Измена. Я (не)скоро умру

Глава 1

Женя

– Генрих, спаси! Тону! – барахтаюсь из последних сил в ледяной воде.

Муж не заметил, как я выпала посреди океана из лодки. Её всё дальше относит от меня. Генрих полулежит на корме, раскинув руки, и словно не слышит меня. Паника охватывает всё моё существо, я захлёбываюсь и ухожу под воду…

Просыпаюсь в холодном поту и, хватая воздух ртом, по инерции шлёпаю руками вокруг себя. Сердце бешено молотит по рёбрам в моём измученном теле. Обвожу взглядом спальню. Белые стены раздражают. С тех пор как здесь витает запах лекарств, моя комната напоминает больницу.

Чёртов сон! Даже в нём я умираю. Эх, если бы и в жизни так же внезапно, а не так как случилось со мной.

Ещё полгода назад я была цветущей женщиной. В мой последний день рождения муж нашёптывал мне, что в сорок пять баба ягодка опять. А я млела в его жарких объятиях и смущалась гостей.

Казалось, жизнь только начинается. Дочь выросла, можно пожить в своё удовольствие. Что за недуг сожрал меня, известно лишь Богу. Врачи лишь разводят руками. Последние два месяца почти не выхожу из комнаты. Семейный доктор запрещает мне надолго вставать.

Мужу я всегда была нежной женой и надёжной помощницей в делах, но теперь он всё реже заходит проведать меня. В его взгляде угасла любовь. Ему больно видеть, как я слабею на глазах. Боюсь даже думать, что он завёл другую женщину. Это добьёт меня окончательно.

Встав с кровати, напоминающей катафалк, бреду к окну и открываю балконную дверь. Прохладный апрельский ветер приносит глоток свежего воздуха и чуть развевает полы моего шёлкового халата. Жадно вдыхаю свежий воздух и смотрю вдаль. Залив безмятежен, в сгущающихся сумерках на воде дрожит серебряная рябь. Я всегда любила наш особняк на берегу Финского залива и не представляла, что этот дом однажды превратится для меня в тюрьму.

Машина мужа на месте, значит, он дома. После страшного видения хочется прижаться к Генриху, но не для того, чтобы пожалел, а чтобы хоть ненадолго отогнать одиночество.

Подхожу к зеркалу и провожу гребнем по волосам. Болезнь забрала силы, но пока оставила красоту. Придерживаюсь ритуалов по уходу за собой. Выгляжу уставшей, но не измождённой. Исхудала, заострились скулы, зато постройнела до невозможности.

Решаюсь на подвиг. Выхожу в коридор и прислушиваюсь. Снизу доносятся негромкие голоса. Сегодня никто не собирался к нам в гости. Скорее всего, Генрих разговаривает с прислугой. По стенке добираюсь до лестницы. Голова кружится, кровь стучит в висках. Хочется сбежать вниз легко, как прежде, но каждая ступенька даётся с трудом.

Считаю их и замираю на пятой. Внизу слышатся лёгкие стоны и глухое рычание.

– Скоро всем станет заметен мой живот, – капризно тянет женский голос. – Четвёртый месяц уже.

– Плевать на всех, сладкая, – Генрих говорит задыхаясь, словно на бегу. Вцепляюсь обеими руками в перила, не веря своим ушам.

– Она всё равно скоро умрёт! – канючит женщина.

– Дай мне кончить, не зажимайся!

Заставляю себя спуститься ниже. Ноги подкашиваются. Сажусь на ступеньки и беззвучно плачу. На столе полулежит наша горничная Алиса, а мой муж, удерживая её ноги, толкается между округлых бёдер. Налитая грудь Алисы мерно покачивается в такт ударам, ляжки бесстыдно белеют в полутёмной зале. Взглядом упираюсь в живот горничной. Ещё не так бросается в глаза. То-то я не замечала ничего.

Мерзавка работает у нас меньше года. Я не хотела её брать, но она была протеже свекрови, и Генрих не посмел отказать матери. Девчонка ластилась ко мне, была услужливой во всём. Я много работала за компьютером, и она приносила мне чай в комнату, хотя мы никогда не напрягали прислугу по мелочам. До последней минуты я считала, что она единственная, кто по-настоящему заботится обо мне. Я ела и пила из её рук, когда совсем ослабла.

Муж издаёт очередной рык и выгибается дугой. Отступает от стола, вытираясь льняной салфеткой. Размазываю рукавом слёзы, с омерзением смотрю на него. Генрих натягивает штаны и достаёт из кармана красную шкатулку. Кладёт её Алисе на живот.

– Новое колечко тебе.

– Обручальное? – игриво спрашивает Алиса, и не думая сдвигать ноги.

– На свадьбу получишь вот с таким бриллиантом! – муж показывает кулак. – Моя-то мне наследника не родила. Выкинула на третьем, что ли, месяце и пустой потом осталась. А ты мне парня родишь!

Нож в спину! Это была наша с Генрихом тайна. Мы попали в аварию, когда он гнал на огромной скорости машину в город. От полученных травм я потеряла ребёнка. Врачи вынесли вердикт – детей у меня больше не будет. Мы с Генрихом никому не рассказывали о нашем горе, а тут муж говорит об этом какой-то шлюхе, едва застегнув штаны…

Стараясь не шуметь, убираюсь восвояси. Не помню, как добираюсь до спальни и падаю поверх одеяла. Зарываюсь носом в подушку и реву, не сдерживая слёз.

Скрипит дверь, и тяжёлая рука мужа ложится на моё плечо.

– Женя, у тебя боли?

– Я сейчас дам вам лекарство. – От голоса горничной замираю как от удара плёткой.

Медленно отрываю от подушки голову и смотрю на предателя.

– Алиса, выйди. Мне нужно поговорить с мужем.

Глава 2

Женя

Алиса закрывает за собой дверь, и Генрих, сев на мою постель снова касается меня. Он только что трогал эту девку! Меня током прошибает от чувства брезгливости.

– Убери руки! – трясусь как припадочная.

– Что с тобой, милая?

Милая… Уже не родная и не любимая. Предатель! Хочется крикнуть это ему в лицо. Собираюсь с духом и говорю совсем другое.

– Я хочу, чтобы ты уволил Алису.

– Нет, – припечатывает Генрих.

– Меня не устраивает наша горничная, – цежу сквозь зубы.

– Меня устраивает, – в голосе Генриха звучит насмешка.

Если бы у меня были силы, я бы влепила ему пощёчину. Но я никогда не посмею. Генрих был для меня всем в этой жизни, после того как я ушла из большого спорта. Генрих тогда так поддержал меня в моём горе. Он мой единственный мужчина, наверное, потому я принимала его любым. Властный по жизни, сумасшедший в постели, непрошибаемый на работе… Я верила ему безоглядно, и вдруг всё рухнуло в одночасье.

Муж не просто мне изменил. Он больше не любит меня. Просто ждёт моей смерти. Даже не спрашивает, почему я прошу уволить эту девку. Изменяет мне с ней, мысленно продумывая мои пышные похороны. Надеется, что я даже не дотяну до рождения их ребёнка. Если я сейчас потребую развода, доживу ли я до утра? Включается инстинкт самосохранения.

– Тогда отправь меня в больницу.

– Нет, Женя. Ты умираешь. Пусть это случится дома, – понурив голову, муж отворачивается.

Меня словно в прорубь кинули. Тысячи мелких игл впиваются под кожу. Раньше Генрих никогда не говорил так. Из его уст, пусть и без особой надежды, слетало: «Ты поправишься. Ты будешь жить». Поначалу он даже обещал меня отправить на лечение в Германию. Но всё это оказались лишь слова. Если его девка на четвёртом месяце, значит, она забеременела, когда я ощущала всего лишь лёгкое недомогание. Он спал с ней и со мной! Как давно он на неё залез? Сразу, как она появилась?

– То есть ты меня уже хоронишь?

– Женя, мне очень больно…

– А мне не больно? От твоих слов! А, Генрих?

Муж вздыхает, словно я каждый день читаю ему нотации, и они ему уже по горло. Никогда и ни в чём не упрекала его. Сглаживала острые углы дома и на работе.

– Ты сильная, Женя. Именно поэтому я решил с тобой сегодня поговорить серьёзно.

– Сильная? Я даже встаю с трудом… – В груди не хватает воздуха.

Генрих снова поворачивается ко мне. Я смотрю в его холёное лицо. Он будто нацепил маску безразличия. Мне хочется сильнее запахнуть халат, закрыться от мужа и не продолжать этот разговор. Не готова я к нему. И никогда не буду готова. За что мне это? Да, он ещё мужчина в полном расцвете сил. Мы не спим вместе последние два месяца. Я старалась не думать о других женщинах, которых он мог… Не мог! Я мечтала о лебединой верности. Верила в сказку. Считала, что сложно разрушить то, что так долго было единым целым. А ведь вот как всё просто на самом деле. Под самым носом Генрих день за днём предавал меня. Ласкал нашу служанку, а после приходил пожелать мне сладких снов.

– Я не про твоё тело, – Муж бросает взгляд на мою исхудавшую грудь, спрятанную под тонким шёлковым пеньюаром. – Ты всегда была женщиной разумной. И я хотел бы попросить тебя… – Теперь Генрих пристально смотрит мне в глаза. – Чтобы ты переписала на меня свою часть акций нашей компании и оформила генеральную доверенность на всё, что записано на тебя. До того, как ты…

– До того, как я умру? – холодно роняю я. В ушах стучат молоточки, словно надо мной, ещё живой, заколачивают крышку гроба.

– Можно называть это как угодно, Женя. Смысл не меняется. Но я хотел сказать, до того, как ты оставишь меня. Если бы со мной случилось подобное, я поступил бы точно так же.

Если бы не увиденное мною в гостиной, я бы тоже не задумываясь согласилась, но теперь… Моё сердце разрывается от боли, разум бьётся в агонии. В висках пульсирует: «Изменил, предал, растоптал».

– Ты любишь меня? – Глупый вопрос, но я хочу услышать ответ.

Глава 3

Женя

– Конечно, люблю! Как ты можешь спрашивать такое? – возмущение Генриха выходит слишком наигранным.

– Я не собираюсь умирать, Генрих. Мне приснилось, что у нас с тобой родился ребёнок.

Генрих вздрагивает.

– Что за чушь?.. Нет, я, конечно, был бы очень рад. Ты знаешь, как я хотел сына.

– Не знаю. Ты мне всегда говорил, что тебе вполне достаточно меня и дочери. Что мы твои любимые девочки. Врал, значит?

– Нет, но… – Генрих поправляет волосы, его рука дрожит.

– У Кристины скоро заканчивается учёба. Дочь вернётся, и я на неё всё перепишу.

– Что за чушь, Женя? Крис не имеет никакого отношения к нашей компании.

– Почему? Мы ведь семья.

– В смысле, что я и так никогда не обижу нашу девочку. Но мне спокойней будет держать всё в своих руках.

– После моей… – язык не поворачивается, но я всё же говорю, – После моей смерти и так всё будет в твоих руках. Ты подал мне хорошую идею.

Глаза мужа превращаются в лёд. Желваки ходят на скулах. Меня берёт страх – вдруг ударит?

Генрих берёт себя в руки.

– Не думал, что ты однажды лишишься не только сил, но и ума.

– Я хочу в больницу.

– Если только в дурдом, – Генрих встаёт и принимается мерить шагами комнату. – Надо поговорить с врачом. Может и правда пора пригласить психиатра, – муж потрясает руками. – Я окружил тебя заботой, всеми удобствами! А ты говоришь такие вещи.

– Когда последний раз ты меня целовал?

Муж замирает посреди комнаты и, сунув руки в карманы, смотрит на меня так, словно я сказала что-то неприличное. Я продолжаю.

– Сегодня ты даже не спросил, как я себя чувствую! Вчера зашёл лишь сказать спокойной ночи. Ты изменяешь мне, Генрих?

– Начинается! Да я потому весь на нервах, что не помню, когда последний раз с женщиной был!

В это охотно верю. Девку, которая спит с мужчиной в доме, где лежит его больная жена, язык не поворачивается назвать женщиной.

– Поклянись!

– Жень, ну что за детский сад? Как я могу?

Понятно. Пока не ткнёшь носом – не признается. Ну хоть капля стыда осталась. Впрочем, я ошибаюсь. Генриху нужно получить то, что принадлежит мне. Не удивлюсь, если потом он со своей любовницей прихлопнет меня. У неё ведь живот скоро на глаза полезет! Послушать бы их планы.

– Я устала, Генрих. Спасибо, что зашёл.

Поворачиваюсь на бок. Босые ноги озябли, но даже одеяло кажется мне слишком тяжёлым, чтобы сейчас его поднять и накинуть на себя.

Муж обходит кровать и снова садится рядом. Склоняется надо мной, и я зажмуриваюсь от омерзения. Не хочу, чтобы он касался меня.

– Спокойной ночи, любовь моя, – Генрих целует меня в висок и вкрадчиво шепчет. – Подумай о том, что я сказал.

Мужу даже в голову не приходит мысль укрыть меня.

На смену ему является Алиса.

– Евгения Павловна, ну что же вы такая раздетая лежите. Прохладно вечером. Я вам чай принесла. Сейчас травки попьёте и согреетесь. Давайте я вам помогу сесть, – нежным голоском щебечет Алиса.

Я раньше не очень любила чай. Но Алиса, появившись в нашем доме, как-то угостила меня необыкновенно вкусными травами. С тех пор она заваривала мне целый чайник, в нём плавали красивые цветочки, лепесточки, и пился чай легко. Каждый вечер я выпиваю хотя бы чашку. Ведь не так много радостей у меня осталось.

Я задумалась и не сразу поняла, что горничная, поставив поднос на тумбочку, сложив руки под грудью, стоит надо мной как палач.

– Спасибо, Алиса, – скольжу взглядом по её животу. – Но я совсем залежалась. Надо самой немного пошевелиться. Я справлюсь. Ты можешь идти.

– Я вас чем-то обидела?

– Нет! Ты чудесная девочка. Жаль, конечно, что не медсестра. Боюсь, мне скоро придётся держать при себе профессионала. Но я ещё хочу немного побороться. Начну с того, что сама постелю себе.

– Если что, звоните.

– Спасибо, Алиса! – повторяю я.

Остаюсь одна. Измученное сердце трепыхается в груди, отдавая болью под рёбра. Мои родители умерли рано, и Генрих, после их смерти, стал для меня самым близким человеком. Но у меня ведь есть дочь. Она скоро вернётся. Вот только как ей рассказать, что меня предал её отец?

Мне бы сейчас просто услышать голос моей маленькой Крис. Поворачиваюсь на другой бок и тянусь за телефоном. Но его на тумбочке нет. Подползаю к краю кровати. На полу тоже нет. Не надеясь на свою, ставшую совсем плохой, память, сползаю с кровати и ищу его на трюмо, в ящиках стола, в ванной, на подоконнике. На поиски уходит четверть часа! Я двигаюсь как сонная муха. Телефон исчез таинственным образом. Неужели Генрих решил лишить меня последней ниточки, связывающей меня с миром?

Падаю в кресло. Я этого так не оставлю. Я ещё жива! Вскипевший внутри меня гнев, придаёт сил. На автопилоте дохожу до двери. Выглянув в коридор, вижу полоску света, просочившуюся через плохо закрытую дверь спальни Генриха. Держась за стену, иду к мужу. Замираю возле комнаты, услышав нежный голос Алисы.

– Евгения Павловна совсем плоха. Сегодня даже не вставала.

– Думаю и не встанет.

– Ну почему у нас запрещена эвтаназия?

– Что ты такое говоришь? – вздыхает муж.

– В цивилизованных странах давно это практикуют. Помогают людям уйти легко.

– Ты лучше обеспокойся, что у меня не встаёт так быстро. Что-то я устал сегодня.

Открываю дверь чуть пошире. Муж в халате лежит на кровати. Алиса уже тоже успела избавиться от платья. Она склоняется над его бёдрами, и Генрих закидывает руки за голову.

– О, волшебница моя… С головой у Жени совсем плохо. Но есть у меня кое-какие мысли…

Глава 4

Женя

Не в силах больше смотреть на это безобразие, приваливаюсь к стене. Эвтаназия! Как может муж так походя обсуждать мою смерть? Неужели я больше ничего в его жизни не значу? Бежать надо прочь из этого дома. Но этот дьявол почувствовал перемены в моём настроении и теперь вряд ли выпустит из своих лапищ. Что же он там придумал?

Минуты томительно тянутся, но муж не спешит больше делиться своими мыслями по поводу моего дальнейшего существования. Из спальни доносится возня. Придётся ждать, пока Генрих натешится с этой мерзавкой. Время тянется мучительно долго. Пересилив себя, снова заглядываю в комнату. Алиса всё так же безуспешно пытается поднять в бой нерадивого бойца. Да, девочка, дяденьке уже пятьдесят и не работает у него прибор двадцать четыре на семь. Мстительно улыбаюсь.

– Извини, Алиса, – Генрих отстраняет от себя любовницу и запахивает халат. – Не идёт у меня из головы разговор с Женей, вот и сбоит. Иди ко мне.

Алиса ложится на плечо моему мужу.

– Расстроился из-за того, что она не хочет встречаться с нотариусом?

– Ты подслушивала, маленькая негодница? – муж треплет Алису за грудь.

– Ждала, когда ты закончишь, чтобы уложить Евгению Павловну. Не уши же мне затыкать, – мерзавка вроде и называет меня по имени-отчеству, а говорит словно о бревне.

– Да, не хочется потом заморачиваться с наследством, да и мало ли, что Жене придёт в голову. Уже пришло.

– Ты же не уволишь меня? – смеётся Алиса.

– Уволю! – с серьёзным видом заявляет Генрих.

Эта зараза тут же усаживается на него верхом и обиженно тянет:

– Сло-оник, нет!

Кто? Слоник? Снова приваливаюсь к стене. Докатился ты, Генрих Альбертович.

– Уволю, моя козочка! И тут же женюсь, – Из комнаты доносится звонкий шлепок.

Слоник и козочка? Какая-то сексуальная революция в мире животных. Мне тяжело стоять, и я сползаю по стене. Уставившись в темноту, обнимаю колени. Странный эротический спектакль мне как кость в горле, но я убеждаю себя дождаться интересных фактов о своём незавидном будущем. А ещё занимаюсь этим мазохизмом, потому что злость неожиданно придала мне сил. Сколько оказывается произошло, пока я беспечно умирала.

– Я куплю чёрное и белое платье, – делится тем временем планами Алиса. – Мне всегда хотелось примерить шляпку с вуалью.

Су*а! Уже на мои похороны наряд подбирает!

– Я тебе уже столько нарядов накупил. У Жени столько нет.

– Тебе жалко?

– Для тебя, красавица, ничего не жалко.

– Мне нужна гардеробная.

– Как у Жени?

– Что ты меня всё время с ней сравниваешь? – снова шлепок, но теперь, походу, получил Генрих.

– Она моя жена. И вообще я говорил сейчас о мебели.

Надо же, вспомнил! Жена!

– Евгения Павловна сама уже как мебель, – ворчит Алиса.

Ах ты ж тварь мелкая! Откуда тебя только свекровь выкопала? Что-то она говорила про её мать, которая живёт на каком-то хуторе и в город глаз не кажет. Знать бы где он…

– Эх, Алиса! Молодость жестока, – вздыхает Генрих.

– Мне тебя так жалко! – тут же меняет тон его козочка. – Ты прости. Я просто тоже устала по дому с пипидастром в фартуке бегать.

– Не прибедняйся. Ты занимаешься только Жениной комнатой. А так-то в доме впахивает клининг. Сама ты с персоналом не очень-то церемонишься.

– Слушай, а что ты там говорил про психиатра?

– Меня напугала Женина истерика. Она ведь тоже понимает, что конец близок. От такого недолго и умом тронуться, – В голосе мужа неподдельная горечь.

– Ты хочешь положить её в психлечебницу? Они же заколют её там препаратами. Пусть лучше дома умрёт. Всё-таки мы о ней заботимся.

Ну прям мать родная! Я, конечно, в дурку не хочу, но от того, что этого не хочет Алиса мне становится не по себе.

– Алиса, какое у тебя доброе сердце. Но там бы Жене подлечили нервы.

– Пусть твой психиатр приедет и ей уколы назначит. А я сама ей смогу их ставить. Я умею.

Меня прошибает холодный пот.

– Так и поступим, – соглашается Генрих. – Слушай, принеси коньяк. Всё-таки хочу завершить начатое и забить ещё один гол в твои ворота.

– Да, любимый!

Путаясь в полах халата, пытаюсь встать, но понимаю, что не успею добраться до комнаты.

– Оденься хоть, нимфа моя.

– Не хо-чу! – Поёт Алиса и бежит к дверям.

Глава 5

Женя

Всё, что я успеваю сделать, это переметнуться в сторону, чтобы оказаться за дверью. К моему счастью, Алиса, распахнув её, оставляет открытой. Я потираю ушибленное плечо, слушая удаляющиеся шаги. Из спальни доносится тяжёлый вздох. Что за думы тебя мучают, Генрих? Как поскорее избавиться от постылой жены? Или грустишь, что у самого уже силы не те?

Пока мерзавка шарится внизу, мне нужно убираться подобру-поздорову. Незаметно проскочить мимо спальни я могла бы, будучи здоровой. Поэтому, держась за стену, пробираюсь к соседней комнате. Тихонько поворачиваю ручку, но дверь не открывается. С каких это пор муж стал закрывать кабинет и от кого? От меня? От приходящей прислуги? Что ещё за новые правила в нашем доме?

На лестнице слышатся лёгкие шаги, и я скрываюсь в кладовке в конце коридора. Плюхаюсь на тумбу при входе, пытаясь унять взбесившееся сердце. Дышу, как заядлый курильщик, поднявшийся пешком на крышу небоскрёба. Дверь в спальню захлопывается, и я решаюсь включить свет. Тут же упираюсь взглядом в три неряшливых огромных чёрных пакета. Мы в таких выносим крупный мусор. В кладовке у нас всегда порядок, вещи разложены по коробкам с этикетками. Держась за стеллажи, добираюсь до мешков и развязываю один.

Холодею, увидев сверху куртку с меховой опушкой от моего горнолыжного костюма. В двух остальных сложены другие мои тёплые куртки и пальто. Наша с Генрихом верхняя зимняя одежда всегда висела вместе в гардеробной на первом этаже. Почему вдруг она оказалась сваленной здесь? Козочка решила, что я не дотяну до следующей зимы и уже освободила место для своих нарядов? И Генрих об этом знает? Сложно не заметить такое.

Может он уже и гроб мне заказал? Почему нет? Мог вполне разместить его, например, в гараже. Сейчас всё дорожает, а Генрих мужчина рациональный. Может вообще вынесет меня на мусорку в таком же пакете вместе с моими вещами?

У меня нет сил дойти до своей комнаты, и, потерянная, я ещё долго сижу на тумбе. Мысли путаются, но одна светлая проскакивает в голове. У меня же в комнате есть ноутбук. Я могу позвонить дочери… Нет, сейчас уже поздно. Напишу ей.

В этот раз я стараюсь быстрее миновать спальню мужа. Супружеской её уже язык не поворачивается назвать. Включаю ноутбук и сталкиваюсь с новой проблемой. Генрих выключил интернет. Смотрю на белый экран с коротким советом проверить подключение к сети и обратиться к провайдеру для устранения неполадок. М-да, неполадки у меня в семье, а не в сети.

В душ идти нет сил, и я стаскиваю покрывало на пол. Меня трясёт как в ознобе. Забираюсь под одеяло и смотрю на давно остывший чай. Рядом с ним на блюдце, как всегда, лежат три маленькие печеньки и мой любимый трюфель. Внезапно приходит озарение. А что, если Алиса травит меня? Хочется пить, но я больше не прикоснусь ни к чему, что приносит мне эта мерзавка. Графин с водой тоже вызывает подозрения.

Переворачиваюсь на спину и смотрю в опостылевший потолок. Алиса появилась у нас прошлым летом, а первое недомогание я ощутила осенью. Но ещё раньше изменения произошли в наших отношениях с Генрихом. Он стал срываться на мне по мелочам, хотя такого в жизни не было… Пить хочется!

Приходится снова встать и дойти до ванной. С детства не пила воду из-под крана, но сейчас мне кажется это единственным выходом. Заодно и зубу почищу, раз нашла силы доползти сюда. Давно делаю это сидя, а сегодня заставляю себя стоять.

Когда снова оказываюсь в постели, мысли уже путаются. Подумаю обо всём завтра.

Мне кажется, что мы снова спим с Генрихом, и он, как и прежде, ласков со мной… Нет не кажется. Слишком уж всё реально. Открываю глаза и сталкиваюсь взглядом с мужем. За окном уже рассвело.

– Доброе утро, дорогая! – Генрих скользит рукой по моему впалому животу, спускается ниже, и я вскрикиваю. После случившегося мне противен муж и больно от его грубой ласки. Мне кажется, у меня там всё ссохлось и заросло.

– Что ты делаешь? – пытаюсь оторвать его руку от себя. – Уходи немедленно.

Он прижимается к моему бедру горячей плотью.

– У меня утренняя эрекция, а ты как раз вчера жаловалась, что тебе не хватает моих поцелуев.

– Уходи, – шиплю я на него. – Не смей прикасаться ко мне!

– Почему? Ты моя жена.

– Ты ведь как-то справлялся эти два месяца.

– Жил исключительно на ручном режиме, – муж засовывает мне в рот пальцы и снова просовывает мне руку между бёдер. – и всё время думал о моей маленькой сладкой девочке. Я люблю тебя, Женя.

– Нет, Генрих, – упираюсь руками в его крепкую грудь.

– Разве не этого ты вчера хотела? – он наваливается на меня, и я ору от бессилия. Но что я могу сделать с огромным кабаном? – Ты такая хрупкая стала, – он целует меня, и я отворачиваю лицо. Мне кажется, мои кости трещат под напором Генриха.

– Ты делаешь мне больно! Пусти! Ненавижу тебя! – я захожусь в кашле.

Генрих валится на спину и недовольно рычит.

– С каких это пор я стал тебе противен?

Перевожу дыхание.

– Не смей больше ко мне прикасаться. Я… Я хочу развода!

Глава 6

Женя

Генрих снова нависает надо мной. В его голубых глазах немая ярость.

– Я ослышался? Ты хочешь развестись?

– Ты предал меня, – закрываю глаза и стараюсь не дышать. Мне душно от одного присутствия мужа.

– Ты о чём? – Теперь и Генрих задерживает дыхание.

Сказать ему об измене, значит подписать себе смертный приговор. Муж слишком заботится о репутации. И если вчера он просто лишил меня связи с внешним миром, то боюсь, что после сегодняшнего разговора он вообще запрёт меня в комнате. К нам редко теперь приходят гости, но скоро у мужа день рождения. Он собирался отметить его дома. Если он не вернёт мне телефон – это единственная возможность переговорить с кем-то из знакомых.

– Ты предал меня, когда сказал вчера, что я умираю. Забрал телефон и отключил интернет. Ты меня похоронил, а я ещё жива.

Вздох облегчения слетает из уст мужа прямо мне в лицо.

– Это для твоего же блага, Женя.

– Похоронить меня заживо?

– Никто тебя не хоронит…

– Тогда почему мои зимние вещи сложены в мусорные пакеты? – заставляю себя взглянуть на Генриха.

В его глазах смятение.

– Что за чушь?

– Только не говори, что ты не заметил, как пусто стало в гардеробной на первом этаже.

– Ты спускалась?

– Я нашла эти пакеты в кладовке. И да, я всё ещё могу ходить.

Генрих садится на постели. Похоже, что он и правда не в курсе. Последние дни на улице настоящая весна, и вполне возможно, что муж не заглядывал в гардеробную. Вопрос, когда на это решилась Алиса? Может она уже и дату моей смерти запланировала, раз так оборзела? По спине расползаются мурашки. Значит, мы с мужем оба не в курсе происходящего в собственном доме. Но Генрих, увы, мне не союзник больше. Алиса беременна от него, и он ждёт этого ребёнка. – Что же ты молчишь, Генрих?

– Не нагнетай, Женя. Возможно, горничная хочет сдать зимние вещи в химчистку. – Как отстранённо муж заговорил о любовнице!

– Тогда логичнее было бы сдать твои вещи. Я почти никуда не выезжала этой зимой. А в последний раз на лыжах каталась в прошлом году.

– Ну, стало быть, убрала, чтобы одежда не пылилась.

– Ты сам-то себя слышишь?

Генрих приглаживает волосы и встаёт с кровати. Для своего возраста он неплохо сложен, но бочка предательски выпирают. Со спины портят Генриху фигуру только они. Муж поворачивается и чешет слегка отвислый живот. Лично меня не смущают погрешности в фигуре Генриха. До вчерашнего дня я любила его. Наша разница в пять лет абсолютна нормальна. Мы вместе шагнули из молодости в зрелость, я знаю каждую его морщинку, а он мою.

Но неужели молодой девчонке не противно с ним спать? Он же ей годится в отцы. У меня мелькает шальная мысль, что так же травить Алиса может и его. Не сейчас, потом. Да и в отраве ли дело? Ни один анализ не показал ничего подозрительного. Подкупить врачей Алиса точно не в состоянии, а Генрих, мне кажется, не в курсе проделок своей зазнобы. Неужели маленькая ведьма навела порчу на нашу семью?

Я пока сама не могу с точностью это утверждать. Но то, что Алиса не хочет, чтобы Генрих отправил меня в больницу, явно кричит о причастности горничной к моему недугу. Если Алисе нужны наши деньги, то думаю, ей всё равно каким образом их заполучить. Не думаю, что мечта всей её жизни родить в двадцать лет от пятидесятилетнего мужика и насасывать ему каждую ночь, чтобы пробудить желание. Не так уж и стоит у Генриха на Алису. Не хочу тешить себя иллюзиями, но меня он сегодня хотел как раньше. Хотя скорее всего изначально пришёл заглаживать вину за вчерашний прокол.

– Ты разрумянилась, Женя, – неожиданно роняет муж. Надевает халат, тот самый, в котором лежал вчера с Алисой и садится ко мне на кровать. В нос бросается приторный запах духов.

– Ты сменил парфюм? – холодно роняю я.

– Нет, – обнюхивает себя Генрих.

Во мне поднимается новая волна ненависти, но я уже контролирую каждое своё слово.

– Тогда скажи горничной, чтобы выкинула ароматизатор из твоего туалета. Слишком бабский запах.

Генрих, как все светлокожие мужчины, краснеет.

– Да, конечно. Спасибо, что сказала… Так что по поводу развода? Сказала сгоряча?

– Никогда больше так не делай.

– Мне было хорошо с тобой сегодня. Прости, что был груб. Хочешь заглажу свою вину?

– Не надо меня гладить.

– Я немного про другое, – улыбается Генрих.

– Не надо. Ты вернёшь мне телефон?

– Не сегодня. Не хочу, чтобы ты сделала что-нибудь такое, о чём потом пожалеешь.

– Генрих, верни мне телефон!

– Хорошего дня, Женя! – он целует меня быстрее, чем я успеваю отвернуть голову. – Сегодня вечером я хочу повторить. Будь готова к этому, – Генрих быстро выходит из комнаты.

Слёзы бессилия душат меня. До знакомства с Генрихом я была сильной девочкой. За моими плечами победа на чемпионате Европы в парном фигурном катании. И это после тяжёлой травмы. После неудачной поддержки, я рухнула с высоты плашмя на лёд. Врачи сказали, что дорога в спорт мне заказана.

Мой партнёр не дождался меня, и тренер, знавшая мою натуру, и то, что я грезила Олимпийскими играми, нашла мне нового. Иван! Нас потянуло друг к другу магнитами. Нежные ростки первой любви подарили мне силы, и мы взяли золото Европы. Начали готовиться к Олимпиаде. Жизнь Ивана оборвалась на шоссе, когда он летел на своём мотоцикле к сестре в больницу. Меня накрыла чёрной тучей депрессия. С Генрихом мы дружили, он работал на моего отца и был вхож в наш дом. Будущий муж тогда здорово поддержал меня, мои родители спали и видели нас с ним вместе. На лёд я решила больше не возвращаться. В одиночное катание мне не хотелось, а Ивана мне уже никто не мог заменить.

Жизнь с ним не превратила меня в тепличный цветок, но я привыкла во всём доверять мужу. А не надо было. Может, тогда я не упустила бы тот момент, когда неведомая болезнь приковала меня к постели. Закрываю глаза и переношусь в тот день, когда после неудачного падения я пыталась встать. Лёд катка обжигал спину и казался мне огненной лавой. Сейчас всё не так плохо! Вставай, Женя, вставай!

Часы показывают семь утра. Распорядок в нашем доме давно не меняется. Через час Алиса подаст завтрак в гостиную. Мне же в последние месяцы горничная приносит еду в комнату. Пора вернуть установленной порядок.

То, что мне раньше удавалось сделать легко и быстро теперь растягивается почти на час. Бросаю последний взгляд на себя в зеркало. Мой роскошный алый халат теперь мне велик в груди, да и ключичные косточки выпирают до неприличия. До двери добираюсь, опираясь на пластиковый стул, который с некоторых пор держу в комнате. Обычно обхожусь без него, но иногда бывает такое головокружение, что я боюсь упасть. После пережитых волнений и изнуряющей подготовки к семейному завтраку, чувствую себя не лучшим образом. Мне бы метроном, который раньше помогал держать ритм на тренировках. В голове как раз похожая пульсация. Двигаюсь, считая раз-два, раз-два. Выхожу в коридор, и со стулом добираюсь до лестницы. Тут его придётся оставить. Только бы не упасть.

Моё появление в гостиной заставляет вскочить Алису из-за стола. Она ещё не завтракает с моим мужем, но уже позволяет себе сидеть с ним за столом.

– Женя? – Генрих смотрит на меня, словно увидел привидение. – Ты зачем встала?

– Хочу завтракать с тобой как раньше, – ступаю словно Русалочка, променявшая хвост на ноги, каждый шаг – боль.

– Я… Я с-сейчас п-принесу п-приборы… – Заикается Алиса.

– Не стоит. Выйди, Алиса, – подхожу к мужу, и он отодвигается от стола в полном недоумении. – Помнишь, Генрих, как ты кормил меня из своей тарелки, когда мы только поженились?

Глава 7

Женя

Муж усаживает меня к себе на колени и, улыбнувшись, подносит к моему рту ложку овсяной каши. Аппетита нет, но мне нужны силы. Тем более, что я не прикоснусь к обеду, который подаст мне Алиса. Есть из рук предателя противно, но хотя бы безопасно.

– Вкусно. Ещё хочу, – кладу руку на плечо мужа, пальцами веду по его крепкой, как у быка, шее.

– Ты вся дрожишь, Женя, – скормив мне остатки каши из своей тарелки, муж вытирает мне уголки губ салфеткой. – Давай я отнесу тебя в комнату?

– Мы разве не выпьем вместе кофе? – с удивлением смотрю на заварочный чайник. – Ты же никогда не пил чай по утрам!

– В последнее время нагрузка огромная. Берегу сердце, – Генрих наполняет чашку бледного цвета пойлом и протягивает мне. Может и для мужа у Алисы специальные травки?

– Нет, я хочу воды, – с трудом сдерживаюсь, чтобы не выбить чашку из рук Генриха. В голове засело, что чай из рук Алисы стопроцентное зло. – У нас есть минералка?

– Конечно. На днях привёз несколько упаковок.

– Принеси мне одну в комнату, пожалуйста. В последнее время всё время хочется пить.

– Мне надо ехать, я попрошу Алису, чтобы она принесла тебе бутылку, – Генрих ставит чашку на стол.

– Нет, милый, я хочу упаковку.

Муж с подозрением смотрит на меня.

– Зачем тебе целая упаковка?

– Хочу принять ванну с минеральной водой. Ты же обещал зайти ко мне сегодня вечером. А после минеральной воды кожа шёлковая. Заодно и попью.

– Ну хорошо, – пожимает муж плечами. – Ты подумала насчёт того, что я тебе говорил?

– Ещё думаю. И у меня к тебе встречное предложение. – Краем глаза я замечаю Алису. Затаилась у приоткрытой двери.

– Какое? – Пальцы Генриха сжимаются на моей талии.

– Ты составишь точно такое же завещание на меня.

– Зачем? Ведь я… – Муж подбирает слова, и я помогаю ему.

– Ты тоже не вечный, мой дорогой. Вспомни Булгакова: «Человек смертен, но это ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус».

Генрих проходится пятернёй по волосам.

– Ты хочешь сказать…

Я много чего хочу ему сказать, но ограничиваюсь коротким советом.

– Береги сердце, дорогой.

– Я берегу.

Понижаю голос до шёпота:

– И думай хорошо, прежде чем кого-то пустить в него.

Лицо мужа покрывается красными пятнами, он бросает взгляд в сторону двери.

– Ты на кого-то намекаешь? – тихо спрашивает Генрих.

– А нужны намёки? – опираясь на стол, встаю с его колен. – Хорошего дня, Генрих.

Он рассеянно кивает мне. А я стою словно приклеенная к столу. Обратный путь мне не одолеть. Меня трясёт мелким бесом, и ноги подкашиваются. Как бы я хотела сейчас уйти с гордо поднятой головой, но один шаг, и я, на радость Алисе, рухну. Генрих ловит мой взгляд и, ни слова не говоря, подхватывает меня на руки.

– Не надо тебе было спускаться, – муж хмурится, но мне кажется настроение у него испортилось не из-за моей выходки. Что ж, может он и включит голову, не все же мозги эта пиявка у него высосала через слоновий хоботок.

Генрих поднимается в мою комнату и кладёт меня на кровать.

– Не забудь про воду, – напоминаю ему.

– Ты совсем исхудала, – качает муж головой. – Девочкой и то тяжелее была.

– Помнишь, как ты нёс меня на руках до машины после нашего первого свидания?

Лицо Генриха светлеет.

– Да, ты тогда пришла на таких огромных шпильках, что оказалась выше меня ростом. А твоё платье… Оно не оставляло места для фантазии. Мы гуляли по набережной, и парни поголовно сворачивали на тебя голову. Я сгорал от ревности и даже был рад, когда ты сняла туфли и сказала, что больше не в силах сделать в них ни шагу.

– Генрих, верни мне мой телефон.

С лица мужа слетает блаженное выражение.

– Зачем, Женя?

– Вдруг мне станет плохо! Я даже не смогу вызвать врача.

– У тебя есть кнопка. Алиса прибежит по первому зову.

– Я уже говорила, что меня не устраивает наша горничная.

– Зато я спокоен, когда она рядом… С тобой.

– Ты спишь с ней, – не могу больше сдерживаться. Мой муж, такой разумный всегда, выключает мозг, стоит заговорить об этой девчонке.

– С чего ты взяла? Конечно, нет.

– Это не вопрос, Генрих.

– Ты напридумывала себе невесть что, а потом удивляешься, почему я забрал у тебя телефон.

– Она хочет… – прикусываю язык, проглатывая «убить меня». Это прямая дорога к психиатру. Ох, рано я решила, что муж оттаял. Но что будет, если я затрону вопрос финансов? Это для Генриха тема гораздо более щепетильная, чем вопрос жизни и смерти. – Она хочет завладеть твоими деньгами. Ты не нужен ей, пойми!

Генрих садится в кресло возле окна и, ссутулившись, сцепляет пальцы. Что, дорогой ты мой человек, задела тебя за больное? Тоже не очень веришь в страсть малолетней сикалки?

Телефон Генриха клацает уведомлением, он пробегает по нему глазами, и уголки губ мужа слегка подрагивают. Он откидывается на спинку кресла.

– Женя, давай честно. Алиса просто находка для нас. Она заботливая девочка, всегда с таким уважением говорит о тебе, и я спокоен, зная что она с тобой рядом. Ну случилась беда. Так бывает. Как ты правильно заметила – человек смертен. Но это же не значит, что все вокруг тоже должны… впасть в анабиоз. Я живой человек, и мне хочется возвращаться домой не к потухшему очагу…

– Это ты сейчас про меня? – задыхаюсь от возмущения.

– Не передёргивай! Я про то, что мне приятно возвращаться домой, где меня ждёт горячий ужин. Алиса… Она… Как бы это сказать? Очень услужливая. Вот! Пока я ем, она щебечет о пустяках, и от этого легче становится. Я сошёл бы с ума от тишины. Алиса хоть немного отвлекает меня от мыслей о твоей необратимой болезни.

– А как же насчёт «в счастье и в горе, в печали и в радости»? Ты мне сейчас нужен как никогда, а ты проводишь время внизу, потому что щебет горничной тебя успокаивает, – с презрением смотрю на мужа. Юлит, боится признаться, унижает меня своей трусостью, слабостью и предательством.

– Прекрати себя накручивать. Я приду к тебе сегодня, – Генрих смотрит на часы и спешит к двери.

– Про воду не забудь, – бросаю ему вслед.

Через пять минут в комнату просовывается рука Генриха и шмякает об пол упаковку минералки. После присутствия мужа хочется проветрить. Наш разговор не сделал меня сильнее, и я, покачиваясь, добираюсь до балкона. Открываю дверь настежь и замираю от ненавистного голоса Алисы.

– Евгения Павловна совсем не в себе. Знаешь, я видела недавно передачу. Врач выступал. Так он говорил, что часто больные перед самой смертью чувствуют прилив сил.

– Бедная Женя.

– Ты только не волнуйся так. Будь внимательней за рулём. Помни, что мы с малышом очень ждём твоего возвращения.

– Тебе привезти что-нибудь?

– Себя. Сделаю тебе сегодня сюрприз.

Впервые жалею, что в моей комнате нет замка.

Глава 8

Генрих

Бедная Женя. Похоже, конец её близок. Я ей такого не желал, но всё равно страдал, подспудно ощущая свою вину. Ведь я сплю с Алисой, не закончив отношения с женой. Отмучилась бы уже Евгения и не рвала мне душу. Тяжело видеть, как умирает некогда близкий тебе человек.

Не знаю, как бы я всё это вынес, если бы не Алиса. Она мой подарок судьбы, глоток свежего воздуха.

Мать очень хотела, чтобы я взял под своё покровительство внучку своей приятельницы Зинаиды Андреевны. Её дочь как-то привезла к ней пятнадцатилетнюю Алису на лето и уехала с новым мужем в Штаты. Но осенью за Алисой никто не вернулся, и та осталась жить у бабушки на хуторе. Не знаю, почему моя мать принимала такое горячее участие в жизни своей подруги и что могло быть общего между ними. Виделись они редко, но моя мать всегда говорила о Зинаиде Андреевне с придыханием.

Но куда пристроить девчонку без образования? А просто поселить у себя дома я её не мог. Тогда мать предложила взять Алису в помощницы по хозяйству. Мы с женой бывали дома редко, ведя совместный бизнес, унаследованный от её отца. На хозяйстве оставались преклонного возраста садовник с женой, которая готовила и выполняла функции горничной. Их-то она и передала Алисе.

Лично мне она пришлась по душе, но Женя поначалу встретила Алису в штыки. Мне даже иногда приходилось тайно утешать малышку. Она очень чувствительная девочка. Женя ведь огонь, а не женщина. Сказывалось спортивное прошлое. Всегда поражался её кипучей энергии, от которой теперь осталась лишь память. Не представляю как за полгода можно так сгореть. Словно из энерджайзера вынули батарейки.

Прошлым летом мы должны были ехать в отпуск с Женей вместе. Уже проходили контроль в аэропорту, когда пришло сообщение от финансового директора, что срывается многомиллионный контракт. Ситуация требовала присутствие генерального директора. Я убедил Женю не срывать отпуск, а сам вернулся к работе.

Алиса была рада моему возвращению. Мне было одиноко в пустом доме, и я, отправив домработницу пораньше, пригласил малышку поужинать со мной. Алиса вместо форменного платья, надела топик и коротенькую юбку, принесла бутылку самодельного смородинового вина. Сказала, что её бабушка как раз прислала нам с Женей гостинцы из деревни. Я не любитель кустарных напитков, пригубил вино сначала из вежливости, но тут же признал, что оно шедеврально. Сам не заметил, как выпил больше половины бутылки.

Мы перебрались в гостиную, и Алиса рассказала почему мать не взяла её с собой. До девочки домогался отчим и с тех пор она боится мужчин. Она расплакалась, и я, сев ближе, обнял её за плечи. Она вытерла слёзы и подняла не меня глаза.

– А с вами, Генрих Альбертович, я ничего не боюсь, – Алиса тонкими пальцами коснулась моей брючины, но меня словно током шибануло. – И хотела бы попросить вас помочь мне справиться с моим страхом.

– Тут скорее тебе может помочь психолог, – мне льстило то, что Алиса чуть ли не боготворит меня. То ли вино, то ли гормоны взбурлили мою кровь.

– Нет. Понимаете, мне нужно попробовать, как это на самом деле.

Я аж взмок под рубахой.

– Что ты имеешь в виду?

– Можно я вас поцелую?

– В щёчку? – прохрипел я.

– Нет. Я хочу знать, как целуют настоящие мужчины.

– Алиса, я женат… – сопротивлялся я скорее по инерции. Тонкий девичий запах раздразнил меня не на шутку.

– Всего один раз. Евгения Павловна никогда об этом не узнает.

– Хорошо. Давай попробуем.

Алиса тут же оседлала мои колени, и тонкие руки обвили мне шею. Она медленно приблизила лицо ко мне, и я, не в силах больше сдерживаться, пленил её губы. Мои руки блуждали по её упругому, юному телу. В тот момент я больше не мог больше думать ни о чём. Топик полетел в сторону, а вскоре вслед за ним отправились юбка и хлопковые шортики.

К моменту, когда Женя вернулась из отпуска, мы с Алисой изучили всю камасутру. Поначалу я ощущал вину перед женой. Ведь теперь все мои мысли были об Алисе. Я даже хотел развестись, чтобы быть честным перед супругой. Но тогда нам пришлось бы делить компанию, а Жене отец оставил контрольный пакет акций. И вообще, наш бизнес мог от этого здорово пострадать. Вскоре чувство вины сменилось раздражением, но вскоре Женя заболела.

Алиса на удивление оказалась не только сексуальной, но и умной девочкой. Она не закатывала мне истерик, была улыбчива с хозяйкой. Мне показалось даже, что Женя прониклась к ней симпатией. А о том, какое у Алисы доброе сердце, я понял до конца, когда Женя слегла. Малышка изо всех сил старалась угодить ей.

Как у Жени язык сегодня повернулся на такую гнусность? Она ведь явно намекала на Алису. Вспоминаю наше горячее утро с женой. Что-то у меня в последнее время сбоит со стояком, а с женой сегодня завёлся не на шутку. Алиска впервые мне потом закатила сцену ревности, при этом не проронив ни одного плохого слова в сторону уважаемой ею Евгении Павловны. Даже пообещала сегодня какой-то сюрприз. Ну почему нам нельзя как у мусульман иметь две жены?

Глава 9

Женя

Алиса ко мне носа не кажет. Вряд ли у этой змеюки есть совесть. Скорее всего, девчонка поняла, что я ей негласно объявила холодную войну. Сидит в своей комнате, небось, выбирает тактику или способ убрать меня с дороги побыстрее? Чем она меня изводит? Чайком заговорённым? Или в куклу Вуду иголками тычет и подсыпает мне крысиный помёт в еду?

У меня были соперницы в спорте, конкуренты на работе. Генрих, мой горячо любимый муж, оставался для меня всегда надёжной гаванью. Конечно, он порой засматривался задумчиво на других женщин, но не более того. А может он и раньше мне изменял? Мужчина он темпераментный… Но тридцать лет разницы! Дичь несусветная. Хотя далеко ходить не надо. Достаточно включить телевизор.

Хорошо. Допустим Генрих, одержимый страстью, увлёкся Алисой. Но почему было честно мне об этом не сказать? Я ведь его никогда не держала. Не устраивала сцен ревности, если где-нибудь он вёл себя более фривольно, чем позволяли правила приличия. Во всяком случае, я всегда была уверена, что свой хоботок слоник держит в штанах. Тьфу, почему слоник-то?.. Потому что хобот уже в обрамлении седых волос? Эти животные ассоциируются у меня исключительно с серым цветом.

Когда же это всё у полюбовничков началось? Генрих с самого начала благоволил к этой мерзавке. Но я даже не думала ревновать его к ней. Алиса младше нашей дочери, и максимум в чём я могла подозревать мужа, так это в не по делу проснувшихся отцовских чувствах.

Отпуск! После моего возвращения Генриха стало бросать в крайности. То он срывался на мне, то вдруг клялся в неземной любви. Правда, клятвы становились всё реже, а истерики на ровном месте всё чаще.

Меня больше в этой истории поражает поведение Алисы. Это какую надо иметь выдержку, чтобы таким ласковым ужом обвиться вокруг жены любовника.

Эх, Генрих, Генрих! Не принесёт тебе моя смерть счастья. Женишься на этой курве и настанет твой черёд на тот свет собираться. Думаю, Алиса уже даже прикидывает положить нас рядом. Исключительно из уважения к Евгении Павловне. Но я не хочу умирать. Теперь-то уж точно.

Сползаю с постели и наклоняюсь к упаковке с бутылками минералки. Пол тут же уплывает перед глазами. Приходится сесть на пол, чтобы разжиться бутылкой воды. Вытянув ноги, пью с жадностью человека, выбравшегося из пустыни. Как защититься мне от этой ведьмы? Закрываю глаза и на память приходит старый фильм «Вий» по Гоголю. Увы, мне вряд ли поможет, если я очерчу свечой вход в свою комнату.

Недаром говорят, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. У меня в сейфе лежат наши венчальные свечи. В голове тут же всплывают обрывки молитвы, которые я как-то слышала в храме. «Ненавидящих и обидящих прости нас, Господи». Вроде так. А на кого мне надеяться? Больше не на кого! Дочери мы не говорили всей правды обо мне. Муж был мне лучшим другом, поэтому подруг я растеряла. У всех семья, работа.

Опираясь на тумбочку, встаю и, охваченная благоговейным порывом, добираюсь до трюмо. Ключи от сейфа на месте, но лучше их спрятать потом куда подальше. В сейфе у меня хранятся деньги, ценные бумаги, украшения. Всё бы отдала, лишь бы выздороветь.

Дрожащими руками достаю свечи, завёрнутые в холщовую ткань. Здесь же в сейфе хранится мамина икона. Почему я раньше её не достала? Прячу ключи от сейфа под подушку кресла и, усевшись перед зеркалом, зажигаю перед иконой свечу. Вроде не пыльная, а фитиль разгораться не хочет и потрескивает.

Добившись устойчивого огонька. Смотрю на икону Богородицы с младенцем на руках и словно язык проглотила. Ни одной молитвы толком и не знаю. Талдычу про себя, как заведённая: «Ненавидящих и обидящих прости нас, Господи».

Вздрагиваю от стука в дверь. Внутри всё сжимается от страха. Из головы не идёт обещанный Алисой мужу сюрприз. Тот случай, когда я была бы рада тому, что речь шла о каких-нибудь новых сексуальных игрищах для слоника, а не о моей внезапной смерти.

– Алиса, мне ничего не нужно! – мой голос настолько слабый, что горничная его, похоже, не слышит и входит в комнату.

Чёрное длинное платье подчёркивает её фигуру, руки и ворот платья сшиты из прозрачного шифона. Бледная Алиса какая-то. Токсикоз, что ли скрутил? Для завершения образа ей не хватает капюшона и косы. Вылитая смерть.

– Вера Павловна, можно с вами посоветоваться? – Алиса говорит вежливо, но в её тоне проскальзывают ноты высокомерия. – Ой, а что это вы вдруг?.. Молитесь.

– Это моё дело. Куда ты такая собралась?

– Так у Генриха Альбертовича день рождения скоро. Вы болеете, к гостям не сможете выйти. Он попросил меня помочь принять их.

– Что? – Такой наглости я не ожидала. Хватаю воздух ртом, как дельфин на песке. – С каких это пор горничные гостей принимают вместо хозяйки?

– Так ведь никто и не знает, что я ваша горничная. На ваш день рождения меня не было, а больше приёмов вы не устраивали.

– И что теперь?

– Я хотела спросить, как вам это платье? – Алиса щебечет невинным голоском, но на бледном лице появляется самодовольная улыбка.

– А у меня ты не хочешь спросить разрешения на такой смелый шаг?

– Так это Генрих Альбертович решил. Я думала вы в курсе. Так как вам платье?

Мои пальцы сжимаются в кулаки до белых костяшек.

– Гостей я приму сама. А ты знай своё место…

– Моё место теперь рядом с Генрихом Альбертовичем. Я беременна от него.

Глава 10

Женя

Алиса пошла ва-банк, и меня мороз пробирает по коже. Девчонка решила, что зашла с козырей, а на что расчёт? Что я сейчас упаду без чувств? А если не упаду? Треснет меня по голове графином? Думай, Женя, думай! Ты доживёшь до вечера, если на руках есть козырь побольше. Качаю головой.

– Бедная девочка. Залетела. Генрих тебя изнасиловал?

Алиса озадаченно смотрит на меня. Не возьмёшь меня голыми руками. Мерзавка очухивается и бросает мне в лицо.

– Мы любим друг друга!

– Прекрасное чувство. Любовь поможет вам пережить любые невзгоды. С милым рай и в шалаше.

– В смысле? – Алиса сглатывает.

– Ну как же. Контрольный пакет акций компании у меня, землю под дом я унаследовала от родителей, так что фактически он тоже принадлежит мне… А я давно оформила дарственные на движимое-недвижимое имущество… И о-очень подробно расписала все пункты завещания, – Мне сложно говорить, поэтому я делаю паузы, но Алиса и не перебивает меня. Слушает, затаив дыхание. Развожу руками, – Случись что со мной, Генрих мало что получит… А также, в свете новых событий, он однозначно теряет должность генерального… В совете директоров серьёзные товарищи сидят… Но не боги горшки обжигают. У вас ведь любовь. На Генрихе записана квартира в городе. Вы можете там жить. Правда, потеряв репутацию, Генриху не просто будет в его преклонном возрасте начинать с нуля.

Теперь черёд Алисы лежать дельфином на песке. Это она в травках и в минете спец, а так-то в голове у девочки жижа. Что у неё за плечами? Сельская школа, девять классов? Тяжко вздохнув, продолжаю:

– Да не расстраивайся ты так! Вы ведь можете продать квартиру и у вас будет начальный капитал. У Генриха есть небольшие сбережения. Ещё машина у него своя. Поедете с ветерком к твоей тёте, или кто там тебя вырастил. Будете на хуторе коз разводить. Генриха, правда, никогда не привлекало фермерство. Но ради любви… Тем более вашему малышу только на пользу пойдёт свежий воздух.

Алиса белеет ещё больше.

– Но… Как же так?

– А вот так, Алиса. Я ведь в прошлом спортсменка. И перед соревнованиями всегда конёчки на крепость и на наличие в них битого стекла проверяла. Но ведь и это не защищает от внезапного падения. Поэтому у меня все ходы записаны наперёд… Да, ты же спрашивала про платье. Оно, как бы сказать… Не по возрасту тебе. Но ты можешь пойти в нём осенью на Хэллоуин. Уверена, ты обожаешь этот праздник. Он у молодёжи в чести.

– Вы говорите это всё… Потому что завидуете моей молодости. И я не верю всему, что вы говорите.

– Это твоё право. Мне до звезды чему и кому ты веришь. А что касается молодости, так чему тут завидовать? Она есть у всех, а вот роскошная зрелость доступна не каждому. Если я ответила на все твои вопросы, можешь идти. Обедать я сегодня не буду. Да… Повесь мою зимнюю одежду на место и не смей больше трогать мои вещи. Генриху Альбертовичу очень не понравилась твоя выходка.

– Он вас не любит!

– Поэтому пришёл сегодня в мою постель? – усмехаюсь я. – Не обольщайся на его счёт и знай своё место.

Алиса выбегает прочь из моей комнаты. Этот заезд выиграла я. Хватит ли у мерзавки смелости сейчас позвонить Генриху и пересказать наш разговор или она оставит его на вечер? Захочет ли муж обсуждать подобное по телефону? В любом случае, у меня есть немного времени подумать, как выруливать дальше.

Меня клонит в сон, но я боюсь заснуть и не проснуться. Алиса циничная и хладнокровная убийца. В этом сомнений никаких. Если она мне не поверила, то сейчас моя жизнь висит на волоске. Физически я не смогу ей дать отпор, если сейчас усну, где гарантия, что Алиса не придушит меня подушкой?

Пошарив по ящикам трюмо, вооружаюсь декоративной брошью в виде длинной булавки. Такое себе оружие. Перебираюсь в кресло и, зажав её в руке, не замечаю, как засыпаю.

Глава 11

Генрих

День выдался тяжёлый. Выхожу из переговорной и вижу в телефоне пять пропущенных от Алисы. Сердце пускается вскачь – неужели что-то случилось с Женей? Ослабляю галстук и, выдохнув, звоню Алисе.

– Что случилось? Женя в порядке? – Мне страшно услышать ответ.

– Я бы сказала, что она в шоколаде! – цедит в трубку Алиса.

– Не понял, – меньше всего ожидал услышать подобное от неё, да ещё в таком тоне.

– Твоя дорогая жена сказала, что после её смерти мы останемся нищебродами! – выплёвывает в трубку моя щебетунья.

– Во-первых, сбавь обороты, милая, а во-вторых, говори по существу, – осекаю зарвавшуюся девчонку, оглядываясь на юриста. Он вышел следом за мной и замер, неподалёку, перебирая бумаги в папке. Мы с Женей никому не говорим о её смертельном недуге. Даже дочери. Когда жена заболела, то долгое время работала из дома, когда слегла, я сообщил подчинённым, что у Жени осложнение, но она скоро снова будет в строю. Даже день рождения решил отметить дома, чтобы самые близкие коллеги, смогли взглянуть на неё в моём присутствии. Жена исхудала, превратившись в свою зыбкую тень, в остальном не слишком изменилась. Но в свете последних событий, мне не хочется, чтобы она с кем-то встречалась.

– ЕПэ сказала, что давно написала дарственные и подробно расписала…

– Подожди, Алиса, я перезвоню тебе, – сбрасываю звонок и иду к лифту. Жена, хоть и владеет большей долей акций в компании, всегда выбирала роль второй скрипки, доверяя мне во всём. Я же доверял ей. Была в нашей жизни неприятная ситуация, когда меня чуть не приземлили лет на десять. Мы быстро тогда переоформили на Женю практически всё движимое и недвижимое имущество. Доступ к счетам всегда был у обоих. Меня это устраивало и никак не беспокоило, пока в моей жизни не появилась Алиса, ласковый, светлый лучик. Чем больше Женя угасала, тем ярче он светил. И вот теперь этот лучик ни с того ни с сего наезжает на меня. Мало мне было сегодняшнего, более чем странного, разговора с Женей.

Мне кажется, лифт чертовски медленно едет. Выхожу на административном этаже и бросаю взгляд на дверь давно осиротевшего кабинета жены. Не могу отвыкнуть от этой привычки. Лариса, наш секретарь, тут же встаёт и замирает в ожидании распоряжений.

– Никого ко мне не пускать, – роняю я и вваливаюсь в кабинет. Ещё не знаю, что случилось дома, но внутри меня уже бушует торнадо. Падаю на кожаный диван, вытянув ноги, закрываю глаза, чтобы немного успокоиться. Только после этого вновь набираю Алису и сходу наезжаю.

– А скажи мне, прелесть моя, с чего вдруг Евгения Павловна взялась обсуждать с тобой такие вещи?

Алиса некоторое время молчит.

– Я… Я сказала ей, что жду от тебя ребёнка.

– Что? – меня подбрасывает на диване. В последний раз холодный пот прошибал меня, когда я узнал о грядущем аресте. Сажусь и на глаза наползает пелена.

Алису несёт дальше.

– Хватит скрываться! Твоя ЕПэ тебе сегодня в лицо бросила, что мы с тобой спим. Она и так обо всём догадалась бы.

– Господи, какая же ты дура!

– Я – мать твоего ребёнка. Не называй меня так.

– Алиса…

– Перезвоню сейчас. Доставка продуктов приехала.

– Какие к херам собачьим продукты? – Швыряю замолчавший мобильник на диван как ядовитую змею. Схватившись за голову, мысленно добавляю про себя: «Какой же я идиот!» Не ожидал от Алисы такой подставы. Ишь, как осмелела. Вот тебе и тихая девочка. ЕПэ! Такого она себе никогда не позволяла. Отпускала, конечно, мелкие колкости в сторону Жени, но ту же брала себя в руки. А теперь мои девочки объявили друг другу войну.

И как теперь это всё разруливать? Хорошо, что я отрубил Жене интернет и забрал телефон. Но когда она успела состряпать дарственную? А может жена давно в курсе наших с Алисой отношений? Моя вчерашняя просьба так взбаламутила Женю или эти долбанные мешки с одеждой так зацепили её самолюбие? Вопросы роем диких пчёл жужжат в голове.

Бросаюсь к компьютеру и не успокаиваюсь, пока не убеждаюсь, что по крайней мере с деньгами Женя ничего не намутила. Меняю пароль для доступа в систему. Надо ехать домой и решать вопрос с женой радикально. Но как? Измены Женя не простит. Да, я полюбил! Такое бывает. И ведь хотел обо всём честно поговорить с ней…

Чёрт… Ведь всё шло к логическому завершению. Мы уже с Алисой не боялись, что Женя нас засечёт. И вот результат. Не душить же теперь жену подушкой!

Алиса перезванивает, когда я сажусь в машину. Я зол на девчонку, а она на меня. Вот только за что? А может Женя права? И Алисе, действительно, нужны только мои деньги? Нет, не может быть. Она всегда так искренна в своих чувствах. В ней растёт моё дитё, и малышка просто печётся об его будущем.

– Слоник, ты не сердишься на меня? – всхлипывает Алиса.

– Ты что? Плачешь?

– Я так люблю тебя, нашего малыша, – причитает она. – Вы всё, что есть у меня.

– Не смей нервничать!

– Как же, – шмыгает носом Алиса. – Твоя жена столько гадостей наговорила мне.

– Ну ты поставь себя на её место.

– Мне на своём хорошо. Рядом с тобой. Ты такой большой и сильный.

– Не плачь, солнышко. Я не позволю тебя никому обижать.

– Даже ЕПэ?

– Что за ЕПэ? Не надо так о Жене.

– Я больше не хочу даже имени её произносить! Мы были с ней так добры, а она желает нам зла!

– С чего ты взяла?

– ЕПэ твоя сегодня с иконой и свечкой сидела! Я боюсь! Она порчу на нас насылает.

– Что за глупости? Женя не очень религиозна, но часто перед смертью человек задумывается о вечности, о Боге.

– Это не про твою жену. У неё сегодня даже взгляд как у ведьмы был.

– А где ты видела настоящих ведьм? – смеюсь я. – Алис, прекрати.

– Точно тебе говорю. Колдует она! Почему, думаешь, у тебя проблемы стали появляться в постели?

Кровь приливает к моим щекам. До Нового года у меня стояло, как у молодого. И это без всякой виагры! Трахал Алиску как умалишённый. А потом стало сердце прихватывать. Даже решил Алисе в этом признаться, чтобы не подумала, что я меньше стал любить её. Теперь моей козочке приходится порой по часу отсасывать мне, чтобы всё срослось. Но она говорит, что от этого даже особое удовольствие получает.

– Ты серьёзно полагаешь, что можно такое наколдовать?

– Угу. Сама помирает, и тебя хочет в могилу забрать. А теперь и меня. Я от неё сегодня вышла, у меня так живот скрутило. Я даже в скорую хотела звонить. Не переживу, если с нашим ребёнком что-то случится.

– Я скоро буду, солнышко, – давлю сильнее на педаль газа. Может, Алиса права? Женя с первого взгляда меня словно приворожила. Ходил следом, слюнями истекал, хотя изначально знакомился с Женей, чтобы стать ближе к её отцу. Ведь изначально знакомился с ней, чтобы стать ближе к её отцу. Жениным родителям я нравился, они готовы были поспособствовать нашей свадьбе. Пришлось напрячься, чтобы устранить небольшое препятствие. Вскоре я получил новую должность и красавицу жену. А так извёлся бы и сдох. Красота у Жени колдовская. Мужики вечно слушают её с открытым ртом. Может, Алиска меня исцелила своей любовью от Женькиных чар. Иначе с чего жена меня так стала бесить прошлой осенью?

– А ещё, я заходила к ЕПэ в комнату, когда она спала и видела у неё в руках огромную булавку. Ты будь с ней осторожен. Вдруг что.

– Женя бросится на меня с булавкой? Не неси дичь!

– Я тебя просто предупреждаю. Может ей твоя кровь для чего-то нужна?

– Не фантазируй. Начиталась сказок каких-то. Готовь ужин. Я скоро буду.

Алисе удаётся задеть меня за живое. К дому подлетаю, раздраконив себя донельзя. Ну, держись, Женька. Надо же! Со свету меня сжить решила! Сейчас я тебе устрою фестиваль ебухов и пряников.

Глава 12

Женя

Непроглядная тьма медленно растворяется в туманной дымке. Слышится размеренное тиканье часов, с первым вдохом ощущается любимый аромат розового масла. Так я в последнее время просыпаюсь, если мне не привиделся сон, а они в последнее время не часто посещают меня и редко бывают приятными. Но сейчас я очнулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Глаза не открываю, лишь сильнее сжимаю в руке расстёгнутую булавку.

В комнате определённо кто-то есть. С тех пор, как Генрих отказал домработнице, она не заходит в дом, проживая с мужем, нашим садовником, в небольшой избушке на краю участка. Садовник тоже бывает в доме, если только что-то нужно починить. в остальном его задача убирать зимой снег, а в прочее время года – поддерживать порядок на участке и ухаживать за растениями. Значит, в комнате сейчас Генрих или Алиса.

С девчонкой разговаривать не хочу, хотя дневной сон неожиданно принёс мне силы. То ли Бог услышал меня, то ли благотворно повлияло отсутствие подношений горничной в рационе. Её голос словно взрыв в умиротворяющей тишине:

– Уже вечер, Евгения Павловна, а вы ничего не ели. Небось, и лекарства забыли принять, – Алиса говорит так, словно и не было нашего утреннего разговора. – Не притворяйтесь. Я вижу, что вы уже не спите.

Не разлепляю веки, мечтая, чтобы эта мерзавка убралась прочь из комнаты, а лучше вообще из дома. Лечение мне раз за разом прописывают симптоматическое. Лекарства я, действительно, сегодня не выпила. За последние полгода я потребила столько всевозможных пилюль и микстур, что можно было бы вылечить сотню больных. Мне же они не принесли никакой пользы. Февральское узи показало, что мои органы и сосуды изнашиваются с космической скоростью, но причины этому никто объяснить не может. Алиса стоит далеко, но источаемую ею ненависть я ощущаю даже на расстоянии.

– Ваш чай на тумбочке! – Алиса наконец-то, убирается восвояси.

Открыв глаза, вздыхаю с облегчением и бросаю взгляд на часы. Генрих скоро вернётся с работы. Вряд ли он и сегодня вернёт мне телефон. Ведь теперь я знаю о том, что его любовница беременна. Зная мой нрав, Генрих однозначно решит, что мой первый звонок будет адвокату и будет прав. Так что кроме неприятного разговора о беременности его драгоценной Алисы и причитаний о моей скорой кончине меня ничего не ждёт этим вечером.

Первым делом добредаю до упаковки с водой. Открываю новую бутылку и с жадностью выпиваю не меньше стакана. Достаю из сейфа документы, печать, деньги, драгоценности и плетусь в гардеробную. Сдёргиваю с полки сумку с двойным дном и, плюхнувшись на пуф, прячу в неё своё добро.

Я очень давно купила её на распродаже в Милане из-за любимого оттенка синего и уникального дизайна, но так ни разу и не использовала потайное отделение по назначению. Никогда бы не подумала, что придётся употребить его должным образом. Брала сумку пару раз в отпуск вместо ручной клади. Глажу синюю замшу, размышляя над превратностями судьбы. Ещё недавно я была счастливой женщиной, обожаемой собственным мужем, и вдруг превратилась для него в изгоя, в раздражающее препятствие на пути к светлой неземной любви.

Старый кобель! Посмотрим, как ты запоёшь, когда твоя Алиса серьёзно возьмётся за твоё здоровье. Уже только ради этого стоит дать тебе развод и выбраться из пут, скрутившей меня болезни. Передохнув, стягиваю с плечиков синий брючный костюм. Сложнее всего застегнуть пуговицы. Пальцы плохо слушаются. Одёргиваю пиджак и смотрю на своё отражение. Увы, на мне он теперь тоже смотрится как на вешалке.

Придирчиво оглядываю ряды с обувью. Я всегда носила туфли на каблуках и ездила в них за рулём. У меня даже есть целая коробка напяточников всевозможных цветов, чтобы не стирать задник в машине. Обуви на плоской подошве у меня не так много, и я останавливаю выбор на белых брендовых кроссовках. Задать новые веяния в моде мне не удастся, сейчас многие мешают классику с спортивным стилем.

На сборы уходит много времени, Генрих вот-вот приедет. А мне, как минимум, нужно не рухнуть в обморок, а как максимум – минуя Алису, спуститься в гараж. Взгляд мой падает на чайник. Действие опережает мысли.

Покачиваясь, как при качке на корабле, иду в ванную, раздражаясь от собственной немощи. Вылив тоник в раковину, споласкиваю флакон и возвращаюсь в комнату. Наливаю в него чай. Не знаю ещё куда правильнее его сдать на экспертизу, прячу в сумку.

В коридоре раздаются шаги, и я задвигаю её ногой под кровать. Алиса входит без стука и, увидев меня, замирает.

– Врач запретил вам выходить. Вы куда собрались?

– Твоё какое дело? Вышла живо!

Алиса захлопывает дверь. Стрелки часов встают на семи, в это время Генрих обычно приезжает домой. Надо же было проспать весь день! Алису я могу выгнать, но мужу придётся объяснить куда я собралась. И что сказать? Иду топиться? За руль он меня точно не пустит. Придётся дождаться, когда он уединится со своей соской в спальне.

За окном слышится знакомый шум двигателя внедорожника Генриха, а вскоре и скрежет разъезжающихся ворот. Прямо в костюме ложусь на кровать и складываю руки на груди. Алиса, к счастью, так и не соизволила прибрать мою постель. Не хочу, чтобы эта девка прикасалась к моим вещам. Вспоминаются французские романы, которые я одно время почитывала. Там умудрялись отравлять даже одежду и бельё.

Генрих не заставляет себя долго ждать. Его шаги уже грохочут на лестнице. Надо же, даже щебетка своего не послушал и не испытал в очередной раз на прочность стол в гостиной. Чуть ли не с ноги муж врывается в мою комнату и, пыхтя как закипевший чайник, шипит на меня.

– Что ты тут устроила?

– Я ничего. Ты – публичный дом, – смотрю на мужа с нескрываемым презрением.

– Женя… – Под моим пристальным взглядом Генрих отступает.

– Твоя шлюха пожаловалась на беременность.

– Она не шлюха, – цедит сквозь зубы муж.

– А кто она, если при живой жене сосёт тебе в спальне?

Лицо Генриха багровеет, но крыть ему нечем. Он подходит к трюмо и задумчиво смотрит на икону.

– Зачем ты её достала?

– Ты меня предал, к кому мне ещё обратиться за помощью, как не к Богу?

Мне кажется, Генрих выдыхает с облегчением. Снимает пиджак, небрежно бросает его на спинку кресла и падает в него.

– Почему ты одета?

– Мне кажется, я сегодня умру, – смиренно складываю руки на груди. Мне хочется, чтобы муж поскорее убрался прочь из моей комнаты. – Я бы хотела перед смертью поговорить с дочерью.

– Похоже, тебе нужно поговорить с психиатром. Ты совсем запугала Алису своими выходками.

Меня аж кроет от такой наглости. Приподнимаюсь на локтях.

– Генрих! Ты, женатый мужчина, в нашем доме спишь с горничной! Она от тебя залетела! Ты откровенно бздишь, что я разведусь с тобой и ждёшь моей смерти! Кому из нас двоих пора к психиатру? – Падаю обратно на подушку.

– Что за жаргон, дорогая? – Генрих явно не в своей тарелке.

– Верни мне телефон!

– Перебьёшься! И учти… Развода не будет! – муж поднимается с кресла и, подхватив пиджак, выходит из комнаты, с треском хлопнув дверью.

Лежу, задыхаясь от возмущения. Не то, чтобы я ожидала извинений и раскаяния, но это вообще дно! Алиса поджидала Генриха под дверью и сейчас я слышу их удаляющиеся голоса. Вскоре снова раздаются шаги и металлический скрежет замка. Генрих запер меня на ключ!

Глава 13

Генрих

Запираю жену и спускаюсь в гостиную в отвратительном настроении. Алиса суетится, накрывая на стол.

– Слоник, я приготовила твоё любимое жаркое! Понюхай, как пахнет, – Алиса снимает крышку с кастрюльки, и дразнящий аромат мясного соуса проникает мне в ноздри. Но сейчас не до еды. Меня трясёт мелким бесом.

– Алиса, что ты наделала? – скольжу взглядом по ладной фигуре девчонки.

– Много чего. Вот тут грибы с сулугуни и травками, – Алиса, сияя как начищенная ременная бляха, – указывает мне на фарфоровую плошку. – Вот здесь…

– Я не про еду, – сажусь за стол и хмуро смотрю на Алису. – Ты понимаешь, что своей выходкой открыла ящик Пандоры?

– Какой ящик? – она озадаченно смотрит на меня.

– Тебе нужно больше читать, – походя замечаю я. – Ты зачем сказала Жене про беременность?

– Она и так скоро заметит. Твоя жена не дура и быстро сложит одно к одному, – Алиса накладывает мне мясо на тарелку. Руки её дрожат. – Не от Умана же я залетела. У этого старика и не стоит уже, наверное, – Алиса обнимает меня за шею. – Ешь скорее, а то остынет.

Слова о нашем садовнике задевают меня, и всё остальное уходит на задний план.

– Уман старше меня всего на пять лет. Значит, и я для тебя старик?

– Что ты такое говоришь? – Алиса в замешательстве садится за стол. – Ты… Ты…

– Мне пятьдесят лет, малышка, а тебе двадцать. Этим всё сказано, – Вздыхаю и принимаюсь за еду. Чего себя-то обманывать? Первое время я даже кайфовал от такой разницы в возрасте. Словно каждый день вкушал эликсир молодости.

Старик! А что будет, когда у меня и правда не останется сил на Алиску. Сейчас-то уже не пойми что творится с моим приятелем. Перегрузил я его, конечно, здорово с тех пор, как молоденькую стал регулярно на херу вертеть. Да и сердце пошаливает. Что будет, когда мне стукнет семьдесят? В памяти всплывает утренний разговор с женой. Все мы смертны. Внезапно смертны.

Алиса ест, виновато уткнувшись взглядом в тарелку. Наливаю себе вина и отпиваю глоток. Мыслями снова возвращаюсь к жене. Ну почему всё так сложно? Телефонный звонок заставляет вздрогнуть. Смотрю на экран мобильника – дочь звонит по фейстайму.

– Отсядь! – бросаю Алисе и направляю камеру телефона на себя. – Привет, Крис! Какими судьбами?

– Пап, я возвращаюсь, – всхлипывает она в трубку. По раскрасневшимся щекам текут слёзы.

– Как? Почему? – стыдно признаться, но первая мысль не о проблемах дочери, а о тупиковой ситуации в доме.

– Только не ругайся. Вот! – Кристина поставив телефон, отходит подальше. И я озадаченно смотрю на её живот. Дочка словно арбуз проглотила.

– Кто он? – рычу в трубку.

Кристина снова садится перед телефоном и всхлипывает:

– Парень с нашего курса. Он принц… Из Эмиратов… Мы собирались пожениться, Он уехал недавно. Сказал, что по семейным делам. А потом мне подружка сунула под нос фото с его свадьбы. Она в интернете нашла.

Вытираю салфеткой взмокший лоб.

– А ты не знала, что в Эмиратах позволено иметь четыре жены?

– Но он говорил, что я навсегда буду его единственной любовью!

– Это не мешает жениться ему по расчёту. Почему ты скрывала от нас, что беременна?

– Пап, я так счастлива была с ним. Он меня на руках носил. И чтобы изменилось, скажи я вам раньше?

– Получила бы совет не раздвигать до свадьбы ноги! – в сердцах отбрасываю салфетку. – Тем более перед восточным мужиком!

Дочь заливается горючими слезами, совсем как в детстве, вытирая лицо рукавами.

– Ладно! Успокойся, – утешаю Крис, поглядывая на Алису. Сам не ангел. Чёрт, даже моя дочь старше её. – До конца семестра-то не дотянешь? Когда тебе рожать?

– В мае, – бросает Кристина.

– Это из-за принца своего ты не приехала этим летом погостить? Давно у вас закрутилось?

– Давно… Господи, какая же я дура!

– Так может ты там родишь? Я оплачу тебе лучшую клинику. Няню найму. А сдашь экзамены, привезёшь ребёнка к нам.

– Какие экзамены? Мне так плохо, пап. Я домой хочу. К тебе, к маме… У неё почему-то телефон выключен. Она в порядке? Осложнение прошло?

– К сожалению, её состояние ухудшилось. Боюсь, ты добьёшь её такой новостью. Ты же знаешь, она женщина строгих правил.

– Эмиль скоро вернётся, а я не хочу его больше видеть. Тем более он может попытаться отобрать у меня сына.

– У тебя будет мальчик?

– Да.

– Но вы ведь не женаты?

– Нет, не женаты.

– Тогда чего ты боишься?

– Он очень хотел этого ребёнка. Пап, я уже билеты взяла.

Второй раз за разговор покрываюсь испариной.

– И когда ты прилетаешь?

– Через три дня. Встретишь меня? Я так соскучилась по дому. Попроси Гульнару напечь моих любимых пирогов.

– Она больше не работает в доме. У нас новая… Домработница.

Алиса недовольно хмыкает. Она только сегодня сняла с себя форму горничной. Твою ж, мать! Как некстати Кристина возвращается! Снова придётся нам с малышкой уходить в подполье. И да! Я скоро стану отцом и дедом. Но отчего-то сегодня меня не радует прибавление в семействе. И надо что-то срочно решать с Женей!

– А где Гульнара?

– Да она, собственно, никуда не делась. Уман же по-прежнему работает у нас. Гульнаре просто стало тяжело справляться с своими обязанностями, и мы взяли девочку пошустрее, – подзадориваю Алису, но она сидит мрачнее тучи. Мечет в меня глазами молнии.

– Ну пирожки-то испечь у Гульнары хватит сил? И вообще… Вам будет не до меня, а её я давно знаю. Надо мне ей позвонить. Думаю, она будет только рада помочь мне с ребёнком.

Поджимаю губы. Гульнара не дура, и я полагаю, что она догадывается почему её удалили из дома. Но им с мужем идти некуда, поэтому не суют нос куда не надо.

– Решим, Кристина. Но как же с учёбой?

– Постараюсь что-то решить. Ладно, пап. Ты всё-таки попроси маму мне позвонить.

– Завтра. Сейчас она уже легла спать.

– Так рано?

– Она сейчас вообще по большей части спит.

– Понятно, – вздыхает Кристина. – Может, и хорошо, что я приеду. Мама, конечно, поругается, но она ведь отходчивая. А малыш отвлечёт её от болезни. Глядишь, и на поправку быстрее пойдёт.

– Ладно, Кристин, – вздыхаю я. – Что сделано, то сделано. Прилетай домой.

– Спасибо, пап.

– Целую тебя.

– И я, – Кристина улыбается мне и сбрасывает звонок.

В полной тишине доедаю остывшее мясо и допиваю вино. Пересаживаюсь на софу возле окна. Какой-то кошмар! Если Женя расскажет обо всём дочери, та однозначно займёт сторону матери. Им нельзя встречаться! Но как это сделать? Единственно правильное решение робко пульсирует в висках.

Алиса уносит посуду и вернувшись, замирает передо мной.

– Ну и что теперь делать?

– Поработать если не головой, так губами, – расстёгиваю ремень. – Дальше сама справишься?

– Я серьёзно.

– И я серьёзно! – срываюсь на крик. – Чем ты вообще думала? Поделилась радостью?

– У тебя правда ничего не останется после развода?

Мне неприятно это слышать, тем более из уст Алисы.

– Что? Бросишь меня сразу? – смотрю на неё исподлобья.

– Нет! Что ты! – спохватывается Алиса. – И вообще… У нас всё будет хорошо!

– Уверена?

– Конечно! Мы же любим друг друга, – Алиса устраивается у меня между ног.

Закрываю глаза. Надо снять напряжение, а то понаделаю бед. У меня есть три дня, чтобы решить вопрос с Женей.

Глава 14

Женя

Муж запер меня и даже не спросил, как я себя чувствую, кушала ли сегодня. Его волнует лишь то, что я напугала Алису. Развода не будет! Слова Генриха прозвучали как приговор. И для его исполнения мне нужно умереть или муженёк прибьёт меня сам. Холодею от закравшейся в воспалённый разум мысли.

Достаточно на секунду представить, как муж входит в мою комнату с подушкой. В груди перехватывает дыхание, словно он уже душит меня. И как теперь быть? Бежать, бежать прочь. Но как? Выпрыгнуть в окно и облегчить им с Алисой участь?

Были бы здоровой, я бы смогла спуститься с балкона. Как там делают в кино? Связывают простыни, вьют верёвки из одежды?

Сползаю с кровати и замираю перед дверью. Осторожно поворачиваю ручку, чтобы не привлекать внимание, хотя эти двое наверняка ужинают. Гоню мысли о еде, и так голова кружится. Дверь заперта, и с этим нужно что-то делать.

Подхожу к окну и с надеждой смотрю по сторонам. Вдруг Уман появится во дворе с метлой или ещё по какому делу? Но вечером он редко выходит из дома. Я не день сегодня проспала, а жизнь свою! Можно было попытаться дойти до дома прислуги и попросить хотя бы телефон. Но надо сказать, сегодняшний дневной сон придал мне сил.

Падаю в кресло и сверлю взглядом дверь, будто это поможет мне её открыть.

Гоню прочь охватившую меня панику. Перебираю варианты побега, но, увы, их всего два: через дверь или через окно. Оставаться нельзя. Если только забаррикадироваться и ждать пока кто-нибудь меня хватится и примчится проведать. Таких людей, увы, немного. Я слишком растворилась в Генрихе. Мне никто не был нужен кроме него.

Дура! Нарисовала в своей голове картинку. Я и мой король! Но вот одно я забыла, что королевы всегда под прицелом. И уж кто-кто, а они в средние века не могли позволить себе расслабиться. Фаворитки всегда толпились возле королевских спален и за место под солнцем чего только не творили.

Время тянется мучительно долго, а я так и не могу ничего придумать. В кровать возвращаться боюсь. Теперь меня преследует призрак Генриха с подушкой в руках.

Услышав шаги мужа, испуганно вздрагиваю. Поворачивается ключ в замке, и Генрих входит с подносом. Что принёс? Суп с крысиным ядом? Вряд ли. При вскрытии… Паническая судорога проходится по телу, стоит представить себя на столе паталогоанатома. При экспертизе яд обнаружат. Так что больше надо бояться подушки. Бросаю на неё быстрый взгляд. Нужно было спрятать её.

Крыша едет от страха, и я ничего с собой не могу поделать.

– Женя, ты вообще слышишь меня?

Вздрагиваю и приосаниваюсь в кресле.

– А ты что-то сказал?

– Алиса пожаловалась, что ты сегодня отказалась от еды. Она приготовила вкусное жаркое. Покормить тебя?

Сглатываю нахлынувшую в рот слюну.

– Спасибо! Аппетита совсем нет.

Генрих ставит поднос на трюмо и садится на мою кровать.

– Давай поговорим, Жень.

– Давай.

– Я люблю Алису. Она родит мне сына. У меня будет кому передать дела, когда придёт пора уйти на покой.

От такой наглости аж зубы сводит. Это он нашу компанию собирается своему бастарду завещать? Да он на покой отправится следом за мной! Но мне нужно проглотить сейчас всё, чтобы снова не оказаться взаперти. Сижу, молча обалдеваю от наглости некогда родного мне человека. Генрих явно доволен, что я больше не перебиваю его.

– Разводиться мы с тобой не будем. Уход я тебе обеспечу самый лучший…

Интересно про что он сейчас? Про мой уход на тот свет? В любом случае мне нужно соглашаться. Киваю мужу в ответ. Приободрившись, он развивает свою мысль дальше.

– Понимаешь… Я мужчина и не могу без секса, поэтому ты просто закроешь глаза на то, что я сплю с Алисой. Это ведь лучше, чем если бы я трахался с кем-нибудь на стороне?

Снова киваю, мысленно пристреливая их обоих из охотничьего ружья Генриха. Он несколько обескуражен моей покладистостью.

– Но мне нужны гарантии, Женя. Ты переписываешь всё, что у тебя есть на меня. Алиса сказала, что ты уже оказывается написала завещание. На кого, дорогая?

– А у меня много вариантов? – не хочется подставлять дочь, но мне и правда больше некому оставить наследство.

– Кристина ещё слишком юна и глупа. Поверь, я не оставлю её без гроша.

Ей бы в живых остаться с новой мачехой. К счастью, ей ещё год учиться. А я вырулю, обязательно вырулю.

– Давай хотя бы пополам?

– Нет. И это нужно сделать завтра утром.

– Хорошо, пусть приедет нотариус. Я подпишу документы.

– Ну вот видишь! – Приободряется Генрих. – Обо всём ведь можно договориться. Я найму тебе другую горничную. Алисе скоро станет тяжело управляться с хозяйством, да и ты не очень-то хочешь её видеть. Ты ведь не выходишь из комнаты, а она вообще не будет заходить к тебе. Она очень деликатная девочка. Сегодня просто взбрыкнула. Но ты же понимаешь, она в положении, и гормоны дают о себе знать.

– Но я не хочу всё время сидеть взаперти. В конце концов ты всё ещё мой муж, и это мой дом. Я сегодня спустилась в гостиную, и никто не умер от этого.

– Если ты готова смириться с присутствием Алисы, я не буду возражать.

– То есть мы будем сидеть за столом втроём? Я, ты и твоя любовница, – внутри всё вскипает, и я силюсь усмирить гнев. Выдавливаю из себя улыбку.

– Если ты не будешь воспринимать Алису как мою любовницу, всё быстро встанет на свои места.

– А кем я должна её считать?

– Вот опять ты начинаешь Женя, – Генрих хватает с моей постели подушку и взбивает её в руках.

Страх сковывает меня по рукам и ногам.

– Я просто хочу обо всём договориться на берегу.

– Считай её моей второй женой.

– У тебя в роду с востока вроде никого не было.

– Да при чём тут восток! Сейчас многие мужчины моего уровня живут на две, а то и на три семьи.

– А что это за уровень такой? Прости, я впервые о таком слышу. Это что-то из дзена? Мы с тобой всю жизнь варимся в одном соку, а я столько не знаю оказывается. Мы отстали от моды? Кто-то из наших знакомых тоже пустился во все тяжкие?

– Давай только без имён, ладно?

Любопытно, но на самом деле мне уже всё равно. Если люди моего круга так сходят с ума, то я хочу срочно из него вырваться.

– Без имён так без имен. Так и решим. Трахайся со своей Алисой сколько твоей душе угодно, но меня больше не трогай. И, пожалуйста, не запирай. Я не заслужила такого унижения, и всё ещё нахожусь в здравом уме и памяти.

– Завтра подпишем документы, и я отдам тебе ключ.

– Генрих, наши отношения всегда строились на доверии. Да я и не понимаю, чего ты боишься? Моих сил едва сегодня хватило на то, чтобы спуститься в гостиную. Ты же сам сегодня принёс меня сюда на руках!

Глаза Генриха рентгеновскими лучами проходятся по моему телу и замирают на лице. Снимаю с пальца обручальное кольцо.

– Можешь тоже его больше не носить.

– Оно мне не мешает, – сухо роняет он. – Верни кольцо на место.

Конечно, у него же теперь две жены! Но не о том я сейчас думаю. Мне сегодня, просто кровь из носа, нужно выбраться из дома.

– Оно мне стало велико.

– Купить другое?

– Купи кольцо Алисе, – улыбаюсь я. – Так девочка будет чувствовать себя увереннее. Ей, действительно, сейчас вредно волноваться. Она сказала, что ты предложил ей заменить меня на дне рождении…

– Не заменить, Женя. Ты по-прежнему моя жена, не забывай. Празднику нужна хозяйка, а ты не сможешь спуститься к гостям.

– И кем же ты её представишь? – мне даже интересно, что ответит Генрих. Второй женой он её гостям точно не объявит.

– Она будет встречать их вместе с моей мамой.

Ого! Свекровушка оказывается в курсе рекогносцировки в нашей семье. Какая милая женщина.

– Понятно. Прости, Генрих, я плохо себя чувствую. У меня что-то с желудком. Ты унеси еду, пожалуйста.

Генрих замирает в дверях и снова с подозрением смотрит на меня.

– Ты что-то слишком покладистая стала.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив. Слишком тяжёлым выдался последний год.

Муж выходит и я, зажмурившись, со страхом жду звук металлического скрежета в замке. Но кроме возбуждённого шёпота заговорщиков, и их удаляющихся шагов не слышно больше ничего.

Вцепляюсь в поручни кресла и беззвучно рыдаю. А хочется орать так, чтобы на небе облака вздрогнули. Предатель! Альфонс! Кобель! Любовницу ему, видите ли, на стороне лень трахать! А, может, и были у него на стороне другие женщины. Сейчас ничему не удивлюсь. Хотя вряд ли бы тогда у него резьбу так сорвало от малолетней шлюхи.

Перед сном Генрих вновь заглядывает ко мне в комнату.

– Почему ты не ложишься? Тебе может помочь раздеться?

– Ты обещал мне сегодня продолжение.

У Генриха вытягивается лицо.

– Но ты же… Сама сказала больше не трогать тебя.

– Да. Просто сижу вспоминаю, как нам раньше хорошо было вместе.

– Жень, не начинай, – хмурится он.

– Я сама лягу, Генрих, – быстро меняю тему. Меня саму стошнит, если муж сейчас прикоснётся ко мне. – У меня просто уже спину ломит от постоянного лежания.

– Но почему ты не разденешься. Ты этот костюм надевала только в особенных случаях.

– А теперь решила превратить в пижаму. Спокойной ночи.

Дверь снова закрывается, и я выдыхаю, не услышав зловещего скрежета ключа. Теперь бы выждать, пока эта сучка вскарабкается на Генриха. Ведь он может лечь спать, а его шавка нет. Мне по-тихому не выехать из дома. Шум роллетов в гараже и разъезжающихся уличных ворот спалят меня, а без машины я далеко не уйду.

К Уману опасно соваться. За всё это время они с женой не очень-то интересовались моей судьбой. При нынешнем раскладе, допускаю, что Генрих велел им не совать нос в дела дома. И куда ехать? Сразу в полицию? Они вызовут моего мужа и тогда дурка мне точно гарантирована.

Не знаю куда лучше отправиться. Не крякнуть бы за рулём. До Питера далековато ехать, да и куда ночью сунешься. А вот в придорожном отеле, думаю, можно остановиться даже без паспорта. Утром на свежую голову уже соображу, как избежать встречи с мужем и отомстить ему так, чтобы яйца у него посинели и отсохли. Со здоровьем сложнее. Тут потребуется гораздо больше времени.

Наши ванные комнаты с Генрихом делит общая стена. Черпая воспоминания из прочитанных романов, прикладываю стакан дном к стене. Пока тишина. Но вскоре хлопает дверь. Снова берусь подслушивать.

– Можем теперь не шептаться, – рокочет Генрих, и я вздрагиваю от хлопка. Голубки решили отметить победу шампанским в ванной.

– Завтра же сожгу форму. Ненавижу её, – жеманно тянет Алиса.

Струя воды ударяет о дно джакузи. Мы любили там полежать с Генрихом, и тоже частенько забирались в неё с шампанским и фруктами.

Знакомое шипение заставляет меня покраснеть. Генрих обожал поливать мою грудь сливками из баллончика и облизывать её. Чего я, собственно, жду? Оргазмических стонов? Выхожу из ванной и извлекаю сумку из-под кровати. Включив в комнате тихую музыку, поворачиваю ручку двери и выскальзываю в коридор. Держась за стену, добираюсь до лестницы. Страх придаёт мне сил. Моя кровь сейчас сплошной адреналин. Не задерживаясь в гостиной, выхожу в коридор. Там меня ждёт ещё одна лестница. Гараж расположен в цокольном этаже.

Сердце замирает, когда я вижу свою белоснежную красавицу. Мой немецкий внедорожник мне всегда напоминал яхту. Машина делалась под заказ, и Генрих попросил укрепить машину так, чтобы и без того крепкий автомобиль, стал неуязвимым для случайностей на дорогах.

Муж моей машиной сам не пользовался, у меня в салоне было слишком много «девчачьих» штучек. От ароматизатора до поселившегося у заднего стекла белоснежного медвежонка с сердцем в лапах. Поэтому ключи от машины я всегда держала при себе.

Щёлкаю брелоком и вздрагиваю. Для полнейшей тишины звук слишком громкий. Сиденье в машине высокое, и я карабкаюсь на него точно старая развалина. Закрываю дверь, блокирую её на всякий случай. Пристёгиваю ремень. Голова и так кружится, а тут ещё грядущая свобода добавляет скорости всей этой карусели.

Запускаю с кнопки двигатель, и огоньки на торпеде загораются, весело подмигивая мне. Включаю передачу и приступаю к самому решающему этапу побега – нажимаю кнопку открытия ворот из гаража. Шуршание роллетов для меня сейчас как звук железа по стеклу. Сжимаю руль до побеления костяшек. Выруливаю из гаража. Стоит появиться уличным воротам в поле зрения, нажимаю вторую кнопку. Ещё раз… Ещё раз… Ворота не открываются. Ощущая чей-то пристальный взгляд, смотрю на дом. Генрих полностью одетый стоит на крыльце, сложив руки на груди.

– Далеко собралась? – кричит мне.

Вот и пришло время испытать мою яхточку. Сцепив зубы, выжимаю педаль газа и, с грохотом снеся ворота, моя яхточка вылетает на улицу. Из глаз искры, в голове словно мины взрываются, но меня уже не остановить. Форы у меня от силы пару минут. Примерно столько же до развилки на шоссе. Время пошло на секунды!

Глава 15

Женя

Машина несётся с бешеной скоростью. Лишь бы не сбить никого! Генрих, понятное дело, решит, что я рванула в Питер и быстро догонит меня. Его машина летает не хуже моей. Поэтому на развилке я сворачиваю в сторону Выборга и перестраиваюсь в крайний правый ряд.

В висках пульсирует, голова готова разорваться от боли, но я сижу, вцепившись в руль. Моя яхточка несётся вперёд, обгоняя вихрем другие автомобили и шокируя своей борзотой камеры контроля скорости.

Раньше я любила ездить ночью, а сейчас глаза с трудом фокусируются на дороге. Фонари, свет фар ослепляют до рези в глазах, да ещё дождь припустил так некстати.

Губы пересохли, но даже если бы рядом стояла бутылка воды, я бы не рискнула потянуться за ней. Сейчас я единый организм с моей яхточкой. Ощущение свободы опьяняет и без того дурную голову. Адреналин шпарит по венам, позволяя удержаться в сознании.

Но не могу же я так бездумно просто ехать вперёд. Чёткого плана у меня нет. В больницу нельзя, в гостиницу пустят лишь с документами. Холодею от мысли, что муж может отследить мою машину, заявив её в угон. Поглядываю в сторону темнеющих деревьев с правой стороны. За ними железная дорога. Сесть в поезд и уехать куда глаза глядят? А где взять сил? Их уже хватает лишь на то, чтобы держать руль да жать на газ.

Смотрю в зеркало заднего вида. Погони за мной нет. Судя по всему, Генрих, как я и предполагала, рванул в Питер. Снижая скорость, перестраиваюсь в крайнюю правую полосу и сворачиваю в ближайший посёлок. В горло словно песка насыпали, нужно где-то остановиться и купить воды. Доезжаю до ближайшей железнодорожной станции и останавливаю машину возле ближайшего невзрачного магазина с красной вывеской «24 часа». Непонятно, работает он или нет.

Возле него на картонке спит рыжая собака, на другой стороне дороги – автосервис. Холодный свет льётся из двух маленьких зарешеченных окошек. Возле него стоит мерседес с открытым капотом, и двое мужчин, поочерёдно заглядывая в его внутренности, что-то бурно обсуждают. Скользнув взглядом по моей яхточке, они снова возвращаются к разговору.