Нити Тьмы. Книга IV. Олмирен

Пролог

– Опять тебя обижали, Ник?

– Нет, – насупился мальчишка, смотря на своего наставника загнанным, но непокорным волчонком.

– Ты же понимаешь, что, если покажешь им свою силу – можешь навредить? Тогда играть и дружить будет не с кем. Тарноданцы не очень-то спешат переселяться в этот мир, так что новые друзья вряд ли скоро появятся, – задумчиво произнёс Раендариус.

– А как тогда мне сделать так, чтобы меня уважали? – с неподдельным любопытством поинтересовался Ник у марна.

– Все всегда уважают силу, шкет. Каждый человек знает, что марны стоят выше в иерархии этого мира. Их боятся и подчиняются их воле. Как ты мог заметить, это насаждается всюду, чтобы у людей не возникло и капли сомнения в непреложности этой простой истины, – наставник лукаво улыбнулся. – Пока ты не раскрылся, приятели видят тебя своей ровней. Чуйка обостряется только поколения через три, видимо, раньше влияние мира не сказывается. Поэтому они не понимают, кто ты. Не чувствуют. Можем показать, что все эти мальчишки сильно ошибаются на твой счёт. Но – без ненужного насилия.

Глаза мальчонки засияли любопытством и решимостью. Выгадав время, когда его подопечный снова умчался к своим друзьям, Раендариус раскрыл крылья и взлетел.

Быстро отыскав толпу мальчишек, пытающихся задирать Ника, марн приземлился возле них, напугав хулиганов свистом воздуха, разрезаемого специально для пущего эффекта заострёнными перьями. Некоторые даже инстинктивно пригнулись, уличив краем глаза огромную тень с мощными чёрными крыльями. Они испуганно рассыпались в стороны, а Раендариус учтиво склонился перед Ником и уважительно произнёс:

– Господин Канректоник, вас ожидают в Цитадели, – он повернулся спиной к мальчику, предлагая ему забраться на могучую спину, покрытую переливающимися синевой на солнце перьями, в момент ставшими мягкими.

Бросив насмешливый взгляд на выпучивших глаза обидчиков, Ник забрался марну на спину и тот взмыл вверх. Ни к какой Цитадели Раендариус его не понёс, отчего вызвал только радостную бурю эмоций у осознавшего его поступок мальчонки.

Канректон с сыном не общался, приставив к нему своеобразного няньку. Поначалу марна, который был правой рукой самого Артариуса, такая роль жутко раздражала. Однако, спустя пару лет, Раендариус поостыл, понимая, что вины мальчишки в этом нет.

Год от года их отношения крепли. Марн стал относиться к подопечному, как к пасынку, уча его жизни и поддерживая во всём. Ник в своём отчиме-наставнике души ни чаял и был очень сильно к нему привязан.

О судьбе сарнестанов Раендариус знал не понаслышке. Однажды ему даже довелось видеть, как Артариус поймал одного из потомков Властилина, и тащил его, израненного и замученного, к своему хозяину. То ещё зрелище. Чем больше наставник проводил времени с Ником, тем меньше желал ему такой участи.

Достигнув совершеннолетия, парень прошёл раскрытие, но радость от этого события была недолгой. В стенах Цитадели и за её пределами его усиленно стали готовить к битве с оппонентом. Вот только Раендариус, прекрасно осознавая, чем это обернётся в любом случае, не удержался и раскрыл пасынку правду.

В тот самый миг для Ника мир как будто выбили из-под ног. В одно мгновение все его подозрения, и раньше терзавшие душу, встали на свои места.

Единственным выходом из ситуации виделся побег, но один он этого провернуть точно бы не смог. Раендариус помог юному сарнестану бежать из Еленрархинии, но в очередной стычке с нагнавшими их врагами наставник погиб, защищая Ника и заслонив его собой.

Тот день навсегда отпечатался в памяти Канректоника. Самый близкий друг рассыпался пеплом в его руках, а его гнали и травили до последнего, пока Ника не спасло самое настоящее чудо. Обессиленно вывалившись в новый чужой мир, он упал на колени и разрыдался, позже не позволяя этого себе никогда.

После случившегося, Ник больше не хотел никакой связи с треклятой Цитаделью и Властелином. Он взял себе имя, похожее на имя его отчима – Рендис. И, несмотря на всю озлобленность на Канректона, не горел желанием отомстить за мерзкое использование себя в мерзких целях или сломанную судьбу. Вовсе нет. Рендис отчаянно и всеми силами мстил за гибель своего настоящего отца.

И никто, и ничто не могло остановить его в свершении праведной мести.

Алые, словно неистовый пожар, крылья со свистом разрезали воздух. Сарнестанское чутьё вело его к крупному источнику магии и скопления высших где-то впереди. Настолько огромному, что Рендис нашёл бы его даже на другом конце мира.

Чёрная орда кружила несметной тучей, словно вороньё, готовая напасть на цель где-то внизу. Ещё было слишком далеко, но Рендис различил, как стая, повинуясь незримому приказу, ринулась прочь – в сторону опустевшего лагеря сопротивления. Махая крыльями изо всех сил, сарнестан продолжал упорно мчаться к месту битвы. Он не хотел верить, что опоздал, но всё указывало на это.

Густой еловый лес в этом месте расступался, и впереди показалась большая поляна. От устилавшего её пепла, оставшегося от погибших высших, с большой высоты она казалась серым каменным плато. У самой кромки леса Рендис разглядел пару марнов, возвышавшихся над чьим-то телом. Не раздумывая, сарнестан ринулся к ним и с лёту обрушился на них с призванными марнскими мечами, пронзая ими обоих – те даже не успели среагировать и обернуться. Видимо, стояли и выжидали, когда сработает самоутилизация у их жертвы.

Подбежав к израненному Ферсу и упав на колени, Рендис приложил ладони к шее марна, всеми силами стараясь передать ему силу своей души. Сил было совсем немного после нескончаемых порталов, но он не собирался сдаваться. Ужасающе израненное тело не спешило рассыпаться – слабая нить жизни ещё теплилась в нём.

– Не смей, – прошипел Рендис, сосредоточившись на своих действиях. – Не в этот раз…

Мучительно приоткрыв глаза, Ферс уставился на сарнестана пустующим погасшим взглядом. Рендис неодобрительно покачал головой и произнёс, опасливо поглядывая на небо:

– Геройство – это хорошо, когда ты один и тебя некому терять. Ты бы хоть немного о жене подумал и о детях, дурень, – он покачал головой, гоня от себя болезненные воспоминания. – О том, какой ты молодец – от Уртиса услышишь. Наши порталы уже не отследить – они упустили время. Твой план удался. Теперь придётся потерпеть, сразу перенести тебя – может быть глупо, если кто-то решит вернуться сюда с проверкой. Да и эти пропали, – он кивнул на две кучи пепла, оставшиеся от убитых им марнов. – Надёжнее, если будут думать, что ты затесался среди жертв на этом поле… – он окинул взглядом поляну и не удержался от восхищённой ухмылки: – Выглядит потрясающе, ничего не скажешь. Видно, что ты сражался отчаянно, как загнанный зверь.

Рендис тихо присвистнул, обернулся и увидел, что глаза марна вновь сомкнулись. Он склонился к нему, поднял и водрузил себе на плечо. Загребая сапогами устилавший поле битвы пепел, оставшийся после поверженных врагов, сарнестан поплёлся вглубь леса.

Глава 1

Что-то мерно шуршало на задворках сознания. Монотонный белый шум заполнял всё вокруг, обволакивал, укутывал. Левая рука утопала в какой-то невероятной неге тепла, и открывать слипшиеся веки совсем не хотелось. И так хорошо, а за пределами этого кокона бывает очень даже плохо…

Плохо. И больно. Нестерпимо. Мощная волна воспоминаний и осознания докатилась до мозга, и Ферс резко распахнул глаза. Взгляд упёрся в белый ровный потолок. С минуту марн незряче смотрел перед собой, но тепло вокруг его руки усилилось, и он нашёл в себе силы повернуть голову влево.

Рядом с ним сидела Рада, с заплаканными невыспавшимися глазами склонившись над постелью мужа и сжимая его ладонь. В её болезненном взгляде отразилась вся гамма переполнявших Раду эмоций – радость, гнев, грусть и целое море переживаний. Ферс слабо улыбнулся ей, про себя отмечая, что ради этого взгляда и стоило выжить… и жить.

– Давай, – тихо прохрипел он, – я готов хоть целую вечность выслушивать, какой я балбес.

Никаких обвинений или слов укора не последовало, только многозначительный всхлип. Рада подалась вперёд и прижалась своей щекой к щеке мужа, тихо рыдая. Она молчала, но Ферс чувствовал бурю её внутренних эмоций так, как не смогли бы описать и тысяча слов. Слегка повернув голову, он уткнулся носом в мягкие волосы жены и, тяжело вздохнув, также шёпотом, словно боялся проснуться, спросил:

– Неужто мой огонёк меня простила?

Вновь всхлипнув, Рада немного отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них всё-таки появилась тень укора, и она достала из кармана поблёскивающий позолотой медальон мужа. Он по-прежнему был закрыт в знак того, что Рада ни за что бы его не стала открывать. Негодующе качнув головой, Рада утвердительно сказала:

– Я ни за что его не открою. Не смей умирать. Я тебе не разрешаю.

– Не буду, – слабо улыбнулся Ферс, забирая из её рук свою вещь.

Грустно улыбнувшись, он нажал на миниатюрную кнопку на боку медальона. Крышка открылась, и марн протянул его обратно жене, внимательно за ней наблюдая.

Нахмурившись, Рада нехотя приняла медальон и заглянула внутрь. Внутри находился аккуратно сложенный много раз лист бумаги. Ферс еле заметно кивнул на её вопросительный взгляд, и она достала когда-то явно помятый, но бережно разглаженный листок, с интересом его развернув.

Мерное шуршание медицинской аппаратуры в палате нарушил ещё один всхлип. По щекам Рады покатились слёзы, а пальцы задрожали, держа её собственный рисунок. Тот самый, что она рисовала на занятиях, когда решила раз и навсегда от него уйти, а потом выбросила в мусорку. Марн на нём всё также обнимал девушку и укрывал её своим крылом…

– Тот парень, что постоянно пялился на меня на занятиях в университете… Это был ты? – Рада изумлённо уставилась на мужа, ища в его лице подтверждение своей догадки.

– Я, – кивнул Ферс, слабой рукой вытирая с её щёк слёзы. – Вечно этот противный марн за твоей спиной… У меня больше не было возможности видеть тебя, но благодаря системе слежения, я знал, когда ты направлялась в университет. Внушить декану то, что у него новый студент, труда не составило. Прости. Это было… не очень-то здраво.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – Рада убрала рисунок обратно в медальон, закрыла его и вернула Ферсу. – Я не злюсь на тебя больше ни за что. Даже за то, что ты хотел вот так нас бросить. Выплакала уже всё…

– Бросить? – марн непонимающе свёл брови.

– Да вот тоже удивилась. Вроде бы предупреждала тебя, что твоя смерть не будет уважительной причиной для нашего расставания, – она одарила его укоризненным взглядом. – Больше так не делай, пожалуйста.

В янтарных зрачках марна загорелся тёплый огонёк, и он запустил руку в волосы жены, нежно притягивая её к себе. Она счастливо улыбнулась и прильнула к его губам, сухим и немного шершавым, потому что спавшая визуализация обнажила давний ожог, пересекавший часть его лица. Отстраняться совсем не хотелось, только продлить этот миг на целую вечность.

– Как дети? – Ферс отстранился сам, и в его взгляде появилось беспокойство.

– Спят в соседней комнате. Всё хорошо, не переживай.

– А мы где?

– Ты ничего не помнишь? – Рада слабо улыбнулась ему.

– Последнее, что я помню – ухмылку склонившегося надо мной Рендиса, а потом – темнота, – Ферс внимательно ждал объяснений.

– Я пришла в себя через пару часов после нападения уже здесь, – задумчиво произнесла Рада. – Первое, что я спросила – где дети? Меня успокоили, что они спят. И тогда я спросила, где ты? И мне ничего не ответили… Не помня себя, я пыталась тебя отыскать среди спасшихся, среди раненных… Но, каждый, кто мне встречался на пути, отводил глаза или игнорировал. Все как будто знали что-то, чего не знаю я. Мне никогда не было так страшно… Даже когда меня пытался сожрать оренкрат, – она выдохнула. – В итоге меня совсем поглотило отчаянье, и тогда я увидела Рендиса. Он нёс тебя, перекинув через плечо, израненного, но – живого. Тогда первостепенно было тебя спасти… Через пару дней, когда твоё состояние стало стабильным, я вышла прогуляться с детьми и натолкнулась на Кая… – она запнулась, опасливо посмотрев на мужа.

Внимательно слушая её рассказ, на имя вайтана Ферс не отреагировал никак, спокойно смотря на неё и ожидая продолжения истории. Вздохнув, Рада продолжила:

– В общем… он рассказал, что ты решил пожертвовать собой. Балбес, – не сдержалась она, процедив последнее сквозь зубы. – И велел никому за тобой не возвращаться, чтобы нас не выследили. Но… Рендис вернулся. Я подошла к нему, чтобы поблагодарить, а он только отмахнулся и сказал что-то вроде: «хватит всем мирам детей, оставшихся без отцов».

– Ого, думаешь, он про Канректона? – лицо марна не выражало никаких эмоций. Причина поступка сарнестана казалась ему совсем нелогичной.

– Не думаю, – Рада стала в задумчивости гладить мужа по руке. – Отец – не тот, кто породил, а тот, кто вырастил. Мне кажется, Рендис за такую длинную жизнь много кого потерял. Быть может, его по-прежнему задевают чужие смерти… Я с ним не особо разговаривала, но, мне кажется, Уртис ошибается на его счёт.

– Может, приду в себя – поговорю с ним. Отблагодарю, – Ферс развернул руку ладонью вверх, ловя тонкие пальцы жены. – А мы, к слову, где вообще?

– В лагере Рендиса, – ответила Рада. – Вот только лагерем его сложно назвать. Я думала, здесь, как у изгоев – палатки, ну… максимум – шатры. Вот только не учла, что тут безопасно и не от кого прятаться в тени деревьев. За почти тысячелетие своего существования, старший братишка Ники умудрился отгрохать целый город.

– С ума сойти, – изумился Ферс. – Как Ника?

– Плохо, – взгляд Рады стал сочувственным. – Кас… погиб…

– Я видел, – холодно отозвался марн, но взгляд его моментально погас, словно он и сам умер здесь и сейчас. – Я не могу… не хочу в это верить. Так что с Никой?

– С того дня, как на нас напали, прошло две недели… – осторожно поведала ему Рада, прижавшись к его груди. Его тело подрагивало, словно от сильного напряжения, хотя внешне он оставался невозмутим. – Тут только недели странные, не по восемь дней, как у нас, а по семь… но, не суть. Алекс унёс Нику с поля боя, когда… И… Она так и не пришла в себя. Рендис выделил для неё отдельное помещение, но… Кто бы ни приходил к ней, картину видит одну и ту же. Ника не ест, не спит, не двигается, только сидит в одной позе в кресле и смотрит перед собой отсутствующим взглядом. Вот прям совсем пустым – как у куклы. Она не реагирует ни на какие слова или жесты. Словно одна оболочка осталась…

– Понимаю, – отозвался Ферс. – Я переживал смерть брата больше раз, чем кто-либо когда-либо. Со временем, даже такая странность стала для меня привычной. Вот и сейчас нет осознания. Кажется, что всё как всегда – через несколько совершенно пустых лет без него, я снова отыщу его, как и всегда… Ника уже теряла Каса однажды. Боль и гнев – это естественная реакция, когда такое происходит впервые, но потом… Всё меняется. Нужно дать ей время… и смысл жить.

Внимательно посмотрев на мужа, Рада увидела у него взгляд Ники – пустой и безжизненный, словно он и сам вернулся с поля боя не таким уж и живым.

На небольшой асфальтированной площади не было столпотворения, но и малолюдной её тоже было не назвать. Город Рендиса, почему-то названный ведьминским словом Олмирен – что дословно и переводилось как «город Рена» – жил своей размеренной жизнью. В нём обитало много людей и норвов, в этом мире меж собой неразличимых.

Да и высших Уртис здесь ощущал иначе – примерно также, как в Тарнодане, где ведьмаку доводилось бывать крайне редко. Притупленность чувств его раздражала, как и окружение вокруг. Целый город… Скорее похожий на окраины стран марнов и вайтанов – с невысокими домами и узкими улочками, над которыми возвышалась одна-единственная высотка, но сам факт, что население его явно превышало пару сотен тысяч, настораживало и злило.

«Построил себе личную цитадель, мерзавец, – недовольно рассматривая чернеющую поодаль башню, подумал Уртис, – весь в своего папашу…»

Никакого чувства благодарности к Рендису ведьмак не испытывал. Напротив, он был уверен, что именно предатель-сарнестан сдал местоположение лагеря изгнанников. Кому, как не ему, такой поворот событий был на руку?

Выдвигать публичные обвинения Уртис не спешил. Нужны были неопровержимые доказательства. Да и беглецам теперь некуда возвращаться – если их изгонят ещё и из Олмирена, неизвестно, сколько они протянут на перепутье миров. Кто бы мог подумать, что их не два всего… Выживаемость его подопечных волновала Уртиса больше, чем справедливое возмездие. Пока что.

В любом случае, красноглазый сильно сплоховал в своих планах – первый марн погиб, а его жена-сарнестанка, на которую Рендис определённо рассчитывал, вряд ли оправится от потери в ближайшее время, а, быть может, и вовсе никогда не сможет этого сделать.

Последним боеспособным приобретением местного царя стал Алекс, но алерталахский сарнестан был также разбит и подавлен, как и его тайная любовь. Уртис наблюдал его каждый день на другом конце площади. Парнишка понуро сидел на ступеньках крыльца одноэтажного здания, где расположили Нику, почти никуда не отлучаясь. Иногда Алекс заходил внутрь, но через какое-то время возвращался совсем расстроенным, садился обратно на ступени и, облокотившись на колени, запускал руки в белокурую шевелюру, слегка покачиваясь и смотря в пол.

Так и сидел целыми днями, явно застряв в каком-то развивающемся психическом расстройстве. Ведьмак давно догадывался, что наивный юноша покинул своего Властилина не ради мести или собственного спасения, а ради симпатичной девчонки, даже факт замужества которой ничуть не смущал влюблённого парня. А сейчас он страдал, не зная, придёт ли она в себя когда-нибудь после тяжёлой потери.

– Эх, юность… – пробормотал себе под нос Уртис и откинулся на спинку кованной лавки, задумавшись.

Задев никак не отреагировавшего на это Алекса, из здания вышел разгневанный Рендис, а за ним – невысокая красивая женщина, с убранными в высокий хвост пышными волосами и тонкими чертами лица, кого-то напоминавшими. Сарнестан спустился по лестнице и резко обернулся, вспылив, и что-то гневно говоря спустившейся за ним шатенке.

Вопреки ожиданиям ведьмака, она не испугалась красноглазого, наоборот. С вызовом задрав нос, женщина буравила Рендиса гневным взглядом и отвечала в тон ему, импульсивно размахивая руками. Видимо, дойдя до точки кипения, сарнестан раскрыл алые крылья и резко взмыл вверх, направившись к цитадели.

Проводив его недовольным взглядом, женщина явно выругалась и направилась прочь. Уртис поднялся и поспешил за ней – в его голове мелькнула мысль, что союзники лишними не бывают. Тем более те, кто не боится так дерзить местному царю.

– Рендис тебя обидел? – нагнав незнакомку, как будто бы невзначай поинтересовался ведьмак.

– Нет, – осторожно ответила она, смерив его взглядом. – Просто сейчас все на взводе из-за состояния Ники. Всё чего-то от неё хотят, когда моя девочка потеряла любимого мужа. Мерзавцы, – женщина цокнула языком и раздражённо спросила: – А тебе чего нужно, Уртис?

– Гкхм, – удивлённо кашлянул он, удивившись, что его признали, хотя сам ведьмак незнакомку видел впервые. – Да, собственно, того же, чего и всем – понимания происходящего. С кем имею честь…?

– Лия, – перебила его она. – И, так как ты наверняка не в курсе, вот тебе понимание. Я – мать Ники. Именно Рендис спас меня больше двадцати лет назад и помог бежать вместе с дочкой в Тарнодан. Сделал для нас новые документы, с помощью своих связей уничтожил все упоминания о нас и видеозаписи в Лиерархене. Он всегда был рядом, и, чтобы ты там себе в голове не накручивал – у меня ни разу не возникло подозрений, что это всё – ради собственной выгоды. Рендис мог просто отобрать у меня дочь и утащить сюда, но этого не сделал. Более того, он даже не стал настаивать, когда я сама побоялась бежать с ребёнком сюда. Просто. Был. Рядом. Единственным, кому на меня не было плевать. Когда он узнал, что я смертельно больна и нахожусь в больнице Шаертайена, он не бросил меня, хотя, казалось бы, на что я ему теперь сдалась? Рендис забрал меня сюда, как только я смогла передвигаться после операции. Спрятал и постарался дать всё для моего лечения и восстановления. Так что, если ты ищешь себе союзничков для того, чтобы как-то ему навредить – я буду последней, кто встанет на твою сторону.

– Ого, меня бы кто так любил, – ошеломлённый дерзкой речью женщины, пробормотал Уртис. Лия поджала губы и отвернулась, а ведьмак быстро взял себя в руки: – Не хочу я никому вредить. Просто… Видя такие вот… поступки, мне всегда в них видится подвох. Злой и коварный умысел. Жизнь научила не верить в благие намерения и дела, совершённые от чистого сердца.

– Меня тоже, – взгляд Лии смягчился, – но, Рендис всегда доказывал обратное.

– Мать Ники? – смерив её взглядом, искренне изумился ведьмак. – А по виду и не скажешь. Больше десяти лет разницы между вами и не дал бы, – словив на себе лукавый взгляд собеседницы, он смутился и спросил: – Как она?

– В шоке, – коротко ответила Лия, её продолжало мелко трясти от ссоры, но она старалась успокоиться. – Ни на кого не реагирует, даже на меня. Мы уже всё перепробовали, но – тщетно. Мне сложно её понять сейчас, ведь за всю мою жизнь никого, кроме неё, у меня не было. Я не теряла близких… только спасала свою дочь от чудовища.

– Канректон не был близким? – осторожно спросил Уртис. – Говорят, Властелины способны прятаться под чужой личиной, играя в свои игры…

– Не был, – отрезала Лия. – Он со мной… не якшался. Не знаю, как с другими, но ко мне явился таким, какой есть и… – она замолчала, стиснув зубы.

Сжатые в кулаки пальцы побелели, а полный ненависти взгляд уставился на ведьмака, словно он был корнем всех бед. Уртис грязно выругался и уже спокойнее обратился к собеседнице:

– Он за всё заплатит, не сомневайся. Они оба. Чужая жизнь – не игрушка, не фигура на доске, которую можно крутить, как вздумается. То, что ты сделала – настоящий подвиг. Мало кто на такое решился бы. Уверен, однажды Ника это оценит и поймёт. А пока надо бы придумать, как ей помочь. Как бы меня не настораживал и не злил красноглазый – я прекрасно понимаю, что мы на одной стороне. Все распри стоит оставить до лучших времён.

– Если бы могли, уже придумали… – эхом отозвалась Лия, потирая виски. Она слегка пошатнулась, бледнея.

– Тебе плохо? Проводить до клиники? – обеспокоенно спросил Уртис.

– Нет, ничего страшного, – её белое, как мел, лицо говорило об обратном, но она старалась не показать вида. – Последствия болезни. Каждый раз, как понервничаю. Лучше до дома меня проводи, пожалуйста. Мне срочно нужно отдохнуть и прийти в себя.

– Хорошо, показывай дорогу, – ведьмак подставил ей локоть, и Лия повисла на нём, как на спасательном круге.

До дома он практически нёс её на себе. Зайдя в небольшую квартирку на третьем этаже типового для города здания, Лия упала на кровать, потеряв сознание. Ведьмак нащупал у неё пульс, совсем слабый и еле различимый. Организм незримо боролся с какой-то заразой, равно также, как его обладательница боролась с невзгодами всю жизнь.

Губы Лии дрогнули, она нахмурилась в беспамятстве, а на лбу выступила испарина. Бойцов Уртис уважал. Его род всегда был рядом с ним, за его плечами, в каком бы мире ведьмак ни находился. Коснувшись ладонью лба Лии, он обратился к предкам за помощью, и по рукам заскользили бирюзовые нити, отзываясь на его зов.

Спустя пару минут Лия задышала ровнее, расслабившись. Теперь она просто спала, слабо улыбаясь во сне. Уртис непроизвольно улыбнулся сам, накрыв её одеялом.

Как бы он не ненавидел Рендиса, нужно было ему сообщить. Заодно и проверить, так ли был честен красноглазый святоша. Поднявшись, ведьмак вышел, притворил за собой дверь и решительно направился к маячившей из любой точки города башне.

Глава 2

Утренние лучи скользили по крышам, играя бликами на окнах домов. На площади было ещё пусто – городок только просыпался. Когда-то жители назвали его в честь основателя, но ему тогда было всё равно, а со временем название прижилось. Экономической составляющей Рендис никогда не занимался, довольно быстро у сарнестана нашлись помощники, которые лишь изредка советовались с ним – вполне успешно справлялись сами. Даже какие-то дела с местными жителями имели.

На каменную скамью рядом с сарнестаном опустилась одна из его помощниц – Жантарна, каждое утро преследовавшая Рендиса с подробными докладами. Он учтиво её выслушивал – как правило, не слыша практически ничего до слов «на сегодня всё». Сказать старательной марнке, что ему до её стараний дела нет, Рендис не решался, считая неуважением по отношению к её труду.

Сегодня Жантарна не ушла сразу, продолжив сидеть с ним рядом. Рендис вздохнул и вопросительно посмотрел на неё из-под спадающих на лоб непослушных белоснежных прядей. Она откинула за спину струящиеся волосы цвета тёмного шоколада и, натянув на лицо нервную улыбку, поинтересовалась:

– Может быть, заглянешь ко мне сегодня?

– Нет, – холодно ответил Рендис, переводя взгляд на располагающееся на другой стороне площади здание. – Дел по горло.

– Каких? Ты целыми днями тут сидишь! – обидчиво поджала губы марнка.

– Именно. Потому что у моей сестры горе и шок, а я не имею ни малейшего представления, как ей помочь, – Рендис прикусил язык, осознавая, что зря это сказал.

Переключившись на поставленную задачу, Жантарна начала рассыпаться бестолковыми советами, а когда поняла, что сарнестан её совершенно не слушает, замолчала и деланно-сочувственно положила руку ему на колено. Рендис пренебрежительно смахнул ладонь девушки – он ненавидел, когда к нему прикасались без его согласия – и, бесцеремонно отодвинувшись на другой конец скамьи, недовольно пробурчал:

– Со своими делами я справлюсь сам. Если ты не справляешься со своими и тебе нужен помощник – только скажи.

Янтарные глаза марнки полыхнули обидчивым огнём, Жантарна вспылила, импульсивно поднялась и задрав нос, ушла прочь. Рендис провёл ладонями по лицу и выдохнул. Единственная причина, по которой он часто сдерживал себя, чтобы не высказать кому-либо что-либо без прикрас – страх перед предательством. И, как следствие, тяжесть груза ответственности за жизни, которые ему доверили жители города.

Сарнестан никогда никому не признавался и тем более не показывал своих переживаний, но прекрасно осознавал – для пламени, которое пожрёт здесь всё, достаточно одной лишь спички. Он не раз видел, как из-за внутренних конфликтов полыхал лагерь изгоев. Властелины не боялись сопротивления, они просто ждали, пока бунтари переругаются и кто-то сдаст местонахождение лагеря в надежде спасти свою шкуру. И так по кругу…

Олмирен такого не заслуживал, как и жители Третьего мира не заслуживали встречи с воинственными соседями, о которых даже не подозревали. Если о городе узнают хотя бы раз – больше нигде во всех мирах не будет безопасно. Вот и приходилось относиться уважительно ко всем без исключения, даже если порой хотелось сорваться и отвести душу.

Облокотившись о подлокотник скамьи, Рендис помассировал переносицу. К таким карьеристкам, как Жантарна, сарнестан давно привык. За восемьсот лет можно привыкнуть к чему угодно, и просто не обращать внимания.

Ко всему… Вот только… Рендис посмотрел на сидящего на крыльце поникшего Алекса. Вот уже три недели парень не покидал насиженного места, не уходил ни днём, ни ночью. Выдержка у тела сарнестана хорошая, не настолько, как у выведенных в лабораториях марнов, но естественными нуждами можно пренебрегать довольно долго. Долго, но – не вечно.

За прошедшее время Алекс осунулся и выглядел болезненно, словно он был просто человеком. Рендис знал, что это впечатление обманчиво и просто является отражением его внутреннего состояния. Пообщавшись с парнишкой, Рендис пришёл к выводу, что тот слишком уж юн и впечатлителен. И, определённо, несчастно и безответно влюблён в его сестру.

Когда и по каким причинам происходит такое, а потом проходит – Рендис не знал. С ним не случалось привязанности к кому-либо, кроме родителей, а их он любил до сих пор, хотя обоих не было на свете уже много сотен лет. Паршиво. Артариус погиб, а оба юных сарнестана сейчас совершенно бесполезны. Сколько это продлится – оставалось только гадать.

Кроме очередной кучки беглецов с упрямым ведьмаком во главе, как будто бы ничего и не приобрёл. Уртиса Рендис понимал, как и его недобрые подозрительные взгляды в свою сторону. В глубине души сарнестан надеялся, что ведьмак перекипит и успокоится, но шансов на это было мало. Никто не любит отдавать власть, какой бы она ни была.

Ах да, ещё была девчонка-ведьма – Верта, кажется? – но на неё Рендис не рассчитывал по этическим причинам, да и из своих принципов тоже. Помимо прочего, как оказалось, её муж-марн был каким-то непонятным чудом братом Артариуса, и сейчас находился в каком-то странном состоянии после его потери, несильно отличающемся от шока его сестры.

В очередной раз Рендис шумно выдохнул и собрался было уйти, но его внимание привлекла незнакомая ему вайтанка, настороженно направляющаяся прямиком к зданию, в котором находилась Ника. У сарнестана прекрасная память на лица – он помнил каждого жителя Олмирена, в том числе – и вновь прибывших. Девушка точно не была из их числа, от чего Рендис напрягся.

Помимо прочего, для вайтанки выглядела она странно, словно пыталась казаться человеком. В связи с тем, что высшие могли менять внешность, как им заблагорассудится, практически у всех особ женского пола цвет волос мог быть всей возможной палитры. Какие-то обычные цвета ни одна не использовала, опасаясь, что их кто-то мог спутать с норвами. У странной гостьи волосы были светло-русые, забранные в два длинных хвоста.

Никогда бы не обращал на подобное внимания, но паранойя и наблюдательность шансов не оставляли. Вайтанка опасливо озиралась, явно боясь, что её могут остановить, но упрямо направлялась ко входу в здание. Рендис поднялся, опережая её, и преградил ей путь у самого крыльца, угрожающе нависнув над девушкой.

– Дай пройти, – недовольно пробурчала она, пытаясь обогнуть его. То, что путь ей преградил сарнестан, вайтанку ничуть не смутило.

– С чего вдруг? – не позволяя обойти себя, строго спросил Рендис.

– Мне надо к Нике, – закатив глаза, просто ответила девушка.

– Без моего разрешения никому к ней нельзя, – Рендис смерил её недовольным взглядом и спросил: – Ты вообще кто такая и как тут оказалась?

– Вайртенейра, – деланно представилась девушка. – Ну, как? О многом сказало? Этот… как тебя… Рантис? Рестис?

– Рендис, – глухо поправил её сарнестан, обомлев от такой наглости и гневно прищурившись.

– Точно, понапридумывают имён – язык сломаешь! – вайтанка нетерпеливо упёрла руки в боки. – Дай пройти, короче, – Рендис не пошевелился, и она негодующе всплеснула руками: – Да ты чего такой упрямый, как баран? Что я могу сделать сарнестанке? От вас обоих пользы никакой! – она импульсивно махнула рукой в сторону Алекса, и тот поднял на неё отчаянный несчастный взгляд.

– Ты знаешь Нику лично? – медленно спросил Рендис.

– И получше вас, – фыркнула девушка. – Если хочешь, чтобы она пришла в себя, уйди! Чтоб тебя…

– Пока пыль мне не отдашь, никуда не пойдёшь, – спокойно сказал Рендис, сложив руки на груди.

Каких он только спектаклей в своей жизни не видел, но, чтобы ему, могучему сарнестану, кто-то смел в лицо вот так дерзить… С другой стороны, выбор был не велик: девчонка была права – она ничего Нике не сделает и никак не навредит. А вот если сможет вернуть её в сознание – это будет чудом.

– Да подавись ты, – Вайртенейра сорвала с шеи цепочку с ампулой, в которой хранилась аертанская пыль, и бесцеремонно кинула ей в Рендиса.

Тот умело поймал ампулу одним молниеносным движением, но и этой заминки хватило, чтобы девушка юрко обогнула его и направилась внутрь здания. Алекс хотел было тоже помешать ей, но Рендис остановил его, положив ладонь на плечо. Нахмурившись, он недовольно пробормотал:

– Пусть идёт. Мало ли. Нике ничего не угрожает.

Идти за девушкой и контролировать разговор Рендис не захотел. Почему-то ему показалось, что это было что-то личное, и могло сработать только если девушки будут наедине. После того, как Ника не среагировала даже на появление своей матери, сарнестан был готов уже запустить к ней кого угодно, лишь бы подействовало.

Сверкнув в полумраке узкого коридора яркими голубыми глазами, Вайртенейра отвернулась от следящих за ней с порога сарнестанов и уверенно дошла до полутёмной комнаты, расположенной в его конце. Внутри было пусто, только в самом углу на небольшом кресле неподвижно сидела Ника, безвольно бросив руки на подлокотники и пустующим взглядом смотря на противоположную стену. Её лицо и поза были расслабленными, но будто бы высеченными из камня и совершенно безжизненными. Ника казалась куклой, пустой бездушной оболочкой.

Вздохнув, вайтанка недовольно отодвинула тяжёлую тёмную штору, и в комнату проник утренний свет из небольшого окна. Опустившись на колени возле кресла, Вайртенейра заглянула Нике в глаза и произнесла:

– Так и будешь сидеть здесь, жалея себя? Все эти твари должны корчиться в предсмертных муках за то, что с ним сделали! – сарнестанка никак не отреагировала, и вайтанка начала распаляться: – Думаешь, тебе одной без него плохо? Я всегда знала его историю, хотя поначалу она казалась мне сказкой. Никогда бы не поверила в его смерть! Он же… такой сильный, такой родной, всегда рядом, всегда поможет и поддержит… Я так верила, что вы будете вместе и… счастливы…

– Мей? – губы Ники дрогнули, и взгляд стал осознанным, переместившись на лицо гостьи и её заполненные горькими слезами большие голубые глаза.

– Я же говорила, что умру и стану вайтанкой… брат-марн у Каса уже был, нужна была поддержка с другой стороны. Мне всегда так хотелось… Чтобы мы все были вместе…

– Мей… – еле слышно повторила Ника, протягивая к ней руки, касаясь плеч, словно не веря в реальность происходящего. Вайтанка обняла её, дрожащими руками притягивая к себе гладя по голове. Словно в бреду, Ника разрыдалась, уткнувшись носом ей в плечо и болезненно повторяя: – Его больше нет, Мей… Нет… И никогда не будет… Ни в каких мирах… Я не хочу… Мей… Я не хочу больше жить…

Не перебивая, Мейлина молча слушала её, тихо плача вместе с ней. Она понимала, что все слова всех миров сейчас пусты и бесполезны, ровно также, как пустота и тишина внутри. Всеобъемлющая, глубокая… неизменная больше никогда.

Спустя полчаса дверь в комнату слегка приоткрылась, и в проёме нарисовалось обалдевшее лицо Рендиса. Осторожно обернувшись, чтобы не спугнуть Нику, Мей одними губами зло велела ему:

– Пошёл вон!

На удивление, дверь сразу же захлопнулась и, судя по ощущениям, сарнестан действительно вышел обратно на улицу. Ника рыдала в руках подруги несколько часов. Когда её всхлипы стали тише, Мей заглянула в алые, пылающие болью глаза, и уверенно произнесла:

– Подонок Канректон только этого и ждёт. Твоей смерти. Поражения сопротивления. Гибели его врагов. Мы должны лишить его этого удовольствия. Мы не сможем вернуть… Каса, – по её щеке сбежала очередная слеза и Мей сжалась, пытаясь взять себя в руки ради Ники. – Уже не сможем. Но, мы сможем отомстить. Каждый получит то, что заслужил. Тогда, и только тогда, мы сможем уйти на покой. А пока… ты поддержишь меня, моя боевая сарнестанка?

Слова Мей болезненными пулями прошивали сознание, но все они достигали цели, пробуждая болезненную злость. Ника посмотрела на неё пылающим алым огнём взглядом, полным решимости. В нём горели и злость, и ненависть, и какое-то невероятное пугающее безумие. Замерев и слегка склонив голову, Ника улыбнулась одними губами и зловеще прошептала:

– Да, моя дорогая Мей. Все. Заплатят. Мы убьём. Убьём. Их всех. Во всех мирах.

Гл