Дарующий покой
 
			
						По-моему, всё началось с Билла Компьютерщика. Или с какого-нибудь арабского шейха, голливудской звезды, олигарха… Короче, всё началось с грёбаного желания этих ублюдков жить вечно.
Не знаю, куда смотрела церковь и хранители моральных ценностей всего человечества, но какой-то яйцеголовый проныра сумел в лабораторных условиях наладить производство «сыворотки вечной жизни».
Эту дрянь продавали за очень большие деньги, в порядке строгой очереди и в глубокой тайне от народа. То есть – от меня и от вас!
В общем, в тазике оказалась дырка, и дерьмо начало просачиваться наружу.
Нона-вирус, введённый в организм носителя за очень большие деньги, должен был защищать хозяина от старости и всех болезней. С этой задачей он справился на отлично: продолжал защищать инфицированный им организм даже после смерти.
Но главные неприятности ждали жаждущее бессмертия человечество впереди. Эта «дрянь» оказалась полна сюрпризов. Со временем нона-вирус мутировал и стал заразен, как грипп или СПИД. Только в своей активной стадии передавался он не капельно-воздушным путём и не через «сунь-вынь без резинки», а кусательно-царапательно!
Укусил тебя зомби или поцарапал – всё, если не произойдёт чуда, можешь повязать на шею красивый галстук и идти искать белые тапочки.
Короче, мир и до этого был не сахар, а после того как в нём появились зомби, шансы человечества встретить и наладить контакты с внеземной разумной формой жизни стремительно приблизились к нулю.
Хотя лично для меня увидеть новый рассвет – уже прогресс! Я в полной жопе.
Дом Григория Часовщика, в который меня привела любовь к большим сиськам и девочка-подросток, окружили зомби.
Вы спросите, при чём здесь сиськи? Охотно отвечу: при том, что мадам Маша, счастливая обладательница торговой сети публичных домов на протяжении всего «Нового шёлкового пути», обещала мне бесплатный абонемент на целый год, если я найду её родного, горячо любимого брата, который пару недель назад имел неосторожность стать зомби, и подарю ему покой.
Хорошо, скажете вы, а при чём здесь девочка-подросток? А при том, что именно она знает, где искать брата мадам Маши.
Моя воспитанница – экстрасенс. Умеет находить потерянные вещи и пропавших людей. В новой зомби-реальности эта её особенность здорово нас выручает.
Одно плохо: как оказалось, девочка-подросток не знала, что брат мадам Маши терпеливо ожидает своего «конца» у халупы Гриши Часовщика не один, а в компании своих зомби-приятелей.
Кстати, меня зовут Андрей Веков. Я – дарующий покой. В наше время это редкая и весьма опасная профессия. В принципе, я единственный её представитель. Но, между нами, риск того стоит.
Хотите спросить, что это за зверёк – дарующий покой? Охотно отвечу.
Допустим, ваших родителей, возлюбленных, детей укусили и они превратились в зомби. И теперь бегают невесть где, «безумные и счастливые», кусая других людей. Вы объяты тоской и горем, обращаетесь ко мне, и я за соответствующее вознаграждение беру на себя обязательство разыскать близкого вам человека и подарить ему покой, прописав «свинцовую пилюлю» в голову.
В качестве доказательства выполненной работы предоставляю голову «удовлетворённого клиента» или какую-то личную вещь, с которой раньше «клиент» никогда не расставался и таскал за собой даже в зомби-виде.
Если вас заинтересовало моё предложение – моё имя есть в телефонном справочнике. Шучу! Какие на хрен телефонные справочники, если всё человечество отброшено назад в каменный век.
В любом трактире на «Новом шёлковом пути» можете оставить мне весточку, и будьте уверены: если я жив, то смышлёные люди найдут меня в течение пяти суток. У меня есть правило – не удаляться от питейного заведения дальше, чем на расстояние одного дня.
Кстати, куда подевалась моя подопечная девочка-подросток?
– Шило! – зову тихо, чтобы не привлечь внимание зомби.
Из соседней комнаты доносится недовольное ворчание:
– Чего тебе?
Двигаюсь осторожно к ней, словно испуганный зверёк, каким в сущности и являюсь. Заглядываю в соседнюю комнату – бывший кабинет Гриши Часовщика.
Высокая, крепкая девочка лет десяти стоит перед запылённым зеркалом и, высунув от усердия кончик розового языка, что-то пишет на футболке у себя на груди.
Познакомьтесь, моя подопечная! Имя – Шило, фамилия – Взаднице, отчество – Аппендикс. Хотя малышка уверяет, что её зовут Наташа. У неё мягкие, словно шёлк, светлые волосы до плеч. По нынешним временам содержать их в чистоте стоит целого состояния. Но я не ворчу – малышка того стоит. Хотя изредка начинаю бубнить по поводу того, что волосы могли бы быть и покороче, например как у мальчика.
Шило злится и обижается на меня. Светлая прядь волос всегда закрывает её левую часть лица, пряча ужасный шрам на виске и чёрную повязку, прикрывающую пустую глазницу.
Язык стёр, повторяя, что она и так чертовски симпатична, а повязка на глаз только добавляет ей шарма. Но она стесняется перед парнями и упорно прикрывает чёлкой «старую рану».
– Что делаешь? – осторожно выглядываю в окно.
Зомби пасутся на лужайке перед домом, опустившись на четвереньки, мирно жуют траву, словно сонные коровы. Нона-вирусу в активной фазе, чтобы поддерживать себя, нужна энергия, поэтому зомби словно стая саранчи уничтожают всё на своём пути. Жрут траву, грызут деревья, жуют бумагу – короче, в ход идёт всё, что может дать вирусу силу жить. Но больше всего зомби любят мясо. Куда же без старого доброго мяса!
Самое удивительное, на мой взгляд, в зомби то, что сколько бы они ни жрали, по нужде им ходить не надо. Вирус перерабатывает всё. Единственное качество в зомби, которому я завидую: жрать и никогда не… ну вы поняли. К этому стоит стремиться!
– Забочусь о своём будущем! – хмуро отвечает Шило.
Девочка поворачивается ко мне лицом. «Пожалуйста, убейте меня» – аккуратным, красивым почерком написано на футболке.
– Когда мы станем зомби, – объясняет Шило, – я буду зомби недолго, потому что какой-нибудь хороший человек прочтёт надпись на футболке и убьёт меня.
– Милая, это же твоя единственная футболка, – глядя на её серьёзную мордашку, едва сдерживаю смех. Если бы не зомби за окном, лопнул бы от смеха. – Когда мы выберемся отсюда, в городе у тебя могут быть проблемы. Не все дураки превратились в зомби.
– Ты уверен, что мы выберемся? – смотрит пристально, серьёзно.
Сверлит единственным глазом так, что мне становится неуютно.
– Абсолютно, малыш! – протянув руку, глажу её по плечу, чтобы хоть как-то взбодрить. – Мы с тобой всегда выходим сухими из воды.
– Ты выходишь сухим из воды! – голос Наташи звенит от приглушённой ярости.
С опаской выглядываю в окно, опасаясь, что вопли Шило привлекут внимание зомби. Лягнув меня правой ногой, Наташа привлекает моё внимание, зло демонстрируя шрам на икре. Со стороны похоже, что её ногу засунули в компостер и как следует прокомпостировали.
– На ферме Жоры Скряги меня укусил его безмозглый пёс. Он ведь запросто мог откусить мне ногу.
– Но ведь не откусил! – говорю тихо и мирно, желая её успокоить. Скандалить в окружении вечно голодных зомби – плохая примета, можете поверить моему опыту.
– Нож людоеда едва не отсёк мне задницу, – повернувшись, разъярённая Шило продемонстрировала мне аккуратный, едва заметный шрам на бедре.
– Я ведь успел тебя спасти, помнишь, как ты была мне рада, не то, что сейчас.
– Пошёл ты, Век, – оскалившись, Шило ткнула мне под нос правую руку.
Чисто интуитивно догадался: малышка хотела показать неприличный жест, но так как среднего пальца она лишилась почти два года назад, у неё ничего не вышло.
– Я серьёзно, Век. Ведьма с пустоши до сих пор носит мой палец у себя на шее в качестве амулета.
– Можешь мне поверить, детка, она очень им дорожит!
Я не врал: год назад хотел сделать малышке подарок на день рождения и выкупить у ведьмы её палец. Но молодая, чертовски привлекательная «карга», рассмеялась мне в лицо, с лёгкостью перебив мою цену, предложила в десять раз больше, если я принесу ей ещё хотя бы один пальчик Шило, пусть даже и с ноги.
Может быть, я и не самый лучший опекун в этом мире, но я никогда не поступлю с малышкой таким образом ни за какие блага. Хотя, с другой стороны, Шило напрочь лишена инстинкта самосохранения, поэтому я на всякий случай ношу с собой мешочек для мелких конечностей.
– Я серьёзно, – Шило расплакалась, обняла меня, уткнулась мокрым носом в живот, – с такими темпами я не доживу до шестнадцати, меня растянут по частям.
– Не плачь, детка, – по-отечески глажу девочку по спине, – если бы ты хоть изредка меня слушалась, с тобой бы случалось гораздо меньше плохого.
Наташа перестала плакать, отстранилась от меня, взглянула снизу вверх упрямым непокорным взглядом, обиженно шмыгнула покрасневшим носом. Господи! Иногда я забываю, почему зову её Шилом Взаднице, и начинаю считать её нормальным, милым ребёнком. Но такие минуты, как сейчас, освежают мою память.
– Я ведь предупреждал тебя, что от пса Жоры Скряги надо бежать без оглядки прочь, а не ему навстречу, сюсюкая: «Какая хорошая собачка».
– Мне было шесть!
– А сколько раз я тебя предупреждал, чтобы ты не играла с детьми людоедов?
– Мне было семь!
– А сколько надо ума, чтобы дразнить ведьму? Разве я не рассказывал тебе страшные сказки на ночь?
– Мне было восемь! И от твоих сказок меня всегда клонит в сон.
– В этом и есть смысл сказок – чтобы дети быстрее засыпали.
В дверь поскрёбся какой-то особенно любознательный зомби. Мы с Шилом разом притихли, забыв о распрях и обидах, снова оказались по одну сторону баррикады.
– Век, мы точно выберемся? – испуганно прижавшись ко мне, прошептала Наташа.
