте считать, что я тренируюсь, нажимая на педали.

– Хорошо, – уступаю я.

В этот раз я и правда готова ей уступить. По дороге домой из Лохнаморги она набрала в телефоне слово «эвтаназия», и открытие повергло ее в ужас. Все утро у нее красные, опухшие глаза. Она пережила ужасный шок.

Я объяснила ей, что тысячи пингвинов ежедневно умирают в дикой природе, становясь обедом тюленей или погибая от холода.

– Но пингвины из Лохнаморги особенные. И мы их любим. Особенно Мака, – выла она, утирая кулачками слезы. – Он слишком молод, чтобы умирать. Когда-то я так же думала и о себе. Я ненавижу смерть.

– Я тоже, – мрачно призналась я.

Я собираюсь на улицу. На самом деле, час наедине с собой мне сегодня утром не помешает. Надо привести в порядок водоворот мыслей – слишком много забот на меня свалилось. Я управляю домом в Баллахеях, забочусь об Эйлин и престарелом садовнике мистере Перкинсе, слежу за упрямым внуком Патриком и его подружкой Терри в Антарктиде, за сэром Робертом, активно разъезжающим по всему миру, и за Дейзи с ее дикими прихотями. А теперь еще проблемы с Океанариумом Лохнаморги.

Я кутаюсь в длинное непромокаемое пальто и надеваю толстые и крепкие сапоги, но не беру с собой зонтик. Мне достаточно сумки, щипцов и пакета для мусора. Да и нахальные порывы ветра с моря наверняка вырвут зонт у меня из рук и унесут в небо.

Я с готовностью встречаю холодный ветер, но дождь не люблю. В дождливую погоду у меня скрипят колени и плесневеют кости. Погода в Айршире обожает надо мной издеваться, но я ей не поддаюсь. Я гуляю каждый день (за исключением пары неизбежных перерывов) с тех пор, как сделала свои первые неуверенные шаги, и именно эта привычка помогает мне поддерживать хорошую физическую и умственную форму. Эйлин не нравится, что я выхожу на улицу одна, но она знает, что лучше со мной не спорить.

Теперь я не только устраиваю долгие променады, но и с помощью щипцов поднимаю любой мусор, который встречается у меня на пути. Сознание у меня не менее тренированное. Я в любой день могу разгадать большую часть кроссворда «Телеграф» за два часа. И я до сих пор помню многие цитаты из Шекспира, творчество которого изучала в школе.

– Прекрасней и страшней не помню дня[2], – бормочу я, выходя за ворота Баллахей на тропинку, которая тянется вдоль обрыва.

Ветер треплет меня за волосы и тянет сумочку. Травы пригибаются к земле. Чайки проносятся в воздухе. Прибой бьется об изрезанный скалами берег, переливаясь и неустанно бурля. По небу неистово мчатся облака, то поглощая солнце, то вновь выпуская его на свободу через неравные промежутки времени. Настроение постоянно меняется от воодушевленного до мрачного и обратно.

Ритм прогулки нарушается лишь парой остановок, чтобы засунуть в мешок раздавленную банку колы и влажный треугольный пакет с бутербродами. Неудержимо бегущий поток мыслей приводит меня к определенным выводам.

Нужно что-то делать с океанариумом. Мак – этот дерзкий похититель перчаток – мне очень дорог. Его и других шотландских пингвинов нужно спасти. Я, Вероника Маккриди, собираюсь стать первым в мире амбассадором пингвинов. Конечно, Судьба распорядилась, чтобы именно я разрешила возникшую проблему. Но как?

Волны гремят, как цимбалы, галька перекатывается и стучит о камни. Я плотнее натягиваю капюшон, и мягкий шелест дождевых капель отчетливее звучит в ушах.

Мысли мечутся между прошлым и настоящим, и я возвращаюсь к письму, которое пришло от Терри вчера вечером. Оно значительно развеселило меня после пережитого дня.

(Раньше все мое беспроводное общение зависело от Эйлин, но теперь я в совершенстве овладела электронной почтой. Я все еще недолюбливаю цифровой мир, потому что чувствую, что он незримо и неуловимо изменяет саму нашу человеческую природу, но признаю его полезность для общения. Поэтому я решила купить компьютер. Я совершенно не представляю, как работает эта несчастная машина. Я не могу понять, почему ее сконструировали так, чтобы сбивать с толку и запутывать пользователей странными сообщениями, например «файлы куки отключены». Но Эйлин советует не обращать на них внимания и использовать компьютер только для работы с электронной почтой, что я и делаю. Еще я слежу за блогом Терри из Антарктиды и жадно просматриваю все новости о пингвинах, надеясь услышать весточку о Пипе.)

Вчерашнее письмо было полно энтузиазма и подробностей. Я не знаю, откуда эта девушка черпает энергию. Она возглавляет команду острова Медальон, но теперь также проводит недели на новой огромной исследовательской станции на Антарктическом полуострове и часто берет с собой моего внука. Я никогда не думала, что профессия пингвинолога станет для него raison d’être[3], но, с другой стороны, я сомневалась, найдет ли Патрик свой raison d’être в принципе. Душа радуется, когда думаю о молодой любви между Патриком и Терри, хотя мне их обоих очень не хватает. Я быстро изучила письмо, но в нем не было упоминания о Пипе. Раньше Терри была увлечена пингвинами Адели, но теперь, похоже, все ее внимание захватили императорские пингвины. Хотя нет, наверное, я наговариваю на нее. Она по-прежнему обожает Адели. Просто с приходом холодного сезона они уплыли в море и пока еще не успели вернуться на Медальон, поэтому она работает в исследовательском центре на материке и занимается изучением императорских пингвинов. Эти нелогичные существа размножаются посреди бушующей Арктической зимы.

«Мы знаем, чем они занимаются, благодаря спутниковому оборудованию, – пишет Терри. – Нашим пингвинам приходится преодолевать чрезвычайно долгий путь по льдам к местам размножения – почти 100 миль. Но они справились и с путешествием, и с высиживанием яиц. Императоры, должно быть, самые выносливые из всех существующих животных и птиц в частности. Они до сих пор поражают меня.

И… Вы же знаете, что нам «нужно» дать имена некоторым пингвинам, чтобы я могла писать о них в блоге? Ни за что не догадаетесь! Мы решили назвать одного из императоров (или, лучше сказать, «императриц») Вероникой, в вашу честь!»

При прочтении этих слов у меня вырвался возглас удивления.

Дейзи подняла взгляд от своей раскраски.

– Чего?

В любой другой день я бы указала на грубость выбранного ею слова и настояла на том, чтобы она говорила «прошу прощения», но она вела себя так тихо с момента нашего возвращения из Океанариума Лохнаморги, что я радовалась любому вопросу от нее.

Я рассказала ей о пингвине по имени Вероника.

– Ух ты! Тебе так повезло! Я бы хотела, чтобы и в мою честь назвали пингвина.

– Ты всегда можешь попросить их в письме, – предложила я.

– Обязательно! Я попрошу их. «Дейзи» ведь хорошее имя для пингвина?

Я заверила, что да, и ее настроение хоть немного улучшилось.

Тучи сгущаются, дождь льет все сильнее, интенсивнее. Я пытаюсь вернуться мыслями к реальности.

Я поскальзываюсь на грязи и чуть не падаю, меня спасает только палка. Капюшон сполз. Я натягиваю его обратно на лоб. Когда вернусь домой, моя прическа будет окончательно испорчена.

Однако свежий воздух, несомненно, стимулирует поток мыслей. В голове возникает идея.

Против обыкновения, я решаю не возвращаться по тропинке вдоль побережья, потому что сегодня не будет красивых видов. Я пробираюсь сквозь мокрые оттенки серого и, чтобы побыстрее добраться до дома, сворачиваю на небольшую грунтовую дорогу, больше похожую на тропинку.

У дороги припаркована машина – довольно побитая, из-за уклона одно колесо чуть выше остальных. В траве рядом с колесом я замечаю рваный полиэтиленовый пакет. Как же много в мире эгоистичных, невежественных болванов, которые предпочтут изуродовать пейзаж, а не потратить секунду своей жизни, чтобы убрать свой отвратительный мусор. Они издеваются не только над нашей дикой природой, но и над нашими будущими поколениями.

Я разгневанно огибаю машину, подхожу к свидетельству человеческой халатности и хватаю его щипцами. Пакет насквозь мокрый.

Когда я выпрямляюсь, мое внимание привлекает движение в машине. На переднем сидении отчетливо видны мужчина и женщина. Она одета в пухлую куртку, а ее подозрительно светлые волосы разметались по сторонам. Как называется этот оттенок? Пестицидный блонд? Нет, не то. Как же неприятно, когда слово ускользает из памяти. В волосах мужчины проглядывает седина, так что он, должно быть, средних лет. Знай я об их фортелях, обошла бы машину стороной, но я была так занята, что заметила людей внутри, только приблизившись.

Как раз в тот миг, когда я уже собираюсь идти дальше, мужчина поднимает голову. Я сразу же понимаю, что его лицо мне знакомо. Где же я видела этого несчастного? Румяные щеки, вставная челюсть, щетина, торчащая во все стороны… Я точно встречала его несколько раз.

Я перебираю в уме варианты, и через мгновение от осознания по спине пробегают холодные мурашки.

Этот мужчина – муж Эйлин.

А женщина, несомненно, не Эйлин.

5. Вероника

Даже в преклонном возрасте восьмидесяти семи лет человек иногда оказывается в новой и нежелательной ситуации. Передо мной стоит дилемма. Сказать или не сказать – вот в чем вопрос.

Я протягиваю щипцы и мешок с мусором в сторону Эйлин, чья знакомая пышная фигура ждет меня на крыльце. Она бросает их на пол и помогает мне снять пальто.

– Боже, миссис Маккриди, вы так промокли!

Она заварила чай в фарфоре «Денби» серии «Императорский Синий», как я и просила перед отъездом.

– Много собрали за сегодня? – спрашивает она, когда я опускаюсь в кресло. О прическе я позабочусь позже. Я испытываю настоятельную, почти навязчивую потребность в чае. Я не сразу отвечаю Эйлин. Я все еще пытаюсь восстановить душевное равновесие.

Она повторяет вопрос, полагая, что я ее не услышала.

– Достаточно много, Эйлин. – Мне удается вспомнить некоторые детали: – Раздавленная банка, пакет с бутербродами, несколько кусочков пластика и другие мелочи.

– Я сейчас же займусь ими. – Она с трудом влезает в свой розовый комбинезон.

Я ежедневно собираю мусор на побережье Айршира, а Эйлин сортирует его по категориям для переработки. Этого небольшого распорядка мы придерживаемся уже не менее десяти лет.

С незапамятных времен Эйлин была моей верной помощницей в Баллахеях. На протяжении всех этих лет я выдерживала определенную дистанцию в общении и по-настоящему привязалась к ней только после своего путешествия в Антарктиду два года назад, во время которого она оказалась особенно полезной. Уборщица из нее посредственная, она активный популяризатор светских бесед, а любопытство для нее стало формой искусства, но я всегда, всегда ей доверяла. Для меня она не только помощник по хозяйству, но и – когда того требует ситуация – друг.

Я смотрю на нее сейчас, когда она поворачивается, чтобы поднять мешок: ее тучное тело, голова на слишком толстой шее, непослушные кудри, ласковый взгляд глаз на напудренном лице.

И снова во мне вспыхивает гнев. Ведь Эйлин соткана из доброты. Она однозначно заслуживает лучшего, чем муж-изменник.

Когда я увидела жалкого болвана с той лореткой, ярость вспыхнула во мне, словно в печке. Мне хотелось ударить щипцами по окну машины, вытащить его за уши и хорошенечко отлупить. К сожалению, мои физические возможности не оставили мне ни единого шанса. В конце концов, я не юный герой-мститель, а скорее древняя старуха. Этот нахал так увлеченно копошился в блузке блондинки, что даже не заметил моего присутствия.

Жаль, что я не могу вспомнить имя нахала, о котором идет речь. Эйлин упоминает его почти ежедневно. Может, Дерек? Лично я встречала его всего несколько раз, и он был патологически молчалив. Бог не даровал им детей, но зато родственников у них было в достатке. Все они однажды приехали на Рождество в Баллахеи, когда у меня случился редкий приступ щедрости. Муж Эйлин, как мне помнится, съел непомерно большое количество жареного картофеля, а потом забился в угол и не двигался с места до конца праздника. Эйлин компенсировала его ничтожное присутствие тем, что суетилась и болтала больше обычного.

– Эйлин, напомни мне имя твоего мужа, – я стараюсь говорить легким и непринужденным голосом.

– Дуг, миссис Маккриди, вы же знаете. Забавно, что вы о нем упомянули. Знаете, когда я сегодня утром заскочила домой, он подарил мне чудесный маленький подарок! Я была так рада, так тронута. Это красивое коралловое ожерелье из бисера. Оно очаровательно. Даже не знаю, куда его надеть. Дуги обычно не тратится на такие безделушки. Так не похоже на него. Я бы показала его вам, миссис Маккриди, но я сразу же положила его в вязаную сумку, где храню все свои сокровища.

Я слегка хмыкаю в ответ, что она может интерпретировать по своему усмотрению. Я не сомневаюсь, что подарок свидетельствует лишь о чувстве вины и попытках крысы заглушить терзания совести. Какое гнусное поведение!

Должна ли я рассказать Эйлин о неверности мужа? Я мало что знаю о сердечных делах, ведь в моей жизни был только один мужчина, к которому я испытывала романтические чувства, закончившиеся лишь слезами. Бывший муж не в счет, ведь между нами не было любви, лишь брак, построенный на лести, флирте и финансах… Череда его измен меня не задевала, потому что он мне не особо нравился. Но Эйлин? Подобное откровение поглотило бы ее счастье одним махом, как лягушка проглатывает муху. Но ведь и скрывать правду, должно быть, неправильно? Мне нужно тщательно обдумать, как поступить.

Возможно, следует посоветоваться с сэром Робертом, моим самым верным другом. И если решусь, то рассказывать стоит осторожно, так, чтобы было невозможно понять, что речь идет именно об Эйлин. Сэр Роберт невероятно проницателен.

– Дейзи! Время перекусить! – зовет Эйлин.

– Иду! – пищит голос сверху.

Эйлин везет чашки, блюдца и прочие чайные принадлежности на тележке в гостиную. Сегодня на сладкое она выбрала зефирное печенье, но у меня совершенно нет аппетита.

Мои мысли то и дело уносятся прочь, как летучие мыши.

Только когда в комнату вбегает Дейзи с недовольным лицом, я вспоминаю, что должна была что-то вспомнить.

– Она перестала нажимать педали пианолы за пять минут до вашего возвращения, – поспешила объяснить Эйлин, с виноватым видом вытирая руки о комбинезон и подталкивая Дейзи вперед. – Дейзи хорошо тренировалась вместо прогулки, уверяю вас.

Ах да, вот оно что.

Каждый год императорские пингвины преодолевают большие расстояния пешком. Какой-то чудак с ходунками собирает деньги в рамках спонсорской прогулки, Дейзи тоже скоро примет участие в благотворительном пешем марафоне. И я, Вероника Маккриди, первый в мире амбассадор пингвинов, тоже отправлюсь в пеший марафон. Чтобы собрать средства для Океанариума Лохнаморги. Чтобы спасти пингвинов.

Я заставляю Эйлин и Дейзи сесть напротив меня за стол в гостиной и излагаю свою идею.

Эйлин восклицает:

– О, миссис Маккриди! Как благородно, как замечательно. Дорогой малыш Мак… – Она проводит манжетой комбинезона по глазам. – Простите. Я слишком расчувствовалась… Боже.

Дейзи взбудоражена.

– Это самая лучшая новость! – кричит она.

Она резко вскакивает на ноги, опрокидывая стул, обегает стол и крепко обнимает меня.

– Я люблю тебя, Вероника.

Десятки лет я не слышала этих слов, и они наполняют меня восторгом, как ванна наполняется теплой водой с пузырьками.

У меня перехватывает дыхание, я не знаю, что сказать, да и Дейзи наверняка начнет тараторить без умолку.

– Я знаю! Я знаю! – Она хлопает в ладоши. – Я пойду с тобой. Я еще не решила, для какой благотворительной организации буду собирать деньги на лечение рака, но теперь это точно, точно будет для Лохнаморги, Мака, Пабло, Флоренс и всех остальных пингвинов. Ты и я, мы можем идти вместе!

Мне это и в голову не приходило.

Восторженный визг Дейзи ввинчивается в уши через слуховой аппарат.

– Мои друзья помогут собрать деньги мне, а твои – тебе. Получится в два раза больше. Мы сможем собрать тысячи.

Ее оптимизм кажется мне опасным, в особенности из-за того, что я не успела обдумать свою идею и не представляю, сколько нужно денег Океанариуму Лохнаморги. Дейзи также указала на существенный недостаток моего плана: у меня всего несколько людей, которых можно назвать друзьями, но все они не смогут меня проспонсировать: у Эйлин, как и у мистера Перкинса, моего садовника, мало денег, да она и получает их от меня; Патрик и Терри были бы рады помочь, но они и так тратят все свои деньги на пингвинов. А сэр Роберт? По какой-то причине мне было неловко просить его.

А вот Дейзи, несомненно, получит поддержку не только от своих школьных друзей, но и от их родителей. Слухи распространятся быстро.

Мы вполне можем идти вместе. Но она живет в Болтоне, а мне хочется устроить марафон на землях Шотландии.

Я потягиваю чай и еще минуту размышляю, прежде чем ответить.

– Нам лучше посоветоваться с твоими родителями, прежде чем принимать какие-либо радикальные решения. Помимо всего прочего, мы не можем забыть о твоей школе.

Родители Дейзи считают, что я прекрасно осведомлена о датах каникул и школьных праздников, но на самом деле я не имею об этом ни малейшего представления.

– Хочешь спросить Гэвина и Бет по «Вотсит»[4]?

Она закатывает глаза.

– Не «Вотсит», Вероника, а «Вотсап», я тебе уже говорила. Но мама и папа не будут против. Куда мы пойдем?

– Будет довольно сложно организовать непрерывную прогулку из пункта А в пункт Б, скажем, из Лендс-Энда[5] в Джон О’Гротс[6], – отвечаю я. – Гораздо разумнее будет проходить более короткие расстояния каждый день. Думаю, проблем не возникнет. Я уже так делаю!

– И как далеко мы пойдем? – спрашивает Дейзи, снова предполагая, что она будет сопровождать меня.

– Хм, – размышляю я. – Терри упоминала в своем письме об императорских пингвинах и о том, что они каждый год преодолевают большие расстояния к местам размножения. Ее колония прошла пешком сотню миль. Я подумала, что можно бы сделать то же самое.

– Как долго идут пингвины?

– Надо будет спросить у Терри.

– Нет, я погуглю, – говорит Дейзи, доставая свой телефон.

Я кривлюсь.

– Ты и пяти минут не можешь прожить без этой утомительной штуковины?

– Не-а.

Телефонам в наше время недостаточно быть лишь телефонами. Они напыщенно берут на себя роль фотоаппаратов, энциклопедий, калькуляторов, персональных тренеров, новостных репортеров, сплетников и еще черт знает кого. На самом деле, с таким вместилищем всей его жизни человеку больше и мозг не нужен. Я решила отказаться от покупки этой машины. Мой мозг всегда работал отлично, и, если ему потребуется небольшая подпитка, мне достаточно будет посоветоваться с Эйлин.