Следствие ведёт некромант. Том 7. Великосветское убийство

Глава 1 НАРУШЕННЫЕ ПЛАНЫ

Пятница подходила к концу, и коронер его королевского величества, Эрика Таками, чувствовала себя уставшей. Не то, чтобы неделя выдалась богатой на преступления, нет. В столице всё было относительно спокойно: бытовые кражи, поножовщины в низкопробных трактирах, да один биржевой маклер выбросился из окна после того, как его прогнозы на повышение каких-то там акций оказались неверны. Чародейка поглядела на часы, время приближалось к пяти.

В её кабинет после деликатного стука заглянул незнакомый гвардеец и передал просьбу его сиятельства полковника Окку зайти к нему в кабинет. Рика взяла сумочку и покинула свой цокольный этаж, на деле куда больше смахивающий на подвал. Там располагался её кабинет, прозекторская и морг; а в противоположном крыле – находился знаменитый на весь Кленфилд так называемый «Зоопарк», где в решётчатых клетках сидели временно арестованные.

– Вы хотите, чтобы я с вами поехала на доклад к его величеству? – спросила Рика у коррехидора, перебиравшего на письменном столе бумаги, – вроде неделя у нас была спокойной, докладывать особо не о чем.

– К счастью, его величество Элиас в данный момент настолько занят подготовкой к свадебной церемонии, что отменил мой ежепятничный визит в Кленовый дворец, – весело проговорил Вил, – что просто не могло не поднять мне настроения. Вместо этого приглашаю вас поужинать вместе, а потом мы ещё успеваем в театр.

– Как-то не особенно тянет туда после позапрошлой пятницы. У нас на глазах застрелился солист Королевской оперы, – у чародейки всплыло в памяти окровавленное лицо парня, – к тому же я ещё не успела соскучится по тамошней публике после расследования убийства.

– Хорошо, решать вам, как проведём сегодняшний вечер, – покладисто согласился четвёртый сын Дубового клана.

В этот момент у него на столе раздался мелодичный звонок магофона.

– Надеюсь, это не неожиданный труп, – пробормотал он себе под нос и снял трубку.

Рике было не слышно, кому Вилохэд отвечал коротко и односложно, только красивое, породистое лицо аристократа по ходу этого разговора вытягивалось всё больше и больше. В конце он заверил невидимого собеседника, что задерживаться не намерен и выезжает немедля.

– Планы поменялись, вздохнул он, – мой батюшка ждёт нас обоих. Он приехал несколько дней назад из Оккунари, и теперь буквально в приказном тоне велел мне привести вас на обед, который как вы знаете, в Дубовом клане съедается тогда, когда все остальные нормальные артанцы уже садятся ужинать. Мой же почтенный родитель следует традициям, существовавшим в королевстве в прежние эпохи, и нельзя исключать, что традиции сии существовали лишь в его воображении. Никаких отказов герцог Окку не приемлет, посему вместо ресторана и театра нас с вами сегодня ждёт общество моего папы и обед, приготовленный, естественно, по его вкусу.

Рика заметила, что вкус к кулинарии у отца начальника, отнюдь, не худший. Вил кивнул, и они направились в резиденцию Дубового клана. Там обычно жил коррехидор, а также останавливались его родители и братья, когда приезжали в Кленфилд.

– А ваша матушка тоже прибыла? – осторожно поинтересовалась чародейка.

Леди Мира́й она недолюбливала: слишком уж отстранённая, холодная. К тому же Дубовая леди не одобряла помолвки сына с некроманткой из Букового клана. Помолвка сия состоялась ещё зимой, и никто кроме Вила, Рики и сэра Гевина не знал, что помолвка не настоящая, просто она давала больше возможностей для расследования и свободного общения, а также защищала девушку от ненужных сплетен и кривотолков. Правда, отец Вила не терял надежды заполучить в Дубовый клан собственную талантливую чародейку, о чём не упускал случая непрозрачно намекнуть.

– Нет, матушка собирается приехать позднее, ближе к свадьбе короля.

Рика облегчённо вздохнула.

Обед в обществе герцога Окку проходил точно также, как и множество иных обедов, на которых Рика присутствовала ещё в Оккуна́ри – землях Дубового клана. Сэр Гевин разглагольствовал на разные темы от политики государства до падения современных нравов и задавал дотошные вопросы касательно службы сына. Похвалил здоровый вид чародейки, велел передавать от него поклон её почтенной матушке и снова вернулся к политике.

– Состав нового кабинета министров – вопрос решённый, – заявил он, когда подали десерт, – нашего Де́йчи, пертурбации, естественно, не коснуться. Пост министра обороны королевства Артании останется за Дубовым кланом. А вот кое-кому придётся потесниться, – взгляд карих глаз мужчины во главе стола стал хитрым. Явно, он знал нечто, что считал сокрытым от широкой публики и откровенно надеялся, что ему станут задавать вопросы.

Чародейка была настолько далека от всех этих государственных дел, насколько это только возможно, поэтому она беспомощно оглянулась на Вила в надежде, что ему-то хоть что-то да известно.

– Барт Хара́да – хоть и не древесно-рождённый, – заметил коррехидор, – однако ж близок к Пальмовому клану, а те, в свою очередь, являются союзниками Дакэ́ма ещё с эпохи Воюющих кланов, так что мы в выигрыше.

– Именно, – подтвердил довольный герцог, – Берёзовый клан твоей матери получит ещё одного важного союзника. Старый Ка́до, который покидает свой пост по старости, отличался уникальной твердолобостью и был по-собачьи предан Ясеневому клану – нашим старинным противникам, между прочим. Поэтому смена его на молодого Хараду нашему клану пойдёт на пользу.

Сэр Гевин удовлетворённо вздохнул. Чародейка знала, что для отца коррехидора не существует более важных дел, чем дела Дубового клана. То же самое касалось и выгоды.

– Так вот, – продолжил герцог, беря с подноса свою трубку, – расклад дел таков: завтрашним вечером Харада даёт приём в своём доме. В приглашении указана некая шитая белыми нитками причина, но знающие люди понимают, – он тонко улыбнулся, причисляя себя к этим самым знающим людям, – что приём имеет цель заручиться как можно более широкой поддержкой влиятельных людей перед голосованием по поводу будущего назначения Харады. Поэтому, – он выпустил струйку дыма, – мы с вами завтра отправляемся на приём. Одежда национальная, вы, Рикочка, вполне можете надеть то платье, что надевали в Охотничий замок. И напомню тебе, Вилли, – он обернулся к сыну, – дамы Дубового клана никогда не надевают платье при выходе в свет более двух раз.

– Но почему на приём идти должен я? – возмутился коррехидор и сразу напомнил чародейке упрямого подростка, которого пытаются понудить посетить семейное торжество, – всегда же Дейчи ходит от клана. Он – старший, твой наследник. Вот и пускай отдувается.

– Из всех сыновей Дубового клана свободен один ты, – констатировал его отец, и выражение его лица при этих словах не обещало ровным счётом ничего хорошего, – Дейчи с посольством в Делящей небо.

– А близнецы? – не сдавался Вилохэд, – он терпеть не мог выступать в роли представителя клана. Да и приём у будущего министра финансов виделся ему не самым весёлым времяпрепровождением.

– Шон в море, – коротко ответил сэр Гевин, – у них планируются совместные ученья с делийцами, поэтому-то Дейчи и отправился на континент. Кино́скэ тоже в море. У него как раз экзаменационный поход будущих мичманов. Апрель – выпуск на носу. Кин месяца полтора будет занят. Мне уже звонила его супруга и жаловалась на директора Морского корпуса, который ходит под парусом, словно юнец, и совсем не думает о семье. Так что в моём распоряжении остаёшься ты один. А поскольку леди Мирай в Оккунари, роль дамы Дубового клана отводится Эрике. И вообще! Что это за торговля такая? Чтоб моего уха более не достигали жалобы и возражения младшего сына Дубового клана!

Вил хотел было заметить, что жалобы и возражения невестки он выслушал безропотно, но решил промолчать, дабы не привести отца в раздражённое состояние, которое грозило обернуться часовым выговором с подробнейшим перечислением всех грехов младшего Окку с подросткового возраста.

Рика тоже успела узнать нрав отца Вила, поэтому перевела разговор на будущий приём, поинтересовавшись, планируются ли на нём танцы, ибо национальная артанская обувь с ремешком между пальцами не особенно пригодна для этого. Герцог смягчился, заверил, что танцы непременно будут, и посоветовал не наедаться, поскольку обеды у Харады гремят по всей столице.

– Не у каждого древесно-рождённого такой повар, – покачал головой сэр Гевин, – говорят, он привёз его из Делящей небо ещё лет десять назад. Тогда наш будущий министр состоял кавалером при миссии Торговли и развития. В те годы делийцы взялись строить свой Великий Хрустальный мост.

Коррехидор повёз Рику домой.

– Умеет же мой папенька испортить выходные, – бормотал он, – мало того, что весь сегодняшний вечер мы обсуждали политику, и это радовало его одного. Так ещё и завтра извольте идти на приём, ко всему прочему в артанском платье. Терпеть не могу эти широченные брюки со складками.

Рике завтрашний вечер занять было нечем, поэтому она отнеслась к приглашению с философским спокойствием.

– А ты знаешь, кто к нам приходил сегодня? – с торжественно-таинственным видом спросила прямо в прихожей чародейку Э́ни Ва́да – подруга, с которой они вместе снимали квартиру, и не дожидаясь ответа выпалила: – к нам приходил мастер по проводке магофона. Он всё замерил, принёс амулеты и сам аппарат, извинился, что чародей придёт подключать лишь завтра. Представляешь, у нас тоже будет магофон!

Высокая стройная девушка закружилась по прихожей, демонстрируя коробки с амулетами для новомодного средства связи.

– Ты должна трижды сказать спасибо своему жениху и бессчётное количество раз поцеловать его, – наказывала Эни, потому как это Дубовый клан поспособствовал, чтобы нам поставили магофон. Представляешь, какая сейчас очередь в Кленфилде, чтобы получить номер?

Рика отрицательно мотнула головой.

– Так знай, – продолжала тарахтеть подруга, – мамочка моей ученицы ещё в январе подала прошение, которое, между прочим, приняли. Но она до сих пор не получила номера, хотя давным-давно обзавелась и аппаратом, и амулетами. А нам всё подключат завтра! Ты рада?

– Не особо, – отмахнулась чародейка, – теперь станет куда как проще вызывать меня на службу. Пожалуйста, в любое время дня и ночи: привезли труп – давайте сюда коронера. Так по ночам никто за мной не ездил без особой надобности, а тут, будьте любезны, никаких сложностей.

– Но зато и своего суженного сможешь услышать, как только захочешь, – сладким голоском добавила Эни, получила по затылку шутливого леща, радостно засмеялась и позвала ужинать.

– Я тут расстаралась, – сообщила нахмуренная квартирная хозяйка – госпожа Призм. Бездетная вдова майора Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя нашла утешение в двух симпатичных постоялицах, относясь к девушкам по-родственному, – наделала жаренных гёдза. Они уже перестали быть такими славно хрустящими, пока вы, юная дама, изволили шататься весь вечер. Нет, сие решительно невозможно! Вам, Рикочка, пора поставить перед своим женихом вопрос ребром: вы слишком много работаете. Ушли к половине девятого и возвратились практически в девять часов. Пускай вы – коронер и офицер Королевской службы, вам также положен отдых. Покойный господин Призм так всегда и говорил, мол, служба – есть служба, но кушать и спать тоже надобно.

Она поставила перед чародейкой полную тарелку гёдза, политых секретным соусом. Секрет соуса был совершенно не секретным, тётушка Дотти вычитала его из дамского журнала, и состоял он из смеси соевого соуса, давленного чеснока, рубленной зелени и лимонного сока. Квартирная хозяйка добавляла туда ложечку мёда, и заявляла, будто бы мёд и есть тот самый чудесный ингредиент, который добавляют в Кленовом дворце, но никому об этом не рассказывают.

Рика отодвинула тарелку, объяснив отсутствие аппетита тем, что пообедала в Дубовом клане. После порции ахов и расспросов о том, что подавали, госпожа Призм заявила:

– Мы не ужинали, дожидались вас. И поскольку вы, Рикочка, не можете разделить с нами трапезу, в качестве возмещения наших страданий возле исходящих манящим ароматом гёдза вы присуждаетесь к составлению нам компании, а заодно развлеките нас чтением газеты. Мы лепили гёдза в четыре руки, и у меня совершенно не осталось времени, чтобы почитать прессу.

Чародейка уселась на своё место, заверила, что чай выпьет с большим удовольствием, и взялась за газету. Это был обожаемый госпожой Призм «Вечерний Кленфилд», снискавший сию любовь из-за своей обширной светской хроники и псевдонаучных бредней о привидениях и ёка́ях. Не забывали там также и демонов с вампирами.

– Мы внимательно следим за стремительной карьерой молодого, многообещающего политика Бартоломео Харады, – принялась читать передовицу Рика, – менее чем за пять лет этот энергичный и дальновидный мужчина, начинавший на скромных должностях в Министерстве торговли, поднялся до кандидата на портфель министра. Что же наша газета может сказать об этом человеке? Господин Харада не имеет древесно-рождённого происхождения, посему всё, чего он достиг к своим тридцати шести годам, целиком и полностью заслуга его самого. За плечами политика Кленфилдский университет, где помимо прекрасных отметок на экзаменах факультета экономики в студенческие годы будущий министр блистал и на крикетном поле. Нам известно, что и по сей день господина Хараду можно увидеть с битой в руках. Во всякий свободный час он выходит на поле, дабы сразиться с друзьями. Но как же его характеризуют коллеги и друзья? Мы поговорили со многими, и все, как один, сходятся на том, что Барт Харада – человек кристальной, даже патологической честности (а это, да согласится со мной мой дорогой читатель, качество довольно редкое для политика). Он неподкупен и в жизни придерживается строгих моральных принципов. Политик счастливо женат уже около двух лет, боготворит супругу и даже не смотрит в сторону иных дам.

– Ну и пусть продолжает в том же духе, – прервала чтение тётушка Дотти, – нам этот Барт Харада совершенно неинтересен. Во что он там играет, где учился, без разницы. Почитайте-ка что-нибудь более насущное.

– Хорошо, – Рика послушно перевернула страницу, – «Блистательный проект или наглая афера?», – прочла она заголовок.

– Это куда интереснее идеального во всех смыслах политика, – замелила Эни, подкладывая себе на тарелку жареной трески.

– В последнее время сотрудничество с могучей континентальной державой развивается просто немыслимыми темпами, – начиналась большая статья, снабжённая гравюрами и магорафиями, – кто бы мог подумать, что бывший противник Артанского королевства – Делящая небо, станет надёжным торговым партнёром, а также политическим и военным союзником. В самом ближайшем будущем две морские державы проведут совместные военные учения в Артанском море, а делийская фондовая биржа буквально жаждет объединиться с нашей и выйти на кленовый рынок со своими акциями. Многие помнят великолепный проект десятилетней давности, который принёс нашему королевству немалый доход. Да, да, дамы и господа, вы не ошиблись, речь идёт именно о Хрустальном мосте, самым длинном мосте на континенте, соединившим два берега реки Донгэ́й. Мост длиной в три ри. Человеку потребуется около двух с половиной часов, чтобы перейти по нему с одного берега на другой. Вспомнили Хрустальный мост? Ах, да, я забыл рассказать, почему мост имеет столь необычное прозвание. Им он обязан особой форме изящных пролётов, что создают ощущение парения всей конструкции над спокойными водам самой полноводной реки наших соседей. Так, бишь, о чём это я? – сам себя оборвал журналист, – о Делящей небо. Там затевается ещё более грандиозный проект. Но на сей раз речь идёт не о мосте или канале, дело в постройке грандиозного тоннеля, долженствующего соединить два центра делийской промышленности и культуры: Женья́н и Гэнду́. Акции данного предприятия, поддержанного властями обеих провинций, скоро появятся на Артанском рынке. Но столь ли всё безоблачно?

Рика потянулась к стакану с водой, чтобы промочить горло.

– Вот пускай политики с биржевиками и разбираются во всех этих тонкостях, – госпожа Призм покачала головой, – я, как человек старой закалки, очень даже сомневаюсь в том, что дружба с Делящей небо принесёт Артании что-то хорошее. Делийцы всегда славились коварством и двуличием. У них своеобразные понятия о том, что хорошо и что плохо. Не дело нашему королевству превозносить сомнительного соседа. Рика, милочка, что ж вы портите нам аппетит политикой и экономикой! Давайте уже перейдём к разделу светской хроники. Мы с моим покойным супругом сразу делили газету: он читал всяческую скукоту о перестановках в правительстве или о спорах между Палатой дерев и Общей палатой, а я наслаждалась светской хроникой и щекотала нервы криминалом. Откладывайте в сторону все эти проекты, биржи и поведайте нам, наконец, чем дышит свет Кленфилда.

А свет Кленфилда дышал новой персоной. Их знакомая журналистка Ко́ка Нори́та, пишущая под мужским псевдонимом Ру́ко Но́ри, в обычной для себя бойкой манере рассказывала о прибытии в столицу Артании «знаменитой светской львицы, законодательницы мод и признанной красавицы из Делящей небо – госпожи Фань Суён». С напечатанной в газете магографии на чародейку смотрела женщина неопределённого возраста в национальном делийском костюме, чуть прикрыв низ лица расписным веером. Однако ж прикрыв ровно настолько, чтобы все желающие могли насладиться милой улыбкой пухлогубого ротика, и красивой линией скул.

– Госпожа Фань Суён любит путешествовать, – читала Рика, – в прошлом году она совершила поездку по странам континента. И где бы она не появлялась, всюду прекрасную госпожу Фань воспринимали как культурного посла своей страны, человека, распахивающего окно в Делящую небо. И вот настало время Артании. При личной встрече могу сказать, как мужчина, – на этих словах чародейка невольно усмехнулась, вспомнив до свинства хорошенькую журналистку с мужской стрижкой и выразительными очками, – прелестная делийка поражает знанием артанской культуры и классической поэзии, кои стремиться всеми силами углубить и обогатить; она обладает великолепными манерами и тем особенным светским шармом, который даётся от рождения и оттачивается годами вращения в самом высшем обществе. И неважно, высший ли это свет нашего Кленового королевства или же старая знать Делящей небо. Госпожа Фань ещё не знает, насколько продолжительным станет ей визит на острова. Она поселилась в отеле «Осенний клён» и пребывает в восторге от убранства апартаментов, наивежлевейшего и почтительнейшего отношения обслуги, – Рика пробежала глазами следующий абзац, – по-моему, – заявила она, – Руко Нори ест с двух рук. Далее следует подробный отчёт о прелестях отельной жизни, который порождает сомнения, переходящие в уверенность, что помимо никому доселе неизвестной делийской красотки статью проплатила и администрация отеля. Даже не знаю, кто больше. Пожалуй, отель. Очень уж подробно описаны ванные комнаты, полотенца, мыло и даже презент в виде духов для дам. Далее – подробный отчёт о меню и ресторанной кухне. Нет, положительно, отель заплатил Руко больше. О самой даме лишь пара строчек в конце панегирика замечательному отелю. Вот: госпожа Фань Суён намеревается посетить Королевскую оперу, музей искусств, основные храмы и завести множество полезных знакомств. Ибо сия дама не только отличается красотой и изяществом манер, она ещё и неплохо ведёт финансовые дела после кончины супруга – делийского банкира Фань Вэйя. Так что, можно сказать, в своём визите госпожа Фань Суён умело сочетает приятное с полезным.

– Везёт же, – воскликнула разливавшая чай Эни и чуть было не налила мимо чашки, – и муж банкир, и красотка, и дела она вести может. А тут, – чайник со стуком опустился на плиту, – одни уроки музыки и ученики. И все они к сравнительно молодым папашам имеют ещё и мамаш. Где дамы знакомятся с банкирами? Ума не приложу.

– Мы не знаем, что там за дама, – госпожа Призм нацепила очки и с пристрастием принялась изучать портрет в газете, – сдаётся мне, в супруги банкира она попала не совсем традиционным способом. Только взгляните, деточка, как сильно накрашено у неё лицо, и не разберёшь: со сцены театра сошла, либо из квартала красных фонарей выскочила. Не удивлюсь, – пожилая женщина покачала головой, – что так оно и было. Слыхала я, раньше в Делящей небо многие родители дочерей по гаремам богачей продавали. У них даже императрицами иногда наложницы становились. Одно слово – потаскуха, пускай и светская. Удивляюсь нашим властям, зачем великосветских шлюх с континента привечать?

– Успокойтесь, госпожа Призм, – улыбнулась Рика, понимая, насколько застарелая неприязнь к континентальному соседу окрашивает мнение квартирной хозяйки о совершенно незнакомой ей женщине, – не читайте более о Фань Суён, и всё тут. Выразите так своё небрежение её личностью.

– Как же! – жалобно воскликнула тётушка Дотти, – теперь мне интересно будет, что за скандалы последуют за ней. А скандалы последуют, будьте уверены. Я породу таковских дамочек знаю. У них без скандалов никак не обходится.

Чародейка не стала дослушать подробности, поблагодарила за чай и удалилась к себе под предлогом усталости и позднего часа. Долго ворочалась. С того самого памятного вечера, когда коррехидор потребовал штраф в виде поцелуя, он более ничего не предпринимал. Совсем уж не к месту и не ко времени в памяти всплыли красивые глаза цвета спелых желудей прямо перед её лицом, а затем и прохладные губы. От прикосновения к которым и нежного ответа сердце замерло, а потом заколотилось быстро-быстро, так, что перехватило дыхание. «Наверное, я его разочаровала, – грустно думала чародейка, – неумело поцеловала. Вот ему и не хочется более повторять печальный опыт». Сердце трепыхнулось от непрошенного воспоминания. Сегодня Вил был откровенно расстроен предстоящим приёмом у будущего министра финансов. Наверно поэтому ограничился на прощание поцелуем руки, но почему-то повернул руку и поцеловал чародейке ладонь. Это было тоже приятно.

– Остановись, – приказала сама себе девушка, – тебе не пятнадцать лет. Нужно понимать, что помолвка липовая. Она выгодна Вилу, поскольку родители не приводят к нему вереницу претенденток в супруги. Он может спокойнейшим образом вести привычную жизнь, прикрывшись мною, как ширмой. Пара поцелуев этого всем известного ловеласа ничего не значат. Может, ему скучно, может, просто захотелось поцеловать кого-нибудь, а я оказалась под рукой. Кто знает, может, четвёртый сын Дубового клана перецеловал всю прислугу в доме, – она прыснула. Очень уж забавным выглядело предположение о поцелуях коррехидора и толстенькой краснощёкой поварихи-Мэри, ожидающей четвёртого ребёнка, – всё. Довольно. Посвящённой богу смерти Эра́ру, практикующей с малолетства некромантке даже как-то несерьёзно страдать бессонницей из-за пары ничего не значащих поцелуев.

Приказ не возымел должного действия, и Рика уснула лишь, когда розоватая звезда переместилась из левого края прогала между занавесками к правому.

Перед приёмом чародейка посетила парикмахера Дубового клана – ту самую приветливую даму, что поспособствовала её избавлению от чернения русых волос, вернув им природную волнистость. Завитки вокруг лица никак не вязались в представлении Рики с суровым обликом истинной некромантки, но, по единогласному мнению, всех мужчин Дубового клана очень её украшали. Стрижка была подправлена, к назначенному часу чародейка уже успела облачиться в нежно-лиловое платье, с шёлковой вышивкой в виде цветов глицинии и пионов. Розовый пояс, атласные бальные башмачки и сумочка в цвет дополняли наряд. Рика поколебалась и сунула в сумочку носовой платок с спрятанным в нём её излюбленным заклятием парализации. Мало ли что…

Вилохэд появился вовремя. Под ахи и невнятное бормотание вежливых восторгов он был приглашён в гостиную, куда спустилась и чародейка. Подруга ещё с утра дозналась о приёме (лежащий на кровати приготовленный наряд выдавал намерения с головой, не помогла отговорка об разборке шкафа) и сейчас пребывала в восторге. Да и не зря. Коррехидор в национальных, люто нелюбимых, брюках с заглаженными складками и национальной же куртке в цветах Дубового клана был очень хорош. Казалось, он буквально сошёл со сцены спектакля об эпохе Воюющих кланов.

– Нет, так решительно не пойдёт, – заявил он уже в магомобиле, – отец потом меня съест с потрохами: невеста Дубового клана и без подобающих драгоценностей. Вот, держите. Это турмалины. Надевайте, надевайте. Мне полагается делать вам подарки согласно нашему статусу.

Рика хотела было напомнить, что статус их более, чем сомнителен, но украшения оказались просто чудесными, к тому же не хотелось подводить Вила под очередную выволочку отца, поэтому она надела изящные серёжки в виде небольших розовых желудей, оправленных в серебро, кулон и браслет. Завершением комплекта было кольцо, выточенное из целого куска турмалина – розовое и нежное.

– Надеюсь, нам не придётся пробыть на приёме до конца, – словно бы сам с собой говорил коррехидор.

– Вы же любите балы, – сказала Рика, – чем приём не бал? Даже танцы предполагаются.

– Разница огромна, – последовал ответ, – на бал люди приходят, чтобы развлекаться, отдыхать, вывозят молодых незамужних дочерей, дабы они могли обрести потенциальных женихов. На приёме же заводят полезные знакомства, ведут закулисные переговоры, заключают сделки и союзы. Словом, приём – это продолжение работы и политики. Сие скучно и обременительно. Полно людей, половина которых друг друга на дух не переносит, при этом они улыбаются и любезничают друг с другом. Другая же половина ищет повода войти в контакт с кем-то полезным. Они ходят с деланым безразличием, но пристальным взглядом охотника. Танцы никому не нужны, они, как правило, не особо продолжительны и весьма скомканы. Молодёжи мало, а те, кто есть, одержимы либо деньгами, либо карьероц. Какие из них танцоры!

– Надеюсь, вы преувеличиваете, и всё окажется не столь уж печально.

– Посмотрим.

Особняк Бартоломео Харады оказался большим, недавно отстроенным в стиле набирающего популярность модного минимализма. Никаких излишеств, никаких украшений, один лишь континентальный шик и удобства. Сам виновник торжества облачился в отлично сшитый серый костюм-тройку, чем резко контрастировал с представителями древесных кланов, одетых в лучших традициях королевства. Харада оказался приятным, улыбчивым брюнетом со слегка вьющимися волосами и выдающимся носом. Его сопровождала молодая женщина, Рике подумалось, что она почти ровесница госпожи Харады, которая, напротив, носила артанское.

– Рад, очень рад, господин Окку, – поприветствовал хозяин новоприбывших после того, как дворецкий пафосно объявил о прибытии графа Окку и невесты Дубового клана мистрис Эрики Таками, – наслышан, и восхищён. Ваша работа куда интереснее моей. Я смолоду зачитывался детективами и прямо-таки завидую! Моя супруга, То́мо, – симпатичная женщина с волосами цвета спелого каштана и светлыми глазами поклонилась.

Вил произнёс нечто приличествующее случаю, и они пошли дальше. В целом происходящее отдалённо напоминало начало бала в охотничьем замке его величества Каэдо́но: прибывали гости, их встречали, обносили напитками и лёгкими закусками. Гости разбивались на группы по интересам, кому-то удавалось присесть на банкетку, но большинство просто либо стояло, либо медленно фланировало от группы к группе.

– Вил, дружище! – послышался оклик, и Рика обернулась. К ним спешил мужчина, показавшийся ей смутно знакомым, хотя девушка была абсолютно уверена, что никогда прежде не встречалась с этим живым человеком, буйные кудри которого как могли протестовали против укладывания в причёску.

Очень скоро загадка разрешилась. Окликнул коррехидора столь фамильярным образом его дядя Джейк – младший брат леди Мирай. И именно у леди Мирай были такие же каштановые волосы и серые глаза. Только у матери Вилохэда глаза были холодными, а лицо с прекрасной белой кожей – бесстрастным, а вот у её младшего брата глаза искрились весельем, а знакомые черты Берёзового клана – короткий прямой нос, чуть впалые щёки и волевой подбородок, были весьма подвижны и выражали всякую эмоцию хозяина.

– Так старина Гевин притащил сюда тебя? – увесистый хлопок по плечу, – но я рад. Не пересекался с тобой с Артанского нового года. Как дела? – и, не дожидаясь ответа, продолжал, – а эта прелестница и есть новая невеста Дубового клана? Представь меня даме, а то я чувствую себя не в своей тарелке!

Рике показалось, что навряд ли сыщется в подлунном мире такая тарелка, чтобы её новый знакомый почувствовал бы себя в ней дискомфортно. Однако ж представление состоялось. Дядя Джейк наговорил чародейке всяческих комплиментов, приложился к ручке и продолжил вываливать на племянника горы информации.

– Я тут, Вильчик, некоторым образом, по обязанности. Ты помнишь моего лучшего друга Сю́ро Са́нди? – Вил кивнул, – так вот, хозяйка приёма – его младшая сестра Томо. Она урождённая Сюро. Положение, так сказать, обязывает моего друга поддержать малютку Томо на её первом таком большом приёме в новом доме, а я уж поддерживаю друга, – дядя Джейк расхохотался своему невольному каламбуру, – политика, сделки, всё это вне моих интересов. Как только удастся выцепить Санди, сразу вас познакомлю.

– Его сиятельство герцог Окку, – с должным почтением провозгласил дворецкий, исполняющий роль мажордома.

Рика обернулась и увидела отца Вила в парадном облачении главы Дубового клана. Харада и его жена тепло поприветствовали почётного гостя, тот прошёл в зал.

– Поздно, ретироваться поздно, – сокрушённо прошептал дядя Джейк, – бдительное око Гевина уже узрело меня. Придётся переварить порцию недовольства со стороны многоуважаемого зятя Берёзового клана. Видите ли, Эрика, как к невесте любимейшего своего племянника я стану обращаться к вам без церемоний, Гевин полагает меня человеком никчёмным, я не почитаем им, поскольку а – не женат, б – уважаю карточную игру, и в данном искусстве достиг немалых успехов, в – люблю хорошую компанию и хорошую выпивку, а также предаюсь лености, избегая военной и статской службы. Из-за всех этих моих достоинств отец Вилли всегда препятствовал нашей с ним дружбе, – он смолк на полуслове, поскольку сэр Гевин решительным шагом направлялся в их сторону.

– Леди Эрика, Вил, – коротко поклонился герцог, когда подошёл, – вы молодцы, не опоздали. Джейк, а что позабыл ТЫ на сугубо деловом приёме? Тут не будут метать банк и не пригласят красоток из квартала красных фонарей, дабы развеять твою скуку,

– Я тоже сердечно рад видеть тебя, Гев, – поклонился в ответ Джейк, – как здоровье Мирай? Она ещё не решила окончательно оставить твоё Оккунарское захолустье и перебреться в столицу, где прошли её детство и юность?

– Твоей сестре, в отличие от тебя, прекрасно известны такие слова, как «долг», «клан», «семья». Ей даже в голову не может прийти назвать Оккунари захолустьем. Ведь это её дом.

– Да, да, Гев, ты, как всегда, серьёзен и преисполнен истинного достоинства древесно-рождённого лорда. Боги сыграли злую шутку с моим семейством: все достоинства и серьёзность достались моей дорогой сестре, а вот такие качества, как безудержная весёлость, бесшабашность и рисковость выпали на мою долю.

– И, как погляжу, ты вполне сим доволен.

– Не жалуюсь, Гев, не жалуюсь. Считаю, что сетовать на решения богов – только гневить их. Они ведь могут и лишить тебя тех малостей, коими одарили. Я же о своих малостях пекусь весьма ревностно и дорожу всеми качествами своей личности. Однако ж, я наблюдаю некое скрытое недовольство своим присутствием, посему откланяюсь.

– Раздражающий тип, – пробормотал ему вслед сэр Гевин, – просто в голове не укладывается, что он и моя драгоценная Мирай – родные брат и сестра. Как тебе хозяин дома?

– О хозяине сказать что-то определённое затрудняюсь, поскольку кроме дежурного приветствия с напускной радостью по поводу прихода совершенно ему незнакомых людей я не видел. А вот дом – совершеннейший шедевр, великолепная манифестация обретённого высокого положения для поднявшегося из черни человека. Видимо, древесно-рождённую супругу не допустили к выбору обстановки и штор. Они просто чудовищны.

Рика в душе согласилась с коррехидором. Слишком кричаще, слишком роскошно, слишком напоказ. Режет глаза обилие красного цвета. Дорогие акварели прошлого столетия соседствовали на стенах с современной мазнёй из кубиков, кружочков, и иных невообразимых форм, в которой каждый зритель волен был увидеть всё, что угодно: от женского естества до зарождения вселенной.

– Зато он верный сторонник Пальмового клана, – заявил герцог так, словно преданность Харады искупала отсутствие у него вкуса, – о, – воскликнул он, обернувшись в сторону спешащего к нему мужчины, – Кабу́си! Давненько я не видел тебя. У меня отличные новости.

Отец Вила кивнул им и потянул за рукав подошедшего в сторону стола с напитками.

– Вы были правы, – вздохнула чародейка, – пока приём – полнейшая скукота. Мы никого не знаем, полно людей, даже сесть негде.

– Могу предложить вам побродить по дому и полюбоваться интерьерами.

– Шутите? Лучше предложите заклинание, чтобы поскорее развидеть сей шедевр.

– Остроумные замечания и шутки скрасят нашу импровизированную экскурсию, – подмигнул Вилохэд, подхватывая с подноса проходящего мимо слуги пару бокалов игристого вина.

Рика оглянулась в сторону будущего министра и его жены, продолжавших встречать гостей:

– А хозяева не будут против?

– Не думаю. На континенте такое в порядке вещей, а Харада явный приверженец их моды и их принципов. В его доме кроме нескольких классических пейзажей нет ничего артанского. Осматривая дом, мы не без удовольствия проведём время.

Вил уверенным шагом двинулся к лестнице, когда голос дворецкого объявил:

– Достопочтенная госпожа Фань Суён!

Имя было произнесено немного громче, чем остальные, поэтому коррехидор и его спутница обернулись.

По плиткам начищенного до блеска паркета скользила женщина в традиционной делийской одежде. Среднего роста, с красивой фигурой, грациозная и изящная. На лице её также был узнаваемый макияж Делящей небо, бывший в ходу у придворных дам лет эдак двести назад: белила скрывали естественную смуглость кожи, удивлённо приподнятые нитки бровей, алые губы, изогнутые лепестком сакуры и вытянутые к вискам глаза. Над этим произведением искусства колыхались многочисленные украшения сложной причёски: золотые кисточки, цветочки и бусины. Рике подумалось, что избавься госпожа Фань от всего этого, и родной муж её не узнает.

– Рада, польщена и бесконечно обрадована, – отвечала гостья на хорошем артанском, выговаривая слова с той особой старательностью, какая обыкновенно выдаёт иностранцев, – ваше приглашение делает честь моей скромной персоне, – поклон.

– Госпожа Фань, – Харада припал к руке со множеством колец, – это ваше присутствие явилось украшением скромного приёма, который вы осветили, подобно яркой звезде на закатном небосклоне, – он вторично поцеловал руку дамы.

– Мы очень рады, – улыбнулась его супруга.

– Надеюсь, господин Харада, – делийка сделала совсем крошечный шажок к хозяину дома и заглянула ему в глаза снизу вверх, – вы удостоите меня чести и покажете свой прекрасный дом? Я немало наслышана о вашей коллекции курительных трубок. Мой покойный супруг также имел сходное пристрастие, и мне было бы весьма любопытно взглянуть на ВАШЕ собрание.

Харада с улыбкой пообещал, что лично покажет гостье свои апартаменты и с охотой продемонстрирует все курительные принадлежности своей коллекции. Новоприбывшие принялись уже теснить делийку. Та ещё раз поклонилась и мелкими шажками двинулась в зал, прикрывая веером низ лица от любопыствующих взглядов.

– Куда направляетесь? – налетел на них Джейк, также успевший обзавестись бокалом виски, – если думаете насладиться осмотром дома, не советую. Везде одно и то же. Я бывал тут не единожды, посему могу ответственно заявить, что единственным сносным местом является бильярдная, а в остальном, – он безнадёжно махнул рукой, – стопроцентное жилище нувориша. Как вам госпожа Фань?

– Накрашенная кукла, – ответил Вил, – мне думается, она старается таким образом привлечь к себе внимание.

– А вот и нет, – усмехнулась чародейка, – сия дама полагает себя культурным послом Делящей небо и старается популяризировать во всём мире традиции своей страны, – она процитировала вчерашнюю статью из «Вечернего Кленфилда».

– Для культурных традиций Делящей небо было бы куда полезней, если бы самозванный посол нацепила на себя раза в два меньше драгоценностей, – заметил Вил, искоса разглядывая предмет обсуждения. Госпожа Фань остановилась поодаль и вместе с обступившими её мужчинами восторгалась классическим горным пейзажем при лунном свете, – один мужской браслет на предплечье чего стоит.

– Да, я и не заметил сперва, – Джейк оглянулся и спрятал смешок за бокалом, – грубовато, но занятно. Кони, змеи, похоже на подделку под старину.

Вил покачал головой:

– Нет, такая дама ни за что не наденет на приём дешёвку. Полагаю, на плече у неё самый настоящий бронзовый браслет эпохи Орды. Опять же кони – кочевники их буквально боготворили, змеи символизируют мудрость и воздаяние, камни полудрагоценные. Да в бронзу алмазы и не вставишь. Скорее всего, госпожа Фань носит подарок дорогого для неё человека.

– Санди! – отвлёкся дядя Джейк от обсуждения браслета, – где ты пропадаешь, чёрт тебя побери! Я тут уже битый час слоняюсь без дела, не представляя, чем бы себя занять.

– Как вижу, ты успешно занял себя выпивкой и беседой с молодёжью, – улыбнулся подошедший мужчина с ранней сединой в каштановых волосах, – представишь?

– С большой охотой. Этот высоченный детина в одёжке Дубового клана – мой любимейший племянник Вилохэд Окку. Младшая ветвь клана, нынешний коррехидор Клефилда. Полковник, между прочим. А перед тобой, Вилли, сэр Санди Сюро, старший брат хозяйки этого ужасного дома.

– Моя сестрёнка не имеет к данному безобразию ни малейшего отношения, – улыбнулся Сюро, – только её беспредельная любовь и глубокая преданность мужу – единственная причина того, что То́моко позволила ему обставить дом по его собственному вкусу. Но кто эта незнакомка, что столь старательно избегает моего заинтересованного взгляда? – мужчина поднял лорнет и воззрился на чародейку.

– Прекрати рассматривать невесту Дубового клана, будто она неодушевлённый предмет, – толкнул локтем друга Джейк, – госпожа Эрика Таками – чародейка. Разозлишь – и будешь квакать месяц, покуда не снимут заклятие!

– Прошу великодушно меня извинить, – он демонстративно сложил лорнет, – только несравненная прелесть юной дамы вынудила старого ценителя женской красоты проявить неподобающую дерзость. А если серьёзно, я очень рад знакомству с вам обоими. О сэре Вилохэде я наслышан от его дядюшки, и кое-что читал в газетах, а госпожа Таками станет первой чародейкой, с которой у меня состоялось столь близкое знакомство.

Вскоре гостей пригласили на ужин. За столом Вил и Рика сидели вместе с сэром Гевином на почётных местах возле хозяина дома. Это позволило отцу коррехидора вести политические разговоры, отпуская колкие замечания в адрес каких-то незнакомых Рике людей, отчего будущий министр смеялся от души. Почётная гостья и культурный посол Делящей небо оказалась на другом конце стола, ближе к госпоже Томо. Госпожа Фань внимательно слушала соседей, улыбалась и ела до смешного мало. Дядя Джейк вместе со своим другом разместились напротив. Они беседовали между собой, пили крепкое спиртное и налегали на мясо. Правда, налегал в основном дядя, а его друг как-то рассеянно смотрел по сторонам, словно бы избегая взгляда сидящей напротив делйской красавицы. Когда же их взгляды встретились, госпожа Фань улыбнулась, а Сюро сделал вид, что уронил салфетку и наклонился за ней.

Тогда чародейка не придала своим наблюдениям ни малейшего значения, она просто занимала себя за ужином, пока Вил давал подробные объяснения о нововведениях в Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, их у него решительно потребовал кругленький лысый старичок, сидящий справа.

После ужина большинство мужчин разошлись по курительным комнатам, а хозяйка приёма уселась за пианино и предложила развлечь присутствующих музицированием. Она с душой исполнила несколько романтических песен, после чего её сменила одна из гостей – дама среднего возраста, сухощавая с недовольным выражением лица. К инструменту её отравил супруг, поддержанный просьбами знакомых порадовать слушателей виртуозной игрой.

Дама расправила платье, придирчиво полистала стопку нот, вознесла руки над клавиатурой и обрушила на слушателей техничный бравурный танец, смахивающий на военный марш.

В этот момент чародейка заметила кое-что интересное: из боковой двери в гостиную возвратились господин Харада под руку с делийкой. При этом создавалось впечатление, что мужчина всеми силами пытается отстраниться от спутницы, и только правила хорошего тона не позволили ему сделать этого. На лице он пытался сохранять приятную улыбку, но в глазах угнездилось беспокойство.

Санди Сюро, лениво беседовавший с дядей Джейком, вдруг встал и пошёл навстречу будущему министру.

– Позволю себе похитить у вас, Харада, этот прекрасный лотос, – он улыбнулся, – несправедливо, что вы, как хозяин приёма, безраздельно наслаждаетесь обществом госпожи Фань, лишая нас, простых смертных, возможности обрести хотя бы малейший знак внимания с её стороны.

– Извольте, – поклонился Харада, – госпожа в полном вашем распоряжении.

Сюро сам взял за локоть даму и повёл к окну.

– Вам не кажется, что вы замахнулись на ставку, слишком высокую для вас? – спросил он в своей лениво-ироничной манере, – как бы не случился перебор.

– Дорогой мой господин Сюро, – с милой тщательностью проговорила его спутница, бросая на собеседника кокетливые взгляды из-под ресниц, – кто знает, быть может, я блефую, а, может, решилась на рискованную ставку. Или у меня в рукаве припрятан джокер?

– Никогда не сомневался, что вы любите нечестную игру.

Госпожа Фань мелодично рассмеялась, прикрыв рот веером.

– Конечно, ведь это ВЫ научили меня исправлять ошибки богини удачи.

– Однако ж, – серьёзно возразил Сюро, – богиня удачи не особенно жалует тех, кто вмешивается в её планы, особенно, когда ставки столь высоки.

– Уж не хотите ли вы сказать, будто не бросили ей помогать? – ещё один выразительный взгляд вытянутых к вискам, чуточку раскосых глаз.

– Не вынуждайте возвращаться к былому.

– Былое порой таит в себе тайную прелесть, – нараспев процитировала один из классических стихов госпожа Фань, – жаль, что возврат к нему лишь в нашем сердце возможен…

Глава 2 ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО

Танцы на приёме в доме будущего министра финансов в тот вечер так и не состоялись. Причина сего прискорбного факта крылась в отсутствии тех, кому подобное времяпрепровождение доставило бы радость. Кроме Вила и Рики одной лишь хозяйке дома не сравнялось тридцати лет, поэтому потанцевать не вышло.

Чародейка смотрела в окно магомобиля на ночные улицы Артанской столицы и размышляла, поцелует ли её четвёртый сын Дубового клана на прощание. После того злосчастного штрафного поцелуя Вил как-то отстранился. Даже случайных касаний стало гораздо меньше. Внешне его поведение никак не поменялось: он также шутил, был неизменно корректен и предупредителен, но всё же, чего-то недоставало. Рика назвала бы это «что-то» дружеской непринуждённостью, когда Вил мог запросто потянуть её за руку, весело хлопнуть по плечу. Уже неделю ничего подобного не случалось. Она вздохнула.

– Как вам показался приём? – нарушил молчание коррехидор.

– Вы оказались полностью и безоговорочно правы. Хоть и бал – развлечение не из самых весёлых, тут же вообще кошмар, скука смертная. Ваш дядюшка Джейк и его весёлый приятель хоть скрасили уныние вечера, обязательного к посещению. Но мне показалось, что глава Дубового клана не особенно благоволит к родственнику. Ведь Джейк, насколько я поняла, брат леди Мирай?

– Да, младший из Дакэ́ма, – кивнул Вил, – наше положение схоже. И он, и я – самые младшие сыновья. В минувшие эпохи таким как мы светило бы отправление в жрецы. Старший сын наследует титул и положение главы клана, второму – прямая дорога в армию. Третьи сыновья шли в статскую службу. Они становились дипломатами, получали придворные должности, а вот младшим надлежало посвятить себя служению богам.

– Печально, – покачала головой чародейка, – безбрачие и жизнь при храме – такое должно быть по зову сердца, а не потому, что тебе не посчастливилось появиться на свет раньше других.

– Однако ж, в наши дни влияние духовенства на жизнь древесных кланов далеко не то, что прежде, посему младшие сыновья предоставлены сами себе, – он свернул на улицу Колышущихся папоротников, – чем я и пользовался, покуда моему родителю не пришла в голову идея отправить меня служить. Хотя, – Вил остановил машину, – к Королевскому гвардейскому полку меня приписали лет в пять, так что через двадцать один год, вместе с должностью коррехидора я обрёл и чин полковника.

– А господин Джейк Дакэма чем занимается?

– О, мой любимый дядюшка – личность в Кленфилде легендарная. В молодые годы он вместе со своим другом господином Сюро много путешествовал, жил на континенте. Он – убеждённый холостяк, обожает карты и выпивку. При этом и в первом, и во втором ему просто нет равных. В молодые годы активно дуэлировал, имеет вполне заслуженную славу отличного стрелка и неутомимого фехтовальщика. Кстати, именно Джейк научил меня стрелять. Но вот к фехтованию у меня таланта не наблюдается. Я, как любой древесно-рождённый, держу в руках саблю, и неплохо, но до дядюшки мне, как до звёзд.

– Его друг во всём похож на него?

– Вне сомнений. Про них не раз говорили: два сапога – пара. При всём при том Сюро стал опекуном своей младшей сестры, когда умерли его родители. Случилось это довольно давно, тогда Томо едва сравнялось четырнадцать. Он обожает сестру и очень дружен с её мужем. Хотя тут уж остаётся только удивляться, потому как более противоположных людей трудно отыскать, – коррехидор усмехнулся, – поневоле вспомнишь сентенцию про сходящиеся противоположности. Я с Харадой прежде знаком не был, знал его только со слов дяди. Идеальный пример молодого политика, начавшего с низов и сделавшего прекрасную карьеру. Безупречная репутация (тут я имею в виду не только то, что он не замешан в скандалах со взятками и проталкиванием в парламент сомнительных законов, но и о строгих правилах обыденной жизни). Отец его называет «Нравственным маяком» для молодёжи, и не раз ставил мне в пример.

– Понятно, – Рика оттягивала прощание, – любопытно наблюдать за людьми. Мне показалось, что господин Сюро был прежде знаком со звездой приёма госпожой Фань. Они беседовали карточными намёками.

– Не факт, – Вил повернулся к чародейке, – обычный великосветский флирт. Знаете, эдакая игра ума, когда ты говоришь малознакомой или даже практически незнакомой даме вроде бы обыденные вещи, а при этом подразумевается нечто иное, порой доходящее до неприличных двусмысленностей. Но вся прелесть такого флирта в том, что дама вольна как ответить и показать своё расположение, так и сделать вид, что не понимает намёков. Тогда беседа ограничится несколькими фразами о картах, скачках, даже о погоде можно говорить с подобной целью. Джейк и Санди – оба мастера высокого флирта. Думаю, Сюро прощупывать почву для нового романа.

Рике ужасно хотелось спросить, прибегает ли Вил к подобным приёмам, но вместо этого она с деланым безразличием произнесла:

– Выходит, под всеми этими ставками, блефами, взятками скрывались любовные намёки?

– Я бы сказал, скорее, интимные, нежели любовные. Свет легко прощает человеку страсть, но порицает глубокую привязанность. Привязанность, любовь – это предмет брака, а не флирта. Однако, час уже поздний, а я и так бессовестно занял ваш вечер, лишив законного отдыха, – Вил вытащил часы, которые показывали первый час ночи, – не смею задерживать вас.

Чародейка помедлила секунду, и вышла из магомобиля.

– Доброй ночи, – махнул на прощание рукой коррехидор, – и пусть вам приснятся самые приятные сны.

Снов этой ночью Рика не видела вовсе. Слишком уж устала и слишком была разочарована банальным прощанием. И чародейка твёрдо решила выкинуть из головы все эти дурацкие мысли о поцелуях и прекрасных глазах цвета спелых желудей.

За завтраком Эни Вада на пару с квартирной хозяйкой, дожаривавшей тосты, потребовали полнейшего отчёта о вчерашнем приёме. Естественно, разболтала Эни, не помогло никакое честное слово. Промолчать об участии подруги в главном приёме сезона было выше её сил. Рика вздохнула и принялась рассказывать.

– А платья? Какие там были платья? – перебила Эни, подавшись вперёд от возбуждения, – какой цвет станут носить этой весной?

– Кроме меня и хозяйки приёма там не было ни одной молодой дамы, – с мстительным удовольствием ответила чародейка, – а мы обе были в артанских платьях. Ты ж видела моё у меня в комнате. Да и вообще дам было раз две, и обчёлся. Госпожа Фань тоже национальное платье надела.

– Ты видела госпожу Фань Суён? – в один голос воскликнули обе женщины, а тётушка Дотти даже уронила на пол тост, что собиралась положить на тарелку.

Под ахи и охи тост был отправлен в мусорное ведро, и квартирная хозяйка потребовала не начинать рассказ, покуда все румяные кусочки хлеба не окажутся на столе. После этого она налила себе большую чашку чая и устроилась напротив, дав понять Рике, что готова послушать о встрече со знаменитой красавицей.

– Только умоляю, – проговорила она, – не упускайте ни единой детали. Какая она? Высока ли ростом?

– Да нет, – пожала плечами чародейка, – как я примерно, или чуточку повыше.

– А лицо? Она и правда столь же хороша, как пишут в газетах?

– Мне сложно сравнивать невнятные восторги Руко Нори с реальным впечатлением от человека. Могу сказать лишь, что черты лица у неё правильные, макияж искусный, а какова она после того, как умоется, не знаю.

– Какие у неё волосы? – это уже была Эни. Она недавно подстриглась, следуя моде, но не была целиком и полностью уверена, что не поступила правильно.

– Тёмные, – пожала плечами чародейка, – причёска замысловатая со множеством шпилек, заколок, украшений, а ещё…

Слушавшим раскрыв рот женщинам так и не довелось узнать о том, что же ещё: раздался мелодичный звонок магофона, который вчера установил и подключил отчаянно молоденький чародей из гильдии Прикладной магии. Госпожа Призм поднялась и с достоинством подплыла к аппарату:

– Меблированные комнаты Призм, – проговорила она избыточно громким голосом – вполне понятная ошибка многих людей, впервые разговаривающих при помощи чуда магической мысли, – вас слушают.

В трубке что-то проговорили, пожилая женщина кивала, потом повернулась к жиличкам:

– Рикочка, это вас, – она зажала трубку свободной рукой и многозначительно кивнула на верх, – он!

Рика уже хотела было ядовито поинтересоваться, не сам ли бог смерти Эрару почтил их своим вниманием, но выражение лица квартирной хозяйки было столь счастливым, что она оставила эту затею. И так понятно, звонил Вилохэд Окку.

– Да, – ответила она, – я слушаю. Здравствуйте.

– Эрика, – голос четвёртого сына Дубового клана был взволнованным, – сейчас за вами заедет сержант Меллоун. Собирайтесь. У нас труп. Очень странный.

И повесил трубку.

Меллоун приехал даже быстрее, чем чародейка успела подготовиться. Когда она спустилась из своей комнаты, сержант ерзал на стуле в прихожей.

– Скорее, – поторапливал он, – господин полковник уже на месте. Дело важное.

– Почему все важные убийства не могут происходить посреди недели? – раздражённо размышляла чародейка, зашнуровывая свои ботинки на толстой подошве, – непременно нужно кого-то пришить в воскресенье. Впору объявления по Кленфилду расклеивать: так, мол, и так, господа убийцы, насильники и маньяки. Сделайте любезность, творите свои грязные делишки в рабочее время. Коронер королевской службы дневной безопасности и ночного покоя – тоже человек, и тоже хочет выходные дни провести дома, а не в прозекторской.

– Вы можете толком объяснить, кого убили? – спросила она уже на улице. Слышать подробности двум любопытным особам не следовало.

– Я и сам толком не понял, чего полковник так всполошился, – Меллоун распахнул дверку знакомого фургона, на котором прежде красовалась надпись: «Турада – перевозки в радость», ныне заклеенная скромной информационной надписью с гербом их службы. Фургон этот подарила семья адъютанта Тимоти Турады после бесславной остановки городских часов в тщетной попытке отловить в Часовой башне вампира, – позвонили, сказали, помер какой-то древесно-рождённый. Вроде бы своей смертью помер, но сказали, что крови больно много. Шеф услыхал фамилию, побледнел и помчался на место происшествия, а мне велел вас забрать. Турады нет, ему повезло, уехал в имение ещё в пятницу. Оттуда, если и вызвонишь его, то только к вечеру подъехать сможет.

На лице сержанта читалось искреннее сожаление, что он не догадался поступить также.

Они проехали мимо бульвара Кружащихся бабочек, свернули за Торговым кварталом вправо. Меллоун явно плохо представлял, куда именно нужно ехать. Он выглядывал в окно, сверяя название улиц со смятой бумажкой из кармана, чертыхался и, в конце концов, вынужден был спросить дорогу. Всё дело было в том, что нужная им улица – улица Жасминная, прерывалась, а продолжалась совершенно в другом месте за поворотом. Поэтому-то и особняк под номером 65 Меллоун никак найти не мог.

Особняк оказался совсем небольшим, аккуратным и ухоженным. Сержант испустил вздох облегчения, издалека увидев знакомый магомобиль, небрежно припаркованный возле парадной двери.

– Прошу вас, – пригласила чародейку и сержанта в дом симпатичная, статная женщина в форме горничной. Глаза её покраснели от слёз, – проходите.

В особняке царила та особенная атмосфера, какая бывает в доме, куда внезапно заглянула смерть. Из кухни высунулась встревоженная голова кухарки и тут же убралась обратно. В гостиной сидел Вилохэд с папиросой в руке, а возле него стоял мужчина средних лет в национальном артанском платье и что-то негромко говорил. Вил увидел вошедшую чародейку и жестом остановил рассказ.

– Что так долго? – нахмурился он, – магомобиль сломался, и вам пришлось идти пешком?

– Никак нет, господин полковник, – отрапортовал Меллоун, который, когда волновался, переходил на не всегда уместный армейский стиль общения, – улицу не могли найти.

– Да, да, – встрял недавний собеседник коррехидора, – у нас это – вечная проблема. Кто не знает, как пройти или проехать, долго ищут. Сначала две улицы было: Первая Жасминная и Вторая Жасминная. Они даже в разные стороны вели. Потом кто-то из градоначальников возмутился таким разнообразием Жасминных улиц и повелел объединить в одну безо всяким там цифирей. Так вот и вышло, по сути улиц две, а считается, как одна.

– Ладно, – кивнул Вил, – Меллоун вы за труповозкой, а госпожа чародейка за мной, – он встал, – чрезвычайно неприятная ситуация.

– Вил, – Рика видела искреннее расстройство четвёртого сына Дубового клана, – скажите, наконец, что случилось?

– Как? – искренне удивился он, – я разве не сказал по магофону? – чародейка отрицательно мотнула головой, – умер Санди Сюро. Пойдёмте, взглянем вместе.

Рика ожидала чего угодно, только не этого. Не прошло и десяти часов, как они сердечно распрощались с этим ещё сохранившим львиную долю своей мужской привлекательности человеком. Он улыбался, шутил, отпускал двусмысленности по поводу Древесного права (куда ж без этого!), а теперь вдруг умер. Посвящённая богу смерти с пяти лет Рика прекрасно могла распознать печать смерти на лице человека. Да для этого порой и не нужно быть некромантом. Если человек болен, и ему осталось недолго, это видно невооружённым взглядом. Только родственники подчас изо всех сил стараются не видеть этого. Вчера ночью господин Сюро не имел на себе подобной печати, в этом чародейка готова была поклясться под присягой.

– Сюро редко возвращался домой раньше трёх часов утра, – говорил Вил бесцветным голосом, – поэтому и вставал не раньше десяти. Камердинер, вы видели его в гостиной, в это время приносил ему ячменный чай. Сюро страдал язвой желудка. Но сегодня он на стук не откликнулся. Через пятнадцать минут Ми́чия повторил попытку, после чего заглянул в спальню и обнаружил господина мёртвым. Я не видел ещё тела, но он говорит, что крови много, очень много. Мичие вспомнились зимние убийства во сне, он напугался и позвонил в коррехидорию. Я поспешил сюда, а Меллоуна послал за вами.

Мичия, прислушиваясь к их разговору, вёл на второй этаж, где остановился перед закрытой дверью господской спальни.

– Вот, здесь, – он проглотил комок в горле, – поверить не могу.

Рика решительно отворила дверь. В небольшой уютной спальне здорово пахло кровью. Побледневший Вил заставил себя идти за девушкой. На широкой кровати на две, или даже три, персоны навзничь лежал Санди Сюро. Лицо его было перекошено от боли, а подушка почти свалилась на пол. И, действительно, крови было в изобилии. Она застыла густыми коричневатыми сгустками около рта. Чародейка знала, так выглядит кровь из желудка и печени. Однако, сразу бросалось в глаза, что из носа вытекала алая лёгочная кровь.

Вил подавил стон.

– Откройте-ка покуда окно, – попросила девушка, поскольку к запаху крови примешивался запах человеческих испражнений, – и постойте там. Я осмотрю тело и буду вам говорить, что да как.

Вил, совершенно подавленный, кивнул.

– Я понимаю, – проговорила чародейка, надевая фартук и засучивая рукава платья, – одно дело видеть убитым постороннего человека, а совсем иное – того, кого хорошо знал.

– Вы полагаете, всё-таки убийство? – окно скрипнуло, поддалось и рама отъехала вбок.

– Сначала я подумала о прободении язвы, – чародейка откинула полы пижамной куртки, – мне запомнились ваши слова о ячменном чае и язве желудка. Знаете, – она стянула с покойника пижамные штаны, в которых тоже была кровь, – иногда прободение язвы приводит к обильному внутреннему кровотечению, что, в свою очередь, если не оказана помощь вовремя, к смерти. Но эту версию опровергает светлая лёгочная кровь. Как бы не прорвалась язва, лёгкие тут не при чём. Пускай кровотечение было обильным, кровь смешалась с рвотными массами, пускай даже хлынула носом, но она будет при этом той же самой тёмной кровью из желудка. Значит, перед нами убийство, – она перевернула труп на бок, чтобы осмотреть затылок, спину и ягодицы, – только я не вижу ран, что могли породить всё это. Она возвратила бедного господина Сюро в первоначальную позу, – и потом, прободение язвы – вещь болезненная. Предположим, Сюро много выпил накануне, а я сама видела, как он налегал на коньяк, и крепко заснул. Но даже в этом случае он бессознательно свернулся бы клубочком, а не лежал навзничь, словно его проткнули копьём в спину.

– Значит, ран нет? – коррехидор заставил себя поглядеть на распростёртое на кровати окровавленное тело, совсем недавно бывшее ещё жизнерадостным мужчиной в расцвете лет, – тогда что его убило?

– Кожные покровы и мышцы не имеют следов проникающих ранений, – констатировала чародейка, – однако запах соответствующие выделения свидетельствуют о том, что кишечник также был повреждён. Пока ничего определённого сказать не могу, кроме того, что смерть наступила часов семь назад. Точнее скажу после вскрытия.

Девушка вернула пижаму в предыдущее состояние и накрыла труп одеялом с головой.

– Вам не плохо?

– Держусь, – Вил постарался унять предательскую дрожь в голосе, – давайте поговорим с прислугой, а там Меллоун заберёт тело.

Дворецкий и личный камердинер Мичия сказал, что господин Сюро возвратился около трёх ночи.

– Он всегда звонит мне, когда возвращается… возвращался, – грустно поправился Мичия, – я привык уже.

– Ничего странного или необычного вы не заметили? – спросила чародейка, видя, что коррехидор пока не способен вести следствие, – погодите.

Она сходила на кухню и велела сварить крепкого кофе и добавить туда сахар и хорошую порцию бренди. Узнала по ходу дела, что кухарка приходящая. Вчера ушла вообще рано, а сегодня пришла к восьми и поставила печься хлеб, тесто для которого приготовила ещё с вечера, и заварила ячмень для господина.

Кофе, действительно, помог. На лицо коррехидора возвратились краски, и он начал больше походить на самого себя.

Мичия дождался, когда к нему снова обратятся с тем же вопросом и продолжал:

– Господин вроде обычный вчера был. Сказал, что выиграл прилично денег, выгрузил из кармана банкноты, посмеялся ещё, что семёрка пик там затесалась. Проговорил что-то про длинные тени у старых грехов и пошёл спать. Даже ванну брать не стал. Сказал, что с выпивкой перебрал сегодня, что последнее точно пить не надо было, мол голова трещать станет утром, но потом махнул рукой, мол, ничего не поделаешь, сделанного не воротить, и пошёл спать. Деньги я в кабинет отнёс и в шкатулку сложил. Он туда всегда свои выигрыши складывал. После этого я тоже спать отправился. И всё.

– Вы раздеваться ему не помогали? – спросил Вил.

– Нет, – покачал головой камердинер, – не признавал он этого. Только уж, коли совсем напивался, тогда да, – вздох, – но пить господин умел. Я его всего-то раза три раздевал за всю жизнь.

– Понятно. Про утро я уже слышал. Кто ещё в доме?

– Кухарка, – начал перечислять Мичия, – женщина порядочная, мать четверых дочерей на выданье, здесь не живёт, приходит по утрам. Потом горничная Ги́са, у неё комната возле моей, дворник и я. Дворник живёт по соседству.

– Вы ночью ничего подозрительного не слышали?

– Нет. Господин не звонил. Никаких посторонних или подозрительных звуков я не слыхал, а сон у меня чуткий. Можно даже сказать, дрянь, а не сон. Бывает по половине ночи глаза в потолок луплю. Так что, коли кто чужой в дом забрался, я бы непременно услыхал.

Горничная ничего нового к рассказу камердинера не добавила. Она легла спать рано, хозяина по ночам видела редко.

– Ежели господин пожеламши был чаю испить, – шмыгая носом, сказала женщина, – то Мичия собственными руками чай заваривал. У него ещё травки всякие имеются. Ведь, господин наш, – снова не то вздох, не то шмыг, – желудком последние пять лет страдал. Иной раз его крепенько так скручивало. Потом вроде отпускало. Вчера? – глаза женщины увлажнились, – не было ничего необычного. Господин Сюро только рубашку велел выгладить самую дорогущую. Сказывал, важный приём у ихней сестры, хотел быть на высоте.

Послышался топот, приехал Меллоун со штрафниками, что отрабатывали недельные сроки заключения на общественно-полезных работах. Кто-то подметал улицы и помогал городским мусорщикам, а иные были приставлены к старенькому крытому фургону, на нём перевозили трупы.

– Можно забирать? – сержант запоздало сдёрнул с головы берет.

– Да, – разрешила чародейка, бросила взгляд на коррехидора и увидела, что тот совершенно расклеился, – пойдёмте, потянула она его за рукав. Более мы здесь ничего не узнаем. Чтобы двигаться дальше, нужны результаты аутопсии.

Вил кивнул, поблагодарил всех за содействие и вышел. В магомобиле он посидел какое-то время, собираясь с мыслями.

– Извините меня, Эрика, – проговорил он, – но я вынужден попросить вас потратить ещё какую-то часть выходного дня и сделать вскрытие Сюро.

– Даже не думайте извиняться, – решительно заявила чародейка, – у меня всё одно никаких планов не было, да и жутко интересно, отчего умер друг вашего дяди. Я заснуть не смогу спокойно, пока не увижу всё своими глазами.

– Хорошо. А меня ждёт то, чего я всеми силами желал бы избежать, но не получится, – он резким жестом откинул отросшие волосы со лба, – нужно сообщить госпоже Хараде о смерти брата.

– Может, Турада позвонит ей и скажет?

– Нет. В случае совершенно чужих мне людей я со спокойной совестью перепоручил бы сие Тураде, но теперь. Придётся ехать и разговаривать лично.

Чародейка видела душевное смятение четвёртого сына Дубового клана. Ей вдруг захотелось обнять его и утешить, совсем как утешала её бабушка, когда залётный коршун растерзал любимого Рикиного котёнка.

– Вил, – проговорила она, впервые обратившись к нему неформально, сокращённым именем и без титулов, званий, – я отлично понимаю, что вы сейчас чувствуете, – на неё взглянули страдальческие карие глаза, – и мне очень хочется помочь вам. Знаете, некромантов с детства учат воспринимать смерть правильно. В ином случае чародей просто угробит здоровье, как физическое, так и духовное. Мне было пять, когда бабуля преподала мне первый урок. Да и случай подвернулся удобный. За пару недель до этого дедушка принёс домой котёнка. Беленького, пушистенького с разноцветными глазками и коротенькими лапками, такими, что всё время казалось, будто он припал к земле. И вот на него-то чёрный коршун и налетел. Котик у нас и месяца не прожил. Я отогнала птицу палкой, однако ж, поздно. Мой Мада́ру лежал мёртвый и весь в крови. Я рыдала над любимцем и всё никак не могла успокоиться. Порой мне казалось, что ощущаю его предсмертный страх, жгучую боль от переломанных костей и разрываемых мышц. Это было невыносимо. Бабушка забрала трупик котика, вымыла его и магией высушила шёрстку. Затем положила мне на колени и научила самому главному в жизни некроманта: отстранению от смерти. И теперь я хочу научить этому вас.

Коррехидор кивнул.

– Было бы здорово. Я-то, глупец, успел возгордиться. Уже три месяца меня не тошнило в вашем кабинете и при осмотре трупов. Хотя и сейчас дурноты нет; с Санди совсем иное: никакого отвращения, только острая, почти физическая боль в душе.

– Именно с этой самой болью вы должны проститься навсегда, – решительно заявила чародейка, – давайте руку. Рука была прохладной, – теперь запоминайте, а я чутка подкреплю магией. Ваш амулет нагреется, но не пугайтесь, просто одарю вас капелькой магической энергии. Хорошо?

Вил в ответ лишь крепко сжал руку чародейки.

– Вы должны, – она закрыла глаза и замкнула одну магическую цепь, – раз и навсегда отстраниться от чужой смерти. Не сочувствовать, не пытаться представить, каково было покойному, не сожалеть о том, что вы чего-то не сделали или не сказали ему. Смерть господина Сюро не имеет к вам никакого духовного отношения. Отпустите все чувства, эмоции, мысли, что связывали вас с ним. Давайте.

Вил не знал, каким образом осуществить то, что велит сжимающая его руку девушка. Но он много читал и обладал живым воображением, поэтому он представил себе, как выпускает из своего сердца целый рой призрачных сверкающих бабочек, каждая из которых уносила на своих крыльях кусочек болезненного сожаления и скорби о Сюро Санди. Ему даже показалось, что Рика видит этих самых бабочек, потому что глаза чародейки пристально следили за чем-то в воздухе. Когда последняя, алая, как представил он, бабочка выпорхнула сквозь лобовое стекло магомобиля, ему резко полегчало. Ощущение было похоже на вдох после долгого пребывания под водой, снятого пекущего горчичника, уход ночного внезапного страха или резко прошедшую мигрень.

– Вот и отлично, – Рика практически физически восприняла чувства коррехидора и отпустила руку, – проделывайте подобное всякий раз, когда чья-либо смерть породит у вас паразитную духовную связь.

– А что было с котёнком?

– Котёнком?

– Ну да, тем, беленьким с разными глазами. Он стал Тамой?

– Нет, – качнула Рика головой, – тогда мне не под силу было создать себе фамильяра. Да и детям делать такое запрещено. Мадару я похоронила с лёгким сердцем, а вечером дед повёл меня к фермеру, у которого как раз окотилась кошка. Второй котёнок был не столь красив, но прожил долгую счастливую жизнь. Вы позволите мне поехать вместе с вами к Хараде?

– Не хочу ещё больше занимать ваше время, – попытался возразить он.

– Я настаиваю. На аутопсию вместе с магическими тестами мне вряд ли потребуется больше двух часов, – серьёзно заявила девушка, – вы как раз съедите домой пообедать, а когда вернётесь, я вам всё расскажу и можно будет двигаться дальше.

– Увы, – вздохнул Вил, – но на сегодняшний вечер я ангажирован отцом. В «Красных и зелёных клёнах» состоится совет клана.

– Совет Дубового клана в казино? – искренне удивилась чародейка.

– Советом или собранием мероприятие именуется лишь для виду. На самом деле мужчины клана весь вечер будут пьянствовать, веселиться, играть в карты, а в промежутках между этими занятиями обсуждать политическое и экономические перспективы. «Четвёртое четвёртого» – то есть четвёртое апреля. Если эти иероглифы прочесть на старинный манер, получится «два жёлудя». Посему сегодняшний день – это праздник Дубового клана.

– Странные ассоциации вызывает название, – усмехнулась Рика, – возможно, я безнадёжно испорчена, но два жёлудя наводят на мысли об орешках, бубенцах и прочих эвфемизмах мужского достоинства.

– Да, это так, – подтвердил коррехидор, – в былые времена именно четвёртого апреля в Дубовом клане праздновали взросление мальчиков. Поэтому по традиции на всеобщее веселье не допускаются дамы, кроме гейш и работниц кварталов развлечений.

– Ах, так вот о каком виде взрослости идёт речь!

– Не только. Юноши раньше участвовали в поединках на мечах, силовых упражнениях и должны были выпить положенную долю спиртного, не свалившись при этом под стол. Сейчас это – просто пирушка в чисто мужской компании друзей и родственников. А поскольку все мои братья разъехались по делам, сопровождать герцога Окку поручено мне. Так что результаты вскрытия завтра. И огромное спасибо, что предложили поехать к госпоже Харада.

Томо Харада встретила их удивлённым взглядом.

– Я рада, господа, что вы решили нанести мне визит, – она поклонилась и жестом пригласила войти в дом, – к сожалению, мой супруг на службе. Чаю?

Вил отказался. Он никак не мог подобрать слова, чтобы сообщить этой симпатичной утончённой молодой женщине о смерти близкого человека. Дядя Джейк рассказывал, что с подросткового возраста Санди Сюро заменил своей сестре отца.

– Ещё только апрель на дворе, а можно подумать, лето настало, – проговорила госпожа Харада, чтобы заполнить повисшую паузу, – впору надевать летние наряды. Как вы думаете, эта дивная погода долго продержится.

Рика сделала глубокомысленное замечание о благоприятных условиях для урожая риса.

– Госпожа Харада, – собрался с духом Вилохэд, – я, как Верховный коррехидор Кленфилда, должен сообщить вам о смерти вашего брата, господина Сюро Санди.

– Что? – до Томо не дошло сразу, о чём идёт речь, – вероятно, это – какое-то недоразумение. Я виделась с Санди не далее, как в полночь минувшей ночью. Он был совершенно здоров. Полагаю, произошла либо ошибка, либо все мы стали жертвой глупого розыгрыша. Я сейчас же позвоню ему, и вы сами убедитесь в моей правоте.

– Не стоит, – остановил её порыв Вил, – мы только что из дома вашего брата на Жасминной улице, шестьдесят пять. Сюро Санди был убит ночью в своей постели. Кем и каким именно образом мы пока сказать не в состоянии. Тело для погребения можно забрать завтра ближе к полудню. Я соболезную вашему горю, госпожа Томо.

– Ну почему! – яростно прошептала женщина, и глаза её оставались сухими, – кому он мог помешать? Я с детства была уверена, что раз так сильно люблю Санди, моя любовь защитит его от любых бед. Почему он не захотел ночевать у нас! Ах, если бы я только знала…

Томо встала, прошлась по комнате, налила себе воды и выпила залпом почти целый стакан. Потом сцепила за спиной руки и подошла к Вилохэду.

– Господину Дакэмо вы сообщите сами или же это сделать мне? Джейк был его единственным настоящим другом моего брата.

– Не беспокойтесь, госпожа Харада, я не посмею взваливать на ваши плечи ещё одну тяжесть. Дяде Джейку с позвоню сам.

– Решено, – женщина не плакала, но чувствовалось, что она вся, как на иголках, – сначала необходимо связаться с Бартом, потом съездить в похоронное агентство, заказать цветы и церемонию… господа, если у вас ко мне нет пока вопросов…

– Вопросы, несомненно, будут, но несколько позднее, – коррехидор встал и поклонился, – не смеем далее обременять вас своим присутствием. Ещё раз выражаю самые глубокие соболезнования. Если возникнут какие-либо сложности или же проблемы, смело обращайтесь к Дубовому клану.

– Благодарю, – ответный поклон, – поддержка столь влиятельного клана – большая честь для нас.

– Сильная женщина, – заметила чародейка уже на улице, – на вид хрупкая и беззащитная, а в душе – кремень. Ни единой слезинки не пролила, ни тебе истерики, заламывания рук, обмороков. И особая благодарность за покровительство вашего клана. Жена политика до мозга костей.

– Именно таких женщин поэты эпохи Воюющих кланов называли стальными гвоздиками. Прекрасный цветок, но из стали. Тогда считалось нормой, что женщина с клинком в руках защищала дом и детей от врагов, – проговорил Вилохэд, – Томо Харада – как раз из таких.

Вил отвёз чародейку в коррехидорию, и купив на углу целый пакет хрустящих треугольников с крабами, курицей и овощами, сунул ей в руки. После чего уехал готовиться к вечерним торжествам в Дубовом клане.

В коррехидории царила обычная, сонная, воскресная тишина. Дежурный кивнул, едва оторвав взгляд от дамского романа, скромно обёрнутого газетой, и Рика пошла к себе.

Освобождённый от окровавленной пижамы труп друга дяди Джейка лежал на холодном мраморе стола в прозекторской.

– Аутопсия начата в тринадцать часов сорок семь минут, – привычно пробормотала чародейка. Произнесённое вслух время запоминалось, словно бы даже записывалось в памяти.

Она ещё раз осмотрела кровь, обильно вытекавшую изо рта и носа убитого, и снова отметила, что к тёмной, похожей на кофейную гущу, крови из желудка примешивается алая, богатая кислородом, кровь из лёгочных артерий. Обычно встречалось либо одно, либо другое. Кровь в заднем проходе свидетельствовала о кровотечении в брюшной полости.

Чародейка непонимающе вздохнула и чарами убрала всю внешние загрязнения тела. Теперь перед ней был мужчина около сорока лет, в хорошей физической форме с практически безволосой грудью. Какие-либо внешние повреждения на теле отсутствовали, если не считать уже пожелтевшего синяка на правой голени. Скорее всего стукнулся о кровать. Вооружившись средним скальпелем, чародейка сделала классический надрез от кадыка до паха. Очень скоро девушка поняла, что ложка для измерения жидкостей ей сегодня не пригодится. Крови было много, очень много. Она практически заливала всю полость. Никакой речи о естественных причинах смерти быть не могло. Создавалось ощущение, что внутри Сюро Санди что-то взорвалось, разрезав и проткнув практически все внутренние органы от лёгких до толстой кишки. Печень выглядела так, словно её напластали поварским ножом, в лёгких зияли дыры, как будто кто-то шутки ради истыкал и их, и диафрагму стилетом. Чародейке не то, что видеть, даже читать о подобном не доводилось.

Она вымыла руки, удалила защитную плёнку (в перчатках, даже самых лучших, терялась чувствительность пальцев) вызвала Таму и взялась за зеркало Пикелоу. Тест на магию не показал ровным счётом ничего. Господин Сюро не пользовал магию даже для здоровья. Поверхность зеркала, по прихоти чародея прошлых веков, обычно радовавшая похабной визуализацией стихий, оставалась нетронутой и спокойной. Колыхнулась лишь стихия воздуха, она среагировала на охлаждающее заклинание в морге и прозекторской. При этом не существовало никакого способа естественным путём нанести подобные повреждения. Невольно пришли на ум куклы и их способность проникать в сны. Но все куклы завершили свой цикл существования, а ни демонов, ни каких иных потусторонних тварей зеркало также не показало.

Вспомнив суровое лицо Дубового герцога, выговаривавшего ей в начале зимы по поводу неподобающих занятий для незамужней девице, Рика усмехнулась и сделала все необходимые манипуляции, дабы убедиться в том, что минувшей ночью господин Сюро физической близости с женщиной не имел. Оставалось содержимое желудка. Чародейка припомнила, что за ужином в доме Харады убитый пил крепкое спиртное и ел сравнительно мало, в основном, его занимали морепродукты в соусе из жидкого соевого сыра. Анализ показал, что именно это и находилось в желудке, точнее в сравнительно целом его кусочке, да и то лишь потому, как убитый лежал на спине. Так: коньяк, его больше всего; бренди, кальмар, креветки, подсушенный хлеб, петрушка, сыр, крохи чего-то сладкого. Видимо, десерт. Нет, не десерт. В кювете, над которой Рика творила свои заклятия, а Тама крылышками прогоняла в её сторону дымок, что под воздействием чар преобразовывался в конкретные образы, медленно пузырилось содержимое желудка. Кровь? Понятно, кровь попала в туда уже после смерти, что же ещё странно сладкое, жидкое, чуть тягучее. Ничего похожего за обедом на приёме не подавалось. Рика вздохнула, вооружилась стеклянной палочкой, обмакнула её в кювету, произнесла необходимую формулу и перенесла образец на язык.

– Хорошо, что Вилохэд не видит этих манипуляций, – подумала она, – иначе и я сама, и некромантия здорово упадём в его глазах.

Перед мысленным взором возникли густо-фиолетовые, отдающие в черноту ягоды ежевики. По закону контагиона всплыло и то, с чем они соприкасались: дубовая бочка, стекло зелёной бутылки, бокал, удобно ложащийся в руку, губы, язык, пищевод и кислота желудочного сока.

– Ежевичное вино! – обрадовано воскликнула чародейка, – от пил ещё ежевичное вино.

Она тщательно прополоскала рот, сжевала один из треугольничков, он был, вроде бы с курицей, и села за написание отчёта.

Ежевичного вина, сладкого напитка, который обыкновенно принято считать чисто женским, на приёме в доме будущего министра финансов точно не подавали. Оно было слишком тёмным, чтобы не бросаться в глаза. Стоп. Рика встала и возвратились в прозекторскую. Она никогда не зашивала труп прежде, чем закончит отчёт. Мало ли что придётся уточнять. Да, всё как она и думала: в светло-красной лёгочной ткани посторонние примеси фиолетового цвета. Выплеснулось выпитое вино? Те же следы были в кишечнике. В какой-то момент чародейку осенило, как был убит Сюро Санди. Магия, конечно, но магия амулета или артефакта. Тогда следов не будет. Убийца активировал артефакт и заставил жидкость в желудке жертвы превратиться в лёд, да, об этом свидетельствуют следы обморожения, которые она сначала приняла за воспалённую от гастрита слизистую. Потом ледяной комок разлетелся на множество лезвий, практически изрезав внутренности жертвы изнутри. Рика измерила глубину поражений. Да, всё верно, достаточно, чтобы убить, но ни одно не дошло до кожи. Затейливое убийство, ничего не скажешь.

Рика написала отчёт, зашила труп, проверила заклятие, предотвращающее гниение, и загорелась мыслью немедля отправиться в Академию магии. Она уже знала, к кому ей следует обратиться, дабы получить всесторонние разъяснения по поводу способа убийства. И этим человеком был глава кафедры Магии Амулетов, профессор Вакато́ши Шо. Он славился своей феноменальной памятью, увлечённо коллекционировал артефакты и амулеты, к тому же каждое лето угнетал своих студентов археологическими раскопками в Артании и на континенте. Говорили, что получить у него отличную оценку без выезда на полевые работы практически невозможно. Рика сослалась на обязанности жрицы бога смерти и сумела отвилять от трёхнедельной поездки в заброшенную горную деревню, житья в палатках, приготовления еды на костре и усердного копания в земле по восемь часов за день. Сдала зачёт она легко, при этом Вакатоши с пристрастием расспрашивал её о применении амулетов в некромантии и выразил сожаление, что она не выбрала его кафедру. Лекции его походили на театр одного актёра с демонстрациями, забавными или страшными историями из жизни магов, а его анекдоты на грани фола снискали ему непроходящую популярность среди мужской части студентов. Словом, этот живой, невысокий мужчина, бривший голову дабы скрыть лысину, являлся светилом с мировым именем в области Магии амулетов.

– Надеюсь, господин Вакатоши припомнит меня, – бормотала чародейка, закрывая кабинет, – я показала ему свою перепелиную яшму с заключённым в ней духом ласточки, и он пришёл в совершеннейший восторг, расспрашивал, насколько долго амулет перезаряжается, сколько у ласточки вылетов, и зависит ли сила амулета от возможностей владельца.

Уже почти на остановке кэбов она вспомнила, что сегодня – воскресенье, и господин Вакатоши Шо навряд ли сидит в своём кабинете в Академии магии, и, как бы Рике не хотелось обсудить странности убийства друга дяди Джейка, придётся всё же подождать до завтра.

Чародейка решила идти домой пешком. Погода была отличная, пели птицы, расцвела сирень, и лёгкий ветерок был в радость.

– Всё завтра, – сама себе сказала она, – и доклад коррехидору, и ежевичное вино. Но где и с кем пил его господин Сюро? Ведь вино-то женское, вряд ли в карточном клубе, куда он поехал после приёма, подают такое. При этом с женщиной он не был. Ещё одна странность в целом букете странностей, окружающих это убийство с самого начала.

Глава 3 АМУЛЕТ ИЛИ АРТЕФАКТ?

Вилохэд со вздохом облачился в артанскую одежду. Не то, чтобы он имел что-то против традиционного костюма своей родной страны, просто широченные брюки с заглаженными складками, может быть, и давали несравненные удобства при стрельбе из большого артанского лука, позволяли легко вскочить в седло и проявлять чудеса маневренности в бою на мечах, но в обычной современной жизни не доставляли ничего кроме неудобств. Фибс благоговейно помог завязать пояс на хаори, и коррехидор был готов к торжествам Дубового клана. На пороге появился отец.

– Возишься долго, будто девица перед балом, – презрительно прокомментировал он тщательное причёсывание и брызганье одеколоном, – пошли.

Ехали на магомобиле главы клана с шофёром – «на пирушку всё же едем», чинно и на такой маленькой скорости, что четвёртый сын Дубового клана, пока доехали, успел припомнить про себя большинство нецензурных ругательств, которые ему только доводилось слышать.

Далее всё пошло по известному сценарию: поздравления, пожелания, изъявления почтения, предложения недругам Дубового клана на этом свете познать все муки, какие только можно придумать, а ещё большие – в посмертии; анекдоты, двусмысленные намёки на Древесное право и всё остальное, чем обычно могут похвастаться чисто мужские сборища, и о чём прекрасный пол даже не догадывается. Вил подумал, что матушка и прочие жёны, сёстры и любовницы крепко бы удивились, увидев своих мужчин с такой неожиданной стороны.

Стол оказался изобильным и разнообразным. Уж что-что, а кухню в Дубовом клане ценили, и по праву. Дубовый повар, специально привезённый по случаю торжества из Оккунари, постарался на славу. Спиртное лилось рекой, и каждый из гостей мог выбрать выпивку себе по вкусу. На счастье Вил оказался за столом рядом с дядей Джейком, мужчины Берёзового клана не отставали от своих родственников.

– По своей воле я бы сюда не пошёл, – проговорил Джейк, отставляя тарелку с остатками свиной шеи, запечённой в ломтиках копчёного бекона с пряностями и сладким перцем, – смерть Санди меня буквально раздавила, но долг перед кланом и всё такое. Томо позвонила прежде тебя, и я в буквальном смысле рухнул на стул. Это я-то! Давно уже не чувствительный юноша, готовый проливать скупые мужские слёзы по всякому поводу. Но одно дело узнать о смерти престарелого родича, которого болезнь удерживала на ложе последнюю половину года, а совсем иное – смерть друга, с которым ты простился у дверей карточного клуба минувшей ночью. Томо сказала, что его убили. Как?

Вил ответил:

– Пока точно сказать не могу. Завтра коронер вынесет вердикт. Но то, что я видел в спальне Сюро, не оставляло сомнений в его насильственной кончине.

– Не нужно подробностей, – поморщился дядя, – хочу, чтобы Санди остался в моей памяти живым, весёлым и здоровым.

– У него были враги?

– Не знаю, – пожал плечами Джейк, – вот сейчас, когда он умер, я ловлю себя на мысли, что очень многое в жизни моего ближайшего друга оставалось сокрытым от меня, – он потянулся за бутылкой, поглядел на этикетку и отдал предпочтение соседней, – например, я так и не знаю, чем он занимался. Женщины – это понятно, ни один уважающий себя мужчина не посвящает в свои романы даже друзей. Временами Санди исчезал, а в Делящей небо явно где-то служил, хотя смеялся, полностью отрицал это и называл себя прожжённым бездельником и заслуженным лентяем. Из нас двоих настоящим бездельником был я.

– Господин Сюро никогда не был женат?

– Нет, – покачал головой собеседник, – сначала он отговаривался, что, мол, будучи опекуном младшей сестры, просто права не имеет привести в дом жену. Потом заявлял, что поздно менять образ жизни. По редким оговоркам я сделал вывод, что в прошлом у него была какая-то глубокая сердечная рана. Может, девицу выдали за другого, либо она умерла. Всё это, конечно мои домыслы и фантазии, однако ж я не припомню, чтобы в последний десяток лет Санди серьёзно увлекался хоть кем-то.

Вил задумался, а его дядя, не замечая этого, продолжал:

– Санди много читал, был, что называется, широко образованным человеком. Шутки ради, дабы выиграть пьяное пари, выучил делийский, и на хорошем уровне. Ему вообще иностранные языки легко давались.

– Скажи, он ведь серьёзно играл в карты?

– Санди? Серьёзно? Не смеши меня, Вилли, – дядя вытащил сигару, – Санди в игре производил впечатление простака, из тех, что верят в благосклонность богини удачи. Я много раз демонстрировал ему, что за зелёным сукном бал правят ловкость рук, физиогномика, выдержка вкупе с железной волей. Он отмахивался от меня и утверждал, что всё это ему отличнейшим образом известно, а играть наверняка смертельно скучно. Он, мол, играет ради острых ощущений, что дарит леди Вероятность. К слову сказать, у Санди всегда был лимит денег, которые он был готов оставить в казино, и он ни разу его не превышал. Проиграл положенную сумму, встал из-за стола, и всё.

– У господина Сюро в последнее время была любовница? – коррехидор готов был рассмотреть любые версии. Ревность – повод убить не хуже любого другого.

– Не думаю, – качнул головой Джейк и выдохнул идеальное кольцо дыма, – я уже говорил, Санди в личной жизни был отменным скрытником. С уверенностью могу сказать, что в последнее время у него никого не было.

– Откуда уверенность?

– Логика, малыш Вилли, самая обыкновенная логика. Санди почти всегда можно было застать дома, а в иных случаях Мичия без колебаний указывал место, куда его хозяин отправился, и именно в данном месте он и оказывался. Это раз. Он регулярно захаживал в «Медовую арку», что человеку, имеющему постоянную даму сердца, без особой надобности. Это два. И потом, Санд носил с собой пистолет. Я случайно заметил, удивился и спросил, зачем ему оружие. К любовнице с пистолетами не ходят. На это получил ответ, мол, в Кленфилде ворья развелось, а он поздно ночью домой возвращается. Вот такие дела.

– У Сюро был капитал? На какие средства он жил?

– Наследство. Родители поделили имущество и деньги между ним и младшей сестрой. Дом достался Санди. Но размеры наследства, и как он распорядился их общими деньгами, я не ведаю. Порой мне казалось, что Санди занимается какими-то тёмными делишками.

– Это может быть важно, – повернулся к нему коррехидор, – почему ты так подумал?

– Раньше Сюро временами пропадал, уезжал без предупреждения. Потом всегда объяснение находилось и, как правило, бытовое и простецкое: престарелая тётушка срочно возжелала увидеть его на пороге могилы, или потребовалась помощь старинному приятелю отца, или дела клана. Кому, как тебе не знать, насколько удобна и всеобъемлюща отговорка делами клана. Да и пистолет наводит на определённые мысли. Порой Санди встречался с кем-то и отмахивался, мол, я их не знаю, да и знать там нечего. В последние годы, правда, такого не случалось, – он грустно покачал головой.

– А я говорю, что проект тоннеля имеет поддержку на самом верху! – прервал их приватный разговор громкий голос господина с поредевшими на макушке волосами. Вил никак не мог припомнить его фамилии, – Гевин, ты приглядись к нему. Дубовому клану не гоже оставаться в стороне, когда предоставляется возможность срубить деньжат, подзаработать практически на ровном месте. Предлагаю организовать Дубовый фонд!

– Суи́ни, – тебе мало акций предприятия, выпускавшего пилюли для улучшения потенции? – под дружный хохот вопросил отец Вила, – ведь даже то, что твоя личная дубовая веточка не опускалась два дня, тебя не остановило.

– Именно, – не смутился Суини, – средство работало. Кабы не ассоциация врачей, я бы озолотел! Тоннель – верное дело. Моя информация из наинадёжнейших источников.

– Разрекламированная ерунда, – проговорил старший сын Берёзового клана. Дедушка Вилохэда по материнской линии был парализован, и поэтому И́зуми Дакэма официально представлял клан, – очередная афера делийцев. Как можно проложить тоннель через вулкан? Бред, просто бред.

– Это вы, господин Дакэма, так говорите, поскольку несведущи в современных методах магического бурения, – не унимался его контрагент, – вся соль в магии. Представьте только, тепловая энергия действующего вулкана при помощи серии амулетов преобразуется в холод, который замораживает лаву, при этом получается естественный тоннель, стены которого даже не нуждаются в дополнительном укреплении. Это же практически неисчерпаемый источник энергии: огонь – в лёд, лава – в стены. Об этом ещё не сообщалось широкой публике, – таинственным голосом проговорил Суини, – но не за горами трансгрессионные экспрессы, что станут курсировать через Вулканический тоннель.

За столом дружно загомонили. Кто-то восклицал, что такое описывают лишь в романах, ему вторила группка скептиков в дальнем конце стола, выкрикивающих о катастрофах, которые обязательно случатся, если полезть в вулкан. Но нашлись и сторонники прогресса. Они принялись дотошно объяснять что-то чрезвычайно умное по поводу трансмутации стихий, рассуждая, какое количество энергии выделится при этом, и на какие полезные нужды человечества её можно будет употребить.

– Видите, – кивнул дядя Джейк, – мы наблюдаем ярчайший пример того, что во всякой компании непременно сыщется индивид, который буквально парой фраз нарушит спокойное течение вечера, спровоцирует споры и ругань. И самое смешное, что ни одной из сторон не удастся убедить противника в своей правоте, потому как ни одна сторона не слушает доводов другой. К тому же у меня нет уверенности, что хоть кто-то из спорящих обладает достаточным уровнем знания предмета, чтобы сказать что-то путное. Страсти накаляются, самое время нам поискать более спокойный уголок.

Он прихватил со стола бутылку коньяка, пару бокалов и пошёл к ломберному столику в углу. Вил присоединился к дяде. Коррехидор хотел было ещё порасспросить об убитом, но заметил, что любимый дядюшка успел уже изрядно нагрузиться, и продолжал пить дальше. При этом он пустился в воспоминания о годах бурной молодости, проведённых вместе с почившим другом. Его рассказ оказался порой путаным, а местами – отрывочным. Забавные и просто бытовые эпизоды следовали безо всякой системы. Джейк перескакивал с одного на другое, сам себя обрывал, вспоминал то их совместное путешествие за границу, а то какую-то рыбалку на горном озере, где один из гостей, напившись в зюзю, рухнул со скалы в воду, и как его потом вытаскивали. При этом неудавшийся утопленник утверждал, будто бы ему из-под воды подмигнула водная дева, принимая при этом всякие развратные позы.

Через пару часов Вил взял кэб и отвёз дядю Джейка домой, где сдал на руки камердинеру.

Адъютант его сиятельства полковника Окку – Тимоти Турада не успел прийти на службу, как сержант Меллоун, делая большие глаза, поведал о «страшном потустороннем убийстве господина по фамилии Сюро». Фамилия сия Тураде ни о чём не говорила, и он лениво поинтересовался, в чём же заключалась упомянутая странность и потусторонность?

– Крови было противоестественно много, – приглушил голос сержант, – а вот откуда она натекла, непонятно. То есть, понятно, – поправил сам себя он, – что изо рта, носа и иных природных отверстий человеческого организма. Но ни ран, ни даже малейших порезов или следов от пуль на убитом не наблюдалось.

– И что? – скривился Турада, – подумаешь внутреннее кровотечение, случается. Может болел, а, может, стекла битого наглотался, подобно одной влюблённой дурёхе, чтобы бросившему её хахалю отомстить.

– Так-то оно так, – не теряя таинственности, проговорил Меллоун, – только госпожа Заноза в заднице знаете как на тело глазела? Как кошка на сметану: и так, и эдак обсматривала, даром, что не обнюхала. Штаны пижамные с покойника стянула, даже господина графа не постеснялась!

– Если ты думаешь, будто меня волнует нравственность госпожи коронера, то глубоко заблуждаешься. При всей её внешней привлекательности (кто спорит, после того как чародейка перестала красить волосы и чернить веки, она оказалась вполне хорошенькой), но даже, если бы она осталась последней незамужней девицей в Кленфилде, то не удостоилась бы моего мужского внимания.

Меллоун чуть было не возразил, что причина подобного презрения кроется в нелестном прозвище Дурада, которым его наградила Рика и упорно продолжала именовать при всяком удобном и неудобном случае, но вовремя спохватился и сказал то, ради чего, собственно, и остановил Тураду в коридоре:

– Помните, вы мне велели, коли какое необычное убийство совершится, тотчас вам доложить, чтобы мы с вами наперёд его сиятельства преступление раскрыли?

Турада кивнул. На должность адъютанта его пристроила двоюродная тётка, состоявшая фрейлиной при Дубовой леди, да ещё умудрилась при этом дать унизительную характеристику: «Мальчик обладает великолепным почерком и умеет прекрасно заваривать чай». С лёгкой руки этой светской дуры он осел за столом в приёмной коррехидора, разбирал письма, переписывал его ответы и резолюции, а ещё постоянно заваривал чай. После неудачной попытки приготовить кофе, сэр Вилохэд кофе заказывал только из кафе. А бегать за пирожными, кофе, конвертиками с мясом являлось чуть ли не главным его занятием. Да, ещё в его ведении находился магофон. Ответы на многочисленные звонки также были в его ведении. Тимоти глубоко страдал и всей душой мечтал о настоящей сыскной работе. Это он, а не смазливая чародейка, должен был стать правой рукой полковника, советовать, оберегать драгоценную жизнь пятого претендента на Кленовую корону, выезжать на места преступлений и, конечно же, именно ему сами боги велели находить выходы из самых тупиковых ситуаций.

– Так вот, – отвлёк его от череды грустных мыслей сержант, – Заноза стопроцентно определила преступление, как магическое. Только вот, какую магию применяли, она сказать так сразу не смогла. Вскрытие, говорит, покажет, в чём там дело. Раз уж она затруднилась, дело наше.

Турада кивнул. Возможно, в этом убийстве и что-то есть.

– Она сегодня на доклад к его сиятельству придёт, – продолжал Меллоун, – здорово было бы вам попытаться послушать, чего она там выяснила. Давайте первыми убийцу схватим?

– Попытаемся, сержант, – обнадёжил его Турада, – непременно попытаемся. Если убийство стоящее, то уж, будь уверен, я его из своих рук не упущу. А теперь, ступай, на нас глазеть начинают.

Как правило Вил пил мало. Но вчера пришлось составить компанию дяде, угнетённому смертью друга (да и сам коррехидор ещё совсем недавно был в сходном положении), поэтому на Дне Дубового клана хлебнул лишнего. Конечно, Фибс сделал всё возможное, дабы облегчить похмельные страдания молодого графа, но голова всё равно плохо соображала, болела, и временами подташнивало. Из-за всего этого и второй наполовину бессонной ночи обычно пышущий здоровьем коррехидор выглядел бледным, с синяками под глазами, и вид имел однозначно недовольный.

Турада спрятал журнал, который читал украдкой на работе, и встал в знак приветствия. Его шеф кивнул, отказался от неизменного чая и повелел никого не принимать, кроме, естественно, мистрис Таками. Адъютант понимающе кивнул и возвратился к чтению. По понедельникам почту доставляли ближе к обеду, а это означало, что всё утро он будет предоставлен сам себе. Журнал, который столь тщательно прятал от глаз полковника Окку его адъютант, не был, как могли подумать многие, журналом с фривольными рисунками и магографиями раздетых женщин. Нет. Внимание Тимоти было поглощено совершенно иными материями. Его недавний афронт с попыткой поймать вампира ещё жёг позором, а солью на незажившую рану пали презрительные слова чародейки о людях, берущихся за дело, в котором ничегошеньки не смыслят. Вот Турада и решил восполнить пробелы в монстрологии и для этого подписался на ежемесячный отлично иллюстрированный журнал «МУ». Сие название, не имевшее ровным счётом никакого отношения к сельскому хозяйству, расшифровывалось, как: «Магические Ускользанцы» и посвящалось различной небывальщине, периодически вторгающейся в наш бренный мир. Маги от всего сердца презирали «МУ», клеймя его разными нелицеприятными эпитетами, именовали не иначе, как «шарлатанским», «лженаучным» и «бездоказательным», журнал не оставался в долгу, разоблачая грязные делишки Коллегии магов и с удовольствием дискредитировали отдельных чародеев. Тураде журнал понравился: интересный, рассказывают о разных тварях доходчивым языком, приводят множество свидетельств простых людей, а иногда даже с именами и фамилиями.

Не успел Турада погрузиться в штудирование статьи о каких-то паразитах, прилетающих на метеоритах со звёзд, как его вызвал шеф и, морщась от головной боли, потребовал чаю.

– И вытрите, наконец, пыль, – добавил он недовольным голосом, – на полках шкафа и моём столе скоро пальцем иероглифы писать можно будет!

Пока заваривался чай, пожаловала госпожа Заноза в заднице: как всегда важная, нос кверху. С докладом. Не обозвала Дурадой, и на том спасибо. Стоп. С докладом, это про вчерашний трупак, выходит? Турада быстренько разлил чай по чашкам, высыпал на тарелку остатки печенья с шоколадной крошкой, сунул в карман тряпку для пыли и со смиренным видом постучал в дверь.

– Значит, повреждения внутренних органов оказались нестандартными? – коррехидор, держа в руке заключение, кивнул Тураде, чтобы тот поставил поднос, – прямо до кишечника?

– Печень буквально напластали, в сердце глубокие следы множественных проникающих ранений, словно снизу истыкали небольшими лезвиями. Приблизительно вот такими, – девушка показала размер. То же самое с нижней частью брюшной полости. Ни один жизненно важный орган не остался незатронутым, при этом ни подкожная жировая клетчатка, ни сами кожные покровы не пострадали. Его буквально разорвало изнутри. Смерть наступила от ранения в сердечную мышцу. Думаю, кроме внезапной шоково-острой боли за грудиной, господин Сюро даже почувствовать ничего не успел.

Турада замер возле шкафа, с которого старательно стирал пыль, стараясь при этом не пропустить ни одного слова из доклада чародейки.

– Магия?

– Сомнений в применении магического вмешательства в прерывание жизнедеятельности организма жертвы не может быть никаких сомнений, – уверенно проговорила Рика, – только вот..

– Да об эту выпечку зубы поломать можно! – воскликнул коррехидор и со стуком бросил печенье на тарелку, – Турада, я вас спрашиваю, что это за безобразие? Почему в моём кабинете нет ни сливок, ни свежих пирожных, а только засохшее печенье, которым впору гвозди забивать?

– Я не знаю, господин полковник, – Турада вытянулся по стойке «смирно», сжимая пыльную тряпку в руке, – на минувшей неделе вы почти не бывали на рабочем месте, вот я и не заказывал ни сливок, ни пирожных.

– Тогда ступайте и купите. Возьмите машину, съездите в «Дом шоколадных грёз», привезите оттуда пирожные, взбитые сливки и кофе, раз уж вы специализируетесь только по чаю. Заказ запишите на счёт Дубового клана и не забудьте оплатить термозаклятие. Не желаю пить остывший кофе.

Турада только собирался поклониться и заверить начальника, что всё будет сделано в лучшем виде, как в эту минуту безо всякого приличествующего случаю стука в кабинет просунулась голова в круглых очках. Турада узнал симпатичную мордаху бесцеремонного, пронырливого журналиста, который заходил в коррехидорию около недели назад.

– Господин Окку, – проговорила голова звонким мальчишеским фальцетом, – у меня к вам страшнюще важное дело. Не прогоните?

– Идите, Турада, идите. Я жду кофе и шоколадных пирожных. Ах, да, прихватите ещё лимонного глайсу, да пускай побольше льда в кувшин положат.

Турада вышел, сожалея о том, что непредвиденный визит мелкого представителя прессы сорвал его планы по ознакомлению с содержанием доклада чародейки. Но тянуть было нельзя. Он накинул лёгкую куртку и пошёл разыскивать шофёра.

– Господин Вил, – панибратски начала Кока, проскользнувшая мимо Турады в кабинет, – требуется ваше всестороннее разъяснение, – она уселась на стул и вытащила блокнот, – и вы, как никто другой, может сделать это.

– Полагаю, вас заинтересовали дела Дубового клана? – повёл бровью коррехидор, раздосадованный неожиданной помехой.

– Нет, – замотала головой журналистка, именно так, по её мнению, должен был среагировать парень, – вопрос совершенно иного плана. Меня к вам привела внезапная смерть господина Сюро Санди. Посудите сами, его сестра – Томоко Харада, вчера днём обратилась в похоронное агентство и посетила семейный храм дома Харада. Её супруг внезапно покинул здание Артанского парламента, несмотря на важное для его будущей министерской картеры заседание. И что в итоге? Я ничего не знаю. Из похоронной конторы меня грубо выставили. У них хватило наглости заявить, что им нет дела до прессы, и они не дают справок о клиентах. А до рекламы, которую я могу им сделать в своей статье и возможными гешефтами от всего этого старому пню есть дело?