Дом в Капельском переулке

© Никулина М. Ю., текст, 2025
© Прованова В. С., иллюстрации, 2025
© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2025
Ёлка
Женька очень мечтала о ёлке: высокой, пушистой, увешанной разноцветными игрушками. Но мама ещё осенью, когда без конца падали листья с огромных вязов во дворе, сказала, что вряд ли семья сможет купить ёлку, ведь ставить её некуда.
Женькина семья жила в разваливающемся деревянном особняке. Дом был старинный, он многое помнил из своего ещё недавно безмятежного прошлого. Дом был отзывчивый: он грустил над печалями своих жильцов и радовался их счастью. Он отзывался скрипом дверей и оконных рам, когда жильцы скандалили, тихонько шелестел сквозняком, когда кто-то плакал, громко хлопал входной дверью по праздникам.
В доме были коммунальные квартиры. Большой коридор, общая кухня, где стояли четыре газовые плиты, общий туалет. А мыться ходили в Банный переулок. Женя очень любила, когда после мытья из больших, перевёрнутых вверх прозрачных сосудов ей наливали стакан красной или жёлтой газировки, необыкновенно вкусной.
Дом был такой формы, что внутри его находился двор. Флигели соединили деревянным подъездом, и во дворе чужих не было. Там происходило всё самое интересное: отмечали дни рождения за столом, составленным из других (разнокалиберных, конечно); когда тепло было, сидели на скамейке, на маленьком столике у клумбы бабушка чистила рыбу, купленную неподалёку в магазине, где в большом аквариуме плавали разные рыбки. Бабушка часто брала Женю с собой в магазин.
А ещё Женьке запомнился один странный день в апреле – странный, потому что больше таких дней не было, – когда все выбегали во двор, даже взрослые, смеялись, пожимали друг другу руки, обнимались, шли на улицу, а Жене какой-то сосед подарил воздушный зелёный шарик. Женя бегала под ногами взрослых, а потом, когда её увели домой, мама объяснила, что в этот день в космос полетел человек на ракете. И все так радовались, потому что это было впервые. Женя не знала, что такое космос и ракета, но радовалась вместе со всеми, потому что произошло что-то очень хорошее, важное.
В квартире – высокие потолки, красивый паркет, а печка – загляденье, изразцовая, голубая! Три узенькие комнаты: в первой жила бабушка, её комнату Женя любила больше всего, потому что там было большое окно, в которое был виден Театр Советской Армии, и Женя часто смотрела, как развевается флаг над куполом; в проходной – мама, папа и Женя; в самой последней – папин брат с женой и маленьким сыном. Тесновато. Некуда ёлку поставить. Женя понимала: раз мама сказала, что не будет чего-то, просить бесполезно.
Но вдруг произошло чудо: в конце ноября папин брат с семьёй съехал к тёще. Целая комната освободилась, вот радость-то! Конечно, Жене было грустно расставаться с маленьким Владиком, они так уютно сидели вместе под столом, покрытым длинной, вышитой бабушкой скатертью, когда взрослые говорили что-то скучное о своих взрослых делах.
А теперь будет ёлка! Жаль, ещё целый месяц до Нового года, любимого праздника. Интересно, что ей Дед Мороз подарит? Она ведь хорошо себя вела, слушалась взрослых, мыла руки перед едой в раковине на кухне.
Кроме Жени, в доме жили ещё дети – подружка Люсенька из соседней квартиры, старше Жени на три года, сестра Люсеньки Аля, уже почти взрослая, Серёжка из флигеля, старше на один год. Ох уж этот Серёжка! Он так и норовил дёрнуть Женю за косу, или толкнуть сзади, или поставить подножку, когда она бежала по двору.
Однажды, когда уже выпал снег и стояли холода, Женя гуляла по двору и Серёжка её опять толкнул. Она со слезами побежала к отцу и всё ему рассказала. А папа, её добрый папа, вдруг сказал: «Никогда не ябедничай! Учись давать сдачи! Бей его прямо в нос! Или правой рукой в левый глаз!» Всегда было непонятно, шутит папа или говорит серьёзно. Наверно, в этот раз серьёзно. Женя вышла во двор и решила подумать над тем, что сказал папа. Но не успела, потому что сзади навалился Серёжка с криком «Ябеда! Поганка! Скелет!» – и повалил её в снег. Он содрал с неё белую пуховую шапку и оторвал помпон. Снег сразу попал за воротник, растёкся по спине, а Серёжка всё колотил её, не давая встать. Тогда Женя извернулась и со всей силы ударила правой рукой прямо в нос. Серёжка этого не ожидал и упал, а из носа у него полилась кровь. Женька пыталась подняться и при этом найти шапку и помпон. Тётя Груня, дворничиха, которая выбежала на крики детей, подняла Женю и повела домой, приговаривая: «Ну что за неслух этот Серёжка! Поганец! Фулюган!»
Дома бабушка покачала головой, глядя на растерзанную шапку, мама сразу же бросилась обнимать, а папа спросил: «Дала сдачи?» Женя радостно засмеялась: «Да ещё как! Вот так! Прямо в нос!» Папа сказал: «Ну и молодец! Лида, вытри её, как бы не заболела». Мама принесла полотенце, вытерла волосы, спину растёрла, переодела в сухое. В этот момент в дверь постучали. Папа открыл. Там стоял отец Серёжки – пришёл жаловаться на неё, на Женьку! А папа ему сказал: «Если вы будете постоянно избивать своего сына, он вырастет малолетним преступником, и вы ещё с ним нахлебаетесь горя! В дела детей не лезьте – сами разберутся. А мне претензий не предъявляйте: я еду, еду – не свищу, а наеду – не спущу!» И Женя опять не могла понять, шутит папа или серьёзно. Папа стоял высокий, плечистый, говорил чётко и весело, и Серёжкин отец, большой, толстый, как-то сник и сказал: «А я всё же своему задам! И твоей тоже надо бы!» – и ушёл. Все знали, что Серёжку бьют дома. Женя услышала страшное слово «задам» и еле прошептала: «Папа, ты мне задашь?» Отец взял её на руки и сказал: «Ну что ты повторяешь ерунду! Конечно нет! Ложись-ка ты спать!»
Ночью Жене снились страшные лица Серёжки и его отца, ей снилось слово «задам», а утром она на смогла встать, когда её пришла будить бабушка. А потом она ничего не помнила, вернее, помнила как-то смутно. Как бабушка побежала к соседям звонить (только в одной квартире был телефон), как она оказалась в больнице, как мама сидела рядом с ней, а потом папа. Ей снились огромные циркули, такие, которыми мама чертила свои чертежи, только очень большие, они вычерчивали круги в её голове, а ещё она слышала слово «пневмония», его повторяли врачи, и медсёстры, и мама с папой.
А потом туман в голове Жени рассеялся, и она разглядела палату, в которой, кроме неё, лежали ещё три девочки, а на столике у окна стояла маленькая пластмассовая ёлочка, просто ничем не украшенная маленькая ёлочка, и Женька, увидев её, со слезами в голосе спросила у соседней девочки: «Уже Новый год?» Та еле слышным голосом ответила: «Ещё неделя, тебя, может быть, выпишут, если родители попросят главврача». Кто такой главврач, Женя не знала, но спросила у девочки:
– А тебя выпишут?
– Нет, мне ещё долго лежать.
– Как, и в Новый год?
– Конечно, глупенькая.
– Почему это я глупенькая? Ведь Дед Мороз должен подарки всем принести. Он придет сюда, к тебе?
Девочка с прозрачным личиком сказала:
– Придёт, он ко всем придёт. Хватит, я устала говорить. – И она отвернулась от Жени.
Женя не понимала, как это можно устать говорить. Она подумала немного, что ей жаль девочку, но её клонило в сон, и она заснула, а когда проснулась, у кровати уже сидела мама.
– Мамочка, – Женя обняла маму за шею и зашептала ей в ухо: – попроси у главврача, чтобы он меня выписал. Я так хочу ёлку! И мандарины! – она увидела, как радостно заблестели мамины глаза. – А вот эта девочка говорит, что к ней тоже Дед Мороз придёт, но я что-то сомневаюсь. А пустит ли его сюда главврач?
Мама на этих словах засмеялась и сказала:
– Мне кажется, ты повзрослела за это время. Так что же с ней делать, как ты думаешь?
– А ты можешь ей тоже мандарины принести, а скажешь, что это от Деда Мороза.
– Конечно, Женечка, я ей ещё из «сладкой кассы» конфет принесу.
На маминой работе сотрудники весь год сдавали деньги, чтобы получить на праздник два кило конфет: и «Мишку», и «Эстрадные», и любимые «Столичные» с красивой обёрткой с Кремлём.
– Ой, мамочка, как здорово! А выпишет меня главврач?
– Тебя твой лечащий врач выпишет, если анализы будут хорошие и рентген.
– Рентген – это когда просвечивают насквозь и видят все-все болезни?
– Ты умница, всё знаешь.
– Мам, а как же другие девочки?
– Всех, кроме Кати, обещали выписать, к ним Дед Мороз домой придёт, а у Кати ещё болезнь не прошла, она останется.
– Но ведь её вылечат? Ведь вылечат?
– Конечно, не переживай.
Но Женя переживала и за Катю, и за себя, и с нетерпением ждала, когда же выписка. 31 декабря мама и папа пришли за ней, а Кате принесли прозрачный пакетик, и было видно, что там и мандарины, и конфеты.
Женя распрощалась со всеми и поехала домой на такси. Она впервые ехала в такси, и ей очень понравилась. А когда папа внёс её в комнату, она увидела ёлку – большую, под потолок, пушистую, наряженную. Вообще-то она сама любила наряжать ёлку. У них в семье хранились очень красивые игрушки, немецкие: и шары, и колокольчики, и шишки, и сосульки! А ещё мама купила красивого серебряного паучка в паутине, детей в разных костюмах и звезду. Когда Женю раздели, папа опять взял её на руки и дал её надеть на верхушку ёлки красную звезду, как на Кремле. А потом папа ей показал какой-то провод и сказал: «Нажимай на кнопку». Она нажала – и ёлка стала переливаться разноцветными огоньками – и красными, и синими, и жёлтыми, и зелёными. Они мигали, а потом погасли, и Женька собралась заплакать, как вдруг они разом загорелись.
– Папа, что это? – шёпотом спросила Женька.
Ей объяснили, что это гирлянда.
– Гирлянда, – прошептала она, – какая красивая эта гирлянда.
Бабушка, глядя на неё, заплакала и сказала:
– Ребёнку надо поесть!
Женю усадили в её кровать так, чтобы ёлка была видна, дали ей салат, очень вкусный, и бабушкин пирог, и мандарины, а мама сказала, что бабушка весь день готовила всякое вкусное к приезду внучки.
Женя почти засыпала, когда в дверь кто-то постучал и раздались тяжёлые шаги. Она вскочила с кровати, но тут подошли взрослые и сказали, что приходил Дед Мороз. Он принёс подарок Жене.
– А почему он так быстро ушёл? Я не успела его увидеть.
– Он очень торопился, ему надо всех детей поздравить.
– Да, он, наверно, пошёл к Кате в больницу. Может, он поедет на такси?
Взрослые засмеялись, а Женя не поняла, что смешного она сказала.
– А где мой подарок?
Мама дала ей большую фарфоровую куклу с двумя косами, в клетчатом зелёном платьице с кружевами, с красивым фартучком. На ногах у куклы были белые носочки и зелёные туфельки, под цвет платья. Она закрывала и открывала глаза и говорила «Мама». Лицо у неё было белое-белое.
– А как её зовут?
– Ты сама её назови.
– Тогда Катя. Её зовут Катя.
– Очень хорошее имя, – сказал папа, – Екатерина.
– Екатерина – это в полном виде? Я Евгения, а она Екатерина?
– Да, Женя, правильно.
– Тогда она Екатерина Евгениевна – ведь она моя дочка теперь?
Родители опять засмеялись, а папа сказал:
– Ты решила нас сегодня смешить. Это очень полезно. Смех продлевает жизнь. А дочь твою зовут Екатерина Евгеньевна. Правильно говори.
– Ладно. Пап, посади Екатерину Евгеньевну на стул рядом со мной, чтобы я её видела. Бабуля, а можешь дать свою подушечку с дамой?
– Это какую? – бабушка стала вспоминать. Она была рукодельница и вязала и вышивала и гладью, и крестиком, и у неё было много вышитых красивых подушечек.
– А голубую.
– Вспомнила! Сейчас найду.
Бабушка принесла подушечку и маленькую игрушечку с крыльями. Она сказала:
– Это твой ангел-хранитель. Я повешу его на ёлку. Только никому не говори.
– А для чего он?
– Он будет летать над тобой и охранять твой сон.
– Я увижу, как он летает! Здорово!
– Ты не увидишь, но почувствуешь.
– А как это?
– Ты поймёшь сама. Спи! Спокойной ночи!
И она перекрестила внучку на ночь, пока никто не видел.
Куклу усадили на подушечку на стуле, Женя повернулась на бок, чтобы ей видны были её новая дочка и нарядная ёлка.
Взрослые пошли продолжать отмечание Нового года. Женя, засыпая, думала: «Наверное, Дед Мороз сидит у Кати в больнице и рассказывает ей волшебную сказку».
Дети потерялись
Прошла длинная холодная зима, наступила весна, и лето уже на подходе. В деревянном особняке в Капельском переулке мыли окна, приводили в порядок дворик, сажали цветы. Тётя Граня, главный садовод дома, посадила в центре двора какой-то огромный лопух, и у него уже выросли ярко-зелёные маслянистые побеги. Дети так и норовили прыгнуть на клумбу, но тётя Граня бдительно следила за своим зелёным насаждением. А с другой стороны дома были палисадники, у каждой квартиры свой, и там уже вовсю цвела сирень разных оттенков, качал своими чашечками кружевной водосбор: и синий, и розовый, и ослепительно-жёлтый.
Жене казалось, что она попадает в волшебный сад, когда соседи звали её к себе в палисадники, а тётя Граня даже разрешала посидеть в своей беседке.
С Серёжкой они давно уже помирились и всю весну играли вместе во дворе. Конечно, зимой было веселее, потому что родители сделали ледяную горку, с которой дети практически не слезали. Они то скатывались на санках, то изображали Белоусову и Протопопова (у родителей Женьки появился первый в доме телевизор, и все соседи приходили смотреть фигурное катанье), то скользили с горки, стоя на ногах, несмотря на строжайший запрет родителей. А когда пришла весна, они строили мостики над ручейками, потом помогали тёте Гране сажать цветы во дворе, носили дрова из сараев, но больше всего любили играть в школу. Женя не могла дождаться, когда же она станет ученицей. У неё уже были прописи, она любила выводить крючочки и палочки, обводить слова, она гордилась тем, что умеет читать.
Но весна пролетает быстро, настало лето, зашумели цветы в палисадниках, дни тянулись длинные-длинные. Дети скучали. Однажды Серёжка сказал:
– Хочешь мороженого? Моя мать нам даст, она торгует на Колхозной площади.
– Как даст? Без денег? – удивилась Женя.
– Ну да, она мне всегда сколько хочешь даёт, пошли к ней!
– А где это – Колхозная площадь? Далеко?
– Ты чего, не была там, что ли? Это по прямой идти и идти, мать прямо на площади стоит. Пойдём! Не бойся, я дорогу знаю.
– Мне надо бабушке сказать, а она в магазин пошла. Я не могу без спросу.
– А я своей скажу, а она твоей передаст. Пошли, мороженого поедим! Там эскимо есть!
– Эскимо! – во рту у Жени появился сладкий вкус мороженого.
Колебания заняли всего одну минуту.
– Пойдём! Только пусть баба Зина мою бабушку предупредит.
– Ладно, я сейчас сбегаю домой и скажу.
И дети отправились в самостоятельное путешествие. Жене всё было интересно: сначала она узнавала дома, которые уже видела, потом пошло всё незнакомое. На широкой улице было много народу: шла торговля и пирожками, и фруктами, и мороженым.
– Что-то идём и идём и никак не придём, – сказала Женя.
– Да нет, немного осталось.
Было жарко, а Женя не взяла свою панамку, она чувствовала, что устала. И мороженого уже не так сильно хотелось, а хотелось воды. А ещё у неё заболела нога, и каждый шаг причинял боль. А Серёжка шёл себе и шёл, как будто совсем не устал.
– У меня нога болит, – сказала Женя, – я идти не могу.
Серёжка посмотрел на её ногу:
– Ты её натерла! У тебя даже кровь текёт!
– Не текёт, а течёт!
– Правильно мамка говорит, что ты учительницей будешь. Стой, я тебе сандалю примну, чтобы ноге свободно было.
Но все усилия Серёжки прошли даром. Нога болела, а Женька крепилась изо всех сил, чтобы не зареветь. Ещё не хватало, чтобы она перед Серёжкой рассопливилась!
– Давай возьми меня за шею, я тебя буду тащить, ты маленькая, я смогу.
– Я не маленькая! – возмутилась Женька, но всё же обняла Серёжку одной рукой, а он схватил её за талию и потащил.
– Стой, я сандалию потеряла! – закричала Женька.
Серёжка отпустил её и вернулся за обувью.
– Чёрт, была бы ты в носках, могла бы пойти без сандалий.
– Нельзя чертыхаться, ты что!
– Да ты мне надоела! То одно не так, то другое, вот брошу тебя здесь, и делай что хочешь.
– Да это ты меня уговорил, а теперь бросаешь? Человек ты или нет? – со слезами в голосе крикнула Женька.
Ей было так обидно из-за слов Серёжки, так болела нога, так хотелось пить…
– Ладно, ладно, не реви, сейчас я что-нибудь придумаю.
Он вытащил шнурок из своего ботинка и привязал сандалию Женьки к ноге. Теперь она не падала, но идти было ещё неудобнее.
Женька крепилась. Должен же быть конец этому пути! Ей казалось, что они идут уже два или три часа, а может, и больше. Уже и солнце не так припекало, но пить сильно хотелось.
– Смотри, скамейка, давай ты посидишь, а я до мамки добегу.
– Нет, нет, не бросай меня, я боюсь одна, не уходи, я пойду сама, не хочу сидеть, только не уходи! – закричала Женька и как могла заковыляла вперёд. Серёжка догнал её, и они пошли дальше, только Женька не могла уже скрывать слёз, шла и ревела.
И вдруг прямо перед их носом возникла Серёжкина бабушка с двумя авоськами, набитыми продуктами.
– А ну что это вы тут делаете? Куда это направляетесь? – грозным голосом сказала она. Её седые волосы растрепались, лицо было потное, и была она вся-вся очень злая.
– Серёжка, ты же сказал, что отпросил меня, – со страху шёпотом сказала Женька.
Серёжка молчал, опустив голову.
– Ах ты архаровец, ну дома я тебе задам, а отец придёт, ещё добавит! Марш домой!
Она развернула детей в обратную сторону и пошла за ними.
– А что такое архаровец? Я не знаю, – опять шёпотом спросила Женька.
Ей уже не было так страшно, они были с Серёжкиной бабушкой, шли домой. Правда, его должны были наказать, но ведь он соврал! А за это наказывают. А вот Женьку никогда не наказывали.
– Это она меня так ругает. Эх, зря мы пошли, выпорет меня сегодня отец!
– Что такое выпорет? – Женька уже слышала это слово, но не знала, что это значит.
– Ты чего, не знаешь! Ну даёшь! Это ремнём по попе бьют, пока орать не начнёшь.
Женька прямо окаменела от этих слов. Она представила себе отца Серёжки, он работал в милиции, он был такой большой, толстый, и ремень на его форме тоже был такой же. Ей стало страшно жалко Серёжку.
Они молча шли, каждый про себя переваривая то, что сказала баба Зина. Летнее солнечное настроение, которое овладело детьми, когда они вышли из своего дворика, сменилось страхом перед последствиями их поступка.
Баба Зина только изредка бормотала себе под нос: «Ишь, устроили! Архаровцы! Вот достанется вам!»
Дети слышали эти слова и всё больше сжимались от страха. А у Женьки ещё сильнее заболела нога, развязался Серёжкин шнурок, она хотела остановиться и поднять его, но сильный толчок в спину не дал ей этого сделать. Серёжка быстро наклонился и поднял шнурок.
Он прошептал Женьке: «Если ещё и шнурок потеряю – вообще атас!»
Женька не знала, что такое «атас», но не стала спрашивать. Ей казалось, что они с Серёжкой сделали что-то такое страшное, после чего их жизнь перевернётся. Она подумала о том, что её бабушка не знает, куда она пошла, что её ищут, и от этого становилось ещё хуже.