Стрекоза

© Ольга Усачева, 2025

ISBN 978-5-0068-2777-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Попрыгунья-стрекоза

Пыль, поднятая тряпкой, все еще танцевала в лучах заходящего солнца, когда Лиза откинулась на диван. Все тело ныло от приятной, заслуженной усталости. Чистота в квартире была таким же неотъемлемым атрибутом существования, как и тишина. Идеальный порядок для идеальной жизни, которую она не выбирала.

Она взяла пульт и включила телевизор. Голос диктора, глухой и бесстрастный, заполнил гостиную.

«…стрекозы. Одни из древнейших насекомых на нашей планете. Символ легкости, скорости и… невероятной жестокости. Эти хрупкие создания – прирожденные хищники. Их эффективность убийцы составляет 95%. Для сравнения, лев довольствуется успехом лишь в четверти случаев. Их огромные фасеточные глаза, состоящие из тысяч линз, видят мир во всех направлениях сразу. Они не оставляют жертве ни единого шанса».

Лиза замерла, уставившись на экран. На нем крупным планом показали стрекозу – изумрудное чудо с прозрачными, будто бы стеклянными крыльями. Она сидела на травинке, и ее тело дышало древней, безжалостной силой.

«В скандинавских сагах стрекоз считали верными спутницами богинь любви и войны Фрейи. Викинги верили, что эти насекомые прилетают, чтобы взвесить души умерших воинов и отделить храбрых от трусов. А в Японии стрекоза „томбо“ – это символ несгибаемой отваги, национальный дух, который никогда не отступает».

«Попрыгунья-стрекоза…» – прошептала Лиза, и слова прозвучали так громко в тишине комнаты, что она сама вздрогнула.

Это было ее детское прозвище. Так родители ласково дразнили ее за то, что она не могла усидеть на месте. Танцы, потом пение, потом художественная школа, потом фотокружок – ее интересы менялись со скоростью света. Она порхала по жизни, как та самая стрекоза, любуясь ее яркими красками, но редко погружаясь вглубь. Тогда это считалось недостатком. «Вот вырастешь, научишься сосредотачиваться», – говорил отец.

Словно под гипнозом, она поднялась с дивана и направилась в дальнюю комнату, которая служила кабинетом мужа. На самой верхней полке шкафа, в пыльной картонной коробке, лежала ее прошлая жизнь.

Альбом пах стариной и забытыми воспоминаниями. На первой же странице – она, семилетняя, с размазанным от мороженого ртом, улыбается в объектив своей щербатой мордашкой. Точно – накануне выпал её первый зуб, и мама повела её в парк развлечений. Потом – худенькая подростка у мольберта с кистью в руках, испачканной в гуаши. Танцевальный конкурс… как она стеснялась своего короткого платья. А вот и выпускной – яркая, огненная девушка с вольными кудрями и глазами, в которых плещется вся вселенная. На этом фото она смеется, запрокинув голову, и в уголке губ застыла беззаботная улыбка «попрыгуньи».

Лиза подошла к зеркалу в прихожей и посмотрела на свое отражение. На женщину, которая смотрела на нее оттуда. Тусклые волосы, собранные в небрежный хвост. Просторная, бесформенная кофта, купленная по акции. Ни капли косметики. Во взгляде – привычная усталость и пустота.

Она с ужасом осознала, что та яркая, стремительная стрекоза превратилась в унылого серого муравья. Маленького, незаметного, чья жизнь – это бесконечный цикл «принеси, подмети, приготовь».

И виноват в этом был не только Игорь. Да, он был авторитарен. Он решал, что носить, с кем общаться, как проводить выходные. Его слово было законом. Но ведь это она позволила. Она, пытаясь заслужить его любовь, его одобрение, в котором он был так скуп, начала подстраиваться.

Лиза сама перестала рисовать – «бесполезное времяпрепровождение». Забросила пение – «мешаешь сосредоточиться». Перестала встречаться с подругами – «от них одни сплетни». Она отказывалась от кусочков себя, одного за другим, как будто снимала с себя яркие крылья, надеясь, что став удобной, серой, незаметной, она наконец-то станет ему нужна.

Она не стала. Она просто исчезла.

Слезы подступили к горлу, горькие и обжигающие. Она не позволила им пролиться. Вместо этого она снова посмотрела на свою выпускную фотографию, на смеющуюся девушку с горящими глазами.

«Куда ты ушла?» – прошептала она.

И в этот момент, за окном, в густеющих сумерках, что-то мелькнуло.

Это было быстрое, почти призрачное движение. Лиза отвела взгляд от альбома и подошла к окну. На холодном стекле, с внешней стороны, сидела стрекоза. Крупная, с брюшком цвета вороненой стали и прозрачными, пронизанными ажуром жилок крыльями. Она была не изумрудной, как в фильме, а скорее металлической, серьезной.

Стрекоза сидела неподвижно, цепляясь крошечными лапками за гладкую поверхность. И смотрела. Её огромные, выпуклые фасеточные глаза были обращены прямо на Лизу.

Легенда из теле передачи пронеслась в голове: «взвесить душу… отделить храбрых от трусов».

Сердце Лизы заколотилось. Это была случайность, конечно. Насекомое заблудилось в каменных джунглях. Но что-то внутри настойчиво шептало, что это – не случайность. Это был Знак. Вызов.

Она медленно, почти ритуально, подняла ладонь и прижала ее к стеклу изнутри, напротив крошечного существа.

Стрекоза не испугалась. Она лишь слегка пошевелила крыльями, словно проверяя их готовность к полету. Её холодная, нечитаемая натура будто говорила: «Я вижу тебя. Я ждала. Что ты выберешь? Остаться муравьем? Или вспомнить, кто ты?»

За спиной у Лизы щелкнула замочная скважина. Игорь вернулся с работы. Привычный спазм страха и желания угодить пробежал по ее спине. Она отпрянула от окна, как школьница, пойманная за запретным занятием.

Когда она обернулась, чтобы встретить мужа, на ее лице уже была привычная маска спокойствия и покорности. Но глубоко внутри, там, где только что была пустота, теперь сидела стрекоза. И ее хрупкие, стальные крылья впервые за двадцать лет дрогнули, готовясь к взмаху.

Глава 2. Возвращение с небес на землю

Щелчок замка прозвучал как выстрел, разрывающий заколдованный мир, в котором парили стрекозы и жили смеющиеся девушки с фотографий. Лиза вздрогнула и отпрянула от окна, словно пойманная на преступлении.

Вошел муж Игорь. Он не просто входил в помещение – он заполнял его собой, резкими звуками, запахом. Квартира как будто стала меньше. Громко швырнул ключи в блюдо на тумбе. Кинул пальто на вешалку, и оно повисло криво, небрежно. Не нагибаясь, стянул ботинки, измазанные уличной грязью, и оставил их посреди прихожей.

Он не посмотрел на Лизу. Его взгляд скользнул по ней, как по предмету мебели – проверил, на месте ли, и пошел дальше. Воздух сгустился, наполнился его энергией – тяжелой, требовательной.

– Ужин будет через полчаса. – тихо сказала Лиза, и голос ей показался чужим, как будто тиски сжали горло.

Игорь что-то буркнул в ответ, уже исчезая в дверях своего кабинета. Дверь он не закрыл – ему должно быть все слышно, он должен контролировать, что происходит в квартире.

Лиза стояла, прижав ладонь к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Отпечаток ее руки все еще был на стекле, а напротив, с внешней стороны, все так же сидела стрекоза. Немой свидетель. Судья.

Прошло полчаса. Лиза накрывала на стол, всё еще находясь в состоянии нереальности после встречи со стрекозой. Внезапно тишину квартиры взорвал голос мужа из кабинета:

– Лиза! Иди сюда!

Она пошла, предчувствуя бурю. Игорь стоял посреди комнаты, лицо его было искажено раздражением.

– Где папка с договорами по «Северному» проекту? Я же сказал, она должна быть на столе! Ты что, вообще ничего не можешь сделать нормально? Весь порядок нарушила своим мытьем!

Он размахивал руками, водя ими по полкам, и с раздражением смотрел на Лизу. Вот, мол, смотри – ничего нет на месте. Лиза, не говоря ни слова, подошла к шкафу, к той самой полке, где лежал ее альбом, и с нижней секции аккуратно вынула синюю папку. Документы лежали ровно на том месте, куда он их сам положил вчера.

– Вот она, – сказала Лиза, протягивая ему папку.

Он выхватил бумаги, его глаза зло сверкнули. Придирка не удалась, но это его не остановило. Его взгляд упал на окно в гостиной, на тот самый след от ее ладони.

– А это что? – он язвительно фыркнул. – Ты всю квартиру перемыла, даже в кабинете у меня порылась, а на окнах следы оставляешь? Я тебе сколько раз говорил, что порядок в доме – это лицо хозяйки. У тебя его нет. Как свинья, ей богу! Тебе всего-то дома надо порядок поддерживать да еду готовить, ты и этого не можешь. Я целыми днями вкалываю, чтобы мы могли жить не хуже людей, и хочу, приходя домой расслабиться в чистоте и тишине. А теперь бесит всё…

Обычно эти слова заставляли Лизу съеживаться, оправдываться, бормотать о том, что не успела или не купила моющее средство. Но сегодня привычные слова ударились о что-то новое, твердое, что начало формироваться внутри. Лиза не ответила. Просто смотрела на мужа. И это молчание, эта непривычная тишина в ответ на его укор, казалось, разозлила его еще больше.

– Мы ужинать будем из конца-то в конец? Или стоять будешь? – бросил он, разворачиваясь и уходя на кухню.

Ужин прошел в гнетущем молчании. Он ковырял вилкой в запеченной курице с розмарином.

– Ты сама хоть пробуешь, когда готовишь? Суховато и недосолено. Неужели нельзя научиться готовить за двадцать лет?

Она смотрела на его руки – ухоженные, с дорогими часами. Руки, которые никогда не мыли посуду, не гладили рубашки, не стирали пыль с полок. Руки, которые последний раз касались ее с неохотой, по обязанности, лет пять назад.

После ужина Игорь, не помогая убрать со стола, удалился в ванную. Сквозь приоткрытую дверь доносились звуки душа, бритвы, фена. Потом он вышел – в свежей рубашке, с ароматом дорогого парфюма в воздухе. Он выглядел оживленным, собранным, даже помолодевшим.

– У меня деловая встреча, – бросил он, не глядя на нее, поправляя манжеты у зеркала.

И тут ее осенило. Как удар под дых. Тихий, беззвучный, но от которого перехватило дыхание и потемнело в глазах.

Он идет не на деловую встречу.

Все сложилось в одну ясную, ужасающую картину. Его придирки – не просто дурной характер. Это потребность унизить ее, чтобы оправдать свое поведение. Его оживление, парфюм, новая рубашка. Эти «встречи» по вечерам уже несколько месяцев. Она была так слепа! Так удобна. Ясно, как день – у него любовница!

Муж ушел, хлопнув дверью. Квартира замерла в гробовой тишине. Лиза медленно опустилась на пол в прихожей, на то самое место, где он оставил свои грязные ботинки. Слез не было. Был только ледяной холод внутри и осознание всей глубины своего падения.

Она упала с небес, где парили стрекозы и витали призраки ее утраченной молодости и лёгкости. Упала на жесткую, холодную землю реальности. Ее муж не просто не любил ее. Он презирал её и использовал. И, скорее всего, все эти годы изменял. Нет, не последние месяцы, а годы…

Лиза сидела на холодном паркете, обняв колени, и смотрела в пустоту. А за окном, в черной бархатной тьме, все так же сидел ее стальной ангел-хранитель, ее тотем. И в его неподвижности читался уже не вопрос, а приговор.

«Ты все видишь. Что ты будешь делать? Неужели так и будешь сидеть, сложа руки?»

Глава 3. Ползи… Нет, улетай!

Лежа в постели на краю огромной семейной кровати, Лиза не спала. Рядом место было пусто, одеяло не смято. Игорь не вернулся. Тишина пустой квартиры давила на уши, но внутри у Лизы стоял оглушительный гул.

Теперь, когда слепая повязка, которую она сама нацепила на себя, упала с глаз, воспоминания накатывали одно за другим, ясные и безжалостные. Случайный парфюм в машине, который Игорь объяснил тем, что подвозил коллегу. Скрытые улыбки в телефон, когда он думал, что Лиза не видит. Постоянные «срочные совещания» в пятницу вечером. Лиза всегда верила. Вернее, заставляла себя верить, потому что правда была слишком страшной. Признать это означало признать, что последние двадцать лет ее жизни были не просто ошибкой, а циничным фарсом.

Нет, Игорь не всегда был таким! Лиза помнила его другим, любящим, заботливым. И кадры их совместной жизни сейчас мелькали в памяти. Вот её пятый курс. Она по настоянию родителей выбрала «правильную профессию» провизора. «Не вечно же тебе скакать по цветочкам! Надо и о жизни думать!» – заявил папа, и она сдалась. Забросила танцы и фотоаппарат и пошла изучать латынь и химию. Пять лет в университете были для неё мучением, но вот уже весна, и она чувствует, что скоро СВОБОДА! И её крылышки снова начали трепетать, в ожидании взрослой жизни. А где весна и лёгкость – там и «любовь нечаянно нагрянет»

Игорь появился в ее жизни не студентом, а уже молодым, амбициозным инженером. Он был воплощением той самой силы, которой так не хватало ее робким, вечно сомневающимся ухажерам. Он не строил глазки, он смотрел прямо. Не мямлил, а говорил четко и веско. Он был восхищен Лизой – ее легкостью, ее смехом, ее глупыми рисунками на полях конспектов. Он заваливал ее цветами, водил в рестораны, о которых она только слышала, и его галантность заставляла ее таять. Он был каменной стеной, о которую, как ей казалось, можно было разбить все свои юношеские страхи и неуверенность.

Их свадьба прошла, как в голливудских фильмах. Он все организовал сам. «Ты ни о чем не беспокойся», – говорил он, и для нее, вечно суетящейся и сомневающейся, это было блаженством. Она с радостью уступила ему бразды правления, видя в этом не контроль, а заботу. Первые годы… они и правда были счастливы. «Дом – полная чаша» – это про них. Он строил карьеру, она создавала уют. Они были идеальной командой.

На третий год их семейной жизни он сказал: «Нам пора задуматься о ребенке», – и ее сердце затрепетало от счастья и гордости. Это был следующий, правильный шаг в их идеальной жизни.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Беременность наступила не сразу, а через три месяца случился выкидыш. Игорь искренне горевал вместе с Лизой. Он был заботлив, говорил «ничего, все получится», приносил чай в постель. Но постепенно в его глазах появилась тень усталости. Ее болезненность, слезы, необходимость беречь себя – все это выбивалось из графика его отлаженной жизни. Его бизнес в логистической компании, в котором часто приходилось ездить в командировки, требовал отдачи, а дома его ждала не бодрая, энергичная жена, а бледная, убитая горем женщина.

«Тебе не надо так выкладываться на работе, – сказал он как-то. – Перейди на полставки. Побереги себя». И она, жаждущая облегчить свою вину перед ним за неудачу, согласилась. Это было первой ступенькой вниз. Она сама, добровольно, сделала свой мир меньше.

Она постепенно становилась… домашней. Ее яркие платья сменились практичными брюками и футболками. Разговоры о книгах и искусстве – обсуждением цен на продукты и новых штор в гостиную. Она становилась удобной. Предсказуемой. И он привык. Восхищение в его глазах сменилось снисхождением, а потом и вовсе потухло. Его бизнес шел в гору, он вращался в новых кругах, общался с женами партнеров – успешными, подтянутыми, с блестящими карьерами. А его жена… простая домохозяйка. Да еще и бездетная. Эта мысль, как червь, точила и его, и ее.

И вот уже его забота превратилась в раздражение. Его уверенность – в авторитарность. Его право решать – в тиранию.

«И в этом виновата не только он, – с жестокой ясностью подумала Лиза, ворочаясь на простынях. – Я позволила. Я так хотела быть за каменной стеной, что сама превратилась в плющ, который эту стену оплел. А потом устала и позволила себя отравить. Я стала инертной. Удобной. И он… он просто перестал меня замечать. Как перестают замечать воздух, которым дышат».

От этой мысли стало не больно, а страшно. Осознание соучастия в собственном падении было горше любых обвинений в адрес Игоря. Он строил для неё тюрьму, а она молча подавала ему кирпичи.

И именно это осознание стало последним толчком. Больше ни одного кирпича! Ни одной уступки в обмен на иллюзию безопасности.

Она повернулась и уткнулась лицом в подушку, но уже не чтобы плакать, а чтобы вдохнуть запах собственного решения. План побега, который крутился у нее в голове, обрел новую, стальную основу. Она сбегала не только от него. Она сбегала от той женщины, в которую сама себя превратила. И впервые за долгие годы ей стало по-настоящему страшно. И так же невыносимо интересно.

Тихая решимость, что родилась при виде стрекозы и окрепла за ужином, уже не шептала, а кричала внутри: «Беги! Ползи из этого ада, из последних сил ползи» Слово отзывалось эхом во всем ее существе. Пока тебя не раздавили окончательно, не стерли в пыль, как надоевшее насекомое.

Слово «ползи» разбудило в Лизе одно воспоминание. Ей девять лет, лето она проводила в гостях у бабушки с дедушкой в небольшом селе. Деда она любила, потому что он рассказывал ей много интересного о природе. В тот день она гуляла с дедом недалеко от озера. Сотни радужных стрекоз летали вокруг. Лиза с восхищением рассматривала одну стрекозу, которая присела на травинку. Дедушка подошел и, увидев заинтересованный взгляд внучки, сказал.

– Лиза, а ты знаешь, что стрекозы не умеют ползать? У них такие конечности, что стрекозы ими практически не используются для передвижения по земле и траве, и служат им только для посадки и взлёта.

Маленькая Лиза удивленно стала рассматривать большие бесполезные лапки насекомого. А дед продолжал.

– Зато стрекозы самые лучшие летуны в мире насекомых! Они – единственные насекомые, способные к реактивному полёту. Они могут летать задом наперёд, зависать в воздухе и развивать скорость до шестидесяти километров в час!

Почему сейчас Лиза вспомнила этот разговор с дедом? «Не могут ползать…» Мысль молнией осенила её. «Не могут уползти. Зато могут улететь!»

Да, она не уползет из этого болота, она должна отсюда улететь! Но как? Этот вопрос, как бетонная стена, вставал перед ее новорожденной отвагой.

Где жить? У нее не было своего угла. Родители в другом городе, да и перед ними ей было стыдно – они ведь предупреждали, что Игорь ей не пара. Друзья… Какие друзья? Они давно отсеялись, не выдержав ледяного высокомерия Игоря.

Деньги. Это было самое больное. Она работала провизором в аптеке на полставки. Эту работу Игорь разрешил ей «для тонуса, чтобы не деградировала». Ее зарплата была мизерной. И что она с ней делала? Тратила на «домашние мелочи»: на новый коврик в ванную, на дорогой чай, который любил Игорь, на подарки его племянникам. Себе она покупала одежду в дешевых магазинах, последний раз – год назад, тот самый серый спортивный костюм и поношенный халат, в котором сейчас и ходила по дому. Она всегда жалела на себя, считала свои потребности чем-то второстепенным.

Игорь давал ей деньги на продукты, коммуналку, бытовую химию. Он зарабатывал хорошо, очень хорошо, но постоянно твердил о необходимости «экономить и копить на большую цель». Сначала это была ипотека, потом машина, потом гараж, теперь – дача. Эту дачу Лиза ненавидела лютой ненавистью. Это была не зона отдыха, а филиал ее кухни под открытым небом. Каждые выходные – толпа его коллег, друзей, родни. И она, Лиза, бегающая между мангалом и столом с закусками, вечная официантка, повар и уборщица в одном лице.

Она сжала кулаки под одеялом. Нет. Больше – нет.

Словно в ответ на эту мысль, в ее сознании, холодно и четко, как бизнес-план, начал оформляться «План Побега».

Шаг первый: Деньги. С завтрашнего дня вся ее зарплата идет не в общий котел, а на отдельный, тайный счет, который она откроет в ближайшем же банке. Ни копейки на дом. Ни одной лишней траты на себя. Только самое необходимое. Ее зарплаты хватит разве что на съемную комнату на окраине, в каком-нибудь старом доме. Но это будет «ее» комната. Ее крепость.

Шаг второй: Подработка. Нужно больше денег. Но что она умеет? Разбираться в лекарствах? Ее образование и опыт заточены под аптеку. Может, взять больше ставок? Или… И тут она вспомнила. Вспомнила старый фотоаппарат, пылящийся где-то на антресолях. Вспомнила, как в юности обожала ловить кадры. Это было хобби, не более. Но разве не с чего-то маленького начинается большое?

Мысль была пугающей и пьянящей одновременно.

Шаг третий: Информация. Она понятия не имела, как проходит развод, на что она может претендовать. Боялась даже думать об этом. Но теперь она позволила себе подумать. Нужно будет все выяснить. Тихо, осторожно. А еще надо самой искать квартиру, перевозить вещи. Хотя, сколько их там, её вещей…

Рассвет заглядывал в окно, размывая очертания мебели. Игорь так и не вернулся. Но его отсутствие больше не причиняло боли. Оно было удобным. Оно давало ей пространство для маневра.

Лиза встала с кровати, подошла к окну. Стрекозы уже не было. Но она знала – она никуда не улетела. Она просто стала невидимой, поселилась где-то в глубине её души, цепляясь острыми коготками за сердце.

Лиза посмотрела на свое отражение в темном стекле. В ее глазах, обычно потухших, горела теперь одна-единственная мысль, твердая и ясная, как алмаз: «Я улечу!»

Глава 3. Фасеточный взгляд

Муж вернулся лишь под вечер, как ни в чем не бывало. От него пахло дорогим кофе и чужим офисом, но не было и намека на стыд или объяснения.

– Завтра едем на дачу, – бросил он, проходя в кабинет. – Приедут моя сестра с семьей и родители. Приберись там и закупись продуктами. Чтобы все было достойно.

Фраза «моя сестра» прозвучала как обвинение. Сестра Игоря Ирина всегда смотрела на Лизу свысока, жалея «бедного Игоря», которому досталась такая непутевая жена.

Раньше новость о семейном застолье заставила бы Лизу внутренне сжаться. Сейчас же она лишь прочертили еще одну линию в ее Плане побега. Она молча кивнула, уже составляя в голове список. Не продуктов, а того, что нужно сделать на следующий день. Всё, ждать больше нельзя! Нужно открыть счет в банке. А, может, попробовать взять небольшой кредит? Еще нужно купить сим-карту для тайных звонков, ведь она знала, что Игорь может проверить историю её звонков.

По дороге на дачу Лиза вспомнила, как они с Игорем мечтали создать свой загородный уютный уголок, где можно отдохнуть после работы. Участок по меркам СНТ большой, почти пятнадцать соток. Старый яблоневый сад, банька, уютный домик-теремок. Правда, уже обветшалый, в стиле советских профессорских дач 70х годов. Это сейчас Лиза ненавидела дачу, но тогда, пятнадцать лет назад она была счастлива, её хотелось выращивать в этом тихом месте цветочки и зелень к столу, сидеть с Игорем вечером в беседке и пить травяной чай.

Но счастье не длилось долго. Вместо уютных семейных вечеров с мужем у костра, начались набеги родственником на выходных. Мать Игоря презрительно кривила лицо, глядя на старый домик. «Игоряша, ты уже большой человек, тебе по статусу не положено иметь такую дачу. Я тебе дам телефон строителей, они тебе настоящий достойный коттедж построят, а не это старое убожество!» И вот вместо аутентичной дачи на участке стоит дом в стиле модерн.

Дальше – больше. Игорь, начитавшись о вреде современных магазинных продуктов, заявил, что летом надо бы на даче выращивать овощи для здорового питания. Он был помешан на своём здоровье. Но сам, конечно, на грядках ковыряться не собирался. «У тебя все равно времени много свободного, вот и вырастишь нам огурчики с помидорками. Свежий воздух опять же, всё лучше, чем в городе пылью дышать». И Лиза безропотно ухаживала за грядками, которых с каждым годом становилось всё больше. А каждую осень – заготовки. Сотни баночек с лечо, огурчиками и салатами. Да еще и ведра яблок надо было переработать со старых яблонь. «Чтобы ни один витамин не пропал!» Восклицал Игорь, потрясая пальцем. И она «сохраняла витаминки»…

Но не это было самым страшным, а еженедельные «семейные» встречи на даче. Не те, о которых мечтала Лиза, а со всей толпой родственников и их детей. И для всех Лиза была прислуга «принеси-подай – иди прочь!» Сначала на всех готовь, потом пол ночи отмывай посуду. А все или уезжали сразу после бани и шашлыков, или укладывались спать в их новом монструозном доме. А это опять с утра всем прислуживать…

На даче начался привычный ад. Ирина с матерью Игоря восседали в креслах, как королевы, требуя то чаю, то подушек попышнее. Мужчины жарили шашлык, громко обсуждая политику и цены на бензин. Дети носились по участку, вытаптывая клумбы, за которыми Лиза ухаживала все лето.

И вот, в самый разгар суеты, пока Лиза накрывала на стол, ей в голову пришла смелая и безумная мысль. Возможно, это была стрекоза, пролетевшая над столом, а может – просто накопившаяся ясность. Она отложила салфетки и, подойдя к Игорю, тихо, почти робко сказала:

– Игорь, я тут подумала… Может, мне пойти на курсы фотографии? Чтобы хоть какое-то хобби было. А то дома одной скучно.

Он обернулся, посмотрел на нее с нескрываемым презрением.

– Фотография? – фыркнул он. – Лиза, не неси ерунды. Это занятие для бездельников. Ты лучше займись тем, что у тебя хоть как-то получается – поддерживай порядок в доме. Не до глупостей сейчас.

Раньше эти слова убили бы в ней всякую надежду. Сейчас же, глядя в его самодовольное лицо, она почувствовала не боль, а холодную, стальную решимость. Она искусно изобразила на лице обиду, опустила плечи и отошла, бормоча: «Да, конечно, ты прав…»

Но внутри все кричало: «Нет!»

Почему именно фотография? Лиза не могла объяснить это рационально. Но она вспомнила стрекозу на стекле. Ее огромные, сложные глаза, состоящие из тысяч линз. Каждая линза видела свою, маленькую часть мира, а мозг насекомого складывал их в единую, невероятно четкую картину. Фотоаппарат – это и есть такой фасеточный взгляд. Он дробит реальность на кадры, позволяя увидеть то, что не видно невооруженным глазом.

Взяв свой старый, пыльный зеркальный фотоаппарат, чудом сохраненный на антресолях, она почувствовала, как в руках оживает часть ее старой, «стрекозиной» сущности.

Лиза не стала снимать пейзажи или натюрморты. Она начала снимать гостей и праздник, на котором она была обслуживающим персоналом.

Она подняла камеру и посмотрела в видоискатель.

И мир перевернулся.

Вот Ирина: ее рот искривлен в сладкой улыбке, но глаза пусты и холодны. Щёлк!

Вот свекровь: ее поза выражает томную негу, но пальцы судорожно впились в подлокотник кресла. Щёлк!

Вот Игорь: он размахивает шампуром, изображая радушного хозяина, но взгляд его скользит по жене с раздражением. Щёлк!

Через объектив они перестали быть пугающими судьями. Они стали… карикатурами. Набором масок и неискренних жестов. Лиза, невидимая за камерой, вдруг увидела всю фальшь этого спектакля.

И тут ее пронзила странная, пугающая мысль: «Я – хищник. А они – моя добыча. Я фиксирую их слабости, их фальшь. Я вижу их насквозь».

От этой мысли стало страшно. Она не была жестокой. Но вслед за страхом пришла волна незнакомой, опьяняющей силы. Это не была сила разрушения. Это была сила вИдения. Правды.

Она опустила камеру. Никто не заметил ее съемки. Для всех она так и осталась невидимкой. Но что-то внутри нее изменилось безвозвратно. Она больше не была жертвой в этой истории. Она стала наблюдателем. А значит, рано или поздно, она должна была превратиться в действующее лицо. И когда это случится, у нее уже будет оружие – ее фасеточный взгляд, запечатлевающий правду.

Глава 4. Твоим крыльям нужно солнце!

Семейные посиделки – это ад! Пустые разговоры, обжираловка и суета. Лиза никогда не понимала этих сборищ за столом. Но жизнь с Игорем приучила её к этой воскресной традиции, принимать их, как должно, безропотно.

Хотя в этот раз прошло всё по-другому. Лиза уже не тяготилась своей ролью «радушной» хозяйки, а вернее прислуги. Она как будто смотрела на всё со стороны, понимая, что скоро жизнь её пойдет по другой тропинке. Было только спокойствие и тихая уверенность, которая гасила шум застолья.

На следующий день, с заявкой на кредит в сумке и дрожью в коленках, Лиза вышла из банка. Девушка за стеклом благосклонно кивнула: «Соберите документы с работы, и все будет в порядке». Эти слова звучали как магическое заклинание, открывающее дверь в другую жизнь. Теперь она могла снять небольшую, но свою комнату. Как ни экономь, а мизерной зарплаты на съем жилья Лизе не хватало, а кредит в 150 тысяч давал ей не просто надежду, а реальную возможность вырваться от мужа.

От переполнявших ее чувств, страха и странного восторга, Лизе захотелось просто посидеть, перевести дух. Она зашла в небольшой парк и опустилась на первую же свободную скамейку, закрыв глаза, подставляя лицу слабому осеннему солнцу.

Ее покой нарушил грубый голос:

– Эй, бабка, подвинься! Место людям занимаешь!

Лиза открыла глаза. Перед ней стоял высокий мужчина в спортивном костюме, а рядом, на скамейке, сидела хрупкая пожилая женщина в элегантном плаще и изящной шляпке. Она читала книгу, не обращая на хама никакого внимания.

– Я с тобой разговариваю! – мужчина повысил голос.

Женщина медленно подняла на него взгляд. Он был не сердитым, а театрально-изумленным. Она выдержала паузу, приподняв тонкую бровь.

– Ах, милейший, – ее голос, низкий и поставленный, прозвучал, как удар гонга. – Вы, видимо, перепутали меня с кем-то, кто обязан вам подвинуться. Это моя скамейка! Я здесь мыслю. А мысли, как известно, требуют простора. Так что отойдите, вы мне загораживаете солнце. И не смейте больше называть меня «бабкой». Я – Маргарита Павловна. Запомните. А теперь – марш!

Она произнесла это с такой неоспоримой королевской уверенностью, что мужчина, пробормотав что-то невнятное, попятился и ушел. Маргарита Павловна удовлетворенно хмыкнула и вернулась к книге.

Лиза сидела, завороженная. Она никогда в жизни не думала, что так можно. Чтобы женщина, да еще в годах, могла так легко, почти играючи, поставить на место грубияна. Это было не хамство, а высшая степень самоуважения.

Их взгляды встретились. Глаза Маргариты Павловны были не старыми – они были мудрыми, ярко голубыми и пронзительно-добрыми.

– Испугались? – спросила она у Лизы.

– Нет, – честно ответила Лиза, и сама удивилась. Она не испугалась. Она восхитилась.

– Вот и славно. Страх – это ржавчина для крыльев.

В этот момент на плечо женщины села маленькая стрекозка, переливаясь на солнце слюдяными крылышками. У Лизы перехватило дыхание от мистического совпадения. Опять! Этого не может быть, это не реально…

Дама увидев изумленный взгляд Лизы, отложила книгу и пристально посмотрела на неё, словно читая ее, как открытый текст.

– Милый мой ребенок, – тихо сказала Маргарита Павловна, и в ее голосе не было жалости, а было какое-то древнее, глубокое понимание. – В ваших глазах… я вижу стрекозу. Вот такую же, как сидит у меня плече. Но сейчас осень, и стрекозка замерзла, притихла. Еще немного холода, и она умрет.

Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Словно эта незнакомка заглянула прямо в ее душу. Ведь она и была той умирающей стрекозой, замерзающей в холоде и пустоте брака.

– Но ваша стрекоза не умрет, – продолжала женщина. – Она просто забыла, что такое свет. Стрекозы ведь солнечные создания. Они не могут летать в пасмурную погоду, им нужно тепло. Просто согрейте ее своим светом. Позвольте себе погреться. И вы увидите – она еще жива.

Лиза слушала Маргариту Павловну, боясь дышать. Каждое слово отзывалось в её душе. Но как? Как снова научиться светить, чувствовать тепло?

Они просто сидели и смотрели, как алые листья клена медленно парили в воздухе. И правда, откуда стрекоза осенью? Их время ушло. А может, эта стрекозка прилетела персонально для Лизы?

Маргарита Павловна с улыбкой посмотрела на Лизу.

– Деточка, позволь узнать ваше имя? – спросила она.

– Лиза.

– О! Какое у вас нежное и сильное имя! Идеально для стрекозы, которую вы носите в своём сердце.

Лиза засмущалась, но ей было приятно слышать эти слова.

– Хотите историю? Я очень люблю разные мифы и легенды. Так вот, в Японии стрекоза «томбо» считается национальным символом отваги, силы и счастья. Самураи наносили её изображение на доспехи и рукояти мечей как талисман, приносящий победу. А еще в Японии есть остров Стрекоза – Акицу-Сима. Есть легенда, что однажды император Ямато поднялся на холм Ваки Каму-но Хацума, чтобы увидеть красоту своей страны, увидел насколько прекрасен этот остров. И назвал он его Островом Стрекозы, потому что его очертания напоминают это насекомое.