Он видел всё
1993 год
Солнечный свет, пробиваясь сквозь полупрозрачные шторы, мягко освещал комнату, заливая её тёплым, золотистым светом. Всё в ней дышало спокойствием и лаской: светлые пастельные оттенки обоев, белоснежная мебель с гладкими, закруглёнными краями. Напротив книжного шкафа, уставленного яркими детскими книжками с большими, радостными иллюстрациями, стоял стеллаж, наполненный доверху игрушками.
Маленькие машинки с яркими кузовами стояли рядом с громоздкими трансформерами, блестящими Барби и Кенами, очаровательными гномиками, пёстрыми калейдоскопами, заводными лягушками и петушками, с крутящимся волчком, звенящим металлофоном, упрямой неваляшкой и горой цветных кубиков. Рядом с этим игрушечным богатством стоял жёлтый детский столик, за которым две куклы с кудрявыми волосами и большими, выразительными глазами пили чай из миниатюрных пластмассовых чашечек. В воздухе плыла лёгкая, успокаивающая мелодия, доносившаяся от нежно-розовой музыкальной карусели, медленно вращающейся над колыбелью, где только что проснулся младенец. Малыш, курносый и очаровательный, словно ангел, зевает, потягивая в разные стороны крохотные ручки и ножки.
К кроватке на цыпочках крадётся девочка четырёх с небольшим лет. Несколько прядей её тёмно-русых волос выбились из тугих косичек, обрамляя лицо с большими глазами, которые с любопытством наблюдают за младенцем. В одной руке девочка держит за растрёпанное ухо плюшевого мишку. Она улыбается и показывает игрушку малышу. Тот агукает и восторженно дрыгает ножками, реагируя на девочку с мишкой. Казалось бы, нет на свете более умилительной картины.
Но внезапно девочка на секунду оборачивается и смотрит на дверь. Слегка замешкавшись, она снова наблюдает за младенцем. Постепенно её улыбка сходит на нет, а выражение лица становится ледяным и безразличным. Девочка достаёт из-за спины подушку и подносит её к лицу всё ещё радостного малыша. Плюшевый медведь падает на пол под монотонные звуки вращающейся карусели.
Глава 1. Особенный ребёнок
Наши дни
Любовь резко вскочила с кровати, схватившись за горло и учащённо глотая ртом воздух, словно задыхаясь. Её симпатичное лицо выглядело сегодня помятым, как после бурной ночи. Хотя… похоже, она и вправду перебрала вчера.
Массируя пульсирующие виски, Люба заметила на полу пустую бутылку из-под вина и всмотрелась в этикетку. Странно, она никогда не любила полусладкое. Что на неё вчера нашло, вспомнить пока не получалось.
Скинув одеяло, Люба уставилась на пустую половину огромной кровати. Подушка лежала идеально ровно, без единой вмятины, а значит, он не ночевал дома. Опять… Задумчиво проведя ладонью по белоснежной простыне, она дотянулась до телефона и набрала номер.
На экране высветилось «Миша», но гудков не последовало, лишь высокочастотное пиликание эхом зазвенело в голове, и противный голос следом сообщил, что «Абонент недоступен». Сбросив вызов, Люба только сейчас заметила на дисплее время: «8:02».
– Твою ж мать! – прохрипела она ещё сиплым спросонья голосом и, схватив стакан воды с прикроватной тумбы, жадно осушила его.
В половине девятого Любовь уже должна была сидеть в кабинете своего психоневролога, но в это время она ещё с мокрыми после душа волосами носилась по комнате в поисках своего любимого ярко-голубого брючного костюма, который пошили по индивидуальному заказу. Последний раз она должна была быть в нём как раз-таки вчера.
Неужели можно напиться настолько, чтобы ничего потом не помнить? Люба каждый раз клялась себе, что бросит злоупотреблять алкоголем, но эта клятва осталась лишь на словах.
Костюм так и не нашёлся, а одеваться абы как Любовь не привыкла, поэтому ей понадобилось ещё минут двадцать, чтобы собрать новый образ, сделать хотя бы минимальный макияж и хаотично уложить волосы.
В девять двадцать Люба сидела напротив Олеси Владимировны, своего психоневролога, милой, спокойной и уравновешенной женщины сорока пяти лет. Из-за опоздания непутёвой пациентки той пришлось двигать остальные записи и перестраивать весь график приёмов, вот она и смотрела выжидающе на жадно пьющую воду Любовь.
Наконец Люба поставила стакан на стеклянный журнальный столик. Стильно одетая во всё чёрное, она сидела напротив врача, облокотившись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. Теперь женщину можно было рассмотреть во всей её природной красе.
Да что тут говорить, внешне она выглядела очень эффектно. Стройная и ухоженная шатенка с тёмно-карими, почти чёрными глазами и прямыми волосами, слегка «зализанными» и заправленными за уши, как у моделей на показах Fashion TV. В свои тридцать четыре года женщина смотрелась лет на десять моложе. Возможно, решающую роль играли гены, а может – отсутствие детей, мужа и в принципе семейного быта с прочими хлопотами.
Хороший заработок позволял Любови не готовить, а питаться в ресторанах или заказывать еду, пользоваться услугами клининговой компании, путешествовать и расслабляться в спа и салонах массажа.
С одной стороны – не жизнь, а сказка, с другой – отношения с её мужчиной Михаилом стали напоминать эмоциональные качели. Совместное будущее они не обсуждали, их связывал прекрасный секс, и на этом, пожалуй, всё. И хоть Люба не относила себя к ревнивым женщинам, частое отсутствие Михаила дома в последнее время её сильно напрягало. Но больше всего её тревожили постоянные кошмары, от которых не спасали ни снотворные, ни алкоголь.
Любовь потянулась к графину, чтобы налить ещё воды. Олеся Владимировна, делая пометки в ноутбуке, недовольно покосилась на часы.
– Любовь, с вами всё в порядке? – наконец прервала она молчание.
– Да-да, просто вчера немного не рассчитала силы с вином… Похоже… я ничего не помню, – закусила губу Люба.
В серых глазах Олеси Владимировны читалось разочарование.
– Мы с вами уже обсуждали, что те лекарства, которые я выписываю, несовместимы с алкоголем.
– Простите, больше не повторится, – без тени раскаяния протараторила Люба.
Олеся Владимировна открыла толстый блокнот и бегло просмотрела последние записи.
– Тогда продолжим, – щёлкнув ручкой, она что-то подчеркнула в своих заметках. – Я проанализировала нашу последнюю встречу, и у меня возник ещё один вопрос. Попадали ли вы в какие-либо экстремальные ситуации в детстве?
Люба молчала, то ли стараясь что-то вспомнить, то ли пытаясь уловить суть вопроса.
– Физические, эмоциональные травмы… Может, что-то похожее из ваших однотипных ночных кошмаров, про которые вы мне рассказывали? – уточнила Олеся Владимировна.
Любовь подалась вперёд, оперлась локтями на колени, подперев подбородок кулаками, и уставилась в пол.
– Я ничего подобного не помню… В принципе я себя осознанно помню лишь лет с восьми-десяти.
Олеся Владимировна отложила блокнот, подвинулась ближе к ноутбуку и громко застучала по клавиатуре.
– Вам придётся пройти ряд психологических тестов, – не отвлекаясь от монитора, проговорила она серьёзным тоном. – Список анализов выпишу отдельно. Возможно, потребуется сделать МРТ головного мозга. Дальнейшая медикаментозная терапия будет зависеть от результатов.
Дойдя до последней графы с заключением, Олеся Владимировна взглянула на растерянную пациентку и допечатала: «Испытывает постоянные проблемы с воспоминаниями детских событий». Распечатав документ, она добавила:
– И допейте всё, что я вам назначила в прошлый раз…
– А МРТ зачем? – перебила её Люба. – У меня что-то не так с головой? Это из-за панических атак?
– С головой у вас всё в порядке, но для полной картины МРТ всё же лучше сделать. – Олеся Владимировна заглянула в свои записи и ещё раз что-то подчеркнула. – Вернёмся к вашему повторяющемуся сну. Что за девочка душит вас подушкой? Сестра?
– Я не знаю… Но по ощущениям похоже на неё. Я всегда просыпаюсь на этом моменте, и мне будто нечем дышать. Но во сне девочка старше меня, а Катя ведь младше. Всё как-то спутано.
– Как складываются ваши отношения с сестрой в настоящий момент?
Разговор прервала вибрация телефона. Люба взглянула на мигающий дисплей с именем «Катя» и фотографией улыбающейся светловолосой девушки с милыми ямочками на щеках. Впервые за утро Любовь расслабилась, даже усмехнулась и взяла трубку.
– Легка на помине. Я перезвоню, я тут немного…
Стало тихо. Олеся Владимировна отвлеклась от своих записей и заметила, как её пациентка побледнела, а её улыбка сошла на нет. Прошло несколько секунд, после чего женщина выронила телефон, не закончив разговор.
***
Любовь пулей влетела в открытую нараспашку квартиру своей сестры, не заметив полицейских, чуть не сбив с ног стоявшую в коридоре пожилую соседку и какую-то женщину, похожую на работника скорой медицинской помощи. Из квартиры доносился пронзительный детский крик.
Люба замедлила шаг и, пытаясь успокоить учащённое дыхание, прошла на кухню, с ужасом увидев, как накрывают тело сестры. Трясущимися влажными ладонями женщина зажала рот, её резко замутило, перед глазами всё поплыло, голоса слились в единый гул.
Через несколько минут, выйдя из ванной комнаты с мокрым серо-зелёным лицом и размазанной вокруг глаз тушью, Люба бросилась в комнату, откуда слышались истошные крики.
Медбрат лет двадцати пяти пытался успокоить орущего десятилетнего мальчика. Ребёнок бился в истерике и кусался, не выпуская из рук ярко-фиолетовый альбом для рисования.
– Да что б тебя! Неси успокоительное для мальчика! – крикнул медбрат женщине, стоявшей с пожилой соседкой. – Тихо, парень, тихо! – продолжал держать он заходившегося в плаче ребёнка.
– Отпустите его! – подбежала к медработнику Люба. – Он не выносит грубых прикосновений. У него свои особенности развития.
Мужчина растерянно опустил руки.
– Аутист что ли?
Люба не ответила, а лишь злобно сверкнула чёрными глазами на непутёвого медработника. Мальчик сел рядом с ней и, обхватив колени, принялся раскачиваться вперёд-назад, словно маятник. Его рассеянный взгляд был направлен куда-то вперёд, не фокусируясь на чём-то конкретном.
Люба суетливо осмотрела детскую. Первым, что попалось ей на глаза, был стеллаж со стопкой разноцветных альбомов. Она вытащила чистый, схватила стакан с фломастерами и осторожно наклонилась к ребёнку.
– Артёмка, привет! Тётя Люба нашла тебе чистый альбом, зелёненький.
Артём наконец-то затих. Он не посмотрел на Любу, но ярко-фиолетовый альбом, который держал до этого в руках, аккуратно положил рядом, взял фломастеры, разложил их по очереди в идеальный ряд, открыл чистый лист зелёного альбома и приступил к рисованию.
Люба медленно выдохнула и вышла из детской. Краем глаза она заметила, как криминалист делает фотографии и что-то записывает в блокнот.
Около кухни стояли врач скорой и соседка. Люба старалась не смотреть на тело, но тошнота всё равно подступала. Соседка вытирала носовым платком покрасневшие глаза.
– Это я вам звонила с Катиного телефона. Я нашла её на полу в кухне и сразу же вызвала скорую, думала, что она просто потеряла сознание, а врачи уже после осмотра тела уведомили полицию.
Женщина-врач ушла в комнату к криминалисту, где они оба принялись что-то увлечённо обсуждать, параллельно делая записи.
Соседка подошла ближе к Любе и почти шёпотом сказала:
– Я тут краем уха услышала, как они говорили что-то про оторвавшийся тромб…
– А как вы вообще попали в квартиру? —перебила её Люба.
– Я каждое утро выношу мусор. Сегодня, как обычно, прохожу мимо Катиной квартиры и слышу сильные крики ребёнка. То, что её сын периодически, так сказать, орёт, я привыкла, но чтобы так долго… – Соседка замолчала, пытаясь вспомнить все детали. – В общем, возвращаюсь я уже без мусора обратно, – продолжила она, – снова подошла к Катиной квартире, стучусь в дверь. Мне никто не открыл, а вопли мальчика стали только сильнее. Я потянула за ручку, вот дверь и открылась.
– То есть она была не заперта на ключ?
– Либо ваша сестра забыла закрыть, либо мальчик баловался. Я подумала сначала, что она ушла куда-то, а про Артёмку забыла. И уже на кухне я увидела лежащую на полу Катеньку, а её бедняга-сын стоит такой рядом с телом со своим альбомом для рисования и раскачивается туда-сюда, завывая, как волчонок. Жалкое зрелище.
Соседка замолчала и высморкалась. Люба терпеливо ждала, чтобы узнать, что было дальше.
– Я сразу вызвала скорую, думала, Кате просто плохо стало. Подойти к телу побоялась, мальчика тоже решила не трогать. Ваша сестра рассказывала про его особенности. Хорошая она… была.
Тут соседка и вовсе разрыдалась. Любовь, еле сдерживая слёзы, попыталась взять себя в руки, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и, мысленно считая до десяти, подошла ближе к входной двери, осматривая замочную скважину.
– Получается, дверь была открыта, но замок при этом не взломан… Скажите, к ней накануне в гости никто не приходил?
– Я ничего такого не слышала. Катя же всегда либо дома с сыном занималась, либо в клуб с ним ездила. Это всё, что я про неё знаю.
– Точно! Клуб! – Люба судорожно принялась рыться в сумочке, достала телефон и вышла за дверь на лестничную площадку. Она хотела обратиться за помощью к близкой Катиной подруге по клубу особых мам, Юлии, с запоминающейся фамилией Стриж.
***
Юлия Стриж, привлекательная блондинка с большими синими глазами и умным, а не кукольно-пустым взглядом, относилась к тем редким женщинам, которые обладают минимумом ненужных эмоций, аналитическим умом и уравновешенной психикой. Она всегда элегантно и дорого одевалась, независимо от того, куда ей на надо, на работу или на прогулку.
К своим тридцати девяти годам Юлия накопила колоссальный юридический опыт. Раньше она работала в следственном комитете, а несколько лет назад, после раскрытия дела об убийстве любовника её родной сестры , открыла с партнёром агентство и по сей день занималась частной практикой и как известный в узких кругах специалист иногда консультировала правоохранительные органы
Помимо предоставления услуг адвокатам защиты, она также работала и на частных лиц: дела о подозрениях в измене, споры между отдельными людьми и компаниями, а также криминальные дела, где обвиняемые хотели большего, чем могло предоставить государство. К Юлии обращались и те, кто считал, что полиция недостаточно тщательно разобралась в их деле.
Четыре года назад Юля стала мамой девочки Евы, светловолосой, с ангельскими кудряшками. Роды прошли благополучно, в срок, без каких-либо осложнений, малышка развивалась без отклонений. Но в два года счастливые родители обнаружили странности в поведении ребёнка. Неожиданные пронзительные крики, стихающие лишь тогда, когда сил уже не оставалось ни у кого, дефицит общения с окружающими и полное отсутствие зрительного контакта – всё это вызывало у Юли и её мужа тревогу.
Люди со стороны осуждающе качали головой, «я ж матери» на детских площадках перешёптывались между собой, мол, какое у девочки плохое воспитание и куда смотрят её родители.
Юлия порой думала, что причина бесконечных истерик Евы – её работа, что ребёнок тем самым лишь пытается обратить на себя внимание. Но когда приступы стали повторяться снова и снова, родители решили подключить психологов, неврологов и психиатров. После обследований и тестирований дочки Юля вместе со своим супругом Матвеем услышали непонятные для них три слова: расстройство аутистического спектра.
Не все отцы выдерживают такой груз ответственности. Но Матвей относился к настоящим Мужчинам, с большой буквы «М», и с первых дней активно принимал участие в воспитании Евы. Именно он нашёл на просторах интернета клуб для особенных мам и их детей. Там Юля быстро завела знакомства с такими же женщинами и сразу нашла общий язык с матерью-одиночкой Катей, женщиной с ангельским лицом и добрым сердцем.
На своём дне рождении Катя лично познакомила новую подругу со своей старшей сестрой Любой, и та увидела в Юле человека, на которого можно положиться в любой ситуации. Но именно о такой ситуации, как сегодня, она могла подумать в последнюю очередь.
***
Юлия работала в гостиной за ноутбуком в окружении аккуратно сложенных стопок бумаг и юридических фолиантов и что-то сосредоточенно печатала. За соседним столом сидела Ева и, слегка покачиваясь, собирала паззлы, Матвей помогал ей в таком сложном деле. Когда зазвонил сотовый, девочка прикрыла одной рукой ухо, но от игры не оторвалась. Юля потянулась за телефоном и, взглянув на дисплей, удивлённо приподняла брови.
– Алло! – сделала она небольшую паузу. – Да, Люба, здравствуйте… узнала.
Слушая путанный быстрый рассказ, Юлия поменялась в лице.
– Когда? – медленно закрывая ноутбук и откладывая в сторону все бумаги, прошептала она. После недолгого молчания добавила поникшим тоном: – Уже еду.
Матвей, оторвавшись от игры с дочерью, обеспокоенно посмотрел на супругу. Юлия растеряно подошла к нему и обняла.
– Случилась беда с одной из наших мамочек из клуба. – Её голос слегка дрожал. – Я только узнаю подробности и сразу вернусь.
Матвей поцеловал жену. Он уже привык к подобным спонтанным отъездам, поскольку не понаслышке был знаком со спецификой её работы. Поэтому даже не стал задавать лишних вопросов. Он знал: внешнее спокойствие супруги скрывало сильную тревогу.
Юля на ходу кидала документы в сумку, параллельно набирая чей- то номер. Уже из дверей эхом донёсся её уверенный и твёрдый голос:
– Приветствую! Теперь и мне нужна твоя услуга…
Полтора часа спустя Юлия и Люба стояли на застеклённой лоджии Катиной квартиры. Люба нервно курила, время от времени бросая тревожные взгляды на кухню, где люди в форме методично фотографировали, делали записи, упаковывали в пакеты посуду и тщательно протоколировали свои действия.
Юля, с состраданием посмотрев на Любу, сказала:
– Молодец, что сразу мне позвонила. Отошла немного?
– Пока ещё до конца не осознала, что сестры больше нет. – Любовь потушила сигарету и полезла в карман за следующей. – Спасибо за помощь. Мне больше не к кому было обратиться. Ты так быстро всех на уши подняла.
– Мне несложно, я хоть и отошла от следственной работы, но часто консультирую, скажем так, серьёзных дядь. Я им – они мне.
Люба подошла ближе к Юле и, обернувшись, заговорила тише обычного.
– Я хочу узнать, что случилось с сестрой. Тромб или внезапная остановка сердца – это что-то из области фантастики. Она никогда не жаловалась на здоровье.
– Ну а если всё-таки допустить эту вероятность?
– Даже если представить такую ничтожно малую вероятность, почему тогда дверь была открыта? Артём не умеет открывать и закрывать замки, я это точно знаю.
Любу передёрнуло от клубов дыма, которые она сама же вокруг себя и создала. Она потушила только что начатую сигарету, бросила её в переполненную пепельницу и зашла из лоджии обратно на кухню. Юля молча пошла следом. Они направились к детской комнате, где сидел десятилетний Артём.
– Артёмка единственный свидетель случившегося, следов взлома нет, и, сама понимаешь, от него мы ничего не услышим. – Юлия внимательно разглядывала мальчика.
– Но Катя как-то умудрялась с ним общаться по карточкам…
– Это чтобы лучше распознавать его эмоции и показывать свои, но он не в состоянии по этим карточкам рассказать то, что мы хотим услышать, по себе знаю, – опустила глаза Юля.
– И что дальше? – Люба смотрела, как Артём с отрешённым взглядом перебирал паззлы, раскачиваясь на стуле.
– Если судмедэксперты ничего не обнаружат, ДНК-анализы ничего не дадут, тут я уже буду бессильна, прости. – Юля по-дружески сжала руку Любы. – Теперь ты его ближайший родственник и поддержка. Будет сложно, но ты в любой момент можешь обратиться за помощью.
– А твоя дочка тоже не разговаривает? – спросила Любовь.
– Ева произносит отдельные звуки, но ей всего четыре. Надеюсь, что прогресс впереди, – Юля мечтательно улыбнулась. – Твоя Катя научила меня оптимизму.
В этот момент Артём уронил один из кусочков паззла. Он начал растерянно перебирать оставшиеся, затем отвернулся в сторону и, недовольно завывая, принялся бить себя кулаком по голове. Люба тяжело вздохнула, массируя пульсирующие виски.
– Увы, но, похоже, родители передали львиную долю оптимизма только Кате, – и, на секунду задумавшись, продолжила: – Если б они были живы, то не перенесли бы её потери. Катя всегда была всеобщей любимицей.
Привыкшая к подобному поведению детей Юля спокойно приблизилась к Артёму, подобрала упавший кусочек и вернула мальчику в руки. Артём тут же успокоился. Юлия обернулась к Любе.
– Ты справишься. Ради Кати…
***
Люба всё ещё спала после бессонной ночи, проведённой под аккомпанемент бесконечных странствий Артёма по квартире. Михаил уже проснулся, взял с прикроватной тумбы пустой стакан и, зевая, направился на кухню выпить чашечку кофе.
Михаил жил с Любой чуть меньше года. Они составляли яркую и эффектную пару. Правда, иной раз даже смазливой от природы Любе приходилось прикладывать усилия, чтобы внешне затмить своего спутника. Михаил относился к тем мужчинам, которых называют метросексуалами. В тридцать пять лет – ни единой морщинки, всегда идеально уложенные волосы, фигура слеплена благодаря почти ежедневным походам в спортзал. Он не жалел денег на парфюм, походы к косметологу, стилисту, массаж и маникюр с педикюром. При чём в нём не было ничего женственного, напротив, орлиный нос, хищный взгляд, ямочка на волевом подбородке и низкий тембр голоса придавали его облику яркой брутальности.
На первый взгляд – мечта любой женщины, но Люба знала цену такого спутника. В подобных парах мужчины любят себя больше. А о том, как они наслаждаются женским вниманием, она убедилась уже через месяц их совместной жизни. В последнее время их отношения сводились преимущественно к отличному, порой даже дикому сексу, но, судя по всему, Михаилу и этого было мало, раз он позволял себе пропускать ночи дома под предлогом дружеских посиделок. Но Любе нравилось, что они были парой, как на картинках Pinterest, завидной для всех, хотя и без душевного обоюдного тепла. Тратить время на подобное им было некогда; каждый был зациклен на себе. Однако такие союзы, как правило, счастливы лишь до поры до времени и редко заканчиваются «и жили они долго и счастливо».
Так что вполне логично, что Михаил не проявил восторга от появления особенного ребёнка в доме. Об аутизме он слышал лишь отдалённо, поэтому к жизни под одной крышей с Артёмом был, мягко говоря, не готов.
По пути на кухню Михаил заметил открытую дверь в туалет. Полуголый Артём смывал своё нижнее бельё в унитаз и с явным удовольствием на это смотрел. Мужчина раздражённо сорвал банное полотенце с крючка и швырнул в Артёма.
– Ты совсем больной? Прикройся!
Артём стоял неподвижно, отводя взгляд.
– Прикройся, я сказал! – перешёл на крик Михаил.
Артём продолжал раскачиваться на месте, но через пару секунд начал бить себя по голове.
Люба проснулась от детского завывания и, машинально сбросив с себя одеяло, тут же побежала на звук.
Взбешённый сожитель схватил Артёма за плечо и потащил из туалета в коридор. Мальчик неожиданно со всей силой укусил мужчину за руку, оставив на ней красные вмятины.
– Вот, гад! – разъярённый Михаил замахнулся на Артёма.
Любовь увидела это, и перед ней внезапно возникло что-то похожее на воспоминание из прошлого или галлюцинацию: она увидела себя в детстве.
Её видение было расплывчатым, словно в расфокусе. Вот она стоит, маленькая и беззащитная, а рядом – женщина, чьё лицо неразличимо, лишь смутные очертания и движения. И вдруг Люба слышит свой детский, жалобный голос:
– Не надо, мамочка!
Рука женщины всё вздымается, и девочка получает пощёчину.
Люба вернулась из галлюцинации, но пришла в себя не сразу. Она потрогала щёку – всё как прежде: ни боли, ни отёка. Зато она заметила, что Артём, неистово завывая, схватился за свою щёку. Михаил испугано обернулся.
– Люб, он сам меня вывел…
– Пошёл вон! – перебила она его неестественно спокойным тоном.
От неожиданности Михаил застыл на месте. Но через секунду осмелел.
– А знаешь, ты и сама ненормальная. Вместо того, чтобы отдать его туда, где за ним достойно присмотрят, ты готова разрушить свою личную жизнь.
Не дожидаясь ответа, с намёком на окончание разговора, он направился в спальню одеваться. Артём продолжал выть, но уже на тембр пониже. Любовь, медленно закипая, стояла на месте.
– О какой личной жизни идёт речь, когда ты приходишь ночевать через день? – заорала она в сторону закрывшейся двери в спальню.
Зазвонил телефон. Люба краем глаза взглянула на дисплей и вспыхнула ещё сильнее. Убежав в ванную комнату, подальше от криков мальчика, она, медленно выдохнув, взяла трубку.
– Мария Сергеевна, доброе утро! Простите, неважно себя чувствую. Я как раз хотела сама звонить, предупредить, что взяла больничный на несколько дней.
Начальницу, судя по всему, такой ответ не очень обрадовал, потому что Люба долго слушала монотонный голос в трубке и периодически закатывала глаза. Всё навалилось, как снежный ком, и как раз тогда, когда это было совсем не нужно. Женщина даже не понимала, на кого злиться.
– Я обязательно доделаю всё до конца недели. Спасибо… – Люба повесила трубку. Она закрыла глаза и облокотилась на раковину, но тут же услышала злорадный голос Михаила:
– Посмотрим, надолго ли тебя хватит! – Он демонстративно громко хлопнул входной дверью, заставив Артёма снова завыть, ещё громче.
Любовь принялась растирать виски, включила холодную воду и несколько раз умылась, но щёки всё равно горели. Она открыла зеркало над раковиной и взяла с полки пару пузырьков с лекарствами. Высыпав на ладонь три капсулы, Люба попыталась выровнять учащённое дыхание. Глядя на своё измотанное отражение в зеркале, она набрала номер Юли, но никто не ответил. Тогда Любовь отправила ей голосовое сообщение: «Юль, привет! Приезжай, пожалуйста, я … не справляюсь… и думаю, Артёму будет лучше в специализированном учреждении, а не со мной». На что тут же получила ответ: «Жди! Еду к тебе!»
Через несколько минут Люба медленно вышла из ванной комнаты. Артём, уже успокоившись, стоял у туалета, с интересом наблюдая за тем, как из засорившего унитаза текла вода. Любовь постояла рядом с мальчиком, наблюдая остекленевшим взглядом за этой «картиной маслом», молча вернулась в ванную и выпила ещё пару капсул.
Глава 2. Клуб для особых мам
Клуб для особых мам размещался в помещении бывшей социальной столовой. Его основала местная чиновница, чья внучка родилась с синдромом Дауна. На двухстах квадратных метрах быстро оборудовали несколько игровых, где дети находились под присмотром педагогов, а родители могли общаться друг с другом за чашкой чая или консультироваться с психологом. Это место давало мамам передышку от замкнутого пространства домашних стен и возможность найти поддержку среди женщин, столкнувшихся с похожими трудностями.
Дети разных возрастов играли под присмотром педагогов: кто-то лепил, кто-то собирал конструктор, кто-то рисовал. В числе последних был и Артём. Он сосредоточенно и с большим энтузиазмом выводил на бумаге непонятные каракули, изрисовывая лист за листом с явным удовольствием, и переходил к новому пространству для творчества. Здесь ему явно нравилось. Чего нельзя было сказать о Любе. Она находилась в соседней комнате и чувствовала себя крайне некомфортно.
Рядом с ней за круглым светлым столом сидела Юлия. На столе стояли кружки и ваза с конфетами. Рядом с ними расположились ещё две мамы особенных детей. Люба ловила на себе их любопытные взгляды.
Сначала она обратила внимание на ту, что сидела напротив. Её звали Нелли. Сорокалетняя кареглазая шатенка, одетая в толстовку и потёртые джинсы, худощавая, с уставшим и потухшим взглядом подвинулась ближе к столу, продолжая сверлить глазами Любу. И именно она заговорила первой:
– То есть я правильно поняла, ты сдалась уже через несколько дней? Да Катя в гробу перевернётся, узнав, что ты хочешь отдать её сына хрен пойми куда!..
– Нелли, прекрати! Люба за помощью пришла, ей и так тяжело, – строго, но спокойно прервала её Юля.
– Мне уже четырнадцать лет, как тяжело, но я ни на секунду даже не задумывалась о том, чтобы отдать своих сыновей, – продолжала возмущаться Нелли, затем снова покосилась на Любу.
В комнате повисла неловкая тишина. Молоденькая, миловидная, хрупкая, даже излишне худощавая бледная девушка лет двадцати, сидевшая рядом с Нелли, взяла из вазы конфету и зашуршала фантиком. Девушку звали Майя.
Люба оценивающе окинула взглядом её розовый наряд а-ля Барби.
– Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно, – робко пробормотала Майя себе под нос детским голосом.
Люба с интересом взглянула на Майю, где-то она уже слышала эту фразу. Та продолжала разглядывать обёртку от конфеты. Нелли злобно развернулась к Майе, словно в режиме замедленной съёмки, на её лице читалось всё, что нельзя озвучивать вслух.
В дверях показалась администратор Ирина, она ослепительно улыбалась, подходя к их столу с подносом, на котором стоял чайник с чаем.
Тридцатишестилетняя Ирина выглядела ухоженно и привлекательно. Несмотря на небольшой рост и округлую, немного полноватую фигуру, её очаровательная улыбка, демонстрирующая тридцать два белоснежных зуба, сразу же располагала к себе. Каштаново-рыжие волосы от природы были не слишком густыми, поэтому она предпочитала убирать их в скромный хвост, от чего серо-зелёные глаза казались больше, овал лица выразительнее, а улыбка шире.
Ирина была достаточно начитанной, но это не шло ни в какое сравнение с Майей, для которой цитирование известных писателей или героев книг было словно родным языком. Ира чувствовала себя школьницей, когда пыталась отгадать, кому принадлежит та или иная цитата. Поставив поднос с чайником на стол, она наклонилась к Майе и тихонечко, в полголоса, спросила:
– Лермонтов?
Майя, не произнеся ни слова, лукаво моргнула серыми глазами. Ирина, удовлетворённо улыбнувшись, поставила по центру стола чайник с заваркой.
– Травяной, как вы и просили.
– Тебя только за смертью посылать, – процедила Нелли сквозь зубы.
Ирина, не обращая внимания на язвительное замечание, разлила чай. Наклонившись к Любе, которая выглядела несколько растерянной, она почти шёпотом, но так, чтобы все слышали, сказала:
– Она на самом деле добрая…
– Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые, – задумчиво произнесла Майя, опять глядя на фантик от конфеты.
– Чехов? – Ирина, азартно блеснув глазами, поймала её взгляд.
– Булгаков, – тихо ответила Майя, едва заметно улыбаясь.
– Мой юный литературовед! – Ирина послала Майе воздушный поцелуй и, забрав пустой поднос, вышла из комнаты.
– Червь ты… книжный. – Нелли по-дружески легонько толкнула Майю в плечо, и впервые за время встречи уголки её губ приподнялись в едва заметной улыбке.
Майя, улыбаясь, потянулась за следующей конфетой и быстро отправила её в рот.
В соседней комнате сын Нелли, двенадцатилетний Андрей, подошёл к старшему брату Максиму и забрал какую-то деталь от его конструктора. Максим среагировал на это громким звуком, похожим на вой сирены. Андрей упорно не отдавал деталь, тогда мигом вышедший из себя Максим укусил брата за руку. Андрей зарычал что-то нечленораздельное и принялся раскидывать всё, что так усердно собирал Максим. От шума Ева, дочка Юли, закрыла руками уши, и её плач слился с детским гамом в один душераздирающий хор.
Люба напряжённо прислушалась к хаосу за стеной. Она отодвинулась на стуле и уже хотела встать, но Юлия остановила её, мягко дотронувшись до руки и потянув обратно на место.
– Всё хорошо, им сейчас помогут воспитатели. Мы как раз тут и собрались, чтобы немного выдохнуть, – спокойно произнесла Юля.
– По голосу слышу, мои опять воюют, – усмехнулась Нелли.
Люба не знала, как поделикатнее спросить эту грубоватую женщину, но всё же рискнула:
– А у тебя… У вас, получается, двое с таким диагнозом? Ну… с расстройством…
– Да! Оба аутисты, – отрезала Нелли, её голос звучал резко, как выстрел. – Как только Максу поставили диагноз, врачи тут же засуетились со своими советами: «Рожайте второго, помощник вырастет» и всё в таком духе… – Нелли скривила губы в горькой усмешке. – Но в моём случае два пушечных ядра угодили, мать её, в одну и ту же яму, с разницей в два года.
В воздухе повисла неловкая пауза. Чтобы немного разрядить обстановку, Люба сдвинула чашки и повторно налила всем чай. Из игровой комнаты уже доносились мелодичные звуки фортепианной музыки, и крики в детской потихоньку угасали.
– Я пока не могу привыкнуть к тому, что Артём без стыда может ходить по дому голым или смывать в унитаз всё, что взбредёт в голову, – неожиданно призналась Люба, словно выплёскивая накопившееся.
– У меня в первое время глаз дёргался, то правый, то левый, – спокойно ответила Нелли, – а про тремор в руках вообще молчу. Чего только у меня не было на фоне сильного стресса, аж вспоминать страшно. И только спустя четыре года я перестала принимать антидепрессанты.
– Звучит обнадёживающе, – вздохнула Люба и перевела взгляд на чей-то телефон, энергичная мелодия которого оповещала о входящем вызове.
Майя краем глаза покосилась него, молча отключила звук и включилась в диалог мамочек:
– А меня в любой ситуации спасают книги. Я и дочке их постоянно читаю. Кто знает, может, она вырастет великой поэтессой, – мечтательно проговорила она.
– Ага, и Нобелевку получит, – ехидно добавила Нелли. – Ты «Человека дождя», что ли, пересмотрела? Я за столько лет в своих детях ни намёка на Эйнштейна, ни капли Моцарта не обнаружила.
– Зато у тебя Макс такие сложные конструкции собирает, а Андрей ласковый и общительный мальчик. Главное – не бросать занятия с ними, – подбадривающе добавила Юля.
Нелли, неожиданно оживившись, резко выпалила:
– Да всё это миф… Этот миф о гениальности! К чему обнадёживать себя? Вы же сами видите: наши дети часто зацикливаются на чём-то одном. Вот помните Татьяну? Её сын был помешан на красках. Таскал с собой всевозможные палитры, сам смешивал цвета… И не дай Бог ты перепутаешь сине-зелёный оттенок с оттенком зелёной сосны – всем писец! – Мамы переглянулись. Нелли, закусив губу, продолжила: – Со стороны скажут: «Талантливый колорист растёт!», но мы-то знаем, что это лишь зацикленность, порождающая путаницу в понятиях о настоящих гениях.
– Мне кажется, ты права лишь отчасти, – мягко возразила Юлия.
Пока мамы возбуждённо вели беседу, телефон Майи буквально разрывался от звонков. Она нервно посмотрела на вибрирующий экран и вновь отключила его.
– Ревнивый муж? – бестактно полюбопытствовала Люба.
– Хуже, – ответила за неё Нелли.
Любовь, заметив смущение Майи, хотела что-то спросить, но в дверях снова появилась Ирина с телефоном в руках.
– Девочки, прошу прощения, – виновато, словно провинившийся ребёнок, проговорила она. – Майюш, звонила твоя мама. Просила напомнить тебе о каких-то планах и просит передать, что вам с Машей пора домой. И ещё, – Ирина запнулась, словно не решаясь продолжить, – просит тебя отвечать на звонки, – закончила она с таким жалостливым выражением лица, что стало понятно: ей самой неловко поднимать эту тему при всех.
– Ну что я говорила! – торжествующе провозгласила Нелли. – Хуже ревнивого мужа! – Голос её звучал несколько вызывающе.
– Некоторым ведь больше нечего делать, как только говорить. Есть такое призвание, – процитировала Майя с несвойственной ей резкостью.
Быстро поднявшись из-за стола и поправив платье, Майя, игнорируя Нелли, обняла Юлю и Любу, а затем молча направилась в игровую комнату за четырёхлетней Машей. Ирина укоризненно посмотрела на Нелли, плотно сжав губы.
– Что?! – огрызнулась та. – Только я вижу, что ей пора повзрослеть и принимать решения самостоятельно, без маминого участия? Мне даже муж столько не названивает сюда, сколько её мама.
– Я вообще не помню, чтобы твой муж хоть раз сюда позвонил, даже когда ты сильно задерживалась, – ответила Ирина и, оставив Нелли в недоумении, вышла вслед за Майей.
Нелли залилась краской и почти шёпотом, сквозь зубы процедила:
– Стерва! – Стараясь не смотреть на женщин, она добавила: – Мне тоже пора. Увидимся на неделе, – и торопливо выбежала из комнаты.
Люба и Юля остались одни. Любовь как ни в чём не бывало допивала чай маленькими глотками.
– По дороге сюда ты мне сказала, что это клуб для мам, которые поддерживают друг друга, – издевательски начала она.
Юля устало потёрла переносицу. Она была расстроена, такой балаган здесь случился впервые.
– Но… Я, пожалуй, останусь пока в этом клубе, – неожиданно продолжила Люба, смотря на опустевшие места. – Глядя на то, как у всех тут всё херово – одна цитатами изъясняется и, похоже, и шагу без мамы ступить не может, у другой жизнь вообще не задалась, – мне ненадолго даже как-то полегчало.
Юлия с любопытством рассматривала Любу, с удовольствием уплетавшую конфеты из вазы.
– Вы с Катей такие разные… Она всегда находила нужные слова. И сегодня бы тоже смогла разрулить тут всё, – грустно вздохнула Юля.
– Мне бы для начала в собственной жизни всё разрулить, – протянула ей конфету Люба.
Обе женщины понимающе посмотрели друг на друга и, молча допив чай, направились в игровую комнату за детьми.
Пока маленькая Ева сосредоточенно заканчивала собирать паззлы, Люба и Юля наблюдали, как девушка-педагог занимается с Артёмом. Перед ним лежала тетрадь с разноцветными геометрическими фигурами. Девушка, медленно обводя рукой Артёма контур каждой из фигур, проговаривала её название, нарочито растягивая гласные:
– Тре-ее-ее-уу-у-го-о-ольник. – После того, как она достала и показала мальчику карточку треугольника, она повторила: – Что это?.. Треугольник.
Артём радостно закачался и закивал головой. Девушка ласково погладила его по голове.
– Артём, молодец! Всё, закончили. Теперь помоги мне сложить карточки. – Она подвинула к мальчику коробку, затем встала, подошла к Любе и Юлии и протянула визитку. – Любовь Сергеевна, запишите мой номер телефона. Я пришлю вам несколько рекомендаций по домашним занятиям с Артёмом. И ещё, нужно завести тетрадь и записывать его успехи и… ну, скажем так, неуспехи… Так обычно делала его мама.
– Точно! – подключилась к разговору Юля, – Катя рассказывала, что уже не первый год ведёт дневник наблюдений за Артёмом. Поищи его, может, эти записи помогут тебе быстрее найти подход к мальчику.
– Да, и если найдёте, то можете его продолжать вести для своего же удобства, – добавила девушка педагог.
– Я как раз сегодня собиралась заехать разобрать Катины вещи, – согласно кивнула Люба.
Женщины помогли детям собраться и направились к выходу, Юля, уже у двери, обернулась к стойке администратора.
– Ириш, напомни, когда у нас следующие сборы?
– Так… Завтра и послезавтра. А потом у нас тут встречи с мамами солнечных деток и деток с ДЦП , – пролистывала расписание Ирина, – А потом опять с вами, но там уже будет смена Карины.
– У вас, получается, тут не только дети с аутизмом? – поинтересовалась Люба.
– Клуб открыт для всех мам, столкнувшихся с различными диагнозами своих деток, – улыбнулась администратор. – Просто мамам удобнее общаться группами, по интересам. Но у нас есть, конечно, и общий чат всего клуба…
– Умоляю, только никаких чатов! Ни общих, ни сегодняшних, – громко перебила её Люба. – Мне сегодня сполна хватило и живого общения с ними!
Отвесив пять рукой в воздухе, Люба вышла за дверь следом за Артёмом. Ирина растеряно улыбнулась, провожая взглядом новую, весьма своеобразную участницу клуба. Юля закатила глаза и, послав Ирине воздушный поцелуй, последовала за Любой.
Глава 3. Жуткая ночь
Любовь неуверенно переступила порог Катиной квартиры. Неприятное чувство тревоги сдавливало её грудь, но, сделав глубокий вдох и медленный выдох, она всё же решительно шагнула вперёд. Артём буквально залетел в комнату мамы, огляделся по сторонам и тут же скрылся на кухне. Пробежавшись по всем углам, он уже медленнее побрёл к себе и принялся перебирать корзину с игрушками и альбомами.
Люба прошлась по всей квартире, вспоминая, как оживлённо и тепло было здесь раньше, как хорошо они общались с Катей. Она заглянула на кухню и остановила взгляд на обеденном столе. Воспоминания нахлынули с новой силой: перед глазами появилась картина: на этом самом месте она со своей сестрой сидят за столом, пьют чай и над чём- то весело смеются.
Катя с детства напоминала ангела: натуральная блондинка с ровной кожей цвета благородного фарфора и тёмно-карими глазами. От улыбки на щеках тут же появлялись очаровательные ямочки, делая её лицо ещё милее, а едва заметные морщинки в уголках глаз при смехе придавали взгляду озорства и лукавства.
Откуда в такой хрупкой девушке было столько жизни? Было… Самый отвратительный глагол на свете, безжалостно стирающий всё. Парадоксально, но когда у нас что-то есть, мы порой даже не замечаем этого и не придаём особой ценности, а когда это «есть» превращается в «было», только тогда мы готовы на многое, чтобы повернуть время вспять и всё вернуть.
И всё же, зная, что мы медленно умираем каждый день, каждый час, каждую минуту и секунду, возможно, мы перестанем цепляться за прошлое и научимся ценить настоящее, бережно держась за то, что у нас есть, храня то, что имеем, и с благодарностью вспоминая то, что было вчера.
Не спеша идя по коридору в сторону спальни, Люба вспоминала, как приходила сюда посидеть с Артёмом, чтобы сестра могла убежать по личным делам. Жизнерадостная Катя в такие моменты целовала Любу и сына, кокетливо разглядывала себя в зеркале и убегала ненадолго пожить личной жизнью, даже если эта «личная жизнь» ограничивалась чашечкой кофе наедине с пирожным в ближайшей кофейне.
Добравшись до спальни, Любовь остановилась, взгляд её зацепился за кровать. Прислонившись к косяку, она улыбнулась. В памяти всплыло, как они с Катей валялись на этой кровати в пижамах, окружённые горами попкорна и чипсов, и смотрели фильмы. Катя любила тихонечко тянуть чипсы из тарелки Любы, а та делала вид, что не замечает, но, когда Катя увлекалась фильмом, Любовь так же незаметно перехватывала попкорн. В какой-то момент Катя ловила Любу за руку, та вскрикивала, тарелки переворачивались, и всё заканчивалось взрывом смеха и взаимным закидыванием друг друга остатками кукурузы. А потом они до ночи прибирали спальню, превратившуюся в поле боя.
Спальня Кати была самой маленькой комнатой в квартире, но такой же светлой и уютной, как и все остальные. Если перефразировать известную поговорку: «Покажи мне свою квартиру, и я скажу, кто ты», то Катино жилище отражало её ангельскую душу и жизнерадостный характер в каждой детали. И это было чистой правдой.
Вернувшись обратно в гостиную, Любовь вспомнила ещё один эпизод. Несколько лет назад она зашла в зал с двумя чашками кофе и поставила их у дивана. Сестра, свободно развалившись на нём, что-то увлечённо записывала в увесистую книгу, похожую на дневник. Любовь с любопытством заглянула через её плечо, но Катя сразу закрыла записи и, посмотрев на сестру своим фирменным взглядом с прищуром, как бы намекнула той, что у каждого человека должно быть что-то личное, предназначенное только для него одного.
Вспомнив про дневник, Люба принялась перебирать большой книжный шкаф, стоявший в углу гостиной. Искомый предмет она не нашла, но на одной из полок наткнулась на карточки, которые Катя использовала для общения с Артёмом. На квадратных картонных листочках крупно были изображены различные предметы, действия, эмоции и чувства. Внимательно изучив каждое изображение и подпись к нему, Люба собрала карточки в коробку и понесла в детскую.
Артём молча сидел на стуле в своей комнате, взгляд его был пустым и безразличным. Пока Любовь ходила по квартире, погружённая в воспоминания, он успел идеально расставить игрушки в шкафу – от самых маленьких до самых больших – и разложить альбомы по цветам, следуя принципу «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Любой беспорядок вызывал у него беспокойство и дискомфорт.
– Тётя Люба принесла кое-что и хочет пообщаться с Артёмом. – Она разложила перед ним найденные карточки.
В детской висел яркий самодельный плакат с рожицами, выражающими различные эмоции. Катя учила сына сопоставлять изображение с переживаемой эмоцией, чтобы мальчик научился распознавать свои чувства и понимать, что чувствуют окружающие.
Артём подошёл поближе к плакату и, указывая на изображение мальчика с опущенными уголками губ и сдвинутыми кверху бровями-домиками, закачался, пытаясь скопировать эмоцию печали, нарисованную на картинке.
– Мне тоже грустно, – ласково погладила его по голове Люба. – Как тебя обычно веселила мама?
Ответа не последовало. Рядом с плакатом на стене висел коллаж из фотографий: лица людей, которых Артём должен знать и которым он может доверять. Люба показала на фотографию мамы, затем провела пальцем линию до плаката, указав на нарисованную улыбающуюся рожицу, эмоцию радости.
– Что радует Артёма? – перефразировала она свой вопрос.
Мальчик внезапно перевёл взгляд на Любу. Заметив его интерес, она начала аккуратно перебирать перед ним различные предметы, задерживаясь на каждом на пару секунд и наблюдая за его реакцией. Когда очередь дошла до фломастеров, Артём радостно замычал и несколько раз указал на карточку с изображением радости. Люба едва заметно улыбнулась.
– Ну вот мы и нашли, чем тебе сейчас заняться, – сказала она. – А я пока разберу кое-какие вещи в другой комнате.
Она положила перед Артёмом целую гору фломастеров и альбом для рисования. Мальчик сначала выстроил их в ряд, но на этот раз не по цветам радуги, а от самого светлого к самому тёмному оттенку, после чего с явным удовольствием принялся за работу. Люба оставила дверь в его комнату открытой и снова отправилась в спальню Кати, зная, что если Артём начал рисовать, то это надолго.
Люба зашла в спальню, заправила чистое кремовое постельное бельё и принялась разбирать вещи в комоде и прикроватной тумбочке. Среди документов она нашла тяжёлый фотоальбом и, грустно улыбаясь, открыла его.
Перед ней развернулась вся жизнь сестры, от самого рождения. Рассматривая милые фотографии, Люба увидела и себя. На одном из снимков она, нахмурившись, стояла, придерживая коляску с завёрнутой в пелёнки Катей. Несколько страниц спустя – они, уже взрослые, вместе с родителями сидели за праздничным столом, беззаботные и счастливые. А ещё через несколько – сёстры держали за ручки маленького Артёма, который растерянно отвернулся в сторону…
Закрыв альбом и вернув его на полку, Люба продолжила поиски. В глубине прикроватной тумбочки она обнаружила внушительного размера дневник. Она взяла и его, подивившись его весу, и бегло пролистала страницы.
– Господи, да она «Войну и мир» что ли переписывала?! – вырвалось у неё.
От одного вида страниц, которые предстояло изучить, Любу охватила усталость. С силой захлопнув дневник, она швырнула его на подушку.
Достав из кармана телефон, Люба набрала номер Михаила. Она пыталась ему дозвониться весь день, но безуспешно.
Покусывая ноготь большого пальца, Люба раздосадовано поплелась на кухню в поисках своей сумки. Вытащила из неё бутылку вина, которую она прикупила после посиделок в клубе особенных мам, Любовь налила двойную порцию в фужер и выпила почти залпом.
***
В тот вечер мамочки из клуба нашли занятие каждая себе по душе.
Майя заснула в спальне, выдержанной в сладкой нежно-розовой цветовой гамме, словно детская для маленькой принцессы, в обнимку с дочерью.
Дверь бесшумно приоткрылась, и в проёме появилась Наталья, мама Майи. Именно она звонила дочери во время их встречи в клубе. Сорокалетняя Наталья рано стала матерью и ещё раньше – бабушкой. Она могла бы стать блестящим архитектором, но из-за частых болезней маленькой Майи постоянно брала больничные, что в итоге не устроило начальника, и ей быстро нашли замену. Обиженная на такую несправедливость, Наталья забрала свою клиентскую базу и работала время от времени на дому. Но постепенно сарафанное радио перестало работать, а маленькая дочь забирала последние силы. Сохранились лишь мелкие заказы, которые закрывали базовые потребности, но похоронили все карьерные амбиции женщины.
Наталья выглядела эффектно, хотя и старше своих лет, сказалась двадцатилетняя дружба с сигаретой. Худощавая фигура, резкие скулы – всё это досталось по наследству и дочери. Короткая стрижка, чёрные волосы и неизменная чёрная одежда придавали ей строгости.
Особым пунктиком у Натальи было стремление к идеальности буквально во всём. Если укладывать волосы, то волосок к волоску, если убираться дома, то до блеска, и не дай Бог увидеть соринку. Такой невроз навязчивых состояний появился у Натальи после ухода с работы. Она на время переселилась жить к дочке, чтобы помогать ей воспитывать Машеньку, но это «временно» затянулось на три года. Диагноз внучки она перенесла тяжелее, чем Майя. Но дома она старалась быть главной хранительницей спокойствия, поэтому часто свои истинные эмоции и боль прятала за натянутой улыбкой.
Укрыв дочку и внучку, Наталья заметила под рукой Майи книгу Набокова «Лолита». Аккуратно убрав томик в шкаф, она повернулась к прикроватной тумбочке, чтобы выключить ночник и увидела на экране ноутбука открытые вкладки: список издательств и условия поступления на факультет журналистики. Наталья недовольно посмотрела на мирно сопящую Майю, быстро закрыла ноутбук, выключила свет и вышла из комнаты.
Нелли ещё не спала. Она гуляла с сыновьями, стараясь вымотать их там, чтобы они быстрее заснули от усталости и не крушили перед сном дом.
Каждый день в чате жильцов подъезда она читала гневные сообщения: «Квартира 59, может вы уже прекратите топать и выть в 23:30? Иначе мы снова напишем участковому о нарушении тишины», «Нам что, всю жизнь слушать этот ночной концерт? Сами инвалидами станем от такого!», «Вы, вообще, родители? Сделайте что-нибудь со своими детьми!».
Подобные месседжи сыпались ежедневно. Нелли привыкла к этим нападкам и уже не отвечала – бессмысленно… Легко судить о чужих детях, о чужих родителях и давать советы, когда речь не идёт о твоей собственной жизни.
За долгие годы Нелли смирилась с тем, что её семью сторонятся, боятся. Соседи не желали зла, просто категорически не хотели, чтобы особенные сыновья Нелли приближались к их детям. Она понимала, что это не злоба, а банальный страх перед неизвестным, недостаток информации. Большинство людей до сих пор не умеет общаться с детьми, имеющими особенности развития. Спорить с ними – всё равно что биться головой об стену. Поэтому Нелли просто выматывала мальчишек на улице, стараясь, чтобы к вечеру они израсходовали всю свою неуёмную энергию.
Вдоволь нагулявшись с сыновьями, Нелли тихо зашла с продуктовыми сумками домой. За ней вошли Максим и Андрей с пакетами поменьше. Нелли оставила сумки в коридоре и, прокравшись на цыпочках, заглянула в одну из комнат.
В спальне храпел её муж Данил. На прикроватной тумбе стояли две пивные бутылки, одна – пустая, другая – недопитая. Нелли забрала их и закрыла за собой дверь. В коридоре мальчики уже разбросали яблоки и остальные фрукты и с особым азартом катали их по полу.
Нелли строгим жестом приказала сыновьям идти в ванную умываться, а сама села возле разбросанных продуктовых пакетов и залпом допила содержимое открытой пивной бутылки.
Юлия сидела в гостиной, склонившись над юридическими документами. Уставшие глаза постоянно щипало. Её дочь, Ева, уже крепко спала. В отличие от сыновей Нелли, Ева была ребёнком с чётким распорядком дня, не терпящим изменений. Например, сначала – чистка зубов, потом – туалет. Любое изменение последовательности грозило серьёзными проблемами. Однажды Юлия задержалась в ванной, а Ева, привыкшая сначала чистить зубы, терпела до последнего и в итоге обмочилась у закрытой двери. Случившаяся за этим истерика была ужасной. С тех пор родители неукоснительно соблюдали порядок действий, чтобы Ева спокойно засыпала в одно и то же время. Врачи назвали это ритуальным поведением, которое часто встречается у детей с аутизмом.
Отложив бумаги, Юлия вытянула ноги и потянулась. Матвей бесшумно подошёл сзади, нежно поцеловал её в шею и протянул фужер вина. Юлия расслабленно прикусила губу, прикрыла глаза, захлопнув папку с документами. Вдохнув терпкий аромат, она сделала несколько глотков, повернулась к мужу, взяла его за руку и с игривой улыбкой повела за собой в спальню.
У Любы же вечер продолжался в полном, точнее, пьянящем одиночестве. Она снова и снова набирала номер телефона Михаила, лёжа в постели. Абонент упорно оставался недоступен. На прикроватной тумбе стояла уже наполовину пустая бутылка вина. Люба достала из сумочки таблетки и запила их вином прямо из горлышка. Через несколько минут она уже обнимала подушку, сладко погрузившись в сон.
Сон, однако, оказался неспокойным. Она ворочалась, беспрестанно меняя положение, погружаясь в тревожные сновидения. Казалось, в полумраке спальни неясный силуэт, застывший в углу, наблюдал за ней, следя за каждым вздохом, за едва заметным трепетом ресниц. Люба закинула руку на соседнюю подушку и резко проснулась от того, что её пальцы коснулись чего-то мягкого, тёплого… тела.
Она открыла глаза, вгляделась в окружающую полутьму и с изумлением вскрикнула. Рядом, в бледном свете ночника, лежала Катя. На её лице играла бледная, ироничная, даже пугающая улыбка. Ужас сковал Любу, и инстинкт самосохранения, преодолев разум, толкнул её на отчаянную попытку задушить сестру подушкой.
Проснувшись от собственного крика, Люба с ужасом открыла глаза, сердце бешено колотилось. Она вскочила с постели, включила ночник и с опаской обвела взглядом комнату. Рядом никого не было. Лишь под соседней подушкой лежал Катин дневник. Люба схватилась за голову, в висках словно кто-то орудовал молотком. Она взяла с тумбы телефон, часы показывали пять утра. Только она собралась уснуть, как внезапно услышала странные звуки: где-то в квартире захлопнулась дверь. Люба нащупала выключатель, зажгла свет осторожно вышла из спальни.
– Артём? – тихо позвала она.
Звуки прекратились. Люба зажгла люстру на кухне и направилась к комнате мальчика. Осторожно приоткрыв дверь, она увидела мирно спящего Артёма и, медленно выдохнув, почувствовала, как успокаивается биение сердца. Но странные звуки послышались вновь.
Любовь медленно двинулась к коридору. Её взгляд остановился на шкафу, и она мелкими шажками направилась к нему. Ладони покрылись холодным потом, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. В памяти всплыли все увиденные ею фильмы ужасов, где перед трагическим концом за героем наблюдали из тени. Она представила, как из темной щели шкафа на неё смотрит нечто, и, сглотнув комок в горле, потянулась к дверце. В этот момент из спальни раздался звонок телефона. Любовь вскрикнула от неожиданности, отшатнулась к шкафу и бросилась в комнату. На дисплее телефона светился номер Юли.
– Алло? —выдохнула Любовь, голос её дрожал.
– Что случилось? Ты дышишь, словно марафон пробежала, – обеспокоенно спросила Юля.
– Я на кухне была, воды попить встала… А у тебя что? – Любовь села на кровать и попыталась вытереть липкий пот.
– Это не телефонный разговор. Я приеду через пятнадцать минут. Завари кофе. – Юля повесила трубку, не дожидаясь ответа.
В квартире снова раздался шум. Теперь Любовь действовала решительнее, даже с какой-то внутренней агрессией. Схватив с кухни первую попавшуюся под руку вещь – изящную вазу, – она резко выбежала в коридор, распахнула дверцы шкафа, ожидая увидеть кого-то внутри. Однако в шкафу кроме верхней одежды сестры ничего не оказалось. Рядом, на стене висела связка ключей с брелоком в виде медвежонка. Женщина на мгновение задумалась и убрала её в комод в коридоре.
Спустя двадцать минут приехала Юлия.
Женщины сидели за столом напротив друг друга.
– Не знаю, с чего начать, – Юлия разложила перед собой стопку бумаг.
Любовь вопросительно изогнула брови.
– Начну с причины смерти Кати. – Юлия открыла папку и бегло просмотрела содержимое. – Если без специфических подробностей, судмедэкспертиза установила критическую передозировку барбитуратами, что и привело к остановке сердца.
– Барби… чего?
– Барбитураты, – пояснила Юлия. – Это снотворное, достать его несложно. При сильной передозировке развивается острая сосудистая недостаточность и, если не оказать экстренную помощь, наступает смерть.
– Умышленное отравление или самоубийство? – Любовь замерла, держа в руках чашку кофе.
– Пока неясно. Следов насилия нет. Катя могла принять таблетки сама. Поговаривают, что дело хотят закрыть побыстрее.
– А улики? Что-нибудь нашли?
– В квартире множество образцов ДНК – у Кати, кроме тебя, могли бывать разные люди. Отпечатки Артёма тоже есть. Больше ничего. – Юлия замолчала, пристально посмотрев на Любовь.
– Что-то ещё? – Любовь напряглась.
– Помнишь, когда брали ДНК-пробы у тебя и Артёма? – Юлия вынула лист бумаги и протянула его Любови. – В лаборатории обнаружили нестыковку и решили её перепроверить.
– Я ничего не понимаю, – женщина пыталась разобрать текст.
– Вкратце… Установлено отсутствие родственных связей между тобой и Катей.
– Неродная сестра? – Любовь вскочила из-за стола. – Что за мудаки проводили этот тест?!
– Ошибка исключена. – Юлия забрала лист и убрала его в папку. – Генетический профиль у каждого уникален, но у родственников он схож. Вы с Катей не биологические сёстры. Прости за такие новости.
– А может, и Артём не её сын? Тогда проще будет его… пристроить, – Любовь перешла на истерический смех.
– Понимаю твою реакцию. – Юля сохраняла спокойствие. – Артёма тоже проверили. Он – родной сын Кати.
Любовь бросилась в гостиную и вернулась с фотоальбомом, лихорадочно перелистывая страницы.
– Вот я, вот я с новорождённой Катей, вот мы вместе растём… Как это – неродные? – Со слезами она швырнула фотографии на стол.
Юлия отодвинула альбом и достала ещё один документ.
– Есть ещё один момент… За час до смерти Катя писала тебе сообщение. Вот распечатка переписки… И на чашке были твои отпечатки. Ты правда ничего не помнишь?
Люба выхватила листок из Юлиных рук и принялась читать.
Люба:
«Сестрёнка, жди, скоро приеду, у меня очень важный разговор».
Катя:
«УЖЕ СТАВЛЮ ЧАЙНИК!»
Люба находилась в полной растерянности.
– Я ничего такого не помню, хоть убей. Утром у меня ужасно болела голова. Наверное, перебрала накануне, но, если бы я ездила к Кате, точно бы вспомнила. – Руки её задрожали. – О смерти сестры я узнала только на приёме у психоневролога…
– Успокойся, тебя никто не обвиняет. – Юлия подошла и обняла Любовь. – Я хочу помочь. Возможно, в тот день произошло что-то важное, и ты хотела предупредить сестру. Может, Артём что-то видел, и нам нужно найти способ поговорить с ним. Для этого тебе придётся внимательно изучить дневник Кати, понять, знала ли Катя, что вы неродные сестры, и как она общалась с сыном, чтобы ты тоже могла найти с ним общий язык.
– Мне кажется, ночью тут кто- то был … – Люба не слушала Юлю и нервно грызла ногти.
– Я переживаю за тебя. Давай я сегодня заберу Артёма в клуб, а ты съезди к своему врачу, пусть тебя осмотрит, возможно, пропишет другие лекарства.
Любовь растеряно опустилась на стул, открыла в телефоне свою переписку с сестрой. Все сообщения были удалены. Она взглянула на Юлю, та ничего не сказала, но во взгляде читалось сочувствие.
Глава 4. Дневник
Любовь с тревожным выражением лица сидела напротив психоневролога. Олеся Владимировна держала в руках распечатку результатов обследования.
– Вы вовремя позвонили. Только что пришли предварительные результаты анализов и тестов, и я хотела бы их с вами обсудить.
– У меня участились кошмары и галлюцинации…
– У вас подтвердилась психогенная амнезия, – перебила её Олеся Владимировна. – Это состояние, при котором частично или полностью теряется память под воздействием сильного психологического стресса.
– До визита к вам я думала, что этот день хуже уже быть не может, – саркастически усмехнулась Люба.
– Когда психика человека сталкивается с шокирующими явлениями, она буквально вытесняет связанные с этим эмоции в бессознательное, и человек забывает о произошедшем, словно и не проживал эти события. Если найдём причину ваших прошлых травм, то сможем и восстановить память.
– То есть я… ненормальная?
– Нет, – вздохнула врач. – Другие когнитивные нарушения отсутствуют. Сохранены интеллект, профессиональные навыки, общие знания. Я назначу вам психотерапевтическое воздействие и подкорректирую медикаментозную терапию. И ещё советую вам вести дневник, записывать шаг за шагом свои действия, мысли и чувства.
Любе не хотелось спрашивать и уточнять, она только желала поскорее выйти на свежий воздух. Но к совету доктора всё-таки прислушалась. Через час женщина сидела в кофейне. Она заказала кофе и открыла дневник сестры там, где её записи уже закончились. Поставила дату, но решила посмотреть, что написала сестра накануне смерти.
«Надеюсь, я когда-нибудь доживу до того момента, когда Тёма подойдёт и сам меня обнимет. Тогда я буду самой счастливой мамой на свете…»
У Любы задрожал подбородок, но она взяла себя в руки и продолжила запись.
«26 сентября 2024 года. Сегодня узнала, что я ненормальная».
Люба перечитала строку и сразу зачеркнула. На пару секунд она задумалась, грызя колпачок ручки, и начала писать с новой строки:
«День – полная х…», – не дописав слово, вертевшееся на языке весь день, она снова нервными движениями заштриховала предложение.
Люба грызла ручку и думала о том, что же написать в этом проклятом дневнике. Отвернулась к окну и заметила неподалёку от кофейни на скамейке девочку лет трёх, рядом с которой курила женщина, должно быть, её мама. Любовь невольно стала наблюдать за ними, и на неё нахлынуло видение, как совсем недавно в квартире.
Мир вокруг снова поплыл, словно в тумане. Любовь осознавала, что видит себя, маленькую и беззащитную. Рядом с девочкой стояла женщина. Она курила и пускала малышке дым в лицо. Её рука мёртвой хваткой вцепилась в ладошку Любы.
– Мамочка, мне больно!
Женщина засмеялась и прижала тлеющую сигарету к телу. Раздался пронзительный детский крик.
Любовь резко очнулась, вскочила с места и бросилась в уборную. У зеркала она задрала блузку, провела рукой по небольшому шраму чуть ниже пупка и, одёрнув одежду, несколько раз умылась холодной водой. Тушь размазалась, отчего под глазами появились синяки. Люба достала салфетки, пудреницу и помаду и принялась приводить себя в порядок.
Вернувшись из дамской комнаты за столик, она с досадой обнаружила, что кофе уже остыл. Медленно вдохнув его аромат, она бросила в чашку пару кусочков сахара, размешала их и, сделав несколько глотков, наконец, раскрыла Катин дневник на первой странице, пробормотав:
– Похоже, мне всё- таки придётся тебя прочитать!
Представив, как Катя писала эти строки, Люба взволнованно погрузилась в личную историю сестры. Она прочитала вслух: «Я всегда хотела стать кем-то особенным…»
Катя словно ожила.
***
Семь лет назад, сидя на кухне, она писала первые строки в дневнике:
«Я всегда хотела стать кем-то особенным… Сегодня я узнала, что у Артёма аутизм. Бойтесь своих желаний. Теперь я всю жизнь буду особенная. Особая мама…»
Отвлёкшись от дневника, Катя посмотрела на сидящего рядом беззащитного трёхлетнего Артёма. Он раскачивался на стуле и собирал конструктор. Погладив сына по голове, она услышала в ответ лишь мычание, сын недовольно отдёрнул голову.
Катя взяла телефон и, нервно нажимая пальцами кнопки, набрала сообщение контакту с именем «Олег»:
«Я обещала больше не давать о себе знать, но сегодня я узнала, что наш сын аутист. Мне очень нужны деньги взамен на нашу тайну».
Перечитав текст и заменив слово «наш» на «мой», Катя отправила сообщение. Убрав телефон, она снова переключилась на дневник:
«Не знаю, что произойдёт раньше: либо я сойду с ума, либо Олег меня убьёт».