Розовый Туман

Глава 1

«Что может быть лучше утренней прогулки с собакой? Наверное, увидеть свой сладкий сон до конца, объятия с подушкой, теплое одеяло… Вариантов много, а вот выбора нет совсем. Может, в этом и есть главная прелесть быть хозяином пса: ты не решаешь, спать тебе дальше или вставать. Ты идешь и встречаешь первые лучи солнца, утренний туман или, если повезло меньше, дождь.»

Первые пять минут зябко, хочется спать, и ты нервно шипишь на четырехлапого друга: «Рядом. Рядом, я сказал! Не беси ты меня!» Но пройдешь пару десятков метров, слушая гулкий стук своих шагов по утреннему асфальту, втягивая носом огуречный запах ещё холодной травы, и жизнь налаживается. Ты уже рад, что гуляешь.

Я был на стадии полного пробуждения и наслаждался прогулкой: ноги приятно пружинили, макушку согревало солнце. Рыжий спаниель Чаппи послушно семенил в метре от меня, то пыхтя носом в землю, то заглядывая в глаза, словно проверяя, нравится ли мне его поведение. Мы держали путь по полю в сторону соснового бора. Нам повезло жить в многоэтажке на самом краю незастроенного кусочка природы.

Настроение мне не испортила даже утренняя ворчунья, ежедневно подкармливающая уличных котов. Сегодня не стало исключением – я снова получил свежую порцию тихих проклятий. Вываливая странную смесь из рыбьих голов, огрызков колбас и куриной кожи под балконом, она проскрипела мне вслед что-то вроде: «Да чтоб вы провалились, убийцы!»

Я не стал разбираться, кого мы убили и чем ей всегда мешаем, гордо прошел мимо. Чаппи, простачек, как всегда, улыбался ей во всю собачью пасть и энергично вилял хвостом, принюхиваясь в сторону угощения. Мне кажется, он искренне верил, что добрая женщина выкладывает ему лакомства каждое утро, а вредный хозяин не даёт их съесть. А может быть, и сам съедает, заперев в квартире.

Суббота третьего июля обещала быть жаркой. Ещё веяло утренней прохладой, но небо чистое, тихо и безветренно. Я отстегнул поводок, и Чаппи бросился по своим собачьим делам, а я по узкой тропинке направился прямиком к своей любимой поляне, окружённой метровыми берёзками и ивняком.

На этом пятачке земли трава всегда по щиколотку, мягкая и свежая. Возможно, её подъедали зайцы, может были другие причины. Обычно я садился там на небольшой камень и закуривал, пока Чаппи носился кругами. Теперь я пробрался через высокую траву и кусты, но остановился на краю. Что-то было не так!

Трава розовая. Камень розовый. Я огляделся, пытаясь увидеть розовый цвет в небе, кустах, видневшейся вдали многоэтажке – что доказало бы проблемы со зрением. Но всё по-прежнему, за исключением круглого участка земли передо мной. Я наклонился и сорвал травинку. В руке она обрела прежний зелёный цвет. Розовой была не трава, а густой туман, стелившийся среди неё. Он окрашивал камень, землю и растения в столь несвойственный им цвет.

Я опустил руку в траву. Она тут же порозовела!

Удивительно, но этот туман не прохладный, он тёплый, как дыхание. Поднял ладонь выше – она снова стала обычного цвета, но вся в мелких розовых каплях. Я тщательно вытер их о штаны. В кустах громко затрещало, я вздрогнул.

На поляну вылетел Чаппи и с разбегу зарылся носом в туман, шумно сопя и всхрапывая от быстрого бега. Несколько секунд я смотрел на него, на поляну, на руку, а потом заорал:

– Ко мне!

И кинулся бежать через кусты. Он не был особо послушен, просто на команду мог и не среагировать, а вот вид бегущего хозяина действовал всегда.

Я поздно сообразил: туман может быть опасен. Возможно, это неведомый газ, прорвавшийся из-под земли; химические отходы; да мало ли что ещё! Вид моего пса, смачно вдыхающего это ноздрями и лижущего языком, испугал меня. На всех парах мы помчались домой смывать это неведомое под душем.

Глава 2

Я запихал сопротивляющегося Чаппи в ванну и хорошенько намылил его собачьим шампунем с запахом сосны, щедро поливая из душа прямо в пасть. Набрал пригоршню воды и промыл ему нос, насколько смог. Чаппи был шокирован и оскорблен внезапной экзекуцией и, как только обрел свободу, начал носиться по квартире, запрыгивая на кровати и кресла, лая во все горло, поскальзываясь мокрыми лапами на ламинате.

С трудом успокоив его куском сыра, я тоже принял душ, особенно тщательно намыливая руки и густую шевелюру. Потом снял и закинул в стирку всю одежду, в которой был – подальше от этого розового кошмара. Вдруг я понял, что меня сейчас стошнит от голода, и принялся опустошать полки холодильника, на ходу сооружая бутерброды и запивая всё это кофе. Чаппи не остался в стороне, клянча буквально от каждого куска, который я брал в руки, а после умял и свой завтрак. Чистые и сытые мы улеглись в кровать.

Суббота – на работу не нужно, можно ещё поспать, раз уж прогулка не задалась. Немного покрутившись и попытавшись задремать, я не выдержал и полез в интернет искать информацию о розовом тумане, к сильному недовольству Чаппи, который пытался устроить голову на моём животе. Где-то посреди заумных статей о бактериях и грибах, спорах и токсинах я всё-таки уснул. Было около девяти утра.

В свои двадцать четыре года я уже был счастливым обладателем однокомнатной квартиры в новенькой многоэтажке. Я даже сделал в ней неплохой ремонт. Начал сам, полный энтузиазма. Заканчивал, правда, нанятый мастер, которому я соврал, что до него работал другой недобросовестный специалист. И весь остаток ремонта периодически выслушивал мат в сторону того, другого… Пару лет назад сдал на права и приобрел подержанную «Audi». Ну и, если быть совсем честным, ремонт и машина – пока единственные достижения моей жизни. Квартиру купила мне мама.

За этим подарком стояли увлекательные бои с отцом. Когда он ушел, мне было пять лет. Из маминых рассказов я понял: она изводила его после развода. В итоге они договорились – она отказывается от алиментов в обмен на его крупный вклад в мою будущую квартиру. Маме я многим обязан, ей удалось толково объяснить мне, что лишних денег у нас нет.

Не поступлю на бюджет – образования не видать. – А без образования ты будешь дворником или таксистом, – приговаривала она.

В детстве я не понимал, почему это плохо, и со слезами доказывал, что стану строителем. А быть водителем – предел моих мечтаний. Но после восьмого класса я подрабатывал грузчиком на овощной базе и резко всё понял. Денег было мало даже на мои подростковые хотелки, зато уставал я так, что мог только падать на кровать или уныло листать ленту Ютуба.

Поэтому к одиннадцатому классу я неплохо подтянул средний балл и поступил на программиста. Мечтал создавать сайты или игры, а уж работать – так как минимум в Гугл. Но устроился на фирму, торгующую входными и межкомнатными дверьми. Тут и работаю по сей день, ковыряясь в бухгалтерских программах. Сижу в тепле, да и зарплата вполне приличная. Я даже пошёл в качалку, чтобы совсем не размякнуть.

Мама живёт в одноэтажном доме на берегу реки. Та же река течёт и в моём районе. Когда у меня появляется очередная дама сердца, я веду её знакомиться. Мы устраиваем барбекю в саду. До женитьбы, правда, так и не дошло. Отношения у меня редко держатся дольше полугода. Обычно девушки бросают меня, но продолжают дружить с мамой. Иногда, заехав к ней на чай, я могу встретить там свою бывшую – загорающую рядом в саду.

Никто не требовал от меня женитьбы или внуков. Мне полагалось быть приличным парнем: не пьянствовать, работать – и всё. Жизнь меня не обидела. Высокий, плечистый, со смазливой внешностью. Девчонкам я нравился всегда, ещё со школы. Но всех отпугивала моя мальчишеская беззаботность. Мамочкин сынок, что сказать.

Детство без отца аукнулось. Хотя плюсы были: никаких ремней и фраз "мужчины не плачут". Мама воспитала во мне эмпатию – вид плачущего щенка надолго погружал в мысли о несправедливости мира. Отец не вложил мужской тяги к соперничеству. Отсюда мой лёгкий, неконфликтный характер. Зато упертость и интеллект – его наследство. Мама так и говорила: "Упрямый как баран, да умный". Мы не виделись. То ли мама достала, то ли я ему не сдался. Свалил в столицу, обрубил концы. Спасибо за квартиру, пап. Я не скучаю.

Сказать по правде, меня вообще мало что интересовало. Работа? Нет. Программистикой я так и не увлёкся. Каких-то особенных хобби не было. Я предполагал, что из меня выйдет отличный отец – именно потому, что твёрдо знал, как не надо поступать. Но без постоянной спутницы перспектива туманна. И вот в двадцать четыре года моя единственная цель – обрести цель. Я отчаянно хотел гореть чем-то. Вот только понятия не имел – чем. Пока я был как сказочный богатырь: лежу на печи, коплю силу. Имя, кстати, подходящее: Иван.

Глава 3

Проснулся с мигренью. Язык сухой, свет режет глаза. Нащупал телефон на полу – уронил, пока спал. Глянул время и присвистнул: два часа дня. Неудивительно, что болит голова. Чаппи в комнате нет.

Обычно он уходил, когда я сплю – только попить или если его тошнило. Прислушался – полная тишина. Ни звона миски, ни звуков рвотных спазм. Пустота гулкая: нет цоканья когтей по полу, шуршания лежака, ворчания над игрушками. Привычного собачьего гама не было – и это насторожило.

Я пошел искать. Осторожно, глядя на пол. Лужу рвоты исключать нельзя. Я боялся наступить в нее босыми ногами. Первое, что я увидел, выйдя в прихожую, – самого Чаппи, спокойно лежащего на своем матрасике. Нормально это выглядело бы для любого человека, но у меня, растившего его с двухмесячного возраста, похолодело внутри. Все было не так в его позе.

Ровно сложенные передние лапы, прямая шея, напряжённый круп, хвост вытянут в линию. Казалось, он приготовился к прыжку. Это как раз было бы нормально, но он не двигался. Я присел перед ним и впервые в жизни испугался свою собаку. Если бы он бросился на меня скалясь, мой страх был бы меньше. Меня до мурашек и холодного пота испугал его взгляд в пустоту.

Чаппи смотрел сквозь меня, изредка моргая. Он сипло дышал, крепко сжав челюсти. Маленькая капелька скатилась из носа и повисла на рыжей шерсти. Я, сильно опасаясь укуса, протянул дрожащую ладонь и стёр каплю указательным пальцем.

Розовая. Либо примесь крови, либо он успел надышаться тумана. Мысль о крови показалась менее жуткой, понятной что ли. Простите меня, друзья братьев наших меньших, но в этот момент я превратился в медузу, без костей и силы воли. В голове ни одной мысли и паника. Вместо того чтобы погрузить собаку в машину и лететь в ближайшую ветклинику визжа тормозами на поворотах, я пошел на кухню и сделал кофе. Отпил, закурил. И только спустя несколько судорожных затяжек и таких же глотков, мысли прояснились, а руки и ноги перестали трястись. Я с отчуждённой хладнокровностью достал из шкафа спортивную сумку, из комода ветеринарный паспорт Чаппи, положил в карман банковскую карточку и всю наличку, которую нашёл на полках. Постелил на дно сумки большое махровое полотенце, сложенное несколько раз. И пошёл за Чаппи.

Его поза и пустой взгляд остались прежними. Я понял, что не смотрел на него, собирая вещи – последняя роскошь слабости.

Теперь вопрос: как взять его под грудь и живот, переложить в сумку и не спровоцировать агрессию?

Он был не в себе. Узнает ли он меня? Чувствует ли боль?

– ловил крыс в стремительном броске.Спаниель – не мастиф, но я видел, как он: – дробил говяжьи кости;

Я боялся оказаться перед выбором: его спасение или мои швы в травматологии.

Собравшись с духом и придав голосу ложной уверенности, позвал:

– Чаппи, малыш. Чаппи…

Медленно протянул руку и поднёс к носу. Я хотел, чтобы он учуял мой запах. Погладил по голове и загривку. Всё то же безразличие. Футболка прилипла к спине, ладони вспотели. Наконец взял за переднюю лапу и потянул на себя. Лапа не разогнулась в локте, он удерживал её.

Решительно раскрыв сумку, я подсунул руки под грудь и живот собаки. Пальцы запутались в тёплой шерсти. Наверное, от нервов я ослабел – он показался невыносимо тяжёлым; я даже покачнулся. Аккуратно уложил в сумку, закрыл молнию до ушей. Надел ошейник с поводком – мало ли очнётся и кинется бежать в беспамятстве.

Не запирая дверь, я двинулся к машине. От быстрой ходьбы сумка раскачивалась, ударяя меня по колену, словно я нёс что-то неживое. Мне кажется, именно в этот момент меня покинула последняя надежда. Где-то в глубине души я верил: стоит мне поднять сумку – Чаппи начнёт барахтаться в ней, вырываясь. Я выпущу его, возьму за поводок – и мы пойдём гулять, кинув проклятую сумку за дверь квартиры. Поэтому я и не закрыл на ключ. Но мы уже в машине, а Чаппи смотрит стеклянными глазами.

Глава 4

Клиника буквально через улицу. Спустя несколько минут я уже парковался перед ее входом. Зашёл, держа сумку. Оценил очередь: три кошки в переносках и один шпиц на коленях. Аккуратно поставил сумку на пол возле скамейки и направился к администратору за стойкой.

Странно, меня не переполняли чувства, словно это обычный визит – за каплями для ушей или по поводу залысины на хвосте. Но по выражению моего лица похоже было видно, что дело серьезное, потому что девушка за стойкой посмотрела сразу как-то очень сочувственно и мягко спросила:

– Машина что ли сбила?

Я покачал головой и выдавил из себя:

– Химией отравился.

Я решил, что, если начну рассказывать про розовый туман в поле, меня сочтут сумасшедшим.

– Врач сейчас выйдет, я скажу, чтобы принял без очереди.

Я оглянулся на кошачьи переноски, стараясь не встречаться взглядом с их хозяйками.

– Там ничего серьезного, можно подождать, – сказала администратор чуть громче, явно чтобы дамы с кошками тоже услышали. – А у вас дела не очень. – И её глаза метнулись с меня на неподвижную сумку и обратно. – Но не переживайте, врач сегодня у нас хороший. Андрей Семеныч спасал животных в самых сложных ситуациях, не сдается никогда.

Андрея Семеныча я знал прекрасно. Сколько раз мы к нему приходили – то с ушной инфекцией, то за прививками, то с занозой в лапе. А вот её видел впервые. Раньше за стойкой сидела дама неопределённого возраста, с длинным тонким носом и явным отвращением ко всем животным. На кой чёрт она пошла в ветклинику работать – я всегда недоумевал.

Видимо, деньги не пахнут.

Новая администратор нравилась мне куда больше. Молодая, лет двадцать пять не больше, с каштановым каре и сонными глазами. Правильные черты лица, аккуратный чуть вздернутый носик. Если бы за спиной не лежал мой друг в сумке без признаков жизни, я бы обязательно постарался с ней познакомиться. Но сейчас меня мутило, глаза болели, в горле пересохло, и я думал только об одном – как бы не заплакать.

Тем временем сумка привлекла внимание очереди. Морда Чаппи со стеклянными глазами и его игрушечная неподвижность начали беспокоить кошатниц.

– Чумка что ли? – спросила одна, обращаясь не ко мне, а к соседке с огромным полосатым котом, которого та вынула из переноски и усадила на коленях.

– Да, нервная форма чумы, определенно. Паралич уже начался. Недолго ему мучиться.

– Как бы нам не заразиться? От собак котам передается?

– Конечно, – авторитетно заявила третья. С достоинством поднявшись, она взяла свою переноску. – Пожалуй, мы зайдём в другой день, – сказала она администратору с обидой в голосе и вышла.

– А мы, наверное, на улице подождем, раз уж его первого примут, – сообщили администратору оставшиеся. – Вы нас кликните, когда врач освободится.

– Да мы сами увидим, – прошептала та, что с полосатым котом, – он же выйдет из клиники. – И выразительно посмотрела на меня.

В очереди остались только я да девушка со шпицем, явно не боявшаяся нервной формы чумы. Она старательно смотрела в стену, и это меня почему-то взбесило. Минут через десять вышел врач. Ни на кого не глядя, подошёл к администратору:

– Вызови Антона. Я пока в холодильник его сунул. Не вывезло сердечко. Чуть-чуть не дотянул. Список лекарств оставил, запишешь на меня, пусть с зарплаты высчитывают.

– Хозяин совсем отказался? – уточнила администратор.

– Да, сразу как привез, сказал усыплять. Мне показалось, шансы были. Хозяин умнее меня оказался, не стал деньги тратить.

– У него сердце и остановилось, потому что услышал, что его человек его бросил, – с горечью прошептала девушка. – Вот, – обратилась она ко мне, – Андрей Семёнович – человек с золотым сердцем. Хозяин отказался от хаски, которого машина сбила, сказал: «Сам дурак добегался». А доктор его лечил до последнего за свой счёт. Так что не волнуйтесь за своего. Если что можно сделать – доктор сделает.

Андрей Семёнович, грузный мужчина с огромными руками, больше похожий на мясника, чем на ветврача (и, несмотря на это, блестящий хирург), с неодобрением глянул на неё.

Видно, настроение у него было ни к черту.

– Я оплачу за хаски, – неожиданно для себя самого сказал я.

Теперь девушка смотрела на меня с восхищением, как минуту назад на врача. В ней что-то наивное и чистое, как в актрисах из старых советских фильмов, – подумал я.

В глазах пожилого мужчины мелькнул огонёк, словно мир, казавшийся ему мрачным минуту назад, немного посветлел. – Ну что там с твоим приятелем? Чаппи, насколько я помню? Алёна, доставай карточку. Чаппи… Фамилия? – Он вопросительно взглянул на меня.

– Смолевский.

– Чаппи Смолевский, английский кокер спаниель.

Не обращая внимания на девушку со шпицем, он направился к моей сумке. Та нервно встала и направилась к выходу, видимо до последнего верила, что её примут по очереди. Я облегчённо вздохнул: есть люди, которые напрягают одним присутствием. А сейчас лишние раздражители мне были ни к чему. Вот удивительно: даже ворчливые тётушки с котами не вызывали такого неприятного чувства. Аура у неё какая-то что ли.

– Слава богу, ушла, – выдохнула Алёна.

– Да, я был бы рад этого клиента совсем не видеть, хотя шпиц у неё вполне порядочный.

Я понял, что чутьё меня не подвело: девушка явно была особой склочной.

Доктор тем временем расстегнул сумку и с нарастающим недоумением смотрел на собаку. Потом достал из кармана маленький фонарик и поводил лучом перед глазами пса.

– На стол, – скомандовал он. Не дожидаясь моей реакции, вынул Чаппи из сумки и, зажав под мышкой словно замершую игрушку, прошёл в смотровую с металлическим столом.

Я поразился его смелости и поспешил следом. Чаппи лежал на столе всё в той же позе, уставившись в стену и изредка моргая. Андрей Семёнович взял его за лапу и резко потянул на себя – с силой, на которую я дома не решился. Лапа разогнулась и тут же вернулась на место. Доктор удовлетворённо хмыкнул:

– Не паралич. Тело он контролирует.

Он снова посветил фонариком в глаза и щёлкнул пальцами над ухом пса. Ноль реакции. Аккуратно приподнял брыль, видимо, чтобы осмотреть слизистую, но тут же отпустил и отошёл. Вернулся с ватной палочкой, приоткрыл собаке пасть и провёл по дёснам. Даже я, стоя в метре, увидел розовое пятно на вате.

– Это кровь? – спросил я.

– Без микроскопа вижу – нет, – ответил доктор, разглядывая вату под яркой диодной лампой над столом. – Пора, молодой человек, рассказать, что случилось с собакой перед ступором. Так проще будет понять, что с ней.

Я решил: пусть лучше сочтут чудаком с галлюцинациями, чем совру про химию и рискую оставить пса без верного диагноза. Подробно выложил всё – нашу утреннюю прогулку, розовый туман и отмывание.

– А вы как себя чувствовали после? – Андрей Семёнович, казалось, совсем не удивился странному рассказу.

– Я? Вроде нормально. Съел полхолодильника и завалился спать. Он, – я кивнул на Чаппи, – тоже умял немало.

– Долго вы спали? – доктор не отступал.

– Да. Несколько часов. Проснулся – голова трещала. – Я начал догадываться, к чему клонят расспросы. Андрей Семёнович что-то знал про странный туман.

Он замолчал, выбрил лапу, перетянул жгутом и набрал кровь в шприц. Его молчание показалось мне вечностью.

– У меня есть товарищ по институту. Вместе учились. Работает сейчас в колхозе со специализацией на крупном рогатом скоте. Короче, на коровах. – Рассказывая, врач не отрывал рук от живота Чаппи, методично ощупывая каждый сантиметр. – Так вот, звонил он мне вчера в панике: пало всё стадо. Пятьдесят семь голов.

Я невольно сглотнул и вытаращился. Пятьдесят семь?

– Говорит, пастух мямлил: мол, всё как обычно, привёл, увел, поил. А ночью всё стадо нашли в коровнике… – Андрей Семёнович на мгновение замолчал, его взгляд скользнул по неподвижной собаке, – …в таком же ступоре.

Не живые и не мёртвые.

– Как Чаппи… – вырвалось у меня. Доктор кивнул, продолжая осмотр.

– На мясо пускать страшно – мало ли какая зараза. Никакие препараты не помогли. Вызвали комиссию. Падёж такого масштаба расследует и прокуратура. Но раз скот технически ещё не пал, поручили участковому провести предварительный опрос. – Он сменил положение рук, надавил чуть сильнее. Чаппи не шелохнулся.

– И что? – не удержался я, чувствуя, как любопытство преобладает даже над горем.

– Участковый оказался ретивый. Запугав пастуха сроками, тюрьмой и штрафами, выбил интересные показания. – Доктор наконец отпустил живот собаки и вытер руки салфеткой. Его лицо стало не таким сосредоточенным.

– Оказывается, приведя коров утром на поле, он обнаружил странную розовую росу на траве.

Розовую росу! Моё сердце бешено заколотилось. Я уставился на врача, забыв дышать.

– Но так как она была только на небольшом участке, он просто отогнал стадо подальше, а сам пошёл исследовать явление. Тёр росу между пальцев, нюхал, даже лизнул…

– Как я.… – прошептал я.

Андрей Семёнович бросил на меня тяжёлый взгляд.

– Он очнулся только к вечеру – утверждает, потерял сознание и больше ничего не помнит. А коровы всем стадом бродили вокруг него, и у тех, у кого белые "носки", даже ноги порозовели. – Андрей Семенович снова взглянул на окрашенную ватную палочку. – Он решил молчать, боялся, что достанется за бесхозяйственность. Да ещё поди докажи, что не пил. Просто отвёл стадо в коровник и пошёл домой с дикой головной болью.

– А что стало с коровами? Умерли? – задавая вопрос, невольно посмотрел на Чаппи, и в груди похолодело.

– Вот это самое интересное. Неизвестно. Всем приказали покинуть деревню. Тех, кому не было куда податься, расселили по гостиницам. Поле оцепили, коровник тоже. По сути – эвакуация. И перевозную лабораторию поставили, и люди в защитных костюмах там теперь ходят. Это мой друг наблюдал уже в бинокль издалека. На дорогах тоже посты.

Я недоверчиво поморщился. Что-то не сходилось в голове. Внезапно и ясно пришло понимание:

– Разве так… у нас… бывает? В кино – да. Но чтобы у нас оцепление, лаборатории, эвакуация…

– В том то и дело, – голос врача стал резче, – что у нас так не бывает. Точно не после первого случая. Чтоб наши так зашевелились, это должно было случиться где-то ещё. И не раз. – Он пристально посмотрел на меня. – Либо их предупредили из-за границы.

Всё. Баста. Речь доктора превращалась в сценарий дешёвого боевика, и я окончательно перестал верить. Я впился взглядом в его лицо, выискивая красноту, запах перегара. Острая тоска сжала горло: зачем не поехал в другую клинику? В голову пришла новая мысль: а хаски то умер неспроста. Просто доктор пьян. Или у него маразм начинается. Как бы вежливо свалить? Отдать деньги за хаски (чтоб подавился) и сказать: «Хочу проконсультироваться с другим специалистом». Представил сонные, расширенные от удивления глаза Алёны – стало дурно.

– Ну что, теперь вы меня за дурака держите? – спросил доктор с усмешкой.

Я поднял глаза и встретился с его взглядом – ясным, голубым, трезвым. И понял. Рассказывая про розовый туман, я твердил: «Только не подумайте, что я псих». А теперь сам думал, что псих он. Горячая волна стыда залила лицо. Я промолчал.

– Видишь ли, – начал Андрей Семёнович, снова подходя к столу и кладя руку на бок Чаппи, – ветеринар – профессия где нужно много общаться с разными людьми. Работаю давно, знакомых очень много. После ошеломляющего рассказа коллеги я обзвонил кое кого – военных, университеты, лаборатории. И ходят упорные слухи: зараза эта везде. Не только в нашей стране, а по всему миру. Розовый туман, оцепеневшие животные – домашние, дикие… – Он замолчал, глядя на неподвижного спаниеля. – Но людей она не трогает. Потому я и стою тут без скафандра, а не ору в панике. – Он хрипло рассмеялся.

– А что с ними дальше? – выдохнул я. Мировая катастрофа меня волновала куда меньше судьбы моего пса. Увы, такова природа человека.

– Не знаю. Все говорят про ступор, но никто не видел, чтобы хоть одно животное точно погибло. – Доктор развел руками. – Фактов ноль, только слухи. Так что, как видишь, понятия не имею, чем лечить нашего Чаппи.

Я кивнул. Что тут скажешь?

– Раз зараза объявилась у нас под боком, – доктор тяжело вздохнул, – скоро понесут ко мне собак с такими же симптомами. И всем я буду отказывать.

Я резко взглянул на него, и он мгновенно прочитал в моих глазах панику.

– Не бойтесь, Иван Смолевский, с вами мы повоюем. Моё правило: взял пациента – борись до конца. – Он развёл руками. – Но пока всё, что могу, – поместить его в кислородный бокс. Отправить анализы в лабораторию, понять, чего не хватает, и восполнить. Ну и капельницы, само собой.

– Спасибо. Только позвоните… если что-то изменится.-попросил я тихо.

– Позвоню, как очнётся, не волнуйтесь.-Андрей Семенович улыбнулся ободряюще.

Я мысленно поблагодарил за это «очнётся». Бросил последний взгляд на Чаппи – защипало в глазах – и вышел в приёмную. Алёна вопросительно заглянула в кабинет.

– Посчитай как осмотр. Остальное – потом.

Она назвала сумму. Чисто символическая. Можно сказать плата за вход.

– А за хаски? – спросил я.

Лицо Алёны просветлело – видимо, она стеснялась напомнить первой. Протянула заранее приготовленный листок с лекарствами и итогом. Я оплатил всё. Ещё раз подумал, что она красива, как киногероиня, попрощался и вышел. Уже у машины спохватился про сумку – махнул рукой. Если всё будет хорошо, моему Чаппи она не понадобится.

Глава 5

Возле подъезда кучковались соседи. Я узнал соседку сверху с пятилетней дочкой и вечно усталого мужика с квартиры напротив. Они покорно слушали вопли нашей домоправительницы. Эта сорокалетняя фурия когда-то решила, что она главная в подъезде. Зная её визгливый голос и страсть к скандалам, спорить не стал никто – так и осталась у нас самозваной королевой. Все сборы на ремонты, решения о субботниках, а также криминальные расследования – кто окурок бросил или лимонад разлил у лифта – всё шло через неё.

– Здрасьте.Я попытался проскользнуть мимо, бросив:

– Иван!Куда там – ей нужна была публика. Меня остановил пронзительный возглас:

– Видела я, как вы с собачкой утром гуляли.Я тоскливо глянул на дверь подъезда – такую близкую – и уже собрался сделать вид, что оглох. – Постойте, Иван! – похоронило все надежды.

Я напрягся. Сейчас начнется: «Ваша собака обоссала кусты у лавочки!» или «Ваша собака орала под окнами на рассвете!» – и ещё двадцать вариантов собачьих «преступлений». Внутри стало закипать. Мой Чаппи лежит там, возможно, умирает. Только тронь его – таким трёхэтажным перекрою, мало не покажется. Потом, конечно, придётся съезжать – житья не даст. Но сейчас мне было на это плевать.

– Видела в окно, как вы мимо Людмилы проходили! Людмилы… как её… ну, этой кошатницы! – Голос её уже начинал дребезжать. – Вот вы свидетель – она опять эту гадость под балкон вывалила! Весь подъезд воняет кошачьей мочой, а песочница – сплошной туалет! И всё благодаря ей! Всех котов района прикормила.

Молчать было безопаснее – меня задержали в качестве слушателя. Слава богу, гнев был направлен не на меня. Людмилу не жалко. Жалко котов, но об этом я дипломатично промолчу.

– И мало того, что вонь мочи стоит! Теперь эти коты её дрянь жрать перестали! И лежит всё это под балконами, тухнет на солнце! Мух разведётся и разлетятся по квартирам! – Она бешено обвела нас выпученными глазками, тряхнув рыжей химической завивкой. Пухлые щёки затряслись.

Усталый мужик прикрыл глаза ладонью, будто от солнца. Я почесал переносицу и зажмурился. Вид мы блокировали – а вот звук нет.

– Пишем коллективную жалобу! – перешла она на деловой тон. – Весь подъезд подпишет, я отправлю куда надо. Людмиле выпишут штраф! Если повезёт – отлов приедет. И чтоб эти чёртовы окна в подвал наконец заварили!

Видимо, тут полагалось разразиться аплодисментами, благодарностями и кинуться собирать подписи. Все молчали, упорно глядя мимо её выпученных глаз.

– Кляузы на соседей строчить? Ишь чего удумала… – не выдержала Мария Петровна, бойкая семидесятилетняя старушка с восьмого этажа. – Людку я знаю, душа человек. Чуть свихнулась на котах, это правда. Но и они ведь божьи твари, есть хотят. На том свете разберёмся, кто прав – те, кто их кормит, или те, кто отлов вызывает. – Она бросила на агитаторшу взгляд, полный брезгливости. – Подписывать не стану, и ко мне не суйся. Пойдём, Ваня, поможешь сумку до лифта донести.

Видимо, Мария Петровна решила спасти и меня заодно, прихватив с собой. Я был ей чертовски благодарен.

Уходя, я сочувственно глянул на соседа.

– Сама донесу, лёгкая. А коты-то куда подевались? Неужто кто-то потравил? – Из всей истерики рыжей мегеры её, похоже, зацепило только исчезновение котов. – Эта мымра могла отравить, только не учла – сдыхать-то они в подвал спрячутся. Вот где вонь и мухи будут. Ладно, Вань, я пошла. И слышь – не подписывай ничего, греха не бери.В холодном полумраке подъезда старушка выхватила у меня сумку: