Конец «Белого лотоса». Серия «Интеллектуальный детектив»
© Василий Попков, 2025
ISBN 978-5-0068-3150-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Холодный звоноК
В офисе «Архивной правды» царила редкая, почти идиллическая тишина. Илья Прохоров составлял каталог недавно полученных документов, наслаждаясь строгим порядком архивных коробок. В углу, за своим монитором, работала Марина, а из-за полуоткрытой двери кабинета Анны Орловой доносился ровный гул деловых переговоров. Елена Коршунова, устроившись на диване с ноутбуком, готовила материал для новой статьи. Даже вечно хмурый Егор Волков, развалившись в кресле, с видимым удовольствием потягивал свежезаваренный чай.
Этот мирный покой был обманчив, и все они это знали. После истории с Кодексом Ломоносова и «Обществом Посвященных» раны еще не затянулись. Но сегодняшний день позволял хотя бы сделать вид, что жизнь вошла в нормальное русло.
Звонок раздался внезапно. Не привычный рингтон рабочего телефона, а пронзительная, тревожная трель личного аппарата Ильи. Он вздрогнул, отложив папку. На экране горел незнакомый номер со швейцарским кодом.
Илья нахмурился, поднес телефон к уху.
– Алло?
Сначала – лишь шум эфира и прерывистое, сдавленное дыхание. Потом – женский голос, сломанный отчаянием, с легким немецким акцентом.
– Мистер Прохоров? Илья Прохоров из «Архивной правды»?
– Да, я вас слушаю.
– Меня зовут Катерина Шольц. Я… я жена доктора Армина Шольца. Вы знали его?
Илья замер. Воздух в кабинете застыл. Илья видел, как Елена перестала печатать и смотрит на него. Егор и Марина тоже замерли, уловив перемену в его позе.
– Доктор Шольц… да, мы консультировались с ним по одному сложному делу, – осторожно ответил Илья. – Что случилось?
– Он пропал. Три дня назад в Цюрихе. Бесследно. – Голос Катерины задрожал еще сильнее. – Вместе с ним исчезли все его рабочие записи. И цифровые, и бумажные. Все, над чем он работал все эти месяцы!
– Вы обращались в Полицию? В Интерпол? – автоматически спросил Прохоров, уже чувствуя ледяную тяжесть на дне желудка.
– Да, конечно. Они ведут расследование. Официально – как возможное похищение с целью выкупа. Но… есть нюансы. – Голос Катерины понизился до шепота, полного ужаса. – За день до исчезновения Армин отправил своему коллеге, мистеру Райту из кризисного центра, зашифрованное сообщение. Всего три слова: «Они нашли отголосок».
Илья медленно закрыл глаза. «Отголосок». Слово, которое он сам использовал в своем отчете, описывая те фрагментарные данные по методу имплантации информации, что остались от исследований Крюкова. Обрывки, которые не могли восстановить формулу, но могли указать направление мыслей. Доктор Шольц, ведущий нейрофизик, пытался реконструировать процесс, чтобы понять механизм и разработать контрмеры. Очевидно, он нашел что-то. Или… кто-то нашел его.
Катерина молчала, и Илья слышал, как она с трудом сглатывает ком в горле.
– Но это еще не все, мистер Прохоров. В ночь, когда он исчез… он позвонил мне с неизвестного номера. Было слышно только его дыхание… тяжелое, паническое. И он прошептал… он прошептал по-русски, хотя мы дома всегда говорили по-немецки…
– Что он сказал? – Илья почувствовал, как у него похолодели пальцы, сжимавшие телефон.
Тишина в трубке затянулась, а затем голос Катерины Шольц, сорвавшийся на шепот, прозвучал как предсмертный хрип:
– Он сказал: «Он жив… Смотри в Белую страну».
Илья опустил телефон и посмотрел на своих друзей. На бледное лицо Елены, на суровое – Егора, на испуганно-внимательное – Марины.
– Ну что, – мрачно проговорил Егор Волков, тяжело поднимаясь с кресла. – Похоже, наш отпуск закончился.
Глава 2. Белая страна
Тишина в офисе «Архивной правды» впитывала в себя стук дождя по стеклу, мерцание экранов и тяжелое дыхание людей, столкнувшихся с абсолютно бессмысленной загадкой. Фраза «Белая страна» висела в воздухе призрачным пятном, не находя себе места в логической картине мира Ильи Прохорова.
Он отложил карандаш, которым бессознательно чертил на листе бумаги геометрические фигуры, почесал нос и задумчиво сказал:
– Ничего. Ни в одном справочнике, энциклопедии, географическом атласе. Ни в исторических хрониках. Это словосочетание не существует.
– Может, это код? – тихо предложила Елена, сама не веря в эту версию. – Какой-нибудь оперативный сленг, известный только его кругу?
– Сленг не рождается в вакууме, Лена, – мрачно отозвался Егор Волков. Он стоял у окна, спиной к комнате, и смотрел на мокрый асфальт. – У него всегда есть основа. «Чайка» – это самолет. «Булыжник» – пистолет. «Маслята» – патроны. «Белая страна»… На что это может быть похоже? Беларусь? Но тогда бы он сказал «Беларусь». Нет. Это что-то другое. Что-то, что не имеет официального названия. Или чье название известно лишь очень узкому кругу.
Илья почувствовал знакомое щемящее чувство в груди – чувство тупика, когда все пути проверены, а стена перед тобой становится выше. Он ненавидел это чувство. Оно напоминало ему о его собственной беспомощности, о тех случаях, когда правда ускользала, оставляя после себя горький осадок.
– Ищем иначе, – раздался спокойный, сосредоточенный голос Марины. Она не отрывалась от своего монитора, ее лицо освещалось мерцающим синим светом. – Если это не географическое понятие, значит, это метафора. Символ. Миф.
– Миф? – Илья скептически покачал головой. – Катерина Шольц говорила, что ее муж был человеком сугубо рациональным, ученым. Нейрофизиком. Какие мифы?
– Самые опасные, – не оборачиваясь, бросил Егор. – Те, в которые верят умные люди. Рациональный ум, столкнувшись с иррациональным, не всегда отрицает его. Иногда он пытается найти ему рациональное же объяснение. И скатывается в безумие, даже не заметив этого.
Марина щелкала клавишами, ее брови были сдвинуты в напряжении.
– Запрос «Белая страна»… Огромное количество мусора. Поэзия, фантастика, музыкальные группы. Отсеиваем. Добавляем ключевое слово «оккультизм»… И… пошло-поехало.
Она повернула монитор так, чтобы все могли видеть.
– Смотрите. «Страна Белого Царя». Не страна, а скорее… концепция. Утопия. Гиперборея.
На экране возникали изображения – старинные гравюры с изображением северного рая, карты, где на месте Северного Ледовитого океана красовался огромный материк, символические древа жизни, растущие из льда.
– Мифическая северная прародина «арийской расы», – продолжила Марина, ее голос стал лекторским, отстраненным. – Согласно легендам, высокоразвитая цивилизация, ушедшая под лед или уничтоженная катаклизмом. Эзотерики XIX и XX веков, вроде Елены Блаватской, вовсю эксплуатировали этот миф. Считалось, что гиперборейцы обладали тайными знаниями, позволявшими управлять сознанием, материей, временем.
– Ерунда, – буркнул Илья, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
– Сама по себе – возможно, – парировала Марина. – Но важно не то, во что они верили, а то, что они делали, веря в это. Смотрите дальше.
Она переключила изображение. На экране появились черно-белые фотографии – люди в эсэсовской форме на фоне арктических пейзажей, странные приборы, установленные на льду.
– Нацистское общество «Аненербе» – «Наследие предков». Создано для поиска материальных доказательств этих мифов. Они отправляли экспедиции на Кольский полуостров, в Арктику, на Землю Франца-Иосифа. Искали вход в «полую Землю», следы гиперборейцев, артефакты.
– «Аненербе»? – Егор резко повернулся от окна. Его глаза сузились, взгляд стал острым, охотничьим. В них вспыхнула искра понимания, смешанного с отвращением. – Вот оно что. Это уже пахнет не мифами, а конкретными людьми в конкретных ватниках с конкретными званиями. После войны их архивы, их «ученые» и их разработки достались не только американцам. Значительная часть осела у нас. Наши ученые продолжали работы в другом, разумеется, направлении. «Изучение экстремальных условий Арктики». «Психофизиология полярников».
– Именно, – кивнула Марина, и ее пальцы вновь затанцевали на клавиатуре. – И вот что я нашла, покопавшись в рассекреченных отчетах советских полярных станций. Конец 40-х, начало 50-х.
На экране появились скан-копии пожелтевших документов с грифом «Совершенно секретно».
– Вот донесение с зимовки на станции «Полюс-7» за 1949 год. Цитата: «…зафиксирована неопознанная активность в районе „ледника Молчания“. Группа лейтенанта Фёдорова обследовала район. Обнаружены следы пребывания неизвестной группы, не связанной с метеорологической программой. Обнаружены предметы, похожие на измерительную аппаратуру неизвестного назначения…»
– А вот еще, – она открыла другой документ. – 1951 год, станция «Восток-2». Рапорт начальника станции: «…в течение недели наблюдались аномальные свечения в атмосфере, не связанные с полярным сиянием. Радиосвязь прерывалась помехами, в эфире прослушивались неопознанные голосовые сообщения на неизвестном языке…» На полях документа чья-то резолюция: «Прекратить панику. Явления имеют природный характер. Дальнейшие доклады по данному вопросу не принимать.»
В комнате повисла звенящая тишина, которую не мог нарушить даже стук дождя. Призрачный миф обретал плоть и кровь. «Белая страна» превращалась в ледяную пустыню, где в строжайшей тайне кто-то что-то искал, наблюдал, а возможно, и нашел.
– «Полюс-7», «Восток-2»… – задумчиво проговорил Илья. – Это реальные места. Координаты. Логистика.
– Но они давно заброшены, – заметила Елена. – Что мы можем там найти сейчас?
– Не они, – вдруг резко сказал Егор. Он подошел к столу и уперся в него костяшками пальцев. Его лицо было серьезным. – Вспомните план Крюкова. Имплантация информации. Исследования Шольца. Все это – о мозге. О сознании. А что, если «Аненербе» искали в Арктике не артефакты, а… условия? Особые условия, влияющие на психику? Магнитные аномалии, особый свет, изоляцию… Идеальный полигон для экспериментов над человеческим разумом.
Он посмотрел на Илью.
– «Он жив… Смотри в Белую страну». Что, если «Он» – это не человек? Что, если «Он» – это сам проект? Древний, нацистский, советский… а теперь, возможно, частный. Проект, который никогда не умирал. Он просто спал. А Шольц своим исследованием его разбудил.
Илья почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод. Тупик сменился не проторенной дорогой, а зияющим провалом в кромешную тьму. Они стояли на краю, и смотрели в бездну, полную льда, безумия и отголосков давно забытых преступлений. А бездна, как это водится, смотрела в ответ.
Глава 3. Личный интерес
Тишина, наступившая после догадок Егора о «Белой стране», была взрывоопасной. Каждый переваривал услышанное, примеряя на себя чудовищный пазл, который складывался из мифов, нацистских экспедиций и советских секретов. Илья чувствовал, как привычный мир архивной пыли и бумажных свидетельств трещит по швам, обнажая пугающую, иррациональную изнанку.
– Давайте еще раз, – глухо проговорил Егор. Он подошел к колонкам, его лицо было непроницаемо, но в глазах стояло странное, почти болезненное напряжение. – Последний звонок. Я что-то упустил.
Марина без слов кивнула и запустила запись. Снова в комнате раздалось тяжелое, захлебывающееся дыхание Катерины Шольц, и этот шепот, пропитанный ужасом: «Он жив… Смотри в Белую страну».
Все смотрели на Егора. Он стоял, не двигаясь, его взгляд был устремлен в пустоту, но Илья видел, как напряглись мышцы его шеи, как сжались кулаки. Казалось, он вслушивался не в слова, а в сам звук, в тембр, в ту неуловимую аудиальную ауру, которую не способен уловить никто, кроме того, кто ее когда-то уже слышал.
Запись закончилась. В комнате снова воцарилась тишина. Егор медленно повернулся. Его лицо было серым, постаревшим за эти несколько минут.
– Егор? – тихо позвала Елена.
Он не ответил. Вместо этого он прошел к своему креслу и тяжело опустился в него, уставившись на свои руки.
– Двадцать пять лет, – его голос был хриплым, чужим. – Черт возьми. Двадцать пять лет.
Илья обменялся встревоженными взглядами с Мариной и Еленой.
– Что двадцать пять лет? О чем ты?
– Мое первое дело, – поднял на них глаза Егор. В них бушевала буря из боли, неверия и давно похороненной ярости. – Первое самостоятельное дело в органах. Не раскрытое. Висяк. Пятно. Пятно, которое я ношу с собой всю жизнь.
Он провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него налипшую за четверть века пыль архивного дела.
– Пропал человек. Майор КГБ Семенов. Алексей Петрович. Мой наставник. Умнейший, честнейший офицер старой школы. Вышел вечером из дома, сказал жене, что задержится на пару часов. И не вернулся. Никогда.
Илья замер, предчувствуя, куда клонит старый майор.
– И что? Какая связь?
– Связь… – Егор горько усмехнулся. – Связь в том, что его жена, Вера Семенова, когда я пришел к ней на следующий день… У нее был точно такой же голос. Такая же интонация. Тот же самый надлом, та же дрожь, тот же ужас в каждом слове. Я тогда, молодой, зеленый, слушал ее и клялся себе, что найду его. Что разорву в клочья тех, кто посмел… – Он с силой сжал кулак, костяшки побелели. – Не нашел. Дело было странным. Ни следов борьбы, ни мотива, ни тела. Будто испарился. Со временем его списали. А я… я научился с этим жить. Задвинул подальше.
Он посмотрел прямо на Илью, и в его взгляде было нечто такое, от чего у Ильи похолодело внутри.
– И вот сейчас, спустя двадцать пять лет, я слышу этот голос снова. Голос Веры Семеновой. Тот самый. В телефоне жены какого-то швейцарского ученого. Катерина Шольц… ее голос – это эхо. Почти точная копия. Тот же тембр, те же речевые особенности, та же манера плакать беззвучно. Это не совпадение, Илья. Не может быть совпадением.
В комнате повисло ошеломленное молчание. Версия о том, что дело Шольца может быть связано с давним провалом Егора, была настолько невероятной, что какое-то время никто не мог найти слов.
– Но… как? – наконец выдохнула Елена. – Твоя история – это Ленинград начала девяностых. А это – Цюрих, наши дни. Разные миры.
– Разные миры? – Егор резко встал, его движения снова стали энергичными, ястребиными. – А «Белая страна»? А «Аненербе»? А секретные полярные станции? Это что, не мостик через время? Дело Семенова… я всегда чувствовал, что там что-то нечисто. Что оно было не таким простым, как казалось. Что его исчезновение связано не с бытовухой или криминалом, а с чем-то большим. С чем-то, что тщательно скрывали. И Шольц, и мой… наставник – они связаны с одной и той же женщиной. Совпадение? Нет. Тень, которая тянется из того самого проклятого места. Из «Белой страны».
Илья смотрел на Егора и видел в его глазах не просто профессиональный интерес. Он видел боль давней, незаживающей раны, которая вдруг снова начала кровоточить. Он видел личную одержимость. Это было опасно. Очень опасно. Но возможно, это и было ключом.
– Значит, мы ищем не просто пропавшего ученого, – тихо проговорил Илья. – Мы ищем ответ на вопрос, который преследует тебя всю жизнь. Мы ищем правду о майоре Семенове.
Егор кивнул, и в его кивке была вся тяжесть прожитых лет и неразгаданной тайны.
– Да. И теперь это для меня не работа. Это долг.
Глава 4. Архивный призрак
Пыль архива бывшего КГБ имела особый запах – смесь выцветшей бумаги, старого клея и невысказанных секретов. Илья Прохоров, несмотря на свой богатый опыт, каждый раз чувствовал здесь легкий спазм в горле. Это было место, где правда не жила – она была замурована в папках, зашифрована в отчетаx и похоронена под грифами «совершенно секретно».
Доступ к делу майора Семенова ему обеспечили через старые, не афишируемые связи Егора. Не официальный запрос, а тихий, полулегальный визит в святая святых – хранилище, где покоились призраки неудавшихся расследований и навсегда замолчавших дел.
Дело №0147—91 по факту исчезновения майора Алексея Петровича Семенова хранилось на дальней полке в сером картонном переплете. Илья снял его с особым чувством – он держал в руках не просто папку, а незаживающую рану своего друга. Призрак, преследовавший Егора всю жизнь.
Он устроился за отдельным столом в углу читального зала, под тусклой лампой, отбрасывающей желтоватый свет. Открыл папку.
И обомлел.
Он ожидал увидеть толстый том – протоколы допросов, отчеты о проведенных операциях, объяснительные, фотографии. Все, что полагается по делу о пропаже офицера такой величины.
Но дело было почти пустым.
В нем лежало всего несколько листов. Первый – официальное заявление жены, Веры Семеновой, о пропаже мужа. Написанное дрожащей рукой, с пометкой о принятии. Второй – сухое донесение из отдела кадров, подтверждающее, что майор Семенов на службу не вышел и местонахождение его неизвестно. Третий – краткая справка о личности Семенова. И все.
Ни одного отчета о проведенных поисках. Ни одного опроса коллег. Ни следа оперативной работы. Словно человека не искали вовсе. Словно его исчезновение было не проблемой, а… ожидаемым событием.
Илья почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Это было хуже, чем тупик. Это была стена молчания, возведенная намеренно.
Он взял в руки лист со справкой о личности. Стандартная анкета. ФИО, дата рождения, звание, должность… В графе «Особые приметы» – ничего. В графе «Последнее место службы» – номер отдела, который, как Илья знал, был расформирован через год после исчезновения Семенова.
И тут его взгляд упал на самый низ листа. Туда, куда обычно ставятся штампы о согласовании и визы начальства.
Там, под мелким, машинописным текстом, стоял оттиск штампа. Не синий, как все остальные пометки, а красный. Яркий, кричащий, словно предупреждение. Штамп был небольшим, но четким.
«БЕЛАЯ СТРЕЛА»
Илья замер, вглядываясь в эти два слова. Это не был гриф секретности. Это было что-то другое. Кодовое название операции? Проекта? Организации? «Белая Стрела»… Звучало одновременно и поэтично, и угрожающе. И оно перекликалось с «Белой страной». Слишком явно, чтобы быть случайностью.
Сердце Ильи забилось чаще. Он положил лист на стол и достал из папки последний предмет – черно-белую фотографию майора Семенова. Снимок был стандартным, служебным – мужчина в форме, строгий взгляд, поджатые губы, волевой подбородок. Лицо человека, привыкшего к дисциплине и порядку.
Илья посмотрел на это лицо. На темные волосы, зачесанные набок, на прямой нос, на характерную линию бровей. И что-то щелкнуло в его памяти. Что-то знакомое.
Он отложил фотографию и достал из своего планшета файл, присланный Катериной Шольц. Там было несколько семейных фотографий. Одна из них – молодой Армин Шольц, сделанная, судя по всему, в конце 80-х, начале 90-х. Ученый, не носивший формы, с более мягкими чертами лица, в очках, с задумчивым взглядом.
Илья положил две фотографии рядом. Служебный снимок майора Семенова и молодого Армина Шольца.
И мир перевернулся.
Это было одно и то же лицо.
Черты, изменившиеся за годы, но основные кости, разрез глаз, форма губ – все было идентично. На фотографии Семенова он выглядел жестче, суровее, но это был он. Тот же человек.
Илья откинулся на спинку стула, пытаясь перевести дух. В ушах стоял звон. Он смотрел на два изображения одного человека, разделенные тридцатью годами и пропастью между личностями. Майор КГБ Алексей Семенов. И ученый-этик Армин Шольц.
Значит, Семенов не исчез. Он сбежал. Кардинально изменил внешность, имя, биографию, личность. Годами готовил себя для внедрения на Запад. Но зачем? Для чего агенту такой глубины легализации понадобилось становиться именно ученым-этиком? Что он должен был сделать?
И главное – что за организация, проект или операция под названием «Белая Стрела» заставила его бежать и так тщательно скрываться?
Илья собрал документы дрожащими руками. Он нашел дверь в лабиринт, который был гораздо страшнее и запутаннее, чем он мог предположить. Призрак из прошлого Егора оказался не жертвой, а ключевой фигурой в игре, правила которой они только начинали понимать.
Игра, которая, судя по всему, была далека от завершения.
Глава 5. Реинкарнация
Офис «Архивной правды» погрузился в гнетущую тишину, которую нарушал лишь монотонный стук дождя по стеклу. Илья положил две фотографии на центральный стол – строгий майор КГБ Алексей Семенов и утонченный ученый-этик Армин Шольц. Молчание длилось почти минуту, пока присутствующие впитывали в себя чудовищную истину.
– Реинкарнация, – наконец прошептала Елена, не отрывая взгляда от снимков. – Буквальная. Он умер и родился заново.
– Не родился, – мрачно поправил Егор. Он стоял, опираясь руками о стол, и его лицо было искажено гримасой боли и ярости. – Он совершил побег. Из своей жизни. Из своей личности. От меня. – Его голос дрогнул на последнем слове. Для него это было не просто расследование. Это было предательство. Предательство человека, которого он боготворил, которому верил, которого искал все эти годы.
Илья понимал его чувства, но его аналитический ум уже работал, выстраивая цепь логических умозаключений.
– Позвольте усомниться в версии о простом бегстве, – тихо сказал он, пристально вглядываясь в фотографии. – Майор КГБ, обладающий, без сомнения, доступом к секретнейшим данным, не станет просто так менять одну жизнь на другую. Это не побег от быта или криминала. Это стратегическая операция. Операция прикрытия длиною в жизнь.
Марина, до этого молча изучавшая данные на своем экране, подняла голову.
– Илья прав. Я углубилась в биографию Армина Шольца. Она… безупречна. Слишком безупречна. Родился в 1965 году в Лейпциге в семье немецких антифашистов, вернувшихся из советской эмиграции. Идеальное прикрытие для человека со знанием русского менталитета и языка. Докторская степень по биоэтике в Гейдельбергском университете. Десятки научных работ, членство в престижных международных комитетах… Это не спонтанная легенда. Это долгосрочная, многослойная маскировка, которую готовили годами. Возможно, десятилетиями.
– Международные комитеты? – переспросил Илья. – Какие именно?
– Самый главный, – Марина вывела на большой монитор список, – Международный биоэтический комитет при ЮНЕСКО. Консультативный орган, который занимается выработкой этических норм для новых технологий, включая генную инженерию, нейронауки, искусственный интеллект. Комитет не имеет прямой власти, но его рекомендации… они формируют законодательную базу по всему миру. Это мягкая сила в чистом виде.
В воздухе повисло понимание, холодное и тяжелое.
– Он не скрывался, – медленно проговорила Елена. – Он… внедрялся. Целью был не просто Запад. Целью была самая верхушка интеллектуальной и этической пирамиды. Место, где принимаются решения, определяющие будущее человечества.
– Но для чего? – с надрывом в голосе спросил Егор. – Ради чего он все это сделал? Променял Родину, предал товарищей, оставил меня… ради чего? Чтобы стать безликим чиновником в международной организации?
– Возможно, ответ кроется в том, от чего он бежал, – сказал Илья. Он ткнул пальцем в воображаемую точку на столе, глядя на Егора. – В «Белой Стреле». Мы думаем, он сбежал от своей старой жизни. А что, если он сбежал от самой «Белой Стрелы»? И его внедрение… это не работа на КГБ. Это его личная война. Возможно, он пытался добраться до рычагов влияния, чтобы помешать тому, что связано с этим проектом.
– Или наоборот, – хрипло возразил Егор. В его глазах бушевала внутренняя буря. – Что, если его внедрение – это и есть продолжение «Белой Стрелы»? Что, если он не жертва, а ключевой исполнитель? Он годами готовился, чтобы изнутри, с самой вершины, влиять на мировые этические нормы. Подготавливать почву. Делать возможным то, что сейчас кажется немыслимым.
Эта мысль была еще страшнее. Майор Семенов, герой и наставник, мог быть не жертвой обстоятельств, а холодным, расчетливым агентом влияния, десятилетиями ведущим свою игру.
– И то, и другое сводится к одному, – резюмировала Марина. – Проект «Белая Стрела» – это нечто настолько глобальное и ужасающее, что ради борьбы с ним или ради его продвижения человек готов был уничтожить себя и прожить чужую жизнь. Шольц, работая над реконструкцией метода Крюкова, возможно, осознал, для чего на самом деле могут быть использованы его наработки.
Илья отодвинулся от стола и прошелся по кабинету. Картина вырисовывалась пугающая. Они наткнулись не на простое преступление и не на шпионскую историю. Они стояли на пороге чего-то монументального. Истории о человеке, который стал орудием в игре, масштабы которой были им еще не видны.
– Значит, мы имеем дело с двумя загадками, – подвел он итог. – Первая: что такое «Белая Стрела»? И вторая: на чьей стороне был Семенов-Шольц? Он был рыцарем, пытавшимся предотвратить катастрофу? Или архитектором, тихо строившим ее фундамент все эти годы?
Ответа не было. Была лишь тишина, дождь за окном и два лица одного человека, смотревшие на них с фотографий, храня молчание, которое длилось уже тридцать лет.
Глава 6. Новый игрок
Тишина, последовавшая за шокирующим открытием двойной жизни Семенова-Шольца, была взрывоопасной. Команда «Архивной правды» сидела в своем петербургском офисе, заваленная распечатками, картами и ужасом от масштабов заговора, который они лишь начинали осознавать. Они понимали, что имеют дело с призраком, человеком, который десятилетиями прятался в самой гуще международной научной элиты. Но кому он служил? И против кого? Ответа не было, лишь зияющая пустота, которую предстояло заполнить.
Именно в этот момент информационный вакуум был нарушен. Неожиданно, громко и демонстративно.
Это началось с новостной ленты. Марина, мониторящая информационный фон по ключевым словам «Арктика», «секретные исследования», «нейронауки», вдруг замерла.
– Э-э, парни? – ее голос прозвучал с ноткой недоумения. – Посмотрите на это.
Она вывела на большой экран трансляцию с одного из ведущих российских новостных каналов. Репортаж велся с борта современного ледокола, рассекающего темные арктические воды. На фоне ослепительно белых льдин и сурового северного неба стоял человек в идеально сидящем арктическом камуфляже без знаков различия. Он был подтянут, седовлас, с лицом, испещренным морщинами, которые говорили не о возрасте, а о характере. Его взгляд был спокоен, холоден и пронзителен, как арктический ветер.
«…огромная честь присутствовать здесь, на передовой освоения российской Арктики, – говорил он, и его баритон, ровный и уверенный, не нуждался в повышении тона, чтобы быть услышанным поверх завывания ветра. – Мы, компания „Палладин“, видим своей миссией не только обеспечение безопасности навигации и защиту национальных интересов, но и сохранение этой уникальной, хрупкой экосистемы. Наша научно-исследовательская программа „Арктика-Экогенез“ направлена на разработку технологий, которые позволят минимизировать антропогенное воздействие на регион».
Камера плавно скользнула по палубе, показывая не только вооруженных, подчеркнуто дисциплинированных бойцов, но и современное научное оборудование в водонепроницаемых кейсах.
– Кто это? – спросил Илья, нахмурясь. Что-то в этом человеке и в этой идеальной картинке вызывало у него глухую тревогу.
– Матвей Игнатьев, – тут же откликнулась Марина, ее пальцы уже летали по клавиатуре. – Основатель и генеральный директор частной военной компании «Палладин». Один из самых богатых и самых загадочных людей России. Филантроп. Спонсор научных исследований, меценат. Появляется на светских раутах, но никогда не дает интервью. Его состояние оценивают в миллиарды, источник которых туманен.
– ЧВК? В Арктике? – Егор фыркнул, отодвигая стакан с чаем. – Игра в благодетеля. Классика. Под прикрытием «научных программ» можно делать что угодно. Разведка, диверсии, охрана… или что-то похуже. Что у них там за «экогенез»?
Марина углубилась в поиск.
– «Палладин». Зарегистрирована пять лет назад. Бурный рост. Штаб-квартира в Москве, офисы в Мурманске, Дубае, Каракасе. Основной заявленный контракт – защита нефтяных платформ и судоходства в Арктике от пиратов и… экологических активистов. Ирония. Но их активность выходит далеко за рамки охраны.
Она открыла несколько вкладок с картами спутникового мониторинга.
– Вот. Анализ данных за последние полгода. «Палладин» арендовал и значительно модернизировал несколько заброшенных советских полярных станций. В частности, «Полюс-7» и «Ледяной Щит-2». Завозят туда оборудование в промышленных масштабах. Не только оружие и системы ПВО. Генераторы, буровые установки, сложное коммуникационное оборудование. И… – она сделала паузу, – медицинские модули. Оборудование для полевых хирургических операций и, что странно, для длительного пребывания пациентов.
– Медицинские модули в Арктике? – переспросила Елена. – Для кого? Там же, по идее, только их собственный персонал.
– Именно, – мрачно подтвердил Илья. Его взгляд был прикован к замершему на экране лицу Игнатьева. – Они готовятся к чему-то. К чему-то, что требует присутствия в удаленном, контролируемом месте. И что может потребовать медицинского вмешательства. Возможно, не совсем стандартного.
– Есть еще кое-что, – Марина снова привлекла их внимание. Она открыла сканы финансовых отчетов благотворительного фонда Игнатьева. – Его фонд «Прометей» – один из крупнейших спонсоров… международного биоэтического комитета при ЮНЕСКО. Того самого, в котором состоял Армин Шольц.
Цепь замыкалась. Призрачная фигура Игнатьева и его могущественной ЧВК неожиданно оказалась связана нитями финансирования и общих интересов с их главной загадкой.
– Совпадение? – усмехнулся Егор, но в его усмешке не было веселья. – В такое не верю. Этот Игнатьев… он не просто бизнесмен. Он строитель империи. И он явно заинтересован в двух вещах: в Арктике и в тех, кто определяет этические рамки для новых технологий. Точно так же, как и наш покойный, а может, и не очень, доктор Шольц.
– Значит, «Палладин» – это и есть «Белая Стрела»? – предположила Елена. – Или ее современное воплощение?
– Слишком просто, – покачал головой Илья. – «Белая Стрела» – это советский проект с корнями, уходящими, возможно, в «Аненербе». Игнатьев – фигура новой, частной эпохи. Он может быть наследником. Партнером. Конкурентом. Или… охотником. Так или иначе, его внезапная медийная активность – это сигнал. Он выходит из тени. И он хочет, чтобы его увидели.
На экране репортаж закончился. Матвей Игнатьев, улыбаясь своей холодной, уверенной улыбкой, пожимал руку капитану ледокола. Картинка была безупречной: патриот, филантроп, защитник природы, первопроходец.
Илья смотрел на эту картинку и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Они больше не охотились за призраком из прошлого. На игровое поле вышел новый, могущественный и абсолютно непредсказуемый игрок. Игра изменилась. Теперь ставки были выше, а противник – видим, хорошо вооружен и, что самое страшное, обладал безупречной репутацией в глазах всего мира. Они сидели в своем маленьком офисе, а против них вышла частная армия с неограниченными ресурсами и глобальными амбициями. И как с этим бороться, используя лишь архивы, логику и упрямство, Илья пока не представлял.
Глава 7. След на Севере
Марина не отрывалась от экранов уже несколько часов, ее лицо освещало лишь холодное свечение мониторов, на которых сменялись спутниковые снимки арктических просторов.
– Он не просто присутствует в Арктике, – проговорила она, наконец, разминая затекшую шею. – Он строит там крепость. Или лабораторию. Смотрите.
Она вывела на центральный экран серию снимков, сделанных в разное время над одним и тем же сектором – районом, где по старым картам значилась заброшенная советская полярная станция «Полюс-13».
– Вот снимок полугодовой давности. Станция «Полюс-13». Стандартный советский бункер-«бочка», пара подсобных строений, почти полностью занесенных снегом. Ничего необычного.
Она переключила изображение.
– А вот снимок трехмесячной давности. Видите? Появилась расчищенная посадочная полоса. Длина явно рассчитана на тяжелые транспортные самолеты типа Ан-74 или Ил-76. Рядом – следы гусеничной техники.
Илья, Егор и Елена молча вглядывались в изображение. На белом фоне, испещренном причудливыми узорами снежных дюн, проступали четкие, геометрически правильные линии человеческой деятельности.
– Два месяца назад, – продолжала Марина, щелкая мышью. – Появляются эти конструкции. – Она обвела курсором несколько массивных, сборных сооружений, явно современного образца. – Это не временные бараки. Это модули с усиленной теплоизоляцией, рассчитанные на длительное пребывание. И вот самое интересное… – Она увеличила масштаб одного из зданий. – Видите эти толстые шины, идущие от отдельно стоящего генераторного модуля? И системы охлаждения? Это не просто для обогрева. Это энергопотребление промышленного масштаба.
– Что может потреблять столько энергии в глухой арктической пустыне? – тихо спросила Елена.
– Серверные фермы, – сразу ответила Марина. – Или энергоемкое научное оборудование. Криогенные установки, ускорители частиц, мощные радары. То, что требует стабильного и огромного количества энергии.
– Или система подавления спутникового наблюдения, – мрачно добавил Егор. – Чтобы скрыть то, что они там делают. Но они не скрывают сам факт своего присутствия. Слишком активное строительство.
– Вот именно, – кивнула Марина. – Они не скрываются. Они укрепляются. Смотрите на последние снимки, сделанные на прошлой неделе.
Новое изображение было еще более впечатляющим. По периметру станции теперь четко просматривались позиции, похожие на зенитно-ракетные комплексы малого радиуса действия. Были видны ангары для техники и даже что-то похожее на вертолетную площадку с двумя стоящими на ней «Ансатами».
– Частная военная компания, которая строит ПВО вокруг заброшенной полярной станции, – проговорил Илья, и в его голосе звучало удивительное спокойствие. – Это уже не охрана. Это создание суверенной территории. «Полюс-13»… Почему именно она? Что в ней особенного?
– Работаю над этим, – сказала Марина, открывая новые вкладки с архивными данными. – «Полюс-13». Введена в эксплуатацию в 1978 году. Официально – метеорологическая и геомагнитная обсерватория. Закрыта в 1992 году в рамках сокращения финансирования. Но… – она сделала паузу, изучая документ, – вот любопытная деталь. В штатном расписании станции за 1985 год, помимо метеорологов и геофизиков, значатся две должности: «инженер-биолог» и «техник-радиолог». Необычный кадровый состав для простой метеостанции, не правда ли?
– Биолог и радиолог в Арктике, – проворчал Егор. – Идеальные кадры для отработки воздействия радиации и экстремальных условий на живые организмы. Или на что-то еще.
– И есть еще один момент, – Марина повернулась к ним, ее лицо стало серьезным. – Я проверила логистику. Все грузы для «Палладина» на «Полюс-13» идут не через официальные порты, а через частный терминал в Мурманске, принадлежащий офшорной компании. И в манифестах грузов, которые мне удалось… э-э… найти, значатся не только продукты и топливо. Туда регулярно завозят химические реагенты, запатентованные био-питательные среды и… оборудование под кодовым названием «ЖККП-2».
– «ЖККП»? – переспросил Илья.
– «Жизнеобеспечение клеточных культур принудительное», – расшифровала Марина. – Судя по обрывочным техническим описаниям, это сложные инкубаторы для поддержания жизнедеятельности биологических образцов в экстремальных условиях. Очень сложные и очень дорогие.
В комнате повисло тяжелое молчание. Картина вырисовывалась пугающая. Частная армия под руководством загадочного филантропа создала на заброшенной советской станции, которая и раньше была не так проста, укрепленный анклав, потребляющий гигантское количество энергии и занимающийся какими-то биологическими или медицинскими исследованиями.
– Они не просто охраняют Арктику, – подвел итог Илья. – Они что-то там ищут. Или что-то создают. И судя по масштабам и секретности, это нечто, что может перевернуть весь мир. И Шольц, со своими знаниями в области нейронаук и этики, был либо угрозой их проекту, либо ключом к нему.
– Лаборатория, – прошептала Елена, с ужасом глядя на спутниковые снимки. – Они построили лабораторию на краю света. Куда никто не заглянет. Где нет свидетелей. Где можно делать что угодно.
Они сидели и смотрели на пиксельное изображение «Полюса-13» – крошечную точку посреди бескрайней белизны, которая вдруг стала эпицентром глобальной угрозы. У них не было доказательств, не было понимания конечной цели. Но у них был след. Ледяной, опасный и ведущий прямиком в сердце тьмы, притаившейся среди льдов. И они знали, что теперь им придется идти по этому следу.
Глава 8. Раскол
Офис «Архивной правды» больше не был убежищем. Он превратился в поле битвы. Воздух был раскален до предела от искр, летящих от сталкивающихся взглядов. В центре этого шторма, на столе, лежала распечатка спутникового снимка «Полюса-13» – крошечная точка, ставшая причиной назревающей катастрофы внутри их команды.
Егор Волков стоял, уперев руки в стол, его мощная фигура была напряжена, как пружина. Глаза горели лихорадочным, почти фанатичным блеском. Двадцать пять лет ожидания, двадцать пять лет боли и чувства вины нашли наконец выход. Он видел перед собой не просто точку на карте. Он видел свою Голгофу, свой шанс на искупление.
– Обсуждать нечего! – его голос гремел, заглушая вой ветра за окном. – Они там! Они на «Полюсе-13»! Я чувствую это костями! Семенов-Шольц, «Белая Стрела» – все нити ведут туда. Пока мы тут сидим и переливаем из пустого в порожнее, они стирают следы. Увозят или уничтожают доказательства. Мы можем опоздать навсегда!
– Егор, одумайся! – Илья Прохоров сидел напротив, его пальцы судорожно сжимали края стула. Его обычная сдержанность испарилась, уступив место холодной, рациональной ярости. – Это не архивная вылазка! Это частная военная компания с зенитными установками! Ты предлагаешь нам приплыть к ним в гости и постучаться? «Здравствуйте, мы из „Архивной правды“, можно посмотреть ваши секретные эксперименты?» Нас сотрут в порошок, даже не заметив!
– Значит, надо действовать быстро и тихо! – отрезал Егор. – Диверсия. Мы можем найти способ проникнуть туда. Узнать расписание их рейсов, подкупить кого-то, под видом ученых…
– Как?! – Илья вскочил, его голос сорвался. – Как, Егор? Ты живешь в прошлом веке! Это не банда братков, которых можно напугать ксивой прокуратуры! У них спутниковое наблюдение, свои хакеры, свои аналитики! Любой наш неверный шаг, и они вычислят нас раньше, чем мы выедем за пределы Петербурга! Нас уничтожат. Физически. Или того хуже – сделают своими подопытными кроликами, как Шольца!
– Так что, по-твоему, сидеть сложа руки? – зарычал Егор, его лицо исказила гримаса презрения. – Бояться? Я думал, у тебя есть характер, Прохоров. Оказывается, ты просто архивная мышь, которая боится вылезти из своей норки!
Эта фраза повисла в воздухе, ядовитая и ранящая. Илья побледнел. Он видел, что Егором движет не расчет, а боль. Но эта боль делала его слепым и безрассудным.
– Я не боюсь рискнуть своей жизнью, – сквозь зубы проговорил Илья. – Но я не имею права рисковать вами! Всеми нами! И я не буду бросаться в атаку, не зная сил противника и не имея плана! Это не осторожность, это профессионализм!
– Профессионализм? – Егор горько рассмеялся. – Твой «профессионализм» уже стоил жизни Петру Белых! Может, хватит хоронить людей, пока ты собираешь свои «данные»?
Илья отшатнулся, словно от удара. Это было ниже пояса, и Егор это знал. Рана от гибели Петра была самой свежей и самой болезненной для Ильи. Он замолчал, сжав кулаки, не в силах вымолвить ни слова.
– Ребята, остановитесь! – вскрикнула Елена, вставая между ними. Ее лицо было испуганным. – Мы же команда! Мы не можем так! Егор, Илья прав, это слишком опасно. Илья, мы понимаем твою осторожность, но Егор тоже прав – мы можем упустить время.
– Времени уже нет! – прошипел Егор, не отрывая взгляда от Ильи. – Они убили Семенова. Или перевербовали его. Они украли у меня двадцать пять лет жизни. Я не позволю им уйти. Я не позволю!
– А если это ловушка? – тихо, но четко спросила Марина. Все взгляды устремились на нее. Она сидела за своим компьютером, ее худенькие плечи были напряжены. – Что если вся эта активность на «Полюсе-13» – это приманка? Спутниковые снимки… их не так уж сложно подделать для такого игрока, как Игнатьев. Что если они хотят, чтобы мы приехали? Чтобы собрать всех в одном месте, на нейтральной, контролируемой ими территории?
Эта мысль остудила пыл Егора. Он медленно выпрямился, разминая онемевшую спину.
– Зачем? – хрипло спросил он.
– Чтобы получить нас, – просто ответила Марина. – Вы сами сказали – мы уникальный ресурс. Мы нашли то, что не могут найти они. Может, им нужны наши мозги? Илья с его аналитикой, ты с твоим опытом, я со своими навыками… Мы сами по себе – архив. И они хотят его конфисковать.
Илья кивнул, благодарный Марине за эту логичную, ужасающую гипотезу.
– Она права. Бросаться в лоб – это самоубийство. Нам нужен рычаг. Информационный. Нам нужно найти то, что может уничтожить их проект, не ступая на «Полюс-13». Нам нужно докопаться до сути «Белой Стрелы» здесь, в архивах.
– И сколько на это потребуется? Еще двадцать пять лет? – с горькой иронией спросил Егор. Но ярость в его голосе уже сменилась глухим отчаянием. Он понимал правоту их слов, но принять ее было невыносимо больно.
– Столько, сколько потребуется, – твердо сказал Илья. – Но мы будем работать круглосуточно. Мы найдем слабое место. Я не предлагаю бездействовать. Я предлагаю действовать с умом.
Егор молча смотрел на него, и в его глазах бушевала война между долгом следователя и болью человека. Наконец, он с силой провел ладонью по лицу, словно стирая усталость.
– Хорошо, – его голос был глухим и усталым. – Ищите свои данные. Копайтесь в своих архивах. – Он повернулся и пошел к двери. – А я… я подумаю.
Он вышел, хлопнув дверью. Гулкий звук эхом отозвался в наступившей тишине.
Раскол не был преодолен. Он лишь затаился, уступив место тяжелому, неудобному перемирию. Илья, Елена и Марина остались в офисе, объятые чувством вины и тревоги. Они были правы. Они были логичны. Но они только что отвергли человека, который был их совестью и их мечом. И теперь им приходилось задаваться вопросом – не обрекли ли они его, и себя вместе с ним, на гибель, выбрав безопасный, но, возможно, бесплодный путь.
Глава 9. Решение Елены
Тяжелое молчание висело в офисе «Архивной правды» после ухода Егора. Илья бесцельно перекладывал бумаги, пытаясь заглушить внутренний голос, который шептал, что Егор по-своему прав. Марина уставилась в экран, но ее пальцы замерли на клавиатуре. Они проигрывали, и все это понимали.
Елена Коршунова сидела неподвижно, глядя в окно на моросящий дождь, смывающий в ночь обычный петербургский вечер. В ее глазах отражались огни города и буря противоречивых мыслей. Она видела обоих мужчин с их правдой. Яростную, почти самоубийственную отвагу Егора, рожденную болью. И холодную, отчаянную логику Ильи, рожденную страхом новой потери. И она понимала, что оба подхода ведут в тупик. Прямая атака – гибель. Бездействие – медленная смерть их общего дела и, возможно, чего-то большего.
Вдруг она резко встала. Звук был таким неожиданным, что Илья и Марина вздрогнули.
– Я выйду, – тихо сказала она, не глядя на них. – Мне нужно подышать.
Она вышла на холодную, влажную улицу, запахнув пальто. Дождь уже прекратился, асфальт блестел под фонарями. Елена не просто дышала воздухом. Она искала решение. И она знала, где его искать. Не в архивах, не в схемах, а в людях. В тех связях, что она наработала за годы журналистской работы.
Она достала телефон, пролистала контакты и нашла тот, что искала. «Владимир Семенович». Человек, с которым она когда-то делала материал о русском меценатстве. Человек со сложной репутацией, деньгами и, что важно, авантюрной жилкой. Он любил «интересные проекты».
Гудки длились недолго. Голос в трубке был спокойным, немного насмешливым.
– Елена? Какими судьбами? Уже не надеялся услышать.
– Владимир Семенович, мне нужна ваша помощь. В очень необычном проекте.
– Я так и думал. У вас в голосе звучит тот самый «журналистский» трепет. Говорите.
Елена сделала глубокий вдох, оттачивая формулировки.
– Вы слышали о частной военной компании «Палладин»? Об их активности в Арктике?
– Мимо такого трудно пройти. Игнатьев – фигура медийная. Что с ним?
– Не с ним. Не против него. Мы хотим снять документальный фильм. О наследии советских полярников. О заброшенных станциях. О том, как частный капитал приходит на смену государственному в освоении Севера. «Палладин» – идеальный пример. Но чтобы подобраться к ним близко, нужен предлог. И ресурсы.
На том конце провода повисла пауза. Елена слышала, как Владимир Семенович закуривает сигару.
– Смелая затея. Игнатьев не любит назойливых журналистов. Но под видом историко-патриотического проекта… это пахнет оригинальностью. И риском. Вы знаете, что лезете в пасть к тигру?
– Мы знаем. Но тигр, если снять его правильно, может стать главным героем. И принести славу тому, кто этот проект спонсирует. Я думаю о фестивале в Каннах. О международном признании. О вашем имени в титрах как продюсера.
Она играла на его слабостях. Тщеславии, жажде признания, любви к красивым, дорогим жестам.
– Продюсер… – протянул он. – Мне нравится. Но что вы хотите конкретно?
– Экспедицию. В Мурманск. А дальше – договориться с «Палладином» о съемках на одной из их баз. Мы будем снимать ледоколы, их быт, их работу. А заодно… старые советские станции рядом. Нам нужен ледокол, или, на худой конец, вертолет. Команда. Оборудование. Официальное разрешение и прикрытие.
– Дорогое удовольствие, Елена.
– Я знаю. Но и потенциальная отдача велика. Мы покажем Россию, которую никто не видит. Сильную, современную, но помнящую свою историю. Это ваш шанс войти в историю не как бизнесмен, а как творец.
Разговор длился еще двадцать минут. Елена виртуозно балансировала между правдой и ложью, не говоря прямым текстом о «Белой Стреле» или Семенове, но выстраивая идеальную легенду. Когда она положила трубку, ее руки дрожали. Но в глазах горел огонь.
Она вернулась в офис. Илья и Марина смотрели на нее с немым вопросом.
– Собирайте вещи, – сказала Елена, и в ее голосе прозвучала сталь, которую они раньше не слышали. – Мы едем в Арктику.
Илья уставился на нее в полном недоумении.
– Елена, ты не слышала ничего из того, что мы тут обсуждали?
– Слышала. И я нашла третий путь. Мы не полезем туда с шашкой наголо, как Егор. И не будем сидеть здесь, сложа руки. Мы полетим туда под прикрытием. Мы – съемочная группа. Режиссер, оператор, звукорежиссер и научный консультант. Мы снимаем документальный фильм о советском наследии в Арктике. Спонсор уже найден. Владимир Семенович Лыков. Он решает вопросы с логистикой и официальными разрешениями.
Марина ахнула. Илья продолжал смотреть на Елену, словно видел ее впервые.
– Ты… ты это серьезно? Эта липа не продержится и дня! Игнатьев не дурак!
– Он не дурак, – парировала Елена. – Поэтому он пропустит нас. Потому что отказ будет выглядеть дурно. Потому что ему самому выгоден этот образ – просвещенного филантропа, хранителя истории. А чтобы легенда была крепче, Владимир Семенович настоял на одном условии. С нами летит его человек. «Представитель спонсора», который будет следить за расходованием средств. Человек по кличке «Север».
– «Север»? – переспросил Илья. – Что это еще за шутки?
– Я не знаю. Знаю только, что он бывший военный, имеет опыт работы в Арктике. Лыков говорит, что без него – никак.
Илья закрыл глаза. План был безумным. Авантюрным. Но он был. Это был ход. Не силовой и не пассивный, а тонкий, основанный на знании человеческой психологии и медийных законов. Это был единственный шанс подобраться близко, не вызвав немедленного подозрения.
– Ты гениальна и безумна, – наконец выдохнул он, открывая глаза.
– Так мы летим? – спросила Елена, глядя на него прямо.
Илья посмотрел на распечатку «Полюса-13», на это проклятое место, которое разъединило их команду. Теперь оно же могло ее объединить. Или добить окончательно.
– Летим, – тихо согласился он. – Но Егора… Егора придется взять без всякого объяснения. Ему мы пока ничего не говорим. Он не сможет играть эту роль. Его ярость выдаст нас с первого взгляда.
Они снова были командой. Но в их рядах теперь был не только раскол, но и тайна. И они везли с собой кота в мешке по кличке «Север». Путь в Белую Страну был открыт. Ценой лжи и огромного риска.
Глава 10. Команда в сборе
Самолет Аэрофлота, выполнявший рейс Москва—Мурманск, был наполнен сонной, апатичной атмосферой обычных пассажиров. Но в бизнес-классе, отгороженная от остальных, их маленькая группа напоминала скорпионов в банке. Принудительное спокойствие было таким же тяжелым, как облака за иллюминатором.
Илья сидел у окна, механически листая глянцевый бортовой журнал, но не видя ни слова. Его взгляд периодически скользил по салону, анализируя, оценивая. Елена, сидевшая рядом, смотрела прямо перед собой, ее пальцы нервно теребили ремень безопасности. Она сделала свой ход, поставила все на кон, и теперь ее охватывала смесь решимости и сомнения.
Позади них, у прохода, сидели Марина и Егор. Егор продолжал мысленно конфликтовать со всеми, несмотря на то, что его взяли в поездку. Марина пыталась уткнуться в экран ноутбука, но ее взгляд раз за разом непроизвольно тянулся к пятому пассажиру их группы. К тому, кто сидел напротив, у другого иллюминатора, и чье присутствие ощущалось как ледяная глыба.
Его звали «Север». Только так. Ни имени, ни фамилии. Просто «Север».
Он был одет в практичную, дорогую арктическую экипировку темно-серого цвета, без каких-либо опознавательных знаков. Лет пятидесяти, с лицом, будто высеченным из старого мореного дуба – жестким, непроницаемым, с сетью глубоких морщин вокруг глаз, которые прищуривались, словно привыкли вглядываться в снежную даль. Его руки, лежащие на подлокотниках, были крупными, с выступающими костяшками и старыми шрамами. Он не читал, не смотрел в иллюминатор, не спал. Он просто сидел, излучая молчаливую, подавляющую энергию полного самообладания и отстраненности. Угрюмый и молчаливый, как камень.
Именно таким его и описал Лыков. «Мой представитель. Человек с опытом. Без него – никак». И все. Больше никакой информации. Он сел с ними в Москве, кивком ответил на робкое «Здравствуйте» Елены, и с тех пор не произнес ни слова.
Марина, пытаясь нарушить гнетущее молчание, рискнула обратиться к нему:
– Вы… часто бываете в Арктике?
Север медленно перевел на нее взгляд. Его глаза были светло-серыми, цвета ледниковой воды, и абсолютно пустыми.
– Бываю, – его голос был низким, хриплым, словно треск льдины. На этом разговор закончился.
Илья почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Этот человек был не просто охранником или надсмотрщиком. В нем была какая-то первозданная, дикая сила, глубоко спрятанная под маской цивилизации. Он был своим в том мире, в который они направлялись. А они – нет. И он давал им это понять без единого лишнего слова.
Самолет начал снижаться. За иллюминатором проплыла бескрайняя, унылая тундра, усеянная пятнами грязного снега, сменившаяся суровыми водами Кольского залива. Мурманск встретил их пронизывающим ветром, несущим запах солярки, рыбы и холодного металла.
У трапа их уже ждал внедорожник с затемненными стеклами. Север, не оглядываясь, прошел к нему первым и занял место рядом с водителем, отсекая их от возможности даже попытаться завязать разговор по дороге.
Их разместили в гостинице «Арктика», в номерах с видом на порт. Через час в номер Ильи и Елены постучали. На пороге стоял Север. Он держал в руках планшет.
– Завтра в 06:00, холл. Не опаздывать, – его фразы были краткими, как выстрелы. – Погода ухудшается. Окно – двенадцать часов.
– Окно для чего? – спросил Илья, стараясь говорить так же спокойно.
– Для вылета, – Север бросил на него беглый, оценивающий взгляд. – Ваше снаряжение проверено. Лишнее изъято.
– Изъято? Кто вам дал право? – возмутилась Елена.
– Условия контракта, – парировал он, не глядя на нее. – Без обсуждения. Завтра в 06:00.
Он развернулся и ушел, оставив их в растерянности и гневе.
– Он обыскал наши вещи! – прошептала Елена, когда за ним закрылась дверь.
– Конечно, – мрачно ответил Илья. – Он не «представитель спонсора». Он надзиратель. Лыков нам не доверяет. Или… Игнатьев через Лыкова не доверяет нашей легенде. Он приставлен следить, чтобы мы не вышли за рамки съемок документального фильма.
Вечером они собрались в номере Ильи. Марина, бледная, доложила:
– Я проверяла. Все наши спутниковые телефоны… они чистые. Но я почти уверена, что в них есть прошивки для прослушки. Аппаратура тоже. Мы в полной изоляции и под колпаком.
Они молча смотрели в огромное окно, за которым суровый, освещенный огнями город упирался в черную, недвижимую гладь залива. Где-то там, дальше, за горизонтом, была их цель. «Полюс-13». И Белая Стрела.
Теперь их команда была в сборе. Архивариус, следователь, журналистка, хакер. И чужой. Молчаливый, всевидящий страж, впустивший их в ворота ледяного ада и теперь неотступно следующий за ними по пятам. Они летели навстречу тайне, но тайна, в лице Севера, уже сидела с ними за одним столом. И они не знали, ведет он их к разгадке или на убой.
Глава 11. Врата холода
Ил-76, арендованный Лыковым, был стар, как сама Арктика. Его салон, лишенный привычного пассажирского комфорта, оглушал рёвом двигателей и гуляющими сквозняками. Через несколько часов полёта над бескрайней, безжизненной белизной Илья понял: все их представления о холоде были жалкой пародией. Здесь холод был не температурой, а субстанцией. Абсолютом, который просачивался сквозь сталь, утеплитель и одежду, высасывая тепло и волю.
Их высадили на временном ледовом аэродроме, где уже ждала колонна из трёх вездеходов «Трэкол» с огромными шинами. Дальше – только так.
Дороги не было. Был бесконечно меняющийся ландшафт из торосов, трещин, покрытых хрупким настом, и заснеженных равнин, где ветер поднимал в воздух тучи колючей ледяной пыли, снижая видимость до нуля. Первые сутки пути стали адом.
Вездеходы, казавшиеся непобедимыми исполинами, оказались хрупкими игрушками в объятиях Арктики. Ломались постоянно. То замерзало топливо в фильтрах, то отказывала электроника, то колеса буксовали в рыхлом снегу. Каждая остановка означала выход на мороз, который обжигал лёгкие и заставлял металл становиться хрупким, как стекло.
Именно в это время «Север» впервые показал, кто здесь настоящий хозяин.
Когда у первого вездехода заглох двигатель, а их механик, присланный Лыковым, лишь развёл руками, Север молча вышел из кабины. С инструментом в руках, не обращая внимания на пронизывающий ветер, он провозился с мотором сорок минут. Его движения были точными, экономными. Он не ругался, не нервничал. Он просто делал. И двигатель завёлся.
Когда они попали в зону свежих торосов, и путь стал казаться непроходимым, Север садился за руль. Он вёл машину не по самому лёгкому, а по единственно возможному пути, читая лёд, как открытую книгу. Он видел скрытые трещины под снежными мостами, обходил зоны нестабильного льда. Его молчаливая уверенность была гипнотической.
На второй день их лагерь, разбитый на ночь, посетил хозяин этих мест – белый медведь. Исполинский, молочно-белый призрак, возникший из снежной мглы. Механик в ужасе схватился за карабин, но его руки дрожали.
Север вышел из укрытия медленно, не делая резких движений. Он не кричал, не стрелял в воздух. Он просто встал на пути зверя, расправил плечи и издал низкий, гортанный звук, нечто среднее между рыком и командой. Медведь остановился, склонив огромную голову набок. Две пары глаз – медвежьих и человеческих – встретились в немом поединке. Казалось, длилось это вечность. Затем медведь, фыркнув, развернулся и неспешно скрылся в белизне.
Север повернулся к команде. Его лицо было бесстрастным.
– Не спускайте с него глаз. Он вернётся. Ночью дежурить по очереди. Спите чутко.
В ту ночь никто не сомкнул глаз. Илья, сидя в тесной кабине и вглядываясь в танцующие за стеклом снежные вихри, понимал, что их знания, их логика, их архивные находки были бесполезны здесь, на краю мира. Здесь выживал не самый умный, а самый стойкий. Тот, кто стал частью этого льда.
Они зависели от Севера. Полностью и абсолютно. И эта зависимость была страшнее любой открытой угрозы. Потому что они не знали, на чьей он стороне. Спасал ли он их ради выполнения контракта Лыкова? Или вёл, как стадо на убой, прямиком в лапы Игнатьева?
Через трое суток изматывающего пути, когда силы были на исходе, а нервы истощены до предела, Север, сидя за рулем, просто указал рукой вперёд, в белую мглу.
– Вон она.
Илья, Егор, Елена и Марина вжались в стёкла. Сначала они ничего не увидели. Лишь бесконечную пустоту. Потом сквозь стекло начали проступать смутные очертания. Тёмные, угловатые силуэты, неестественные для этого пейзажа. Антенны. Купола. Низкие, приземистые здания, вросшие в лёд.
«Полюс-13».
Они достигли Врат Холода. И эти врата охранял не кто иной, как их молчаливый проводник. Теперь им предстояло войти внутрь.
Глава 12. Ледяная гробница
«Полюс-13» не просто стоял перед ними – он врос в лед, стал его частью, гигантским ископаемым, погребенным в белой пустыне. Основное здание, длинный, приземистый бункер, больше напоминало доисторического зверя, застывшего в вечной спячке. Его стальные стены были изъедены ржавчиной и изогнуты под натиском вековых льдов. Над ним возвышались скелеты антенн и радарных вышек, их остовы, покрытые инеем, скрипели и стонали на пронизывающем ветру. Воздух был неподвижным и мертвым, пахнущим озоном, холодным металлом и чем-то еще – сладковатым и химическим, как запах старого больничного стерилизатора.
Вездеходы остановились в ста метрах от шлюза. Север первым вышел на снег, его движения были по-прежнему точны и экономичны. Он осмотрел постройку профессиональным, оценивающим взглядом, будто проверял укрепления.
– Электроника мертва. Ручное открытие, – бросил он через плечо и двинулся к массивной стальной двери, вмурованной в стену бункера.
Илья, Егор, Елена и Марина, дрожа от холода и нервного напряжения, последовали за ним. Дверь не поддавалась. Ржавые механизмы заклинило намертво. Потребовалось полчаса работы с ломом и монтировкой, которыми виртуозно управлялся Север, чтобы с глухим, скрежещущим стоном створки медленно поползли внутрь.
Их встретил воздух, который был еще холоднее, чем снаружи, и густой, непроглядный мрак. Фонари, зажженные Севером и Ильей, выхватывали из тьмы фрагменты коридора. Стены были обиты потрескавшимся желтым пластиком, с которого свисали клочья изоляции. Под ногами хрустел лед и какой-то странный серый песок. Пол был усыпан обломками кабелей, осколками стекла и пустыми упаковками от советских сухпайков.
– Ничего не понимаю, – прошептала Елена, и ее голос эхом разнесся по пустым коридорам. – Это просто заброшка. Разграбленная и забытая.
– Нет, – резко сказал Илья. Он направил луч фонаря на стену. Под слоем пыли и инея угадывались схемы, нарисованные черной краской. Схемы, отдаленно напоминающие нейронные сети. А рядом – предупреждающие знаки радиационной опасности и символы, которые он видел в архивах, связанных с «Аненербе» – переплетенные змеи и древо жизни. – Смотрите.
Марина, дрожащими пальцами проведя по стене, стерла слой инея. Открылась старая, пожелтевшая инструкция на русском и немецком языках. «Протокол криостаза. Этап 7-Г».
– Криостаз? – ахнула она. – Заморозка?
Они двинулись дальше, глубже в гробницу. Север шел впереди, его фонарь выхватывал двери с табличками: «ЛАБОРАТОРИЯ 4. РАБОТА С ОБРАЗЦАМИ», «ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МОНИТОРИНГ», «КРИОКАМЕРА А-1».
Дверь в лабораторию была распахнута. Внутри царил хаос. Оборудование – диковинные агрегаты с ламповыми панелями, осциллографами и множеством проводов – было разбросано, будто в спешке. Стеклянные колбы и пробирки валялись на полу, и их содержимое давно превратилось в бурые пятна. Но на одном из столов, аккуратно, вопреки хаосу, стоял ряд странных металлических цилиндров, похожих на гробы, но размером с капсулу для одного человека. К ним вели шланги и провода. На одном из цилиндров висела бирка. Марина поднесла фонарь ближе.
«Объект 17-Б. Статус: НЕСТАБИЛЕН. Протокол „Тишина“ отклонен. Сознание фрагментировано. Рекомендация: изоляция и стирание».
У Ильи похолодела кровь. «Сознание фрагментировано». «Стирание».
– Они не просто замораживали тела, – тихо проговорил он. – Они работали с сознанием. В условиях крайнего стресса, изоляции, холода… Они изучали, как разрушается разум. Или… как его можно сохранить. Перезаписать.
Елена подошла к одному из «гробов» и провела рукой по ледяному стеклянному окошку. Внутри что-то было. Бледное, обезличенное. Она с криком отшатнулась.
Север, все это время молча наблюдавший, наконец нарушил молчание.
– Главный зал. Впереди. Там должен быть реактор и центральный пульт.
Он повел их по коридору, который заканчивался еще одной массивной дверью. Эта дверь, в отличие от всех остальных, была современной, из толстой бронированной стали, с кодовым замком. Но кто-то или что-то вырвало его с корнем, оставив после себя клочья проводов и погнутый металл.
Север толкнул дверь, и она со скрипом поддалась.
Пространство, в которое они вошли, было огромным, размером с ангар. Половина зала представляла собой ту же ледяную гробницу – ржавые консоли, оборванные провода, разбитые мониторы. Но в центре, на возвышении, стояло нечто иное.