(Не) верь мне

Глава 1

Ночной клуб “Портал” вблизи студгородка Prestige International University (более известного под названием “Элитка”)

Антон Разумовский

Музыка бьет по ушам, впивается в череп и заставляет вибрировать каждую кость. Полумрак, прорезанный синими и красными лазерами, скрывает дешевый алкоголь в бокалах тех, кто не может позволить себе “Вдову Клико”.

Я стою у барной стойки, лениво помешивая лед в своем стакане с виски. Отсюда, с моей наблюдательной вышки, весь этот муравейник виден как на ладони. Вот наши – расслабленные, громкие, одетые в последние коллекции. А вот – они.

Бюджетники. Забились в углы, пьют самое дешевое пиво, смотрят на нас с плохо скрываемой завистью. Их можно вычислить за секунду: по неуверенным движениям, по одежде с масс-маркета, по взгляду, в котором читается “я здесь чужой”.

Смешно.

Они думают, что раз уж пролезли в наш университет по своим олимпиадам, то стали частью нашего мира. Наивные. Можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки – никогда. Эта пропасть между нами не измеряется деньгами. Она в крови, в воспитании, в праве, с которым мы родились.

Мой взгляд цепляется за яркое пятно на танцполе. Катя Князева. Вся в блестках, смеется, запрокинув голову. Волосы летят, как в замедленной съемке. Она – идеальный трофей.

Дочь партнера моего отца, красивая, дерзкая, единственная, кто до сих пор не растаял от моей улыбки. Это заводит. Вызов – вот что мне нужно в этом болоте скуки и предсказуемости. Я ставлю стакан на стойку.

Иду сквозь толпу, которая расступается передо мной, словно вода перед ледоколом. Я не толкаю их, просто иду, и они сами чувствуют, кому нужно уступить дорогу.

На моем лице – фирменная ухмылка, та, что обещает всё и ничего одновременно. Я подхожу к Кате сзади, наклоняюсь к самому уху, перекрывая грохот музыки.

– Князева, если будешь так сиять, у всего клуба случится эпилептический припадок. Пожалей простых смертных.

Она вздрагивает, но тут же оборачивается, и в ее глазах пляшут опасные огоньки. Она не из тех, кто смущается. Она из тех, кто бьет в ответ.

– Разумовский, а я думала, это от блеска твоего непомерного эго у всех глаза слезятся. Смотрю, ты снова на охоте?

– Я не охочусь, Катя. Я просто выбираю, – я обвожу взглядом танцпол, нарочито пропуская ее. – Хотя сегодня, признаться, выбор невелик. Сплошные серые мыши. Кроме одной королевы, конечно.

Она фыркает, но я вижу, что ей приятно. Еще бы. Она привыкла быть в центре внимания. Она живет этим. Мы с ней сделаны из одного теста – избалованного, дорогого, циничного.

Поэтому мы так и тянемся друг к другу, как два одинаково заряженных магнита, которые должны отталкиваться, но почему-то не могут.

– Твоя самоуверенность когда-нибудь тебя погубит, Антон, – говорит она, делая глоток из своего бокала.

Шампанское. Конечно.

– Меня? Нет. Она – мой главный актив. Я могу получить любую девушку в этом зале. Абсолютно любую. Стоит мне только захотеть. Щелкнуть пальцами.

Я демонстративно щелкаю пальцами у нее перед носом. Это наглая провокация, и я знаю это. Я хочу увидеть ее реакцию, вывести ее из равновесия.

И у меня получается.

Катя громко смеется, звонко, так, что несколько человек оборачиваются на нас. Ее смех – это вызов, брошенная перчатка. Она не верит ни единому моему слову, и это именно то, что мне нужно.

– Серьезно? Щелкнуть пальцами? – она качает головой, и ее глаза сверкают насмешкой. – Антон, твое эго скоро начнет требовать отдельный VIP-вход. Ты такой предсказуемый.

– Я не предсказуемый. Я эффективный. Это разные вещи, – парирую я, подходя еще ближе. Теперь между нами всего пара сантиметров. Я чувствую запах ее духов и шампанского. – А ты просто боишься признать, что тоже попадешься на крючок, если я этого захочу.

– Я? Боюсь? Разумовский, не смеши меня. – Она делает шаг назад, возвращая себе личное пространство. – Твои чары действуют только на тех, кто хочет быть обманутым. На дурочек, падких на папины деньги и красивую мордашку. А давай проверим твою суперсилу на ком-то посложнее? А?

Ее голос звучит азартно. Она загорелась. Я вижу это по тому, как она закусила губу. Она предлагает игру.

– Пари? – спрашиваю я, вскинув бровь. О, я обожаю пари. Особенно с ней.

– Пари, – подтверждает она. – Если ты выиграешь… я официально стану твоей девушкой. На месяц. Буду ходить с тобой на все тусовки, постить совместные фото. Все, как ты любишь. Демонстрация трофея.

Это серьезная ставка. Князева в статусе “моя девушка” – это поднимет мой рейтинг до небес. Все будут мне завидовать. Но я знаю, что за таким призом должен стоять и серьезный риск.

– А если проиграю? – мой голос спокоен. Я не боюсь проигрывать, потому что я никогда не проигрываю.

– А если проиграешь, – она делает паузу, наслаждаясь моментом, – ты публично признаешь, что Антон Разумовский – просто самовлюбленный болтун, который ничего не может без папиных денег. И перестанешь ко мне клеиться. Навсегда.

Она обводит зал цепким, оценивающим взглядом. Ее глаза скользят по нашим общим знакомым, по разодетым пустышкам и останавливаются где-то в самом темном и дальнем углу зала.

Туда, куда обычно сбиваются те самые бюджетники, чтобы их было меньше видно. Она улыбается хищной улыбкой и указывает подбородком.

– Видишь ее?

Я прослеживаю ее взгляд. За столиком у самой стены сидит девушка. Одна. Она даже не пьет ничего, просто смотрит в свой телефон.

Серый лонгслив, на ногах вроде мешковатые джинсы, волосы стянуты в какой-то пучок. И очки на носу – ловят блики стробоскопов.

Она будто случайно забрела сюда из библиотеки. Полный антипод Кати. Полный антипод всех, кто здесь есть.

– Вот она. Твоя цель. – Катя произносит это с явным удовольствием. – Условие простое: ты должен не просто переспать с ней. Это слишком легко для тебя. Ты должен заставить ее влюбиться в тебя. По-настоящему. Чтобы она бегала за тобой, как собачка, смотрела влюбленными глазами и верила каждому твоему слову.

Я смотрю на эту “цель”. На мгновение мне становится почти брезгливо.

Она… никакая.

Пресная. Скучная. Работа для меня будет не просто сложной, а неприятной. Это как заставить себя есть овсянку без сахара, когда привык к фуа-гра.

Но потом я смотрю на Катю, на ее торжествующее лицо. Она думает, что поймала меня. Она думает, что я откажусь.

Отказаться? Я?

Это было бы равносильно поражению. Признать, что есть что-то, что мне не по зубам. Нет. Никогда. Во мне вскипает азарт и злость. Я докажу ей. Я докажу им всем, что для меня нет ничего невозможного.

– Ее? – я усмехаюсь, возвращая взгляд на Катю. – Князева, ты решила дать мне самое простое задание в моей жизни? Это даже не спортивно. Она же таких, как я, только в сериалах видела. Растает от первого же комплимента.

– Не будь так уверен, Разумовский, – парирует она, но я вижу, что моя уверенность ее немного сбила с толку. – На таких, как она, твои деньги и заученные фразочки не действуют. У них, знаешь ли, мозги есть. И гордость. В отличие от некоторых.

Ее слова должны были бы меня задеть, но они только разжигают огонь. Гордость? Мозги? Чушь. У всех есть цена или слабость.

И я стану тем, кто ее найдет. Я превращу эту серую мышь в свою ручную зверушку, а потом разобью ее сердце на мелкие осколки. Просто чтобы доказать, что я могу.

– Пари принято, – говорю я твердо и протягиваю ей руку. – Можешь уже начинать придумывать подписи к нашим будущим совместным фоткам. Кстати, – я облизываю губы, смерив её взглядом. – Я люблю чёрное белье. И чулки. Запасись, если дефицит.

Зеленые глаза на миг вспыхивают гневом. Она на секунду колеблется, а затем решительно пожимает мою руку. Ее ладонь холодная.

Сделка заключена.

Катя уходит обратно к своим подругам, бросив на меня победный, как ей кажется, взгляд.

Я остаюсь один, снова поворачиваясь к бару. Но теперь мой взгляд прикован к тому самому дальнему столику. К моей цели. Моему проекту.

Это будет забавно.

Очень забавно.

Глава 2

Ночной клуб “Портал” вблизи студгородка Prestige International University (более известного под названием “Элитка”)

Алиса Калинина

Этот мир пульсирует неоном и деньгами. Я чувствую это кожей. Бас бьет в грудную клетку, заставляя сердце сбиваться с ритма, а воздух густой и сладкий от смеси чужих духов, дорогого алкоголя и какой-то всеобщей эйфории, к которой я не имею никакого отношения.

Я здесь – инородное тело, ошибка в коде. Ника тянет меня за рукав толстовки, ее глаза блестят ярче стробоскопов. О на кричит мне что-то в ухо, пытаясь перекричать музыку, и я киваю, делая вид, что поняла.

На самом деле я просто смотрю. Смотрю, как завороженная. На девушек в платьях, которые стоят больше, чем вся моя стипендия за год. На парней, которые двигаются с такой ленивой уверенностью, будто мир принадлежит им по праву рождения. И ведь так и есть.

Праздник жизни.

Точнее и не скажешь. Для меня это как смотреть National Geographic про какой-то экзотический, хищный и невероятно красивый вид животных в их естественной среде обитания.

Я здесь турист, случайный зритель. Но, черт возьми, мне нравится. Страшно, неловко, но нравится. Ника была права, когда вытаскивала меня из общаги.

– Алис, ну ты видела? Это же Разумовский с Князевой! – вопит Ника, показывая куда-то в сторону танцпола. – Говорят, он ее уже полгода клеит, а она неприступная, как крепость. Ставлю тысячу, что к концу семестра она будет его! У него никто еще не срывался!

Я смотрю на парочку, которую она показывает. Он высокий, темноволосый, с наглой ухмылкой. Она – идеальная блондинка из рекламы шампуня. Они о чем-то спорят, смеются.

Красивые. Опасные. Как два вожака стаи. Мне становится не по себе, и я отвожу взгляд. Такие, как они, даже не подозревают о существовании таких, как я.

Ника ерзает на диванчике, ее взгляд бегает по залу, оценивая потенциальную “добычу”. Она не такая, как я. Ника умеет мимикрировать. Она надевает свою самую яркую улыбку, самую короткую юбку и бросается в эту реку с головой, надеясь, что ее примут за свою.

Иногда у нее даже получается. Но меня выдает все: и старые джинсы, и дешевый лонгслив, и выражение лица “пожалуйста, не трогайте меня”.

– Слушай, я на разведку, – внезапно заявляет она, поправляя волосы. – Вон там у бара пара симпатичных первокурсников из МГИМО скучают. Не могу же я позволить им умереть от тоски в одиночестве. Ты тут посиди, я быстро!

– Ник, может, не надо? – пытаюсь я ее удержать, но куда там.

– Надо, Алиса, надо! – она подмигивает. – Не кисни тут. Закажи себе сок. Я скоро вернусь и расскажу, кто из них будущий министр.

И она уходит. Просто растворяется в этой блестящей, громкой, пьяной толпе, оставляя меня одну за нашим маленьким столиком в самом темном углу.

Сразу становится холодно и неуютно. Мой единственный проводник в этом чужом мире бросил меня. Я инстинктивно съеживаюсь, достаю телефон – универсальный щит от нежелательных контактов и пристальных взглядов.

Делаю вид, что страшно занята. Листаю ленту, читаю какие-то несмешные мемы. Лишь бы не поднимать глаза. Лишь бы никто не заметил серую мышь, случайно забежавшую в вольер с тиграми.

И, конечно же, именно в этот момент я чувствую на себе чей-то взгляд. Тяжелый, изучающий. Я медленно поднимаю голову, и мое сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться где-то в горле, мешая дышать.

Прямо на меня смотрит он. Тот самый Антон Разумовский. Он больше не с Князевой. Он один, у бара, и смотрит прямо сюда. На меня.

Нет, бред. Наверное, увидел на кого-то за моей спиной. Я быстро оглядываюсь. Никого. Только голая стена. Черт. Я снова смотрю на него, и он… идет сюда. Ко мне.

Спокойной, уверенной походкой, разрезая толпу, как нож масло. Паника затапливает сознание. Я что-то не так сделала? Может, я заняла его столик? Или он сейчас подойдет и скажет что-то вроде: “Эй, бюджетница, выход там”.

Он подходит. Совсем близко.

Молча. Просто стоит и смотрит сверху вниз. Я вжимаюсь в диван так сильно, что, кажется, скоро срастусь с ним. Дыхание перехватило. Я не могу выдавить ни слова, просто смотрю на него снизу вверх, как кролик на удава.

Он усмехается, видя мой ужас. И эта усмешка еще хуже, чем прямой наезд. Она снисходительная, и насмешливая. Я для него букашка под микроскопом.

– Простите, феи из библиотек обычно не залетают в такие места. Боюсь, вы заблудились, и мой долг, как местного рыцаря, проводить вас… хотя бы до бара, – его голос низкий, с легкой хрипотцой и нескрываемой насмешкой. Садится на стул напротив, даже не спросив разрешения.

Я хлопаю ресницами, пытаясь переварить эту фразу.

Это был подкат? Или издевка? Мой мозг, привыкший решать дифференциальные уравнения, отказывается анализировать этот бред.

Почему он здесь? Почему он говорит со мной?

– Я… не заблудилась, – выдавливаю я.

– Да? – он картинно удивляется, вскидывая бровь. – Тогда у вас, должно быть, очень серьезная причина прятаться здесь от всего этого веселья. Изучаете повадки золотой молодежи для научной работы? Социологическое исследование? Могу стать вашим главным экспонатом. Бесплатно.

Он ослепительно улыбается. И я понимаю, почему по нему сохнет половина университета. Эта улыбка обещает всё и сразу: приключения, опасность, порочные развлечения.

Но я-то знаю, что за такими улыбками обычно скрывается пустота или что-то похуже. Я видела таких парней. Правда, только в кино.

Он наклоняется ближе, и я чувствую запах его парфюма – дорогого, терпкого, совсем не похожего на дезодоранты парней из нашей общаги.

– Я жду подругу, – говорю я чуть тверже, пытаясь вернуть себе хоть каплю самообладания.

– Подругу, которая бросила вас в этом аквариуме с акулами? – он качает головой. – Не очень-то по-дружески. Акулы здесь голодные. Особенно я. – он снова улыбается, но теперь в его взгляде появляется что-то хищное. – У вас очень серьезные глаза. Как будто вы решаете в уме теорему Ферма, а не выбираете, какой коктейль выпить. Это интригует.

Комплимент? Мне? От него?

Это так странно, так неуместно, что я на секунду теряюсь. Я не привыкла к комплиментам. Тем более к таким. Он продолжает смотреть, не отрываясь, и мне становится неловко под этим взглядом.

Я чувствую себя голой, прочитанной. Но вместе со страхом просыпается что-то еще. Злость. Какого черта он тут устроил? Решил поразвлечься, подцепив самую забитую девчонку в клубе? Показать друзьям, какой он крутой?

– Не думаю, что мои глаза или теорема Ферма – это то, что вас действительно интересует, – отвечаю я, сама удивляясь своей смелости.

Он на секунду замирает, а потом тихо смеется. Не издевательски, а как-то… одобрительно, что ли. Словно я прошла какую-то проверку.

– А вот тут ты ошибаешься, – он переходит на “ты”, и это сокращает дистанцию до опасного минимума. – Именно это меня и интересует. Что такая девушка, как ты, забыла в таком месте, как это? Меня зовут Антон. А тебя, фея?

– Алиса, – выдыхаю я. Сердце все еще колотится, но уже не от страха, а от чего-то другого. От странного, дурного азарта.

Я знаю, что должна встать и уйти. Сказать ему, чтобы отвалил. Но я не могу. Он смотрит на меня так, будто я – самый интересный человек в этом зале, полном ярких и богатых людей.

И я, дура, почти начинаю в это верить. Я соглашаюсь поговорить. Он заказывает мне какой-то коктейль, который я никогда не пробовала.

Разговор течет легко, он шутит, рассказывает истории, и я понемногу расслабляюсь. Краем глаза я замечаю, как он бросает быстрый взгляд куда-то в сторону танцпола. Там стоит Катя Князева и смотрит на нас.

На губах Антона мелькает тень торжествующей улыбки. Он тут же поворачивается ко мне, и улыбка снова становится обаятельной и искренней. Но я успеваю заметить. И холодок пробегает по спине.

Может, он пытается заставить её ревновать? Игры у них такие? Но разве подобные ей могут ревновать к таким, как я. Для этого он выбрал бы кого-нибудь… породистее.

Я отметаю эту мысль и, не имея другой, снова включаюсь в беседу.

Глава 3

Антон Разумовский

Коктейль, который я ей заказал, – какая-то розовая дрянь с зонтиком. Она держит его двумя руками, словно боится уронить, и смотрит на меня своими огромными, серьезными глазами.

Я продолжаю травить байки про универ, про преподов, про тусовки, и вижу, как лед в этих глазах потихоньку тает. Она даже пару раз улыбнулась. Неуверенно, криво, но все же.

Бинго.

Музыка, до этого долбившая по мозгам каким-то тупым битом, внезапно сменяется на что-то тягучее и медленное. Медляк. Идеально. Сценаристы этого вечера работают на меня.

– Ну что, фея, – я поднимаюсь, протягивая ей руку. – Не пропустим же единственный медленный танец за вечер? Или ты танцуешь только с учебниками по квантовой физике?

Она вздрагивает, смотрит на мою протянутую руку, как на змею. В ее глазах плещется паника. Конечно, она в жизни не танцевала с парнем. Тем более с таким, как я.

Она привыкла сидеть в углу и оставаться невидимой. А я сейчас вытащу ее в самый центр, под свет софитов, на всеобщее обозрение. Жестоко? Да. Но эффективно.

– Я… я не очень хорошо танцую, – лепечет она, опуская взгляд.

– Пустяки, – я не убираю руку, мой голос звучит мягко, обволакивающе. Я умею так говорить, когда мне что-то нужно. – Просто следуй за мной. Я отличный партнер. Обещаю не отдавить тебе ноги.

Она колеблется еще секунду, но отказаться, видимо, смелости не хватает. Неуверенно вкладывает свою ладонь в мою. Ее рука маленькая и холодная. Я веду ее в центр зала, сквозь пары, которые уже прижались друг к другу.

Я чувствую на себе десятки взглядов. Все видят, с кем я танцую. С серой мышью в шмотках с Озона. И я знаю, о чем они думают. Но мне плевать. Это часть шоу. Главный зритель этого шоу сейчас стоит у бара и пьет свое шампанское.

Я мельком смотрю на Катю. Она наблюдает, на ее лице – смесь удивления и насмешки. Она все еще думает, что контролирует ситуацию.

Наивная.

Я кладу одну руку Алисе на талию, другую беру в свою. Ткань ее лонгслива такая… дешёвая. Я привык к шелку, кашемиру и тонкой коже. Этот контраст почти физически неприятен.

Она вся какая-то… неправильная. Не из этого мира. Она пахнет не духами, а просто мылом и чем-то еще, едва уловимым. Чистотой. Это так странно здесь, в этом прокуренном, пропитанном алкоголем воздухе.

Я осматриваю ее, пока мы медленно движемся в такт музыке. Волосы стянуты в хвост, на лице ни грамма косметики. Под светом стробоскопов ее кожа кажется почти прозрачной.

Я сравниваю ее с Катей. Катя сейчас – это фейерверк. Блестки, идеальная укладка, платье, которое кричит о своей цене. Она – произведение искусства.

А эта… Алиса… она как черновик, набросок, который забыли раскрасить.

– Тебе… тебе здесь нравится? – ее голос тихий, почти теряется в музыке. Она наконец-то набралась смелости поднять на меня глаза.

Какой дурацкий вопрос. Нравится ли мне здесь? Я владею этим местом. Я и такие, как я. Это наша песочница, наши джунгли. А она здесь случайный гость, которого вот-вот съедят.

– Вечер перестал быть томным, когда появилась ты, – отвечаю я с самой обезоруживающей улыбкой. Классика. Банально, но на таких, как она, это всегда работает безотказно.

Она тут же смущается и снова прячет взгляд. Я чувствую, как она напряжена в моих руках. Деревянная. Неуклюжая. Она понятия не имеет, как двигаться, как себя вести. Я веду, а она просто семенит за мной, боясь оступиться.

И все это веселит меня до чертиков. Вспоминаю условия пари. “Заставить ее влюбиться в тебя. По-настоящему”. Смотрю на нее и понимаю: Катя поставила не на ту лошадь. Это не вызов, это легкая прогулка.

Она ведь никогда не получала такого внимания. От парня из “высшей лиги”. Я для нее – принц из сказки, который спустился со своего олимпа к простой замарашке. Да она уже по уши втюрилась, просто сама еще этого не поняла.

Я притягиваю ее чуть ближе. Она не сопротивляется, только дышит чаще. Чувствую, как колотится ее сердце. Страх или волнение? А может, и то, и другое. Для нее это, наверное, событие года. Для меня – очередной ход в партии.

– Ты интересная, Алис, – говорю я, понижая голос до шепота, наклоняясь к ее уху. – Такая искренняя, настоящая… редкая находка, я бы сказал. Это и бросилось мне в глаза, когда я тебя увидел.

Отработанный ход. Работает на сто процентов. Девушки обожают слышать, что они “особенные”. Особенно те, кто всю жизнь считал себя никем.

Она поднимает на меня взгляд, и в ее глазах я вижу именно то, что и хотел. Восторг и благодарность. Она смотрит на меня так, будто я только что открыл ей какую-то великую тайну о ней самой.

Алиса улыбается, и на этот раз улыбка получается искренней, широкой. И в этот момент я понимаю – все. Game over. Я победил.

Победа. Такая быстрая, такая легкая, что даже немного скучно. Я ожидал сопротивления, каких-то трудностей. “У них, знаешь ли, мозги есть. И гордость”, – говорила Катя. Где это все?

Я вижу только наивную девочку, которая растаяла от пары комплиментов и одного танца. Она уже моя. Осталось только задокументировать победу и предъявить приз.

Мысленно я уже репетирую разговор с Катей. Представляю ее лицо, когда я расскажу, как легко сломал эту “неприступную” серую мышку.

Музыка затихает. Танец окончен.

Мы останавливаемся, но я не спешу ее отпускать. Еще несколько секунд я держу ее, наслаждаясь моментом своего триумфа.

Она смотрит на меня снизу вверх, и на ее лице написано столько эмоций, что их хватило бы на целый роман. Роман, который я написал за один вечер. И который я так же легко сожгу, когда мне это надоест.

– Спасибо, – шепчет она.

– Это тебе спасибо, Алиса, – говорю я, отпуская ее. – Ты спасла меня от скуки.

Я подмигиваю ей и веду обратно к столику. Моя миссия на сегодня выполнена.

Пари в кармане. Катя будет моей.

А эта… что ж, она получила свой маленький кусочек сказки. И скоро получит свой жестокий финал.

Глава 4

Антон Разумовский

Я оставляю ее у столика, ошеломленную и растерянную, как котенка, которого впервые вынесли на улицу. На ее лице застыло то самое выражение, которое я видел уже сотни раз – смесь благоговения и неверия в собственное счастье.

Она смотрит мне вслед, и я чувствую этот взгляд спиной, он греет мое эго, как кашемировый свитер.

Победа. Быстрая, легкая, почти оскорбительная в своей простоте.

Я иду к бару, и во взглядах окружающих я читаю удивление. Они видели меня с ней, и теперь пытаются понять, что за игру я затеял. Это забавляет.

Катя стоит там же, где я ее и оставил. Опирается на стойку, лениво покачивает в руке бокал с шампанским. Она делает вид, что не следила за мной, но я-то знаю. Она видела все.

Каждый мой шаг, каждое слово, каждый взгляд. Она ждала, что я провалюсь. Ждала, что серая мышь пискнет и убежит в свою норку.

Я подхожу и становлюсь рядом, заказывая себе еще виски. Лед в стакане звякает, как маленькие победные колокольчики.

– Ну что, Князева? – я небрежно облокачиваюсь на стойку, поворачиваясь к ней вполоборота. – Можешь начинать готовиться. У тебя есть ровно месяц, чтобы привыкнуть к статусу моей девушки. Предлагаю начать с похода по магазинам. Та серая толстовка, в которой ты была в прошлый вторник, – это преступление против моды. Я не могу позволить, чтобы моя девушка выглядела так.

Я ухмыляюсь, глядя ей прямо в глаза. Я жду чего угодно: злости, разочарования, может быть, даже неохотного признания моего мастерства. Но Катя не злится. Она смеется.

Тихо, мелодично, но в этом смехе столько яда, что им можно было бы отравить небольшую армию. Она делает глоток шампанского, не отрывая от меня насмешливого взгляда.

– О, Разумовский, ты такой предсказуемый. Уже празднуешь победу? – она ставит бокал на стойку. – Ты станцевал с ней один танец, сказал пару заученных комплиментов, и думаешь, что все, она твоя? Ты серьезно считаешь, что она от тебя без ума?

– Считаю? Я это знаю, – я отвечаю с максимальной уверенностью, хотя ее реакция меня сбивает с толку. – Ты бы видела ее глаза. Она смотрела на меня, как будто я подарил ей вселенную. Она готова на все. Так что да, можешь считать, что ты проиграла. Осталось лишь оформить все документально.

Я подмигиваю ей, но это уже не выглядит так эффектно. Что-то пошло не так. Она должна быть в ярости, а она развлекается. Катя снова смеется, качая головой.

Ее светлые волосы скользят по плечам, и на мгновение я снова думаю, какой же она лакомый кусок. Тем более, когда она станет моим призом.

– Боже, какой же ты наивный, Антон. Если бы ты и правда победил, ты бы сейчас не стоял здесь и не хвастался передо мной, – ее голос становится тише, ядовитее. – Ты бы уже увозил ее отсюда. В свою машину, в свою квартиру. Ты бы не оставил свой “трофей” сидеть в одиночестве за столиком, пока сам пьешь виски. Разве не так поступают победители?

Ее слова – как пощечина. Точная, выверенная, бьющая точно в цель. Я смотрю в сторону столика Алисы. Она сидит там, ссутулившись, и смотрит на свой нетронутый розовый коктейль.

Она действительно одна. И со стороны это выглядит так, будто я просто поразвлекался и бросил ее. Как будто она мне не нужна. Черт. Катя права.

– Она смотрела на тебя не как на бога, Разумовский, – продолжает она, добивая меня. – Она смотрела на тебя, как кролик на удава. Это не обожание, это парализующий страх. Она просто не смогла тебе отказать, потому что такие, как она, не умеют говорить “нет” таким, как мы. Так почему ты не ушел с ней сразу, а, победитель? – она наклоняется ближе, ее шепот обжигает. – Может, она тебе уже отказала? Сказала, что ей надо готовиться к семинару? Или ты просто понял, что даже тебе не под силу так быстро выиграть этот спор, и решил взять паузу?

Заткнись.

Внутри все вскипает. Злость, смешанная с унижением. Она нашла слабое место в моей идеальной победе. Она выставила меня болтуном, который бросает слова на ветер.

Я смотрю на Алису, потом на торжествующее лицо Кати. Она думает, что загнала меня в угол. Она думает, что я отступлю. Нет. Я не проигрываю. Никогда. И уж тем более не ей.

Я резко отталкиваюсь от стойки, разворачиваюсь и иду обратно к Алисе. Я докажу ей прямо сейчас. Это займет не месяц. Это займет пять минут.

Алиса поднимает на меня свои испуганные глаза, когда я подхожу к столику. Она, наверное, ждала, что я вернусь с улыбкой и продолжу свой спектакль. Но на моем лице сейчас нет улыбки. Только холодная, злая решимость. Я даже не сажусь. Я просто нависаю над ней, как грозовая туча.

– Вставай, – мой голос звучит резко, как команда. Он совсем не похож на тот бархатный тон, которым я говорил с ней пять минут назад.

Она вздрагивает, хлопая ресницами. Недоумение на ее лице сменяется тревогой.

– Что? Куда?

– Мне нужна твоя помощь, – отрезаю я, не оставляя пространства для возражений. – Прямо сейчас.

– Но… моя подруга где-то здесь, – лепечет она, растерянно оглядываясь по сторонам, словно ища помощи. Наивная. Здесь ей никто не поможет.

Я теряю терпение. Мне плевать на ее подругу, на ее планы, на ее чувства.

У меня на кону пари. Моя репутация. Мое право называть Катю своей.

Я наклоняюсь, хватаю ее за холодную руку, чуть сильнее, чем следовало бы, и тяну на себя, заставляя подняться со стула.

– Подруга не пропадёт. Идём.

Глава 5

Антон Разумовский

Дверь клуба захлопывается за спиной, отсекая грохот музыки и пьяные крики. Ночная прохлада бьет в лицо, как пощечина, и на секунду я даже трезвею. Злость все еще клокочет внутри, горячая и вязкая, как смола.

Я тащу ее за собой к парковке, моя хватка на ее запястье – стальная. Каждый шаг – это отголосок унижения, которое я испытал у барной стойки.

Ухмылка Кати стоит перед глазами. "Наивный". "Предсказуемый". Она выставила меня идиотом. Идиотом, который не может справиться с какой-то замухрышкой.

Черт.

Мы останавливаемся у моей машины. Фонарь выхватывает из темноты ее испуганное лицо, огромные глаза, в которых плещется паника.

Она вырывает руку, и я, спохватившись, разжимаю пальцы. На ее тонкой коже остается красный след. Отлично, Разумовский. Просто великолепно.

Так и завоевывают сердца – силой и грубостью. Катя бы сейчас аплодировала стоя.

Я провожу рукой по волосам, пытаясь усмирить внутренний шторм. Так дело не пойдет. Я сорвался. Позволил ей выбить меня из колеи. И теперь могу все испортить.

– Прости, – выдавливаю я, стараясь, чтобы голос снова стал тем самым, "фирменным", бархатным. – Я… немного вспылил. Там слишком душно.

Она молчит. Просто смотрит на меня, потирая запястье. Не верит. И правильно делает. Я и сам себе не верю.

Я смотрю на блестящий капот своего "Порше". И что дальше? Сейчас я запихну ее на переднее сиденье, привезу к себе, налью дорогого вина и… что?

Это будет выглядеть именно так, как описала Катя. Как будто я забираю трофей. Это слишком грубо, слишком прямолинейно.

Это не "влюбить в себя". Это принуждение.

Я понимаю, что впервые за вечер у меня нет никакого плана. Я просто ринулся доказывать свою правоту, как баран, и теперь стою посреди парковки, не зная, какой сделать следующий ход. Это бесит еще больше. Я не привык импровизировать в таких вещах.

Нужно что-то делать. Быстро.

Я поворачиваюсь к ней, изображая на лице самую обезоруживающую улыбку из своего арсенала. Нужно вернуть контроль, переложить ответственность. Классический прием.

– Итак, вечер в твоем полном распоряжении, – говорю я максимально легкомысленно. – Куда желает отправиться прекрасная дама, спасенная из шумного логова разврата? Моя карета к твоим услугам.

Я жду. Ну же, давай.

Предложи что-нибудь такое, что идеально впишется в мой стереотип о тебе.

Библиотека имени Лозовского? Там как раз есть круглосуточный читальный зал. Или какая-нибудь убогая кофейня, где можно уткнуться в учебник по матанализу.

Я уже готовлюсь внутренне усмехнуться и согласиться, чтобы потом рассказать Кате, какой предсказуемой оказалась ее серая мышка.

Алиса молчит несколько долгих секунд, глядя куда-то мимо меня, в сторону темной аллеи, ведущей к университетскому городку.

Я вижу, как она обдумывает ответ. На ее лице проскальзывает целая гамма эмоций: страх, неуверенность, а потом… что-то новое. Решимость? Интересно.

Она делает глубокий вдох, словно собирается прыгнуть в холодную воду, и наконец поднимает на меня глаза. Взгляд у нее все еще настороженный, но уже не такой затравленный, как минуту назад.

– Может… просто пройдемся? – ее голос тихий, но на удивление твердый. – Тут до кампуса очень красивая аллея, вся в фонарях. Идти довольно долго… как раз можно успеть поговорить и познакомиться. Если ты, конечно, не против.

Я замираю. Пройтись? Просто. Пройтись. Не в ресторан, не в кино, не ко мне. Пешком. По аллее.

Это предложение настолько простое, настолько… нормальное, что выбивает меня из колеи сильнее, чем любая истерика или каприз. Я ожидал чего угодно, но не этого.

Она не пытается использовать ситуацию, не просит ничего материального. Она предлагает самое элементарное – время и разговор. И это почему-то сбивает с меня всю спесь.

Я смотрю на нее и впервые за вечер вижу не объект для пари, а просто девушку.

– Пройтись… – повторяю я, словно пробую слово на вкус. – Отличная идея. Я как раз хотел подышать воздухом после духоты в клубе.

Мы идем по широкой аллее, залитой теплым светом старинных фонарей. Клуб с его грохотом остался позади, здесь слышно только шелест листьев и наши шаги.

Некоторое время мы идем молча, и эта тишина уже не кажется неловкой. Она какая-то… спокойная. И, к моему удивлению, первой ее нарушает Алиса.

Она больше не смотрит в землю, а с любопытством разглядывает старые корпуса университета, утопающие в плюще.

– Я люблю здесь гулять по ночам, – вдруг говорит она. – Днем тут суета, все куда-то бегут, а ночью кажется, что у этого места появляется душа. Будто стены начинают рассказывать свои истории.

– Истории о заваленных сессиях и несчастной любви? – усмехаюсь я, возвращаясь в привычную роль циника.

– И об этом тоже, – она улыбается, и эта улыбка совсем не похожа на ту испуганную гримасу, что была в клубе. – Но еще и об открытиях, о спорах до утра, о мечтах. Я учусь на историческом. Для меня каждое это здание – живое. Представляешь, кто ходил по этим коридорам сто лет назад?

Она начинает рассказывать. Про какого-то профессора, который прятал запрещенные книги в тайнике за кафедрой. Про студенческую традицию тереть нос памятнику основателя перед экзаменом.

Она говорит увлеченно, жестикулируя, и я ловлю себя на том, что слушаю. Не просто делаю вид, а действительно слушаю.

В ее голосе нет ни капли заискивания или желания произвести впечатление. Она просто делится тем, что ей интересно, как будто мы старые знакомые.

– А ты? – она внезапно поворачивается ко мне. – Почему ты пошел на экономический? Потому что это престижно или тебе и правда нравятся все эти цифры, графики, индексы Доу-Джонса?

Вопрос застает меня врасплох.

Обычно девушки спрашивают про мою машину, про то, где я отдыхаю, про моих родителей. Их не интересует, что мне нравится. Их интересует, что я могу им дать.

А ей… ей просто любопытно. И я, сам не зная почему, отвечаю честно.

– Потому что отец так сказал, – слова вырываются раньше, чем я успеваю их обдумать. – Семейный бизнес. Династия. Все эти громкие слова. Я должен быть готов принять империю. А нравится мне это или нет… кого это волнует?

Я осекаюсь. Слишком откровенно. Слишком по-настоящему.

Я никогда и ни с кем об этом не говорил. Я смотрю на нее, ожидая увидеть жалость или дежурное сочувствие. Но она смотрит на меня с серьезным пониманием. Без осуждения. И в этот момент что-то неуловимо меняется.

Я смотрю на ее профиль в свете фонаря, на то, как ветер треплет выбившиеся из хвоста пряди волос, и понимаю, что уже минут пятнадцать не думал ни о Кате, ни о споре.

Вообще. Игра стала какой-то другой. И мне, черт возьми, становится интересно, какие у нее правила.

Глава 6

Алиса Калинина

Его слова повисают в ночном воздухе, холодные и тяжелые. Семейный бизнес. Династия. Принять империю. Звучит как приговор.

На секунду маска идеального мажора трескается, и я вижу под ней что-то настоящее, что-то уставшее. И в этот момент он перестает быть для меня экспонатом из другого мира.

Он просто парень, которому тоже бывает хреново. Я ничего не говорю, просто киваю. Любые слова сейчас будут фальшивыми.

А потом что-то щелкает, и я начинаю говорить. Сама не знаю, почему. Может, потому что он только что показал мне свою трещину, и мне захотелось показать ему свою, только не уродливую, а ту, через которую у меня пробивается свет.

– А я из-за деда пошла на истфак, – слова льются сами, легко и свободно, смывая остатки клубного унижения. – Он у меня был… настоящий историк. Не тот, что в пыльном кабинете сидит, а тот, для которого прошлое было живым. Он мог часами рассказывать про рыцарские турниры так, будто сам вчера на одном из них был. И он всегда говорил, что история – это сплетни, которые просто очень хорошо сохранились.

Я улыбаюсь своим воспоминаниям.

– Интересные сплетни? – он поворачивает голову, и в свете фонаря я вижу, что он не просто слушает из вежливости. Ему правда интересно. Уголок его рта чуть приподнят в полуулыбке.

– Самые лучшие! – я всплескиваю руками, окончательно забывая о том, что надо быть скромной серой мышкой. – Ты знал, что у Ивана Грозного было семь жен? Семь! И почти каждая закончила плохо. А в Древнем Риме пурпурную краску для тог императоров делали из каких-то морских моллюсков. Чтобы покрасить одну тогу, нужно было десять тысяч этих моллюсков! Представляешь, какая вонь стояла на этих фабриках?

Он смеется. Настоящим, не наигранным смехом. Этот звук кажется таким неуместным на этой тихой аллее и в то же время таким правильным.

Мне хочется, чтобы он смеялся еще. Я вижу, как напряжение покидает его плечи. Он не просто исполняет роль, он здесь, со мной, слушает про вонючих моллюсков и мертвых цариц. И это пьянит похлеще любого коктейля.

Я впервые за вечер чувствую себя… собой. Не бедной студенткой, не объектом насмешек, а просто Алисой, которая обожает историю.

– Так вот почему ты так увлеченно разглядывала эти старые стены, – говорит он, кивая на главный корпус университета. – Пыталась угадать, где император прятал своих жен от очередного моллюска?

– Почти, – я подыгрываю ему. – Пыталась представить, как мой дед бегал здесь студентом. Он говорил, что они с друзьями лазали ночью на крышу и пили портвейн, глядя на звезды. Наверное, с тех пор ничего не изменилось. Только портвейн теперь другой.

Я замолкаю, понимая, что говорю слишком много. Снова о своем, о бедном. О дедушке, о портвейне на крыше.

Это не его мир. Его мир – это виски со льдом и частные джеты. Он тоже это понимает. Я вижу, как его лицо снова меняется. Теплая заинтересованность уходит, уступая место чему-то более привычному. Холодному.

Он тоже только что поделился чем-то личным, про отца, про "империю". И, видимо, решил, что лимит откровений на сегодня исчерпан. Он резко останавливается и смотрит на меня.

– Значит, ты хочешь всю жизнь копаться в пыльных книжках и рассказывать детям про мертвых царей? Не самое прибыльное занятие, тебе не кажется? – его тон снова становится тем самым, из клуба.

Удар. Прямо под дых. Он снова строит между нами стену, кирпич за кирпичом. И самый большой кирпич – это деньги. Он напоминает мне, кто я и кто он.

Я чувствую, как щеки вспыхивают. Но злости почему-то нет. Есть только… разочарование.

Я видела другого Антона. Пять минут назад. И он мне понравился гораздо больше. Я решаю не спорить. Не оправдываться. Какой смысл?

– Каждому свое, – тихо отвечаю я и иду дальше.

Мы доходим до конца аллеи молча. И вот она, моя карета, которая вот-вот превратится в тыкву.

Общежитие номер три. Убогое пятиэтажное здание с облупившейся желтой краской и темными окнами, за которыми спят такие же, как я, "бюджетники". На фоне его блестящей иномарки, оставшейся там, в другом мире, моя общага выглядит особенно жалко.

Конец пути. Он провожает меня до самого крыльца, заляпанного чем-то липким. Неловкая пауза.

– Ну… вот я и дома, – я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, что сказать. Спасибо за то, что вытащил из клуба силой? Спасибо, что напомнил о моей нищете?

– Да уж, Версаль, – кривит он губы, оглядывая фасад.

Я молчу. Он делает шаг ко мне. Сердце ухает куда-то в пятки.

Он считает, что этот разговор, эта прогулка – это прелюдия. Что теперь я должна быть благодарна и податлива.

Его лицо совсем близко, я чувствую запах его парфюма, смешанный с ночной прохладой. Он уверен в себе, в каждом своем движении. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня.

Он не спрашивает. Он просто берет.

И в этот момент что-то во мне взрывается. Нет.

Я мягко отворачиваю голову в сторону, и его губы вместо моих встречают прохладный воздух.

Он замирает, его рука все еще лежит у меня на талии. В его глазах – чистое, незамутненное недоумение. Отказ. Ему отказали. Наверное, это слово ему вообще не знакомо. Он смотрит на меня так, будто я вдруг заговорила на древнеарамейском.

– Слишком быстро, – шепчу я, и мой голос, на удивление, не дрожит. – Извини.

Я не даю ему опомниться, ответить, разозлиться. Я высвобождаюсь из его хватки, делаю шаг назад, к спасительной двери.

Его лицо в полумраке крыльца – это маска растерянности и уязвленного самолюбия. Он что-то открывает рот, чтобы сказать, но я уже разворачиваюсь.

– Спокойной ночи, Антон.

И я убегаю. Просто сбегаю, как последняя трусиха, в спасительную вонь своего общежития. Я не оглядываюсь, но спиной чувствую его взгляд – тяжелый, злой, непонимающий.

Я взлетаю по лестнице на свой этаж, влетаю в комнату и прижимаюсь спиной к двери, пытаясь отдышаться. Сердце колотится, как сумасшедшее.

А внутри бьются два диаметрально противоположных чувства: злость за его слова и восторг от того, что он хотел меня поцеловать.

Глава 7

Студгородок Prestige International University (“Элитки”)

Жилой корпус элитных квартир для студентов

Антон Разумовский

Дверь в апартаменты захлопывается с грохотом, который эхом разносится по пустой гостиной. Ключи летят на стеклянный столик с резким звоном.

Тишина. Стерильная, дорогая тишина моего мира, которую я только что нарушил, как варвар.

В ушах до сих пор звучит ее тихое, убийственно вежливое “Слишком быстро”.

Слишком быстро?!

Да что она, блять, о себе возомнила?!

Я прокручиваю в голове последние полчаса, и каждый кадр только усиливает тупую, ноющую злость. Ее испуганные глаза у клуба, наш странный разговор на аллее, ее увлеченное лицо, когда она рассказывала про своих мертвых царей… и этот финальный жест. Легкий поворот головы, и мои губы встречаются с пустотой. Пустотой!

Да кто она такая?

Очередная бюджетница из своей вонючей общаги, которая решила, что она особенная. Что она может играть со мной по своим правилам.

Я прохожу к панорамному окну, за которым раскинулся спящий город, залитый огнями. Мой город. Здесь все покупается и продается. Все. И все играют по моим правилам.

А она… она просто посмотрела на меня так, будто я не центр вселенной, а просто… парень. Слишком наглый парень, которому нужно указать на его место. И это бесит до скрежета зубов.

И тут же, как ядовитая змея, в голову вползает мысль о Кате.

Я почти физически вижу ее ухмылку, слышу ее смех, когда я расскажу ей, что провалился. А я провалился. Прямо сейчас, в эту самую минуту, я проигрываю.

Она будет смаковать эту историю, пересказывать ее всем нашим общим знакомым, добавляя унизительные детали. “Представляете, Разумовский не смог склеить какую-то серую мышь! Она его просто отшила у порога своей ночлежки!”.

Мое самолюбие, раздутое годами вседозволенности и легких побед, сейчас съежилось до размеров горошины. Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Нет. Я не проиграю. Только не ей.

– Ты собираешься крушить мебель или сразу в окно выйдешь? – раздается сонный, раздраженный голос из спальни.

Из темноты появляется Егор. Мой сосед. Вечный отличник и зануда, сын какого-то там замминистра.

Он щурится от света, на нем дурацкая пижама в клетку. Он единственный человек в этом университете, которому плевать на мою фамилию.

– Отвали, Меншиков, – рычу я, не поворачиваясь.

– Ага, сейчас. Который час? Три ночи. У меня завтра в девять семинар, на который ты, разумеется, забьешь. Так что будь добр, изображай свою вселенскую скорбь потише.

Он проходит на кухню, наливает себе воды из фильтра. Его спокойствие действует на нервы. Он всегда такой – правильный, рассудительный. Иногда мне хочется его ударить. Просто чтобы посмотреть, выйдет ли он из себя.

– Что, опять с Катькой своей сцепился? – спрашивает он, делая глоток. – Не пойму, что вы делите. Вам обоим давно пора к психотерапевту. Диагноз “токсичные отношения” вам поставят еще в приемной.

– Дело не в Кате, – выдавливаю я. Слова застревают в горле. Признаться ему – это как расписаться в собственном бессилии. Но молчать еще хуже. Злость и унижение ищут выход, и Егор – единственная доступная мишень.

Я резко разворачиваюсь.

– Меня отшила девчонка. Доволен?

Он смотрит на меня поверх стакана. Не смеется. Не удивляется. Просто смотрит. И это молчание хуже любой насмешки. Оно говорит: “Ну надо же, великий Антон Разумовский столкнулся с реальностью”.

– Отшила? – он наконец ставит стакан. – Прямо так и сказала “пошел вон”? Или это была какая-то более изящная формулировка?

– Она сказала “слишком быстро”, – цежу я сквозь зубы. – А потом просто сбежала в свою конуру.

Егор хмыкает и качает головой. Он облокачивается на кухонный гарнитур, скрестив руки на груди. Вид у него такой, будто он сейчас начнет читать мне лекцию по теории вероятностей. И, по сути, он ее и начинает.

– Ну, так может, это и правда было слишком быстро? – его тон абсолютно спокоен. – Ты когда-нибудь думал, что девушки – это не спорткары? Нельзя просто подойти, вставить ключ и поехать. Некоторые модели требуют прогрева двигателя, понимаешь?

– Очень смешно, – я падаю в кресло. – Не тебе, с твоими учебниками, рассуждать о девушках.

– Возможно, – легко соглашается он. – Но я, в отличие от тебя, не врываюсь в три часа ночи в квартиру с таким видом, будто у меня украли наследство. Значит, моя тактика работает лучше. Ты ведь привык, что все происходит мгновенно. Щелкнул пальцами – принесли шампанское. Провел кредиткой – купил часы. Улыбнулся – девушка твоя. Но мир, прикинь, не всегда работает по твоим правилам.

Его слова, простые и очевидные, бьют точнее, чем я ожидал. Он прав. Чертовски прав. Я привык получать все и сразу. А Алиса… она другая.

Она не из этого мира. Ее не впечатлила моя машина, она не спросила про моих родителей. Она рассказывала про Ивана Грозного и пила какой-то идиотский розовый коктейль.

Она даже не пыталась мне понравиться. И в этом, наверное, вся проблема.

– Иногда, Антон, нужно приложить усилия. Не просто показать, какой ты охуенный, а… заслужить. Доверие, например. Узнать человека. Дать ему узнать тебя. Это работа, чувак. А ты работать не привык.

Он говорит это без злобы, просто констатирует факт. Как будто читает строчку из финансового отчета. И эта его отстраненная правота злит и отрезвляет одновременно.

Я вспоминаю ее лицо на аллее. Она слушала меня. Искренне. Когда я ляпнул про отца и “империю”, она не начала поддакивать или жалеть. Она просто поняла. И в тот момент я, кажется, тоже что-то понял. А потом сам все испортил, вернувшись к привычной роли напыщенного мудака.

– Все, философский кружок закрыт, – Егор зевает, потягиваясь. – Мне реально надо спать. А ты… ты подумай. Может, твоя “особа” стоит того, чтобы потратить на нее чуть больше времени, чем на выбор новой рубашки.

Он разворачивается и уходит обратно в свою комнату, оставляя меня одного в полумраке гостиной. Свет от ночного города заливает дорогой паркет.

“Заслужить доверие”. Это словосочетание кажется мне чужим, иностранным. Я не знаю, как это делается. Меня этому не учили.

Но сейчас, глядя на огни чужих жизней за окном, я понимаю, что это, возможно, единственный способ выиграть. Не спор у Кати. А что-то другое. Что-то гораздо более важное и, черт возьми, интересное.

Глава 8

Студгородок Prestige International University (“Элитки”)

Обычный корпус общежития для студентов

Алиса Калинина

Утро врывается в нашу комнату без стука – солнечным лучом по глазам и Никой, которая трясет меня за плечо с энтузиазмом золотоискателя, нашедшего самородок.

Я мычу что-то нечленораздельное и натягиваю одеяло на голову, но это бесполезно. От Ники не спрячешься. Она срывает мое укрытие, и ее лицо, сияющее от любопытства, оказывается прямо перед моим.

– Ну?! Рассказывай! Немедленно!

– Ник, отстань, – хриплю я, пытаясь сфокусировать взгляд. – Голова болит.

– Голова у нее болит! Еще бы ей не болеть после такой ночи! – она плюхается на край моей кровати, которая жалобно скрипит. – Ты хоть понимаешь, что произошло? Ты ушла из клуба с самим Разумовским! Я не спала всю ночь, ждала тебя, как Хатико. Думала, ты вообще не вернешься. Он тебя куда-то увез? Что было? Он… он тебя поцеловал?

Ее вопросы сыплются, как пулеметная очередь. Я сажусь, тру глаза.

Воспоминания о вчерашней ночи накатывают мутной волной: его холодные пальцы на моем запястье, странный разговор под фонарями, его лицо совсем близко… и мое бегство.

Мне неловко. Стыдно. Как будто я сделала что-то не то, хотя сама не понимаю, что именно.

– Мы просто прогулялись, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более ровно. – Прошлись по аллее до общаги. Все.

– Просто прогулялись? – Ника смотрит на меня с откровенным недоверием. – Алиса, это же Разумовский! Он не "просто гуляет". Он берет то, что хочет. Так что давай, выкладывай. Был поцелуй?

Я отвожу взгляд и смотрю на наш обшарпанный подоконник. Говорить об этом вслух – значит, сделать это реальным. Признать, что этот момент был, и я его… испортила?

– Он пытался, – тихо выдавливаю я. – Но я… увернулась.

Тишина.

Ника замирает с открытым ртом. Ее глаза становятся размером с блюдца. Она смотрит на меня так, будто я только что призналась, что голыми руками задушила дракона. Проходит секунда, другая, а потом она издает какой-то сдавленный визг и вскакивает с кровати.

– Ты. Отказала. Разумовскому? – чеканит она каждое слово, размахивая руками. – Алиса! Да ты… ты моя героиня! Мой кумир! Ты хоть понимаешь, ЧТО ты сделала? Ему никто. Никогда. Не отказывал! Девчонки сами на него вешаются, готовы на все ради одного его взгляда! А ты… ты его просто отшила!

Ее восторг кажется мне диким и неуместным. Я не чувствую себя никакой героиней. Я чувствую себя идиоткой, которая сначала поддалась на его обаяние, а потом трусливо сбежала.

Его обидные слова до сих пор звенят в ушах. Он сначала показал мне проблеск чего-то настоящего, а потом сам же затоптал его своей мажорской подошвой. Отказ был просто инстинктом самосохранения.

– Да не отшила я его, – я фыркаю, вставая с кровати и направляясь к шкафу. – Просто… это было слишком быстро. Я его совсем не знаю.

– "Слишком быстро"? – передразнивает она меня писклявым голосом. – Да для него это как вечность! Он привык получать все по щелчку пальцев! О боже, я должна рассказать девчонкам! Нет, я никому не расскажу, это будет наш секрет. Но ты… ты просто легенда!

Я молча достаю джинсы и свитер. Мне не хочется быть легендой. Мне хочется, чтобы этот день прошел как можно незаметнее. Чтобы я не столкнулась с ним в коридоре. Чтобы он вообще забыл о моем существовании. Потому что после такого унижения он меня просто так не оставит.

Такие, как он, не прощают отказов.

Учебный день тянется, как резиновый. Лекция по медиевистике, семинар по историографии – я сижу, делаю вид, что слушаю, а сама мысленно прокручиваю вчерашний вечер. Вот он смеется над моей шуткой про моллюсков, и в его глазах что-то теплое. А вот он смотрит на нашу общагу с брезгливой ухмылкой. Два разных человека. Какой из них настоящий? Или оба – просто маски? Вечером, когда я уже мечтаю завалиться с книгой на кровать, в комнату влетает Ника, возбужденная и деятельная.