История одной жизни

Глава 1

Пронзающий жгучим холодом ветер с пургой бессильно бился в окна городского роддома. Страна Советов беспокоилась о своих гражданах на столько, что только вата кусками, натыканная в зияющие щели оконных рам и заклеенная бумагой обильно смазанная сваренным собственными руками клейстером, не давал опустится температуре в палатах роддома до критической. Но шум вьюги и холод стен роддома, нарушали новые и новые крики. Крики новых жизней. На кушетке в родильном зале лежала уставшая женщина. Борьба за маленькую жизнь, которую несколько месяцев она носила под своим сердцем была отчаянной. Только несколько минут назад малыш родился. С начало он не издавал не звука. Лёгкий хлопок по крошечной попке не дал результата. Врач, принимавший роды посмотрел на медсестру и нахмурил брови. Секунды напряжения повисли в комнате. Женщина открыла уставшие глаза и с мольбой во взгляде посмотрела на медсестру с малышом.

– Ну же, давай, дыши! – с ноткой отчаяния и мольбой произнесли слипшиеся губы

Но малыш не хотел делать первый вздох.

Врач одним длинным шагом оказался рядом с медсестрой. Аккуратно взял съежившийся комок в свои руки. Посмотрев на ребёнка, он уже посильнее шлёпнул малыша по попке. Роженица и медсестра не спускали тревожные взгляды с младенца.

И, вот, сквозь короткую паузу тишины длинной в вечность, стены роддома огласил крик младенца. Крик был не сильным, и был скорее похож на всхлип с какой–то ноткой обиды, но благодаря ему в маленькие лёгкие начал поступать кислород и питать маленькое тельце, в котором едва теплилась новая жизнь.

Так родился я. Вениамин Васильевич Золотов. На дворе стоял поздний ноябрь 1978 года. Сибирский городок принял в свои объятья нового человека. Борьба за мою жизнь продлится ещё несколько месяцев. Моя мама перенесёт сепсис. Я буду лежать в реанимации питаясь через какие–то известные только врачам трубочки, но первых вздох был сделан, и моя жизнь началась.

В марте 1979 года к отделению роддома подкатило такси. Из машины желтого цвета с чёрными шашечками вышел мой папа. Напряжённым шагом он вскочил на крыльцо роддома, сильной рукой открыл двери и уже не уверенно и робко вошёл в помещение. Не много щурясь от полумрака, папа наконец то увидел меня на руках у мамы. Конечно, я не помню этот момент, но мне кажется, что это было именно так… Напряженные месяцы, прошедшие в переживаниях за мою жизнь и жизнь моей мамы, были закончены и моя семья воссоединилась. С этого момента произойдёт много событий и о многом я расскажу вам ниже. Но именно момент, когда мы впервые встретились вместе очень важен.

Маленькая кроватка в небольшой двухкомнатной квартирке обрела своего хозяина. Молока у мамы не было и по этому папе приходилось перед работой бежать на молочную кухню, которая находилась в нескольких кварталах от нашего дома. Выстоять очередь из таких же слегка нервных и торопящихся папаш и с заветной детской смесью и нестись обратно, чтобы накормить сына и при этом не опоздать на работу. Так проходил день за днём. Ночь за ночью. Постепенно мой организм креп и опасения за мою жизнь оставались где–то позади. Ничего не предвещало никакой беды. Я уже во всю ползал, пытался вставать на ноги. Мне очень почему–то полюбился кефир, но давать мне его именно в чистом виде с крупицами сыворотки мама опасалась и давала мне его через марлю. Почему именно так, сейчас никто не скажет. Но это сыграло ещё одну важную роль в моей жизни.

Однажды мама как обычно закрутив кефир в марлю дала его мне, и я спокойно и со вкусом посасывал своеобразную соску. Раздался звонок в дверь, мама посадила меня в кроватку и пошла открывать. Вернулся с работы папа. Сняв верхнею одежду и помыв руки, по традиции папа пошёл к моей кроватке и тут видя на происходящею картину он едва сдержал крик.

– Что это!? Что случилось?! – произнёс он

На возглас прибежала мама и увидела вот такую картину. Я, находясь в кроватке всё так же посасывал кефир через марлю, но всё моё лицо было в крови. Не сразу поняв в чём дело, мама выдернула марлю из моих рук, я завопил от обиды и, наверное, уже от подступившей боли. Папа взял меня на руки, а мама развернула марлю. В марле было битое стекло. Бутылка с кефиром, как оказалось была бракованная и внутри её было битое стекло. Страшно представить, что было бы если бы не марля, в которой стекло завязло. И что бы было если бы мама или папа выпили бы стакан вот с таким советским кефиром. Вот так я впервые познакомился со вкусом собственной крови, и Бог в очередной раз уберёг меня от смерти ….

Глава 2

Моё младенчество быстро закончилось. Время скоротечно. Не успеваешь встать на ноги и тебя уже ждёт детский сад. Так случалось почти с каждым в Советском Союзе, не минула эта чаша и меня. И тут моё повествование переходит из фазы бессознательного восприятия мира в фазу сознательного. Наверное, каждый человек живущий в сибирских городах того времени и ходящий в садик помнит с чего начиналось утро. Раннее пробуждение, завтрак, приготовленный на скорую руку, снующие второпях туда, сюда и обратно, родители, а ты вечно попадаешь им то под руку, то под ногу. И хорошо если за окном теплая погода. Натянули на тебя какую–то майку, шорты, схватили в охапку, и ты уже семенишь, позёвывая на ходу по всё ещё темным улочкам города в сторону того самого заведения под названием детский сад. А если на улице зима?! Тогда задача собирания в садик усложняется на порядок. Что бы не заморозить любимого ребенка родители обычно укутывали его всем тем, что удалось купить на прилавках советских магазинов. Самой важной частью одежды оставались колготки и не важно мальчик ты или девочка. Колготки, валенки, сверху штаны с начёсом, какие–то кофты, затем варежки на резинках, которые почему- то у меня постоянно путались правая с левой и наоборот, дальше шло пальто с надежно завязанным шарфом, который прикрывал ни только шею, но и рот с носом и апогеем всего этого шла шапка, из непонятного зверька. В моей памяти осталось восприятие от этой шапки такое, как будто взяли плюшевого мишку сняли с него кожу оставив внутренности из ваты и ещё чего–то и сделали для меня шапку. Спасибо этому мишке, он правда защищал от холода и на моей памяти у меня ни разу не замёрзла голова. Дальше тебя ворчавшего усаживали на личную карету в виде санок и что бы не потерять тебя в спешке по дороге и в вечном цейтноте времени, обвязывали к санкам. Мне почему–то очень хорошо запомнилась одна именно такая дорога, шёл лёгкий снежок, на улице очень темно и видна только мамина спина и заснеженная дорога, протоптанная с утра сотнями такими же как мы людьми.

С начало мне везло. Мама у меня оказалась воспитательницей в детском саду. Драмы расставания по утру меня первое время обходили стороной. Но вот незадача, мама вдруг решила получить высшее образование и тут я впервые встретился с тем, что значит быть без родителей рядом. Как сейчас помню этот шок. Как обычно заскочив на бегу с мороза в теплую светлую раздевалку садика, меня освободили от зимней одежды, натянули майку, шорты, носки, застегнули сандалики и тут, ко мне подкрался вопрос, который с начало ввел меня в недоумение, а затем перерос в паническое состояние.

– Мама почему ты не раздеваешься?! – промямлил я

– Сынок, сегодня у тебя будет другая вос- пи- та- те–ль- ни- ца – последнее слово я слышал на распев, так как осознание того, что мама сейчас уйдёт и я останусь без её тёплых рук и заботливого голоса ввели в меня в настоящую истерику. Я рыдал, рыдал на взрыд. На моё представление сбежались все обитатели группы. Прибежала нянечка и моя воспитательница, с кабинета рядом пришла методист садика. А мне было всё это без разницы. Мой мир рухнул. Методист тихонько отвела маму в сторону и сказала шепотом:

– Идите, мы справимся.

Что творилось на душе у мамы я не знаю. Но зная её, могу легко сейчас это себе представить. И вот, дверь моей группы закрылась, мамы уже не было рядом и я, не помня себя от отчаяния происходящего побежал к окну по пути вытирая и размазывая слёзы и сопли по своему лицу. Окна в раздевалке моего детского садика были в высоту человеческого роста и для меня они казались огромными, как и тот мир, который так вероломно забрал от меня маму. Вытянувшись во весь свой маленький рост и не прекращая рыдать, я всматривался в темноту улицы и различил только тень уходящей мамы. На секунду эта тень остановилась и помахав мне рукой исчезла в темноте. Я ощутил на себе тёплые руки моей воспитательницы

– Ну, что ты, Веня, прекрати! Мама скоро придёт!

И это скоро «придёт» вызвало новый приступ слёз и горечи

– Ну посмотри никто не плачет из деток

Меня всегда поражало, то, что, когда кто–то хочет успокоить ребёнка, пытается показать тебе пример кого–то другого. Откуда кто–то другой может чувствовать тоже что и я?! Догадываться может, но никак не чувствовать тоже самое. Именно в тот момент я маленький рыдающий у окна мальчик понял одну важную вещь, конечно, в будущем я делал ошибки и переступал, через то, что я понял. Но, именно тогда во мне родилось осознание, что любой человек, даже самый самый маленький – это уже личность. Многие учёные и философы оспорят моё осознание, но это осознание моё и поэтому по большому счёту мне до них нет дела, пусть их выводы и воззрения буду с ними.

Сколько я простоял, смакуя собственные слёзы я не знаю. Но спас ситуацию, как не странно не воспитатель или методист, а обычный мальчик. Звали его Вова, фамилию я его не помню. Он просто подошёл ко мне и сказал:

– а хочешь я анекдот расскажу?!

– расскажешь че че го? – вытирая сопли и слёзы с лица спросил я

– анекдот! – не принуждённо и не обращая внимания на мой зарёванный вид сказал Вова

Слово то какое–то странное и незнакомое. А ведь всё странное и незнакомое почему–то жутко интересное

– Ну давай – ответил я

– Ну тогда пошли в группу – приобняв меня за плечи ответил Вова – Так вот идёт Василий Иванович с Петькой по болоту

– Кто идёт? – спросил я

– Ну Чапаев

– А – вырвалось у меня, хотя я понятия не имел кто такой Чапаев и зачем он ходит с каким–то Петькой по болоту.

– Не перебивай дальше самое интересно – с серьёзным видом сказал Вова – так вот идут они идут и раздвигаю кусты, а там белые и командир белых командует – Раз, два рота пись пись в болото!

И вот это наивное и детское пись пись в болото сняло с меня всё напряжение того утра, и я рассмеялся, смеялся и Вова, начали смеется и остальные дети, которые и не слышали анекдот.

– Ну вот другое дело – сказала вышедшая навстречу нам нянечка – пойдём, умоемся – и она утянула смеющегося меня к умывальнику.

Как прошёл тот день дальше, я не помню. Помню лишь о том, что кто то, что–то рассказывал о жвачках с вкладышами, что такое вкладыш я не понимал и поэтому представил себе, что эта такая жвачка, а внутри её варенье или мёд, и это и есть вкладыш. Вечером меня с садика забрал папа и я всю дорогу с садика увлечённо рассказывал ему о жвачках с вкладышами из варенья, сгущенного молока или мёда. Папа слегка поддакивал и было видно, что он сам мало что знает о столь загадочных вкладышах, а самих жвачек не приветствует. Больше у меня истерик не было, или я просто о них не помню, но в садике уже в подготовительной группе со мной случилось одно событие, которое научило меня ещё одной важной вещи….

Глава 3

Кто из нас не помнит занятие физкультурой в детском садике?! Если кто – то забыл, то я напомню. Почему–то это всё происходило утром. Ты ещё толком не проснулся, слегка позевываешь, но уже облачён почему–то именно белую майку, темные шорты с обязательным атрибутом от которого сходили с ума все мамы Советского Союза, а именно в белых носках и хорошо если педагог скажет одеть чешки… А если чешки не надеты, то после занятия белые носки превращались в комочки грязи и пыли и никакая термоядерная белизна, и ручная стирка не могли их спасти. Так вот заходишь ты в спортзал и тут начинается, хождение на пяточках и носочках, гусиный шаг, выпрыгивания и приседания. Вот на таком обычном занятии, я совершил свой первый мерзкий поступок в жизни…

Дело было так. Как обычно я, ещё не проснувшись от прохлады спортивного зала я зашёл в него. Занятие было не обычным потому что помимо моей группы была ещё одна группа. И вот один из мальчиков из этой группы был в очках. Ну очки и очки вроде, что тут такого?! Но дело в том, что мне до этого не встречались люди в очках, ну так просто получилось. Я с удивлением смотрел на этого мальчика и тут случилось то, за то, что мне до сих пор стыдно. Ребята с моей группы начали дразнит мальчика:

– у кого четыре глаза тот похож на водолаза!!! – смех и тыканье пальца в мальчугана нарастали и я подхватил вместе со всеми

– у кого четыре глаза тот похож на водолаза! – начал кричать я и тыкать в пацана пальцем.

Мальчик с начало ни как не реагировал, а потом вдруг расплакался и выбежал из спортивного зала. Дети продолжали смеяться и зал всё больше и больше наполнялся дразнилкой:

– у кого четыре глаза тот похож на водолаза!!! – эхо спортзала разносило обидные и не справедливые слова и даже сейчас спустя много лет мне слышится это эхо и мне жаль, что я был участником этой ситуации. Но какой же урок я вынес из этого?! Всё очень просто у меня у самого начало садится зрение. Во втором классе я даже начал носить на уроках очки и сам стал похож на водолаза. Удивительно, но я осознал, что причина моего слабого зрения кроется именно в той детской дразнилки в спортзале детского сада. Вскоре моё зрение пришло в порядок, но урок, который я получил остаётся до сих пор вместе со мной. Как говорится кто как обзывается тот так и называется…

Моё пребывание в детском саде подходило к концу. На улице началась весна и скоро моя группа станет уже не детсадовцами. Конечно, каждый из нас уже предвкушал занятие в школе, уроки, звонки, перемены. И я, смотря со своим крестным хоккей по телевизору внезапно почувствовал жуткую боль в животе. Я очень любил смотреть спорт и, по–моему, играла наша сборная с извечными соперниками канадцами. Крестный даже называл фамилию знаменитого канадца Гретцки…, но в тот момент мне стало не до хоккея. Мама была дома. Она померила температуру, которая была повышена. Мне дали какую–то таблетку. Меня вырвало. И мама решила вызвать скорую. Меня осмотрели, сказали про какой–то вирус и уехали. Что бы мне не давали боль в животе не проходила. Промучившись всю ночь от боли, я начал слабнуть. Есть совершенно не хотелось. Хотелось, чтобы хоть на минуту эта боль ушла…, но она только усиливалась. Тогда мама решила меня везти в больницу. В санпропускнике меня осмотрели, взяли анализы крови и поставили диагноз – ОРВИ выпроводили восвояси. Папа, видя, что я очень слаб, решил меня порадовать и повел в ресторан. Как сейчас я помню обстановку ресторана, вальяжные официанты, живая музыка, какая–то вкуснота перед мной на тарелках, но я не могу есть. Взяв пару ложек чего–то, я попросился домой. Попытки накормить меня ещё были, папа даже сварил из сухофруктов мой любимый кисель, но я уже ничего не ел и становился каким–то инертным. На следующее утро температура выросла до сорока, я лежал на спине и смотрел в потолок. Голова моя кружилась и мне казалось, что сверху на меня всё падает: шкаф, ковёр, телевизор, всё на свете. Мне не было страшно. Было всё безразлично. Мама, не выдержав этой картины вызвала скорую, осмотрев в очередной раз врачи опять поставили диагноз ОРВИ и уже собирались уходить, и тут мама приняла решение, которое спасло мою жизнь, она потребовала везти меня в больницу. С начало врачи не хотели этого делать, но мама умела настоять на своём. И вот я лежу на кушетке в санпропускнике у меня берут кровь с пальца, вены, мне уже всё равно, слабость и апатия. И вдруг в комнатку заходит целая делегация врачей. Во главе её маленький старичок, как потом оказалось профессор. Взглянув на меня из под очков и слегка нажав на мой живот, он со злостью повернулся к другим врачам и сказал:

– срочно в операционную!

Меня тут же положили на каталку вставили клизму и после промывки моих кишков отправили в операционную.

Как сейчас я помню как медсестра открывает окошко, а анестезиолог надевает на меня маску с наркозом.

– я не задохнусь в ней? – спросил я слабым голосом

– тут воздуха больше, чем на улице – улыбнувшись ответил мне врач.

Сделав два или три вздоха я провалился в пропасть забытья…..

Глава 4

Сознание ко мне приходило постепенно. Жутко хотелось пить, губы всё пересохли, а веки казались тяжелее кованого железа. Вокруг была какая–то суета и гомон. Кое как раскрыв глаза я посмотрел по сторонам. Сил поднять голову или подняться самому не было. Моя кровать стояла у стенки палаты и я разглядел двух девочек, одна была примерно моего возраста и тоже лежала, рядом с ней на кровати сидела девочка лет десяти.

– ура он очнулся! – защебетала девочка по старше

«Он очнулся», вата в голове не позволяла мне сообразить, что речь идёт про меня. И тут, как гром среди ясного неба пришло осознание того, что я лежу голый, хоть и укрытый, а в палате вместе со мной девчонки! Краска нахлынула на моё лицо, но ощущение жажды и дикая усталость отбросили возникшую проблему на второй план.

– пить – прошептал я

– тебе нельзя пить! Медсестра строго на строго запретила нам тебя поить – сказала старшая девочка и выпорхнула из палаты.

– пить – повторил я и погрузился в беспокойный сон. Находясь во сне, кто то смачивал мне губы и становилось чуть чуть полегче.

Как оказалось потом операция за мою жизнь шла двенадцать часов. У меня оказался гангренозный аппендицит с перитонитом. От смерти, как мне потом сказали меня отделяли считаные часы. Но испытание мои и моей семьи на этом не кончились… Во время операции мне внесли не качественно обработанным инструментом, синегнойную палочку. В следующий раз я пришёл в сознание в уже в отдельном боксе. Меня поместили под карантин. Состояние моё было слабым, в животе образовывался гной, но делать повторную операцию было нельзя, я слишком долго был под наркозом. Врачи собирали вокруг меня целые советы, но мне было всё равно, была апатия и я очень скучал по маме. Мама в это же время оббивала пороги начальства больницы требую положить её вместе со мной. Одним из козырей её было то, что хирург, женщина, которая меня оперировала осматривала меня в санпропускнике в тот первый раз и не обнаружила ни каких признаков аппендицита. Доводы врачей тоже были железные, во–первых, я инфицирован, а во–вторых аппендицит из–за особенности строения моего организма, был как бы спрятан за кишками и поэтому, пока не начался перитонит обнаружить его было очень сложно. Но мама была бы не мама если бы она не добилась своего! Нет, её не положили со мной в палату, но она устроилась нянечкой на ночные дежурства в хирургию. Вот так проводя ночь моя полы и вытаскивая утки, она хоть как–то проводила время со мной, а с утра ехала на работу. Как она выдерживала всё это у меня нет слов. Дней через пять, под вечер за мной прикатила кушетка. Заботливые медсестры переложили меня на неё и повезли в операционную. Наркоз мне давать было нельзя, был огромный риск, что я не выйду из медикаментозного сна, но и гной из брюшной полости необходимо было выводить. На грудь ко мне поставили ширму, и я видел только лампочки операционной и глаза доктора. Врач перед тем как одеть маску на лицо с усами, почему то мне запомнились его усы, а не само лицо, улыбнулся мне и сказал:

– ну что солдат, приступим, потерпи не много

Я кивнул головой и не понимал, что же меня ждёт этим вечером. Внезапно я почувствовал несколько уколов в живот. По сути это было не сильно больно, я не много скривился, но не заплакал

– молодец – сказал доктор и начал расспрашивать меня всякую всячину, а сам шурудил где то в низу моего тела. Я отвечал невпопад, голос и дружелюбие врача меня успокоили. Сколько прошло время я не знаю. Помню что сам хирург отвёз меня на кушетки в бокс, где меня ждала мама.

– теперь ты можешь поспать, сказал врач и вышел вместе с мамой из палаты. И я тут же провалился в сон. Только когда я вырос, я понял почему доктор разговаривал со мной, мне нельзя было спать во время видения дренажа в мой шов, по сути мне сделали операцию на живую.

Проснулся я где то ближе к обеду и в первые за многие дни я захотел кушать. Это было началом моего выздоровления. На много позже я узнал ещё одну вещь. Моя семья была не верующей семьёй. Мама была крещена, но естественно в советское время в церковь не ходила, а папа был вообще атеистических взглядов. Но болезнь сына подтолкнула их к первым шагам к Богу. Папа, как то договорился с настоятелем единственной тогда в городе церкви покрестить его и крестили папу в тот момент, когда в мой шов вставляли трубки.

.. Сам вид трубок меня не много пугал, было видно, как из твоего нутра в баночку стекает жидкость красно жёлтого цвета, но. человек ко всему привыкает. В больнице я провёл долгих тридцать дней. И вот солнечным майским днём я, держа папу и маму за руку вышел из её стен. Шов побаливал и ещё два месяца я буду ездить на перевязки, но это уже не страшно. Смерть в этот раз прошла мимо меня.

Ещё одно испытание ждало меня в моём детсадовском возрасте. На выпускной в садике я пришёл, но был там не долго, слабость ещё была в моём теле. На стол перед всеми ребятами поставили огромный шоколадный пирог с начинкой из повидла. Наш повар очень старался, выпекая его. Кстати несколько слов хочу сказать и о нашем поваре. Эта женщина любила в жизни только две вещи: свою работу и детей. Даже будучи взрослым я вспоминал её картофельный пирог с начинкой из фарша. Нянечка, которая помогала накрывать на стол в нашей группе знала мою любовь к этому блюду и всегда, даже не спрашивая меня давала мне добавку. И вот сказочный пирог стоял перед всеми детишками, а мне его есть было нельзя. Мужественно пережив это испытания и отдав свою долю кому то из ребят, я

и с подарками к школе от детского сада, покинул его стены. На общей фотографии выпускников, моя фотография была вклеена позже, но всё же она была вклеена туда, с взъерошенными как всегда волосами с натянутой улыбкой и в любимой рубашки с цветными кружочками, а не в памятник на одном из городских кладбищ…

Глава 5

Наступило последнее лето свободной жизни. Говорят, человек живёт всего десять лет свободно. Семь лет до школы и три года на пенсии, а дальше на погост. Мои годы до школы закончились, и я собирался шагнуть в новую для себя стихию. Стихию с другими переживаниями и уже с ответственностью с моей стороны. Ведь я уже стал взрослым, я вот–вот пойду в первый класс. Особого волнения по этому поводу у меня не было скорее я ждал чего–то нового и даже волшебного. Лето перед школой ничем особенным мне не запомнилось. Если конечно не считать поездки на перевязки. Скажу одно, всю дорогу в перевязочную я сжимался в комок, в очереди сидел робко, поглядывая на дверь кабинета, а когда приходила моя очередь с обреченным видом и понурой головой переходил порожек ненавистного кабинета. Зато после перевязки, я не просто выходил из кабинета, а вылетал как пробка из бутылки с шампанским, улыбаясь во весь рот всеми оставшимися на тот момент молочными зубами. Затем я, возвратившись домой, что ни будь кушал и выбегал во двор. Двор наш состоял из стоящих квадратом пятиэтажных зданий. Во время моего детства он мне казался просто огромным. Как то, уже будучи взрослым, я посетил его. И был крайне удивлённый его маленькой величиной, но это будет на много позже сейчас же эта была целая вселенная. Изобилия развлечений было не хитрым, малышня вроде меня оккупировала песочницы, иногда косясь на качели в центре двора, вдруг ребятам по старше надоест качаться и появится шанс захватить на несколько минут заветную деревянную перекладину, закрепленную в железные оковы не хитрой конструкции качели. Взрослые же ребята почти всегда собирались возле турников и выделывали на них разные штуки. К вечеру во двор выползали мужики и занимали конструкцию из стола и двух лавочек помещённый почему–то разработчиком в единый монолит, и рубились в домино. От них было много шума, воняло куревом и ещё какой–то гадостью, запах которой в ту пору я не знал, и они постоянно вспоминали своими криками какую–то рыбу. Для малышни вроде меня, выход мужиков во двор означал, что пора самому возвращаться домой. Надёжно спрятав в укромном месте двора гладкий камень, который служил снарядом в песочных военных баталиях, я семенил домой. Иногда мне казалось, что летний день длится целую вечность и моё последнее лето перед школой никогда не закончится. Как же всё таки наивен я был…

И вот настало утро первого сентября. Я, как и огромное количество советских детей, был одет в школьную форму, белую рубашку, за спиной висел мёртвым грузом ранец, в руках не хитрый букет цветов. Мама взяла меня за руку, и мы пошли на встречу новому будущему. Школа от моего дома была ближе, чем детский сад, и мы очень быстро достигли до её внутреннего двора. Куча детей разных возрастов кишили живой передвигающийся массой то здесь, то там. Лишь несколько кучек имели вид какой–то упорядоченности. Эти несколько кучек собирались под табличками с цифрой 1 и буквами. Читать я ещё не умел, буквы путал, но цифры знал хорошо. Три единички и три разные группы, возглавляемые тремя серьезными тетками. Одна из них имела вид Белладонны из мультфильма про поросёнка Фунтика.

– только бы попасть не к ней – почему то пронеслось в моей детской голове.

Мама крепко держа меня за руку вела на встречу к моей первой учительнице. Мы прошли мимо Белладонны, я вздохнул с облегчением и уткнулся в кого то

– осторожно Веня, какой ты невнимательный – отдернула меня мама и сказала- вот твоя учительница.

Я поднял глаза на женщину в которую врезался, на меня смотрело одновременно доброе и строгое лицо.

– здравствуйте это вам – скороговоркой сказал я и протянул свои цветы.

– спасибо Веня, иди к остальным ребятам, скоро мы пойдём в класс- сказала учительница мягким голосом.

– Слава Богу не Белладонны – опять пронеслось у меня в голове.

Класс мне показался огромным, я сел на вторую парту в третьем и ряду и начался первый в моей жизни урок. Урок мира.

После урока учительница собрала нас всех у доски для фотографии и я почувствовал на себе чей–то пристальный взгляд. На меня смотрел какой–то мальчик, да так пристально смотрел и я, не зная, что делать почему–то взял да улыбнулся. Мальчик глядел на меня улыбающегося и тоже улыбнулся в ответ. Правда всё–таки пелось в одном детском мультике про Енота, дружба начинается с улыбки! Оказалось эта обоюдная улыбка объединит меня с этим мальчиком на

долгую долгую дружбу. После фотографирования мы пожали друг другу руки и разговаривая ни о чем вышли из класса, не обращая внимания ни на кого. Вот так внезапно в жизнь вспыхивает дружба. Наши мамы удивлённо смотрели на нас, а мы двинулись в сторону дома. Как оказалось, мальчик, которого звали Алексей живёт по соседству в моём же дворе. Войдя во двор, мы обменялись номерами телефонов и договорились созвонится завтра и вместе пойти в школу. Спустя годы, я задаюсь одним вопросом, как бы повернулась моя жизнь, не улыбнувшись я на взгляд Лехи?! Возможно его, да и моя судьба была бы другой, но как известно история не терпит сослагательного наклонения и нити наших жизней.

Глава 6

Думаю, каждый из нас не много помнит свой первый класс. Когда сидишь с широко открытыми глазами и вникаешь в каждое слово учительницы. Ну, как вникаешь?! Стараешься вникнуть, первые минут десять урока, а потом энергия, которая в этом возрасте льётся через край заставляет тебя вертеть головой, смотреть в тетрадку соседке по парте, мастерить знатную «харкалку», да мало ли занятий может быть во время урока. Спасеньем от вечно воротившихся детишек наша учительница находила в зарядке. Видя, что дети устали и слабо реагируют на тему урока, учительница объявляла пятиминутку разрядки и начиналось:

– мы писали, мы писали, наши пальчики устали, мы минутку отдохнём и опять писать начнём.

Не знаю было ли, что то подобное у вас, но подобные метод реально разряжал обстановку и вызывал улыбки настраивая на продолжение уроков.

День за днём, шли месяца. Я научился читать и писать, познал навыки сложения и вычитания, но как бы не было интересно на уроках всегда любой школьник ждёт перемену, и я не исключение из правил. Что я на переменах в младших классах знает очень хорошо мой дневник, ну и конечно мама. Первый был вечно исписан замечаниями красной пастой и нередко в конце этих замечаний стоял ни один, а несколько восклицательных знаков. Скажу по секрету, в старших классах ситуация не поменялась и в общем то при неплохих отметках, поведением моё по мнению педагогического состава было крайне отвратительным. Ну а маме вечно приходилось пришивать оторванные от школьной формы пуговицы, штопать воротник, ну и стирать вечно замызганную от пота и грязи одежду. Ну ничего я не мог с собой поделать, во мне жила какая–то вечная юла. Мне хотелось одновременно прыгать, бегать, толкаться и кого–то пихать. Самым мирным занятием на переменах на моей памяти было скакать на резиночке. У нас эту затею начали девочки, но мальчики ни в чем не уступали. И делали пе–ше–хо–ды, точка, рыбку, крестик и так далее не хуже девчонок. Многие знакомые рассказывают, что в начальных классах не были дружны с девочками, у нас в этом плане в самом начале было абсолютное равенство. Не редко можно было увидеть, как кто–то из мальчиков вместе с девочками скачет в резиночку, ну а девочки могли с удовольствием бегать в салочки с мальчиками. После баталий на перемене с всклоченными волосами, вытирая пот с запотевшего и красного лица я тихонько садился за парту и ждал, потребуют ли от меня дневник. Однажды «слёзы» учителей из–за моего поведения настигли меня. Меня чем–то задел мой одноклассник и я в ярости гнался за ним. Вот уже спина злодея была на расстоянии вытянутой руки, и обидчик получит по заслугам…, но спасительный класс и дверь закрывающая его, помогли моему противнику. Без злобы и желания мне навредить товарищ по игре с силой хлопнул дверью перед моим носом. Нос уцелел, но руку желающею покарать одноклассника было уже не остановить. Как в замедленном действии я видел перед собой медленно закрывающуюся дверь. Рука была в классе, а сам я за ним. Понимая, что если я буду перемещаться дальше, то воткнусь прямиком в неё. Но как же рука?! Как можно быстрее я начал обратное движение рукой, глаза расширились, испарина появилась на лбу. Щель между косяком и дверью сокращалась. Вот–вот моя рука будет свободна! И бац. Темнота в глазах от резкой боли привела меня в ступор. От моего крика задребезжали стекла школы. Слезы предательски хлынули из глаз. Дверь резким хлопком прижала кончики моих пальцев об косяк. Выдернув руку, я посмотрел на неё сквозь пелену в глазах. Фаланги пальцев по краям набухли, а ноготь на безымянном пальце отошёл от мяса. Борясь с болью, я заскочил в кабинет в начале которого был рукомойник и на всю включил холодную воду, это облегчило мою боль, но ноготь в последствии совсем отвалился, и я опять стал пациентом старого доброго перевязочного кабинета. По сути мне повезло, не было не перелома, ни тем более ампутации. Урок с дверью и косяком не прошёл даром. Нет, это не сделало меня пай мальчиком, и я не перестал носится по коридорам школы, как угорелый, но подбегая к классу я теперь всегда останавливался и вообще стал не много осторожнее. Учебный год подходил к концу и меня ждали первые в жизни летние каникулы. Самым радостным событием которых было, то, что папа каким–то чудом получил путёвку в санаторий на Чёрное море! После операции мне необходимо было санаторное лечение, но попасть в санаторий можно было только по блату. Не ужели я увижу море?! Именно с этим вопросом я засыпал и просыпался в последние учебные дни моего первого класса…

Глава 7

Интересно кто ни будь задумывался, а детстве над временем?! Вспоминая свои ощущения мне почему казалось, что дни бесконечно долгие и долгожданные летние каникулы не наступят никогда. Но время есть время и секунда за секундой всё складывается с начало в минуты, те в свою очередь превращаются в часы, часы в дни, дни в месяц и нет никакой возможности повлиять на существующий порядок. И вот, я с папой еду на такси в городской аэропорт. Невероятно, уже через несколько часов я буду в столице нашей Родины Москве, а затем железная машина под названием самолёт перенесёт меня к морю в город Евпатория. В аэропорту, как не странно было не многолюдно. Мы быстро прошли контроль и вышли в зал ожидания посадки в самолёт. Подойдя к окну в зале ожидания, я застыл от восторга. Множество самолётов ожидало своих пассажиров. Железные летучие машины казались мне огромными хищными птицами. Как такая махина держится воздухе?! Почему не падает?! Одни загадки. Мои размышления прервало объявление на посадку. К выходу из зала ожидания подъехал автобус, и пассажиры вместе со мной и папой были доставлены к трапу самолёта. ТУ‑154 уже ревел разогретыми двигателями подмигивая всем сигнальными огоньками. На трапе нас встретила улыбающаяся стюардесса и её улыбка не много отогнала не большой, но всё же страх перед первым полётом. Моё место оказалось у окошка, из которого отчётливо было видно крыло самолёта. Такое огромное!

– Интересно, когда мы полетим самолёт будет махать крыльями как птица? – задал я наивный вопрос.

– очень надеюсь, что нет – как то уж совсем серьёзно ответил папа.

Разговаривать дальше мне не захотелось, я с нетерпением ждал начало приключений.

Стюардесса попросила пассажиров пристегнуть ремни. И самолёт медленно и как–то нехотя начал манёвр в сторону разгонной полосы. Я замер в ожидании. Шум двигателей нарастал. Самолёт резко начал набирать скорость. Меня вжало в кресло. Асфальт разгонной полосы мелькал в окне всё быстрее и быстрее и вот он остался где–то внизу. Мы взлетели. У меня заложило уши.

– сынок, сделай так, как будто ты глотаешь еду- посоветовал папа

Я тут же попробовал и стало не много легче. В окне с начало было видно, совсем крошечные деревья и дома, а потом мы провалились в вату облаков.

– папа, а облака оказывается можно потрогать – улыбнулся я

– можно сынок, только за бортом очень низкая температура – ответил папа.

Через несколько минут ощущение заложенности в ушах прошло, мы парили уже над облаками и можно было уже расстегнуть ремень безопасности и спокойно передвигаться по салону самолёта. Одинаковая картина за окном мне быстро надоела, но тут меня ожидал ещё один сюрприз. Вы не поверите, это был обед. Такого крутого обеда у меня никогда не было! Всё было интересно упаковано. Сама еда, соль, перец, сахар в отдельных бумажных пакетиках и о чудо, к обеду прилагалось повидло в пластмассовом брикете, такого чуда я никогда не видел!

Прошло несколько часов и капитан самолёта приказал всем готовится к посадке. Мы снова пристегнули ремни и самолёт начал снижение. Уши заложило сильнее, но я уже знал способ борьбы с этим недугом. Внезапно мы вынырнули из облаков, и я отчётливо увидел полосу для посадки. Встречный ветер слегка болтал самолёт. Пилоту приходилось опускать вниз то одно, то другое крыло для выравнивания машины на посадку. Пассажиры замерли в ожидании. На лицах многих людей читалась не большая тревога. Что касается меня, то я почему–то даже не переживал. Что может случиться с тобой, если ты ещё совсем юн и вся жизнь впереди?! Бух! Бух бух бух! Раздался удар колёс шасси об посадочную полосу. Самолёт не много потянуло влево, затем в право. Но пилот быстро справился с положением машины и самолёт приземлился и начал торможение. Раздались аплодисменты.

– папа, а почему люди хлопают? – не понимая происходящее спросил я

– всё потому сынок, что пилот, как и хороший актёр после своей фирменной работы заслуживает аплодисменты – ответил папа.

После остановки к самолёту подали трап и та же улыбающаяся стюардесса, провожала нас к выходу.

– до свидания и спасибо – почему то ей сказал я и даже не много смутился

– всего хорошего и добро пожаловать в Москву! – не прекращая улыбаться ответила она. И моё и без того хорошее настроение стало ещё лучше.

Аэропорт в Москве был похож на целый город. Тут и там слышалась иностранная речь.

– папа смотри смотри! – вдруг закричал я

– что такое сынок?

– там негр! – уже шёпотом сказал я

– ну да, люди у нас на планете имеют разный цвет кожи и ничего плохого в этом нет – сказал папа

– какой же он чёрный – подумалось мне.

До посадки в другой самолёт у нас было куча времени и мы поехали в самый центр столицы – на Красную Площадь. С начало мы сели в электричку и доехали до ближайшей станции метро. Крыльцо с буквой М встречало своих пассажиров и проглатывало огромный поток людей. Купив медные жетоны, мы с папой прошли турникет и передо мной возникло, то, что я видел только в мультике Ну Погоди! Эскалатор! Чудо техники! Медленно спускаясь в глубь подземки вдыхая прохладу воздуха метрополитена, я почувствовал себя пушинкой в огромном потоке людей. День только начинался а впечатлений было уже просто огромное количество.

– папа а мы не заблудимся тут? – озираясь по сторонам спросил я

– ну что ты сынок, смотри! Тут множество указателей, а вот это – папа достал из кармана брошюрку с разноцветными линиями и точками – схема передвижения.

Тут есть кольцевая линия – продолжил он – и указаны переходы на ту или иную станцию.

– ого – только и смог произнести я. В последствии через несколько лет то, чему научил меня папа очень сильно помогло мне, но об этом я расскажу позже. А пока мы сели в поезд, двери за нами закрылись и мы, набирая скорость поехали мимо мелькающих огней подземки на станцию Площадь Революции. Не помню сколько времени мы ехали, но всю дорогу я изучал большую схему метро, узелки связок с кольцевой дорогой и линии уносящие пассажиров вдаль от центра столицы.

– сколько же потребовалось труда, что бы вырыть и построить всё это?!

Выйдя из поезда мы пошли к ещё одному эскалатору поднимающему людей из подземки. И вот мы уже на поверхности. Папа неожиданно потянул меня за рукав в сторону какого то ларька.

– А, сейчас закрой глаза – сказал он

– зачем пап?

– ну закрой, сюрприз будет!

Сюрпризы я любил и по этому послушно закрыл глаза, хотя очень хотелось подсмотреть. Что же за сюрприз такой приготовил мне папа.

Неожиданно в руки мне папа положил что то шуршащие, холодное и на палочки.

– можешь открыть глаза!

Осторожно открыв глаза я посмотрел что у меня было в руках. Это был большой брикет в фольге.

– эс – ки – мо – прочитал я по слогам, ещё не веря своим глазам. Я впервые держал в руках самое настоящее, шоколадное эскимо!

– спасибо папочка – взвизгнул я и раскрыл фольгу. Мороженое было просто огромным. И как оказалось очень вкусным! А впереди нас ждала Красная Площадь….

Глава 8

Не знаю какое впечатление появляется у людей впервые вступающих на главную площадь страны, но лично у меня в голове звучал стих Толмаковой заученный ещё в садике:

Мы с детства запомнили эти слова,

Но нету прекрасней и проще

Для города имени – город Москва,

Для площади – Красная площадь.

Бурча эти слова себе под нос и держа папу за руку я с начало и не заметил, как под ногами вместо привычного асфальта оказались камни. Подняв глаза я увидел стены Кремля, мавзолей с застывшими на часах солдатами, вдали виднелся какой то памятник и интересного вида церковь, с разноцветными маковками.

– ух, ты – только и смог сказать я

Папа улыбнулся. Мы приблизились к мавзолею и папа цокнул языком

– вот это очередь! – сказал он.

Действительно складывалось впечатление, что нет этой очереди ни конца не края.

– сынок, ты не обидишься если мы не пойдём смотреть на Ленина? – серьёзно спросил папа

– да нет конечно, пойдём лучше посмотрим что там за церковь такая- сказал я. Смотреть на лежавшего мёртвого человека мне не очень хотелось, а стоять в очереди тем более.

– это сынок не церковь, а Собор Василия Блаженного.

– а что такое блаженный? – удивился я

– ну, – замялся папа- как тебе сказать

– да ладно пошли уже – сказал я уже не слушая папу. Так бывает в детстве, вопрос задаёшь, а ответ уже не нужен.

Мы зашли в темноту собора. Экскурсовод что–то там рассказывал. А у меня почему–то появилось ощущение, что я как будто попал в сказку. Пока папа слушал экскурсовода, я увлечённый любопытством метнулся за ограждение и толкнув дверку с изображением, какого–то дяди, оказался в странном помещении. Комнатка маленькая в центре какая–то тумбочка квадратная, за тумбочкой диковинный предмет с семью чашками на подставке, а на стене изображение ещё какого–то дяди строго вида. Не смотря на вид, дядя этот мне почему то был знаком и мне не было ни капельки страшно.

– в алтарь входить нельзя! – взвизгнула экскурсовод увидев меня. Не медленно уйди оттуда мальчик!

Я поспешно вышел и папа тут же схватил меня за руку.

– нельзя входить куда нельзя – как то странно сказал он

А мне подумалось – почему нельзя? И что за слово то такое алтарь?! – но спросить об этом папу я не посмел.

Экскурсия закончилась, мы купили маме какой то сувенир и вышли на Красную Площадь.

И тут для меня произошло удивительное открытия. Когда ты первый раз вступаешь на главную площадь страны тебе она кажется огромной, но побывав вроде в маленьком как с виду, так и внутри соборе и выйдя из него, площадь почему–то кажется не такой уж и большой. Это впечатление у меня было и в дальнейшем, при следующий посещениях площади и её на мой взгляд, главного Собора. Мои размышления прервалось боем курантов, и папа потянул меня к мавзолею. Происходила смена почётного караула. Вытянувшись по струнки и в унисон чеканя шаг, шли солдаты. Я завороженно смотрел как они всё это делают и мне почему–то вспомнилась сказка с очень печальным концом, которую не давно читала мне мама, сказка про оловянного солдатика. Смена караула прошла, и папа повёл меня к могиле не известного солдата. Возле вечного огня тоже стояли часовые.

– папа, а почему этот солдат не известный? – задал я очередной нелепый вопрос.

– потому что его имя не известно.

– странно вот бывает же, имя не известно. Сам ты не известный. А где ты лежишь знает весь мир – пронеслось в моей голове.

Помолчав перед Вечным огнём, мы вышли с Красной площади и отправились обратно в метро. Усталость накопившиеся во время перелёта и Московский приключений начала брать своё. Уже не было восторга от эскалатора, от поезда метро и даже от попадающихся то здесь, то там негров. Попав в аэропорт, мы прошли регистрацию на рейс и сели в самолёт. Застегнув застёжку предохранительного ремня перед взлётом, я закрыл глаза и уснул. Я не чувствовал не взлёт, не турбулентности, которые, как потом сказал папа, были во время перелёта. Мой детский организм брал своё, ему нужен был отдых. Как мы приземлялись я тоже не помню. Папа разбудил меня уже после посадки, но я всё ещё хотел спать. Хорошо, что я был маленьким, а папа сильным! Вещей у нас собой был всего один чемодан, так что я стал выполнять функцию ручной клади. Точнее плечевой. Потому что в аэропорту города Евпатория я перемещался исключительно на папином плече. На плече мы получили багаж, на плече мы добрались до такси и на том же плече в такси, я спал по дороге к воротам санатория имени Розы Люксембург. К этим воротам мы подъехали уже к вечеру. Я проснулся, мы вышли из такси и перед нами предстал большой жёлтый дом напоминающий особняк. К парадным дверям особняка вела дорожка по краям которой росли не известные мне деревья. Освещалась дорожка множеством фонарей.

– красиво – подумалось мне и я перешагнул первым ворота ведущие в санаторий. Зайдя в зал санатория, я увидел огромную хрустальную люстру, как бывает в театрах. В глубине зала находилась стойка за которой стояла тётя и раздавала всем ключи от номеров. Мы с папой тоже подошли к этой стойке. Получили ключ и по выстеленной и почему–то красной, ковровой дорожке поднялись на второй этаж. Номер комнаты я не помню, но отчётливо помню, что внутри были четыре кровать с тумбочками, по середине комнаты стоял телевизор, а у самого окна находился холодильник. Две кровати были смяты, и я понял, что у нас есть соседи. Но больше всего меня интересовала моя кровать, я всё ещё хотел спать. Папа, видя моё состояние быстро постелил мне постель и я, сбросив себя надоевшую одежду нырнул в одних трусиках под одеяло. Папа присел рядом и поцеловал меня в макушку и я, улыбнувшись ему провалился в глубокий сон, в котором я летал, а значит я рос…

Глава 9

Солнечные лучи света вырвали меня из лап сна. Утро было хоть и солнечным, но морозным. Вот так, впервые приехав на юг я застал какой–то аномальный циклон. Дул холодный ветер, но, когда ты совсем юн тебе без разницы какая погода за окном, ты готов к приключениям в любую погоду. И они начались, те самые приключения, но начались они с не очень хорошего с моей стороны поступка…

Протерев глаза я оглядел комнату. В комнате никого не было, кроме меня. Сунув ноги в заботливо приготовленные для меня тапочки, я прошуршал в ванную и привел себя в порядок после сна. Зайдя обратно в комнату на тумбочке у наших соседей, я увидел открытый мешок. Любопытство взяло вверх надо мной, и я заглянул в него. В мешке были какие–то продолговатые орехи, живя в Сибири я знал только кедровые орешки и арахис, который обычно пробовался в овощных магазинах вместе с мандаринами под новый год. А тут новый вид! Брать чужое не хорошо, тем более без спроса! Но искушение попробовать диковинные орехи было слишком велико, и я залез в мешок и достал парочку орехов. Раскусив один из них, я попробовал белую мякоть по вкусу напоминающие семечки в яблоках. Ничего суперского в орехах не было, но остались кожурки, а это было уликой против меня и моего поступка.

– куда же их деть? – метались в голове мысли

И тут в дверь комнаты кто то вставил ключ! Паника, что меня поймают врасплох нарастала. Но девать кожурки хоть куда–то было поздно. В комнату зашёл пацан примерно моего возраста, может чуть–чуть постарше. Я убрал руки за спину с кожурками в кулаке и не много отступил в сторону окна.

– привет. Я тебя напугал? – спросил пацан

– да нет всё нормально – ответил я

– меня зовут Костя, а тебя? – и пацан протянул мне руку.

– что же делать? – панически стучали в голове мысли – как мне пожать ему руку? И тут, что то щёлкнуло во мне и я сказал

– Костя, я не достоин пожать тебе руку, я очень плохой человек!

Глаза у Кости с начало округлились, а потом лицо расплылось в улыбке

– ты американский шпион что ли? – с улыбкой сказал он

– нет, я вор – насупившись ответил я

– вор!? Хм, и что же ты украл?

– твои орехи! Мне просто очень хотелось попробовать, я такие никогда не видел- сказав это я показал Кости свои руки с следами моего преступления..

– ты ел сырые каштаны?! – засмеялся пацан- их же надо жарить!

– я не знал, мне жутко стыдно!

– да всё нормально, ты наверное ещё не завтракал и просто голодный. Вон там ведро, выкидывай скорлупу и всё таки скажи, как тебя зовут.

Волна облегчения прокатилась по моему телу. Выкинув скорлупу в ведро и отряхнув руки, я представился:

– Веня – и мы пожали друг другу руки – ты не злишься на меня? – всё же спросил я отведя глаза.

– неа, подумаешь орехи! А ты смелый! – серьёзно сказал Костя

– Смелый – удивился я

– ага, признаться в своём проступке не так то просто, вот я однажды разбил мамину вазу и спер всё на кошку.

И мы оба улыбнулись. Так в первое утро в городе Евпатория я приобрел себе настоящего друга.

Через некоторое время в комнату пришёл папа с папой Кости они дали нам какие то карточки объяснив, что это пропуск на лечение. Лечится мне совершенно не хотелось после моих прошлогодних приключений в больнице.

– папа я не хочу уколы и лечение – насупившись сказал я

– ну, что ты сынок, ни каких уколов! – улыбнулся папа – тебя ждут кислородные ванны и грязи

– грязи? Я буду как поросёнок в грязи купаться?!

– ага и похрюкивать – засмеялся Костя и наши папы тоже улыбнулись.

…На самом деле грязи это не что очень вонючие и очень тёплое. Меня с ног до головы закатали в какую–то фольгу с грязью, я чувствовал себя малышом в пеленках, рядом в таком же коконе лежал папа и меня это ужасно веселило. К запаху грязи я привык, было очень тепло, но не много скучно и мы начали играть с папой в города. Время процедуры закончилось нас раскатали, папа, а значит и я выглядели как два негра

– как мы будем это всё отмывать?

– ну я под душ, а тебя ждёт душ Шарко

– душ чего?

Папа не ответил, а лишь улыбнулся.

Зайдя в душевые, меня за руку взяла тетенька, как я понял врач поставила к стеночки и сказала с начало повернуться к ней спиной.

– к стенке поставили – пронеслось в голове – вы меня будите расстреливать? – спросил я

– ну почти – улыбнувшись сказала тётенька и в мою спину шею и филейную часть начал бить плотная струя воды из специального шланга.

Было очень весело, от напора струи ошмётки грязи отлетали в сторону.

Шлеп, шлеп, шлеп, и я уже почти чистенький.

– Пап – зайдя в раздевалку и суша настенным феном волосы позвал я

– что сынок?

– такое лечение мне нравится

– это ты ещё не был в кислородных ваннах

– как загадочно

Кислородная ванна представляла собой, огромную на тот мой взгляд, ванну с бурлящей водой. Уже другая тётенька, посмотрев на температуру воды помогла мне забраться в ванну. Было как то щекотно и я улыбался во весь рот.

– мне нравятся, когда мальчики улыбаются и не плачут – сказала тётенька и высыпала в ванну какой то порошок. Запахло хвоей.

– плачут? – удивился я – тут же здорово!

– Бывает – улыбнулась тётенька – а ванна тебе сынок добавит здоровья. Вот смотри это песочные часы, когда весь песок пересыплется вниз позови меня

– ух ты интересно! – уставился я на часы. – хорошо я буду очень внимательно следить за песком – пообещал я

Вид медленно текущего песка навёл меня на мысль, которая ни как не сопоставлялась с моим возрастом. Вот так, песчинка за песчинкой пройдёт с начало детство, а потом и жизнь. С чего это пришло мне в голову?! Не знаю. Через несколько секунд я уже наблюдал за бурлящими пузырьками ванны и пробовал их ловить… .

Вечером после ужина, я спустился в холл санатория и познакомился с другими ребятами живущими здесь. Самый старший был Миша, ему было почти четырнадцать. Но не смотря на возраст, он никого не обижал и вёл себя как хороший старший друг. Поболтав со всеми ни о чем, Миша вдруг предложил:

–, а хотите пацаны почти взрослую, но грустную песню вам с пою.

– конечно хотим – в один голос закричали все

– тогда идите к запасному выходу где ни кого нет, а я сейчас.

Мы гурьбой метнулись к запаснику и через несколько минут пришёл Миша, держа гитару.

– ух ты – вырвалось у многих.

Умело перебирая струну Миша запел:

На меня надвигаются

Куча пьяных ребят

Ну и пусть надвигаются

У меня автомат

Нажимаю на кнопочку

Восемь трупиков в ряд

Можно выпить и стопочку

Можно выпить и пять.

Затаив дыхание всё слушали Мишу, кто то улыбался, кто то прикрыл рот ладонью, кто с серьёзным видом оглядывался по сторонам. Миша заиграл ударами, приближая кульминацию:

На меня надвигается

Майский жук на спине

Ну и пусть надвигается

Я на мине сижу

Нажимаю на кнопочку…

Майский жук улетел…

Можно выпить и стопочку

Только я не успел….

– класс! – только и вырвалось из нас.

– ну что пацаны, уже поздно, а завтра у нас суббота, не будет процедур и мы весь день можем играть

– ура! – закричали все

– Миша, а во что мы будем играть?! – спросил Костя

– в самых настоящих казаков – разбойников!

– ух ты! – вырвалось у меня

– ура! – закричали другие ребята.

… Засыпая я как обычно прокручивал в голове прошедший день. Он был пёстрым, но очень счастливым, а завтра мы будем играть в загадочных казаков – разбойников!..

Глава 10

Утро субботы выдалось по Южному тёплым. Рядом с зданием санатория был разбит роскошный парк. Условия для игры в казаки – разбойники были идеальными. После завтрака всё мальчишки санатория собрались в парке и тут зачем–то необходимо было придумать каждому прозвище. Затея эта была и смешной, и обидной. Смешной, когда кому–то давали прозвище, ну например – зубило, за выступающие сильно вперёд передние зубы. А обидное, когда давали прозвище тебе. Ну то есть мне. Меня почему–то прозвали – соленые уши. Почему уши? И почему именно соленые? История умалчивает. Мои уши никто не пробовал на вкус, но в игре за мной закрепилось именно это прозвище. Дальше мы разделились на две команды и условились играть два часа. Я попал в команду разбойников, и наша задача была прятаться от казаков, а если кого–то из нас поймают, то ни в коем случае, ни при каких условиях не говорить кодовое слово, иначе игра для всей команды проиграна. Кодовое слово было придумано нами простое – Крым. Казаки отвернулись, закрыли глаза и начали считать до ста. Мы же всей гурьбой рванули в рассыпную в парк. Моё сердце учащенно билось. Впервые я играл в игру схожую с военной. Но знания тактики меня подвели… В принципе я смекнул, что нужно по надёжнее спрятаться и выбрал идеальные для этого кусты, но не учёл того, что видно садовник не давно поливал кусты и возле них была мокрая земля. И я наследил. Это была роковая ошибка. Надёжно, как я думал, расположившись в кустах, я представлял себя знаменитым советским разведчиком. Перед глазами стояли образы орденов и медалей, за мои подвиги и отвагу. Как вдруг сзади на мои плечи опустились крепкие руки. Вырываться было бесполезно. И я попал в плен. Меня привели в штаб казаков. Руки связали чей–то майкой за спиной и начали требовать сказать кодовое слово. Что я пережил в последний час игры трудно описать. Это был смех, слезы и сопли. Как выпытать слово в военной игре, когда ты ребёнок?! Правильно! Нужно щекотать! Щекотали меня долго и упорно, пока я не разрыдался так, что из санатория выбежали медсестры требуя прекратить зверскую по их, да и, по моему мнению, игру. И меня пришлось реально отпустить. Кодовое слово я не сказал и по сути это принесло победу разбойникам, но удовольствия от самой игры я не получил. Вечером меня всё хвалили и казаки, и разбойники, несмотря на то, что я расплакался, а я был угрюм и молчал. Ложась спать, Костя сказал ещё раз

– ну ты герой!

– да какой я герой, нытик соленые уши – ответил я и отвернувшись к стенке уснул.

На следующий день мы с папой поехали на экскурсию в Бахчисарай, логово крымских ханов. Было очень интересно смотреть на убранство домиков, фонтаны, расписанные золотом подушки, но из экскурсии мне больше запомнилось совсем другое. Наша экскурсия остановилась у какой–то скалы с множественными выемками, типа пещерок и ведущей к ним лестнице. Экскурсовод пояснила, что до революции в этих пещерах жили люди, которые называли себя монахами. Глядя на сырой камень кругом, я ужаснулся. Что же это были за герои такие?! Жить среди камней?!

Выходные закончились и начались санаторные будни. Процедуры и так далее. А по вечерам мы ходили с Костей и нашими папами либо в парк аттракционов, либо на море. У папы Кости был собой фотоаппарат, и мы много где фотографировались. Одним из ярких впечатлений моего отдыха была поездка на катаре. А ещё в одном из ресторанов Крыма я впервые попробовал острый суп – Харчо, вкус которого я запомнил на долгие годы. Наш отдых заканчивался. За день до нашего отлёта, из санатория уехал Костя с папой и мне стало совсем грустно. Прощаясь мы обещали друг другу переписываться, но в итоге всё закончилось парами писем и открыток. Но Костин папа выслал нам совместные фотографии, которые заняла важное место в семейном альбоме. Самолёт, который должен был нас доставить обратно домой был назначен на вечер, и мы с папой после обеда пошли последний раз на море. Удивительно, море как бы прощалось с нами. Лёгкие еле отличимые волны шуршали об песок берега. Видно морю было грустно, что мы уезжаем. Обратная дорога до Москвы и пересадка до нашего города была ничем не примечательная и будничная, но с собой лично для мамы мы купили торт Птичье молоко. Это был настоящий успех. Стоил он у перекупщиков аж целых десять рублей, но разве стоит говорить о деньгах, когда хочется порадовать маму?! Тем более практически сто процентов, что мама поделился тортом и со своим любимым сыночком…

В итоге, так и получилось. Мы благополучно вернулись домой и коротали семейный вечер за чаем с тортиком, а грусть от окончания поездки сглаживали мамину тёплые руки, которые трепали мои не послушные волосы….

Глава 11

Сколько бы не говорили, что нужно учится на чужих ошибках всё равно только собственный опыт учит гораздо успешнее, но безусловно больнее. Жизнь шла своим чередом. Приближались новогодние праздники с предстоящими каникулами и как же моей семье повезло, то, что папу в начале декабря отправили в командировку в Москву. Это означало, что на новогоднем столе будет куча всяких вкусных шоколадных конфет. Я обожал встречать папу из командировки. Никогда он не приезжал домой с пустыми руками и этот раз был не исключением. Два огромных кулька сладостей были аккуратно вынуты из папиного чемодана.

– держи сынок – и папа протянул мне большую горсть конфет – а, остальное мы положим на шкаф и украсим потом новогодний стол.

– хорошо папа – согласился я и внимательно проследил за перемещениями кульков с конфетами на вверх шкафа спальни.

Как же было приятно засыпать и просыпаться зная, что в комнате на шкафу есть два огромных мешка сладостей.

Школьные будни текли от звонка до звонка и вот на одной из перемен ко мне подошли двое одноклассников. Мой друг Леха болел и я скучал сидя за партой.

– а хочешь мы с тобой будем дружить? – спросил одноклассник по имени Денис – и хитро прищурил глаза

Не замечая подвоха я кивнул головой

– но только есть ли у тебя что то стоящее, что бы дружить с тобой? – вторил первому второй одноклассник, которого звали Андрей

– стоящие? – подумал я – если я предложу что то стоящее у меня появится целых два друга, но я обычный. И тут меня осенило! Конфеты!

– ребята у меня есть дома шоколадные конфеты!

– да ладно тебе заливать, в магазинах продают лишь карамельки – с интересом в голосе сказал Денис

– ну правда! Папа с Москвы привёз! Я могу не много поделится с вами! – напугавшись, что новые друзья уйдут сказал я – пойдёмте после школы ко мне домой

– а нас твои родители не на ругают? – опасливо спросил Андрей.

– мама и папа допоздна сегодня, они и не узнают.

– ну тогда пойдём.

После уроков мы втроем стояли возле заветного шкафа. Как хорошо, что ты маленький, а шкаф такой большой. Подсадив друг друга мы забрались на крышку шкафа и я развернул кульки.

– ух, ты, вот это да! – сказали ребята.

– давайте по 5 конфет и обратно слезаем – сказал я

– тебе жалко для друзей конфет? – с набитым ртом от шоколада спросили меня мои новые друзья

– конечно нет! Но папа…

– а что папа? Папа ещё купит!

Я смотрел безвольно, как опустошаются кульки, мне конфет совсем уже не хотелось, а ребята с утроенной энергией ели и ели… И вот остались лишь одни карамельки… Вытерев рты Андрей и Денис переглянувшись спрыгнули со шкафа.

– ну что нам пора! – сказал Денис

– а может мы во что–нибудь поиграем? – предложил я

– да нет, надо уроки делать – парировал Андрей меня

– ну давайте сделаем вместе…

Ребята ничего не ответили, а лишь поспешно надели на себя свою зимнею одежду и ушли. Я остался один с кучей фантиков от конфет и ощущением, что меня просто обманули. Самое не приятное ждало впереди. Надо было как–то рассказать об этом папе, да и с Лёхой я не поделился ни одной конфетой. Терзая сам себя я кое как дождался вечера и когда папа зашёл домой, я подбежал к нему и разревелся

– что случилось сынок? – нахмурившись спросил папа

– я, они, я – мямлил я

– что?

– я, мы, папа извини!

– что случилось?

– мы с друзьями съели конфеты! – выпалил я

– все? С Алексеем? – нахмурившись спросил папа

– нет с другими, остались карамельки

– ну, что ж тогда на новый год будут только карамельки – сказал папа и отвернувшись от меня пошёл на кухню

Было ужасно стыдно и обидно. Я пошёл в спальню сложил всё фантики на газету, завернул их в неё и открыв окно, со злостью швырнул это всё в окно. Друзей настоящих не купишь, такой вывод сделал я. Обида на ребят безусловно была, но вскоре выздоровел Леха, а с Денисом и Андреем я больше не общался…

Наступивший новый год показал мне ещё один урок. Оказывается, папа не все конфеты достал тогда из своего волшебного чемодана и на новогоднем столе были шоколадные конфеты. Но я не смел к ним притронутся. Заметив это папа сам протянул самые мои любимые конфеты с белой начинкой. Я взял их, но раскрывать не стал, а унёс их в комнату и спрятал. Эти конфеты на следующий день я протянул Лехе.

– угощайся – сказал я

Леха взял конфеты, посмотрел мне в глаза, развернул фантик и откусил ровно половину конфеты

– это тебе – протянул половинку конфеты мне обратно сказал Леха. И тогда я понял хоть и был мал, что такое настоящая дружба…

Глава 12

Любой ребёнок – это чистый лист бумаги на котором жизнь оставляет свои письмена, говорил кто–то из классиков. Кто именно я не помню, но об одном из неудачных и я бы сказал стыдных росчерков пойдёт наш рассказ дальше…

Отгремели новогодние каникулы с снежными горками, хоккеем в валенках, играми в царя горы. Начались школьные повседневные будни. Учёба проходила в первую смену, так что после уроков у меня оставалось куча свободного времени. Сделав уроки можно было пойти гулять или придумать какую–нибудь собственную игру дома. Я уже рассказывал про шкаф в спальне в истории про конфеты. Так вот этот замечательный шкаф идеально на мой взгляд подходил на ворота, а у меня был небольшой, но очень прыгучий резиновый мячик. Если его кинуть в стену, то угол, под которым он отскочит от удара бывал не предсказуем. И, когда на улице была вьюга, да или просто не хотелось выказывать свой нос на улицу, у меня начинались спортивные баталии. Соревнования проходили из команд разных стран, но в финал почему–то всегда выходила сборная СССР, видно мячик симпатизировал это сборной. Суть игры заключалась в десяти раундов по десять ударов об стену мячиком каждый, и вратарь той или иной сборной должен был поймать отскок от стены так, чтобы мячик не угодил в защищаемый вратарём шкаф- ворота. И вот в один из обыденных будничных дней, я сделал уроки и меня ждал финал СССР – Канада. Шла упорная борьба, мяч в мяч, канадцы то выходили вперёд, то усилия игроков сборной советского союза возвращали в матче статус кво. Оставался решающий раунд. Игрок сборной Канады выдал шедавреальный крученный удар, но советский вратарь ценой своих локтей и колен отбил мяч защитив шкаф, но при этом дверца шкафа открылась и из него выпал папин костюм. По сути ничего страшного. Подняв костюм, я увидел, что внутренний карман его сильно оттопырен. Любопытство взяло своё и я залез в этот карман. Там были деньги. Несколько купюр номиналом по двадцать пять рублей. Это были очень большие деньги. Наивно положив о том, что папе не нужно столько денег я решил взять одну из купюр и сходить вместе с Лёхой в детский мир.

– Леха – сказал я позвонив других- я нашёл двадцать пять рублей, айда тратить

– нашёл? Аж двадцать пять? Где?

– не важно, пошли!

– ну пошли!.

Зайдя в детский мир решили купить себе машинки с специальным конструктором из дорожных знаков, водные пистолеты, по две упаковки солдатиков и расплатившись на кассе получили ещё кучу рублей сдачи. Время было уже позднее, поделив игрушки пополам мы разбрелись с довольным видом по домам.

На следующее утро я проснулся от того, что на меня пристально смотрят. Это был очень строгий взгляд папы.

– Веня ты ничего мне не хочешь сказать? – спросил папа

– Про что?

– откуда у тебя новые игрушки?

– я купил – честно ответил я, но при этом уши и лицо моё начали гореть от стыда

– а где взял деньги? – продолжал опрос папа

– нашёл!

– а где нашёл?

– ну там, на улице!

– значит на улице – со вздохом сказал папа и открыл тот самый шкаф

Жуткая красная краска нахлынула на моё лицо, но я не мог сказать ни единого слова.

Папа достал тот самый пиджак, достал от туда оставшиеся деньги и сказал:

– тут не хватает двадцати пяти рублей, эти деньги я копил на новое пальто для нашей мамы, старое уже совсем износилось, и на выходных мы хотели купить его ей, тем более она давно о нём мечтала.

Я готов был провалится сквозь землю. Но быстро вскочив, я достал свои штаны и вытащил сдачу.

– папочка прости меня- слезы предательски появились в глазах – я подумал, что там таких бумажек много и если я возьму одну, то ничего страшного не произойдёт.

– а мы разве не учили тебя, что брать без спроса ничего нельзя? – строго спросил папа

– учили… Насупился я. Может денег оставшихся хватит? – с надеждой и сквозь слезы спросил я

– нет не хватит – не обращая внимания на слезы ответил папа – на что ты потратил деньги?

– на игрушки себе и Лехи

– себе и Лехи?

– да мы купили всё поровну.

Ну что ж, друг есть друг, игрушки, которые ты ему купил пусть остаются

у него

– а мои?

– твои? – вскинув брови спросил отец

Я опустил глаза вниз не в силах вынести папин взгляд.

– игрушки ты сейчас соберёшь и отнесешь обратно в магазин и расскажешь, как ты украл деньги.

– украл? Так я вор? – пронеслось у меня в голове, детское не понимание происходящего сошло на нет и передо мной открылась суровая действительность.

Но наказание за мой поступок было за гранью возможного и у меня началась самая настоящая истерика.

Папа спокойно смотрел на это. А потом просто вышел из комнаты. Не много утихнув, я собрал всё игрушки и зареванный вышел на кухню, где были оба родителя.

– отдайте меня в детдом – сказал я – я не достоин быть вашим сыном.

Мама всплеснула руками, а папа смотрел на меня с удивлением.

– в дедом? Разве в детдоме живут недостойные дети? – спросил папа

Эти слова были ещё обиднее, чем слово вор и я с игрушками в руках сполз на пол по стеночки.

– отец, по моему он всё осознал – сказала мама

Папа с начало ничего не ответил, а потом покачав головой сказал:

– пусть эти игрушки останутся у тебя и напоминают, как ты поступил и как оставил маму без пальто.

На этом то ужасное утро закончилось. Пальто маме мы всё же купили и как потом уже оказалось, что денег я потратил немного, но сам факт моего поступка крепко засел в мою душу, а игрушками этими я больше не играл. Они обособленно лежали отдельно от остальных моих игрушек в сторонке напоминая о том, что взято без спроса или украдено никогда не приносит радость.

Глава 13

Как я уже говорил моя жизнь протекала без родного брата или сестры. Но у меня были двоюродные братья и сестры с папиной и с маминой стороны. Две сестры и брат с маминой стороны жили ближе, и я расскажу о наших отношениях позже. Двоюродная старшая сестра и брат жили подальше. В сельском центре другой области. Сестра была меня старше на три года, а брат на год. Каждое лето я ездил в гости, так сказать в деревню. Отношение с сестрой пока я был мал складывались не лучшим образом. Одной из причин, о которой я не могу умолчать, так как она имеет значение в дальнейшем, была одна моя болезнь. У меня был энурез, ну по–русски я крепко спал и не мог проснутся, чтобы сходить в туалет по–маленькому. До поры, до времени эта проблема была, как бы не сильно существенна, но я взрослел, проблема не уходила, и я регулярно просыпался мокрым. Врачи говорили о каком–то испуге детства, давали всякие таблетки и прочее, но ноль, ничего не помогало и мне приходилось жить с этим вплоть до моего двенадцатилетия, что изменилось в двенадцать лет, об этом история расскажет дальше. Находясь дома, ситуация была более или менее не такая позорная. А вот приезжая в гости я спал на кровати сестры, рядом была кровать брата и бабушки, а сестру перемещали в другую комнату. Вот и я представляю если бы на мою кровать прудил бы каждую ночь, какой–то мелкий пацан, то наврятли бы у меня было к нему хорошее отношение. Плюс находясь вне дома я не ощущал родительскую защиту и включал свою. А это иногда было и ябедничество с моей стороны. Понимая, что ябедничать постоянно это невыход у меня на прижимы со стороны старших двоюродных родственников выходили психи. Ну, например, брат с его двоюродным братом по материнской линии зажимают меня подушкой так, что невозможно дышать и когда настаёт момент полной не хватки воздуха, отпускают. Оба старше меня. Сил больше им интересно, как меня бьёт истерика, но в определённый момент я вырываюсь и начинаю кусаться и царапаться. Урона это им приносило мало, но веселило изрядно. Веселье их продолжалось ровно до того момента, когда мне что–то попадало в руки. Ну, например, кирпич. Кирпич – это штука гораздо опаснее, чем зубы или когти, и вот уже оба старшека улепетывают со всех ног от меня, маленького психа. Ну или однажды, схватившись по какой–то мелкой причине с сестрой, я от её пинка вылетел на улицу, следом полетел мой чемодан с вещами. Бабушка, видя это пыталась утихомирить конфликт и спасти меня от ярости сестры, но необходимости в этом уже не было, так как вслед за мной полетел мой чемодан, это означало для меня, что под нападением уже не просто моё тело, а весь мой дом, моя семья. Спасать теперь надо было мою сестру. Так как я взял в руки вилы и решил защищать собственную территорию. Сестра опешила, и сама ретировалась за бабушкину спину… Но, по сути эти мелкие эксцессы были разовыми. И я очень любил и сестру, и брата и ждал каждое лето с огромным нетерпением. Брат придумывал разные игры, но был не много скептиком в вопросах, например, той же веры. А у меня после случая с аппендицитом на шее всегда висел на верёвочки маленький алюминиевый крестик. Не сказать, что в тот момент я прям верил в Бога, но этот крестик был связующей частью меня находящегося далеко от дома, с мамой, но как потом оказалось и с Богом. Как только не смеялся надо мной брат насчёт крестика. И ошейником, и собакой называл и мракобесием каким то, но мне это было всё равно, на это я не обращал никакого внимания. Но вот однажды, мы пошли купаться с братом и другими мальчишками на котлован. Там была «Тарзанка «и всё мальчишки с крутого берега прыгали с помощью её в воду. Было круто и весело. Домой мы возвращались в отличном настроении. Сняв футболку перед сном, я ужаснулся. Моего крестика не было. На меня как будто вылили ушат воды. Я, не говоря никому не слова сёл и заплакал. Брат зайдя в комнату и видя меня в таком состоянии спросил что случилось.

– Крестик потерялся! – только и смог произнести я.

Я думал, что сейчас произойдёт очередное издевательство, но вдруг брат сел рядом, молча обнял меня за плечи и сказал:

– мы завтра постараемся его найти, не плач.

Я настолько удивился, что реально перестал плакать. На следующее утро, мы пошли на котлован. Искать маленький крестик среди травы, не зная даже, там я его потерял или нет. Ползая оба на корточках перебирая травинку за травинкой, мы напоминали со стороны двух крабов. И вот брат прокричал

– нашёл! – и улыбаясь протянул мне мой крестик. Верёвка видно развязалась, когда я прыгал с тарзанки.

У меня просто не было слов благодарности и я молча обнял брата. Как не странно он не врезал мне, а ещё раз улыбнулся и сказал

– да, ладно тебе, пошли завтракать.

Брат и сестра были мне, как я и писал, были мне с папиной стороны, это были дети папиного брата. А у мамы брата и сестры, было очень много сестёр и у них тоже были дети разных возрастов. Одного, старшего я уже упоминал, но были и младше меня ребята. С ними отношения у меня складывались хорошо, и я никогда не применял какую–то силу против них. Однажды мы большой толпой пошли собирать вместе с бабушкой дикие яблочки на компот. Шли и как всё дети дурачились. Зайдя за одну из яблони, мы увидели жеребёнка. Лучше бы мы прошли мимо, но старшие решили его подразнить, не зная, что где–то рядом находилась мама жеребёнка. Рядом с яблонями распаханное поле, мы находились на полянке, а чуть дальше был лес. И вот дразня жеребёнка, я услышал какой–то топот. Старшие, деревенские братья сразу поняли что к чему и схватив за руки братьев по младше. и прокричав:

– бежим кобыла! – ринулись в сторону леса.

Я же, городской не сразу понял в чем дело. Обернувшись я увидел, как на опушку галопом несётся лошадь. Мои глаза расширились от ужаса. И не видя дороги в спасительный лес, побежал по пахоте. Естественно сделав несколько шагов я споткнулся и упал. Повернув голову в сторону разъярённой мамаши жеребёнка, я представил всю плачевность моего положения. Я на четвереньках и лошадь несётся на меня. Дальше всё происходило как в замедленной съёмке.

– БА – БУШ – КА – орал в ужасе я и питался перемещаться как какой то гепард на четвереньках, мои ноги казалось обгоняли руки от моих прыжков, но лошадь была всё равно быстрее… И тут

– Тпру, я сказала Тпру, – крича и размахивая веткой больше самой себя из–за яблонь выбежала бабушка. Лошадь отскочила в сторону от меня. А мне сразу вспомнилось произведения Некрасова, о том, что русская женщина коня на скаку остановит и в горящею избу войдёт. Вот так, моя бабушка по сути спасла мне жизнь. Вечером разговаривая с братьями, мы всё смеялись надо мной. Включая меня. Детский разум надежно защищал от стресса. Моё:

– Ба Буш КА – и скаканья на четвереньках по пахоте от лошади, стало практически анекдотом, а само слово, Кобыла, послужило названием нашей с братьями тайной детской организацией, но об этом мы поговорим в следующий раз.

Глава 14

Как я писал выше, случай с кобылой привёл нас к идее создать тайную детскую организацию. Что по сути мы и сделали. Было придумано тайное рукопожатие, клятва о тайне организации, ну и конечно испытание, чтобы в неё вступить. Одним из таких испытаний, было испытание на смелость. Возле въезда в посёлок стояла заправка, в которую втыкались лучинами несколько автомобильных дорог создавая своеобразный перекрёсток. Под одной из этих дорог, был сделан из бетонной трубы своеобразный дренаж для вывода таявших по весне вод с колхозных полей. Труба была довольно большая по диаметру для того, чтобы ребёнок смог бы в неё пролезть. Но сама мысль, что над тобой будут ездить машины, а ты будешь находится в темноте в непонятно чем забитой дренажной трубе, вызывала мягко говоря жуть. Но испытание есть испытание. Старшие братья, с улыбкой выполнили ими же придуманное задание и очередь предстала для меня. Озираясь по сторонам и мысленно прощаясь с солнышком и синими бескрайним небом я, сжав зубы полез в трубу. Заглянув не много вдаль, я отчётливо видел конечную цель, выход из поставленного передо мной испытания. Не думая не о чем другом, встав на корточки я устремился в трубу на встречу свету. Перемещение под автомобильной дорогой не заняло много времени, но мне отчётливо запомнился запах гнилья и холодок живущий где то в животе.

Организация ставила перед собой задачу помогать милиции ловить преступников и иностранных шпионов. Но так, как на дворе были мирные годы, а мы находились в глубинке Советского Союза, ни те ни другие нам почему–то не попадались. Тогда нашей целью стала защита мальчишек от так называемых бабников и девчонок. Но и эта цель просуществовала не долго, так как мы сами взрослели и тайно уже посматривали на девочек, краснея при этом. Но так далеко забегать мы пока не будем.

Второй моей забавой с братом была своеобразная игра. Брат претворялся, что в его тело поселяются то добрая пришелец Рэси, до злобный робот пришелец Бутер. И мне, чтобы спасти брата, надо было выполнять разные задания. Конечно я понимал, что это всё игра и брат – это брат, но, я вдруг нет, что если я не выполню задание, а брат останется где–то в плену, а тут будет жить в его теле, злобный Бутер?! На одном таком задании я остановлюсь поподробней. Было уже позднее лето, конец августа, скоро за мной должны были приехать родители и забрать меня домой, в город. Мы с братом отпросились ночевать в загон, на сеновале и за одно присмотреть за выводками цыплят и утят, которых не давно приобрели тётя и дядя. И вот уже практически ночью брата захватил Бутер.

– Веня, если ты хочешь, что бы брат вернулся, то должен доказать, что ты смелый! – сказал Бутер голосом брата

– а, как я это докажу? – чувствуя приближающеюся беду спросил я

– ты должен сходить на Лысую гору и принести мне кусочек глины с неё, тогда я навсегда оставлю вас с братом в покое.

Жуткий холодок сразу проник в мой живот. Идти до Лысой горы надо было где–то километра два. Кругом была равнина, с за щитками из деревьев, и кустарников, а сама Лысая гора представляла собой кучу глины высотой метров десять и шириной столько же. На дворе ночь и уже по сути осенний холод, но на кону стоял мой брат.

И я решился. Я вылез из–под тёплого одеяла, натянул шорты и футболку и посмотрел в глаза брата – Бутера. Хитрый огонь играл в них и как мне показалось, что в глазах была уверенность, что я никуда не пойду. Это разозлило меня и придало сил и решимости. Я застегнул сандали и вышел из загона в темноту ночи. Как назло, ночь была без лунной, но на до мной яркими россыпями сияли миллионы звёзд. Звезды на равнине – это особый разговор, мы к нему ещё не раз вернёмся, а пока они были единственным источником света и моим союзником по пути к Лысой горе. Я вышел из калитки за двор, быстро перемахнул через съезд и дорогу и направился через лесную тропинку к своей цели. Страх и ощущение одиночества метались от живота до самых последних нейронов моего мозга. Но я шёл и шёл вперёд. Ночные щелканья сверчков, шумы ночного леса всё это окутали меня и поглотили в ночном плену. Но мой брат был в плену, хотя, наверное, вперёд гнало меня даже не это, а то, что брат не верил, что я куда–то пойду. Сжатые кулаки ногтями царапали мои ладони, я прикусил губу и шёл, и шёл и шёл… И вот она, гора, в ночной тишине, даже для меня десяти летнего пацана она показалась маленькой и смешной. Я почему то успокоился, забрался на самую её вершину, задрал голову и руки вверх и закричал:

– Побееедааа!

Почему именно это слово я не знаю. Сняв верхний слой песка и обнажив ту самую не повторимую глину, я сделал из неё два шарика и положил в карманы шорт. Да, кстати, шорты были моей гордостью, редко у кого в то время были карманы на шортах, и многие мальчишки мне завидовали. И тут на меня нахлынул жутких холод. Я буквально начал дрожать всем телом. Понимая, что если я пойду пешком обратно, то дико замерзну и я, засунув руки в карманы сжимая шарики глины, и что есть силы побежал обратно. Дорога назад почему–то всегда быстрее, чем дорога куда ни будь ещё, а тут я ещё и бежал… Вот уже и автомобильная дорога, знакомый съезд, калитка. Я вбежал в загон и услышал мирное посапывание брата. На меня накинулась жуткая обида, я шёл, через ночной лес, мерз, боялся, но шёл, шёл ради него, а он спокойно спит!!! Я развернулся и вышел из загона, в глазах стояли слезы, вытерев их тыльной стороной ладони, я пошёл в дом, зайдя в спальню, разделся, аккуратно сложив вещи на стульчик перед кроватью и лёг. Как только моя голова прислонилась к подушке, пережитый стресс и усталость взяли своё. Я провалился в глубокий сон без сновидений…

– я так и знал, что ты трус!!! – услышал я просыпаясь

Над кроватью возвышался брат с довольной ухмылкой на лице.

– Ну, что продрых всю ночь в тёплой кроватке, а брат твой страдал в плену у Бутера – продолжал брат с сарказмом.

Я ничего не отвечая молча вылез из кровати, не спеша натянул шорты и майку.

– ну, что трусишка зайка серенький, молчишь? – продолжал с издёвкой брат

Я поднял на него глаза в которых стояли слезы, засунул руки в карманы шорт и кинул ему под ноги два глиняных шарика и не смотря на него резко выбежал из комнаты во двор…

… Больше мы не играли в Бутера и Рэси.

Глава 15

Находясь на летних каникулах в посёлке, я впервые столкнулся ещё с двумя гранями человеческой жизни. Я уже писал о моём отношении к смерти, похоронам и прощальном марше. Дома я мог спрятаться, закрыться, забаррикадировался от всего этого, но тут в посёлке меня ждало новое испытание. По соседству с нами жила семья у них была дочь одногодка брата и сын младше меня года на три. Ни с ней, ни с ним я как–то не сталкивался, пацан был слишком мелкий для меня, да, как потом оказалось, родители устроили над ним суперопеку, ну а девочку я не видел по другой причине. Она сильно болела. Вообще моё представление о болезни было довольно хорошо сформировано, я сам прошёл и больницу, и операции, и перевязки, но почему–то в моём сознании была чёткая уверенность, что со мной ничего не случится. Ну по болею да выздоровею. Так должно быть и у всех детей. Безусловно бывают трагедии, когда ребёнок утоп или попал под машину, ну или что–то совсем пошло не так и ребёнка убили… То есть причина смерти ребёнка – это трагедия, вызванная фактором из вне. Но тут в посёлке оказалось, что по соседству с нами довольно долго жила и страдала от страшной болезни практически моя ровесница. И вот в один из летних дней её не стало., тогда я впервые узнал о слове «Белокровие «– это слово ещё всплывёт в моём повествовании позже и совсем по другому поводу, но пока оно, а точнее, она, болезнь убила двенадцати летнею девочку. Нас пригласили на поминальный обед. Это был мой первый поминальный обед, с тех пор я стараюсь избегать подобные трапезы, но всё это часть нашей реальности. Представьте себе большой стол, куча еды на нём, вокруг тебя куча таких же детей, как ты, светлая гостиная большого поселкового дома. Всё, как будто похоже на чей–то день рождения. Вот–вот появится именинник или в данном случае именинница и все будут радоваться и веселится., но нет. Именинницей в той светлой гостиной не было, она поселилась совсем в узкую и последнюю квартирку и всё это чётко представлялось у моей детской головы. Как девочка вместо того, чтобы играть с нами в прятки и догонялки лежит сейчас в деревянном ящике под землёй. Есть мне уж точно не хотелось. Ни обычную еду, ни сладости. Я с удивлением смотрел, как кушают другие ребята, сам же ковырял ложкой в тарелке и чётко чувствовал атмосферу боли и трагизма. Этим всем был буквально пропитан воздух. Но была ещё одна нотка, нотка того, что я понял спустя многие годы. Это была нотка облегчения. Облегчения?! Да, именно, облегчения. Стены квартиры, пропитанные болью и страданием девочки наконец то, отпустили её. Я тогда мало понимал в религии, но почему–то отчётливо уловил, что даже в таком ужасной темноте боли, есть какой–то светлый лучик надежды. И вот, ковыряя ложкой, какую–то еду, я мысленно мечтал побыстрее отсюда убежать, но было как–то не удобно это сделать первым. Тут во мне подошла не знакомая тётя и сделала то, что до сих вспоминается мне.

– ну, что ты ничего ни ешь? Скушай тогда хоть ложку кутии за Юлю и зачерпнув ложку риса с изюмом силой сунула мне в рот.

Сладковатый вкус каши с изюмом мой мозг связал с трупным запахом, и я почувствовал рвотные спазмы ринулся прочь из гостиничной, из этого дома, прочь от этого не правильного обеда, прочь от этой не справедливости, прочь от чужого горя… Я не мог этого больше вынести. Оказавшись за забором дома, я упал на зелёную траву и меня вырвало… С тех пор, я не могу есть рисовую кашу с изюмом.

Вторая грань человеческой жизни меня постигла тем же летом. Так же по соседству с нами жил парень казах, старше брата на год или два. Как потом оказалось, мой самый смелый брат в мире, опасался и даже боялся этого казаха. Казах носил всегда с собой нож и любил издеваться над другими ребятами. Мне не приходилось с ним сталкиваться. Но однажды нас с братом послали собрать дикой смородины на пирог в защитки и там мы наткнулись на этого казаха. Схватив ни с того ни сего нас за шиворот маек, он швырнул нас на землю.

– на колени! – гаркнул он и достал нож

– чего? – спросил я не понимая ничего

– я сказал на колени! – крикнул улыбающийся мне не знакомый пацан

Сейчас, подумал я, брат тебе на костыляет, но брат почему–то начал пятится и пытается встать перед этим пацаном на колени. И тут во мне включился так называемый барсек. Моего брата унижают! – вскричал мой разум и я, не помня себя ринулся на этого верзилу и укусил его за ногу при этом стараясь царапать его лицо. Казах от неожиданности выронил свой нож, для него было бы лучше если бы он его потерял, но у ножа была совсем другая задача. Понятное дело, что вреда я причинил мало, но эффект неожиданности в сочетании с моим психом, криком и что уж скрывать, слезами, произвели на хулигана не сгладимое впечатление. Оторвав меня кричащего не пойми, что и визжавшего на всю округу от своей ноги, он поднял меня и швырнул на брата.

– забери свою псину и вали отсюда! И больше, что бы я вас не видел! – поднимая нож и потирая мой укус сказал казах- где ты этого психа вообще раздобыл?!

Брат от греха подальше зажал своей ладошкой мой рот, который посылал проклятия на казаха, его род, сравнивая его и его близких с самими не виданными в мире животными и предметами, и утащил меня прочь от защитки. Что касается казаха, его игры с ножом сослужили с ним очень злую шутку. Когда ему было лет семнадцать, он также решил поиздеваться над одним младше себя пацаном, но нарвался на чёткий отпор. Не помня себя от ярости, он кинулся на парня и решил ударить его ножом, но пацан не сплоховал и перехватил руку с ножом. И тут случилась трагедия, парень выломал руку казаха, но так, что тот сам себя ударил ножом в спину. Вот так закончилась земная жизнь хулигана, а парня оправдали и оставили на свободе. Было много свидетелей, да и отпечатки на ноже были только казаха. Вот я уяснил для себя две вещи. Первая, мы никогда не знаем, когда умрём, и дети тоже могут умереть. И второе, что на любую силу есть другая сила. Вывод же из этих постулатов был один. Только каждый из нас в ответе за собственную жизнь. Кстати, этот вывод помог мне с одной проблемой…

Брат и я очень любили читать. У брата было очень много крутых по тем временам книг и Майн Рид и Фенимор Купер, и Конан Дойл. Всё книги, которые он хотел прочесть, брат складывал в специальный ящик и мне не разрешал читать книги, которые он ещё не прочитал. Это было жутко обидно и не удобно, так как я хоть и младше, читал быстрее его и чаще. Но поняв, что мы сами хозяева своей жизни, я перестал слушать запрет брата и тайком от него читал книги, которые он не прочитал. За лето, я спокойно осиливал книг двадцать, а дома был постоянным гостем библиотеки, как в своём районе, так и у папы на работе. Это мне позволяло обыгрывать брата ещё в одну игру, мы соревновались в рифмах и стихах, так как словарный запас у меня был на порядок больше в этой игре мне было на много проще, но в качестве примера, хочу привести именно экспромт брата:

Чем–то пахнет вкусно

Мы прокрались на кухню

Думали, что апельсин

Оказался мандарин

Да уж были времена в СССР, когда обычный фрукт на кухонном столе был для детей праздником.

Глава 16

По соседству с братом жил его одноклассник по сути не плохой парень, хотя он и задирал меня, но в основном я сам был виноват и спустя годы никакой злости на него не держу. В дальнейшем, когда я подрос и возмужал он стал мне другом. Но пока существовал очень деликатный момент. Вроде брат и его одноклассник были лучшими друзьями, но в тоже время им обоим нравилась одна и та же девочка, которая, как и полагается тоже училась в одном классе с ними и жила так же рядом. Как вы помните, задачей нашей тайной организации была борьба с так называемыми бабниками, и без условно для брата, по понятным всем, кроме него самого причинам, бабникам стал именно злейший друг брата. Моей задачей было разведывать обстановку на заданной территории и перемещаясь вдоль поселковых домов на велике. И иногда посещать стан врага, но не самого «Бабника «, а объект его поклонения. Брат следил за моими перемещениями в отцовский бинокль, а я просто получал удовольствие либо от езды на велики, при этом я любил горлопанить на всю улицу песни, либо находясь в гостях у одноклассницы брата и её старшей сестры. Девочки относились ко мне очень хорошо. Безусловно им было видно, как находясь на бочке с комбикормом, через три двора за ними наблюдает некто с биноклем, но не как мне казалось, не предавали этому большого значения. Моим любимым занятием находясь в стане «врага «была игра в гляделки. Смысл игры был в том, что нужно смотреть друг другу в глаза, а проигрывает тот, кто первый моргнул. Не знаю почему, но у меня получалось очень долго не моргать, и конкуренцию со мной одноклассница брата не выдерживала, а вот её сестра была достойным конкурентом. Иногда наша дуэль длилась по несколько минут. Никто не хотел уступать. Казалось мира вокруг не существовало, только дуэль моих зелёных глаз, серыми с бирюзовыми крапинками глазами девочки. Потом меня всегда угощали чаем с какими–то вкусностями и отпускали восвояси. Дома же меня ждал подробный допрос. О, чем говорили? Что еле? Что пили? Спрашивали ли про него? Как же скучно и предсказуемо вёл себя брат. Что касается «бабника», то он при виде одноклассницы вёл себя скромно и неестественно, что тоже не мало меня веселило и я получал потом заслуженный подзатыльник. Но однажды один случай заставил меня зауважать друга брата очень сильно. Его папа был водителем автобуса. В посёлке, как я уже писал был котлован, в котором купались ребята, но он был не очень глубоким и грязным, а в километрах двадцати от посёлка посреди равнины был так называемый взрывной котлован, глубокий и чистый. Пока мы были мальцами и ещё не владели ездой на мотоциклах и мопедах, добраться туда было проблематично, но папа друга брата иногда возил нас туда на своём рабочем автобусе, убивая тем самым двух зайцев. Покупаться с нами и заодно отскочить от мытья автобуса, переложив эту задачу на нас. И вот мы подъехали к котловану, по мимо нас, там купались ещё ребята постарше, а чуть поодаль несколько мужиков проводили летний день за бутылкой и закуской и с ними был мальчишка чуть младше меня. Какое же блаженство в летний знойный день побаловать себя окунувшись в прохладную прозрачную воду. Нашим любимым занятием были подводные догонялки. То есть не просто надо зачикать кого–нибудь, если ты водила, а зачикать под водой. Так резвясь и балуясь с другими ребятами, мы иногда шутили и притворялись трупиками. Это когда человек полностью расслабляется и ложится на гладь воды лицом вниз и замирает. Вот так шутя и играясь мы проводили здорово время, мужики на берегу продолжали выпивать, а папа друга брата что–то чинил в автобусе. Внезапно «бабник» насторожился. Мы все посмотрели в сторону берега, а он размашистыми гребками быстро устремился к берегу. Мальчишка, который был с мужиками изображал трупика возле самого берега. Именно это видать и насторожило парня. Доплыв до мальчика, он подхватил его подмышки и перевернул. Мальчик был без сознания. Взяв его на руки, он вышел с ним на берег и не обращая внимания на пьяных мужиков, начал его откачивать.

К нему подбежал папа. Через долгих несколько минут парень отрыгнул воду и открыл помутневшие глаза. Мы все были в шоке. Каждый думая о своём взяли тряпки и вёдра и пошли мыть автобус. Через несколько минут наша внимание привлек истерический плач. Пьяный мужик, возможно отец мальчика, пытался затащить сына в воду, а тот отчаянно сопротивлялся. Не говоря не слова наш водитель подошёл к пьяному мужику и врезал ему так, что тот отлетел, потом подошёл к нему взял за плечи, встряхнул и сказал всего одну фразу:

– не смей!

Всё это оставило неизгладимое впечатления на меня. Для меня бывший «бабник» стал примером, а отец того мальчишки показал, каким папой нельзя быть.

Видя изменения моего отношения к своему другу и то, что я уж слишком часто играю в гляделки, брат затаил на меня обиду и отомстил очень жёстко. По соседству с нами прям у соседнего дома жила ещё одна одноклассница брата и она часто заходила к нам в гости, ну по–соседски, так сказать. А если вы не забыли у меня была одна проблемка по поводу обосывания и напряжённое отношение с старшей сестрой. Ну вот брат, зная, что я напрудил ночью и избавился под утро от мокрых трусов, воспользовался моментом. Я спокойно спал и почувствовал холод и хикание. Открыв глаза, я понял весь ужас происходящего. Брат задрал одеяло, под которым лежал я в неглиже и на меня смотрели, смеясь двоюродная сестра и соседка одноклассница брата. Тело моё стало пунцовым от стыда, в горле встал ком обиды, но я не был бы я, если бы повёл себя адекватно. Я отпихнул брата и встал во весь рост перед девчонками тем самым смутив их. Нагнулся и достал из под кровати свой чемодан, вытащил новые трусы и натягивая их поднял глаза и сказал:

– ну что зырите завидно что у вас такой штуки нет?

– дурак – только и смогли сказать девчонки. Желание смеяться пропало. Брат стоял и смотрел себе на ноги.

– пацаны так не поступают – сказал я ему натягивая трусы. Одевшись я вышел во двор. От былой бравады не осталось и следа. Зайдя в кусты малины, я присел, что бы никто меня не видел и тихонько заплакал, как же мне хотелось в тот момент оказаться дома в объятьях мамы…

Глава 17

Многие взрослые думают, что дети безобидные существа, которым не ведома жестокость и зло. Но к сожалению, они заблуждаются. Не спроста детей называют замысловатым словом несовершеннолетние. Это значит очень просто, человек в этом возрасте редко осознаёт тяжесть своих поступков, жестокость того или иного слова или действия. Не зря существует мнение, что любой человек, который пришёл в этот мир – это чистый листок бумаги на котором жизнь оставляет собственные письмена и не редко чернила жизни имеют чёрный и даже красный цвет. Возвращаясь к своему детству мне вспоминается два очень интересных эпизода, которые меня научили чувствовать чужую боль. За своё ябедничество или просто потому что младше, я не редко получал тумаки, но злость и агрессия, и обида во мне долго не приживались. Я забывал тумаки и обиды и принимал мир полным солнечного света и голубого неба. Однажды находясь летом, как всегда в поселке, брат меня взял на так называемую школьную отработку. Задача данной отработки была караулить посадку смородины и малины, растущей в совхозе от посягательств нерадивых жителей посёлка, которые за счёт совхозных посадок, решали собственные задачи по консервированию компотов и варки варенья. И вот налопавшись сами от полного живота спелой смородины и малины мы с братом и его двумя одноклассниками решили скрасить оставшийся день отработки за игрой в карты. Так как брату и уже знакомому по прошлым рассказам однокласснику было скучно играть просто в дурака или тысячу, они решили потешить себя и за одно поиздеваться над одноклассником играя в игру СПЛЮ. Суть самой игры была не страшной, каждому раздавалось в руки по три карты, раздающий брал себе 4 карты. И карты перемещали по часовой стрелке друг другу пока кто ни будь не соберёт на руках карты одной масти. Набравший карты одной масти громко кричал слово: СПЛЮ и клал свою ладонь на оставшеюся колоду карт. Остальным участникам нельзя было проворонить. Кто последний клал ладонь на колоду поверх других рук, считался проигравшим. По сути ничего умного, реакция и сноровка. Но сама суть была в том, что ждало проигравшего. Он называл любую карту колоды, дальше победитель тасовал колоду и доставал карту за картой. Туз означал сливу, это когда человек берёт другого человека двумя пальцами за нос и тянет его, делая из человека Буратино. Дама означала пощечину, король щелбан, десятка пиявку, тот же щелбан, но вытянутым пальцем. И лишь валет давал проигравшему отдушину, ему жали руку. Карты доставались с тем или иным номиналом до тех пор, пока из колоды не будет вытянутая загаданная проигравшим карта. А пока загаданная карта не вытянута проигравший получал по полной в зависимости от карт от всех троих соперников. Но, как я писал выше, в планы брата и его друга не входило самим получать данные виды побоев, были придуманы жесты, которые подсказывали, что набрана нужная масть. Я чесал щеку, брат руку, друг брата ногу. Вот так играя около часа одноклассник брата превратился в нечто страшное. Он мужественно терпел экзекуции в течении около часа, не понимая, почему же ему так не везёт. Нос его стал пунцовым от слив. В глазах стояли слезы от пощечин, лоб был красный от щелбанов и пиявок. Видя всё это я к сожалению, не прекращал игру, признаюсь мне с начало было весело и интересно, но постепенно я, смотря на парня начал делать те или иные манипуляции, не причиняя силы… Закончив дежурство мы пошли с братом домой. Я молчал всю дорогу, а брат был ужасно доволен и смеялся над простаком. Не знаю почему, но у меня возникло предчувствие, что я буду наказан за свой поступок и так получилось буквально, на следующий день. Во дворе дома стояла большая цистерна с комбикормом, которая закрывалась от птиц и прочих жестяным листом и придавливалась кирпичами. Брат дал мне задание залезть в неё и набрать ведро комбикорма. Цистерна была заполнена на половину и мне не составило большого труда залезть туда, но набирать стоя было не удобно, и я встал на коленки. Не думая ни о чем плохом, я выполнял данное мне задание, как вдруг солнце надо мной потухло. Брат решил развлечься и закрыл меня в бочке с комбикормом на 30 градусной жаре. Сразу накатил приступ клаустрофобии и нехватки воздуха. Я что есть мочи заорал, но на верху был слышен лишь смех. Моя душа ушла в пятки, слезы ручьём делали бороздки на моих щеках. Осознав, что плакать и орать смысла не было я просто сёл на пятую точку и мне вспомнился тот пацан, которого я собственными руками мучал. Что ж всё справедливо! Надо теперь подождать, когда совсем кончится кислород и ответить за содеянное. Брат же удивился, что никто не кричит и не завет на помощь. Так же не интересно. Он отодвинул лист жестянки и посмотрел вглубь цистерны. Я сидел не подвижно, не поднимая головы. По щекам продолжали предательски течь слезы.

– вылезай – сказал брат

Я молчал.

– да вылезай, я пошутил.

Я встал и посмотрев в глаза брата просто вылез из цистерны, сёл на лавочку возле дома и продолжал плакать. Ко мне подбежал наш пёс Тузик и начал вылизывать моё лицо своим шершавым языком, как бы успокаивая меня.

Рядом подсел брат.

– ну прости! Я не подумал.

– Брат давай больше мы никогда не будем играть в СПЛЮ- сказал я

– а это тут причём? – не понимая спросил он

– да так – ответил я и погладив пса пошёл умываться в дом.

… Через неделю в посёлке случилась страшная трагедия. Мальчишка татарчонок залез в совхозное хранилище комбикорма, умыкнуть мешок смеси. Люк, в который он залез закрыл проходящий мимо рабочий, не подозревая что там кто–то есть. Мальчика обнаружили задохнувшимся лишь, через три дня…

Глава 18

Не знаю встречалось ли вам в детстве или в жизни такое ощущение, что–то или иное действие будет последним в этой жизни. Ну оно просто больше никогда не повторится?! Если, да, то вы поймете, что я ощутил одной зимой играя как обычно в хоккей в валенках в свои двенадцать лет. Ну играл и играл скажете вы, что тут такого?!Так вот произошло не предвиденное, я всегда сравнивал себя с ребятами, которые были постарше, на год или два. И вот вроде ещё год назад тот или иной пацан бегал с нами в хоккей и хлоп, через какой–то год, ему это становилось не интересно. Клюшка отдавалась кому–то по наследству, а пацан переступал порог, когда уличный хоккей в банальных валенках на дворовые площадки становился для него детской забавой, на которую не стоит тратить время. Так думал и я и вот неудача, когда до конца зимнего сезона оставалось, чуть больше месяца, я, прерывая атаку чужой команды сломал свою любимую пластиковую клюшку. Что бы вы понимали, клюшку в конце зимы купить было у нас в городе практически невозможно. В магазинах конечно были клюшки, но деревянные однодневки, на которые у родителей стыдно даже было просить денег. Вечер, который так хорошо начинался стал мрачнее надвигающейся зимней ночи, на глаза набухали слезы, которые ни в коем случае нельзя было показывать. Собрав поломку я, опустив голову к низу побрёл домой. Ощущение, что сегодня я играл в детский хоккей в валенках в последний раз было настолько отчётливо на сколько отчётливо я понимал, что клюшку не починить. Как говорится беда никогда не приходит одна, так случилось и в этот вечер. Кстати, как не банально бы это не звучало, но всё это происходило в вечер 23 февраля. До дома оставались считанные метры, как внезапно я почувствовал дикую, резкую боль в правом боку живота. Боль была пронизывающая, кинжальная. Забыв о клюшке и хоккее, я согнулся по полам. Прислушавшись к своим ощущениям, я потихоньку попробовал распрямиться, не тут–то было… Боль резким подлым ударом, согнула меня пополам. Так, сомкнув зубы, я всё же дошёл до дома и перепугал своим видом родителей. Мне вызвали скорую. Как ни странно, в этот раз врачи сразу поставили правильный диагноз. Несмотря на то, что операцию по аппендициту мне делали пять лет назад, меня резко накрыла, так называемая спаечная болезнь и грозила не шуточная операция. Моей особенностью на мою беду были очень тонкие вены. А тут я попал в больницу на праздник и мне срочно нужно было поставить внутривенный укол. До укола мне сделали рентген и сняли крестик. Я с начало не предал этому значения, не спешил его надевать, пока к кушетке где я лежал не подошла медсестра, как–то уж сильно улыбающаяся. И тут началось. С начало она мне искала вены на одной руке и изгибу, потом на другой. Всё было бес толку. Бороздки уколов и искусанные губы с обречённым взглядом больного мальчика не предавали медсестре энтузиазма всё–таки попасть иголкой в вену. Время шло как оказалось к пересменке, в палату затянула другая медсестра, а я уставший от боли в животе и уколов попросил надеть на меня крестик.

– ну вот, Лена, ничего не могу с ним сделать, у этого мальчика просто нет вен. Так, что только Бог тебе в Помощь, крестик он уже надел – сказала сменщица сменщице

– может обойдемся без укола? – с мольбой в голосе сказал я

Но добрый взгляд сменщицы меня почему–то успокоил.

– давай ручку и расслабься

Я протянул руку.

Медсестра не стала искать вены по самой руке, а уверенным движением перетянула запястье и поставила укол найдя сразу тоненькую венку на кисти. От укола боль сразу ушла, и я уставший и измученный сильно захотел спать. Но, вы же помните об моей главной проблеме по ночам?! Что же делать? Ведь я могу в первый же день в больнице опозорится, прикиньте двенадцатилетнего засанца. Но тут мне наконец–то повезло. Всё палаты были переполнены, и меня положили в коридоре, время было где–то к десяти вечера. Напротив, меня лежал ещё один мальчик, чуть старше меня. Наши глаза встретились, и я почему–то сразу понял, что он очень классный и честный пацан. Его звали Сергей фамилия у него была Быков. Едва познакомившись, я честно признался ему в своей беде.

– Не ссы – улыбнулся Сергей

И с той самой минуты он взял надо мной шефство. Все дни, в которые я находился в больнице он будил меня ночью, и моя постель оставалась сухой. Мы очень сдружились. Но, то что случилось дальше мне не забыть никогда. На тринадцатый день моего прибывания в больнице, я узнал от мамы, что меня должны завтра выписать. Радости моей не было предела. Я счастливый бежал по лестницам отделения и увидел, как на одном из этажей тихо разговаривает Сергей со своей мамой. Я уже хотел подлететь к ним, но увидел, что вечно радостный и оптимистичный Серега плакал! На лице у его мамы тоже были слезы. Какая болезнь была у моего верного друга, я к сожалению, не знаю. Что–то с лёгкими. Так же я не знаю, что случилось с ним и не знаю его дальнейшей судьбы. Я не стал подходить к нему и его маме, о чем жалею до сих пор. Потому что эта случайная встреча на лестнице была последней, когда я видел его. Я поднялся к себе в отделение с уверенностью, что всё расспрошу у него, когда он вернётся. Но время шло. Его кровать пустовала. Надвигался вечер и последняя ночь в больнице. Я подошёл к медсестре и спросил про Быкова, на что получил ответ, который подкосил мои ноги. Сергея перевели в хирургию и готовили к срочной операции. Я добрел до своей кровати. И не помня, как уснул. И этот ночью я напрудил так, как не прудил никогда. Никому ничего не сказав, я заправил кровать и в туалете переоделся. После завтрака меня выписали. А, что случилось с тем, который тринадцать ночей и тринадцать дней был мне самым верным другом и защитником моего сна и чести я не знаю до сих пор. В жизни случаются встречи, которые делают нас теми, кем мы есть. Спасибо тебе Сергей, что своим примером и умением дружить, ты научил меня правилам настоящей дружбы. К слову о хоккее и клюшки, я оказался прав. Тот вечер двадцать третьего февраля был последним, когда я играл в хоккей на валенках…. И пока я лежал в больнице и надо мной висела угроза очень серьёзной операции произошло ещё одно важное событие для моей семьи, возможно это событие и подняло меня с больничной койки. Мои папа и мама повенчались.

Глава 19

Я уже писал, что с самого начала моей жизни случались не объяснимые рационально вещи. Казалось бы, тот или иной случай должен быть закончен трагически, но какая–то мне не ведомая сила вступалась и защищала меня. Скептики свяжут всё это с случайностью, и я не собираюсь их переубеждать кого–то и настаивать на собственной правде. Всё, что я пишу тут это история, происходящая в реальности и рассказано мной это реальные факты, которые каждый может объяснить для себя как захочет. После событий, связанных с моей операцией, а потом и спаечной болезнью, мои родители, особенно мама начали пересматривать смысл своей жизни. Гонение на церковь в СССР постепенно затухало и многие люди начинали выходить из спячки неверия и безбожия. Безусловно огромную роль, к так называемому воцерковлению мамы сыграла скоропостижная смерть моей бабушки от рака желудка. Довольно молодая и добрая бабушка, вечно жизнерадостная и любящая пошутить, неожиданно начала погасать и погасла. Её смерть стала одним из толчков к которому моя мама шла всю свою жизнь. Мама начала ходить в церковь. В храм в честь Архистратига Божьего Михаила, единственную на тот момент действующею в нашем городе церковь. При церкви открыли так называемую воскресную школу, куда меня в последствии записала мама, но об этом позже. Посещая службы и вникая в суть Таинств, мама решила, что и мне будет полезно начать общение с Богом. В то время я мало, что понимал, но внутренне я чувствовал эту потребность. Своё первое сознательное посещение службы мне запомнилось болью с непривычки от долгого стояния в ногах и не понятных действиях и песнопениях. Но всё было празднично, а на душе царил мир и спокойствие. Так, посещая службы, я принял Исповедь и Причастие и внутри у меня появилась надежда избавится от моей ненавистной и постыдной болезни. Шло время, духовной литературы в то время было мало и купить её была большая редкость, но нам подарили две книги с акафистами святых, после которых было описание их жизни. Именно из этих книг я узнал о таком святом, как Серафим Саровский. Не знаю почему, но жизни описание именно его глубоко запали в мою неокрепшую душу, особенно случай с его падением с высоты и болезнью и чудесным исцелением от чудотворной иконы Божьей Матери. Так же меня поражал тот факт, что огромный и могучий Серафим позволил себя избить разбойникам смерившись с Волей Божьей. И я начал искренне надеяться на то, что Бог услышит мои нелепые молитвы и я наконец–то перестану ссаться. Так наступило лето, которое я как обычно провёл в деревни. В то время по телевизору показывали сеансы так называемого психотерапевта Кашпировского, заряжал с экрана воду ещё один подобный первому Чумак. Показывали, как люди начинали ходить и у многих «Включался будильник «исцеляя от ненавистного энуреза. Я почему–то сразу чувствовал, что от этих целителей веет не добрым, но мои родственники в деревне желали мне добра и поэтому усаживали меня перед экраном. Из телевизора по моим ощущениям шла какая–то волна негатива. Я молча, не желая обидеть родню сидел и тайком сжимал свой крестик, шепча простое: Господи, Помилуй. Никакой будильник меня не будил и продолжал крепко спать и прудить на кровать своей двоюродной сестры. Безусловно это тревожило меня уже совсем не по–детски, но надежда на исцеление теперь у меня была, пусть и иллюзорная. Я так же слышал разговор обо мне взрослый, что если мне не помогут сеансы по телевизору, то осенью меня положат в какую–то больницу, где будут лечить меня по экспериментальной методике. Что за методика и какая больница я не знал, но это меня очень страшило. Неожиданно в середине августа за мной приехала мама. На моё удивление я услышал новость, которая потрясла меня до глубины души. Оказывается, мы поедем с ней не домой, а туда, куда я точно не предполагал попасть. Мы поедем с начало в город Арзамас, а туда в Деревню Дивеево, к вновь обретённым мощам Серафима Саровского! Моя надежда на исцеление начала приобретать чуткое очертание. Проехав два дня на поезде, мы с мамой чуть ли не на ходу выскочили на станции Арзамас. Поезд туда приезжал в два часа ночи, и стоянка была всего две минуты. Рядом с железнодорожной станцией был автовокзал, где мы купили билеты до Дивеево на самый ранний автобус. И вот автобус нас вёз по утренней летней дороги мимо заброшенных деревень и полуразрушенных храмов, на развалинах которых сидело множество больших воронов. До путешествую до Дивеево я ни разу не видел столько разрушенных храмов и столько воронов. И вот мы наконец–то добрались до женского монастыря, жемчужине Дивеево в соборе которого находились мощи святого Серафима. Огромные железные ворота и утренний практически осенний холод встретили нас выходящих из автобуса. Двери Собора распахнулись, и мы вошли внутрь. Пахло воском и ладаном, тихо шла служба. В полумраке собора стояла рака с мощами святого. Мы подошли и сделав три земных поклона приложились к стеклу раки. Ничего особенного не произошло. Мама ушла с кем–то договариваться для ночлега, а я стоял и слушал службу. После службы мы по совету монахинь прошлись в то время ещё не облагороженной канавке, по которой прошлась Сама Матерь Божья, защищая территорию монастыря от событий последних времён. Именно тут, по преданию будет единственное место куда не вступит нога антихриста. Обедали мы в монастырской трапезной, а потом на две ночи сняли домик не далеко от монастыря. На всенощной мы исповедовались и в домике поужинав мама начала вычитывать правило перед Причастием, а я уставший и полусонный пытался его слушать. Неожиданно мой взгляд привлекло шевеление на подоконнике домика, из норки вылез совсем маленький мышонок и как бы начал слушать, мамину молитву. И тут мне почему–то вспомнился возглас, а точнее, как я узнал потом, прокимен,: Всякое дыхание да Хвалит Господа. Утром на литургии мы с мамой причастились и наш путь лежал на источник Серафима Саровского на Сатисе. Дорога к источнику шла, через огромные вековые сосны и другие величавые деревья. Внезапно на наш путь выполз огромны по моим меркам уж, которого я сразу распознал по пятнышкам на голове. Природа излучала тишину и покой и мне вспоминалось житие святого. Сам источник тогда не был ничем оборудован, стоял только молельный крест и не большая деревянная лесенка, сам источник образовывал небольшую речушку. День выдался знойный и помолившись, я скинул с себя одежду и с удовольствием окунулся в источник, вода была просто ледяной, но это меня мало волновало, я не много поплавал в речушке и ощутил не передаваемый восторг и силу. Такие эмоции, наверное, бывают только в детстве. Вечером после службы я лёг спать, следующим вечером нам уже надо было уезжать домой и ночью я напрудил. Утром проснувшись, я лишь развёл руками. Что ж Бог, наверное, не слышит мои молитвы и я очень грешен подумалось мне. На литургии я стоял тише воды ниже травы, а мама куда–то опять ушла. Служба закончилась, а мамы всё не было. Я вышел из собора и задрал голову вверх любуюсь синевой неба. Что ж, пора было возвращаться домой, где меня наверняка ждала больница. Неожиданно, я услышал, как меня зовёт мама. Центральный вход в собор закрыли на уборку, а справа возле не большого входа, ведущего как раз к раке с мощами Серафима Саровского, стояла мама и какая–то монахиня почему–то с крестом на шее. Я тогда и не знал, что игуменьи или настоятельницы монастыря носят кресты на шее, как священники.

– давай быстрее! – снова позвала меня мама

Мы вошли в собор и подошли к раке Преподобного Серафима. Монахиня открыла крышку раки, я сделал три поклона и прикоснулся к голове Святого Серафима. Неожиданно я почувствовал толчок и волну теплоты пронизывающею всё моё тело. Меня не много отшатнуло, но благоухание от мощей и теплота в теле вызвали трепет, а не испуг. Не много смутившись, я отошёл от раки и сделал ещё один поклон. Монахиня улыбнулась и подарила мне деревянную иконку святого и сказала молится ему и верить. Выйдя из Собора, я почувствовал себя как бы обновленным и почему–то уверенным в том, что я обязательно ещё вернусь в это святое место. Всю дорогу до дома, а это было трое суток, я не выпускал икону святого из рук, просыпался и засыпал с ней. Пока не приехав домой не поставил её среди икон на особое место. С тех пор я перестал ссаться…

Глава 20

Не знаю многие ли помнят на мой взгляд слова гениальной песни Высоцкого Баллада о борьбе, но именно с этих слов мне хотелось бы начать эту главу, которая подводит итог описания моего детства и переступает порог отрочества.

Средь оплывших свечей и вечерних молитв

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети не знавшие битв

Изнывая от мелких своих катастроф

Детям вечно досаден их возраст и быт

И дрались мы до ссадин до смертельных обид

Но одежды латали нам матери в срок

Мы же книги глотали пьянея от строк.

Так происходило наверное со всеми детьми моего поколения. Страна начинала постепенно разваливаться, полки в магазинах заставляли знаменитые консервы с морской капустой, а в мой ещё тогда по сути детский мир пришла опасность. Настоящая опасность по страшнее болезни. Уровень жизни многих людей начал падать, появились задержки с зарплатой, в воздухе начал витать дух какой–то злобы и обречённости. Многим взрослым даже, живущим сейчас кажется, что всё проблемы детей – это мелочи. Задача хорошо учиться, слушать мама с папой и уважать старших. И на этом всё! Но если взрослый мир не видит под ногами детского мира, не понимает запросы и проблемы, то детский мир вынужден начинать рано взрослеть. Появляются жёсткие вещи, особенно на фоне наступающих кризисных бытовых проблем в стране, да и в обществе в целом. Детский и подростковый мир на много жёстче и циничнее, нет опыта и понимания ответственности, нет знаний, что такое больно и как переступать через боль и на фоне социальной ямы это начинает проявляться в особых красках. Впервые я столкнулся с такими реалиями перейдя в седьмой класс. В конце августа, стараниями папы и мамы меня как полагается снаряди к школе. Всеми правдами и неправдами достали канцелярию, закупили тетрадки. Приобрели в ходящие в моду джинсы с какой–то красивячей нашивкой. Купили новомодную вязаную кофту заплатив на рынке три цены. Но, была огромная проблема с приобретением обуви. Уже практически под самое первое сентября на барахолке нам с папой повезло. Мы натолкнулись на кроссовки, которые подходили по размеру мне. Дело ещё усугублялось в том, что взьём на ноге у меня был не стандартный и обувь моего размера по длине ступни подходила, а вверху чудовищно жала и не давала возможность нормально ходить. А тут, прям кроссовки по мне, да и цена была приемлемая. Я просто влюбился в них с первого взгляда. И вот первое сентября, я весь праздничный и в новых кроссовках прошагал в школу, отсидел положенный урок мира и с отличным настроением шёл домой. Стоял прекрасный солнечный день, про себя я напевал какую–то песенку, весь мир окружающий меня был наполнен яркими красками городской природы. Как вы помните, идти от школы до дома мне не далеко, да и что может случится с семиклассником посреди бела дня на улице города?! Проходя мимо овощного магазина краем глаза, я заметил сидящих на корточках двух не знакомых мне пацанов. Увидев меня один из них резко вскочил и сказал:

– эй пацан! Иди сюда!

Не думаю ни о чем плохом я спокойно подошёл к ребятам.

– какие у тебя крутые кроссовки! – произнёс второй пацан.

– ну да, нравятся? – наивно спросил я, но видя выражения лиц собеседников я уже начал чувствовать не ладное.

– ха – ха- ха – рассмеялись оба – очень нравятся! Давай пацан! Снимай их!

– чего? – не понял я

– ты оглох?! Снимай кроссы и вали отсюда.

Пацаны приблизились ко мне в плотную и чуть придавили меня к торцевой стенке магазина. Не веря, что всё это происходит со мной, я в упор смотрел в глаза этим двум разбойникам.

– че, ты урод мнешься? Резче давай и один из них резко ударил меня по животу. Удар был подлым, неожиданным, дыхалку перехватило, мозг хаотично начал искать пути отхода. Глотая ртом воздух я чуть отпрянул от стены и сделал шаг в сторону.

– Толкнуть одного на другого и бежать – пронеслась в голове спасительная мысль. Но тут что–то холодное и острое прикоснулись к моему животу, проникшее через пуговицы рубашки. Взгляд невольно опустился вниз и глаза расширились от ужаса. Это был нож. Нож который упирался мне в пузо.

– шутки кончались! Снимай! – холодно сказал один из пацанов – у нас нет времени торчать тут долго.

В голове шумело, но я вспомнил, как я выбирал эти кроссовки, как радовался папа, что они мне не жмут, каким счастливым я был надевая я их. На глаза предательски накатили слезы. Но выпускать на полную их я понимал, нельзя не в коем случае. Подавив комок слез. Я резко поднял взгляд на пацана который тыкал мне нож в живот и сказал:

– не сниму!

Пацан опешил.

– ты дурак?! Я тебя зарежу.

– режь – твёрдо сказал я

Лезвие ножа начало медленно протыкать мою плоть. Я почувствовал боль. Адреналин зашкаливал будоража вены и разум.

– ну фигли ты режь быстрее! – заорал я что есть мочи

– Ты че орешь?! – закричал главный, отдернул нож и резко ударил меня по лицу, разбив губу. Боль от удара привело меня в ещё большую уверенность, что мои суперские кроссовки эти двое точно не получат.

– не сниму сказал же – сплевывая кровь под ноги сказал я – режьте

– Елизар он псих ну его – сказал второй пацан своему напарнику

– ты идиот? – сверкнул глазами Елизар и смачно с матерился.

– Пошёл отсюда!!! бегом!!! Я сказал бегом урооооод! – заорал на меня Елизар

Долго меня упрашивать не пришлось. Я дал стрекача так, что только пятки сверкали, а за своей спиной я слышал свист и ненавистный взгляд неудавшихся разбойников. Придя домой я посмотрел на себя в зеркало. Губа распухла на животе был небольшой надрез, на светлой рубашке следы крови. Не желая пугать родителей, я замочил рубашку в тазике, взял тряпку и начал протереть от пыли кроссовки

Вжик вжик и кап кап – капли слез переросли в ручейки и я бесшумно разрыдался над кроссовками угоняя пережитый стресс слезными потоками.

Потом я узнал судьбу Елизара, он точно не те книжки в детстве читал. Он загремел на малолетку по очень ужасной статье. Он сёл за изнасилование. Что делают на малолетке с насильниками знают все, даже младшеклассники. Отсидев положенный ему срок он вышел на свободу и в один ужасный для него день, не выдержав то, что с ним происходило, он повесился.

Я же приобрел бесценный опыт. Который гласить очень просто:

– Расслабился? Жди неприятностей.

Но, то, что ждало меня дальше неприятность с кроссовками покажется читателю мелочью…

Глава 21

Многие считают, что детство – это такой период в жизни человека, когда юная личность по сути не ведает, что творит и постепенно осознаёт свои поступки. Лично я считаю не много иначе. Когда юная личность уже понимает, что творит, но не опыта не хватает понять суть ответственности – это период детства я называю отрочеством и именно к этому периоду моей жизни вскоре перейдёт моё повествование. Переходный мостик между детством и отрочеством осень зыбкая и размытая линия. Не бывает такого, что человек проснулся и раз такой и понял, что он теперь отрок или отроковица. Или, например, у человека день рождение, ну, например, ему исполняется двенадцать лет и вот он такой просыпается и с открытием глаз и восходом солнца ему на плечи приходит всё понимание происходящего, нет такого к счастью, а может и к сожалению, не бывает. Всё познаётся постепенно и границы взросления и угасания периодов жизни любой личности не постижимы и не установлены. Моё восприятия детства, как я его себе представляю закончилось после ряда событий, которые, вторглись в мою жизнь, не спрашивая меня и по сути по вине внешних обстоятельств и ошибок взрослых. Обернувшись назад, став взрослым, я часто задавал себе вопрос: что бы было со мной, если бы я не прошёл тот путь, события которых будут изложены ниже? Но история не терпит сослагательного наклонения. Я чётко помню последние яркие моменты, по сути последнего моего беззаботного лета. Мы всем двором следили за событиями на чемпионате мира по футболу, переживали неудачами наших футболистов. Страна была на грани развала, полки в магазинах были пустые, продукты первой необходимости выдавали по талонам. Но, нам, нам детям было просто превосходно. С утра до позднего вечера мы гоняли мяч во дворе. Играли в паука и другие игры на турниках. А если кто–то вдруг выносил самое вкусное лакомство того времени, кусок хлеба с маслом щедро посыпанным сахаром, то это лакомство по кусочкам откусывалось всеми не боясь подцепить какую–либо болезнь и несколько не брезгуя друг друга. Я же обожал чеканить мяч. И держал рекорд двора по чеканки мяча, несмотря на то, что набивал мяч я на левой ноге. Как сейчас помню, как мой сосед по подъезду живущий на этаж ниже пытался догнать меня, но мои триста семьдесят шесть ударов, зафиксированных многими ребятами при установлении этого рекорда, не покорились ни ему, никому либо другому. Так же каждый из нас носил собой перочинный складной ножик, с его помощью мы играли в такие игры как богач, квадрат, города и села, принц и нищий. Занятий по душе и времени скучать у нас просто не было. Ведь мир огромный и прекрасный. И надо успеть ещё полазить по деревням, пообъядать «капусту» из семян карагача, по играть в догонялки прыгая по гаражам, поплавать на плоту по болоту и проголодавшись спустившись с обрыва в леса защитную полосу найти стебельки сурепки и подкрепить свои силы. Но безусловно самым весёлым развлечением лета для любого ребёнка была речка, в моём случае это так называемые карьеры. Туда мы обычно ходили всем двором от мала до велика. Ныряли и резвились, так было всегда и казалось так и будет всегда. Но уже колесо времени внесло свои коррективы. Чёрная грязь, под названием Ханка, проникла в мой район ища свои жертвы. Именно мой район, как потом оказалось в последствии больше всего пострадал, да и что греха таить, до сих пор страдает от наркотиков. Обстановка в стране и в школе способствовала захватывать хатке новых и новых жертв. Родительский контроль был практически утерян, взрослые были поставлены в тупик простым пониманием такого, что они никак не могут повлиять на ситуацию, зарплаты не платили и многим просто не было сил увидеть, что же происходит с их детей. И пока я беззаботно проводил своё время, директор моей школы сделал самую страшную на мой взгляд педагогическую ошибку. Ради эксперимента росчерком её пера был создан класс так называемой коррекции, седьмой Г. По сути этот росчерк пера повлиял на всю мою жизнь. Стоял август, в том году август был жарким. И я, поиграв с утра в футбол во дворе с

ребятами по младше решил пойти искупаться. Ничего не предвещало ни каких не хороших событий. Мы пошли на второй карьер и здорово провели время. Смеясь и разговаривая о всякой всячине, мы возвращались, через пустырь, впереди стояли дома нашего района, окутанного гаражами. Чуть обособленно от них стоял дом пионеров, в котором многие ребята ходили на разные кружки и в этом же доме располагалась музыкальная школа. Дом пионеров пустовал летом, гаражи были безлюдны, в радиусе нескольких километров не было видно ни одного взрослого. Неожиданно перед нами возникло трое парней. Двое из них были из параллельного класса и о них ходили не хорошие слухи, а один из этих трёх был моим бывшим одноклассником, который несколько раз оставался на второй год.

Да и клички этих ребят говорили о многом, одного гоняли как Бес, второго кликали Осёл, а кличку одноклассника я тут писать не буду, но вы я думаю поняли почему.

– стоять сявки! – вскричал Осёл.

Мы остановились, как вкопанные. Глаза остановивших нас ребят были какими–то странными. Я тогда и не знал, что такое кумар и наркотики. В то время я постоянно носил собой привезенную с Дивеево книжечку с молитвой, с 90 псалмом. В простонародье она называлась Живые Помощи. У меня она была железной с иконкой Серафима Саровского внутри.

Сжимая в кармане шорт эту книжечку я сказал:

– привет.

– привет?! – заржал Бес – ты лох говоришь мне привет?

Я не нашёлся что ответить.

– так сявки, мелюзга свалила, а это, который привет остался!

Я посмотрел на ребят, в их глазах отчётливо читался страх

– ребят идите, я догоню – сказал я

– ты уверен- спросил меня мой сосед снизу.

– да всё нормально

– долго ждать, а ну сгинули в ужасе – не успокаивался Бес.

Пацаны засеменили прочь от нас, и скрылись за Дворцом Пионеров, только мой сосед несколько раз оборачивался и смотрел на меня.

– ну, что мальчик нам с тобой делать? – спросил Осёл и практически касаясь меня своим лбом и дыша на меня прокуренным дыханием.

– надо бы с ним развлечься – сказал Бес так же подойдя ко мне вплотную.

Страх и адреналин сковали всё моё тело, я не мог пошевелиться. Просто оцепенел и зажимая в кулаке книжечку с молитвой.

– а что это у тебя а кармане, что ты там прячешь? – спросил мой бывший одноклассник

– Живые Помощи.

– Чего? Покажи!

Я достал книжечку. Все трое тупо смотрели на книжечку и текст на старославянском языке

– че это за фигня?

– молитва

– и че там написано? Читай!

– да нафиг – подал голос Осёл

– я сказал пусть читает! – рявкнул в ответ мой бывший одноклассник.

Я робко начал: – Живый в Помощи Вышнего в крове Бога Небесного

Все трое заворожено слушали.

Дочитав до конца я поднял на них глаза, сердце билось набатом, ноги и руки дрожали.

– читай ещё раз!

Я прочитал ещё раз. Голос мой читал уже уверенней, но дрожь не отпускала, мне было не реально страшно.

– и ещё раз читай!

В третий раз я читал уже не запинаясь, мир вокруг, как будто встал на паузу, не было течения времени. Были лишь я, мой голос читающий молитву, троица застывших парней и всё это находилось, в каком–то пустом измерении напичканным гаражами и этим пустым Дворцом Пионеров. Закончив чтения, я поднял глаза. Бес и Осёл смотрели на меня пустым взглядом, а на глазах моего бывшего одноклассника я увидел… Что? Слезы?! Не может быть?! Алик, так его звали в жизни, опустил глаза и сказал

– быстро вали отсюда!

– что сказал я?

– вали отсюда, Веня, вали я сказал! Быстро!

Упрашивать меня было не нужно. На ватных ногах, всё ещё дрожа от страха, я ретировался.

– только, через пару минут за своей спиной я услышал крик

– Ты нафига его отпустил?!!

Больше я ничего не слышал. Вы спросите почему же я так боялся и от чего спас меня Бог, размягчив сердце Алика?!

В сентябре я воочию убедился, что мои опасения были не напрасны и слухи просто так не ходят. Я пошёл в бассейн. В душевой было куча ребят, которые мылись кто перед купанием, кто после. Я тоже зашёл под струю воды и услышал в самой первой кабинке булькающие звуки и что–то похожее на тихий плач. Какое–то уханье так же раздавалось оттуда. Не обращая особого внимания на всё это, я помылся и пошёл к входу в зал бассейна, любопытство взяло вверх, и я бросил взгляд через плечо, на первую от двери кабинку, которую как раз–таки от посторонних глаз прикрывала та самая дверь. Глаза мои расширились от ужаса краска стыда и брезгливости залила моё лицо. В кабинке был Бес и Осёл и ещё какой–то не знакомый мне пацан, у которого всё лицо было в слезах. Я никогда не забуду глаза того пацана, в них царил ужас и обречённость. Бес и Осёл вдвоем сразу насиловали этого бедного пацана. К горлу подкатился комок, и я выбежал не в бассейн, а в туалет и меня вырвало. Забрав свои вещи, я быстро переоделся и выбежал из бассейна прочь. В тот самый момент моё детство закончилось и началось отрочество.