Теперь открой глаза

Nicole Florina

Even When I'm Gone

© Copyright © Nicole Florina

© Ефросинья Аникина, перевод на русский язык

© В оформлении использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

От автора

«Теперь открой глаза» – третья и последняя книга цикла «Останься со мной». Чтобы понять происходящее, книги нужно читать в определенном порядке.

Я провела немало исследований перед написанием всей серии и не остановилась на первой книге. Прошу, не забывайте о том, что все обсуждения медикаментов основаны на моем личном опыте, полученном за несколько лет приема. На том, как они влияли на меня саму. Лекарства на всех действуют по-разному. Я не доктор и не лицензированный психотерапевт, потому не советую изменять прием медикаментов, не поговорив со своим лечащим врачом. Судя по моему опыту и по разговорам с теми, кто живет с подобными болезнями, а также по бесчисленным часам исследований, могу сказать, что опыт каждого человека уникален. Не существует двух похожих друг на друга дорог. Эта история не должна полностью изменить ваше отношение к таким людям, но заставить посмотреть на все под другим углом. Принять тех, кто от вас отличается, и понять, что у каждой истории есть две стороны – и обе правдивы. Все зависит от точки зрения.

В этой книге обсуждаются нелегкие темы. Мнения персонажей могут не совпадать с моим собственным. Взрослые темы, мат, графический сексуальный контент и нелегкие случаи могут вызвать не самый лучший эмоциональный отклик. Вы предупреждены.

Надеюсь, вам понравится мир, который я создала.

Для моего сына,

который чувствует все слишком ярко —

Не стыдись показывать свои эмоции и не стыдись плакать.

Однажды появится тот, кому они понадобятся – все до капли.

А пока, милый, ты со всем справишься. Ты прекрасен.

Пролог

Человека нужно измерять по тому, что он сделает после того, как у него все заберут.

Оливер Мастерс

У меня три часа.

Я пришел сюда лишь с одной целью, но мне пришлось все отложить. Мия меня отвлекла… или спасла, тут уж как посмотреть.

В любом случае, нельзя больше медлить ни дня.

Сейчас вечер, все должны были уже разойтись по комнатам. Я уже пятнадцать минут стою перед зеркалом в пустом туалете на третьем этаже, оставив совесть на втором… или где там сейчас Мия. Надеюсь, в своей комнате, но у нее есть отчаянная привычка бродить по округе и вляпываться в неприятности.

Хейден Чарльз не чувствовал угрызений совести. Никаких. Хейден вышагивал по этим коридорам так, словно владеет каждым завихрением на мраморном полу под его ногами. Он спокойно жил, так, словно ничего не случилось. Но кое-что случилось. Хейден Чарльз – один из тех пятерых парней, что лишили жизни Ливи, мою сестру. Я наблюдал за ним, изучал этого парня последние семь месяцев. Он вовсе не замкнулся после того, как убил мою сестру, о, нет. Хейден просыпался, завтракал, посещал уроки, играл в саду в карты и продолжал жить – так, словно Ливи никогда и не было. Так, словно он никак не причастен к ее смерти.

Я уставился на себя в зеркало. Сердце тяжелело с каждой секундой. Ярость затопила меня – те пустые местечки, что оставила после себя сестра. Ярость эта была не горячей, а холодной, тяжелой, рваной по краям. Она поглотила меня. Пугала меня. Насмехалась надо мной. Этот гнев, черт подери, попросту изменил меня. Я забыл того человека, каким был прежде. Во мне осталась лишь ярость. Я забыл, каково это – существовать без нее.

А потом в отражении своих глазах я увидел Ливи.

– Отпусти, – повторял ее голос в моей голове.

Но я не мог отпустить. Не мог забыть. Чудовище внутри меня голодало. «Тик-так» звучало все громче, заглушало милый голосок Ливи.

Тик-так.

В валявшей сумке на грязном полу ванной у моих ног лежало все, что нужно для задуманного. Я планировал все целый год. У Хейдена была мать, младшая сестра и золотистый ретривер по кличке Пончо. Его отец сидел в тюрьме. Я все доводил до конца и прекрасно понимал, что именно планирую отобрать у этого мира… какую жизнь забрать у этой семьи.

Но у него была, блин, младшая сестренка. Он должен был понимать как никто. И, Боже… я дал ему целый год для того, чтобы Хейден пришел в себя и, может, поступил правильно. Но либо Господь слеп, либо… он просто ждет, что я своими руками совершу надлежащую кару.

Я оттолкнулся от раковины, выпрямился, схватил черную сумку, обхватив ручки кулаком.

Тик-так.

В темных коридорах из-за одежды я был невидим. Черная футболка, черные ботинки. Черная душа. С каждым шагом в сторону второго крыла сердце все громче предупреждало меня, но карма пела свою сладкую песнь не переставая. Только так я смог бы утихомирить чудовище.

Нужно действовать. Сегодня же.

В крыле дежурил Джерри, но раз в неделю он наведывался к Ронде и трахал ее за закрытыми дверьми медпункта. Я знал об их рандеву лишь потому, что Джерри однажды похвастался этим в подсобке. Ронда этого не заслуживала. Но я сюда не друзей искать пришел.

Джерри занят, и в коридорах никого. Времени у меня немного.

Я провел у замка общей картой охранника из кабинета директора – имени на ней не значилось, – сделал глубокий вдох и открыл дверь комнаты Хейдена настежь.

Хейден Чарльз ведь не думал, что смерть вежливо постучится в дверь?

– Какого хрена? – Хейден вскочил с кровати.

Темные глаза его, полные недоумения, впились в мою темную одежду. Он пытался понять, кто я и что тут забыл. Подняться Хейден не успел: я кинулся на парня, уперся коленкой в грудь и схватил его за горло.

– Я задам три вопроса, а ты должен ответить на них честно, – прошептал я ему на ухо. Приказал.

Хейден пытался вырваться, но со мной ему не справиться. Ни со мной, ни с чудовищем, живущим внутри меня. Я был огромным, и по венам моим бежал адреналин.

– Я пойму, если ты мне соврешь. – Хейден выкатил глаза, все еще безуспешно пытаясь вырваться из моей хватки.

Я знал, как нужно сдавить горло именно так, чтобы противник не совсем задохнулся. И потому сжал пальцы чуть сильнее.

Наркоша загремел в Долор на три года за употребление и распространение. Большинство студентов кукуют здесь по два года, но, к счастью для меня, мои цели оказались не особо умными и не сдали экзамены. Хейдену исполнилось двадцать – уже не мальчишка. Пора мужчине ответить за свои действия.

– Оливия. Ты насиловал ее?

Хейден яростно затряс головой и попытался дотянуться до моего лица – его собственное начало синеть. Но достать до меня он не смог, слишком уж далеко я стоял. Со смертью я был давно знаком. Мне уже приходилось убивать. Пальцы мои не дрогнули, но я чуть разжал их. Пусть говорит. Хейден яростно глотнул воздуха.

– Что, блин, за Оливия?

– Ливи, – прорычал я. – Отвечай!

– Эту шалаву все трахали, – выплюнул Хейден, и глаза его весело блеснули – вот как он думал о женщинах. – Изнасилованием не считается, раз она лежала там вся такая готовая. И как отлично принимала, а!

Чудовище внутри меня оскалило зубы. Мне стоило сломать шею этому ублюдку прямо там. Прямо тогда. Это не так уж и сложно: к тому же я уже держал его за горло. Но у меня оставались еще вопросы. И я хотел услышать ответы.

Я убрал от Хейдена одну руку, сунул ее в карман и раскрыл складной ножик. Поднес его к диким глазам пацана.

– Это ты ее убил?

Удивительно, но голос мой не дрогнул. Слова не потерялись. А вот держащая нож рука задрожала – этого я скрыть не смог. Хейден вдруг перестал бороться, и в его слезящихся глазах я увидел страх. Я не планировал резать его ножом, хотел всего лишь припугнуть, чтобы добиться от него ответов. Ответов, которые развяжут мне руки.

– Правду говори, черт тебя дери.

– Я не крыса, – прохрипел Хейден.

– Это ты повесил мою младшую сестренку?

Изнутри прорывались горе и скорбь, терпения не хватало. Пальцы на рукояти ножа задрожали: я готов был вырезать имя Ливи на его лице, чтобы он никогда не забыл о том, что сделал, – ни в жизни, ни в смерти. Чтобы все об этом узнали.

– Дрю! – поспешил выпалить Хейден; судя по вытаращенным глазам, он все понял. – Это сделал Дрю!

Чудовище внутри меня рассмеялось. Ну гляньте, как только посмел! Томми, парень Ливи, убил Дрю. Так что и обвинить его куда проще – защититься он уже не сможет. И Хейден об этом знает.

– Давай-ка попробуем еще разок.

Их имена мне уже известны. Я навещал Томми в тюрьме, и он выдал мне фамилии всех пяти парней, что насиловали мою сестру. Дрю, Хейден, Чад, Уильям и Лайонел. Но мне нужно было выбить из Хейдена признание. Хотелось услышать, как он это скажет.

– Это ты убил Ливи?

Хейден крепко зажмурился, а потом распахнул глаза и направил на меня темный взгляд.

– Хочешь, чтобы я рассказал тебе о том, как я наблюдал за Лайонелом и Дрю, когда они ее душили? Как ее веснушчатое личико посинело, а руки опустились? Как я помогал приподнять ее, чтобы Лайонел обернул вокруг шеи простыню? Что она умерла до того, как взлетела? Ты правда думаешь, что я признаюсь в таком? Да тебе придется убить меня. Не пойду я в эту адскую тюрьму!

Его признание – вернее, жалкое подобие признания – на время парализовало меня. Перед глазами замелькали картины: вот моя сестренка борется за свою жизнь, а ее держат пять парней в два раза крупнее.

Я едва смог вздохнуть и открыл глаза.

– И последний вопрос, Хейден, – голос мой дрожал, я все силы тратил на то, чтобы не воткнуть лезвие прямо ему в глаз. – Ты раскаиваешься в содеянном?

– Раскаиваюсь? – рассмеялся он. – Либо она, либо я. Я выбрал себя.

Три вопроса. Мне нужно было услышать ответы на три вопроса для того, чтобы отправить задницу Хейдена прямиком в ад… но совсем не в тот, на который он рассчитывал. На этот раз обмякнет его тело.

В темных глаза заметался ужас. Он не мог пошевелиться, не мог говорить. Хейден Чарльз, наконец, познал тот же страх, который сковывал Ливи в последние секунды ее жизни: он ничего не мог поделать, ему оставалось лишь ждать приближающуюся смерть.

Я повесил его в комнате и не стал дожидаться кончины. Он заслуживал того, чтобы умереть в одиночестве. А если он сможет сбежать, то все равно задохнется: наркотики это обеспечат. Я уже видел такое прежде. И все проверил, потому что никогда не иду на дело неподготовленным.

Ноги сами понесли меня вниз по коридору, вверх по лестнице и, наконец, в душевую. Лишь когда дверь захлопнулась за моей спиной, я позволил себе опуститься на пол. Меня всего трясло: я вытянул руки, несущие смерть, и они тоже задрожали. Я посмотрел на них и почувствовал, как меня затапливает ужасом и отвращением. Меня замутило: я представил последние мгновения жизни Хейдена. Попытался подняться, держась за выложенную плиткой стену, но ноги отказывались меня слушаться. К горлу подступила тошнота. Я подался вперед, тяжело дыша, а глаза горели. Меня вывернуло прямо на пол душевой.

Убийство – не новое для меня занятие. Я и прежде убивал, но это всегда тяжело.

Чудовище успокоилось. Но пройдет всего немного времени, и оно снова вернется голодным.

Осталось лишь подождать.

Я не сразу смог выбраться из дебрей своего смятения. Лишь через несколько минут я смог поднять руки, провести ими по челюсти… Снова и снова. Я тер лицо, и вскоре оно запылало. Мне хотелось содрать с себя кожу. Я принял душ, почистил зубы и снова оделся в форму охранника, не переставая думать о своем плане.

Я предусмотрел все: где буду жить, когда покину Долор. Деньги, паспорт… и все остальное, что учитывали обыкновенные преступники, скрывающиеся от правосудия. Я уже рассказал директору о том, что после этой подработки уеду из страны и не вернусь обратно. Удостоверился в том, чтобы меня не искали. И чтобы никто не смог понять, что в смертях виноват я… Итана Скотта никто не найдет. Но я не учел, какие чувства будут обуревать меня после того, как я совершу убийство. Кто я такой? Посмел играть в Бога. Почему я чувствую угрызения совести, они ведь были больными ублюдками… почему внутри все переворачивается? Почему мне не становится лучше?

Этого я не планировал.

Я вернулся на второй этаж как раз вовремя: ужин уже почти прошел. Время текло, и никто не заметил, что Хейден Чарльз так и не появился в столовой. Я повернул за угол и нос к носу столкнулся с Зиком.

Если не считать Линча, Зик торчит в этой дыре дольше всего. Брат Томми. Зик изучал меня издалека: я чувствовал на себе его взгляд. Он пытался меня разгадать.

– Зик, – прошептал я.

Я вдруг почувствовал, что он знает, что он все разгадал… но ведь это невозможно. Я иррационально боялся того, что Зик залезет мне в голову и увидит все убийственные воспоминания. Стоило ему поймать мой взгляд, и я почувствовал себя прозрачным. Он видел меня всего – как на ладони.

– Все в порядке, друг мой?

Зик посмотрел на меня грустными глазами, выдохнул, а потом кивнул. Мальчик умел говорить, но выбрал молчание. Он молчал с тех пор, как его нашли на ступенях Долора. В его записях отмечались выборочная немота и расстройство сенсорной обработки, возникшее после тяжелой сепарационной тревожности в детстве. Говорил он только с Томми. Когда я навещал последнего в тюрьме, тот упоминал, что в детстве он служил Зику своеобразным барьером от окружающего мира. Томми всегда говорил за Зика, а когда их разлучили, то тревожность вернулась с новой силой. Томми нашел его после долгих лет поисков и отправился в Долор для того, чтобы вызволить брата. Но он его подвел.

Мы с Томми были во многом похожи. Например, оба подвели своих родственников.

И оба убивали.

Я попытался подружиться с Зиком ради Томми, но тот мало кого к себе подпускал. С ним рядом чаще всего отирались Мия и Мастерс. Никогда не понимал, что Зик в них нашел. Но что-то ведь нашел? Может, Мия успокаивала его тревожность так же, как и мое чудовище.

После ужина я остался на посту в душевой. Последние слова Хейдена все крутились в голове, и я сжал руки на поясе в попытке успокоиться. Глаза мои словно сами по себе отыскали Мию по ту сторону комнаты. Я искал успокоения. И заметил, что она будто бы поплыла. С кем она разговаривала, со своим другом Джейком? Мия часто так делала. Хотелось бы мне узнать, о чем она думает, когда вот так теряется в своей голове. Не планировала ли она чужие смерти? Была ли она такой же больной? Злобной? Как звали ее монстра?

В коридоре из динамиков раздался голос Линча, и я отвел взгляд от девушки, которая так нравилась моему чудовищу. Тело Хейдена нашли быстро, и кампус тут же закрыли. Я глянул на часы. Как вовремя.

Я думал, что самое сложное осталось позади, но это было не так. Когда я вошел в комнату Хейдена и увидел, что натворил, тошнота вернулась. Я думал, что никогда не смогу возненавидеть себя сильнее, чем в тот день, когда подвел Ливи. Я ошибался. Увидев подвешенного к потолку Хейдена, я возненавидел себя во сто крат сильнее. И ненависть эта будет неизбежно расти, потому что я еще не закончил. Я только начал.

К трем утра я наконец вернулся в свое крыло – к Мии. Мне хотелось лечь с ней рядом и остудить об нее свой гнев, свои стыд и вину. Ей это удавалось. Я вошел к ней в комнату, но Мия спала. Наконец просто спала, свободная от своих кошмаров. Мне хотелось утопиться прямо на месте. Схватить это чертово чудовище и обернуть его в успокаивающее одеяло Мии. Заставить его заснуть.

Я снял ремень и рубашку и опустился рядом с ее ледяным телом, пытаясь поделиться теплом. Мия всегда была ледяной. Она была убеждена, что родилась лишь с половиной души.

– Олли, – прошептала Мия.

Ей нужен был совсем другой человек, и это кольнуло мою гордость. Но эгоизм победил. Я тоже в ней нуждался. Я провел руками по прохладной шелковистой коже и удивился, почему меня не тошнит. Ведь эти руки убивали. Мия повернулась, проснулась и попыталась поговорить о моих тревогах. Но я не мог этого сделать. Я был сломанным человеком с ужасными намерениями. В тот момент я нуждался лишь в тишине ночи и почти голом теле Мии рядом. Мне хотелось, чтобы она притворилась, что я тоже ей нужен. Чтобы ее буря успокоила мою. Мия превращала мое чудовище в домашнего зверька. Рядом с ней он становился послушным.

Как и каждую ночь до того, Мия притянула меня к себе. Я подождал, пока она заснет. А потом провел пальцами по фигуре и хорошенько вгляделся в нее. В нее всю. Мия не возражала. Ничего не говорила об этом. В глубине души я знал, что она хочет Мастерса, но она использовала меня. Всякий раз. Вот чем мы занимались. Таковыми были наши отношения. Мы подкармливали друг друга единственным способом, который знали.

Мия уснула быстро. Ее легкое дыхание гипнотизировало меня. Я почувствовал умиротворение и провел руками по нижней части ее живота, по заднице, подтянул поближе к себе, вдохнул цветочный аромат…

Неважно, что там говорилось в ее документах. Мия была очаровательна.

Ее едва заметные вдохи обжигали мне шею. Грудь моя вздымалась, упираясь в ее.

– Ты простишь меня, Мия? – спросил я, прекрасно понимая, что однажды я либо оставлю ее, либо трахну, либо убью.

– Хмм, – протянула она в полусне.

Я больной ублюдок. Больной ублюдок и убийца.

Но у Мии было то, без чего я не мог жить. И каждую ночь я это забирал.

Не понимая, что это превращается в зависимость. Пока не стало слишком поздно.

Один

Этому миру нужны женщины с хребтами, изъеденными мужеством,

И мужчины с сердцами, исцелованными нежностью.

Оливер Мастерс

Тьма должна была победить. Победить с легкостью, потому что у нее на руках были все карты. Все возможности. Она могла утопить меня в себе. Но почему на этот раз так не случилось? Почему, даже когда прошло столько времени, я все еще хотела выбраться из мрачной черной бездны прежде, чем она поглотит меня?

Мысли об Олли продолжали дарить мне надежду. Я знала, что он там, стоит на свету и ждет меня. Я закрывала глаза и представляла нас обоих: под светом высокого солнца, бегущих по полям маков, задевающих ногами гладкие, щекочущие лепестки. Там было тепло. Там было лучше, чем в реальности.

Но то были временные небеса. Бог мог сколько угодно дразнить меня и Олли тем будущим, которое мы для себя выдумали. Жестокая пытка: подарить мне то, в чем я и не думала нуждаться, а потом забрать все это в одночасье. Как посмел он испытывать мои силы? Он разве не знал, что на этот раз я не иду к нему навстречу?

Я просто жду.

В последние два года я позволила силам извне управлять своей жизнью, своими чувствами и своей головой. Я позволила другим выбирать для себя наказание за все свои ошибки.

Спасибо, Господь, за то, что испытываешь меня. Я выучила урок. Я достаточно страдала. И все искупила.

В конце концов, даже проклятые заслуживали счастья. Последнее, что я запомнила перед тем, как отключиться, – черные грязные ботинки, свисающие сверху. А потом зрение мое размылось и отключилось. Наступила тьма.

По щеке скользнула слеза. Я открыла глаза, и меня снова поприветствовала темнота. Но я не впустила ее… только не сейчас. Мне хотелось закричать, но губы мои перехватывала липкая лента. Я не только не могла издать ни звука, мне и дышать становилось все труднее. Паника нарастала.

Воздуха не хватало. Нос жгло. Запястья и щиколотки связали вместе, и я изогнулась, взбрыкнула ногами, но только ударилась коленками об окружающие меня стены. Выхода не было. Я зажмурилась. По лицу скатилась еще одна горячая слеза. Грудь горела. Воздуха не хватало. Меня охватил страх, попытался утащить в свои бурные воды.

Итан. Это все он. Почему я раньше не смогла этого понять? Когда-то я признала, что у Итана сердце мрачного жнеца, но я месяцами позволяла этому человеку забираться ко мне в постель – даже в те ночи, когда он убивал. Не только сердце Итана могло бы принадлежать мрачному жнецу. Он сам был настоящим ангелом смерти. И я позволила ему дотрагиваться до себя, успокаивать. Подпустила слишком близко, и теперь страшно бесилась из-за этого. У меня только и получалось, что хорошо судить людей по их поведению… и насчет Итана я крупно ошибалась.

Он довел тех парней до смерти – лишил их жизней. И ему все бы сошло с рук, если бы я не застукала его. В том классе на третьем этаже он посмотрел на меня с ужасным удивлением. Его ярко-голубые глаза расширились. В моих отразился тот же ужас, а потом Итан повалил меня на землю.

– Прости, – шептал он снова и снова.

Это было последним, что я услышала перед тем, как меня накрыла тьма.

Лишь когда машина остановилась, я поняла, что мы вообще куда-то ехали. В этом темном, крошечном пространстве я бы этого никогда не осознала. Хлопнула дверь, и багажник, в который меня засунули, задрожал. Я резко перестала плакать и замерла. Ждала неизбежного.

Вот и все. Итан убьет и меня тоже.

Я никогда не боялась смерти. Вообще, это смерть боялась меня. Я годами балансировала на лезвии, не заботясь ни о чем на свете. Искушала судьбу, поднимая руки и шепча ей: «Давай, забери, если сможешь». По всему выходило, что смерть была маленькой испуганной сучкой.

Но потом в моей жизни появился Олли.

И когда он вошел в нее, не спрашивая разрешения, то сразу же стал центром моей гравитации. Поначалу любви Олли хватало на нас двоих… а потом я и сама научилась любить. Любить себя, а потом и ту, в кого превращалась. Ни Долор, ни эти ужасные подколы, ни травля не смогли у меня этого отнять.

И Итан тоже не сможет.

Если смерть – не маленькая испуганная сучка, то должна стать ею. Потому что я не сдамся просто так. Не сейчас. Ведь я борюсь не только за себя, но и за Олли, и за нашу совместную жизнь.

Багажник распахнулся, и в крошечное пространство проник порыв свежего ветра. Солнце сияло так ярко, что я тут же зажмурилась. Чуть дернула головой – дальше, дальше от солнца. А потом глаза привыкли.

– Мы на месте, – объявил Итан, но на этот раз голос его звучал блекло. Так, словно ему было все равно.

Я неохотно распахнула веки и рассмотрела Итана. Его пустые глаза смотрели на меня. Я попыталась что-то сказать, но лента мне не давала. Проклятья, угрозы, крики… все это превратилось в хмыканье на высокой частоте. На мгновение Итан отвернулся и почесал затылок. Плечи под черной футболкой напряглись. А потом он выпрямился и снова повернулся ко мне.

– Ты сама виновата, – с нажимом произнес он.

Прозвучало так, словно он пытается убедить в этом не меня, а самого себя. Итан покачал головой, рвано выдохнул, а потом две огромные ручищи вытащили меня из багажника и закинули на плечо.

Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня под коленками. Пока я боролась, смогла разглядеть, что нас окружает густой лес – зелено-коричневое полотно. Отсюда даже неба разглядеть не удалось: его закрывали предательские ветви и листья.

Деревья тянулись до самого горизонта. Никаких признаков цивилизации. Вокруг ни души, кроме нас с Итаном. Ни Долора, ни помощи… только мы вдвоем. Ангел смерти и бывшая социопатка.

Скрипнула дверца: Итан толкнул ее плечом и умудрился закрыть ногой за собой. Свет снаружи померк.

Меня снова накрыло тьмой. Застоявшийся воздух пах плесенью и пустотой. Все стены покрывали деревянные дощечки. Итан повернулся, чтобы запереть дверь на замок, и я смогла разглядеть убранство комнаты. Довольно маленькой. Кухня с крошечным окном над раковиной у задней стены. Рядом – дверь. Еще один способ сбежать. Справа от меня пыльный диван в цветочек упирался в деревянную стену: он стоял напротив главного входа. Времени не хватило – Итан вдруг повернулся и молча прошел по скрипящим половицам. Мы подошли к другому дверному проходу и спустились по лестнице.

Бороться было бесполезно. По крайней мере до тех пор, пока не смогу избавиться от связывающих меня пут. Руки и ноги стянули так крепко, что заболела кожа. Любое движение – и стяжки впивались еще сильнее. Нужно поберечь силы. Итан сделал шаг с последней ступеньки и уронил меня на пружинный матрас: я ударилась о него спиной, а затем подпрыгнула.

Итан заметался по комнате, запустив пальцы в волосы. Я молча за ним наблюдала. Пространство крошечное. Никакой мебели, кроме матраса, на котором я лежала. Взгляд скользнул мимо Итана – на окно. Пространство между нами разрезали солнечные лучи: пылинки танцевали в воздухе, будто бы легчайшие снежинки. Окно было высоко – не достать.

– Почему, Джетт? – Итан повернулся ко мне и вскинул руки, прищурившись. Щеки его покраснели от ярости. – Тебя в моих планах не было! – прокричал он и яростно затрясся.

По щеке его скатилась слеза, и он залез на меня. Итан отодрал от моего рта клейкую ленту, и я закричала.

Пусть меня кто-нибудь услышит. Пусть мою мольбу пронесут по Великобритании деревья, пока она, наконец, не достигнет ушей Олли.

Итан сжал мою челюсть одной рукой, лицо его вдруг оказалось в дюйме от моего.

– Я не хочу тебе навредить, – каждое слово сочилось отчаянием, в глаза плескалось сожаление. – Прошу, не заставляй меня причинять тебе боль. Если кто и сможет меня понять, так это ты. Ты просто обязана понять.

Итан держал меня, умоляюще глядя вниз… а потом несмело разжал пальцы. Вот она, возможность! Я махнула головой вперед и врезалась лбом в его лоб. Резкая боль тут же пронзила меня, и я откинулась назад. В ушах зазвенело. Итан тихо выругался, а потом схватил меня за плечи. Поднялся. Прижал к матрасу.

– Отпусти меня! – закричала я.

В горле пересохло. Его саднило, и крик мой вскоре превратился в слезный шепот.

– Прошу тебя, Итан. Я ничего не видела… я ничего никому не расскажу! Просто отпусти меня!

Я говорила правду. Я ничего и никому не расскажу. Он может выпустить меня отсюда, и я забуду обо всем, что случилось. Такова уж моя природа. Неважно, хочу я забывать или нет, мозг мой частенько избавляется от тех моментов, с которыми не может справиться.

На какую-то долю секунды я подумала, что Итан в самом деле меня отпустит. Но потом лицо его скривилось, словно он вдруг что-то понял. Сожаление в его взгляде как по щелчку сменилось яростью.

– И куда ты пойдешь? Поползешь обратно к Мастерсу? Ты в самом деле думаешь, что Мастерс или Линч просто так забудут о твоем внезапном исчезновении и не станут изводить вопросами? Я не идиот, Джетт. Я не могу рисковать… и я еще не закончил.

– С чем? Разве ты не достаточно уже натворил?

За последние семь месяцев четверо парней покончили жизни самоубийством. Я видела только Лайонела, но не надо быть гением, чтобы сложить два и два. Итан убил всех четвертых. И если он способен на такое, то… что еще может сотворить Итан Скотт?

– Еще нет, – прошептал Итан. – Я не закончил то, что начал.

– Ты – больной сукин сын! – прокричала я и плюнула ему в лицо.

Итан прикрыл глаза и стер слюну тыльной стороной руки. Потом он посмотрел на меня, и в его черных зрачках я увидела спокойствие. Спокойствие, которое мне совсем не понравилось. Он ринулся вперед и снова залепил мне рот клейкой лентой.

– Ты просто должна понять. Я не хочу причинять тебе вред, – Итан прижался лбом к моему – я чувствовала, как стучит моя кровь. – Прошу, не заставляй меня этого делать.

Шепот его звучал почти скорбно. Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на него.

– Веди себя хорошо, Джетт, – мягко произнес Итан. – Веди себя хорошо, и когда придет время, я отпущу тебя. А пока… тебе нужно остыть.

Он поцеловал мою ноющую голову и поднялся. А затем оставил меня одну.

Время летело. Солнце умерло, за окошком проплыла луна – и пропала. Надо мной стучали по деревянным доскам тяжелые ботинки: Итан продолжал бродить туда-сюда по крошечному домику часами. С каждым его шагом половицы скрипели, и с потолка на меня сыпалась кружащаяся в лунном свете пыль. Рано или поздно он спустится сюда. И лучше уж рано. Мне ужасно хотелось в туалет – я ведь всего лишь человек. И не должна об этом забывать.

Я поднялась, опершись спиной о стену, и заставила себя открыть глаза. Веки не слушались меня, их будто кто-то намеренно тянул к земле. Стоило мне задремать, как я тут же вскакивала и мотала головой. За окном хищные деревья качались под яростными порывами ветра, их ветки – словно призраки. Меня преследовали собственные слова: «Мы никогда не выйдем из леса». Как иронично. Я усмехнулась.

Но я ошибалась и прежде… я ведь пессимистичная трусиха. Мой стакан наполовину пуст. А в этом мире не осталось места для пессимизма.

Я выберусь из этого леса, даже если мне придется лично срубить каждое дерево.

Ботинки Итана застучали по лестнице, и я резко вскинула голову. Меня накрыло волной гнева и адреналина, я проснулась окончательно. Дверь открылась, и мой мучитель появился на пороге – все еще в черной футболке и черных джинсах. В темноте рыжие волосы тоже казались почти черными, а голубые глаза сияли, словно отражение луны в океане. С каждым его шагом мне хотелось сильнее вжаться в стену. Слиться с ней в единое целое. Но я держалась. Подняла подбородок и посмотрела прямо в глаза Итану. Пусть знает, что я убью его, как только мне представится такой шанс. От этого молчаливого обещания ему не скрыться.

Возвышавшийся надо мной Итан выглядел измотанным. Он запустил пальцы в карман и достал оттуда складной нож. Махнул рукой и раскрыл лезвие. Я дернулась, но замотала головой и забормотала что-то сквозь ленту.

– Расслабься, – прорычал Итан и положил одну руку на мои щиколотки, чтобы разрезать путы. – Можешь сходить в туалет. И я тебя покормлю.

Запястья остались связанными. Клейкую ленту Итан тоже не убрал. Он повел меня вверх по складной лестнице. Сюда доносился запах сладких помидоров, и я медленно поднималась – после того, как я долго сидела связанной, двигаться было тяжело.

Слишком глупо даже думать о побеге. Я ведь не смогу открыть дверь со связанными за спиной руками. Какое-то время мне придется подчиняться Итану. Придется вернуть его доверие… и держать ухо востро. Пока не подвернется идеальное время.

Домик ничуть не изменился. В кухне на газовой плите стояла небольшая кастрюлька. Я огляделась и заметила, что другой спальни тут нет. И коридора тоже, и лестницы наверх. Это все. Единственная спальня в этой лесной хижине – та, в которой меня заперли.

– Пойдешь? – спросил Итан, открыв дверь в ванную комнату.

Я перевела взгляд с него на крошечную ванную. Шкафчика нет – только раковина, ванна и унитаз. По дыркам в бетонной стене можно было понять, что когда-то над раковиной висело зеркало, но его сняли. Итан его снял. Умно.

Мне нужно было облегчиться, но я не хотела этого делать перед ним. С другой стороны, кто знает, когда меня выведут вот так в следующий раз? Я опустила голову, и Итан положил руку мне на плечо и подтолкнул в нужном направлении.

– Я хочу тебе верить, правда, – объяснил Итан, задрав мою черную худи с надписью «Поэтично» и принявшись расстегивать пуговицы на джинсах. – Но я не могу рисковать.

Я подняла взгляд в потолок. Итан спустил мне штаны и нижнее белье и усадил на унитаз.

А потом он вышел из комнаты и закрыл дверь. И я зарыдала. Намочила ленту, которая закрывала рот, и она чуть отошла. Я сидела на холодном сиденье, вдыхая воздух, чтобы как следует наполнить легкие. Облегчилась я в рекордные сроки. Надышаться никак не могла… и в горле стало еще суше.

Над головкой душа виднелось крошечное круглое окно, но открыть его я не могла… если только разбить. Вот и второй маршрут для побега. Но двери – куда надежнее.

Итан вернулся меньше чем через минуту.

– Ну что, все? – спросил он так, словно разговаривал с трехлеткой.

Он схватил рулон туалетной бумаги откуда-то позади меня, присел на корточки и обмотал свою руку в несколько слоев.

– Я о тебе позабочусь, Джетт.

– Я тебя ненавижу, – прошипела я почти шепотом и зажмурилась, когда его рука оказалась у меня между ног.

Я не открыла глаз, пока не услышала звуки смыва.

– Зачем ты все это делаешь?

Итан не ответил. Он поднял меня, и теперь я стояла между его согнутых коленей. Сначала он надел на меня трусы, а потом джинсы. В глаза он мне смотреть не мог. Больше нет. Вместо этого взгляд неотрывно следил за тем, как его собственные пальцы скользили по моим ногам.

Между жилым помещением и кухней расположились маленький деревянный стол и два стула. Итан отодвинул один стул и усадил меня на него, а потом снова связал. Он повернулся к плите и выключил газ.

– И каковы же ваши планы, офицер Скотт? – начала было я, намеренно выразившись так, словно мы почти незнакомы. – Хочешь держать меня здесь до конца жизни, как собственную зверушку? Как уж ты там меня называл?

Я склонилась над столом, дернув руками, чтобы Итан на меня посмотрел.

– Ах, точно! – рассмеялась я. – Я – буря. А ты ведь уже должен уметь их приручать.

Итан опустил голову. Мышцы на его руках напряглись.

– Я выберусь отсюда, – продолжила я. – Пусть не сегодня и даже не завтра. Но настанет момент, когда ты не уследишь за мной. И я сбегу… а ты ведь достаточно знаешь о моем прошлом, Итан. Если до этого дойдет, я тебя убью. Разобью твою хорошенькую рыжую голову и даже глазом не моргну. И продолжу жить, не чувствуя ни грамма сожаления. Но ты? Ты увешан сожалениями… и не хочешь добавлять к этой ноше еще кого-нибудь. И представить не могу, что ты испытаешь, если все-таки причинишь мне боль.

Из горла его вырвался рык, и Итан с силой ударил по шкафчику. Я знала, что он отреагирует. Этого и добивалась. И потому угрожающе ухмыльнулась. Все сказанное – ложь лишь наполовину. Правда в том, что эмпатия мне все же знакома. Пусть и не очень хорошо.

Итан чуть ли не бросился на меня, намотал волосы на кулак и отдернул мою голову назад. Грудь его заходила ходуном.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Джетт?

Несмотря на то, что, казалось, с меня сейчас снимут скальп, я закусила губу и прищурилась, чтобы ответить ему.

– Ты забываешься. Мы с тобой? Мы совсем не одинаковые, – Итан отпустил меня и вернулся к готовке.

Я задерживала дыхание, а теперь рвано вдохнула.

– Не стоит меня недооценивать.

Ужинали мы в тишине.

Итан кормил меня с ложечки томатным супом, который разогрел прямо в банке. Я могла отказаться от еды, но мне нужны были силы, чтобы выбраться отсюда. А есть его еду – единственный способ заботиться о своем здоровье в этой дыре. И планировать побег.

Когда томатный суп закончился, Итан оставил меня за столом и вернулся к кухонным шкафчикам. Он помыл все ложки, лопаточку и блюдо, вытер их и расставил по местам. Протер все горизонтальные поверхности, включая стол, а также газовую плиту. В третий раз помыл и обтер руки.

Я никогда не замечала, чтобы Итан так сильно заботился о чистоте. Был настолько дотошным. Но, опять же, оказалось, что я вообще почти не знала его.

Когда Итан закончил вычищать кухонный уголок, он схватил меня за руку и приподнял со стула. Я шла впереди него: спустилась по лестнице обратно в спальню. Мои щиколотки снова связали. А потом я осталась одна.

Шли часы, ночь становилась все холоднее. Все жестче.

Без Олли в сердце моем жил декабрь. Прямо посреди весны.

По щеке скатилась теплая слеза – и я ее поприветствовала.

В какой-то момент я, должно быть, заснула. Потому что, когда пришла в себя в следующий раз, рядом со мной лежал Итан: он приложил к моему лбу мокрую тряпку и что-то тихонько напевал. Я дрожала – на мне было только худи, – но я не стану полагаться на Итана, как делала прежде. Итан мог согреть меня. Но я предпочту замерзнуть.

Два

Внутри моего сердца есть запертая шкатулка. Она до краев заполнена воспоминаниями о твоей улыбке, нежном аромате, случайных прикосновениях; Все это – мое. Все то, что я так люблю. Драгоценности твоих веснушек. Звук твоего смеха, Твоя походка, твой искренний взгляд. Я переживаю их вновь, когда захочу. Мое сердце – шкатулка, полная тебя.

Оливер Мастерс

– Мужик, я за тебя волнуюсь. Они ее обязательно найдут. Просто приезжай домой, – бормотал Трэвис из подаренного им мобильника уже, кажется, в сотый раз.

Мобильник, говорили, пригодится мне по работе.

Не нужен мне был никакой телефон.

Мне нужна только Мия, а не ее чертова полароидная фотка, которую я сжимал в дрожащих руках.

Первое фото нас вдвоем.

Она. Мне нужна была она… вся она.

– Я в порядке, – соврал я. – Позвоню тебе утром, сообщу, если что-то узнаю.

Еще одна ложь. И я даже не мог злобно хлопнуть телефоном – со смартфонами это так не работало. Даже некуда негодование выплеснуть! Так что я прижал палец к красной кнопке сильнее, чем стоило, а потом кинул телефон на кровать в комнате мотеля.

Я не хочу заходить в наш дом без нее. Я ведь представлял тот день, когда мы вместе переступим порог нашего дома, так часто… если я зайду туда один, это будет совсем не то же самое.

Усидеть на месте тоже не получалось: я вытаптывал невидимые дорожки по ковру мотеля. Снаружи ждала машина, которую я взял напрокат. Я терял драгоценные секунды, не отправившись на поиск сразу же… уже почти полночь, но я залез в худи, схватил со столика ключи и вышел из комнаты. Я не знал, куда поеду. Понятия не имею, где она может быть.

Нарезать круги на машине просто так – бессмысленно. Но я не мог перестать думать обо всех мельчайших деталях, которые привели меня сюда: об улыбке Мии после того, как она проснулась. О том, как она сказала, что готова целую жизнь просыпаться вот так и пить кофе в постели. Мы занялись любовью… потому что она не могла говорить о чем-то другом… ком-то другом. Мия не имела привычки врать. Пусть иногда ее разум играл с ней злые шутки, но глаза и сердце ее были честны. Она обещала встретиться со мной. Она бы меня не бросила. Что-то случилось. И когда она не появилась в назначенном месте, я часами проверял все комнаты, оббежал все этажи, поговорил с Джейком, с Тайлером, опросил всех чертовых людей в Долоре. Линч занимался делом о самоубийстве в школьном кабинете, и какая-то часть меня верила, что исчезновение Мии было с этим связано. Она ведь пропала в тот же день не просто так.

Прошло пятнадцать часов с тех пор, как я видел ее в последний раз. И десять с тех пор, как ее видел хоть кто-нибудь.

Куда ты исчезла, любовь моя? Где ты?

Я проехал по всем соседним от Гилдфорда городам, а потом остановился у обочины. Вот я сижу за рулем автомобиля, а вот уже стою на мокром асфальте, не в силах сделать вдох. Мимо в темноте проносились световые следы фар – люди пытались добраться до дома. Но без Мии я был потерян. Она была моим единственным домом. Из проносящихся мимо машин люди не смогли бы понять, что я задыхаюсь. Я стукнул по шине, а потом практически упал на землю, опершись спиной о мокрую тачку.

– Я не знаю, что делать. Скажи мне, что делать! – прокричал я в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.

Зика здесь тоже не было. А он ведь помог бы мне собраться.

Прошло минут пять, и я вдруг понял, что если буду сидеть здесь, под холодным дождем, то найти Мию мне это не поможет. Еще раньше я понял, что один не справлюсь.

Забравшись в машину, я набрал Джинкса, охранника из Долора, который за два года стал моим хорошим приятелем. Он ответил на третьем звоне: на фоне играла музыка, говорили какие-то люди.

– Кто это?

– Мастерс. Не сможешь кое-что для меня сделать?

– Ого, Оливер Мастерс! Не знал, что так скоро услышу твой голос!

– Мне нужен адрес Линча.

Времени на разговоры о погоде не было. В Долоре он помог мне перевернуть здание вверх дном, а потом мы обменялись номерами. Как люди вообще умудряются просто жить дальше, когда Мия пропала? Почему Джинкс сейчас на чертовой вечеринке? В такое-то время?

– Да, лады. Однажды приезжал к нему, привозил кое-что. Фокседен двор, это недалеко от Чертси. Квартира 8. Не говори ему, что это я…

Я сбросил звонок и повернул руль. И тут же вписался в первый поворот налево на мокрой улице.

Через десять минут я припарковался у красного кирпичного здания и поставил тачку на ручник. Дождь нещадно меня поливал – я распахнул дверь и взбежал вверх по лестнице. Я дрожал: то ли от холода, то ли от нетерпения, то ли от ярости… отличить одно от другого я уже не мог. Я забарабанил кулаком по двери квартиры Линча и наверняка разбудил все здание.

Линч открыл дверь: на пороге он появился в пижаме в клеточку, с бейсбольной битой в руках.

– Оливер, – прорычал он сквозь зубы. – Это был долгий день. У меня нет на это сил… как ты вообще меня нашел?

– Твоя дочь, блин, пропала! – я прошел мимо Линча прямо в его квартирку.

Она была маленькой и минималистичной. Я обернулся – Линч поставил биту у косяка и провел руками по лицу.

– Просыпайся, Линч. Я не уйду, пока не получу ответов.

– Ты не имеешь права вот так вламываться ко мне в дом, тем более в такой час, – пробормотал он и прошел на небольшую кухоньку, включив кофемашину. – Мне стоит позвонить в полицию.

Но действия его шли вразрез со словами. Глубоко внутри Линч тоже беспокоился о Мии. Он не позвонит в полицию и не сдаст меня, потому что я – единственный, кому тоже не плевать на его дочь.

– Давай! Звони им! – я вскинул руки.

Я уже звонил им, и они мне не помогли. Но если им позвонит директор исправительного заведения, может, они передумают и займутся делом пропавшей девчонки.

Линч насыпал в чайничек кофе, что-то неразборчиво бормоча себе по нос и совсем не обращая внимания на то, как я взвинчен.

– Я поговорил с Брюсом. Мия частенько сбегала, особенно когда дела принимали сложный оборот. Сбежать в день выпуска – вполне характерный для нее поступок. Я бы не удивился, если бы она уже пристроилась под крылом какого-то другого парнишки, сбежала с ним, и теперь они где-то милуются, – Линч вздохнул и потер проступающую лысину. – Не стоит так себя накручивать.

Трэвис высказал мне то же самое, но я ведь знал Мию.

– Если бы ты решил получше узнать свою дочь, то понял бы, что она изменилась.

Мия ведь умна. Она не станет сдаваться так просто, не станет убегать при первой же подвернувшейся возможности. Не станет предавать меня… или себя. Не после всего того, что ей пришлось пережить. Через неделю у нее в Штатах суд. Если она на него не придет, то куда они пошлют ее в следующий раз?

Линч достал из шкафчика кружку и повернулся ко мне.

– Я знал ее мать, а та сбежала в Пенсильванию, даже слова ни сказав. Яблоко от яблони и все такое. Мия такая же. Пусть у нее мои глаза, но все остальное у нее от матери.

Мия никогда о ней не говорила, но это ничего не меняло.

– Ты ошибаешься на ее счет.

Я поднялся и оперся локтем на кухонный стол.

– Что-то случилось. Я никак не могу понять, что именно, но что-то произошло в твоей школе. Я чувствую ее. Не могу это объяснить, но я знаю, что Мия попала в беду.

– Оливер, ты неважно выглядишь. Должно быть, очень устал.

Ах, этот козлина решил отвлечь меня!

Я сжал челюсти.

– Я в порядке, – выдавил я.

Кофемашина запикала, и Линч отвернулся от меня.

– Послушай моего совета и поезжай домой. Она объявится. Брюс сказал, что позвонит, если что-то о ней услышит. А пока я ничего не могу сделать.

– Так что, это все? Никакого заявления о пропавшем человеке? Даже властей не оповестишь?

Линч рассмеялся и налил себе кофе, а потом насыпал в чашку сахар. Его ничего не беспокоило, и это поведение бесило меня до жути.

Он поднес чашку ко рту и сказал:

– Ты в самом деле веришь, что кто-то мог похитить Мию? Мию? С ее-то историей? Власти в такое время суток не станут объявлять о пропаже. Иди домой, Оливер. Если через неделю она не объявится, я пойду в полицию. А пока… продолжай жить свою жизнь. Уверен, она в порядке. Тебе есть куда пойти?

Сердце мое разрывалось от беспокойства… и от того, как мало окружающие люди беспокоились о Мие. Почему они не видели, что мир становился темнее, если ее не было рядом?

Я отвел взгляд – не могу смотреть в глаза человеку, который создал Мию. Он подарил ей жизнь, а я не могу смотреть на него ни с чем, кроме гнева.

– Итан Скотт. Где он?

– Должно быть, дома, спит. И тебе стоит заняться тем же.

Узнать адрес Итана от Линча будет нелегко. Джинкс бы мне сразу все выдал… если бы только знал.

Я объехал Гилдфорд, пронесся мимо Долора и к трем утра снова припарковался у мотеля. Мысли путались. Я уже начал думать, что во всем этом виноват мой брат. Как-то он был с этим связан – это ведь так на него похоже.

Как только машина остановилась, я схватил мобильник и погуглил приемные часы в тюрьме. Глаза закрывались: крошечный текст на экране почти плясал. Прошение о посещении за восемь дней до встречи с заключенным. Это слишком долго, но я все равно позвонил в тюрьму Хай Даун и запросил встречу с Оскаром. Трубку никто не взял, и я отметил, что стоит перезвонить часов в девять утра.

Я никогда не планировал снова встречаться с Оскаром, хотел оставить его в прошлом. Пусть там и гниет. Но Оскар всегда находил способы вернуться в мою жизнь, снова и снова. Может, это он подговорил парочку ребят похитить Мию – в обмен на меня. Ему кое-что было от меня нужно, и прежде я бы никогда этого не отдал. Но когда дело касалось Мии… пусть забирает все. Я отдам все за ее свободу, даже свою жизнь.

Телефон зазвенел, и я тут же ответил: сердце подскочило к горлу.

– Нашел его? – громкий голос Джинкса перекрывал биты басов на фоне.

– Да, но ничего не добился, – я сидел в машине и смотрел на дверь комнаты мотеля.

Уснуть я не смогу. Только зря время потеряю.

– Ты знаешь, где живет Итан Скотт?

– Не-а, – пробормотал он, и где-то рядом с ним закричала девушка; в ушах зазвенело. – Мы со Скоттом не общаемся.

– Как это вы не общаетесь со Скоттом? – я попытался сбросить с себя усталость. – Где ты?

– Я пошлю тебе адрес, можем встретиться. И я расскажу тебе все, что тебе нужно знать.

Джинкс прислал мне адрес. Я добрался туда минут за двадцать и припарковался у ворот. Выбрался из машины и оперся на нее, скрестив руки на груди. Орала музыка. Из дома валили люди. Идеально ухоженную лужайку усеивали красные стаканчики и чайные свечи. Люди веселились, смеялись и хорошо проводили время: они-то ни о чем не волновались. А я? Голову кружило. Чем дольше я морозил здесь жопу, ожидая Джинкса, тем сильнее меня сдавливали цепкие лапы паники. Не стоило сюда приезжать, но отчаяние притащило меня за собой. Если у Джинкса есть какая-то информация про Скотта, мне стоит об этом узнать… может, это приведет меня к Мии.

Джинкс заметил меня и пьяно, лениво улыбнулся. В его золотых зубах сверкнуло отражение лампочки. Он подошел ко мне от дверного проема – под локоть его держала девушка. По сравнению с ним она казалась совсем крошечной. Мне стало не по себе от ее красной, чуть смазанной губной помады и зажатой в пепельных пальцах сигареты. Я вспомнил о том, о чем так сильно хотел забыть.

Окно закрывалось не до конца: сквозь щель проникает холод. Снаружи темно, и городской шум превращает все в ночной мюзикл. Вместе с прохладой сквозь окно просачивается колыбельная. Она звучит поверх посапывания О. Это он обычно спит с мамой на кровати. Вот только мама еще не пришла.

Переворачиваю страницу в книге – ее дала мне леди в библиотеке. У нее были добрые карие глаза. Она сказала, что я должен выбрать что-нибудь из детской секции, но те книжки скучные. Те, что я держал в руках, были толстые и обещали «темы, которые не дадут заскучать разуму и изменят ваше сердце, а затем вы измените мир». Мне хотелось чего-то подобного, и я прочел обе за неделю. Леди сказала, что я могу выбрать одну и потом вернуться за еще одной, но только после того, как верну самую первую – в том же состоянии, в котором забрал. Она мне не доверяла, но я не могу ее в этом винить. Я бы тоже не доверял ребенку с такой историей. Доверие нужно заслужить.

Я ей докажу.

Я отвожу взгляд от страницы и смотрю на часы в кухне – те, что с большими ярко-желтыми цифрами. Четыре утра, и мама вот-вот должна вернуться домой. Иногда она опаздывает. Иногда приходит рано.

Я возвращаюсь к чтению и сажусь под подоконник – там мне разрешено спать. Мне нравится это место, потому что на лавке лежит маленькая подушка, и тут удобнее, чем на полу. Иногда, когда мне становится особенно холодно, я накрываюсь занавеской. Она достаточно длинная.

Шумит замок, и мама смеется, а сердце мое замирает. Она вернулась. Мужчина бормочет ей что-то через порог. Прощается. Мама кидает ключи на столик и закрывает за собой дверь.

На ней топ, который открывает живот, и мини-юбка. Маме, должно быть, холодно, и мне становится грустно. Но я не хочу ее тревожить: она стаскивает туфли с каблуками и чуть ли не падает, направляясь ко мне. В красных губах зажата сигарета. Она убирает ее и выдыхает дым, а потом наклоняется, чтобы поцеловать меня.

– Ты чересчур волнуешься, – напоминает она мне, когда понимает, что я все еще не сплю.

Я касаюсь теплой кожи на ее животе – там видны ее шрамы, и мама бьет меня по рукам.

– Нравится, что ты со мной сделал?

– Они просто другие. Уникальные.

Она называет их растяжками, и это моя вина. Говорит, что Оскар подарил ей красоту, а я ее забрал. Но я возражаю: мама красивая. И растяжки красивые, хотя она с этим и не соглашается. Растяжки – как строчки в книжке. Каждое предложение рассказывает новую историю. И если я их создал… то на ее коже написано доказательство моего существования. Но она его ненавидит.

– Нет, Оливер. Они уродливые. Ты меня совсем испортил. Я бы больше зарабатывала, если бы не рожала тебя.

Это должно причинить мне боль… но мне не больно. Больше нет. Когда мама сказала об этом впервые, это ранило меня, но потом я понял, что мама сама испытывает боль и таким образом пытается от нее избавиться. Я просто рад, что она пришла домой. Вспоминаю номер страницы, на которой остановился, и закрываю книгу. Кладу под голову вместо подушки. Мама тушит сигарету в пепельнице на полу, а потом падает рядом с Оскаром и обнимает его руками и ногами. Греется.

– Ты приехал! – возвестил Джинкс, хлопнув меня по плечу и вытащив из омута воспоминаний.

Я дернулся, и он скривился.

– Давай внутрь. С ребятами познакомишься.

Нас окружали смех и разговоры. Голова плыла, ладони потели. Давненько я не бывал в толпе такого размера. Паника усилилась, и я не мог сосредоточиться. Орал какой-то рэп, прежде я этой песни не слышал. Радость толпы прокатывалась по мне волной, грозясь смыть границы.

– Я не останусь.

– Ты в порядке?

– Да. Я в порядке.

Джинкс улыбнулся, обнажая редкие зубы. Мой мозг бился о стенки черепа.

– Налей чего-нибудь моему приятелю! – попросил Джинкс у девушки.

Она кивнула и повернулась, чтобы пойти обратно в дом.

– Это твоя девушка? – спросил я, подавшись назад, к машине, удерживая себя ногой.

Вокруг слишком много хаоса, тревожность внутри меня усилилась. Никакого контроля… Мне ведь пришлось просто болтать.

– Лесли? Лайла, Лея или типа того… нет, я ее здесь встретил. – Джинкс достал сигареты и сжал их в руке; улыбка его не добралась до глаз. – А ты ищешь, кого бы трахнуть?

Я бросил на него мрачный взгляд. Не стану я тратить силы и отвечать на такой возмутительный вопрос. А потом я посмотрел в толпу. Между нами вился дым, и Джинкс продолжил говорить о том, что не имело никакого отношения к Мие или Скотту.

Но я не мог ни на чем сосредоточиться. На нас смотрела куча народа: они судили нас, что-то планировали или восхищались, кто знает. На меня смотрело слишком много глаз. Шум нарастал. Давил.

– Оливер, – Джинкс вытащил меня из этого состояния, и я посмотрел на девушку, чье имя начиналось на букву Л.

Она протягивала мне стаканчик дешевой водки со льдом. Горло обожгло – я выпил все одним большим глотком в надежде избавиться от окружающего меня шума. Поставив пластиковый стакан на капот, я посмотрел на Джинкса – тот довольно заулыбался.

– Ты как? – снова спросил он, и я рефлекторно кивнул.

– Пойдем внутрь. И я все расскажу тебе про Скотта.

После двух стаканов я узнал, что Скотт держался особняком и не подружился ни с кем из охранников в Долоре. Алкоголь чуть успокоил нервы, я оказался словно в трансе. Вокруг танцевали люди, и все сливалось в расплывчатое пятно. Заиграла новая песня, о которой я никогда не слышал. Смех и приглушенные голоса звучали отовсюду. Девушка с именем на букву Л оказалась вдруг рядом со мной. Они с Джинксом подавали мне напитки и информацию. Вот только все это было бесполезно.

Все, что он сообщил про Скотта, я уже так или иначе знал.

Скотт был тихоней. Аккуратным и себе на уме. Ему нравилась только Мия.

– Я никогда не слышал, чтоб хоть один человек разговаривал с Линчем так, как говорил он, – Джинкс подался вперед и щелкнул сигаретой, уронив пепел в стоявший между нами стаканчик. – Скотту было плевать, понимаешь? Вел себя так, словно Линчу повезло, что он вообще там работает. И Линч даже не возражал. Так чудно было, ну и нас всех бесило. Вся эта ситуация попахивает, знаешь ли.

– То есть у тебя на него ничего нет, – пробормотал я и поднес стакан к губам.

Я опустился на диван, вытянул ноги, притоптывая пяткой об пол.

– Ну, завтра я могу попробовать отыскать для тебя его адрес. Смена начинается в час, но это рискованно. Я из-за тебя могу много чего лишиться.

– Я о тебе позабочусь, – пообещал я, ни капли не соврав.

Обычно я стараюсь не ставить других людей на линию огня, но ради Мии? Ради Мии я готов на все.

Джинкс поднялся и сжал мое плечо.

– Я знаю, что ты так и сделаешь. Ты меня не подводил.

С каждым глотком становилось все сложнее держаться. Я сжал зубы, а вместе с ними и пластиковый стаканчик. Меня окружали улыбки, трущиеся друг о дружку пары. Глаза горели: я вспоминал Мию. Все сильнее понимал, как далеко мы друг от друга.

– Джинкс говорит, ты писатель? – спросила Л, положив руку мне на бедро.

От нее пахло водкой. Я поднялся на ноги и посмотрел туда, где всего пару мгновений назад сидел Джинкс.

– Он ушел, – добавила она, схватив меня за руку и потянув назад.

– Куда?

Комната закружилась. Пот, биты и смех добрались до моего бесполезного, несчастного мозга. Голову повело, и я снова оказался на диване. Уронил голову на руки.

– Пойдем, я тебя к нему отведу, – девушка с именем на букву Л подняла меня с дивана и повела дальше по коридору.

Мы протискивались мимо потных тел. На меня проливали напитки. Наконец мы прошли сквозь дверь. В комнате было светло, и мне хотелось только положить куда-нибудь голову, чтобы мир перестал кружиться.

В последний раз я пил на Новый год вместе с Мией, так что переносимость алкоголя снизилась.

– Да ты весь мокрый, – захихикала она, проведя руками по моей груди.

Мы сидели в крошечной комнате, которая отделяла кухню от другой двери. Куда она вела? От прикосновений девушки меня затошнило. Я схватил ее за запястье и оттолкнул. У нее были светлые волосы, но у корней они отливали коричневым. Черные глаза смотрели на меня из-под ресниц – девушка держала меня за бедра, прислонив к стене. Она так сильно напоминала мне мать… хотелось свернуться в клубок и подождать, пока она исчезнет.

– Мне нужно идти. Передай Джинксу, что я ушел, хорошо?

Черные глаза за водопадом светлых волос излучали фальшивую невинность. Она вдруг оказалась слишком близко. Воздух между нами сгустился. Я положил руки ей на плечи и попытался оттолкнуть, но девушка с именем на букву Л была слишком пьяна, чтобы это заметить.

– Все в порядке. Мы здесь одни, – горячее дыхание Л обожгло мне кожу.

Слова словно сиропом лились с ее липких красных губ. Она сжала мой бицепс, и я тут же дернулся. Подальше от нее.

Не упал я только благодаря стене позади. Все словно окутало туманом. В черной дыре время движется иначе.

– Мне нужно на воздух… на воздух. Мне нужно найти Мию.

– Она твоя подружка? – спросила Л, и я резко обернулся на звук.

Про Мию говорил кто-то, кроме голоса внутри моей головы.

Она – моя любовь.

Почему она со мной не встретилась? Мы ведь обещали. Черт, мы ведь обещали друг другу! И не один раз.

– Я больше ее не чувствую, – я провел рукой по груди.

Алкоголь отравлял меня… и сердце, и разум.

– Почему я ее не чувствую? Что-то не так. Мне как-то нехорошо.

Я ударился о стену спиной и сполз вниз, но две руки схватили меня за бедра и удержали.

– Оливер, – имя проскользнуло в пространство между нами. – Ты в порядке?

– Да, я в порядке! В порядке! – я пролетел мимо девушки, проскочил через еще одну дверь в гараж, а потом оказался у дома. Ударил кулаком по штукатурке, содрал кожу. Повернулся и сполз по шершавой поверхности до самого пола. Кровь в кулаке стучала и лилась наружу. Я опьянел от отчаяния и застрял посреди ничего.

Сунул руки в карман, чтобы отыскать мобильник.

Позвонил Трэвису. Он взял трубку после одного звонка. Пальцы мои отыскали переносицу.

– Я не в порядке, Трэв, – наконец признался я, прижав ладонь ко лбу.

Плечи мои затряслись – я чувствовал ими стену дома.

– Я, черт подери, не в порядке. Я в таком раздрае сейчас.

– Где ты?

– Она ушла, чувак. Исчезла, блин, – я зажмурился, мир кружился. – Что, если она меня бросила? Что, если не хочет, чтобы я ее нашел? Я не знаю, что делать. Не знаю.

Я превратился в чертову пьяную развалину.

– Мне нужно верить в то, что что-то произошло, что она бы не оставила меня просто так. Не отвернулась бы от меня, от нас…

– Ну все. Я сейчас за тобой приеду.

Три

Не обманывайся ее спокойствием – она опасна. Медная кожа вокруг взрыва; кости ее заточены ножами. Молчалива, но роется в голове. Дрожь в позвоночнике. Ты можешь принять ее за сирену, Но она – жуткая черная ночь, готовая сожрать тебя целиком.

Оливер Мастерс

Я насчитала три рассвета и три луны, а потом дни начали сливаться друг с другом. Каждый день походил на предыдущий: Итан кормил меня три раза в сутки, а потом купал и спасал от кошмаров посреди ночи. В остальное время я лежала в этой комнате на матрасе. Долор подготовил меня к заключению. Итан не прислушивался к голосу разума.

Иногда по несколько часов в день сверху доносились звуки: Итан разговаривал по телефону. Порой в домике царила тишина. Итан почти не уходил, а когда все-таки исчезал, то совсем ненадолго. Клейкую ленту он снимал лишь тогда, когда кормил меня. Стяжки ослаблял, когда отпускал в туалет.

Я не боролась с ним. Не говорила ни слова даже тогда, когда клейкая лента больше мне не мешалась.

Придет время, и он ошибется. Начнет доверять мне. С каждым днем он и так доверял мне все больше и больше, это заметно. Но я все же не воспользовалась возможностью сбежать. Проходили дни, и я все больше проваливалась в состояние тумана и паралича. С каждой секундой, что я проводила в этом домике, прошлое казалось сном. Я начала путаться в том, что было правдой, а что – только вероятностью.

Ничего этого на самом деле не было. Олли никогда не существовало.

Я все придумала.

Потому что если он существует, то почему не пришел за мной? Он пришел бы, если бы существовал, но он этого не сделал. Так я и решила.

Олли был просто сном.

От холода меня спасали лишь большие белые футболки. Итан хотя бы стирал мою одежду. Сегодня как раз был день стирки, и потому ноги мои остались на холоде.

Наступило утро. Я неотрывно следила за тем, как Итан готовит сосиски на гриле. Он приоткрыл окно над раковиной, впустив внутрь свежий утренний воздух. Я задрожала: на мне была одна только футболка, а ноги вообще не прикрыты.

Итан же носил джинсы и простую черную футболку. Его рыжие волосы торчали во все стороны.

Он выключил огонь и положил сосиску на тарелку, а потом повернулся ко мне. Глаза его замерли на моей груди – соски реагировали на холод. В его голубых глазах притаилось желание, но оно тут же пропало. Итан схватился за стул, вытащил его из-под стола и поставил на стол пару тарелок.

Он всегда смотрел на меня так, словно в его голове кружилась буря. Не ворох всего, а вспышки – одна за другой. Вспышка. Я хочу ее. Вспышка. Мне нельзя причинять ей боль. Вспышка. Что я наделал? Вспышка. Я отправлюсь в ад. Вспышка. Что ж, заберу ее с собой.

И так всегда.

– Итан, – прошептала я, и это единственное слово заставило его замереть.

Он не поднял взгляда от сосиски, которую резал.

– Я скучаю по тому, как все было раньше. Между нами.

Я врала лишь наполовину. Я и в самом деле скучала по прежним временам. По тем ночам, когда он был моим охранником. Но еще сильнее я скучала по фантазии о парне с зелеными глазами, огромным сердцем и нежными пальцами.

– Поговори со мной. Зачем ты все это делаешь?

Нож стукнул о тарелку, Итан поправил стул.

– Я пока не могу думать, Джетт, – он проткнул сосиску вилкой и оперся локтем о стол, протянул руку. – Ешь.

Я открыла рот, и он положил туда кусочек сосиски, а потом откусил от нее сам.

Я сглотнула. Взгляд мой задержался на коробке со спичками, которая лежала на столешнице, у свечи.

– Развяжи меня. Можешь оставить связанными лодыжки, Итан. Я никуда не сбегу. Позволь мне поесть самой.

Итан надолго замолчал, а потом поднялся и убрал со стола посуду, положив оба ножа и все вилки в раковину. А затем присел на корточки позади меня и отстегнул пластиковые путы, которые были на моих запястьях. Меня тут же накрыло облегчением. Наконец-то руки свободны! Я попыталась поднести их к тарелке, но они не слушались меня, словно были сделаны из желе.

– Спасибо.

Он знал, что я никуда не сбегу – по крайней мере, пока. Лодыжки у меня связаны, я не могу сбежать. Итан вернулся на свое место и подхватил кусочек сосиски пальцами. Губы его дрогнули, и он улыбнулся. Он знал, что очистил стол от оружия, которое я могла бы использовать против него. Но так же легко эта улыбка исчезла. Я оставалась запертым в клетке животным: в доме и в своем разуме тоже.