Синдром разрушенных воспоминаний
Синдром разрушенных воспоминаний
Автор: Иванна Мирои
Посвящение: Моему астронавту. Да, спустя столько лет…
Часть 1
– Густ, слушай, тут такое дело… – голос в трубке звучит как-то неуверенно и тихо. Это должно было насторожить, но Август себя чувствует сейчас настолько усталым и разбитым, что даже не пытается делать предположения, что могло послужить причиной звонка. Он молча ждёт, что же поведает ему его редактор в столь поздний час. Должно быть что-то срочное, иначе Риан, как зовут Дориана все вокруг, снижая пафос его имени, не побеспокоил бы. Только поэтому, превозмогая усталость и раздражение, Густ ещё не сбросил к чертям это невнятное бормотание, абсолютно его редактору несвойственное. Хочется верить, что сейчас, наконец, доберутся до сути. И это будет что-то решаемое, после чего он сможет положить трубку и отправиться спать с чувством выполненного долга. Август сегодня работал весь день и заслужил проспать, как минимум, до завтрашнего обеда. Ему необходимо восстановить физический и моральный фон. Особенно моральный.
Почему никто не говорил ему, что писателем быть тяжело?
Еще тогда, когда Август и Дориан впервые встретились. Дориан вел волонтерскую деятельность, ища талантливых детей среди тех самых «брошенок», к которым относился и сам Густ. Риан был подающим надежды студентом – усердный, трудолюбивый, старательный, сам он писательским даром никогда не обладал. Но мог его разглядеть в других. И нарисовать для человека великое будущее, умалчивая о трудностях этого пути. Хотя, разве остановило бы это самого Ройе?
Август устало трет глаза, пытаясь размазать перманентные темные круги бессонных ночей. Смотрит на ночной город за окном. Там стройные многоэтажки рисуют узор освещенными окнами. Там сотни, тысячи людей застряли в огромном муравейнике. Эти спальные районы Москвы отличаются лишь цветом домов и близостью к метро.
В кухне горит только подсветка над столешницей и одна конфорка плиты, на которую парень ставит чайник. Август ерошит и так жутко растрепанные волнистые волосы, которые уже давно пора бы подстричь, чтобы не лезли в глаза. Они оттенка крепкого кофе без добавок. Именно такого, какой предпочитает сам парень по утрам, дням и вечерам, в любое время суток, когда вдохновение не отпускает, организм не выдерживает бессонных периодов лихорадочного писательства, а от энергетиков уже тошнит. Август тянется до хруста в суставах, заглушая чужое «я знаю, ты очень много работаешь… тебе нужен отдых… возможно, это переутомление…» и ещё десятки подобных пустых фраз-предисловий на другом конце, которые все продолжают литься потоком. Густу ещё нет тридцати, физическое здоровье в целом не подводит, но в такие ночи после стольких часов сидения на одном месте и употребления сигарет вместо пищи, он особенно сильно ощущает себя дряхлой развалиной. Кажется, надо вернуть хотя бы плавание пару раз в неделю, иначе скоро Ройе и работать не сможет, а ведь это вся его жизнь, как бы сложно не было последние пару месяцев.
Август весь день таращился на белый лист, усеянный черными буквами, сливающимися в сплошную линию в последний час работы. Эта новая история даётся ему, как никогда, тяжело. Все герои слишком сложные и мрачные, слишком многогранные и ускользающие. Густ работает над каждым, но так и не может до сих пор уловить всех тонкостей. Это огорчает и вносит сумятицу в процесс. Все действия, все причины и итог приходится продумывать и прорабатывать часами, чего раньше никогда не давалось с таким трудом.
Да и вся повесть в целом давит какой-то гнетущей атмосферой с самого первого написанного абзаца, вытягивая из него, как писателя, все силы. Хотя и как обычный человек последнее время чувствует он себя после работы совсем паршиво. Он не знает, в чём проблема в этот раз. Ведь в каждой новой книге стиль и жанр задуманного кардинально отличаются от всех предыдущих. И, вроде, это должно радовать и вдохновлять на очередные подвиги, но что-то продолжает неприятно зудеть где-то в мозжечке. Стойкое ощущение, будто он что-то забыл. Так бывает, когда не можешь вспомнить, выключил ли перед уходом чайник. Перебираешь все свои действия. И вроде кажется, что да. Но может это в памяти другой день? Или все-таки нет? А сам уже находишься на другом конце города, втянутый в диалог всей твоей жизни. И остаётся только принять факт, что, возможно, тебе больше некуда возвращаться. Твой дом сгорел. Вместе с твоим имуществом, твоими соседями и половиной района.
– То, что ты прислал…
Август сонно моргает, безуспешно щёлкая пустой зажигалкой и вслушиваясь в трескучий голос Дориана. Успокаивает. Как на сеансах у психотерапевта. Уже и не вспомнить, с чего начался разговор. Его тембр всегда так действовал – обволакивал какой-то густой массой, в которой не то, что спорить, даже двигаться не хотелось, впадая в чуткое состояние дремы. Он пустым взглядом таращится на темный мир по ту сторону стекла, блуждая в бессвязных разрозненных мыслях.
Когда мир стал таким?
Люди пытаются заявить о своей индивидуальности редким именем, исковерканной фамилией, отретушированной внешностью, все чаще забывая о внутреннем содержании и родовой памяти. Люди победили рак, увеличили продолжительность жизни, придумали «витамины» для любых целей, но так и не избавились от простуд и расстройства желудка. Люди изобрели новые гаджеты, упростили жизнь роботами для любых действий, но погружаются в ностальгию, скупая старые проигрыватели, фотоаппараты и мебель. Все, чтобы заменить людей и заполнить одиночество. Как Август с его зажигалкой, которую давно нужно было заправить.
– В общем… я не могу этого напечатать. Не в этот раз… прости…
Кажется, они добрались до сути!
Голос на том конце затихает, явно ожидая какой-то ответной реакции. Дориан Радовски, наконец, смог из себя выдавить то, что пытался сказать все эти последние десять минут своего пустого монолога, во время которого Август лишь поддерживал тишину. Но сейчас Ройе переваривает услышанное, все-таки прикуривая от включённой конфорки. Первая глубокая затяжка немного прочищает мозги и приводит сознание в чувства.
– Что не так? – хрипло спрашивает Густ. За все три года их сотрудничества Дориан ни разу не отказывался от работ Августа Ройе. Всегда с радостью приступал к редактированию и печати чего-то нового. Будь то короткий рассказ, история или полноценный роман. Их издательство заведовало литературным журналом, где публиковались небольшие работы авторов, отрывки из новых рукописей и анонсы, а также полноценные книги. И писатель Ройе там был местной живой легендой. Автор бестселлеров со своим очень странным, но результативным подходом. Его писанина пользовалась спросом, а свежие истории разлетались словно пирожки в обеденный перерыв на базарной площади. Так было с самой первой работы, которую Август дал почитать другу.
Неужели что-то изменилось? Кто-то за последнюю неделю сумел затмить оторванного от мира Густа? Надо чаще следить за происходящим. Хотя… Да быть такого не может!
– Если что-то нужно подправить – ты же знаешь, в разумных пределах и при обоснованных аргументах я могу идти на уступки…
– Дело не в этом… Ты от компа далеко? – голос Радовски тоже далек от бодрости, словно у человека давно не было выходных и нормального рабочего расписания.
Август смотрит на свою практически целую сигарету, на приоткрытое окно, откуда поддувает холодным ноябрьским ветром, разметая витиеватый узор дыма в прах, на свои босые ноги, на которых поджимаются пальцы. Он далеко. Он сейчас так далеко от всего мира в целом. Особенно от того, что умещается в слова на его страницах. В кабинет сегодня возвращаться совершенно не хочется, но, видимо, придётся.
– Сейчас доползу, – отвечает Густ, вдавливая сигарету в металлическое дно пепельницы и подхватывая кружку с крепким чёрным чаем, который только что заварил. Иногда, как сегодня, перед сном Август решает вспомнить о своём не самом здоровом сердце и сменить кофе на чай, сравнимый по крепости и горечи лишь с чужой тяжёлой жизнью. Окно остаётся приоткрытым, пуская в квартиру ночь – единственную неизменную сожительницу писателя. Вернее, единственную возможную, при условии очень сложного характера, вредных привычек и совершенно неправильного распорядка его дня. Вся его квартира похожа на олицетворение ночи – с мебелью черного дерева, хромированными поверхностями и черными драпировками.
– Надеюсь, это что-то действительно важное, Риан… – немного раздражённо бурчит парень, шаркая ногами по старому скрипучему паркету, что оставлен и отреставрирован в этой квартире был как элемент «древности и вкуса».
– Я тебе скину пару ссылок в чат. Ты просмотри и перезвони мне сразу, хорошо? – голос Дориана стал чуть бодрее. Он оживился после озвучивания проблемы, но словно боится, что кто-то из них двоих в последний момент передумает.
– Да, – коротко бросает Густ в ответ. Телефон затихает, уходя в режим блокировки, а после теряется в кармане широких домашних чёрных штанов. Август в очередной раз трет глаза цвета молочного шоколада, пытаясь их разлепить. Хочется спать, но в то же время парень знает – сон не принесет ему долгожданного отдыха. Наоборот, он проснется ещё более усталым и разбитым, словно пробежал тридцать километров, а потом упал, и его напоследок жестоко отпинали. Уже прошла и вера в снотворное, и надежда, что усталый мозг, наконец, выключится хоть на пару часов. Оставалось лишь зыбкое удовольствие горизонтального положения, когда все мышцы расслабляются, будто конечности наконец отвязали от невидимых ниточек, за которые кто-то дергал весь день. И можно невидящим взглядом тонуть в темноте потолка, отпуская поток мыслей.
Мягкое кресло чуть поскрипывает, вновь встречая хозяина в своих владениях. Август пододвигает к себе ноутбук, оставленный в спящем режиме на письменном столе. Одно касание – и его снова «рады приветствовать». В диалоге мессенджера уже висят две ссылки. Август тыкает на первую. Его рассказ. По дате можно определить, что публикации уже больше полутора лет. «Приходя в твои сны». Парень пробегает глазами. Всего пара страниц. Видимо, писал для какого-то сборника или журнала. Их формат – меньше описаний, больше действий. Во второй ссылке также работа Августа Ройе. Датировано девятью месяцами назад. «Другая реальность». Парень снова прокручивает текст. Тут размер побольше – около двух десятков печатных листов. Спешно выхватывая слова и строчки, он скроллит до самого конца. Какое-то туманное посвящение от издательства, обнадеживающего читателей в скором выходе книги.
Август судорожно пытается выудить телефон из кармана и набрать последний входящий.
– Густ? – звонок принимают практически сразу.
– Я не помню их! – резко выпаливает. Сонное состояние, как рукой сняло. Он хватается пальцами за край стола с такой силой, словно пытается сгладить угол.
– Слушай, я понимаю, много работы, тяжёлый период, – снова врубает знакомую пластинку Дориан. Он знает, что в особо сложные моменты с Августом надо общаться очень аккуратно, потому что тот в штыки воспринимает практически всё. После, подумав и взвесив, писатель возьмется работать над критикуемыми аспектами. Но сегодня и ситуация совершенно иная. – И когда ты прислал второй совершенно в другой стилистике, но с абсолютно идентичной историей рассказ, мы подумали, что это необычно. Как своеобразный флешбек или что-то типа того, но в другой интерпретации. Мы его напечатали, дали в предисловии туманные объяснения и тонкие намеки на скрытые пасхалки, которые твои фанаты вполне надумали бы сами. Трюк прошел, его приняли на «Ура!». Но, Густ, слушай… в третий раз… Я понимаю, они разные… вроде как… но это та же самая история… Может, ты что-то этим хочешь сказать, но я не улавливаю? Что-то донести читателям? Может, я чего-то не понимаю или не замечаю? Тогда, объясни мне…
– Риан, я их просто. Абсолютно. Не. Помню. – Август говорит, отделяя каждое слово, чтобы до человека на том конце, наконец, дошёл весь глобальный смысл. Вся та нереальная суть ситуации, которой сейчас давится горьким осознанием сам автор строк, отраженных на экране.
– В смысле…
– В смысле, @&#&@, не помню! Риан! Не тупи! – Ройе срывается на крик. – Будто я чистку прошёл! Но я не стираю изданных работ, ты же знаешь. Чтобы случайно не написать ту же самую идею дважды. И, оказывается, что я её пишу уже трижды! Как такое вообще возможно?!
– Густ, успокойся, – пытается Дориан. Но именно эта фраза всегда имеет совершенно противоположный эффект.
– Ага, @&#&@! Я, сука, пишу одну и ту же историю, меняя жанр и объём! Историю о своём сне, который у меня уже в печёнках сидит! И ни черта не помню! А ты мне говоришь успокоиться?!
– Ты давно был у Ралины? – вопрос, который приводит, наконец, Августа в чувства. Он глубоко вдыхает и медленно выдыхает, пригвождая лежать беспокойные пальцы на гладкой поверхности.
– Пару недель назад, – голос уже тише и сдержанней. – Было много работы. Над новой книгой. Замотался.
На самом деле, Август чувствует укол стыда, ведь пару месяцев назад клятвенно обещал приложить усилия для решения своих проблем.
– Густ…
Почему-то не покидает ощущение, что он – ребенок, пойманный на лжи.
– Я не знаю. Мне казалось, что всё в порядке. Я уже привык. Всё равно от походов к ней ничего не меняется.
– Это не работает по щелчку. Тебя же мучают кошмары…
– Это не кошмары! Это один и тот же чёртов сон, который я описываю снова и снова… – Август барабанит по столу пальцами, оставляя отпечатки на чёрной лакированной поверхности. – И разговоры о моем детстве никак не прольют свет на то, почему мне это снится! А знаешь, что самое паршивое?
В ответ лишь глухое дыхание в ожидании продолжения.
– Я сегодня прописывал сцену. Весь чёртов день. И сейчас я понимаю, что это снова та же самая картинка. Риан! Я потратил день на описание сна героя, который уже существует в трёх вариациях!
– С этим нужно что-то делать…
– О, я знаю! – подрывается с места парень. Он зол. Ярость прожигает изнутри, заполняя атмосферу раскалённым воздухом. Теперь точно не уснуть до утра. Хочется крушить, хочется разгромить чей-нибудь кабинет, лицо, жизнь. И необходимо найти того, на кого все это можно выплеснуть и обвинить во всех грехах.
Как такое могло случиться?!
Писательство – это единственная неизменная страсть его жизни, смысл существования, свет в самом конце. Август не верит в загробную жизнь, но верит в то, что нужно оставить след в нынешней. И это его способ. Остальное неважно, пока он может писать. Но сейчас… факт, что память стала преподносить такие вот неприятные сюрпризы… Он припрёт виновных к стенке и заставит всё исправить! Неважно как. Но всё снова должно стать, как раньше.
– Я заскочу завтра с утра к Ралине, а после поеду в эту сучью лабораторию! – цедит Август, прижимая трубку к уху, сдавливая края до белых костяшек на руках. – Пусть разбираются, что за косяки в их работе! Такого быть не должно! У меня чётко прописаны пункты, которые подлежат стиранию! Я их по судам затаскаю!
– Эй! Эй! – пытается вклиниться в излияния Дориан. Докричаться до разъярённого Ройе – дело не из лёгких. – Август, перестань!
– Сам перестань! – огрызается в ответ.
– Густ…
– Я им устрою весёлую жизнь! Я их на всю страну прославлю!
– Август…
– Они по миру побираться пойдут! У них ни одного пациента больше не будет!
– АВГУСТ-МАТЬ-ТВОЮ-РОЙЕ!
Голос Дориана громом раздаётся по сети, а ощущение, что он заполняет всю квартиру. И после наступает долгожданная тишина. Пауза, в которой тонет потерянный человек. Август удивлённо моргает в пустоту, словно из неё сейчас появится настоящий Радовски.
– Ты прекрасно знал, на что шёл! – не выдерживает Дориан. У него терпения – вагон, чтобы носиться с этим двадцативосьмилетним ребёнком. Но всё имеет свои границы. Август, конечно, талант и личность, требующая к себе особого отношения. Но это совершенно не мешает признанному писателю частенько быть той ещё задницей. И привычка никого не слушать, а верить только в своё видение правды порой очень злит. Настолько, что хочется выплюнуть тощему напыщенному идиоту всё, что он, как редактор и по тяжёлому совместительству друг, думает по его поводу. Например, то, что Август – не последний виноватый в происходящем.
– Тебя предупреждали о возможных последствиях и побочных эффектах. Ещё тогда, лет пять назад, когда ты всё это затеял. Когда орал на каждом углу, какая охуенная идея тебя посетила. Мне тогда хотелось верить, что ты остынешь или передумаешь. Но нет. Так что не надо сейчас…
– Ага! В контракте! Мелким шрифтом меня предупреждали!
– Вот хоть мне не ври! Когда у тебя появилась возможность осуществить план, тебя понесно. Ты сам периодически перебарщивал. Тот твой период откровенных загонов три года назад, когда ты стирал память, по меньшей мере, четыре раза за полгода… Мне тогда ещё мой младший редактор, который за тебя отвечал, жаловался, что ты бываешь очень тяжёлым в плане сотрудничества. Хоть и восходящая звезда. Думаешь, это всё не могло аукнуться?
– Не надо никого оправдывать.
– Именно, Густ! Не надо! Не снимай с себя ответственности за свои поступки!
– Иди к чёрту! – Ройе нажимает на отбой и бросает телефон на стол. Гулкий стук отзывается в комнате, отдавая прямым выстрелом в голову. Август, словно загнанный тигр, носится по периметру маленького пространства. Они с Дорианом работают в тандеме уже три года. А знакомы лет сто, и Радовски так и не понял, что Август Ройе не бывает «неправ».
Идиоты! Все они идиоты!
Кто конкретно, парень ответить не может. Но себя в этот список явно не включает.
Часть 2
– Девушка целует меня. Знаешь, я даже могу вспомнить привкус бальзама для губ с апельсиновым ароматизатором. Губы пухлые и такие мягкие, что оторваться невозможно. И когда я уже хочу поднять руку, чтобы коснуться её, притянуть ближе, зайти дальше, потому что желание кипятит кровь, она отстраняется. Я запоминаю лишь сияющие глаза нереального древесного оттенка и странный пепельный цвет растрёпанных длинных волос. Я никогда не видел таких красивых людей. И даже то, что я никак не могу запомнить её внешность, уловить отдельные черты, не умаляет этого стойкого ощущения. Я будто не вижу, а чувствую её красоту. А ещё я постоянно думаю о том, что знаю этого человека. И это жутко бесит. Напомни, почему в очередной раз я рассказываю тебе одно и то же? – пустым взглядом Август смотрит на Ралину, сидящую в своём рабочем кресле возле кушетки. На женщине кремовая рубашка мужского кроя и тёмно-серые брюки. Рукава закатаны, воротник расстегнут. Всё навевает мысли о любви к комфорту в любой ситуации. Она выглядит очень хорошо в свои тридцать пять. Шатенка держит в правой руке блокнот, левая замерла на подлокотнике с автоматическим карандашом, на переносице водружены очки. Но психотерапевт уже давно ничего не записывает. Ведь каждый сеанс Август Ройе рассказывает одно и то же, будто выученное наизусть стихотворение.
Август является её постоянным пациентом уже второй год. До этого были попытки, периоды постоянных сеансов и длительные перерывы, ведь сам писатель не особо заинтересован в них. Его позиция во всех вопросах основывается на том, что глубинных проблем у него нет. И Ралина с этим в корне не согласна, ведь знала его ещё мелким непробиваемым мальчишкой со времен своего студенчества.
– Потому что ни о чём другом ты говорить не хочешь? – проницательно рассматривает брюнета Ралина своими тёмно-серыми глазами, в глубине которых читается абсолютное понимание всего мироустройства, будто она познала дзен и все тайны мироздания. И Августа она читает как открытую книгу со всеми его внутренними проблемами, стрессом и попытками найти виноватого. Просто не давит и не пытается на что-то указать, ведь её метод – это понимание самим пациентом своих проблем, принятие их и поиск решений. А у писателя уже на первом пункте трудности. Сколько бы он ни посещал её кабинет, сколько бы ни говорил, сколько бы они ни выворачивали разными сторонами каждый наводящий вопрос, понимать свои проблемы он не хочет. Поэтому и решить их не может. Ему комфортно в его болоте, ведь иначе он столкнётся с действительностью.
На самом деле, Ралина ни раз пробовала направить Августа к другому специалисту, который бы мог взвесить всю ситуацию свежим взглядом, без личной предвзятости, с которой ей самой каждый день приходится вести борьбу. Но Ройе – упрямый баран с очень высоким порогом доверия, которому нужна волшебная пилюля, а не избавление.
– А о чём другом? Моя жизнь не отличается особым разнообразием, знаешь ли, – Август переводит взгляд на большое незанавешенное окно. В нём урбанистический пейзаж в серых оттенках размывается холодной водой с неба. Льёт, как из ведра. По радио опять вещали про аномальные осадки этой осенью в Москве, про затопленные переходы и ураганные ветра. Такая погода совершенно не располагает к хорошему настроению.
Только ненормальные могут любить дождь.
Несмотря на свой писательский опыт, умение складывать слова в кружево захватывающего повествования, в Августе напрочь отсутствует умение видеть прекрасное в обычном мире. Хотя он и не пытается это увидеть. Ему комфортно в его маленьком мире. Отгородившись от всех на недели в своей квартире, писать выдуманные истории о людях из выдуманных городов, но решающих выдуманные проблемы, которые, в отличие от него, умеют чувствовать, любить, ненавидеть, мечтать, жить.
– Давай дальше, – психотерапевт тянется к прозрачному бокалу с водой, что стоит на небольшом журнальном столике возле кресла. В этом кабинете вообще всё всегда под рукой, всё расставлено по своим местам с мыслями об удобстве. Ничего вычурного, громоздкого, ненужного. Единственными элементами декора комнаты в светло-бежевых тонах являются монохромная картина какого-то новомодного экспрессиониста на стене, напольный торшер со странным изогнутым каркасом возле рабочего стола и букет белых лилий на подоконнике.
– Ты знаешь…
– Неважно. Я хочу послушать ещё раз.
– Дальше, – Август тяжело вздыхает, опуская глаза на скрещенные в замок руки. – Дальше она просто начинает от меня уходить. Я стою, пытаясь выкрикнуть имя, которого не знаю. Оно вертится на языке и не даёт покоя. Но девушка уходит всё дальше и дальше по улице. Куда-то в толпу, теряясь среди людей. Я начинаю расталкивать их, пытаясь догнать. Вижу светло-голубой просторный свитер, что мелькает среди прохожих. Я пытаюсь протиснуться, а поток с каждым шагом сгущается всё сильнее. Меня пихают в плечи и топчут ноги. Только тогда я начинаю смотреть по сторонам, понимая, что ни у одного из этих людей нет лица. Совсем. Будто манекены в модном магазине, где вместо голов овальные белые пустышки. Я пытаюсь судорожно пробиться, шарахаясь от каждого идущего мне навстречу. Она так близко. Та девушка. Ещё немного, и я смогу ухватиться. А когда, наконец, мои пальцы тянут за мягкую вязаную ткань… девушка поворачивается и оказывается такой же пустышкой, как и сотни людей вокруг. Абсолютно ровная гладь, без намёка на те самые живые глаза и потрясающие губы, что я целовал всего несколько минут назад. Она отходит от меня. А я замер в совершеннейшем шоке, пока улица пустеет. Толпа рассасывается, оставляя меня одного среди стеклянных витрин магазинов и кафе, в отражениях которых я вижу себя. И у меня тоже нет лица. Нет опознавательных признаков. Нет имени. Я просто не могу его вспомнить. А когда просыпаюсь, то слышу собственный голос, раз за разом повторяющий, словно мантру: «Август Ройе».
Густ прикрывает глаза, пытаясь привести в порядок дыхание. Каждый раз на него накатывает паника, когда он вспоминает ощущения, повторяющиеся с точностью до мельчайших деталей каждую неделю и не дающие покоя. И если так действует воспоминание, то его состояние после таких снов похоже на продолжение кошмара, но уже наяву. После таких снов он долго пытается понять, где находится. Конечности почти не слушаются, голова словно с похмелья.
– Сколько раз за последние две недели? – обыденно спрашивает Ралина, поднося карандаш к белому листу. Это единственные изменения, которые происходят у писателя в обычном, почти приевшемся ритуале.
– Четыре. По два на каждой неделе, – голос Августа звучит так, будто он говорит совершенно нормальные вещи, которые его вовсе не касаются. Волнение выдают лишь неспокойные пальцы, теребящие пуговицу рубашки.
– Участились, – констатирует Ралина. Ей ничего больше не остаётся. Всё, что она могла сделать на таком этапе работы – она сделала. Пока Август сам не захочет двигаться дальше, не захочет выбраться, не захочет помощи, ничего сделать нельзя, потому что парень пытается избавиться лишь от симптомов, которые мешают ему жить и, главное, работать, не пытаясь понять, что с ним не так. Хотя, возможно, он всё знает и просто пытается от этого сбежать в притворно стабильное «здесь и сейчас».
– И я пил снотворное. Не пропускал специально. Потому что нужна чистая голова для работы. А после таких ночей я долго прихожу в себя, ты знаешь.
Ралина делает пометки и задумчиво прикусывает губу. Факт, что кошмар, как его классифицирует психотерапевт, участился, не радует. А отсутствие реакции на успокоительные средства заставляет напрячься. Обычно при том наборе прописанных препаратов, что она составила для парня, никаких сновидений быть вообще не должно. Они и так остановились у шаткой грани медикаментозной комы, потому что иначе эффект был вообще нулевым.
– Ты уверен? – она может допустить, что Август отнёсся халатно к рекомендациям в силу своего характера и в целом отношения ко всему. Но всё ещё на кону стоит «ценнейшая» сфера жизни, которой писатель живёт. И тут речь даже не о финансовой стороне. Этот человек, кажется, действительно сойдёт с ума, если перестанет писать.
Если уже не сошёл…
Нет, Ралина уверена, что проблема не в этом.
– Да. Всё по рецепту. Ты знаешь, как для меня это важно…
Ралина знает. Наверное, это единственное, что заставляет Августа относиться серьёзно к своему здоровью. Единственное, что заставляет его появляться в этом кабинете хотя бы раз в пару недель. Женщина настаивает на стабильности и режиме. Но писатель своим поведением напоминает маленького ребёнка – капризного и несамостоятельного. Если бы состояние после таких ночей не влияло на трудоспособность, он вообще палец о палец не ударил бы. Но факт в том, что почти целый день после Ройе не может выдавить из себя даже одного стоящего предложения. В особо тяжёлые периоды, когда кошмар повторяется несколько ночей подряд, Август не может сказать даже слова без неимоверных усилий, чтобы просто односложно ответить. Что уж говорить о написании сцены или главы. Она видела такое. Обострение всегда приходило в периоды редактуры очередной истории.
– И ещё вчера произошёл инцидент. Не знаю… Если честно, за все двадцать восемь лет мне не было так страшно, как вчера…
– Мне Риан рассказал… – кивает Ралина. – В двух словах, правда. Но сказал, что у тебя что-то творится с памятью…
Ралина вспоминает встревоженный голос брата, что позвонил ей посреди ночи. Дориан всегда воспринимал Августа не просто как работу. Близкий друг? Почти член семьи, как бы сам Август не брыкался.
– Знаешь, последнее время мне тяжело понять, где реальность, а где выдумка. Мне столько раз чистили мозги, что я уже не уверен в тех воспоминаниях, что возникают в моей голове. Может, они просто плод моего воображения… – Август тяжело вздыхает. – И это было переживаемо, пока я мог спокойно работать… Но… всё стало меняться… Даже после снов я могу прийти в себя. Пусть и через какое-то время. Но забывать, что ты уже делал одно и то же несколько раз… Ралина… я вообще не помню этих рассказов… И всю ночь я перебирал в голове названия и сюжеты, которые были изданы. Сверялся со списком. И не смог вспомнить ещё один рассказ. Когда полистал, оказалась какая-то ванильная история, написанная мной года четыре назад. Один из первых, которые напечатали.
– Тебе нужно провериться, Август, – женщина снимает очки и начинает теребить их в руках. – Я знаю, ты это не любишь. Но провалы в памяти – уже не моя специфика. Ты уверен, что они распространились лишь на рассказы? Это не похоже на психосоматику. Всё нужно тщательно выяснить. Я могу дать направление к хорошему специалисту…
– Я сегодня еду в «Хоуп». Хочу, чтобы они провели все свои тесты. Пусть ищут! – Ройе начинает заводиться с каждым словом. Ралина физически чувствует, как температура вокруг парня повышается, как сгущается воздух. Каждое слово становится звонче и резче. – Я им плачу баснословные деньги, а они не могут справиться со своей работой! Чёртовы идиоты! Как можно таких людей вообще пускать к пациентам!
Ралина отмечает в своей голове, что идиот тут только один.
– Хорошо, – мягко говорит она. Женщина знает, что в таком состоянии с Густом лучше не спорить – ничего путного не выйдет. – Поезжай к ним. Это, и правда, их работа. Но пообещай мне, что, если появятся новые симптомы, ты посетишь моего коллегу. Того, кого посоветую я. Это не шутки, Август.
А кто сказал, что ему смешно?
Парень меряет взглядом психотерапевта пару мгновений, а после обречённо кивает головой. Он очень устал за эти сутки без сна и очень надеется, что до этого не дойдёт. Надеется, что те, кто допустил ошибку, смогут её исправить. Будто мозги в голове можно починить, как двигатель в автомобиле. Хотя, если магия новых процедур дошла до коррекции ваших воспоминаний, то и чинить систему, их воспроизводящую, они должны уметь.
Именно поэтому в «Хоуп» он отправляется сразу после приёма у Ралины. Не обращая внимания на сонную заторможенность, бурчащий от голода живот, видавший за двадцать часов лишь кофе, и отвратительную погоду. Писатель вызывает такси такси, ждет буквально пару минут и мешком падает на заднее сиденье, подтверждая адрес клиники. Обеденный перерыв и погодные условия создают на дорогах катастрофический поток транспорта, передвигающегося с черепашьей скоростью. Значит, у него есть минимум минут пятьдесят подремать в пути. Только уже не в первый раз мозг отказывается расслабляться именно в тот момент, когда появляется ощутимая возможность. Парень пялится щелочками глаз из-под тяжёлых век на мокрый город, скользящий мимо. Знакомые ресторанчики, магазины, скверы, стеклянные высотки, кружевные мосты. Поздняя осень накладывает на всё свой печальный отпечаток увядающей грусти, пытаясь превратить в пыль то, что будет навевать воспоминания. Москва в нем никогда не вызывала бурных чувств. Она скорее была дальним, не особо любимым родственником, с которым, по какой-то глупой причине, слишком часто приходилось иметь дело. Но спроси его кто-нибудь, где бы он хотел жить, чтобы его этот город радовал, Август не смог бы ответить. Вероятно, на каком-нибудь маяке, вдали от людных улиц и ярких высоток, где большую часть времени вокруг разыгрывается шторм. Где до тебя никто не может добраться и дозвониться.
На фоне у водителя тихо играет песня, где девушка поет что-то про реку и человека, который должен её спасти. Почему-то мозг пытается зацепиться за слова и понять смысл.
В кармане вибрирует телефон, подтверждая звонким эхом приход нового сообщения. Но Августу в полулежачем положении лень пошевелить даже пальцем, а надежда на кратковременное забытьё тлеет ещё где-то на краю сознания. Тщетно. Вслед за сообщением салон автомобиля заполняется раздражающей стандартной мелодией айфона, заставляющей Ройе обречённо застонать.
На том конце провода слышен бодрый голос новой ассистентки Дориана из его огромного штата сотрудников, которая готовит предстоящую встречу с читателями. Густ полгода назад выпустил книгу, а ажиотаж до сих пор не прошёл. Кажется, выходит третий тираж. Он не особо за этим следит, но знает, что отличные продажи и критика подогревают интерес публики только больше. А чтения самого автора и автограф-сессия после – гвоздь рекламной программы, пригласительные на которые простым смертным достать было практически нереально. Именно это мероприятие и грядёт.
И всё было бы прекрасно, только запланированная встреча с читателями должна состояться через два дня, а очень смазливая, но невыносимо глупая Кристина в очередной раз путается в элементарных вещах и достаёт Августа назойливыми звонками. Ещё ни разу в своей литературной карьере писатель не встречал настолько никчёмного в работе человека.
– Господин Ройе, простите за беспокойство! – щебечет в трубке девушка. Эта студентка, работающая в издательстве в рамках институтской практики, была словно слеплена по образу классической блондинки из рандомной комедии девяностых. Писатель ничего не имел против таких типажей, как в фильмах, так и в жизни, если бы этот человек справлялся со своими обязанностями хоть на минимальном уровне. – Я надеюсь, не потревожила вас, но…
Густ прикрывает глаза и пытается вслушиваться. Голос вещает о каких-то мелких проблемах со списками приглашённых, с фотографами и ещё бог знает чем. Он искренне не понимает, почему ему вообще звонят по такому глупому поводу и как монолог перетекает на совершенно посторонние темы. Август лишь мычит в ответ и вставляет ничего не значащие короткие фразы, воспринимая чужую болтовню как фоновый шум за окном. Голос почти убаюкивает, когда он осознаёт, что в трубке повисла пауза. И, кажется, ему был задан вопрос, который он откровенно прослушал.
– Прости, Крис, я отвлёкся, – врёт Август, прочищая горло от хрипа. – Что ты сказала?
– Я спросила, может… – девушка мнётся, будто собираясь духом. Слова скачут каким-то неуверенным галопом хромой лошади – то ускоряясь, то пропадая совсем. – Может, мы выпьем кофе сегодня? И обговорим детали для встречи? Я могу подъехать, куда вам удобно.
Август стирает ладонью пелену с глаз и принимает ровное сидячее положение. Машина мягко колесит по лабиринту улиц, отчего его слегка укачивает. Он думает, чем же мог зацепить эту глупую девчонку, раз та решилась на такую смелую выходку. Все знают, что Август Ройе абсолютно не приемлет отношений на работе. Все знают, что в дополнение к этому пункту у писателя просто невыносим. Он едкий, колючий, резкий. И, несмотря на всё, эта двадцатилетняя дурочка с глазами потерявшегося котёнка озвучивает самый идиотский вопрос дня. Или она думает, что станет «той самой», что растопит лёд в сердце одинокого автора?
– Нет, – голос Августа жёсткий и не терпящий возражений. Он больше даже не пытается быть сносным и создавать видимость, что его всё не бесит. Не пытается оценить чужую попытку и смягчить свой отказ какой-то безобидной, но успокаивающей ложью типа «ты прекрасная девушка, но…». – Если бы ты хорошо выполняла свою работу и не тратила время на чушь, ты бы знала, как я отношусь к такого рода предложениям. И если ты ещё раз позвонишь с такой же хренью, будешь искать новую работу, я тебе обещаю.
– Я… – девушка прерывается помехами и звучит жалко, но писателя это абсолютно не колышет.
– Больше ты мне не звонишь, не пишешь и не появляешься в радиусе видимости, – парень на последних словах касается экрана на значке отбоя. Он привык решать вопросы сразу и без компромиссов. Продиктованные им условия и требования должны выполняться чётко и без сомнений. Как Радовски держит на работе таких некомпетентных людей, Густ откровенно не понимает. Нужно будет позвонить и сказать, чтобы взял ситуацию на заметку. Чтобы ещё раз обычная встреча с поклонниками сопровождалась столькими проблемами? Да Август с Дорианом столько во время правок не общается, сколько с чёртовой Кристиной за две недели по самому обычному поручению. И, ведь, Дориан знает, насколько Густ не любит назойливых людей. Но, возможно, причина в том, что за две недели он сам ни разу не сказал Риану, что новая ассистентка откровенно бесит. Выключал телефон и забывал, ведь были более насущные проблемы. Но вторжение в личное пространство перешло допустимые границы.
За всеми мыслями и собственным недовольством Август не заметил, как такси подъехало к клинике, остановившись перед большим стеклянным входом. Справа на лужайке красовались метровые пластиковые буквы голубого цвета: «HOPE». В вечернее время они светятся мягким неоновым светом в попытках подарить успокоение ищущим.
Сколько людей, словно мотыльки, летят на этот свет?
В городе несколько клиник предоставляло услуги именно этого специфического рода. «HOPE» была одной из них. Самая известная и самая дорогостоящая. Август всегда придерживался мысли: «самое дорогое – значит, самое лучшее». Клиника, насчитывающая десяток филиалов по всей стране и уже планирующая расширяться за рубеж, кичилась самыми квалифицированными специалистами, высококлассным оборудованием, особым подходом и минимальным риском.
Вспоминая о последнем пункте, Август недобро хмыкает. «Минимальный риск». Можно ли вообще гарантировать отсутствие риска, когда берёшься стирать кому-то память?
Писатель задерживается у входа, доставая из кармана лёгкой, не по погоде, ветровки ещё нераспечатанную пачку сигарет. Нужно немного успокоиться от вновь нахлынувшего раздражения, чтобы не разнести здание к чёртям. Похожее на кривое строение из детских кубиков, оно являло собой «шедевр» очередной архитектурной мысли, в которую было угроблено непомерное количество спонсорских денег. На выходе же – лишь набор из бетонных стен и стекла, выдержанных в бело-голубой гамме. Как и большинство строений в городе сейчас – что-то бездушное и безликое. Всё вокруг какое-то «слишком» и «чересчур», в попытках довести до идеала и стерильной чистоты. Ройе тут всегда чувствовал себя не в своей тарелке, давясь собственной привычкой творческого хаоса. Но каждый раз возвращался, оставляя огромные доли своих гонораров на выходе.
И сколько таких же, как сам Август? Жаждущих чуточку подправить, изменить, стереть. Любой каприз за ваши деньги. Воспоминания могут быть дополнены или стерты, изменены и обесцвечены. Кто-то хочет забыть неудачную любовь или обиду, отложить в дальний ящик воспоминания о близком, которого потерял, а может, добавить несуществующих моментов и историй, чтобы совершенно обыденная жизнь заиграла красками. Кто-то хочет усилить ощущения от воспоминаний, а кто-то – оставить лишь самое важное, размывая ненужные элементы. Нет того, что профессионалы данного учреждения не смогли бы осуществить.
Август проходит внутрь, замедляя шаг. В центре вестибюля стоит главврач, окружённый группой людей. Видимо, новые потенциальные клиенты. Гуру своего дела – Валериан Рут – с яркой улыбкой на лице вещает заученные за семь лет фразы. Мужчине в этом году исполнилось тридцать семь, чего не скажешь по внешнему виду. Он выглядит моложе лет на десять, возраст выдаёт лишь страница на сайте клиники, заслуги и пустота в глазах. Ржаво-рыжая копна волос и россыпь веснушек на лице создают впечатление ветрености. Став «продающим лицом» компании, мужчина почти забыл, что значит заниматься делом, прописанным у него в дипломе. Эти года на посту руководителя, где ты «врач только на бумаге», а по сути, управленец и продажник, притупили навыки и затуманили знания. От таланта осталось лишь имя и награды, полученные за инновации в сфере работы с воспоминаниями ещё в начале карьеры. Когда-то этот человек разрабатывал метод, который лёг в основу нынешних операций. Ещё до того, как встал перед выбором врачебной практики в «полевых условиях» или теплого местечка в «Хоуп». Поэтому доброму доктору верят, ведутся на невероятные, будто стеклянные глаза серо-голубого, очень светлого, словно выстиранного, в контрасте с яркими волосами, цвета. Эти глаза внушают мысли о серьёзности, уверенности и компетентности, которыми пустота и прикрыта. А в купе с мягким тембром голоса весь образ доктора успокаивает и заверяет в успехе предстоящего мероприятия.
Когда-то Ройе повелся также, как сотни надеющихся найти здесь ответы или стереть ненужные вопросы. Это потом он узнал обо всех «прелестях» самой процедуры и отходняков после неё.
Мужчина заканчивает беседу, подзывает миловидную девушку, которая уводит группу людей по коридору для экскурсии по помещениям, доступным для обзора. На самом деле вся основная работа проводится внутри, где есть специальные мемори-кабинеты и рест-палаты. А здесь скорее реквизит для удачной рекламы. Всё это время Август стоит чуть в стороне, следя тяжёлым взглядом за происходящим. Первой мыслью было устроить скандал прямо здесь, перед всеми этими людьми. На собственный имидж парню плевать, он с первого дня прослыл тяжёлым и непримиримым человеком. Но со вчерашней ночи запал пропал. Осталось лишь желание, чтобы все исправили. И стоит, наверное, попробовать сначала решить всё мирно. Пусть найдут проблему, выплатят неустойку за ошибку. Ведь Ройе уверен – это их вина.
– О, Август! – Валериан замечает постоянного и уже хорошо знакомого пациента их клиники, широкими шагами направляется к нему. Они здороваются, крепко пожимая друг другу руки. Знакомство давно перешло на новую стадию. Года два, как зовут друг друга просто по имени. – Не думал тебя так скоро снова увидеть. Прошла ведь всего пара месяцев. Или у тебя опять период загонов? – улыбка без издевки. Даже можно подумать, что Валериану действительно есть дело до чужого состояния.
– Я по другому поводу. Хотел бы пройти внеплановое обследование, – Густ сам поражается своему абсолютно спокойному безэмоциональному тону.
– Какие-то проблемы? – Рут бросает встревоженный взгляд.
– Да, так… пока не уверен. Возможно, просто переутомление, – Ройе в последний момент решает не говорить правды об истинной причине своего визита. Если после их полной проверки ничего не выявится, можно обратиться к специалисту Ралины, а потом подать в суд. Люди должны знать правду. Хотя, на людей плевать. За ошибки должны платить те, кто их сделал. План выстраивается в голове сам. И Август этим ни с кем не собирается делиться, ведь когда-то он был тем, кто сильнее всех поддерживал идею таких операций, споря с каждым, кто напирал на возможный накопительный эффект и последствия.
– А, – на лице главврача растекается облегчение. – Тогда я тебе сам направление выпишу. Месяц назад мой племянник поступил сюда на работу. Настоящее золото, а не ординатор! Он и проведёт все анализы. Юстин в институте – самый лучший ученик!
Август лишь безразлично кивает на гордое замечание Валериана.
– Да, спасибо. Я тогда пойду пока, возьму бланк анализов в регистратуре, – парень поворачивается в сторону стойки. Хочется быстрее уже со всем этим закончить.
– Да, я сейчас оформлю тебе направление, – мужчина достаёт сотовый из кармана. – Кстати… Я тут на днях твою девушку в городе видел. Передай, что новый цвет волос ей очень идёт. Пусть не меняет. Правда, меня она, видимо, не узнала…
Валериан смотрит на экран, что-то в нём набирая. Август, в свою очередь, смотрит на врача взглядом, полным недоумения.
– Какая девушка? – наконец привлекает к себе внимание Густ. – Ты себе неудачную чистку, что ли, провёл?
– Ну та, что с тобой как-то приходил на первые процедуры несколько лет назад. А потом ты ещё запретил…
– Валериан? Ты уверен, что обо мне говоришь?
– О, прости, я не знал, что вы… – Рут выглядит сконфуженным.
– Да о чём ты? У меня единственные реальные отношения лишь с работой!
– Видимо, обознался… Прости… – мужчина виновато пожимает плечами, отводя взгляд и судорожно думая, как бы выйти из неловкой ситуации, когда к нему подходит одна из медсестёр. Главврач исчезает в коридоре, ведущем в направлении палат, оставляя Августа в размышлениях о том, что персонал ставит на себе эксперименты. Тихая надежда на оказание помощи по его случаю даёт трещины у основания, окончательно руша настроение. Видимо, всё действительно закончится судом. Другой вопрос: что теперь делать?
Часть 3
– Ты опоздал, – Дориан флегматично восседает на диване в кабинете директора огромного книжного магазина. Сам директор вышел уладить организационные вопросы. Когда в твоем магазине встречу с читателями устраивает такой потрясающий автор, как Август Ройе, можно побыть на побегушках.
– Нужно было пройти томографию, – писатель устало скидывает на пол рюкзак. И падает в одно из двух больших кожаных кресел у журнального столика. Бросает мимолетный взгляд на своего редактора. У того идеально отглаженная темно-синяя рубашка и серые брюки без единой лишней складочки. Мягкие оксфорды словно только из магазина. Аксессуары в виде часов и запонок явно какого-то дорогого бренда. И даже зажигалка, крышкой которой он щелкает, выдавая нервозность, подобрана им в тон – такого же розового золота. Темно-русые волосы уложены волосок к волоску, нетронутые сумасшедшим ветром улицы, что сегодня терзает людей с самого утра. Плащи и шарфы тряпьем потасканных флагов полощет по серым улицам, вырывает бумаги из рук отвлекшихся прохожих. Пока Август добирался из клиники на такси, по обыкновению рассматривая съежившиеся фигуры за стеклом, он думал о том, что только сумасшедшие рискнут прийти в такую погоду на встречу с каким-то доморощенным писакой. Он бы точно не пошел. Даже с учетом того, что свои произведения он оценивает выше всей той посредственности, что нынче печатается.
– Они хоть выдвинули какие-то предположения? – заинтересованно подается вперед Дориан. Его светло-карие глаза отливают теплым янтарным оттенком в неровном свете ламп.
– Эм… В общем… я им не сказал, – Ройе треплет свои и так всклокоченные волосы, пытаясь привести их хоть в минимальный порядок.
– В смысле?
– Ну… Они просто делают общее обследование. Хочу знать, сумеют ли выявить какие-либо аномалии…
– Ты идиот? – раздраженно смотрит Дориан. – Хотя, кого я спрашиваю!
– Мне кажется, что, если они нормально выполняют свою работу, такое будет трудно не заметить, – парирует Август. – У меня все-таки не легкая забывчивость на фоне стресса… А если не найдут, значит хреновые специалисты.
– Тебе не кажется, что здоровье – совсем не то, на чем стоит ставить эксперименты?
– Если что, твоя сестра меня направит к своему какому-то знакомому, – пожимает плечами писатель.
– «Если что», – передразнивает Радовски интонацию. Он старше Августа всего на два года. Только недавно они праздновали его тридцатилетие. Но по ощущениям, Дориан тот самый старший брат, что старше лет на десять-пятнадцать, переживший все свои жизненные штормы, и опекающий младшенького, словно родитель. – Ты как ребенок! Хорошо, хоть мы у тебя есть!
– Не драматизируй. Что там с аудиторией? – Август решает сменить тему. – Кто-нибудь, вообще, пришел? Я просто подъехал к черному ходу и не видел.
– Аншлаг. И на улице ещё стоят человек пятьдесят в надежде пробиться…
– Если они согласны стоять все чтение, пусти.
– Густ…
– Ты знаешь. Я никогда не игнорирую внимание и просьбы своих читателей.
– Когда-нибудь тебе это аукнется, – недовольно бросает Дориан.
– Почему у меня ощущение, что ничего хорошего ты не подразумеваешь? – риторический вопрос вырывается вместе со вздохом. Ройе поднимается с кресла и скидывает в него свою несменную черную кожанку. У людей, которые знают Августа, ощущение, что из своих двадцати восьми лет двадцать он носит лишь ее. На самом деле, писатель купил их несколько в надежде доходить в них до конца жизни. Его привязанность к постоянству и ненависть к каким-либо изменениям в его маленьком личном мире заставляет окружать себя вещами, которые можно будет заменить на точно такие же, в случае чего. А разбитая любимая чашка при отсутствии точно такой же её копии приводила поначалу в неописуемый ступор, нарушая привычный ритм жизни.
Писатель одергивает белую застиранную футболку огромных размеров. Сегодня она хотя бы не мятая и не дырявая. В противовес Дориану, Густ абсолютно не задумывается о том, как выглядит. Растянутым горлом майка норовит сползти с плеча и висит мешком на сухом теле. Август часто питается лишь кофе и сигаретами, забывая про еду. Единственный плюс – ни грамма жира на теле. Высокую фигуру спасали периодические заплывы в бассейне и генетическая лотерея, в которую парень выиграл при рождении. Да и плавал он не из-за внешнего вида. Его беспокоила скрюченная спина, которая после двенадцати часов сидения возле компьютера в одном положении не хотела распрямляться.
Ноги в драных джинсах являют миру костлявые колени. Стоптанные и затасканные до невозможности кросы давно примирились с серым цветом. От запястья к локтю на руке по коже спиралью взбирается тонкая чернильная линия слов одной из первых серьезных работ писателя, обрывающаяся многоточием. Он совершенно не похож на человека, который складывает слова в такие чувственные, эмоциональные, яркие образы, заставляющие безудержно улыбаться или безостановочно рыдать. Даже внешне, несмотря на красивые, как сказали бы в старых книгах, аристократические черты лица, Август создавал впечатление человека, к которому не хотелось подходить без особой надобности. На его лице словно перманентно застыло выражение из смеси вселенской усталости, недовольства и мысли, что вокруг одни идиоты.
Дориан окидывает писателя скептическим взглядом, отмечая, что с их первой изданной книги Ройе абсолютно не изменился. Он словно застыл в том самом противном возрасте подростковой непримиримости с миром как внешне, так и внутренне.
Август встряхивает ногами, поднимается и выходит из кабинета в маленький коридор, ведущий в основной зал, где уже собралось больше ста человек в ожидании звезды сегодняшнего вечера. Он не заостряет внимание на лицах, проходя к свободному стулу возле небольшого круглого столика в центре. Своеобразная сцена, к которой будет приковано все внимание в ближайшие полтора часа чтений и вопросов. На столе лежит несколько изданных книг, заложенных яркими бумажками выбранных отрывков. Ройе не понимает, почему читателям нравятся такие мероприятия. По собственному мнению, чтец из него никудышный, и, скорее всего, нашлись бы люди, передающие написанное куда лучше. Но спрос рождает предложение. Поэтому Радовски настаивает хотя бы раз в полгода устраивать такие вот «посиделки у костра».
– Ну, что ж, – писатель прочищает горло, нервно нацепляя очки в тонкой оправе на изящный нос. Без приветствий, без предисловий, объяснений или прелюдий. – Давайте, начнем.
Он стаскивает со стола первую книгу в стопке. Раскрывает её на заложенной странице, попутно усаживаясь на стул. Слышит, как в помещении водворяется тишина, замешанная на предвкушении. Он начинает вычитывать строчки, погружаясь в своих старых героев и сверяя ощущения от прочитанного с воспоминаниями. Сейчас все как-то иначе. Он судорожно отмечает для себя все минимальные нестыковки с памятью, рассчитывая разобраться с ними позже.
Ройе всегда будто отстранялся от всего мира, когда погружался в свои произведения. Будь то процесс написания или вычитка. Интровертный характер давал о себе знать каждый раз, когда возникала необходимость общаться с людьми. И несмотря на то, что писатель старался быть общительным и открытым в такие моменты, сама манера коротких холодных ответов показывала всю его напряженность.
Время встречи затягивается, а читатели все никак не хотят отпускать уже явно уставшего парня. В этот момент приходит на помощь Дориан, оповещая всех о небольшом перерыве, во время которого всех ждут сладкие закуски и кофе. А после уже будет раздача автографов. Ройе подрывается с места и вылетает в уборную, ища короткого уединения и глотка «свежего» воздуха без сотен глаз, направленных на него. Безумно хочется курить, но тогда нужно идти в кабинет, забирать куртку, выходить на улицу. А там есть риск нарваться на какого-нибудь фаната, жаждущего поделиться своими впечатлениями и восторгами. Август сейчас просто не сможет это вынести, не ляпнув какую-нибудь грубость на фоне собственного раздражения. Поэтому остается терпеть и страдать. Он возвращается в зал спустя десять минут, надеясь успеть захватить себе со шведского стола чашку черного кофе перед вторым заходом.
Пробираясь между приветствующих его кивками и восклицаниями людей, Август улавливает знакомую фигуру Ралины, с кем-то мило разговаривающей. Психотерапевт вообще всегда могла в любой компании за пару минут обзавестись новыми знакомыми и расположить к себе. И тут играл не только опыт профессии, но и собственная харизма, бьющая через край. Обычно Ралина вообще старалась не распространяться о том, чем зарабатывает себе на жизнь. Отшучивалась самыми невероятными профессиями от новых людей, придумывая каждый раз разные варианты и меняя тему разговора. Странно, но в её случае это работало всегда. Только после длительного знакомства она говорила о своей профессии.
Ройе решает подойти поздороваться. Ралину, как и её младшего брата Дориана, абсолютно точно нельзя назвать миниатюрной. Высокая, статная фигура, пышная копна волос. Она стоит спиной, но спутать её нельзя ни с кем. Голубая рубашка обтягивает широкие плечи. Когда-то ещё в школьные годы, Ралина занималась плаванием. Даже ездила на соревнования. Но потом сделала выбор в пользу профессии психотерапевта. Она стабильно продолжала посещать бассейн уже для себя, и подсадила на это Августа.
Август подходит ближе, все ещё не видя за чужой фигурой, с кем Ралина так оживленно разговаривает. Он кладет руку на чужое плечо, привлекая к себе внимание. Женщина спокойно поворачивается на прикосновение и расплывается в приветственной улыбке. Будто только и ждала, когда же Август подойдет.
– Не ожидал тебя тут увидеть, – хрипло произносит Густ.
– Мне Дориан организовал пригласительный. Я давно его упрашивала, но он меня каждый раз динамил, – она пожимает плечами. – Я даже книжку для автографа захватила.
Август опускает взгляд на, возможно, ни разу не раскрытое издание своей последней истории и беззвучно хмыкает. Ралина создавала впечатление человека, который охотнее возьмет какой-нибудь нонфикшн или тяжеловесный труд по психологии, чем его роман. Они вообще, за все годы знакомства, кажется, намеренно не обсуждали ни одной его книги, лишь сложные периоды работы.
Надо будет её спросить. Вдруг это будет новый взгляд?
Краем глаза писатель цепляется за все ещё стоящего рядом собеседника Ралины. Точнее, собеседницу. Ползет от строгих черных оксфордов на шнуровке вверх по классическим, таким же черным брюкам с отглаженными стрелками, достаточно узким и идеально сидящим на стройных ногах. Натыкается на широкий бежевый свитер крупной вязки. Зачем-то отмечает средний рост и хрупкость фигуры. Перед ним девушка лет двадцати – двадцати пяти. Пшеничные волосы переливаются солнечным блеском, подчеркивая глубокие темные глаза, что смотрят неотрывно в ответ. Этот взгляд также изучает Августа в ответ и словно пытает что-то найти. От него становится неспокойно. Хочется выпрямиться, подобраться и выглядеть чуть лучше, чем ты есть на самом деле.
– Кайя Арно, – слышит Август голос Ралины. Тот звучит, словно под толщей воды, заглушаемый потоком неуловимых разрозненных мыслей. Густ трясет головой, приводя себя в сознание. Глядит вопросительно на психотерапевта.
– Я сказала, – будто для ребенка повторяет Ралина, протягивая руку в сторону неподвижно стоящей девушки, – Кайя Арно. Она, можно сказать, коллега Дориана. Недавно прилетела. Редактор одного из крупных зарубежных издательств.
Девушка, наконец, отмирает и протягивает руку Августу. Тонкая изящная кист, до половины скрытая манжетой, внушает опасность неудачно повредить её во время рукопожатия. Поэтому писатель аккуратно касается чужой кожи одними пальцами и быстро убирает руку в карман джинс.
– Август Ройе, – сам представляется он, на что Кайя кивает, будто подтверждая заявленную личность. – С чем пожаловали в нашу скучную столицу?
– Отпуск, – тихо отвечает девушка, отводя взгляд в сторону. Засматривается на людей вокруг, что мирно попивают кофе и обмениваются впечатлениями. – Два года не была здесь. Решила, что соскучилась по родным местам.
Август не отрывается, ловя каждое движение незнакомки. Взгляд тяжелый, оседающий пудовыми гирями на чужих узких плечах, отчего девушка словно ежится и сильнее натягивает безразмерные рукава вязаного свитера на кончики пальцев. Она вся такая теплая, мягкая и уютная, воплощает собой именно тот образ идеальной золотой осени с пледами и горячим шоколадом, объятиями и старыми фильмами, желтыми листьями и запахом прелой земли после дождя. Совсем не то, что видит Август каждый день за окном: серая осень бетонного города, кутающая лица в одноразовые маски и черные шарфы. Эту девушку хочется сгрести в охапку, уткнуться носом в макушку и просидеть так пару дней.
Наверное, она вкусно пахнет.
Августа передергивает от собственных странных мыслей. Как маньяк какой-то. Вообще, он раньше не замечал за собой такого резко обостряющегося интереса к совершенно незнакомому ему человеку. Обычно, чтобы он заинтересовался чьей-то личностью, должно было пройти время. И уж точно никогда он не велся на внешность.
Никогда…
Где-то сбоку раздается мелодия звонка, и Ройе вспоминает, что совсем рядом есть ещё и третий человек. Ралина безмолвно присутствует все то неловкое время, что тянется попытка наладить контакт. Вернее, все то время, пока Август таращится на Кайю и придумывает, как поддержать диалог.
– Я отлучусь ненадолго, – бросает Ралина, взглянув на экран. Будто, кто-то из этих двоих действительно ждет её возвращения. Она отходит, оставляя Августа один на один с девушкой, смотрящей куда угодно, только не ему в глаза.
– Надолго приехали? – столько вопросов за первую встречу Ройе вряд ли кому-либо задавал за всю свою жизнь.
– Месяц. За все два года без отдыха, – Арно отвечает, словно вытаскивая из себя слова. А когда повисшая после ответа тишина становится откровенно неуютной, наконец, снова смотрит на писателя.
– Выпьем кофе? – пытается привязать к себе невидимыми нитями Август. Он разберется в этом позже, но сейчас ему почему-то необходимо удержать собеседницу. Девушка смотрит на него удивленно, будто задаваясь вопросом, что имели в виду.
– Ну… давайте, – она делает шаг в сторону шведского стола, возле которого люди уже откровенно скучают, поглядывая на занятого странным диалогом писателя. Никто не слышит разговора, но явно неуютное состояние светловолосой незнакомки бросается в глаза всем. Август ловит Кайю под локоть, когда та уже почти срывается с места.
– Я не это имел в виду, – притягивает её на автомате к себе ближе, нависая над плечом. Воздух сгущается, затрудняя дыхание. Август ругает себя в голове отборным матом за несдержанность. Но не может понять природу собственных порывов. Он готов вцепиться в совершенно незнакомого ему человека, в эту девушку, если та попытается уйти сейчас. Он практически это и сделал, хотя Кайя лишь неправильно поняла предложение и решила, по-видимому, взять им одноразовых стаканчиков с уже остывшим напитком.
– Я имел в виду, после… Когда закончится встреча. Выпить где-нибудь кофе.
Рука все ещё крепко держит чужое предплечье, не замечая, что девушка чуть морщится от хватки. Август ждет, считая глотки воздуха, пока Кайя обдумывает свой ответ.
– Август? – за спиной раздается знакомый голос, и Ройе готов проклясть его обладателя. А лучше – убить. – Пора начинать автограф-сессию.
Дориан останавливается за спиной, заглядывая через плечо писателя. Почему-то у Ройе ощущение, что Радовски подошел именно сейчас неслучайно.
– О, Кайя? Рад, что ты пришла, – Радовски обходит Густа, протягивая руку для рукопожатия. Девушка смущенно выпутывается из чужого захвата, здороваясь с Дорианом. Будто хорошие старые знакомые, они перекидываются парой ничего не значащих реплик, пока Август продолжает стоять и ждать ответа.
– Нам пора, Густ, – снова обращается к нему Радовски. – Закончим с этим, и ты свободен.
– Хорошо, – Ройе уже поворачивается уходить в сторону все того же пресловутого стола. Но, в последнюю минуту в нем что-то щелкает, и он оборачивается к своей новой знакомой. – Не уходите, пожалуйста. Дождитесь меня.
У Дориана незаметно дергается бровь в удивлении. Потому что такой просящий тон от Августа Ройе вообще вряд ли кто-либо когда-либо слышал. А в следующую секунду писатель уже быстрыми шагами направляется к отведенному для него месту с целью закончить все как можно скорее.
Когда в десятом часу помещение покидает последний восторженный читатель, обнимая драгоценную книгу с кривой закорючкой на первой странице, Ройе устало откидывается на стуле. Стягивает очки и трет покрасневшие от нервного напряжения глаза. Он силой заставляет себя подняться и потянуться. А после, словно опомнившись, пробегает тусклым взглядом по помещению, где не осталось никого, кроме пары работников, приводящих все в порядок. Ралина ушла сразу после срочного звонка, Дориан сказал, что дождется Августа в кабинете директора. И все. Головой он понимает, что так и должно было случиться. Кто будет ждать практически незнакомого человека лишь потому, что тот об этом попросил. Но внутри становится как-то паршиво.
Ушла.
Август подходит к большой витрине, рекламирующей ему отвратительный осенний вечер, в котором в свете ярких вывесок люди спешат добраться домой. Они кутаются в шарфы и пускают теплые клубы пара в мертвый воздух. Фонари режут глаза желтым противным светом, искажая и без того печальные лица. Август трет ладонями свои плечи, часто моргая и глубоко дыша. Сейчас можно будет поехать домой.
Взгляд утыкается в спину какой-то фигуры на краю тротуара, что пытается вдавить в асфальт бетонный бордюр. На человеке пальто до колен, полы которого терзает все ещё не прекратившийся ветер. Его порывы рвут дым с искрящегося конца сигареты, которую девушка сжимает в длинных тонких пальцах. Она запрокинула голову и похожа на маленький паровоз без вагонов. Вся фигура на фоне большого города какая-то одинокая, маленькая и хрупкая.
Хрупкая…
Ройе вылетает в находящиеся рядом стеклянные двери прямо в одной футболке. Холодный уличный воздух бьет кожу током, распространяя дрожь по телу, а ветер пытается загнать глупца обратно в теплое, светлое здание. Но какая-то неведомая сила продолжает гнать Августа вперед. Шаги беззвучно приближают к тени у бордюра.
– Кайя? – голос уносится в сторону, летя обрывками. Девушка поворачивает голову и замирает, как при первой встрече. Она оглядывает Августа, щурясь с каждой секундой все сильнее.
– Ты чего в майке, идиот? – восклицает девушка. Нотки тревоги и заботы в голосе звучат вроде бы странно, но так приятно.
– Я… – Август не знает, когда они успели перейти на «ты». И почему он сейчас себя чувствует мальчишкой, которого отчитывает взрослый. Ведь он явно старше, но пятится назад мелкими шагами. И почему-то его даже не возмущает ни абсурдность ситуации, ни то, что его назвали «идиотом».
– Быстро пошел и оделся! – все ещё словно не помня себя, злится девушка. Она похожа на нахохлившегося воробья. И никакого реального влияния на Густа у нее нет, но почему-то расстраивать её абсолютно не хочется. Август бросается внутрь, боясь не успеть обратно. Вдруг Кайя передумает? Вдруг она поймет всю неловкость ситуации и решит уйти, сгорая со стыда? Слишком много разных «вдруг» крутится в голове Ройе. Он влетает в кабинет, где бросил свою кожанку. На ходу натягивает ее, подбирая с пола рюкзак.