На Золотом Крыльце сидели…

Размер шрифта:   13
На Золотом Крыльце сидели…

Предисловие

Прежде чем в парке «Золотые Купола» появилась таинственная Девочка, прежде чем зеркала научились лгать, а чердаки – заманивать, в старом особняке жил инженер – мечтатель, желавший подарить миру совершенство. Его имя – Аркадий Веснин. Его творение должно было открывать в людях лучшее. И той самой весной, когда в саду его особняка распустились первые цветы, родилось Золотое Крыльцо – но не воплощение мечты, а её тень, прожорливая и одинокая. Он создал не просто аномалию – он создал Игру, где ставкой была человеческая душа…

часть 1

Дождь в «Золотых Куполах» был особенным – не живой летний ливень, а осенняя, целлюлоидная хмарь. Он не обнимал землю, а словно просачивался сквозь другую, более тусклую реальность. Капли стекали по пластиковой скатерти, где красовались бутылка дешёвого вина, пакет с чебуреками и одинокое яблоко.

– Прекрасная вечеринка, – мрачно констатировал Борис, отодвигая свой стаканчик. – Птички поют, солнышко светит. Жаль, только чайки дохлые, а светит нам, по всей видимости, аварийный фонарь через дыру в озоновом слое. Спасибо, друзья, за этот праздник. Лучший день рождения.

– Традиция есть традиция, – пожал плечами Валерка, самый крепкий из них всех, чья спортивная куртка казалась броней против осенней хандры. – Пикник в любую погоду. Ты же сам в десятом классе этот устав ввёл.

– В десятом классе у меня были розовые очки и рабочие почки, – парировал Борис, мечтавший о сцене Ла Скала, а пока что распевавший в городском хоре.

Алик, не отрываясь от планшета, пробормотал:

–Ребята, вы вообще понимаете, где мы находимся? Это место в городском фольклоре называют «Барьерным». По слухам, здесь периодически исчезают люди. А, в девяностые бесследно исчезла стройка элитного жилья. Ни следов, ни документов.

– А ещё, – тихо, почти шёпотом, добавил Гриша, поправляя очки. Он работал в библиотеке и был главным хранителем городских легенд. – Здесь есть аномалия. Её называют «Место сидения». Говорят, тут иногда является… нечто, в облике девочки и предлагает сыграть.

– В классики? – фыркнул Борис. – Или в казаки-разбойники? О, смотрите, моё детское привидение! – он махнул рукой в сторону затянутого туманом леска.

И они замерли.

Из тумана действительно вышла девочка. Лет десяти. Она была одета в простое платье и мокрые кудряшки прилипли к её щекам. Но больше всего их поразили её глаза – слишком взрослые и спокойные для ребёнка. И кулон на шее – странной формы, похожий на маленькое золотое яблоко, что мерцало тусклым светом.

– Хотите сыграть? – её голос звучал хрипло, как скрип старого дерева на ветру. – В игру моего хозяина. «На золотом крыльце сидели…»

Валерка первым опомнился.

–Малышка, ты чего одна? Где твои родители?

Девочка не ответила. Она развернулась и пошла прочь, не оборачиваясь, но они понимали – это приглашение. Что-то щёлкнуло в воздухе. И они, переглянувшись, как во сне, поднялись и пошли за ней, бросив свои нелепые припасы.

Она привела их к полуразрушенной ротонде – беседке с облупленными колоннами, уставшей и забытой. Но в тот миг, когда они переступили невидимую черту, у каждого в глазах поплыло. На секунду обшарпанный бетон засиял… Они увидели величественное Золотое Крыльцо, уходящее в сияющую высь. Потом видение исчезло, но осадок чуда – и тревоги – остался.

Девочка-Проводник обернулась к ним.

– Правила просты. Вы займёте свои места. – Она указала на ступени ротонды. – Игра длится до рассвета. Пока «ходит Золотой». Каждому будет предложен Дар. Принять его или отказаться – ваш выбор. Отказаться – значит выйти из игры.

В воздухе запахло озоном и сталью. И когда туман вокруг них сгустился, превратившись в четыре персональные клетки из мглы, к каждому пришло его личное искушение.

Алик ахнул. Перед его глазами вспыхнул голографический интерфейс, парящий в воздухе. Цифры, схемы, потоки данных. Он видел всё. Биоритмы друзей, их уровень стресса, их скрытые страхи – всё это было разложено по полочкам, как в его IT-архитектурах. Он мог просчитать их на пять шагов вперёд. Мог «прогнать симуляцию» их будущего. Это был абсолютный Контроль. Искушение Знанием, лишённым человечности.

Борис зажмурился от внезапного света. Он услышал РЕВ. Рев восторженной толпы. Увидел себя на сцене, залитой лучами софитов. Его собственный голос, усиленный в тысячу раз, зазвучал у него в голове, предлагая спеть всего одну ноту – и эта нота заставила бы всех вокруг застыть в благоговейном экстазе. Это была Слава. Сила над душами, дарованная магией, а не талантом.

Гриша отшатнулся. Тени вокруг него сгустились, облепили его, сплелись в доспехи из живой тьмы. Он почувствовал, как по его жилам течёт не кровь, а сила. Он мог сломать колонну одним пальцем. Он был Силен. Никто и никогда не посмел бы его игнорировать и унижать. Но агрессия, сладкая и тягучая, затуманивала сознание.

Валерка увидел тени. Тени всех, кто когда-то обижал его или его друзей. И понял, что может с ними сделать. Каждый его удар теперь будет карающим мечом. Он мог вершить Справедливость. Ту самую, примитивную и быструю, о которой иногда мечтал.

Игра началась. И первым не выдержал Борис. Он открыл рот и издал звук, от которого задрожали струны дождя. Это было прекрасно и ужасно. Алик, одержимый данными, закричал: «Прекрати! Ты сводишь их с ума! Я вижу их энцефалограммы!». Гриша, опьянённый силой, рычал, ломая обломки кирпичей на ступенях. «Не подходи! Не подходи ко мне!». А Валерка, видя искажённое яростью лицо Гриши, увидел в нём угрозу. Угрозу, которую нужно устранить.

– Гриш, успокойся! – его голос прозвучал как выстрел.

– Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ! – проревел Гриша в ответ и тьма вокруг него пульсировала.

Валерка принял стойку. Старый, отточенный годами приём карате. Он видел только врага – друга, ставшего монстром.

И он пошёл в атаку.

Удар, который Валерка обрушил на Гришу, должен был быть сокрушительным. Удар, от которого ломаются кости. Но он пришёлся не по плоти, а по сгустившейся тьме, что облепила его друга.

Раздался звук, похожий на лопнувшую струну и разбитое стекло. Обоих отбросило в разные стороны. Валерка, приземлившись на мокрую землю, почувствовал, как немеет его рука – будто он ударил не человека, а бетонную стену. Гриша, откатившись к колонне, грузно осел и доспехи из тьмы вокруг него поплыли, на мгновение рассеявшись.

– Ты… ты что, правда?.. – выдохнул Гриша, и в его голосе было больше боли от предательства, чем от удара.

В этот миг словно пелена упала с их глаз. Магия Крыльца не ослабла, но её дурман на секунду рассеялся, показав им голую, уродливую суть происходящего.

Алик, всё ещё смотрящий на мир через цифровые схемы, увидел не просто биоритмы. Он увидел, как тонкие золотые нити, исходящие от кулона Девочки, впиваются в их грудь, прямо в сердце, и вытягивают оттуда тёмный, пульсирующий свет. Их страхи, их самые низменные желания.

– Это ловушка! – закричал он и его голос впервые за вечер сорвался от ужаса. Он отшвырнул планшет, который вдруг стал казаться ему частью этого кошмара. – Дар – это не награда! Это тест! Он показывает, кем мы станем, если получим всё сразу! Он питается нами!

Он смотрел на друзей, которых знал с детства и видел не их, а искажённые марионетки, в которых они превращались. Борис – опьянённый властью тиран. Гриша – раздавленный комплексом неполноценности разрушитель. Валерка – судья-палач. А он сам… холодный, всевидящий бог из машины.

Борис, всё ещё слышавший в ушах рёв толпы, посмотрел на лица друзей. Он увидел не восторг, а гримасы боли и страха, искажённые магией его голоса. Это был не триумф. Это был кошмар. Он закусил губу до крови, сжал кулаки и перешёл на шёпот, разрывая чары соблазна:

– Довольно… – его голос снова стал его собственным, хриплым и надтреснутым. – Довольно!

Магия его голоса развеялась. Давление спало.

Гриша, глядя на Валерку, который медленно поднимался с земли, потрясённый и бледный, увидел в его глазах не злость, а шок и раскаяние. Он понял. Понял, что сила, которую ему дали, почти заставила его убить друга. Друга, который всегда его прикрывал. Он сгрёб землю в ладони, словно ища в ней опору, и прошептал:

– Уходи… Валера… уходи от меня…

И с этими словами он сделал невероятное усилие. Он представил, как эта тьма отрывается от него, как тяжёлый, грязный плащ. Он захотел от неё избавиться. Доспехи из живой тени затрещали и рассыпались в прах, унесённый ветром.

Валерка, видя это, разжал кулак. Адреналин ещё стучал в висках, предлагая добить, обезвредить. Но он увидел не монстра, а Гришу. Задёрганного, испуганного Гришу, которого все в школе дразнили «очкариком». И его собственная «справедливость» показалась ему уродливой и жестокой. Он опустил руку.

– Никто никуда не уйдёт, – сипло сказал он. – Мы отсюда выберемся. Все.

Один за другим, ценой невероятных усилий, они отказывались от своих Даров. Алик закрыл глаза, отринув соблазн всеведения. Борис замолчал, погасив в себе эхо славы. Валерка выпрямился, отогнав тени мстительности.

В тот же миг золотой свет, что мерцал в очертаниях ротонды, погас окончательно. Давление исчезло. Туман начал редеть, превращаясь в обычную осеннюю изморось. Они снова стояли в руинах, промокшие и измождённые.

Девочка-Проводник смотрела на них с каменных ступеней. На её лице не было ни злости, ни разочарования. Лишь лёгкая, холодная отстранённость.

– Никто не уходил целиком, – произнесла она и её слова повисли в воздухе не упрёком, а констатацией редкого факта.

Потом она повернулась и растворилась в утреннем воздухе, как последняя капля тумана. Только на мокрой земле, на том месте, где она стояла, лежало одно-единственное яблоко – точь-в-точь такое же, как то, что они принесли на свой неудачный пикник.

Рассвет был близко. Первые робкие лучи пробились сквозь облака, окрашивая серый город в бледные, пастельные тона.

Они молча собрали свои вещи. Никто не говорил ни слова. Не было в этом молчании и прежней лёгкости – она была тяжёлой, выстраданной. Но в ней была тихая, усталая ясность.

Они шли через парк к выходу, и Алик вдруг остановился.

– Смотрите, – он указал на небо над покинутой ротондой.

Над ней, на фоне светлеющего неба, на мгновение возник призрачный, мерцающий силуэт. Не девочки. Высокой, стройной фигуры в длинном плаще, с лицом, скрытым в тени. Фигура стояла неподвижно, наблюдая за ними. А потом бесшумно испарилась.

– Филин… – прошептал Гриша. – Коллекционер…

Они вышли за ворота парка, назад в шумящий, пробуждающийся город. Мир был прежним, но они изменились…

Алик больше не смотрел на мир только через данные. Он научился доверять хаосу и интуиции.

Борис на следующей неделе записался на долгожданное прослушивание. Без магии. Только с собственным, настоящим голосом.

Гриша понял, что его сила – в его знаниях и верности, а не в умении ломать.

Валерка осознал, что истинная справедливость – это не кулак, а терпение и готовность понять.

Они не получили того, чего хотели. Но они прошли испытание собой и сохранили то, что было дороже любого дара, – свою дружбу.

И они знали – Золотое Крыльцо никуда не делось. Оно ждало. Следующего пикника. Следующей жертвы. Следующего игрока.

Следующая неделя пролетела в странной, нервной полутени. Они виделись, но разговоры были пустыми, как скорлупа. О парке, девочке и Золотом Крыльце – ни слова. Слишком свежа была рана, слишком нелепо звучало бы это вслух в мире, где главные проблемы – ипотека и пробки.

ГРИША

Возвращался с работы поздно, спускаясь в подземный переход. Возле привычного места сидел тот самый бомж – в том же потрёпанном пальто, с той же потрёпанной собакой. Их взгляды встретились. Гриша потупился, ускорил шаг.

– Эй, очкарик! – хриплый голос прозвучал как выстрел.

Гриша вздрогнул и обернулся. Бомж смотрел на него ясными, трезвыми глазами.

–Отказались… – мужик покачал головой и в его взгляде читалось нечто вроде уважения. – Умные. Целые остались. Но Он так просто не отстаёт. Крови понюхал. Уже новых ищет… Игроков.

Прежде чем Гриша смог что-то вымолвить, бомж отвернулся и сделал вид, что углубился в изучение трещины в асфальте. Разговор был окончен. По спине Гриши пробежали ледяные мурашки. Он не был галлюцинацией. Их игру видели со стороны.

АЛИК

В пятницу вечером Алик засиделся в офисе, допивая третий кофе. За окном зажглись огни небоскрёбов. Он отвернулся от окна – и замер.

Его зрение, и без того отличное, будто переключилось в другой режим. Половина зданий в его поле зрения светилась. Тёплым, медовым светом – старинная церковь в переулке. Холодным, синеватым – стеклянная башня бизнес-центра. А одно, ничем не примечательное здание почтамта, пылало ядовито-фиолетовым, словно гнойный нарыв на теле города.

Он моргнул – и всё исчезло. Город снова стал просто городом. Алик отшатнулся от окна, сердце бешено колотясь. Он машинально потянулся за планшетом, чтобы зафиксировать данные и остановился. Нет. Это не данные. Это видение. Искушение вернулось – не как навязчивая идея, а как неотъемлемая часть его самого. Дар, от которого он отказался, тихо жил в нём, как спящий вирус.

БОРИС

В субботу зашёл в кофейню, где работала симпатичная бариста, к которой он давно пытался подкатить. Обычно его шутки встречали вежливой, стеклянной улыбкой. На этот раз, оплачивая заказ, он с искренним чувством сказал: «У вас сегодня потрясающие серёжки. Очень идут к глазам».

Девушка вспыхнула, но не смутилась. Её лицо озарила настоящая, солнечная улыбка.

–Спасибо! – сказала она и в голосе её звенела радость. – Это… это подарок мамы.

Борис взял кофе и вышел на улицу, ошеломлённый. Он не пел, не старался произвести впечатление. Он просто… сказал. И это сработало. Его дар – не в магическом голосе, сокрушающем волю. Он в искренности, втом, чтобы доносить истинные эмоции прямо в сердце. Это было одновременно прекрасно и пугающе.

ВАЛЕРКА

Вечером, по дороге в спортзал, он свернул на короткий путь через дворы. И застыл. У дальней стены двое крепких парней о чём-то увлечённо беседовали с подростком, прижимавшим к груди рюкзак. Валерка видел такие сцены – отжимали телефон.

Он уже сделал шаг, чтобы обойти. Не его дело,но ноги будто приросли к асфальту. И тут один из парней грубо дёрнул подростка за куртку.

Валерка не думал. Тело среагировало само. Он не побежал – он оказался рядом, его рука легла на плечо того, кто дёрнул.

–Мужики, – голос Валерки был спокоен, но в нём вибрировала сталь. – Отстаньте от пацана.

Тот, кого он держал, попытался резко вывернуться – профессиональный, уличный приём. Но Валерка предугадал это движение. Его хватка лишь усилилась, заставив того взвыть от боли. Второй отшатнулся, увидев что-то в глазах Валерки, и бросился наутек. Первый, бормоча что-то невнятное, последовал за ним.

Подросток, трясясь, прошептал «спасибо» и пулей вылетел из двора. Валерка стоял, глядя на свою собственную руку. Он не был таким быстрым. Таким… точным. Это была не ярость, не слепая сила. Это была та самая «справедливость» – холодная, выверенная и мгновенная. Она никуда не делась, она стала его рефлексом.

Продолжить чтение