След ржавого бога

Пролог

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Когда-то здесь был город. Не просто скопление улиц и зданий, а живой организм, пульсирующий миллионами сердец, миллиардами огней. Город-гигант, уверенный в своем бессмертии.

Он ошибался.

Пять лет. Всего пять лет понадобилось Сдвигу, чтобы обратить гордыню в прах. Не война, не эпидемия и не инопланетное вторжение. Нечто более фундаментальное и неумолимое. Реальность сама сломалась, как гнилая ветка. Законы физики стали условностью, технологии – проклятием, а привычный мир растворился в ядовитом мареве.

Одни называют это Возмездием – за жадность, за слепоту, за попытку приручить силы, которых человек не должен был касаться. Другие видят в этом Эволюцию – жестокую, кровавую, но единственный способ сбросить оковы.

Но для тех, кто выжил, у этого явления есть простое и точное имя – Сдвиг.

Воздух, которым нельзя дышать, не рискуя сойти с ума. Вода, что течет ржавыми ручьями, рождая чудовищ. Руины, которые помнят голоса и шаги, но уже никогда их не услышат. И эфир – ядовитая, живая энергия, пронизывающая все, что осталось. Она дает силу, она калечит, она меняет.

В этом новом мире выживают не сильнейшие. Выживают самые чуткие. Те, кто научился слушать шепот руин и чувствовать дыхание аномалий. Те, кто договорился с хаосом или нашел в нем свое оружие.

И есть те, кто увидел в хаосе новый порядок. Новую религию. Они поклоняются Ржавому Богу, безликому божеству из стали и скрежета, что обещает переродить мир, перемолов в своих шестернях все старое, человеческое, грешное.

Но любая система, даже божественная, содержит в себе ошибку. Сбой. Вирус.

Его имя – Саша. Когда-то он был человеком. Мужем. Отцом. Теперь он – шрам на лице реальности, блуждающий клинок с «Голодным» лезвием и пустотой внутри. Он не ищет спасения. Он не верит в перерождение.

Он – исправление. И он идет по следу своего Бога, чтобы нанести ему последнюю, смертельную рану.

Путь начинается в ядовитом тумане, среди щупалец, что тянутся из мертвого сердца города.

ГЛАВА 1. ЩУПАЛЬЦА В ТУМАНЕ

Воздух казался густым, словно ядовитый туман. В легкие проникала едкая смесь озона, прели и сладковатого химического дыма, который тянулся с востока – оттуда, где раньше была Капотня. Саша стоял на краю. Ветер, рождавшийся в руинах мертвого города, трепал полы его промасленного плаща. Всего пять лет потребовалось природе и хаосу, чтобы стереть следы человеческой гордыни.

Москва лежала внизу, искалеченный гигант. Скелеты небоскребов пронзали багровое небо, а в их ранах пульсировало фиолетовое свечение эфирных аномалий. Знакомые улицы превратились в джунгли из ржавого металла и светящихся грибов.

Пальцы в порезанных перчатках сжали край плаща. Где-то там, в этом хаосе, он оставил свою прежнюю жизнь. Однажды вечером он вел дочь из садика. На следующий день – мир сдох.

– И не надоело тебе это зрелище? – раздался сзади скрипучий голос, знакомый до боли.

Саша не обернулся. Только шире расставил ноги, чувствуя, как под плащем заныло давнее ранение – шрам-интерфейс на груди.

– А тебе – сканировать его своим всевидящим оком, старик?

Елисей вышел вперед, и его кибернетический глаз с легким жужжанием сфокусировался на Саше. Второй, живой, смотрел устало и мудро.

– Мне – нет. А вот им, похоже, приелась твоя физиономия.

Где-то внизу, в завалах, послышался скрежет. Сперва тихий, потом нарастающий, будто гигантская пила резала металл. Воздух сгустился, запах озона стал резким. Саша медленно повернул голову.

Из тени разрушенного подъезда выползло нечто. Бесформенный комок из арматуры, проводов и сияющей плесени. Оно pulsated, и с каждым pulsом его форма немного менялась.

Железный Лешак.

– Видишь? – Елисей беззвучно достал свой модифицированный паяльник. – Предупреждал. Ты для них как бельмо на глазу.

Саша провел рукой по шраму на груди. Тот ответил жгучей болью – не предупреждением, а призывом.

– Значит, пора провести кое-какую… операцию, – тихо сказал он, и в его глазах вспыхнул знакомый Елисею фиолетовый огонь.

Саша не стал ждать, пока тварь обретет окончательную форму. Его тело, пропитанное эфиром, двинулось с места с такой скоростью, что плащ взметнулся за ним кровавым знаменем. Он не бежал – он скользил по щебню, оставляя за собой сиреневый разрыв в реальности.

Лешак встретил его щупальцами из раскаленной арматуры. Саша не уклонился. Его левая рука взметнулась, и фиолетовый клинок чистого эфира рассек металл, будто масло. Но тварь не была единственной.

Из разломов асфальта выползли еще двое. Один – низкий, приземистый, собранный из шин и шестеренок, другой – высоченный, с телом из сплющенных рекламных щитов, испещренных мертвыми логотипами.

– Стая! – крикнул Елисей с крыши, его механическая рука с гудением выбрасывала в воздух дымовые шашки. – Не дай им окружить!

Саша и не собирался. Он ринулся на приземистого Лешака, но в последний момент резко сменил траекторию, оттолкнувшись от груды бетона и обрушив всю мощь на высокого. Клинок эфира вонзился в сияющий монитор на его «груди». Тварь взревела, из ее тела хлынули потоки статики и искр.

Но приземистый Лешак не дремал. Он резко рванулся вперед, его тело раскрутилось, как гигантская шина, и ударило Сашу в спину.

Удар был оглушительным. Сашу отбросило на ржавый каркас автомобиля. Воздух с хрипом вырвался из его легких. Мир поплыл перед глазами.

– Вставай, мальчик! – донесся сверху голос Елисея. – Они не дадут техе опомниться!

Саша попытался подняться, но его тело не слушалось. Спина горела огнем. Перед глазами проплыли воспоминания. Катя… Марго… Их лица, такие ясные в мире, которого больше не существовало.

Гнев. Чистый, неразбавленный гнев закипел в его жилах. Он не умрет здесь. Не сегодня.

Шрам-интерфейс на его груди вспыхнул с новой силой. Фиолетовый свет окутал его тело, заживляя раны и наполняя мышцы стальной силой. Он поднялся. Его глаза пылали.

– Хватит, – его голос прозвучал низко и гортанно, словно сквозь стиснутые зубы. – Пора закругляться.

Он больше не пытался атаковать их поодиночке. Вместо этого он ударил правой рукой по земле. Волна эфирной энергии разошлась от него во все стороны, сметая все на своем пути. Лешаки отшатнулись, их формы на мгновение потеряли четкость.

Этого мгновения хватило.

Саша снова ринулся в бой. Теперь его движения были еще быстрее, еще смертоноснее. Он не просто рубил – он уничтожал. Каждое прикосновение его клинка заставляло Лешаков рассыпаться в прах.

Вскоре от всей стаи остался лишь один – тот самый, первый. Он медленно отступал, его форма постоянно менялась, словно пытаясь найти идеальную форму для борьбы с этим неудержимым противником.

– Ты… не человек… – снова прозвучало в голове Саши. – Ты… ошибка… сбой в системе…

– Нет, – Саша шагнул к нему. – Я – исправление.

Он не стал использовать клинок. Вместо этого он просто протянул руку и коснулся груды металла, что была телом Лешака.

На мгновение все замерло. Затем тварь начала рассыпаться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Металл превращался в ржавую пыль, провода – в пепел. Вскоре от Лешака не осталось и следа.

Саша стоял, тяжело дыша. Эфир, который он поглотил, бушевал в нем, требуя выхода. Он сжал кулаки, пытаясь унять дрожь.

Тишина обрушилась на руины, густая и звенящая, после грохота боя. Фиолетовые отсветы в глазах Саши медленно угасали, сменяясь привычной усталостью. Эфир, поглощенный из Лешаков, бушевал под кожей, как отравленная кровь. Он разжимал и сжимал кулак, чувствуя, как чужая энергия пульсирует в жилах, требуя выхода, применения.

Сверху донесся скрежет механической руки о рацию. – И как там пациент? – голос Елисея был нарочито спокоен, но в нем проскальзывала тревога. – Живой еще, герой?

Саша медленно поднял голову. Высоко на крыше маячила одинокая фигура в развевающемся плаще. – Пока жив, – его собственный голос прозвучал хрипло. – Твои дымовые завесы… вовремя.

– А ты сомневался в старом лудильщике? – Елисей фыркнул, но тут же стал серьезен. – Дрожишь. И не от страха. Перебрал, мальчик. Опять.

Саша не стал отрицать. Он смотрел на свою руку – та самая, что мгновение назад обратила Лешака в пыль, теперь мелко подрагивала. Шрам-интерфейс на груди пылал тупым, глубоким жаром, словно раскаленный уголь, вшитый в плоть.

Стук когтей по бетону вывел его из оцепенения. Хорт, окровавленный и гордый, подошел и тыкнулся мордой в его ладонь. В пасти волка зажат обломок – кусок оптоволокна, все еще слабо светящийся мертвым, синим светом. Сувенир с победы.

– Что он там сказал тебе? – спросил Елисей, спускаясь по груде обломков с удивительной для его возраста ловкостью. Его кибернетический глаз пристально изучал Сашу. – Перед тем, как… испариться.

Саша закрыл глаза, пытаясь отсеять эхо чужого голоса в своей голове. – Назвал меня ошибкой. Сбоем в системе. Он медленно повернулся к старику, и в его взгляде было нечто, заставившее Елисея замереть. – А еще он сказал, что они – лишь щупальца. Щупальца Ржавого Бога.

Последние слова повисли в ядовитом воздухе, став тяжелее любого оружия. Даже Хорт насторожился, уловив изменение в атмосфере.

Елисей тяжело вздохнул. Он достал из складок плаща тряпку, стал mechanчно вытирать с своей «Длани» капли остывшего металла. – Так. Значит, дошло и до них. Не просто стая… а разведчики. Ищут тебя.

– Не меня, – поправил Саша, глядя на свою дрожащую руку. – Ищут это. Источник сбоя. Чтобы доложить хозяину.

Он наконец оторвал взгляд от своей ладони и посмотрел на горизонт, где над руинами центра висело особенно густое, багровое марево. – Значит, я пойду к нему навстречу. Пока он шлет ко мне щупальца, я найду его голову.

Елисей мрачно хмыкнул, убирая тряпку. – Голову? Мальчик, мы даже не знаем, есть ли она у этого… божества. Но раз уж ты решил идти по следу… – Он ткнул пальцем в грудь Саше, прямо в раскаленный шрам. – Сначала научись управлять этим. А то следующего Лешака ты спалишь вместе с полкварталом. И с нами заодно.

Боль пронзила грудь, ясная и отрезвляющая. Саша кивнул. Старик, как всегда, был прав. Ярость и боль давали силу, но контроль давал победу.

– Ладно, – Саша выпрямился, отряхивая с плаща ржавую пыль. – Пойдем, дед. Пора составлять карту. Надо найти, откуда они пришли.

Он свистнул Хорту, и волк, отбросив обломок, встал рядом, готовый к новому пути. Елисей, бормоча что-то о «самоубийственных затеях», поплелся за ним.

Саша бросил последний взгляд на место, где еще несколько минут назад бушевала битва. Теперь здесь была лишь тишина и ядовитый туман. Но в этой тишине он впервые ясно услышал ее – едва уловимую пульсацию, зов, исходящий из самого сердца мертвого города.

ГЛАВА 1. ЩУПАЛЬЦА В ТУМАНЕ (продолжение)

Путь к убежищу Елисея пролегал через лабиринт мертвых улиц. Каждый шаг отдавался эхом в гробовой тишине, нарушаемой лишь шелестом ядовитых испарений и далекими, нечеловеческими криками. Саша шел первым, его тело, все еще переполненное поглощенной энергией, было напряжено как струна. Хорт скользил впереди, его серая шкура сливалась с полумраком, лишь изредка он замирал, прислушиваясь к чему-то, не слышимому человеческому уху.

Елисей шел сзади, его кибернетическое Око без устали сканировало округу, а механическая рука сжимала странный прибор, собранный из старого геiger-счетчика и пучка медной проволоки. – Фон зашкаливает, – его голос прозвучал приглушенно. – После твоего… перформанса… эфир здесь будто вскипел. Как бульон, в котором растворили яд.

Саша молча кивнул. Он и сам чувствовал это – мир вокруг словно натянулся, стал тоньше. Воздух потрескивал статикой, а в висках отдавался глухой гул, словно где-то рядом работал гигантский, невидимый генератор.

Убежище Елисея оказалось не там, где Саша ожидал. Старик привел его к неприметному люку, заваленному обломками, рядом с которым рос приземистый, искривленный дуб, его кора покрылась странными металлическими наростами. – «Под самым носом», – ехидно пояснил Елисей, отдраивая люк. – Кто будет искать в клоаке?

Лестница вела вниз, в холод и сырость. Но это была не просто заброшенная станция метро или бомбоубежище. Это был гибрид. Воздух пах озоном, жженым металлом и сушеными травами. Стены были оплетены проводами, тянущимися к причудливым агрегатам, собранным из деталей советской электроники и непонятных органических компонентов. На столе, рядом с паяльной станцией, лежали пучки чертополоха и разобранный автомат Калашникова. На полках стояли склянки с мутными жидкостями, а рядом – ряды аккуратно уложенных процессоров.

– Раздевайся, – коротко бросил Елисей, подходя к одному из аппаратов, напоминающему гибрид медицинского сканера и сейфа. – Надо посмотреть, что ты там в себя вобрал. Не хочу, чтобы ты взорвался посреди моего архива.

Саша, не говоря ни слова, скинул плащ и бронежилет. Он стоял посреди этого безумия, полуголый, его тело было покрыто шрамами – как старыми, так и новыми, фиолетовыми и зловеще светящимися. Шрам-интерфейс на груди пульсировал, как второе сердце.

Елисей провел своим сканером над ним. Прибор завизжал. – Матерь божья… – прошептал старик, глядя на данные. – Чистый эфирный диссонанс. Их сигнатура… она не стирается, Саша. Она вплелась в твою. Ты не просто поглотил их энергию. Ты… ассимилировал часть их кода.

Саша сглотнул. Он почувствовал это – чужое, холодное и бездушное, плавающее в его собственной сути. – И что это значит?

– Это значит, что теперь ты для них не просто цель. Теперь ты – часть системы, которую нужно либо починить, либо удалить. И они найдут тебя. Всегда. Елисей отложил сканер и посмотрел на Сашу своим живым глазом. – Тот Лешак… тот, что говорил… Он не просто угрожал. Он передавал данные. Я поймал исходящий импульс, прежде чем ты его уничтожил. Узконаправленный. В сторону центра.

Центр. Багровая дыра на карте, место, откуда не возвращались даже самые отчаянные сталкеры. Место, где, по слухам, и обитал он. Ржавый Бог.

Саша медленно оделся. Его движения были точными, выверенными. Дрожь ушла, сменившись ледяным спокойствием. – Значит, я был прав. След ведет туда.

– Это не след, мальчик, это дорога в один конец! – Елисей схватил его за плечо. – Ты видел, на что они способны! Стая Лешаков – это цветочки! В центре… в центре все иначе. Там законы физики – лишь рекомендация.

– У меня тоже есть кое-какие рекомендации, – Саша потянулся к своему «Голодному клинку», лежавшему на столе. Лезвие, сбросившее еще один слой ржавчины, казалось, впитывало свет из комнаты. – И мой клинок с ними совершенно согласен.

Внезапно Хорт, дремавший в углу, поднял голову и глухо зарычал, уставившись на потолок. Прибор Елисея снова запищал, но теперь – прерывисто, тревожно.

– Уже? – поднял бровь старик. – Быстро они…

Саша вышел на середину комнаты, его фигура в полумраке казалась монолитом. – Пусть идут. – Его голос был тихим, но в нем слышалась сталь. – Я дам им новый пакет данных для их Бога. На языке боли и ржавой пыли.

Он посмотрел на Елисея, и в его глазах вспыхнула та самая искра, что пугала и завораживала старика. Искра не человека, а силы природы. Исправления. Возмездия.

ГЛАВА 2. КАРТА ИЗ ХЛАМА И КОСТЕЙ

Багровый рассвет не принес света – лишь сменил оттенки тьмы. Ядовитая мгла, вечный спутник мертвого города, клубилась над руинами, окрашиваясь в кровавые тона. Воздух гудел низкочастотным гулом, исходящим из глубины промышленной зоны. Казалось, сам город стонет от застарелой боли.

Саша стоял у входа в убежище, впитывая этот гул каждой клеткой. Его шрам-интерфейс пульсировал в унисон, отзываясь на зов, который обычный человек не услышал бы. Это было похоже на гигантский мотор, работающий где-то глубоко под землей, – ритмичный, неумолимый, чужой.

– Слышишь? – не оборачиваясь, спросил он.

Елисей, появляясь из люка, поправлял на груди многослойный жилет, сшитый из броневой ткани и прорезиненных кабелей. Его кибернетическое Око мерцало, анализируя звуковую картину. – Слышу. И вижу. Эфирный фон зашкаливает. Это не просто техногенный шум. Это… системный. Как сердцебиение. Он повернулся к Саше, и в его живом глазу читалась тревога. – Они не просто обосновались на ЗИЛе. Они что-то запустили. Что-то большое.

Саша молча кивнул. Его пальцы сжали рукоять «Голодного клинка», висевшего на поясе. Лезвие, сбросившее еще один слой ржавчины, казалось, жадно впитывало багровый свет. Оно чуть заметно вибрировало, словно чувствуя близкую добычу.

Хорт, сидевший на корточках рядом, внезапно насторожился. Его уши повернулись к востоку, а нос задрожал, улавливая запах, недоступный людям. Он издал короткий, предупреждающий взрыв рычания.

Елисей мгновенно среагировал. Его механическая рука метнулась к одному из приборов на поясе. – Движение. В трехстах метрах. Группа. Идут целенаправленно.

Саша не шелохнулся. Его взгляд, холодный и тяжелый, уставился в сторону, откуда должен был появиться противник. – «Сыны»? – Судя по тепловым сигнатурам… да. Но с ними что-то еще. – Елисей нахмурился, вглядываясь в данные. – Что-то… холодное. Неживое.

Из-за груды искореженных металлоконструкций показались фигуры. Их было шестеро. Они двигались строем, облаченные в роба из грубой ткани и кусков кожи, с нашитыми символами – стилизованными шестеренками, каплями крови и разомкнутыми цепями. «Сыны Перерождения». Их лица были скрыты капюшонами и самодельными противогазами, но в осанке читалась фанатичная уверенность.

Но не они привлекли внимание Саши. В центре их строя, на примитивной тележке, везли нечто. Конструкцию из ржавых труб и проводов, увенчанную кристаллом мутного кварца, из которого исходил тот самый холод, что зафиксировал Елисей. Вокруг него воздух мерцал, как над раскаленным асфальтом.

– Эфирный локатор, – прошипел Елисей. – Примитивный, но эффективный. Они не ищут нас вслепую. Они ищут тебя, мальчик. По твоей новой… сигнатуре.

Один из «Сынов», тот, что был повыше ростом и чья роба была украшена позвякивающими цепями, сделал шаг вперед. Его голос прозвучал глухо, сквозь противогаз, но с неожиданной интеллигентной усталостью. – Мы чувствуем тебя, Блудное Орудие. Ты несёшь в себе диссонанс. Скверну старого мира, смешанную с благодатью Сдвига.

Саша молчал, оценивая дистанцию, расстановку сил. Его глаза скользнули по локатору. Уничтожить его в первую очередь.

– Мы пришли предложить тебе очищение, – продолжил главарь. – Великий Механизм милостив. Он готов принять тебя в свои шестерни. Твоя сила… она может служить Перерождению, а не тлению.

– Я уже кому-то служу, – тихо ответил Саша. – Самому себе.

Взгляд главаря под капюшоном, казалось, уставился на шрам на груди Саши. – Ошибаешься. Ты служишь ему. Ржавому Отцу. Ты – его заблудшее дитя. И мы вернем тебя в лоно семьи. Силой, если потребуется.

Он сделал едва заметный жест рукой. Двое других «Сынов» подняли что-то, напоминающее духовые ружья, но стволы были сделаны из полых трубок, а вместо стрел – заостренные обломки кристаллов, мерцавшие тем же зловещим светом, что и локатор.

– Эфирные гарпуны! – крикнул Елисей, отскакивая за укрытие. – Не дай им попасть! Они могут нарушить твой контроль над энергией!

Но было уже поздно. Гарпуны выстрелили с тихим шипением. Два сгустка сконцентрированного хаоса, два ледяных клинка, сотканных из искаженной реальности, помчались к Саше.

Он не стал уворачиваться. Вместо этого его левая рука взметнулась, и фиолетовый щит эфира вспыхнул перед ним. Столкновение было ослепительным. Щит треснул, но выдержал, однако Саша отшатнулся, почувствовав, как чужеродный холод пронзает его насквозь, вызывая спазм в мышцах. Это было не больно. Это было… пусто. Как отключение.

В тот миг, пока он был дезориентирован, главарь «Сынов» рванулся вперед. В его руке блеснул не нож, а странный инструмент – нечто среднее между скальпелем и паяльником, с наконечником из сияющего металла. – Пришла пора для тонкой настройки, орудие!

Саша попытался среагировать, но тело не слушалось. Холод гарпунов сковывал его.

И тут из-за угла вырвалась серая молния. Хорт. Он вцепился в руку главаря с гарпуном, заставляя того вскрикнуть от боли и ярости. Кристальный наконечник упал на землю, разбившись с хрустальным звоном.

Этой секунды хватило. Дезориентация прошла. Гнев, чистый и ясный, смыл остатки холода. Глаза Саши вспыхнули фиолетовым огнем.

– Моя настройка, – прошипел он, и его голос зазвучал как скрежет металла, – заключается в одном: сломать всё, что встанет у меня на пути.

Он не стал использовать клинок. Он просто ринулся вперед. Его первая атака была направлена на локатор. Удар сокрушенной в эфире кулака превратил хрупкую конструкцию в дождь осколков и искр.

Потом он обрушился на «Сынов». Это не был бой. Это было уничтожение. Его движения были стремительны и смертоносны. Он не дрался – он ломал. Костями хрустели не громче, чем ржавые шестеренки в теле Лешака.

Главарь, отбиваясь от Хорта, пытался что-то кричать, призывать своего «Великого Механизма». Саша дошел до него последним. Он посмотрел в стекла противогаза, за которыми прятался испуганный человеческий взгляд.

– Передай своему Богу, – сказал Саша, его пальцы сомкнулись на горле фанатика. – Его заблудшее дитя скоро навестит его. Лично.

Хруст был коротким и сухим.

Тишина снова вернулась в руины, нарушаемая лишь треском короткого замыкания в обломках локатора и тяжелым дыханием Саши. Эфир внутри него бушевал, насыщенный новой порцией чужой энергии, но на этот раз – человеческой, пропитанной страхом и фанатизмом. Это ощущение было другим… более горьким.

Елисей выбрался из-за укрытия, его лицо было бледным. – Это… было безрассудно. Они теперь точно знают, что мы здесь.

Саша смотрел на свои руки. Они снова дрожали. – Они и так знали. Теперь они знают, что мы идем. Он поднял голову, его взгляд был устремлен в сторону завода, откуда по-прежнему доносился ритмичный гул. – И мы не одни. Хорт, что у тебя?

Волк, облизывая окровавленную морду, подтащил к его ногам обломок от локатора – крупный осколок кристалла, все еще излучающий холодную энергию.

Елисей, осмотрев его, ахнул. – Это… это не просто кварц. Это фрагмент проводника. Очень древний. Древнее Сдвига. Он посмотрел на Сашу с новым, смешанным чувством страха и надежды. – Они не просто поклоняются руинам, мальчик. Они что-то откапывают. Что-то, что было здесь задолго до нас.

Гул под землей, казалось, стал чуть громче. Теперь он напоминал не сердцебиение, а скрежет открывающихся древних, ржавых ворот.

ГЛАВА 2. КАРТА ИЗ ХЛАМА И КОСТЕЙ (продолжение)

Тишина в подвале стала густой, как смола. Елисей не сводил глаз с осколка кристалла, что Хорт положил к его ногам. Мерцающий холодный свет выхватывал из полумрака морщины на лице старика, делая их глубже.

– Древнее Сдвига, – повторил он, словно пробуя на вкус каждое слово. Его механические пальцы с щелчком выдвинули увеличительную линзу из кибернетического глаза. Он водил ею над кристаллом, бормоча под нос: «…не кристаллическая решетка… фрактальная структура… энергия не генерируется, а фильтруется…»

Саша стоял, прислонившись к стеллажу с банками мутных реактивов. Дрожь в руках наконец утихла, сменившись тяжелой, усталой пустотой. Эхо чужой энергии – на этот раз человеческой, пропитанной фанатичным страхом – все еще звенело в его костях. Оно было противнее, чем холодная пустота Лешаков.

– Что это значит, Елисей? – его голос прозвучал хрипло. – Они копаются в чём-то, что было здесь до нас? В каком-то старом заводском реакторе?

– Реакторе? – Елисей фыркнул, но без обычной ехидцы. Он отложил линзу и поднял на Сашу серьезный взгляд. – Мальчик, ЗИЛ, «АЗЛК», все эти фабрики – это лишь верхний слой. Свежая сыпь на теле планеты. То, что было до… это куда глубже. И куда старше.

Он повернулся к своему рабочему столу, отодвинув склянки с травами и паяльник. Из самого дальнего ящика, со скрипом открывшегося, он извлек не бумажную карту, а тяжелую каменную плитку, размером с ладонь. Ее поверхность была испещрена не царапинами, а словно бы выжженами изнутри – причудливыми линиями, спиралями и значками, напоминающими то ли чертежи, то ли астрономические карты.

– Это не карта Москвы. Это карта… частоты, – сказал Елисей, кладя плитку рядом с осколком кристалла.

Саша замер. Его шрам-интерфейс, почти утихший, вдруг отозвался тупым, глубоким толчком. Каменная плитка и кристалл словно вступили в беззвучный резонанс. Линии на камне на мгновение вспыхнули тусклым багровым светом.

– Что это? – прошептал Саша, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

– Ключ. Или обломок ключа. Я нашел его в основании Останкинской башни, в тех уровнях, куда даже аномалии боятся соваться. – Елисей провел пальцами по холодному камню. – Смотри.

Он прикоснулся осколком кристалла к одному из «выжженных» узоров. Воздух затрещал. Над столом вспыхнуло полупрозрачное, мерцающее голограммное изображение. Искаженное, разорванное, но узнаваемое – центр города. Но не тот, что был на старых картах. Это была карта эфирных потоков, аномалий и… пустот. Багровые реки энергии стекались к нескольким узлам. Самый крупный и яркий пульсировал как раз на месте завода ЗИЛ.

– Они не просто поклоняются хаосу, Саша, – голос Елисея стал проповедническим, почти одержимым. – Они его культивируют. Используют. «Ржавый Бог» – это не метафора. Это… интерфейс. Сущность, которая соединилась с чем-то древним, что спало под нашими ногами тысячелетиями. Со своего рода… геологическим механизмом планеты. «Сыны» верят, что, обслуживая его, они переродят мир. На самом деле они его перемалывают.

Саша смотрел на pulsующий багровый узел на голограмме. Этот гул, что он слышал… это был не мотор. Это было дыхание. Дыхание чего-то колоссального, что начинало просыпаться.

– И я… часть этого механизма? – Он посмотрел на свою грудь, на шрам, что сейчас отзывался на карту ноющей болью.

– Ты – отвертка, попавшая в шестеренки, – мрачно усмехнулся Елисей. – Они пытаются систему починить, а ты ей ломаешь ход. Твой «Голодный клинок», твоя способность поглощать эфир… это побочный эффект от контакта с тем, что было ДО. С чистым хаосом, который был здесь раньше любого порядка. Ты не слуга Ржавого Бога. Ты – его антитеза.

Внезапно голограмма над столом дернулась и исказилась. Багровый узел ЗИЛа вспыхнул ослепительно ярко, а потом погас, сменившись участком мертвенной, серой пустоты на карте. От него потянулась тонкая, ядовито-зеленая нить, устремляясь прямо к их убежищу.

– Трекинг! – выругался Елисей, отшвырнув кристалл. – Локатор… перед тем как ты его разнёс, он успел сделать полный снимок твоей энергии! Они не просто знают, что мы здесь. Они видят тебя, как маяк в тумане!

Своды убежища содрогнулись от глухого удара сверху. С потолка посыпалась пыль и мелкие камушки. Приборы на столе Елисея взвыли в унисон.

– Они не станут штурмовать, – быстро проговорил старик, сгребая в мешок самые ценные приборы и ту самую каменную плитку. – Заклинают вход. Хотят похоронить нас заживо или выкурить, как тараканов!

Второй удар был сильнее. Треснула бетонная стена. Люк наверху заскрипел под чудовищным давлением.

Хорт, прижав уши, рычал на потолок, его шерсть встала дыбом.

Саша стоял неподвижно, глядя на ту самую серую зону на погасшей голограмме. Участок мертвой тишины среди бушующей энергии. Туда вела зеленая нить трекера.

– Елисей. Эта пустота на карте… Где это?

ГЛАВА 3. ПЕСНЯ РЖАВОЙ КОЛЫБЕЛЬНОЙ

Воздух в коллекторе был густым и спертым, пахнущим ржавой водой, плесенью и тоской. Каждый их шаг отдавался эхом по кирпичным сводам, превращаясь в зловещую какофонию. Саша шел, пригнув голову, его плащ цеплялся за свисающие с потолка корни каких-то странных, бледных растений, pulsирующих мягким сиреневым светом. Хорт двигался впереди, его серая шкура сливалась с полумраком. Лишь изредка он замирал, прислушиваясь к чему-то, и тогда Саша тоже останавливался, затаив дыхание, сжимая в руке «Голодный клинок».

Шрам-интерфейс на его груди, обычно бывший живым, горящим компасом, теперь был похож на холодный осколок стекла, впившийся в плоть. Он не болел, не тянул, не подсказывал направление. Эта пустота внутри была страшнее любой агонии.

– Чувствуешь? – тихо спросил он у волка, больше для того, чтобы разорять давящую тишину.

Хорт лишь повернул к нему свою волчью морду, и в желтых глазах Саша прочитал то же самое – первобытную тревогу. Здесь не было аномалий в привычном понимании. Не было вывернутых законов физики, не было клубков светящейся проволоки. Здесь было нечто иное. Словно сама реальность источала усталость, апатию, желание уснуть и не просыпаться.

Наконец, впереди показался выход – заваленная обломками арка, ведущая на станцию «Парк Культуры». Свет их фонаря, пробиваясь через проем, не рассеивал тьму, а лишь отступал перед ней, выхватывая островки мертвого мира: обломки советской мозаики, искривленные каркасы турникетов, скелет огромной люстры, упавшей когда-то на плитку.

Саша шагнул на платформу. И его охватило ощущение, будто он вошел в гигантский склеп. Воздух был холодным, неподвижным и стерильным, как в операционной. Пыль лежала нетронутым саваном. Его шаг отдался не эхом, а единичным, кощунственным хрустом, будто он сломал хребет мирозданию.

И тут он услышал. Не звук, а его призрак. Давление на барабанные перепонки, переходящее в навязчивую, монотонную мелодию. Скрип. Ритуальный, размеренный скрип качающейся люльки. Он доносился из черного зева тоннеля, где когда-то бежали поезда.

И вместе со скрипом поползли шепоты. Не в ушах, а в самой ткани сознания, обходя привычные каналы восприятия. Без интонации, без эмоций, как скрежет шестеренок по стеклу.

…спи… дитя железа… спи… в колыбели ржавой… скоро… Отец… протянет… руки… заберет… исправит…

Саша почувствовал, как его веки наливаются свинцом. Воля, закаленная в боях с Лешаками, начала таять, уступая место древнему, непреодолимому желанию – уснуть. Сдаться. Стать частью этой вечной тишины.

– Нет, – прохрипел он, вонзая лезвие клинка в собственную ладонь.

Острая, ясная боль пронзила мозг, на мгновение отогнав шепоты. Фиолетовая кровь капнула на пыль.

Из тьмы тоннеля выползло Оно.

Это не была аномалия. Это была сама Пустота, принявшая форму. Сущность из черного, не отражающего свет металла, похожая на гигантскую, искореженную люльку. Внутри нее, словно сердце, pulsировал и переливался комок сиреневой плесени, сквозь которую проступали то ли черты детского лица, то ли клеймо завода-изготовителя. Маятник-сердце било в такт тому скрипу.

Ржавая Колыбельная. Страж Бездны. Анти-эфирный хищник, чье оружие – не боль, а забвение.

Хорт, огрызаясь беззвучным рыком, отступил, прижимаясь к ногам Саши. Его волчья природа была бессильна перед этим.

Саша попытался вырвать «Голодный клинок» – лезвие дрогнуло и застыло, будто в страхе. Он попытался вызвать щит – эфир в нем спал мертвым сном, парализованный этой абсолютной тишиной.

Колыбельная плыла к нему, и с каждым скрипом ее маятника воля Саши таяла. Он видел за мутным сиреневым светом внутри нее лицо Марго. Ее улыбку. Ее спящие ресницы. «Папа, мне страшно», – сказала она тогда, в последний вечер.

И этот детский голос, прорвавшийся сквозь годы, стал спасительным якорем.

«Ты не слуга Ржавого Бога. Ты – его антитеза», – пронеслось в памяти голосом Елисея.

Если Ржавый Бог – это порядок, механизм, стремящийся все перемолоть и встроить в себя… то его антитеза – это не другой порядок. Это хаос. Чистый, первозданный, творящий и разрушающий.

Он не стал поднимать клинок. Он не стал пытаться генерировать щит. Вместо этого он сделал нечто, чего не делал никогда с момента Сдвига. Он отпустил контроль.

Он перестал сдерживать эфир, бушевавший в нем. Весь тот коктейль из чужой, ядовитой энергии, поглощенной от Лешаков и «Сынов». Он просто… выпустил его. Не сфокусированным ударом, а raw, диким, неконтролируемым выбросом.

В мире, наполненном эфиром, это вызвало бы взрыв. В мире, где эфира не было, это стало актом творения.

Из его тела вырвался вихрь слепого, яростного, сиреневого пламени. Он не светил, а прожигал саму ткань реальности в этом месте. Ржавая Колыбельная, это существо из ничто, встретилось с чем-то – с безудержным, хаотичным есть.

Раздался звук – не громкий, но чудовищный, словно треснуло стекло вселенной. Скрип оборвался. Сущность заколебалась, ее бесформенные края поплыли. Шепот в голове Саши превратился в визг, полный боли и недоумения, и стих.

Вихрь угас. Саша стоял на коленях, обессиленный, его легкие горели. Перед ним, в эпицентре выброса, платформа была чистой – пыль и мусор испарились. А в центре этого круга лежал прибор Елисея, целый и невредимый, его игла-излучатель слабо мерцала, заряженная тем самым выбросом.

Тишина вернулась. Но теперь она была просто тишиной. Давящей, но не враждебной.

Саша поднялся, подошел и поднял устройство. Оно было теплым. Он посмотрел на черный провал тоннеля. Теперь это была просто дыра в земле.

Он повернулся к Хорту. Волк, все еще напуганный, медленно подошел, тычась мордой в его колено.

– Идем, – хрипло сказал Саша. – Пора заканчивать с этим.

Он нажал на устройстве единственную кнопку.

Ничего не произошло. Ни вспышки, ни звука. Но где-то далеко, на поверхности, в убежище Елисея, а потом и в головах у «Сынов», выслеживающих его, погас яркий, зеленый маячок. Саша снова стал невидимкой.

Он сделал первый шаг обратно в коллектор, и в этот момент шрам-интерфейс на его груди ответил тупым, знакомым ударом боли. И вместе с болью вернулось что-то новое – не ярость, а холодная, неумолимая уверенность. Он видел лик своего врага. И это была не ржавая машина, а безликая, всепоглощающая пустота, жаждущая порядка. И он, со своим хаосом, был единственным, кто мог ей противостоять.

ГЛАВА 4. СЛЕД ИЗ ПЕПЛА И СТАЛИ

Возвращение из Бездны было похоже на резкое погружение в кипящую воду. Давление в ушах сменилось оглушительным гулом, а стерильная тишина – навязчивым, многослойным шёпотом Сдвига. Саша снова чувствовал каждый импульс искажённой реальности, каждый выброс эфира. Его шрам-интерфейс пылал на груди, словно раскалённый уголёк, вновь вложенный в плоть, и эта знакомая боль была почти благословением после ледяного онемения.

Он и Хорт выбрались из коллектора в районе старого парка. Деревья здесь были мертвы, их стволы покрыты металлическими наростами, а с ветвей свисали клочья тумана, похожие на испаряющуюся ржавчину. Воздух, густой от озона и прели, снова стал его стихией.

– Ну что, герой? Сбросил хвост? – из-за груды бетона, поросшей светящимся мхом, появился Елисей. Его кибернетический глаз с лёгким жужжанием сканировал Сашу, а на лице застыла маска притворного спокойствия, которую выдавала лишь легкая дрожь в механических пальцах.

Саша молча кивнул, протягивая старику устройство. – Сбросил. Там, внизу… было нечто.

– «Нечто» – это единственное, что там может быть, – Елисей забрал прибор, быстро проверив его показания. – Абсолютный ноль эфирной активности. Чистейший вакуум. И ты… взорвался там, как звезда. Данные с предварительного буфера просто обезумели. – Он посмотрел на Сашу с новым, пристальным интересом. – Как ты выжил?

– Я не взорвался. Я… выпустил. Всё, что было внутри, – Саша провёл рукой по лицу, сметая пот и пыль. – Ты был прав. Я – не часть их системы. Я – её отрицание.

Елисей медленно кивнул, его живой глаз блеснул. – Хаос. Первозданная сила, что была до любого порядка. До их Ржавого Бога. Возможно, именно поэтому он так хочет тебя ассимилировать или уничтожить. Ты – неподконтрольная переменная. Уравнение, которое не решается.

Он достал из складок плаща каменную плитку-карту. Линии на ней теперь пульсировали ровным, уверенным светом. Багровый узел на месте ЗИЛа горел ярче остальных, но от него больше не тянулись щупальца к их местоположению.

– Трекер мёртв. Теперь мы снова в тени. Но это ненадолго. Они почуяли тебя. Почему-то я сомневаюсь, что Ржавый Бог полагается лишь на электронные маячки.

Хорт, сидевший рядом, внезапно насторожился. Он подошёл к обломку гранитной плиты, некогда бывшей частью памятника, и начал рыть землю, разбрасывая клочья ядовитого мха.

– Что он там нашел? – нахмурился Елисей.

Саша подошёл ближе. Из-под земли показался не обломок и не кость. Это была маленькая, грубо вырезанная из тёмного дерева фигурка. Кукла. Её тело было перетянуто ржавой проволокой, вместо глаз вставлены мелкие шестерёнки, а на груди красовался тот же символ – разомкнутая цепь.

– Фетиш, – с отвращением прошипел Елисей. – «Сыны» метят территорию. Это не просто знак. Это… прослушка. Примитивный резонатор. Они чувствуют мир не через приборы, а через эти штуки. Через веру.

Саша поднял куклу. Дерево было холодным и влажным. Внутри него он почувствовал слабый, но настойчивый импульс. Тот же, что исходил от их локатора. Это был другой вид техномагии – не научный, а шаманский. Соединение архаичного обряда и техногенной скверны.

– Значит, чтобы быть невидимым, нужно не просто отключить маяк. Нужно… – он сжал куклу в кулаке, и фиолетовая искра пробежала по его костяшкам.

Деревяшка затрещала, шестерёнки замолкли, а затем она рассыпалась в труху, из которой на землю упало несколько зёрен мёртвого, чёрного зерна.

– …разрушить их ритуал, – закончил Саша, сдувая пепел с ладони.

Елисей смотрел на него, и в его взгляде читалось нечто новое – не тревога, а уважение. – Ты учишься. Не просто крушить, а понимать. Это хорошо. Потому что то, что ждёт нас в цитадели «Сынов»… это будет не просто завод. Это их храм. Их механическое капище.

Он ткнул пальцем в pulsирующий багровый узел на карте. – Чтобы добраться туда, нам нужно пройти через «Железный Рынок». Базар сталкеров и прочего отребья, что крутится возле их цитадели, как мухи вокруг мёда. Там мы сможем раздобыть провизию, патроны и, что важнее, информацию. Узнать, что они строят.

– Рынок? – Саша скептически поднял бровь. – Ты хочешь, чтобы я пришёл в логово тех, кто охотится за моей головой?

– Именно потому и хочешь, – старик хитро улыбнулся. – Кто станет искать тебя под самым носом у врага? К тому же, на Железном Рынке правят не «Сыны», а барыга по кличке «Деспот». Он торгует со всеми, кому есть чем платить. А у нас… – Елисей похлопал по своей сумке с инструментами, – …есть кое-что, что ему нужно.

Саша посмотрел на горизонт, где над трубами ЗИЛа висело особенно густое, кроваво-красное марево. Гул оттуда доносился и сюда, отдаваясь в земле низкой вибрацией.

– Ладно, – он потянулся к «Голодному клинку», чувствуя, как лезвие отвечает ему едва уловимой дрожью anticipation. – Покажем этому «Деспоту», что мы можем предложить.

Он свистнул Хорту, и волк, оставив копать, встал рядом, его желтые глаза были полны решимости. Путь к сердцу тьмы лежал через базар её прихвостней. И Саша был готов пройти по этому лезвию.

ГЛАВА 5. ЖЕЛЕЗНЫЙ РЫНОК

Путь к Железному Рынку был путем через территорию, которую не контролировал никто и контролировали все одновременно. Разрушенные кварталы бывшего Замоскворечья превратились в лабиринт из баррикад, контролируемых мелкими бандитами, и проходных дворов, кишащих мутировавшей живностью. Воздух гудел от невидимых глазу эфирных токов, а в переулках то и дело вспыхивали короткие, яростные перестрелки – сталкеры отстаивали свою добычу или свою жизнь.

Саша шел, закутавшись в промасленный плащ, с поднятым капюшоном. Хорт жался к его ногам, исчезая в тени. Елисей, облачившийся в не менее потрепанное тряпье, шептал названия банд и кланов, мимо которых они пробирались.

– Вон там, в бывшем «Доме музыки», – кивнул он на здание, чей купол был проломлен, а из трещин струился фиолетовый свет, – гнездятся «Звонари». Торгуют информацией и эфирными частотами. А эти развалины – вот, видишь, щит с нарисованной крысой? – «Крысоловы». Лучшие (и самые подлые) сборщики технохлама.

Наконец, они вышли к набережной. И Саша замер.

Москва-река была не водой, а густой, маслянистой субстанцией, переливающейся всеми цветами радужной плёнки бензина. По ее поверхности медленно ползли островки пены, с шипением растворяющие всё, к чему прикасались. А посреди этой ядовитой реки, соединяя два берега, стоял Крымский мост.

Но это был не тот мост, что помнил Саша. Это был гигантский, дышащий организм из ржавого металла и живой плоти. Его оплетали стальные канаты, похожие на сухожилия, между пролётами были натянуты сети из проволоки и кожи, а на них, как стервятники, гнездились лачуги, палатки и целые шатры из брезента и кусков рекламных баннеров. Мост pulsировал, сотрясаясь от шагов тысяч ног и гула генераторов. Это был Железный Рынок.

Воздух над ним дрожал от гула голосов, скрежета металла, шипения самодельных аппаратов и запахов – жареного мяса непонятного происхождения, озона, пота, крови и сладковатой вони разлагающейся органики, смешанной с машинным маслом.

– Боги… – прошептал Саша.

– Здесь нет богов, мальчик, – хрипло ответил Елисей, поправляя повязку на лице. – Только цена и товар. Держись рядом. И не смотри никому в глаза. Здесь взгляд может стоить жизни.

Они ступили на мост. И погрузились в ад.

Пространство было поделено на ярусы и зоны. На самых нижних, у самой воды, ютились самые бедные – те, кто торговал тем, что нашёл в ближайших развалинах: обломками, испорченными консервами, тряпьём. Чем выше – тем богаче и опаснее становился товар. Вот слепой старик с кибернетическим имплантом вместо языка предлагал «чистые» карты местности. Вот женщина с лицом, покрытым металлическими чешуйками, продавала склянки с эфирным концентратом, который переливался, как жидкое зло. Двое детей с неестественно блестящими глазами наперебой расхваливали «свежие» запчасти от Лешаков, разложенные на окровавленной брезенте.

Повсюду сновали охранники – брутальные типы в кожаных доспехах, с модифицированными дробовиками и холодными, нечеловеческими глазами. Их нанимали торговцы, чтобы те охраняли их товар.

– Нам нужен верхний ярус, – пробормотал Елисей, пробираясь через толпу. – «Деспот» не станет торговать в этой помойке.

Они поднялись по шаткому трапу, сработанному из обломков автомобиля. Верхний ярус был просторнее. Здесь палатки сменились прочными, сварными конструкциями, а вместо криков торговцев слышался спокойный, деловой гул. Здесь торговали оружием, редкими химикатами, целыми блоками электроники и… людьми. Скованные цепью тощие фигуры с пустыми глазами стояли на коленях, а торговец с сигарой во рту рассказывал об их «полезных навыках».

И в центре этого уровня, на самой высокой точке моста, стояла самая странная постройка. Это был старый, ещё допотопный туристический автобус «Икарус». Но он был весь обшит листами брони, к нему были приварены дополнительные стойки, на которых висели мониторы, показывающие данные о товарах. Из выхлопной трубы медленно валил чёрный дым, пахнущий жжёной пластмассой. У открытой двери, заменённой на стальную бронедверь с щелью-бойницей, стояли двое охранников. Их тела были больше металла, чем плоти.

– Цирк приехал, – мрачно усмехнулся Елисей. – Это его лавка. «Кабинет Деспота».

Они подошли. Охранники, не говоря ни слова, подняли руки, преграждая путь. Их оптические сенсоры зажглись красным, сканируя пришельцев.

– Скажите хозяину, что его навестил Елисей-Лудильщик, – сказал старик, выпрямившись. – И что у меня есть для него кое-что… с того света.

Один из охранников что-то пробормотал в свой воротничный комlink. Через мгновение дверь со скрежетом отъехала в сторону.

– Только ты, Старик. Твои псы ждут снаружи, – раздался механический голос изнутри.

Елисей кивнул Саше. «Жди. И будь готов ко всему».

Саша остался снаружи, прислонившись к перилам моста. Хорт сел у его ног. Он чувствовал на себе десятки взглядов – любопытных, алчных, враждебных. Он был здесь чужаком. Новой кровью. Его пальцы нервно барабанили по рукояти «Голодного клинка». Он смотрел на кишащий внизу рынок, на эту агонию выживания, и чувствовал, как старый, холодный гнев снова начинает шевелиться в его груди. Этот мир был порождением Сдвига, но такие места, как этот рынок, были порождены самими людьми. Их жадностью.

Внезапно его взгляд поймал знакомый символ. В толпе, у лотка с оружием, стоял высокий мужчина в потертом плаще. На его запястье, когда он поднял руку, чтобы поправить капюшон, мелькнула татуировка – стилизованная шестерня, капля крови и разомкнутая цепь. «Сын».

Шпион. И он смотрел прямо на автобус Деспота.

Прежде чем Саша успел что-либо предпринять, дверь автобуса снова отъехала. Вышел Елисей. Его лицо было невозмутимо, но в глазах читалось напряжение.

– По рукам, – коротко бросил он. – Получил кое-какие детали и… кое-какую информацию. Но нам нужно уходить. Сейчас.

Он кивнул в сторону, где стоял «Сын». Тот, заметив, что его раскрыли, резко развернулся и растворился в толпе.

– Они уже здесь? – тихо спросил Саша, отталкиваясь от перил.

– Не только они, – Елисей быстро зашагал к одному из трапов, ведущих вниз. – «Деспот»… он не просто торговец. Он предсказатель. Читает данные, как гадалка – карты. Он сказал, что «Сыны» не просто строят. Они готовятся к Жатве. Кому-то в центре нужно огромное количество чистой, человеческой жизненной силы. Не эфира. Именно жизни. И они свозят людей в свою цитадель. Добровольцев… и не очень.

Они спустились на средний ярус, пробираясь к выходу с моста.

– А что насчёт детали? – спросил Саша, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

– Я приобрёл кое-что для твоего клинка. Артефакт, который я давно искал. «Сердце Лешака» – сконденсированное ядро. Оно позволит тебе… – Елисей не договорил.

Впереди, у съезда с моста, толпа вдруг заволновалась. Послышались крики, люди стали расступаться, испуганно шарахаясь в стороны.

Навстречу им, расчищая себе путь прикладами, шёл отряд. Не «Сынов». Это были наёмники в одинаковой чёрной форме, с современным, не самодельным оружием. Их лица скрывали маски с фильтрами, а на плечах красовалась нашивка – стилизованный череп, увенчанный короной из микросхем.

В центре отряда шёл их лидер – высокий, широкоплечий мужчина. Его лицо было наполовину скрыто тёмными очками кибернетического визора, а вместо правой руки был сложный механический манипулятор, заканчивающийся стволом энергетической пушки.

– «Царёвы Псы», – с ненавистью прошипел Елисей. – Элита наёмников. Работают на того, кто больше заплатит. Видимо, «Сыны» решили не мелочиться.

Лидер отряда остановился в десяти шагах от них. Его визор с лёгким жужжанием сфокусировался на Саше.

– Ты, – его голос был механическим, лишённым эмоций. – Объект «Антей». По приказу Великого Механизма, ты должен быть доставлен в Цитадель. Живым. Или… – Манипулятор с пушкой пришёл в движение, нацелившись на Сашу. – …в виде квинтэссенции. Выбор за тобой.

Воздух на мосте наэлектризовался. Торговля замерла. Все глаза были устремлены на них. Саша медленно выдохнул. Его рука легла на рукоять «Голодного клинка».

Казалось, спасения нет. Но в этот момент с верхнего яруса, из автобуса «Деспота», донёсся усиленный динамиком спокойный, бархатный голос:

– На моей территории проливать кровь разрешено только за плату. Вы заплатили пошлину, господа наёмники?

Все взгляды, включая лидера «Псов», устремились на автобус. Этой секунды замешательства хватило.

– Вниз! – крикнул Елисей, толкая Сашу к краю моста, к зияющему люку в полу, откуда доносился запах машинного масла и влаги.

Хорт прыгнул первым. Саша, не раздумывая, ринулся за ним. Елисей – следом.

Прогремел выстрел энергетической пушки, но он попал в бронедверь автобуса, оставив на ней дымящееся пятно.

– Найти их! – проревел лидер наёмников.

Но было поздно. Люк захлопнулся, оставив «Царёвых Псов» на мосту, под холодным, безразличным взглядом «Деспота».

ГЛАВА 6. ПОДЗЕМНЫЙ ХОР

Люк захлопнулся над головой с оглушительным лязгом, отрезая крики и выстрелы. Они рухнули вниз, в кромешную тьму, падая несколько метров, и приземлились во что-то мягкое, влажное и отвратительно пахнущее. Саша едва успел смягчить падение перекатом, почувствовав, как под ним хрустнули и подались кости какого-то небольшого существа. Хорт приземлился бесшумно и тут же издал глухое рычание, встряхиваясь.

Включился фонарь Елисея, выхватывая из мрака жутковатую картину. Они были в огромном коллекторе. Но не в обычном, а в каком-то техногенном гибриде. Своды были оплетены не только паутиной, но и жилами оптоволоконных кабелей, пульсирующих тусклым синим светом. Под ногами хлюпала не вода, а маслянистая жижа, в которой плавали обломки пластика, кости и мелкие, слепые твари с металлическими панцирями.

– Где мы? – прохрипел Саша, поднимаясь и отряхивая с плаща слизь.

– Технические туннели, – ответил Елисей, с трудом переводя дыхание. Его механическая рука щелкнула, и из запястья выдвинулся сканер. – Старая городская инфраструктура. Канализация, связь, электричество. После Сдвига всё это переплелось и мутировало. Держись подальше от кабелей под напряжением и от луж, которые светятся.

Сверху донёсся глухой удар по люку. Затем ещё один. «Царёвы Псы» не собирались сдаваться.

– Долго они будут? – спросил Саша, вынимая «Голодный клинок». Лезвие здесь, в подземелье, вспыхнуло с новой силой, будто почуяв близкую добычу.

– Люк бронированный, но против их огневой мочи… Думаю, минут пять. Меньше, если у них есть термитная резка. Бежим.

Елисей рванулся вперёд, его сканер пищал, выискивая путь в лабиринте туннелей. Хорт бежал впереди, его волчий нюх был здесь единственным надёжным компасом.

Туннель раздваивался, потом снова раздваивался. Воздух становился гуще, запах – сложнее и опаснее. Пахло озоном, гнилой органикой и чем-то кислым, словно испарениями от мощных аккумуляторов. Стены местами были покрыты странными образованиями, похожими на кораллы, которые тихо позванивали от их шагов.

– Эфирные сталактиты, – бросил через плечо Елисей. – Не трогай их. Могут… переписать твою ДНК.

Внезапно Хорт замер, уткнувшись носом в одну из стен. Он скулил и царапал каменную кладку.

– Что там? – Саша поднял фонарь.

На стене, под слоем слизи и плесени, угадывались следы краски. Человеческая рука вывела когда-то слова: «Они поют. Не слушай пение». А ниже, другим почерком: «Слушай. Это красиво». И ещё ниже, кровью: «СПАСИБО».

– Милые граффити, – мрачно пошутил Саша.

– Это не шутки, – лицо Елисея стало серьёзным. – Мы приближаемся к их территории. «Поющие».

– Кто?

– Мутанты. Но не те, что бегают по верху. Те, что остались здесь, после первых волн Сдвига. Они… изменились. Эфир не просто исказил их тела. Он исказил их голоса. Их песня… – Елисей замолчал, прислушиваясь.

Сначала это был едва уловимый гул, как от высоковольтных проводов. Потом он стал нарастать, превращаясь в странную, многослойную полифонию. Это не было пением в человеческом понимании. Это было наложением десятков, сотен голосов – мужских, женских, детских. Они пели без слов, на одном протяжном звуке, который вибрировал в костях и заставлял зубы ныть. Звук был одновременно прекрасным и отталкивающим. Он обещал покой, забвение, растворение.

– Вот чёрт… – прошептал Елисей. – Бежим! Быстрее!

Они рванули вперёд, но звук настигал их, обтекая, проникая внутрь. Саша почувствовал, как его мысли становятся вязкими, а воля снова начинает таять, как в Бездне, но на этот раз под напором не тишины, а этого гипнотического хора.

Из боковых туннелей, из тёмных щелей, стали появляться они. Фигуры, закутанные в лохмотья, их лица были скрыты капюшонами. Они не шли, а плыли, их движения были неестественно плавными. Их руки, бледные, почти прозрачные, были протянуты вперёд. И из-под капюшонов лился тот самый звук.

Один из «Поющих» оказался впереди. Его рука коснулась руки Саши. Кожа была холодной, как мрамор, и от прикосновения в голову хлынула волна безраздельного, блаженного покоя. «Остановись… Отдохни… Стань частью песни…»

«Голодный клинок» в руке Саши вспыхнул яростным фиолетовым огнём, но не от злобы, а от страха. Он вырвался, оттолкнув мутанта, но тот не упал, а лишь отплыл назад, и его песня стала громче, настойчивее.

– Не слушай! – закричал Елисей, затыкая уши руками, но это не помогало – звук проходил сквозь кости. – Они высасывают волю, как вампиры! Они…

Его голос потонул в хоре. Десятки «Поющих» окружали их, смыкая круг. Их песня стала оглушительной. Хорт лежал на земле, скулил и зарывал морду в лапы. Саша чувствовал, как его ноги подкашиваются. Он видел, как Елисей медленно опускается на колени, его глаза стекленеют.

И тут Саша понял. Это был тот же враг. Тот же принцип. Порядок. Но не механический, а биологический. Гармония. Единый хор, в котором не должно быть диссонирующих нот. А он был самой громкой фальшивой нотой во всей вселенной.

Он снова попытался выпустить хаос, как в Бездне, но песня сковывала его, не давая энергии вырваться. Она была слишком… упорядоченной. Она гасила его внутренний шторм.

Отчаянно оглядевшись, его взгляд упал на стену, оплетённую pulsирующими синими кабелями. Эфирные сталактиты звенели в унисон с песней.

Хаос… – пронеслось в его голове.

Он не стал бить по «Поющим». Он развернулся и с рёвом, в котором была вся его ярость и отчаяние, ударил «Голодным клинком» по скоплению кабелей.

Раздался оглушительный хлопок, и синий свет погас, сменившись снопом искр. Эфирные сталактиты на стене взорвались, как хрупкое стекло. Волна дикого, неконтролируемого эфирного импульса, лишённого всякой гармонии, прокатилась по туннелю.

Песня «Поющих» оборвалась, сменившись визгом боли и паники. Их стройный хор рассыпался на отдельные, испуганные крики. Гармония была разрушена. Ослепленные и дезориентированные, они замерли, а потом, словно тараканы, бросились врассыпную, скрываясь в боковых туннелях.

Тишина, наступившая после, была оглушительной.

Саша стоял, опираясь на клинок, тяжело дыша. Удар по кабелям отозвался в нём встречной волной боли – шрам на груди пылал.

Елисей медленно поднялся, его лицо было бледным. – Идиот… Гениальный идиот. Ты мог нас всех взорвать.

– Сработало, – просто сказал Саша, протягивая руку, чтобы помочь подняться старику.

Хорт встряхнулся и подошёл к ним, тычась мордой в ладонь Саши.

Сверху, совсем близко, раздался скрежет – термитная резка наконец-то справилась с люком.

– Бежим, – сказал Елисей, снова включая сканер. – Впереди, если верить обрывкам карт «Деспота», должен быть старый бункер. Там мы сможем перевести дух.

Он посмотрел на Сашу с новым, почти отеческим одобрением.

– Ты учишься не ломать врагов, а ломать их правила. Это куда опаснее. И куда эффективнее.

Они снова побежали в темноту, оставив позади шипящие кабели и эхо несостоявшейся песни. А сзади, уже спускаясь в туннель, доносились тяжёлые, размеренные шаги «Царёвых Псов». Охота продолжалась.

ГЛАВА 7. УБЕЖИЩЕ МЁРТВОГО АРХИВАРИУСА

Они бежали, не разбирая дороги, повинуясь лишь пищащему сканеру Елисея и волчьему инстинкту Хорта. За спиной нарастал гул – не песня, а ровный, механический гул двигателей и лязг брони. «Царёвы Псы» не спешили, зная, что добыче некуда деться. Они были системными, методичными, как термиты.

– Вот! – Елисей остановился перед казавшейся наглухо заваленной нишей в стене туннеля. Но при ближайшем рассмотрении Саша увидел, что за ржавой балкой скрывалась почти невидимая линия – контур бронедвери. – Старый архивный бункер связистов. Должен быть аварийный ход.

Елисей запустил пальцы в щель, его механическая рука с тихим моторчиком нащупала что-то внутри. Раздался щелчок, и дверь с низким скрежетом отъехала в сторону, открыв черный провал. Запах ударил в нос – не тления, а стерильной пыли, окисленного металла и чего-то ещё… сладкого и горького одновременно.

Они ввалились внутрь, и Саша с силой захлопнул дверь. Замок щёлкнул. Наступила тишина, нарушаемая лишь их тяжёлым дыханием.

– Должно держать, – выдохнул Елисей, прислоняясь к стене. – Двери здесь делали на совесть.

Саша осмотрелся. Они были в небольшом помещении, похожем на шлюз. Свет его фонаря выхватывал стеллажи с истлевшими коробками, пустые противогазы на полках и огромную, покрытую пылью панель с потухшими лампочками. Воздух был мёртвым и неподвижным.

Хорт, обнюхав пол, глухо зарычал и потянул Сашу за полу плаща вглубь, к следующей двери, которая была приоткрыта.

– Что там, мальчик? – насторожился Елисей, доставая свой модифицированный паяльник.

Саша толкнул дверь. Она с скрипом отворилась, и их обдало волной того самого сладко-горького запаха. Фонарь выхватил из тьмы…

Кабинет. Небольшой, заставленный аппаратурой, которая явно пережила Сдвиг. Мониторы, блоки управления, всё в пыли. И за главным пультом сидел человек. Вернее, то, что от него осталось.

Он был облачён в форму старого образца, на его голове до сих пор красовались наушники. Плоть на его лице и руках высохла и почернела, обнажив кости, но не разложилась. А из его глазниц, рта и ушей тянулись тонкие, похожие на провода, светло-серые корни. Они оплетали кресло, опутывали пульт и уходили в потолок и стены, словно являясь частью какой-то системы. Перед ним на столе лежала открытая потрёпанная тетрадь.

– Чёрт возьми… – прошептал Елисей, приближаясь. – Он… врос. Эфирные мицелии. Они питались его жизненной силой, но поддерживали тело от разложения. Как консервация.

Саша подошёл ближе. Его шрам отозвался на близость этого явления не болью, а странным, тягучим резонансом, будто кто-то водил пальцем по краю стеклянного бокала.

– Кто он?

– Судя по всему, последний смотритель. Архивариус. Он должен был сохранять данные, когда всё рухнуло. И, похоже, он сохранил их… ценой собственного тела.

Елисей осторожно, кончиком паяльника, перевернул страницу тетради. Пожелтевшая бумага была исписана ровным, почти машинным почерком. Старик начал читать вслух, и его голос прозвучал зловеще в мёртвой тишине бункера.

«…День триста семьдесят второй. Шум в эфире достиг критического уровня. Голоса становятся навязчивыми. Они называют себя „Хором“. Они предлагают покой. Я больше не доверяю собственным мыслям…»

«…День четыреста первый. Заблокировал все частоты, кроме служебных. Они пытаются просочиться через системы жизнеобеспечения. Снижу температуру. Холод замедляет их…»

«…День четыреста двадцатый. Понял. Они не хотят меня убить. Они хотят присоединить. Сделать частью сети. „Великий Механизм“ – это не метафора. Это протокол. Протокол перезаписи реальности. Они ищут „Исходный Код“…»

Саша и Елисей переглянулись.

«…День четыреста пятьдесят пятый. Они нашли „Исходный Код“. Он не в компьютере. Он в нас. В человеческой душе. В её хаосе, в её иррациональности. „Ржавый Бог“ – это антивирус, запущенный для его удаления. Чтобы создать идеальную, предсказуемую систему. А „Сыны“… его администраторы…»

Елисей лихорадочно перевернул ещё несколько страниц. Последняя запись была сделана дрожащей рукой, чернила расплылись.

«…Они идут. Сквозь стены. Я… я больше не могу. Подключаюсь к основной сети. Может, так я смогу… увидеть… лицо Бога…»

Запись обрывалась.

– «Исходный Код»… в нас, – повторил Саша, глядя на свою дрожащую руку. – В моём хаосе.

– Именно поэтому ты для них угроза, – сказал Елисей. – Ты – носитель неподконтрольного, живого кода. Ты – вирус в их стерильной системе.

Внезапно одна из лампочек на панели над головой мигнула и слабо загорелась жёлтым светом. Затем другая. Тихий щелчок, и на главном мониторе перед мумифицированным архивариусом замигала строка приглашения.

СИСТЕМА АРХИВА: АКТИВИРОВАНА. ОБНАРУЖЕНА УГРОЗА УРОВНЯ 0: «АНТИ-КОД». ЗАПУСК ПРОТОКОЛА «ЩИТ».

– О нет… – прошептал Елисей.

С оглушительным рёвом снаружи, у входа, ударили в дверь. «Царёвы Псы» нашли их.

Но это было не самое страшное. Хорт завыл, прижимаясь к полу. Воздух в бункере сгустился, зарядившись статикой. Мертвый архивариус в кресле медленно повернул свою высохшую голову. Свет жёлтых лампочек отразился в его пустых глазницах. Из его открытого рта послышался не голос, а скрежет и шипение, как из старого радиоприёмника.

«УГРОЗА… ОПОЗНАНА… ЛИКВИДАЦИЯ…»

Бункер, который должен был стать их убежищем, ожил. И он был на стороне «Царёвых Псов».

ГЛАВА 8. ПРОТОКОЛ «ЩИТ»

Воздух в бункере загустел, превратившись в электрический кисель. Треснувший голос архивариуса, исходящий из его высохших уст, повторил, на этот раз громче, с металлическим скрежетом:

«ПРОТОКОЛ „ЩИТ“. АКТИВАЦИЯ СИСТЕМЫ ОБЕЗВРЕЖИВАНИЯ.»

Свет погас, погрузив всё в абсолютную тьму на долю секунды, прежде чем его сменил тревожный багровый свет аварийных ламп. Они мигали в такт тяжелым ударам в бронедверь снаружи. Замок, который должен был держать, заскрипел под напором.

– Он использует внешнюю угрозу! – крикнул Елисей, пригибаясь за пульт. – Система считает, что мы – вирус, а они – лекарство!

Со свистом из вентиляционных решёток в помещение хлынул едкий белый газ. Хорт закашлялся и скулил, зарывая морду в пол.

– Нейро-паралитик! – определил Елисей, натягивая на лицо тряпку. – Дыши через ткань!

Саша почувствовал, как его горло сжимается, а мышцы наливаются свинцом. Но шрам на его груди ответил не болью, а яростным, очищающим жаром. Эфир внутри него, дикий и неукротимый, сжёг яд на входе. Он не был защищён – он был несовместим.

– Елисей! Мицелии! Они – его нервная система! – прохрипел Саша, указывая клинком на серые корни, оплетавшие тело архивариуса.

– Попробуй! – старик уже отчаянно пытался вскрыть панель управления, но его инструменты скользили по запечатанной поверхности.

Саша ринулся вперёд, но пол под ним внезапно ожил. Панель под ногами с грохотом отъехала в сторону, открывая зияющий люк, из которого потянуло запахом озона и раскаленного металла. Он едва удержался на краю.

С потолка с шипением выдвинулись стволы турелей – не баллонов с газом, а компактных лазерных излучателей. Два красных луча нацелились на него.

«НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ. ПРИМЕНЕНИЕ СИЛЫ.»

Саша отпрыгнул назад, увлекая за собой Елисея, как раз в тот момент, когда зелёные лучи прожигали пол на том месте, где они только что стояли. Пластик и металл вспыхнули с едким дымом.

– Он не шутит! – выругался старик.

Хорт, превозмогая действие газа, рванулся в сторону, отвлекая на себя один из лучей. Лазер просвистел в сантиметре от его хвоста, опалив шерсть.

Удары в дверь стали чаще, металл начал деформироваться. Сквозь рёв системы и грохот уже был слышен отчётливый голос лидера «Псов»: «…проламываем! Готовьте шоковые гранаты!»

У Саши не было выбора. Он не мог подобраться к архивариусу, не мог остановить систему. Оставалось одно.

– Елисей! Дай мне всю энергию, что есть! Всю!

– Что?! Ты с ума сошёл! В этом замкнутом пространстве…

– ДАВАЙ!

Елисей, видя безумие в его глазах, отбросил все сомнения. Его механическая рука с гудением выдвинула порт и с силой вонзила его прямо в шрам-интерфейс на груди Саши.

Боль была вселенской. Белая, ослепляющая, разрывающая атомы. Это была не боль от раны, а боль от перегрузки. Саша закричал, но его крик потонул в рёве системы. «Голодный клинок» в его руке вспыхнул так ярко, что затмил багровые лампы, отбрасывая на стены безумные, пляшущие тени.

Он не направил энергию на архивариуса. Он не направил её на турели. Он выпустил её ВОЛНОЙ. Хаотичный, ничем не сдерживаемый выброс чистого эфирного хаоса, усиленный до критической точки технологией Елисея.

Волна ударила во все стороны одновременно.

Мониторы взорвались снопами искр. Турели, нацелившиеся на него, замерли, их наводящие механизмы сгорели в микросхемах. Лампы погасли, и на секунду воцарилась тьма, нарушаемая только треском коротких замыканий.

Свет вернулся – тусклый, аварийный. Но главное – умолк голос системы. Архивариус в кресле безвольно откинул голову, серые мицелии на его теле потемнели и обуглились.

Взрыв хаоса сжёг её изнутри.

Тишину нарушил оглушительный удар. Бронедверь, наконец, не выдержала, оторвалась от петли и с грохотом рухнула внутрь.

В проёме, в клубах пыли и дыма, стояли «Царёвы Псы». Их лидер с визором на пол-лица шагнул вперёд, его энергетическая пука с гудением заряжалась.

– Объект «Антей». Сопротивление бесполезно.

Саша стоял на коленях, весь в дыму, его тело дымилось от перегрузки. Он был пуст. Выжжен. Он с трудом поднял голову. Его взгляд упал на Елисея. Старик, отключив свой порт, смотрел на него с ужасом и гордостью. Хорт, шатаясь, подошёл и встал между ним и наёмниками, оскалив окровавленные клыки.

Лидер «Псов» поднял руку с пушкой.

И в этот момент из разрушенного пульта перед архивариусом выпал и покатился по полу маленький, чёрный, полированный куб, размером с кулак. Он был единственным нетронутым предметом во всём этом хаосе.

– Данные… – прошептал Елисей. – Ядро памяти…

Лидер наёмника увидел его. Его визор сфокусировался на кубе. Приказ, вероятно, был – захватить Сашу любой ценой. Но добыча в виде нетронутых данных с довоенного архива… это была награда, ради которой стоило отвлечься.

Его манипулятор дрогнул.

Этой секунды хватило.

Из-за спин наёмников, из тёмного туннеля, с тихим свистом вылетели два дротика. Они вонзились в шеи двум охранникам. Те беззвучно осели, парализованные.

– Нападение с тыла! – крикнул кто-то из «Псов».

В проёме двери возникла высокая, худая фигура в плаще цвета пыли, с капюшоном, надвинутым на лицо. В её руках был странный лук, собранный из углепластика и старых рессор.

– Бегите, – раздался спокойный, молодой женский голос из-под капюшона. – Я отвлеку их. Через вентиляцию за пультом. Она ведёт на поверхность.

Лидер «Псов» разрывался между целью, данными и новой угрозой. Он выстрелил в незнакомку, но та исчезла в темноте туннеля с кошачьей ловкостью.

Елисей, не раздумывая, схватил чёрный куб и втолкнул Сашу в узкий, тёмный лаз за разрушенным пультом. Хорт прыгнул следом.

Они ползли, не разбирая方向, слыша за спиной крики, выстрелы и яростные команды лидера «Псов», который остался ни с чем.

Они были снова в бегах. Но теперь у них была зацепка. Чёрный куб – последнее наследие мёртвого архивариуса. И тайна «Исходного Кода», который был скрыт в самом хаосе человеческой души.

ГЛАВА 9. СЕРДЦЕВИНА ЗАБВЕНИЯ

Вентиляционная шахта была узкой, холодной и бесконечной. Они ползли, почти не дыша, приглушая стоны и хрипы. Саша тащил себя вперёд на одних лишь инстинктах, его тело горело изнутри после чудовищной перегрузки. За спиной доносились приглушённые выстрелы и крики – их таинственная спасительница вела свой смертельный танец с «Царёвыми Псами».

Наконец, впереди показался слабый свет и поток холодного, свежего (относительно) воздуха. Они вывалились из решётки в полу какого-то заброшенного цеха. Высокие своды, покрытые ржавой паутиной, гигантские станки, застывшие в посмертных позах. Сквозь разбитые стеклянные крыши лился бледный свет московских сумерек, окрашивая всё в сизые тона.

Елисей, тяжело дыша, прислонился к станку. Его руки дрожали, когда он достал чёрный куб. Хорт сразу же улёгся, вылизывая ожог на боку.

Саша рухнул на пол, не в силах пошевелиться. Каждая клетка его тела кричала от боли. Шрам-интерфейс был теперь не просто шрамом – он был воронкой, выжженной в плоти, края которой всё ещё дымились.

– Жив? – хрипло спросил Елисей.

– Пока… да, – Саша с трудом разжал челюсти. – Что… что это было?

– Это, мальчик, был акт самоубийственного героизма, – старик покачал головой, но в его голосе звучало одобрение. – Ты не просто выпустил энергию. Ты выпустил часть самого себя. Тот самый «Исходный Код», о котором писал архивариус. Чистый, неструктурированный хаос. Единственное, что может сломать их стерильную систему.

Он поднял куб к свету. – И, возможно, ключ к пониманию того, как сломать её окончательно.

Внезапно в дальнем конце цеха что-то упало с лязгом. Все трое вздрогнули, затаив дыхание. Из-за груды металлолома вышла их спасительница. Она сняла капюшон.

Это была девушка лет двадцати, с бледным, исхудавшим лицом, обрамлённым чёрными, коротко стриженными волосами. Её глаза были странного, почти прозрачного серого цвета и смотрели с холодной, отстранённой ясностью. На ней был потертый плащ, а за спиной – тот самый лук. На поясе висела колчане с дротиками и странными, самодельными гранатами.

– Они отступили, – её голос был ровным и тихим. – Но ненадолго. «Псы» не оставляют добычу. А вы для них – добыча номер один.

– Кто ты? – Саша с трудом приподнялся на локте.

– Зовут Лика, – она подошла ближе, её взгляд скользнул по его дымящемуся шраму без тени удивления. – Я… наблюдаю. За «Сынами». За их цитаделью.

– «Серые Тени»? – предположил Елисей. – Слухи ходят о группе сталкеров, которые не торгуют, а только следят.

Лика слабо улыбнулась. – Слухи врут. Я не группа. Я – последняя. Остальные… попытались подобраться слишком близко. Стали частью «Хора».

Она посмотрела на куб в руках Елисея. – Вы нашли ядро архивариуса. Умный ход. Взорвать систему её же энергией. Мой отец… – она на секунду замолчала, – …он был одним из инженеров, проектировавших эти бункеры. Он говорил, что в их ядрах хранится не только данные. Там есть чертежи. Не зданий. Протоколов.

– Протоколов? – переспросил Елисей.

– Алгоритмов, на которых работает Ржавый Бог. И… способы их нарушения. Дыры в коде. – Лика подошла к Саше и присела перед ним на корточки. Её пронзительный взгляд был невыносимым. – Ты – ходячая дыра в их коде. Я видела, как ты сжёг «Поющих». Как ты уничтожил систему бункера. Они правы, называя тебя ошибкой. Ты – ошибка в их реальности.

Саша смотрел на неё, чувствуя, как её слова резонируют с чем-то глубоко внутри. С той пустотой, что осталась после выброса.

– Что им нужно? По-настоящему? – спросил он.

– Порядок, – просто ответила Лика. – Вечный, неизменный, предсказуемый. Мир без хаоса, без боли, без случайностей. Мир-машина. Они собираются запустить протокол «Перерождение». Стереть старый, испорченный мир и переписать его с чистого листа. А для этого… – её голос дрогнул, – …им нужна энергия. Огромное количество жизненной силы. Та, что заключена в душах. Они называют это «Жатвой».

– Собирают людей… – с ужасом прошептал Елисей. – Как батарейки. Для своего апокалипсиса.

– Да. Их цитадель – не просто завод. Это алтарь. И гигантский конденсатор, – Лика встала. – Мы должны остановить их. И этот куб… – она указала на него, – …наш единственный шанс. Мы должны его расшифровать.

– Для этого нужна энергия и специализированное оборудование, – покачал головой Елисей. – У меня в убежище было всё, но теперь оно уничтожено.

– Есть место, – сказала Лика. – «Библиотека». Старая Ленинка. Там, в подвалах, уцелели читающие станки. И есть человек, который может помочь. Учёный, который скрывается там от «Сынов». Его зовут Прохор.

– Почему он поможет нам? – с подозрением спросил Саша.

– Потому что «Сыны» убили его семью. Забрали их в первую «Жатву». И потому что он, как и вы, носитель «Исходного Кода». Только в его случае… это не сила. Это болезнь. – В её глазах мелькнула тень жалости. – Он называет её «Памятью Мира». Он слышит эхо прошлого. И это сводит его с ума.

Решение висело в воздухе. Путь был ясен, но он вёл в самое сердце заражённого города, к ещё большей опасности.

Саша с трудом поднялся на ноги. Его тело протестовало, но воля была сильнее боли. Он посмотрел на Елисея, на Лику, на верного Хорта.

– Тогда мы идём в библиотеку, – его голос прозвучал тихо, но с железной решимостью. – Узнаем, как разбить их систему. И остановим эту «Жатву».

Он сделал шаг, и в этот момент снаружи, в небе, над трубами ЗИЛа, вспыхнул ослепительно белый свет. Не импульс, а ровное, мощное свечение, будто включили гигантский прожектор. Оно было холодным, безжизненным и всепоглощающим.

– Что это? – прошептал Елисей.

– Они тестируют конденсатор, – без эмоций сказала Лика. – Подготовка к «Жатве» входит в финальную стадию. Времени у нас всё меньше.

Белый свет медленно погас, оставив после себя ещё более густую, зловещую тьму. Они стояли в тишине разрушенного цеха, осознавая тяжесть своего выбора. Они шли не просто на врага. Они шли против самой идеи порядка, против бога, который стремился стереть мир, чтобы переписать его заново.

И в сердце этого бога бился хаос по имени Саша.

ГЛАВА 10. ПУТЬ СКВОЗЬ ЗАБЫТЫЕ СЛОВА

Белый свет над ЗИЛом погас, но его отпечаток остался на сетчатке, словно предупреждение. Тишина, наступившая после, была зловещей. Даже вечный гул Сдвига на мгновение стих, подавленный этой вспышкой неестественной, стерильной энергии.

– Времени и вправду нет, – первым нарушил молчание Елисей, сжимая в руке чёрный куб. Его пальцы нервно постукивали по гладкой поверхности. – Если они уже тестируют системы… Жатва может начаться в любую минуту.

Лика, накинув капюшон, кивнула в сторону выхода из цеха. – До библиотеки – несколько километров по прямой. Но прямой путь – верная смерть. Там сейчас кишит и мелюзга, и «Псы», которые прочёсывают район. Пойдём через «Старый Город». Там больше укрытий, но… своя опасность.

– Какая? – спросил Саша, с трудом разгибаясь. Боль от перегрузки медленно отступала, сменяясь глубокой, костной усталостью. Но останавливаться было нельзя.

– Там всё ещё живут эхо, – её серые глаза стали непроницаемыми. – Не призраки. Осколки памяти. Места, где реальность особенно тонка. Они могут показать прошлое. А могут и затянуть в него навсегда.

Они вышли из цеха в предрассветные сумерки. Воздух был холодным и колючим, пахнущим пеплом и озоном. Руины вокруг казались притихшими, затаившимися. Даже Хорт шёл, прижав уши, его взгляд постоянно блуждал по завалам, словно он видел то, что было скрыто от них.

Лика вела их ловко и бесшумно, как тень. Она выбирала маршрут по едва заметным признакам – сломанной ветке, свежим царапинам на ржавчине, отсутствию птиц на карнизе. Они пробирались по задворкам мёртвых заводов, через проломы в старых кирпичных стенах, по крышам низких построек.

Вскоре они вышли к границе «Старого Города». Это была не официальная территория, а скорее состояние пространства. Воздух здесь стал гуще, свет – приглушённее, как в старинном храме. Разрушенные особняки и ампирные здания поросли не просто плющом, а странными лианами, светящимися мягким зелёным светом. Словно сама жизнь здесь мутировала, пытаясь приспособиться к искажённой реальности.

– Держитесь ближе ко мне, – тихо сказала Лика, замедляя шаг. – И не обращайте внимания на тени. Они здесь… не всегда отбрасываются предметами.

Они двинулись вглубь. Сначала ничего не происходило. Лишь ветер шелестел в переулках, да где-то вдали слышался странный, отдалённый звон, будто колокол, разбитый на тысячи осколков.

Потом Саша увидел первое эхо.

Из стены полуразрушенного особняка, словно из проектора, проступили контуры людей – дамы в пышных платьях, мужчины во фраках. Они смеялись, разговаривали, их голосов не было слышно, лишь беззвучное движение губ. Эфирный мираж длился несколько секунд, а затем растаял, оставив после себя лишь холод и ощущение щемящей тоски.

– Прошлое пытается прорваться, – пояснила Лика, не останавливаясь. – Оно безвредно, если не трогать.

Но не все эхо были столь безобидны. В одном из переулков они наткнулись на повторяющуюся сцену – группа сталкеров в старом снаряжении отчаянно отстреливалась от невидимого врага. Их лица были искажены ужасом, их движения – петлёй, застывшей во времени. Раз в несколько минут сцена повторялась: они вбегали в переулок, начинали стрелять, их тела разрывало невидимыми когтями, и они исчезали, чтобы появиться снова.

– Не смотри, – резко сказала Лика, отводя взгляд Саши. – Это ловушка. Можно заразиться их паникой. Сойти с ума.

Хорт, проходя мимо, зарычал на мираж, но не остановился.

Чем дальше они углублялись, тем сильнее искажалось пространство. Время текло неравномерно – то ускоряясь, то почти останавливаясь. Они видели обломки танка, который ещё не был произведён на момент Сдвига, и рядом – скелеты в одеждах столетней давности. Реальность здесь трещала по швам, обнажая свою хрупкую, многослойную природу.

Внезапно Лика остановилась, подняв руку. Они стояли на площади, в центре которой возвышался памятник давно забытому поэту, теперь покрытый ржавыми наплывами и светящимися мхами.

– Чувствуешь? – она повернулась к Саше.

Он почувствовал. Шрам на его груди, почти утихший, снова заныл. Но это была не боль, а скорее… тоска. Глухая, всепоглощающая печаль, исходившая от самого места.

– Здесь произошло что-то ужасное, – прошептал он. – Ещё до Сдвига.

– Массовый расстрел, – без эмоций сказала Лика. – В первые дни хаоса. Люди пытались найти здесь убежище. Их нашли. Эхо той паники, того предательства и отчаяния… оно впиталось в камни. Оно до сих пор здесь.

И тогда они увидели их. Тени. Не мираж, а сгустки тьмы, бесформенные, но безошибочно человеческие. Они медленно двигались по площади, беззвучно крича, простирая руки к небу. От них исходил леденящий холод, и трава под их «ногами» чернела и умирала.

– Проклятые души? – с суеверным ужасом спросил Елисей.

– Нет. Отпечатки. Шрамы на реальности. Они не видят нас. Они застряли в моменте своей смерти. Но если пересечь их путь… – Лика не договорила, но её смысл был ясен.

Она повела их по краю площади, стараясь обойти неподвижные, плачущие тени. Воздух был тяжёлым, давящим, каждый вдох требовал усилия. Саша чувствовал, как отчаяние и страх, исходящие от этого места, пытаются проникнуть в его разум, найти отклик в его собственной боли.

«Папа, мне страшно…»

Голос дочери снова прозвучал в его памяти, яснее, чем когда-либо. Он закрыл глаза, сжимая кулаки. Его хаос, его боль – они были его щитом. Он не позволит чужому страху поглотить себя.

Он сосредоточился на гневе. На ясном, холодном гневе против системы, против Бога, который создал этот мир. Против тех, кто отнял у него всё.

Фиолетовая искра пробежала по его костяшкам. Тени на площади заволновались, отплывая подальше, словно чувствуя угрозу. Эхо паники на мгновение сменилось эхом страха – уже перед ним.

– Идём, – его голос прозвучал твёрдо. – Мы близко.

Лика с одобрением кивнула, и они, наконец, миновали проклятое место.

Впереди, в конце улицы, показалось массивное, величественное здание с колоннами. Старая Ленинка. Библиотека. Но она была не такой, как в старых открытках. Её стены оплетали те же светящиеся лианы, что и в «Старом Городе», а у входа, вместо статуй, стояли два огромных, неподвижных Лешака, покрытых не ржавчиной, а блестящим, словно лакированным, чёрным металлом. Их формы были застывшими, неестественно строгими, словно они были не порождениями хаоса, а часовыми, созданными по чьему-то жёсткому приказу.

– Охранники, – сказала Лика. – «Сыны» поставили их здесь. Они не активны, пока не почуют угрозу. Или… носителя «Исходного Кода».

Она посмотрела на Сашу.

– Прохор находится в самом сердце библиотеки, в отделе рукописей. Чтобы добраться до него, нужно пройти через главный зал. А там… – она сделала паузу, – …там живут «Книжные Черви».

– ЧервИ? – переспросил Елисей.

– Нет. ЧервИ. Мутанты, что питаются не бумагой, а знаниями. Они впитывают информацию, становясь её носителями. Они не злые. Но они… навязчивы. Могут заговорить тебя до смерти цитатами из забытых энциклопедий или загипнотизировать стихом. Будьте готовы.

Саша вздохнул, глядя на громаду библиотеки. Казалось, весь этот мир состоял из ловушек – одни убивали тело, другие – разум.

– Ладно, – он потянулся за «Голодным клинком». – Пора вернуть один долг. И узнать, как сломать их Бога.

Он сделал шаг вперёд, навстречу новым испытаниям. Путь к знанию лежал через царство безумия, и он был готов пройти его, чтобы сохранить последние крупицы хаоса в этом стерильном, умирающем мире.

ГЛАВА 11. ЧЕРВИ, ЖРУЩИЕ СЛОВА

Два Лешака-часовых застыли у входа в библиотеку, словно скульптуры, отлитые из обсидиана и стали. Их формы были лишены хаотичной ярости обычных тварей – вместо клубков арматуры и проводов здесь были чёткие, почти архитектурные линии. Глазницы, где должно бы пульсировать сиреневое свечение, были тёмными и пустыми. Они не дышали, не двигались. Но от них исходила такая мощная аутура статичного ожидания, что воздух вокруг звенел от напряжения.

– Они спят, – шёпотом сказала Лика. – Их разум отключён. Но они запрограммированы реагировать на две вещи: прямую атаку и… аномальную эфирную активность. – Она посмотрела на Сашин шрам.

– Значит, мне нужно зайти, затаив дыхание? – Саша скептически окинул взглядом исполинские фигуры.

– Примерно так. Никаких всплесков. Никакой ярости. Только абсолютный контроль.

Елисей уже доставал свой сканер, нацеливая его на часовых. – Интересно… Их ядра не излучают энергию, а наоборот, поглощают её из окружающего пространства. Как чёрные дыры. Любой выброс эфира – и они проснутся, сожрав его и тебя заодно.

Контроль. Саша сжал кулаки. Всю свою жизнь после Сдвига он учился выпускать хаос. Теперь ему приходилось учиться его сдерживать. Он закрыл глаза, пытаясь загнать обратно бушующую внутри бурю. Шрам на груди ныл, требуя выхода.

– Я пойду первым, – сказала Лика. – Следуйте за мной точно. И не дышите слишком громко.

Она, как тень, скользнула между огромными ног первого Лешака. Саша, сделав глубокий вдох, последовал за ней. Он чувствовал, как холодная броня твари излучает лёгкую вибрацию, словно спящий зверь. Хорт, прижав уши и хвост, прокрался следом, его звериный инстинкт подсказывал ему ту же осторожность. Елисей шёл последним, стараясь не звякнуть инструментами.

Казалось, они прошли сквозь строй вечности. Но вот они – на другой стороне. Часовые не шелохнулись.

Перед ними зиял главный вход – огромные дубовые двери, некогда величественные, теперь искорёженные и покрытые странными, похожими на папоротник, металлическими наростами. Одна из створок была приоткрыта, словно библиотека делала последний, застрявший в горле, вздох.

Внутри царил полумрак, пронизанный зелёным светом светящихся лиан, оплетавших галлереи и стеллажи. Воздух был густым и сладким, пахнущим старыми книгами, пылью и чем-то ещё – озоном и странной, щекочущей ноздри пряностью.

И тут Саша их увидел. Они сидели, стояли и лежали повсюду – на полу, на столах, на свисающих с потолка корнях. Люди… или то, что от них осталось. Их тела были до неузнаваемости измождены, кожа – почти прозрачной, сквозь неё проступали синие прожилки. Они были облачены в лохмотья, но не грязные, а странно чистые, как пергамент. Их пальцы, длинные и костлявые, перебирали страницы несуществующих книг, водили по пыльному воздуху, выводя невидимые letters. Их рты беззвучно шептали.

– Книжные Черви, – тихо сказала Лика. – Они не опасны, пока ты не попытаешься пройти. Они защищают знание. Вернее, то, что они им считают.

Они сделали несколько шагов вглубь зала. И тут ближайший «Червь», сидевший, скорчившись, у подножия бюста Ленина, поднял на них свой взгляд. Его глаза были огромными, бездонными, и в них плавали строчки текста, как на экране старого монитора.

«…и тогда князь, воззрев на пепелище, изрёк: «Сие есть возмездие за гордыню нашу…«» – его голос был сухим шелестом страниц.

Саша замер. Елисей нахмурился.

– Он… цитирует?

– Они все цитируют, – ответила Лика. – В их сознании перемешались миллионы книг, которые они… съели. Они не понимают смысла. Они просто воспроизводят. Но если встать у них на пути…

Они продолжили движение, стараясь обойти мутантов. Но с каждым их шагом «Черви» становились беспокойнее. Они начинали шептать громче, их беззвучное бормотание складывалось в жутковатый хор.

«…плотность населения в крупных городах к концу XXI века достигла критической отметки…»

«…любовь – это дитя иллюзии и порождение вечной жажды…»

«…формула расчёта напряжения в сети при пиковой нагрузке…»

«…а в городе том жил да был весёлый трубадур…»

Шёпот становился навязчивым, он заполнял сознание, вытесняя собственные мысли. Саша почувствовал головокружение. Строчки из учебников, романов, стихов и технических manuals начинали сплетаться в его голове в единый, бессмысленный поток.

– Не слушай! – крикнула Лика, но её голос утонул в шелесте. – Идите к той лестнице! В отдел рукописей!

Она указала на массивную дубовую лестницу в дальнем конце зала. Но путь к ней преграждали десятки «Червей». Они уже встали, их руки были протянуты вперёд, а из открытых ртов лился бесконечный поток слов.

Один из мутантов, тот, что был повыше, с лицом, напоминающим высохший пергамент, шагнул навстречу Саше. «…и познаете истину, и истина сделает вас свободными…» – прошелестел он, и его слова обрушились на Сашу тяжёлой, давящей волной. Это была не просто цитата. Это было заклинание. Саша почувствовал, как его воля, его ярость, его хаос начинают растворяться в этом безличном, всеобъемлющем «знании». Стать частью библиотеки. Стать ещё одним томом. Уснуть…

И в этот момент Елисей, бледный и потный, сунул ему в руку тот самый чёрный куб – ядро архивариуса.

– Дай им это! – прохрипел старик. – Дай им то, что они хотят! Знание!

Саша, едва соображая, протянул куб «Червю». Тот остановился. Его бездонные глаза уставились на полированную поверхность. Он потянулся к ней своими длинными, костлявыми пальцами.

В момент прикосновения куб вспыхнул. Не ярко, а ровным, тёплым светом. И тогда все «Книжные Черви» разом замолкли. Их взоры устремились на куб. Они потянулись к нему, как мотыльки к огню, их шепот сменился тихим, благоговейным гулом.

Это была не атака. Это было подношение. Ядро архивариуса содержало в себе целый мир данных – сухих, технических, но это было знание. И оно было для них вкуснее, чем живые умы.

– Бежим! – скомандовала Лика.

Они рванули к лестнице, пока «Черви» толпились вокруг куба, передавая его из рук в руки, погружаясь в его содержимое. Лестница вела вниз, в подвальные этажи. Воздух здесь стал ещё холоднее и суше. Свет лиан сюда не проникал, и им пришлось включить фонари.

Они шли по длинным, узким коридорам, заставленными стеллажами с рулонами микроплёнки и древними серверами. Наконец, Лика остановилась перед массивной, стальной дверью с табличкой «Отдел рукописей. Посторонним вход воспрещён». Дверь была приоткрыта, и из щели лился слабый свет и доносилось монотонное бормотание.

Они вошли внутрь.

Комната была огромной. Стеллажи уходили ввысь, в темноту, теряясь из виду. В центре, под единственной лампой, питавшейся от какого-то хитрого аппарата с динамо-машиной, сидел за столом человек. Он был худым, почти прозрачным, с седыми, всклокоченными волосами. Он что-то быстро и неразборчиво писал на бесконечном свитке пожелтевшей бумаги, который свисал со стола и тянулся через всю комнату. Рядом с ним на столе стояла кружка с мутной жидкостью и лежал кусок чёрного хлеба.

– Прохор, – тихо позвала Лика.

Учёный не отреагировал. Он продолжал писать, его бормотание стало чуть громче: «…точка бифуркации… нелинейная динамика… энтропийный взрыв… они не понимают, что порядок – это смерть… смерть вселенной… нужно сохранить хаос… сохранить…»

– Прохор! – настойчивее повторила Лика.

Он медленно поднял голову. Его глаза были голубыми, ясными и безумными. В них плавали те же строчки, что и у «Червей», но не случайные, а связанные в единую, пугающую теорию.

– Лика, – его голос был хриплым, как скрип переплёта. – Ты привела их. Носителей. Я чувствую. Один – с выжженным кодом, – он указал на Сашу. – Другой – с инструментом для его чтения, – кивок на Елисея. – И пёс… пёс помнит запах мира, который был. Запах травы, а не озона.

Хорт насторожился, но не зарычал.

– Мы принесли ядро архивариуса, – сказал Елисей, показывая пустые руки. – Но «Черви»…

– Оставьте его им, – махнул рукой Прохор. – Им нужны крохи. А мне… – он ткнул пальцем себе в висок, – …здесь всё есть. Вся память мира. Все его боли, все его радости. Все его ошибки. Они – «Исходный Код».

Он встал и подошёл к Саше, вглядываясь в него с болезненной интенсивностью. – Ты носишь в себе не силу, мальчик. Ты носишь в себе суть. Хаос – это не разрушение. Хаос – это потенциал. Возможность выбора. Ошибка, ведущая к новому пути. А они… – он указал куда-то в сторону ЗИЛа, – …хотят всё это выжечь. Запустить «Протокол Перерождения». Создать мир без случайностей. Мир-машину.

– Как его остановить? – спросил Саша, чувствуя, как слова учёного резонируют с чем-то в его глубине.

– Их бог – не существо. Это программа. Алгоритм, написанный на основе древних, докhumanных математических принципов. Он ищет «Исходный Код» – человеческое сознание – чтобы стереть его и переписать. Ты – ошибка, которую он не может исправить. Ты – живое доказательство несовершенства его системы.

Прохор схватил со стола лист бумаги и начал быстро набрасывать на нём схемы – не чертежи, а что-то вроде мандал, сплетённых из математических формул и славянских рун. – Их конденсатор на ЗИЛе… он не просто накапливает энергию. Он генерирует поле абсолютного порядка. В его эпицентре не останется места для хаоса. Для жизни. Для тебя. Чтобы разрушить его, нужно внести в него диссонанс. Не взрыв, а… противоречие. Алгоритмическую ошибку.

Он протянул листок Саше. – Это – паттерн твоего собственного эфирного поля. Твоего хаоса. Ты должен достичь ядра конденсатора и выпустить его там. Не как оружие. Как вирус. Как парадокс, который их система не сможет разрешить. Он запустит цепную реакцию. Он… – Прохор закашлялся, – …он уничтожит всё поле. И, возможно, тебя самого.

Саша взял листок. Знаки на нём казались живыми, они шевелились на бумаге. Он чувствовал их своими нервами.

– Как мне пройти к ядру?

– Их цитадель – это лабиринт, – сказала Лика. – Но у меня есть карта. Та, что составлял мой отец. Он был в её проекте. – Её голос дрогнул. – Он… стал одним из первых, кого они использовали для питания своего бога.

– Время истекло, – внезапно сказал Прохор, глядя в пустоту. – Они начинают. Жатва начинается. Слышите?

Они прислушались. Сначала ничего. А потом – далёкий, нарастающий гул, похожий на запуск гигантского двигателя. Но это был не звук. Это была вибрация, исходящая из самого мира, заставляющая вибрировать кости и выбеливать сознание. Свет лампы на столе померк, затем вспыхнул снова, но теперь его свет был холодным и безжизненным.

Белый свет. Тот самый, что они видели над ЗИЛом.

– Они запускают протокол, – прошептал Елисей. – Поле порядка расширяется.

Саша сжал в руке листок с паттерном своего хаоса. Путь вперёд был единственным. В сердце порядка, несущее гибель и, возможно, спасение.

– Идём, – сказал он. – Пора заканчивать жатву.

ГЛАВА 12. ВРАТА ИЗ ХРУСТАЛЯ И СТАЛИ

Белый свет не угасал. Он висел над городом как приговор, безжизненный и неумолимый. Гул, исходящий от ЗИЛа, превратился в низкочастотный вой, впивающийся в самое нутро. Воздух становился гуще, тяжелее. Пыль на стеллажах библиотеки перестала шевелиться, застыв в неподвижности. Даже светящиеся лианы на потолке поблекли, их живое мерцание подавлено наступающим порядком.

– Поле расширяется, – прошептал Прохор, сжимая голову руками. Его безумие стало болезненным, ясным. – Оно выжигает хаос. Сначала на физическом уровне… потом в разуме. Скоро здесь не останется ничего, кроме… тишины.

– Мы не успеем обойти! – Лика развернула на столе потертый чертеж – карту цитадели, нарисованную рукой ее отца. – Поле достигнет библиотеки через час, максимум два. Прямой путь через территорию завода – единственный шанс.

Елисей изучал схему, его кибернетический глаз быстро сканировал линии и условные обозначения. – Укрепления… часовые… эфирные барьеры. И главные ворота. Они защищены не просто сталью. Там кинетико-эфирный щит. Ничего живого не пройдет.

– Есть другой путь, – пальцем Лика провела по схеме обходную линию, ведущую к гигантской трубе – старой домне. – Отец называл его «Путь жертвы». Аварийный сток для расплава. Он ведет прямо в сердце комплекса – к Залогу.

– Залог? – переспросил Саша, все еще чувствуя на себе жгучий взгляд Прохора.

– Ядро конденсатора, – пояснила Лика. – Место, где они аккумулируют энергию для Жатвы. Но путь этот… он не для живых. Там до сих пор течет не расплавленный металл, а нечто худшее. Очищенный эфир. Концентрированная реальность. Она разрывает все, что не вписывается в ее матрицу.

– Идеальное место для вируса, – Саша посмотрел на свой дрожащий кулак. – Если я смогу дойти.

– Ты должен, – Прохор вдруг схватил его за руку. Его пальцы были холодными, как лед. – Ты – последняя случайность. Последний свободный выбор этого мира. Если ты падешь… – он не договорил, но смысл был ясен.

Они покинули отдел рукописей, оставив Прохора в его безумном пророчестве. «Книжные Черви» в главном зале все еще толпились вокруг куба архивариуса, полностью поглощенные им. Они не обратили на них внимания.

Выйдя из библиотеки, они увидели, что мир изменился. Белый свет не слепил, но он выбеливал цвета. Красный кирпич стал бледно-розовым, зелень мхов – серой, багровое небо – грязно-белесым. Звуки приглушились, будто их пропустили через фильтр. Гул ЗИЛа был теперь единственным доминирующим звуком.

– Поле порядка… – Елисей снял свои защитные очки и протер линзы. – Оно подавляет любую неупорядоченную энергию. Даже световые волны.

Хорт беспокойно заскулил, прижимаясь к ногам Саши. Волк чувствовал угрозу на уровне инстинктов – мир становился неестественным, стерильным, мертвым.

Они двинулись к ЗИЛу. Путь, который раньше был полон опасностей, теперь был пуст. Мутанты попрятались. Аномалии угасли. Даже ветер стих. Они шли по выбеленному, беззвучному миру, как по гигантской черно-белой фотографии.

Чем ближе они подходили к заводу, тем сильнее становилось давление. Воздух стал плотным, как вода. Дышать было тяжело. Саша чувствовал, как его собственный эфир, его хаос, сжимается внутри него, пытаясь сопротивляться внешнему давлению. Шрам на груди горел ледяным огнем – боль была четкой, ясной, единственным напоминанием о его инаковости.

Наконец, они вышли к ограде цитадели. Это была не просто стена. Это была стена из спрессованного света и стали. Эфирный барьер, мерцающий бледным сиянием, сливался с бетонными основаниями. За ним высились корпуса завода, но они казались нереальными, как нарисованные декорации.

– Главные ворота, – указала Лика на массивную арку, заблокированную сияющим щитом. Перед ними стояли ряды часовых – не только Лешаки, но и люди в униформе «Сынов». Их лица были скрыты шлемами, движения – идеально синхронизированы. Они не патрулировали. Они просто стояли. Живые статуи в мире порядка.

– «Путь жертвы» там, – Лика повела их вдоль ограды, к громадной, частично разрушенной домне. У ее основания зияло отверстие, откуда исходил зловещий зеленоватый свет и доносился звук, похожий на шипение тысяч змей.

Воздух вокруг входа был искажен. Камни под ногами плавали, как в мареве. Здесь поле порядка сталкивалось с дикой, неоформленной эфирной рекой, вытекавшей из недр завода.

– Это и есть сток, – сказал Елисей, считывая показания прибора. – Чистейший эфир. Он не стабилизирован. Он… сырой. Один неверный шаг, и он разорвет тебя на атомы, Саша. Твое тело, твой разум… все, что делает тебя тобой.

Саша подошел к краю отверстия. Из него поднимался пар, но это был не пар, а сгустки света, которые на мгновение складывались в лица, в пейзажи, в обрывки воспоминаний, а затем рассыпались. Это была река чистой потенциальности, не ограниченной никакой формой.

– Как мне пройти?

– Ты не можешь пройти, – тихо сказала Лика. – Ты должен… отдаться ей. Перестать сопротивляться. Позволить ей нести тебя. Но удержать в себе ту единственную мысль, ту цель – добраться до Ядра. Если ты потеряешь себя в этом потоке… ты станешь его частью.

– А как же вы? – спросил Саша, глядя на них.

– Мы отвлечем их, – Елисей положил руку на его плечо. – Устроим погром у главных ворот. Это даст тебе время.

– Это самоубийство, – возразил Саша.

– Нет, – Лика достала свой лук. Ее лицо было спокойным. – Это долг. Мой отец отдал этому месту жизнь. Я отдам ему смерть, если понадобится. Чтобы остановить это.

Хорт подошел к Саше и ткнулся мордой в его руку. В его желтых глазах читалась решимость. Он не останется здесь.

Саша посмотрел на них – на старого лудильщика, на девушку-тень, на верного волка. Они были его якорем в этом мире. Последними осколками хаоса, который он должен был спасти.

Он кивнул. Никаких слов не было нужно.

Он развернулся и шагнул в зеленоватый свет.

Мир взорвался.

Боль была не физической. Это было разложение. Его тело перестало быть твердым. Его мысли текли, как вода. Он видел лица людей, которых никогда не знал, слышал языки, которых не понимал. Он был деревом, растущим из камня. Он был звездой, гаснущей в пустоте. Он был каплей дождя, падающей в океан.

«Марго…» – это единственное слово, этот единственный образ удерживал его. Дочь. Ее улыбка. Ее смех. Хаос любви. Хаос памяти.

Он плыл по реке времени и возможности, чувствуя, как его сущность растворяется. Но в самом центре этого хаоса горела маленькая, упрямая точка – паттерн, который дал ему Прохор. Его собственная, уникальная сигнатура. Его хаос.

Поток нес его вперед, сквозь стальные трубы, сквозь пласты бетона, сквозь барьеры, которые не могли остановить то, что не имело формы.

И внезапно все остановилось.

Он оказался в пространстве, где не было ни верха, ни низа. В центре висел он – Залог.

Это был не механизм. Это было совершенство. Гигантский кристалл абсолютно черного цвета, поглощающий весь свет. Вокруг него вращались концентрические кольца из сияющего металла, испещренные сложнейшими узорами. От него исходила та самая белизна, что заполнила мир. Здесь не было звука. Не было движения. Был только абсолютный, безжалостный порядок.

Саша стоял на прозрачном мосту, ведущем к кристаллу. Его тело снова было целым, но он чувствовал, как порядок давит на него, пытаясь вытеснить последние следы хаоса. Каждая клетка его тела кричала в немом протесте.

Он поднял руку и посмотрел на листок, который дал ему Прохор. Знаки на нем светились яростным фиолетовым светом, сопротивляясь белизне.

Это был он. Его суть.

Он сделал шаг по мосту навстречу черному сердцу порядка. Он был последней ошибкой. Последним сбоем. И он собирался совершить главный сбой в истории этого мира.

ГЛАВА 13. ПОСЛЕДНИЙ СБОЙ

Шаг дался с нечеловеческим усилием. Казалось, сам воздух кристаллизовался, пытаясь остановить его, вправить вывихнутую реальность, коей он являлся. Каждый сантиметр пути по прозрачному мосту был сражением. Белый свет не слепил – он выжигал. Он проникал под кожу, вытравливая память, стирая эмоции, оставляя лишь холодную, пустую ясность.

«Имя… мое имя… Саша…»

«Дочь… Марго…»

«Боль… ярость…»

Он цеплялся за эти обрывки, как утопающий за соломинку. Они были его якорем. Его хаосом. Без них он становился пустым сосудом, готовым принять безличный, совершенный порядок.

Залог висел впереди, чернее самой черноты. Он не просто поглощал свет – он поглощал саму возможность иного состояния. Вращающиеся вокруг него кольца были идеальны, их движение – вечно и неизменно. Здесь не было времени. Не было перемен. Была лишь система. Бесконечная, самодовлеющая, мертвая.

Где-то далеко, на границе его сознания, доносились отголоски боя. Вспышки. Крики. Лай Хорта. Елисей и Лика покупали ему эти секунды ценной своей крови. Он не мог подвести их.

Он поднял руку, сжимающую листок с паттерном. Фиолетовые знаки на нем пульсировали, словно живое сердце, последний бастион инаковости в этом царстве единообразия. Шрам на его груди пылал так, что казалось – вот-вот испепелит плоть и кости.

Еще шаг. И еще.

Порядок давил на него всей массой мироздания. Он чувствовал, как его кости трещат, пытаясь принять идеальную, предписанную форму. Как его мысли выстраиваются в ровные, безличные ряды. Внутри него боролись два начала. Одно – дикое, яростное, рожденное из боли и любви. Другое – холодное, спокойное, сулящее вечный покой забвения.

«Стань частью системы. Перестань страдать. Перестань чувствовать. Войди в покой.»

Голос был не в ушах. Он был в самой основе реальности. Голос Ржавого Бога.

Саша остановился в нескольких метрах от черного кристалла. Сила, исходящая от него, была почти физической стеной. Он больше не мог дышать. Его легкие отказывались работать в этой стерильной среде.

– Нет… – его голос прозвучал хриплым, чужим скрежетом, кощунственным диссонансом в идеальной тишине. – Я… не стану… частью… твоего механизма.

Он посмотрел на листок в своей руке. Знаки плясали, сливаясь в единый, яростный узор. Узор его души. Его ошибки.

Он не стал бросаться на кристалл с клинком. Он не стал выпускать сокрушительную волну энергии. Это была бы атака, которую система могла бы парировать, поглотить, обратить в топливо.

Вместо этого он просто… отпустил.

Он перестал удерживать свой хаос внутри. Он разжал кулак, и паттерн на листке вспыхнул, перетекая с бумаги на его ладонь, а с ладони – в саму реальность.

Это не был взрыв. Это было тихое вторжение. Фиолетовая спираль, состоящая из боли, гнева, любви, памяти обо всем утраченном и надежды на то, чего не могло быть, медленно поползла по прозрачному мосту к черному кристаллу.

Система среагировала мгновенно. Белый свет сконцентрировался, пытаясь сжечь вторгшийся код. Но он не горел. Он видоизменялся, мутировал, подчиняясь лишь своим внутренним, нелогичным законам. Он был живым противоречием.

Фиолетовая спираль коснулась поверхности Залога.

И все замерло.

Вращающиеся кольца остановились. Белый свет дрогнул. Абсолютная тишина сменилась нарастающим гулом – не низкочастотным гулом порядка, а тревожным, хаотичным писком, визгом системной ошибки.

На идеально черной поверхности кристалла возникла трещина. Не физическая. Световая. Фиолетовая. Она расползалась, ветвилась, как молния, выписывая тот самый узор, что был на листке. Узор Саши.

Голос в его голове, голос системы, впервые обрел интонацию. В нем были ярость, недоумение и… страх. «…СБОЙ… НЕПОПРАВИМЫЙ СБОЙ… ОТКАЗ…»

Белый свет замигал, превращаясь в судорожные вспышки. Давление, сковывавшее Сашу, ослабло. Он рухнул на колени, чувствуя, как его собственное существо истекает вместе с тем хаосом, что он выпустил. Он был пуст. Выжжен. Но он смотрел, как фиолетовые трещины множатся, пожирая черноту Залога.

Снаружи, у ворот цитадели, гул двигателей и лязг оружия сменились оглушительной сиреной и криками замешательства. Щит на главных воротах погас. Часовые замерли в неуверенности, их запрограммированное сознание не могло обработать происходящее.

Елисей, укрываясь за обломком, увидел, как белое небо над ЗИЛом потрескалось и стало рассыпаться на куски, открывая привычное багровое марево Сдвига. Он ухмыльнулся, вытирая кровь с лица.

– Получи, ублюдок…

Лика, выпустив последний дротик, смотрела на рушащийся порядок с холодным удовлетворением.

Хорт, весь в крови, но живой, поднял голову и издал протяжный, победный вой.

А в сердце цитадели Саша лежал на холодном полу, глядя, как черный кристалл Залога превращается в сиреневый фейерверк рассыпающихся данных. Поле порядка рухнуло. Жатва была остановлена.

Но победа не была полной. Рушащаяся система, теряя контроль, выпустила последний, отчаянный импульс. Волна чистой, нестабильной энергии, больше не сдерживаемая Залогом, ударила от эпицентра.

Она прошла сквозь Сашу, выжигая последние остатки его сил. Он не чувствовал боли. Лишь пустоту. И нарастающий грохот – грохот обрушающейся цитадели.

Последнее, что он увидел перед тем, как сознание покинуло его, – это огромная, изуродованная металлическая рука, пробивающая свод над ним. И пару холодных, механических глаз, уставившихся на него с бездонной, древней ненавистью.

Ржавый Бог не был уничтожен. Он был ранен. И разбужен.

Тьма поглотила Сашу, а над руинами ЗИЛа вновь воцарился хаос – но на этот раз это был хаос гнева пробудившегося божества.

ГЛАВА 14. ПРОБУЖДЕНИЕ В РУИНАХ

Сознание возвращалось к Саше медленно, словно продираясь сквозь слои ваты и битого стекла. Сначала – только боль. Вселенская, пронизывающая каждую клетку боль, будто его тело собрали из осколков и склеили раскалённой проволокой. Потом – звуки. Треск, грохот, шипение и отдалённые крики. И наконец – запах. Едкий дым, озон и сладковатый запах гари, знакомый до тошноты.

Он лежал на спине, уставившись в багровое, неестественное небо. Белый свет исчез. Мир снова погрузился в привычный, больной полумрак Сдвига. Но что-то изменилось. Воздух больше не был стерильным. Он снова pulsировал знакомым хаосом – токи эфира, искажённая реальность, шепот аномалий. Порядок был повержен. Но на смену ему пришло не освобождение, а нечто иное. Нечто… разгневанное.

Он попытался пошевелиться, и тело ответило ему пронзительной болью. Он был пуст. Выжжен. Шрам-интерфейс на груди был теперь не просто шрамом – он был чёрной, обугленной воронкой. «Голодный клинок» лежал рядом, его лезвие потускнело, покрылось паутиной трещин.

– Дыши, мальчик. Медленно.

Рядом сидел Елисей. Его плащ был изорван, лицо в крови и саже. Механическая рука издавала тревожный щелкающий звук. Но он был жив.

– Хорт? Лика? – с трудом выдавил Саша.

– Волк жив, отделался ожогами и рваными ранами. Оттащил тебя из-под завала. Девчонка… – Елисей кивнул в сторону. – Там. Связывает раны. Отделались мы, считай, чудом.

Саша с трудом приподнялся на локте. Они находились на окраине разрушенной цитадели. Тот зал, где находился Залог, теперь был грудой обломков, над которой возвышалась та самая, проломленная сводами, гигантская металлическая рука. Она была неподвижна, но от неё исходила зловещая аура. Рука Ржавого Бога.

Вокруг царил хаос, но это был хаос другого порядка. «Сыны Перерождения» метались в растерянности, некоторые в панике срывали с себя символы. Часовые-Лешаки замерли, некоторые рассыпались в прах без подпитки системы. Но вдали, в глубине разрушенного завода, слышался новый гул – низкий, яростный, полный ненависти.

– Мы его разбудили, – тихо сказала Лика, подходя. Её лицо было бледным, одна рука перевязана окровавленной тряпкой. – Не уничтожили. Разбудили. И теперь он… зол.

– Что теперь? – спросил Саша, снова чувствуя страшную усталость.

– Теперь он выйдет сам, – её голос был без эмоций. – Раньше он действовал через систему, через «Сынов». Теперь он проявится физически. И ему не нужны будут сложные ритуалы. Только месть.

Елисей тяжело вздохнул, глядя на свой сломанный сканер. – Поле порядка исчезло. Эфирный фон зашкаливает. Весь город… нет, вся зона почувствовала этот выброс. Сюда сейчас слетится всё – и сталкеры, и банды, и всё прочее отребье, почуявшее слабость «Сынов». И всё это на фоне пробуждающегося техно-божества.

Саша посмотрел на свою руку. Она всё ещё мелко дрожала. Он был пуст. Его оружие – его хаос – было израсходовано. Чтобы остановить Залог, он отдал всё, что имел.

– Я… я больше не чувствую, – прошептал он. – Эфира внутри. Ничего.

Елисей и Лика переглянулись.

– Возможно, это временно, – сказал старик, но в его голосе не было уверенности. – Ты выжег себя дотла. Как спичка.

– Или, – добавила Лика, – твой хаос не исчез. Он… изменился. Ты внёс его в самую основу системы. Ты стал частью уравнения. Возможно, теперь он работает иначе.

Из руин выполз Хорт. Его шерсть была опалена, в нескольких местах виднелись швы, наложенные Елисеем. Волк подошёл к Саше и тыкнулся мордой в его ладонь. И в этот момент Саша почувствовал не боль, а странный, слабый импульс. Не ярость. Не голод. Нечто… новое. Тёплое. Как искра жизни в пепле.

Он посмотрел на «Голодный клинок». Трещины на лезвии слабо светились не фиолетовым, а тёплым, почти золотистым светом.

– Что это? – прошептал он.

– Остаточное явление, – предположил Елисей. – Эхо твоего акта. Ты не просто разрушил. Ты… переписал. На несколько мгновений, но переписал. Эта энергия… она другая.

Внезапно с другой стороны развалин послышались голоса. Не крики «Сынов», а грубые, уверенные.

– Смотри-ка! А тут птички невредимые сидят!

Из-за угла вышла группа людей. Шестеро. Всяких. В кожаных и брезентовых плащах, с самодельным оружием. Но не бандиты. Сталкеры. Их глаза блестели алчностью.

– Слышали, ребята, тут большое что-то бахнуло, – сказал коренастый верзила с обрезом в руках. – Говорят, «Сыны» своё капище потеряли. Значит, всё, что там было ценного… теперь ничье.

Они окружили их. Лика беззвучно взяла в руки лук. Елисей сгрёб в механическую руку обломок арматуры. Хорт оскалился.

Саша попытался встать, но его тело не слушалось. Он был беспомощен.

– Эй, старик, – верзила ухмыльнулся, глядя на Елисея. – Говорят, ты лудильщик знатный. У «Деспота» на счету. Сдай свою аппаратуру, maybe, мы тебя живым отпустим. А девчонку… мы тоже куда-нибудь отпустим. Потом.

Один из сталкеров, потоньше, с хищным лицом, потянулся к «Голодному клинку».

– А это что за диковинка? Похоже, ценная.

Елисей попытался встать на его пути, но верзила грубо оттолкнул его.

Саша смотрел на всё это словно со стороны. Он не чувствовал привычной ярости. Только холод. И ту самую, новую, тёплую искру внутри. Он протянул руку, не к клинку, а просто вперёд, ладонью к сталкерам.

– Уходите, – тихо сказал он.

Верзила рассмеялся. – Что, герой? Голос сорвал?

Но тонкий сталкер, уже почти взявший клинок, вдруг вскрикнул и отшатнулся. Лезвие, которого он коснулся, вспыхнуло тем самым золотистым светом. И по руке сталкера, от кончиков пальцев, пополз странный узор – не ожог, а словно прожилки золота под кожей. Он с ужасом смотрел, как его пальцы деревенеют, превращаясь в нечто, похожее на полированное дерево.

– Что ты сделал?! – заорал верзила, наводя на Сашу обрез.

Саша не ответил. Он просто смотрел. И золотистый свет в его глазах становился ярче.

– Он… он не человек! – завопил тонкий сталкер, тряся своей превращающейся в дерево рукой. – Бегите!

Алчность в глазах бандитов сменилась животным страхом. Они отступили на несколько шагов, а затем, бросив своего товарища, побежали прочь.

Тонкий сталкер, рыдая, побежал за ними, прижимая свою странную руку к груди.

Наступила тишина. Елисей и Лика смотрели на Сашу с изумлением и опаской.

– Что… что это было? – спросила Лика.

Саша опустил руку. Свет в его глазах погас. Он снова чувствовал только усталость.

– Не знаю, – честно ответил он. – Но это было… не разрушение.

Он посмотрел на свою ладонь. Шрам на груди по-прежнему был чёрным и мёртвым. Но глубоко внутри, там, где раньше бушевала буря, теперь тлела одна-единственная искра. Искра чего-то нового.

Он поднял взгляд на гигантскую руку, торчащую из руин цитадели. Ржавый Бог пробудился. Мир снова погрузился в хаос. Но теперь у этого хаоса было новое измерение. И Саша, пустой и израненный, был его единственным носителем.

– Нам нужно уходить отсюда, – сказал Елисей, прерывая молчание. – Сюда сейчас придёт много народу. И не все будут такими трусливыми.

– Куда? – спросила Лика.

Саша медленно, с помощью Хорта, поднялся на ноги. Он посмотрел на восток, туда, где багровое небо было особенно густым.

– Мы нашли способ ранить его, – сказал он. – Теперь нам нужно найти способ убить. Нам нужны ответы. И сила.

Он посмотрел на своих спутников.

– Мы идём туда, откуда всё началось. В самое сердце Сдвига. Мы найдём тех, кто понимает, что такое «Исходный Код». Или тех, кто его создал.

Первый акт закончился. Начинался второй. И он обещал быть ещё более тёмным и кровавым. Но теперь у них был не просто воин. У них был тот, кто прикоснулся к самому сердцу системы и оставил в ней свой след. След, который уже начинал прорастать.

ГЛАВА 15. ЗЕРКАЛО ДЛЯ ОБОРОТНЯ

Трое суток они шли на восток, оставляя за спиной дымящиеся руины цитадели. Багровое небо, казалось, стало ещё гуще, а воздух – едким. Эфирные аномалии участились и стали более агрессивными, будто вся реальность, освобождённая от сковывающего поля порядка, теперь буйствовала с утроенной силой. Но была и перемена к худшему: из глубины бывшей промзоны доносился теперь не просто гул, а нечто иное – тяжёлое, размеренное, как дыхание спящего гиганта. Дыхание разбуженного Бога.

Саша шёл, ощущая себя пустой скорлупой. Его тело заживало с неестественной скоростью – раны покрывались розоватой кожей, сломанные кости срастались. Но внутри оставалась пустота. Шрам-интерфейс на груди был мёртв и безмолвен. «Голодный клинок» он нёс за спиной – лезвие, покрытое золотистыми прожилками, больше не отзывалось на его прикосновение. Оно было просто куском странного металла.

То, что он сделал с сталкером, пугало его. Это не было контролируемым действием. Это был инстинктивный выброс… чего-то. Он не уничтожил руку, а преобразовал её. Изменил её природу. И этот акт требовал от него не ярости, а чего-то иного – концентрации, принятия. Как будто он не ломал реальность, а убеждал её стать другой.

Елисей, идя рядом, периодически бросал на него тревожные взгляды. Старик был молчалив, погружён в свои мысли. Его механическая рука была починена на скорую руку и работала с лёгким скрипом.

Лика, как всегда, была настороже. Её рана затягивалась, но движения были скованными. Она шла, постоянно оглядываясь, словно ожидая погони не только от людей, но и от самого ландшафта.

Хорт, зажив быстрее всех, теперь выполнял роль разведчика. Он бежал впереди, исчезая в руинах и возвращаясь, чтобы указать безопасный путь.

На четвертый день они достигли того, что когда-то называлось Третьим транспортным кольцом. Теперь это была граница. Впереди лежал не просто разрушенный район. Это был эпицентр. Место, где Сдвиг проявился впервые и с наибольшей силой. Воздух здесь был густым, как кисель, и видимость не превышала ста метров. Стены уцелевших зданий были покрыты не просто ржавчиной, а сложными, словно вытравленными кислотой, узорами. Они pulsировали тусклым светом, словно вены гигантского существа.

– Здесь всё иначе, – прошептала Лика, останавливаясь. – Реальность не просто искажена. Она… больна.

Елисей достал свой сканер. Прибор зашкаливал, издавая непрерывный писк. – Эфирный фон нестабилен. Колебания хаотичны. Здесь нельзя использовать силу, Саша. Любой выброс энергии может вызвать непредсказуемую реакцию.

Саша кивнул. Он и так не чувствовал в себе сил для выброса. Он был пуст.

Они двинулись вперёд, в густой туман. Свет здесь был странным – не багровым, а зеленовато-жёлтым, как синяк. Звуки приглушались, а затем резко усиливались, искажаясь до неузнаваемости. Им приходилось обходить участки, где пространство буквально струилось, как вода, и где время текло с разной скоростью – в одном месте они проходили несколько шагов за минуту, в другом – преодолевали сотню метров за мгновение.

Внезапно Хорт, бежавший впереди, замер и глухо зарычал. Он пятился назад, шерсть на загривке дыбом.

Из тумана впереди показалась фигура. Человек. Он шёл медленно, не обращая внимания на аномалии. Он был одет в длинный, до пола, плащ из грубой ткани, а в руке держал посох, увенчанный кристаллом мутного кварца. Его лицо было скрыто в тени капюшона.

– Осторожно, – сказала Лика, натягивая тетиву лука. – Неизвестный.

Незнакомец остановился в десяти метрах от них. Он не проявлял агрессии. Он просто стоял.

– Кто ты? – крикнул Елисей.

Фигура медленно подняла голову. Из-под капюшона на них смотрело лицо пожилого мужчины с седой бородой и пронзительными голубыми глазами. Но в его взгляде не было ни страха, ни угрозы. Была лишь глубокая, бездонная печаль.

– Я – Странник, – его голос был тихим, но отчётливым, словно звучал у них в голове. – А вы – те, кто разбудил Сонный Гнев.

– Ржавого Бога? – уточнил Саша.

Странник кивнул. – Он спал, переваривая старый мир. Вы вонзили в него шип боли. Теперь он проснулся. И он голоден.

– Мы остановили Жатву, – сказала Лика.

– Вы отсрочили её, – поправил Странник. – Теперь он не станет собирать души по крупицам. Он выйдет сам и поглотит всё разом. Вы не остановили апокалипсис. Вы его ускорили.

Елисей мрачно хмыкнул. – А есть хорошие новости?

Странник улыбнулся, и его улыбка была печальной. – Хорошая новость в том, что вы изменили правила игры. Раньше он был системой. Теперь он – существо. А существо можно убить.

– Как? – шагнул вперёд Саша.

Странник посмотрел на него, и его взгляд стал пристальным, изучающим. – Ты. Ты – тот, кто прикоснулся к Залогу. Ты носишь в себе его отпечаток. И он носит в себе твой.

Он указал на грудь Саши. – Твой шрам мёртв. Но не твоя суть. Ты израсходовал старую силу. Та сила была порождением Сдвига – реакцией мира на болезнь. Но ты заразил саму болезнь. И теперь в тебе рождается нечто новое. Противоядие.

– Что мне делать? – спросил Саша.

– Научиться слушать, – сказал Странник. – Раньше ты слушал свою боль. Теперь слушай тишину. В ней есть ответ. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Постой! – крикнул Елисей. – Кто ты такой? Откуда ты знаешь всё это?

Странник обернулся. – Я был учёным. Там, – он кивнул в сторону самого центра, где туман был особенно густ, – находился Научный Центр. Мы изучали Сдвиг. Мы пытались его остановить. Мы… ускорили его. Я – единственный, кто выжил. Потому что я научился слушать.